Бесплатный фрагмент - По волнам моей памяти

По волнам моей памяти

Жизнь ведь тоже только миг,

Только растворенье

Нас самих во всех других,

Как бы им в даренье.

«Доктор Живаго» Б. Пастернак

Предисловие

Век — много это, или мало? Вот мы и перешагнули границу двадцать первого века и третьего тысячелетия от Рождества Христова. На веку моих прабабушек и бабушек произошла Великая Октябрьская социалистическая революция в России, образовался Союз Советских социалистических республик, пережили они и две империалистические мировые войны. Вторую мировую — для России — Великую Отечественную войну помнили и мои родители. На нашем веку Советский Союз распался, как и весь социалистический лагерь — содружество стран, строивших социализм и мечтавших о коммунизме. Теперь мы живем в стране без идеологии. Капиталистическая идеология, навязанная нам коллективным Западом, вступает в притиворечие с привычной для нашего поколения социалистической, которая гласила — " всё для блага человека».

Как жили мои предки в двадцатом веке, как росли и взрослели мы, рожденные в середине века, и как приходится выживать нашим детям в переломный для страны период, я рассказала в этой книге.

Глава 1. Бабушка Маня

Бабушка, Мария Ивановна Ивановская (Мухачева), прожила трудную жизнь длинною в целый век. Родилась она в семье крестьянина Ивана Богуславовича Ивановского в 1903 году 3 марта по старому стилю (16 марта). Семья жила на хуторе в Чухломской волости Костромской губернии. У отца было большое хозяйство, он арендовал у помещика землю, а позднее выкупил ее. Когда Мане было одиннадцать лет, умерла после родов её мама Анна, оставив отцу шестерых детей. Бабушка была старшая. Маленький Сёмочка умер, не прожив и года. Остались три дочери — Мария, Ольга, Вера, и два сына — Александр и Константин. Шел 1914 год, начиналась война, которую впоследствии назвали Первая мировая. Ивана Богуславовича призвали в армию. Для семьи это была большая проблема, он являлся единственным кормильцем своих детей и престарелой матери, большое хозяйство оставить было не на кого. Каким-то образом удалось достать медицинскую справку, освобождавшую его от службы. Старшим девочкам Марии и Оле пришлось взять на себя многие обязанности по дому: смотреть за младшими детьми, убирать в доме, мыть полы, чистить посуду и одежду, стирать белье. Бабушка вспоминала, как терла холщовое белье своими детскими руками и периодически спрашивала у старенькой бабушки :

— Бабонька, хорошо ли?

А та ей отвечала :

— Потри еще, Ангел мой.

Отец женился на тридцатилетней девушке Юлии. Мачеха не очень-то жаловала старшую падчерицу, за её характер доставалось ей больше, чем другим детям, да и работать заставляли больше. Зато бабушка всегда с любовью вспоминала свою бабушку -«бабонька», любовно называла она мать своего отца. А вот другую бабушку, Аграфену, маму Анны, бабушка не любила. Была там какая-то семейная тайна, дед Богуслав любил погулять и в открытую при живой жене сожительствовал со свахой. Мане пришлось жить у бабушки Аграфены в Чухломе три зимы, когда она училась в школе. Летом все дети работали в поле. Вставали рано, в пять утра, и до обеда выполняли задания отца, пока не становилось жарко. Обедали в полдень, за столом собиралось много людей, вместе с семьей обедали и наемные работники. После обеда ложились отдыхать, к вечеру жара спадала, и все снова выходили в поле. В семнадцать лет бабушку выдали замуж за нелюбимого. Отцу перечить она боялась, он её мог за это побить. Но мужу сказала после свадьбы, что не любит его и жить с ним не будет.

Муж, Михаил Васильевич Мухачёв, был старше бабушки на восемь лет. Родился 27 ноября 1895 года в Кировской области, Макарьевский р-н, деревня Окатовская (до революции поселение числилось в Архангельской губернии, Котельничской волости). Работал ветеринаром. Он оказался человеком хорошим.

— Что же ты мне до свадьбы не сказала, что замуж за меня не хочешь? — спросил он и уехал в командировку на неделю.

Бабушка осталась с семьей мужа, узнала его родных, друзей, одумалась. Отрезала с разрешения мужа косы, купила кепку (шёл 1921 год). И в таком виде боялась показаться отцу. Михаил же её во всем поощрял. Он был коммунистом. Зажили они дружно. Бабушка родила ему трёх дочерей. Когда у них родилась первая дочка (19 февраля 1922 года), дедушка назвал ее Ангелина, в честь своей знакомой — учительницы, бабушка не возражала, она знала эту девушку и очень ее уважала. Михаила, как перспективного работника, послали учиться в институт в Ярославль. Вторая дочь Неля родилась в 1924 году 25 апреля, ее назвали в честь В. И. Ленина — Нинель (Ленин наоборот, Ленин умер 21 января 1924 года). Когда бабушка рожала маму (29 апреля 1928 года), Михаил очнь волновался, ждал сына, и узнав, что опять девочка, разочарованно махнул рукой :

— Ну, опять щеловатая посудина.

Но маленькую Эмму он любил больше всех своих дочерей. Мама вспоминала, что отец часто защищал напроказивших дочерей от строгой матери, и в шутку, чтобы им не попало, усаживал их на шкаф. Мария была невысокого роста, не могла их достать и наказать. Вечерами, а он поздно возвращался с работы, жена всегда его дожидалась, кормила вкусным ужином, он делился с ней новостями, ходил по комнате, руки за спину, но предупреждал, что об их разговорах никому нельзя рассказывать, даже своей подушке. По выходным у них собирались друзья, ужинали, выпивали по рюмочке и часто почти до утра играли в карты. Дедушка был участником 17 съезда ВКПБ, сохранился его потрет того периода.

Забрали деда в 1937 году, он тогда был начальником Ярославского областного ветеринарного управления. Вскоре, 30 декабря 1937 года, деда расстреляли за вредительство. А семья узнала о его смерти только в 1958 году, когда пришло письмо о реабилитации. Бабушке выплатили компенсацию, на которую она купила себе обручальное кольцо, а дочкам — по шесть серебряных ложечек в память об отце.

Те далёкие тридатые годы, когда бабушка осталась одна с тремя детьми, не имея работы, и под угрозой ареста, были самыми тяжелыми в её жизни. Ей было тридцать четыре года. Она нигде не работала. Семья её отца была раскулачена и выслана в Магнитогорск. Сестры уже были замужем.

Последние воспоминания моей мамы об отце — это поездка с бабушкой к нему, когда он был в командировке в Костроме. Маме было восемь лет. Она рассказывала, что они были на празднике, где все танцевали, а папа сидел и с грустью смотрел на танцующих. Потом он проводил их на поезд, было темно, они вышли на остановку раньше, чем нужно, и долго шли по шпалам. Дул ветер и было холодно. Из этой командировки отец не вернулся. Из дома в Ярославле, где жили все областные руководители, каждую ночь на «воронке» кого-то увозили. К ним тоже пришли с обыском. Бабушка пыталась что-нибудь о муже узнать. От него было только одно письмо, в котором он просил теплые вещи, писал, что ждать его не имеет смысла, советовал уехать к его отцу. Бабушка собрала вещи, которые нельзя было взять с собой, свезла их в скупочный магазин. Уехали они к старшему брату мужа в деревню. Свекор сказал, что там есть запасы хлеба, хватит на всех.

Приехав в деревню с детьми, бабушка стала работать в поле, ей крестьянский труд был знаком с детства. Но невестка смотрела на них косо, как на нахлебников. Тогда бабушка оставила детей на время у родственников и поехала в город Котельнич искать работу. На работу устроиться было трудно, нигде не хотели брать жену «врага народа» (так называли осужденных по 58 статье). При трудоустройстве в туберкулезный диспансер санитаркой бабушка скрыла этот факт. Но вскоре всё выяснилось, её вызвал главврач и сказал :

— Что же вы, Мария Ивановна, меня так подвели? — Бабушка расплакалась и ответила :

— Так мне остается только руки на себя наложить, а ведь у меня трое детей, их кормить надо.

Главврач сжалился, и под свою ответственность её не уволил. Сначала они жили у двоюродной сестры мужа Нины. Мама вспоминала, что у Нины был сын Юра лет десяти. Утром они кидались друг в друга подушками. Бабушка была очень работящая, ответственная, грамотная, для того времени (она окончила 4 класса школы). Через некоторое время её выбрали на собрании заведующей продовольственным складом больницы. Она не хотела, боялась, что если случится недостача, то её посадят в тюрьму, но ей доверяли. Дали большую комнату в ведомственном доме. Дети росли в больничном дворе вместе с другими детьми сотрудников. Младшие учились в школе. Старшая Аля поступила в фельдшерскую школу. Никогда я не слышала от мамы, чтобы их, детей, обижали, обзывали врагами, напротив, мама вспоминала, что люди там работали добрые и в столовой их всегда подкармливали, наливали тарелку супа. Дети врачей и младшего персонала больницы учились и росли вместе дружно. Мама вспоминала свою подружку того времени Галку Пенхасик и свою первую детскую любовь Альку Матяшина.

Бабушка была общительная и участливая. У неё появилась подруга Лида, которая не имела своего жилья. Бабушка перегородила комнату ширмой: в одной половине комнаты жила она с дочерьми, а в другой — Лида с сыном. Однажды утром бабушка поехала на лошади за продуктами. В телегу был запряжен молодой жеребец, и на спуске с горы он пошел галопом. Бабушка испугалась, что телега перевернется и выпрыгнула на булыжную мостовую, она очень ударилась головой, голова распухла, посинела. Когда Але, старшей дочери, сказали, что ее мама разбилась, она бежала в больницу и кричала. Но ее успокоили :

— Алечка, твоя мама жива.

Мама вспоминала, что через неделю она со старшей сестрой Алей ходила в палату, где лежала бабушка, и выглядывала из-за спины Али на маму издалека. А бабушка сказала :

— Эммочка, ну подойди, не бойся».

Глава 2. Переезд в Архангельск

Началась война и жизнь стала ещё жестче. Бабушка устроила подругу Лиду на свое место завскладом. Лида на новом месте расцвела. Как-то бабушка пришла к ней попросить хлеба, чтобы девчонок в школу проводить не голодными. Лида открыла ей дверь в шелковом халате, в квартире пахло пирогами, и через щель в двери сказала:

— Нет, Маня, нет у меня хлеба.

Бабушка была решительная, и, чтобы не погибнуть от голода, она в 1943 году завербовалась на Север на свой страх и риск. Им дали хороший паек и эшелоном в товарном вагоне отправили в Архангельск. Мама рассказывала, что некоторые люди, наголодавшись, все сразу съедали и умирали. Но наши такого сильного голода не познали. В Архангельске их встретили хорошо. Дали две комнаты в деревянном доме. Бабушка сначала работала на лесопилке, потом её выбрали заведующей заводской столовой. Дочку Алю (она к тому времени уже закончила фельдшерскую школу) устроили медсестрой в амбулаторию, средняя дочь Неля поступила учиться в техникум и одновременно работала в конструкторском бюро, Эмма училась в школе, но и её оформили ученицей на судоверфь, чтобы получать продуктовую карточку. А позднее, она закончила техникум лесной промышленности. Жизнь налаживалась.

Закончилась Великая отечественная война. Прошло восемь лет, как арестовали мужа (отца), о его судьбе не было ничего известно. За бабушкой стал ухаживать мужчина — Алексей Александрович Лисенко. На Соломбальской судоверфи он работал механиком (впоследствии стал главным механиком). Когда родились мы, внуки, дедушка Алексей Александрович уже давно жил вместе с бабушкой и всей нашей семьей. Мы считали его родным дедушкой, он читал нам книжки, любил литературу, играл на мандолине в оркестре судоверфи. Помню, к нему приходили друзья и они музицировали у нас дома. Дед любил рыбалку, охоту. У него был хороший слух и, когда я пошла в музыкальную школу, дедушка первое время занимался со мной на фортепиано. Но если я фальшивила, он стукал мне по пальцам длинной деревянной линейкой, за это бабушка отстранила его от занятий. Мы, внуки, только много позднее узнали, что дед нам не родной.

В то время, когда они с бабушкой только начинали жить вместе, дочери Неля и Эмма, восприняли приход в дом отчима в штыки. Аля была уже взрослой. Вскоре после войны она вышла замуж за моряка офицера Розенцвейна Георгия Арсеньтьевича. У них родилась дочка Наташенька, а еще через четыре года сын Володя. Аля понимала, что мама ещё молодая, ей одной трудно. А сестренки помнили и любили отца, не знали до конца его судьбу. Алексей Александрович в молодости любил выпить в компании, поскандалить. Но с бабушкой всё в его жизни переменилось. Бабушка вспоминала, что его привычки, особенно ревность, её не устраивали. Она очень хорошо ладила с людьми, её уважали. Как-то она пожаловалась в отделе кадров на Алексея. Начальник отдела кадров придумал такую историю: вызвал Алексея и спросил:

— Алексей Александрович, а почему это Мария Ивановна подала заявление об уходе? Уехать куда-то собирается? Видно ты ведешь себя неправильно.

Дед был удивлен и озадачен. Он просил бабушку не уезжать и в корне пересмотрел свое поведение. Дедушка курил трубку. Трубка у него была в виде длинной шеи и головы с бородкой. От трубки пахло табаком. Но как только в шестьдесят лет он пошёл на пенсию, то и курить перестал. А трубка лежала в коробочке в письменном столе, как память.

Когда мама еще училась в техникуме, Неля (средняя сестра) познакомилась с Мишей Тишенко. Он отслужил армию в последние военные годы. Они полюбили друг друга, поженились и решили поехать работать в город Кенигсберг, который стал после войны советским и был переименован в Калининград. Но Неле, как дочери репрессированного, выезд в Калининград не разрешали. Она написала письмо в Правительство о том, что провозглашено, что дети за отцов не отвечают, так почему ей запрещают принять участие в восстановлении города. Ей разрешили туда поехать. В Архангельске, когда меня еще не было, и мама была не замужем, Аля оставила бабушке на время свою маленькую дочку Наташу. Але во время службы мужа приходилось переезжать с места на место. Наташенька заболела дизентерией. Тогда при этом диагнозе нужно было обязательно помещать ребенка в больницу. Но бабушка на больницу не надеялась и на свой страх и риск упросила фельдшера Полину Осиповну Нефедову (которая тоже жила с мужем в нашем доме) оставить Наташу дома. Лекарств хороших не было, ребенок таял на глазах, кушать, кроме риса, ничего не разрешили. Бабушка и Эмма плакали, не знали, чем можно помочь, что скажут родителям, Наташеньку они очень любили. И вот одна женщина посоветовала бабушке :

— Купите хорошей говядины полкило, сварите крепкий бульон, чтобы из куска получился стакан, накормите ребенка, и еще натрите ей зеленое яблоко. Бабушка так и сделала, девочка повеселела, стала улыбаться и пошла на поправку. Бабушка часто этот случай вспоминала.

Глава 3. Семья отца

В отца мама влюбилась с первого взгляда и на всю жизнь. В молодости она была симпатичная, стройная спортивная девушка, получала грамоты за участие в соревнованиях по легкой атлетике. В техникуме училась на механика деревообрабатывающей промышленности, в группе девушек было всего три. Она многим юношам нравилась. Было это в начале 50-х годов прошлого (двадцатого) века. С Виталием Меркурьевым её познакомил друг Михаил. Михаил сам был в маму влюблен. Он закончил мореходное училище в Архангельске, и на практике в пароходстве познакомился с Виталием, который тоже закончил мореходку, только в Ленинграде. Вот и пришли два приятеля к Эмме в гости. Виталий был такой столичный, начитанный, красивый. Мама сразу же заинтересовалась товарищем Михаила. Они обменялись адресами.

После окончания техникума маму отправили в Петрозавоск по распределению, оттуда на мебельно-лыжный комбинат в посёлок городского типа Хелюля (Карелия). Папу направили на работу в Архангельское пароходство. Он заходил иногда к родителям Эммы. Сохранилась фотография, где он сидит за столом с бабушкой и дедушкой. И остались письма мамы и бабушки, свидетельствующие об этом. До замужества мама два года переписывалась со своей будущей свекровью Ларисой Гавриловной Веденской, матерью Виталия. Бабушка Лариса до самой смерти хранила эти письма, они были перевязаны ленточкой и подписаны" Дорогие письма Эммы».

Из этих писем я узнала, что мама ездила в Ленинград на октябрьские праздники к сестре Ангелине. В эту поездку она познакомилась с семьей своего жениха, его мамой, братом Женей и сестрой Наташей. В письмах к Ларисе Гавриловне мама рассказывала о своей работе на комбинате, о своей семье, расспрашивала о Виталии, когда он перестал ей писать письма.

Мой дедушка, Петр Васильевич Меркурьев, в 1938 году тоже был репрессирован. Он работал партийным руководителем на заводе в Ленинграде. Родом из города Остров Псковской области, он был одним из первых комсомольцев Острова. В дальнейшем эту фамилию прославил его старший брат Василий Васильевич Меркурьев, который снимался во многих советских фильмах, был любим народом и получил звание Народного артиста СССР.

Петя Меркурьев женился на Ларисе Веденской, девушке из благородной семьи. Бабушка всю жизнь носила свою фамилию Веденская. Отец Ларисы был сыном священника Михаила Веденского. Отца звали Гаврил Михайлович, он служил офицером в царской армии в Казанском полку. Дослужился до полковника. Его жена, мать Ларисы, была много его моложе, звали её Лизавета Алексеевна Шустова. Она рассказывала, что когда ещё была маленькой девочкой, Гавриил Михайлович дружил с её отцом и говорил ей:

— Подрастай Лизочка, я на тебе женюсь.

Когда ей исполнилось 16 лет, они поженились. Старшие сестры Ларисы — Зоя и Валентина — учились в Смольном институте благородных девиц. Лариса родилась в 1909 году (22 октября) и училась уже в советской школе. Пётр Васильевич мысленно осуждал себя за связь с дочерью идеологических врагов, он был очень идейным партийцем, но страсть и любовь между ними оказалась сильнее разногласий. У них родилось трое детей. Старший сын Виталий родился 12 октября 1930 года, сын Женя — 2 января 1936 года, дочь Наташа — 3 ноября 1937 года

Двадцать шестого сентября 1938 года Петра Васильевича Меркурьева арестовали. В то время он занимал должность заместителя директора ижорского завода по строительству. Арест происходил дома, ночью, и Виталий помнил широкую спину отца в кожаной куртке, видел, как его уводили из семьи. Виталику было восемь лет. За Петра Васильевича хлопотали брат и артисты, друзья брата. Черкасов, тогда уже известный, пытался помочь. Но им сказали свыше — не вмешивайтесь в это дело. По рассказам его жены Ларисы Гавриловны, его собирались выпустить за недоказанностью вины. Но когда родные пришли его встречать, им сказали, что он умер и выдали вещи, но тело не выдали, и где он похоронен неизвестно. У него было слабое здоровье, туберкулез легких. Видимо, тюремной жизни и пыток Пётр Васильевич не выдержал.

В мае 2019 года мой брат Петя побывал во Пскове. По его запросу туда были доставлены материалы дела Меркурьва Петра Васильевича, связанные с его арестом: протоколы допросов, справки о составе семьи, о смерти и прочие документы. Впоследствии выписки из этого дела по запросу брата выслали ему домой.

Я прочитала у Пети материалы НКВД по аресту дедушки Пети. Брат говорил, что дед назвал много фамилий на допросе. Я на это смотрю иначе. Назвал он руководителей, которые уже были расстреляны и осуждены и тех, кто назвал его раньше, будто бы он вовлек их и антипартийную группу. Видимо, он очень не хотел никого выдавать, но допросы велись так жестко, что если бы он никого не назвал, от него не отстали бы, и эти пытки продолжились бы, а выдержать их было невыносимо. В конце, когда он понял, что умирает, он отрекся от своих показаний, и дело развалилось. Четырех человек из пяти, проходивших по этому делу, выпустили, а он умер в тюремной больнице 28 июля 1939 года (за день до освобождения) от порока сердца (так было написано в справке о причине смерти). Обвиняли его в троцкистско-зиновьевском заговоре, организации группы троцкистов. Якобы, собрания группы проходили на дому, там за выпивками рассказывали анекдоты, порочащие ВКП (б), пели песни и вели недопустимые разговоры, порочащие руководство ВКП (б). Признался он, что на съезде голосовал за перенос столицы из Москвы в Ленинград. В вину ему ставили, что он из купеческой семьи, что два брата служили в Белой Армии, уехали за границу, что женат на Веденской, дочери царского полковника, расстрелянного за контрреволюционную деятельность.

В семье отца дедушки Пети, Василия Ильича Меркурьева и Анны Ивановны Гроссен, было шестеро детей. Анна Ивановна была немкой, и приехала в Остров из Швейцарии вместе с братом Генрихом, работала экономкой у помещицы Нехлюдовой. Василий Ильич Меркурьев торговал дегтем и снетком. Старший сын, Леонид, погиб во время Первой мировой войны, другой брат — Александр, был директором хлебозавода в Ленинграде, и умер в блокаду от голода. Петр, был в 1939 году репрессирован, и умер в тюрьме. Младший сын Володя умер в 9 лет. В живых после войны остались лишь двое братьев Меркурьевых — Василий и Евгений, уехавший после 1917 года с дядей Генрихом Гроссеном и его семьёй за границу, и ставший впоследствии музыкантом (композитором и дирижером).

В воспоминаниях Петра Васильевича Меркурьева, сына великого артиста, написано:

«Телеграмма о смерти брата Петра пришла, когда Василий Васильевич был в море на съемках фильма „Танкер Дербент“, а беременная жена ждала его на берегу в маленькой квартире. Ирина решила сказать о трагической вести на людях, чтобы сдержался, и поехала встречать мужа со съемок. Когда зашли в автобус, он удивился, что жена села на самую заднюю скамейку, где трясло: „Тебе же вредно!“ Она подала мужу телеграмму и со словами „Васенька, ты только держись!“, обняла его, закрыв рот поцелуем, чтобы не успел вскрикнуть. Лишь, оставшись наедине, они сели на скамью, и Василий Васильевич зарыдал. Своего сына, родившегося в 1942 году он назвал Петром в честь умершего брата.»

У Виталия (моего папы) трудовая жизнь началась не совсем удачно. Виталий в анкете при устройстве на работу, указал, что отец был репрессирован. Ему запретили рейсы с заходом в иностранные порты. Этим решением его карьера в пароходстве была поставлена под большой вопрос. Папа после войны служил юнгой во флоте, взрослел он в мужской компании, где матросы не стеснялись выпить, наливали алкоголь и юношам. Кроме того, бабушка Лариса всегда говорила, что дед её по материнской линии был пьяница, и в том, что Виталька пристрастился к алкоголю виноваты предки. На стоянках между рейсами папа запил, расстратил (потерял) казенные деньги. И для его спасения в Архангельск приехала его мама Лариса Гавриловна. Она погасила его долги и дело замяли. Эммы (невесты Виталия) в это время в Архангельске не было, она работала в Хелюлях. Но на правах жениха он попросил бабушку Маню, чтобы его мама остановилась на время у них. Бабушка приняла Ларису Гавриловну. Благодаря этому событию она узнала о пьянстве жениха. Когда его мама жила у родителей невесты, друзья привели его домой пьяного. Он стал перед матерью «представляться»(так бубушка Маня рассказывала), что ему плохо. Лариса запричитала, стала его успокаивать. Мария Ивановна сказала ему: «Виталий, как тебе не стыдно! Мать бы свою пожалел.» На что он ответил :

— Пил и пить буду!

Бабушка тогда дождалась, когда они уедут, вымыла полы, чтобы «духу их здесь больше не было», и стала писать дочери письмо, чтобы ни в коем случае не выходила за него замуж. И старшей дочери Але, которая в это время с мужем жила в Сортавала (районном центре недалеко от мамы) тоже написала, чтобы вразумила сестру.

А в это время бабушка Лариса принялась срочно спасать сына. Она ему посоветовала жениться на Эмме, девушка хорошая, порядочная, из крепкой семьи, пора остепениться. Папе тогда всего-то шел двадцать второй год.

Когда Эмма встретила сестру Алю, та передала ей просьбу матери. Но молодые уже расписались. На слова сестры :

— Что же ты наделала, Эмма, ведь будешь мучиться».

Эмма ответила :

— Мучиться, так мне.

Вот так 23 февраля 1952 года поженились мои родители.

После этого мама с мебельно-лыжного комбината уволилась, и они приехали в Архангельск к родителям.

Глава 4. Рождение детей

Под гимн СССР в шесть часов утра пятого января 1953 года родилась я (Наталия). Папа слово своё сдержал, пил он почти всю свою жизнь, но не постоянно, а запоями. А переживать за маму пришлось бабушке. Бабушка и дед (отчим мамы) были крепкой стеной, за которой мама находила защиту. Михаил, который познакомил маму с отцом, приходил к маме, когда уже я родилась и уговаривал её бросить Виталия,

— Он неисправим, а я твою дочку буду, как свою любить.

Но мама любила отца и надеялась, что он остепенится, хотя он и обижал её. Она рассказывала, что как-то после длительного рейса пошла встречать папу на пароход, он вышел уже пьяный, отстранил её, не глядя, и пошёл со своими друзьями гулять. Мама пролила много слёз. Был и такой случай, бабушка Маня в то время работала управдомами Соломбальской судоверфи, её знали и уважали. Позвонили из милиции,

— Мария Ивановна, заберите своего зятя, а то его ограбят. Мы его задержали в магазине, где он водку покупал, у него с собой целый портфель денег.

По долгу службы он выдавал зарплату команде, но деньги получили не все. Он с оставшейся суммой пошел в казенку, не боялся, что ограбят или потеряет. Характер у отца был противоречивый — трезвый и пьяный — это были два разных человека. Он много читал, память у него была уникальная, мог поддержать любой разговор. Очень любил свою мать, брата и сестру, помогал матери материально, писал хорошие письма из рейсов, всегда работал, содержал семью (пропивал не много по сравнению с заработками). Мои старшие двоюродные сестра Наташа и брат Юра (дети сестер мамы) тоже в начальных классах учились у бабушки в Архангельске. Они вспоминают, что любили моего отца. Наташе он много рассказывал и дарил книги, Юра, благодаря его влиянию выбрал профессию моряка. Бабушку и деда отец побаивался, были у них разговоры, видимо, серьезные, по поводу его поведения. Когда мы жили с бабушкой, я его пьяным не видела. Я читала его письма к бабушке Ларисе, датированные 1956—57 гг., в которых он писал, что работа трудная, особенно когда рыба ловится плохо, мечтал вернуться в Ленинград.

Жизнь у родителей текла переменно, то хорошо, то плохо, все зависело от поведения отца здоровья нас, детей. Были и светлые моменты, были и темные.

Мама работала на Соломбальском механическом заводе (СМЗ) инженером по технике безопасности. Отец перевелся из Архангельска в Мурманск, и ходил в море на рыболовных траулерах, рейсы были длинные, по три месяца. Маме не всегда удавалось его встречать и провожать в Мурманске. В письмах к своей маме он жаловался, что не видит, как растут дети, уговаривал Эмму уволиться с работы. Детей в садик в то время было устроить трудно, брали только многосемейных, малообеспеченных и от одиноких матерей. У меня, когда еще брат Петя не родился, была замечательная няня Тамара — молодая девушка из деревни, она училась в вечерней школе, со мной занималась, читала мне книги. А когда появился Петя (28 ноября 1955г.), с нянями нам не везло. Бабушка ещё работала. Мама носила Петю к старенькой бабке, у которой было несколько таких детей собрано. Петя очень не хотел там оставаться, плакал. В обед мама прибегала, кормила Петю и уносила обратно, он визжал, а у мамы на душе «скребли кошки». Дети часто болели, особенно маленький Петя. Няни у него попадались неудачные.

Мы очень любили книжки. У меня была книга Сергея Михалкова" В музее Ленина». Там были картинки с портретами Ленина, Сталина. Я эту книгу знала наизусть: " В воскрестный день с сестрой моей мы вышли со двора. Я поведу тебя в музей — сказала мне сестра…» Я даже сейчас эти стихи помню. Однажды я разукрасила портреты вождей: кому усы нарисовала, кому волосы, брови. Няня увидела, что я наделала и говорит :

— Сейчас же спрячь книгу, за это твоих родителей посадят в тюрьму.

Я так перепугалась, запрятала книгу на нижнюю полку этажерки, под другие книги, и никому не сказала, мне было лет пять. Помню как какой-то ухажер няни ломился в нашу дверь, а мы и няня сидели за железным крючком и дрожали, дверь тряслась. Потом он свалился у двери, пришла бабушка с миллиционером, нас освободили из плена, и мы перешагивали через спящего, со спущенными штанами бузотера. Больше эта няня у нас не работала. В конце концов мама уволилась, это был конец 1957 года.

Папу мы видели редко. Папа рассказывал, что Петя так привык считать, что фотография — это его папа, что когда папа пришел из рейса и подошел к нему, он заплакал, и на слова" я же твой папа», принес фото и качая головой, сказал: «Нет, вот мой папа».

Летом 1958 года мы все вместе поехали к Черному морю в отпуск. Отдыхали в Адлере, этот отпуск запомнился мне как самое яркое детское впечатление, мне было пять лет, Пете не было ещё трёх. Каждый день мы ходили на море, купались, в воде плавали медузы. Петя первый раз побежал к морю с криком «Водичка, водичка», но его сбила с ног волна и потянула в глубину, папа успел его догнать и схватить за шорты. После этого Петя воды боялся. Он выкапывал себе яму в песке, нагонял туда воды, так играл в мутной лужице. Папа заплывал очень далеко, его голубая резиновая шапочка виделась с берега, как маленькая точка. Обедали мы в ресторане, тогда там еще можно было заказать кашу для детей. Днем нас с братом укладывали спать, папа пел нам колыбельные песни, которые ему в детстве пела его бабушка Лиза: " Буря мглою небо кроет…» и другие из классики, все на один мотив. Иногда укачивал брата на руках. Как-то на улице мы играли в догонялки, папа бегал за нами с крапивой и меня по ногам ошпарил ей. Я маме пожаловалась. Он меня ябедой назвал, обиделся. Теплыми южными вечерами мы ловили светлячков. Когда мы возвращались из отпуска поездом, я запомнила между родителями такой разговор. Мама сказала:

— Если бы Петя упал под колеса, то я бы тоже под поезд бросилась. А ты чтобы сделал, если бы Наташа упала?

Отец ответил :

— Я бы дернул стоп-кран». Почему-то я запомнила этот глупый разговор.

Глава 5. Детство в Архангельске

Итак, мама уволилась с работы и стала часто ездить в Мурманк, когда отец приходил из рейса. Они снимали там жильё. Мама брала с собой Петю, он ещё не ходил в школу, а я училась в 49 средней школе в Архангельске. Там же ранее пошли в первый класс и двоюродная сестра Наташа — дочь Али, и брат Юра — сын Нели. Наташа рассказала мне такую историю из ее школьной жизни. В третьем классе они выступали в Детском доме на празднике с постановкой по сказке «Золушка». Наташенька была хорошенькой девочкой, белокурая и милая. Ей доверили главную роль Золушки. И после этого спектакля дети шептплись, когда ее встречали :

— Смотрите, Золушка идет.

Помню соседей по лестничной площадке Подымниковых Алесандру Александровну и Ивана Сергеевича. У них было много детей. Старший Сергей был женат, мама дружила с его женой Клавой. Помладше его — Шурик и Тамара — они казались нам взрослыми, а дружили мы с Таней и Анной. Таня была одного возраста с моей двоюродной сестрой Наташей Розенцвейн, они вместе учились до третьего класса, пока Наташу не увезли родители. Старшие девочки играли в куклы, шили для куколок одежду, мне с ними было очень интересно. Когда бабушка купила пианино, сначала начали учить музыке сестру Наташу. После бабушки купили своим девочкам пианино Подымниковы. Таня и Аня стали учиться в музыкальной школе, музыка в дальнейшем стала их профессией. Нашу учительницу по музыке звали Ангелина Павловна Звягина. В Новый Год мы ходили к Подымниковым смотреть у кого лучше ёлка, наша мне всегда нравилась больше. Зимой дети много времени проводили на улице, во дворе, на лыжах, на горке и на качелях, прыгали с крыш сараев в сугробы, гуляли до темноты, время проводили дружно и весело. Зимы в Архангельске стояли морозные и снежные. Как-то я лизнула железные качели, язык сразу же примерз, было больно. Дома вечером рассказывали страшные истории, которые передавались из уст в уста, про черный-черный дом, черную-черную комнату… Нам с Петей всегда отмечали дни рождения, приходили друзья. Друзья наши жили с нами по-соседству в том же доме: Подымниковы Аня и Таня, Оля Рашева, Оля и Витя Стукач, Ира и Света Ферины. У нас было замечательное детство.

Стены наших комнат были обиты плотными картонными обоями с выпуклым однотонным рисунком — веточками черной смородины в орнаменте. Сначала эти обои были матовыми светло-горчичного цвета, после ремонта их перекрасили в голубой цвет и они стали гладкими и блестящими.

Я болею. Лежу на детской никелированной кроватке. На стене — небольшой коврик с рисунком из сказки про кота и лису. Но мне всё время хочется провести рукой по обоям под ковриком, обои гладкие и холодные. На табурете у кроватки — чашечка с теплым молоком. Бабушка мне велела, как только начну кашлять, пить молоко, чтобы смягчить горло. Я для себя придумала игру: кашель — это снаряды рвутся, немцы стреляют. А молоко, это речка, в которой наши от немецких пуль прячутся. Помню квартиру. Квартира была коммунальная, мы занимали две большие комнаты, в первой комнате была глубокая ниша, там стоял диван, обтянутый черной кожей, и этажерка с книгами. Когда я уже научилась читать, то любила там зашториться занавеской с книгами. В этой же комнате был выход на балкон. Отапливалась квартира печами. Бабушка утром рано затапливала печь, чтобы, когда мы просыпались, было уже тепло, грела мне одежду, когда я перед школой одевалась, чулочки лежали уже тепленькие. На кухне стояла большая печка с плитой, на которой готовили пищу и пекли пироги. Кухня — общая с соседями, отдельная кладовая комната, там хранилась вся кухонная утварь и заготовки: сушеные грибы, малина, мед и другие вкусности. В сильные морозы под столом на кухне зимовали куры. У всех жителей во дворе дома были свои секции в длинном общем сарае, где хранились дрова, лопаты, санки, некоторые держали там кур. В нашем доме жил директор судоверфи Герман Федорович Дерябин с женой Матреной Ермолаевной. Они тоже держали кур. Матрёна была очень хорошей хозяйкой, у них дома всегда вкусно пахло выпечкой. Она пекла безе из белков яиц, безе у нее получались вкусные, пышные, рассыпчатые, внутри немного вязкие. Она и бабушку научила печь безе.

Бабушка в Архангельске очень интересовалась политикой. Они с мамой слушали вечерами радио, ловили вражеские радиостанции, днем у нас всегда был включен динамик, по которому каждый час передавали последние известия, читали доклады Хрущева, и в конце каждого абзаца говорили: «Бурные аплодисменты! Бурные и продолжительные аплодисменты.» Мне эти передачи не нравились. Я в душе возмущалась:

— Почему же сказали последние известия, а на самом деле ни какие они не последние, каждый час повторяют.

Мы, дети, очень любили детские передачи по утрам «Для самых маленьких», в которых рассказывали сказки, и передачи для школьников днем, такие как «Захар Загадкин». Телевизионные передачи начинались с шести часов вечера в Архангельске. К нам приходили соседи смотреть телевизор. Экран у телевизора был маленький, дедушка установил увеличительную линзу.

Об Архангельске у меня остались самые лучшие воспоминания. В мае выходили все жители дома и высаживали цветочную рассаду в палисаднике под окнами. Летом мы, дети, ставили спектакли и концерты, рисовали билеты, разносили их соседям. В подъезде делали сцену, расставляли стулья для зрителей и выступали. Мы гуляли с утра и до вечера во дворе. Мне родители купили велосипед «Ласточка», это был девичий велосипед, а велосипед для мальчиков назывался" Орлёнок». На велосипеде я выучилась кататься виртуозно: без рук, ноги на руле, и гоняла по деревянным мостовым лихо. Потом на нем же катался Петя. Иногда ходили купаться на Северную Двину. У берега были вбиты сваи, дно каменистое, и сейчас помню особенный запах двинской воды. Но чаще уезжали в отпуск с родителями или с бабушкой. Отдыхали в пригородах Ленинграда: в Кобралове, Вырице, Павловске. В Кобралове — на даче у тёти Али (сестры мамы), а в Павловске и Вырице снимали дачу. Нас водили по музеям, я очень любила эти поездки. Бабушка и дедушка были гостеприимные, праздники Первое Мая, Седьмое ноября и Новый год всегда встречали с гостями, пекли пироги, готовили разные угощения, накрывали столы. Люди в Архангельске жили гостеприимные, любили угощать друг друга. У Подымниковых мы часто чаевничали из самовара, чай они заваривали не крепкий, на белый хлеб намазывали маргарин. У них на большую семью квартира была отдельная, трехкомнатная. На кухне стоял большой старинный буфет и длинный обеденный стол. У подруги Оли Рашевой на кухне в эмалированных ведрах солились вкусные грибы, грузди. Мы ели их прямо из ведра.

Ещё вспоминается мне, что по весне у нас часто бывали наводнения. Их ждали, укрепляли мосточки. Улицы в Соломбале мостили деревом. Первые этажи домов строили высокие, с карнизами. Но порой вода поднималась высоко и первые этажи заливало. Тогда жители на время перебирались на второй этаж к соседям. Наводнение почти всегда начиналось ночью. Дети ждали наводнения не со страхом, а с интересом, и даже радовались, что не нужно идти в школу. Люди по улицам передвигались на лодках, собирали унесенное водой из сараев имущество. С одной стороны нашего дома за оградой находился небольшой пустырь, а за ним через дорогу стояли параллельно два барака. Половину одного из них занимаиала библиотека. Там работала наша соседка Александра Александровна. В библиотеке был зал, который назывался «Красный уголок». Там проходили собрания и занятия кружков. Дедушка посещал кружок по фотографии. За этими бараками располагалась детская площадка, а если еще немного пройти по улице Гуляева, то далее стояла водяная колонка. Там весь поселок набирал воду для питья и бытовых нужд. Чтобы постирать, нужно было сначала наносить воды, потом воду нагреть на печке, стирали на доске, позднее приобрели стиральную машину. Бельё полоскать возили на санках в больших плетеных корзинах на реку Северную Двину, зимой полоскали в проруби. А потом отжимали вручную и развешивали летом на улице, а зимой на чердаке. В баню ходили один раз в неделю, и белье меняли раз в неделю. Когда бабушка и дедушка работали на судоверфи, мы ходили в судоверфскую баню, ее для этого специально топили в субботу. Баня была небольшая, два отделения, парилка и раздевалка. Бабушка брала с собой сладкий холодный чай в бутылочке с соской, чтобы напоить нас с Петей после бани. Позднее мы стали ходить в городскую баню, там после мытья нам покупали томатный сок. После бани мы заходили в магазин игрушек в Соломбале, и нам там что-нибудь покупали. Запомнила, как мне купили Кота в сапогах и плюшевом зеленом костюме, Пете покупали машинки.

С другой стороны нашего дома по улице, ближе к верфи находилась пограничная часть. Там в казармах жили солдаты. Они для всей воинской части набирали воду в большую бочку, установленную на телегу или сани, которые везла лошадь. Петя и его друг Витя зимой подсаживались на сани позади бочки и так катались. Бочка покачивалась, вода выплескивалась на мальчишек и сразу же на морозе замерзала, и домой они приходили с ледяными загривками. Как-то раз во время обеда у Пети упала на пол ложка,

— Ну. б…, — сказал маленький Петя, поднимая ложку.

— Что ты сказал, Петенька? Где ты такое слово слышал? — удивленно спросила бабушка, поглядывая на папу.

— А солдаты всегда так говорят, когда у них рукавица упадёт, — серьезно объяснил Петя.

Я начинала учиться ещё в старой деревянной школе, потом построили новую, прямо напротив нашего дома на улице Гуляева. Во втором классе нас приняли в октябрята. На школьный передник прилепили маленькую красную звездочку, в центре которой был портрет маленького Володи Ульянова-Ленина.

Когда был Ленин маленький

с кудрявой головой,

он тоже бегал в валенках

по горке ледяной.

Всех детей, у кого был музыкальный слух, записали в хор. Мы пели песню о родине:

То березка, то рябина,

куст ракиты за рекой.

Край родной навек любимый,

где найдешь ещё такой?

Мы были счастливы, что родились в Советском Союзе, где нет богатых и бедных, что у нас счастливое детство, бесплатное образование и медицинское обслуживание, что нас бережет наша милиция. Эти истины нам внушали с детства, и мы искренне в это верили. На празднике Восьмого Марта наш класс рассказывал по ролям стихотворение Сергея Михалкова" А что у вас?». Я говорила тихо, поэтому мне достались слова:

«И спросила Нина тихо:

— Разве плохо быть портнихой?

Кто трусы ребятам шьет?

Ну, конечно, не пилот!»

Мы гордились своей Родиной. Родительское общешкольное собрание в актовом зале заканчивалось концертом. Девочка-старшеклассница пела :

Тот, кто рожден был у моря,

Тот полюбил навсегда

Белые мачты на рейде,

В дымке морской города,

Свет маяка над волною,

Южных ночей забытье,

Самое синее в мире

Черное море мое,

Черное море мое!

Мы жили у северного моря, но песня всё равно нравилась. Дома я пыталась повторить её.

В классе учились дети из детского дома. Помню такие имена: Олег Голубев, Света Евшина, Галя Сафронова, Наташа Андреева, Саша Медведев, Саша Смолин, Саша Баранов. У детей были нелегкие судьбы. Я часто ходила в гости в детский дом. Дети водили меня по своему дому, показывали гостиную, свои спальни, комнату для занятий. Иногда делала там с ними уроки. Их воспитательница следила, как они выполняют задания, читала вслух книги. Дети приходили и ко мне в гости, им нравилась домашняя обстановка.

В третьем классе тех, кому ко дню рождения Ленина 22 апреля исполнилось десять лет, принимали в пионеры. Вместо звёздочки мы, пионеры, носили красные галстуки на шее. При вступлении читали клятву:

«Я, юный пионер Сосетского Союза, перед лицом своих старших товарищей, торжественно обещаю: Горячо любить свою советскую Родину, жить учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять законы пионеров Советского Союза. За дело борьбы Коммунистической партии будь готов! Всегда готов!»

Я посещала кружок вышивания гладью. Руководитель кружка меня хвалила, и мне вышивать нравилось. Позднее, с удовольствием занималась гимнастикой в спортивной секции школы. Научилась прыгать через козла, делать упражнение на разновеликих брусьях, вставать на мостик через кувырок.

Отцу дали комнату в Мурманске в 1963 году в доме на проспекте Ленина (32). Комната размером восемнадцать квадратных метров была в четырёхкомнатной квартире на шестом этаже. В квартире проживало ещё три семьи. Я в первый раз приехала в Мурманск на весенние каникулы, когда училась в третьем классе. Бабушка посадила меня в самолёт в аэропорту Архангельска, попросила какую-то чужую бабулю за мной присмотреть, а в Мурманске меня встретила мама. Таким же образом я и обратно уехала через неделю. Помню, у мамы я смотрела по телевизору передачу" Английский малышам». Увидела я воочию Петины игрушки, о которых он мне дома, в Архангельске, рассказывал: козочка с корзинкой, буратино на качалке, чугунная машина. В квартире была большая ванная комната, в которой ванна, туалет и раковина для умывания. На общей кухне у каждой семьи — свой стол и керогаз. В подъезде работал лифт, за металлической сеткой. Около лифта на первом этаже сидела лифтерша тетя Дуся. Между лифтом и лестницей был широкий пролет. Мне эта лестница и лифт позднее часто снились во сне. Лифт работал не круглые сутки, а до двадцати часов. На ночь лифт выключали.

Глава 6. Школьные годы в Мурманске

В 1964 году мы, дети переехали на постоянное жительство в Мурманск к родителям. В Мурманске я пошла в пятый класс, а Петя во второй. Учились мы в 36 средней школе. Мама не работала. Готовила нам обеды, осенью консервировала помидоры, грибы, виноград. Много заготовок мы привозили из Луги. В Луге родители купили домик, чтобы летом не скитаться по съемным дачам, а жить по-человечески. К этому времени дедушка оформил пенсию, они с бабушкой переехали в этот дом. Квартиру в Архангельске поменяли на комнату в Мурманске с тем, чтобы нам там дали отдельную квартиру за две комнаты. А старики стали обустраивать Лужский дом и участок. Бабушка занялась огородом. Выращивала замечательные помидоры и цветы, варила варенье малиновое, из черной смородины и крыжовника. Из зеленого крыжовника она варила замечательное «царское варенье». Для его приготовления мы все сидели на кухне и маленькими ложесками очищали от семечек каждую ягоду. В конце варки к варенью добавлялись листья вишни. Варенье получалось изумрудного цвета и особенного карамельного вкуса.

Дом оштукатурили, провели водяное отопление, но оставили и печи. Сколько в этом доме перебывало гостей и родственников! Теперь мы на каждые каникулы, не только летние, приезжали к бабушке и дедушке. Дедушка занимался рыбками, появились в доме собака Ероська и коты. Ещё дедушка занимался фотографированием, хотя снимки были черно-белые, не очень резкие, но и сейчас они напоминают о тех днях нашего счастливого детства.

Летом ходили почти каждый день, когда позволяла погода, купаться на озеро Омчино. В лес ходили гулять одни, тогда это было не опасно, заблудиться в нашем лесу было трудно. Велосипеды стали нашим постоянным способом передвижения. Когда папа был в отпуске, он ходил с нами купаться, при этом собирали всех детей с Ладожского переулка, наших друзей и подруг. Я подружилась с Леной Балябиной, она стала моей подругой на всю жизнь.

В Мурманске мы быстро освоились, привыкли к городу, к школе. У нас появились друзья в школе. Моей школьной подругой на всю жизнь стала девочка из нашего класса Лена Эрштадт. Я и в Мурманске кроме общеобразовательной школы училась еще и в музыкальной. И если в школе я была среди лучших учениц, то по музыке, отставала. Мне эти занятия не нравились и, поэтому, не давались так легко, как успехи в школе, но все-таки я музыкальную щколу закончила. А у мамы жизнь протекала между заботами о нас детях, и общением с соседками. В квартире у нас разгорались коммунальные страсти, доходившие до разбирательств в народном суде. Основной конфликт был между медсестрой Тамарой (матерью -одиночкой) и работником торговли тетей Идой. Остальные соседи занимали ту или иную сторону в этом конфликте.

Остальные — это мама и тетя Анна, овдовевшая морячка уже тогда немолодая, но имеющая малолетнего сына Витеньку Митеничева. Причина конфликта мне до конца неизвестна, возможно, что это был муж тети Иды, моряк, который к женскому полу был не равнодушен, и разные бытовые неурядицы. Мама этим разборкам придавала большое значение, особенно, когда отец был в море.

Но с периодичностью в три месяца, папа появлялся дома, и тогда начинались другие страсти. Ровно три дня он был трезвый в семье. Радостная встреча, совместные обеды, иногда гости, походы в ресторан, кино. Но потом начинался запой: долгие часы ожидания его с работы, скандалы, слезы. Если предстоял отпуск, то по приезде к бабушке в Лугу пьянство прекращалось. Или другой исход — это его следующий рейс в море. И наступала снова относительно спокойная и счастливая жизнь, примирение и прощение в письмах, ожидание, переводы денег по доверенности, дети, соседи, наши короткие поездки на зимние и весенние каникулы в Лугу. Маму всегда выбирали в школьный родительский комитет, так как она не работала и располагала свободным временем. Она с другими женщинами занималась новогодними подарками на елку в школе, посещением неблагополучных семей, у которых дети плохо учились. Мы с Петей были на хорошем счету.

Школьные годы я тоже причисляю к счастливым. Во-первых, я почти постоянно была в кого-то из мальчишек влюблена. Моей самой запоминающейся влюбленностью с пятого класса стал Мишка Агеев. Он был самым авторитетным мальчиком в нашем классе. Любовь эта была платонической и безответной, в этом детском возрасте ему нравилась моя подруга Лена, а Лене нравился Вовка Глебов, влюбленный в меня. Но мы все дружили. Каждый выходной вместе ходили на каток. Там работала мама Аллы Семеновой, нашей одноклассницы, она включала музыку вечером, и все катались по кругу, взявшись за руки, и по-одиночке. Весной мы подолгу после школы гуляли, разговаривали, играли во дворах, жили все поблизости, в центре Мурманска. Школу и школьных друзей я любила, в конце лета скучала по школе и ждала нового учебного года. Запомнились мне учителя по математике, наша классная руководительница Маргарита Григорьевна Смирнова. Она была спортсменка, лыжница, ходила с нами на лыжах в выходные. Анета Петровна- преподаватель русского языка, строгая, требовательная. Учительница по ботанике и зоологии Нина Михайловна — намешливая и тоже строгая. Борис Федорович — физик, добрый человек, Николай Семенович — физрук, как-то попал мне мячом в лицо, Нина Арсеньевна, учительница по химии, очень строгая и требовательная, химию мы знали хорошо.

Мамочка всегда следила, чтобы мы хорошо питались, готовила обеды, покупала нам соки, почему-то запомнился морковный сок в двухсотграммовых баночках, мы очень любили томатный. Дети у нее были вмеру упитанные и ухоженные. В шестом классе я отрезала косы, в парикмахерскую я пошла с соседкой тетей Идой, тогда были в моде стрижки бритвой. Короткая прическа мне очень шла. Парикмахерская на проспекте Ленина называлась «Салон красоты», там сладко пахло лаками, было приятно. Я ее часто посещала. Запомнилось, как мы с мамой ехали в поезде, на мне было новое синее платье с плиссированной юбкой, красивая стрижка, и соседка ко купе сказала маме :

— Какая у вас красивая дочка.

Но в глаза не помню, чтобы мама меня хвалила. Когда я спрашивала, кто красивее я или Лена (подружка), мама отвечала, что обе одинаковы. Напротив нашего дома на проспекте Ленина через дорогу был продуктовый магазин, там время от времени продавали дефицитные продукты по норме на человека. Мама брала нас с собой в очередь, чтобы купить по-больше. В 1965 году почему-то были проблемы с белым хлебом, и мы утром рано ходили в булочную, чтобы купить хлеб. В Мурманске снабжение продуктами было лучше, чем в Архрнгельске. На улице из лотков продавали коробки с замороженными ягодами: сливой, вишней, черной смородиной. Осенью повсюду стояли овощные лавки. В киосках продавалось очень вкусное ленинградское эскимо по одиннадцать копеек. Я его почти каждый раз покупала, когда шла в музыкальную школу и съедала по дороге. Снабжение в Мурманске до приезда Н. С. Хрущева было ленинградское. После того, как этот руководитель посетил Мурманск, работающим снизили полярные надбавки со ста процентов до восьмидесяти, ему показалось, что уж слишком там хорошо людям живется. Но моя бабушка Маня Хрущева уважала за то, что он разоблачил сталинские преступления и реабеллитировал невинно осужденных.

В шестом классе в первый раз у нас было чаепитие с танцами в день 8 МАРТА. Танцевали под пластинки. Звучала песня" Не спеши» в исполнении Владимира Трошина. Я танцевала с Сашей Лещевым. Он спрашивал меня,

— Наташа, а Лена Эрштадт согласится со мной дружить?

Я думала, что она не согласилась бы. Сашка неважно учился и курил, я знала, что Лене нравился другой мальчик. Тогда я так прямо Саше и сказала. Он обиделся и на другой день дрался с нами портфелями.

В седьмом классе мы уже ходили на общешкольные тематические вечера. После торжественной части начинались танцы под школьный оркестр. Перед этим мероприятием мы заваливались домой к Ире Беляевой. Там красились и делали прически, тогда была мода начесывать волосы и закреплять прическу лаком. У Иры была старшая сестра Оля. Оля была солисткой школьного оркестра. Вокруг неё всегда собиралась компания юношей. Нам было интересно с ними.

В возрасте четырнадцати лет достойных приняли в комсомол. Перед вступлением мы учили устав, должны были следить за международной обстановкой. Каждый понедельник в классах проходили политинформации, мы готовили их по публикациям в газетах по очереди.

Помню, в нашем же доме жили братья Калинины, Игорь и Саша. Игорь учился со мной в одном классе, а Саша дружил с Петей. Эти ребята приходили к нам домой играть в шахматы. Саша играл хорошо, Петю он всегда обыгрывал, а мне иногда удавалось выиграть у него. Петя дружил с Женей Токаревым, который жил с нами на одной лестничной площадке. Женька приходил к нам и они с Петей проказничали, наслушавшись разговоров мамы о соседях, что-то там вредили. Когда в 1968 году мы получили отдельную квартиру в северном Ленинском районе Мурманска на улице Чумбарова-Лучинского, Калинины тоже получили квартиру в одном с нами доме. Мы получили двухкомнатную квартиру. На определенный день в транспортном агентстве была заказана машина для перевозки вещей. Папа был дома, между двумя рейсами. Но так случилось, что в переезде он не участвовал, в назначенный день он загулял и домой не явился. Мы переехали без него, потом он ушел в рейс, и только после рейса вернулся в наш новый дом. Ремонтом мама тоже занималась в его отсутствие.

До окончания второй четверти мы ездили на автобусе №13 в нашу 36 школу, с нами и братья Калинины. Их мама заставляла одевать на голову одинаковые береты, но, как только мы заходили за дом, они береты снимали и прятали в портфель. Со второй четверти мы все перевелись в новую 45 школу. Я училась тогда в восьмом классе, а Петя в пятом. В нашем доме на втором этаже жила девочка Наташа Тарасова, мы попали в один класс и подружились с ней. Но в 45 школе я проучилась только до конца этого учебного года. Весной родители поехали в отпуск, а к нам приехала бабушка Лариса. Я заканчивала музыкальную школу и восьмой класс общеобразовательной, Петя — пятый класс. Бабушка в Мурманске плохо себя чувствовала, особенно белыми ночами. Приходилось часто вызывать скорую помощь. И мы решили, что как только у Пети закончатся занятия, они уедут, а я останусь одна сдавать экзамены. Так мы и сделали. Но одна я была всего два дня. Бабушка Маня, узнав об этом, сразу же приехала, я ей была рада, эти два дня мне было тоскливо. Я ложилась спать, обнимая своего плюшевого межвежонка.

На следующий год в девятый класс я снова пошла в 36 родную школу, училась хорошо и меня взяли обратно. В музыкалку ходить было уже не нужно. После отпуска мама устроилась на работу на Мебельный комбинат в отдел кадров. Ей повезло, начальником отдела кадров там работала Софья Степановеа Котцова, которая раньше жила в Архангельске и в молодости знала Эмму. Когда мама пришла устраиваться по специальности на работу, её Софья с радостью к себе взяла. Софья Степановна была женщина активная, работала в профсоюзной организации комбината, имела широкий круг знакомств и всегда во всем помогала. Мама выполняла свои обязанности добросовестно, часто брала на дом работу, когда нужно было сдавать отчеты. Она трудилась на комбинате до переезда в Лугу одиннадцать лет, но северный стаж, необходимый для выхода на пенсию в пятьдесят лет не заработала. Что еще я заполнила из школьной жизни. Запомнился мне поход на весенних каникулах в лес с ночевкой.

С нами, кроме учителя, ходил в поход папа Иры Беляевой. Мы сначала ехали на электричке около часа до станции Пулозеро, потом шли по лесу. Остановились, разбили палатку, развели костер. Пекли картошку, кашу варили. Ночью мы почти не спали, холодно было. На следующий день вернулись домой. После этого похода я спала дома сутки и даже не проснулась, когда приехала к нам в гости бабушка Лариса из Ленинграда. И, только выспавшись, поздоровалась с ней. Бабушка привезла мне в подарок высокие синие резиновые сапоги. Тогда цветные резиновые сапоги входили в моду. Потом я пошла на вечер в школу, у нас устраивали такие тематические вечера с танцами. На вечере у меня начала подниматься температура и я после этого похода заболела. В походе я в очередной раз влюбилась. На этот раз предметом влюбленности стал Саша Василькин. Кстати, он заболел еще в походе, мы с Леной его опекали. В Мурманске мы часто катались на лыжах. Зимой физкультура у нас проходила в Долине Уюта. Возвращаясь, накатавшись с гор (сопок), мы пили холодную воду из колонки, расположенной по пути нашего следования. Зимы в Мурманске были умеренные, морозные в меру.

В девятом классе у нас классной руководительницей была Регина Мартыновна, она же преподавала математику. В этом году вышел в прокат фильм «Доживем до понедельника», и мы всем классом ходили его смотреть. Нашу Регину мы сравнивали с учительницей словесности. Фильм этот всем очень понравился. «Человеку необходимо состояние влюбленности" и не важно, отвечает ли предмет влюбленности взаимностью — в моей жизни это было истинно так. В девятом классе я сидела за одной партой с Сашей Василькиным. Мы с ним очень подружились, рассказывали друг фильмы и вообще болтали много. Он посмотрел тогда картину «Анжелика — маркиза ангелов», пересказывал мне. Я ему подсказывала на уроках, когда его к доске вызывали. а он чего-то не знал. Дома у него музицировали. Он играл на фортепиано в школьном оркестре. Когда я потеряла в автобусе комсомольский билет, Саша ходил со мной в милицию и в бюро находок. Билет не нашелся. Мне объявили строгий выговор с занесением в личное дело. Я очень переживала, друзья мне сочувствовали, были рядом. В Сашу я влюбилась еще в том зимнем походе. Мне казалось, что и он увлечен мною. Но все разрешилось. когда Вова Кудреватых, с которым Саша тогда дружил, пригласил нас на день рождения. Вове нравилась Лена, моя подруга, поэтому он и пригласил нас. И вдруг неожиданно для меня Саша пришел с Ирой Лизогуб из 9-а, а мы учились в 9-в. Не помню, как прошел этот день, но на следующий (в понедельник) я в школу не пошла. Я не могла себе представить, как снова сяду за одну парту с этим предателем. Я мечтала про себя. что я не буду кушать и умру от тоски и от голода, и тогда он пожалеет о своем поступке. Мама ушла на работу, Петя в школу, а я одела мамин темный халатик, в нем я себе казалась особенно худенькой и бледной, и легла умирать. После школы ко мне пришла сначала Лена, потом почему-то приехал Вовка Исаченко. А ко мне домой из школы нужно было ехать на автобусе. Они мне доложили, что Санька ничуть не подозревает о моих страданиях. Вовка, а он был нашим школьным Высоцким, пел под гитару его песни хриплым голосом, пришел к нам учиться только в 9-ом классе из другой школы. В него влюбились сразу две мои подруги — Лена и Алла. Так вот этот Вовка предложил мне дружбу, чтобы я не страдала по Саше. Я, конечно, отказалась, он был не в моем вкусе, да и подругам я не стала бы подножку ставить. Но после разговора с ним, а особенно после того, что он сказал мне, что на вопрос к Саше,

— Нравится ли тебе Наташка?

Он ребятам ответил, что просто играет, я рассердилась не на шутку. Когда на следующий день я пришла в школу, то сразу же пересела к Лене. Регина Мартыновна велела мне сесть на свое место, на что я упрямо отказалась. Сашка сидел с видом ничего непонимающего. Урок немного задержался, но учительница, видя мою решительность не отступать от принятого решения, уступила. И после этого моя любовь улетучилась. Я уже смотрела на него совсем другими глазами, и когда он, стоя у доски просил глазами помощи, я просто отворачивалась от него.

Глава 7. Юность, студенчество, практика

В десятом классе у меня серьезных увлечений не было. Помню я влюбилась в восьмиклассника, брата нашей учительницы по литературе, Сашу Надворного. Это был очень артистичный мальчик. Мы с ним как то раз даже погуляли после вечера. Шел снег крупными хлопьями, мы о чем-то разговаривали, в голове звучала модная тогда «Восточная песня» Ободзинского. Но он был увлечен девочкой из своего класса. А мне нравился польский актер Даниэль Ольбрыхский, этот мальчик внешне был на него похож кудрявой головой и близко поставленными глазами. А летом в Луге еще один молодой человек напоминал мне этого же актера. Леонид пришел из армии и встречался с девушкой, на которой позднее женился. А мы с подружкой преследовали его на велосипедах. И я даже решилась один раз на танцах его пригласить. но он отнесся к этому несерьезно, спросил,

— Сколько тебе лет, девочка?

Я сказала,

— восемнадцать.

Но он не поверил. Я была тогда влюблена не в конкретного человека, а в образ, и искала похожего.

Мы готовились к выпускному в школе. Мама мне сшила платье из парчи салатного цвета. Тогда в моде были короткие платья. Утром мы заняли очередь в парикмахерскую и мне и подружкам сделали модные взрослые прически с начесом. Лена потом свою прическу расчесала, а я только немного пригладила. Нам вручили торжественно удостоверения об окончании школы, родители присутствовали, потом концерт, угощение. танцы, все как у всех. А потом мы пошли гулять, Саша Василькин вызвался меня проводить, мы шли пешком к моему дому, ночи в это время в Мурманске нет, светло, посидели у Семеновского озера. Когда я дома посмотрела из окна, Саша еще стоял там на пригорке и смотрел на мое окно. Через день мы уезжали в Ленинград с Леной. Я решила поступать в Ленинградский институт Водного транспорта (ЛИВТ) на экономический факультет, а она в Медицинский институт. Саша пришел нас проводить, когда поезд уже отправлялся, он стоял на перроне за окном вагона, Лена сказала мне :

— Ну теперь можно тебе сказать, Наташка, ты ему нравишься.

Тогда я ответила :

— Ну, поезд уже ушел, — и помахала ему из окна рукой. Не знала я тогда, что через несколько лет буду провожать его на этом же вокзале в Москву (откуда они улетали в рейс в Африку), и горько плакать.

В эти же годы мою судьбу пересекла еще одна любовь. Юра, мой двоюродный брат, как то приехал в Лугу на зимние каникулы к бабушке. Он учился тогда в девятом классе. У бабушки на каникулах были Володя, сын тети Али, тоже мой двоюродный брат, Петя и я. Юра тогда очень оригинальничал. Он играл несколько аккордов на гитаре, рассказывал, что собирается поступать в семинарию на священника. Вечерами мы подолгу беседовали в комнате, где мальчики спали, потом я уходила. Мне нравился мой старший брат, а он относился к нам снисходительно, как к малолетним, хотя старше был Володю на год, а меня на два года. Потом Юра приехал в Лугу летом, когда поступил в военное мореходное училище, приехал в форме. Но весь отпуск провел больше с Петей, чем со мной. Я тогда на велосипеде целыми днями проводила со своими подругами и мдадшими мальчишками Сашей Волоковых и Лешей Шмелевым. Мы ездили купаться, в лес, вечерами смотрели через забор на танцы, которые были в Луге во дворе католического собора (тогда не действующего). Юра с Петей поселились в комнате на чердаке, и проводили время в беседах. Помню только, что бабушка сварила пиво, очень вкусное, и перед обедом нас угостила. Мне от него стало так смешно, что я хохотала и не могла успокоиться, Юра улыбался. А потом, когда мы его провожали на вокзале, я его поцеловала в щечку. И вот, вдруг, когда я еще училась в десятом классе, мне пришло от него письмо с объяснением в любви и чуть ли не с предложением руки и сердца. Я прочитала это письмо маме.

— Как же так, он ведь мой брат?

— Не отвечай ему ничего, это у него пройдет, — сказала мама.

Но прошло не сразу. Я уже училась в институте, а мне иногда приходили загадочные письма, в которых Юра писал, что спасти его может только моя любовь. Я не помню, отвечала ли ему на эти письма. Это была его романтическая и платоническая любовь ко мне. После, моя двоюродная сестра рассказывала, что когда они как-то в Ленинграде с ним встретились и беседовали, он ей рассказал о своем чувстве ко мне, и сам удивлялся, что это было.

В Ленинград поступать в институт я приехала летом 1970 года. Подавать документы мы поехали с бабушкой Ларисой. Я жила у них на Турбинной. Там в одной комнате жила бабушка, тетя Наташа и Юленька. Юля еще ходила в садик. Наташа тогда приехала с юга после трагических событий и была черная, то ли от загара, то ли от горя. Погиб на съемках фильма ее муж Володя Болобохин (кинооператор). Я сдала экзамены, но одного балла мне не хватило, нужно сказать, что я была очень хорошо подготовлена, но на физике мне зкзаменатор задала очень провокационный вопрос и со словами «мужайтесь» поставила четыре. Знакомая тети Али подсказала мне, что можно с этими оценками поступить на вечерний факультет. Я так и сделала. Лена, моя подруга тоже в этот год не поступила в медицинский и вернулась домой. А на следующий год, поработав, поступила в медицинский институт в Петрозаводске. А я год училась на вечернем факультете, со второго курса перевелась на дневное отделение. В переводе на дневной факультет мне помог Василий Васильевич Меркурьев. Мне пообещали, что если я сдам сессию за первый курс удачно, то переведут, потому что обычно после первого курса неуспевающие отсеиваются. Но когда я экзамены сдала, то декан Александр Михайлович Казанцев мне отказал, по причине того, что якобы судоводители некоторые по состоянию здоровья были переведены на экономический факультет и мест свободных нет. На вечернем продолжать обучение мне было затруднительно, не имея ленинградской прописки, я не могла устроиться на работу. В это время отец был в отпуске, он попросил дядю Васю, позвонить ректору ЛИВТа. После звонка, ректор меня вызвал, и вопрос решился положительно. А Казанцев, оказался братом писателя фантаста Казанцева, он пожал мне руку и поздравил.

Первые два года учебы я жила у бабушки Ларисы, на выходные ездила в Лугу к бабушке Мане и дедушке Леше. Бабушка Лариса Гавриловна, когда мы были маленькими, любила вместе с нами ходить в гости к родственникам. И во время учебы мы с ней посещали родных. Были у Светланы Николаевны, двоюродной сестры папы, дочери сестры бабушки Зои. Зоя Гавриловна после всю жизнь прожила со своей единственной дочерью Светланой, помогала ей растить сыновей Юру и Женю. Светлана в эти годы была замужем за профессором медицины Львом Валерьевичем Лебедевым, жили они на проспекте Ветеранов. Светлана работала переводчицей в клинике профессора Углова. Она очень за собой следила и всегда выглядела прекрасно. Были мы в гостях и у Василия Васильвича Меркурьева и его жены Ирины Всеволодовны Мейерхольд на улице Чайковского. Пили чай на кухне, в одной комнате у них стоял рояль, была еще парадная комната, где стоял большой стол и стулья, для приема гостей. После чаяпития мы поехали в Александринский театр на спектакль по пьесе Островского" Последняя жертва», который поставлен был Ириной Всеволодовной, роль Фрола Федуловича играл Василий Меркурьев. Часто к нам приходила тетя Нана, дочь другой сестры бабушки Валентины. У Наны было двое сыновей Аркадий и Александр. Заходила с друзьями и дочь В.В.Меркурьева Катерина, они дружны были с сестрой папы Натальей Петровной. Бабушка Лариса была гостеприимная, любила угостить молодежь чаем, побеседовать, поэтому друзья её детей и мои друзья любили к нам приходить. Частенько заходил дядя Женя (брат папы, ставший в последствии довольно известным киноартистом и народным артистом России), иногда один, иногда с друзьями. Как то на гастролях в Ленинграде был Московский театр сатиры, там служил друг дяди Жени Юрий Авшаров, он тоже бабушку навестил и оставил мне контрамарку на спектакль" Маленькие комедии большого дома». Спектакль проходил во Дворце культуры им. Горького. Я сидела на первом ряду и очень хорошо разглядела известных артистов, которые были мне знакомы по телепередаче «Кабачок 13 стульев» и художественным фильмам (Татьяна Пельтцер, Спартак Мишулин, Андрей Миронов, и другие). Вот сейчас я вдруг засомневалась, возможно это был спектакль" Проснись и пой», я оба спектакля смотрела. Когда я училась в Ленинграде, я часто бывала в театрах: в Ленсовета тогда ставили" Укрощение строптивой», главные роли исполняли Алиса Фрейндлих и молодой Михаил Боярский, в БДТ на спектакле с участием Сергея Юрского и Натальи Теняковой, приезжал на гастроли Московский областной театр и там в спектакле" Без вины виноватые» еще играла старая актриса Алла Тарасова.

Домой я писала письма, и каждую неделю ходила на центральный переговорный пункт звонить. Третий год учебы я жила у тёти Веры, сестры бабушки Мани, на Большой Московской, в доме недалеко от станции метро Владимирская. Вера Ивановна Конеева (Ивановская) жила там в коммунальной квартире. Мы звали ее бабушка Вера. У нее была очень нелегкая судьба. После замужества она жила с семьей в Ленинграде, у нее было два сына Шурик и Валечка. Во время Блокады, умер ее муж, Шуру засыпало в доме после бомбежки, он тоже скончался, не дожив до конца войны. А Валечка погиб уже в мирное время в день своего рождения. Его убил из-за девушки приятель, ударив в голову отверткой. Самое обидное, что его можно было бы спасти, если бы он обратился за медицинской помощью, а он пришел домой, мать уже спала, он ничего не сказал, был выпивши и лег спать, умер от потери крови. Бабушка была очень религиозная, ходила в церковь. Она дружила с семьей священника Ивана Николаевича, нянчилась с его детьми. Он почти всех нас крестил, во всяком случае меня, моего брата, моего отца. Он заходил к бабушке, как к своей матери после службы. У нее всегда для него было припасено угощение. Когда я училась, мы с Клавой, его женой, ходили как-то раз в Рождество на службу в Алесандро-Невскую Лавру. Это действо произвело на меня большое впечатление. Клава работала телефонисткой на центральном переговорном пункте, я подходила к ней, когда была ее смена, и она соединяла меня с Мурманском бесплатно.

Во время учебы в институте в летние каникулы были организованы очень интересные производственные практики. После второго курса мы прокатились на пассажирском теплоходе «Короленко» по водному пути от Ленинграда до Ярославля, прошли все шлюзы, изучали устройство судна воочию. В Ярославле провели целый день. Руководителем практики с нами путешествовала замдекана нашего экономического факультета, очень симпатичная женщина, не помню сейчас как ее звали, она нам не докучала.

Была у нас продолжительная практика на реке Лена в городе Усть-Кут в порту Осетрово. Туда ехали поездом через всю Сибирь целую неделю. Меня поразило, какая там стремительная весна. Когда мы приехали, на сопках еще лежал снег, но буквально на этой же неделе все зазеленело и в лесу расцвели очень яркие оранжевые цветы жарки. Там практиканты работали за зарплату. Я попала на нефтебазу, где загружались нефтепродуктами танкеры и шли по Лене до Якутска. На нашем причале работали диспетчеры от порта и представители от нефтебазы. Я и еще один местный юноша из речного училища работали приемосдатчиками. Мы замеряли металлическими мерными лентами уровень топлива в трюмах танкеров и береговых резервуаров, и эти показатели передавали диспетчерам. А они по таблицам считали количество и стоимость бензина и дизтоплива. Речники иногда привозили диспетчерам в подарок копченого омуля, нас тоже угощали. Жили мы в общежитии. Девочки, мои сокурсницы Галя Зверева и Ира Войтова работали приемосдатчиками на контейнерном причале. Мы жили к комнате втроем. Я работала сутки через двое, а девочки по 12 часов в две смены. Обедали в рабочей столовой. Познакомились там с местными жителями, ходили купаться, в лес за гоибами.. Время проводили весело. Там я почувствовала разницу жизни дома и в общежитии, на свободе. Ближе к осени нас послали убирать картофель на три дня, мы ночевали на барже вповалку. В конце навигации, когда началось снабжение овощами северных районов, в порту на суда грузили арбузы. Никогда я не ела больше таких сочных спелых арбузов в таком количестве. В общежитии всюду в мусорные бачки выбрасывали арбузные корки, съедали уже только сочную серединку.

Наступила осень, мы все соскучились по дому и захотелось к родным, в Ленинград. Возвращались через Москву. В Москве меня встретили мама с папой, они возвращались из отпуска. Помню, что мы посетили в Москве Кремль и Мавзолей Ленина. Зашли в гости к Петру Васильевичу Меркурьеву, но его дома не застали, нас встретила его жена. А в ночь па поезде поехали в Ленинград. Последние два года учебы я снова жила на Турбинной у бабушки Ларисы. В выходные дни, почти каждую субботу, ездила в Лугу. На каникулы летала самолетом или на поезде в Мурманск. В Мурманске встречалась со своими одноклассниками. Однажды в зимние каникулы к Игорю Калинину приехала из Ленинграда сестра двоюродная Люда Маркова, он нас познакомил, и мы провели каникулы вместе. В это же время я познакомилась с его другом Сашей Карельским. Ребята уже работали, они закончили среднюю мореходку и ходили в море. А в это время оказались на берегу. Мы очень весело провели каникулы все вместе, ходили в ресторан, в гости. После каникул мы даже с Людой как то встретились в Ленинграде. А Саша Карельский заходил к нам на Турбинку, когда приезжал сдавать сессию, он учился заочно в институте. Он за мной ухаживал, очень понравился моей бабушке Ларисе, но я не была к нему расположена. Однажды, когда он зашел ко мне, у нас сидела подруга моей тёти Рита Ломакова. Саша принес копченую рыбу. Рита предложила Саше сходить за пивом. Пиво продавали разливное. Саша принес его литров пять в большом кувшине для воды, который они взяли на кухне, другой подходящей тары не нашлось. Бабушки дома не было. Гости с удовольствием поглотили все эти пять литров, закусывая рыбкой. Я смотрела на них и слушала, пива не пила. Когда Саша стал прощаться, я вышла его проводить до двери и отстранив от себя рукой сказала:

— Целоваться не будем, от тебя разит пивом и рыбой.

В следующий раз он меня дома не застал, я поехала на выходные в Лугу. Я уже сидела в электричке, ждала отправления, когда в вагон неожиданно вошел Саша. Мне было неловко, приглашать молодого человека с собой к бабушке не хотелось. Мы поговорили о чем-то мало значительном, объявили, что поезд отправляется, он вышел. Больше я его никогда не встречала.

В 1973 году заболел дедушка Леша, ему поставили диагноз аденома предстательной железы, но на самом деле у него был рак. Его не оперировали, не знаю, может быть, поздно было, или возраст не позволял. Нам даже не сообщили настоящий диагноз. Несколько раз он лежал в больнице, как-то мы с бабушкой ездили навещать его в Осьмино. С момента установления диагноза он прожил два года. Последние месяцы ему было очень тяжело, вызывали скорую, кололи морфий. Дома с ним были бабушка и папа (Виталий). Умер он 26 февраля 1975 года. А хоронили дедушку 1 марта. Эта была первая смерть близкого человека, мне было 22 года. На похороны приехала мама из Мурманска, тетя Аля с мужем, тетя Неля. У дедушки в Архангельске был сын от первого брака Слава, он тоже приехал, правда на поминки, на похороны опоздал. Последний раз я видела дедушку 22 февраля, пришло приглашение от моей подруги Оли Рашевой на свадьбу, она и дедушку с бабушкой приглашала. Дедушка пошутил по этому поводу. Я поехала на свадьбу, а в среду за день до трагического события мне приснился сон, что мы дедушку собирались мыть и уронили. Когда я в пятницу вечером приехала в Лугу, там уже заплаканные мама и тетя Аля готовили поминки.

Оля Рашева последние годы моей жизни в Архангельске из нашего дома переехала, ее отцу дали отдельную квартиру в Маймаксе. Я один раз была у нее в гостях, но мы еще были малы, она перешла в другую школу. Но когда я училась на втором курсе, приехала учиться в Ленинград и Оля, она поступила в педагогический институт им. Герцена на литературный факультет. Она тогда каким-то образом меня нашла. И мы с ней снова стали общаться. Часто она приходила ко мне, мы вместе посещали театры, я тоже была у нее в общежитии в студенческом городке недалеко от станции Броневая. К ней приезжал на свадьбу папа, они были в Луге у бабушки. Замуж Оля вышла за своего однокурсника Дамдинжава. Он был из Монголии. После учебы они поехали жить в Улан-Батор. Мы с ней переписывались до 1991 года, у них родились двое детей Алеша и Наташа. Потом мы потерялись, письмо мое возвратилось со штампом «адресат не проживает». А нашла я ее в интернете «Одноклассниках». Оказалось, что с 1991 года она с семьей проживает в Москве.

До этого времени произошло еще много событий. В марте 1975 года, после похорон дедушки, родители остались на время с бабушкой, взяли отпуск. Я на весенние каникулы поехала в Мурманск. На восьмое марта была назначена свадьба моей подруги Лены Эрштадт. Она выходила замуж за своего сокурсника Сашу Ермакова. Саша учился в Петрозаводске, но родом он был тоже из Мурманска. Свадьба была грандиозная, человек на сто. Кроме молодежи, там было много сослуживцев и знакомых отца Лены Георгия Эмильевича. Он работал на Мурманской судоверфи начальником цеха. Мы были на свадьбе вместе с Сашей Василькиным, тогда уже мы решили пожениться, но не сразу, а после окончания Сашей мореходки. Сашка год профилонил, брал академический отпуск, поэтому заканчивал ВУЗ позднее меня на год. А я в 1975 году уже писала диплом на кафедре бухгалтерского учета. С Сашей мы снова встретились как-то на каникулах. Я была дома, скучала. И вдруг он и еще один одноклассник мне позвонили, мы договорились вместе поехать к Лене Эрштадт, она тоже была дома на каникулах. Приехали, сидели за столом, выпивали, разговаривали, ну и как-то само собой подружились снова, вспомнили школьные годы. А потом он меня спросил, согласилась ли бы я выйти за него замуж, и я согласилась. Не в этот раз, позднее. Петя в это же время познакомился с Наташей Приданниковой, у них — то, видимо, сразу отношения стали близкими. Он уже в марте решил на ней жениться, свадьбу назначили на 22 августа 1975 года.

Я защитила диплом на отлично. На распределении была по успеваемости седьмая из девяноста человек (трех групп экономистов). Распределение у нас было всесоюзное, могла бы выбрать Николаев, Черновцы, Сегежу, все что угодно, кроме Ленинграда, для этого нужна была постоянная прописка. Я выбрала Кострому, далеко забираться не хотелось, потому что знала, через год выйду замуж и вернусь в Мурманск.

Глава 8. Взросление. Любовь. Свадьба

Приехала я в Кострому 4 августа 1975 года. Распределили меня на судоверфь им. «Комсомольской Правды». Вещи свои я оставила в камере хранения, а сама пошла искать это предприятие. Оказалось, что оно расположено почти на окраине Костромы. Директор там был пенсионного возраста, сталинской закалки, показался мне очень строгим. Его квартира находилась в здании администрации судоверфи на первом этаже. Здание было старинное, когда-то давно там жили священослужители, напротив него был собор (действующая церковь). Меня оформили экономистом в плановый отдел, оклад установили 105 рублей. Общежитие, которое было указано в распределении еще не было сдано в эксплуатацию, и меня поселили у старушки за ширмой. Старушка эта была мамой коменданта жилищной конторы, добрая женщина, которая очень скучала по своей внучке Гале, и часто звала ее во сне. Она пекла пироги в русской печи, и меня угощала.

На седьмое ноября мне удалось вырваться на три дня в Лугу. От этой поездки у меня в памяти осталась только встреча с Костей Хабаровым. Нас познакомила еще летом соседка бабушки тетя Нина Афанасьева. Бабушка Маня не хотела, чтобы я уезжала далеко от дома после окончания учебы, и они с тетей Ниной подстроили наше знакомство на кладбище в Троицу, как бы случайно. Нина с мамой Кости работала, и ей Костя очень нравился, учился на юридическом в университете, и я нравилась. Вот и решили нас сосватать. Я подозревала, что бабушка что-то замышляет и относилась к этому с неохотой, тем более с Сашкой уже дружила. Но знакомство состоялось. Мы с Костей тогда летом погуляли и договорились еще раз встретиться. Но мне так этого не хотелось, что я уехала в Ленинград раньше срока, а потом в Мурманск и в Кострому. А седьмого ноября Костя узнал о том, что я приеду и пришел к нам в гости, подарил бабушке духи" Красная Москва», а мне сувенир кружку из дерева. Бабушка собрала нам угощение, мы посидели, поговорили, с ним интересно было поговорить, потом погуляли и договорились переписываться.

В октябре я все-таки получила комнату в общежитии судоверфи. Наш профорг Людмила, похлопотала за то, чтобы меня поселили в отдельную комнату, чтобы могли ко мне родные приехать. Десятого декабря я разговаривала по телефону с Сашей Василькиным и мы договорились, что поженимся в июле. В общежитии жило много молодых семей, детей. Там были, как тогда говорили «все удобства» — горячая вода, душ, газ. Но готовить еду было не из чего — мясных продуктов в магазинах в свободной продаже не было. Только по праздникам продавали мясо и колбасу. Чтобы купить, нужно было целый день стоять в очереди.

На Новый год приехала ко мне мама. Я мамочку не встретила, она не написала точно, на каком поезде приедет, а я в это время болела ангиной. И вот вижу, идет моя мамочка по дороге к общежитию и тащит два тяжелых чемодана. Я выбежала ее встречать, но она так оттянула руки и устала, что лежала у меня отдыхала на кровати. Потом мы с ней ходили по магазинам, купили раскладушку, кухонный стол и еще кое-какие продукты. Новый год встречали с шипучкой вместо шампанского. А седьмого января получили телеграмму, что родился Алеша, мой племянник. После отъезда мамы на студенческие каникулы ко мне приезжала подруга Лена Балябина.

Вот так я жила и работала в Костроме. Саша мне редко писал письма, иногда звонил. Зато часто писал Костя. Я Косте ничего не обещала, но и не отказывала, он мне даже понравился при общении и в письмах. А Сашу я немного стала забывать. Но он почувствовал мое охлаждение и стал решительнее, позвонил и просил приехать в мае, чтобы подать заявление в ЗАГС. Я приехала.

В июле я уволилась с работы, вернулась в Мурманск, и мы занялись подготовкой к свадьбе. Мама купила красивую ткань на платье, но платье нам попалось приличное готовое, туфли я привезла из Костромы, а фату взяла у Наташи (жены брата). Седьмого августа 1976 года мы поженились. Свадьба была в кафе, было весело, время пролетело очень быстро. Свидетелем у меня была подруга Лена Балябина, а у Саши его приятель по мореходке Юра Гладков. Лена влюбилась в Шурика Афанасьева, другого сокурсника и приятеля Саши, и потом какое-то время они встречались. Но я сразу видела, что с его стороны серьезных намерений не было.

Глава 9. Семейная жизнь. Работа в Мурманске