Вы замечали, что каждый город имеет свою особенную атмосферу? Попадая в пространство определенного места, ощущаешь на себе его влияние, достаточно просто внимательно прислушаться. Погрузившись в работу над сборниками наших рассказов, я почувствовала эту энергетику. Можете такое представить — город влияет на повествование о нем!

Вероятно, вы уже читали наши предыдущие сборники «Я жду тебя в Париже» и «Вместе с Питером». Согласитесь, образы городов очень разные. По своему типажу Париж предстает в роли эстета-любовника. В книге, посвященной этому прекрасному городу, много историй, в которых речь идет об отношениях. Петербург больше похож на мудреца. Поиски смыслов, философствование, глубина — именно об этом, как мне кажется, пишут авторы питерского сборника.

Венецию же я почувствовала как мага. Она окутывает своей многовековой мантией, порой очаровывая, как волшебник, порой — наводя морок и погружая в иллюзии. Там случается необъяснимое, мистическое, как и в наших рассказах. Авторы, не сговариваясь, пишут так, будто сама Венеция нашептывает тексты. Ее воздух проникает под кожу, и вот ты уже дышишь им, он пьянит тебя изнутри.

Читаешь и впадаешь в состояние межреальности. Уже не осознаешь, где выдумка, а где быль, где фокусы, а где — настоящее чудо. Или это всего лишь карнавальная маска, которая скрывает тайны и истинный лик?

Инесса Барра,

руководитель писательского

проекта «Женский взгляд»

Анна Киселёва. ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС

Полуденное солнце жарко припекало. Покрытые синим брезентом гондолы покачивались у причала, вторя дыханию Адриатики. Раскаленное бледно-голубое небо сливалось на горизонте с бирюзовыми волнами позади собора Сан-Джорджо-Маджоре, парящим над каналом Джудекка. Кира отдыхала на набережной и наблюдала эту идиллическую картину, прячась от солнечных лучей под полями зеленой широкополой шляпы.

«Ну почему здесь так жарко, — со вздохом подумала путешественница, — и полно туристов. Как же я устала протискиваться сквозь толпу на каждом крошечном мостике!» Словно услышав ее слова, на соседнюю лавочку приземлилась парочка французов с аппетитно пахнущими сэндвичами. Кира еще глубже вздохнула. После завтрака, в половине седьмого утра, она перекусила только лимонным джелато — своим неизменным обедом в автобусном туре по Италии. Это была первая Кирина поездка за границу, ей хотелось посетить каждую экскурсию, каждый старинный городок, поэтому приходилось экономить деньги, и чаще всего на еде.

Сегодня был последний день тура перед возвращением домой, и, если честно, Кира устала. Ей уже посчастливилось искупаться в ласковых волнах Римини, увидеть красоты вечного Рима, восхититься величием Ватикана, перенестись в античную эпоху Помпей, различить силуэт Везувия в голубой дымке Неаполя, прогуляться по изысканной Флоренции, потеряться в каменных лабиринтах Сиены и даже «поймать» Пизанскую башню! А вот на Венецию уже совсем не осталось сил.

Пока часть туристической группы наслаждалась дворцом Дожей, Кира загорала у причала и вела путевые заметки:

«Венеция — такая юная и нежная, словно только что поднявшая свои земли над Адриатикой. Вода изумрудно-голубая, но из-за сброса отходов купаться в каналах запрещено. А как хочется! Мы уже сходили в стеклодувную мастерскую, побывали на рыбном рынке Риальто и даже купили пару масок в сувенирном магазине. Но самые незабываемые впечатления — это катание на гондолах. Нам досталась черная с резными ярко разукрашенными цветами. Гондольер насвистывал и тихонько напевал. Мы разлили шампанское в бокалы и отправились в путешествие. Плеск воды, легкая тень, и гондолы, гондолы, гондолы… Когда проплываешь под мостами — кажется, что время останавливается, и сердце замирает в ожидании чуда…»

Кира по привычке продолжала писать, но настроение было окончательно испорчено. Ее попутчица и по совместительству лучшая подруга Саша обиделась из-за ерунды и не разговаривала с ней. Солнце нещадно палило, желудок урчал от голода, а вездесущие туристы мешали погрузиться в романтическую атмосферу города.

Кира теребила в руках кулончик из стеклодувной мастерской, узор на котором напоминал ей солнечный диск с отходящими лучами. «Вот бы сейчас пошел дождь, и все туристы исчезли!» — в сердцах подумала девушка, случайно провернув венецианское стеклышко внутри круглой оправы кулона: теперь вместо солнца на нее смотрела луна, спрятанная в облаках. В этот же миг раздался гром, небо потемнело, и Кира ощутила на коже редкие крупные капли. «Какая здесь переменчивая погода!» — недоверчиво хмыкнула она. Гром даже заглушил голоса устроившихся по-соседству французов и, казалось, все остальные звуки.

Кира встала в поисках убежища и неожиданно обнаружила, что абсолютно одна: причал, набережные, мосты, улицы и кафе были пустынны. Даже катера и гондолы раскачивались в тихом уединении. Яркие краски города поблекли в сероватом отблеске начинающегося дождя. Девушка сначала замерла в испуге, но после бросилась бежать в поисках хотя бы одной живой души. Не обращая внимания на учащающиеся капли, она, не раздумывая, выбрала первую узкую улочку и устремилась вперед, с легкостью перелетая через узорчатые от дождя каналы по кружевным скользким мостикам, иногда путаясь в длинной струящейся юбке. То справа, то слева появлялись старинные, тронутые столетиями дома, стрельчатые белые окошки в оторочке розовых и красных цветов, спрятанные зеленые дворики, крошечные площади с церквями и крылатые львы — символ Венеции.

Неожиданно Кира остановилась на площади Сан-Марко. Величественный собор напротив нее одиноко мок под дождем. Девушка не могла поверить, что еще несколько часов назад здесь невозможно было вздохнуть от августовской жары и туристов. Ей вдруг стало так легко и радостно от нечаянно сбывшегося желания, что она раскинула широко руки, сбросила намокшую шляпу и начала пританцовывать, кружась в живительных каплях дождя. Распущенные мокрые волосы добавляли еще больше брызг, от которых влажная белая майка становилась все прозрачнее. Чтобы сандалии предательски не соскальзывали с ног, Кира сняла их, ощутив прохладу мостовой. Следуя рисунку белого камня, она вальсировала по направлению к воде, оставляя позади все больше узорчатых арок дворца Дожей со спрятавшимися в них от дождя голубями.

Вдруг снова раздался раскат грома, и Кира боковым зрением заметила движение. «Нет, это не голубь, — пронеслось в голове, а сердце сжалось от нетерпения, — здесь есть еще кто-то, кроме меня?!»

Путешественница тут же завернула за дворец, чуть не врезавшись в роскошный фонарь. Ей показалось, что она увидела удаляющуюся спину в черном камзоле. «Может быть, все исчезли, потому что здесь готовят съемки фильма?»

Второй забег по улицам Венеции давался Кире все с большим трудом, но она уже могла различить силуэт мужчины впереди. Удивительно, что когда Кира замедлялась на секунду, чтобы отдышаться, он тоже приостанавливал шаг, как будто вел ее куда-то. Наконец девушка не выдержала и закричала по-русски изо всех сил, даже не надеясь, что ее поймут: «Остановись! Кто ты?»

Фигура в черном замерла. Кира медленно начала к ней приближаться, отпустив длинную юбку, и только сейчас заметив, что она оставила сандалии на площади Сан-Марко. Каждый шаг отдавался скользящей прохладой, а по телу пробегала электризующая дрожь. Страх и любопытство стали неотделимы друг от друга, как маски и гондолы от Венеции.

Когда незнакомец обернулся, бегущая по пустынному городу убедилась, что его образ напоминает персонаж из исторического фильма: черные высокие сапоги из мягкой кожи, расклешенный бархатный камзол с выглядывающей из рукавов белизной кружев. Половину лица закрывала черная с позолотой маска, скорее, в стиле «Зорро», чем венецианского карнавала, не давая различить черты лица мужчины. Кира лишь отметила пышную рыжую шевелюру на контрасте со строгостью одеяния.

— Мы уже почти пришли, — русская речь с еле заметным акцентом эхом отразилась от устремленных к плачущему небу стен.

Незнакомец протянул Кире руку в кожаной перчатке, указывая головой на еле заметный проход между домами. Смелая путешественница, не раздумывая, согласилась: эту историю нужно было во что бы то ни стало распутать!

Пока что встреча выглядела дружелюбной: Кира оказалась в скрытом от посторонних глаз, увитом зеленым плющом дворике с резной полукруглой дверью. Его разделял напополам узкий канал, через который был перекинут белоснежный мост с состарившимися перилами. Он исчезал в открытом дверном проеме, так необычно расположившемся в рыжей стене дома напротив.

Мужчина подвел Киру к столу под широким навесом, накрытому на две персоны. Ее сразу же удивили непривычные черные спагетти в компании креветок и томатов. «Надеюсь, это макароны, а не магические гады», — усмехнулась про себя девушка, готовая съесть любое блюдо в эту секунду.

— Вкусно? — новый знакомый еле заметно улыбнулся уголками губ, будто смакуя свой акцент.

— Да, — выдохнула Кира, — я понятия не имею, кто ты, но я очень-очень голодна прямо сейчас.

— Я знаю. Ты редко о себе заботишься. Потратила все деньги на экскурсии и теперь экономишь на обедах, верно?

— Так, я даже не буду спрашивать, с чего ты это взял. И почему говоришь по-русски. Меня интересует другое: куда исчезли все люди в этом городе? — гостья чуть не подавилась спагетти от внезапно накатившего волнения.

— Ты же сама этого хотела, — незнакомец пожал плечами и откинулся на спинку стула, держа в руке бокал розового вина.

— Я думаю, ты переоцениваешь мои способности, — взгляд Киры упал на замутненные от дождя воды узкого канала, — и менять погоду я тоже не умею. Кто ты?

— Я дух Венеции, синьорина, — легким движением он сорвал маску, и Кира увидела перед собой еще совсем молодого юношу с озорными зелеными глазами в обрамлении длинных рыжих ресниц. Нарастающий ветер развевал его кудрявые волосы, а хитрая улыбка не сходила с губ.

— И что мы теперь будем со всем этим делать? — девушка тоже взяла бокал, удивляясь своей смелости и даже легкому равнодушию к внезапному повороту событий, — я так и останусь в одиночестве под дождем?

— Мне кажется, ты прекрасно себя чувствуешь, — дух Венеции довольно подмигнул.

— Я уже не уверена. Не дается мне Венеция. Да и кому здесь понравится в августовскую жару среди толп туристов?

— Счастливым людям. Которые наслаждаются жизнью. Здесь и Сейчас.

— Я тоже счастливый человек, между прочим, — начала защищаться Кира, — я просто подумала, что…

— Оказаться в одиночестве под дождем будет лучше? — рыжеволосый юноша вышел из-под навеса и подставил лицо участившимся каплям. На этот раз он протянул руку без перчатки, и Кира ощутила его прохладную широкую ладонь.

Они устроились на крошечной мостовой канала, наблюдая за узором расходящихся кругов на воде. Перламутровое небо хмуро нависло над мокнущей парочкой, посылая все больше драгоценных капель. Ссутулившиеся цветы раскачивались в такт, и казалось, что весь дворик вторит разбушевавшейся стихии.

— А мне понравилось танцевать под дождем! Хочешь попробовать со мной? — девушка внезапно подскочила, увлекая за собой на мостик духа Венеции. У них довольно ловко получалось вальсировать на ступенях, то и дело кружась в замысловатых поворотах. Розовое вино ударило в голову нечаянной гостье этого местечка, и она начала все ощутимее ускорять темп. Тогда юноша остановился и посмотрел ей в глаза:

— Не спеши. Ты увидела почти всю Италию за неделю. Но смогла ли ты ощутить ее всем сердцем?

— Ведь так хочется все успеть! — Кира даже подпрыгнула от нетерпения. — Если сидеть на террасе всю жизнь, как это делают итальянцы, что я увижу, чему научусь?

— Жизни, — дух Венеции глубоко вздохнул и на секунду закрыл глаза, — Здесь и Сейчас.

— Здесь и Сейчас, — девушка сдалась и сделала то же самое.

Вдруг Кира ощутила легкий толчок в плечо. Нет, это был не дух Венеции. Она открыла глаза и увидела перед собой все то же ясное бледно-голубое небо, собор Сан-Джорджо-Маджоре и мерно раскачивающиеся гондолы под сухим брезентом.

— Кира, с тобой все порядке? Я с тобой говорю здесь и сейчас. Ответь мне наконец! Или ты в какой-то параллельной реальности? — испугавшаяся не на шутку Саша описывала вокруг подруги круги, пытаясь привести ее в чувство.

— Кажется. А где все? — взгляд Киры упал на кулон из венецианского стекла, от которого уже вспотели пальцы. Узор, как и прежде, напоминал солнце с отходящими во все стороны лучами.

— Все уже ждут тебя на посадку! — Саша кивнула головой в сторону белоснежного лайнера, — сейчас отправляемся, бери свои вещи. Не забудь шляпу, кажется, ты подхватила солнечный удар.

Не до конца доверяя происходящему, Кира проверила, на месте ли сандалии, придвинула шляпу, которая одиноко ждала ее на расстоянии вытянутой руки.

— А почему у меня мокрые волосы и майка? — путешественница все же нашла к чему придраться.

— Я поливала тебя водой, чтобы привести в чувство! Но это мало помогло, — подруга выглядела обеспокоенной, — все, побежали, — она дала Кире руку, с силой потянув на себя ее ослабевшее на солнце тело.

Девушки успели добежать к месту посадки на лайнер в последнюю секунду. Их вечно улыбающаяся и лучезарная гид Стелла облегченно вздохнула, не забыв пожурить заплутавших подруг.

— Извини, Саш, мне нужно побыть одной. Прийти в себя. Или как там, побыть здесь и сейчас, — Кира усмехнулась и проследовала на самый верх белоснежного айсберга, так нелепо контрастирующего с крошечной старинной Венецией.

— Только не забудь надеть шляпу! — успела крикнуть подруга.

Но от шляпы на верхней палубе было мало толка — порывистый ветер срывал все на своем пути. Кира устроилась на корме, наблюдая, как удаляющиеся терракотовые крыши сливаются в единое полотно, расчерченное причудливым узором каналов. Внутри у Киры все сжималось то ли от невероятной красоты Венеции, то ли от грусти последнего дня в Италии, то ли от солнечного удара. Ей настолько хотелось запечатлеть в сердце этот момент, что она снова достала блокнот:

«Прощай, Венеция. Я дышу соленым воздухом, все быстрее удаляясь от тебя. Но мое сердце, наоборот, стучит все медленнее. Спасибо за этот секрет…»

— Извините, можно я присяду рядом? — Кира чуть не выронила за борт ручку, услышав знакомый акцент.

Повернув голову, она увидела рыжеволосого юношу с озорной улыбкой и задиристыми звездочками зеленых глаз.

Ксения Орлова. ACQUA ALTA

Она проснулась от звона колоколов. Каждое ее утро начиналось так — с колоколов Марии Формозы. Церковь находилась совсем рядом, за поворотом канала.

Пора было вставать, сегодня ожидался насыщенный денек. Сначала традиционный для четверга поход на рынок. А затем предстояло поработать над текстом лекции — в марте Венецианскому гетто исполнялось пятьсот лет. Розу, как эксперта, пригласили принять участие в нескольких культурных мероприятиях, посвященных этому печальному юбилею.

Сварив утренний эспрессо, она выглянула в окно. Из него открывался чудесный вид на перекресток каналов. По утрам, как всегда, по воде спешили многочисленные лодочки — развозили товары по магазинам, тратториям, ресторанам. Водители катеров весело махали Розе и приветствовали ее:

— Giorno, синьора.

Роза улыбнулась. Когда-то она была молодой. Стоило только выглянуть в окно, как на канале начиналось столпотворение. Мужчины останавливали катера, поворачивали головы, чтобы лучше ее разглядеть и более щедро поприветствовать:

— Ciao bella, ciao cara!

Кто-то пел арии, кто-то насвистывал красивые мелодии. В конце концов Роза закрывала створки, и поклонники со смехом и криками разъезжались. Все в прошлом, теперь приветствия — просто дань вежливости, но Роза не горюет. У нее были и любовь, и страсть, и поклонники. Всему свое время, а к ней сейчас пришла спокойная старость. Да, иногда становится грустно. Когда ветер бросает капли дождя в оконные ставни, когда темной ночью долго не уснуть, когда подступают воспоминания.

Роза собралась и вышла из квартиры. С собой взяла трость — колено подводило. На площадке женщину ждала неприятность: лестница на первый этаж была до половины затоплена.

— Mamma mia, за что мне это наказание?!

Наводнение, как всегда, оказалось некстати. Обычно звуки сирены заранее предупреждали горожан о приближающейся acqua alta. Жители первых этажей и магазинчиков спешно убирали повыше все, что могли, запирали двери, поднимали железные пороги, хоть немного задерживающие воду.

Что ж, в этот раз Роза сирену не услышала, проспала.

Она вернулась в квартиру, достала удобную резиновую обувь. Ходить в ней Розе непросто, но менять планы она не привыкла. Спустилась по лестнице. Да, вода сегодня и правда высокая, доходит почти до краев сапог. Она знала, если идти очень медленно и аккуратно, ноги останутся сухими.

На улице уже вовсю плавал мусор. Всему виной туристы, гостившие в Венеции. Они не вешали пакеты так, как это делали горожане — на ручки дверей, а просто ставили их вниз на мощеный камнем тротуар.

«И к этому мы привыкли», — подумала Роза и остановилась около лавочки на углу. Там работал ее старый приятель Джованни. Он уже успел убрать наверх все ценные вещи и теперь спокойно наблюдал за картиной происходящего, напевая любимую арию из Травиаты.

— Giorno, Роза! Как твои ноги сегодня? Куда собралась? До Пескерии? Тебе придется нелегко. Сегодня вода особенно высокая!

— Ничего, Джованни, добреду понемногу.

Роза подошла к сотопортего. Из темноты узкого прохода выскочила странная парочка. Юнец тащил на себе мужчину. Кашемировое пальто, лаковый портфель — по виду бизнесмен. В сапогах до самого паха парень быстро бежал, разгоняя воду, а его напарник цепко держался рукой за плечо юноши. Роза улыбнулась, кое-кто умеет не намочить ноги даже во время наводнения. Всегда готовы проехать на чьем-то хребте. Ничего, Роза сильная, она дойдет сама.

Наводнение захватило рынок: границы, парапеты и даже причал для вапоретто — все было покорено стихией. Прилавки вырастали из воды, как диковинные растения.

«Как символично, — подумала Роза, — рыбный рынок превратился в настоящее море. Стал стихией, которая является естественной для рыб и морских гадов. Вода приходит и уходит, унося с собой все лишнее и ненужное. Как на рынке, так и в жизни».

Ребята-продавцы не унывали. Работа кипела. Кто-то раскладывал товар, кто-то, весело насвистывая Вивальди, разделывал огромного тунца. Роза подошла к прилавку Луки. Он еще не успел разложить красивыми рядами свежий улов. Лангустины немного шевелились и стоили почти в два раза дороже тех, что лежали ровно и неподвижно.

— Ciao, Роза! Как дела?

— Нормально, Лука! Вот только сирену в этот раз проспала, не ожидала сегодня такой воды.

— Да, вода высокая. Но и товара много — смотри, какие свежие! Дерутся за место на моем прилавке, — Лука хохотнул. — Тебе как всегда?

— Да, дорогой. Пожалуйста.

Лука ловко набросал лангустинов в бумажный пакет и с поклоном подал Розе.

Роза перешла на другую сторону рынка, набрала свежей зелени, купила немного артишоков, обсудив с продавцами новости последней недели, — погода совсем испортилась, туристов мало, власти города опять придумали новый налог.

Она возвращалась обратно — шла медленно, высоко поднимая ноги, чтобы случайно не зачерпнуть воды. Людей стало больше, туристы вышли на улицы. Рядом раздался возглас: «Ой, я, кажется, намочила ноги!» — говорили по-русски. Роза хорошо знала этот язык. Она инстинктивно повернулась.

Молодая пара шла в сторону моста — женщина и долговязый мужчина. Обуты правильно: в высокие сапоги. Однако было видно, что ходить по воде они не умели. Роза отметила, что пара одета скромно: ни норковой шубы, ни дубленки — что ж, русские туристы давно стали притчей во языцех, но это скорее клише, чем очевидный факт.

Мужчина повернулся к своей спутнице, и Роза увидела его лицо. Сердце резко сжалось. Невероятно! Но сколько лет прошло! Бывает же такое сходство! Она торопливо отвернулась и пошла дальше. Совсем сентиментальная стала — мерещится всякое. Но голос мужчины заставил ее снова взглянуть в его сторону. И голос похож, такой же низкий и глубокий.

— Попробуй идти маленькими шажками, — обратился он к спутнице.

И тут мужчина заметил Розу, в растерянности стоящую рядом с ними.

— Signora giorno, — обратился он к ней.

— Доброе утро, господа, — ответила Роза.

Молодая женщина удивилась:

— Вы говорите по-русски? Невероятно!

Ее спутник внимательно всматривался в лицо Розы. Что-то заставило его довольно бесцеремонно разглядывать ее, пренебрегая вежливостью и этикетом.

— Я думаю, что вы тоже русская, да? — внезапно воскликнул он.

Роза смутилась, так быстро еще никто ее не разгадывал.

— Вы правы. Я русская. Когда-то родилась и выросла в Ленинграде.

— Вот это совпадение! И мы из Питера, — девушка обрадованно захлопала в ладоши, — вот это встреча! Я Мила, а это мой муж Александр.

— Приятно познакомиться, я Роза.

Она злилась на себя. Кто ее дергал за язык? С чего было откровенничать с совершенно чужими людьми? Но сама-то она понимала, в чем причина. В удивительном сходстве молодого русского с ее любимым мужчиной. С мужчиной, которого она не видела целую вечность, и о котором до сих пор не могла вспоминать без боли в сердце.

Роза мысленно перенеслась в Ленинград на десятки лет назад.

Она тогда была совсем юной девочкой, только что закончила филологический факультет университета. Ей казалось, она управляет своей жизнью, знает, что будет делать дальше. Но жизнь показала — это не так.

С Александром она познакомилась в квартире общих друзей на Васильевском острове. Шутили, смеялись, смотрели «Последнее танго» Бертолуччи на заграничном и редком в то время видеомагнитофоне. Кто-то привез фильм из европейской командировки, на языке оригинала. Роза переводила вслух. Вдруг двери распахнулись, и появился он — высокий, громкий. Сразу заполнил собой все пространство. Сел рядом с Розой и весь вечер неумело пытался ей ассистировать, чем одновременно и раздражал, и притягивал.

Вот так, со споров и шуточных выяснений — кто переводит точнее и круче, начался их роман.

Александр приехал из далекого сибирского города. Закончил там институт, отслужил в армии, а теперь собирался продолжить научную работу уже в Петербурге.

Это было время надежд. Радости от каждого следующего дня. Сумасшедшей всепоглощающей любви. Они целыми днями гуляли по Питеру, спорили, обсуждали новые фильмы, книги. Как много сходства было между ними! Им нравились одинаковые художники, архитекторы. Они даже думали одинаково. Если Роза цитировала Бродского: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать!», Александр сразу же продолжал: «На Васильевский остров я приду умирать».

Когда они шли рядом, Розе казалось, что она не идет, а летит над землей, чуть касаясь каблучками поверхности. Она вся была наполнена любовью и радостью, как маленькими воздушными пузырьками, которые поднимали ее в воздух. И рядом с ней — сильный и любящий мужчина. От его силы, от силы его любви, как от солнца, у Розы загорались солнечные зайчики в глазах.

Оборвалось все внезапно. Как-то вечером мать вызвала Розу «на разговор». Целую ночь они просидели на кухне. Мать курила «Беломор» и объясняла, что юноша из провинции — не прекрасный принц, а не более чем лимита. Не Роза ему нужна, а ее питерская прописка. А что красиво ухаживает и слова говорит — так это да, умеет. Ради перспективы стать ленинградцем еще и не на такое пойдешь. Все это казалось совершенно невероятным, но мать умела быть убедительной. Роза сначала пылала гневом, потом рыдала, а потом умерла. Казалось, сердце высохло, превратившись в безжизненный комок.

Через несколько дней мать объявила, что Розу ждет дядя Боря в Хайфе. Пора ей подумать об аспирантуре. На все оставшееся лето мать увезла ее на дачу, а в сентябре были готовы документы на выезд. Формальности уладили на удивление быстро. Получалось так, что весь мир готов разлучить Розу с ее любовью. И с ее болью. Через месяц она улетела в Израиль.

Александр напрасно обивал порог квартиры в надежде увидеться с девушкой. Мать всегда была на страже и резко пресекала любые его попытки разобраться в происходящем.

Роза улетала в тяжелом, подавленном состоянии. На душе было мутно. Зачем она так спешит, зачем и от кого убегает в совершенно чужую страну? Но доводы матери сделали свое дело.

С тех пор прошло много времени, много воды утекло, но сердце Розы так и оставалось сухим сжатым комочком — она разучилась любить.

— А мы как раз пытаемся найти дорогу в знаменитый книжный магазин «Acqua Alta». Подскажете, где это? — вопрос русской девушки вернул ее в реальность.

— Да, этот магазин практически у моего дома. Пойдемте, я покажу. Скорее всего, он уже открыт.

Роза и молодая пара медленно брели по воде. Девушка начала было щебетать о погоде, но муж остановил ее:

— Подожди. Мне очень интересно поговорить с настоящей венецианкой. Роза, расскажите, пожалуйста, что для вас этот город? Вы можете сравнить его с Питером?

Могла ли она сравнить? Сложный вопрос. Ведь именно из-за того, что когда-то Венеция до боли напомнила ей родной город, Роза и приняла судьбоносное решение — переехать сюда навсегда. Здесь не было такой увлекательной активной работы, как в Израиле. Не было многих, успевших стать близкими, друзей и знакомых. Но магия города настолько сильно притягивала, что Роза второй раз в жизни поменяла все кардинально. И не жалела об этом. Со временем у нее и здесь появились друзья, близкие люди. Она даже вышла замуж — на какой-то период. За эти годы Венеция раскрылась перед ней не только как дождливый и грустный город мостов, но и как яркий подиум для летних туристических толп, шума карнавала, Биеннале и других событий, превращающих тихое течение жизни местных жителей в сумасшедший дом.

— А вы тоже, как Бродский в свой первый приезд, уловили запах мерзнущих водорослей? — поинтересовался Александр, слушавший очень внимательно. Она чувствовала его неподдельный интерес.

При упоминании Бродского сердце Розы предательски екнуло: как он узнал? Удивительное совпадение. Или не совпадение?

Александр аккуратно и в то же время твердо поддерживал Розу за локоть в сложных местах их долгого перехода. Роза не отказывалась от помощи. Этот мужчина излучал такую доброту, силу, тепло и свет, что отказаться было невозможно.

— А чем вы здесь занимаетесь? Наверняка, что-то связанное с искусством. Вы выглядите как очень творческий человек.

Роза вкратце описала свою работу, подготовку к предстоящему пятисотлетнему юбилею гетто. Александр, оказывается, об этом знал. Они с женой уже побывали в еврейском квартале. Но информация о происхождении названия стала для него новой. Розу понесло. Она рассказала о первой печатной машине Джетте, которая стояла на еврейском острове. О том, что из-за этой машины дали имя целому району. Про то, как позже волею судеб это же название было перенесено на все обособляющие евреев районы городов мира. Она рассказывала увлеченно. Щеки ее пылали, как в юности, сердце стучало, а голос предательски дрожал.

«Что со мной? С чего это я так разволновалась?» — недоумевала пожилая женщина. И в то же время понимала — это он, ее случайный спутник, был причиной волнения и странного трепета в груди.

«Вот старая дура! Что мне до этого русского, кем бы он ни был!» Смешно, правда, их разделяли десятилетия.

Она провела парочку мимо своего дома, по площади Марии Формозы и дальше по переулку. Вода все еще стояла очень высоко, поэтому по-прежнему продвигались медленно, но размеренность радовала Розу. Не потому, что ей было бы тяжело идти быстрее, а потому что это давало возможность еще немного побыть рядом с человеком, который так растревожил ее душу. Не только множество воспоминаний всколыхнулось в душе Розы, но и какое-то странное ощущение дежавю — знакомые переживания на физическом уровне. На углу у входа в книжную лавочку с актуальным названием «Acqua Alta» — Высокая вода — стоял хозяин. На его плече сидел кот. Еще одного котенка, жалобно мяукающего и непонятно как попавшего на выступ здания, Луиджи собирался спасти. Роза сердечно поздоровалась со старым приятелем:

— Вот, посетителей тебе привела. Гости из Петербурга.

— Russia, perfetto! — хозяин лавочки добродушно пригласил гостей внутрь, увлек разговором и нескончаемыми прибаутками. Все в его магазине было отличным образом приспособлено к наводнению. Книги хаотично лежали стопками в тазах, ведрах и декоративных гондолах — хоть сейчас в плавание.

Молодые люди так увлеклись беседой с Луиджи, что на какой-то момент совершенно забыли про Розу. А та медленно развернулась и, не прощаясь, тихонько побрела домой.

Она шла по воде, которая начинала спадать, уже совершенно не заботясь о сухих ногах. Специально свернула с прямой калле в боковой проулочек. Так тоже можно дойти до дома. Но зато ее точно никто не догонит. Не придется надеяться, ждать возгласа в спину: «Роза, стойте!». Знала, что это ожидание совершенно не нужно ей сейчас. Она получила невероятное эмоциональное потрясение, столько впечатлений! Хватит на долгое время — перебирать в памяти, радоваться и грустить. Радоваться тому, что ее сердце, оказывается, все еще умеет биться так же сильно, как в двадцать лет. Грустить от того, что столько лет жила впустую, без чувств. И только сегодня, в день высокой воды, наконец оттаяла.

Инесса Барра. КРУЖЕВНИЦА

— Девочки! Это Венеция! Ура, мы здесь! — Марина сияла счастьем и вдыхала полной грудью итальянский воздух.

— Господи, жарища-то какая! Но это ничего, смотрите, какой красавчик! И совсем один. Скучает, — Ксюша вовсю стреляла глазками и улыбалась, привлекая внимание плечистого брюнета. У нее были четкие планы на эту поездку — развлечься по полной, и желательно в компании какого-нибудь знойного итальянца.

— Голова ужасно трещит от жары и дикого количества людей. Девочки, давайте поскорее доберемся до отеля! Мне срочно нужно в душ и в полумрак, — Ира сидела на своем чемодане прямо на перроне вокзала и, обхватив руками голову, словно бы пыталась уменьшить боль. Она кляла себя за то, что согласилась на уговоры подружек совершить это венецианское путешествие.

— Вот он, самый романтичный, самый удивительный, самый необычный, самый красивый, самый сказочный город! — продолжала восторгаться Марина.

— Ну че ты завела-то? Мы уже миллион раз слышали: «Город внесен в список всемирного наследия нашей планеты», — передразнила Ксюша.

Марина все уши прожужжала им про свою мечту — побывать в Венеции.

— Девочки, может, в этот раз вы без меня? Ну, пожалуйста? Мне, правда, совсем не до путешествий сейчас, — подала голос Ира.

— Ириш, ладно тебе убиваться. Уже хватит, отпусти ты его. Помнишь, меня тоже Ромка бросил? А я и не горюю больше. Я, может, даже благодаря этому разрыву наконец пошла учиться играть на фортепиано, — поддержала Марина. — Просто доверься нам. Мы же подруги, мы всегда вместе, что бы ни случилось!

***

— Марин, как думаешь, что мне лучше надеть? — Ксюша крутилась перед зеркалом, прикладывая к себе то юбку, то сарафан.

— Сарафан смотрится очень романтично, — окинув взглядом подругу, выдала Марина.

— Уговорила! — согласилась Ксюша. — Будет сарафан и серебристые босоножки со стразами. — А ты что наденешь, Ир?

— Так пойду, — Ира сидела на кровати в футболке и шортах, и казалось, никуда не собиралась идти.

— Давай, показывай, что у тебя нарядного есть, — Ксюша по-хозяйски раскрыла Ирин чемодан и с ужасом отпрянула. — Ты серьезно? — она в упор посмотрела на Иру. — Одни футболки, кеды и шорты? Цвет хаки, конечно, тебе идет, но, блин, мы ж в отпуске!

Ира безучастно глянула на свои вещи и молча пожала плечами.

— Ир, а пошли мерить платья? Ну, помнишь, как мы шопились тогда в Париже? Нас из магазина чуть не выгнали! — решила поднять настроение подруги Марина.

— Да, точно, весело тогда было! — Ксюша рассмеялась.

Ира тоже невольно улыбнулась уголком губ. Они втроем всегда очень здорово проводили время и старались путешествовать вместе. Как сдружились в школе, так до сих пор и не расставались. Правда, последнее время Ира была сама не своя. Ее предал любимый, и она погрузилась в затяжную депрессию, из которой верные подруги всеми силами пытались ее вытащить.

— Давай, иди сюда, моя красавица, сейчас мы тебя и оденем, и накрасим, и причешем, — Ксюша поняла, что пора брать ситуацию в свои руки и поскорее выходить любоваться венецианскими красотами, а точнее, красавцами.

— Нас ждут поющие гондольеры, девочки! — Марина была в возбужденном состоянии. Им предстояла поездка на гондоле, посещение знаменитого моста Риальто и ужин в ресторанчике «Остерия Банкожиро».

***

Катер медленно рассекал мутную гладь залива, приближая пассажиров к самому красочному острову Венецианской лагуны — Бурано.

— Девочки, какая красотища невероятная! Вы только взгляните! — издалека завидев разноцветные здания, воскликнула Марина.

— Обалдеть! Надо же было так договориться с соседями и выкрасить дома во все цвета радуги, — Ксюшу тоже привлек открывшийся с палубы вид.

— Друзья, мы с вами приближаемся к острову Бурано. У вас сорок минут на прогулку, затем жду всех желающих на площади Галуппи. Посетим Музей кружев! — по катеру разнесся зычный голос экскурсовода.

— Пойдемте пофоткаемся. Какой забавный островок, — Ксюша уже расчехлила фотоаппарат и ступила на крошечную пристань.

Ира смотрела на яркое разноцветье маленьких домиков. Словно слепленные между собой, они напоминали ей кусочки пластилина в коробке, и даже сквозь солнечные очки краски казались слишком пестрыми, неуместными и неподходящими к ее мрачному настроению.

Улочки были заполнены солнечным жаром. Под навесом у оранжевого дома сидели две итальянки в возрасте и мерно бренчали коклюшками, плели белоснежные кружева и болтали о чем-то своем. Девушки издалека заметили их и, подойдя, Ксюша сделала несколько снимков.

Ирина как завороженная смотрела на работу женщин. Их руки словно жили самостоятельной жизнью, с легкостью летая над тончайшими узорами. Нити послушно укладывались по своим местам, образуя причудливый рисунок.

Ирина, казалось, выпала из реальности и погрузилась в собственные мысли. Узор уже заранее известен мастерицам, но до конца невидим всем остальным. Для случайного прохожего кружево появляется внезапно, в этот самый момент, из-под загорелых морщинистых рук бурановских женщин. Интересно, может быть и судьбы людей кому-то тоже заранее известны? Может быть, мы, как нити, то сплетаемся в узор, то расходимся по разные стороны, и так и было задумано?

— Ир, ты чего, уснула что ли? Пойдем, а то опоздаем на экскурсию, — Марина тронула подругу за плечо.

— Девчат, вы идите, я потом догоню, — ответила Ира подругам, а затем подошла ближе к одной из синьор и спросила:

— Простите, что отвлекаю, скажите, а можно научиться плести кружево?

Кружевница остановила танец рук и глянула на девушку:

— Иди спроси тетушку Лючию. Вон там ее дверь, третья отсюда, — и вновь взялась за свою работу.

— Грацие, синьора! — Ира направилась к указанной двери.

Всматриваясь в фасады домов, девушка не сразу заметила черную длинношерстную кошку, которая материализовалась будто из воздуха и плавно вышагивала рядом с ней. Несмотря на свою неспешность, кошка каким-то образом очутилась впереди и также внезапно, как появилась, исчезла за занавеской.

Ира последовала за ней, отодвинула ткань, закрывавшую вход в дом, и вошла. После яркого солнечного света и жары помещение казалось прохладным и темным.

— Бонжорно! Есть здесь кто-нибудь? — позвала Ира.

В комнате витал теплый аромат кофе, к которому примешивался еще один очень знакомый запах, но Ира никак не могла его вспомнить. В соседней комнате послышались звуки, и оттуда появилась женщина в инвалидной коляске. Когда она подкатилась ближе, Ира вгляделась в морщинистое лицо пожилой женщины и поразилась тому, насколько у нее был ясный взгляд. Посмотрев на девушку, женщина спросила:

— Как твое имя?

— Ирина. А вы — синьора Лючия?

— Ирина, я ждала тебя. Проходи, садись, рассказывай.

— Синьора, вы меня не знаете, конечно, но я бы хотела научиться плести кружево и мне сказали, что вы можете…

— Кофе не зря на две чашки сварила. Бери, пей, — Лючия оборвала гостью на полуслове и, не дослушав, пригласила пройти к столу. Ира присела и отхлебнула глоток густого горького напитка. Тетушка Лючия в это время взяла в руки начатое кружево.

— Рассказывай, — коротко повторила она.

Ира начала было говорить, что она потрясена работами кружевниц и хотела бы сама этому научиться, но вдруг, неожиданно для самой себя, поделилась с совершенно незнакомой женщиной своими переживаниями. Синьора, поглядывая на Иру, изредка кивала и продолжала плести узор. А потом спросила:

— Скажи, так чего ты хочешь?

Ира вытерла выступившие слезы и с отчаяньем ответила:

— Я пока не знаю… Меня сейчас мало что радует. Мне так плохо.

— Все, сейчас иди, погуляй немного. Зайдешь ко мне часа через три, я как раз закончу.

— А учить вы меня не будете? — вдруг спохватилась Ира.

— Милая, я никого не учу уже лет сорок. Вот несколько недель назад начала этот воротничок плести и все думала, когда же ты за ним придешь. Ну, иди, потом заберешь, — тетушка Лючия полностью сосредоточилась на работе, и Ира поняла, что ей пора уходить.

«Что это было? Чем-то смахивает на сеанс у психолога, но… кажется, она не собирается открывать мне секреты кружевоплетения», — эти мысли плыли в голове у Иры, пока она шла на встречу с подругами.

— Ирка, ты все пропустила! Там столько красоты! Но ничего, мы тебе фотки покажем, — подмигнула Ксюша, выходя из музея.

— Девочки, я такая голодная! Ужас как есть хочется!

— Ир, ты чего такая странная? — заглянула ей в глаза Марина.

— Да так… Пошли поедим, что ли, — Ира не переставала думать о разговоре с Лючией.

— Говорят, тут есть ресторан с очень забавным названием — «Черная кошка». Может, туда? — Ксюша всегда была в приподнятом настроении, а особенно сейчас, когда предстояло отведать итальянскую кухню.

— Девочки, я угощаю! — радостно объявила она, с ходу заказав шампанское. — Хочу пузырьков, вкуснющей пасты с морепродуктами и… — она осмотрелась по сторонам и, не найдя на ком остановить взгляд, добавила, — и уже познакомиться с настоящим итальянцем!

— Ксюша, тут все официанты — итальянцы, это семейный ресторан, выбирай! — пошутила Марина.

— Давайте за отпуск, за нас, за то, чтобы наши мечты и желания исполнялись! — предложила тост Ксюша. Они чокнулись. Ира отпила глоток и обратила внимание на шустрые пузырьки. Они были похожи на тончайшие жемчужные нити, которые отделялись от дна бокала и ровненько бежали к поверхности, пронизывая собой весь напиток.

***

— Ну что, через час отчаливаем к стеклодувам? — выйдя из ресторана, Марина закрыла глаза и подставила лицо солнцу.

— Я туда не поеду, не обижайтесь, девчат, что-то мигрень меня совсем не отпускает. Я не выдержу таких температур и тоже расплавлюсь, как стекло, — попыталась пошутить Ира.

— Мне обязательно нужно на Мурано, я же обещала сестре привезти бокал из настоящего венецианского стекла, — Марина не собиралась отходить от намеченного плана.

— Ир, если вернешься в гостиницу раньше нас, глотни коньяка из мини-бара и ложись спать, а то вечером у нас зажигательная программа. Надо, чтобы ты была как огурчик! — ввернула свой традиционный совет Ксюша.

— Я пойду, куплю себе что-нибудь на память и поеду обратно в гостиницу, отдохну.

Распрощавшись с подругами, Ира побрела к Лючии. Улочки казались ей опустевшими, и даже те женщины, что сидели с кружевом, куда-то делись. Девушка вошла в дом. От аромата кофе остался лишь легкий неуловимый шлейф, зато усилился тот забытый запах, что она почувствовала раньше.

— Ирина, подойди, — позвала Лючия. Ира вздрогнула и двинулась на голос. Удивительно, но с самого начала этого странного знакомства у нее не было и тени тревоги. Возможно, печаль и боль предательства не оставили места в ее сердце даже страху.

— Открой, я тебе покажу кое-что, — попросила Лючия, махнув рукой в сторону зашторенного окна. Ира отодвинула тяжелую портьеру и за стеклом увидела крошечный тенистый садик. «Никогда бы не подумала, что на острове кроме каналов и лодок есть такие уютные сады», — промелькнуло в голове.

Мягкий свет упал на кружево, которое тетушка Лючия держала в руках.

— Ирина, это для тебя, примерь, — она протянула девушке кружевной воротничок. Он был необычайно легкий, почти воздушный. Тончайшие нити образовывали сложный узор, который можно было разглядывать долго, каждый раз находя все новые необычные очертания. Как только Ира коснулась кружева, сразу почувствовала, что от него по рукам пошла приятная прохлада. Приблизившись к зеркалу, она накинула воротничок на шею и улыбнулась, глядя на свое отражение. Потом глубоко вздохнула, и приятное тепло, вместе с царящим в комнате запахом ладана, проникло в легкие и разлилось в груди. «Это тот самый аромат, который бывал по воскресеньям в доме у бабушки», — наконец-то она его вспомнила.

— Как красиво! — выдохнула Ира. — Сколько же это может стоить?

— А сколько ты готова заплатить? — прищурилась Лючия. Ира вытряхнула из кошелька купюры и монеты, пересчитала — оказалось ровно 555 евро.

— Этого хватит?

— Конечно. Красивая цифра, кстати, получилась. Все одно к одному, — добавила кружевница. — Берешь?

— Да, беру. А можно я вас спрошу, синьора Лючия?

— Спрашивай, — Лючия подкатилась ближе и указала жестом на кресло, приглашая присесть.

— Я думала, что вы сможете научить меня плести кружево, а вы сказали, что не учите, зато сплели для меня этот прекрасный воротничок. Почему?

— Милая, кроме плетения кружев у меня есть и другие таланты, — с легкой улыбкой ответила Лючия. — Хотя, какой талант, это — дар. После аварии, которая произошла пятьдесят один год назад, я больше не могла ходить, зато начала видеть и чувствовать судьбы людей. Тогда-то я и решила стать кружевницей. В какой-то момент мастерство и дар слились во мне, связались нитями воедино и теперь я могу помогать людям плести их собственные судьбы. Тебя я почувствовала задолго до того, как твоя нога ступила на венецианскую землю. Тогда я и начала плести этот воротничок. А в тот момент, когда ты сидела на чемодане у вокзала, я уже точно знала, что ты придешь ко мне сегодня.

Ира слушала с волнением. Странно, но она верила тому, что говорила синьора Лючия.

— А что же вы вплели в мой воротничок?

— Именно то, что тебе сейчас так нужно. Сама скоро поймешь. Ну все, мне пора отдыхать. Иди. И что бы ни случилось, помни: жизнь стоит того, чтобы ее жить. Она прекрасна. Просто открой глаза.

***

Отель «Санта Лючия» встретил Иру ослепительным светом люстр. Она вошла в холл и боковым зрением заметила в зеркале, что на ней по-прежнему кружевной воротничок. Остановилась, сняла солнечные очки, улыбнулась отражению и вдруг будто впервые заметила и непослушный локон, выбившийся из наспех завязанного хвоста, и длинные тени от ресниц, и милую родинку около уха.

— Белиссима! — услышала она мужской голос.

Ира поняла, что не одна разглядывает себя в зеркале. В кресле сидел мужчина и с восторгом смотрел на нее.

— Грацие, — ответила она с улыбкой и, прикоснувшись к воротничку, пошла в номер.

«Что ж, все мы — нити одного большого кружева жизни», — думала Ира. Впервые за последние несколько месяцев ей стало легко дышать. Она вдруг заметила, что мигрень исчезла, а в окно заглядывала лучистая Венеция, игриво подмигивая и приглашая на танец.

Алёна Стимитс. ЗВЕЗДА

— Евгения Андреевна, вы же Звезда! Ну хлестните его наконец! Ведь он — негодяй! Влез в окно вашей спальни, — режиссер вскочил со стула и, отчаянно жестикулируя, начал бегать по сцене. Он уже не просто говорил, а умолял. Сверкал глазами. Излучал флюиды нетерпения и гнева.

Шел третий час репетиции. Женечка — молодая актриса и восходящая звезда провинциального театра, на которую дирекция возлагала особые надежды, сегодня отчего-то проваливала свою роль самым что ни на есть жалким образом. На все увещевания она упрямо твердила:

— Рафаэль Викторович, я не могу его ударить! Он же замдиректора, руководящий состав. Зарплата, премия…

Режиссер опять забегал, нервически заламывая руки:

— Женечка, ну какой руководящий состав? Вы посмотрите на него повнимательнее, — он чуть подтолкнул к актрисе невысокого, круглолицего, в меру упитанного мужчину, одетого в костюм мышиного цвета, — Казанова же! Ну?

Рафаэль Викторович сделал многозначительную паузу. Неужели рассчитывал на то, что Женечка вдруг прозреет, признав в лысоватом персонаже, которого ей так бессовестно подсунули, героя-любовника? Самого Казанову!

Увы, чуда не произошло — девушка сконфузилась, расстроилась, и, переминаясь с ноги на ногу, вся бледная, пробормотала:

— Ой, что-то мне нехорошо, можно я присяду? Это, наверное, у меня от голода.

— Людмила Аристарховна, принесите что ли нам чаю с сахаром, — крикнул Рафаэль Викторович куда-то за сцену, — Женечке плохо стало. Ну что, меняем тогда, Пал Петрович? — режиссер вздохнул и вопросительно посмотрел на «Казанову». Тот молча кивнул. — Терентьеву поставим на главную. Ох и дуры эти девки с их диетами!

Прибежала Людмила Аристарховна, сунула звезде под нос кружку с горячим питьем, но Женечка уже совсем поплыла, съехала со стула и завалилась на пол.

— Скорую вызывайте! — испугалась Аристарховна. — Этого нам еще тут не хватало.

Все засуетились: Пал Петрович начал куда-то звонить, Рафаэль Викторович умчался за аптечкой, актрисы окружили девушку и запричитали. Кое-кто радовался — у звезд полно завистников.

Очнулась Женечка в лодке. Было совершенной загадкой, как она в ней оказалась. Странная посудина мерно рассекала воду своим длинным носом, а на корме стоял человек непонятной наружности и горланил какую-то песню.

«Гондола!» — вдруг осенило Женечку. Сама по себе данная ситуация уже вызывала уйму вопросов, но даже не это было главным. Другое беспокоило девушку. А вот что — она пока не могла понять.

Евгения осмотрелась. Лодка выглядела как-то уж чересчур помпезно: бархат, покрывающий сиденья, позолоченные украшения, ковры под ногами. «Ну и кич!» — безо всякого романтизма подумала Женечка. Затем она оглядела себя. Брючный костюм, в который она была одета, куда-то исчез. Вместо него появилось бежевое атласное платье, тяжелая юбка которого волнами спускалась вниз, полностью закрывая ноги. И еще корсет — он едва позволял дышать. В руках Женечки была маска, но не обычная — прикрывающая глаза, которую она как-то примеряла в театре для одного спектакля — а круглая, на все лицо. Почему-то без выреза для рта. С внутренней стороны маски была вшита большая бусина. «La Moretta» — промелькнуло в голове у Женечки.

Она все еще находилась в недоумении.

«Как я попала на эту репетицию? Да еще и генеральная, с костюмами и, судя по всему, в павильон вбухали кучу денег. Очень натуралистично. Наши такое не осилят. Так, стоп! Кажется, я поняла, что не так. — Женечка еще раз прислушалась к себе. — Я… я думаю на итальянском!»

В языках она не разбиралась, но в своей догадке была совершенно уверена. В их доме с детства пел Челентано — бабушкин кумир. Уж эти-то «чао» и «ариведерчи» ни с чем не спутать.

«Это что же получается? — ужаснулась она. — Неужели мне в голову вмонтировали чип, и теперь я — агент тайной разведки? Нет, бред! — тут же возразила сама себе девушка. — Такое случается только в фильмах».

В этот момент лодка пришвартовалась.

— Приехали, синьорина! — крикнул гондольер, очевидно, обращаясь к Женечке. Она поднесла маску к лицу и обхватила губами бусину. Тьфу, ну и придумал режиссер! А говорить-то как? Может, роль второстепенная?

Женечка выбралась из фальце наружу, сунула лодочнику несколько монет и ступила на берег. Огляделась. Никаких других актеров рядом не было. «Надо хоть мужика в лодке спросить», — спохватилась Женечка, но гондола уже маячила где-то посередине канала.

«Зайду в кофейню, выпью шоколаду, — пронеслось в голове у девушки, и она уверенно пошла вперед. — А тут симпатично».

Женечка проходила мимо небольших, но изысканных казини. Был вечер. Из окон домов доносилась музыка, смеялись женщины, где-то пьяно пел хор мужских голосов. Вдруг справа от девушки мелькнула чья-то тень, и тут же перед ней материализовался какой-то тип в треуголке и черном плаще. Высокий и тощий. Его лицо тоже скрывала маска.

— Белла! Белиссима! — прошелестел незнакомец.

— Вообще-то, я Женя. А Белла — моя дублерша, Терентьева. Но она совсем играть не умеет, — Женечка забылась и выпустила бусину изо рта. Противная маска тут же слетела с лица и упала на землю. Ну и ладно, дурь какую-то придумали, дышать нечем.

— О, как ты прекрасна! — тип в треуголке все больше погружался в роль. — Губы твои — словно спелые ягоды, мочки ушей твоих…

— Да подождите вы, — нетерпеливо перебила его Женечка. — Рафаэль Викторович здесь? Что за пьесу репетируем?

Мужчина, казалось, ее даже не услышал. Он продолжал скрипеть каким-то неестественно гнусавым голосом:

— Это я, Джакомо. Моя гондола здесь. Бежим! — актер вцепился девушке в запястье.

Женечка брезгливо отдернула руку и отошла на шаг назад. Ненормальный какой-то. Я ему про Фому, а он мне про Ерему.

— Никуда я не побегу, — категоричным тоном заявила она. — и нечего ко мне приставать. Вы кто? Мы «Казанову» репетируем, а вашу постановку я вообще впервые вижу.

— Я и есть Казанова, — выпалил наглый тип. — Разве ты не узнаешь меня, белла?

С этими словами он поднял Женечку на руки и бросился к пришвартованной гондоле. По-молодецки запрыгнул в лодку, бережно усадил девушку на сиденье и отвязал трос.

«Нет, это уже совсем на пьесу не похоже, больше на похищение!» — испугалась Женечка.

Чем бы врезать наглецу? Осмотрелась — оружия не было. Тогда звезда схватила весло и с неистовством огрела им «маньяка». Нет, не так. Она думала, что огрела, а на самом деле промазала.

«Блин, промазала! Ну все, сейчас точно убьет», — тоскливо подумала похищенная и приготовилась дать последний отпор.

«Казанова» развернулся, шагнул к Женечке и с каким-то даже восторгом проговорил:

— О, белла, ты всегда непредсказуема. Вот за это я и люблю тебя, — он потянул маску со своего лица и…

…и пользуясь моментом, Женечка сконцентрировалась, зажмурилась и двумя руками, что есть силы, толкнула злодея прямо в воду. На этот раз удачно — тот с шумом свалился. Она ощутила брызги холодной воды на своем лице. Еще брызги. Еще. Еще. Да что же это такое, в конце-то концов?

— Женечка, очнитесь. Как вы? — знакомый голос донесся откуда-то издалека. Девушка открыла глаза. Перед ней, прямо на полу, сидел Пал Петрович со стаканом воды в руке. — Да не пугайтесь вы так! Это я, Казанова. Узнали?

— Еще один? — чуть слышно проскулила Женечка. Затем размахнулась и со всей дури врезала «руководящему составу» в лице Петровича по щеке.

— Не надо Терентьеву, не звоните! — обрадованно засуетился откуда-то взявшийся режиссер. — Я же говорил: Звезда!

Татьяна Парамонова. МОЯ ВЕНЕЦИЯ

Вероника сегодня в школу не пошла. Конец мая — уроки по расписанию еще есть, но годовые оценки проставлены. Завтра у нее день рождения. Надо придумать, что надеть, скинуть друзьям адрес ботанического сада, в котором будет биологический квест и угощение. К тому же мама обещала помочь выкрасить часть волос в зеленый цвет. Для этого, правда, пришлось поднажать на учебу, такое было условие — чтобы голова к лету позеленела, количество пятерок должно превышать количество четверок.

А послезавтра начнется лето. Они с дедом поедут на дачу. На три месяца. Какое счастье! Там можно собирать насекомых. В прошлом году удалось добыть больше семидесяти штук. Первым был березовый пилильщик, найденный под сиренью — дохлый, но прекрасно сохранившийся. После этого Вероника начала внимательно смотреть вокруг себя, и экспонаты стали сами попадать в руки.

Родители привезли сачок, так понравилось им ее новое увлечение. Но сачок сразу же отправился в сарай. Вероника и не думала никого ловить и убивать. В том-то и дело, хотелось собирать только тех насекомых, которые распрощались с жизнью без ее участия. Она осматривала поленницу дров, — там однажды нашелся шершень, раздвигала траву под душистыми цветами, — в результате несколько видов отлично сохранившихся шмелей с брюшками разных цветов пополнили ее коллекцию.

Вероника вспоминала все это, разбирая свои прозрачные пластиковые коробочки. Она выбрасывала остатки сухих прошлогодних растений и жуков, которые не пригодились для большой коллекции, висящей теперь в раме на стене. Через открытую дверь было слышно, как родители о чем-то перешептывались на кухне. «Родители» — так мысленно называла Вероника маму и Влада, отчима. В их голосах звучала еле скрываемая радость. Из обрывков фраз она поняла, что речь идет о завтрашнем подарке.

«Не может быть! Неужели наконец-то подарят щенка?! Мама несколько лет не соглашалась, но ведь завтра мне уже двенадцать! И мы сразу поедем на дачу! И будем гулять со щенком в лесу и ходить на речку!» — от этих мыслей Вероника даже про насекомых забыла.

Она пошарила за стоящими в шкафу коробками с обувью и вытащила новенький красный поводок с заклепками, который там тайно хранила. Поводок был куплен на карманные деньги в прошлом году, но тогда не пригодился.

Когда мама ушла в магазин, Вероника отправилась к Владу — выспросить, о чем они секретничали, но он только улыбался: «Это сюрприз!» Стало понятно, что она не ошиблась, и девочка закружилась по квартире, напевая себе под нос.

***

На следующее утро Вероника проснулась рано и пошла искать сюрприз. Живое существо сложно спрятать в квартире, но она никого не нашла. «Наверное, у родителей в спальне», — подумала она и вернулась к себе. Ждать, когда все проснутся.

И вот, наконец, они пришли к ней в комнату. Мама держала в руках небольшую коробку. У Вероники оборвалось сердце. В такой упаковке мог поместиться только очень крошечный щенок, но она все еще надеялась, возможно там кто-то карликовый…

В коробке оказался конверт, щедро засыпанный конфетами «Рафаэлло». Может быть, в конверте адрес, по которому надо забрать щенка?

— Открывай скорее, читай! — мамины глаза ждут, как дочка отреагирует на подарок.

— Что это? Какие-то билеты на самолет? Зачем? — Вероника возвращает коробку маме.

— Глупышка! Это же путешествие! Завтра мы втроем улетаем в Венецию! На две недели! Влад там несколько раз бывал, он все нам покажет. Ура?

По выражению лица Вероники родители понимали, что не ура.

— Ну в чем дело? — мама не могла сдержать досады. — Любой ребенок обрадовался бы поездке в Италию! Ты же давно никуда не ездила, а там каналы, мостики, катание на гондолах!

— В Венеции нет никакой фауны, кроме чаек. Что я там буду делать две недели? Если бы, например, на Мадагаскар… А давайте дня на три, а потом я с дедом на дачу?

— Не обсуждается, у Влада отпуск две недели и строго по графику! Сегодня праздник с ребятами, завтра с утра — вылет. Собирайся.

И еще мама напомнила, что покупка щенка не планируется. У Вероники бассейн, английский, и в следующем году ей поступать в математический класс, короче, не до собаки…

А Влад только молча развел руками. Вероника знала, что он такие вопросы не решает.

***

— Дедуль, это я…

— Солнышко, сам тебе звонить собирался! Поздравляю, ты уже совсем большая!

— Подожди, у меня две новости: плохая и очень плохая. С какой начать?

— Что случилось? — встревожился дед.

— Собаку не подарили — это раз! И увозят меня в Венецию — это два!

— Ну не переживай, всего на две недели…

— Значит, ты знал?! — Вероника расстроилась еще больше.

Однако, выслушав деда, она понемногу успокоилась. Действительно, лето впереди большое, успеет пожить на даче. И оказывается, ее ждет там новенький велосипед. И, да, она помнила, что сосед, дядя Дима, разрешает ей кормить и менять воду его Вольту. Овчарка, хоть и цепная, относится к девочке хорошо, дает погладить себя по крупной голове и даже может лизнуть руку. Но, конечно, это совсем не то, что свой собственный щенок…

***

Перелет был трудный, с пересадкой. Влад так хотел порадовать девочку и стряхнуть ее плохое настроение, что взял водное такси от аэропорта до отеля. Но эффект получился обратный: Веронику сильно укачало. Она почти не могла идти, когда ступила на берег, казалось, что набережная под ногами то расходится, то дыбится горой.

Понемногу привыкнув к тверди брусчатки, Вероника загляделась на красивые старинные здания, к подножию которых вплотную подходила вода. Балкончики, нависающие над каналами, рисунки на стенах домов. Их захотелось сразу рассмотреть. «Не рисунки, а фрески», — поправил Влад.

Они двинулись к отелю, пробираясь сквозь толпу туристов. Вероника катила чемодан, стараясь не отставать. Непривычный вид улиц-рек не давал сориентироваться, казался сказочным. А в сказках лучше не теряться. Да, точно! Не открывать двери незнакомцам, не убегать одной из дома, не называть адрес встреченному в лесу волку. Вероника не могла сообразить, чем сказочная Венеция ее пугает.

Поняла она это только, когда вся семья вышла поужинать и погулять перед сном. По-прежнему было многолюдно, туристы куда-то деловито шли. Некоторые празднично одеты, другие в футболках и шортах, но все в приподнятом настроении и болтают на разных языках. Вероника смотрела на толпу во все глаза, а подойдя ближе к воде вдруг обнаружила, что каналы почти нигде не огорожены. Не слишком широкий тротуар обрывается, и вот она — зеленоватая полупрозрачная стихия, пугающая своим болотным запахом и как будто манящая: «Прыгай!» Нет: «Падай!» В этот момент Вероника даже не осознала, она почувствовала — вот же в чем причина страха: та легкость, с какой здесь, в Венеции, можно свалиться в воду, поддаться ее власти.

Ладони внезапно стали влажными. Она сразу вспомнила свой старый секрет. Когда-то давно, в Москве, когда ей было лет шесть или семь, они с мамой вдвоем спустились в метро. Там она услышала странное объявление. Сейчас не вспомнить, как звучали слова, но смысл напугал: «Если вы приблизитесь к краю платформы, то можете упасть на пути…» И что-то еще о том, как надо лечь между рельсами, если упали, а поезд приближается.

Маленькую Веронику тогда охватила паника, стало трудно дышать. Ни слова не говоря, она крепко сжала мамину руку. С тех пор она надолго разлюбила метро. Когда надо было спускаться в подземку, ни о чем другом не могла думать, ей казалось, что край платформы очень близко, а темная глубина так и ждет, когда ты потеряешь равновесие. В голове постоянно звучало пугающее предостережение.

Однажды в метро дед заметил ее испуганный взгляд и спросил, в чем дело. Не отпуская теплой родной руки, Вероника, как могла, поделилась с ним своими опасениями. Дед казался спокойным: не удивлялся, не смеялся, просто объяснил, что так всегда говорят для того, чтобы соблюдалась техника безопасности. А еще он сказал, что, благодаря таким объявлениям, никто как раз на пути и не падает. Вероника поверила и успокоилась. А к своим двенадцати годам уже и забыла об этом. Сейчас вот вспомнила.

«Интересно, почему здесь, в Европе, не подумали об ограждениях? И как быть в сумерках или в темноте?» Вероника понимала, что для местных это привычно и даже удобно — ведь лодки и гондолы могут причаливать в любом месте, но она все равно старалась держаться подальше от «края платформы».

***

Со следующего утра началась экскурсионная суета. Вероника обрадовалась, когда они первым делом пошли на большую площадь, где город казался ей более безопасным. Отлично, пусть это будут соборы и музеи. Только она сразу же потянула родителей в лавку, где продавались сувениры и другая необходимая туристам мелочевка.

— Вероничка, сначала идем смотреть средневековую живопись! — сказала мама. — Успеем купить твоим друзьям магниты.

Но девочка уже рылась в коробке с футлярами для телефонов.

— Вот, нашла! — Вероника вытянула за веревочку прозрачный пластиковый водонепроницаемый чехол и примеряла, подойдет ли к ее телефону.

— Но он такой некрасивый! Смотри, какие есть, — мама показала на силиконовые чехлы с видами Венеции.

— Я этот хочу, он на шнурке, чтобы руки были свободны, — Вероника не стала заострять внимание на самом главном для нее…

Галерея Академии девочке сначала понравилась: прохладно и роскошно. Она шла, немного отставая от родителей, глядя на старинные картины, большинство из которых поражали действом, происходящим на них. «Босх! Тициан! Беллини!» — перечислял Влад шедевры. Но Вероника быстро устала. Ей хотелось или остановиться и узнавать про картины все, или идти дальше, быстро бросая взгляд и схватывая лишь мимолетное впечатление.

После галереи они перешли на противоположную сторону по большому деревянному мосту и двинулись по улочкам. Вероника избегала отвесных набережных, и, когда подходили ближе к воде, она каждый раз крепко хваталась то за Влада, то за маму.

Неожиданно они оказались около какого-то большого рынка. Вероника поняла, что здесь ей хочется задержаться надолго. Сначала посмотрели всякую всячину — цветы, сыры, фрукты, а потом попали в павильон, где шла торговля морскими дарами и всем таким.

Вероника не могла оторваться от прилавков, заполненных мелким крошевом льда, на котором расположились всевозможные виды рыб. А еще осьминоги, креветки, крабы, кальмары. Так вот она какая, фауна Венеции! Это намного интереснее старинных картин. По рынку разгуливали чайки, хозяйки тыкали пальцами в приглянувшиеся товары, громко и быстро споря с продавцами, а потом укладывали покупки в большие холщовые сумки. Веронике тоже хотелось потрогать всю эту разнообразную живность или хотя бы подробно рассмотреть. Но тут уже мама и Влад начали торопить ее — время обедать. В соседнем кафе они заказали жареного на гриле фольпо, попросту говоря, осьминога.

***

Для Вероники главное в Венеции — это мосты, они ей нравились гораздо больше, чем гладкие камни набережных. Мосты дают уверенность, а еще — отбрасывают тень и гасят солнечные блики, и можно увидеть, что там, в глубине. Вероника держалась за перила, даже слегка перевешивалась, и разглядывала в воде диких обитателей — мидий. Телефон болтался на шнурке, на его заставке тоже были моллюски. В конце весны наступает их период размножения, Вероника теперь это знала. Самки вырабатывают миллионы яиц, а самцы оплодотворяют воду. Веронике жалко маленьких мидий. Она прочитала, что выживает лишь одна десятая процента, остальные личинки идут на корм другим коренным обитателям каналов.

Вероника спустилась поближе к воде, улеглась прямо на камнях и посмотрела вниз. Она все никак не могла преодолеть свой страх свалиться в воду, хотя две недели отпуска уже заканчивались. Родители тут же рядом сидели за столиком в ресторанчике под открытым небом. И как можно так долго пить кофе?! Со своей порцией тирамису Вероника уже давно расправилась.

Боковым зрением девочка видела, что к столикам подошел мужчина с левреткой на поводке. Точнее, видела его ноги и левретку, темно-серого цвета, настоящую аристократку, в которой так красиво сочетаются аскетичность сложения и мускулы.

Вероника села на камни по-турецки и наблюдала, как официант первым делом поставил миску с водой около столика, а потом уже протянул посетителю меню. И тут Вероника заметила, что в руках у мужчины еще кто-то есть. Тот же темно-серый цвет, но на вид это просто худенький щенок, пока непонятно, какой породы. Мужчина сидел так, что прямо за спиной у него был Влад. Есть повод подойти. Заметив внимательный взгляд девочки, итальянец улыбнулся и показал ей щенка: «Piccolo Levriero Italiano!»

Она знала породу, но хотела расспросить поподробнее:

— What is the age of your puppy? Is it a boy or a girl?

Почему-то мужчина ее не понимал. На выручку пришел Влад, он неплохо знал итальянский. Оказалось, это девочка, Бьянка, ей четыре месяца, остальных щенков раскупили, а эту хозяин решил оставить себе.

Взрослая левретка спокойно улеглась под стулом хозяина, а когда принесли заказ, итальянец протянул щенка Веронике и что-то сказал. Влад перевел: «Разрешил поиграть, если хочешь». Мама вежливо улыбалась, но видно было, что она напряглась: «Не подпускай ее к толпе, вдруг кто-нибудь наступит». Действительно, туристы непрерывной чередой брели рядом со столиками.

Вероника бережно взяла малышку. Та взглянула на нее карими глазами и смешно отодвинула назад тонкие уши-листики. «Какая милая!» Девочка поставила щенка на мостовую, чтобы получше рассмотреть. Но она впервые видела маленькую левретку и не ожидала, что та, мгновенно освоившись, станет так быстро и суетливо бегать. Сначала бросилась к своей матери, потом развернулась, подбежала к Веронике, поставила тонкие лапки на коленку, но лишь на секунду. Тут же оттолкнулась и поскакала догонять прозрачный фантик, подхваченный ветром. «Так, надо ее хватать!» — подумала Вероника. Но было слишком поздно. Прыжок, и маленькая Бьянка улетела в воду, а фантик продолжил реять в воздухе над каналом.

Ровно одна секунда понадобилась Веронике, чтобы понять, что надо делать. Она прямо в одежде и босоножках прыгнула с высокой мостовой вниз, а еще через несколько мгновений уже плыла, поддерживая щенка под пузо, и крутила головой, пытаясь понять, как ей выбираться. На мостовой собралась толпа, мама в панике закрыла глаза руками, Влад скидывал кроссовки. Рядом с ней шлепнулся спасательный круг, его бросил какой-то человек, проплывавший мимо на лодке. Довольно быстро общими усилиями Веронику подняли на мостовую. Она крепко держала щенка. В толпе раздавались громкие восклицания на разных языках. Вероника даже засмеялась, когда услышала слова одной женщины по-русски: «Я же говорила! Здесь ужасная вода, у девчонки вон, волосы позеленели!»

Меньше всех паниковал и удивлялся хозяин щенка. Он пожал руку Веронике, повернулся к Владу и стал что-то ему объяснять. Мама совсем не говорила по-итальянски, но сразу поняла, в чем дело:

— Нет-нет, мы не можем принять такой дорогой подарок! И к тому же нам послезавтра улетать в Москву!

— Марин, он в таком восторге от Веронички, понял, что щенок нашел свою хозяйку, — переводил Влад.

— Но ты же знаешь, это не входит в наши планы! — мама перешла на громкий шепот, хотя итальянец не мог ее понять. — Кто с ней будет гулять по вечерам, например? Не отпущу же я ребенка в темноту!

— Я погуляю, с удовольствием, один-то раз в день! Марин, я уже все решил и дал согласие. Он послезавтра привезет родословную, справку от ветеринара и саму Бьянку, в контейнере.

***

Вероника в самолете. Она пристегнулась в кресле и вытащила щенка из переноски. Два дня до рейса она ужасно боялась, что все сорвется. Вдруг они не так поняли итальянца или не так договорились о месте встречи. Но все волнения оказались напрасны, и вот она держит в руках теплое тельце.

— Ну как, Бьянка, готова к московской погоде? У нас ведь не Италия! — мама окончательно смирилась с новым членом семьи, было заметно, что ей тоже нравится симпатичный щенок.

— Только не Бьянка, мам! Это — Венеция. Моя Венеция!

Светлана Громович. АМУЛЕТ ЖИЗНИ

Посвящается моей дочери,

вдохновившей меня на карнавал души.

Звук барабанов, который эхом разлетался по миниатюрной Венеции, все еще звенел в голове Крис. Она стояла на середине моста, у самого края, выставив ногу вперед, и не решалась сделать следующий шаг. То, что сказала женщина, могло оказаться неправдой или выдумкой, игрой ее пораженного разума.

Крис очутилась на этом островке совершенно случайно. Бесцельно гуляя вдоль каналов в день перед отлетом, она пошла на сильный внутренний зов и, выйдя на площадь Рима, села на первый попавшийся вапоретто. И он умчал ее вдаль.

Крис легонько улыбнулась, вспомнив, как попала в Венецию в разгар карнавала.

— Ты в своем уме? — возмущалась она, услышав безумное предложение Алинки.

— Крис, ну умоляю, никто даже не заметит, что я не я, а ты все равно в отпуске, — взывала сестра-близняшка. — Ну что тебе делать, гуляй да гуляй. Дыши тиной, любуйся архитектурой и фотографируй все для меня. «Керама Марацци» нужны материалы для новой коллекции, — не успокаивалась она. — Ну? Слетаешь вместо меня? Пожалуйста, — нараспев тянула она просьбу, — тебе и нужно будет только один раз сфоткаться для отчета. О большем не прошу.

— А больше и некуда. Ты знаешь, это самый последний город, где я хотела бы побывать, — монотонно произнесла Крис. — К тому же… — немного помолчав, добавила, — ну что с тобой сделать?!

Она так и не осмелилась рассказать Алинке, зачем позвонила. Вовлеченная в ее авантюру, Крис решила, что еще не время для плохих известий. Она сообщит обо всем, когда вернется.

«Вам осталось жить не больше года, с каждым днем вы будете слабеть, появятся сильные боли, галлюцинации, провалы в памяти…» — вспомнив слова врача, Крис вздрогнула и поежилась, как при сильном порыве ветра.

Какая ирония, утром в понедельник она была еще абсолютно здорова, а в обед — уже смертельно больна. И какая странность — город, который Крис считала последним в своем списке, может по праву стать таким, но по другим причинам.

***

«И что я нафотографирую в такую погоду? — раскладывая вещи в уютном номере отеля и поглядывая в окно, размышляла Крис. — Прохладно и мокро, но зато без снега и не минус двадцать пять, — находила она плюсы».

«Прошу тебя, городок на воде, будь ласков со мной. Возможно, я у тебя в гостях в первый и последний раз. Принеси мне что-нибудь хорошее, пусть это будет самая лучшая и незабываемая поездка, несмотря на болезнь!»

Крис постаралась выкинуть из головы дурные мысли. Она обладала удивительным умением сливаться с окружающим, сохраняя умиротворение при любых обстоятельствах. Девушка-воздух — так о ней говорили друзья. Свежая, чистая, невесомая, белокурая и белокожая, с выразительными глазами цвета топаза.

Чувствуя нарастающую слабость, ставшую постоянной спутницей в течение нескольких месяцев, Крис потеплее оделась. Она взяла фотокамеру и, выйдя из отеля, словно мгновенно перенеслась на несколько столетий назад. Повсюду были люди в карнавальных костюмах прошлых веков. Атмосферности добавлял серый туман, сквозь который вырисовывались яркие образы элегантных пар в шикарных облачениях, в париках и масках. Будто Венеция специально решила пустить легкую дымку в последний день января. Мелкий дождик мягко струился на площадь Сан-Марко и оставался незамеченным гостями и местными жителями, ничуть не мешая им своим присутствием.

Всю неделю Крис с утра и до позднего вечера гуляла по кривым улочкам, каталась по каналам, блуждала и находила выходы из самых узких закоулков. Делала снимки дворцов и мостов по просьбе сестры. Останавливалась, поднимала голову и замирала, разглядывая бездонное небо, сменяющее глубокую синеву на серость и лазурь. Она просто жила и жадно дышала ароматами города: мокрой брусчаткой и ненавязчивой тиной, стариной палаццо и богатой историей, амброй и ладаном, доносящимися из соборов.

Крис фотографировала и удивлялась, как постепенно улучшается настроение. Через несколько дней она почти забыла о болезни и почувствовала успокоение, а возможно, и смирение. Быть может, в этом и была магия венецианского карнавала — не безудержная энергия и феерия, а что-то большее, чем просто праздник, приносящий веселье и восторг. В дни, когда настоящее берет за руку прошлое и соприкасается с ним на некоторое время, особенно заметна быстротечная жизнь, в которой нет места страхам и тревогам, где есть только счастье и любовь. Любовь ко всему, но не к мужчине. Крис так и не встретила своего близкого по духу.

«Венеция любит наряжаться и показывать себя во всей красе, любит вспышки фотокамер и веселье», — улыбалась Крис, делая снимки «Ван Гога» с подсолнухами в руках, людей в костюмах ярких расцветок, белоснежных красавиц в безличных масках.

О, вот и знаменитый Казанова, смотрит прямо в объектив камеры и обнажает клыки. «Да он, оказывается, еще и вампирчик! И посмотрите, как флиртует!» — изумлялась Крис как ребенок, громко хлопающий в ладоши, и даже пританцовывала на месте.

Она забыла, когда последний раз так искренне восторгалась, глядя в ночное небо, подсвеченное взлетающими горящими фонариками. Ее накрыло безграничное счастье от тысячи огней, взмывающих ввысь. Лицо освещала улыбка, из глаз катились слезы, и казалось, что она вот-вот захлебнется от радости.

Возможно, Венеция давала ей время подумать, что стоило быть внимательнее к себе и жить так, как мечталось.

Готова ли она к тому, что будет слабеть с каждым днем? Скорее нет, но она готова быть сильной, что бы ни случилось. Страшно ли ей сейчас? Очень! Но она постарается быть смелой до последнего вздоха. Могла ли Крис назвать себя абсолютно счастливой? Скорее всего, да. Однако все равно казалось, что за ней повсюду следовала тень. И как ни пыталась она от нее избавиться, тень пока не исчезала.

Крис думала о том, что хотела бы побывать еще хотя бы раз на этом торжестве души. С конца одиннадцатого века Венеция устраивала такие многодневные праздники перед началом поста.

Была одна из последних карнавальных ночей. Стоя у моста Риальто, Крис впервые за много дней задумалась о том, сколько ей осталось. Месяц, три, десять, неизвестно. Получается, сейчас жизнь — как свеча на ветру. Каждый день теперь на счету. Пусть он станет светлым, неповторимым и наполненным!

В понедельник утром Крис вышла из отеля и направилась ко Дворцу Дожей, чтобы сделать побольше снимков. Дошла до палаццо, расположенного на неприметной улочке. Несколько раз щелкнула его кружевную винтовую лестницу.

Она фотографировала в своей памяти виды и ощущения, потому как завтра улетала обратно. За эти дни она освободилась от того, что мешало ей увидеть простую красоту повседневности.

Любуясь архитектурой города и напитываясь его атмосферой, она не заметила, как вышла на площадь Рима и села на первый попавшийся вапоретто, умчавший ее вдаль. К удивлению обнаружила, что пассажиров было всего двое: она и милая старушка в коралловой кружевной шляпке. Та загадочно улыбалась Крис.

— Ты знаешь, что Венеция тебя сама позвала? — произнесла женщина. — Через сестру. Она и не должна была ехать. Судьба тебя привела, Кристи!

Услышав свое имя, Крис вздрогнула, только Алинка так ее называла.

— Видишь остров? — показывала вперед старушка. — Там твой ответ. То, за чем ты приехала и то, что больше всего желаешь.

— Простите, я не понимаю, о чем вы, — смущенно произнесла Крис.

— Но чтобы это получить, тебе нужно набраться храбрости и перейти через мост, — продолжала синьора. — Там ждет… — закатное солнце осветило ее маленькое морщинистое лицо, похожее на румяное запеченное яблоко. Крис показалось, что женщина была соткана из золотистых лучей.

Трамвайчик заполнялся стремительным ярким светом. Крис пришлось зажмуриться, но когда открыла глаза, то к большому изумлению обнаружила, что она совершенно одна. А на месте, где только что сидела старушка, лежало маленькое белое перышко. У Крис перехватило дыхание. В растерянности она не знала, что и подумать.

Вапоретто медленно причалил к острову Торчелло. Густо населенный столетиями ранее, сейчас он не насчитывал и нескольких десятков жителей. Здесь царили покой и тишина, в которых забывалась суета настоящих дней и происходило погружение в прошлое. Видимо, сейчас эти моменты были так необходимы Крис, чтобы обдумать все события и принять решение.

Деревья цвета черники в свете загорающихся фонарей спокойно шелестели, зазывая на ночлег местных птиц. Она стояла в полном одиночестве на середине Моста Дьявола и думала, доверять ли словам лучистой старушки.

Сомнения и тревога непослушными волнами накатывали на нее и вызывали неприятный, колючий озноб. Тень, казалось, стала более плотной и нависла над Крис. Но та отгоняла от себя непрошеные мысли и боролась с подступающим страхом. В висках стучало. Крис почувствовала сильное головокружение и чуть качнулась вперед, с трудом удерживая равновесие. Под ногами была густая темная водная гладь, способная поглотить без остатка.

Внезапно кто-то подошел к Крис со спины и, взяв за запястья, крепко обнял. Вздрогнув от неожиданности, она почувствовала чье-то тепло и бешеный ритм сердца. Ей было спокойно, несмотря на то, что понятия не имела о том, кто за ней стоит. Незнакомец дышал в затылок, уткнувшись носом в волосы. Шептал горячие итальянские слова, едва касаясь губами кожи. Словно наваждение, приятное и сладкое, которого Крис так не хватало.

«Или мистика, или я схожу с ума из-за опухоли, одно из двух», — подумала она, оглядываясь по сторонам. Незнакомец исчез так же внезапно, как и появился, но ощущение его присутствия осталось.

Слишком много необычного за один вечер. Венеция поистине славится неповторимой и загадочной атмосферой. Флюиды чуда, витающие в пространстве, — они не слышны и невидимы, но чувствуются душой.

Крис вдруг обрела внутреннюю уверенность. Веру в свои силы, как символ свободы — той, к которой, возможно, всегда стремилась. И, сделав решающий шаг, пересекла мост.

Крис казалось, что кто-то до сих пор сжимает ее правое запястье. Невольно прикоснувшись к нему рукой, она с удивлением обнаружила красную веревочку, сплетенную необычным узором.

Позже она поймет, что на мосту потеряла самое дорогое, что у нее было, — фамильный кулон, доставшийся ей от прабабушки: обрамленный в золото крупный сапфир в виде сердца.

Однако ее больше не беспокоило то, что по словам онколога ей осталось жить несколько понедельников. Она решила, что проживет их так, как захочет.

***

Спустя год фабрика «Керама Марацци» представила на выставке «Батимат 2017» свою новую коллекцию. Она объединила в себе неповторимый шарм двух похожих городов, которые отвоевали кусочки суши для жизни у воды.

«Фонтанка», «Петергоф», «Контарини», «Арсенале» — Крис в платье цвета заката бродила среди шоурумов и не могла поверить, что была чуточку причастна к созданию коллекции. Пока дизайнеры трудились над ее воплощением, Крис прошла несколько обследований. Ко всеобщему удивлению, опухоль растворилась так же внезапно, как и появилась. Сотни раз она мысленно благодарила город, подаривший ей шанс.

— А вы похожи, — стоя напротив яркого панно из серии «Карнавал в Венеции», Крис услышала за спиной приятный баритон и обернулась.

— Оригинальная веревочка, — указывая на ее запястье, произнес высокий брюнет с вьющимися волосами, — точно такая же была у моей прабабушки. Амулетто де ла вита, — мужчина пристально посмотрел на Крис и, не сводя с нее глаз цвета топаза, добавил, — она жила в Венеции, и я однажды даже побывал на карнавале.

Крис стояла и улыбалась, слушая рассказы брюнета. Она подумала, что Венеция только что преподнесла ей еще один ценный подарок.

Людмила Ворожбицкая. INGANNAMORTE

Венеция, 1369 год.

Никко Бекконио устало прислонился к большому валуну. Он в бегах уже неделю, а ел последний раз, кажется, позавчера днем. Ну, ничего, сейчас немножко посидит, отдохнет и пойдет дальше. Все-таки Никко молодец — как здорово всех провел, спрятавшись на дне бельевой корзины! Только немножко отдохнет. Совсем чуть-чуть.

Мальчик спал и не слышал хруст гальки под тяжелыми шагами и грубые мужские голоса.

Крепкие руки стражников, вцепившиеся в сонного мальчика мертвой хваткой… его запрокинутая голова… насильно раскрытый рот.

И обжигающая боль от расплавленного стекла, медленно стекающего в детское горло, от которого чернеют и обугливаются тонкие стенки доверчивой и беззащитной человеческой плоти.

Хриплый стон…

Тяжело бьющееся о грудину сердце, грозящее вырваться наружу. Ласковая женская рука, прикоснувшаяся к горячему лбу.

И меркнущее солнце в широко раскрытых от ужаса глазах Никко.

Венеция, 2020 год.

Равномерное попискивание медицинских приборов успокаивало Джулию Инганнаморте. Она пристально вглядывалась в монитор, пытаясь в хитросплетении темных и светлых пятен увидеть то, о чем ей говорила молоденькая врач:

— Посмотрите, вот головка, ножки, ручки. Сердце и другие внутренние органы сформированы без патологий. Ой, он помахал! Вам нечего волноваться, signora. У вас будет замечательный, абсолютно здоровый сын.

— Signora? Signora?!

Джулия обеими руками держалась за стиснутое в жестокой судороге горло, пытаясь сделать хоть маленький вдох.

— Извините, что напугала вас, доктор, — спустя некоторое время говорила она мужчине в зеленом хирургическом костюме.

Врач-реаниматолог подозрительно покосился на пациентку. Та уже передумала умирать, смешно прихлебывала горячий чай и выглядела вполне живой. И не скажешь, что десять минут назад ее желтые скрюченные пальцы, похожие на когти огромной птицы, ожесточенно скребли по белой простыне, когда она, задыхаясь, пыталась пропустить хоть каплю живительного воздуха в судорожно сжатое горло.

— У вас что, астма?

— Нет. Просто когда я волнуюсь, у меня возникает чувство, что я глотаю что-то обжигающее, наподобие жидкого стекла. Горло смыкается, и я не могу сделать ни вдох, ни выдох. И еще мне снятся кошмары. О том, что мне нужно убежать и спрятаться, чтобы не нашли. Я не люблю солнце и жару, и поэтому мы с мужем живем в Венеции, где много воды.

— Что же вас так взволновало? Я хоть и не акушер-гинеколог, но даже мне понятно, что у вас отличные анализы и результаты скрининга тоже замечательные.

Джулия замолчала. Затем, словно решившись на что-то, она горячо, сбивчиво и торопливо заговорила:

— Доктор Моретти! Не сочтите меня идиоткой или городской сумасшедшей. Но… Дело в том, что в моем роду вот уже на протяжении нескольких столетий внезапно умирает первый мальчик в семье. Без всяких на то причин. Зачастую его даже не успевают крестить. Девочки живут и растут дальше. А сыновья… Когда я узнала, что у меня будет мальчик… Я не хочу потерять своего сына. И вовсе это не психоз беременной женщины!

Джулия побледнела и снова инстинктивно поднесла руку к горлу.

Спустя некоторое время она торопливо шла, сжимая в руке листочек с адресом психиатрической клиники, в которой принимала пациентов двоюродная сестра участливого реаниматолога.

Кузина доктора оказалась потрясающе красивой девушкой цыганской внешности, она попросила называть ее Сара. Задав Джулии пару наводящих вопросов и предложив расписаться в документе об оказании медико-психологических услуг, Сара достала блестящую штучку на длинной цепочке и велела девушке просто смотреть на ее мерное покачивание и ни о чем не думать.

Несмотря на полусонное состояние, Джулия слышала свой голос, рассказывающий что-то цыганке, которая очень внимательно смотрела сквозь золотой дым. Неужели у нее, Джулии, такой голос? Звенящий и высокий, словно детский. Так странно слушать со стороны.

«Ох, как же тяжело идти, так ломит спину и поясницу. Живот уже слишком большой, все-таки семь месяцев. Быстрее бы домой и прилечь. Но что там за протяжный детский стон за большим валуном? Ах ты, мой бедный малыш… обожженные пальцы, не понаслышке знакомые с трубкой, растрескавшиеся губы. Стеклодув. Ты наверняка сбежал с этого ужасного Мурано. Чем же мне помочь тебе, милый? Нет-нет, не бойся, я не уйду. Я буду рядом с тобой. До самого конца. Вот и кошка пришла, смотри какая киса, какие у нее яркие и пронзительные зеленые глаза.

Вот и всe.

Я услышала то, что ты мне сказал, но подумаю об этом потом.

Всe будет потом».

Спустя полтора часа очнувшаяся Джулия сидела на неудобном офисном стуле и, стуча от ужаса зубами о край глиняной кружки с пахучим травяным отваром, слушала рассказ Сары Моретти. Та, гибко потянувшись, взмахнула гривой иссиня-черных волос и посмотрела на Джулию ярко-зелеными, совершенно кошачьими глазами.

— Знаешь, а пошли в Da Ivo, я там столик забронировала. Сегодня у меня уже нет клиентов, и мы устроим себе небольшой праздник.

Девушки шли и разговаривали.

— А ты кто по профессии? — спросила Джулия.

— Регрессолог и гипнотерапевт! — важно ответила Сара и засмеялась. — Не поверишь, я даже изучала медицину и психологию в Римском университете Сапиенца. Но мой народ не любит все то, чем занимаются гаджо. Цыгане издавна очень сильны в гипнозе, гаданиях и внушении. А меня всегда привлекала наука. Особенно то, что находится на стыке доказательной медицины, клинической психологии и того, что пока невозможно объяснить логически. Поэтому я и устраиваю этот маскарад с нарядом цыганки и прочей атрибутикой. Вроде как работаю по специальности и в то же время не нарушаю законов свободного народа. Как говорится, и овцы целы, и волки сыты.

— И пастуху вечная память, — мрачно добавила Джулия.

Смеясь, девушки дошли до площади Сан-Марко, с которой свернули к ресторану Da Ivo.

— Ты ведь слышала про стеклодувов с острова Мурано, правда? — спросила Сара, после того, как заказала мясо по-флорентийски. — С тринадцатого века Мурано славится стеклом, которое изготавливается по особым технологиям. Туда когда-то свозили стеклянных дел мастеров со всей Италии. Они были изолированы на острове и не имели права покидать его пределы. Этот остров был настоящей плавучей тюрьмой, куда там знаменитому Алькатрасу. Он охранялся днем и ночью, чтобы никто из жителей не сбежал и не выдал тайны своего искусства. Стеклодув, покинувший Мурано, считался предателем и мог быть убит по приказу «Совета десяти». Находились, конечно, смельчаки. Но их быстро ловили. И казнили. Обычно вырывали язык. Или заливали в рот раскаленное стекло, — добавила Сара, понимающе глядя на Джулию, судорожно схватившуюся за горло.

Джулия слушала, затаив дыхание.

— Твоя дальняя-дальняя родственница, жившая в то время, находилась на седьмом месяце беременности. Однажды она нашла умирающего мальчика-стеклодува. Каким-то образом малыш сбежал с Мурано и пробрался на «большую Венецию», — продолжала Сара. — Увы, его ждала смерть. Кем бы ни был этот несчастный, он заслуживал того, чтобы умереть в тепле человеческих рук, а не лежа в одиночестве на горячих камнях и песке. Она качала его на руках, наблюдая, как жизнь постепенно покидает маленькое тело. Затем только она вспомнила то, что прочитала по губам умирающего мальчика: «Пусть ваши дети будут вашими ангелами-хранителями».

— Откуда ты знаешь? — подозрительно спросила Джулия.

— Так я же была там, с тобой! Ты понимаешь, что это значит? — спросила Сара.

— Нет.

— Тот малыш хотел отблагодарить добрую женщину, а вышло совсем наоборот. Он проклял. Проклял ее и весь род. Скажи-ка, кого обычно называют ангелочками?

— Детей.

— Каких детей?

— Мертвых. Мертвых детей.

— Верно. Пожелание маленького стеклодува стало сбываться с потрясающей точностью. Каждый первенец в семье твоих предков умирал. И становился ангелом-хранителем. Скажи мне, Джулия, чем занимались твои мама, бабушка после того, как хоронили своих первенцев?

— Они занимались семьей и домом. Целиком и полностью посвящали себя детям и мужу, отказываясь от своих желаний.

— А чего хочешь ты?

— А я… Я мечтаю работать в компании L’Erbolario. Мне так нравится их косметика! Но сейчас мои мысли заняты только сыном, — ответила Джулия, неохотно ковыряя в тарелке с ризотто. — Что же мне делать, Сара? Я не хочу хоронить своего ребенка!

— Тогда не предавай себя! Ты сама должна стать хозяйкой своей жизни и своего рода. Не перекладывай эту проблему на хрупкие детские плечи. Вспомни о значении своей фамилии! Ведь в переводе с латыни она означает: «Обманувший смерть!» Маленький стеклодув ждал именно тебя столько веков, чтобы наконец-то прожить жизнь, которую у него отняли! Не лишай его надежды. Я попыталась вернуть тебя туда, где все начиналось, чтобы хоть что-то исправить. У тебя очень сильная связь с женщинами своего рода. Это как волшебный клубочек, нить которого ведет не в будущее, а назад, в прошлое. По этой нити я и пошла за тобой. Душа мальчика чувствует и слышит тебя до сих пор. Вспомни-ка, что сказал тебе детский голос, который ты слышала на сеансе?

— «Пусть ваши дети живут в любви!» — дрожащим голосом произнесла Джулия.

Венеция, 2022 год.

Из сообщения Agenzia Nazionale Stampa Associata:

«Стало известно, что новым менеджером отдела рекламы косметической корпорации L’Erbolario назначена 25-летняя Джулия Инганнаморте.

Молодая женщина горит работой и уже внесла ряд важных предложений по совершенствованию деятельности компании. Наверное, это связано с тем, что два года назад у нее родился сын Никко, которого крестили в красивейшем венецианском соборе св. Марка. По словам синьоры Инганнаморте, сын — это самый большой подарок судьбы и то, что дает ей силы идти вперед».

Елена Норкина. ПЯТЬДЕСЯТ БЕЛЫХ БЛУЗОК

В бутике неподалеку от Сан-Марко убили продавщицу, синьору Роберту. Она лежала с простреленной головой у кассы. В правом виске видна была маленькая дырочка с засохшей кровью.

Весь день шеф полиции Демарио носом чуял, что произойдет новое убийство. У него чесался правый бок, а это — верный признак предстоящего серьезного преступления. Спустя десять минут после того, как владелец магазина позвонил в полицию, катер с Демарио подошел к пристани. Шеф был грузным и пожилым мужчиной, однако при этом имел аристократичное, почти красивое лицо. И сейчас оно выражало озабоченность и сосредоточенность.

Демарио прошел по историческому району Сан-Марко до улицы Сан-Антонио. У входа в бутик стоял хозяин магазина синьор Лаббато с выражением ужаса в черных сицилийских глазах. Когда Демарио подошел к нему, Лаббато невольно поднял голову — хозяин магазина был невысок и изящен. Он постоянно стремился что-то пощупать своими маленькими руками: Лаббато приходилось часто дотрагиваться до одежды и оценивать качество пошива и ткани. Вот и сейчас, он касался лацканов своего пиджака. Лицо у него было бледным. Небольшая бородка подрагивала — словно Лаббато вот-вот расплачется. «Вероятно, от пережитого стресса», — подумал Демарио.

— Синьор Лаббато, давайте осмотрим магазин, — Демарио взглянул на стеклянную дверь «Банко Лотто, 10» и сказал подошедшему детективу Пьетро:

— Возьми отпечатки пальцев с дверной ручки.

Пьетро послушно кивнул, сгреб в охапку новый кожаный портфель и выбежал из бутика, стараясь показать шефу рвение и проворство. Демарио отвернулся, удовлетворенный действиями начинающего детектива. Он еще раз присмотрелся к манекенам в нарядных платьях на витрине и вошел в салон.

— Итак, синьор Лаббато, расскажите все, о чем вам известно. Что пропало?

Глаза Лаббато округлились, и он начал сбивчиво говорить:

— Я сидел в своем офисе, и вдруг раздался выстрел. Вбежав в магазин, я увидел бедную Роберту, — черные глаза Лаббато налились слезами. — Деньги в кассе не тронули. Взяли только блузки белого цвета.

— Вот как?! — Демарио удивленно вскинул свои кустистые брови. — И сколько было блузок?

Когда он чувствовал замешательство, то покусывал свой ус. Так происходило и теперь.

— Я думаю, в общей сложности пятьдесят, — медленно произнес Лаббато.

— Интересно, кому понадобились женские блузки? Может, психопатический фетишизм? Так, это уже интересно. Что мы имеем — мужчина ворует женскую одежду и убивает продавщицу. Откуда вы получили блузки?

— Наш бутик сотрудничает с женской тюрьмой острова Джудекка. Блузки шьют заключенные.

— Значит, их прислали вам из тюрьмы, я правильно понимаю? — Демарио сразу почувствовал связь между тюрьмой и убийством.

— Да, как и все товары в этом магазине, — Лаббато махнул рукой в направлении стильных платьев и сарафанов.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.