Бесплатный фрагмент - Подержи руку суки

Рука матери отвела меня от страшной беды

Вместо предисловия автора

Да, это так, отвела. Но, прежде чем вы узнаете об этом, скажу, что в книгу я, вопреки логике, собрал парадоксы и провалы из моей журналистской карьеры.

Обычно, презентуя себя, журналист предлагает читателю самые удачные публикации.

А я наоборот: расскажу про неудавшиеся репортажи. За каждым из них стоит история из ряда вон выходящая. Что не удивительно для автора, которого «черти носят» по необычным местам и острым темам.

А про неудачи не пишут журналисты, которым нечего сказать; для них самая большая неудача — это пролить кофе на брюки, сидя за клавиатурой компьютера в офисе или дома.

Но жизнь — не кофе, а ситуации. И в ней случается такое, что не приведи Бог! Вот тут ход событий слетает с тормозов и идёт непредсказуемое…

Моя книга неудавшихся репортажей — о таких не предугаданных мной вещах. Они из моей практики, а не из пальца высосаны.

«СЕДЬМАЯ СТУПЕНЬ АДА»

— Сходи в психбольницу! — предложили мне в редакции. — Оттуда звонили, просили, чтобы газета помогла. Они ситуацию тебе на месте изложат...

Так я пошёл в психиатрическую больницу, большие корпуса которой за оградой на одной из спрятанных от глаз улиц занимали чуть ли не квартал. Бывал ли я здесь? О, да — одно время даже постоянно, готовя большое интервью в газету. И многое, что я здесь увидел и услышал, было «кривым зеркалом» окружающего мира, закрытыми от общества темами…

Но теперь ситуация была другой: врачи лечебницы звали подать через газету «SOS» — слишком уж неординарной и тревожной была информация, которой они обладали.

Главврач психбольницы, один из руководителей лечебницы, был очень озадачен, о чем сразу сообщил мне:

— Понимаете, какое дело… Тут по одной ситуации убийством вот-вот запахнет, хоть в милицию беги с заявлением! Но, во-первых, для нас свята врачебная тайна. А, во-вторых, с чем мы придём туда — с негласной информацией от нездоровых людей, со своими опасениями? Да в органах МВД посмеются: «Вот когда реально кого-то убьют или покусятся, вот тогда и приходите…»

— Так чего вы хотите?

— Мы хотели бы статью в газете про эту ситуацию… Ну, без имен, но чтобы участники её испугались огласки своих намерений и отступились. Человека мы хотим спасти, понимаете!

Начал главврач издалека:

— Среди нашего контингента есть девушка, страдающая депрессией и разладом с окружающим миром, она лечится у одного из наших психотерапевтов… Верней, лечилась. Потому что её матери (а семья у них неполная, без отца) кто-то посоветовал воспользоваться услугами то ли экстрасенса, то ли «ворожеи», дамы очень корыстной и небезызвестной в кругах «целителей»… В поликлинику к врачу пациентка перестала ходить, началось «снятие порчи» с визитами экстрасенса в дом — и потекли в карман экстрасенса деньги. Небогатая семья спустила сбережения, залезла в долги, но, несмотря на молитвы, зажигание свечей и «магию» корыстной дамы, состояние больной без врачебной помощи ухудшалось. И тогда экстрасенс-«целительница» сказала: «Очень сильный бес мне мешает снять порчу. Но я определю его по фотографии!» И велела нашей больной и её матери приготовить к следующему своему визиту фотографии всех знакомых…

…Признаться, немало скверных историй наслушаешься в психбольнице. Но с таким подлым «детективом» я столкнулся впервые. Вот что рассказал главврач:

— Несколько недель правдами и неправдами мать и дочь выпрашивали и доставали фотографии своих родных, знакомых, подруг. И вот выложили их перед пришедшей за очередными деньгами «целительницей». Та сразу ткнула пальцем в одну из фотографий: «Вот она!!! Всё из-за неё! Теперь понятно, почему свечи и молитвы не помогают: это не человек, а бес в его обличье! Не просто бес — а СЕДЬМАЯ СТУПЕНЬ АДА, самая страшная нечистая сила!»

…Тут на стол передо мной главврач выложил портрет очень несимпатичной немолодой женщины:

— Вот этот злосчастный снимок! Это какая-то дальняя родственница семьи, вроде двоюродной тёти нашей больной. Да что я сам рассказываю! Я сейчас лечащего врача позову, он тому свидетель и всю историю в деталях вам изложит…

Пока ждали главного свидетеля, я рассмотрел как следует лежавшее фото. Да, трудно было даже представить такое несимпатичное лицо, напомнившее лица на картинах Босха! У тётушки был тяжёлый взгляд, низкий лоб, грубые губы и подбородок… Было ясно, почему из собранных фотографий дама-экстрасенс безошибочно сыграла на этой!

— И что же дальше? — вскричал я, заинтригованный, не сводя глаз с несимпатичного фотопортрета.

— Да вот и лечащий врач пришёл, пусть он дальше всё и расскажет! — представил мне хозяин кабинета вошедшего молодого психотерапевта, с тревогой посмотревшего на меня. — С корреспондентом можно без утайки! Говори, как есть…

— А дальше, — почему-то вздохнул пришедший лечащий врач, — экстрасенс велела «беса седьмой ступени ада» в дом больше не пускать и выкинуть подарки, которые тётка дарила на дни рождения и праздники. Мать и дочь начали выкидывать. К несчастью, тётка только перед этим приходила и чаёвничала на кухне. Выкинули чашку и блюдце, из которых та пила чай. Девушке от самовнушения на короткий период стала легче, но вскоре без врачебной помощи и лекарств психическое расстройство стало прогрессировать, пациентка ходила на грани срыва. Тогда экстрасенс сказала: видно, «ступень ада» очень сильна — надо избавиться и от вещей, которых касался демон! Тогда семья выкинула стол, за которым гостья пила чай, стулья, ещё чего-то… Но не помогло и это! И тогда экстрасенс категорически заявила: «Порча не снимется до тех пор, пока этот демон живёт и ходит по земле…»

— Это как? — не понял я.

— Да наёмного убийцу они ищут, — вздохнул хозяин кабинета. — Причём, по совету целительницы, ищут исполнителя среди наших душевнобольных, которые за свои поступки не отвечают…

— А вы откуда насчёт убийцы знаете?

— Да у нас свои каналы…

Тут занервничавший молодой психотерапевт заторопился и отпросился продолжать приём больных в поликлинике. Но чуть позже, когда при обходе с руководством мы на минутку заглянули и в его кабинет, он тихо шепнул на ухо: «Зайдите, пожалуйста, ко мне!» История становилась всё более запутанной.

…Часа через два, после торжественного обхода с сопровождающими больничных палат в закрытых на запоры отделениях, бесед с врачами, санитарами, пациентами всех мастей, я освободился от опеки и перед уходом с территории психбольницы нырнул в поликлинику, куда доступ был открыт всем желающим. В нужном мне кабинете меня ждал тот врач-психотерапевт, который рассказывал про выброшенные стулья.

— Ради моих детей, ничего не пишите в газете! — зашептал он, выставив пациента за дверь. — Вы разве не поняли, что больная с матерью ко мне приходили — мы ведь живём по соседству, в одном дворе!.. Они сами перепуганы, советоваться прибежали. Я, естественно, в больнице об этом доложил, но не думал. что эта мысль о статье в газете у начальства возникнет!

— Как не писать? А вдруг эту тётю убьют?

— Да не убьют: семья напугана, душевнобольного на «мокрое дело» найти без нас, врачей, не получится. А вот двух детей моих точно убить могут, если разоблачение в газете выйдет! Ведь ясно, от кого эта история ушла — для дамы-экстрасенса отомстить будет сладко. А мои дети во дворе прямо под окнами этих соседей гуляют… Вы бы знали, как я за них боюсь!

Я задумался: как мне теперь быть, как обойти руководство психбольницы, с такой надеждой ждущее эту «профилактическую» статью…

— А вы не преувеличиваете угрозу для детей?

Молодой врач так посмотрел мне в глаза, что я понял: не шутит.

— Да вы просто не знаете эту свору «колдунов» и их деньги! — сказал он мне наконец. — Это очень страшные люди, хуже иных бандитов — ни перед чем не остановятся. Мы ведь в психбольнице их жертв видим, у нас много закрытой информации, которую вам лучше и не знать — крепче спать будете! Я вас как отец детей прошу: не надо статьи…

— Ну, значит, на том и порешим, — сказал я, пожав ему на прощанье руку. — Ни слова в газету, ради детей, я об этом не дам. Но вы обещайте, что когда-нибудь мне для газеты расскажете что-то и не такое опасное…

Он пожал мне руку и пообещал. История эта хранилась в моей памяти за семью печатями. Следуя заповеди честной журналистики «Не навреди!», я много лет о ней никому не рассказывал во избежание утечки информации…

Но давно ушли те опасные годы, когда разыгралась эта драма. Да и дети, за которых так боялся врач, стали взрослыми. Так что эти воспоминания теперь годятся лишь как новелла о «спасении двух детей одним журналистом». Или о том, как один журналист не погнался за сенсацией и не опубликовал «гвоздевую» для тех лет историю о «седьмой ступени ада»…

Я МОГ СТАТЬ УБИЙЦЕЙ

О, как я любил делать репортажи с реки с инспекцией рыбоохраны! Защищаешь угодья, пресекаешь хищный лов рыбы, гонишься с инспекторами за браконьерами! И острые сюжеты с реки читатель глотал, как горячие пирожки.

Только вот одна особенность была у таких рейдов. Ты мог сесть в моторную лодку с госинспекторами рыбнадзора вполне нейтральным журналистом, который едет «лишь поглядеть». Но вскоре от твоего «нейтралитета» не остаётся и следа!

Переход черты происходит незаметно, погоняемый конфликтами с браконьерами.

Вот ты стоишь ночью посреди реки в моторной лодке и наблюдаешь, как двое героев твоего репортажа — инспекторов рыбнадзора пытаются конфисковать загородившую половину реки сеть, взяв на абордаж браконьерскую лодку; а в ней четверо резвых «бугаёв» здорово колеблются: а не утопить ли подскочивших в разгар их разбойного дела контролёров? Как быть тебе с твоей «нейтральностью»? Показать редакционное удостоверение — мол, ребята, извините, я журналист, человек со стороны, меня не бейте! — в надежде на то, что оболтусы, начав проламывать черепа инспекторам, оставят в живых и не утопят свидетеля?

Так или иначе, но оборотной стороной твоих репортажей с реки остаётся то, что беспристрастным наблюдателем событий ты вряд ли останешься. Уже после первой сшибки с браконьерами на реке твои спутники без объяснений суют тебе ракетницу — это, конечно, не пистолет «ТТ» или потёртый наган, что у инспекторов под куртками, но с ней тебя не утопят, как котёнка: выстрел в упор из ракетницы 4-го калибра (26 мм) пробьёт сантиметр сосновой доски…

И вот уже ты сжимаешь в кармане рифленую рукоять твоего оружия самозащиты, хотя журналистам, в отличие от инспекторов, его не выдают. Ты летишь в ночь на моторке, ты участвуешь в погонях, как и твои спутники со служебными полномочиями, но фактически не имея их, — и твои спутники тоже забывают, что ты только журналист… А смешение ролей может быть чревато для репортёра!

Помню, как сбил меня с ног задержанный мордатый браконьер, c которым инспектора оставили наедине в причаленной лодке, спрыгнув на берег к чьим-то сетям. Увидев, что охраны поубавилось, тот отвлек моё внимание и со спины вышиб меня из лодки в речной песок, которого я «наелся», уткнувшись физиономией. В досаде, что упустил злостного браконьера, я нашарил рукой выкатившуюся из кармана ракетницу. Помню, как потом долго гнался за убегавшим мордатым, размахивал ею и кричал: «Стой! Стрелять буду!». А когда он, уже отрываясь от погони, на бегу показал мне неприличный жест, — я, разгорячённый, широко расставил ноги и по-ковбойски, с двух рук, выстрелил из ракетницы, целя в бежавшую фигуру…

Дымный след ракеты, пройдя выше уха беглеца, показал мой промах. После чего браконьер чесанул по дороге в гору, как в ускоренной киносъёмке, а я чуть не кинул вослед давший промах ракетный пистолет…

Позже, уже когда мы отплыли с инспекторами от места побега и огни пристани плясали на вечерней воде, я, поостыв, начал осознавать: попади в парня ракета, прожигающая ужасную рану даже сквозь фуфайку, мне пришлось бы отправиться на нары… Чем бы я оправдывался на суде? Тем, что подстрелил человека за ведро рыбы, пойманной незаконной снастью?..

А ведь у репортёра нет даже прав на задержание браконьера! Нет полномочий, как у государственного инспектора, выезжать в дозор с оружием и им же обороняться! Закон не даёт газетчику права стрелять в человека!

Тяжёлая уголовная статья светила бы мне, окажись я более метким ковбоем… Вот что значит слишком войти в роль хозяина вод — почти инспектора! А ведь едешь только написать репортаж…

КАК Я «ПРОЗЕВАЛ» КРУПНЕЙШУЮ В МИРЕ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНУЮ КАТАСТРОФУ

В тот год мне особенно везло. Пришло репортёрское везение, когда на ловца и зверь бежит — словно судьба всё время ведёт тебя за руку. И ты достигаешь пика журналистских удач, который я бы сравнил со спортивной формой.

Это подобно тому, что один чемпион по штанге назвал «покорением железа». Даже замечательный силач без «разгона» не возьмёт рекордный вес. Этому предшествуют нарастающие по нагрузке тренировки, чтобы достичь максимальной силы в день чемпионата. Тут важны постепенность и расчёт: начнёшь марафон силы раньше — перегоришь, а опоздаешь с нагрузкой — не достигнешь своего апогея к соревнованию…

Вот именно в такой «пиковой» форме я был в воскресный день 4 июня 1989 года: и знамения репортёрских удач бежали впереди меня! С удивительной лёгкостью меня находили «гвоздевые» темы! Видимо, количество моих предыдущих удачных репортажей отливалось в новое качество. Было чувство, что вот-вот я поймаю за хвост жар-птицу, которая сделает меня великим журналистом.

То воскресное июньское утро в Уфе, где тогда я работал в газете, было на редкость тихим, солнечным и спокойным — такого сонного утра я не видел тысячу лет. Даже утренняя река, казалось, спала. Горожане ещё с пятницы уехали на отдых в сады, на автобусной остановке было безлюдно — впрочем, и автобусов до железнодорожного вокзала Уфы почему-то не было.

А ехать я собрался на электричке на загородную турбазу «Ивушка», чтобы помочь моей матери. Каждое лето, чтобы внуки пожили с ней на природе, мама-пенсионерка устраивалась на базу «заведовать» большим спальным корпусом, т. е. была там и техничкой, и комендантом. Из-за больной печени ей было трудно носить тяжести — как раз в то воскресенье она просила меня перед заселением туристов разнести по комнатам кипы белья и матрасы…

И ничего, казалось бы, не предвещало срыва моей поездки 4 июня 1989 года на мамин 20-комнатный корпус близ утопавшей в зелени деревьев реки Дёмы…

Но именно в то утро меня и настигла весть о ночной железнодорожной катастрофе на 1710-м километре Транссибирской магистрали — как оказалось потом, крупнейшей не только в XX веке, но и за всю историю железных дорог мира…

Не понимая, почему на вокзал нет автобусов (а их сняли с рейсов для доставки на станцию курсантов школы МВД!), я поймал такси и доехал до железнодорожного вокзала Уфы. Привокзальная площадь поразила меня обилием людей в военной форме! Они высаживались из подъезжавших крытых грузовиков и уходили куда-то на посадку. Всё напоминало полномасштабную военную операцию…

«Близ Улу-Теляка в 90 километрах от Уфы произошла большая авария с двумя пассажирскими поездами. Много жертв… В ту сторону движение поездов остановлено. Но сейчас туда уйдёт воинский эшелон для спасательных работ», — вот что выяснил я, тыча удостоверением журналиста, у какого-то офицера.

Вы только представьте моё состояние! Я первым из репортёров уже в девятом часу утра знал новость, о которой лишь поздним вечером сообщат все информационные агентства мира.

Причём я был на станции, откуда уходил эшелон спасателей, задолго до извещения о ЧП — и пока местные власти, по законам тех лет, дожидались указаний Москвы и разрешений цензуры, мне выпала огромная фора, чтобы через час-два быть в Улу-Теляке на месте катастрофы и самым первым дать репортаж!

Спустя годы я понимаю: в советское время шансов у провинциального журналиста «ухватить за хвост» всемирного масштаба новость было не больше, чем у эскимоса съездить в Африку по выигранной в лотерею путёвке и на экваторе встретить белого медведя, сбежавшего из гастролировавшего зверинца.

Но этот один шанс из миллиона в то июньское утро просто упал мне в руки!

Естественно, я — как говорят: задрав хвост! — побежал к стоявшему «под парами» эшелону на Улу-Теляк, чтобы под видом грузчика влезть в один из вагонов в толчее спасателей, путейцев и медиков!

И вдруг на полпути к вагонам меня обожгла мысль: «А как мать?! А что будет с ней?!». Эта мысль осадила меня… Я знал, что мама-пенсионерка, не дождавшись моей помощи, потащит на себе по комнатам тяжёлые мешки белья, матрасы, будет надрываться с вёдрами воды — и к вечеру в полуобморочном состоянии подготовит корпус к заезду гостей. Но потом работа в одиночку её пригнёт приступом печени, болями в сердце…