Бесплатный фрагмент - Поэмы пылающего ангела

Vysheslav Filevsky

Поэмы пылающего

ангела

Белу-Оризонти, 2019

Чудо?

Ничего отрицательного… скучная, однообразная книга: только чистая райская любовь, обсасываемая со всех сторон…

Зачем это нужно — а ни зачем. Это чудо святой Лузии, блажь её. Прихожу в церковь, смотрю на изображение святой — и рождаются строки… Никакого сомнения в том, что они принадлежат не мне, а духу святой Лузии. Потому что, если б не пришёл и не посмотрел — ничего не было бы… Причём пришёл именно в этот храм и посмотрел на изображения, которые есть там, а ни где-нибудь… Таким образом я оставляю свидетельство о чуде святой Лузии… А что же это такое? Это не два, не десять стихотворений. Это уже третья книга…

Реклама храму? — Нет. Туда полно народу ходит. Но никто не стоит пред образами святой Лузии и не записывает, сообщаемые строки. Потому что она никому другому ничего не внушает, как кажется. Не вижу…

Чудом является и то, что именно в Бразилии, во граде Белу-Оризонти надо мной истончается духовное небо и я приобщаюсь к бытию ангелов, к сожалению, только на время… Иногда такое восхождение я совершаю сам. А иногда меня как бы берёт за руку святая Лузия и мы возносимся вместе, сквозь своды церкви или по дороге в храм…

Да, я нахожусь в определённых отношениях с духом святой, живущим, как чувствую, в храме её имени в Белу-Оризонти… Он именно там? — Да!.. Во всяком случае, для меня. Потому что вот, у меня дома есть иконка святой Лузии. И общения не происходит, как это обычно и бывает у людей. Ну стоит себе и стоит… Тем более, я уезжал в Россию, очень страдал там. А Лузия навещала меня только два раза — и всё, и хватит, мол, тебе, хоть сдохни…

Конечно, мы все очень разные. Но слышать то, что в России некая особая, высокая духовность, мне странно. Лично меня дух России рубежа ХХ-ХХ1 веков угнетает. Мне хочется писать исключительно об ангелах. А Россия и воспоминания о ней властно тянут на Землю. Это не то, о чём бы хотелось писать. Стражду Неба, рая его…

Отношения со святой? Это возможно? — Да, возможно. Да, отношения. Потому что есть обратная связь. И отношение Лузии ко мне бывает разным… Конечно, у духов движение чувств не происходит с такой скоростью, как у людей, но — происходит… Свидетельствую.

Действия святой Лузии на меня изливаются двояко. Чаще она даёт мне сильный духовный толчок, обозначая основную мысль высказывания. Реже — вводит в сознание стихотворение полностью…

Стихотворения ли то, что я пишу? — Понимаю: не всякий рифмованный текст — стихотворение. В настоящем стихотворении присутствует некая сила — духовное движение, которое передаётся воспринимающему и, как говорят, цепляет его… Эта сила — страсть. Мои же работы по определению бесстрастны, потому что я пишу о небесной любви. И как только такая любовь приобретает оттенок страсти, она сразу же падает на Землю, становится понятной и, будучи выраженной в стихотворении, получает возможность «зацепить» читателя… Может быть, где-то так и получилось. Но я не хотел.

Я не пользуюсь понятием вдохновение. Оно у меня связывается с чем-то, если не откровенно низменным, то явно приземлённым. «В крови горит огонь желанья», «Подъезжая под Ижоры»… Бррр. Такого писать не хочу. Поэтому духовное общение со святой Лузией, сообщение мне стихотворных строк вдохновением называть не хотелось бы.

Мне не нужен читатель? — Получается, да. Потому что стремлюсь только к ангельской любви. У описаний такой любви не может быть потребителя, или я ничего в жизни не понимаю…

Я сумасшедший? — Здесь не поспоришь. Сейчас каждый — врач, всезнайка, грубиян и пророк. Но я сумасшедший тихий, никому не навязывающий своих представлений. Только оставляющий свидетельства в Интернете. Это безвредно, ведь Интернет — тёмный заколдованный лес. Лечить меня — только издеваться и деньги тянуть. Врачам страстного стяжателя из меня не сделать. Они могут искалечить только мозг. Но сердце души, горящее ярым пламенем, погасить уже невозможно. И этот огонь уйдёт в вечность по смерти тела. Я по-настоящему живу во время рождения текстов и молитв, которые этому предшествуют. Когда же голова устаёт и вынужден отдыхать, лежать — это уже не жизнь, а печальное недоразумение…

На свете полно страстных стихов. Но и самые убогие из них любимы народом, если цепляют током душевной силы, даже если они глубоко отрицательны по своей сути… Вы меня поняли. Прощайте.

Вышеслав Филевский, Белу-Оризонти,

20.04.2019 г.

Посвящаю эту книгу всем, кто научил меня любить: великому Непостижимому, святой Лузии и супруге — Элизабет.

«Любовь — это жизнь, это главное,

от нее разворачиваются и стихи, и дела, и все пр.

Любовь — это сердце всего. Если оно прекратит работу,

все остальное отмирает, делается лишним, ненужным».

В. Маяковский, Неотправленное письмо-дневник, 1923 г., РГАЛИ

Страницы любовного дневника

Ненаписанная картина

(Сто сорок первый взгляд на изображение девственного лика святой Лузии,

что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Жить стáтуей, фреской, картиной изящной,

Сложившись в мозаику, встать и застыть

Кому-то нелепым, кому — огнезрачным,

Обедням внимать, душу мира любить,

Стараться единым быть в сердцебиенье

С приходом, планетой, Вселенной, с тобой,

Мой ангел, любовь и молитвенный гений,

Внушая то ль райский, то ль смертный покой…

Жива иль мертва ты? — Нелепо судачить

О жизни людской и о небытии!..

Я жизнь на любовь легкомысленно трачу,

Лузия, к тебе. Мне иное претит.

Чреда бренных лет неизбежно минует.

Я стану, как ты, и на фреске замру

Под именем чьим-то, Предвечность целуя,

Прильнувши к любимой, дух в Небо простру.

Пребудем всегда в поцелуе едины,

Познав наши души как нечто одно.

Бытийствовать так — нам судьбой суждено:

Скульптурою, фреской, иконой, картиной…

Увлечение пресным

(Сто сорок второе касание духа святой Лузии)

Небесная любовь для страстного скучна:

Одни оттенки счастья и блаженства.

Как пресно неземное совершенство!

Но им душа увлечена,

Опьянена причастием любовным.

Незримо всё: священник, чаша и нектар,

Пылает во весь мир алтарь…

Среда любви, не ты ли храм бездонный,

Где каждый миг молитв сверкает, как алмаз,

Где нету стен и огненны иконы.

В них ликов нет. Есть только взгляд влюблённый

Твоих, Лузия, чистых глаз.

Где проповедь, как поцелуй, бессловна,

Благословенье сердце искрами кропит…

Душа то ль бодрствует, то ль спит,

Творца Вселенной чуя в изголовье…

Одно и то же каждый миг…

Сгорают дни и годы, словно свечи.

И пресные стихи струятся, как родник,

Что, как Любовь, и свят, и бесконечен.

Прекраснейший плод Мирового Древа

(Сто сорок третье касание)

Касайтесь, глаза, суеты только вскользь.

Тянитесь к любимой, духовные очи.

В единстве с ней — рай. А суете ж только рознь.

Стремлюсь в Небеса, чтоб блаженство упрочить.

Мне мало в притворе счастливых минут.

Святой тишины перед образом мало.

Небрежные речи сознание жгут.

Жестоко Земли ядовитое жало.

«Лузия, спаси! — сердце тонет в слезах, —

Я гасну. Мой огнь подпитай своим взором». —

Но смотрит печально святая с укором:

«Не лепо мне вечно стоять на часах.

Будь сильным в любви: слабым Рай недоступен.

В прошенье о счастье не ослабевай,

О том, чтоб гореть с миром ангелов вкупе. —

И Вышний подаст. Будь в упорстве безумен,

А в огненном чувстве, как птица, бездумен»…

Любовь так желанна, нежна и святá,

Что нет выше счастья гореть в Её чреве.

В бессмертье любовное искренне верю.

Любовь — плод сладчайший на жизненном древе,

Что не по земному желанна, чиста.

Молитва во время мытья полов

(Сто сорок четвёртое касание)

Вон, разум, из сознанья! Ты мешаешь

Сосредоточившись в любви благоговеть

И, пламенной средою восхищаясь,

Ей подражая, рифмами гореть:

Свечой, костром быть, пещью иль горнилом,

Огнём сердечным сущее объять,

Коснуться в духе губ и сердца милой

И в радости единой полыхать…

Ты, я, огонь бушующий в притворе…

Его не чуя, сторож драит пол.

Столпы огня — живой души основа.

Нечувствие их — худшее из зол.

Не видящему огнь не чувственна и святость.

Ведро грохочет. Мыльная вода

Струится между ног. Она, о радость,

Не причиняет пламени вреда…

Я ж прочь иду. Мокры следы сандалий.

Вокруг же сонмы солнц. Средь них, Лузия, мы…

Любовь, как всполохи твои странны,

Безумны и прекраснозвёздны дали!

Предчувствие вознесения

(Сто сорок пятый взгляд на изображение девственного лика святой Лузии,

что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

На чьей груди духовной замереть,

Лжи не боясь и не страшась лукавства,

Доверясь, от ошибок не сгореть?.. —

Ты, ты…

Любовь к тебе — изысканное яство.

Вкусил — в душе божественный покой.

Я сердцем запах вечной жизни чую.

И, побеждённый суетой мирской,

Слабея телом, духом торжествую.

Убогий — будто немощный старик —

Народов и времён сильнейший телом…

Но почему твой взгляд в меня проник?

Моя любовь, ты чтó на самом деле? —

Не слабость, не-ет, не омраченье чувств,

Ты — смысл и суть бытья, предназначенье.

Любя Лузию, Вышнему клянусь,

В святой любви превозмогая тленье.

Умру, как все, о да… Но огненным лучом

Я вознесусь, безумствуя бесстрастно

В любви, смеясь: над мною смерть не властна…

Молюсь… Как царь, в благоговенье облечён.

Изменение образа

(Сто сорок шестой взгляд на образ святой Лузии в церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Печаль не престала небесному лику.

Неточен был скульптор, ваяя тебя.

Читаю твой дух, как священную книгу,

Иную Лузию в сознанье лепя —

Подобие рая. Не хватит ни красок,

Ни древа, ни камня, чтоб рай воплотить.

Не травы: Лузия сама мне лекарство.

Смотрю — и теряюсь. Могу лишь любить

И плакать. Под взглядом Лузии я никну.

Не личность. Беспомощен, словно слеза

Иль воск от свечи, что случайно на книгу

Упал и прильпнул. И разнять нас нельзя.

Один я ничто. Но в тебе я, как светоч.

В молитве единой, дыханьем одним

Бытийствуем чистым духовным дуэтом,

Самим выраженьем небесной любви…

Лузии душа мне — любовная книга,

Что писана вышней рукой в Небесах.

В смирении к Духу святому воззвах,

К вновь явленой деве я нежно приникну.

Огненная нить

(Сто сорок седьмое касание духа святой Лузии)

Проходит всё, что мы в безумии творим.

Сменяет поколенье поколенье.

Лишь огнь любовный временем необорим:

Он не подвластен смерти и истленью,

Как храм иль образ — ни взорвать, ни осквернить.

Утишить пламя сердца смерть не в силах…

Меж мною и Лузией огненная нить.

И с этим чудом смерть несовместима.

Однажды взяв своё, она отпрянет, как змея.

Любви же пламень не престанет.

Люблю — и вечен, не чета тебе, Земля!

Целую мир горящими устами,

Не проповедуя, любя лишь для себя:

Моё горение — не путь к наживе.

Нельзя служить Деньгам, Всевышнего любя.

Где деньги — всё неверно, бренно, лживо.

Хотя возможно в жизни и на лжи стоять

Тысячелетья, мня, что на граните.

А я, пленённый огненною нитью,

Тянусь к Лузии, ангелом мечтая стать.

Хочу

(Сто сорок восьмой взгляд на изображение девственного лика святой Лузии,

что в притворе церкви её имени в Сидпджи Нов в Белу_Оризонти)

Как ты, устремив взоры в вечность, застыть;

Как ты, стать бесстрастным, ни в чём не нуждаться;

Уйдя от сует, Творца мира любить

И Духа Его мимолётно касаться,

Духовно царя, в сопричастье Ему,

Нечувственным быть ко людскому злословью,

Понять как нелепость мирскую вину,

Питаться молитвой, небесной любовью.

Гордыню и скромность, как ты, совместив,

Парить хочу выспренне, птицей, беспечно,

Обиды и скорби забыв и простив,

Быть сдержанным, чистым; как ангел, сердечным.

В те души, что жаждут любви, проникать.

Хочу их окутывать благоговеньем,

Подвигнуть от райского счастья рыдать

И длить в бесконечность святые мгновенья

Общенья с Предвечным. Ценить их, как ты.

Любовь и молитва, что в мире дороже?

Смотрю на тебя — и ничто не тревожит.

Люблю! Всё иное — пустые мечты.

Нетрадиционное исповедание

(Сто сорок девятый взгляд)

Общенье в духе… Кружится глава…

Упасть пред образом, рыдать бесслёзно…

Лишь пламя — уж какие тут слова?!..

Минуют незаметно зимы, вёсны…

Прошло и лето: осень на дворе,

Вот, тело смертным хладом овевает…

Я ж знаю лишь одно: в любви гореть,

Признания сердечные слагая,

Целуя близ тебя земную твердь:

Она насыщена твоим дыханьем…

Коснуться? — Я рискую умереть

От счастья и избытка ликованья.

Приблизившись, безумным становлюсь,

Себя теряю, становлюсь блаженным.

Тебе, не разнимая губ, молюсь…

К горенью понуждают пол и стены.

Я отрок в недрах пламенной пещи —

Любви, которую в меня вдохнула

Лузия, ты, и в счастье оболкнула,

Внушив служенья непривычный чин.

Наш остров

(Сто пятидесятый взгляд на изображение святой Лузии)

Тот остров любви, что ты духом воздвигла, —

Спасенье от чёрного моря страстей —

В сознанье возник по сердечной молитве,

Расцвёл, укрепился в своей красоте

Пречистого Неба. Туч — как не бывало.

Смерч там, за твоею духовной стеной,

Святая Лузия. Ты горе попрала,

Простёрши свой остров любви надо мной.

И за руку взяв, вознеся в его кущи,

Сказала: «Живи и смиренно дерзай.

В молитве с тобою господь Присносущий.

Слезами любви его Дух омывай

И дли благодарность. Она в основанье

Той тверди, что в горнем огне ты обрёл.

Любить — твоё счастье, удел и призванье.

Ты в остров вошёл. Он — святой ореол».

Пылай же, наш остров, в полымени сущий,

Над морем вознесшись, победно пари,

И благоговенье в молчанье твори

Тот рай, что придёт ко мне в жизни грядущей».

Криница

(Сто пятьдесят первый взгляд на изображение девственного лика святой Лузии,

что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Я пью, не в состоянии напиться…

О жажда Духа, как ты велика!

Неистощима вышняя криница —

Чиста, сладка, прозрачна, глубока.

Я пью и плачу: Дух течёт по жилам,

Преображая гниль телес в любовь

К тебе, моя душа, Санта-Лузия.

Твой лик, как солнце, мне златой

Пылает в духе сгустком счастья.

Им обожжённый, я навек прельщён.

И, ощутив духовные объятья,

Приник — и пью, любовью освящён,

Небесное блаженство. И касанье

Твоего духа сердца моего

Всё изменило. Девственны лобзанья

С Лузией, с присносущим Божеством…

Криница средь цветов благоговенья

В лугах молитвенных целебных трав…

Пусть еретик — я бесконечно прав.

В объятье замер — и отверг движенье.

Простота

(Сто пятьдесят второе касание духа святой Лузии)

Как достичь простоты? — Стать подобным траве,

Жизнь любя, к ясну солнцу тянуться,

Безрассудно пред Господом благоговеть,

Распростёрши в мольбе стебли-руцы,

В беззаветной любви семена разбросать:

Благодатно любовное семя!

И любить свою землю — Отечество-Мать,

Невзирая на смутное время…

Как достичь простоты? — В Небеса улететь.

В их церквах нет земного лукавства.

Нет нужды в покаянье притворном скорбеть,

Но вкушать присносущие яства:

Радость быта в пределах бесстрастной любви,

Счастье жизни в объятьях бесплотных…

Их достиг — и попятный путь необратим.

Так ликуй же в любви беззаботно,

Дух незримый и пламенный мой, как заря,

На Земле Небеса возжигая,

Как и ты, о Лузия святая,

Безвозмездно любовь одержимым даря!

Взрыв Первоначальный

(Сто пятьдесят третье касание)

Ты ангел — ведь в тебе и глубина, и мудрость.

Проста, как Небо: тот, кто сложен, тот не Бог.

Чиста, как мира, только зародившегося, юность.

Тебе неведомы оценка и упрёк.

Живая… Можешь мне «сказать»: «Уйди, с глаз скройся!» —

Не смея возражать, смиренно ухожу:

Люблю Всевышнего — и нет к тебе вопросов.

Я более зеницы ока дорожу

Любовным даром, с высоты Небес нисшедшим.

Любое наказанье от тебя стерплю.

Расстаться с телом, чем любовь утратить — легче,

Чем не шептать во сне и наяву: «Люблю!»,

Чем не рыдать… Ты, словно Взрыв Первоначальный,

Вселенную души с улыбкой создала

И причастила Вышнему любви лучами.

Бразилия святые роды приняла.

И вот я здесь. Блаженствую, благовествую,

С Америкой Латинской неразрывно слит.

И, чую, Вседержитель мне благоволит.

И стихославием моей любви цвету я.

Родина, Правда и жизнь истинная

(Сто пятьдесят четвёртое касание)

Родина… то ли ты место, где мама

В муках и криках меня родила? —

Да… Только горняя Родина в храме —

В храме души, что с Небес низошла.

В истинной Родине мне по прошеньям

В сердце души Вышний искру сронил.

Искру разжёг я в молитвах блаженных

В огнь, что в очах дольный мир заслонил.

С этим огнём я пришёл в храм Лузии.

В взгляде меж нами прошла молонья.

Вспыхнул огонь наш с удвоенной силой.

Мне улыбнулась Лузия, маня:

«Руку! —

Даю… Мы в превыспреннем злате. —

Ты справедливость искал? — Она здесь.,

В церкви любви и полыменной Правды:

Ты не нашёл на Земле, чего несть».

В пламень Отчизны вступил я и понял:

«Мама, прости, Небеса мне родней».

Нежно целую её я ладони…

Нет, не из плоти — духовны оне:

Мама скончалась. Мы встретились внове,

В радостном плаче за йдясь, обнялись…

«Вот и узнал, что есть Правда и Жизнь», —

Молвила Санта-Лузия с любовью.

Исчезновение

(Сто пятьдесят пятый взгляд на изображение святой Лузии в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Один твой взгляд — и я с Земли исчез.

Не нужно средств иных, чтоб в Рай переместиться…

Средь ангелов. Инопланетна весь.

В покое, будто смертном, счастлив я забыться,

Средой невоплощённых душ дышать —

Питаться, будто в чреве матери зародыш.

Любить — и больше ничего не знать…

Лузия, божество, ты в горнее уводишь,

Спасая от страстей, что подло бьют,

Хоть я с тобой одной лишь вечной жизни жажду.

Твои глаза на Небеса зовут…

Лечу… Нет нýжды приглашать в блаженство дважды.

Там, вместе — становлюсь я сам собой…

А тело?.. Да моё ли? — Я его не знаю.

На Родине — средь ангелов — я свой.

А здесь чужак, и от обид землян страдаю.

Один твой взгляд — восхищен и спасён.

Единый поцелуй — как ангел, я очищен

И духом всемогущего Творца насыщен,

И в сущее, как и в тебя, влюблён.

Чудо святой Лузии

(Сто пятьдесят шестое касание духа святой Лузии)

Не я, но дух возлюбленной Лузии

Рождает строки, что из сердца в мир текут.

Её глаза меня преобразили.

Изъять их светоч из души — и я, как труп:

Вокруг всё будто серо и постыло.

Но тянет в храм припасть и сок духовный пить.

Там чудо дивное душа вкусила:

Познав Лузию, мир и Вышнего любить.

Близ девы сей любовью мир сочится:

Живое, не живое — всё любовь лучит.

Огнём предвечным сущее искрится.

И благодать духовный ток в душе творит.

Ворвавшись в сердце, огнь взметает пламя,

Свечу преображая в ярую звезду.

Лучи звезды становятся стихами.

Я в их сиянье нравственно расту.

В любви всё в жизни ясно и понятно.

Смешна Земля с её убогой суетой.

Горя, пишу стихи — и на душе покой,

И пламенная радость необъятна.

Школа святой Лузии

(Сто пятьдесят седьмое касание)

Спасенье с лоном материнским схоже.

Я в нём. Горю в любви и будто сплю.

Сон тих и по небесному восторжен.

Я грежу счастьем и шепчу: «Люблю…»

Кого и что — не знаю: всё на свете.

Душа не ищет для любви причин.

Но каждый вздох мой чистотой отмечен,

А в выдохе — сочувствия лучи.

Лузии церковь — школа. Дух бессловен.

Он учит длить горенье в чистоте

В быту, что лону вышнему подобен,

В его святом и радостном посте.

Покой так пресен!.. Радостью насыщен.

Легка жизнь — словно ангельский полёт.

Я в лоно жизнеродное восхищен.

В улыбке таю годы напролёт

От счастья чистоты, в её зарнице.

Я чистотою грежу наяву.

И пред Всевышним преклоня главу,

Стремлюсь любви божественной учиться.