Бесплатный фрагмент - По следам Атани Дюбарри

Небольшое облако плыло по небу, медленно распадаясь на маленькие клочки, и, словно устав спешить куда-то, теперь замерло, смотря вниз. Бескрайняя даль океана казалась ленивой и спокойной, поблескивая под прямыми солнечными лучами, и где-то на горизонте возникала иллюзия границы. Вкус соленого ветра ощущался с каждым вдохом, спящий в полете альбатрос устремлялся все дальше, стремясь слиться с бесконечностью. Куда ни кинь взгляд — только синие воды, согреваемые теплом стоящего в зените солнца. Но нет — маленький клочок суши, словно затерявшийся в этом водном пространстве, мог привлечь внимание любого, кому бы довелось взглянуть на эту часть Тихого океана с высоты птичьего полета.

Остров был обитаем. Виднелись крыши построек, тростниковые плантации, ряды банановых деревьев и заросли мангровых растений, уползающих в воду на западном берегу. Деревянные настилы, укрепляющие песчаную часть, исполняли роль причала. Имелась даже естественная бухта, на первый взгляд идеальная для стоянки корабля, но судно, чьи мачты было отлично видно с любой точки этого клочка суши, стояло на якоре совсем с другой стороны острова. Там, между рядами торчащих из воды скал, одна из которых опасно нависала над морем, корабль был почти полностью защищен от посторонних судов, которые бы вряд ли рискнули подходить к берегу с этой стороны. Пахло дымом костров и свежеспиленными деревьями, над колонией расползался шум голосов, среди которых звучали и женский смех, и отборная ругань. На верху уже немало повидавшей наблюдательной вышки стояли два человека средних лет: мужчина и женщина.

— Позвольте, я не соглашусь, капитан, — сказал первый, вертя в единственной руке подзорную трубу, и чиркнул слюной между зубов, взглянув при этом на свою собеседницу.

— Бак! Старый идиот! — возмутилась та, поморщившись. — Опять! Полтора десятка лет, как ты не моряк, а я тебе не капитан! Не хочешь называть меня графиней, зови просто Атани!

И она дернула уголками губ.

Лицо ее еще хранило следы небывалой девичьей красоты: ровный высокий лоб, изящные черты, тугие брови, под которыми блестели карие глаза с легким зеленоватым оттенком. Некогда роскошные волосы с шоколадным отливом сейчас были собраны в тугую причёску, из которой не выбивалась ни одна прядь, несмотря на порывы ветра. Слегка приподняв платье, графиня поставила одну ногу на выступ в ограде наблюдательной площадки и стиснула зубы, проглатывая беспокойство. Взгляд ее был направлен в ту сторону, где виднелся парус приближавшегося корабля.

— Для меня вы все равно капитан, — сказал старый разбойник за ее спиной, но в голосе его была неуверенность. — Особенно, если отдаете приказ. Хотя я не согласен с тем, что вы отказываетесь объявить тревогу.

— У меня еще была надежда, что они не к нам, — сказала Атани после паузы, не отрывая глаз от горизонта. — Но надежда угасает. Это военный корабль, Бак?

— Да, мадам, — кивнул тот и повел плечом. — Готов отдать и вторую руку за это. Двухпалубный фрегат. И он под всеми парусами идет сюда, к острову. Войдет в бухту меньше, чем через полчаса. Нужно срочно уходить!

Графиня обернулась.

— Если мы попытаемся сбежать, они откроют огонь… А то, что они до сих пор этого не сделали, говорит о том, что это не входит в приказ.

— Или он звучал иначе, — пробормотал однорукий моряк, потом взглянул куда-то за ее спину и сказал. — Вы сейчас мне напомнили, что уже давно не являетесь моим капитаном, графиня. А я уже давно не ваш матрос, да. В таком случае… простите мне ослушание вашего распоряжения, — и изо всех сил закричал. — Граф!

Шедший по берегу высокий светло-русый мужчина с усами, услышав этот крик, остановился и задрал голову в сторону вышки, силясь понять, что бы это значило. Бак в то же мгновение сделал единственной рукой несколько условных жестов и показал в сторону океана. Граф де Лакойе вздрогнул, отступив на шаг, инстинктивно обернулся в указанном направлении, затем вложил в рот два пальца, и по острову прокатился долгий пронзительный свист. Атани прикусила губу, сжала на груди тесемки платья, грустно покачала головой и с волнением посмотрела в сторону все приближающегося паруса…

…Все это было давно. Восемнадцать лет назад Атани Дюбарри, дочь пирата и беглого осужденного, безнадежно влюбилась и вышла замуж за молодого графа Армана де Лакойе, фактически осев на крохотном острове, когда-то принадлежавшем еще ее отцу. Здесь родилась дочь пары — Эжени, с появлением которой Атани окончательно забыла о том, что была непревзойденным капитаном пиратов, которому трудно было найти равных, и стала наслаждаться ролью супруги и матери.

Но судьба сама нашла нужную замену ее морским умениям. Арман. Человек, которого в Париже знали под именем графа де Лакойе, вдохновился бунтарским характером и образом жизни любимой жены и возглавил командование пиратами.

С годами не поменялось ничего: судно под началом молодого графа, взявшего себе на море прозвище «Синий король», из года в год бросало вызов стихии и торговым кораблям, стараясь совершать при этом как можно меньше кровопролития. Случайно попадавшиеся на захваченных судах старики или женщины в большинстве случаев, если это было удобно планам пиратов, доставлялись на остров, который имел статус мирной, но почти никому не известной колонии.

Здесь текла своя монотонная жизнь. Кто-то умирал, а кто-то пополнял собой ряды вынужденных поселенцев. В то время, когда Синий король не был в море, большая часть команды обреталась на землях расположенного неподалеку архипелага Фиджи, и Арман собирал своих людей уже непосредственно перед началом очередного рейда.

Первые годы «Синяя королева» — пиратское судно — всегда бросала якорь в естественной бухте у острова, но это создавало риск того, что любой корабль мог перекрыть островитянам пути к отступлению и выходу в открытое море. Команде потребовалось не очень много времени, чтобы изучить весь окрестный фарватер, и найти место для стоянки судна с другой стороны острова, которая вся была испещрена скалами. Только отлично знающий это место капитан мог рисковать вести туда вверенный ему корабль, и это давало людям Армана свое преимущество.

Впрочем, за все эти годы подобная мера предосторожности была излишней. Никому не было дела до крохотного острова, не значащегося на больших картах, где проживала сотня людей, часть из которых считалась погибшими.

…Молодая девушка европейской внешности подняла с земли огромную корзину с мокрым бельем и вздрогнула: выпрыгнув из-за наполовину сгнившего дерева, перед ней выросла фигура плечистого парня, который театрально приосанился и заулыбался:

— Лейла! Что делаешь?

— Джонатан, идиот! — проворчала та. — Не надо так меня пугать. Займись чем-нибудь.

— Занимаюсь, — продолжал улыбаться молодой человек. — Разве на этом острове кто-то чего-нибудь боится? А я могу составить тебе компанию, пока ты идешь тут скучными лесными тропинками.

— Даже боюсь представить, как грустно я буду тут ходить, когда завтра вы все в море уйдете, — в тон парню ответила Лейла и прибавила. — И если уж, сэр Джонатан, вы хотите помочь, то лучше бы взяли мою ношу…

Тот поиграл широкими плечами и витиевато раскланялся:

— Я всегда согласен, мадемуазель, а что мне это за это будет?

Его большие синие глаза с азартом и легкой иронией смотрели на девушку. Та покачала головой и театрально вздохнула:

— Джонатан Гарлоу, я вот даже не скрываю, что из вас двоих твой брат мне более симпатичен…

— Так мы же одинаковые! Разве нет? — опять засмеялся молодой человек, слегка наклонил голову и оскалился. — А так?

Девушка ничего не ответила, еще более наигранно закатила глаза и скрылась между плотными зарослями кустарника. Джонатан фыркнул, пожимая плечами, и вдруг услышал за спиной строгий женский голос.

— И как тебе не стыдно!

Он обернулся. Темнокожая женщина лет тридцати смотрела на него с укоризной, уперев широкие руки в бока. На ее круглом лице отображалось нарочитое недовольство

— Дорогая Стелла! — вдруг расхохотался молодой пират и прищурил один глаз. — Не шпионь за мной!

— И не думаю! — проворчала та. — А вот ты бы уже перестал дёргать Лейлу! Совсем стыд потерял!

Джонатан запрыгнул на лежавшее рядом спиленное дерево и нарочно начал балансировать на одной ноге, размахивая руками:

— Это проблема! — усмехнулся он. — У меня две открытых слабости: море и женщины! Эх, Стелла, что же мне с этим делать?!

Молодой человек знал, что ворчание рабыни, когда то выкупленной его отцом, и приходившейся няней ему и брату, не имеет под собой ничего, кроме добродушия, и откровенно паясничал, развлекаясь. Настроение у него было приподнятое.

Стелла презрительно фыркнула и смерила его оценивающим взглядом, что вызвало у парня новый приступ смеха. Джонатан дернул ногой, ухватился за нависающую над головой лиану и уже серьезно сказал:

— Нет, главное в другом: мой брат — это священно для меня. Если бы Лейла была его невестой или хотя бы любовницей, я бы к ней не подошел, но что думает Джозеф на эту тему, мало кому известно, поэтому… — он щелкнул языком. — Наверное, ему все равно.

— Оболтус, — беззлобно сказала темнокожая рабыня. — Как ни смотрю, так вот не верится, что ты тоже сын сэра Энтони. И в кого ты такой…

Молодой человек прищурился:

— Могу предположить! — воскликнул он и хлопнул ладонями в воздухе. — Только в нашей семье дядюшку Филиппа упоминать не любят.

С этими словами он спрыгнул с дерева и ловким жестом шлепнул Стеллу чуть ниже спины. Та подскочила, ахнула и округлила черные глаза:

— Джонатан! Нахал! Как тебе не стыдно! Я вытирала твои слюни!

— Я тоже тебя ценю, бесценная наша Стелла! — засмеялся тот, откровенно паясничая, и тут же замер, меняясь в лице. Из-за деревьев со стороны бухты донесся долгий пронзительный свист, перекатываясь в верхушках деревьев.

Повисло молчание.

— Один? — тихо спросил Джонатан у самого себя, мгновенно становясь серьёзным. — Сигнал сбора… — тут же дернул подбородком, услышав второй свист. — Два! Это сигнал тревоги!

От кривляющегося весельчака в молодом пирате ничего не осталось. Он бегом помчался по узкой тропинке, не разбирая дороги, и еле успевая уворачиваться от веток, бьющих его по лицу.

… — Как думаешь, что делать? — с такой фразой графиня де Лакойе вошла в хижину, где в большом плетеном кресле сидел пожилой мужчина, опиравшийся на костыль. Видно было, что свист, разлетевшийся по острову, всполошил его достаточно, чтобы он изъявил желание встать и выйти наружу, но сделать этого просто не успел.

— Может, ты сначала скажешь престарелому тюленю, почему тревога? — спросил он, делая ещё одну попытку подняться, потом зачем-то потрогал шрам у левого виска.

— Сиди, — устало сказала Атани и с размаху опустилась в соседнее кресло. — Какая-то деятельность тут излишня, Эдгар. К острову идет военный корабль. И он уже очень близко…

Некогда второй помощник капитана пиратов, задумчиво сдвинул седые брови:

— Кто дежурил? Почему просмотрели это? — сухо осведомился он.

— Дело не в этом, — Атани зачем-то изучила свои ладони, прикусив губу. — Это я запретила поднимать панику. Теперь вижу, что зря… Я только что попыталась заставить Армана отозвать всех людей на «Синюю королеву», но, разумеется, он отказался, — она сделала паузу и перекинула ногу на ногу, чуть приподняв платье. — Это идут за мной…

— Думаешь?

— Эдгар, так не моя же дочь им помешала?!

— Но твой муж сейчас… — начал тот, но Атани подняла указательный палец, перебивая:

— Арман избегает хоть как-нибудь связываться с французскими судами, ты это помнишь? И обращаю внимание: фрегат идет к берегу, а не готовится открыть огонь. Они приплыли не уничтожать кучку людей. Тут что-то другое, — она встала. — Значит, дело во мне…

Эдгар пристально взглянул на неё, слегка прищурившись, и осторожным жестом потрогал наполовину седые волосы, словно придерживая в голове какую-то мысль.

— Вы полны сюрпризов, графиня…

— Да, старина, — кивнула та. — Я всегда была такой, помнишь? Я пытаюсь понять, что делать. Мне это очень не нравится, я не хочу подвергать опасности своих родных и друзей. А Арман отказался сейчас же уходить, хотя время добраться до «Синей королевы» у него есть, — Атани бросила взгляд в маленькое окно, из которого был виден кусочек моря, и в голосе ее появилась усмешка. — Вот теперь я ощутила всю пользу предосторожности по поводу переноса стоянки нашего корабля!

Эдгар пожал плечами:

— Помнится, это была именно моя безумная идея, но она была навеяна не мыслями о каком-нибудь военном фрегате, а воспоминаниями о «Галатее», которая в свое время нас чуть не заперла на этом самом острове…

Атани слабо улыбнулась:

— И мой бедный преданный Жюльен… Это была странная другая жизнь, — сказала она с грустью. — Какой я была неразумной и отчаянной — сама поражаюсь!

За дверью послышались шаги, и в хижину без стука, придерживая себя за бок, стремительно вошла женщина с коротко остриженными волосами и бледным лицом.

— Атани! Что тут происходит?

— Кассандра, ты зачем встала?! — дёрнулась графиня де Лакойе.

— Черта с два! — ругнулась та, мотнув головой. — Я не настолько глуха, чтобы не распознать сигнал тревоги! Какой был приказ? Пусть все уходят на корабль!

— Мой муж отказался, пока не выяснит, что нужно фрегату, который сюда идет, — сказала Атани, сжимая губы в полоску, и передернула плечами. — Если ты в состоянии уговорить Армана — пробуй!

— Уж явно не рабы нужны солдатам! — задумчиво заметила Кассандра и прибавила более спокойно. — В некоторых случаях я даже своего собственного мужа уговорить не способна, не говоря уж об этих двух клоунах, которым наплевать на мои опасения!

В этой фразе было ворчливое дружелюбие. Присутствующие поняли, что имелись в виду ее дети, и Эдгар усилием воли подавил улыбку.

Кассандра Гарлоу никак не могла смириться с тем, что сыновья-близнецы испытывали особую привязанность к морю и кораблям, хотя она всегда стремилась внушить им страх к этому. Двадцатилетние Джонатан и Джозеф последние два года входили в состав команды Синего короля, сменив на этой службе своего отца, молчаливого гиганта Энтони Гарлоу, которого когда-то взяла к себе на службу сама Атани Дюбарри.

— Предполагаю, что виновница переполоха — я, — пробормотала графиня, щелкнув языком. — И это все немного беспокойно…

— Немного? — изумился Эдгар и встал, стараясь не подавать вида, что ему неприятно опираться на больную ногу. — Атани, мягко сказать, дело — дрянь! Даже если бы у нас на берегу были установлены пушки, мы не в состоянии дать отпор боевому кораблю.

Та мрачно кивнула, ни на кого не глядя:

— Поэтому — ждем.

…В то время, как описанные события происходили в одной части острова, в другой — даже не подозревали о прозвучавшем в колонии сигнале тревоги.

Молодой человек лет двадцати трех с закатанными по колено штанами, сняв сапоги, стоял в запруде между огромными валунами, пытаясь поймать кого-то в воде. Его темные волосы красиво отеняли загорелую кожу, в синих глазах сверкал азарт. Он всматривался себе под ноги, медленно перемещаясь, затем, неожиданно изловчившись, резко наклонился и через секунду уже поднял над головой большого краба, который грозно щелкал клешнями, явно недоумевая, почему он вдруг оказался так далеко от родной стихии.

— Наконец-то! — довольно рассмеялся молодой человек, демонстрируя ровную улыбку, и мотнул головой, пытаясь убрать волосы с лица.

— Ай, осторожнее, Эдвард! — донесся с берега звонкий девичий голос. — Вдруг он поранит тебе руку!

Молодая девушка с длинными струящими по плечам локонами светло-русого оттенка с опаской изучала пойманное парнем ракообразное, стоя у самой кромки воды, чуть приподняв при этом край платья. В ее зеленых глазах было беспокойство, смешанное с любопытством. По округлым, еще детским щекам разливался здоровый румянец.

— Откусить он ее все равно не сможет! — ответил Эдвард, медленно выбираясь из воды, и прибавил. — Я месяц его караулил! Теперь поймал!

— И как тебе не стыдно! — рассмеялся чей-то голос с росшего неподалёку дерева, и между листвы показалась голова мальчика-подростка. — У него семья плакать будет! Верни его назад!

— Я обещал показать его Эжени, — серьёзно сказал Эдвард, осторожно демонстрируя краба. — Именно такой негодяй сделал моего отца хромым на всю оставшуюся жизнь!

— Поэтому ты полез в воду без сапог? — девушка сдвинула брови и встревоженно оглядела парня с головы до пят, но особого интереса к его отлично скроенной фигуре явно не проявляла

— Нет, я знал, где его искать, — мягко улыбнулся тот и задрал голову на дерево.

— Резат! — крикнул Эдвард. — Слезай оттуда! Там полно тонких веток! Упадешь еще, — и прибавил торжественно. — Я предлагаю сделать чучело из моего улова.

— Ты же завтра уходишь в рейд, — напомнила Эжени. — А я не люблю заниматься такими вещами. Отпусти его…

— Я тоже солидарен! — отозвался голос с дерева. — Я с такими клешнями предпочитаю вообще не связываться…

Все засмеялись.

Эдвард выдержал паузу, бросил еле уловимый влюбленный взгляд на свою спутницу, потом пожал плечами и пошел обратно к воде. Краб по-прежнему щелкал костяными клешнями, видимо, стараясь произвести внушительное впечатление на человека, и даже не сразу понял, что произошло, когда ощутил себя снова в привычной стихии. Немного подумав, он скрылся под огромным валуном.

— Улов пошел к себе домой, — пошутил Эдвард, вышел на берег и начал натягивать сапоги, когда между листьями снова прозвучал встревоженный голос Резата.

— Я тут вижу парус.

— Конечно, тебе оттуда его видно, — кивнул молодой человек, поправляя рукава рубашки — Нам тут мешает вот эта стоячая стена кустарника…

— Я вижу не «Синюю королеву» в скалах, — еще более встревоженно сказал юноша и зашуршал листьями, видимо, пытаясь взобраться повыше. — Я вижу парус в бухте со стороны лагеря!

Повисло молчание. Эжени и Эдвард переглянулись между собой.

— Резат, — сказала девушка осторожно, подходя к дереву. — Это — плохая шутка, ты понимаешь? В бухте не может быть корабля! Уже много лет мой отец не бросает там якорь!

— В этом и проблема, — все также серьезно отозвался юноша и полез еще выше. — Мне известно это, но там сейчас стоит корабль! Меня юнгой обещали взять на следующий год, я учусь, и не только по рисункам. Отсюда я хорошо вижу… — он сделал паузу и другим тоном добавил. — Сообщаю: к острову уже почти подошел фрегат под французским флагом. Две орудийные палубы, примерное водоизмещение не менее шестисот тонн… Оснащенность пушками рассмотреть не могу.

Эжени и Эдвард снова переглянулись в удивлении и волнении. Где-то между лопатками проскользнула ниточка едкого страха.

— Но, — пожал плечами молодой человек, пытаясь собрать мысли воедино. — Это очень странно. Почему тогда до сих пор никто не дал сигнал тревоги?

— Эдвард! — вдруг воскликнула девушка, хватая его за локоть. В ее зеленых глазах отразилось отчаяние, губы задрожали. — Мы далеко! Помнишь, сколько раз здесь все пропускали удары гонга и все сигналы? Мы сейчас попросту не слышали двойного свиста!

— О, боже! — вздрогнул тот, меняясь в лице. — Это опасность! Резат! Немедленно вниз! Нам нужно бежать в поселок! — и схватил за руку свою спутницу. — Быстрее!

* * * *

Атани встречала группу с прибывшего фрегата в гордом одиночестве, стоя на дощатом пирсе, и поставив ногу на огромный валун, служащий для привязывания шлюпок. Губы ее были сжаты в полоску, она сверлила взглядом сидящего в шлюпке офицера, словно пытаясь предугадать, что затевается. Вся ее поза выражала надменность, презрение и уверенность в себе. Она не имела права выказывать своего смятения.

Чуть поодаль собралось все население острова: двадцать членов пиратской команды во главе с графом Арманом де Лакойе, несколько женщин и горстка рабов. Они в волнении ждали каких-либо приказов, прекрасно понимания всю неоднозначность данной ситуации. Многие на острове знали, что, хотя и являются здесь пленниками, вряд ли прибывший военный корабль хочет дать им свободу. Все молчали.

Синий король скрипел зубами от бессилия. В глубине души он был согласен с супругой, понимая, что, скорее всего, солдатам нужна именно она сама, а никак не жалкая пиратская команда, однако это никак не мешало тем расправиться еще и с кучкой морских разбойников, присоединив лишнюю победу к своему послужному списку. Арману с каждой минутой все менее нравилось происходящее. Его терзало дурное предчувствие: он оценивал боевой фрегат, наблюдая за странным движением на обеих орудийных палубах, и сожалел, что не отдал приказа отступать на «Синюю королеву». По крайней мере, сейчас они бы уже выходили в море.

С другой стороны, Атани была права — при таком раскладе военные наверняка бы открыли огонь, но бросить жену здесь одну он никак не мог.

Арману было шестнадцать, когда он встретил эту гордую независимую красавицу-авантюристку и влюбился. Но капитан пиратов в лице девушки отказывалась признавать и парня, и его чувства, всячески выказывая свое превосходство в плане возраста и опыта, но юноша не сдавался и упорно верил в то, что когда-нибудь Атани Дюбарри будет принадлежать ему. Однажды буря смыла его за борт, и все посчитали парня погибшим, но он был подобран кораблём, следующим в Европу, где впоследствии был признан матерью своего отца как граф де Лакойе. Спустя четыре года волей случая Арман встретил Атани в Париже… и добился исполнения своей мечты. Восемнадцать лет брака пролетели, словно восемнадцать месяцев, эта женщина по-прежнему была для него горячо любимой женой и матерью его ребенка. Он и предположить не мог, что когда-нибудь окажется в ситуации, подобной теперешней, когда любое действие несло за собой гибель дорогих ему людей. Еще одна воля Провидения, испытание, которое ему уготовлено. Какое решение принимать и стоит ли?

Арман решил подойти к жене, но та легким движением руки показала, что делать этого не стоит, затем убрала ногу с камня и гордо выпрямилась. Вся ее величественная зрелая красота выражала бесстрашие и насмешку. Грудь еле заметно вздымалась. Стоявший в шлюпке молодой офицер пристально смотрел на встречавшую его женщину, держа руки за спиной. Щеголеватая бородка оформляла его треугольное лицо, подчеркивая скулы. Всем своим видом моряк показывал наблюдавшей за ним женщине получаемое удовольствие от происходящего.

Незримое противостояние повисло в воздухе. На какую-то долю секунды Атани показалось, что в этом орлином взгляде и остром профиле было что-то ей знакомое, но всего лишь на мгновение. Жесткий командный голос молодого человека вывел ее из этого состояния.

— Графиня Атани де Лакойе? — осведомился он и одним прыжком очутился на берегу.

Та, не найдя, что ответить, сделала еле заметное движение головой, ожидая, что за этим последует. Офицер щелкнул каблуками сапог и выпрямился еще сильнее. Его холеная бородка задрожала.

— Лейтенант морского флота Его Императорского Величества Наполеона Генрих Маршаль, — представился он, и Атани послышалась гордость в его голосе. — Мадам, вы арестованы!

Женщина никак не отреагировала на это. Она даже не шевельнулась, продолжая слегка обнимать себя за локти, а по рядам всех собравшихся пронесся гул. В воздухе запахло волнением и страхом, кто-то попятился, пираты потянулись к оружию. Арман стиснул зубы, чувствуя нехватку воздуха в груди. Он понимал, что у него есть лишь минута, чтобы принять какое-то решение и понять, как надлежит поступить в таком случае. Но какой приказ надо отдать? Пытаться оказать сопротивление военным? Это не только не спасет Атани от ареста, но и может погубить их всех. Дать ее арестовать? Это равносильно смерти. В таком случае, пусть забирают их обоих. Он — давно преступник, это будет справедливо.

Неизвестно, как бы развернулась эта не самая приятная ситуация, если бы не Кассандра Гарлоу. Она вышла из толпы, подошла к Атани и лейтенанту и смерила последнего уничтожающим взором.

— И по какому такому праву, хотела бы я знать? В чем вы ее хотите обвинить?

Генрих оценил женщину взглядом, в котором читались сочувствие и презрение одновременно.

— Мадам, — иронично бросил он, приподняв тонкую черную бровь. — Не уверен, что я должен отвечать на этот вопрос даме, вроде вас, которая, судя по всему, ни одного приличного человека не видела лет двадцать!

Кассандра захватила воздух носом, вспыхнула и размахнулась, чтобы ударить офицера, но тот ловким движением перехватил ее запястье. В его темных глазах мелькнуло раздражение.

— И не пытайтесь! — процедил он, с силой отталкивая ее в сторону.

Сцена, которая произошла в последующие пять минут, потом долгие годы была в памяти у всех, кто стал ее свидетелем.

Падая, Кассандра ударилась головой об огромный камень из числа тех, которыми был выложен край берега, и по его поверхности поползло кровавое пятно. Разъяренный вопль потряс всех присутствующих. Расталкивая толпу и увязая в сыроватом песке, неуклюжий гигант подбежал к упавшей женщине, рухнул на колени и поднял ее голову.

Затем, взглянув на свои окровавленные ладони, Энтони Гарлоу задрожал от ужаса, вскрикнул, словно умирающий зверь, устремил на лейтенанта Маршаля ненавидящий взор и судорожно схватился за сапог. Блеснула рукоятка ножа.

Отказать в реакции молодому офицеру было нельзя. Ловким движением он достал пистолет у себя из-за пояса и выстрелил почти в упор. Энтони вздрогнул и обмяк, по груди его поплыло огромное кровавое пятно. В воздухе запахло порохом.

— Отец! — закричал кто-то.

— Всем стоять! — свирепо сказал Генрих Маршаль. — Попытка оказать сопротивление офицеру дает мне право защищаться! — он взглянул на Атани и процедил. — В шлюпку, графиня! Вы арестованы!

Та резко обернулась.

— Уходи! — прочитал Арман в глазах жены. — Беги и спасай всех! Спаси людей и нашу дочь!

И нервным движением головы она показала в сторону корабля, явно пытаясь этим что-то сообщить. Синий король перевел взор на фрегат и почувствовал, как по спине прополз холодок. Стволы пушек готовились к наведению. И стрелять они собирались по острову.

Думать времени уже не оставалось. Арман попятился, вложил пальцы в рот и по берегу прокатился громкий пронзительный свит, означающий сбор.

Все мгновенно отреагировали на этот приказ и бросились врассыпную. Началась паника. Рабы и случайные пленники, охваченные ужасом, спешили убраться как можно дальше вглубь острова. Пираты же рванули к скалам, где стояла на якоре «Синяя королева». Генрих Маршаль растерянно взглянул на опустевший в считанные секунды берег, шевельнул бровями и довольно бесцеремонно подтолкнул свою пленницу к шлюпке, потом спрыгнул в нее сам и дал знак грести к кораблю.

На песке рядом с двумя мертвыми телами остался только один человек. Стелла. Рабыня, выкупленная Энтони Гарлоу в двенадцатилетнем возрасте, которая всю жизнь посвятила ему и его семье Она боготворила своего покровителя и позволила бы убить себя, лишь бы исправить то, что случилось. Негритянка медленно встала на колени перед телом гиганта и вложила в его огромную руку еще теплую ладонь жены, потом низко опустила голову, стиснув зубы от отчаяния и разрывавшей ее на куски душевной боли. Зажмурилась, затем вздрогнула, что-то вспомнив, и подняла голову. Пушки фрегата были готовы открыть огонь, пошли считанные минуты. Сомнений не было: с такого расстояния вся колония будет попросту уничтожена. Стелла с надеждой обернулась назад.

— Джонатан и Джозеф пойдут за своим капитаном, — пронеслось в ее мозгу. — Они успеют. Граф позаботится о них. Им я больше не нужна…

И рабыня снова низко склонила голову, шепча молитву.

…Едва лишь Эжени, Эдвард и Резат выбежали из зарослей, как столкнулись с толпой разбегающихся в разные стороны перепуганных островитян.

— Папа! — закричала девушка, едва завидев Армана. — Что случилось?!

— Мы уходим на корабль! — рявкнул тот, изо всех сил стараясь казаться уверенным. — Немедленно! Нужно срочно покинуть остров!

— Но… Где мама?!

— Твоя мать арестована! На корабль! Они начнут стрелять по острову с минуты на минуту!

Эжени в беспомощной растерянности завертела головой по сторонам, пытаясь уяснить сказанное, в ее зеленых глазах появилось отчаяние, губы задрожали.

— Подожди! А как же все люди здесь?!

— Эжени!!! — не своим голосом заорал граф де Лакойе, чувствуя, что не в силах проявлять мудрость. — Уходим, слышишь?! «Синяя королева» не в состоянии принять на борт столько лишних людей! У нас нет времени!

— Это не лишние люди! Этой мой дом! — протестовала перепуганная девушка, заглатывая воздух. — Мы не можем бежать…!

Арман многозначительно взглянул на Эдварда и сделал знак рукой, тот кивнул, взвалил Эжени на плечо и побежал в сторону корабля, видневшегося за скалистой грядой.

— Нет! — закричала девушка, дрыгая ногами. — Пусти меня, Эдвард! Нет! Это несправедливо!

Арман обвёл вокруг взглядом, увидел в стороне знакомую фигуру, опиравшуюся на костыль, и бросился вперед:

— Эдгар! — закричал он, хватая старого пирата за локоть. — Быстрее! Мы уходим с острова!

— Нет! Брось меня здесь! Зачем тебе непригодная рухлядь в моем лице?! Оставь меня с моим прошлым!

— Черта с два! — скривился граф де Лакойе. — Вы не можете так поступить со мной! Поступить с Атани! Вы нужны ей и мне! В конце концов, своему сыну!

— Мой сын — двадцатитрехлетний мужчина! — мотнул головой старый пират. — Я ему давно не нужен!

— Ваш сын — слегка недосушенная тряпка! — прошипел Арман. — Которая больше года не может сказать девушке, что любит ее! Не вешайте на меня еще и это! Только не вы!

— Том! — тут же окликнул он пробегавшего мимо матроса. — Помоги мистеру Эдгару!

Загорелый полураздетый молодой пират, подхватил хромающего старика за плечи и как можно быстрее потащил вперед. Эдгар неловко помогал себе костылем, но не сопротивлялся.

Над маленькой колонией клубилось отчаяние, заполняющее каждый уголок. Страх оседал на деревьях, спотыкался в пыли, проникал в легкие. Перепуганные женщины с визгом разбегались в самые дальние уголки острова, надеясь спрятаться от пока еще неясной опасности. Кто-то схватил детей, понимая, что происходит, и с надрывным плачем пытался всучить их пиратам, спешно направляющихся к кораблю. По острову разносился топот ног, хруст веток, крики и слезы, перемежаемые бранью сразу на нескольких языках. Ранее разведённый кем-то костер был оставлен без присмотра и ярко пылал, облизывая своим пламенем стены одного из сараев. Несколько коз, почуяв близость огня и всеобщую панику, носились по загону, пытаясь вырваться на волю.

Арман задержался на месте лишь на секунду. Его цепкий взор выхватил шлюпку с Атани на борту, которая почти приблизилась к фрегату. Ему показалось, что он слышит голос жены и ее слова с просьбой бежать. Он на секунду зажмурился, охваченный отчаянием, сглотнул слюну и бросился в заросли тростника, не оборачиваясь

— Сэр! — вдруг выросла перед Арманом растрепанная женщина, отталкивающая от себя Резата. — Мой сын… Пожалуйста!

— Мама! — замотал головой подросток, пытаясь ухватить ее руку. — Нет! Я не брошу вас здесь!

Синий король замешкался, судорожно захватив носом душный воздух:

— Альгида… — только и смог сказать он, бросив при том робкий взгляд на юношу, который на следующий год планировал наняться юнгой на его корабль.

— Мне и Марселю не родиться заново, — печально сказала та, покачав головой. — Мы давно умерли для общества, а у Резата должна быть жизнь…

— Я не хочу бросать вас здесь! — закричал тот, но мать лишь отшатнулась, прокричав «Беги и помни — мы любим тебя!»

Арман сильной рукой схватил юношу за плечо и толкнул вперед со словами:

— На корабль! Немедленно!

— Сэр…! — пытался возражать Резат, охваченный страхом.

— Это приказ, понял?! Беги!

Грохот пушечного залпа заставил всех на острове вздрогнуть. Выстрел был дан из нескольких пушек, две из которых промахнулись, и на западном берегу в воздух взлетели тучи песка. Одно из ядер упало в дом, принадлежавший семье де Лакойе, поднимая пыль и горы обломков. Потемнело. Запахло порохом. Эхо выстрелов гулом прокатилось по округе, пугая птиц и животных. Облака на небе стремительно ускорили свой бег, словно пытаясь спрятать солнце от этого разрушительного зрелища.

Грохнул новый залп. Ядра ломали постройки, деревья, укрытия, остров содрогался до основания. Вспыхнуло несколько очагов пламени. Пожар расползался стремительно, сопровождаемый пронзительным криком животных, не успевших скрыться от всепожирающего огня. Воздух сотрясался от пыли и пороха, крики о помощи вязли в этой пелене. На противоположной от места стоянки боевого фрегата стороне два десятка человек прыгали в шлюпки, устремляясь к своему кораблю и стараясь не оборачиваться. За их спинами с каждой минутой оставалось все меньше жизни. Их дома больше не было, он задыхался в руинах и тонул в пламени пожара.

Едва поднявшись на борт «Синей Королевы» Арман де Лакойе медленно перевел робкий взгляд на сверкающий в клубах пыли остров и, содрогаясь от злости, прошептал «Я с вами поквитаюсь, лейтенант!»

Ответом ему был еще один пушечный залп, врезавшийся в Скалу Смерти. Сотни каменных осколков взлетели в воздух и упали в воду.

* * * *

Маленький остров окутывали сумерки. Темнота наползала во всех сторон, превращая воду в серую пустоту. Пахло цветущими растениями и соленой водой, громко кричала какая-то птица. То тут, то там расплывались пятна костров и факелов, принимая причудливые формы. У кромки воды на сыром песке сидел мальчик лет девяти, обнимая себя за колени, и смотрел в одну точку. Волны, уже казавшиеся почти черными, еле слышно набегали на берег и также незаметно скрывались, оставляя после себя лишь еле уловимую глазом белую пену.

Зашуршали легкие шаги за спиной ребенка, и он вздрогнул, слегка обернувшись. Потом поджал губы, ковырнул носком сапога песок и снова уставился на воду.

— Если ты хочешь плакать — сделай это, — тихо и ласково сказал женский голос и кто-то сел рядом с ним. — Это нормально, Эдвард…

— Я не должен плакать, — пробормотал тот, но без особой уверенности. — Это ведь неправильно… Маме бы не понравилось.

— Видишь ли, милый мой, иногда слезы — очень нужная вещь… Особенно в твоем возрасте. Твоя мама сейчас в лучшем мире, она видит тебя, и она будет гордиться тобой, даже если ты позволишь себе горевать по ней…

Эдвард обернулся:

— Мадам Жанна, мой отец все еще там, да? Почему он не захотел, чтобы я тоже остался возле мамы… — в голосе мальчика появилась обида.

— Он беспокоится о тебе… — женщина аккуратно обняла ребенка, подбирая слова. — И еще… Ему трудно. Еще труднее, чем тебе сейчас. Твой папа взрослый и сильный, он боится признаваться, что ему больно, а ты можешь это делать — вот в чем разница…

Повисло молчание, сопровождаемое угрюмым сопением Эдварда. Мальчик взял в ладонь горсть мокрого песка, взглянул на него и выбросил в воду.

— Мадам, вы помните свою мать? — вдруг спросил он.

Жанна слабо улыбнулась.

— Мне было двенадцать лет, когда она умерла…

— А мне скоро девять…

— У тебя есть мы. Я, графиня де Лакойе, Кассандра — мы обязательно будем с тобой. Мне тоже будет очень не хватать твоей мамы.

Эдвард вгляделся в ее осунувшееся лицо. В бликах плывущих по острову огней оно будто светилось от доброты:

— А вы не плачете…

— Я не могу, — Жанна снова слабо улыбнулась. — Я обещала твоей маме, что не буду тратить время на скорбь. А еще я ей дала слово, что буду стараться быть тебе вместо неё…

— Ваш сын давно взрослый, — странным голосом сказал Эдвард, видимо, смутно сопоставляя себя с Арманом де Лакойе.

— Да, — кивнула женщина. — И ему я не нужна…

Мальчик со вздохом встал на ноги, собираясь что-то сказать, и тут же ему в лицо полетела какая-то мокрая тряпка. Эдвард замер от неожиданности, Жанна ахнула, прижав ладонь к груди.

— Я попала! — с радостным криком забегала вокруг них маленькая девочка, и ее платье засверкало в теплых оттенках вечерних огней. — Теперь твоя очередь!

Мальчик слабо улыбнулся, наблюдая за ней грустным взглядом, и выпрямился, словно стараясь казаться старше.

— Маленькая она, — пробормотал он с удивительной теплотой. — И глупенькая еще…

Жанна со вздохом поднялась на ноги и ласково подозвала к себе девочку:

— Эжени! Подойти ко мне, пожалуйста!

Та на секунду перестала прыгать, склонила голову к плечу, затем приблизилась. В ее зелёных глазах отображалось любопытство.

Женщина присела перед ней и что-то тихо сказала, показав на Эдварда. Эжени понимающе кивнула, медленно подошла к нему и обняла, уткнувшись лицом в его живот…

* * * *

Синий Король сжимал штурвал с такой силой, что болели кисти рук. Зубы Армана были стиснуты, он с трудом сдерживал желание выпустить наружу свое бешенство и позволить ярости, поддерживаемой отчаянием, руководить его действиями и словами. Последние три часа перевернули его привычную жизнь с ног на голову. Теперь поселение на острове, которое было его домом и местом обитания его семьи — разрушено, а любимую жену увозили в качестве арестантки на военном корабле, паруса которого теперь виднелись впереди.

«Синяя королева» вышла в море, пользуясь тем, что от пушек «Величия» — а такое название носило военное судно — ее прикрывал остров, и попасть по кораблю, минуя эту естественную преграду, было попросту невозможным. Теперь на борту пиратского судна было двадцать три человека, включая дочь Армана — семнадцатилетнюю Эжени, Эдгара Косса — бывшего помощника самой Атани, и пятнадцатилетнего Резата — сына Альгиды и Марселя, белых пленных, живших на острове. Вся команда «Синей королевы» из тех, кто был в тот момент на берегу, сейчас тоже была на судне. Среди моряков потерь в этом неравном поединке не было. А вот мирное население… Арман снова заскрипел зубами, вспомнив, как в панике разбегались по острову женщины и рабы, и тела супругов Гарлоу, лежавшие на берегу рядом друг с другом.

Он слегка повернул голову. На мачте сидел Джонатан, один из близнецов этой пары, ставший матросом, вопреки протестам матери. Его брат Джозеф — молчаливый и угрюмый, как отец — служил на «Синей Королеве» коком и сейчас был на камбузе. Судовой врач Эдвард Косс, помощник капитана Гастон Муро, три канонира и матросы — вот и все, кто сейчас присутствовал на корабле. Этого было достаточно, чтобы управлять судном, но…

Мысль оборвалась. Арман шумно втянул воздух через нос и упрямо мотнул головой.

— Гастон! — окрикнул он помощника. — Возьми штурвал и командование!

Немного неуклюжий молодой человек, носатый, как все гасконцы, поднялся на мостик почти мгновенно. Шрам, пересекавший его левую щеку, придавал парню угрожающий вид, и в определенных случаях эта показная свирепость была пиратам на руку.

— Где Резат? — спросил Синий король, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.

— Парень забился на баке, я не стал его трогать. А Эжени в вашей каюте, сэр, — сказал Гастон. — Кажется, Эдвард остался с ней, — и осторожно спросил. — Сэр, мы следуем за фрегатом?

— Пока да, — сухо ответил Арман. — На таком расстоянии, чтобы быть недосягаемым для пушечных ядер…

Он спустился на палубу и на секунду закрыл лицо руками. Хотелось кричать от всего навалившегося и палить из пистолета по всему, что попадалось, но он удержался и выпрямился, стараясь демонстрировать команде уверенность в собственных силах. Это было крайне необходимым в данную минуту.

На своем корабле Синий король редко надевал шляпу и сейчас светло-русые волосы его трепал ветер, а в зеленоватых глазах застыло отчаяние. Нет, он никогда не отступал, его не могла победить даже смерть, неужели сейчас обстоятельства вынудят его сдаться? Это было бы слишком просто. Он отвечает за всех людей, за свою дочь в конце концов… И Арман одернул манжеты, стараясь казаться невозмутимым. Первым делом, он направился на бак, где, забившись между ящиками, сжалась в комок фигурка юного Резата. Юноша обхватил свои колени, смотря в точку перед собой, и периодически вздрагивал. Со стороны могло казаться, что он находится в полубессознательном состоянии.

Тяжело вздохнув, Синий король присел на корточки.

— Парень, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал мягко. — Крепись…

Резат, не поднимая головы, что-то промычал неразборчивое и дернул ногой.

— Ты уже взрослый, ты ведь понимаешь, что нет в случившемся твоей вины. Также ты должен понимать, почему твои родители предпочли, чтобы ты покинул остров…

— Граф! — поднял голову юноша и в его ломающемся голосе появились нотки гнева. — Стрелять из пушек по мирному поселению! Даже вы себе такого не разрешали! А вы же разбойник!

От справедливости его слов Арману стало не по себе, он облизал губы и поскреб усы.

— Потому что я предпочитаю… хм… просто грабить… а не демонстрировать свое превосходство на женщинах и стариках. Наверное, это мне передалось еще от отца моей жены, которого я ни разу не видел, — он слабо улыбнулся. — А вот о чем думают солдаты Наполеона — я не знаю. Резат, — Синий король вздохнул и взял парня за плечо. — Мы еще покажем этим воякам, кто сильнее. Обязательно! Иди в кубрик, попробуй поспать…

— Я могу быть нужен…

— Пока не можешь. Не сейчас, — Арман встал и повторил. — Иди…

…Каюта капитана на «Синей Королеве» была отделана в тонах, соответствующих названию судна. Даже портрет графини де Лакойе десятилетней давности был оформлен в фиолетовую раму, которая заметно облупилась со временем. Это был уже четвертый корабль Армана за последние пятнадцать лет, и, как и все предыдущие, строился по индивидуальному заказу на верфи в Голландии. Графу де Лакойе нравилось держать свою узнаваемую манеру. Он носил на корабле костюм синего цвета, при переговорах с командой захваченного корабля держал в руках синий носовой платок и всегда производил неизгладимое впечатление, формируя общее впечатление у всех, кому приходилось с ним общаться. Во всем остальном он полностью следовал политике Атани и ее отца: предпочитал грабить одиночные торговые суда, избегая крупных караванов, где риск был не оправдан, старался держаться подальше от пиратов, орудующих в водах Вест-Индии, и хотел, чтобы как можно меньше людей знало, кто он такой.

Эжени де Лакойе никогда не была в Европе. Она лишь трижды посещала Вест-Индию, пару раз — Молуккские острова и Капскую колонию. В отличие от своей матери, она не принимала море и корабли, как свой дом, не испытывала особенной привязанности к рангоуту и прочим частям оснастки и не чувствовала удовольствия от употребления в пищу сухарей. Едва поднявшись на борт «Синей Королевы», Эдвард Косс увел рыдающую девушку в каюту капитана, и Эжени даже спустя несколько часов не переставала всхлипывать и ходила туда-сюда, периодически пытаясь запить водой приступы икоты.

— Тебе надо попытаться уснуть, — мягко сказал Эдвард, усаживая ее на кровать.

— Я не понимаю, не понимаю! — вдруг воскликнула девушка, растерев ладонями красное лицо, и ударила подушку кулаком. — Как это все могло случиться?! Как мой отец мог бросить всех людей на острове под пушечными ядрами?!

— Эжени… Я уже пытался тебе сказать. Боюсь, у графа не было выбора, — деликатно произнес молодой человек и попытался вытереть ее лицо своим носовым платком. — Это еще совпадение, что «Синяя королева» была полностью готова к отплытию, на судне есть запасы воды и провианта…

— Поэтому надо было бросить всех остальных под обстрелом?! — закричала Эжени, отталкивая его руку. — Почему тогда я здесь?! Разве я член команды?! Остров — мой дом! Теперь у меня нет дома! И друзей нет! — вспышка отчаяния внезапно прекратилась, девушка глотнула воздух и тихо спросила. — Что произошло?

— Эжени, — все также деликатно напомнил Эдвард. — Я с самого начала был с тобой и продолжаю находиться здесь. У меня нет ответов на твои вопросы… Выпей еще воды.

Вместо ответа та встала с кровати и подошла к иллюминатору. Ее длинные светло-русые волосы блестели на солнце, губы дрожали, подбородок дергался.

— Что теперь с нами будет, Эдвард?

Молодой человек отвел взгляд в сторону:

— Я не сомневаюсь в мудрости твоего отца, Эжени. Он что-нибудь придумает…

— Например? — опять вспыхнула та, резко оборачиваясь, и выпрямила спину как можно сильнее. — Он уже придумал этот трусливый побег, не правда ли?!

Эдвард лишь молча опустил голову, решив не отвечать…

…Арман почти бесшумно вошел в кают-компанию, где в гордом одиночестве сидел Эдгар Косс, опираясь на костыль. Его уставшее давно небритое лицо выглядело бледным. Взгляд был направлен в одну точку: на стеклянный графин, стоявший на большом столе. При виде Армана старый пират встрепенулся, но ничего не сказал. Царила гнетущая тишина. Корабельные склянки пробили шесть часов.

— Где мой сын? — спросил Эдгар через минуту.

— Полагаю, что по-прежнему с моей дочерью, — без особого энтузиазма ответил Синий король. — Я пока не готов с ней встретиться. Я знаю, о чем она думает сейчас. Эжени ненавидит меня… — он выглянул в коридор, затем плотно прикрыл портьеру и воскликнул. — Сэр, что мне делать?!

— Арман…

— Черт бы все побрал! — тот в отчаянии пнул ножку стола и схватился за голову. — Я не могу уместить все это в своем сознании! Я не понимаю, что я должен сделать теперь, не уверен, что я изначально поступил верно! Якорь и плесень! — ругнулся Синий король и снова лягнул стол, заскрипев зубами.

Эдгар выдерживал молчаливую паузу, смотря в пространство перед собой. Он прекрасно знал, что Арману необходимо дать выход накопившимся эмоциям и самое лучшее в такие минуты — не пытаться взывать к его разуму. Тот несколько раз прошёлся по кают-компании, толкая все, что подворачивалось, пару раз ударил кулаком по стене, потом оперся руками на стол, сплюнул сквозь зубы и прошипел что-то невнятное. Глубоко вздохнул, затем осторожно поднял взгляд на Эдгара.

Старый моряк кивнул, подавив усмешку:

— Все? — спросил он.

— И вы еще не хотели бежать с нами! — в отчаянии выпалил Арман. — Что бы я вконец сошел с ума?! Я оказался не готов вот так столкнуться с подобным… Вы и сэр Энтони — два человека, кто помнил меня ребенком, на кого я могу положиться, кто сможет направить меня в верное русло. Теперь остались только вы… Я не выдержу все это в одиночку, — он шумно сел в другое кресло и снова схватился за голову. Из его груди вырвался тяжелый вздох.

— Выпей что-нибудь, — сказал Эдгар.

— Яд для крыс, — простонал Арман и откинулся назад, закрыв глаза на мгновение. — Сэр, скажите мне, что еще не все потеряно…

Ответ прозвучал не сразу. Бывший помощник капитана пиратов оперся на костыль, слегка подавшись вперед, и сделал задумчивую гримасу.

— Тебе нужны просто слова или что-то более действенное? Не узнаю вас, граф…

— Не узнаю себя сам, — пробормотал тот. — Не могу понять, в чем я ошибся. Как допустил всё это…

— Позволь старому зануде задать вопрос. Что ты мог сделать? Как помешать? Я думаю, не стоит напоминать про то, что постигло Кассандру и Энтони, увы…

Арман что-то прошипел, выражение его лица стало злым, но он быстро взял себя в руки.

— Надо было бежать сразу на корабль, как только поднялась тревога — сказал он, но особой уверенности в его голосе не было.

— Извини, но я бы первый такую затею не одобрил. У военных есть какой-то приказ. Охотно могу предположить, что в случае невозможности осуществить арест Атани, их целью бы стала «Синяя Королева». А ей не тягаться с таким фрегатом. Дать всех нас утопить, полагаешь, более гуманное решение?

Арман снова тяжело вздохнул, подпирая кулаком щеку.

— Сэр, — сказал он после паузы. — Теперь у меня нет дома: его попросту разворотили из пушек. Моя жена арестована, а на моем корабле, никак не предназначенном для пассажиров, теперь моя дочь. И я ума не приложу, что надо делать, и как поступить…

И он поднял на Эдгара зеленоватые глаза, в которых отражалась надежда.

Старый пират вздрогнул, вспомнив того вспыльчивого, но доброго парня, который появился на острове больше двадцати лет назад и мгновенно завоевал всеобщее доверие. Смелый, способный, целеустремленный юноша, для которого не существовало преград, покорил всех. Сейчас же это был взрослый мужчина, отец, муж… и хороший капитан… которого буквально выламывала из обычного состояния совершенно неожиданная ситуация, нанесшая удар по самому дорогому.

— Я думал над всем этим, — произнес Эдгар, задумчиво постучав по полу костылем. — Но для начала хочу услышать ход твоих мыслей. Соберись, Арман. Все верят в тебя…

Синий король встал, убрал руки за спину, и некоторое время смотрел куда-то в угол, потом вдруг обернулся, кивнул и заговорил:

— Они арестовали Атани. Значит, она нужна живой и ее везут во Францию. Ввязываться в бой смешно и глупо. Это понимаем и я, и капитан «Величия». Сейчас мы следуем на таком отдалении, чтобы нас не задели их пушки, но, в свою очередь, мы тоже не попадем в противника. Но если бы и это было так, — он развел руками. — Я в любом случае не могу отдать приказ стрелять по кораблю, на борту которого находится моя жена. Да, у меня крутится мысль о необходимости следовать за фрегатом, идти по следам Атани, но… Как это осуществить? Моя команда лишь в частичном составе, и они — моряки, а не освободители чужих жен, я пойму все их мысли по этому поводу, если вдруг отдам подобный приказ… И еще здесь Эжени… — Арман оперся руками о спинку кресла и захватил носом воздух. — Теперь у неё нет дома. А высадить ее где-то на берегу… Сэр, — он поднял голову на Эдгара. — Если что, я оставлю с дочерью вас. Потому что я больше никому не могу ее доверить!

Эдгар ответил не сразу, видимо, подбирая слова, потом вздохнул и сказал:

— Арман, тебе нет причины винить себя в том, что случилось. Ты не в состоянии исправить ситуацию и в глубине души понимаешь это, просто не хочешь признать, что тебя подмяли обстоятельства. Итак, давай все обдумаем. Да, тебе действительно нужны люди. Пара десятков отчаянных парней, которые согласятся помчаться с тобой во Францию, чтобы попытаться выдернуть Атани из лап Наполеона… Кстати, позволь вопрос…

— Какого рода? — внезапно сдержанно ответил Арман.

— Я стар, но еще не дурак. Военные пришли не за тобой, пиратом Синим королем. А за Атани. Которая уже больше десяти лет ни с кем не воевала… — Эдгар сделал паузу и спросил. — Это связано с вашей с ней последней поездкой в Европу три года назад?

Арман сцепил пальцы в замок и пошевелил ими, видимо, обдумывая ответ.

— Еще до революции у Атани были определенные договоренности с королем, — сказал он неохотно. — А, как известно, при дворе везде уши и глаза.

— Полагаешь, что у тебя получится попробовать организовать Атани побег?

— Черт! — вдруг сорвался Синий король, ударяя кулаком по спинке кресла, возле которого стоял. — А что я должен сделать, по-вашему? Махнуть на все рукой, высадить дочь на каком-нибудь архипелаге и продолжать грабить корабли, как ни в чем не бывало?! Вы не поверите, я прекрасно понимаю, что могу никогда не увидеть Атани более, но я не имею права делать вид, будто ничего не произошло!

Вдруг портьера колыхнулась, и в кают-компанию осторожно вошел Эдвард Косс. Губы и кулаки молодого человека были сжаты, на лице отражалось плохо скрываемое замешательство. Он взглянул сначала на отца, потом — на своего капитана и слегка смутился:

— Прошу прощения, сэр. Разрешите?

Арман сделал жест рукой, видимо, выражающий согласие, и спросил:

— Как Эжени?

— Она, наконец, уснула, сэр. Я понимаю, что не совсем вовремя со своими расспросами, но… Я могу узнать, что произошло на острове?

Ответом было молчание. Синий король молча налил себе в стакан немного виски и взглянул на Эдгара. Тот зачем-то поскреб седую бровь, ни на кого не глядя и постучал костылем по полу

— Военные арестовали графиню, — вдруг сказал Арман, поворачиваясь к Эдварду. — Убили Кассандру и Энтони. Открыли огонь по поселению. Что еще ты хочешь знать?

Молодой человек проглотил застрявший в горле ком и ничего не ответил.

— Альгида упросила меня взять на «Синюю Королеву» Резата. Вся команда здесь… — прибавил капитан корабля, отвернувшись к иллюминатору — Остальным я помочь ничем не мог…

— Я верю, сэр, — кивнул Эдвард.

Тот слабо усмехнулся:

— Но моя дочь, полагаю, нет…

— Разрешите спросить, какой у нас план? — спросил молодой человек после паузы, решив перевести тему разговора

— Я сам бы хотел это знать, — вырвалось у Армана, но он тут же взял себя в руки и поправился. — Планирую высадить Эжени в Капстаде. Я отправлюсь во Францию за Атани. Но также мне нужно доукомплектовать команду…

— Эдвард вытянулся:

— Я могу быть чем-то полезен сейчас на палубе?

— Ты? — усмехнулся Синий король. — Доктор Косс, из вас моряк — как из меня вышивальщица. Идите.

Отвесив легкий полупоклон, молодой человек вышел, провожаемый задумчивыми взглядами обоих мужчин.

…Детские иллюзии Эдварда о море и кораблях, чтобы «быть, как папа» разбились о смерть матери, с которой он столкнулся в девятилетнем возрасте. В голове мальчика неожиданно для него самого закрепилась мысль о том, что его мать умерла исключительно потому, что знаний и опыта старого врача было недостаточно, чтобы спасти ее. И через год Эдвард твердо решил посвятить себя медицине. Старик Лонго, видя рвение ребенка, взялся за его обучение. Половина хижины отца и сына Косс теперь была завалена записками и тетрадями; с недетским мужеством Эдвард бросался наблюдать за чужими ранами и хватался за перевязки и уколы. Но, к сожалению, спустя три года англо-индиец ушел из жизни, сделав из своего ученика лишь просто хорошего помощника, но никак не полноценного врача. Обучать парня стало некому, книг у Лонго не имелось.

Позднее Синий король случайно встретил на Савайи английского врача Бенджамина Уолтерса, бежавшего с Барбадоса после политического конфликта, и с лёгкостью нанял его на службу. Однако в первое же плавание выяснилось, что мистер Уолтерс имел две проблемы: страдал острейшей морской болезнью и любил выпить. Эти два фактора выливались в его полную непригодность в качестве судового врача, и Арману пришлось махнуть рукой на необходимость присутствия на корабле такого человека. Он оставил англичанина на острове, где тот довольно успешно занялся взращиванием медика из четырнадцатилетнего Эдварда Косса. Но по роковому стечению обстоятельств, обучение юноши было жестоко прервано скоропостижной гибелью самого мистера Уолтерса, причиной которой стала его нескрываемая страсть к Кассандре Гарлоу…

* * * *

Фрегат «Величие» под всеми парусами шел вперед, оставляя за собой пенящийся след. Грузный капитан с угловатым лицом мерил шагами квартердек, еле слышно насвистывая что-то. Периодически он бросал взгляд назад, оценивал еле заметный парус идущего за ними корабля, усмехался и не произносил ни слова. На самой верхушке грот-мачты сидел альбатрос.

В одном из нижних помещений, под потолком которого, практически у самой ватерлинии, был крохотный иллюминатор, находилась женщина. Кроватью ей служил подвешенный к потолку парусиновый гамак Расшатанный табурет и откидной столик в стене заменяли всю обстановку каморки. Пахло сыростью и пылью.

Пленница сидела на стуле, изучая капли воды на стекле иллюминатора, когда услышала, как поворачивается ключ в дверном замке и встала. На лице ее отобразился интерес.

Генрих Маршаль вошел, насмешливо посматривая в пространство перед собой, всем своим видом при этом показывая пренебрежение к арестованной. Его треугольная лощеная бородка слегка подергивалась, губы были сжаты в тончайшую полоску:

— Мадам, — сказал он с легкой иронией в голосе. — Ваш завтрак!

— Офицер флота приставлен ко мне слугой? Мне это льстит! — парировала Атани, забирая у него сверток. — А я за вчерашний день всячески пыталась понять, зачем было меня арестовывать, если планируется изморить голодом. Совсем не вопрос военной чести. Хотя да… о чем я… стрелять по мирному поселению из пушек — тоже…

Генрих слегка шевельнул черными бровями:

— Я не отдавал подобного приказа, так как не уполномочен на это. И не с вами мне обсуждать действия моего адмирала…

Атани села и довольно бесцеремонно принялась за еду, чуть откинувшись на шатком стуле.

— Раз уж вы дошли взглянуть на свою жертву, лейтенант, — сказала она невозмутимо. — Может, сообщите, причину моего ареста…?

— Вы обвиняетесь в государственной измене, — сухо процедил тот.

— Надо же! — поморщилась Атани. — Кому я изменила, простите? Ах, да! Наполеону. Он теперь считает себя Францией, да?

Генрих, ничего не ответив, смерил ее пронзительным взглядом. Было в его глазах что-то такое, что заставило графиню прекратить жевать и подняться с места.

— И что же вы так на меня смотрите, милый мой мальчик? — спросила она с открытой иронией. — Сколько презрения, злости и даже триумфа. Вы хотите меня испугать? Вы почти в сыновья мне годитесь, меня давно не пугают мужские взгляды, Генрих! Я бы даже в восемнадцать не испугалась остаться с мужчиной взаперти, а теперь и подавно!

Тон ее был насмешливым. Лейтенант повел челюстью и процедил:

— Высокого же вы о себе мнения, старая вертихвостка!

— А вы — обычный жалкий карьерист! Не забудьте указать в рапорте о том, что убили двоих лично! Включая безоружную женщину!

Генрих втянул воздух носом и слегка прикусил губу.

— Это вышло случайно, — сказал он сухо. — Я не собирался ее убивать. А потом — это была лишь самооборона.

Атани притворно вздохнула и вдруг сурово сказала:

— Я вам пожелаю встречи с братьями Гарлоу. Они вам не простят смерти своих родителей у них на глазах.

Уголки губ лейтенанта Маршаля вдруг странным образом дрогнули:

— Что ж, я тоже кое-чего не прощаю…

Тон его голоса был непривычным. Здесь не было надменности и иронии, скорее, в этой фразе была довольная усмешка, питаемая пламенем гнева. Фраза прозвучала двусмысленно, подборок молодого человека чуть подался вперед. Атани поймала взгляд черных глаз офицера и несколько секунд всматривалась в выражение его лица, потом чуть отступила назад и спросила:

— Объяснитесь, лейтенант. Кто же вы на самом деле?

— Генрих Маршаль. Не ношу другого имени. По вашей вине я лишен права носить настоящее имя, мадам! — жестко сказал он и прибавил. — Но я мог бы быть виконтом де Ленье.

Атани задумалась, склонив голову к плечу. Имя определенно казалось ей знакомым, но она понимала, что какая бы история его ни скрывала — было это очень давно. Слишком давно, чтобы она сразу могла сообразить что к чему. Во времена ее незамужней юности десятки джентльменов всех рангов пытались добиться ее любви, вспомнить бы еще, не входил ли человек с такой фамилией в этот перечень.

— Я освежу вашу память, — ледяным тоном продолжил Генрих и прошелся по тесной каморке. — Андре де Ленье, младший сын графа де Ленье. Стрелялся на дуэли из-за вас и был убит. У него осталась жена в ожидании первенца…

— О! — воскликнула Атани. — Помню этого безумца! Он женился за полгода до встречи со мной!

И она презрительно скривилась.

Лейтенант Маршал стиснул зубы, просверлив ее ненавидящим взором. Казалось, ему стоит немалых усилий сохранять спокойствие.

— Старый граф был возмущён и оскорблен поступком сына, — процедил он. — И посмертно лишил его титула и привилегий. Наследства! Я не имею права на фамилию, которой лишили моего отца! Я никогда не видел его. Моя мать умерла, когда мне было одиннадцать. Она до конца своих дней любила человека, которого вы у нас отняли!

— Человека, который попрал свои клятвы, данные ей, из-за первой встречной красотки! — оборвала его Атани, слегка подавшись вперед, и мотнула головой. — Это вы его сейчас оправдать пытаетесь?!

— Вы окутали его чарами! Соблазнили, чтобы тянуть из него деньги!

— Я?! — изумилась Атани. — Да вы знаете, сколько я вообще сама награбила?! Лейтенант, когда кончится ваша смена, напейтесь и очнитесь! Вам нравится тешить себя этой иллюзией? Пожалуйста! Продолжайте! Я так понимаю, вы испытываете счастье от того, что весь наш путь до Франции будете смотреть, как я тут гнию. Не буду вам мешать, нечастный вы мальчишка! — она указала на дверь. — И выйдите из моей камеры! Ваша аудиенция окончена!

— Мерзкая ведьма! — прошипел Генрих, дергаясь.

— Давайте, ударьте меня! Я же в вашей власти! Одну женщину вы убили, на что вашей фантазии хватит в отношении меня?!

— Вы себе льстите, старая дура! — процедил офицер, развернулся на пятках сапог и вышел.

Ключ в замке повернулся дважды.

* * * *

Эжени де Лакойе сидела в кресле в каюте капитана «Синей Королевы», грустно смотря в одну точку, когда в дверь аккуратно постучали. Не дождавшись ответа, медленно вошёл Арман и остановился, наткнувшись на взгляд дочери. Спустя сутки после произошедшего на острове он, наконец, нашел в себе силы встретится с ней.

— Ты не пришла обедать, — не очень уверенно сказал Синий король, опуская взор.

— Эдвард приносил мне утром завтрак от Джозефа, — сдержанно ответила Эжени, не шевельнувшись. — Я не голодна…

Арман набрал воздуха в легкие, убрал руки за спину, прошёлся по каюте, ни на кого не глядя, потом еле заметно облизал губы и начал:

— Эжени, я понимаю, что ты думаешь обо мне…

— Отец! — девушка резко встала, перебивая, и на ее бледном лице вдруг появился гневный румянец. — А что нужно думать, скажи мне?! Ты бросил умирать почти тридцать человек! Там женщины! И даже маленькие дети!

— Эжени, мне не осталось другого выхода! И не было времени, — попытался оправдаться Арман. — Солдаты арестовали твою мать и начали готовить орудия! Все бросились в разные стороны!

— Только почему-то твои люди побежали сразу к кораблю! — запальчиво воскликнула девушка. — Потому что ты дал им сигнал! Отдал приказ! Остальным несчастным пришлось только разбегаться! Ты дал им погибнуть!

— Эжени! — повысил голос Синий король. — Мое судно не для отдыха на воде! Здесь нет условий и возможности держать женщин и детей! Моей главной задачей было спасти свою команду и тебя, а не рабов!

— Ах, значит, меня спасать можно! — крикнула та, мотнув головой, и слегка топнула ногой. — Хотя я тоже женщина! А другие пусть умирают, да?! Конечно! Они же не дети графа де Лакойе!

— Из-за промедления мы все могли погибнуть! Ты это понимаешь?! — свирепо рявкнул Арман, ударив кулаком по стене. — Все!

И тут же испугался своей реакции, заметив, как вздрогнула и отпрянула Эжени.

— О, боже… — прошептал он. — Прости, дорогая, — Синий король подошел к дочери и прижал ее к своей груди. — Я не должен был кричать на тебя.

Он глубоко вздохнул, коснулся губами светлых волос девушки и тихо сказал:

— Это очень трудно осознать. И я не знаю, что делать. У меня отняли твою мать. Она арестована и ее везут, скорее всего, во Францию. В Париж. Теперь и у тебя нет дома, нет тех, к кому ты привыкла… Я в замешательстве, — Арман снова поцеловал волосы Эжени. — Прости меня за всё.

Прошло несколько минут. Отец и дочь стояли, обнявшись, в полном молчании. Наверху хлопали паруса, и пронзительный голос капитанского помощника отдавал приказы. Послеобеденное солнце рисовало полосу на огромном письменном столе.

— Что теперь будет? — тихо спросила Эжени, поднимая голову.

Арман несколько мгновений смотрел куда-то в угол.

— Пока мы идем за этим фрегатом на приличном расстоянии, — сказал он после паузы. — На «Синей Королеве» достаточно припасов. Я не буду собирать ту часть своей команды, которая осталась на Фиджи — надеюсь, они мне это простят… — прибавил он еле слышно, потом продолжил. — Несколько человек у меня на Савайи. Заберу их, постараюсь найти новых людей. Мы пойдем до Капской колонии, где я оставлю тебя с мистером Коссом. С Эдгаром. А сам последую во Францию…

— Ах! — воскликнула девушка с легкой иронией. — И я до конца дней больше не увижу родителей! Надеюсь, хоть Эдгар меня не очень быстро покинет!

— Эжени! — воскликнул Арман. — Зачем ты так со мной?

— Папа, — та начала ходить по каюте. — Мне не пять лет давно. Я все понимаю. Ты последуешь за мамой, значит, тебя либо арестуют, либо убьют — и всё!

В ее голосе была абсолютная уверенность. Граф де Лакойе прикусил губу, подбирая слова для ответа.

— Ты считаешь, я должен ее бросить? — спросил он с укором.

— А мама согласится с тем, что ты бросишь меня? — обернулась девушка, ловя взгляд отца. — Скажи мне честно, она давала какой-нибудь последний приказ? Или просьбу? О чем она тебя просила?

Синий король прошелся по каюте, не глядя на дочь. Ему нечего было ответить. Он помнил взгляд Атани, который диктовал только одно слово: «Эжени». Конечно, все, о чем думала мать — ее дитя, но разве он сейчас мог сделать выбор между этими дорогими ему женщинами?

— Милая моя девочка, — начал он через полминуты. — Ты и твоя мама — самое ценное, что у меня есть. Я должен был уберечь вас обеих! А получилось то, что есть. И отвечаю за это я. Моя вина во всем этом! — Арман развел руками и прибавил заметно тише. — Стоило тогда не допускать ее встречи с чертовым герцогом…

Эжени сцепила пальцы в замок и бросила на отца быстрый взгляд:

— За что ее арестовали?

— Полагаю, она нужна этому выскочке… кривоногому корсиканцу, который теперь заправляет во Франции, — не очень охотно ответил Арман и снова заходил по каюте. — Все это загнало меня в угол. Я не уберёг твою мать…

— И рискуешь лишить меня еще и отца, — пробормотала Эжени, опуская голову. Губы ее дрожали.

Синий король сдавил виски пальцами, в лучах солнца блеснули перстни, оттеняемые бархатными манжетами камзола.

— Я не знаю, — простонал он. — Я не понимаю, что я должен сделать сейчас и как надо поступить. Я уже сделал одну ошибку — не уберег свою жену. Эжени, если что-то случиться с тобой — я не переживу все это, — Арман взглянул на дочь и в порыве мысли взмахнул рукой. — Если бы ты была замужем, я бы был более спокоен за тебя!

Кажется, девушка не ожидала подобного поворота разговора. Она подняла на отца зеленые глаза, склонила голову к плечу и пару раз моргнула:

— То есть, если бы у меня был муж, ты бы решил, что отец мне уже не нужен? Почему? Потому что ты сам вырос без него?

— Мой отец, — усмехнулся вдруг граф, подумав о другом. — Я выиграл у него главный поединок. Заполучил женщину, которую он хотел завоевать, — и вдруг помрачнел. — Но я же ее и не уберег…

Губы Эжени снова задрожали, в глазах появились слезы.

— Что нам делать? — спросила она жалобно.

Арман сделал шаг вперед и привлек к себе дочь.

— Мы справимся, — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал уверенно. — Я что-нибудь придумаю…

И он на секунду закрыл глаза, стиснув зубы от бессилия.

* * * *

Тропическое солнце обливало остров теплым светом, рисуя лучами пятна на яркой листве деревьев. Легкий ветер шуршал верхушками кокосовых пальм и теребил бечевку, к которой был привязан гонг, созывающий население к обеду. Накануне вернувшаяся «Синяя Королева», изрядно потрепанная штормом, теперь стояла на своем привычном месте между скал, убаюкиваемая стуком топоров и молотков: почти все пираты теперь трудились над починкой корабля, попутно обсуждая успех своего капитана, который сумел вернуть абсолютно всех своих людей на берег, даже несмотря на встретившиеся трудности. В маленькой колонии было снова шумно и весело.

В передней комнате дома, который занимала семья графа де Лакойе, за разговором сидели две женщины: Атани и Кассандра Гарлоу, когда внезапно прогремевший выстрел заставил обеих дам вскочить со своих мест.

— Что такое? — округлила глаза графиня де Лакойе. — Стрелять здесь?!

В ее голосе было недоумение, смешанное с возмущением. Уже несколько лет использование оружия разрешалось только в отдаленной части острова, где это не беспокоило мирное население. Что могло произойти сейчас?

Кассандра же побледнела, проглотила ком в горле и пробормотала:

— О, Боже…

Обе женщины поспешили выйти наружу, при этом, едва не столкнувшись друг с другом, и сразу же к ним подбежал высокий юноша четырнадцати, который отчаянно замахал руками, силясь сообщить что-то важное.

— Графиня… Там… — запыхавшись, начал он, подбирая слова, затем взглянул на Кассандру и выпалил. — Мадам! Сэр Энтони убил мистера Уолтерса! Там! У бараков!

Кассандра и Атани переглянулись. Первая — с ужасом на лице, вторая — с печальным спокойствием, будто и не сильно удивляясь.

— Эдвард, — сказала она парню, сжав на груди платье. — Где Джонатан и Джозеф?

— Не знаю, мадам. Вроде, были у скал…

— Отлично, — таким же отсутствующим тоном сказала Кассандра. — Иди к ним, пожалуйста.

Юноша помялся, собираясь возразить, потом пожал плечами, с опаской обернулся и скрылся под деревьями.

Обе женщины прислушались к панике, которая поднялась на острове. Крики нарастали, кто-то истерически визжал, перепуганные выстрелом птицы перекликались между собой. Кассандра втянула воздух, словно задыхаясь, и повернулась к графине де Лакойе.

— Атани, если что… ты знаешь… Позаботься о наших мальчишках…

Та дернулась, на ее все еще красивом лице обозначился протест.

— Но… Черт, Кассандра, ты думаешь…?

— Атани, я пыталась тебе это сказать еще тогда. У Энтони на острове везде глаза и уши. Мистер Уолтерс не давал мне и шагу ступить, это видели все, хотя я пыталась взывать к благоразумию. Результат? — голос Кассандры звучал с равнодушной обреченностью. — Я это предвидела. Я старалась быть честной, я предупреждала этого доктора о том, что его попытки увиваться за мной могут стоить жизни нам обоим, — она попыталась улыбнуться, но выглядело это беспомощной гримасой.

— Но ты же не удостаивала вниманием его ухаживания! — воскликнула Атани. — Причем здесь ты?! — она сделала паузу и уже осторожно уточнила. — Или удостаивала?

Кассандра снова слабо улыбнулась, но эта улыбка была печальной.

— Это бы точно стоило мне жизни. А сейчас… Возможно, обойдется, если я смогу убедить Энтони.. Я чиста перед ним, но чем все кончится — не могу сказать. Ты знаешь, мой муж — не Арман. Как видишь, Энтони не стал тратить много времени на потенциального соперника. Я могу стать следующей. Но я знаю мужа: убив меня, он убьет и себя. Поэтому — если что, я доверяю тебе моих детей…

Атани поёжилась, ощутив озноб.

— Ты уверена, что я не могу тут ничего сделать?

— И никто более, — ответила Кассандра спокойно. — Все, что ты можешь — это оставить меня с Энтони и держать всех на значительном расстоянии… Это лучшее. Спасибо!

С этими словами она медленно пошла в сторону бараков, гордо держа голову. Мысль о собственной невиновности успокаивала ее. За более чем десять лет брака с Энтони Гарлоу, характер его Кассандра изучила прекрасно и понимала, что это будет непростой разговор

— Доктор Уолтерс, — пробормотала она себе под нос. — Вы снова невежливы к даме. Погубили себя и за компанию можете меня утащить в ваш ад, или какое место для врачей-пьяниц уготовано…

* * * *

Джозеф Гарлоу тяжелым отцовским шагом поднялся на палубу. Ночное небо рассыпалось над кораблем сверкающим покровом. При полной луне мачты «Синей Королевы» принимали зловещие тяжелые очертания, бросая вниз причудливые тени. Судно уверенно шло вперед под всеми парусами, которые натужно хлопали при каждом порыве несильного ветра. Кто-то из матросов, сидя наверху, пытался насвистывать мелодию, но она постоянно прерывалась. За штурвалом стояла высокая плечистая фигура Синего короля.

Джозеф угрюмо засопел, окунувшись в свои мысли, и сел на палубу, прислонившись спиной к одному из такелажных ящиков. Округлые глаза его уставились на небо, пытаясь увидеть в звездах что-то знакомое. В отличие от матросов, молодой кок не видел так часто небо сквозь паруса и мачты, поэтому находил для себя определенное волшебство в этом занятии. Сейчас это его успокаивало и отвлекало. Молодой человек был неразговорчив, как и ныне покойный отец, но это вовсе не характеризовало его как человека без эмоций. Джозеф задумался, собирая из миллиардов звезд картинку женского лица…

Вдруг рядом с ним кто-то сел.

— Вышел из своего варевного царства? — спросил Джонатан у брата, подразумевая камбуз.

— А ты не спишь? — осведомился в свою очередь кок.

Джонатан щелкнул языком и вытянул ноги.

— Нас мало. Вахты долгие. У меня всего пару часов. И мне не спится…

Воцарилось молчание. Оба близнеца смотрели на небо синими глазами, будто ища там ответы на свои вопросы. Им не нужно было много говорить, чтобы понимать друг друга. Сейчас это была их первая попытка затронуть наболевшую тему последних дней, связанную с гибелью их родителей и разгромом острова, но парни просто молчали. Причудливое облако наползло на лунный диск и через минуту двинулось дальше. Плеск воды за бортом дополнял эту размеренную картину.

— Что сказал капитан? — спросил Джозеф. И под этой фразой подразумевалось множество других дополнительных вопросов. Немногословный по своей натуре молодой кок в этом был весь в отца. Выражать свои мысли словами ему удавалось усилием.

Джонатан поморщил нос и снова щелкнул языком.

— Идем в Капстад. Еще он сказал, что отправится в Европу за графиней. Кто хочет покинуть состав команды — может уходить…

— Растяну над котлом этого лейтенанта, — пробасил Джозеф. — Добраться бы…

— А я тут подумал, — произнес второй брат удрученно. — А ведь они бы отказались бежать. Я про родителей. Наш отец уже пять лет не плавает, он бы не сдвинулся с места…

— Взорвать к чертям весь фрегат, — все также отрывисто выдал кок «Синей королевы», додумав всю картину.

Джонатан Гарлоу отломал от ящика, возле которого сидел, тонкую щепку и засунул ее в рот.

— К сожалению, взорвать их мы не можем. У них пушки, брат, лучше наших. Приблизимся — они подорвут нас. А пока мы им не нужны, военные следуют во Францию, а мы идем за ними. Не знаю, какой план у графа, но лично мне очень хочется схватить этого лейтенанта за его плюгавую бороденку! — и он презрительно фыркнул. — Явился! Весь такой важный, в сапогах начищенных и кителе застёгнутом, а сам… Дерьмо!

Снова воцарилось молчание. Джозеф двигал массивной челюстью туда-сюда, сдвинув брови, и смотрел в ночную пустоту. Голос капитана с мостика прорезал ночную тишину приказом убрать фок-брамсель, и скрип талей присоединился к картине. Затем снова воцарилось спокойствие. Джонатан грыз щепку, изучая носки своих коротких сапог.

— Знаешь, что любопытно, Джозеф, — вдруг негромко сказал он другим тоном и прищурился. — Что арестовали графиню. Не нашего капитана, который грабит суда. А графиню. Которая на моей памяти вообще никого не трогала… А погибли от этого обычные люди.

— Лейлу убили, — мрачно выдал кок, и Джонатан резко повернулся к брату с удивлением на лице:

— Она тебе нравилась? А что ж молчал?

— А что надо говорить? — пробубнил Джозеф, никуда не глядя.

Джонатан изучил его профиль, многозначительно шевельнул бровями, как бы говоря, что все ему ясно, и продолжил все тем же тоном:

— Совершенно неясно, почему арестовали графиню. Но убили всех, кто не успел убежать. Теперь наш капитан собирается пойти следом за женой во Францию… А у нас больше нет дома. И родителей…

— Они стреляли из пушек по поселению, — пробормотал Джозеф, погруженный в свои мысли. Для него, как члена команды, никак не участвующего в сражениях, все произошедшее казалось еще более диким, чем остальным. Бесхитростный отцовский нрав принимал случившееся, но не мог это уяснить и понять, что надлежит делать теперь.

Джонатан повел носом, словно оценивая ситуацию, потом поднялся на ноги.

— Попробую поспать, — сказал он. — Доброй ночи, брат!

С мачты снова долетело чье-то приглушенное посвистывание, но быстро оборвалось…

* * * *

На четвертый день плавания «Синяя королева» была захвачена в ловушку бурей. Та почти сутки подбиралась к кораблю с запада, то расплываясь в синее пятно, то сжимаясь до плотного черного шара, и вдруг за считанные часы нанесла свой удар в аккурат по корме судна. Мощный порыв ветра разорвал пополам один из парусов, который еще не успели убрать, и оглушенный этим напором матрос чудом удержался на вантах. Синий Король с хриплым бешенством бросился отдавать приказы, поставив к штурвалу своего помощника. Огромная волна ударилась о фальшборт и разлетелась на миллионы сверкающих осколков. Борьба опыта человека и возражений природы началась.

Ветер свистел в верхушках мачт, периодически протяжно завывая. Он то сминал паруса, то надувал их до предела. «Синюю Королеву» поочерёдно кренило на правый и левый борт, вызывая каждый раз у моряков приступ отчаянной брани. Мелкий дождь за считанные минуты превратился в плотный ливень, и струи воды с неба, смешиваясь с солеными океанскими брызгами, заставляли людей отплевываться и кашлять. Арман в очередной раз вытер лицо рукавом, скрипнув зубами от волнения, и тут услышал наверху пронзительный звук лопнувшего троса, затем — тонкий хруст дерева…

…Вцепившись в койку, Эжени де Лакойе сидела в каюте капитана, сжимаясь от страха при каждом сильном крене корабля, и прислушивалась к голосам снаружи. Губы ее были сжаты, в зеленых глазах сверкали отчаяние и страх. Каждый крен судна казался ей смертельным, каждая новая волна, заливавшая иллюминатор, создавала иллюзию того, что они идут ко дну.

Девушка ни на минуту не была своей матерью, которая выросла среди волн и свиста парусов. Эжени пугал шторм и его возможные последствия, ей хотелось вернуться назад, ощутить под ногами твердую землю, и забыть все происходящее как страшный сон, но пути назад больше не было, и ей ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать.

Эдвард Косс сидел рядом на стуле. Он что-то говорил девушке, пытался рассказывать о разных мелочах и всячески отвлекать ее от мыслей, но та слышала его лишь отдельными фразами, которым удавалось достичь ее сознания, прорвавшись через гряду печальных умозаключений. Присутствия рядом друга своего детства она, казалось, не замечала.

Вдруг Эжени вскочила с места, меняясь в лице, и оттолкнула руку Эдварда.

— Папа! — воскликнула она в страхе. — Там что-то случилось!

И бросилась к двери.

— Эжени! — сорвался Эдвард. — Нет! Стой! Тебе нельзя выходит на палубу! Это опасно!

Но девушка уже выбежала из каюты…

Синий король, своим видом напоминавший мокрого взбешенного зверя, перевел дух и попятился, поддавшись охватившему его страху. Только что лопнула стеньга и сорвавшаяся с крепления грота-брам-рей чуть не сшибла его с ног. Сам он успел увернуться, а вот один из канониров — нет, и улетел за борт. Это происшествие вызвало у капитана «Синей Королевы» бешеную эмоциональную ругань, похожую на крик. Его и услышала Эжени, решившая, что с ее отцом случилось что-то страшное.

События последующих пяти минут всем показались бесконечной вереницей мрачноватых случайностей, происходивших на фоне бушующих волн, дождя и порывистого ветра.

— Отец! — только и успела вскрикнуть Эжени, выбегая на палубу, как огромная волна ударила «Синюю Королеву» с правого борта и сильно накренила судно. Все моряки крепко держались за все, что подворачивалось. Все, кроме внезапно появившейся девушки, совершенно не отдающей себе отчета в происходящем. Не успев даже охнуть, она упала и кубарем покатилась к фальшборту.

Арман резко обернулся в ее сторону, тут же на палубе появился Эдвард Косс и оба мужчины в ужасе переглянулись. Шли секунды.

— Эжени!!!

Все происходило очень быстро.

Еще один мощный порыв ветра ударил судно все с того же борта. Не успев за что-нибудь ухватиться, девушка полетела в воду. В темно-синей бездне мелькнуло кружево нижних юбок.

— Эжени! — не своим голосом заорал Эдвард, и, не раздумывая, прыгнул следом в чернеющую морскую пену.

Где-то над головами моряков с угрожающим треском заскрипела мачта, но Синий король не заметил опасности, угрожавшей всему кораблю. Он на мгновение забыл о том, что является капитаном этого судна, забыл о том, в какой сложной ситуации сейчас находятся на борту все без исключения. Он не мог отделаться от ужаса, вызванного падением за борт собственной дочери, и смотрел в водную темноту огромными глазами, до боли в пальцах ухватившись за релинг. Оцепенение пронзило Армана насквозь, у него пропали дар речи и способность двигаться.

Из воды на секунду показался Эдвард Косс, потом — светло-русые волосы Эжени: молодые люди пытались удержаться на плаву. Увидев это, Синий король, словно очнувшись от своего окаменения, бросился к борту, на ходу доставая нож.

— Эжени! — заорал он, пытаясь разрезать канаты, которыми была пришвартована к борту одна из шлюпок.

— Капитан! — закричал его помощник Гастон, удерживая штурвал. — Надо убрать фок-стаксель!

В голосе его были тревога и неуверенность. Он ждал приказов, но их не было. Корпус судна угрожающе скрипел. Промедление грозило гибелью корабля, но Арман даже не услышал крика помощника. Он не отрывал глаз от темноты за бортом, где два человека боролись за свою жизнь, и продолжал нервно орудовать ножом.

Еще одна огромная волна ударила «Синюю Королеву», при этом накрывая собой Эжени и Эдварда. С бешеным криком отчаяния, Арман еще яростнее стал резать канат, поранив свою руку. Струи дождя заливали глаза и мешали ему дышать. Липкие от крови пальцы неприятно скользили, руки не подчинялись. Новый порыв ветра отшвырнул «Синюю Королеву» в сторону, мачты страшно затрещали, пронзая слух. Расстояние между судном и тонущими молодыми людьми резко увеличилось.

— Свернуть фок-стаксель! Право руля, Гастон! — басовитый крик Эдгара Косса прорезал бурю.

Старый пират, все это время сидевший в кают-компании, вдруг интуитивно ощутил необходимость выбраться на палубу и в критическую минуту, принял на себя командование кораблем. Одной рукой он сжимал свой костыль, второй — вцепился в часть рангоута, и его уверенный голос на мгновение успокоил даже Армана. Канат, который тот перерезал, поддался лезвию ножа, и шлюпка упала в воду, на секунду погрузившись в морскую пену.

— Эжени! — заорал Синий король, задыхаясь от отчаяния.

От барахтающихся в воде силуэтов корабль отделяло уже почти полукабельтова. Пустую шлюпку подбрасывало на волнах и несло в сторону молодых людей в то время, как «Синяя Королева», стараясь удержаться на плаву, все отдалялась от них.

Арман заметался на месте, думая только о случившемся, и уже собрался прыгать в воду, как жесткий окрик Эдгара, вернул его к реальности:

— Капитан!!! Нас сейчас опрокинет! Примите ваш пост!

— Эжени за бортом! — обернулся тот, пытаясь перекричать шум ливня.

— Если ты туда прыгнешь, — прикрикнул Эдгар. — То не поможешь им! Ты просто погибнешь и оставишь команду без капитана!

— Там моя дочь! — заорал Синий король в бешенстве, на что Эдгар сурово стукнул своим костылём по палубе.

— И мой сын! — парировал он в ответ, на мгновение перекрикивая свист ветра.

Это упоминание отрезвило Армана. Он на секунду вцепился себе в волосы, затем быстрым шагом направился на мостик, на ходу отдавая приказы, и взялся за подзорную трубу, висевшую на поясе. Сердце сжалось от страха. Сквозь мутные потоки дождя и морскую пену было видно, как Эжени и Эдвард все-таки забираются в брошенную им на помощь шлюпку. Еще не все потеряно

Порезанная в спешке кисть Синего короля заныла от брызг соленой воды, но облегчение от мысли, что его дочь жива, разлило по телу чувство тепла.

— Нам нужно подобрать их! — зло крикнул он помощнику, но события того не могли окончиться так, как хотелось людям

— Сэр, боюсь, это невозможно, — возразил Гастон с сожалением.

— Что?! — Арман ощутил, как его затрясло в ознобе.

— Сэр… Мы не сможем… — повторил гасконец, опуская взгляд.

Арман резко обернулся и застонал от ярости и отчаяния, поняв ситуацию. Шлюпку, в которых было двое молодых людей, с каждой секундой волнами отбрасывало все дальше и дальше. «Синяя Королева» продолжала бороться со стихией, но все равно подчинялась условиям, которые ей диктовала буря. С каждой секундой отца и дочь разделяло все большее расстояние, и сократить его не предвиделось возможности.

— Эжени!!! — заорал Арман, бросаясь к фальшборту. Казалось, еще мгновение — и он прыгнет в воду.

Ответом ему был лишь свист ветра где-то в парусах. В мутной пелене дождя на почти черных волнах трепыхалась одинокая шлюпка, медленно исчезая из виду, а в ней в страхе прижимались друг к другу два человека…

* * * *

Генрих Маршаль повернул ключ в замке и вошел в тесную каморку, служащую местом заключения арестантки. Лежавшая на подвесной койке женщина открыла сначала один глаз, потом другой и усмехнулась:

— Второй визит за сегодня, лейтенант. Вы оказываете мне честь… А что это вы с пустыми руками? Хоть бы перекусить принесли, — Атани довольно ловко спрыгнула на пол и прибавила все также насмешливо. — Отдаю должное вашему коку, у него очень съедобная стряпня.

— Вы закончили язвить, старая зануда? — ледяным тоном осведомился Генрих, убирая руки за спину.

— Я могу это делать бесконечно, — приподняла брови та. — Поверьте, лейтенант, милым дружелюбием я и в молодости не отличалась. Вам, верно, известно, что в свое время в моем подчинении было пять десятков таких парней, как вы, с куда более дикими характерами. Вас же мне жаль…

Тот проглотил эту фразу с каменным лицом, потом скептически усмехнулся в лощеную бородку и осведомился:

— Тогда, полагаю, вам не нужно сообщать, что с середины ночи и до самого полудня наш корабль боролся с бурей…

— Раз вы не пришли за моей помощью, значит, справитесь сами! — парировала Атани, перебивая. — Я ощутила невероятное спокойствие от мысли о том, что желаю этому кораблю утонуть…

Генрих сделал шаг вперёд, скрипнув зубами:

— Прекратите ехидничать, графиня! — процедил он зло. — Вы впали в детство и все еще думаете, что это смешно и мило?! Я вас разочарую! Вы отвратительны! И пришел я сюда не для того, чтобы смотреть на вас. А чтобы сказать: после шторма на нашем хвосте перестало висеть корыто вашего мужа-разбойника, который, видимо, думал, что мы передумаем и вернем вас назад! — и молодой офицер иронично рассмеялся. Смех был деланным, но от этого не менее ледяным.

Атани проглотила ком, застрявший в горле, и выпрямилась как можно сильнее, стараясь не показывать своих настоящих эмоций.

— Вы судите способности в навигации моего мужа по собственным, лейтенант? Напрасно. Если ждете, что я сейчас начну рыдать и обнимать ваши сапоги — тем более, — она сделала паузу. — В какой-то степени я готова вас понять. Вы всю жизнь потратили на ненависть к женщине, в которую бездумно влюбился ваш отец. Наверное, вы готовы были разбить лоб перед Наполеоном, чтобы иметь счастье арестовать меня лично. Или это был самый счастливый приказ в вашей жизни…?

— Действительно, — вдруг смерил ее взглядом Генрих. — Разве у такой особы могут быть какие-то чувства. Вы свели с ума моего отца, из-за вас моя мать была унижена его родственниками, а я рос, предоставленный самому себе!

Атани вздохнула и слегка склонила голову к плечу:

— Сколько вам лет, лейтенант? Хотя нет. Не отвечайте. Я в состоянии посчитать… Предполагаю, двадцать пять?

Тот молчал.

— Скажите, Генрих, вы женаты? О, нет! Зачем я это спросила, очевидно же по глазам, что вы даже не влюблены… — Атани слегка прошлась по каморке. — Спрошу по-другому. Вы любили когда-нибудь?

Молодой офицер слегка сморщил прямой с горбинкой нос и развернулся на каблуках сапог:

— Еду принесут утром! — отчеканил он и вышел. Через секунду в замке снова повернулся ключ.

* * * *

Эдгар прижал к себе костыль и свободной рукой осторожно приоткрыл дверь в каюту капитана. В лучах послеполуденного солнца фигура сидящего на койке Армана казалась похожей на восковую статую. Лицо было неестественно серого цвета, взгляд застыл в одном направлении, руки обессиленно лежали на коленях. Наполовину одетый капитан «Синей Королевы» тяжело дышал, заглатывая воздух, и на появление визитера не отреагировал.

— Я думал, ты хотя бы поспишь это время… — сказал Эдгар, входя.

Арман вздрогнул, очнувшись, и повернул голову. На его лице замерло выражение загнанного в угол истекающего кровью зверя. Он несколько мгновений смотрел на старого пирата, словно пытаясь понять смысл его слов, потом вскочил и ударил кулаком по письменному столу.

— Сэр! — выпалил он. — Я не могу быть капитаном! Я ни на что не гожусь! Отстраните меня от командования судном! Дайте мне уйти, — Синий король перевел дух и начал огромными шагами мерить каюту, выкрикивая фразы и жестикулируя. — Я не капитан! Я даже не уберег собственную дочь! Два самых дорогих мне человека, за которых я несу ответственность! Я их потерял! Я не капитан!

— Хватит! — довольно сурово сказал Эдгар, стукнув костылем по полу. — Опомнись! Я не хочу слушать эту чушь! Первое, Арман, я не член твоей команды. Я всего лишь бывший разбойник, стоящий по колено в могиле, которого ты потащил за собой. Я не имею никаких прав снимать тебя с должности капитана, — он сделал паузу и более спокойно прибавил — Второе: твоя команда делать этого тоже не будет, так как им некем тебя заменить!

— Моя дочь, — пробормотал Арман измученно. — Я не уберег свою дочь… Все! — внезапно снова вскрикнул он и угрожающе взмахнул рукой. — Это конец! Какого морского черта она вылезла на палубу! Кто должен был смотреть за ней?!

— Кто должен был это делать, — довольно жестко сказал Эдгар. — Сейчас вместе с ней!

Это отрезвило Синего короля, он вздрогнул, испугавшись своих слов, сглотнул и опустил голову. Несколько мгновений он смотрел куда-то себе под ноги, потом прошелся по каюте, судорожно захватывая носом воздух.

— Я ужасный муж и отец, сэр. Я не оградил от опасности ни жену, ни дочь… Какой во всем этом смысл теперь?! Все, что мне осталось, это встать перед Атани, чтобы сказать, что я не уберег Эжени!

Эдгар вздохнул и медленно сел на свободный стул.

— Ты полагаешь, я лучше, да? — с печальной иронией сказал он. — Мне было столько лет, сколько сейчас тебе, когда я только встретил ту самую женщину, ради которой хотелось бросить всё. Но она ушла от меня спустя десять лет. Ушла навсегда также тихо и покорно, какой была при жизни, и я не мог ничего сделать… Она оставила мне сына, — он вдруг встрепенулся. — Мне ли говорить тебе, Арман, что ты плохой отец?! Тебе ли не знать, кто именно помогал Эдварду стать таким, каким он вырос. Уж точно не его родной отец, который первые годы был готов то ли спиться, то ли дать себя пристрелить! И ты мне сейчас говоришь про неидеальность?

При косвенном упоминании о своей матери по губам графа де Лакойе скользнула слабая улыбка. Он тяжело вздохнул и оперся руками о стену, снова низко опустив голову.

— Что мне теперь делать… — пробормотал он.

— Арман, которого я знаю, никогда не сдавался, — заметил Эдгар уверенно. — Он сильный человек и хороший капитан, которого нельзя заставить отступить.

— У него, — печально отозвался тот, изучая носки своих сапог. — Был стимул. Его ждали, у него был дом. А сейчас у него ничего не осталось… Только он сам… Но нужно ли ему это… Я взял на себя ответственность, сэр. И не справился с нею.

— Во-первых, — сдвинул седые брови Эдгар. — Не хорони свою семью раньше времени! Тебе напомнить, как больше двадцати лет назад все оплакали тебя самого?

— Сэр! — болезненно воскликнул Арман, обернувшись. — Вам известно, что это редкий случай. Большинство оказавшихся в открытом море просто гибнет! Вы знаете, как и я: если наших детей не убила эта буря, их погубит солнце. То, что Атани арестована — это лишь начало. Вы также знаете, что ее ждет… — он на секунду закрыл глаза и прошептал. — Это конец… Конец меня…

— Ты не имеешь права сейчас лечь на койку, сложив на груди руки, и ждать, пока за тобой придут. Ты меня за собой потащил, чтобы я тебя поучал? Вот я и буду наставлять, что еще делать в моем возрасте, как не заявлять себя самым нужным и полезным?! Я старше тебя на двадцать два года, Арман, я помню тебя безусым юнцом. Знаю, что говорю…

— Какой во всем смысл, сэр?! — всплеснул руками Синий Король. — У того безусого юнца, о котором вы напоминаете, была цель. У меня ее уже нет. Мне не за что бороться…

— То есть, ты хочешь сказать, что бросаешь Атани? — приподнял брови Эдгар. — Её везут во Францию, она верит в то, что ты будешь искать все возможные способы для ее спасения, а ты махнул на все?! Теперь и на своих людей плюнуть хочешь? — он взмахом кисти показал на дверь. — Они шли к тебе на службу, веря в своего капитана, а теперь тот уселся и сказал, вы, парни, сами как-нибудь управляйтесь, я ничего не хочу, я передумал. Милый мой мальчик, так не пойдет.

«Милый мальчик» как бы между прочим поскреб плотные усы и посмотрел на своего собеседника.

— Что вы хотите мне посоветовать?

— Тебе не нужны мои советы, — передернул плечами старый пират. — Ты и сам знаешь про свой долг перед людьми, которых нанимал на службу. Разве у тебя нет стимула, чтобы двигаться вперёд? Некому доказать, что просто так ты не отступаешь?

Озаренный какой-то мыслью Синий король, собираясь сесть, вдруг выпрямился и вскинул голову.

— Лейтенант Маршаль! Эдгар, вы бы видели злобную улыбку этого офицера, когда он объявлял Атани об аресте! Весь этот кошмар начался из-за него, — Арман угрожающе двинул челюстью. — Что ж, вы правы, сэр, пока я жив сам, у меня есть возможность показать, что просто так нельзя безнаказанно изломать мою жизнь… Да, я вряд ли спасу жену, но обо мне во Франции еще вспомнят!

Он чиркнул слюной между зубов и прибавил:

— Я меняю планы, буря все равно отбросила нас назад. Мы идем к мысу Горн. Попробую набрать с десяток лихих парней. Давненько я не посещал Европу! Она меня ждет!

* * * *

— Сэр! По правому боту шлюпка!

Этот крик раздался с мачты торговой шхуны «Юная Роуз» ранним утром, заставив капитанского помощника вздрогнуть и отвлечься от своих мыслей.

Его звали Франсуа Курон, и ему было двадцать восемь лет, девять из которых он посвятил мореплаванию. Исполинский рост, массивные плечи и окладистая борода делали его визуально старше. Слегка угловатые черты лица дополнялись свежими царапинами на щеке, полученными в недавнем шторме. В серых глазах была печаль.

Год назад Франсуа думал, что его служба закончится с рождением первенца, но этому не суждено было случиться. С разницей в несколько часов он потерял жену и ребенка, и через два дня нанялся на первое попавшееся судно, которым оказалась «Юная Роуз». Жизнь моряка продолжилась, словно ничего и не мешало ей ранее. Это было уже второе плавание Франсуа на этом корабле, а завтра был бы год его дочери…

От этих мыслей его и отвлек крик матроса с мачты. Радуясь возможности развлечь себя занятием, помощник капитана зычным голосом отдал приказ сменить курс. Замеченная шлюпка, возможно, оторвалась во время бури у какого-нибудь корабля и лишней все равно не будет.

Но это утро изменило многое в череде одинаковых дней. Через пять минут все тот же дежуривший на мачте матрос прокричал:

— В шлюпке кто-то есть! Но непонятно, живы ли эти люди!

Франсуа двинул челюстью, ощутив беспокойство.

— Найдите доктора Пароса!

На судне воцарилось оживление. Весть о том, что обнаружили шлюпку с возможно живыми пассажирами, облетела весь корабль в считанные минуты. Часть находившихся в этот момент в кубрике матросов, поднялась наверх, чтобы не пропустить ничего интересного, капитан корабля — пожилой моряк Кристоф Шарби — даже решил прервать отдых в собственной каюте и теперь с напряжением рассматривал в подзорную трубу болтающуюся на волнах шлюпку.

— Месье Курон, — сказал он своему помощнику слегка задумчиво. — Там два человека. Один словно накрывает собой другого, но тот, что внизу… — он замялся. — Взгляните…

Франсуа приложился к окуляру и из его уст в изумлении вырвалось:

— Женщина!

Это восклицание вызвало еще больший ажиотаж среди команды «Юной Роуз». Все переглядывались. На горизонте не наблюдалось ничего, похожего на парус, вопросов было множество. Сколько же времени эта шлюпка блуждала по водным просторам, живы ли ее пассажиры или все, что потребуется от команды шхуны, это предать их упокоению?

Франсуа Курон с волнением наблюдал за тем, как пристёгивают шлюпку к борту корабля. Вот матросы вытащили на палубу молодого человека с черными кудрями. Рубашка на нем была полурасстегнута и по шее к левому плечу тянулась багровая полоса солнечного ожога.

— Пульс есть! — сообщил седовласый судовой врач, ощупав парня. — Принесите воды!

Затем на корабль с особой осторожностью перенесли бесчувственное тело молодой девушки с золотисто-русыми волосами, при взгляде на которую у Франсуа дрогнуло сердце. Молодая особа лежала на дне шлюпки, накрытая мужской курткой, видимо, чтобы спастись от палящего солнца, и теперь казалась на фоне своего загоревшего спутника нездорово бледного цвета. Её обескровленные губы были приоткрыты, одна ладонь была судорожно сжата в кулак. С заметным волнением доктор Парос ощупал шею и руки девушки, прислушиваясь и сдвигая брови, потом наклонился к ее груди и с облегчением кивнул.

— Она жива! Только в очень глубоком обмороке!

Франсуа расправил широкие плечи, ощутив внезапное спокойствие:

— Отнесите мадемуазель в мою каюту! — и прибавил. — Я найду, где буду спать…

В этот момент на лицо бесчувственного парня, продолжавшего лежать на палубе, несколько раз плеснули воду, он задрожал, зашевелил губами, и доктор Парос сделал знак, чтобы действие повторили.

— Эжени… — пробормотал молодой человек, распахнув глаза, и полубезумным взглядом уставился на людей вокруг себя.

— Эжени… — повторил он.

— Все хорошо, — ласково сказал врач, касаясь парня. — Вы в безопасности, вам ничего не угрожает. Я — врач…

— Эдвард, — пробормотал тот. — Эжени…

И снова потерял сознание.

Доктор Парос медленно поднялся с колен.

— Нужно унести его с палубы, — сказал он. — Здесь слишком много солнца, а ему его и так предостаточно было.

— Оттащите его на бак! — приказал капитан Шарби и взглянул на судового врача. — Как думаете, давно они в этой шлюпке?

— Пару дней, полагаю. Если у них с собой не было ни фляжки — этого достаточно для подобного состояния, — пробасил тот в седую бороду и прибавил. — Это страшный парадокс. В открытом море можно утонуть, но нельзя утолить жажду…

* * * *

Эдвард Косс переступил порог и оказался в комнате, которая чаще всего служила графу де Лакойе вместо кабинета.

— Звали, сэр? — спросил он, выпрямляясь как можно сильнее.

Арман слегка откинулся в потертом кресле и кивнул:

— Звал… — он взял со стола пепельницу, зачем-то взглянул в неё и отодвинул от себя, затем оценивающим взглядом смерил молодого человека.

— Когда я искал тебя час назад, — начал граф каким-то не своим тоном. — Мне сказали, что вы с Эжени ушли опять в скалы…

— Мы собирали моллюсков, сэр, — смутился Эдвард, опуская взор. Через приоткрытое окно снаружи донесся голос графини де Лакойе, потом чей-то смех. Послеобеденное солнце заглядывало внутрь, словно пытаясь узнать, что тут происходит.

— И… — осторожно продолжил Арман, нарушив возникшую паузу. — Ты ей сказал?

— Сказал… что? — Эдвард проглотил ком в горле, по-прежнему не глядя на собеседника.

Арман многозначительно скривился и вздохнул:

— Что, — передразнил он парня. — О том, что любишь ее…

Теперь молодой человек заметно порозовел и сильно сконфузился.

— Это… заметно? — осторожно спросил он.

Граф де Лакойе сдержал смех, стараясь держаться достойно.

— Поверь мне, да. По-моему, это знают все на острове. Кроме самой Эжени. Но о своих чувствах ты должен сообщить ей лично, а не я или кто-либо другой…

— Я… — Эдвард подбирал слова в замешательстве. — Я не уверен…

— В чем? — опять перебил его Арман, взмахивая руками. — В самом себе?

— Нет, сэр… Я не уверен, что Эжени отвечает мне взаимностью. Боюсь, она видит во мне старшего брата, друга. Не более того…

Граф передернул плечами:

— Но если ты ничего не сделаешь, она так и будет рассматривать тебя как друга! Как, по-твоему, Эжени увидит в тебе мужчину, который ее любит, если ты ведешь себя с ней, как с сестрёнкой?!

Эдвард молчал, смотря в одну точку. Весь его вид выражал неловкость и замешательство. Губы были сжаты в полоску. Очевидно было, что разговор причиняет ему почти физический дискомфорт.

Арман вздохнул и демонстративно подпер щеку кулаком, потом встал.

— Эдвард… — мягко начал он. — Я хочу, чтобы ты понял одну вещь. И я, и моя жена — мы заранее готовы одобрить ваш союз с Эжени. Но я наблюдаю за тобой все последние месяцы… — он сделал паузу. — Извини, я не вижу, чтобы ты делал попытки завоевать сердце моей дочери! Я не спорю, ты очень хорошо к ней относишься, я не сомневаюсь в тебе… Но подобное поведение вряд ли способствует ответным чувствам со стороны девушки, понимаешь это?

Молодой человек по-прежнему молчал, переминаясь с ноги на ногу, потом произнес:

— Да, сэр, понимаю. И я действительно люблю вашу дочь, но я пока не готов, — он замялся и уже тише прибавил. — Наткнуться на отказ…

— Эдвард! — скрипнул зубами Арман, стараясь не казаться резким. — Иногда задумываюсь, действительно ли моя мать воспитывала тебя несколько лет… Понимаешь ли, возможный отказ — это всего лишь повод идти в наступление! — он развел руками. — Пусть Эжени хотя бы знает о твоих чувствах!

— Это приказ? — внезапно покорно спросил тот.

— Уф, — вырвалось у графа и он сел. — Нет, конечно. Это был всего лишь мужской разговор. И вообще-то, я звал тебя не за этим. Сядь и давай сменим тему…

* * * *

В сознании Эдварда возникали звуки и голоса, становилось то тепло, то холодно, из пространства наползала чернота и вдруг светлела, превращаясь в человеческий силуэт. Еще секунда — и этот силуэт обретал женские черты лица. Зеленые глаза, светло-русые длинные локоны: казалось, девушка сейчас засмеется, но нет. Снова пустота. И бескрайние океанские просторы. Им нет конца и края. На небе не видно ни облачка, куда ни кинь взгляд — всюду только ровный горизонт. И снова женский силуэт. И рыдания. Потом тишина и какой-то резкий невыносимый запах, пронзающий мозг и закладывающий уши… Эдвард внезапно дернулся, будто получив удар ножом, и распахнул глаза.

— Эжени! — воскликнул он, заметив, что язык ему с трудом подчиняется, и замер. Перед ним сидел пожилой джентльмен в очках и умиротворенно улыбался.

— Я вряд ли похож на особу с таким именем, — пробубнил он добродушно. — Меня зовут доктор Парос.

Молодой человек завертел головой по сторонам, пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли.

— Где я? Где Эжени?!

— Вы на торговом судне «Юная Роуз», мы подобрали вас в шлюпке. Ваша спутница в глубоком обмороке, она в каюте помощника капитана…

В глазах Эдварда отразился ужас.

— Почему? Я хочу ее видеть!

— Милый мой…

— Эдвард. Эдвард Косс, — механически ответил тот, приподнимаясь на локтях. Но внезапно к горлу резко подкатила тошнота и молодой человек зажмурился.

— Не вставайте, друг мой. Вы не в состоянии… — все таким же отеческим тоном сказал доктор Парос.

— Я хочу видеть Эжени, — пробормотал молодой человек, роняя голову на подушку. — Я хочу знать, что она жива.

— Ваша супруга?

— Сестра, — после короткого раздумья ответил Эдвард и поспешно прибавил. — Моя сестра по отцу.

— Наш помощник — месье Франсуа — предоставил ей свою каюту, — доктор Парос поднес к его губам стакан. — Вы пока пейте.

— Что это? — напрягся тот.

Старый доктор улыбнулся, наблюдая за волнением своего пациента.

— Думаете, я вас отравить хочу? Я все-таки врач…

— Я тоже, — пробормотал Эдвард и снова повертел головой по сторонам. — Это торговый корабль? Странная роскошь — иметь врача…

— Я вам с удовольствием расскажу свою короткую историю, милый мой, но не сейчас. Выпейте, пожалуйста… — все также мягко сказал доктор Парос, и молодой человек повиновался.

— Я хочу убедиться, что с Эжени все в порядке, — сказал он, снова падая на постель.

— Моего слова вам недостаточно? Поверьте, она жива, но еще не очнулась. Что с вами приключилось?

— Смыло за борт во время шторма…

— И куда следовало судно?

Эдвард ничего не ответил, с нарочито болезненным видом прикрывая глаза, и облизал пересушенные губы, демонстрируя слабость. Невыносимо горела шея. Он помнил, как накрыл своей курткой спящую Эжени, чтобы уберечь ее от солнца, а дальше в его голове все сливалось в одно бесформенное пятно между жизнью и смертью. Физически у него сейчас нет сил даже подняться, но он в уме и памяти, значит, нужно собраться с мыслями и понять, что делать дальше.

Итак, если верить словам этого старого доктора, он и Эжени живы и сейчас находятся на борту торгового корабля. Французская шхуна, как сразу понял Эдвард. Если это и впрямь рядовые мореплаватели, им нет дела до ареста графини де Лакойе или Синего Короля, идущего по следу супруги, но уместно ли вообще называть какие-то имена и данные? Он — Эдвард Косс — предусмотрительно назвал Эжени своей сестрой, дальше легенда будет формироваться по мере получения информации о положении вещей.

— Граф, — промелькнуло в мозгу молодого человека перед тем, как он провалился в сон. — Вы знаете, для Эжени я сделаю все, что смогу.

* * * *

Графиня де Лакойе медленно прохаживалась по каморке, служившей ей тюремной камерой. Это был единственный способ выплёскивать накопившуюся в ее деятельной натуре энергию. Она передвигалась разными шагами, иногда на пятках, иногда — на цыпочках, перемещалась вдоль стен или наоборот — исключительно по центру помещения. Она знала точно, сколько больших и сколько маленьких шагов в этой камере, а также расстояние до иллюминатора в ширине своих ладоней. Со стороны могло казаться, будто женщина выжила из ума, но она лишь пыталась таким образом скоротать свои бесконечные будни. Никогда до этого Атани не задумывалась над тем, как трудно проводить любое заключение в одиночку.

Она не сомневалась, что в недавнем шторме корабль ее мужа не пострадал. Арман идет по ее следам, с ним Эжени и все надежные люди. Дочь он постарается высадить где-нибудь по пути. Если повезет, и кто-нибудь, например, Эдгар, сумеет достучаться до разума Армана, он откажется от попытки следовать в Европу. Атани понимала, что ее все равно ждет казнь, а супруг сможет отомстить за неё, лишь будучи свободным. Ему нельзя соваться во Францию, тем более, учитывая факт того, что руки Наполеона уже дотянулись до фамилии де Лакойе.

Графиня перестала ходить туда-сюда и подняла голову, пытаясь найти солнце в крохотном иллюминаторе под потолком. Для нее не составляло сложности ориентироваться по звездам или определять время по солнцу, проблема была только в очень плохой видимости неба из места ее заточения. Уже несколько часов «Величие» стоял на якоре и так как ее «камера» была почти у ватерлинии, из иллюминатора было видно только деревянные подмостки. А если лечь на пол — то немного и предзакатное солнце. Атани спокойно опустилась на колени, и тут в дверном замке повернулся ключ.

— Не думал, что у вас тесные отношения с Господом, мадам, — раздался позади неё ледяно-насмешливый голос лейтенанта Маршаля. — Можете не вставать…

— Чтобы вы присвоили себе честь видеть меня на коленях? — съязвила та, поднимаясь на ноги. — Судно стоит в порту. Я уж думала, вы увлечены местными девками и про меня забыли!

Генрих сделал гримасу отвращения, поставил перед ней фляжку с водой и процедил:

— Не вами же увлекаться, старая дура!

— Знаете, лейтенант, — Атани чуть откинула голову назад и смерила его взглядом. — Пытаться самоутвердится за счет женщины, годящейся вам в матери — ничтожное занятие!

Глаза офицера недобро сверкнули. Генрих чиркнул слюной между зубов, сделал шаг вперед и с силой схватил свою пленницу за руку выше локтя.

— Не вам говорить мне о ничтожном занятии, графиня! — процедил он с отвращением. — Я по вашей милости рос без отца! Старый граф не пожелал даже видеть мою мать после всей этой истории! А вы, жалкая дешевая тряпка, которая в молодости кичилась своей красотой, только и можете сейчас, что играть очередную роль!

И он резко отпустил руку Атани, словно шарахаясь от мерзкого животного.

— Знаете что, — разозлилась та, подступая вплотную к Генриху. — Я могу терпеть, когда вы называете меня дурой, каргой, да хоть ржавой пушкой, но пытаться называть продажной и дешёвой меня, хотя это ваш отец не пропускал ничего, что носило юбку, и чихал на сам факт наличия у него семьи! Тьфу! — она сделала вид, будто плюет на офицера. — Неудачник!

С шумом выдохнув сквозь зубы, тот схватил ее за подбородок, сдавливая его, потом с силой оттолкнул. Атани удержала равновесие, чудом не упав, потом выпрямилась, потрогала лицо, и упрямо мотнула головой:

— Давайте решим вопрос, лейтенант Маршаль! — воскликнула она с жесткой иронией. — Толкните меня ещё раз! Вы не умеете оценивать свою силу! Я упаду, проломлю череп, и вам не придется терпеть мое общество до самого Парижа! Вам же не привыкать убивать женщин!

— Это было случайно! — вдруг заорал тот и его треугольная бородка задергалась. — Я не собирался делать это! Кто вы такая, чтобы я пытался перед вами оправдываться! — он выдержал паузу и прибавил жестко. — И не вздумайте сами разбить себе голову, ясно?! Я соберу вам всех медицинских светил корабля!

Он одернул китель и уже собрался выйти, как голос Атани заставил его остановиться:

— Что и требовалось доказать, Генрих. Ваша ненависть ко мне держится на долге офицера и чести дворянина. Вы лично ответите перед Наполеоном, если я вдруг не доберусь до него живой, правда? Это объясняет, почему здесь навещаете меня только вы, как будто моряку вашего ранга нечем больше заняться, как носить еду арестантке…

Тот, не шевельнувшись, молча изучал стену перед собой, затем еще раз поправил китель и вышел, громко хлопнув дверью.

* * * *

Каюта помощника капитана на «Юной Роуз» была небольшой по размерам, обставленной мебелью в бордовых тонах. Дверь была приоткрыта, на койке лежала молодая девушка без чувств, рядом на полу сидел Эдвард Косс, в волнении поглядывая на нее. Он находился тут уже больше пяти часов с того момента, как сам оказался в состоянии встать на ноги, и теперь превозмогал дурноту, думая только о своей спутнице. Периодически он прислушивался к ее дыханию, считал пульс и смачивал губы девушки водой.

Корабельные склянки пробили шесть часов. Эжени вдруг громко вздохнула, шевельнулась и открыла глаза. Взгляд ее устремился в потолок, губы задрожали, она захотела приподняться, но сил не хватило, и она замотала головой, пытаясь отогнать наползавшую тошноту. Эдвард встрепенулся:

— Эжени! — негромко позвал он, хватая узкую руку девушки и продолжая при этом стоять на коленях.

— Эдвард… — выдохнула та, повернув голову, и в ее зеленых глаза отразилась растерянность. — Где я?

— Эжени, послушай, — молодой человек заговорил твердо, но быстро и тихо. — Я понимаю, что тебе сейчас тяжело физически, но это очень важно. Постарайся уяснить сказанное мною. Мы на торговом корабле, они подобрали нас в море. Это французское судно. Я сказал им, что ты моя сестра по отцу. Это немного объяснит твое имя. Тебя зовут Эжени Косс. Не стоит упоминать фамилию твоего отца, мы не знаем, чем все это может обернуться из-за ареста графини. Наш отец — капитан корабля, нас смыло за борт во время бури….

Едва Эдвард произнес последнюю фразу, как в каюту вошел доктор Парос. Наткнувшись на молодых людей, он остановился и развел руками, чуть улыбнувшись:

— Превосходно! Как вы себя чувствуете, мадемуазель?

Та, словно сомневаясь в себе, взглянула сначала на Эдварда, потом — на доктора, и снова посмотрела на молодого человека.

— Мне уже лучше, благодарю вас, — неуверенно произнесла она.

— Брат, наверное, уже рассказал вам, где вы?

— Немного не успел, — быстро ответил Эдвард, стараясь улыбаться. — Эжени только что очнулась. Я только сообщил ей, что нас подобрало торговое судно, и о нашем отце нет никаких новостей.

— Из хороших вестей — мы подобрали только вас. И даже обломков корабля не попадалось, так что, надеюсь, судно, на котором вы плыли, успешно пережило бурю… — добродушно сказал доктор Парос и прибавил. — Мадемуазель, если вы очень желаете, можете попробовать выйти на палубу, но я бы посоветовал вам полежать еще несколько часов, вы можете упасть. От приема пищи тоже вам пока лучше воздержаться. Эта каюта отдана в ваше распоряжение.

Эжени кивнула, прошептала одними губами «Благодарю» и тут заметила багровую полосу на шее Эдварда:

— О, Боже! — воскликнула она с испугом. — Что с тобой?

Молодой человек осторожно склонил голову к плечу:

— Солнце признало меня своим, — пошутил он и прибавил. — Курткой я тебя от солнца укрыл… А дальше помню, что пытался спасаться от жары и поливать себе руки и шею морской водой.

— Ужасно, — прошептала Эжени, несколько раз моргнув, а молодой человек снова улыбнулся:

— Особая примета, наверное, останется…

Доктор Парос внимательно наблюдал за молодыми людьми, потом сказал:

— Вижу, присмотр врача вам обоим уже не нужен… И еще, Эдвард, позвольте спросить, вы пытались мне что-то сказать про то, что тоже врач. Это правда?

Молодой человек смутился:

— Наверное, это звучало дерзко. В какой-то степени, так и есть, но мои знания по ряду причин не полноценны…

— Полагаю, это поправимо, но сейчас не буду вам мешать… — он попрощался кивком головы и вышел из каюты.

Повисло молчание. Эжени попыталась сесть на постели, но Эдвард жестом попросил ее не делать этого, затем поднялся с пола, подошел к двери и выглянул в коридор, затем вернулся к кровати, присел рядом и заговорил:

— Здесь служит врач, которого ты только что видела. Я еще не узнал, почему он вдруг оказался на обычной торговой посудине. Это немного странно. Корабль я не рассматривал. Я очнулся, и как только смог, попросил позволения находиться возле тебя, — он обвел вокруг рукой. — Каюта помощника. Его я тоже не видел…

— Ты думаешь, мы в опасности? — пискнула девушка, не сводя с него зеленых глаз.

Эдвард покусал губу:

— Надеюсь, что нет, если четко определимся, что говорить и как себя вести. Одно точно: ты не дочь графа де Лакойе. Ты вообще это имя никогда не слышала. И я тоже, — он сделал паузу и заговорил более оживленно, но лицо его было бледным, голос сбивался. — Мы жили на Савайи. Наш корабль следовал во Францию. Моя мать умерла давно, твоя… — он задумался.

— Осталась на острове, — предложила девушка и пояснила. — Нам надо, чтобы история не имела пробелов. Я не хочу говорить о своей матери в прошедшем времени… Эдвард, ты ужасно выглядишь, тебе дурно?

— Нет, — неуверенно пробормотал тот и тут же признался. — Я изо всех сил старался продержаться, пока ты не очнулась, чтобы понять, как нам поступить. Я не знаю никого из этих людей. Из-за ситуации с графиней де Лакойе я вообще не уверен, что нам нужно появляться во Франции, но пока у нас нет выбора… — он встал и, пошатываясь, направился к дверям. — Эжени, пожалуйста, тебе нужно отдохнуть…

Эдвард неуверенно вышел в коридор, затем раздался звук падающего тела. Девушка испуганно завизжала.

* * * *

— Я — плохая мать, — вздохнула Атани, присаживаясь на диван возле письменного стола мужа. Арман вздрогнул, поднял брови, покосился на входную дверь, затем пожал плечами:

— Дорогая, ты с ума сошла… Ты изумительная мать!

Та слабо улыбнулась и снова вздохнула:

— Нет, Арман, и сейчас я это ясно понимаю. Откуда мне уметь выстраивать доверительные отношения с дочерью, если я сама росла, как сорняк, среди парней? Сейчас Эжени в таком возрасте, когда перед ней встанут любовь и брак, а я не могу определиться, как мне надлежит себя вести, — Атани прислушалась к голосам снаружи и полувопросительно сказала. — Ты вчера говорил с Эдвардом…

Граф де Лакойе передернул плечами:

— Дорогая Атани, при всей моей громадной преданности его покойной матери, Эдвард весь в неё, и это не комплимент сейчас. Полная покорность тому, что получится. Он явно не готов заявить Эжени о своих чувствах, в чем мне и признался. Молчит и думает, что все само упадет с неба!

В голосе его было легкое раздражение.

Атани еле заметно провела языком по зубам:

— Знаешь, Арман, мы с тобой были эгоистично неправы, когда устроились на этом острове, вдали от больших земель. Мы не учли тот факт, что нашей дочери придется устраивать свою жизнь, а ее мир ограничен. Наверное, стоило хотя бы пару лет назад уехать отсюда. Пусть и в Вест-Индию… — она развела руками. — А сейчас это уже не имеет смысла, Эжени воспротивится хотя бы потому, что потребует четких объяснений такому решению.

Граф де Лакойе встал с кресла, убрал руки за спину и, не глядя на жену, сказал:

— Сейчас уже попытка увезти Эжени от Эдварда прозвучит, как плевок в лицо бедному парню. А между тем, он — единственный, кому бы я доверил дочь!

Атани, казалось, хотела возразить:

— Предлагаешь выдать ее насильно?

— Дорогая! — поморщился Арман. — Ни за что. Разумеется, я хочу, чтобы она вышла замуж по любви, сделав свой выбор, но… — он сделал легкую паузу и взмахнул руками. — Но тут больше некого выбирать!

Атани подавила улыбку. Наблюдать за мужем ей казалось интересным.

— И это при том, что твоя команда почти вся состоит из молодых парней.

Лицо графа исказила гримаса:

— Они хорошие моряки и отчаянные ребята. Пусть ими и остаются. Я бы ни за что не отдал дочь… например, Гастону! Хотя я не против него. Или вдруг Эжени приспичит увлечься Джонатаном Гарлоу? — он снова взмахнул руками. — При всем уважении к его родителям, я не позволю записать дочь в список побед этого парня. Тогда пусть лучше Джозеф, — и снова прибавил. — Хотя сложный характер, унаследованный от отца, тоже не повод радоваться…

Атани вдруг рассмеялась. Арман остановился, обернувшись:

— Я смешон?

Графиня встала:

— Нет, милый мой. Ты удивителен. Так интересно сейчас смотреть на тебя. Вспоминать прожитые совместно годы… И думать о своем отце. О том, какой была я в свои семнадцать, и понимать ход его мыслей, которые мне тогда были недоступны

Атани подошла к мужу и аккуратно поправила на нем камзол. Арман взял ее руку и поднес к своим губам.

— Наверное, ты права, — сказал он с легкой грустью. — Я пытаюсь лезть не в свое дело. Но меня начинает раздражать нерешительность Эдварда. Это не по-мужски — вот я о чем! Тем более, что Эжени не распространяется никогда о своих чувствах и ощущениях. Он может потерять свой шанс. А я бы этого не хотел, — прибавил Арман со вздохом.

В этот момент в дверь кабинета постучали, и через мгновение в открывшуюся дверь заглянула Эжени.

— Папа! — сказала она и слегка смутилась, заметив родителей. — Я помешала?

— Ни за что, дорогая, — улыбнулся в усы Арман. — Я всегда к твоим услугам!

* * * *

Эжени села на постели и напряженным взглядом обвела каюту. Вчерашний день был словно в тумане. Могло показаться, что ей все почудилось, но нет — она все в той же каюте, где и очнулась. Дверь была слегка приоткрыта, на столе стоял поднос с завтраком. Пахло аппетитно, но чувства голода девушка не ощущала. Во рту был горький привкус, будто она съела какое-то ядовитое растение, и все это дополнялось беспокойством. Когда накануне Эдвард рухнул в коридоре без чувств, она попыталась подняться, но ощутила слабость и вынуждена была остаться в постели. Доктор Парос сказал, что Эдвард в кубрике и ему нужен здоровый сон. Который сейчас час?

Эжени захотела встать, но не решилась, чувствуя головокружение. Задержав дыхание, она на мгновение закрыла глаза, потом прислушалась. На судне было безмолвно и спокойно. Видимо, «Юная Роуз» мирно идет своим курсом, и погода не располагает к сложностям. Наверху протопали чьи-то сапоги, и снова стало тихо. Девушка вздохнула.

Что же теперь будет? Её отец наверняка считает погибшими ее и Эдварда. Вряд ли он изменит своим планам, а значит, «Синяя Королева» идет в Европу. Но Эжени знала, что корабль под командованием ее отца никогда не появлялся так близко от континента, это было небезопасным, учитывая славу, которую судно сумело себе снискать за эти годы. Она не вникала в подробности отцовской деятельности, но слышала, что где-то в Вест-Индии Синий Король обычно брал другой корабль. Что же будет сейчас?

Кажется, Эдвард говорил, что «Юная Роуз» идет во Францию? Если их обоих туда доставят, что они там будут делать? Девушка поежилась от охватившего ее беспокойства. К подобным переменам в своей жизни она точно не была готова. Она за свою жизнь очень мало покидала остров, и, уж тем более, ей не приходилось бывать в Европе. У нее было прекрасное воспитание, но от предрассудков и правил большого общества Эжени была очень далека и смутно понимала, чего ей стоит ожидать в большом городе. Впрочем, с ней Эдвард. Человек, которого она знает с самых юных лет. Пока он рядом, она в безопасности. Как-нибудь они справятся.

Дверь каюты открылась, и вошел доктор Парос.

— Доброе утро, мадемуазель, — улыбнулся он. — Я принес вам поесть, но, кажется, вы и не притрагивались к тому, что я оставил вам утром…

— Я… Еще не успела. Благодарю вас, — Эжени постаралась придать своему голосу беззаботность. — Скажите, где Эдвард?

— Ваш брат уже на палубе. Он проснулся пару часов назад и решился подняться. Воздух пошёл ему на пользу. Я убедил его, что ему нужнее прогулка, чем сидение подле вас, пока вы спите.

Девушка поправила платье и пристально взглянула на доктора:

— Вы служите врачом на благо французской торговли?

— Ай, милое дитя, — добродушно сказал тот. — Французская торговля уже не один десяток лет лишена процветания, если вы об этом. Вы думаете, ей поможет врач? Ей нужен хороший политик, а сейчас… — видимо, доктор Парос счел лишним озвучивать свои дальнейшие мысли, поэтому осекся и немного другим тоном прибавил. — Мой единственный сын служил помощником капитана на торговом судне. Он умер от лихорадки уже по прибытии в порт. Было поздно чем-либо ему помочь. Но если бы на их корабле был врач, который бы сумел вовремя распознать симптомы и побороть их, мой сын сейчас, возможно, получил звание капитана…

Эжени облизала губы:

— И вы…?

— И я решил, что в моем маленьком городке есть, кому меня заменить. И предпочел наняться на торговый корабль, чтобы иметь возможность спасать другим родителям их детей, — он улыбнулся в седую бороду. — Считайте это старческой прихотью, моя дорогая.

— Это похвально, месье. И я хотела бы подняться наверх. И еще, — девушка слегка смутилась. — Мне хочется пить!

— О, конечно. Можно и нужно, — доктор Парос заботливо налил в стакан воды из графина и протянул его Эжени, потом подал ей руку:

— Позвольте, я помогу вам подняться. Если станет дурно, сразу сообщите…

Едва оказавшись на палубе, девушка остановилась и сжалась в комок, ощутив озноб. Дул порывистый южный ветер, наполняя паруса «Юной Роуз», солнце пряталось за плотными облаками, с первого взгляда трудно было понять, какое сейчас время суток. Куда ни кинь взгляд, тянулась беловатая облачная пелена. У штурвала стояла приземистая фигура корабля капитана, постоянно отдавая приказы.

— Эжени! — подбежал к девушке Эдвард. — Ты в порядке?

— А ты? — в свою очередь спросила та, вглядываясь в его лицо.

Доктор Парос спрятал улыбку, полушутя раскланялся и оставил молодых людей одних.

— Я пообщался немного с капитаном, он спрашивал, где нас высадить… — молодой человек взял Эжени за локоть и отвел к фальшборту.

Девушка снова поёжилась от ветра, сжала розовые губы и встревоженно взглянула на Эдварда:

— Что ты ему ответил?

— Я не был готов сразу к такому вопросу, — тот сделал легкую гримасу. — Но ведь твой отец планировал оставить тебя в Капстаде, и я сказал это капитану… Ты, наверное, слышала о правиле графа про нательный пояс?

— О, да! — негромко воскликнула Эжени. — Этому требованию очень много лет. Каждый член команды в рейсе носит нательный пояс с зашитыми туда золотыми монетами. На случай, если кого-то смоет за борт, но ему повезет выжить… Деньги не повредят…

Эдвард кивнул, наблюдая за горизонтом. На его небритом со следами усталости лице отобразилось напряжение:

— Пояс при мне, как и положено. Я понимаю, что «Юная Роуз» не обязана отклоняться от курса ради нас. Возможно, нам помогут эти деньги…

Повисло молчание. Молодые люди смотрели куда-то вдаль, думая об одном и том же. Они оказались отрезанными от родных и близких, лишенные возможности вернуться домой, которого у них теперь и не было. Впереди маячило пятно из будущего, но что их ждет, и где они окажутся в итоге — никто сказать не мог.

Эдвард больше всего переживал за любимую девушку, понимая, что они сейчас загнаны в угол. Если бы эта история приключилась только с ним, он бы готовился ко всему. Как-никак, у него есть хотя бы общие знания в его профессии. Где бы его ни высадили, он бы попытался устроиться. Возможно, рискнул бы наняться на первый встречный корабль. Его никто не ищет, и называть фамилию своего отца не представляется опасным. Но с ним теперь Эжени и это сильно осложняло положение вещей, делая невозможным все ранее названное. Эдвард понимал, что сейчас его главная задача — позаботиться о девушке, о ее безопасности и дальнейшей судьбе. Сам он был готов отдать жизнь ради любимой, вот только сказать ей об этом не находил сил.

Сзади прозвучали чьи-то шаги.

— Мадемуазель! Позвольте поприветствовать Вас на борту «Юной Роуз», — сказал слегка хрипловатый голос, и Эжени обернулась. Плечистый моряк с широкими скулами вежливо улыбался.

— Разрешите представиться, помощник капитана Франсуа Курон.

Девушка слегка смутилась от этой улыбки, на секунду отвела взор, потом вежливо склонила голову к плечу, что придало ей кокетливый вид:

— О, месье Курон! Это вашу каюту я сейчас занимаю?

Тот вежливо поклонился:

— Мадемуазель, она полностью в вашем распоряжении! Даже не думайте, что мне это доставляет неудобства. Я понимаю, наш корабль не создан для комфортного путешествия дамы, но то, что мы спасли вас и вашего брата, явно знамение свыше.

Эжени осмотрела мачты:

— Это шхуна?

— О, да. Со вполне скромным водоизмещением в двести пятьдесят тонн… А ваш отец тоже на торговом корабле командует?

Эжени сделала вид, будто разглядывает небо и паруса, умышленно пропуская его вопрос мимо ушей, потом убрала с лица непослушный локон и сказала:

— Я впервые на незнакомом корабле…

— О, — Франсуа галантно предложил ей локоть. — На «Юной Роуз» впервые дама. Сочту за честь познакомить вас с судном.

— Вы очень любезны, месье, — девушка одарила его улыбкой, и они двинулись в сторону кормы. Эдвард, не поворачивая головы, какое-то время следил за ними, стараясь казаться спокойным, потом набрал в легкие воздуха и сглотнул ком в горле. На секунду из-за плотной пелены облаков вынырнуло солнце, скользнув по лицу молодого человека, и снова скрылось.

* * * *

Графиня Атани де Лакойе лежала на подвесной койке, чувствуя, как с каждой минутой все сильнее нарастает шум в голове. Дыхание ее было тяжелым и прерывистым, сил не было уже даже на то, чтобы шевелиться лишний раз. Перед глазами мелькали какие-то мушки, странным образом кололо в животе.

— Это недостойная казнь со стороны солдат французской армии, — промелькнуло в сознании женщины, и она снова провалилась в туман.

Уже больше суток лейтенант Маршаль не появлялся у своей арестантки, а, следовательно, у той не оставалось при себе ни еды, ни воды. Но если поначалу Атани мучило чувство справедливого голода, вызывая приступы агрессии, то по мере того, как были истрачены запасы воды, на горизонте стала маячить мучительная смерть от жажды. И в унылые будни арестованной вмешался страх. Сначала она терпеливо ждала характерного звука ключа в замке, вслушиваясь в любой внешний шорох, потом с поразительной регулярностью стала бить ногами и кулаками в дверь, пытаясь дозваться хоть кого-нибудь. Затем, осознав, что лишь впустую тратит оставшиеся силы, Атани предпочла лечь на свою подвесную койку и ждать. Корабль шел ровно, тихий плеск воды снаружи вызывал новые иллюзии, связанные с желанием утолить жажду, но ничто не сообщало пленнице о каких-либо проблемах наверху в виду непогоды или военных действий. Что же случилось?

Атани не факта смерти боялась. Было давно ясно, что именно ожидает ее в Париже, но все же она предпочла бы умереть от ружейных залпов или хотя бы на виселице, чем больше суток корчиться в судорогах обезвоживания. Она пыталась облизывать сухие губы, но слюны во рту не было и легче не становилось. Чтобы отогнать наваливающееся головокружение, женщина закрыла глаза и погрузилась в раздумья, решив, что пока разум при ней, она еще жива.

Теперь у ее семьи нет дома. Ее юной дочери придется привыкать к тому, что ей всегда было чужим. И в этом вина ее матери.

Атани не сомневалась, что Арман решит оставить Эжени где-нибудь в Капской колонии или в Вест-Индии в обществе тех, кому может доверять. Кто сейчас рядом с Арманом из его людей? Сколько человек успело покинуть остров до того, как по нему принялись палить из пушек? А что, если Эжени попросту некому вверить? Значит ли это, что Арман и её везет в Европу? Если это так, он просто обязан отказаться от нелепой попытки вызволить жену из лап наполеоновских солдат. Ведь самое главное — это Эжени. Арман — изумительный отец. Гораздо лучший, чем его жена — мать. Он сумеет принять нужное решение в сложный момент.

Графиня на секунду открыла глаза, поморщилась от боли в них и снова зажмурилась. Когда ей не было и двадцати, она была на удивление бесстрашной и жесткой. У нее были приоритеты, в которых на первых местах стояло нежелание признавать свои ошибки и поражения. Как это все сейчас смотрелось глупо и смешно! Только такой мудрый и сильный духом человек, как граф де Лакойе сумел в свое время победить тогдашнюю Атани, выдать ее за себя и изменить ее модель поведения. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять, что она устала. Устала от кораблей, риска, бурь и опасностей. Устала от желания быть первой и лучшей.

Неожиданно ход ее мыслей принял иное направление. Перед глазами возникла улыбающаяся маленькая девочка, бегающая по берегу. Эжени. В отличие от своей матери она не привыкла быть бойцом, она не знает, что такое пытаться быть главной и не умеет управлять кораблем. Эжени — обычная девушка, и Арман придерживался этой позиции с первых дней ее рождения, стараясь держать любознательное создание подальше от всего, что касалось деятельности его самого. Их дочь росла вдали от европейского общества с его стандартами, коварством и соблазнами. Она уже ряд ли увидит свою мать, но пусть на ее пути будут попадаться только хорошие люди. И неважно, что они могут нарушать закон, который, как известно, далеко не всегда действует во благо обычных людей.

Неожиданно Атани вздрогнула, ощутив на своем лице что-то холодное, и открыла глаза. Чья-то рука держала над ней фонарь. Расплывчатые тени создавали иллюзию присутствия рядом множества людей, пахло чем-то подгоревшим. Женщина хотела что-то сказать, но, почувствовав на губах капли воды, молча и жадно облизала их.

— Графиня, — позвал ее незнакомый голос. — Можете сесть? Я принес вам воды!

При слове «вода», Атани собрала волю в кулак и, дрожа, словно в ознобе, неловко села. Ее пальцы судорожно вцепились в тепловатую фляжку. Пить!

Живительная влага попала в нос, потекла по подбородку, устремилась вниз по шее. Женщина закашлялась, пытаясь отдышаться, затем сделала еще пару глотков и при свете фонаря рассмотрела визитера.

Судя по всему, это был юнга. Худенький паренек лет шестнадцати с заживающим шрамом на подбородке с хитрым прищуром смотрел на арестантку, но в его глазах и позе читалось, скорее, равнодушие, чем интерес. В одной руке он держал фонарь, в другой — сверток с едой.

— Меня зовут Жан-Пьер, — сказал юноша. — Воду я вам оставлю. Завтра вечером приду снова…

— Я подумала, меня таким образом хотят убить, — пробормотала Атани, думая о другом, и вдруг спросила. — А лейтенант Маршаль?

— Он не здоров и пока не может вас навещать, — сдержанно ответил юнга. — Когда лейтенант оказался в состоянии вспомнить о вас, то отдал мне приказ. Пока к вам буду приходить я…

— Генрих отравился собственным ядом? — не удержалась Атани, но ответа не прозвучало. Жан-Пьер вручил ей еду, сухо пожелал доброй ночи и удалился. В замке прозвучал ставший привычным скрежет ключа.

Лишь на третий день после этого визита у графини появился сам Генрих: кое-как одетый, с перевязанной грудью и в измятом кителе, висевшем поперек плеча. Он убедился, что его подопечная в полном порядке, и вышел, проигнорировав все ее вопросы и замечания.

* * * *

Неделя на «Юной Роуз» промчалась, как один день. Узнав историю неудачных попыток Эдварда освоить медицину, доктор Парос с энтузиазмом взялся за обучение молодого человека, завалив его книгами, а также заставляя вести конспекты и заучивать его лекции. В хорошую погоду молодой человек часами просиживал на палубе за чтением, периодически что-то бормоча себе под нос, и при этом… боковым зрением наблюдал за Эжени, когда та прогуливалась наверху.

Открытую обаятельную девушку, которую, казалось, не сильно смущало мужское общество, быстро приняли на корабле. Капитан Шарби обращался к ней не иначе как «дитя моё», матросы же иногда паясничали перед пассажиркой и пытались шутить, но границ дозволенного не переходили. Причем, Эдварду справедливо казалось, что останавливал их не столько «брат» девушки, сколько помощник их капитана. Молодой человек с отчаянием вынужден был признать тот факт, что Франсуа Курон уделяет Эжени слишком много внимания, не вписывающегося в понятие о вежливости. Однако предъявить тому было нечего. Франсуа не позволял себе ни единого лишнего слова или жеста, был деликатен и вежлив по отношению к девушке и изо всех сил старался проявлять дружелюбие к самому Эдварду.

Последний переносил это все с обреченной покорностью. Он видел, как стремится понравиться их пассажирке помощник капитана «Юной Роуз», обращал внимание на то, как мило ведет себя с Франсуа сама Эжени, и старался не демонстрировать ничего, кроме строгого равнодушия. Со стороны, в самом деле, могло показаться, что старший брат не желает вмешиваться в то, что его не касается, если не ощущается угрозы в адрес сестры.

Эдвард сам бы не мог сказать, почему ему нравится подобная пытка: быть на палубе во время прогулок Эжени и Франсуа, наблюдать за обоими, слышать иногда смех и видеть оживленное лицо девушки. Если бы свидетелем происходящего здесь был Арман де Лакойе, он бы отвесил Эдварду затрещину, которой можно было опрокинуть слона, но того поблизости не было, и молодой человек в определенные мгновения все ниже склонялся над своими книгами, делая вид, что и не думает наблюдать за общением «сестры» и капитанского помощника.

Эдварду выделили койку в кубрике, но заниматься там было невозможно, поэтому, как правило, он делал это либо прямо на палубе, либо в кают-компании, лишь иногда обсуждая полученные знания в каюте доктора Пароса. Пожилой врач ловко распознал в своем ученике не только жажду медицинских знаний, но многие свои размышления предпочитал пока держать при себе.

Дул несильный ветер, наполняя паруса «Юной Роуз», и та словно стремилась как можно быстрее достичь цели своего плавания. На расстоянии кабельтова огромный кит на секунду вынырнул из воды, показав белое брюхо, затем с диким всплеском погрузился обратно, оставив лишь мелкие брызги, которые подхватил ветер и бросил в лицо морякам, находившимся на палубе корабля.

Эдвард оторвался от размышлений и перелистнул книжную страницу, на мгновение задержав дыхание, чтобы не спугнуть крупного альбатроса, севшего на бушприт. Несколько мгновений человек и птица смотрели друг на друга, потом последняя щелкнула клювом, прочистила перья и взлетела, расправив широкие крылья. Молодой человек проводил ее взглядом, любуясь красотой полета, потом поскреб кончик носа и чихнул.

Он расположился на носу судна прямо на палубных досках, прислонившись спиной к ящику с песком и, слегка щурясь от солнца, задирал голову в небо, периодически бормоча себе под нос что-то из только что прочитанного. Его безупречно выбритое на отцовский манер лицо выражало какую-то тревожную мысль, в синих глазах блестело отражающееся от водной глади солнце.

Молодой человек понимал, что корабль идет во Францию, но сам туда не хотел. Им с Эжени было желательно не углубляться так далеко от привычных вод, где им знаком в целом хотя бы образ жизни. Сейчас они — изгнанники без дома и друзей, все, что у них есть — это они сами и немного денег, которых явно недостаточно, чтобы начать всё заново в чужом обществе. Перспективы не казались радужными. С другой стороны, Эдвард осознавал, что в Европе у них с Эжени больше шансов на будущее, чем на каком-нибудь архипелаге, который рискует в любой момент быть разграбленным пиратами. И это он сейчас не про команду Синего Короля.

— Снова занимаешься? — прозвенел рядом женский голос, и молодой человек вздрогнул всем телом, очнувшись от размышлений. Перед ним стояла Эжени, длинные волосы которой были аккуратно собраны в прическу, чтобы уберечь их от беспощадного морского ветра. Девушка осторожно присела рядом на доски и заглянула в книгу, лежавшую у парня на коленях.

— Интересно? — с ребячеством спросила она.

Эдвард еле уловимо вздохнул:

— Доктор Парос сказал, что вечером устроит мне экзамен на эту тему, — сказал он и вдруг спросил. — Эжени, скажи, тебе не страшно?