Бесплатный фрагмент - По волнам житейского моря

Рассказы

От автора: простые житейские истории о нашей повседневной жизни — порой незаметные, а иногда яркие — представлены в книге «По волнам житейского моря» в форме коротких рассказов. Они не документальны, в них много вымысла, а многие имена и фамилии героев придуманы, поэтому любое сравнение с реальными людьми и событиями будет необъективно.

Только «Рассказ о настоящем человеке» полностью основан на правдивых событиях. Материал о них был опубликован в газете «Якутск вечерний» за 6 ноября 2015 года.

Полностью документален и крохотный рассказ моей мамы, включенный в эту книгу в память о ней.

В сборнике также помещён рассказ моего сына, Алексея Спирина, созвучный общему настроению издания.

Неоценимую помощь в подготовке издания оказала моя жена — Людмила Спирина.

А я жду и буду ждать его всегда

Война! Она принесла много страданий, многих людей лишила родителей и самое главное — многие семьи потеряли отцов. Что такое потерять отца — это семья, лишённая защиты, потеря кормильца, потеря всякой надежды на лучшее существование.

Мой папа погиб в начале войны, а мы с братом остались почти беспризорными — мама много работала. Брат Саша — старше меня на пять лет — он смог поступить в ремесленное училище и получить специальность, а мне предстояло учиться в школе. Это было и трудно, и голодно, но мы всё преодолели.

Однажды маме сказали, что много раненых бойцов находится в Андижане и мы поехали в Узбекистан. А вдруг наш папа жив? Но нет, мы его не нашли — и пришлось пожить в этом городе, пока я не закончила семь классов.

А потом с горячностью юности я сказала маме:

— Еду обратно в Уфу — там буду учиться и папа меня найдёт.

Конечно, уехали все вместе.

Но чудо не произошло — папа погиб в начале войны на далёком Карельском фронте…

А я жду и буду ждать его всегда.

Лилия Спирина

Новый подход

Алексей Степанович, кадровый военный, вышел в запас, отдав Родине и танковым войскам 33 года своей жизни. Перед ним простиралась полная неизвестности пенсионная жизнь. Что делать дальше, чем заниматься и к чему приложить свои не до конца истраченные силы? Эти вопросы не давали покоя офицеру запаса. И вот во время одной из встреч за рюмкой «чая» старый друг майора Иван Васильевич неожиданно сказал:

— Леша, а ты дачный участок приобрести не хочешь? Свежий воздух, свои помидорчики, огурчики. Вон у тебя на столе всё с рынка.

— Боязно, Вань, ну, какой из меня дачник. Навыков работы на земле никаких: кроме окопов и капониров для танков я ничего в жизни не копал, а тут сеять надо, ухаживать за растениями, дело тонкое — это так сложно.

Но старый друг был настойчив и продолжал уговаривать майора вкрадчивым голосом:

— Участок маленький, справишься. А как ухаживать — подскажу, я ведь агроном, хоть и бывший. Бери дачку, не пожалеешь!

И уговорил — таки старого друга. Вот так и появился у Алексея Степановича свой дачный участок. Он был совсем крохотный — всего 4 сотки при шестисоточной норме тех лет и располагался клинышком между дорогой и небольшим озером. Новоявленному землевладельцу надел казался необъятным: на нём произрастал грецкий орех, посаженный крылатым вороньим племенем, и два вишнёвых древа, выросшие после баталий местных ребятишек, которые стреляли друг в друга ягодными косточками.

После соблюдения необходимых формальностей на начинающего дачника обрушился шквал проблем. Фундамент, стены, крыша и венец всему — домик с настоящей печкой и видом на озеро, где водились окуни, щуки и даже сазаны. Жизнь сразу перестала быть пресной и скучной.

И вот первая в жизни майора посевная… Она неумолимо приближалась — и первой культурой, которую надо было высадить в грунт, оказался чеснок. Алексей Степанович в нерешительности перебирал посевной материал, подаренный ему Иваном Васильевичем. Что с ним делать бывший агроном толком не объяснил, сославшись на занятость.

— Лёша, всё очень просто, суй его в землю и вся недолга, — весело крикнул он из отъезжающего автомобиля.

То, что семена должны быть уложены в землю бывший военный знал и без Ивана Васильевича. А на какую глубину и с какой дистанцией это нужно делать — задача казалась неразрешимой. После мучительных размышлений, привыкший все делать со скрупулезной военной точностью, Алексей Степанович выработал тактику посадки и решительно приступил к севу. Чесночные строчки легли на грядки ровно и чётко, как пулемётные очереди. Майор залюбовался свой работой. Всё учёл при посадке старый военный, кроме того, что зубочки чеснока нужно сажать корешками вниз, а не наоборот. Эта досадная оплошность выяснилась вечером, когда друзья поднимали стопочку за начало полевых работ. Алексей Степанович огорчился, но переделывать работу, конечно же, не стал, справедливо рассудив, что, рванув в атаку, прекращать наступление нельзя. А ещё, немного подумав, объявил свою работу новым подходом к возделыванию чеснока в регионе.

— А возможно, и мире, — рассмеялся Иван Васильевич.

Соседи — дачники тоже посмеивались над «новым подходом», но, как говорится, — «цыплят по осени считают». Дачный посёлок ахнул, когда его облетела весть о том, что на фоне общего чесночного неурожая, у Степановича уродились головки чеснока, размером с небольшое яблоко.

— Да в твоём лице, Степаныч, отечественная, а может, даже и мировая агрономия потеряла выдающегося деятеля. И что ты столько лет на танках катался? — заявил Иван Васильевич во время застолья, посвященного окончанию дачного сезона, ставшего первым в жизни бывшего военного человека.

И действительно, в последующие годы Алексей Степанович неоднократно заставлял говорить о себе дачников. Среди его достижений были и 28 литров малины, и три годовых урожая картошки по размерам, не уступающей маленьким арбузам, а огромный сазан, выловленный в озере рядом с домом, положил конец мифам о том, что крупная рыба в нём не ловится.

Вот так и превратился старый военный в доброго дачника и никогда не пожалел об этом.

— А я что говорил? — авторитетно заявил по этому поводу Иван Васильевич.

Золотые рыбки лесного озера

…А дело было так: сидим, ловим карасей — мешок, в который мы их складывали, переполнился и я решил отнести добычу в домик, где есть морозильник и заодно принести новую тару. Мой дружок Вова просит меня прихватить пивка из холодильничка. А пока я ходил, к месту, где мы обосновались, подошли юные рыбаки и сели рядом с нами. Очередная подсечка — и Вова вытаскивает золотую рыбку.

Местные рыбаки привстали, а Вова и говорит:

— Рыбка золотая, надо бы желание загадать.

Почесал затылок и с таким видом, как будто ловит золотых рыбок каждый день, заявляет:

— Пивасика хочу!

И тут появляюсь я с бутылкой холодного пива. Сказать, что с парнями случился столбняк — это не сказать ничего. Немая сцена, как у классика в «Ревизоре»…

Рыбку мы, конечно, отпустили.

Второй день рыбалки, действующие лица и исполнители — те же. Молодёжи, явно, нужна рыбка, выполняющая желания. Но рыбацкое счастье капризно, а фортуна опять улыбнулась Володе. Снова золотая рыбка в его руках и, слегка помедлив, он царским жестом дарует ей свободу.

Толпа ахнула:

— Как? И желание не загадал?

Но после того, как Вова поймал подряд штук пятнадцать хорошеньких карасей, всем стало ясно, что он не так прост и рыбка без заказа не ушла.

Проверка на интеллект: какое Вовино желание исполнила рыбка?

Вот. Такие вот дела рыбацкие…

Ты же мужчина!

— Кроты, — сказала жена.

— Что, кроты? — не понял Николай.

— Губят наш урожай на даче, — пояснила женщина и добавила с упрёком: Коля, сделай же что-нибудь. Ты же мужчина. Получив от жены такую вводную, Николай поскрёб огромной мозолистой рукой затылок и призадумался. Последний мужской поступок был совершён им месяц назад, когда они с Катей принесли из магазина новый настенный ковёр.

Ковёр был очень красив, а яркие, насыщенные с переливами цвета, придавали ему особое великолепие. Коля выстрогал аккуратненькие чопики, просверлил в стене отверстия и не спеша заколотил туда кусочки дерева. Гвоздики, на которых должен был висеть ковер, отливали медью и, чтобы от ударов молотка шляпки не потеряли свой цвет, Коля забил их через дощечку. Наконец ковёр был водружён на стену и в комнате стало светлей и уютней. Жена с благодарностью посмотрела на Колю. Проблема возникла ближе к вечеру, когда Катя решила погладить бельё. Дело в том, что единственная в комнате розетка оказалась под ковром. Вот тогда — то и прозвучало: «Коля, сделай же что-нибудь. Ты же мужчина».

— Завтра, — буркнул озадаченный Николай.

«Завтра» пролетело незаметно, долбить стену для переноса розетки не хотелось, а до прихода Катерины с работы оставалось не больше получаса. Слово мужчины надо держать. Озарение пришло внезапно, как гром с небес. Мгновение — и в центре ковра на уровне розетки была проделана дыра. Проблема решена, Николай отошёл от стены, довольный собой. Вернувшаяся с работы жена, только ахнула от «восхищения» широтой технической мысли Николая…

И вот снова:

— Коля, сделай же что-нибудь. Ты же мужчина!

Работа не клеилась, мысль вертелась вокруг кротов, подсказывая самые невероятные способы борьбы с ними, которые через мгновение ей же и отвергались. Напарник Василий с удивлением поглядывал на Колю. Во время очередного перекура Николай не выдержал и поведал коллеге о своей проблеме, которую тот решил почти не задумываясь.

— Карбид в норки, сверху водички, огоньку — и никаких проблем, — изрёк он.

На стройке, где работал Коля, недостатка с карбидом не было. И вот Коля на даче. Битва за урожай началась. Кротовые ходы сообщения заполнены карбидом и обильно залиты водой. Немного подождав, когда горючий газ расползётся по подземным коридорам, незадачливый борец с кротами бросил горящую спичку в кротовый тоннель. Бахнуло так, что дрогнули кроны ближайших деревьев. Соседка за забором истошно заорала:

— Теракт! Теракт!

Причинил ли взрыв вред маленьким зверькам — Коля не узнает никогда, а вот урожайность огорода пострадала конкретно. Приехавшая вечером на дачу жена, была «приятно» удивлена происшедшей здесь метаморфозой…

Народ и армия — едины

Мы — в увольнении. Мы — это Юрка, Рома и я — рядовые срочной службы авиации ПВО страны. Все вместе просто гуляем в огромном парке у реки. Ранняя осень, сухо, тепло и красиво. И вдруг навстречу нам змей — искуситель в лице широкоплечего, лохматого парня.

— Что, военные, грустим? Направо, вниз под горку, к речке — замечательный «пивнячок» и патруль там никогда не бывает, — хохотнул он, довольный своим советом.

Решение приняли, не сговариваясь. Разворот со снижением под горку и мы у цели. Снаружи пивбар был похож на огромный хрустальный стакан — такой же круглый и прозрачный. Внутри всё было обыкновенно: стойка, столики, много людей и табачного дыма. Военных не было. Добросовестно отстояли в очереди и получили по кружке пенного напитка. Уже усаживаясь за столик, увидели в конце очереди офицерскую фуражку с красным общевойсковым околышем. Деваться было некуда и мы устроились поудобней в надежде, что «красная шапочка» нас не заметит.

Нас заметили. Глаза у подполковника округлились, а фурага от негодования подпрыгнула на его лысой голове. Мы не верили глазам своим — подполковник в пивном баре с маленькой пятилитровой канистрой. Сон. Сказка. Байка. Чудо. Размахивая канистрой, «чудо» приближалось к нам.

— Встать! Военные билеты сюда! — заорал подполковник не своим голосом, размахивая перед нашими носами канистрой. Клубы дыма застыли в воздухе и в зале установилась напряжённая тишина. Встать — то мы встали, а вот с военными билетами медлили.

— Не приставай к ребятам и вали-ка ты отсюда по — хорошему, раздался твёрдый голос одного из посетителей.

И за соседним столиком люди начали привставать. Зал одобрительно загудел. Такого развития событий подполковник не ожидал. Размахивать канистрой и дальше ему, явно, расхотелось. Медленно отступая, он шипел что — то невнятное. Хлопнула дверь и сквозь стеклянную стену кабачка мы увидели, как удаляется грозный вояка.

Клубы табачного дыма снова пришли в движение, вновь возник шум, обычный для кабачка, а с соседнего стола нам прислали три соленых рыбки. Идиллия питейного заведения была восстановлена. Мы наслаждались янтарной жидкостью и грызли свою таранку. Все происшедшее казалось просто недоразумением. И вдруг…

— Смотри, гад, патруль ведёт, — произнёс сосед по столу. — Сквозь стекло стены было хорошо видно, как с горки катился ревнитель дисциплины и порядка, а за ним неторопливо шествовал патруль.

Дело принимало серьёзный оборот, теперь уже валить нужно было нам.

— Парни, уходите чёрным ходом, а этому… я сам «пятак» начищу, — сказал нам высокий мужчина.

— Валя, проводи. Пивка попить мальчишкам не дал, зараза, — обратился он к женщине, протиравшей столы. Валя вывела нас во двор и показала едва заметную в зарослях кустов тропинку, по которой мы и ушли.

Не знаю, начистил ли «пятак» подполковнику наш спаситель, но уверен — настоящего полковника из орущего в пивняке на солдат офицера с канистрой никогда не получится.

Любовь к небу

Необозримые просторы астраханских степей, необъятные поля, засеянные сладкой, сочной ягодой…

И над всем этим арбузным великолепием низко-низко летит маленький трудяга сельхозавиации Ан-2. Под мерный, бархатный рокот мотора командиру вспомнились полчища саранчи, с которыми в начале лета пришлось бороться экипажу «Аннушки». А сегодня под крылом арбузное море, которого могло и не быть.

— Командир, прямо по курсу шалаш, арбузика хочется, — вывел командира из состояния философской задумчивости второй пилот.

— Спросим арбузик у сторожа, — отозвался тот.

Послушная «Аннушка» сделала круг и плавно приземлилась, закончив свой пробег у шалаша. «Гостеприимство» сторожа оказалось столь безгранично, что пилоты предпочли поскорее покинуть его владения. Лихой охранник грозился всех арестовать, отдать под суд и привести к знаменателю. При этом он часто переламывал старенькое курковое ружьишко и зловеще досылал патрон в патронник.

Обиженная «Аннушка» взлетела почти с места, рассерженно урча мотором, набрала высоту и спикировала на злобного стража арбузного поля. Эффект оказался потрясающим. Грозный дед бросил ружьё, на четвереньках добрался до ближайших лопухов и зарылся в них. Лётчики улыбнулись и полетели дальше.

Но история на этом не закончилась. Дед, оказавшийся ветераном Великой Отечественной войны, написал письмо в местный райком партии. Начиналось оно так: «Я — ветеран войны, ни разу в своей жизни не кланялся «мессерам» … — и далее на двух листах следовало подробное описание того, как «Аннушка» загнала его в лопухи.

Секретарь райкома, прочтя письмо, посмеялся над ситуацией, но выводы сделал и меры принял незамедлительно.

В авиаотряде на наказание тоже не поскупились: замполит долго и нудно говорил о чести советского пилота, об уважении к ветеранам и соблюдении правил визуальных полётов. Командир отряда кивал головой… Итог — лишение пилотского свидетельства.

…Прошли годы. Любовь к небу и друзья помогли пережить тяжёлое время опалы, а Север закалил характер. Слава стал снова командиром и занял левое кресло в кабине самолёта.

Настоящий полковник

Занятия по радиоделу подходили к завершению. Вел их полковник запаса Александр Васильевич Андрусенко, отдавший тридцать пять лет своей жизни службе в Радиотехнических войсках. Тема сегодняшнего урока: «Генератор звуковых волн различной частоты.» Студенты слушали с интересом. Внимание аудитории Александр Васильевич завоёвывал без труда. Эмоциональный рассказ о скучнейших вещах, происходящих в радиомире, сдобренный случаями из жизни и приправленный меткими замечаниями, всегда имел успех даже у не слишком старательных учащихся. А его сравнение колебательного контура с качелями, на которых раскачиваются Танечка с Манечкой, стало краеугольным камнем всех лекций по радиоделу. Категорически не переносил старый радиоинженер, когда в его присутствии или, хуже того, на экзамене, головные телефоны называли наушниками. За это можно было и двойку схлопотать, в остальных своих проявлениях это был милейший человек и студенты его любили.

Занятие заканчивалось, теоретический материал изложен, генератор собран и наступал тот волнующий момент, когда сборщики задают себе вопрос:

— Запищит или нет?

Собранный генератор должен был выдавать звуковые сигналы различной частоты и каждый из участников сборки мог услышать их через головные телефоны.

Александр Васильевич в окружении студентов проводил контрольный осмотр прибора. Ближе всего к нему находились Борис и Людочка. Боря откровенно скучал, с радиоделом он познакомился ещё в армии и сегодняшнее занятие ему было неинтересно, а воображение девушки занимал стройный молодой парень, которого она встретила в общежитии сегодня утром.

— Как его найти? Как подойти? Как познакомиться? И что из этого выйдет дальше? — вот круг вопросов, который занимал Людочку и непрерывно вертелся в её хорошенькой головке.

Между тем контрольный осмотр генератора подошел к концу. Александр Васильевич водрузил на свою голову наушники и торжественно произнёс:

— Это — высокоомные головные телефоны, в сеть ни в коем случае не втыкать!

Немного помедлив, чтобы до студентов дошёл смысл его слов, полковник радиотехнической службы протянул рядом стоящей Людочке вилку от телефонов и по-армейски скомандовал:

— Врубай!

Команда неожиданно вернула девушку к реальности. От резкого голоса, заставшего её врасплох, Людочка вздрогнула и лёгким молниеносным движением руки всадила вилку наушников в розетку с напряжением двести двадцать вольт.

Остатки волос на лысой голове преподавателя встали дыбом, глаза сделались квадратными, а из высокоомных головных телефонов к потолку потянулись голубоватые струйки дыма. В воздухе запахло жжёной изоляцией. Студенты остолбенели и только скучающий Борька не растерялся и мгновенно выхватил вилку из электрической розетки.

К полковнику медленно возвращалось сознание, а в голове уже роился набор слов, от которых мог покраснеть и ротный старшина. Но бледные губы наставника только выдохнули:

— Чем же ты слушала, милочка моя???

Да, Александр Васильевич Андрусенко, отдавший тридцать пять лет своей жизни службе в Радиотехнических войсках, был настоящим полковником.

Эй, старик!

До семнадцати лет меня все называли мальчиком и вот однажды, в переполненном автобусе, пожилая женщина сказала:

— Молодой человек, пробейте билетик, пожалуйста.

Я даже сразу не понял, что просьба обращена ко мне. Спустя несколько лет, также в переполненном автобусе меня нарекли дядей. Молоденькая мама сказала своему маленькому сыну, что дядя заберёт Кузю, если Кузя не вынет палец изо рта.

Малыш страшно испугался и засунул в рот всю пятерню. А Кузина мама растерялась.

— Ну вот, какой я взрослый, мной уже и малышню пугают, — подумал я.

— Мужчина, мужчина, ну дайте же пройти, — нетерпеливо визжала огромная тётка, пробиваясь к трамвайной двери. На её пути был я, зажатый с трёх сторон людьми. Как мы разошлись, я и сам не понял, только на следующей остановке, расталкивая пассажиров, тётка благополучно выкатилась из трамвая.

Так я стал мужчиной.

…Поезд подходил к Краснодару, когда в наше купе ввалился окровавленный парень. Из раны на его руке жутковатым пульсирующим фонтанчиком била ярко — красная кровь.

— Отец, отец, я не умру? — бормотал он испуганно — белыми губами. Руку перетянули полотенцем, резинового жгута у проводницы не оказалось, кровотечение остановили, а в Краснодаре парня увезла «неотложка».

— Спасибо, отец, — на прощание тихо сказал он.

И вот вчера у дверей нашего подъезда соседка уговаривала трёхлетнего сынишку:

— Пойдём домой, котик, уже поздно.

И, увидев меня, добавила:

— Видишь, и дедушка уже домой идёт.

Я оглянулся — какой дедушка? Оказалось, речь шла обо мне. Время бежит и, вероятно, завтра сама жизнь скажет:

— Эй, старик, отойди с дороги. Не видишь молодые люди идут?

И всё повторится вновь…

Пора на пенсию, или «Век воли не видать»

Жизненные обстоятельства привели меня в прокуратуру, и дело — то было пустяшное — забрать бумажку для домкома, председатель попросил. В кабинете, в который мне предстояло войти, миловидная сухонькая старушка возилась с букетом роз. Достав из шкафа цветочную вазу, она вышла из кабинета и отправилась за водой, бросив мне на ходу:

— Ждите.

Покорившись обстоятельствам, я приготовился долго ждать. Но не прошло и пяти минут, как хозяйка кабинета вернулась и пригласила меня войти. Устроив цветы в вазе, и узнав по какому я делу, она не спеша начала поиск нужного документа, попутно рассуждая о тяжести прокурорского труда, о сложности и многогранности профессии, о выдержке и терпении, свойственной её представителям. Бумажка не находилась и женщина неторопливо продолжала свой рассказ о том, как более сорока лет назад она пришла в прокуратуру, как много ей пришлось увидеть и пережить за эти годы и, как хорошо было бы отдохнуть на пенсии и заняться маленькими внучатами. Сквозь толстые стекла очков на меня смотрели добрые глаза приветливой бабушки. Представив идиллическую картинку «Бабушка и внуки» и пытаясь поддержать совершенно не нужный мне разговор, я неожиданно для себя сказал:

— Да, на пенсии Вам было бы просто замечательно.

И разразилась вдруг гроза, бабахнул гром — это шмякнулась на стол папка с документами. Яркий свет двух мощных лазеров вспыхнул в глазах приветливой бабушки и, многократно усиленный линзами очков, казалось, испарит меня на месте.

— Как Вы можете?… Меня, меня на пенсию? Вот Ваша бумажка!!… Как не стыдно!!!, — голос, срывающийся на визг, летел за мной до выхода из прокуратуры.

Охранник на посту удивлённо покачал головой. Успокоившись уже на пороге, я посмотрел на полученный документ, на нём не хватало даты, подписи и печати.

— Опять в пекло, — мрачно подумал я.

Делать нечего, пришлось вернуться назад. То, что произошло потом и в кошмарном сне не привидится. Бабушка-чиновница топала ногами, шипела и визжала что-то про мою совесть. Огромные, как блюдца глаза её, метали в меня испепеляющие молнии.

Воздух в помещении раскалился, стёкла в окнах дрожали и медленно плавились, а цветы в настольной вазе вмиг потеряли все свои лепестки. Истерика закончилась растрёпанной причёской и слезами. А я пулей вылетел из кабинета, мечтая только об одном, чтобы охрана или кто-нибудь из сотрудников прокуратуры не застали меня наедине с рыдающей чиновницей.

«Век воли не видать!»

Дату, подпись и печать в документе я увидел уже на улице.

Грибы тундры

Вова Фурман работал на Чукотке в гидрологической партии на реке Паляваам не первый год и, как ему казалось, неплохо разбирался в местных грибах. Во всяком случае, подберёзовик или надберёзовик от мухомора он отличал уверенно.

…Маленькая справка для тех, кому не довелось побывать в тундре. Настоящая берёза там не растёт, только карликовая. По Вовкиной терминологии, маленькие подберёзовики так назывались потому, что были меньше окружающих их берёзок, а большие, высокие и статные подберёзовики, переходили в разряд надберёзовиков, потому что их шляпки гордо возвышались над карликовым берёзовым лесом. С мухоморами и вовсе проблем не было — их сложно перепутать со съедобными грибами.

И вот однажды, возвращаясь с рыбалки, прямо возле жилого балка Володя обнаружил симпатичные грибочки, которые он раньше здесь не встречал. Они были сказочно прекрасны — плотненькие, средних размеров, как солдатики, стояли они на изумрудном травяном покрове. Несколько минут гидролог любовался грибами, мучительно вспоминая, где он мог их видеть.

Услужливая память подсказала:

— В журнале.

— Точно, — промолвил вслух Володя, довольный своей памятью.

И решил:

— Сейчас соберу, сам поем и ребят накормлю.

Вездеход со сменой был где — то не очень далеко на подходе. Сказано — сделано. Вскоре на столе стояли две сковороды с жареными грибами, и ребята не заставили себя долго ждать — на горяченькое поспели.

— Вова, а где написано, что они съедобные? — спросил Лёха, разглядывая обложку журнала с изображением грибов. Картинка была великолепна — глянцевая, цветная. На ней, под зелёной тундровой кочкой, прятались грибочки, на шляпках которых поблёскивала роса, а под картинкой яркими крупными буквами было написано: «Грибы тундры.» И больше — ничего.

Вовкины глаза округлились и под дружный хохот экспедиционников он опрометью бросился из балка. Авторитетный консилиум из вновь прибывших после знакомства с ситуацией и осмотра сырых экземпляров, постановил:

— Грибы съедобные и называются они «валуи.»

О том, что их лучше солить или мариновать Вовка узнал гораздо позже, а сейчас, после вердикта друзей, когда опасность отравления миновала, ему сразу стало легче и спокойней на душе.

Много лет проработал Володя на Палявааме, но валуи в окрестностях гидропартии больше не встречал.

— Спит грибница или вовсе пропала, — авторитетно заявляли знатоки тихой охоты.

И вот перед окончательным Вовкиным отъездом на «материк» они с напарником ранним утром обнаружили удивительные грибы. Росли грибики на том же месте, где Володя встретил их впервые. Солдатики стояли ровными рядами, как на параде, в изумрудно-зелёной траве, а на их шляпках всеми цветами радуги искрились росинки.

— О, грибочки! На жарёху наберём! — обрадовался напарник.

— Нет! Не будем трогать, они со мной попрощаться вышли, — тихо сказал Вовка коллеге.

Тот промолчал, а про себя подумал:

— Зазимовался ты, дружок, на «материк», на» материк» лети и чем быстрей, тем лучше.

Молодой гидролог ничего не знал о том, что произошло на этом месте с Володей много лет назад.

Стакан спирта

Вертолёт, выполняющий санитарный рейс, медленно уселся на прибрежную косу рядом с поселковой больницей. Винты остановились, механик открыл дверь и установил трапик. В ту же секунду из вертолёта вывалилось и покатилось в сторону больнички большое и лохматое существо. На ходу оно подвывало и жалобно поскуливало.

— Вот до чего человека зубная боль довести может, — сказал кто-то из встречающих борт полярников.

Жалобно поскуливающим существом оказался механик с островной метеостанции. Третьи сутки зубная боль терзала бедного Лёню и санитарный рейс был заказан для его спасения. С разбегу механик ворвался в кабинет стоматолога, но был тут же был остановлен холодным голосом медицинской сестры.

— Подождите за дверью, доктор работает. И снимите верхнюю одежду, пожалуйста, — строго проговорила она.

Лёня повиновался, снял кухлянку, упал на стул, прислонился щекой к холодной стене и затих.

— Зуб мы вам сохраним, немного с мышьяком походите и снова ко мне, — сказал доктор, заканчивая работу.

Не скрывая своей радости, Лёня вышел из больнички. Искрясь и ликуя от счастья, пританцовывая на ходу, он отправился в магазин, чтобы отпраздновать благополучное, хотя и временное, излечение.

…Общага гудела третью неделю. Люди за Лёниным столом сменяли друг друга, одни прилетали, другие улетали или уезжали. Хлебосольству хозяина комнаты не было границ, в платяном шкафу аккуратно по полочкам были разложены — сухое вино и шампанское, водка и коньяк. Две десятилитровые канистры с пивом, как бабочки, порхали над столом. Размах пиршества превысил все мыслимые и немыслимые временные пределы. Праздник закончился неожиданно резко.

— Завтра утром борт, — донеслось до механика сквозь пьяный угар.

— На станции поправимся, — Лёня сгрёб остатки праздника в старенький, видавший виды чемоданчик. А утром сдал ключи обрадованной комендантше и побрёл к вертолёту.

— На пропитые деньги золотую челюсть можно было вставить, а он и за бесплатно к доктору второй раз не сходил, — укоризненно подумала комендант.

Начальник полярки, узнав о том что Лёня вернулся с мышьяком в зубе, категорично заявил:

— Второй раз борт за твой счёт, а вечером, чтоб на вахте был, как огурчик.

На второй день прибытия на станцию зуб напомнил о себе страшной, резкой болью. Проклиная себя за пьяное легкомыслие, Лёня обработал паяльной лампой плоскогубцы, собрал волю в кулак и молча отправился в «механку» рвать зуб.

Начальник полярки под такое дело выделил Лёне стакан спирта.

Чайкин подарок

…Мы живём на краю небольшого приморского посёлка, там, где ярко-жёлтый песок, лазурное море и сероватая даль ближайшего лимана. Вторую неделю стоит великолепная солнечная погода: вода прогрелась и можно долго плавать или барахтаться у берега в бесконечно набегающих волнах ласкового прибоя. Вольная, полудикая, беззаботная жизнь отпускников. Дети счастливы и мы с женой тоже.

Страсть добытчика и рыболова вспыхнула во мне после находки в сарае старой удочки с леской и двумя, чудом сохранившимися, крючками. Поплавок я сделал из пера чайки, а грузиком стала обычная гаечка, подобранная мной на пыльной тропинке. Снасть была готова и я стал ежедневно, до подъёма семейства, проводить время на рыбалке в протоке лимана. Результаты не были ошеломляющими, но я не терял надежду поймать пиленгаса или обыкновенную кефаль, которые, как торпеды, каждое утро проносились мимо моего поплавка. А пока приходилось довольствоваться бычками и ещё какими — то мелкими рыбёшками, название которых я не знал. Жена с пониманием относилась к моим неудачам.

— Просто твоя рыбка ещё вес не набрала, — утешала она меня. По правде сказать, я и не сильно расстраивался. Красивейшие морские восходы и благодарное урчание кота Феликса компенсировали мои рыбацкие неудачи. Феликс был благодарен мне всегда и, независимо от количества пойманной рыбы, смотрел на меня с неизменным обожанием.

В то утро всё было, как всегда. Кефаль проносилась мимо моей снасти, не обращая на неё никакого внимания, бычки и рыбки без названия клевали плохо и я уж начал подумывать, что обожание Феликса сегодня закончится и я получу от него фунт презрения. Как вдруг произошло совершенно необыкновенное событие, свидетелем и участником которого я стал.

Огромная серая чайка упала с высоты на розоватую гладь лимана. Фонтан брызг, скоротечная борьба и вот уже победительница, задевая кончиками крыльев об воду, пытается подняться с добычей в воздух. Рыбища огромна, тяжела и хлопает по воде хвостом, пытаясь обрести свободу. Чайка не может набрать высоту и, выбиваясь из сил, волоком тащит крупного пиленгаса на сушу.

И тут во мне проснулся первобытный добытчик. Бросив удочку, я метнулся к тому месту, где чайка выбралась на берег и заревел, как три белухи вместе. Вероятно, наши далёкие предки с таким же охотничьим рёвом отбирали добычу у леопардов и тигров.

Испуганная чайка взмыла в воздух, торопливо заглатывая что-то на лету, а на песке осталась, готовая к употреблению, очищенная, хоть сейчас на сковородку, рыба. Я подобрал полуфабрикат и отправился с ним домой.

Завтрак удался и даже Феликсу достался хвост жареной рыбки. А вечером, вспоминая утреннее приключение и обиженную чайку, я загрустил. Вдруг стало как-то неловко за свой не цивилизованный поступок и я сказал об этом жене.

— Успокойся! Она ведь не голодная улетела. Голову с кишочками кто съел? Да и живёт чайка здесь, поймает ещё не одну большую рыбу. И вообще, разве ты не понял, что это был её подарок нам на завтрак? — сказала мудрая женщина.

В подтверждение её слов Феликс зажмурился и протяжно мяукнул.

Бой местного значения

Строительный десант стремительно наступал. Вдоль улицы, сгребая всё на своём пути, шел огромный импортный бульдозер с отвалом. Справа от расчищаемого участка стояла самоходная бетономешалка. А рядом с калиткой небольшого домика готовился к «боевой» работе автокран, бетонные плиты должны были подвезти с минуты на минуту. На обочине дороги в ярко-красном «Хаммере», как Мамай в ставке на Красном холме, восседал «полководец» — он же народный избранник и олигарх местного «розлива» Дмитрий Иванович Проскудников.

— Живей, живей скреби, — орал он бульдозеристу, как будто тот мог его услышать сквозь рёв тракторного мотора. Командный зуд не давал покоя Дмитрию Ивановичу и здесь, вдали от шикарного кабинета.

У калитки своего дома в полной растерянности стояла Надежда Кузьминична, старенькая учительница, у которой учился в первом классе ещё папа Дмитрия Ивановича. Масштабное строительство рядом с её тихим домиком внушало ей тревогу и страх. А наступление продолжалось. В клубах дорожной пыли к месту «боевых» действий подкатил МАЗ с бетонными плитами. Дмитрий Иванович уже не мог оставаться в стороне. Как Чапаев на белом коне, бросился он в гущу событий. Размахивая руками, олигарх что-то торопливо втолковывал крановщику и водителю МАЗа. Заметив Надежду Кузьминичну, народный избранник недовольно хмыкнул, а увидев, что к ней подошли соседки, поморщился, как от зубной боли. Присутствие электората Дмитрию Ивановичу явно не нравилось.

— Задолбали эти бабки, — процедил он сквозь зубы.

И наступление продолжалось с новой силой. Обдав едкими газами из выхлопной трубы старушек, к крану лихо подкатил МАЗ. Из кабины высунулся водитель и крикнул:

— Ну что, скучаете, гражданочки? Скоро у вас тут весело будет.

Дискотека, танцы, бар, дорогие машины! Вот это жизнь! Радуйся — не хочу! — хохотнул он.

Готовый к работе кран, медленно развернул стрелу, стропальщики зацепили бетонную плиту, спрыгнули с машины и отошли в сторону.

— Эй, бабульки, геть по норкам, не ровён час плитой зашибу! — крикнул из кабины крановщик и громко захохотал видя, как неловко старушки отступили за калитку.

Кран натужно зарычал, плита отделилась от платформы и медленно поплыла по воздуху. И тут произошло то, чего не мог предвидеть даже изощрённый ум олигарха. Вероятно, лапы у крана были коротки, только мгновенно, без предупреждения, ломая стрелу, кувыркнулся он на бок. Весёлый крановщик едва успел выпрыгнуть из своей кабинки.

Наступление захлебнулось. Бульдозер встал и из него вылез изумлённый тракторист. Водитель МАЗа схватился за голову, а ретивый слуга народа, грязно ругаясь и забавно семеня толстенькими ножками, направился к своему ярко-красному «Хаммеру».

Так поле боя неожиданно осталось за Надеждой Кузьминичной и её соседками, но до окончательной победы было ещё далеко и наступила ли она — история об этом стыдливо умалчивает.

Леночка

Плановый облёт вертолёта после регламентных работ подходил к завершению, когда на палубе над вертолётной площадкой появилась Леночка. На ледоколе её обожали все — и вертолётчики в том числе. Точёную фигурку Леночки не смог испортить даже полярный тулупчик, небрежно накинутый на её плечи. Ласковый арктический ветерок развевал светлые локоны. Леночка была великолепна. Потому — то в разгар полярного дня от её присутствия на палубе солнце засветило ещё ярче, сахарно-белые льдинки за бортом заискрились ещё сильней, море засияло синевой с нежно — голубым отливом, а усатому, строгому боцману с банкой из — под краски в руках, захотелось спеть какую — ни будь весёлую песенку. Мельком взглянув на Леночку, он замурлыкал себе в усы неведомую лирическую мелодию. И даже старый ледокол побежал резвее, разгоняя перед собой мелкие льдинки, а дымок из его высокой трубы стал едва заметен на фоне безоблачного неба.

Леночка увидела вертолёт, висящий за кормой ледокола, помахала командиру ручкой и твёрдый, как скала, полярный ас превратился в беспечного Тома Сойера с соломинкой на носу. Только вместо соломинки в его руках был штурвал вертолёта. Машина за кормой ледокола завертелась в волшебном танце: она то кружилась волчком, то взмывала ввысь, то опускалась к самой воде. Воздушные пируэты следовали один за другим, бесконечным каскадом… Казалось, им не будет конца. Леночка стояла на палубе, широко раскрыв восхищённые глаза и слегка приоткрыв от изумления свой ротик. Спектакль закончился так же быстро, как и начался. Усталый Ми-2 сел на предназначенную для него площадку, техники занялись его обслуживанием. Разгоряченный феерическим полётом, пилот подошёл к Леночке.

— Ну как? — спросил он, улыбаясь.

— Да видела я, как ты выделывался и всё ждала, когда тебя … — и с алых губ Леночки слетело такое ругательство, которое редко услышишь и от пьяных мужиков в кабаке.

Санька опешил, командирская фуражка вывалилась из рук. Солнце потускнело и покрылось стыдливыми пятнами, небо поблёкло, сахарно-белые льдинки за бортом стали грязно-серыми, море помутнело и из нежно-голубого превратилось в иссиня-чёрное. Старый ледокол от неожиданности замедлил ход и растерянно крякнул, труба его сморщилась — и из неё повалили клубы чернущего дыма. Усатый боцман, владеющий ненормативной лексикой пяти континентов, вдруг умолк и после небольшой паузы произнёс:

— Эх, Леночка, день — то какой хороший был… — и с досадой плюнул в банку из-под краски.

Сладкая

Женской красоте посвящено множество строк в поэзии и прозе. Не обошла своим вниманием мировая литература и её влияние на мужские сердца. Наш маленький рассказик — еще одна капелька в эту сокровищницу человеческой мысли.

Во время визита на Российскую антарктическую станцию весёлые австралийские коллеги подарили начальнику огромный цветной портрет полуобнажённой красавицы из приложения к журналу Playboy. Шалунья в полный рост стояла на берегу лазурного моря, была хороша собой и игриво подбоченясь одной ручкой улыбалась зрителям. Несмотря на почти полную наготу, шатенка сохраняла какую-то тайну, которую вот уже не одно тысячелетие пытаются разгадать мужчины.

Станционный плотник-краснодеревщик заключил портрет в изящную деревянную рамку и он занял подобающее ему место в балке начальника, мгновенно став станционной достопримечательностью. Всяк желающий мог приобщиться к прекрасному, посетив командирский балок. И даже разносы его обитателя переносились подчиненными с лёгкостью в присутствии прелестницы. Казалось, она жалеет провинившихся и незаметно от начальника сочувственно им улыбается.

Вскоре новость о чудесном портрете стала известна и на китайской станции, расположенной неподалёку. Китайские товарищи, пришедшие с дружественным визитом к российским полярникам, совершенно не говорили по-русски, но и без этого оценили прелесть чаровницы и долго стояли возле неё с восхищением цокая языками. А один из них, открыв от изумления рот, так и не смог закрыть его до конца встречи, чем вызвал улыбки присутствующих.

Прошло три дня и в балке начальника снова появился китаец. На этот раз рот его был закрыт, смущенно он поставил перед Михаилом Матвеевичем три бутылочки лучшего китайского пива «Спартак» и скромно сел напротив прелестной блондинки. Безотрывно смотрел он на красотку в течение полутора часов, потом поклонился и ушёл восвояси. Визиты странного китайца стали постоянными, но Михаила Матвеевича они не раздражали, а скорее забавляли, да и пиво оказалось действительно великолепным, и прогонять эстета он не стал. Три бутылочки лучшего китайского пива «Спартак», полуторачасовое созерцание портрета, неизменный поклон — и посетитель уходил, не произнеся не слова. Так продолжалось до конца зимовки.

Китайская экспедиция завершала свою работу. За ней пришёл пароход и поклонник женской красоты появился на Российской станции в последний раз. Как всегда, он поставил на краешек стола перед начальником три бутылки пива «Спартак», сел на лавку напротив портрета и погрузился в созерцание, потом поднялся, подошёл к красавице вплотную и, прислонившись щекой к её холодной, нарисованной груди, на чистом русском языке без акцента задумчиво вымолвил:

— С л а д к а я!

Михаил Матвеевич, много повидавший на своём полярном веку, от неожиданности открыл рот и чуть не упал со стула…

За маму

День авиации 18 августа на небольшом полевом аэродроме начался с проливного дождя. Праздничного построения не было и наша рота после завтрака отдыхала в огромной палатке, предвкушая блаженное безделье до самого отбоя. Ничто так высоко не ценится в армии, как праздничный выходной день. И вдруг полог палатки распахнулся и пред нами предстал старшина.

— Ну что, орёлики, есть возможность отличиться! Добровольцы! — зычно обратился он к роте.

Добровольцев не нашлось. Все понимали — выходной под угрозой.

— Ну что ж, тогда будем выбирать добровольцев, — усмехнулся старшина своей остроте.

— Так, орёлики! Комбат приказал привести в порядок помещение для приёма пищи в офицерской столовой. Разгильдяй Свинухов, Гущин, Кравцов и ты, — указательный палец начальника упёрся мне в грудь, — займутся этим ответственным делом.

«Почётного» звания «разгильдяй» Лёнька Свинухов удостаивался каждый раз, когда к нему обращался старшина. Трудно было найти в части более неряшливого солдата. Даже на парадной форме, за которой каждый военнослужащий следит с особым рвением, у него было множество пятен и пятнышек самых разнообразных форм, размеров и происхождения. Свою фамилию Лёнька полностью оправдывал и даже на прозвище «Свиноухов» не обижался. Комплекса по этому поводу у него не было.

— За мной, орёлики! — скомандовал старшина и мы сквозь ливень отправились совершать свой подвиг.

Заведующая лётной столовой Светлана Николаевна встретила нас приветливо и объяснила, что надо вымыть пол в зале приёма пищи и сделать это надо до обеда.

— Да-а-а… такую грязищу ровным слоем не размазать, — грустно констатировал Гущин, глядя на пол, усеянный комьями глины с сапог позавтракавшего лётного состава.

Деваться было некуда и мы, вооружившись вёдрами и тряпками, принялись за дело. Фронт работ оказался достаточно велик, но к обеду поставленная командованием задача была выполнена с блеском.

— На обед в солдатскую столовую не ходите. Я накрою вам столик здесь, когда поедят лётчики, — сказала нам Светлана Николаевна, принимая работу.

Мы пришли через час. Светлая, как солнышко, заведующая встретила нас у входа и провела в зал к уже накрытому столу. Там были борщ со сметаной и огромная отбивная с жареной картошкой, свежие персики и компот из черешни. Вся эта прелесть находилась не в алюминиевых мисках и кружках, к которым мы привыкли, а в красивых тарелочках и прозрачных стаканчиках. И самое необыкновенное — тут были вилки, о существовании которых мы давно забыли. А когда в маленькие блестящие рюмочки Светлана Николаевна налила немного водки и поздравила нас с праздником, мы окончательно потеряли дар речи.

— Дорогие мои мальчишки! С Днём авиации вас! Чистого вам неба, удачи и скорейшего возвращения домой! Сегодня мне хочется быть для вас мамой. Кушайте на здоровье!

Чтобы не смущать нас, Светлана Николаевна вышла из зала. От её простых слов перехватило горло.

Прошло пять дней. Разгильдяй Свинухов, Гущин и я заступили в наряд по кухне. Место работы — овощной цех: сидим чистим картошку.

— Мальчишки, привет! — услышали мы знакомый голос.

В дверях стояла и улыбалась нам, как старым приятелям, Светлана Николаевна.

— В офицерскую столовую бочку с солёными огурцами привезли, помогите открыть, пожалуйста, — попросила она.

— А мы не нанимались бочки открывать и вообще огурцы лётчикам привезли, пусть они и открывают, — вдруг нахально заявил Гущин.

От неожиданности Светлана Николаевна сразу сникла и тихо вышла из овощного цеха. Реакция Лёньки была почти мгновенной. Наотмашь ударил он кулаком в лоб сидящего рядом мерзавца, да так сильно, что тот перевернулся в воздухе вместе с табуретом, на котором сидел.

— Это тебе за маму, — презрительно бросил он лежащему на полу Гущину. Встал и ушёл открывать бочку с огурцами для летчиков.

А примерно через месяц я случайно узнал, что Лёня Свинухов — воспитанник детского дома и маму свою никогда в жизни не видел.

Ну, и гад же ты, Минька!

На утренней линейке десятому отряду дружины «Лазурная» пионерского лагеря «Дружба» было объявлено:

— Отряд «Отважных» в полном составе отправляется в поход по окрестностям лагеря со специальным заданием. Обед в поле сухим пайком. Тихий час в лагере. Ужин, кино и отбой по распорядку.

Отряд запищал от счастья.

После недолгих сборов ребята во главе с воспитателем Олегом Степановичем и вожатой Настей отправились в путь. Рюкзачки с сухим пайком мальчишки несли по очереди, а девчонки шагали налегке. Консервы, печенье и немного конфет должны были облегчить тяготы и лишения походной жизни. Им предстояло дважды перейти вброд горную реку, подняться на вершину высоченной горы, поразить аэростаты противника и козьей тропой, через горное ущелье, вернуться в пионерский лагерь. Задание считалось невероятно трудным, но отряд был полон октябрятского задора и с воодушевлением преодолел первое препятствие, форсировав бурную горную реку… по висячему мосту. Подъём на вершину высоченной горы тоже оказался нелёгким делом. Весёлая тропка к вершине петляла по яблочному саду и, несмотря на строгий запрет воспитателей, каждый боец счел необходимым пополнить сухой паёк фруктовой добавкой, от которой сразу распухли их карманы и карманчики. Вершина встретила отряд стаей вражеских аэростатов. Никто и не догадался, что ранним утром разноцветные воздушные шарики привязал к верхушкам невысоких деревьев предусмотрительный Олег Степанович. Он же позаботился о том, чтобы отряд успешно отразил нападение воображаемого противника и прихватил с собой в поход настоящую пневматическую винтовку, из которой каждый боец поразил, как минимум, одну цель. Девчонки стреляли не хуже ребят. Почётное право сбить последний аэростат отряд дружно предоставил вожатой Насте. Победу над неприятелем отметили печёной картошкой, консервами, и яблоками. Олег Степанович и Настя даже сделали вид, что не заметили, как бойцы отряда уплетали печёную картошку вместе с садовыми дарами. К счастью, животы у ребят после такого обеда не разболелись.

Генка и Колька подружились в первый же день пребывания в лагере, вот и в походе они старались держаться вместе. Вместе, тайком от воспитателей, рвали яблоки в саду, стояли рядом, отражая налёт неприятельских аэростатов, по-братски делили конфеты, а перед возвращением обратно на переправе через ручей даже промокнуть умудрились одновременно.

Друзья увидели в воде краба и бросились его ловить. Краба они поймали, но одежда и обувь оказались мокрыми. Вожатая ругала ребят за неосторожность, не подозревая об истинной причине происшедшего. Поимка краба для Насти осталась тайной, да и не все ребята поняли, что произошло.

Тихий час мальчишки десятого отряда начали не с традиционной битвы подушками, а с дискуссии:

— Что делал краб в ручье? И как вернуть его снова в Чёрное море?

В споре не принимал участия только Славка Минин, по прозвищу Минька. Он перешёл уже в третий класс и делал вид, что заботы первоклашек его не интересовали. Палата шумела и галдела. Несколько раз Настя входила и делала замечания, ребята притворялись спящими, а через несколько минут всё начиналось сначала. Наконец они угомонились — усталость взяла своё и бойцы заснули. Краб тоже успокоился в своей банке с водой под Генкиной кроватью.

Внезапное чувство тревоги разбудило Геннадия. Открыв глаза, он увидел Миню с крабом в руках.

— Фу! Забери свою дохлятину, — фыркнул Славка и швырнул краба с раздавленным панцирем на Генкино одеяло. Такой подлости Генка не ожидал, как пружина подпрыгнул он на кровати. Первый удар пришёлся Миньке прямо в глаз. Завязалась драка, палата ожила, на шум прибежали Олег Степанович и Настя. Дознание, проведённое ими по горячим следам, причины драки не выявило и наказаны были оба.

Так в Настиной рабочей тетради появилось название её будущей дипломной работы «Немотивированная агрессия у детей младшего школьного возраста».

А Ирка Смирнова, самая красивая девочка десятого отряда, сказала при всех на ужине:

— Ну и гад же ты, Минька!

Окопчик

Полк военно-транспортной авиации, в котором довелось служить Алексею, имел на вооружении большие, всепогодные корабли, способные выбросить десант в любой точке мира или перетащить через всю страну что-нибудь огромное, тяжёлое и очень секретное. Обеспечивать выполнение таких глобальных задач и была призвана метеослужба полка, при непосредственном участии рядового срочной службы Алексея Виноградова и его сослуживцев. Начальник метеослужбы полка капитан Холмогоров неустанно напоминал об этом личному составу.

Во время очередного напоминания Лёша нахмурился, отчего на лбу у него появилась складочка, делавшая его больше похожим на молодого учёного, чем на рядового срочной службы, и изрёк:

— Вот Вы, товарищ капитан, по боевой тревоге первым на разведку погоды улетите и все офицеры вслед за вами. А я в случае бомбового удара остаюсь погибать на аэродроме. У меня ведь даже маленького окопчика нет, а как же обеспечивать?

У рядового был серьёзный вид и командир не понял, шутит он или нет. Складочка на лбу углубилась и Алексей, со стороны, стал казаться умнее своего начальника. Капитана Холмогорова это сильно задевало и раздражало.

— Опять Виноградов умничает, — сказал прапорщик Петренко, входя в аппаратную.

Начальник с одобрением посмотрел на прапорщика и медленно произнёс:

— Окопчик тебе нужен, говоришь? Вот ты его и выкопаешь. Полного профиля, как положено, срок исполнения — три дня. Дежурства на метео не отменяются. Петренко, определите место и проследите исполнение.

— Есть! — рявкнул прапорщик. Ему тоже не нравился этот строптивый солдатик, задающий много вопросов, которые нередко ставили старого служаку в тупик.

— Может, лучше щель для укрытия от бомбёжки? — в раздумье проговорил рядовой.

Не ожидавший такой постановки вопроса, капитан промямлил:

— Ну-у… Пусть будет щель.

***

Копать будешь тут, «золотко» моё, чем глубже и длиннее, тем лучше. А бурьян будет тебе маскировкой, — сказал прапорщик, протягивая Алексею лопату. Потом не спеша сел в машину и укатил на авиационную свалку — «золотое дно» для знающих людей.

Боец посмотрел на заросли бурьяна в рост человека, простирающиеся до самого горизонта, достал сигарету и грустно закурил.

— Большому кораблю — большое плавание, перед большой работой — большой перекур, — философски рассудил он.

Поздним вечером, уже в темноте, Петренко, возвращаясь с добычей на метео, решил проверить работу рядового Виноградова. Машина свернула с дороги и понеслась сквозь заросли бурьяна к месту, где днём трудился солдатик.

Внезапно стена бурьяна кончилась и передние колёса автомобиля провалились в пустоту. Прапорщика бросило вперёд и лбом он чуть не вышиб переднее стекло у «газика». Страшно ругаясь и гневно сверкая глазами, Петренко выбрался из кабины. На том месте, где днём остался Алексей, был глубокий и очень длинный ров, который не смог объехать прапорщик…

***

— Ну мне землячок на тракторе «Беларусь» с ковшом и помог в бурьяне около нашего метео щель для укрытия от бомбёжки вырыть, — спустя много лет вспоминал Алексей Юрьевич, рассказывая эту историю в компании друзей за столом, накрытым в честь Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота.

И чудо свершилось!

Гена Трошкин получил своё прозвище «Фишер» за то, что хорошо играл в шахматы. У него не было никакого шахматного разряда — просто в душе (или голове) рождались самые невероятные шахматные комбинации и реализовывались на шахматной доске в неизбежное поражение противника. В гараже, где Геннадий работал водителем, ему не было равных. Впрочем, равных ему не было и в домино, и на бильярде. Как и большинство северян, Гена был неравнодушен к рыбалке и охоте. Его не страшили ни зимние чукотские морозы, ни летние северные туманы и дожди, если речь шла об этих милых сердцу каждого настоящего мужчины занятиях. Правда, здесь его результаты были скромнее и всё же ему удавалось иногда поймать тот заветный мешок корюшки, который будоражит воображение каждого рыболова, вышедшего на лёд с удочкой.