Бесплатный фрагмент - По мотивам русской классики

Об авторе

Максимова Ирина Николаевна — драматург, автор более 20 пьес и инсценировок.

Выпускница филологического факультета Уральского государственного педагогического университета.

Преподаватель, магистр по направлению «Психолингвистика».

Литературной деятельностью занимается с 2017 года.

Автор книги «Нелитературно выражаясь. О чем вам не рассказали в школе».

Инсценировка «Иллюзия Коврина» — победитель Всероссийского конкурса на лучшую инсценировку / оригинальную пьесу по произведениям А. П. Чехова (2020).

Пьеса-монолог «Каля-Маля» заняла I место в конкурсе «Монодрама-2022».

Пьеса «Самый одинокий кит на свете» — победитель Всероссийского литературного конкурса им. И. Рождественского (2022).

Пьеса «Колдованный круг» в 2022 году получила специальный приз Международного конкурса драматургии Badenweiler.

Ведет свой блог о литературе «Не-литературно выражаясь».

С творчеством Ирины Максимовой можно ознакомиться на ее сайте: https://irinamaksimova.ru.

Живет в Екатеринбурге.

Иллюзия Коврина

Фантазия по мотивам повести А. П. Чехова «Черный монах»

Основу пьесы составляют повесть А. П. Чехова, которая уже давно приобрела прочную репутацию «загадочной». Пьеса «Иллюзия Коврина» стала еще одной интерпретацией известного произведения. Черный монах здесь не только видение героя, порождаемое его болезненным сознанием, но и темная сила, искушающая человека. А подверженными иллюзиям оказываются все герои — не только Коврин, но и Песоцкий с дочерью.

В 2020 году пьеса «Иллюзия Коврина» стала победителем Всероссийского конкурса на лучшую инсценировку / оригинальную пьесу по произведениям А. П. Чехова.

Действующие лица

Коврин Андрей Васильевич.

Черный монах.

Песоцкий Егор Семенович.

Таня 1.

Таня 2.

Образ Тани двоится. Обе Тани похожи, но при этом Таня 1 грациозна, женственна, обаятельна, с приятным выговором и манерами, а Таня 2 — угловата, резка и часто нелепа в движениях, иногда говорит срывающимся голосом.

Сцена 1

Вечер. Приусадебный парк. Видны две фигуры — это Коврин и Черный монах.

Черный монах. Кто ты?

Коврин. Коврин… Андрей Васильич.

Черный монах. Кто ты?

Коврин. Я философ. Ученый. Магистр.

Черный монах отрицательно качает головой.

Коврин. Жених… Тани… Татьяны Егоровны Песоцкой.

Черный монах недовольно качает головой.

Черный монах. Ты не такой, как все. Ты — избранный!

Коврин. Возможно… Мне иногда это казалось… но…

Черный монах. Одаренный свыше. Твои мысли, твоя удивительная наука посвящены разумному и прекрасному, то есть вечному. Разве не так?

Коврин. Ты прав.

Черный монах. Пришло время признать: вся твоя жизнь несёт на себе небесную печать.

Коврин. Как странно… и как приятно тебя слушать!

Черный монах. Ты — гений!

Коврин. Да… да! Я гений.

Черный монах на несколько секунд прикрывает Коврину рот рукой.

Коврин. Ко мне приходит Черный монах и уверяет меня, что я гений. Я болен… психически болен.

Черный монах. Тебя это смущает?

Коврин. Я работал через силу и утомился.

Черный монах. Не надо оправданий.

Коврин. Я много думал…

Черный монах. Ты принес свое здоровье в жертву идее…

Коврин. Я наблюдал за идейными людьми. Они все нервны и чувствительны…

Черный монах. Близко время, когда ты отдашь ей саму жизнь…

Коврин. Я думал о бессмертии… А как же…?

Черный монах. Верь в него.

Коврин. Я не боюсь смерти.

Черный монах. Тело бренно.

Коврин. Я боюсь умереть посредственностью.

Черный монах. А вот твоя душа… Ты гений. Ты хочешь осознавать это?

Коврин. Иногда я сомневаюсь. Но теперь есть ты. И у меня есть, кому доверить свои мысли.

Черный монах. И есть, кому доверить свою душу…

Коврин. Я нравлюсь тебе?.. У тебя такое умное и выразительное лицо… Я не думал, что моё воображение способно создавать такие феномены.

Черный монах. По-твоему, я — иллюзия?

Коврин. Ты же не существуешь… Когда я просто видел тебя там, у обрыва, я считал: ты продукт моего воображения. Но теперь ты заговорил со мной… или существуешь?!

Черный монах. Думай, как хочешь.

Коврин. Нет, ответь!

Черный монах. Я существую только в твоем воображении? Пусть так. Но твое воображение — часть природы. Значит, я существую и в природе.

Коврин. Я знаю: я болен. Как мне верить себе?!

Черный монах. А сколько в мире гениальных людей! И им верит весь свет! Где гений — там умопомешательство!.. Здоровы и нормальны только заурядные. Стадные люди. Хочешь быть нормален — иди в стадо!

Коврин. Ты подслушал мои мысли… (Пауза.) Как я могу послужить идее?

Черный монах. Твоя наука. Отныне все, что ты скажешь, напишешь, будет исполнено великого смысла. Все это будет признано гениальным.

Коврин. И в чем тогда мое предназначение?

Черный монах. Выбирай. Да в чем угодно. Хочешь быть спасителем, к примеру?

Коврин. Выбирать?

Черный монах. Ты избранный и можешь все.

Коврин. Я трудно представляю себя в этой роли.

Черный монах. Ты доверишь мне свою душу, а я помогу тебе сделать человечество достойным царствия божьего.

Коврин. В этой жизни людям недоступно вечное и прекрасное. (Пытаясь вглядеться в лицо монаха.) Зачем жить?

Черный монах. Единственно — для наслаждения.

Коврин. Доктор за бутылкой вина посоветовал мне пожить в деревне. И вот я здесь. И мне все нравится! Смотрю на лучи заходящего солнца — и наслаждаюсь, на мокрые от росы цветы — и наслаждаюсь. Опускаю глаза в книгу — и наслаждаюсь. Пишу, учу итальянский язык — и наслаждаюсь. Во мне каждая жилочка дрожит от удовольствия!..

Черный монах. Ты рассуждаешь, как дилетант.

Коврин. Мне нравится жить!

Черный монах. И это, по-твоему, жизнь? Жизнь гения?

Коврин. Я очень мало сплю. Таня волнуется за меня. Говорит, что я слишком много говорю, много пью и много курю дорогих сигарет.

Черный монах. Теперь все будет по-другому. Иногда нужно пройти сквозь тьму, чтобы увидеть свет.

Коврин. А ведь я могу увлечься Таней…

Черный монах. Это совсем ни к чему.

Коврин. Влюбиться в это маленькое, слабое существо…

Черный монах. Должно быть, нервна…

Коврин. В высшей степени.

Черный монах. А как в остальном?

Коврин. В чем?

Черный монах. Ну… глаза… формы…

Коврин. Невысокого роста, бледная, тощая, ключицы видно…

Черный монах. Нимфа-обольстительница.

Коврин. Почему я сказал, что она моя невеста? Странно…

Черный монах. Гений обладает особым взглядом на мир.

Коврин. А ведь она просила меня о помощи… Она написала мне письмо.

Черный монах. Это мелко для избранного. Гений должен мыслить масштабно.

Слышатся голоса: «Андрюша! Андрей Васильич! Где вы?!»

Коврин. Да, я избранный. (Направляясь в сторону голосов.) И могу начать с малого.

Черный монах. Остановись.

Коврин. И я вправе сам выбирать.

Черный монах. Ты заблуждаешься…

Появляются Таня 1 и Таня 2.

Таня 2. Андрей Василье-е-е-евич!

Таня 1. Андрюша-а-а-а! Вы где?

Замечают Коврина. Он после минутного колебания направляется к Тане 1 и в разговоре обращается к ней, время от времени поглядывая то на Таню 2, то на Черного монаха. В отличие от Тани 1, Таня 2 видит Черного монаха. Она со стороны наблюдает за беседующими, реагируя на их разговор.

Таня 1. А мы вас ищем, ищем… Приехал скрипач. Ведь вы хотели послушать серенаду брага.

Коврин (разглядывая Таню 1). Как она хороша!

Таня 1. Что с вами?

Коврин. Я доволен, Таня. Я больше, чем доволен, я счастлив!

Таня 1. Какой вы странный, Андрюша.

Коврин. Таня, милая Таня, вы чрезвычайно симпатичное существо.

Таня 1. Существо?..

Коврин. Милая Таня, я так рад! (Целует ее руки.)

Таня 1. Андрей Васильевич…

Коврин. Я не могу рассказать вам. Вы назовете меня сумасшедшим. Но поверьте мне: я пережил только что светлые, чудные, неземные минуты! Мне вдруг открылось, зачем я здесь.

Таня 1 и Таня 2. «Здесь» — это где?

Коврин (Тане 2). В земной жизни. (Тане 1.) У вас, в Борисовке.

Таня 1. Вино было для гостей, на ужин.

Коврин. Господи, а ведь она уже совсем взрослая! Когда я уезжал отсюда — давно…

Таня 2. Пять лет назад.

Коврин. Да, точно. Вы были такая тощая, длинноногая, простоволосая.

Таня 1. Андрюша…

Коврин. Носили короткое платьице. Я дразнил вас…

Таня 2. …цаплей!

Коврин. Точно! Цаплей!

Таня 1. Андрей Васильевич, скажите честно: вы приехали сюда почему?

Коврин. Ну, вы написали мне письмо. Такое длинное…

Таня 1. То есть вы приехали из-за отца?

Коврин. Вы просили помощи. Написали, что Егор Семеныч… что его теперешнее состояние требует моего присутствия. Хотя, между нами говоря, мне кажется, вы погорячились. Старик вполне сносен, и волноваться не о чем… Тогда зачем это письмо?

Таня 1. Вы отвыкли от нас… Хотя это естественно. Вы мужчина… У вас там своя, интересная жизнь. Вы величина…

Коврин. Таня, где ваш скрипач? Пойдемте слушать Брага!

Таня 1. Андрюша, мне хочется, чтобы вы считали нас своими. Мы имеем на это право.

Коврин. Я считаю.

Таня 1. Поклянитесь!

Коврин. Какая вы славная, Таня! Смешная…

Таня 1. Спасибо, Андрюша, что приехали. У нас неинтересные знакомые, да и тех мало…

Коврин. А этот ваш скрипач. Вы же понимаете, что он ездит сюда не для ваших соль-миноров.

Таня 1. Ну, иногда хочется чего-нибудь для разнообразия…

Таня 2. Я помню: когда вы приезжали к нам на каникулы или просто так, в доме становилось как-то светлее. Точно с люстры и с мебели снимали чехлы… Я была тогда совсем девочкой и все-таки понимала…

Таня 1. Мой отец обожает вас. Иногда мне кажется, что он любит вас больше, чем меня. Не возражайте. Вы видели, как много у нас ваших фотографий.

Коврин. Так это Егор Семеныч? А я думал, вы…

Таня 1. Он очень гордится вами. Вы ученый, необыкновенный человек. У вас блестящая карьера.

Коврин (глядя на Черного монаха). Ну, для этого есть основания…

Таня 1. Он уверен, что это все благодаря ему.

Коврин. Вот как!

Таня 1. Я не мешаю ему так думать.

Коврин. Что ж… И в самом деле, почему не потешить старика?..

Таня 2. Все детство я только и слышала, какой вы гениальный и какая у вас великая будущность. А моя, моя будущность никого никогда не волновала…

Коврин. И вы написали мне письмо…

Таня 1. И я написала вам письмо…

Коврин. Пойдемте. Где ваш скрипач? Его музыка и ваше сопрано… Таня, я слушаю с жадностью…

Таня 2. Вы клоните голову на бок…

Коврин. …я изнемогаю от них!

Таня 2. …и у вас слипаются глаза.

Коврин. А та барышня с контральто — она будет сегодня? (Направляется к выходу.)

Таня 2 подбегает к Тане 1 и сзади обнимает ее.

Таня 1 (вслед Коврину). Андрей Васильевич! Андрюша, вы не уедете от нас?

Коврин (оборачиваясь). Пока не собираюсь. Мне здесь работается в удовольствие.

Таня 1. Вы так мало спите.

Коврин. После бессонной ночи, смотрите, я бодр и весел.

Таня 1. Все этому и удивляются…

Таня 2. Может, в городе вам лучше?

Коврин. Там такая же нервная и беспокойная жизнь. (Глядя на Черного монаха.) К тому же есть ещё кое-что, что держит меня здесь.

Таня 2, тоже глядя на Черного монаха, отходит от Тани 1.

Таня 1 и Таня 2. Что же?

Коврин. Милая Таня, пока я не могу вам рассказать об этом. Но придет время, и вы обязательно всё узнаете.

Черный монах исчезает.

Таня 1. Обещаете?!

Коврин. Обещаю!

Сцена 2

Зала в доме Песоцких. Посредине стоит накрытый обеденный стол. Слева с торца сидит Коврин, напротив него, справа, — Таня 1. Они в ожидании. Молчание. Раздается крик: «Кто привязал лошадь к яблоне?!» Быстрым шагом входит Песоцкий.

Песоцкий. Я спрашиваю: какой мерзавец привязал лошадь к яблоне?!

Песоцкий садится за стол. Таня 1 подает ему время от времени блюда.

Песоцкий (с аппетитом ест и одновременно говорит). Боже мой! Боже мой!.. Перепортили, пересквернили! Перепакостили!

Таня 1 пытается что-то сказать.

Песоцкий. Молчи!.. Пропал сад! Погиб сад!.. Боже мой!

Коврин. Егор Семеныч, тридцать десятин земли — и всего одна яблоня. Ну, что вы, ей-богу?

Песоцкий. А еще оранжереи, теплицы, грунтовые сараи. Две пасеки — чудо нашего столетия!..

Таня 1. Степка возил ночью навоз и привязал лошадь. Кора немного потерлась.

Песоцкий. Каналья! Повесить мало!

Коврин. В детстве ваш сад производил на меня сказочное впечатление. Каких только в нем не виделось причуд, изысканных уродств! А теперь я слышу название: «коммерческий».

Песоцкий. Ежегодно несколько тысяч чистого дохода… Я очень рад, что ты приехал. (Подходит к Коврину, обнимает его.) Несказанно рад… Спасибо. Есть у меня кое-какие соображения насчет тебя… Но это потом… потом… Пусть будет этакая интрига.

Песоцкий снова усаживает за стол, продолжает есть.

Песоцкий (Тане 1.) Обещают утренник, так что спать не ложись. Костры уже развели.

Коврин. Я ещё в детстве чихал здесь от дыма. Но до сих пор не понимаю, как это дым может спасти от мороза.

Таня 1. Дым заменяет облака, когда их нет.

Коврин. А зачем облака?

Таня 1. В облачную погоду не бывает утренников.

Коврин. Вот ведь не знал.

Песоцкий. Всего знать, конечно, нельзя… Как бы ни был обширен ум, а всего туда не поместишь. Ты по какой науке?

Коврин. Философия.

Песоцкий. Вот оно как…

Коврин. Читаю ещё психологию… Но, вообще, философия… да…

Песоцкий. И всю жизнь?

Коврин. Да…

Песоцкий. И не прискучило?

Коврин. Напротив, этим только и живу.

Песоцкий. Ну дай бог, дай бог… И всё равно я рад за тебя… Очень рад, братец… (Сыто откинувшись на стуле.) Философия, говоришь… А знаешь ли ты, братец, что твой бывший опекун и воспитатель тоже в своем роде известная личность?

Коврин (переглянувшись с Таней 1). Как же — известный в России садовод.

Песоцкий. Статейками балуюсь.

Коврин. Ну, Егор Семеныч!

Таня 1. Прекрасные статьи. Он отлично пишет.

Песоцкий. Ну, уж и отлично! Скажешь тоже.

Таня 1. Сейчас, Андрюша, я принесу.

Таня 1 направляется к выходу. Ей навстречу выбегает Таня 2 с брошюрами и журналами в руках, подает их Тане 1.

Песоцкий. Не слушай ты её, пожалуйста! Не читай!

Таня 1. Вот, Андрюша, почитайте статьи отца.

Песоцкий. Впрочем, пожалуй, читай: прекрасное снотворное средство.

Таня 1. По-моему, великолепные статьи!

Песоцкий хохочет.

Таня 1. Вы прочтите, Андрюша, и убедите папу писать почаще.

Коврин. Обязательно.

Песоцкий. Да не слушай ты её… (Дрожащими руками перебирает и перекладывает брошюры.) Сначала прочти это. Статья Гоше… и вот эти русские статейки… чтобы было понятно… Прежде чем читать мои возражения, надо знать, на что я возражаю… (Собрав брошюры в стопку, подает их Коврину.) Вот…

Коврин. С удовольствием. Ночь длинная… Надеюсь, осилю. (Тане 1.) Мне бы для такого дела… бутылочку того вина, что с обеда осталось. (Взвешивая на руке брошюры.) Нет, все-таки две бутылки.

Таня 1 направляется к выходу. Ей навстречу выбегает Таня 2 с вином в руках, подает их Тане 1. Таня 1 подает вино Коврину.

Коврин. Покойной ночи вам! Облаков побольше. (Уходит.)

Песоцкий (вслед). Скучища… ерунда! (Таня 1 обнимает его.) Спать пора, кажется…

Сцена 3

Комната Коврина. Он полулежит на полу, вокруг него полупустые бутылки и брошюры. В кресле сидит Черный монах.

Коврин (берет и кидает брошюры). «О промежуточной культуре». «Несколько слов о перештыковке почвы под новый сад». Вот! «Еще об окулировке спящим глазком». И все в таком роде. (Откидывается на спину.) Давно я не читал такой дребедени. Помрешь со скуки. (Садится.) Но какой задор! Нервный. Я бы сказал болезненный.

Черный монах. Вот статья с мирным названием «Русская антоновская яблоня».

Коврин. Посмотри, как он её начинает. Фонтан ядовитых слов. О профанах и дилетантах. А в конце сожаление о том, что мужиков, ворующих яблоки, больше нельзя драть розгами.

Черный монах. Разведение садов — дело красивое и здоровое.

Коврин. Я тоже так думал. Но нет! Эти идейные люди — с высоты своего опыта и возраста — превращают милое, невинное дело в страсть и войну. И почему-то считают, что имеют на это право. А ведь это издевательство над природой. Груша в виде пирамиды, зонт из яблони, дуб в виде шара. А эта цифра из слив, означающая год, когда Песоцкий занялся садоводством! Это же насилие над естеством!

Черный монах. Да ты гилозоист.

Коврин. Учение о наличии души у природы мало интересовало меня. Но теперь… Я иногда сам чувствую себя яблоней, к которой привязали лошадь…

Черный монах. Ты привязан к этому дому?

Коврин. Единственное место, которое мне здесь по душе, — это парк. Угрюмый, строгий. Он оканчивается обрывистым, крутым берегом. Сосны с обнажившимися корнями. Мохнатые лапы. Внизу нелюдимо блестит вода. Кулики жалобно посвистывают. Мрак… и такое настроение…

Черный монах. Хоть садись и балладу пиши.

Коврин. Слушай, после наших с тобой встреч мне весело. Вчера я смеялся, пел и даже станцевал мазурку! Таня сказала, что у меня особенное, вдохновенное лицо. Я очень-очень интересен… Я часто взволнован, приятно взволнован… Иногда мне сильно хочется рассказать о тебе Тане и Егору Семенычу.

Черный монах. Лучше промолчать.

Коврин. Да, наверно, сочтут за бред…

Черный монах. Или испугаются. (Пауза.) Зачем тебе эти люди? С их призрачным садом… Зачем избранному статьи о спящем глазке?

Коврин. Наивная, нерассуждающая любовь. И если бы не эта девушка и её отец, я бы, пожалуй, и не узнал, что такое любовь. К очень близким, кровным людям. В раннем детстве я потерял отца и мать.

Черный монах. Это просто полубольные нервы…

Коврин. Нет-нет! Эти два человека любят меня, как родного.

Черный монах. Ты же философ, ты должен отличать желаемое от действительного.

Коврин. Я никогда не смогу полюбить здоровую, крепкую, краснощекую женщину. А вот бледная, слабая Таня…

Черный монах. Для тьмы все кошки серы…

Коврин. Как ей могут нравиться эти статьи?..

Черный монах. Брось их. А что твоя последняя статья?

Коврин. Идеи, к которым я пришел в разговорах с тобой, имели огромный успех. Она произвела фурор!

Черный монах. Ты избранный. И должен держаться этого пути.

Коврин. Вот ты странный, сверхъестественный монах. И вижу тебя только я один. И иногда меня берут сомнения…

Черный монах. Сейчас ты опять скажешь, что болен и дошел до галлюцинаций.

Коврин. Да не в этом дело! Мне хо-ро-шо! Мне непонятно как радостно! Хочется чего-то гигантского! Необъятного! Поражающего! Ведь что я понял: я никому не делаю зла. А значит, в тебе, в моих галлюцинациях, нет ничего дурного.

Черный монах. А что пишут об этом в твоих книгах по психологии?

Коврин. Мысли, которые я вычитываю из книг, уже больше не удовлетворяют меня… А вот разговоры с тобой дают мне пищу для размышлений… Надо, чтобы Таня прочитала мою статью… Нет, пустое… Уже утро… Надо бы все-таки поспать. (Потягиваясь, в полудреме.) Позову лакея, пусть принесет вина… Еще несколько рюмок… Потом укроюсь с головой и, может быть, усну… (Засыпает.)

Сцена 4

Гостиная в доме Песоцких. Егор Семеныч и Коврин сидят в креслах. Таня 1 и Таня 2 — за пианино. Играют в две руки. Таня 1 пытается напевать. Таня 2 поглядывает на Коврина. У пианино, видимый только Коврину и Тане 2, стоит Черный монах. Таня 2 резко прерывает игру.

Таня 2. Андрюша!

Таня 1. Андрей Васильевич, что с вами? Вы чем-то расстроены?

Песоцкий. Братец, как видно, сегодня не в духе.

Коврин. Меня сегодня с самого утра занимает одна легенда.

Таня 1 и Таня 2. Ой, расскажите!

Рассказывая легенду, Коврин время от времени смотрит на Черного монаха, подходит к нему, чем вызывает настороженность и удивление у собеседников, для которых монах не виден.

Коврин. Легенда странная…

Таня 1. Тем более интересно.

Коврин. Ни с чем не сообразная…

Таня 1. Рассказывайте.

Коврин. О черном монахе.

Песоцкий. Ну, давай развлеки старика.

Коврин. Начать с того, что она не отличается ясностью.

Песоцкий. Да не тяни ты, братец.

Коврин. Тысячу лет тому назад какой-то монах, одетый во всё черное, шел по пустыне…

Песоцкий. А каков штандорт?

Коврин. Извините, что?

Таня 1. Ну, место… то, где пустыня.

Коврин. Где-то в Сирии или Аравии… Это не важно.

Песоцкий. Штандорт всегда важно.

Таня 1. Папа́, не мешайте!

Коврин. Так вот. А за несколько миль от того места, где он шел, рыбаки видели другого черного монаха, который двигался по поверхности озера.

Песоцкий. Это как же?!

Таня 1. Папа́, это легенда.

Коврин. Второй монах был мираж.

Песоцкий. То есть закон оптики…

Коврин (говорит, все больше воодушевляясь). Забудьте законы оптики. Слушайте дальше. От миража получился другой мираж, потом от другого третий, и так образ черного монаха стал без конца передаваться из одного слоя атмосферы в другой.

Песоцкий. Атмосферы, говоришь…

Коврин. Его видели то в Африке, то в Испании, то в Индии, то на Дальнем Севере. Наконец он вышел из пределов земной атмосферы и теперь блуждает по Вселенной.

Песоцкий. А в чем гвоздь?

Коврин. А суть легенды в том, что ровно через тысячу лет после того, как монах шёл по пустыне, мираж опять попадет в земную атмосферу и покажется людям!

Песоцкий. Ну, тысячу лет!

Коврин. Так эта тысяча на исходе. Черного монаха мы должны ждать не сегодня-завтра!

Песоцкий. Ну, вздор!

Таня 1. Откуда вы узнали эту легенду?

Коврин. Не помню… Вычитал откуда-то… или слышал…

Таня 1. Странная легенда… как-то не по себе… (Пауза.) Папа́, мы должны поговорить о поденщиках…

Коврин. Удивительнее всего, что это правда!

Песоцкий. Ну, ты, братец, загнул!

Таня 1. Андрей Васильевич, да как же? Вам показалось…

Коврин. Нет, не показалось! Я видел.

Песоцкий. Что?

Коврин. Монаха.

Песоцкий. Да где ж?

Таня 1. Когда?!

Коврин. Вчера. Вечером.

Таня 1. Я ведь просила кухарку убрать все вино.

Коврин. Через парк я спустился к реке, там, где обрыв. Вдруг на горизонте поднялся вихрь. Вроде смерча. Такой высокий черный столб. Он стал приближаться, и мимо меня пронесся монах. В черной одежде, с седой головой и черными бровями.

Черный монах исчезает.

Песоцкий. Ну, любезный, ты и навоображал!

Таня 1. Андрюша, вы просто переутомились.

Коврин. Я ясно видел. Даже его лицо и глаза. Он улыбнулся мне ласково и в то же время лукаво.

Песоцкий. Пресвятая Богородица! До чего философии-то довели. (Тане 1.) Принеси того вина, что с прошлого спаса припрятала. Неси, говорят! Видишь, человеку ум поправить надо.

Таня 2 убегает и возвращается с бутылкой вина, отдает её Тане 1, а та — отцу. Песоцкий наливает себе и Коврину. Пьют.

Песоцкий. Да, братец ты мой… Ты выпей, выпей… Вот ведь как… Философии-то… (Пауза.) А как, любезнейший мой магистр, тебе статьи?

Коврин. Статьи?

Песоцкий. Ну, мои статьи…

Коврин. А! Статьи… Хорошо… хорошо… дельно…

Песоцкий. И правда?!

Коврин. Может, вам полный курс садоводства написать?

Песоцкий. А что! Вполне. В выставках участвую? Участвую. Медали получаю? Получаю. У Песоцкого, говорят, яблоки с голову. Песоцкий, говорят, состояние садом нажил.

Коврин. Богат и славен Кочубей…

Песоцкий. Сад образцовый. Государственной важности! Ступень в новую эпоху русского хозяйства и промышленности.

Коврин. Премного рад за вас.

Песоцкий. Но в чем гвоздь? А в том: к чему все это?

Коврин. Дело говорит само за себя.

Песоцкий. Я не в том смысле…

Таня 1. Папа́, мы хотели поговорить о поденщиках.

Песоцкий. Что будет с садом, когда я помру?

Таня 1. Папа́!

Песоцкий. Ну, что ты опять! Заладила.

Коврин. Что о поденщиках?

Таня 1. Нет надобности держать… лишних работников.

Песоцкий. Это кто так решил?!

Таня 1. Они ничего не делают… Целую неделю ничего не делают… А платить…

Песоцкий. Уж позволь мне, дорогуша, самому решать!

Коврин. Может, Таня права…

Таня 1. Можно вместо них нанять поденщиков…

Песоцкий (Коврину). Посмотри на меня: я все делаю сам. Я работаю от утра до ночи. Прививки делаю сам, обрезку — сам, посадки — сам, всё — сам! (Тане 1.) И когда мне какие-то советчики… советуют тут! Не доводи меня до грубости! Не доросла ещё указы давать. Пианина куплена — вот и брякай. А в серьезные дела не лезь! Поняла?!

Таня 1 в слезах выбегает из гостиной. Таня 2 прячется за пианино и подслушивает разговор.

Коврин. Егор Семеныч, как-то вы…

Песоцкий. Ничего. Ты что же думаешь, что секрет в работниках? Не-е-е-ет! А в том, что я люблю дело. Больше, чем ее. Чем самого себя. Вот так. Секрет в любви. В зорком хозяйском глазе да в хозяйских руках. А когда я умру, кто будет смотреть? Садовник? Работники? Кто?

Коврин. А Таня? Она любит и понимает дело.

Песоцкий. А кто спорит?

Коврин. Так что ж вы тогда?..

Песоцкий. Если после моей смерти ей достанется сад, то лучшего и желать нельзя.

Коврин. А возможно по-другому?

Песоцкий. А если, не дай бог, она замуж выйдет?

Коврин. Почему «не дай бог»?

Песоцкий. А потому, что пойдут дети.

Коврин. Чем дети-то помешали?

Песоцкий. А тем! Что о саде уже некогда будет думать.

Коврин. Ну, будет ещё и муж…

Песоцкий. Вот! Вот чего я боюсь больше всего!

Коврин. А муж-то чем не угодил?

Песоцкий. Попадется эдакий молодчик, да сдаст сад в аренду! И всё пойдет к чертям! В первый же год!

Коврин. Егор Семеныч, а вы чудак.

Песоцкий. И пришел я поэтому к выводу.

Коврин. Боюсь спросить какому.

Песоцкий. В нашем деле — бабы бич божий!

Коврин. Ну, Егор Семеныч, это вы уже хватили.

Песоцкий. Не хочу, чтоб Танька замуж шла! Ездит тут один. На скрипке пиликает. Она не пойдет за него, знаю. Но видеть его не могу! Вот, братец, какое дело. Это тебе не монах-мираж.

Песоцкий наливает себе и Коврину. Выпивают. Молчание.

Песоцкий. Буду говорить откровенно. Прямо. То, что думаю… Я тебя горячо люблю. Как сына. И горжусь тобой. Ты человек умный, с сердцем… Говорю прямо: ты единственный, за кого я выдам свою дочь. Ты единственный, кто не погубит… моё любимое дело.

Коврин. Егор Семеныч, вы меня врасплох…

Песоцкий. Я был бы рад, даже счастлив, если бы у вас с Таней наладился какой-нибудь роман…

Таня 2 выбегает из комнаты.

Коврин. Я, право, не знаю, что и сказать.

Песоцкий. Впрочем, всё это пустое мечтание… Братец, об одном попрошу: сходи успокой ее. Проплачет ведь опять всю ночь. Нехорошо это…

Песоцкий направляется к выходу, в дверях оборачивается.

Песоцкий. А когда у вас сын родится, я из него садовода сделаю! Спокойной ночи! (Уходит.)

Сцена 5

Комната Тани. Таня 1 лежит на кровати, лицом в подушку. Рядом с ней сидит Таня 2, утешает. Раздается стук в дверь. Таня 2 подбегает к двери. Прислушивается. Голос Коврина: «Таня! Таня?»

Таня 1. Оставьте меня!.. Прошу вас…

Таня 2 открывает дверь и прячется за нее. Входит Коврин.

Коврин (Тане 1). Ай-ай, как стыдно!

Таня 1 садится, начинает поспешно оправляться.

Коврин. Как стыдно и как зря! Неужели так всё серьезно?

Таня 1. Он замучил меня! У нас только сад, сад, сад, — и больше ничего! Штамп, полуштамб, апорт, ранет, окулировка, копулировка… Я с ума сойду! Вся наша жизнь ушла в сад! Мне даже ничего не снится, кроме яблонь и груш… Жизни нет. Все мираж!

Коврин. Побранились, поплакали и будет.

Таня 1 (плача). Он мне… мне испортил всю жизнь.

Коврин. Он вас любит.

Таня 1. Я слышу только одни оскорбления и обиды… за что?!

Коврин. Ну, ну, ну… Не надо плакать, Таня… Не надо, милая… (Гладит ее по волосам и плечам.) Вы оба вспыльчивы, раздражительны, и оба виноваты. Пойдемте, я помирю вас.

Таня 1. Он считает меня лишней в его доме.

Коврин. Это не так.

Таня 1. Что же? Он прав. Я завтра же уеду отсюда… Пусть!

Таня 1 вытаскивает большой чемодан, начинает скидывать в него вещи. Коврин в смущении отворачивается от содержимого чемодана и обращается к Тане 1, глядя в противоположную сторону.

Коврин. Какие пустяки вы принимаете за серьезное горе!

Таня 1. Вы не понимаете! Он мучит меня… Мне невыносимо жить здесь!

Коврин. Просто Егор Семеныч переживает за сад…

Таня 2. Вы о чем? О боже… Какой сад?! Верить выдумкам строптивого старика!

Коврин. Ну, мы же с вами вместе решились поддержать его…

Таня 1. Зачем вы согласились на это?.. Мое письмо… Оно не о нем… Оно обо мне…

Коврин. Отчего так глубоко страдать?..

Таня 2 подходит сзади к Коврину, осторожно дотрагивается до него.

Таня 2. Андрюша, войдите в моё положение. Помогите мне…

Коврин. Но как?..

Таня 2. Помогите! Умоляю вас!

Коврин. Что я могу сделать?

Таня 2. Спаси меня. (Обнимает Коврина со спины.)

Коврин. Я право не знаю… (Пауза.) Хотите я возьму вас с собой?.. Я возьму вас с собой, Таня. Да?.. Вы согласны?.. Вы поедете со мной?.. Вы хотите быть моей?..

Таня 2 отходит от Коврина и прячется за дверь.

Таня 1. Я не знаю… Я не думала… об этом… Не думала!

Коврин оборачивается, подходит к Тане 1.

Коврин. Ваша близость, наши встречи по десять раз на день стали потребностью моей души. Я не знаю, как буду без вас, когда уеду… Вы поедете со мной, скажите?.. (Обнимает Таню 1.) Таня, я хочу любви. Чтобы она захватила меня всего! А такую любовь только вы… Только вы, Таня, мне можете дать. Вы согласны? (Таня кивает.) Ну, вот и замечательно. Как я счастлив! Я счастлив, Таня! Я счастлив! (Пытается поцеловать ее.)

Таня 1 (освобождаясь из объятий Коврина). Я такая дура! (Хватает за руку Таню 2. Обе Тани выбегают из комнаты.)

Сцена 6

Зала в доме Песоцких. Посредине большой обеденный стол. На нем сидят Таня 1 и Таня 2. Между ними корзинка с яблоками. Едят яблоки, откусывая по очереди.

Таня 2. С четырнадцати лет я была уверена, что Коврин женится именно на мне.

Таня 1. Любовь и счастье будто захватили меня врасплох.

Таня 2. Эта возня с приданым…

Таня 1. Я изумлена. Я не верю… не верю себе.

Таня 2. Звяканье ножниц, стук швейных машинок, угар утюгов…

Таня 1. То вдруг нахлынет такая радость, что хочется улететь под облака и там молиться богу.

Таня 2. А эта модистка!.. Капризная стерва.

Таня 1. То вдруг вспомнится, что придется расстаться с отцом…

Таня 2. И ещё, как нарочно, приезжают гости…

Таня 1. А иногда душа наполняется восторгом и гордостью, как будто я победила весь свет!

Таня 2. …а их надо забавлять, кормить, оставлять ночевать…

Таня 1. …Или вдруг придет мысль, что я ничтожна, мелка, недостойна такого великого человека…

Таня 2. К тому же поспели персики и сливы.

Таня 1. Совсем новые ощущения завладели мной!

Таня 2. Сколько теперь хлопот с отправкой и упаковкой…

Таня 1. Вчера он поцеловал меня…

Таня 2. А гусеницы! Напасть какая!

Таня 1. Свадьбу назначили после Успенского поста.

Таня 2. Нужно ещё принять заказы к осени на фрукты и деревья…

Таня 1 и Таня 2. Как быстро бежит время!

Появляется Песоцкий, садится на стол между Танями, ставит корзинку себе на колени, откусывает яблоко.

Песоцкий. Когда он был мальчиком и рос у меня, у него было ангельское лицо, ясное и доброе.

Таня 1. У него прекрасное лицо!

Песоцкий. А взгляд, а движения, а разговор — всё нежно и изящно, как у матери. Удивительная, благороднейшая женщина.

Таня 1. У него прекрасная мать!

Таня 2. Бедняжка скончалась от чахотки.

Песоцкий. Что ни говори, а кровь много значит…

Таня 1. У него прекрасная кровь!

Песоцкий. А ум? Он всегда поражал своим умом.

Таня 1. У него…

Таня 2 (перебивая). Да знаем мы.

Песоцкий. Недаром что магистр! Недаром!

Таня 2. Папа, почему ты никогда не любил меня?

Песоцкий. Философ! А что будет через десяток лет? Рукой не достанешь!

Таня 2. Почему ты никогда не любил меня?.. (Песоцкий обнимает её.)

Слышен голос Песоцкого: «Черти! Пересквернили! Перепоганили! Перемерзили! Пропал сад! Погиб сад!» Таня 2 и Песоцкий, обнявшись, уходят. С противоположной стороны появляется реальный Песоцкий.

Песоцкий. Ты велела заложить дрожки?!

Таня 1. Они давно готовы. С утра.

Песоцкий. Так что же ты? Что же ты молчишь-то?! Я один верчусь с утра до ночи, с утра до ночи… разрываюсь на части! А ты? Сидишь тут… (Садится рядом с Таней 1.) Я пущу себе пулю в лоб…

Сцена 7

Комната Коврина. Коврин за столом. Перед ним — книги, бумаги. В кресле — Черный монах.

Черный монах. Вас, людей, ожидает великая, блестящая будущность. И чем больше на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее.

Коврин, слушая его, пишет. Время от времени отрывается от своего занятия.

Коврин. Разве земная история не развивается естественным порядком?

Черный монах. Без вас, служителей высшему началу, человечество ничтожно. Только вы на несколько тысяч лет раньше введете его в царство вечной правды.

Коврин. Что значит «вечная правда»? (Задумывается. Быстро записывает.) Да-да… новая статья… и моё выступление… Я уже знаю: они обречены на успех…

Черный монах. Ты быстро привык к славе триумфатора…

Коврин. Все мои идеи признают и хвалят. Поначалу я удивлялся и страшился. Мне даже было стыдно за себя… Но потом я понял: я достоин этого.

Черный монах. Ты один из тех немногих, которые по справедливости называются избранниками божиими.

Коврин. Твои слова наполняют мою душу гордостью.

Черный монах. Эта высокая заслуга требует, чтобы ты жил сознательно и свободно.

Коврин. Я так и живу…

Черный монах. Сознательно и свободно?

Коврин. Да, сознательно и свободно.

Черный монах. Как избранный, посвятив себя служению идее?

Коврин. Именно идее.

Черный монах. Но ты женишься!

Коврин. Ах, это. Но это не мешает. Я работаю с прежним усердием.

Черный монах. А эти свидания?

Коврин. Ну, да… Я объясняюсь в любви…

Черный монах. И только?

Коврин. Обнимаю, целую Таню…

Черный монах. А потом берешься за рукопись?!

Коврин. С такою же страстью!

Черный монах. Твоя жизнь должна быть чистой, целомудренной. Полной труда!

Коврин. Сознание собственной высоты придает моей работе особенное, необыкновенное значение.

Черный монах. Я не смогу помогать тебе, если ты не будешь свободен.

Коврин. Я свободен.

Черный монах. Ты должен отказаться от свадьбы.

Коврин. Но это уже невозможно.

Черный монах. Тебя устроит роль посредственности? После всего, что у тебя уже есть? Ты избранник!

Коврин. И я должен посвятить себя служению идее…

Черный монах. Да! Женитьба — удел обыкновенного человека.

Коврин. Но я должен… обещал помочь им…

Черный монах. Брось этого садовника с дочерью. Ты тот, кто избавит людей от нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха, страданий. Ты должен отдать идее всё! Молодость, силы, здоровье! Ты должен быть готов умереть для общего блага!

Коврин. Это очень высокий удел!

Черный монах. Это счастливый удел!

Коврин. Встречи с тобой не пугают меня… нет. Они восхищают меня… Да, ты прав: такие видения посещают только избранных, выдающихся людей… Это, конечно, льстит моему самолюбию… (Пауза.) Я наблюдал сегодня: Таня и Егор Семеныч давят гусениц пальцами. Это так омерзительно…

Сцена 8

Ночь. Спальня Ковриных. Посредине кровать, по краям стол и кресло. На столе горит свеча. На кровати, отвернувшись, спит Таня 1. Коврин сидит у стола, перебирает бумаги. Часы бьют три раза. Коврин тушит свечу, ложится. Через некоторое время опять встает, зажигает свечу. В кресле сидит Черный монах.

Коврин. Ты пришел! Целых полгода…

Таня 1 ворочается.

Коврин (понизив голос, чтобы не разбудить ее). Плохо спит, бедняжка. От непривычки жить в городе у жены часто болит голова… Я так рад видеть тебя снова!

Черный монах. Здравствуй.

Коврин. Я так много думал за это время… один…

Черный монах. О чем?

Коврин. Вот, читал французский роман. Погоди… здесь изображен молодой человек. Он делает глупости. И чахнет от тоски.

Черный монах. Глубокое содержание.

Коврин. Он тоскует по славе.

Черный монах. И тебе это не понятно? Или умные люди к славе безразличны? Это игрушка, которая не занимает. Если честно, известность тебе и не улыбается больше…

Коврин. Вырежут мое имя на могильном памятнике. И что? Время сотрет его.

Черный монах. И ничего лестного, забавного или поучительного в этом нет. Таких, как ты, слишком много, чтобы слабая человеческая память могла удержать все ваши имена…

Коврин. Давай поговорим о чем-нибудь другом… Например, о счастье.

Таня 1 просыпается, садится на постели и слушает Коврина. Тот не замечает этого.

Черный монах. И что же такое счастье?

Коврин. В древности жил один человек, и счастье его было настолько велико, что он этого боялся. И он решил умилостивить богов и принес им в жертву свой любимый перстень.

Черный монах. Ты ведешь речь о счастливце Поликрате?

Коврин. Меня, как и его, начинает беспокоить моё счастье.

Черный монах. Так в чем же оно? (Указывает на Таню 1). Ты обрёл его в женитьбе?

Коврин. Нет-нет… Это странно, но я всегда испытываю одну только радость. Другие чувства, конечно, тоже есть. Но эта радость заглушает их.

Черный монах. Радость — это нормальное состояние человека.

Коврин. Но не с утра до ночи. Я не знаю, что такое грусть, печаль, скука.

Черный монах. Чем выше человек по умственному и нравственному развитию, тем он свободнее. И тем большее удовольствие доставляет ему жизнь. Помни, цель жизни — наслаждение.

Коврин. Значит, просто радоваться и быть счастливым? (Радостно смеется.)

Черный монах. Просто быть счастливым.

Коврин. А если прогневаются боги?! Отнимут у меня комфорт? Заставят голодать?

Черный монах. Радуйся и будь счастливым!

Коврин. И ты поможешь мне?

Черный монах. А для чего ещё я здесь?

Коврин смеется.

Черный монах. Если ты больше не будешь отказываться от меня…

Таня 1. Андрюша!

Коврин перестает смеяться, замирает.

Таня 1. Андрюша! С кем ты сейчас говоришь?

Коврин. А?.. Говорю?..

Таня 1. Да. С кем ты говоришь?

Коврин. С кем?.. Вот с ним… (Указывает на Черного монаха.)

Таня 1. Там никого нет…

Коврин. Таня, там сидит Черный монах. Я давно хотел сказать тебе…

Таня 1. Здесь никого нет… никого! (Обнимает Коврина.) Андрюша, ты болен… ты болен! (Гладит Коврина, плачет.) Милый, дорогой, прости меня… Я уже давно заметила, что душа твоя расстроена…

Таня 1 на несколько секунд прикрывает Коврину рот рукой.

Таня 1. Ты психически болен, Андрюша…

Черный монах исчезает. Коврин соскакивает с постели и начинает второпях одеваться, путаясь в одежде.

Коврин. Это ничего… ничего…

Таня 1. Куда ты?! Да что с тобой?!

Коврин. Это ничего, Таня… ничего… Я немножко нездоров…

Таня 1. Я уже давно замечала… И папа́ заметил…

Коврин. Да, пора уже сознаться… Ничего… Это ничего…

Таня 1. Ты странно улыбаешься, говоришь сам с собой… не спишь.

Коврин. Да… да… Надо было сознаться… Ничего…

Таня 1 подбегает к Коврину, обнимает его. Он, уткнувшись ей в плечо, беззвучно плачет.

Таня 1. Андрюша, милый, родной… Ты не бойся, не бойся… Обратимся к доктору, он поможет… О боже мой! Боже мой, спаси нас!..

В комнату вбегает Песоцкий.

Таня 1. Папа́!

Песоцкий. Что? Что такое? Шумите ни свет ни заря…

Таня 1. Андрюше нужен доктор! Не бойся, Андрюша, не бойся…

Песоцкий. Да в чем же дело?

Таня 1. Папа́, все пройдет… Все образуется…

Коврин (Песоцкому). Поздравьте меня! Кажется, я сошел с ума…

Сцена 9

Зала в доме Песоцкого. Таня 1 и Песоцкий за столом пьют чай.

Таня 1. Добавить сливок?.. Папа́, попробуй варенье. Крыжовенное… Надо снова морить ос. Спасенья от них нет… Я так рада, что Андрюша выздоравливает. Перестал видеть Черного монаха. Работает только два часа в сутки. Не пьет и не курит. Всё, как велел доктор. Правильно, что мы вывезли его в деревню.

Песоцкий. Мне кажется, ему скучно.

Таня 1. Пустое, папа́… Осенью вернемся в город.

Песоцкий. А сад?

Таня 1. Не спорь… Андрюша возобновит свои лекции. К нему вернется признание. И мы заживем размеренной, спокойной, новой, счастливой жизнью.

Входит Коврин.

Коврин. Что здесь пахнет? Как на кладбище.

Таня 1. Служили всенощную.

Коврин садится в кресло. Пауза.

Таня 1. Андрюша, где ты был?

Коврин. Неважно.

Таня 1. Ты опять ходил к обрыву?

Коврин. И что из того? Мне нельзя прогуляться по парку?

Таня 1. Доктор советовал избегать тех мест…

Коврин. К черту доктора, если он не советует пить вино.

Песоцкий. Подлей-ка мне еще чайку.

Таня 1 (Коврину). Тебе пора пить молоко.

Коврин. Нет, не пора. (Таня 1 подходит к нему с кружкой.) Сама пей!.. Я не хочу.

Таня 1. Ты ведь сам замечаешь, что молоко тебе полезно.

Коврин. Очень! С пятницы я еще прибавил в весе.

Таня 1. Тебе нужно подкрепить свои физические силы.

Коврин. Зачем?..

Таня 1. Что «зачем», Андрюша?

Коврин. Зачем вы меня лечили?..

Таня 1. Ты нуждался в помощи.

Коврин. Помощи?! Бромистые препараты, теплые ванны, праздность, надзор за каждым шагом, за каждым глотком.

Таня 1. Да, так велел доктор…

Коврин. Это доведет до идиотизма. Да что ты заладила: доктор-доктор!

Таня 1. Ты сам признал это. Ты был психически болен.

Коврин. Да, я сходил с ума. У меня была мания величия.

Таня 1. Ну, вот видишь.

Коврин. Но я был весел, бодр. Я был счастлив!

Таня 1. Ты был болен.

Коврин. Я был интересен и оригинален.

Таня 1. А теперь ты рассудительный и солидный.

Коврин. А теперь я такой, как все. Я — по-средст-вен-ность! Мне скучно… Мне скучно жить!

Таня 1. Не драматизируй.

Коврин. Вы жестоко поступили со мной. Да, я видел галлюцинации. Но кому это мешало?.. Я спрашиваю: кому это мешало?!

Песоцкий. Ты, братец, поостынь. Даже слушать неудобно.

Коврин. А вы не слушайте!.. Будда, Магомет, Шекспир — как я завидую им! У них не было добрых родственников. И их не лечили от вдохновения. Что стало бы с этими великими людьми, если бы они принимали бром, пили молоко и работали по два часа в сутки? Что?.. что стало бы? Вот то-то же! Доктора и добрые родственники в конце концов сделают свое дело. Человечество отупеет, посредственность будет считаться гением, цивилизация погибнет!..

Песоцкий. С самого твоего детства я только и делал, что заботился о тебе.

Коврин. Если бы вы знали, как я вам благодарен!

Таня 1. Андрюша, ты несправедлив к отцу.

Коврин. Ах, оставьте меня в покое! Благодетели! (Уходит.)

Сцена 10

Коврин в своей комнате. Ходит по комнате. Подходит к шкафу, что-то ищет в нем, выбрасывая книги и вещи. Достает толстую папку, кидает ее на стол. Наконец находит в шкафу бутылку вина и сигареты. Садится за стол, наливает, выпивает, закуривает. Закашливается от сигаретного дыма. Снова наливает. Пьет вино и рассматривает содержимое папки. Курит и рвет листы из папки, разбрасывая их по комнате, выбрасывая за окно. Входит Таня 1, наблюдает за действиями Коврина. Потом поднимает несколько листов.

Таня 1. Зачем ты порвал свою диссертацию? (Молчание.) Я не понимаю, почему всё так поменялось… Я хочу, но не могу понять… Я уже больше не могу смеяться и петь, я не сплю… Мне кажется, что произойдет что-то ужасное… Андрюша, ну что ты молчишь?

Коврин. Я не знаю…

Таня 1. Не могу… не могу понять… Что-то ужасное происходит у нас в доме… Нам надо вернуться в город. Ты снова должен стать величиной…

Коврин. Я ничего вам не должен!

Таня 1. Ты изменился, стал раздражителен, капризен, придирчив… и неинтересен. Ты не похож на себя. Что с тобой?

Коврин. Таня, я не могу работать. Я ничего не могу…

Таня 1. Нужно просто взять себя в руки.

Коврин. Мне страшно!

Таня 1. Хочешь, мы найдем другого доктора?

Коврин. Оставь меня…

Таня 1. Во время всенощной мне показалось, что папа́ плакал… Ты знаешь, он обожает тебя. Ты на него сердишься из-за чего-то, и это убивает его. Андрюша, умоляю тебя: ради моего покоя… ради своего покойного отца, бога ради, будь с ним ласков!

Коврин. Я не могу… и не хочу.

Таня 1. Ну, почему? Почему?!

Коврин. Он мне не симпатичен.

Таня 1. Но он мой отец! И когда-то твой опекун.

Коврин. Вот именно! Мне постоянно намекают здесь, что я что-то должен… Хватит об этом.

Таня 1. Но ты ведь умный, добрый, благородный. Ты необыкновенный человек. Ты будешь справедлив ко мне, к отцу, правда? Он такой добрый!

Коврин. Я сказал: хватит!.. Он не добрый, а добродушный. Водевильный дядюшка. Посмотри правде в глаза! Такие, как он, имеют сытые физиономии. Хлебосольные чудаки. Поначалу они смешат и даже умиляют. Но потом, потом ты понимаешь, насколько они противны.

Таня 1. Боже мой, что ты несешь!

Коврин. Но противнее всего мне ваша сытость, этот желудочный оптимизм. Вы эгоисты. До мозга костей. Вы использовали меня. И не подавились!

Таня 1. Опомнись! Замолчи сейчас же!

Коврин. Хватит! Я сказал: хватит! Оставьте меня в покое! Оставь меня!

Таня 1. Это пытка. С самой зимы ни одной покойной минуты…

Коврин (бормочет). Оставьте… оставьте меня одного… Я яблоня, к которой привязали лошадь… Оставьте… оставьте меня…

Таня 1. Ты ужасен! Боже мой, боже мой!..

В комнату входит Песоцкий. Коврин не замечает его.

Песоцкий. Таня, где мои лекарства?

Коврин. Да, конечно, я — ирод! А ты и твой папенька — египетские младенцы! Конечно!.. А ты знаешь, что твой отец играл в нашей жизни совсем не привлекательную роль?!

Таня 1. О чем ты?

Коврин. Он просил меня жениться на тебе!

Таня 1. Молчи!

Коврин замечает Песоцкого.

Песоцкий. Да как ты..! Как ты смеешь!

Таня 1. Папа, это правда?!

Песоцкий. Он лжет!

Коврин. Лжете вы! С самого начала! С того самого письма.

Таня 1. Прошу тебя: не надо!

Коврин. И я ввязался в вашу ложь. И вот расплата за всё!

Таня 1. Боже мой! Боже мой! Папа, не слушай его.

Коврин. Вы лишили меня моей иллюзии. Тогда я избавлю вас от вашей!

Песоцкий. О чем он? Какая иллюзия?

Таня 1 (Коврину). Молчи! Я приказываю тебе молчать!

Песоцкий. Таня, о чем он?

Таня 1. Папа́, не слушай его. Пойдем.

Коврин. Никакого сада не существует!

Песоцкий. Что?..

Коврин. Ваш сад — плод больного воображения, как и мой монах!

Песоцкий. Что он говорит?

Коврин. Нет ни сада, ни яблонь, ни пасек… Нет никаких рабочих, поденщиков — ничего! Давно нет. Выйдите из дома! Вокруг — пустырь. За ним — заросший парк. И точка.

Песоцкий. Таня, что он говорит? Это правда?

Таня 1. Папа́, ну конечно, нет. Не слушай его. Пойдем…

Коврин. Пустырь — вот штандорт вашей жизни.

Песоцкий. Он сказал, что сада нет.

Таня 1. Он бредит. У него опять приступ…

Песоцкий. Мой сад, он погиб?

Таня 1. Пойдем, выпьешь чаю, я уложу тебя спать.

Песоцкий. Что с моим садом?.. (Плачет.)

Таня 1. Пойдем, мой родной, мой милый папа… Всё будет хорошо. У нас завтра много работы. Пойдем… (Обнимает отца, который что-то бормочет. Уходят.)

Сцена 11

Ночь. Кабинет Коврина. Окно открыто. С улицы время от времени доносятся то женские голоса и смех, то незатейливая игра скрипки. Коврин сидит за столом, пытается работать, но все время отвлекается на звуки за окном. В конце концов не выдерживает — подходит к окну, захлопывает его. От порыва ветра на столе гаснут свечи. Из темноты появляются силуэт Тани 2, потом Черного монаха.

Таня 2. Сейчас умер мой отец… Ты убил его.

Коврин. Два года назад я был несправедлив и жесток. Но это не означает…

Таня 2. Ты убийца.

Коврин. Да, я вымещал на вас свою душевную пустоту, свою скуку и недовольство жизнью.

Таня 2. Наш сад погиб.

Коврин. Мы все виноваты…

Таня 2. Произошло то, чего боялся отец…

Коврин. …что наши иллюзии оказались губительны для нас…

Таня 2. Я ненавижу тебя!

Коврин. Женитьба была ошибкой… Я был одинок…

Таня 2. Я приняла тебя за необыкновенного человека.

Коврин. Я доволен, что разошелся с вами…

Таня 2. Я думала: ты гений. Но ты всего лишь сумасшедший…

Коврин. Я тогда порвал свою диссертацию. На мелкие клочки…

Таня 2. Возомнивший себя гением.

Коврин. Они летели по ветру, цеплялись за деревья, кусты… В каждой строчке были мания величия, дерзость, претензии на что-то… Словно описание моих пороков.

Таня 2. Умалишенный!

Коврин. Но когда последний лист был разорван, мне стало горько… горько и обидно…

Таня 2. Жалкий, ничтожный человечишка!

Коврин. Эта женщина… воспоминания о ней… возбуждают только жалость и досаду… досаду на себя…

Таня 2. Я проклинаю тебя.

Коврин. Я отказался от того, во что я верил… что было смыслом… да.

Таня 2. Будь ты проклят!

Коврин. Для меня это было смыслом…

Молчание.

Черный монах. Отчего ты тогда не доверился мне?

Коврин. О нет! Опять! Не хочу… (Садится за стол. Пытается зажечь свечи.)

Черный монах. Ты не поверил мне.

Коврин. Надо сосредоточиться… на какой-нибудь одной мысли… Работать… работать…

Черный монах. Если бы ты поверил тогда, что ты гений…

Коврин. Я не должен слушать… не должен говорить с тобой…

Черный монах. …то эти два года ты провел бы не так печально.

Коврин. Уходи. Ты разрушил мою жизнь.

Черный монах. Кто ты?

Коврин. В какие-то два года ты разрушил и мою жизнь, и жизнь моих близких.

Черный монах. Кто ты?

Коврин. Уходи. Мне нужно работать. У меня кафедра. Назначена вступительная лекция…

Черный монах. Кто ты?

Коврин. Нужно подготовить конспект…

Черный монах. Кто ты?!

Коврин. Я обыкновенный профессор.

Черный монах. Ты посредственный ученый.

Коврин. Пусть так. Я посредственность

Черный монах. И это то, ради чего ты жил?

Коврин. Каждый человек должен быть доволен тем, что он есть. Не всем, извините, быть…

Черный монах. Ты учился пятнадцать лет, работал день и ночь, перенес тяжелую психическую болезнь, пережил неудачный брак, перестрадал много несправедливостей, проделал много глупостей, в конце концов, — и всё это ради чего? Чтобы получить кафедру и излагать вялым и скучным языком чужие мысли?!

Коврин. У меня скоро лекция.

Черный монах. Ты прекрасно знаешь, что ее не будет.

Коврин. Мне нужно готовиться.

Черный монах. Не будет. Как и той, которой не было ни в феврале, ни в январе, ни в декабре. (Пауза.) Ты болен.

Коврин. Это не пугает меня.

Черный монах. Неизлечимо болен.

Коврин. У моей матери была такая же болезнь. И она прожила с ней десять лет…

Черный монах. Приступы слишком частые.

Коврин. Из детства у меня о ней только одно воспоминание… Как у нее горлом идет кровь…

Черный монах. Ты слабеешь.

Коврин. Врачи уверяют, что это не опасно.

Черный монах. Твоя оболочка пришла в негодность.

Коврин. Просто не нужно волноваться…

Черный монах. Ты умираешь.

Коврин. Нужно вести правильную жизнь и поменьше говорить…

Черный монах. Ты хочешь умереть посредственностью?

Окно распахивается от ветра. С улицы доносится мелодия скрипки.

Коврин (обращаясь в темноту). Кто там?

Черный монах. Твое тело слабеет, теряет равновесие… оно не может больше служить оболочкой для гения.

Коврин. Почему так темно?

Черный монах. Верь мне! Ты избранный!

Коврин. Так темно и душно…

Черный монах. Ты гений. Но уже не здесь.

Коврин. Спаси меня!

Черный монах. Земная жизнь — всего лишь иллюзия. И пришло время ей исчезнуть.

Коврин. Таня! Таня, спаси меня!

Тени Тани 2 и Черного монаха приближаются к Коврину.

Коврин. Как жарко! Душно!.. Не мешало бы искупаться… Таня! Таня, ты видишь: вот он — сад! Пойдем туда!.. Сад с роскошными цветами, обрызганными росой… А дальше… дальше — парк… сосны с мохнатыми корнями… обрыв… река… а там широкое поле. И ни живой души вдали… И кажется, тропинка, если пойти по ней, приведет в то самое неизвестное загадочное место, куда только что опустилось солнце… И моя чудесная наука! И молодость, и смелость, и радость, и жизнь, которая так прекрасна! Как свободно, как тихо! И кажется, весь мир смотрит на меня… притаился и ждет, чтобы я понял его… Таня! Таня! Пойдем туда!..

2018

Первая последняя любовь

Пьеса по мотивам повести И. С. Тургенева «Первая любовь»

Действующие лица

Владимир, 16 лет.

Зинаида, 21 год.

Петр Васильевич, отец Владимира, 37 лет.

Марья Сергеевна, мать Владимира, 47 лет.

Николай, 28 лет.

Беловзоров, гусар.

Майданов, поэт.

Сцена 1

Лето. Загородные дачные усадьбы. Одноэтажные домики с мансардами, сады.

По тропинке между кустами крадется Владимир, прислушивается к карканью ворон. В руках у него ружье. За забором слышится смех и веселые голоса. Владимир заглядывает за забор соседней дачи.

На поляне стоит Зинаида в светлом платье и с белым платочком на голове. Около нее — Беловзоров и Майданов, они поочередно подставляют ей лбы, и она хлопает по ним цветками. Все хохочут. Владимир опускает ружье на траву и засматривается на девушку. Сзади подходит Петр Васильевич, в щегольском костюме и шляпе.

Петр Васильевич. Молодой человек, разве позволительно так глядеть на чужих барышень?

Владимир (смутившись). Papа́… я…

Петр Васильевич. Что с тобой, Владимир? (Треплет его по щеке.) Ты убил ворону?

Владимир. Нет… я всего лишь…

Петр Васильевич. Там пришел твой учитель. Займись более серьезным делом, чем подглядывать за барышнями.

Петр Васильевич направляется дальше. Поравнявшись с Зинаидой, снимает шляпу.

Петр Васильевич. Мое почтение, господа!.. Хорошая погода, не правда ли?

Зинаида перестает смеяться, смущается, смотрит вслед уходящему Петру Васильевичу. Майданов показывает ей в сторону Владимира и что-то говорит ей. Зинаида и молодые люди смеются на его слова. Владимир, схватив ружье, убегает.

Сцена 2

Гостиная в доме Петра Васильевича. Марья Сергеевна сидит в кресле. Николай стоит у окна.

Марья Сергеевна. Вам, наверное, странно, что я говорю всё это…

Николай. Признаюсь, Марья Сергеевна, мне неловко.

Марья Сергеевна. Это дружеская откровенность, Николай Иванович. Ведь мы с вами друзья, не так ли?

Николай. Почту за честь. Но…

Марья Сергеевна (перебивая). Я доверила вам сына, его воспитание. Поступление в университет — это очень важно. Вы сами прекрасно знаете: шестнадцатилетнему юноше летом совсем не до учебы. Я так надеюсь на вас.

Николай. Я приложу все усилия…

Марья Сергеевна (перебивая). Мой муж младше меня на десять лет. Я вам говорила. Вот вам сколько лет?

Николай. Двадцать восемь.

Марья Сергеевна. Ммм… а вы уже старик… И — женился на мне он совсем не по любви.

Николай. Право, мне неловко…

Марья Сергеевна. Я выиграла его в карты. (Смеется.) Ладно, ладно, дружочек. Я шучу. Можно я буду называть вас дружочком? Между нами? Вы так мило смущаетесь. Я доверила вам самое дорогое, что у меня есть, — сына. Я вам очень доверяю, Николай Иванович. И прощу — отнеситесь к Владимиру не просто как к ученику. (Подает Николаю конверт.) У него такая тонкая душа, такое ранимое сердце. Весь в меня. Очень впечатлительный юноша. Я боюсь, что он в его возрасте наделает глупостей. А вы, как опытный наставник, сможете предугадать, предотвратить и направить в нужное русло. Я думаю, сумма вас устроит?

Николай смотрит в конверт.

Николай. Это более того, чем мы условились.

Марья Сергеевна. Дружочек, поверьте, я умею считать деньги. Мне нужны от вас бдительность и мужское наставничество. Кстати, откровенность за откровенность. Какие у вас отношения с вашим отцом?

Николай. На Рождество я посылаю ему открытку.

Марья Сергеевна. Я так и думала. При таком богатом отце давать частные уроки… Тем более вам будет просто найти подход к Владимиру. Отдаленность от отцов объединит вас. Месяц назад я подарила мужу и сыну по паре отличных жеребцов. Лошади — моя страсть. Я покажу вам конюшни. Вы любите верховую езду?

Николай. Не питаю особого расположения…

Марья Сергеевна. Придется полюбить. Так вот, я надеялась, что совместные прогулки верхом сблизят их. Ничуть не бывало. Владимир, как дикарь, шастает по садам со своим ружьишком. А Петр Васильевич… Петр Васильевич вместо общения с семьей предпочитает другие забавы. Поэтому, дружочек Николай Иванович, вся надежда на вас, только на вас…

Входит Владимир.

Марья Сергеевна. Дорогой мой, Николай Иванович заждался тебя. И уже утомился моим скучным обществом. Что у тебя с лицом? Ты убил… ворону?

Владимир. Матушка, ну хоть вы, вы перестаньте!

Марья Сергеевна (смеясь). Но это так смешно, дорогой. Ну, прости меня. Порадуешь меня поступлением в университет — и потом стреляй в кого хочешь. Николай Иванович, я вас оставляю. Но — от уроков верховой езды вам не отвертеться. До встречи! (Уходит.)

Николай (улыбаясь). Значит, дело все-таки не в вороне?

Владимир. Мне кажется, я сейчас умру — от счастья и досады одновременно.

Сцена 3

Комната Владимира. Николай и Владимир сидят за столом, на котором разложены книги и тетради.

Владимир. Можно вас кое о чем спросить?

Николай. Я для этого и нахожусь здесь.

Владимир. Я не по учебе… Расскажите о своей первой любви.

Николай. Хм, неожиданно… У меня ее не было.

Владимир. Так не бывает.

Николай. Почему же? Я сразу начал со второй.

Владимир. А как же вы поняли, что это вторая, если не было первой?

Николай. Очень просто. Мне было восемнадцать. И я приволокнул за одной весьма миленькой барышней.

Владимир. «Приволокнул»? Это не любовь.

Николай. Хорошо, скажем: ухаживал. Но делал это так, как будто это было мне не впервой. И точно так же потом ухаживал за другими.

Владимир. Точно так же за другими… Нет, моя первая любовь будет необыкновенной.

Николай. И все-таки мы отвлеклись от учебы.

Владимир. Нет, я не верю, что у вас не было первой любви!

Николай. Хорошо. Я расскажу — и мы займемся делом. Это было очень давно, подробности изгладились из моей памяти… Мне было тогда лет шесть. Первый и последний раз я влюбился в свою няню.

Владимир. И нравится вам шутить надо мною!

Николай (пододвигая к нему книгу). Вот что не шутка — это курс Кайданова. И нам надо освоить его за лето.

Владимир. Все эти исторические науки — так скучно!

Николай. А что не скучно?

Владимир. Стихи. От них сердце ноет. Так сладко и смешно… Хотите открою секрет? Я начал писать роман.

Николай. Серьезное дело. Историк Кайданов посрамлен.

Владимир. Хотите прочту?

Владимир встает, открывает тетрадь, читает.

Владимир. «Как весело дует ему в уши ветер! Обратив лицо к небу, он принимает его сияющий свет и лазурь в разверстую душу. Во всем, что он ощущает, таится предчувствие чего-то нового, несказанно сладкого… женского… Это предчувствие катится по его жилам в каждой капле крови… Он верит: предчувствию суждено скоро сбыться… Я влюблен. Вот она эта любовь». Как вам?

Николай. Что ж, неплохо. Сбивается стиль. Но очень искренне. А «он» — это кто?

Владимир. В некотором роде я.

Николай. Я так и понял.

Владимир. Просто от третьего лица не так страшно писать.

Николай. И вы, то есть он, куда-то скачете?

Владимир. Я еще не придумал. У меня есть верховая лошадка, я сам ее седлаю и уезжаю один куда-нибудь подальше, пускаюсь вскачь и воображаю себя рыцарем на турнире.

Николай. А вы всегда один скачете?

Владимир. Да. Мне и не с кем.

Николай. А Петр Васильевич?

Владимир (показывая книгу). Я недавно прочел «Разбойников» Шиллера.

Николай (шутя). Вот чем вы занимаетесь вместо уроков.

Владимир. И Франц там говорит про отца: «Я так невыразимо любил его! Так еще не любил ни один сын: тысячу жизней положил бы я за него…» «Невыразимо любил» — как вы понимаете это?

Николай. Настолько сильно, что не выразить словами.

Владимир. Да, возможно. А может, любил, но не выражал этого. Можно скрыто любить?

Николай. Думаю, можно. Но на это нужно много сил. Если чувство большое, его не так-то легко скрыть.

Владимир. Мой отец — он держится строго, холодно и отдаленно. И от меня, и от матушки…

Николай. Но за его холодностью может скрываться любовь.

Владимир. Тогда он очень хорошо скрывает ее… (Пауза.) В моем романе будет сюжет, когда герой чуть не погибает. Он срывается в ров с медведями, и его спасает отец, схватив за ногу.

Николай. Неожиданный поворот. Я бы сказал — фантасмагорический.

Владимир. Вы думаете?

Николай. И все же роман не должен быть во вред подготовке.

Владимир. Я скажу вам еще один секрет: я передумал поступать на исторический факультет. Я хочу быть писателем.

Николай. Ну, во-первых, одно другому не мешает. А во-вторых, это очень не понравится Марье Сергеевне.

Владимир. Это же наш секрет! А вы мой товарищ, я вам доверяю.

Николай. Сложную задачку вы мне задали, Владимир Петрович. И все-таки настаиваю на Кайданове.

Сцена 4

Гостиная в доме Петра Васильевича. За столом обедают Петр Васильевич, Марья Сергеевна и Владимир.

Марья Сергеевна. На соседней даче новые жильцы.

Владимир. Княгиня Засекина с дочерью.

Марья Сергеевна. А, княгиня… Наверное, бедная какая-нибудь.

Петр Васильевич (Владимиру). А ты откуда знаешь?

Владимир. Николай Иванович с их дочерью приятельствует.

Петр Васильевич. Приятельствует, значит. Вот оно как.

Марья Сергеевна. Конечно, бедная. Экипажа своего нет. На извозчиках приехали.

Петр Васильевич. Припоминаю, в молодости я знал покойного князя Засекина. Отлично был воспитан, но очень пустой и вздорный человек. Его звали «парижанин». Он долго жил в Париже. Был богат, но проиграл свое состояние.

Марья Сергеевна. Была бы зажиточная, не поселилась бы на такой даче. Даже не дача — ветхий флигель. И мебель самая простая.

Петр Васильевич. Засекин и женился-то из-за денег. Впрочем, мог бы и получше выбрать. Пустился в спекуляции и разорился окончательно. (Владимиру). А учитель твой, значит, дочки Засекиной ухажер?

Владимир. У них просто общая компания.

Петр Васильевич. Меня кто-то уверял, что она милая и образованная девушка.

Владимир. Так ты же сам на днях…

Петр Васильевич (перебивая). Стало быть, она не в отца. Он был беспросветно глуп. (Марье Сергеевна.) А почему бы тебе не позвать княгиню с дочерью к нам на обед?

Марья Сергеевна. Действительно. Почему бы не позвать. Все-таки соседка, и как-никак с именем. (Владимиру.) Дорогой, сбегай — пригласи. Завтра к часу дня.

Владимир (вскакивая). Я мигом!

Марья Сергеевна. Да не сию же минуту!

Владимир (убегая). Только новый галстук надену!

Марья Сергеевна. Как бы эта княгиня денег взаймы не попросила.

Сцена 5

Дача княгини Засекиной. Зинаида и Владимир.

Зинаида. Как забавно! Так вы к моей maman?

Владимир. Да, я к княгине Засекиной. С поручением от своей матушки.

Зинаида. И что за поручение?

Владимир. Вот записка.

Зинаида выхватывает записку, читает.

Зинаида. Что ж, я думаю, она примет ваше приглашение. Я передам.

Пауза.

Владимир. Ну, тогда я пойду.

Зинаида. А я вас знаю. Вы сын Петр Васильевича.

Владимир. Извините, я не представился. Владимир.

Зинаида. Владимир Петрович… У маменьки был знакомый полицмейстер — Владимир Петрович. Он смешно картавил и сопел, когда пытался думать. Я буду называть вас Вольдемар. Вы позволите?

Владимир. Да, княжна.

Зинаида. Называйте меня Зинаидой Александровной.

Владимир. Да, Зинаида Александровна…

Зинаида. А я видела вас, мсьё Вольдемар. Вы ходили мимо нашей дачи и заглядывали в окна. Не смущайтесь. Вы просто хотели познакомиться, да?

Владимир. Да.

Зинаида. А на днях вы подглядывали за мной из-за забора.

Владимир. Я не то чтобы подглядывал…

Зинаида. Вы теперь заняты?

Владимир. Никак нет-с.

Зинаида. Подойдите ко мне. Смелее, мсьё Вольдемар. Ближе, еще ближе.

Зинаида берет колоду игральных карт.

Зинаида. Какую карту выбрать?

Владимир. Не знаю.

Зинаида. Какой вы скучный, мсьё Вольдемар. Может, даму червей? Даму сердца. Или бубнового валета? (Сравнивает изображение на карте с лицом Владимира.) А что? Есть сходство… Или вы предпочтете бубновый туз? Нет, давайте выберем пикового короля. (Сгибает карту.) Сядьте на этот стул. Вот так. А теперь протяните ко мне руки. Ну! Смелее. Замечательно.

Зинаида достает вязку шерсти, надевает на руки Владимира. Садится напротив, медленно разматывает, наматывая ее на игральную карту. Пристально смотрит на него.

Молчание.

Зинаида. Что вы подумали обо мне, когда выглядывали из-за забора?

Владимир. Я… княжна… Я ничего не думал…

Зинаида. Держите руки прямо! Осудили меня?

Владимир. Как я могу…

Зинаида. Послушайте, вы меня еще не знаете. Я престранная.

Владимир. Совсем нет.

Зинаида. Вам сколько лет?

Владимир. Шестнадцать.

Зинаида. О, да вы совсем большой! А мне двадцать один. Я гораздо старше вас, а значит… А значит, вы должны слушаться меня и всегда говорить правду.

Владимир. Хорошо, княжна.

Зинаида. Я странная? Отчего вы не глядите? Так я странная?

Владимир. Странная.

Зинаида. Замечательно! Глядите на меня… Мне это приятно. Мне нравится ваше лицо… А я вам нравлюсь?

Владимир. Княжна… я…

Зинаида. Держите руки прямо! Что за привычка у детей… у молодых людей не говорить прямо! Это хорошо для взрослых — лукавить. Я вам нравлюсь?

Владимир. Очень.

Зинаида. Замечательно…

Молчание.

Владимир. Вы мне очень нравитесь, Зинаида Александровна. И я не хочу это ни от кого скрывать!

Зинаида (грозя ему пальцем.) Как вы смотрите на меня, мсьё Вольдемар… Я предчувствую, мы будем друзьями.

Владимир. Ваши ботинки…

Зинаида. Что с ними?

Владимир. Вы просили говорить правду… Вот я сижу перед вами… Познакомился с вами — не верится… Какое счастье… Я обожаю даже кончики ваших ботинок…

Зинаида смеется.

Владимир. Мне кажется, я давно вас знаю. И ничего не знал и не жил до вас…

Раздается бас Беловзорова: «Зинаида Александровна, я исполнил вашу мечту!»

Зинаида. Это мсьё Беловзоров. Исполнитель моих мечт. Гусар!

Входит Беловзоров с корзинкой в руках. Зинаида бросает клубок на колени Владимира, подбегает к Беловзорову.

Зинаида. Котенок!

Зинаида ставит корзинку на пол, садится перед ней на колени.

Зинаида. Какой смешной!

Беловзоров. Вам угодно было вчера сказать…

Зинаида. И глаза у него не серые, а зеленые!

Беловзоров. …что вы желаете иметь полосатого котенка…

Зинаида. И уши какие большие!

Беловзоров. …с большими ушами. Вот я и достал. Слово — закон.

Зинаида. Какой у него розовый язычок! Он голоден! (Вставая, в сторону.) Соня, унеси его! Спасибо вам, Виктор Егорыч! Вы очень милы…

Беловзоров (склоняясь перед Зинаидой). За котенка — ручку.

Зинаида (протягивая руки). Обе!

Беловзоров целует ей руки, она смотрит через его плечо на Владимира. Тот направляется к выходу.

Зинаида. Куда вы?

Владимир. Мне нужно идти.

Зинаида. К маменьке? (Смеется.) Передайте ей, что мы непременно будем у вас! (Вслед уходящему Владимиру.) Мсьё Вольдемар, заходите к нам! (Смеется.)

Сцена 6

Гостиная в доме Петра Васильевича. Поздний вечер. В кресле сидит Марья Сергеевна. Входит Петр Васильевич, не замечая жену. Достает из кармана лист бумаги, пытается прочитать. Темно. Включает лампу. Заметив Марью Сергеевну, вздрагивает. Сминает лист, сует в карман.

Петр Васильевич. Что ты сидишь в темноте?

Марья Сергеевна. Я живу в темноте. Привыкла.

Петр Васильевич (направляясь к выходу). Поднимусь к себе. Устал. Долгий день.

Марья Сергеевна (ему вслед). Сегодня у меня была княгиня Засекина с дочерью.

Петр Васильевич (останавливаясь, с деланым равнодушием). Да? И как она? Они…

Марья Сергеевна. Весьма вульгарна. И думаю, кляузница.

Петр Васильевич. Ты как всегда излишне строга к людям.

Марья Сергеевна. Нимало! У ней все какие-то тяжбы и гадкие денежные дела. Все надоедала мне своими просьбами ходатайствовать за нее у князя Сергия.

Петр Васильевич. Прими мои глубочайшие сожаления.

Марья Сергеевна. Вот полюбуйся (показывает на конверт на столе), оставила ему письмо. Бумага серая. А сургуч!

Петр Васильевич. А сургуч-то чем не угодил?

Марья Сергеевна. Бурый сургуч — как на пробках дешевого вина.

Петр Васильевич. Откуда тебе знать про дешевое вино?

Марья Сергеевна. А эта ее княжна! Пригласила нашего сына в свою сомнительную компанию. Помчался как помешанный.

Петр Васильевич. Ну, дело молодое.

Марья Сергеевна. И всё — ему и мать не указ. Ты должен пресечь их общение.

Петр Васильевич. Княжна Засекина — милая девушка. Зря ты так.

Марья Сергеевна. А какая гордячка! А чего гордиться-то — с повадками гризетки!

Петр Васильевич. Ты, видно, не видела гризеток.

Марья Сергеевна. И слава богу!

Петр Васильевич (раздраженно). Тогда как же ты можешь судить о них? (Выходит.)

Марья Сергеевна. И что нашел в этой гризетке Николай Иванович?

Сцена 7

Комната на даче Засекиных. Веселье в полном разгаре. Зинаида, Николай Иванович, Беловзоров, Майданов и Владимир с шумом и смехом представляют табор цыган. Беловзоров обряжен в медведя, Зинаида танцует цыганский танец. В конце накрывает себя и Владимира шалью. Сдергивает ее. Владимир смущен. Она хохочет.

Зинаида. Позолоти ручку, милок! А я открою тебе секрет!.. (Резко меняет тон.) Всё! Надоело! Беловзоров, мне скучно.

Майданов. Позвольте, я продекламирую отрывки из своей новой поэмы.

Николай. И какое у поэмы название?

Майданов. «Убийца»! Я издам ее в черной обертке с заглавными буквами кровавого цвета.

Зинаида. Майданов, это вы — убийца. Я умираю от ваших романтических стихов.

Беловзоров. А давайте пойдем опять к Иверским воротам. Украдем у приказного шапку и заставили его плясать казачка ради выкупа.

Зинаида. Беловзоров, вы повторяетесь…

Николай. А мы не тянули билеты.

Зинаида. Точно-точно! Майданов, напишите мсьё Вольдемару билет.

Майданов. Это несправедливо. Они не играли с нами в фанты.

Беловзоров. Несправедливо!

Зинаида. Пишите билет, говорят вам. Это что за бунт? Мсьё Вольдемар с нами в первый раз, и сегодня для него закон не писан. Нечего ворчать, пишите, я так хочу.

Майданов пишет билет.

Николай. Позвольте, я объясню «господину Вольдемару», в чем дело, а то он совсем растерялся. Мы играли в фанты; княжна подверглась штрафу, и тот, кому вынется счастливый билет, будет иметь право поцеловать у ней ручку.

Зинаида вскакивает на стул и встряхивает шляпой с билетами. Майданов первым тянется к шляпе.

Зинаида. Майданов, вы, как поэт, должны быть великодушны и уступить ваш билет мсьё Вольдемару.

Беловзоров. Это несправедливо — два шанса вместо одного.

Все берут из шляпы билеты, разворачивают, читают.

Владимир. Поцелуй!

Зинаида. Браво! Он выиграл. Как я рада!

Зинаида слезает со стула, подходит к Владимиру.

Зинаида (заглядывая ему в глаза). А вы рады?

Владимир. Я?..

Беловзоров (наклонившись к уху Владимира). Продайте мне свой билет. Я вам сто рублей дам.

Владимир отвечает Беловзорову негодующим взором. Зинаида хлопает в ладоши.

Николай. Молодец! Но исполним все правила. Мсьё Вольдемар, опуститесь на одно колено. Так у нас заведено.

Зинаида протягивает Владимиру руку. Тот неуклюже пытается встать на одно колено, но падает на оба и прижимается губами к пальцам Зинаиды.

Николай (поднимая Владимира). Достаточно.

Все смеются, кроме Беловзорова.

Зинаида. А давайте петь!

Все весело поют.

Сцена 8

Комната Владимира. Владимир и Петр Васильевич.

Петр Васильевич. Забавно, забавно… Говоришь, цыганский табор изображали…

Владимир. А еще играли в фанты и пели.

Петр Васильевич. Что, непривычен тебе такой шум и гам?

Владимир. Я словно опьянел, как от вина. Но я был таким счастливым… Зинаида Александровна оказывала мне предпочтение. И я в грош не ставил ничьих насмешек и косых взглядов.

Молчание.

Владимир. А еще случилось вот что. Она накрыла меня и себя шалью. И мы очутились в душной мгле. И в этой мгле так близко светились ее глаза! И губы дышали рядом! И волосы ее щекотали и жгли. И вдруг она шепнула мне: «Ну, что же?»

Петр Васильевич. И что же ты?

Владимир. Я почувствовал восторг. Почему ты посмеиваешься?

Петр Васильевич. Что это у тебя? Шиллер «Разбойники». Подозреваю, это не поможет подготовиться к поступлению. А как же курс этого… как же его?

Владимир. Кайданова.

Петр Васильевич. Вот-вот.

Владимир. Литература тоже учит. Жизни.

Петр Васильевич. И чему же тебя научил Шиллер?

Владимир. Что отцами и сыновьями нас делает не кровь.

Петр Васильевич. А что же?

Владимир. Сердце.

Петр Васильевич. В этой книге есть одна хорошая мысль: чтобы что-то сделать в этой жизни, нужно сперва испортить душу и тело.

Владимир. Я не понимаю.

Петр Васильевич. И не надо тебе пока понимать. Вот что я скажу тебе, Владимир. Сам бери, что можешь, а в руки не давайся. Вся штука жизни в том, чтобы принадлежать только себе. Будь свободен от всего. А что может дать человеку свобода?

Владимир. Что?

Петр Васильевич. Власть. Власть, которая даже лучше свободы.

Владимир. Я хочу быть свободным.

Петр Васильевич. Умей хотеть — и будешь свободным. И командовать будешь.

Владимир. А ты? Ты свободен?

Петр Васильевич. Больше всего, что я хочу, — это жить. И живу… Совсем забыл, я ведь велел оседлать себе лошадь.

Владимир. Я поеду с тобой?

Петр Васильевич. Нет. Поезжай один, если хочешь. А я не поеду… (Уходит.)

Сцена 9

Комната Владимира. Очередное занятие по истории.

Владимир. Юлий Цезарь отличался воинской отвагой… (Пауза.) Значит, так… Юлий Цезарь отличался воинской отвагой… Это я уже говорил…

Николай. Владимир. Что с вами?

Владимир. Мне ничего не идет на ум…

Николай. Соберитесь.

Владимир. Вам легко говорить.

Николай. Я когда-то тоже учился и знаю…

Владимир (перебивая). Я ничтожество! Я ходил к ней несколько раз. Она смотрела на меня холодными глазами и не желала со мной говорить. А я просто счастлив, что переступаю ее порог.

Николай. Вы влюблены — и это нормально.

Владимир. Не я один. Все без ума от нее. И вы тоже…

Николай. Мне нравится в ней обаятельная смесь хитрости и беспечности…

Владимир. Да-да! Хитрости! Она забавляется! Она вертит людьми, как пожелает.

Николай. Зинаида Александровна называет это: «стукать людей друг от друга».

Владимир. Она и нас «стукнула»?

Николай. Надеюсь, мы справимся с этим.

Владимир. В детстве я ловил жуков и привязывал им за лапки ниточки. И теперь я вот такой привязанный за ножку жук. Кружусь возле ее флигелька и остался бы там навсегда.

Николай. Интересный образ для будущего романа.

Владимир. Я ревную… Я ничтожество… Зачем ей столько поклонников?

Николай. Думаю, каждый ей нужен по-своему. Беловзоров — вы слышали, она называет его «мой зверь» — кинулся бы за нее в огонь. Он не надеется на свои умственные способности, и поэтому предлагает жениться. Считает, что другие на это не пойдут. Майданов воспевает ее в своих стихах, внушает себе и ей, что обожает ее.

Владимир. А она?

Николай. Заставляет его читать Пушкина, чтобы очистить воздух.

Владимир. А вы?

Николай. А я, мсьё Вольдемар, верен своей первой любви — своей няне.

Входит Марья Сергеевна.

Марья Сергеевна. Занимаетесь? Как успехи?

Николай. Изучаем личность Юлия Цезаря.

Марья Сергеевна. Не буду вам мешать. (Оборачивается в дверях.) Кстати, дорогой, как ты сходил в гости к Засекиным? Николай Иванович, говорят, вы тоже их постоянный гость.

Владимир. Ничего особенного. Papа́ тоже расспрашивал…

Марья Сергеевна. Говорят, там блистает новый поэт — Майданов. Я пригласила его на обед. А тебе, мой дорогой, нечего к ним таскаться. Все-таки они люди не comme il faut. Лучше готовься к экзаменам и занимайся. Николай Иванович, зайдите ко мне после. (Выходит.)

Сцена 10

Гостиная в доме Засекиных. Зинаида сидит за шитьем. Николай — напротив нее. Владимир чуть поодаль с книгой.

Зинаида. Мсьё Вольдемар, что же вы остановились? Читайте дальше. Нет, постойте. Скажите, Николай Иванович ругает меня за глаза?

Владимир. Нет, что вы!

Николай. Почему же за глаза? Я и в глаза ругаю.

Зинаида. Вот, видите! Этот человек всегда говорит правду. Я уважаю вас, Николай Иванович, но спускать вам ничего не собираюсь. (Владимиру.) Так что вы говорили про меня?

Владимир. Да помилуйте, у нас других тем полно.

Зинаида. Вам говорили, что я кокетка, что я без сердца, что я актерская натура?

Владимир. Не было такого.

Зинаида. По глазам вижу, что лукавите.

Николай. Я говорил, что ваша натура заключается в двух словах.

Зинаида. И в каких же?

Николай. Каприз и независимость.

Зинаида деланно смеется.

Зинаида. Опоздали почтой, милейший Николай Иванович! Наденьте очки. Плохо наблюдаете. Мне теперь не до капризов. Вас дурачить, себя дурачить — куда как весело! Разве жить весело? Оглянитесь кругом. Что — хорошо? Я уже о счастье не говорю… Подайте вашу руку.

Николай подает руку Зинаиде.

Зинаида. Я воткну в нее булавку. Вы не против?

Владимир. Зачем?

Зинаида. Пусть ему тоже будет больно. (Николаю.) Вам будет стыдно перед этим молодым человеком, но вы, господин правдивый человек, извольте смеяться.

Зинаида втыкает в его руку булавку. Николай смеется. Зинаида тоже смеется.

Владимир. Зачем вы это делает?!

Зинаида (вынимая булавку). А теперь идите. И приходите завтра. Майданов будет читать свою поэму «Убийца».

Николай целует Зинаиде руку, уходит. Владимир тоже поднимается.

Зинаида. А вы останьтесь. Мне нужно кое-что спросить у вас. Не бойтесь — я не буду втыкать в вас булавку.

Владимир. Зачем вы так с Николаем Ивановичем?

Зинаида. Вы думаете, я люблю его? Нет. Я не могу любить таких. Мне надо такого, который бы меня сломил… Да где же он? Не попадусь никому в лапы!

Владимир. Значит, вы никого не любите?

Зинаида (щелкая его по носу). А вас? Разве я вас не люблю?.. Мне все опротивело. Ушла бы на край света… я не могу это вынести… Мне так тяжело… Что ждет меня впереди! Боже мой, как тяжело!

Владимир. Я готов отдать жизнь лишь бы вы не горевали.

Зинаида. Мсьё Вольдемар, не делайте меланхолической физиономии. Терпеть не могу, когда меня жалеют.

Слышится голос Беловзорова: «Зинаида Александровна!»

Владимир. Зачем вы принимаете Беловзорова?

Зинаида. Вам не понять. У него такие милые усы.

Входит Беловзоров.

Беловзоров. Не нашел я вам верховой лошади. Есть одна, но тоже не смирная. Боюсь.

Зинаида. Чего боитесь?

Беловзоров. Да вы ездить не умеете. Сохрани бог, что случится! Вот ведь тоже фантазии у вас.

Зинаида. Ну, это мое дело, мсьё мой зверь… В таком случае я попрошу Петра Васильича…

Беловзоров. Вы с ним хотите ездить?

Зинаида. С ним или с другим — не все ли равно. Только не с вами.

Беловзоров. Не со мной.

Зинаида. Нет.

Беловзоров. Как хотите. Но лошадь я вам доставлю.

Зинаида. Смотрите, не корову какую-то. Я хочу скакать.

Беловзоров. Скачите, пожалуйста… А с кем? С Майдановым?

Зинаида. А почему бы и не с ним? Да не сверкайте вы глазами, воин. И вас возьму.

Беловзоров. Вы это говорите, только чтобы меня утешить.

Зинаида. А это вас утешает, мой зверь? А вы, мсьё Вольдемар, поедете с нами?

Владимир. Я не люблю… в обществе…

Зинаида. Вы предпочитаете тет-а-тет? Ну, вольному воля… Беловзоров, что же вы стоите? Ступайте, хлопочите. Мне лошадь нужна к завтрашнему дню.

Беловзоров. А ручку?

Зинаида подает Беловзорову руку, он целует ее, уходит.

Зинаида. Мсьё Вольдемар, прочтите мне какие-нибудь стихи. Я люблю, когда вы читаете. Вы поете, но это ничего… Прочтите мне «На холмах Грузии». Там есть такая строчка: «что не любить оно не может». И хотелось бы — да не может! Поэзия — она тем и хороша, она говорит нам то, чего нет. И что лучше того, что есть, и даже больше похоже на правду… Подойдите ко мне.

Владимир подходит к Зинаиде, она встает напротив него, кладет ему руку на голову. Вглядывается в его лицо.

Зинаида. Вы меня очень любите? Да?.. Да. Это так… Такие же глаза… (Крутит его волосы себе на палец.)

Владимир. Больно…

Зинаида. А! Больно! А мне? Мне не больно? (Смотрит на маленькую прядь волос в своей руке.) Что это я сделала? Бедный мой мальчик… (Гладит его по голове.) Вот вы всё уверяете, что вы любите меня… А вы могли бы из-за меня совершить безумный поступок, если любите? Молчите… Милый мой мальчик, ты сделаешь всё, что я скажу… Ты не сможешь ослушаться… Ведь я люблю тебя… (Целует его.) Что вы так смотрите на меня, мсьё Вольдемар? (Смеется.) Я положу ваши волосы к себе в медальон. Это вас утешит? А теперь прощайте. Ступайте домой, мсьё Вольдемар. И уж больше никогда… Слышите? Никогда… (Смеется.)

Сцена 11

Комната Владимира. Владимир сидит с книгами за столом, читает. Николай ходит по комнате, погруженный в свои мысли.

Николай (про себя). Вот ведь я дурак!.. А жертвовать собой, видимо, сладко — для других.

Владимир. Что вы хотите этим сказать?

Николай. Вам я ничего не хочу сказать.

Пауза.

Николай. Что вы беспрестанно таскаетесь к Засекиным?

Владимир. Вы теперь говорите, как моя матушка.

Николай. Пока вы молоды, вам надобно учиться, работать. А вы что делаете?

Владимир. Я учусь.

Николай. Какая уж тут учеба! У вас совсем не то на уме.

Владимир. Ну, не могу же я все дни сидеть только за книгами.

Николай. Я не спорю… В ваши годы это в порядке вещей. Да выбор-то ваш больно неудачен.

Владимир. Я вас не понимаю.

Николай. Разве вы не видите, что это за дом?

Владимир. Вы точно как матушка. Нет, не вижу.

Николай. Тем хуже для вас. Но я считаю долгом предостеречь вас.

Владимир. Да вы же сами…

Николай. Мне-то что сделается? Меня ничем не пробьешь. А у вас кожица еще нежная. Воздух там для вас вредный — заразиться можете.

Владимир. А я, может, только там и дышу.

Николай. «Только там и дышу». Разве это нормально? Разве то, что вы чувствуете, полезно вам?

Владимир. Да что же я чувствую?

Николай. Не хитрите. У вас еще, слава богу, что на душе, то и на лице. А впрочем, что толковать? Я бы и сам не ходил, если б… Если б я не был такой же чудак.

Владимир. Да я уж и неделю не ходил. Зинаида Александровна сказывается больной. Хотя вчера утром видел ее и отца. На дороге, которая вела в город. Они ехали рядом. А потом их догнал Беловзоров. Он так потешно скакал и гремел саблей.

Николай. Я вот удивляюсь: как вы, с вашим умом, не видите, что делается вокруг вас?

Владимир. А что же такое делается? Зинаида Александровна и вправду, видимо, больна: ездила целое утро верхом и бледная… Вот отец был красен, как рак.

Николай. Настаиваю: атмосфера дома Засекиных вам вредна. В оранжерее тоже приятно пахнет — да жить в ней нельзя.

Пауза.

Владимир. Она кого-то полюбила.

Николай. Как вы это поняли?

Владимир. Она становится все страннее и все непонятней. Целыми часами сидит у себя в комнате одна. Гуляет одна. Прежде за ней такое не водилось…

Николай. Ну, стараться понять женщину — себе дороже.

Владимир. Что я для нее?.. Другие для нее лучше, чем я. Ну и пускай. Зато другие только скажут, что сделают, а я сделаю.

Николай. Что, например?

Владимир. Спасу ее из рук неприятелей. И весь облитый кровью умру у ее ног.

Николай. Возьмитесь лучше за Кайданова!

Сцена 12

По тропинке между дачами идет Зинаида с розой в руке, ей навстречу выходит Владимир. Увидев Зинаиду, хочет свернуть в сторону.

Зинаида. Мсьё Вольдемар!.. Ну, что же вы! Дайте мне руку.

Владимир подходит к Зинаиде, она берет его за руку.

Зинаида. Мы давно с вами не болтали.

Владимир. Вы всё еще нездоровы?

Зинаида. Нет, теперь все прошло. (Рассматривая розу.) Я немножко устала, но и это пройдет.

Владимир. И вы опять будете такая же, как прежде?

Зинаида (поднося розу к лицу). Разве я изменилась?

Владимир. Изменились.

Зинаида. Я была с вами холодна — я знаю. Но вы не должны были обращать на это внимания… Я не могла иначе… Ну, да что теперь об этом говорить!

Владимир. Вы не хотите, чтоб я любил вас, вот что!

Зинаида. Нет, любите меня. Но не так, как прежде.

Владимир. Как же?

Зинаида. Будемте друзьями — вот как! (Дает Владимиру понюхать розу.) Послушайте, ведь я гораздо старше вас. Я могла бы быть вашей тетушкой. Ну, не тетушкой — старшей сестрой. А вы…

Владимир (перебивая). Я для вас ребенок.

Зинаида. Ну да, ребенок. Но милый, хороший, умный. Которого я очень люблю. А знаете что? С нынешнего дня я жалую вас к себе в пажи. И не забывайте: паж не должен отлучаться от своей госпожи. Вот вам знак вашего нового достоинства. (Вдевая розу в петлю куртки Владимира.) Знак нашей к вам милости.

Владимир. Прежде я получал от вас другие милости.

Зинаида. А! Какая у него память! Что ж? Я и теперь готова…

Зинаида приближает свое лицо к лицу Владимира, но целует его в лоб.

Зинаида (направляясь по тропинке). Ступайте за мной, мой паж.

Сцена 13

Гостиная в доме Засекиных. Вечер. Зинаида стоит у окна. Николай Иванович стоит поодаль у стены. Майданов и Беловзоров расположились на диване, Владимир — в кресле.

Зинаида. На что похожи эти облака? Они похожи на пурпуровые паруса на золотом корабле Клеопатры, когда она ехала навстречу Антонию. Помните, Майданов, вы недавно мне об этом рассказывали.

Майданов. У вас поэтическое воображение, Зинаида Александровна. Я всегда вам это говорил.

Беловзоров. Антоний — это кто? Генерал?

Зинаида. А сколько лет тогда было Антонию?

Беловзоров. Если не генерал, то тогда молодой.

Майданов. Да, молодой.

Николай. Извините, ему было за сорок лет.

Зинаида. За сорок…

Зинаида садится в кресло.

Зинаида. Мсьё Вольдемар, по праву пажа вы должны сидеть подле меня.

Владимир садится рядом с Зинаидой на стул.

Зинаида. Майданов, что у вас за тетрадь?

Майданов. Это новые стихи.

Зинаида. Почитаете потом. Господа, давайте рассказывать сны. Вот вам, Беловзоров, что снилось?

Беловзоров. Да я не особо и не помню. Но вот однажды был сон: я накормил свою лошадь карасями. А потом смотрю: а голова-то у нее деревянная! (Хохочет.)

Майданов. Вот у меня был чудный сон…

Зинаида. Опять могильные склепы, ангелы с лирами и говорящие цветы? Увольте нас, мсьё поэт.

Николай. Трудно отличить сон от выдумки.

Зинаида. А вот и давайте — пускай каждый расскажет что-нибудь выдуманное. Беловзоров, вы первый.

Беловзоров. Я ничего выдумать не могу!

Зинаида. Какие пустяки! Каждый может выдумать.

Беловзоров. Это у нас господин Майданов выдумщик, а я — человек объективный.

Зинаида. Ну, вообразите себе, например, что вы женаты. Такое можете вообразить?

Беловзоров. Такое могу.

Зинаида. Ну, и расскажите нам, как бы вы проводите время с вашей женой.

Беловзоров. Что уж тут рассказывать, как все проводят, так и я.

Зинаида. Вы бы ее заперли?

Беловзоров. Запер.

Зинаида. И сами бы сидели с ней?

Беловзоров. И сам сидел бы с ней.

Зинаида. Прекрасно. Но представим: ей это надоело, и она бы изменила вам?

Беловзоров. Я бы ее убил.

Зинаида. А если бы она убежала?

Беловзоров. Я бы догнал ее и убил.

Зинаида. Так. Ну, а положим, я была бы вашей женой, что бы вы тогда сделали?

Беловзоров. Я бы себя убил…

Все, кроме Беловзорова, смеются.

Зинаида. Я вижу, у вас недолгая песня.

Николай. А что выдумали, Зинаида Александровна, вы?

Зинаида. Что я выдумала… Представьте себе великолепный чертог, летнюю ночь и удивительный бал. Бал этот дает молодая королева. Везде золото, мрамор, хрусталь, шелк, огни, алмазы, цветы, куренья — одним словом, роскошь.

Николай. Вы любите роскошь?

Зинаида. Роскошь красива, я люблю всё красивое.

Николай. Больше прекрасного?

Зинаида. Это что-то хитро, не понимаю. Не мешайте.

Зинаида вскакивает. Во время рассказа ходит по комнате, изображая.

Зинаида. Итак, бал великолепный. Гостей множество, все они молоды, прекрасны, храбры, все без памяти влюблены в королеву.

Майданов. А женщины есть в числе гостей?

Зинаида. Нет. Или погодите — есть.

Николай. Всё некрасивые?

Зинаида. Прелестные. Но все мужчины влюблены в королеву. Она высока и стройна; у ней маленькая золотая диадема на черных волосах. Все толпятся вокруг нее, все расточают перед ней самые льстивые речи.

Николай. А она любит лесть?

Зинаида. Какой несносный! Всё перебивает… Кто ж не любит лести?

Беловзоров. Можно вопрос? У королевы есть муж?

Зинаида. Я об этом и не подумала. Нет, зачем муж?

Беловзоров. Конечно, зачем муж?

Майданов. Молчание!

Зинаида. Merci. Итак, королева слушает эти речи, слушает музыку, но не глядит ни на кого из гостей. Окна раскрыты от потолка до полу; а за ними темное небо с большими звездами да темный сад с большими деревьями. Королева глядит в сад. Там, около деревьев, фонтан. Он белеет во мраке — длинный-длинный, как привидение. Королева слышит сквозь говор и музыку тихий плеск воды. Она смотрит и думает: вы все, господа, благородны, умны, богаты, вы окружили меня, вы дорожите каждым моим словом, вы все готовы умереть у моих ног, я владею вами. А там, возле фонтана, стоит и ждет меня тот, кого я люблю, кто владеет мною. На нем нет ни богатого платья, ни драгоценных камней, никто его не знает, но он ждет меня и уверен, что я приду. И я приду, и нет такой власти, которая бы остановила меня. Захочу — и пойду к нему, и останусь с ним, и потеряюсь с ним там…

Беловзоров. Это выдумка?

Николай. А что бы мы сделали, господа, если бы этими гостями были мы и узнали про этого счастливца у фонтана?

Зинаида. Постойте, постойте, я сама скажу, что бы каждый из вас сделал. Вы, Беловзоров, вызвали бы его на дуэль. Вы, Майданов, написали бы на него эпиграмму… Впрочем, нет — вы не умеете писать эпиграмм. Вы сочинили бы на него длинный ямб. (Смотрит на Николая.) Вот про вас я не знаю…

Николай. Я бы посоветовал королеве не давать балов, когда ей не до гостей…

Зинаида. Может быть, вы правы. Что же касается до вас, Вольдемар… Впрочем, довольно; давайте играть в другую игру.

Майданов. Мсьё Вольдемар, в качестве пажа королевы, держал бы ей шлейф, когда она побежала в сад.

Зинаида. Я никогда не давала вам права быть дерзким (указывая на дверь) и потому прошу вас удалиться.

Майданов. Помилуйте, княжна…

Беловзоров. Княжна права!

Майданов. У меня и в мыслях не было оскорбить… Простите меня.

Зинаида. Пожалуй, останьтесь. Мы с мсьё Вольдемаром напрасно рассердились. Вам весело жалиться… На здоровье. Господа, давайте петь!

Зинаида салится за пианино, играет и поет. Беловзоров и Николай Иванович встают рядом с ней подпевают. Майданов подходит к стоящему в стороне Владимиру.

Майданов. Господин паж, не сердитесь напрасно. Ведь не я назвал вас пажом. Но позвольте вам заметить: вы худо исполняете свою обязанность.

Владимир. Почему?

Майданов. Паж должен быть неотлучным при своей королеве. Должен все знать и наблюдать… днем и ночью.

Владимир. Что вы хотите сказать?

Майданов. Я, кажется, ясно выразился: днем — и ночью. По ночам как раз и жди беды. Советую вам не спать и наблюдать, наблюдать изо всех сил.

Владимир. Вы думаете, в рассказе был намек?

Майданов. Вы мне потом спасибо скажете. Запомните: в саду, ночью, у фонтана…

Сцена 14

Поздний вечер. Гостиная в доме Владимира. В кресле, не зажигая света, сидит Марья Сергеевна. Входит Владимир.

Марья Сергеевна. Это ты, мой дорогой? Ты опять был у этой авантюрьерки?

Владимир. Матушка, почему вы сидите в темноте?

Марья Сергеевна. Эта женщина способна на что угодно… Эта их беспорядочность, обтерханные горничные, сломанные ножи и вилки, сальные огарки… А манеры?!.. Ну, чего ты дуешься, как мышь на крупу? Останься, посиди со мной… Не надо света… Твой отец — он теперь почти не бывает дома. И вдруг полюбил верховую езду… Мой дорогой, кончается лето… Я так надеюсь, что ты поступишь в университет. А как твой роман?

Владимир. Мой роман?

Марья Сергеевна. Николай Иванович, рассказал мне о твоих литературных успехах.

Владимир. А, вы об этом…

Марья Сергеевна. А что — и знаменитые дипломаты могут быть писателями.

Владимир. Я его забросил…

Марья Сергеевна. Я так люблю тебя, мой дорогой. Может, не всегда и показываю это. Но ты моя единственная отрада… Какой-то ты сегодня странный. Ты не заболел? Это все их неблагополучное общество. Не понимаю, зачем туда ходит месье Майданов. Это авантюрьерка совсем не про него. Он такой оригинальный поэт. Читал мне на днях своего «Убийцу». Я в восторге.

Владимир. Матушка, где английский складной ножик, который мы купили мне недавно?

Марья Сергеевна. Что за странные пристрастья — то это ужасное ружье, то нож. Мой нежный мальчик, ты превращаешься в дикаря. Хорошо, хорошо… Посмотри в письменном столе.

Владимир выходит.

Марья Сергеевна. Авантюрьерка — каких свет не видывал…

Сцена 15

Ночь. Тропинка между садами. В темноте крадется Владимир. Прячется за кустом в укромное место. Ждет, прислушивается. Достает нож, раскладывает его. Делает движения рукой, словно поражает противника.

Владимир (вполголоса, разыгрывая сцену). Куда идешь? Стой!.. Сознайся — или смерть!.. Я докажу изменнице, что умею мстить… «Ты весь обрызган кровью! О, что ты сделал?» — «Ничего!»

Владимир прислушивается, отползает за куст, выглядывает из-за него, готовясь к нападению.

На дорожке появляется Петр Васильевич, закутанный в плащ и в надвинутой на лицо шляпе. Идет, не заметив Владимира, к даче Засекиных. Владимир выходит из укрытия, смотрит ему вслед, нож выпадает у него из руки, он не замечает этого. Разворачивается и убегает в сторону дома.

Сцена 16

Комната Владимира. Он лежит на диване лицом вниз. Входит Николай Иванович. Кладет на стол книги. Смотрит на Владимира. Молчание.

Николай. Я тут кое-какие книги принес. Времени осталось немного. Думаю, пригодятся.

Владимир садится, смотрит на Николая Ивановича.

Николай. Что это вы смотрите как кролик, у которого вынули половину мозга?

Владимир. Мне кажется, во мне что-то умирает…

Николай. Ну, вы, братец, бросьте эту меланхолию. Волноваться перед экзаменом — это нормальное явление.

Владимир. Я не хочу знать, любят ли меня. И не хочу сознаться себе, что меня не любят.

Николай. Все вас любят — и матушка, и отец.

Владимир. Нет, они не любят меня… Но я не про них… Мне нужно поделиться с кем-нибудь…

Николай. Вы знаете, что можете довериться мне.

Владимир. Да. Сегодня была страшная сцена между отцом и матушкой. Она упрекала его в неверности. Он сперва оправдывался, а потом… потом сказал жестокие слова о ее возрасте. И она заплакала… Еще она дурно отзывалась о княгине, и о ней… Зинаиде Александровне.

Николай. Да, история очень нехороша. Ну, теперь уж что свершилось, то свершилось.

Владимир. Я боюсь думать, что будет дальше.

Входит Петр Васильевич, кладет на стол нож Владимира.

Петр Васильевич. Молодой человек, это ваше? Негоже пажам терять свое оружие. Собирайтесь. Мы уезжаем в город. (Уходит.)

Владимир. Он думает на меня! Боже мой! Он думает: это я донес! Но это не я! Поверьте мне! Это не я… Да, я видел. Но это не я.

Николай. Нужно пойти и сказать ему об этом.

Владимир. Матушка получила сегодня утром письмо. Кто написал — неизвестно. Вся беда из-за этого письма.

Николай. Вся беда в увлечениях. Что в них пользы? Куда бы волна ни понесла — все нехорошо. Человек хоть на камне стой — но на своих ногах.

Владимир. А вы стоите?

Николай. Стараюсь. Хочу смотреть на женщину человеком, а не комнатной собачкой. И вам советую.

Сцена 17

Гостиная в доме Засекиных. Зинаида сидит в кресле. На коленях книга. Входит Владимир. Она поднимается ему навстречу.

Владимир. Я пришел проститься, княжна. Вероятно, навсегда. Мы уезжаем…

Зинаида. Да, я слышала. Спасибо, что пришли. Думала: уже не увижу вас.

Молчание.

Зинаида. Не поминайте меня лихом. Иногда я мучила вас…

Владимир. Зачем вы играли мною?

Зинаида. Я виновата перед вами, Володя.

Владимир. Зачем вам была нужна моя любовь?

Зинаида. Я очень виновата… Сколько во мне дурного, темного, грешного… Но теперь я не играю вами. Я вас люблю — вы и не подозреваете, почему и как…

Владимир. Я все знаю…

Зинаида. Никто не может знать всего…

Зинаида подходит к нему, снимает с волос ленту, повязывает ему вместо галстука. Обнимает его за голову, целует.

Владимир смотрит на ее руку, берет ее за запястье.

Владимир. Что это?

Зинаида отдергивает руку, прячет за спину.

Владимир. Это рубец. От хлыста. Я видел такое у сына конюха. Кто вас так?.. Он?

Зинаида (деланно смеясь). Ваш конюх?

Владимир. Вы знаете, о ком я.

Зинаида. И о ком же? Ну! Смелее, мсьё Вольдемар! Скажите это! И покончим уже навсегда.

Владимир. Это он — мой отец. Да? Ответьте: да?

Зинаида. Паж не должен так разговаривать со своей королевой.

Владимир. Я вам не паж. Как вы могли? Вы же молодая девушка, княжна все-таки… Вы же знали, что мой отец — несвободный человек.

Зинаида (держась за рубец на руке). Он должен расстаться с этой…

Владимир. Ведь вы могли выйти замуж — да хоть за Беловзорова.

Зинаида. Замуж? За Беловзорова? (Хохочет.)

Владимир. Вы же погубили свое будущее… Вы же себя погубили!

Зинаида. Он должен расстаться с этой…

Владимир. С моей матерью…

Пауза.

Владимир. Что же это? Это какое-то одно большое несчастье.

Зинаида. Это любовь, мсьё Вольдемар. Это и есть настоящая любовь…

Владимир. Сносить удар от кого-то?

Зинаида. От самой милой руки.

Владимир. И жертвовать собой?..

Зинаида. И жертвовать…

Пауза.

Зинаида. Хоть вы обо мне и дурного мнения, знайте: я не такая, какой вы меня воображаете. Я не такая…

Владимир. Я о вас дурного мнения?

Зинаида. Да вы…

Владимир. Поверьте, Зинаида Александровна, что бы вы ни сделали, как бы вы ни мучили меня, я буду любить вас и обожать вас до конца моих дней.

Зинаида. Прощайте, мсьё Вольдемар… прощайте…

Сцена 18

Европейский курорт. Лето. В беседке сидят Николай, Марья Сергеевна и Майданов. Николай и Марья Сергеевна ведут неспешный диалог. Майданов что-то пишет в блокнот, временами вставляя в разговор реплики.

Марья Сергеевна. Почему в Европе так не любят русских?

Николай. Позвольте не согласиться с вами.

Марья Сергеевна. Не любят, не любят. Считают нас жлобами. И не спорьте, Николай Иванович. Вот вы когда уехали из России?

Николай. Почти месяц.

Марья Сергеевна. А мы без малого год. Месье Майданов любезно согласился сопроводить меня в путешествие по Европе. И повидали, скажу вам. Лучше и не вспоминать.

Николай. Почему вам тогда не вернуться?

Марья Сергеевна. Да вы что? В Петербурге всё, абсолютно всё навевает мне ужасные воспоминания. Вот месье Майданов подтвердит. Он был свидетелем нашей семейной драмы. И написал прекрасную поэму. Называется «Убийца любви».

Майданов. Ужасная история.

Марья Сергеевна. Месье Майданов, как тонкая поэтическая натура, не мог не поспособствовать разоблачению этой авантюрьерки.

Николай (Майданову). Так это вы написали то письмо?

Майданов. Петр Васильевич сказал, что ему почему-то не нравится мой почерк.

Марья Сергеевна. И обещал выбросить месье Майданова в окошко. Он всегда отличался вспыльчивым нравом. Но знаете, один раз я видела, как он заплакал. Он тогда получил письмо из Москвы, от этой авантюрьерки… Просил меня, просил… Лучше и не вспоминать. А утром с ним случился удар. А я всегда думала, что он переживет меня.

Майданов. Умереть в 42 года — это так поэтично.

Марья Сергеевна. Ну, что мы все о нас да о нас. Как вы? Чем занимаетесь?

Николай. Я? Да вот — кашляю…

Марья Сергеевна. Да, я вам говорила? Владимир заканчивает университет.

Майданов. А госпожа Дольская очень даже похорошела.

Николай. Какая госпожа Дольская?