Бесплатный фрагмент - Подвижники земли русской — 2

Учебное пособие. Книга вторая. Издание второе.

Книга основана на материалах, полученных в результате осуществления социально значимого проекта «Подвижники земли русской», реализуемого на средства государственной поддержки, выделенной в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации №243-рп от 25.07.2014 года.

Обработка фотографий: Максим Морозов.

Коммерческие права на издание принадлежат В. А. Баимову, e-mail: ngkras@rambler.ru, Т. +7-913-532-19-01 (Красноярск).

Связаться с автором можно по e-mail: soulrona@list.ru, ginder1982@gmail.com

© Баимов В. А., 2018 г.

© Гиндер В. Е., 2018 г.

Книга 2. Биографии

Посвящается бегущим к нетленной награде

Предисловие автора

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовется, —

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать…

Ф. Тютчев («Нам не дано

предугадать», 1869)

Дорогой читатель!

Книга, которая перед тобой, — это не сборник житий канонизированных святых, не серия повестей о священниках, не энциклопедия тружеников производства.

Это учебное пособие для тех, кто хочет научиться излагать биографии служителей религиозных организаций и групп адекватным для массового читателя языком. Своеобразный кольцевой мост, расширяющий возможности взаимодействия церквей и общества.

Данная книга преследует научные и учебно-методические цели. Представленные ниже биографии — это наглядные примеры разных форм подвижничества в религиозных организациях и группах. Жизнеописания опираются на научную литературу, документы архивов и «живой материал» (воспоминания, интервью, свидетельства). Особенности конфессионального духовного опыта и мировоззрения учитываются и местами даже разъясняются, но в стиле изложения нет елейности, высокопарности, надрыва и тому подобного.

Нами не ставилось цели возвеличивания персонажей книги. Похвалы были опущены везде, где это было возможно.

Во-первых, никто из них не желал и не желает проявить черную неблагодарность к Богу-Творцу:

«Не обманывайтесь, братия мои возлюбленные. Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов, у Которого нет изменения и ни тени перемены» (Иак. 1:16—17).

Во-вторых, христианские подвижники руководствуются евангельским идеалом смиренномудрия:

«…Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого выше себя» (Флп. 2:3).

В-третьих, если они и хотят стать «звездами», то совсем не звездами шоу-бизнеса:

«И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде — как звезды, вовеки, навсегда» (Дан. 12:3).

«Торжествует отец праведника, и родивший мудрого радуется о нем» (Притч. 23:24).

Им самим не нужны ни хвалебные отзывы, ни почетные звания. Соответственно, и биографии их поданы иначе.

В-четвертых, «корысть» людей, чьи биографии приведены в книге, позитивна — это польза не только для себя (большая благодать, Иак. 4:6, нетленный венец, 1Кор. 9:25), но и для других.

«…И уразумеют все церкви, что Я есмь испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим» (Откр. 2:23).

Христианские подвижники трудятся, «делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Еф. 4:28), ревнуют о дарах духовных «к назиданию церкви» (1Кор. 14:12), благовествуют для того, чтобы и другие стали Божьими наследниками и прославили Бога (Еф. 1:11). Награду за это они ожидают не от людей, а от Бога. Поэтому и работают они с поразительным рвением, «как для Господа, а не для человеков» (Кол. 3:23—24).

В-пятых, быть подвижником — нелегко. Жизнь подвижников похожа на долгий забег со множеством препятствий, и не каждый стартовавший достигает финиша.

«Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божии и веру в Иисуса… блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними» (Откр. 14:12—13).

Также нами было учтено, что биографии привлекают читающую аудиторию попутно как средство психологической разрядки и перезагрузки.

Данная книга может быть полезна и с этой стороны. Внедрение современных технологий и распространение популярной психологии позволяют искусно играть в отношения с кем угодно и во что угодно, даже в «примерных верующих» и «добрых пастырей».

Изучение биографий подвижников содействует избавлению от притворства и неестественности в отношениях. Истории их жизни помогают оправиться от горя, преодолеть страх, побороть лень, простить обиду, смягчить характер, открыть потаенное, принять себя.

Жизнь подвижников вдохновляет на перемены и стимулирует духовное развитие. Каждый век разные люди встают на путь подвижничества, вновь и вновь доказывая своим современникам возможность невозможного: живой веры, твердой надежды, совершенной любви и всего того, что вытекает из этого.

Вероника Гиндер

Красноярск — Нижний Новгород

Подвижничество на карте Приенисейской Сибири (Введение)

Подвиги бывают разными. В допетровской Руси слово «подвиг» имело несколько значений: движение, стремление, состязание, великое и трудное дело и даже — путешествие и жизненный путь [Подвиг].

Суть христианского подвига известный христианский подвижник и православный святитель Тихон Задонский (1724—1783) определял так:

«Сей подвиг против греха всем христианам нужен, которые хотят спастись… Подвиг же христианский, который бывает не против плоти и крови, но против духов злобы, состоит в смирении, в презрении славы суетной, терпении и кротости, отрицании себя самого, распинании плоти со страстьми и похотьми, и мужественном искушений терпении» [Схиархимандрит Иоанн (Маслов), c. 684—685].

В христианском понимании «подвижник» = «герой веры». Один из современных российских историков, С. Егоров, выделяет 4 категории таких подвижников:

«В первую очередь это люди, чьи героические поступки были мотивированы их искренней убежденностью в том, что тем самым они исполняют волю Божью. При этом подобные мотивы должны были быть известны как самим «героям», так и тем, кто впоследствии описал их подвиги.

Второй вариант — люди, которые готовы были жертвовать многим, в том числе собственной жизнью, для того чтобы сохранить «истинные» церковные обряды и все связанное с ними.

Третий вариант — те, кто на протяжении своей жизни смог продемонстрировать искренность своих убеждений, своей уверенности в Боге, хоть и не совершил разовых крупных «подвигов».

И, наконец, четвертый вариант — те, кто в течение своей жизни прилагал усилия к сохранению и развитию церковной культуры и достиг заметных результатов в этом труде. Если мы обратим свои взоры на христианскую историю, найти примеры всех четырех вариантов «героев веры» будет довольно просто» [Кондрашина].

Северная часть Приенисейской Сибири известная как полуостров Таймыр, расположена между Карским морем и морем Лаптевых. Именно здесь, в Таймырском Долгано-Ненецком муниципальном районе Красноярского края, находится мыс Челюскин — самая северная оконечность материка Евразия. Здесь же располагается и самая северная горная система России (Бырранга) с самым северным в мире настоящим крупным озером (озером Таймыр). Но сами горы издавна оставались безлюдными: они считались царством злых духов у кочевавших поблизости нганасан и страной мертвых — у их соседей, долган [Статейнов, с. 195].

К горам Бырранга примыкает плато Путорана, занимающее 1-е место в России по количеству водопадов. Официальный географический центр России (возле озера Виви) и самый высокий водопад Евразии, высотой 482 метра (Тальниковский) находятся именно на этом плато. Территория Путоранского заповедника (создан в 1988 году) благодаря уникальной экосистеме (сочетанию тайги, лесотундры и арктической пустыни), редким животным и миграции северных оленей, признана ЮНЕСКО памятником Всемирного наследия. На Таймыре обитают лемминги, песцы, олени, волки и овцебыки. Над горами летают хищные и перелетные птицы, а в многочисленных реках и озерах водится рыба.

При этом именно на Таймыре находится и один из самых загрязненных городов мира — промышленный город Норильск. Он является продуктом советской эпохи («первый дом» Норильска был построен в 1921 году). Часть его жителей — потомки сотрудников или заключенных находившегося здесь в сталинский период Норильлага (1935—1956).

Первичное заселение русскими территории региона осуществлялось именно с севера. По мере перехода местных этносов «под руку» русских царей и ослабления енисейских кыргызов происходило продвижение казаков на восток, запад и юг. Появление новых населенных пунктов в северной части Приенисейской Сибири происходило достаточно быстро. В 1601 году казаками был основан Мангазейский острог, в 1607 году — Туруханское зимовье, ставшее городом Туруханском, в 1619 году — Маковский острожек (ныне — село Маковское) [Кривошапкин].

В советский период в эти места в ссылку попали известные православные и евангельские служители: св. Лука (Войно-Ясенецкий), Николай Одинцов, Алексей Прокофьев, Виктор Белых. Фрагмент одного из стихотворений Виктора Белых приводится ниже:

И не страшат меня оковы заключенья,

Ни тяжкий труд, ни дальность лагерей,

Страдать за истину дает мне вдохновенье,

Надежда будущих счастливых в Небе дней.

Сокрытый в узах я, но дух мой на свободе,

Что Бог дает спасенным во Христе.

Ее там нет, где грех царит в народе,

Где мыслит каждый только о себе [По следам Христовым].

Много известных христианских служителей сидело в Норильлаге. Одного из них, католического епископа византийского обряда Болеслава Слосканса, удалось по дипломатическим каналам вызволить Латвии. Судьба его сложилась таким образом, что, пройдя разнообразные пытки на Лубянке и ряд советских тюрем и лагерей, он вскоре прошел и через заключение в одном из нацистских лагерей. В узах он обрел свое счастье: научился любить всех людей и получил обилие Божьей благодати. Остаток жизни латгалец Болеслав Слосканс прожил в Бельгии, занимался духовным просвещением, молился за христиан в СССР и призывал к тому же и других.

До революции территория большинства районов северной части Приенисейской Сибири входила в Енисейский округ. Важнейшими реками для осуществления миграций в северной части Приенисейской Сибири и сейчас являются Енисей и Ангара, в чьих названиях сохраняется память о коренных народах: эвенках, кетах и ненцах. В 1619 году в форме острога был основан один из старейших городов региона — Енисейск. Из него отправлялись отряды казаков для основания новых острогов в разные части Приенисейской Сибири и за ее пределы. Некоторое время в Енисейске служил и казак-землепроходец Семён Дежнёв, в 1648 году открывший пролив между Евразией и Америкой. А в 1640 году на месте нынешнего города Лесосибирска уже существовала деревня Маклаков Луг. В этих местах также во время ссылки бывал св. Лука (Войно-Ясенецкий).

В 1924 году волости Енисейского округа были переформатированы в отдельные районы. Сейчас северная группа районов включает Богучанский, Енисейский, Казачинский, Кежемский, Мотыгинский, Пировский, Северо-Енисейский, Таймырский Долгано-Ненецкий, Туруханский, Эвенкийский районы и городские округа: Енисейск, Лесосибирск, Норильск.

Красота и богатство таежной природы были воспеты местным поэтом и учителем Игнатием Рождественским, сыном христианского священника:

Только взгляд я на карту брошу,

Что сроднилась с моей мечтой, —

Словно с плеч опущу я ношу

И сосновый хлебну настой.

И к кедровым притронусь кронам,

И в ладонь наберу росу.

Карта цветом горит зелёным,

Я, как факел, её несу.

Вьются рек голубые жилки:

Кемчуг, Сочур, и Кас, и Кеть,

Там рассветы легки и пылки,

Не устану на них смотреть… [Рождественский, с. 17].

В 1935—1938 годах в селе Карабула Богучанского района в годы «большого террора» отбывал ссылку Павел Качинский, пресвитер Уфимской общины евангельских христиан, одной из старейших в Башкортостане. Он был уполномоченным Всероссийского союза евангельских христиан (ВСЕХ) по Уральскому региону и поддерживал переписку с эмигрировавшим председателем ВСЕХ Иваном Прохановым. Расстрелян в Канске в 1938 году [Мартиролог].

В 1952—1957 годы в пос. Ангарский Богучанского района отбывал ссылку греко-католический епископ Петр Вергун, признанный мучеником за веру. Его мощи были вывезены из места ссылки, но на месте первоначальной могилы остался памятник [Мартиролог].

С Кежемским районом связана жизнь православного миссионера Иннокентия (Фигуровского). Однако родное село этого подвижника не сохранилось — оно ушло под воду в 2014 году вместе с окончанием строительства советского долгостроя — Богучанской ГЭС (1974—2014) на реке Ангаре. В другом затопленном селе Кежемского района — Кежме — в 1967 году отбывал ссылку упомянутый выше Алексей Прокофьев, известный деятель ЕХБ. В хрущевский период в ссылке в Кежемском районе пять лет находились красноярские пятидесятники с шиферного завода, осужденные по обвинению в «тунеядстве»: Сергей Дерягин, Елена Пучинская, Василий Сацко, Василий Катеринин. Сейчас в Кежемском районе помимо райцентра Кодинска находятся 7 сельсоветов и 4 колонии-поселения ОИУ №1.

21 марта 2000 года, во время Великого поста, в поселке Тура Эвенкийского автономного округа был убит православный священник, иеромонах Григорий (Яковлев). Его убийцей был умалишенный и, по-видимому, одержимый, так как убийство было совершено с особой жестокостью и сопровождалось осквернением церкви Святой Троицы. Церковь, ставшую местом гибели священника, снесли и выстроили новый храм в другом месте.

Возле старинного села Ярцево (Енисейский район), находились СИБУЛОН (Сиблаг) (1929—1960), в котором пытали людей: обливали водой на морозе, привязывали к деревьям и оставляли на съедение комарам и т. д. [Бабий]. 15 апреля 2001 года в селе Ярцево на Пасху был убит греко-католический священник и миссионер Ян Францкевич. Восемь лет он служил в Приенисейской Сибири, окормлял 13 римско-католических приходов от Диксона до Енисейска. Конец его служению положил уголовник-рецидивист, за которого он ходатайствовал.

На территории Енисейского района родился известный православный миссионер Павел (Попов) (1813—1877), епископ Камчатский, Курильский и Благовещенский. В Енисейске и близлежащих населенных пунктах в течение нескольких десятилетий служил православный протоиерей Геннадий Фаст. Он многое сделал для распространения православного христианства в Енисейском благочинии и Красноярске. Уже после его отъезда на служение в Абакан, в рамках подготовки к празднованию 400-летнего юбилея, в городе началась широкомасштабная реконструкция множества исторических объектов. За заслуги перед городом митрофорному протоиерею Геннадию Фасту был присвоен статус почетного гражданина Енисейска.

На западе Приенисейской Сибири находятся районы Красноярского края: Ачинский, Бирилюсский, Боготольский, Большеулуйский, Козульский, Назаровский, Новоселовский, Тюхтетский, Ужурский, Шарыповский районы, городские округа: Ачинск, Боготол, Назарово, Шарыпово и ЗАТО Солнечный.

Христианское подвижничество в Ачинском районе прочно ассоциируется с именем православного старца Даниила Ачинского. В Ачинске в первое советское десятилетие активно действовали почитатели святого Иоанна (Кронштадского), так называемые иоанниты (в архивных документах — «иониты»).

В 1998 году в Ачинском районе появился один из первых центров реабилитации в Приенисейской Сибири для наркозависимых. В 2000-2010-е годы расположенный поблизости город Ачинск стал центром притяжения христиан веры евангельской из разных церквей благодаря ежегодной конференции с хештегом «Конфач». Ее организатором выступает одна из церквей ОЦ «Краеугольный камень».

В Боготольском районе возле с. Красный завод действует освященный родник в честь другого православного старца — Феодора Томского. За свое подвижничество в уединении он был причислен к лику святых в 1984 году. Современные исследователи склоняются к тому, чтобы считать его российским императором Александром I, тайно ушедшим в тайгу замаливать грехи.

В Назаровском районе активно проявили себя баптисты и пятидесятники. Пресвитер незарегистрированного братства пятидесятников (совр. ОЦХВЕ) Николай Егоров принимал участие в промышленном освоении данной территории — строительстве Назаровской ГРЭС. Во время своей ссылки он основал Назаровскую церковь ХВЕ.

Восточная группа районов Красноярского края включает в себя: Абанский, Дзержинский, Иланский, Ирбейский, Канский, Нижнеингашский, Партизанский, Рыбинский, Саянский, Тасеевский, Уярский районы и городские округа: Бородино, Зеленогорск и Канск.

В сталинский период на территории Канского, Ирбейского, Саянского, Иланского, Нижнеингашского и Рыбинского районов находились лагерные пункты Краслага (Красноярского ИТЛ, 1938—1960). Занимались в нем лесозаготовками, строительством Канского гидролизного завода и другим производством. Освободившиеся пятидесятники и евангельские христиане пятидесятники-сионисты нередко селились и проводили собрания неподалеку от Краслага.

В восточной и западной частях Приенисейской Сибири расположен Канско-Ачинский угольный бассейн. Первое угледобывающее предприятие здесь было открыто в 1903 году. Это были Иршинские копи возле речки Ирши, левого притока реки Кан. А в 1949 году был сдан Ирша-Бородинский угольный разрез и появился поселок Бородино [Канско-Ачинский…]. В XIX веке в 5 км от места его появления находилась деревня Бородинская, в которой проживали ссыльные декабристы — солдаты Семеновского полка, участники Бородинской битвы 1812 года. Поэтому название рабочему поселку дали в память о той деревне и её жителях. Ныне Бородинский угольный разрез считается крупнейшим в России. В Ирше и Бородино много десятилетий трудился на местной ремонтно-прокатной базе (РПБ) пресвитер леонтьевцев Григорий Сергеевич Оситняжский, осужденный в период хрущевской антирелигиозной кампании.

Канск был местом ссылки инакомыслящих еще в царский период, когда его население занималось преимущественно сельским хозяйством и торговлей. В царствование Николая II он стал крупным железнодорожным узлом на Транссибирской железнодорожной магистрали.

В 1930-е годы в Канске расстреливали и подвижников веры, и партийных работников. Немногие известные пока нам данные о канских евангельских верующих позволяют предположить, что здесь в 1930-е годы был крупный центр евангельских христиан. 3, 9 и 11 ноября 1937 года в Канске проходили массовые расстрелы евангельских активистов и служителей-евангелистов, проходивших по делу Петра Андреевича Пруховского. Всего по этому делу проходило 72 человека. Реабилитированы они были почти сразу после падения культа личности И. В. Сталина, в 1956 году. В феврале 1938 года город стал центром Краслага (почти на десять лет).

Во второй половине XX века Канск получил толчок для промышленного развития благодаря эвакуации сюда текстильных предприятий. Также город стал известен своей лесохимической промышленностью, горпищекомбинатом, мясокомбинатом, табачной фабрикой (сигареты «Прима», «Беломорканал» и др.), ликероводочным и пивоваренным заводами. В культурном отношении большое развитие получил драматический театр и краеведческий музей, которые по очереди располагались в здании Спасского собора, закрытого властями в 1964 году в результате хрущевской антирелигиозной кампании. В 1950-1960-е в Канске проходили собрания пятидесятников. Единичные представители их, дожившие до начала 1990-х годов, поведали миссионерам РЦ ХВЕ об обливаниях ледяной водой в Иланске и других жестокостях по отношению к ним, имевших место в советский период.

В постсоветский период к Канску пришла международная известность благодаря проведению здесь видеофестиваля, созвучного по названию с кинофестивалем в г. Канны (Франция). В 1994—2013 годах в г. Канске, четвертом по численности городе Красноярского края, находилась «материнская» церковь РЦ ХВЕ в Приенисейской Сибири. Из местного реабилитационного центра вышла плеяда служителей ХВЕ: Николай Кузнецов, Максим Усачёв, Максим Комлев и многие другие.

После Великой Отечественной войны управление Краслага было перенесено в пос. Нижняя Пойма на станции Решоты Нижнеингашского района.

В Нижнем Ингаше в разное время сидели евангельские христиане пятидесятники-сионисты (леонтьевцы): Григорий Оситняжский, Валерий Жилинский, Виктор Доценко и незарегистрированные евангельские христиане-баптисты (инициативники, крючковцы): Алексей Каляшин и Михаил Азаров. А в Решётах в середине 1960-х годов работали на лесоповале как минимум шесть осужденных пятидесятников, среди которых были Петр Ващенко и Алексей Латышевич. На момент своего осуждения Алексей Латышевич еще не был рукоположенным служителем. В последние годы жизни он был начальствующим епископом ОЦХВЕ по Сибирскому региону (умер в 2016 году).

Самой густонаселенной территорией Приенисейской Сибири является центральная и южная группа районов Красноярского края и республика Хакасия. Центральная группа районов включает в себя: Балахтинский, Березовский, Большемуртинский, Емельяновский, Манский, Сухобузимский районы и городские округа: Дивногорск, Железногорск, Красноярск, Сосновоборск, п. Кедровый.

В XVII веке сюда часто совершали набеги енисейские кыргызы. Но основание Красноярска (1628 г.) и православного Введенского мужского монастыря (1639 г.) казаками и переселенцами с севера положило начало сельскохозяйственному освоению близлежащих земель. Деревни после этого возникали здесь одна за другой: Березовка (1639 г.), Злобино (1640 г.) и др. В XVIII веке в связи с устройством Московско-Сибирского торгового тракта в Березовщине стали охотно селиться жители Красноярска и потомки первых поселенцев из Енисейского уезда [Березовский район; Потапчук]. И это, наряду с другими факторами, привело к падению значения Енисейска в жизни Приенисейской Сибири и возвышению Красноярска как реальной столицы региона. Поэтому когда в 1822 году из Томской губернии была выделена Енисейская губерния, то столицей ее стал не Енисейск, а Красноярск.

Дальнейшие события способствовали притоку населения в Красноярский округ, его хозяйственному, социальному и культурному развитию. «Золотая лихорадка» 1830-1840-х годов позволила подняться многим купеческим капиталам. Самый известный представитель красноярского купечества Н. Г. Гадалов (1835—1898), пожалуй, мог бы быть иллюстрацией «американской мечты» в российском варианте.

Из крепостных крестьян Владимирской губернии он в течение жизни поднялся до купца первой гильдии и городского головы (мэра) Красноярска: «Самые крупные здания в Красноярске принадлежали не государству, не могущественным общественным корпорациям, а частному лицу — купцу Гадалову. Ни здание общества врачей, ни благородного собрания, ни городской думы не могут сравниться с гостиным двором и частным трехэтажным особняком на центральной улице Красноярска, бывшей Воскресенской, а нынче проспекте Мира» [Буровский].

Слава о гадаловском богатстве еще при жизни основателей этой купеческой династии перешагнула границы региона: в 1883 году уральский писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк в своем романе «Приваловские миллионы» вывел в качестве главного героя потомственного золотопромышленника, как бы намекая на «гадаловские миллионы». Но, в отличие от героя романа, богатство Н. Г. Гадалову досталось дорогой ценою. Основание и развитие своего бизнеса было частью плана выкупа его семьи у помещика, князя Шаховского, и дальнейшего выживания на свободе. Поэтому свои средства он вкладывал с умом и пользой для всех [Как…; Фролов]. С его именем в Красноярском округе связаны среди прочего:

— проведение первой телефонной линии,

— проведение первой линии электрического освещения,

— оказание помощи богадельне (приюту для инвалидов),

— отдача собственного дома под ночлежку для бездомных,

— раздача нищим теплой одежды и продуктов питания перед христианскими праздниками,

— внесение денег на строительство губернской мужской гимназии,

— строительство церкви при тюрьме и оказание помощи детям заключенных,

— строительство церковно-приходской школы,

— строительство детского приюта,

— строительство пристани в месте паломничества,

— введение единого (между севером, центром и югом Приенисейской Сибири), регулярного пассажирского и грузового сообщения с помощью барж и пароходов. За счет таких щедрых предпринимателей, как Н. Г. Гадалов, и решалось до революции много текущих и наболевших проблем местного населения [Гадалов; Сибирская династия…].

В конце XIX века центр округа, Красноярск, стал не только городом бизнесменов и речников, но и железнодорожников. Он был включен в государственный проект развития путей сообщения — Транссибирскую железнодорожную магистраль. А Великая Отечественная война положила начало стремительному появлению в городе промышленных предприятий и объектов. После войны для снабжения населения и предприятий электроэнергией была построена Красноярская ГЭС (1956—1972), являющаяся частью Енисейского каскада ГЭС.

В царский период весь город компактно располагался на левом берегу реки Енисей и из-за живописного обрамления гор и лесов проезжающие путешественники называли его прелестной Швейцарией [Записки, c. 33]. В сталинский период город распространился вширь, охватив правый берег: деревни Торгашино, Базаиху, Ладейскую и пространство между ними. В окрестностях Красноярска один за другим возникали лагерные пункты (ст. Минино, ст. Бадаложка и др.), бараки и промышленные объекты. При строительстве заводов нередко использовался труд заключенных.

Среди расстрелянных в Красноярске в 1930-е годы был баптист Николай Одинцов, который в 1926 году на 26-м съезде был избран председателем Федеративного Союза баптистов. В 1937 году был расстрелян уроженец Казанской губернии Иван Павлов, руководивший общинами ВСЕХ в Красноярском округе (Красноярске и Манском районе).

Некоторые поселения дореволюционного Красноярского округа со временем полностью слились с Красноярском или были затоплены в результате ввода в эксплуатацию Красноярской ГЭС, другие — вошли в состав Красноярской городской агломерации, третьи — находятся по соседству с «Большим Красноярском».

К числу последних относится одно из древнейших русских поселений Приенисейской Сибири, сохранившееся до наших дней — с. Есаулово в Березовском районе Красноярского края. Его возраст уже перевалил за 380 лет. Деревушка, напоминавшая сторожевой острожек, была основана на месте Есаулово еще в 1633 году. Но первоначальное название деревни было другое — Кольцова (Мирославская). Поскольку в деревне остались жить потомки атамана Милослава Кольцова, есаулы, то ее со временем переименовали в Есаулово [Гевель, с. 36]. Именно с этим населенным пунктом связана история рода леонтьевцев Баимовых, занимающегося благотворительностью в Березовском и Емельяновском районах Красноярского края и г. Дивногорске.

Благодаря притоку рабочего класса и советской интеллигенции в советский период Красноярск оброс институтами и научными учреждениями, рабочими поселками и спальными районами. Город сохранил значительную часть исторического центра и такие достопримечательности, как Ботанический сад В. М. Крутовского на левом берегу и природный заповедник «Столбы» на правобережье. Сохранить дореволюционный Богородице-Рождественский кафедральный собор, построенный по проекту К. А. Тона, не удалось — он был взорван в 1936 году. Вместо него в 2010-е годы было решено построить новый по схожему проекту и неподалеку от прежнего места.

Грандиозное промышленное освоение городского пространства привело не только к изменениям климата, но и росту проблем с экологией и здоровьем горожан. Характерной чертой Красноярска 2010-х годов стал «режим черного неба» или «неблагоприятных метеорологических условий» (НМУ). Это привело к оттоку местной интеллигенции в другие регионы страны.

Красноярцы в третьем-четвертом поколении остаются для столицы Красноярского края явлением редким. И нет ничего удивительного в том, что многие христианские подвижники, трудившиеся здесь, являлись уроженцами других мест. К числу таковых относится и епископ ОЦХВЕ по Сибирскому региону Павел Морозов. Прибыв на служение в Красноярск в 1984 году он еще до начала перестройки стал ориентировать местных пятидесятников на активное проявление себя в обществе (благотворительность и др.).

Юг Приенисейской Сибири составляют республика Хакасия и южная группа районов Красноярского края: Ермаковский, Идринский, Каратузский, Краснотуранский, Курагинский, Минусинский, Шушенский районы и городской округ Минусинск.

Самые древние поселения в этих местах возникли еще несколько тысячелетий назад, о чем свидетельствуют сохранившиеся на территории района памятники древности — курганы, могильники, наскальные рисунки. Позже на территории Минусинской котловины расселились тюркоязычные племена.

К началу XVII века земли степной части Верхнего Енисея называли «Киргизской землицей», состоявшей из нескольких хакасских княжеств. Первые русские поселения на территории современного Минусинского района появились в начале XVIII в.: строительство Абаканского и Саянского острогов стало датой присоединения южных районов Приенисейской Сибири к России. В 1727—1728 годах двумя договорами Российской империи с Китайской империей была более четко определена южная граница российских владений. И уже с конца 1730-х годов южные районы этой провинции стали активно заселять ссыльными крестьянами из европейской части России для разработки месторождений полезных ископаемых. Ими и были созданы первые деревни — Тубинский Городок и Лугавское, которым, по некоторым данным, уже более 300 лет. А в 1739/1740 году крестьянами, приписанными к Лугазскому медеплавильному заводу, была основана деревня Минуса, постепенно разросшаяся до села Большая Минуса (село Минусинское). В 1823 году село Минусинское получило статус города и центра Минусинского округа [Летопись…, с. 2, 4, 6].

В XIX веке правительство увеличило выдворение ссыльных на юг образованной к этому времени Енисейской губернии, в некоторых случаях устраивая их особыми колониями. Так, в деревне Обетованная (Иудино, Бондарево) селили духоборов, молокан и субботников. Верхний Суэтук, Верхняя Буланка и Нижняя Буланка были основаны эстонцами, латышами и немцами, исповедовавшими лютеранство. А возле Саян старообрядцы-бегуны искали для себя мифическую страну свободы — Беловодье.

В архиве Минусинского краеведческого музея им. Н. М. Мартьянова сохранились сведения об одном из православных миссионеров на территории Хакасско-Минусинской котловины:

«…Любопытны записи священника о. Николая Путилова, скончавшегося в Минусинске в 1902 г. в возрасте 88 лет. По отзывам современников, это был симпатичный, доступный человек и популярный священник, любитель инородцев. В местный музей он пожертвовал несколько коллекций по шаманизму и археологии и передал лично основателю музея Н. Н. Мартьянову летопись так называемой Усинской миссии, которую осуществлял о. Николай, подвизаясь среди поселенцев низовья реки Ус.

Первыми на Усу поселились старообрядцы-странники, отправившиеся на восток искать обетованную землю Беловодье во главе с Фомой Егоровым. Благодатный Усинский край показался им настоящим Беловодьем, и они остались здесь на постоянное жительство. Произошло это около 1856 года. Фома Егоров принял имя Ивана Афанасьевича Лапина и установил в общине изуверские порядки, которые долгое время, по причине отдаленности края от центра оставались безнаказанными и никому неизвестными.

Проживая в с. Каптыревом Минусинского округа, Николай Адрианович Путилов по торговым делам посещал самые глухие и отдаленные места. Возмущенный своеволием и злодейством раскольников, а также крайним угнетением населения, он в июне 1874 г. подал докладную записку епископу Енисейскому Антонию…1 февраля 1876 г. Путилов получил письмо от митрополита Иннокентия, в котором содержалось одобрение решения заниматься миссионерской деятельностью. 1 марта 1876 г. священник Путилов прибыл в деревню Верхнеусинскую, к месту своей миссионерской деятельности.

Прибытие миссионера на Ус вызвало резкую реакцию жителей края: смятение среди раскольников, безразличное отношение сельской управы, не доставлявшей никакой почты о. Николаю. Местные инородцы были очень расположены к миссионеру, так как он, насколько возможно, защищал их от произвола торговцев и раскольников. За это они дали миссионеру прозвище Улу-алама, что значит «Большой поп».

Много затруднений принесло о. Николаю строительство храма. На р. Ус открыли золотые россыпи, прибыло много новых жителей, стали процветать пьянство и разврат. Деятельность миссионера осложнилась еще и тем, что про него стали распускать сплетни… Многие богатые люди выразили неприязнь беспокоящему их миссионеру… Однако Бог благословил заботы о. Николая, и почетный гражданин Минусинска И. Гусев вместе с купцом 2-й гильдии И. А Денисовым согласился построить храм на свои средства, благо, что материал был почти заготовлен…

Впоследствии, когда истощились золотые прииски, Усинский храм был закрыт, но Слово Божие, посеянное миссионером о. Николаем Путиловым принесло свои благодатные плоды: сохранив искру веры и благочестия, люди устраивали в других местах новые храмы» [АМКМ. Оп. 4. Д. 705. ЛЛ. 43—46].

Евангельским христианам, попавшим сюда в ссылку во второй половине XIX века, юг Приенисейской Сибири полюбился красотой гор и сосновым бором, чистым, наполненным солнечным светом воздухом и сравнительно теплым и мягким климатом Хакасско-Минусинской котловины. Это весьма благоприятствовало развитию сельского хозяйства, так что и один из наших современников, православный священник, служивший в этих местах в 2000-е годы, сравнивал юг Сибири с югом Италии [Круглов].

Местная природа, как пишет игумен Спасского собора г. Минусинска А. Костриков, способствовала не только надеждам на лучшее будущее, но и молитвенному настрою: «Особенный молитвенный настрой вызывает созерцание первозданной красоты мира; это и было, видимо, одной из причин, побудивших подвижников удаляться в уединенные места… Неповторимо красив Усинский тракт. Видя красоту саянских дорог, задумываешься о Сибири, в прошлом о которой говорили с ужасом, ее боялись, считая, что в Сибири все жутко и страшно. Но вид Сибири развеивает самые мрачные слухи о ней…» [АМКМ. Оп. 4. Д. 705. ЛЛ. 42—43].

Край напоминал евангельским христианам о библейском Васане — территории к востоку от реки Иордан и Галилейского озера, окруженной базальтовыми горами и славившейся в древности непроходимым дубовым лесом, богатыми пастбищами, плодородной почвой. Васан включал в себя гору Хермон и Голанские высоты и считался одной из самых прекрасных земель Израиля:

«И возвращу Израиля на пажить его, и будет он пастись на Кармиле и Васане, и душа его насытится на горе Ефремовой и в Галааде» (Иер. 50:19).

Довольно скоро здесь обосновались добровольные переселенцы, придерживавшиеся баптизма. К ним уходят исторические корни местных евангельских христиан-баптистов, в 2009 году отпраздновавших 120-летний юбилей евангельского движения в регионе.

В 1912 году в Минусинске появилось старейшее каменное пенитенциарное учреждение Сибири. Именно в этой тюрьме сидел баптист Николай Левинданто, один из инициаторов созыва совещания по объединению евангельских христиан и баптистов в один союз. В Минусинске бывал и Павел Смоленый, уверовавший разбойник. В 1978 году в Минусинске сидел за отказ от службы в армии Александр Ващенко, представитель известного в Приенисейской Сибири рода хакасских пятидесятников.

Как и многие другие крупные города Приенисейской Сибири Минусинск был местом расстрелов. В 1937 году был расстрелян пресвитер Минусинской и Ермаковской баптистских общин Федор Садов, уроженец Самарской губернии. В том же году расстреляли баптистов-проповедников Сысоя Красовского, Илью Попова и Александра Рябушева. Первый из них был сторожем, второй и третий — чернорабочими в Минусинском краеведческом музее им. Н. М. Мартьянова [Мартиролог Минусинского региона].

На месте массовых расстрелов на северной окраине Минусинска, у подножия горы Лысухи, установлен памятник жертвам политических репрессий 1930-1950-х годов. Сюда привозили приговоренных к расстрелу со всех южных районов региона.

Отдельный памятник для расстрелянных евангельских верующих был установлен местными евангельскими христианами-баптистами чуть дальше. Среди репрессированных в сталинский период были потомки ссыльного из Каменец-Подольской губернии Григория Михайловича Вержбицкого, одного из первых баптистов в регионе.

В постсоветский период евангельским христианам-баптистам удалось отстроить в Минусинске молитвенный дом в одном из тех мест, где часто собирались верующие в советский период. В 1989 году была произведена закладка фундамента, а 8 октября 1991 года состоялось торжественное открытие. Земля под строительство была пожертвована проживавшей здесь тогда одинокой прихожанкой ЕХБ Клавдией Трофимовной Олейник. Проект молитвенного дома по адресу: г. Минусинск, ул. Крупской, д. 24 был подготовлен архитектором Сергеем Лавровым.

Более 20 лет они работают в ФКУ ОИК-38 (Минусинск, промплощадка ОАО «ЭЛКО», ул. Энтузиастов, д. 6). Благодаря евангельским христианам-баптистам оттуда вышло много христиан, ставших примерными мужьями, многодетными отцами и законопослушными гражданами. Все они разошлись по разным христианским церквям. Почти одновременно велась работа с детским воспитательным учреждением, которая привела к открытию в 2015 году двухэтажного центра для приемных семей «Детский ковчег». Так, одна из достопримечательностей г. Минусинска, гора Лысуха, перестала быть местом стихийных свалок и «физической любви» и стала территорией семьи и детства.

Первая церковь христиан веры евангельской в Минусинске появилась только в 1980-е годы. Однако своим происхождением она связана с пятидесятнической церковью, образованной в 1950-е годы вышедшими на свободу узниками Норильлага. Сейчас их уже несколько от разных объединений ХВЕ.

В Курагинском районе уже в 1964—1968 годах трудился саратовский пятидесятник Николай Муравлёв, будущий епископ ОЦХВЕ Саратовского региона. Он отбывал в Артемовске ссылку. Этот рудник когда-то был средоточием раскулаченных и сосланных старообрядцев и других верующих.

Территория Хакасии известна не только своими археологическими находками и озерами, но и тем, что здесь были сильны и разнообразны религиозные умонастроения среди населения.

В 1920-е годы Таштыпский район Хакасии стал центром паломничеств православных христиан и монашеской жизни. Этому содействовал живший здесь епископ Красноярский и Енисейский Амфилохий (Скворцов), вернувшийся живым из Соловецкого лагеря особого назначения. В 1938 году он был расстрелян по оговору в одном из лагерных пунктов Кемеровской области.

Уже в 1890-х годах в Хакасии возникла одна из старейших общин евангельских верующих в Приенисейской Сибири. Появилась она в с. Очуры на территории Алтайского района республики. В 1930-е годы много евангельских верующих проживало в Абакане и на территории Бейского и Орджоникидзевского районов Хакасии.

Многие евангельские служители были раскулачены, сосланы и / или расстреляны в 1930-е годы. В 1937 году был расстрелян проживавший в Черногорске баптистский пресвитер Даниил Орлов, уроженец Воронежской губернии. В том же году был расстрелян и пресвитер Абаканской общины евангелистов Никанор Курдюков, уроженец Курской губернии. В 1938 году расстреляли пресвитеров Абаканской общины баптистов, уроженцев Приволжья Андрея Бояркина и Ивана Герасимова, евангельского проповедника в улусе Райково, киевлянина Ивана Майданика. На расстрел их увозили в Минусинск [Мартиролог Минусинского региона].

В сталинский период во многих населенных пунктах Хакасии находились лагеря: в г. Абакане, г. Черногорске, пос. Улень, ст. Сон, с. Райково и др. [Бабий]. Об этом могут многое поведать в Хакасском республиканском краеведческом музее им. Л. Р. Кызласова (г. Абакан, ул. Пушкина, д. 96). После освобождения репрессированные еще какое-то время были ограничены в свободе передвижения и за это время успевали завести семьи. Поэтому они устраивались на работу в ближайших крупных промышленных центрах, нередко на тех же предприятиях, что и их единоверцы. Это привело к их сплочению в отстаивании своих прав.

Во второй половине XX века черногорские пятидесятники Ващенко получили международную известность из-за упорства в противостоянии с властями за право обучать своих детей основам веры. В 1982 году так называемой «сибирской семерке» черногорцев в условиях «железного занавеса» удалось добиться разрешения на выезд из СССР для тех пятидесятников, которые были недовольны атеистической пропагандой в школах и невозможностью свидетельствовать о своей вере вне молитвенных домов и зарегистрированных религиозных объединений. В 2010-е годы наибольшую активность в служении на благо общества из всех церквей ХВЕ в Хакасии проявила саяногорская церковь «Слово Жизни». Ее руководителем много лет был Сергей Ващенко, а после его смерти старшим пастором стала его жена Людмила Ващенко.

Часть первая. Православные подвижники

Глава 1. Даниил Ачинский

Цель жизни мирской обыкновенных людей есть стяжание, или наживание, денег, а у дворян сверх того — получение почестей, отличий и других наград за государственные заслуги. Стяжание Духа Божия есть тоже капитал, но только благодатный и вечный…

Из беседы с Н. А. Мотовиловым (Серафим Саровский, 1831)

Содержание: Православная аскеза. — Военная карьера. — Жизнь на каторге. — «Брат Даниил». — Православные толкования притчи о десяти девах (Мф. 25:1—13). — Оценка подвижничества старца и его духовных детей.

Православная аскеза. В православном христианстве подвижничество всегда подразумевает аскетизм, т. е. упражнения и средства укрепления духа, умножения добродетели и приведения человека в соответствие с волей Бога. Одним из оснований для этого являются слова апостола Павла:

«Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы — нетленного. И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным» (1Кор. 9:24—27).

Православие признает равенство двух форм христианского аскетизма: мирской (общественно-деятельной) и монашеской (уединенной, безбрачной), хотя и тяготеет к монашеству [Зарин].

Монашеский аскетизм, основой которого является девство и целомудрие, своим возникновением был связан с противостоянием древними эротическими культам и популярной неоплатонической философии, презиравшей тело.

Неоплатонизм восходил к сочинения древнегреческого философа Платона, жившего за несколько веков до рождения Иисуса Христа. Но в первые века христианства это учение было очень популярно в интерпретации Плотина и Порфирия. Они учили о бытии непознаваемого и бездеятельного Единого начала (Блага) из которого путем истечения образуется все существующее в мире множество вещей. Мир они представляли иерархично: им казалось, что по мере удаления от первоначала в цепочке бытия также удаляется свет и блаженство. Поэтому тело рассматривалось ими как презренная, материальная помеха для блаженства души. Сам Плотин, один из лидеров этой философии стыдился не только своего телесного облика, но избегал рассказывать и о том, что напоминало ему об этом: о происхождении, родителях и родине. Неоплатоники считали, что смысл жизни в том, чтобы пережить выход души из тела («темницы души») и экстаз от растворения души в Едином. Для этого они и упражнялись в аскезе. Плотин за всю жизнь пережил это состояние 4 раза, а его ученик Порфирий — только 1 раз, в 68 лет [Порфирий].

Христианские подвижники, напротив, указывали на Иисуса Христа как свидетельство того, что тело не является препятствием к спасению, что человек спасается и преображается весь, целиком, а не частично: «Не знаете ли, что телá ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» (1Кор. 6:19). И не достижение экстаза является показателем успеха в приобретении добродетели, а наличие целомудрия [Святый Мефодий…].

Отключение ума, генерация ярких, фантастических образов и достижение хорошего телесного самочувствия наподобие йоге, в цели православного аскетизма также не входят. Развитие особых, поражающих воображение окружающих, способностей (разбивание кирпичей руками, хождение по битому стеклу и горячим углям, дыхание одной ноздрей, питание «только воздухом» и т. п.) или даже, напротив, истязание тела посредством побоев, пыток и увечий тоже не может считаться в православной традиции подвигом.

Ум православного аскета не дремлет, он занят не мечтаниями, а накоплением наблюдений и осмыслением опыта духовной борьбы, которая ведется не «за» и не «против» тела, а против того, что мешает святой, добродетельной жизни. И победа в этой борьбе считается невозможной без участия Бога.

Приведем на этот счет мнение авторитетнейшего христианского подвижника IV века: «Ибо не дано и невозможно человеку — искоренить грех собственною своею силою. Бороться с ним, противиться, наносить и принимать язвы — в твоих это силах; а искоренить — Божие дело. […] Если же говоришь: „видимым образом я не блудник, не прелюбодей, не сребролюбец; следовательно, праведен“; то обольщаешься в этом, думая, что все уже совершил. Не три только части греха, от которых человеку должно оградить себя, но их тысячи» [Преподобный Макарий Египетский, Беседа 3].

Об этом же пишет через полторы тысячи лет и исследователь православной духовности, русский философ В. Соловьев (1853—1900): «Истинный (нравственный) аскет приобретает власть над плотью не для укрепления формальных сил духа, а для лучшего содействия добру. Аскетизм, который освобождает дух от страстей постыдных (плотских) лишь для того, чтобы тем крепче связать его страстями злыми (духовными), очевидно, есть ложный или безнравственный аскетизм; его первообразом, по христианским понятиям, следует признать диавола, который не ест, не пьет, не спит и пребывает в безбрачии. […] Правила воздержания укрепляют в исполняющем их человеке силы духа, но для того, чтобы этот сильный дух имел нравственное значение, т.е. был не злым, а добрым, нужно, чтобы власть над собственною плотью соединялась в нем и с положительным, благожелательным отношением к другим существам» [Соловьев, c. 161—162].

Но православная аскеза в ее монашеской форме в последние триста лет существования Российской империи все меньше находила понимания у государства и общества. Начиная с 1721 года Русская православная церковь была поставлена в зависимость от светских чиновников и государственного жалованья: Петр I учредил Синод — специальный орган для государственного управления и контроля за религиозной жизнью и материальными ресурсами конфессий. Вскоре за этим последовало закрытие мелких монастырей для более эффективного использования их помещений (размещения казарм, воспитательных учреждений, больниц, сумасшедших домов и т. д.). В 1764 году, при Екатерине I, реформирование монашества продолжилось: у монастырей изъяли земли, которые позволяли поддерживать сравнительно независимое существование обитателей монастырских стен и общность их труда. Закономерным следствием такого вмешательства стал упадок духовной жизни в монастырях.

Несмотря на вмешательство государства в религиозную жизнь, социальных проблем в российском обществе от этого не стало меньше. До середины XIX века большая часть населения страны была закрепощена: существовало крепостное право, русская армия комплектовалась из рекрутов, которым полагалось служить в общей сложности 25 лет.

Активная хозяйственная деятельность крупнейших монастырей на этом фоне вызывала негодование у части современников, так как большинство паломников были людьми небогатыми и доверчивыми:

«Весь посад лавры со своим центром представляет не что иное, как сметливое организованное торжище, оперирующее исключительно около кармана пришлого богомольца, на счет его благочестивых чувств и всех „обещаний“ душеспасительного свойства. […] Торговаться и грешно, и неприлично; вследствие этого богомольцу волей неволей приходится за каждую услугу, за каждый предмет обмена положительно переплачивать в три-дорога. […] Невнимание и какая-то жесткая чиновничья гадливость к простому бедному люду неприятно поражают здесь на каждом шагу. Отсюда все хваленое странноприимство и благотворительность монастыря носят несимпатичные черты черствой казенщины и фарисейства, лишенных малейшей искры действительной любви во Христе» [Михневич, Исторические этюды…, c. 12—13, 17].

Видя падение авторитета монастырей как воспитательных и душеспасительных учреждений, православные подвижники синодального периода много говорили о социальной несправедливости, осуждении сребролюбия как «корня всех зол», концепции истинного богатства и необходимости милосердия [Симонов, с. 82—87, 285—289; Соль земли; Спиридон (Кисляков)]. Православная аскеза в России стала принимать новые формы, более близкие к народу [Беглов]. К числу таких подвижников в Приенисейской Сибири относится христианский аскет и местночтимый православный святой Даниил Ачинский, уроженец Полтавской губернии (Украина).

Военная карьера. Родился он в 1784 году в местечке Новые Сенжары в бедной казачьей семье Делие (Делиенко). В детстве и отрочестве вел крестьянскую жизнь и одно время пытался зарабатывать игрой на басе. Со временем, как и многие другие крестьяне, был зачислен в армию (с 1807 года). Служил в артиллерии (с 1809 года). Участвовал в Отечественной войне 1812 года, в том числе в Бородинском сражении. Следующие несколько лет провел в Европе, в заграничных походах русской армии. Там некоторое время квартировал в Париже. Дважды за время службы посылал своим родным деньги (60 рублей и 25 рублей) [Сказание…, с. 43].

Известно также, что, несмотря на постоянные повышения по службе, по характеру он был скуп и, имея до трехсот рублей сбережений и часы, жалел купить себе калач. А ведь на триста рублей тогда можно было купить стадо баранов (количество голов зависело от уровня инфляции и курса бумажного рубля к серебряному). Но в батарейной школе, куда Данила Делие записался, чтобы научиться грамоте, он познакомился с «диаконом доброй жизни, который дал ему довольное понятие о Святом Писании и начал читать священные книги и жития отцов» [Указ. соч., с. 8].

Нужно отметить, что в то время многие из этих книг имелись в продаже в переводе святого Паисия Величковского (Нямецкого) — уроженца Полтавы, служившего под омофором Константинопольского патриархата. Паисий Величковский был известен тем, что возродил православный аскетизм в виде старчества на территории Афона, Молдавии и Украины. У него были ученики в России и влияние его через них и их последователей было очень велико: основанные ими известные пустыни — Оптина, Софрониевская, Глинская, Зосимова и другие — определяли духовное возрождение православия в XIX века.

Читал ли он Евангелие в переводе на русский язык, который подготовило Российское Библейское Общество в 1818 году, или только на церковно-славянском, нам неизвестно. Но сообщается, что уже в 1820 году он твердо решил посвятить дальнейшую жизнь не военной карьере и не накоплению земного богатства, а, по примеру святых, избрал путь аскетизма — форму раннехристианского благочестия, предшествовавшую появлению монашества.

Оповестив о своем решении родственников, Даниил раздал деньги и землю, причем родным из денег отдал только 25 рублей — остальное пожертвовал в церковь, местоположение которой скрыл от родных, по-видимому, чтобы не вводить их в соблазн истребовать эти деньги [Указ. соч., с. 43—44].

Вскоре после отказа от предложенных командиром полка очередного повышения и офицерского чина (открывавшего ему путь в дворянство), он был арестован. Разбирательство шло долго, и, находясь под арестом, он читал Библию и жития святых.

9 июня 1823 г. решением военного суда «За принятое намерение удалиться вовсе от службы для пустынножительства, и так как, за всеми предпринимаемыми мерами и вразумлениями к продолжению службы, остался непреклоним и при том показал, что лучше согласен получить смерть, нежели оставить свое намерение, — по конфирмации главнокомандующего 1-ю армиею, как упорствующий в своем мнении и не хотящий служить, выключен из воинского звания и назначен в ссылку в Нерчинск, на работы в рудниках тамошних горных заводов». Так, в 39 лет, из которых около 16-ти он отслужил в армии, Даниил был отправлен на каторгу в Сибирь. По собственному желанию он прошел этот путь в кандалах [Указ. соч., с. 45—46].

Жизнь на каторге. Отправление на каторгу для осужденного в первой половине XIX века обычно означало, что по отбытии своего срока каторжник освобождался от острожных работ и становился ссыльнопоселенцем. Ему назначалось место для постоянного житья, и только через десять лет после этого он получал разрешение селиться, где угодно в Сибири: в городе или сельском обществе. Вернуться в родные места он уже не мог и отказываясь от мирской карьеры Даниил должен был понимать, что обрекает себя на жизнь в чужих краях навсегда [Олферьев, с. 93].

Тобольской экспедицией в 1824 году Даниил был определен на Боготольский винокуренный завод «на вечные работы». Порядки на казенных сибирских виннокуренных заводах тогда были такие:

«Каторжные отдавали домовладельцам муку, работали около их дома и имели за то стол и право спать в тесной, но теплой избе. Жившие в казармах жили пьяно, распутно, часто затевали кровавые драки. Наказывать рабочих ни винокур, ни доверитель не имели права, но только смотритель, в помощь которому и здесь был дан гарнизон из солдат. Против ленивого, непослушного или наглеца, смотритель призывал солдат и розгами разыскивал и восстановлял правду. Однако бить по щекам, таскать каторжного за волосы мог всякий безнаказанно. Сильно тосковали по родине, а потому бежали, сильно пьянствовали, а притом и страшно воровали…» [Максимов, Сибирь и каторга…, с. 482].

Тогдашний смотритель, первый пристав Е. П. Афанасьев невзлюбил каторжанина-молитвенника, так как он подозревал Даниила в фарисействе (лицемерии). Он обзывал Даниила «святошей», посылал на самые тяжелые работы, но тот все терпеливо сносил, считая себя клятвопреступником (ведь он нарушил присягу), и по ночам уединялся для молитвы. Это еще сильнее раздражало Е. П. Афанасьева. Он нередко говорил каторжанину: «Ну-ка, святоша, спасайся в каторге!». Однажды он разозлился на молитвенника настолько, что посадил его зимой раздетым на крышу своего дома и велел поливать водой из машин. Сам же Е. П. Афанасьев кричал каторжанину в это время с издевкой: «Спасайся, Даниил! Ты святой!». Даниил же лишь молил Бога в это время, чтобы тот не вменил этот поступок приставу в грех. Однако вскоре случилось неожиданное: приставу развернуло голову так, что перед и зад поменялись местами, да еще он через несколько дней чуть не погиб по пути в Ачинск во время бурана. Произошедшее убедило пристава покаяться, попросить у Даниила прощения и молитв о здоровье [Странствие…, с. 161].

В описанных выше ситуациях явно видно влияние молитвенной деятельности на нрав молитвенника. Как известно, в русском православии до сих пор большое значение придается сохранению словам и значениям слов из старославянского (церковно-славянского) языка. Основное значение слова «молить» на старославянском языке — «делать кого-либо мягким, добрым» [Преображенский, Этимологический словарь…, с. 548].

После выздоровления пристав добился у губернатора освобождения Даниила от каторжных работ (как непригодного ни к чему по состоянию здоровья) и разрешения «на вольное житье». Бывший каторжанин поселился в Ачинске: здесь он несколько лет жил в келье во дворе купца А. Хворостова, а затем — в тесной, размером с гроб, келье у крестьянина деревни Зерцалы Боготольского округа близ Ачинска [Указ. соч., с. 161—162]. Также известно, что в этой деревне в то же самое время недолго жил другой сибирский аскет, Федор Томский, относительно личности которого до сих пор ведутся споры: не являлся ли он императором Александром I, сымитировавшим свою смерть, чтобы покаяться в отцеубийстве [Корягин, Хлюстова, Подорванюк].

«Брат Даниил». Сразу после ухода с завода к Даниилу потянулись люди, так как многим казалось удивительным строгое соблюдение постов и кроткая, молитвенная жизнь в сибирской глубинке. Одни приходили за советом, другие — за благословением, третьи — просто посмотреть на него, «ибо он такую имел благодать, что кто только его увидит, весь изменяется, хотя бы закоснелый был грешник: вдруг зарыдает, и признает свои грехи, и просит наставления» [Странствие…, c. 164].

А каяться действительно было в чем, потому что тогда «в культурном отношении Сибирь нисколько не продвинулась вперед против елизаветинского времени: то же пьянство, тот же разврат, развивший повсеместно сифилис и проказу, те же злоупотребления, та же грубость нравов, наконец та же первобытность приемов в промыслах и административных мерах властей…» [Сибирь в XIX столетии…, с. 220—221]. Местное православное духовенство было подобно своим прихожанам [Указ. соч., с. 269—271, 280].

В Ачинском округе Даниила называли «братом Даниилом», поскольку он говорил, что «все мы во Христе братья, а один есть наш общий Отец — Господь Бог, в Троице славимый». Он часто беседовал с местными и приезжими о Боге, о Христе, его учении и страданиях, о блаженстве праведных и наказании грешных. Иногда говорил притчами и намеками, понятными только тому, кто пришел к нему за помощью. Разговоров на «мирские» темы (исторические, политические и другие) не выносил, хотя их с ним как с человеком бывалым, многое повидавшим, пытались заводить любопытные сибиряки. Молился он непрестанно: даже во время разговоров прерывался на молитву, то есть она приобрела у него характер самодвижной молитвы [Енисейские…, с. 57—59].

Была и другая причина для ухода от мирских разговоров — строгое соблюдение поста. Как известно, пост тем и отличается от диеты, что помимо добровольного ограничения в пище постящийся уклоняется от неги и развлечений (игр, танцев, музыки, нецерковного пения, пустословия и т. д.) и уделяет внимание молитве и милостыне. Для крестьян из центральных и западных губерний России в XIX веке было характерно соблюдение постных ограничений и творение «тайной милостыни».

Питался он скудно, зарабатывая натурой за шитье одежды: ржаной хлеб (нередко гнилой) и нечищенный картофель составляли основу его рациона. Ел он по вечерам и не каждый день, так что никто не видел как он ест. Пил воду, постился часто по неделе и более. Исповедовался и причащался тоже часто. Вероятно, что, как и современный ему затворник Серафим Саровский, Даниил Ачинский мог употреблять отвар из сныти или другой полевой травы, укрепляющей иммунитет. Одежда же на нем была такая ветхая, что «ежели бы бросить ее на улице, никто бы не поднял». Тело у него было как восковое, но лицо веселое, с легким румянцем. Чтобы смирить свое тело, Даниил втайне от людей носил железные вериги, обруч и берестовый пояс (последний — от обжорства) [Енисейские…, с. 57—58]. Этот пояс врос в тело, и его лично видели те, кто участвовал в публичном глумлении над останками Даниила Ачинского 1 мая 1920 года [Майстренко, с. 19—20, 24].

Образ жизни Даниил вел нестяжательный: денег и даров не брал и не давал, втайне по ночам бесплатно помогал соседям-беднякам по хозяйству (косил, жал, полол и т. д.), т. е. творил «тайную милостыню» [Майстренко, с. 10].

«Лучше подавать, нежели принимать; а ежели нечего подать, то Бог и не потребует. Нищета Бога ради — лучше милостыни, а милость может оказать и неимущий — говорил он. — Помоги бедному, поработай у него, утешь его словом, помолись о нем Богу, вот и через сие можно оказать любовь к ближнему» [Енисейские…, с. 57].

Приезжали к Даниилу и православные пастыри: Михаил, архиепископ Иркутский, Нерчинский и Якутский, и Агапит, епископ Томский и Енисейский. Причем один из них пытался тайком помочь аскету деньгами, подарив их под видом литургического хлеба (просфоры). Но Даниил в руки этот хлеб не взял, а предложил поделить, и та часть, в которой были спрятаны деньги, осталась в руках дарителя [Странствие…, с. 164, 167].

За «братом Даниилом» была замечена многими необыкновенная прозорливость, и ее сочли даром Божьим. Будущей настоятельнице енисейского женского монастыря он еще в молодости рассказал про ее будущее: затопление богатого дома, похороны мужа, монашеский постриг и руководство монастырем. Но, пока этого не случилось, она не принимала его слова всерьез [Странствие…, с. 184—185].

Часто он появлялся сам, без приглашения, когда была нужна его помощь и кто-то собирался идти к нему. И когда к Даниилу пришел посетитель, спрятав нож под одеждой, чтобы убить его из зависти к славе праведника, то он первым вышел к нему со словами:

«Любезный брат, за что ты хочешь меня зарезать? Ну, ежели виноват, так режь же!.. Живи и ты так, как я живу; да и проси Господа, чтобы тебя не прославлял в этой жизни, а только моли Его о прощении грехов своих: и тебя Господь прославит. Но ежели будешь желать здешней славы, то хотя бы жил по-ангельски, ничего не получишь ни в здешнем веке, ни в будущем» [Странствие…, с. 167—168].

Деревня Зерцалы, в которой Даниил в конце концов осел, стала известной в епархии и за ее пределами, так как к нему приходили люди разных сословий и убеждений. Так, ачинский купец-иудей Израиль Лейбович Фактуров после общения с Даниилом крестился сам и уговорил креститься свою родню. При крещении в 1837 году купец в знак почтения и для назидания потомкам в основу своего нового отчества и фамилии положил имя крестного отца: Александр Данилович Данилов. Он основал династию предпринимателей и благотворителей Даниловых [Быконя; Странствие…, с. 177—178].

В 1843 году Даниил по просьбе настоятельницы Христорождественского (ныне — Иверского) женского монастыря в Енисейске переехал в ее монашескую обитель.

Последние три месяца своей жизни он прожил в специально вырытой для него землянке возле монастырского огорода. В день кончины его исповедовал священник Василий Касьянов. Позднее Василий Касьянов писал о нем:

«До прибытия блаженного Даниила в Енисейск в 1843 г., я не знал его лично и, признаюсь, думал о нем как о человеке обыкновенном, имеющем только внешний образ благочестия. Однажды сам он пришел ко мне в дом; от предложенного мною угощения, даже и чаем, отказался, но начал со мною духовную беседу, и с такою простотою, с такою сладостью, с таким умилением прочитал и объяснил мне евангельскую притчу о десяти девах, что я тут же переменил о нем свое мнение и познал в нем истинного человека Божия. После я нередко видел его в церкви за службами и не раз его исповедывал. Что это была за исповедь, что за искренность, что за смирение, что за умиление! Ах, как бы поболее подавал нам Бог таковых исповедников!» [Сказание…, с. 49—50].

Православные толкования притчи о десяти девах (Мф. 25:1—13). В православии есть несколько авторитетных мнений по поводу того, чего не хватало пяти девам и что они могли только купить, а не получить даром, за счет других пяти дев. Одна группа толкований восходит к Иоанну Златоусту (ок. 347 — 407), богослову и проповеднику, в конце жизни возглавлявшему Константинопольскую церковь. Опираясь на Мф. 5:7; Мф. 9:13 и другие тексты Евангелия, он считает, что девы были сосредоточены только на своей чистоте, но забыли об украшении состраданием к ближним, милостью к страждущим и нуждающимся, т. е. о «елее доброделания»:

«Девство, хотя бы оно было соединено со всеми другими добродетелями, будучи чуждо дел милосердия, осуждается вместе с людьми прелюбодейными; и бесчеловечный, и немилосердный поставляется наравне с ними» [Творения…, Т. 7. Кн. 2. Беседа 78, с. 786]. Христианам следует помнить не только о хвале Бога (языком), но и о необходимости подражать Иисусу Христу в деятельном образе жизни.

Другое толкование дает преподобный Максим Исповедник (580—662), богослов, чьей заслугой перед церковью является разъяснение соотношения человеческого и божественного в природе Иисуса Христа. Под елеем он понимает «масло знания» (опытного богопознания), говоря о том, что без него практика дел милосердия не достигает истинной цели:

«Всякий, у кого есть не только светильник деятельной добродетели, но и питающее [его] масло знания, тот подчинил тело и сочетал телесные чувства с умными и [потому] стал [подобен] пяти мудрым девам. Кто же, как кажется, упражняется в деятельной добродетели, но масла знания не имеет — иначе говоря, предается ей неразумно, ради пустой славы, из-за чревоугодия или сребролюбия, — тот обратил умные чувства к чувственному и преходящему, приземлил их и потому, разумеется, стал подобен пяти неразумным девам, ибо он познает, исходя лишь из чувственного» [Прп. Максим Исповедник, Вопросы и недоумения, п. 43].

Из русских богословов наиболее интересное толкование дал преподобный Серафим Саровский (1809—1879), православный монах и пустынножитель из рода курских купцов. Он, будучи современником Даниила Ачинского, отсылает к духовному опыту раннехристианского подвижника, основателя монашества св. Антония Великого (III — IV вв.), и который различал три воли: Божью (спасительную), человеческую, бесовскую (губительную). Уклонение от первой ко второй ведет у угождению своим желаниям, уклонение в сторону третьей — тщеславию, творению добра ради добра, прекращению добродетелей.

Девы не заботились о строгом следовании воле Божьей (стяжанию благодати Святого Духа), поэтому смерть настигла их неготовыми:

«…Пост, бдение, молитва, девство и все другие добродетели, ради Христа делаемые, сколько ни хороши они сами по себе, однако же не в них одних состоит цель жизни нашей христианской и не затем мы родились, чтобы лишь только их творить; но цель жизни нашей — это есть та самая благодать Духа Божия, которую они приносят нам, и вот в стяжании, или в наживании, ее-то одной (через них приобретаемой) и состоит цель жизни христианской. Заметьте, что лишь ради Христа делаемая добродетель приносит плод Духа Святого, ибо ради Христа Дух Святой в мир вниде… Поэтому-то девы сии и названы юродивыми, так как за­были о плоде добродетелей необходимо нужном, то есть о благодати Духа Святого, без Которого и спасения никому нет и быть не может… Итак, всякая добродетель, Христа ради делаемая, дает блага Духа Святого, но более всего их дает молитва… на нее всегда воз­можность есть и богатому и бедному, и знатному и простому, и сильному и слабому, и здоровому и больному, и праведни­ку и грешнику… Раздавайте дары сии благодати Духа Святого требующим, по примеру свещи [свечи] возжженной, которая и сама светит, но и другие свещи, не умаляя собственного огня, зажигает. И ес­ли это так до огня земного относится, то что скажем об огне Божественной благодати Духа Святого? Ибо, например, бо­гатство земное при раздавании его оскудевает, богатство же Божией благодати чем более раздается, тем более приумно­жается у того, кто раздает оное» [Записки…, с. 233, 235—236, 238].

Итак, имея разные мнения относительно сущности елея, православные толкователи притчи о десяти девах, как правило, сходятся в том, что одного только целомудрия (физической и духовной чистоты) недостаточно, чтобы войти в Царство Небесное.

Оценка подвижничества старца и его духовных детей. Занимаясь такими видами христианского подвижничества как молитва, покаяние, воздержание и пост, совершение дел милосердия, Даниил Ачинский показывал сибирякам пример простоты и доступности добродетельного образа жизни. Этим он противодействовал нравственному разложению общества в сибирской глубинке.

Современники Даниила Ачинского почитали его земным ангелом и небесным человеком [Енисейские…, с. 58].

Полвека прошло после смерти Даниила, а жизнь в Приенисейской Сибири уже существенно переменилась к лучшему. Подвижки в духовной и социальной жизни были достигнуты во многом благодаря усилиям местного сибирского купечества, среди которого видное место занимали потомки крестника старца.

В начале XX века сыновья того самого купца А. Д. Данилова, крестным отцом которого был православный аскет Даниил Ачинский, переехали в Минусинск. Даниловы-младшие были совсем не похожи на образы деспотичных, нечестных на руку дельцов, которые знакомы многим из нас по советской и российской школьной программе (драмам Н. А. Островского «Гроза», «Бесприданница» и др.). И этому было много объяснений.

Во-первых, складывание буржуазии, сознательно берущей на себя ответственность за социальное, культурное и духовное развитие общества, было общероссийской тенденцией конца XIX — начала XX века. Не были исключением и купцы Приенисейской Сибири: они жертвовали большие, порой даже фантастические суммы на социальные проекты, народное образование и просвещение, строительство религиозных сооружений. И при общей малочисленности чиновничества и дворянства в дореволюционной Сибири именно купцы играли роль и финансовой, и культурной элиты региона [Социальное обеспечение…].

По роду своих занятий — виноторговля, строительный подряд, золотопромышленность — Даниловы относились к наиболее технически грамотной части сибирского купечества. Это подтверждает и тот факт, что водки и наливки, произведенные на заводах В. А. Данилова, много раз завоевывали призовые места на международных выставках за рубежом. Этих заводов было три: в Минусинске (нынешний «Минал»), в 23 верстах под Минусинском (Александровский завод) и в Красноярске (медопивоварня «Богемия») [Медников].

Во-вторых, Даниловы были представителями сибирского купечества. Как отмечают исследователи этой темы, в Сибири купцы держали себя более независимо, чем их собратья из центральной части страны, не терпели злоупотреблений и произвола чиновничьей бюрократии и, в случае необходимости, не боялись отстаивать свои права [Комлева, Зиновьев, Журавель].

В-третьих, история появления их фамилии, связь с благочестивым Даниилом Ачинским не могли не оказывать морального влияния. Купцы Даниловы оплачивали обучение неимущим ученикам в учебных заведениях Красноярска и Минусинска, выдавали стипендии сибирякам, поступившим в Петербургский университет, содержали приют, фельдшерскую школу и многое другое. Не забывали Даниловы и о материальном достатке своих рабочих. Для них Даниловы содержали больницы, школы, выплачивали пенсии по старости. Так, задолго до революции 1917 года на Знаменском стекольном заводе А. В. Данилова рабочие уже имели 8-часовой рабочий день, бесплатно проживали в заводских отапливаемых квартирах. А их семьи в случае призыва кормильца на фронт получали в полном объеме его зарплату. Из семи детей А. Д. Данилова наиболее заметным в деле благотворительности оказался его сын Виктор. Он оставил по себе память у местных жителей как хороший, отзывчивый человек и щедрый благотворитель. Причем жертвовать местным организациям и учебным заведениям он не прекращал, даже когда покинул Приенисейскую Сибирь и переехал в Москву [Медников].

Сейчас сибиряки избалованы обилием «хранилищ информации» — библиотеками, музеями, базами данных. Но в Приенисейской Сибири в дореволюционное время их было совсем немного и создавались они по инициативе отдельных купцов-благотворителей в XIX — начале XX веков. В первые же века освоения восточных окраин России таких центров просвещения и цивилизации и вовсе не было. Длительное отсутствие их среди сибирских поселенцев привело к утрате памяти о заселении Сибири, забвению российской истории и формированию безразличного отношения к происходящему в стране. Таким образом, сибиряки оказались как бы на положении «варваров» в собственной стране. Своей «непатриотичностью», отчужденностью и диковатостью нравов сибиряки удивляли российских путешественников и исследователей XIX века.

Однако со стороны предпринимателей Даниловых, напротив, была заметна забота о развитии культуры и науки в родном регионе. На доходы от производства вина и добычи золота Виктор Данилов вместе с другими членами своей семьи спонсировали научные экспедиции для создания коллекций Минусинского краеведческого музея, а также постройку его зданий и печать каталогов. А. Д. Данилов и сам собирал коллекцию древностей, затем существенно преумноженную его сыном Виктором. Коллекционированием тогда занимались многие — кто ради получения прибыли, кто из-за страсти приобретательства и демонстрации своего вкуса, образованности и богатства. Но эта коллекция создавалась по другим соображениям, и потому многие предметы лежали на складе и ждали своего часа годами. В 1919 году, уже при новой власти, внук А. Д. Данилова, Александр Викторович Данилов, потратил 10000 рублей на научное описание коллекции. Только после этого он пожертвовал ее в Городской общественный музей г. Красноярска (сейчас — Красноярский краеведческий музей), оговорив, что, пока жив, будет считаться ее собственником, чтобы иметь гарантию ее сохранности. Коллекция эта существует до сих пор и включает 1024 предмета, в том числе 490 предметов из бронзы. Большая часть собрания представлена предметами бронзового и железного веков, эпохой средневековья, что позволяет пролить свет на историю Приенисейской Сибири до прихода сюда русского населения. 119 предметов связаны с культурами хакасов-качинцев, тувинцев, шорцев и русских [Макаров, Вдовин, Баташев].

В 2015 году по ходатайству прихожан, духовенства и православной общественности Красноярской митрополии к патриарху Кириллу в РПЦ МП был установлен праздник в честь красноярских святых — Собор святых Красноярской митрополии. Он отмечается 11 июня по григорианскому календарю или 29 мая по юлианскому календарю. В число святых, чья память вспоминается в этот день, были включены 16 православных подвижников, в том числе и Даниил Ачинский, память о котором все это время продолжала передаваться через рассказы местных жителей.

Остальные подвижники: Александр Поливанов, Амос Иванов, епископ Красноярский Амфилохий, Василий Мангазейский, Владимир Фокин, Димитрий Неровецкий, Евфимий Горячев, архиепископ Симферопольский Лука, Михаил Вологодский, Михаил Каргополов, Петр Игнатов, Порфирий Фелонин, Стефан Наливайко, Стефан Семенченко, Трофим Кузнецов. В 2015—2016 годах силами православных следопытов Красноярской митрополии велись активные исследования жизни некоторых из указанных выше лиц. Было снято несколько документальных фильмов, в которых упоминается и о старце Данииле Ачинском — «В земле сибирской просиявшие», «Воин веры» и др. Осенью 2016 года в Красноярской митрополии в рамках грантового проекта «Время веры» на базе православного прихода св. Иоанна Предтечи (г. Красноярск) стартовал проект «Школа крестных».

Глава 2. Иннокентий (Фигуровский)

Священник должен быть не только чист, но и весьма благоразумен и опытен во многом, знать все житейское не менее обращающихся в мире, и быть свободным от всего более монахов, живущих в горах… многосторонним, но не лукавым, не льстецом, не лицемером, но исполненным великой свободы и смелости и однако умеющим и уступать с пользой, когда потребует этого положение дел, быть кротким и вместе строгим. Нельзя со всеми подвластными обращаться одинаковым образом, также как врачам нельзя лечить всех больных одним способом, и кормчему — знать одно только средство для борьбы с ветрами. И корабль церкви волнуют постоянные бури; эти бури не только вторгаются извне, но зарождаются и внутри, и требуют от священника великой внимательности и тщательности.

Иоанн Златоуст, «О священстве» (слово 6-е)

Содержание: Связь семьи с сибирскими старожилами. — Годы учебы и самоопределения. — Первые миссионерские успехи в Китае. — Антихристианское восстание в Китае и его последствия. — Новые успехи миссии в Китае. — Укрепление безбожия в России и его последствия. — Оценка служения.

Связь семьи с сибирскими старожилами. Православный миссионер Иннокентий (Фигуровский) родился 22 февраля 1863 года в одном из селений Приенисейской Сибири. При крещении в младенчестве он получил имя Иоанн в честь Иоанна Крестителя. Второе, монашеское имя, Иван Аполлонович Фигуровский взял уже сам — в честь Иннокентия Иркутского (1680—1731), известнейшего в Восточной Сибири православного миссионера. В жизни владыки Иннокентия был эпизод, когда его отправили в Китай в составе 2-й Российской Духовной Миссии, но из-за интриг католического ордена иезуитов в Пекине он не смог получить разрешение на въезд в эту страну. К моменту рождения Ивана Фигуровского ситуация изменилась: уже пять лет как в Китайской империи были сняты ограничения для иностранных миссионеров (по Тяньцзиньскому мирному договору 1858 года).

Однако, чтобы использовать открывшиеся возможности для распространения христианства на посту начальника Русской Духовной миссии, в Пекине нужен был не просто хорошо образованный миссионер, а умелый хозяйственник и новатор. В своей деятельности православные миссионеры сильно зависели от государственного финансирования из России, а оно, напротив, было урезано вдвое [Православие в Китае, с. 16]. Этим долгожданным новатором суждено было стать мальчику Ване из семьи Фигуровских.

Его отец, Аполлон Фигуровский, был сельским священником. Он начинал свою службу на Алтае, на южной границе русских селений, рядом с границей Китайской империи. Иван был его средним сыном и родился уже после переезда, в новом месте служения — в ангарском селе Пановском, находившемся на полпути между Енисейском и Иркутском [Дацышен, 2000].

Ныне родное село Иннокентия (Фигуровского), как и остальные старожильческие сельские поселения Кежемского района, больше не существует. В 2014 году оно было ликвидировано в связи с затоплением территории для Богучанского водохранилища [Закон Красноярского края…; Фельде].

По воспоминаниям сибиряков места здесь были красивейшие, вся жизнь населения была связана с Ангарой. Во времена служения Аполлона Фигуровского основное население Кежемской волости составляли землепашцы — выходцы из северных и центрально-европейских территорий, с небольшой примесью местного эвенкийского элемента [Русские, с. 74]. Из-за повышенной солнечной активности, схожей по характеристикам с той, что наблюдается в Хакасско-Минусинской котловине, в этой местности всегда можно было прокормиться своим огородом [Метляев]. Поэтому поселения, основанные здесь первыми поселенцами в XVII веке, благополучно существовали по триста лет и более.

Сохранению самобытной культуры ангарских старожилов длительное время способствовала отдаленность от таких крупных городов, как Красноярск и Иркутск, а также от золотых приисков. Как пишет местный археолог Ю. Гревцов, поселения на средней Ангаре характеризовались в XIX веке положительно, в отличие от поселений ниже по течению реки:

«Отдельно выделялись — Нижняя Ангара, развращенная золотыми приисками, в которой население отказалось от земледелия в пользу рудников, Богучанская волость косит под городских. Во всех описаниях Кежемская волость выделялась как ИСТИННО РУССКАЯ сибирская. В речи не услышишь бранного слова, через слово „христов“ и „намоленный“, с инородцами живут душа в душу» [Гревцов].

Стать своим, влиться в ряды местных было непросто: для этого надо было прожить не менее 25 лет, то есть принять местный образ жизни, заслужить доверие, похоронить в этой земле своих родственников [Новоселова].

Красноярский краевед Б. Е. Андюсев, который сам детство и юность провел в селениях ангарских старожилов, так характеризует образ жизни, ценности и поведение их жителей:

«Многие традиции, исчезнувшие к XIX в. в Европейской России, здесь не только «законсервировались», но возродились. […] Обусловлено это было свободным трудом сибиряка на своей земле, где центром мира была личность собственника, живущего по нормам обычного права «общества». Многие ценностные компоненты сибирской народной культуры, имевшие в России отрицательную оценку, здесь стали положительными. Так произошло с социальным идеалом неприятия богатства крестьянами Европейской России. […] Высшей оценкой человека была — «зарывной, усердный робить». Это означало одновременно — высоконравственный, порядочный, честный человек. Оценка трудолюбия подкреплялось оценкой состояния подворья, дома, пашни, запасливости и бережливости. Мотовство и расточительность осуждалось. Детям постоянно внушали: «Пить до дна, — не видать добра», «Не вздумай вино пить и табачище курить».

Бесчестьем считалось покушение на чужую собственность: «Вор ворует не для прибыли, а для своей погибели», говорили в Сибири. Честность и уважение к собственности — вот черты, присущие, по мнению старожила, сибиряку. А вот к переселенцам, ссыльным относились с недоверием, говорили при этом: «Поселенец, что младенец — на что взглянет, то и стянет». […] Если в трудовых делах «благотворительность была не в чести», то в тех делах, что не считались работой, а относились к повседневным заботам, помощь больному, сироте, немощному, погорельцу или просто «суседу» — она была абсолютно бескорыстной» [Андюсев].

Жившие здесь люди отличались развитым чувством достоинства, независимым, даже бунтарским характером, поэтому жестокость белых к местным в 1919 году быстро привела к победе красных партизан и появлению «шаткомов» — так жители называли советские исполкомы, райкомы, профкомы и парткомы [Нехаев]. Но в те года, когда здесь рождалось и подрастало новое поколение православных священнослужителей Фигуровских, «христовая жизнь» для местных была обозначением жизни радостной и богатой [Карнаухова]. Однако дать хорошее образование будущим священникам здесь не могли, и за ним Иван Фигуровский поехал в Красноярск.

Годы учебы и самоопределения. В Красноярском духовном училище (ныне в этом здании располагается Хореографическое училище, ул. Мира, д. 98а) для нравственного воспитания учеников преподаватели устраивали чтения по истории (библейской, церковной, русской гражданской) и географии, сопровождая их показом бумажных картин. Помимо обычных книг для детства и юношества ученики по записке преподавателя могли брать на абонемент специальную литературу. Для физического развития, кроме комнатной и воздушной гимнастики, учеников отправляли гулять и работать в своем садике. В хорошую погоду их выводили на прогулки за город. Зимой разрешали кататься на коньках и санках с горки. Для развития вкуса с учениками занимались пением и игрой на скрипках, ажурной работой, выпиливанием узоров из дощечки по рисункам. А для пользы в будущем — ремеслом: детей учили переплетать книги. В дальнейшем это умение пригодилось нашему земляку за границей [Дацышен, 1999—2000].

В 1878 году, окончив Красноярское духовное училище, он поступил в Томскую духовную семинарию, где изучал Священное Писание, словесность, всеобщую гражданскую историю, алгебру, геометрию, учение о богослужебных книгах, латинский, греческий и татарский языки. Через год, во время учебы Ивана, умер его отец [Дацышен, 2000].

В 1882 г. при переходе в 5-й класс Иван Фигуровский уволился и вернулся на родину, где через некоторое время был определен на должность псаломщика в Балахтинской Введенской церкви Ачинского округа Енисейской губернии, а в ноябре 1883 года женился на старшей дочери местного благочинного — А. П. Симоновой. В 1884 г. Иван Аполлонович был рукоположен в священники Ильинской церкви небольшого села Дербино, ныне затопленного водами Красноярского водохранилища. В феврале 1885 года Иван Фигуровский был переведен в Верхне-Кужебарский Покровский приход. Тогда дальше этого села до самой границы с Китаем не было русских селений. По мнению В. Г. Дацышена, именно в это время в семейной жизни молодого приходского священника случилась трагедия, связанная со смертью тестя и супруги, круто изменившая его жизнь [Дацышен, 2009, с. 24].

Уже в 1886 году Иван Фигуровский покинул Сибирь и с этого времени долго жил в столице Российской империи. Здесь он окончил Петербургскую духовную академию. В 1890 году он принял монашеский постриг с именем Иннокентий. Через два года он получил степень кандидата богословия [Дацышен, 2000].

В Петербурге Иннокентий (Фигуровский) быстро прошел путь от смотрителя Александро-Невского духовного училища до архимандрита и ректора духовной семинарии. Также он стал настоятелем монастыря 2-го класса — миссионерского Покровского монастыря в Москве. Много трудясь в Москве и Петербурге, он успевал совершать поездки и в другие регионы страны и приобрел достаточно высокий авторитет в церковных кругах России. Уроженец села Пировское, постоянно поддерживавший связи с российскими миссионерами протоиерей Василий Касьянов записал о нем в дневнике:

«Иннокентий Фигуровский Архимандрит настоящий подвижник, строгий настоятель, усердный труженик, не любитель женщин» [Дацышен, 2009, с. 24].

Наконец, в 1896 году 33-летнего архимандрита Иннокентия (Фигуровского) назначили начальником 18-й Духовной миссии в Пекине [Дацышен].

Первые миссионерские успехи в Китае. Считается, что первыми православными христианами в Китае были пленники и добровольцы из Восточной Европы и Западной Азии, служившие династии Юань в XIII — XIV веках, но их следы со временем потерялись. В XVII веке, когда Россия начинает расширяться на восток, в Китае вновь появляются «русские» — в Пекине даже формируется своеобразная община русских китайцев. Во время войны за Амур часть взятых в плен или перешедших на службу китайскому императору казаков отправили в столицу и зачислили в служилое восьмизнаменное сословие, из которого формировалась гвардия цинского Китая. Русских, служивших в Пекине, было принято называть «албазинцами» по названию главного русского города на Амуре — Албазина. Они жили в северо-восточной части Пекина, где для них была православная церковь в честь святого Николая. После долгих российско-китайских переговоров для духовного окормления албазинцев в 1712 году российским императором Петром I и китайским императором Канси была учреждена Российская Духовная Миссия в Пекине. По месту своего расположения в китайской столице она получила наименование Бэй-гуань («северное подворье») [Дацышен, 2007, с. 46—50].

За два века миссия многое сделала для изучения китайской культуры, но не достигла больших успехов в деле распространения Евангелия среди китайцев. Предшественнику Иннокентия (Фигуровского) в этом отношении и вовсе казалось, что молодой человек со своими грандиозными планами оторван от реальности, что он «крайний идеалист, который собирается основать общежитие из миссионеров в Пекине без жалования и прочее» [Дацышен, 2016].

Иннокентию (Фигуровскому) удалось то, в чем другие терпели поражение. Для начала он повел порученное ему дело буквально «с другого конца»: в Китай он поехал не через Сибирь, а через Европу! Чтобы набраться миссионерского опыта и подобрать кадры, он посетил несколько миссионерских учреждений в Лондоне, единственный на тот момент протестантский миссионерский монастырь в Оксфорде, миссионерскую семинарию в Париже, готовившую специалистов для работы на Дальнем Востоке. Также он посетил монастыри в Риме и на Афоне, побывал в Палестине и только потом приехал в Китай. Все эти разъезды заняли у него всего лишь год — в марте 1897 года он уже прибыл в Пекин [Дацышен, Митрополит Пекинский…].

К числу первых достижений Иннокентия (Фигуровского) относятся открытие типографии и переплетной мастерской, а также реформа богослужения [Дацышен, 2009, с. 26].

Антихристианское восстание в Китае и его последствия. Первые плоды трудов Иннокентия (Фигуровского) были почти полностью уничтожены: в 1900 году 1/2 крещенных православной китайской общины погибла [Ломанов, Виноградов] в ходе кровопролитного восстания ихэтуаней («боксеров»). Миссионерская библиотека и все сооружения Бэй-гуаня были разрушены в мае 1900 года. Православные деревни ихэтуани сожгли. С христианскими миссионерами, их родственниками и подопечными восставшие расправлялись безжалостно:

«Китайская паства, которая казалась духовно слабой ввиду языческих пережитков и элементов двоеверия, оставшись без руководства, проявила в этот момент чудеса стойкости и мученического исповедания христианской веры. Большая часть пекинской общины собралась в доме священника Митрофана Цзи (1855—1900) … 23 июня в дом Митрофана Цзи ворвались ихэтуани, они закололи священника мечами и с ним истребили еще около семидесяти человек. В последующие дни к ним прибавились десятки христиан. Большинство из них зарубали мечами или отрубали головы. От некоторых требовали кланяться идолам в кумирне Чэнэньсы, некоторых перед смертью предавали истязаниям» [Православие в Китае, с. 35—36].

Иннокентий (Фигуровский) как начальник миссии был настроен принять мученический венец. Но в последний момент, благодаря настоятельным уговорам русского дипломата в Пекине, он ушел под защиту русского отряда.

Иннокентий (Фигуровский) не брал в руки оружия, но оказывал своевременную врачебную помощь и духовную поддержку. Моральная сила его воздействия на осажденных была велика не только из-за статуса священнослужителя. Благодаря своему крепкому телосложению и внушительному росту он, казалось, был живой иллюстрацией древнерусских былинных богатырей — защитников народа от разбойников и захватчиков. Во многом благодаря мужественному поведению во время осады Иннокентия (Фигуровского), русским удалось выдержать двухмесячную осаду в захваченном религиозными фанатиками Пекине без потерь [Дацышен, 2009, с. 26—27].

По данным, приведенным в издании «Православие в Китае» (Благовещенск-на-Амуре, 2013), всего в 1900 году в Китае было убито около 30 тысяч католиков, примерно 2 тысячи протестантов, около сотни европейских миссионеров и несколько дипломатов. По окончании войны Китаю пришлось выплачивать победившей стороне огромную компенсацию за причиненный ущерб и потерять свою независимость в финансовых вопросах.

Новые успехи миссии в Китае. Развитие миссии продолжилось дальше и поднялось на новую высоту. На компенсацию от китайского правительства за уничтожение имущества Бэй-гуаня начальник миссии построил кирпичный завод, купил мучную лавку, создал переплетную и сапожную мастерские. Доходы от бизнеса тратились им, главным образом, на приобретение земельных участков под миссионерские станы, часовни и школы в Китае. К 1912 году было открыто 19 школ для китайских мальчиков и 2 для китайских девочек. Не забывал он и о тех китайцах, которые по роду своей деятельности долго жили в России — для них было открыто пять подворий, в том числе в Москве и Петербурге. Путешествуя на поезде, он использовал свое купе в качестве миссионерского молитвенного дома. Благодаря такой политике в области миссии удалось достичь больших, чем прежде, высот. Если к началу XX века православная китайская община насчитывала около 450 человек, из которых 222 были замучены, то к 1917 году она выросла до 6200 человек [Дацышен; Ефимов, Меркулов, с. 49; Ломанов, Виноградов].

Помогало в осуществлении миссии и то, что китайскую культуру Иннокентий (Фигуровский) искренне любил: он был настоящим знатоком китайского языка. В 1906 году был опубликован его «Китайско-русский словарь» в 6 томах.

Посещения России Иннокентием (Фигуровским), как правило, преследовали деловые цели.

Во-первых, необходимо было своевременно пресекать попытки закрыть миссию в Китае. Это делалось весьма успешно, так как после отчетов Иннокентия (Фигуровского) обычно следовало повышение его в сане.

Во-вторых, требовалось воспрепятствовать переводу миссии из столицы Китая в русскую колонию Порт-Артур или какой-то российский город в Сибири. Вскоре Русско-японская война и Октябрьский переворот показали прозорливость начальника миссии в этом вопросе.

В-третьих, для укрепления миссионерской деятельности следовало находить и привозить себе помощников из России [Дацышен, 2009, с. 28]. Добиваться успехов Иннокентию (Фигуровскому) помогали священнослужители и монашествующие Енисейской губернии. На призыв распространять весть о Спасителе мира и крестить китайцев откликнулся его младший брат Павел: некоторое время он служил в Китае — в Порт-Артуре, Харбине, Пекине и Шанхае. Первую женскую православную общину в Пекине также организовали приезжие из Приенисейской Сибири: это были послушницы Красноярского Знаменского женского монастыря, приехавшие в Китай в 1903 году [Дацышен, 1999—2000].

В 1902 году царским указом начальник Российской духовной миссии в Пекине получил сан епископа с присвоением наименования «Переяславский», в соответствии с наименованием первого епископа, назначенного в Китай в 1721 году [Дацышен, 2016]. Владыка Иннокентий особенно чтил день своего рукоположения в епископы, как день основания Церкви Христовой в Китае. Но не день 3 июня, а день Святого Духа, второй день праздника Пятидесятницы, который в тот год приходился на это число [Поздняев Дионисий].

Заведенные Иннокентием (Фигуровским) строгие порядки не у всех проживавших на территории миссии вызывали восторг:

«Многим насельникам Миссии, особливо семейным, не нравилась иногда скромная пища в Бей-гуане (бесплатная), рассчитанная на трапезу монахов-миссионеров, ехавших в Китай трудиться, а не отдыхать. Не нравились строгие монастырские порядки Миссии и суровые, непримиримые взгляды владыки Иннокентия, не признававшего „легких“ разводов, нарушающих таинство брака, не допускавшего светской „романтики“ за высокой монастырской стеной» [Дацышен, 2009, с. 35].

Были и другие трудности, но в целом дело несения Благой Вести китайцам продвигалось успешно. Об этом свидетельствует запись из дневника его современника, православного миссионера в Японии, прославленного в лике святых как равноапостольного:

«11 (24) августа 1904. Среда

Получены 6—7 и 8 выпуски «Известий Братства Православной Церкви в Китае». Преосвященный Иннокентий действует отлично, все русские, служащие под его началом, одушевлены; жаль только, что литература в журнале очень плохая. Петербургское подворье Пекинской Миссии проповедует и служит на славу. И как все широко и разумно устроено! Сколько людей привлечено на служение миссийскому делу! Японская Миссия пред всем этим просто пигмей. А хорошо бы и нам завести подворье в Петербурге или Москве; только ни умения, ни людей на это» [Святитель Николай Японский].

С 1902 по 1913 год было крещено 4130 китайцев, капитал миссии к началу Первой мировой войны составил около миллиона золотых рублей. Успеху миссии способствовала и Синьхайская революция 1911 года [Дацышен, 2009, с. 32]. На это указывал и сам Иннокентий (Фигуровский):

«Революционное движение, низложившее обоготворяемую в Китае власть императора, поколебало все языческие устои. Оставляя отжившие традиции предков, китайский народ стал прислушиваться более внимательно к апостольской проповеди всех миссий. Новое правительство, насчитывая в рядах своих немало христиан, сочувственно относится к делу проповеди» [Цит. по: Православие в Китае, с. 20].

В 1914 году в Пекине среди миссионеров было 46 китайцев и только 35 русских, а в 17 населенных пунктах Хубэе и вовсе работали только миссионеры-китайцы. За один только 1916 год крестилось 706 человек!

Укрепление безбожия в России и его последствия. В 1917 году в России пала монархия и началась Гражданская война. Уничтожение Синода давало возможность духовенству действовать более независимо от светской власти. Однако после Октябрьского переворота Русская православная церковь лишилась прав юридического лица. В Китай ринулись беженцы, не разделявшие коммунистическую идеологию и потому опасавшиеся физического уничтожения. Среди них было много представителей духовенства, не видевших себя китайскими миссионерами.

В ситуации религиозной и политической неразберихи в обеих странах от епископа потребовалась большая, чем прежде, самостоятельность в принятии решений. В 1920 году, когда победа сторонников безбожия в России стала очевидна и в Пекин прибыли для захоронения останки замученных большевиками родственников царской семьи, миссия перешла под временную юрисдикцию РПЦЗ. Это была православная церковная организация, созданная русскими эмигрантами в Югославии.

Но оказалось, что уйти из-под власти российских коммунистов непросто: они пытались дискредитировать русских эмигрантов перед китайским правительством и в 1924 году попытались отобрать имущество Пекинской миссии. Иннокентию (Фигуровскому) пришлось потратить немало нервов и сил, чтобы доказать китайским властям, что законным владельцем имущества теперь является не российское государство, а Российская Духовная Миссия в Пекине. Большую часть имущества он перерегистрировал на свое имя и официально заявил, что Российская Духовная Миссия в Китае официально именуется как «Китайская Православная Церковь».

Еще одной проблемой стали финансовые потери: из-за поражения России в Первой мировой войне обесценились русские военные займы, в которых так патриотично разместила свой капитал миссия. Поэтому в 1919 году Иннокентий (Фигуровский) принял нелегкое решение: закрыть все миссионерские станы (на 1917 год их было 32) и множество предприятий, а также продать недвижимость в Дайрене, чтобы избежать банкротства. Заботясь о пропитании русских эмигрантов, он в 1920 году поддержал их экономические проекты и отдал большую часть имущества миссии в долгосрочную аренду. Об этом упоминает в своей книге исследователь Д. Поздняев со ссылкой на рапорт 20-го по счету начальника Русской духовной миссии в Пекине, архиепископа Виктора (Святина) (1893—1966):

«Эмигранты основали два паевых товарищества: „Восточное Просвещение“ и „Восточное хозяйство“. Первое получило в свое пользование молочную ферму и участок усадебной земли, а второе — типографию со всеми подсобными учреждениями. Администрирование новых торговых товариществ некоторое время носило неопределенный характер. Вместе с тем Миссия стала походить на оживленный муравейник — насаждались новые деревья, старый сад приводился в порядок, множество китайских рабочих готовили земельные участки для разведения овощей». Через год убыточность и неэффективность предприятий стала очевидна: огородничество и шелководство оказались неконкурентоспособными в Китае, а содержание многочисленного штата служащих поглощало все доходы. Для ликвидации неудачных предприятий миссии пришлось уплатить 30 000 американских долларов. Но этим дело не закончилось: монастырское имущество в Пекине было захвачено самими же русскими эмигрантами и расхищалось преемниками упомянутых выше «товариществ». Владыка Иннокентий вынужден был вести множество тяжб со своими соотечественниками по вопросам о собственности миссии. Окончательно финансовые дела миссии были улажены уже его преемником, епископом Симоном (Виноградовым) (1876—1933) [Поздняев Дионисий].

Деятельность миссии на долгое время сосредоточилась на социальном служении, сохранении русской культуры, обличении и наставлении в вере русскоязычного населения. Упомянутый выше Д. Поздняев заключает:

«…Прихожанами в основном оказались русские эмигранты. Часто они и не помышляли о том, что их долг апостольского служения, если бы был исполнен, явился бы камнем, на котором утвердилось бы Православие в Китае. В основном эмиграция жила ностальгическими воспоминаниями о Родине и не старалась найти путь в духовном смысле к сердцам гостеприимно приютивших их китайцев. В этом плане русская эмиграция оказалась несостоятельной — полмиллиона человек, которых Господь на три десятилетия извел из России в Китай, не смогли широко познакомить Китай с Православием. Часто и священники не интересовались китайским народом, считая, что их паства — российские эмигранты. Пожалуй, миссионерскую роль играла благотворительность — в помощи не отказывали всем приходящим, независимо от того, православными были страждущие или нет. И в этом было исполнение заповедей Христовых о милосердии, в благотворительности проявлялась вера в то, что в лице каждого страждущего перед нами — Сам Спаситель. Строительство храмов, почитание кладбищ также свидетельствовали о благочестии православных и вызывали уважение у китайцев… пожалуй, ни в одной другой стране мира не сохранились в такой полноте традиции, культура, старый уклад дореволюционной России и вера. Так, в Харбине, Циндао, Саньхэ и иных городах Китая Пасха, Рождество и другие церковные праздники были не только праздниками православных эмигрантов, но и праздниками всех местных жителей» [Там же].

Оценка служения. В 1928 году Иннокентий (Фигуровский) за свою деятельность был удостоен сана митрополита. Через три года, 28 июня 1931 г., он умер и был похоронен на территории миссии. Несколько раз он успешно выводил православную миссию из кризиса. И даже в условиях гражданских войн в России и Китае не оставил дело благовестия: к моменту его смерти в Поднебесной было уже около 10 тысяч православных китайцев. На территории страны продолжали открываться все новые и новые православные храмы. А ведь когда-то в распоряжении Иннокентия (Фигуровского) было всего пять храмов.

После его смерти современники констатировали:

«Аскет-теоретик, владыка Иннокентий был практиком в повседневной, творческой миссийской работе. Он создавал капитальный русско-китайский словарь, завершил перевод богослужебных книг на китайский язык и широко развил миссийское хозяйство в Бей-гуане… Царская Россия безвозвратно ушла с исторической сцены, угас Святейший Синод в Санкт-Петербурге, иссякла материальная поддержка, а Российская Духовная Миссия все еще держалась и держится — умом, волей и энергией Митрополита Иннокентия и всех ныне здравствующих членов Миссии… Чуждый всякого китайского компромисса, неподкупный, стойкий и непреклонный владыка Иннокентий никому не льстил и сам не искал похвал. В старинном мандаринском Пекине, городе вкрадчивых, изысканно-льстивых и лукавых дипломатов… одинок был сибирский богатырь, ученый монах-аскет Митрополит Иннокентий, ныне отошедший в селения праведных» [Дацышен, 2016].

Похоронили христианского подвижника в склепе церкви Всех святых мучеников на территории Русской Духовной миссии в Пекине. Именно в колодец рядом с ней в 1900 г. и были сброшены китайскими повстанцами трупы замученных 222 китайских христиан.

В июне 1935 года Российская Духовная Миссия отпраздновала 250-летие православия в Китае. После окончания Второй мировой войны часть православных священников и миссионеров в Китае подверглась аресту и депортации в СССР. Однако продолжение Гражданской войны в Китае в 1946—1949 гг. помешало советским властям взять под полный контроль местное православное духовенство. К моменту ее окончания православных храмов в стране было уже больше сотни. Только в 1954 году, через пять лет после провозглашения коммунистами Китайской Народной Республики (КНР), советским властям удалось добиться закрытия Пекинской миссии и передачи ее территории советскому посольству. Библиотеку миссии вновь сожгли, а все постройки — снесли или взорвали. Имя Иннокентия (Фигуровского) было забыто, так как и на его родине, и в месте его основного служения еще долго продолжалось противостояние между коммунистическим режимом и церковью. Значительная часть русской паствы выехала из Китая. Те, кто остался в оппозиции к коммунистической идеологии, избрали США, Австралию или Новую Зеландию, а те, кто поверил советской пропаганде, уехали в СССР.

Но не все захотели покинуть Китай. И в 1956 г. Китайская Православная Церковь получила Автономию. Ее главой стал потомок албазинцев — епископ Василий (Шуан) (1888—1962). Позднее, во время «культурной революции» в Китае (1966—1976 гг.), большинство православных храмов в разных частях страны закрыли — их взорвали или приспособили под иные нужды: рестораны, ночные клубы, комнаты смеха, биржи, склады, цирковые училища и т. д. Над православными священниками издевались: надевали на них шутовские халаты и колпаки, мазали лица сажей, избивали, приговаривали к работам в шахтах и каменоломнях, иногда — убивали.

В 1986 году, уже во время «эры Дэна Сяопина», с разрешения китайских властей был открыт первый православный храм для молитвенных нужд русских и китайцев в Харбине. Свои впечатления от посещения территории Пекинской миссии в 1989 г. описала востоковед К. Кепинг (1937—2002), уроженка Тяньцзиня:

«В 1989 г., т. е. через тридцать пять лет после отъезда нашей семьи из Китая, в разгар перестройки я поехала в Пекин по своей востоковедной специальности. Территория советского посольства охватывала северный и центральный (=Архиерейский парк) районы старого Бэй-гуаня… В самом посольстве на месте разрушенной колокольни была построена беседка в европейском стиле. Св. Иннокентьевский храм… был осквернен — в нем устроили зал для посольских торжественных приемов. Храма Всех Святых Мучеников — этого белокаменного чуда — не существовало: на его месте была ровная площадка, заросшая молодыми деревьями. И никто из рядовых сотрудников посольства в 1989 г. не знал, что здесь было всего каких-то тридцать пять лет назад… На месте миссийского кладбища находился большой городской парк „Молодежное озеро“… В парке устроены площадки для различных игр, в том числе и в гольф… А центральную часть парка занимает большое искусственное озеро — не там ли находилась златоглавая церковь Серафима Саровского с колокольней?» [Кепинг, Храм…, с. 278—279].

Уже более полувека Китайская Православная Автономная Церковь не может оправиться от пережитого удара. На протяжении многих десятилетий местные общины не получали достаточных ресурсов для своего развития из-за рубежа. Места священников и архиереев порой десятилетиями остаются вакантными, так как в КНР миссионерская деятельность православным разрешена не так давно, с большими ограничениями. К концу первого десятилетия XX века православных в Китае насчитывалось около 15 тысяч (для сравнения: католиков порядка 12 млн чел., протестантов — 75,4 млн чел.). Кроме того, духовная преемственность от Российской духовной миссии не подкреплена юридически, так как автономная церковь до сих пор не имеет государственной регистрации как религиозное объединение.

Но благодаря усилиям российского востоковеда, уроженца Красноярского края В. Г. Дацышена имя Иннокентия (Фигуровского) вновь стало известным в России. Около десяти лет он буквально по крупицам восстанавливал биографию христианского подвижника из Приенисейской Сибири. Большая часть написанного нами выше об Иннокентии (Фигуровском) опирается на его публикации. В 2011 году результаты своих исследований В. Г. Дацышен обобщил в монографии под названием «Митрополит Иннокентий Пекинский» (Гонконг, Братство святых первоверховных апостолов Петра и Павла, 2011, 432 с.). В 2012 году в Гонконге отпраздновали 300-летие с момента основания Российской Духовной Миссии в Китае. На одной из юбилейных почтовых марок был изображен Иннокентий (Фигуровский).

Глава 3. Геннадий Фаст

…Сила слова не дается природою, но приобретается образованием… кто довел ее до высшего совершенства, и тогда он может потерять ее, если постоянным усердием и упражнением не будет развивать этой силы. Таким образом, образованнейшие должны более трудиться, нежели менее образованные; ибо нерадение тех и других сопровождается не одинаковым ущербом… Последних никто не будет укорять, если они не произносят ничего отличного; а первые, если не всегда будут предлагать беседы, превышающие то мнение, которое все имеют о них, то подвергаются от всех великим укоризнам. Притом последние и за малое могут получать великие похвалы; а первые, если слова их не будут сильно удивлять и поражать, не только не удостаиваются похвал, но и находят многих порицателей. Слушатели сидят и судят о проповеди не по ее содержанию, а по мнению о проповедующих… Ни о чем этом, как я сказал, не хотят подумать, но винят проповедника, судя о нем, как об ангеле… Видишь, почтенный, что сильному в слове нужно иметь особенно большую ревность, а вместе с ревностию и такое терпение, в каком нуждаются не все из вышеупомянутых мною.

Иоанн (Златоуст), «О священстве» (слово 5-е).

Содержание: Особенности биографии Геннадия Фаста. — Родословная. — Семья в сталинский период. — Хрущевское детство. — Наука или церковь? — Провинциальный служитель. — Вклад в просвещение и катехизацию. — Влияние на развитие приходской и общинной жизни. — Оценка служения.

Особенности биографии Геннадия Фаста. Если Иннокентий (Фигуровский) пытался укрепить веру и мораль своих соотечественников и земляков в условиях постепенного укрепления коммунистов у власти, то Геннадий Фаст, о котором мы расскажем далее, пытался преодолеть последствия государственной коммунистической пропаганды на протяжении десятков лет.

В биографиях двух вышеупомянутых подвижников — Иннокентия (Фигуровского) и Геннадия Фаста — имеются сходства. По рождению Геннадий Фаст сибиряк, так как родился в Новосибирской области. На момент появления на свет (22 декабря 1954 года) его отец тоже был немолод — ему было уже почти пятьдесят:

«Когда мы с братом рождались, некоторые ругали родителей: „Плодите нищету, сирот“. Но, когда папа скончался, брату было 40, а мне 37 лет» [Протоиерей Геннадий Фаст…].

И хотя отец Геннадия Фаста священником никогда не был, но среди его родственников имелись протестантские священники: прапрадед Иоанн Вибе и прадед Дитрих Гамм. Да и сама мать была замечательной молитвенницей. Когда родился будущий проповедник, она молилась не о его здоровье, богатстве или счастье, а о том, чтобы он служил Богу. Она одна несколько лет заменяла маленькому Генриху и его среднему брату Виктору воскресную школу. Так же, как и Иннокентий (Фигуровский), о. Геннадий Фаст родился в сельской местности (с. Чумаково). И так же, как он, став священнослужителем, стремился к миссионерской деятельности среди других народов. В остальном наблюдается много различий.

Во-первых, он по национальности не русский, а «этнический меннонит» [Смирнова]. С родителями Геннадий Фаст всегда говорил только на немецком языке, и вся его духовная жизнь до 21 года проходила именно на нем. В паспорте он до сих пор записан как Генрих Генрихович Фаст.

В 1860 году среди российских меннонитов выделилось направление «братских меннонитов», крестивших в воде полным погружением (а не окроплением водой, как это было принято у меннонитов ранее) и настаивавших на обязательности эмоционального переживания обращения к Богу для членства [Дик]. Именно в этой традиции воспитывался будущий подвижник православного христианства. Его духовное возрождение свершилось 5 апреля 1966 года, в 11 лет. Меннонитское крещение было совершено над ним в 1971 году на восходе солнца, полным погружением в одной из рек Средней Азии. Тогда ему было 16 лет.

Во-вторых, Геннадий Фаст рос в социально неблагополучной среде:

«Представьте сталинские бараки — скандалы, пьянки… Но с ребятами во дворе были замечательные отношения, и играли мы отнюдь не в компьютерные виртуальные игры. Но всегда, можно даже сказать, по контрасту с барачной жизнью знали, что мы — маленький островок в огромном океане безбожия… Они там „пиф-паф“, а я читаю Евангелие… Это одно из самых сильных впечатлений моего детства. И по сей день я ежедневно читаю Священное Писание. Я этим живу, я этим питаюсь» [Отец Геннадий Фаст…].

Всего в семье немцев-меннонитов Генриха и Лены Фаст (родителей о. Геннадия) родилось четверо детей, но выжило только трое: сыновья Вильгельм, Виктор и Генрих, позднее принявший имя Геннадий. При этом старший сын стал верующим ученым в довольно зрелом возрасте, а двое младших занимались христианским служением с юности. Однако, чтобы осуществилось это предназначение, всем членам семьи пришлось пройти через испытания.

В-третьих, этот подвижник появился на свет уже неполноправным гражданином, так как был рожден в «вечной» ссылке. В 1938 году отец Геннадия Фаста был арестован и приговорен к 10-ти годам лагерей, который он провел в Соликамлаге. Через несколько лет, в 1941 году, репрессировали почти всех немцев СССР — уже по национальному признаку. Поэтому освобождение из лагеря после отбытия срока вовсе не означало свободы для семейства Фаст. Поскольку глава семьи тоже по национальности был немцем, то и он подлежал ссылке. Генриха Фаста отправили в ссылку в Новосибирскую область, в село Чумаково. Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР №133/12 д. №111/45 от 26 ноября 1948 года все выселенные в годы Великой Отечественной войны были приговорены к ссылке навечно, с наказанием в виде 20-летней каторги за побег с мест обязательного поселения.

В 1964 году советское руководство признало ложность и несправедливость обвинений, выдвинутых против советских немцев в 1941 году. Однако постановление 1941 года не было отменено и немцы по-прежнему не могли вернутся в родные места, не могли восстановить свою республику. Вместо этого было решено «поручить Советам Министров союзных республик и впредь оказывать помощь и содействие немецкому населению, проживающему на территории республик, в хозяйственном и культурном строительстве с учетом его национальных особенностей и интересов» [Указ…].

В-четвертых, Геннадию Фасту, как и многим детям верующих родителей, пришлось делать трудный выбор: искать спасения у Бога, требующего повседневной «доброй совести» и готовности к поношению, или поверить в доброту и правоту безбожной власти, манящей отступников сиюминутными благами. Он остался верен тому выбору, который сделал еще школьником. Но благодаря кому или чему у мальчика из обычной меннонитской семьи хватило желания и решимости следовать по пути веры? Без реального героизма воспитать детей в вере в советский период было нереально: герой, наставник должен был быть членом семьи или жить где-то рядом, чтобы поддерживать и вдохновлять своим примером. И у Геннадия Фаста такие примеры перед глазами были. У него было духовное общение и поддержка, которую он черпал у других, более зрелых людей: у своей матери, которая заменяла ему воскресную школу, у тети Лены Вебер, которая вела кружок по изучению Библии, у помощника пресвитера Евгения Матиса. Черпал он хорошее общение и из того круга верующих ровесников, которым он был окружен. Именно благодаря сверстнице к нему в возрасте 10 лет попал Новый Завет на родном языке. Свою семью он построил вместе с матушкой Лидией, ранее знакомой ему меннониткой, которая в то же время, что и он, пришла в православие и при схожих обстоятельствах.

Каждодневный будничный подвиг сохранения веры и единства лишь сравнительно недавно стал оцениваться по достоинству в российском обществе. Руководствуясь указанными выше соображениями, мы по ходу повествования дадим характеристику окружения Геннадия Фаста.

В-пятых, юность о. Геннадия Фаста прошла в духовных исканиях среди разных конфессий, включая баптизм и пятидесятничество. Однако открытие русской культуры посредством общения с представителями этих направлений (официально баптистом или пятидесятником он нигде не состоял, хотя его допускали проповедовать с баптистской кафедры) привело его в мир русского православия.

В-шестых, он до сих пор является представителем «белого духовенства», т. е. женатым священником. У него пятеро детей (Кристина, Стефан, Марта, Тавифа, Давид) и в последние годы становится все больше внуков.

Родословная. О предках Геннадия Фаста известно следующее. В Россию на территорию Поволжья они переселились в 1860-е годы, воспользовавшись приглашением Александра II от 22 января 1859 года для ста прусских меннонитов на свободный казенный участок земли в Самарской губернии для «примерного ведения хозяйства». Практика подобных приглашений немцев имелась и ранее, законодательно переселенцам давали широкие права самоуправления — колониями они управляли с помощью сельских сходов и выборных старост. Даже полиция у них была своя — тоже выборная и работавшая на общественных началах. Учителей содержали за счет общины. Всего вокруг села Кошки в Самарской губернии было основано 24 немецких поселения, расселением которых занимался Клаас Эпп — руководитель меннонитской общины.

Как отмечают исследователи И. А. Савченко и С. И. Дубинин, образованная меннонитами на бывших калмыцких землях Александертальская волость отличалась по языку, вере и культуре от соседней Константиновской волости, образованной другими немецкими переселенцами. В хозяйственном отношении немцы-колонисты Александерталя стояли значительно выше поселенцев Константиновки. Во-первых, они были более подготовленными к переезду: привезли с собой даже сельскохозяйственную технику и наемных рабочих из Польши. Во-вторых, они были опытнее в области адаптации: заказывали дома у русских плотников, активно нанимали на часть работ местных жителей, больше занимаясь управлением и сбытом. Меннониты и сами владели многими ремеслами, нередко отдавая своих детей не только в школу, но и в русские ремесленные училища. Это облегчало им ведение крупного хозяйства и позволяло в случае малоземелья избежать нищеты. В-третьих, их подворья были ориентированы на высокотоварное зерновое и отчасти животноводческое производство фермерского типа. Излишки они или продавали, или перерабатывали на специально построенных для этого заводах [Развитие…].

В 1910 году в Александерталь приезжал изучать меннонитские хозяйства премьер-министр России, бывший саратовский губернатор П. А. Столыпин в связи с проведением в стране крестьянской реформы [Савченко, Дубинин, Российские немцы в Самарском крае].

Поскольку меннониты отвергали присягу и были пацифистами, то по уставу воинской повинности 1874 г. (ст. 157) те из них, кто переселился в Россию до 1 января 1874 г., были освобождены от ношения оружия и отбывали обязательные (общие) сроки службы в мастерских морского ведомства, в пожарных командах и в особых подвижных командах лесного ведомства [Жарова].

Ограниченные размеры земли, выделенной под колонию, способствовали тому, что семьи первых поселенцев Александерталя быстро породнились между собой, а их вера и культура прочно сохранялась и передавалась из поколения в поколение. Родители Геннадия Фаста появились на свет в Александертальской волости Самарской губернии (современный Кошкинский район Самарской области) в многодетных меннонитских семьях, которые и ранее состояли в родстве.

Матерью будущего подвижника была Лена Корнелиусовна Гамм (1914—1991), уроженка села Нойхоффнунг («Новая Надежда»). В 2009 году это село под новым названием Надеждино отпраздновало свой 150-летний юбилей. Инициатором переселения предков Лены Фаст (Гамм) из Данцига был прадед Иоанн Вибе. В молодости он был купцом, а в более зрелые годы — священником. Перестав торговать сам, он сделал все, чтобы дать экономическую подготовку своим сыновьям. Помимо дохода, занятие торговлей помогало хорошо разбираться в международной политической ситуации. Именно этим обстоятельством и объясняется то, что пожилой Иоанн Вибе решился перевезти всю свою семью (жену и 11 детей) из западной Пруссии в Россию. По завершении переезда он умер. Его старшие сыновья стали успешными российскими предпринимателями: основали на новом месте «Торговый дом Гардер, Вибе и К°». Его вдова Маргарита Вибе в девичестве носила фамилию Гамм. Основателю рода Вибе в России Лена Фаст (Гамм) приходилась правнучкой через его сына Вильгельма (1847—1900) и внучку Марию Вибе (1884—1944) [Воспоминания Вибе…, с. 19—21].

После Октябрьского переворота осуществившая его партия большевиков сразу же приступила к «переформатированию» разноликого российского общества, опираясь на марксистскую идеологию. В соответствии с этой идеологией началось «освобождение» населения от «груза» частной собственности, которая теперь объявлялась продуктом эксплуатации, т. е. ограбления трудящихся. Реализуя лозунг В. И. Ленина «Грабь награбленное!», придуманный им в январе 1918 года, представители новой власти повсеместно конфисковывали имущество «богатеев». Новые власти отменили льготы в области военной службы для меннонитов.

Меннониты стали массово покидать места, в которых их семьи жили по 3—4 поколения: одни добились разрешения на отъезд за пределы СССР, другие переезжали на южные окраины Советского Союза — в республики Средней Азии, где контроль за ними был слабее. Но были и те, кто не захотел покинуть новую родину и рискнул остаться. По воспоминаниям младшего сына Лены Фаст (Гамм):

«В данном случае к власти пришли убежденные атеисты, неистово ненавидящие Бога, многие прямо заявляли: „Бог — мой личный враг“. Не надо думать, что там просто сменили капитализм на социализм, монархию — на Советы. Идея же была, что мы рай-то построим и Бог-то есть. Только Бог — это классики марксизма-ленинизма. И Троица была — Маркс-Энгельс-Ленин. И Писание было — их творения. И соборы были — съезды партийные. И крестные ходы — демонстрации. И иконы — транспаранты. И мощи — мавзолеи. Это была неорелигия — жесткая, антихристианская. Конечно, этот эксперимент был обречен. Он обошелся стране десятками миллионов убитых и репрессированных, разрушением всех основ общегосударственной и национальной жизни» [Буренко].

Родственников Лены Фаст (Гамм) разметало на тысячи километров друг от друга. Дядя Абрам Вибе (1880—1950) продал свое успешное хозяйство в годы НЭПа и эмигрировал в Канаду в 1924 году, так как хорошо представлял дальнейшее развитие политической ситуации в стране. Семьи тетки Маргариты Зуккау (1875—1935) и двоюродного дяди Корнея Вибе были раскулачены и высланы в Архангельскую область, в тайгу:

«На сборы дали всего несколько часов, не велели ничего с собой брать, кроме самого необходимого. Всех на станции загрузили в маленький телячий вагон, в котором ехало еще четыре семьи, и отправили на север. Две недели длилось мучительное путешествие в душном вагоне, в котором все окна были заколочены, и нельзя было никому выходить. В апреле 1930 года состав со спецпереселенцами остановился на „836 км“ Северной железной дороги. Это в 300 километрах южнее от Архангельска. Когда их заставили выгрузиться, вся платформа оказалась заполнена малыми детьми. Словно раскулачивали не взрослых, а детей. Здесь были русские, немецкие, мордовские, чувашские, татарские и эстонские семьи, высланные из Самарской губернии» [Харюков, 2004].

Семья в сталинский период. Родителей Геннадия Фаста репрессировали задолго до его рождения, но не одновременно. Елена Корнелиусовна Гамм успела выйти замуж за его отца, Генриха Фаста (1905 г.р.). Он был почти на десять лет старше ее и работал простым рабочим в колхозе имени Энгельса — именно в него передали отобранные у местных немцев земли, мельницы, элеватор и прочее имущество. Генрих-старший успел закончить сельскую десятилетку, что для того времени было редкостью — в стране было много неграмотных, а немецкие сельские школы закрывали из-за их связи с религией. В брак жених и невеста вступали со словом Божием и пением. В семье Фастов до сих пор хранится фотография, где над женихом стих «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5, 4), а над невестой «И если чего попросить у Отца во имя Мое, то сделаю…» (Ин. 14, 13). В те тревожные годы у супругов родились первые дети: сын Вилли и дочь Лолли. Возможность сбежать из страны была только с помощью контрабандистов. В последний момент Генрих Фаст отказался от этого плана, прочитав в открытой наугад Библии стих с указанием оставаться на месте и честно есть хлеб свой [Священник Геннадий Фаст, Биография].

Во время «Большого террора» многие меннонитки остались без своих мужей, с детьми на руках:

«Большие грозовые тучи нависли над всеми нашими людьми. Отцы, матери, бабушки и дедушки отрывались от любящих семей и отправлялись в тюрьмы. Страх пронизывал почти каждый дом» [Андреев, Бунина, Прикосновение…].

Когда часть советских меннонитов смогла эмигрировать в Германию в 1970-е годы, то они стали большое значение придавать Дню матери, так как многие из них в результате сталинских репрессий познали жизнь «безотцовщины». По наблюдениям Вальтера Заватски, профессора Анабаптистской меннонитской библейской семинарии в Элкхарте (AMBS, США), в этот день они пели намного больше, чем всегда, включая в богослужения песни и стихи о матери, посвящая проповеди безусловной любви и подвигу матерей, отдававшим детям последний кусок хлеба, чтобы они смогли выжить [Sawatsky].

В 1938 году арестовали не только Корнелиуса Вибе (1879—1941), деда Геннадия Фаста, но и его отца Генриха Фаста. После этого деда живым уже не видели. Сначала Генриха Фаста обвиняли как фотокорреспондента иностранной разведки, потому что он еще в юности увлекся фотографией, благодаря чему у семьи осталось много фотографий родственников того времени. Потом этот пункт отменили, но его всё равно осудили — за создание контрреволюционной организации, которой никогда не существовало.

Бремя ответственности за семью целиком легло на его молодую жену Лену. Она была личностью незаурядной. Писала на немецком языке каллиграфическим почерком без ошибок, хорошо разбиралась в литературе, пела и играла на гитаре, хотя за плечами у нее было всего 6 классов. Но важнее всего в ней было другое:

«…Эта женщина умела видеть радость там, где другие ее просто не замечали. Обладала очень редким даром — нести свой крест и воспринимать все, выпавшее на ее плечи, как данное Господом. Школа страданий была основной школой ее взрослой жизни, и именно как ниспосланные ей испытания воспринимала страдания Елена, а самообразование с детства стало жизненной потребностью этой женщины. Людей фальшивых, праздных, лицемеров она не понимала, не воспринимала и знать не хотела. Когда выходила замуж за Генриха Фаста, твердо знала, что разделит с ним все, что выпадет на его долю» [Священник Геннадий Фаст, Биография].