Бесплатный фрагмент - Песнь Проклятой Крови

Глава 1. Пепел в кубке

Ветер гулял по опушке, срывая последние пожухлые листья с ветвей дубов. Они шуршали, словно шептались о чем-то важном, предостерегающем. Воздух был холодным, влажным и пах дымом — не уютным дымком из труб, а едким, горелым запахом, что стелился по земле и щекотал ноздри. Алисия пришпорила лошадь, стараясь не отставать от отца и его свиты. Охота была неудачной, зверя не нашли, и теперь все возвращались в замок с пустыми руками и кислыми минами. Герцог Родриго ехал впереди, прямой и негнущийся, как его собственный меч. Он не оглядывался, не интересовался, поспевает ли дочь. Его мир состоял из долга, границ владений и того веса, что возлагала на его плечи корона.

Алисия сбавила ход, давая лошади передохнуть. Взгляд ее скользнул по лесу, темному и неприветливому. Именно тогда она заметила. В стороне от тропы, в зарослях папоротника, лежало что-то неестественно яркое — клочок синего сукна, цвета герцогской гвардии. Сердце ее екнуло, предвосхищая недоброе.

«Отец!» — позвала она, но голос потерялся в стуке копыт. Свита проехала мимо. Никто не обратил внимания.

Она свернула с тропы, подгоняя коня. Лошадь фыркнула, упираясь, чуя то, чего еще не видела хозяйка. Алисия соскочила с седла, цепляясь плащом за колючие ветки. Воздух здесь был гуще, сладковато-приторный запах перебивал дым. Она отодвинула ветку и застыла.

На земле, в неестественной позе, лежал солдат. Его синий плащ был изорван в клочья, а под ним… под ним не было живого тела. Только мясо. Ребра торчали наружу, будто взломанная дверь. Внутри была пустота. Лица не существовало, его место занимала кровавая маска ужаса. Алисия почувствовала, как подкашиваются ноги. Она схватилась за ствол сосны, чтобы не упасть. Рука дрожала.

Она заставила себя посмотреть еще раз. Не просто убитый. Охотница в ней, и не раз ходившая на оленя и кабана, сразу поняла — это не работа волка или медведя. Те было бы просто растерзано. Здесь же была какая-то чудовищная методичность. Словно тварь не просто убивала, а… собирала что-то. Искала.

И тогда она увидела Знак. На стволе сосны, прямо над телом, была выцарапана глубокая борозда. Три параллельных линии, пересеченные одной косой. Знак Зверя. Его знали все. О нем шептались по вечерам у огня, его имя — Геводанский Зверь — произносили с опаской, как проклятие. Говорили, он пришел с севера, из Леса Старых Костей. Говорили, он не просто убивает. Он очищает мир от людей.

«Алисия!»

Резкий голос отца заставил ее вздрогнуть. Она обернулась. Герцог Родриго стоял в нескольких шагах, его лицо было бледным от гнева, а не от страха. Его свита теснилась позади, и Алисия видела, как мужики отводят глаза, а некоторые крестятся.

«Что ты здесь делаешь? Я запрещал тебе отставать!»

«Отец, посмотри…» — ее голос сорвался.

Родриго бросил беглый взгляд на растерзанное тело. Его скулы напряглись. В его глазах не было ужаса. Была холодная, расчетливая ярость. «Очередной. Уже третий за месяц».

«Но это же… это же Он. Знак…»

«Я не слепой, дочь, — отрезал герцог. — Капитан Мартин!»

Из группы всадников выехал мужчина в потертом доспехе. Лицо его было испещрено шрамами, а во взгляде стояла привычная усталость. Он без эмоций осмотрел место побоища.

«Ваша светлость».

«Разберись с этим. И чтобы никто не болтал. Слухи нам не нужны».

Мартин кивнул, словно нашел не труп, а сломавшуюся телегу. «Будет сделано».

Родриго повернулся к дочери. «А ты — на коня. И чтобы я больше не видел, как ты шляешься одна по этому лесу. Мир за стенами замка не для благородных дев. Он грязен. И жесток».

Алисия послушно пошла к своей лошади. Спина у нее горела от отцовского взгляда. Она вновь оглянулась на поляну. Ветер шевелил клоьями синего сукна на теле солдата. Пепел, что несло из далеких деревень, медленно оседал на кровь, смешиваясь с ней, превращаясь в грязную жижу. Она сжала поводья так, что костяшки пальцев побелели. Да, мир был жесток. Но теперь она видела это не из-за высоких окон замка, а здесь, в лицо. И этот мир, грязный и пропитанный дымом, теперь был ее миром. И где-то в его глубине, в тенях Леса Старых Костей, ждал Зверь.

Глава 2. След когтя

Рассвет застал капитана Мартина на том же месте. Он не сомкнул глаз всю ночь, кутаясь в плащ у разведенного костра, лицо его осунулось и почернело от усталости. Тело солдата, вернее, то, что от него осталось, укрыли плащом и отправили в замок на телеге, но сама поляна никуда не делась. Она продолжала молча кричать, и Мартин обязан был услышать.

Он встал на колено, вдавливая коленку в холодную, влажную землю. Вокруг тела земля была взрыта — тут была борьба, отчаянная и короткая. Но Мартин искал другое. То, что осталось от убийцы. Он отполз чуть в сторону, туда, где трава была примята в одном направлении, будто по ней протащили тяжелый мешок. И нашел.

След.

Он был огромным, размером с хорошую тарелку. Оттиск лапы, но не волчьей и не медвежьей. Пальцы были длиннее, когти — шире и острее, оставившие в грунте глубокие, ядовитые борозды. Между пальцами была явная перепонка, отпечатавшаяся тонкой кожистой складкой. Мартин провел рукой по оттиску, ощущая холодную влагу. Ни один известный ему зверь не оставлял таких следов. Это было нечто среднее между гигантской собачьей лапой и… рукой. Рукой с когтями.

«Капитан?»

Мартин вздрогнул и выпрямился. К нему подошел молодой стражник, Лис. Парень был бледен, глаза вытаращены.

«Ну что?» — буркнул Мартин, разгибая спину с тихим стоном. Возраст давал о себе знать.

«Люди… люди шепчутся, капитан. Говорят, это Оно. Геводанский Зверь. Что оно пришло за нами».

«Люди всегда шепчутся, — устало протер Мартин глаза. — А нам нужны факты. Неси факелы. Здесь, в траве, есть что-то еще».

Когда рассвело окончательно, они нашли больше. Клочья темной, свалявшейся шерсти, зацепившиеся за кору дерева. И кровь. Не только человеческая. Несколько капель, темных, почти черных, с резким, неприятным запахом, будто протухшего металла. Мартин аккуратно соскоблил их ножом в маленький кожаный мешочек.

«Отнести алхимику в замке, — приказал он Лису. — Пусть скажет, чья это кровь. Только тихо».

Парень кивнул и помчался прочь, словно за ним гналась сама смерть.

Мартин остался один. Ветер стих, и в лесу воцарилась звенящая тишина. Даже птицы не пели. Он подошел к сосне с вырезанным знаком. Три линии, пересеченные косой. Знак племени, которого не существовало. Знак охотника, который не был зверем. Он провел пальцами по шраму на дереве. Кора вокруг была обуглена, будто знак выжгли каленым железом.

Мысли путались. Убийства участились. Сначала пропавшие охотники на окраинах. Потом одинокий угольщик. Теперь — солдат герцога, всего в нескольких лигах от замка. Зверь наглел. Или голодал.

Он вспомнил лицо герцога — холодное, закрытое. Родриго видел в этом лишь угрозу своему авторитету, досадную помеху. Он хотел замести проблему, а не решить ее. А лицо леди Алисии… В ее глазах был не просто ужас. Было понимание. Понимание того, что старый мир треснул, и из трещины выползает нечто, для чего у людей нет имени.

Мартин вздохнул, достал из-за пояса флягу с дешевым вином и сделал долгий глоток. Жидкость обожгла горло, но не принесла ни тепла, ни утешения.

Он был солдатом. Он видел смерть. Видел, как люди режут людей из-за куска хлеба, из-за клочка земли, из-за глупой обиды. Это была простая, человеческая жестокость. Ее можно было понять. Но это… Это было иное. Здесь была не просто жажда убивать. Здесь был ритуал. Здесь был посыл.

Он посмотрел на странный след еще раз. Ни человек, ни зверь. Что-то посередине. Что-то ужасное.

«Что ты такое?» — прошептал он в тишину леса.

В ответ донесся лишь далекий, одинокий вой ветра в вершинах сосен. Но Мартину почудилось, что в этом ветре слышится чей-то тихий, хриплый смех.

Глава 3. Пламя под кожей

Алисия бежала по коридорам замка, не замечая ни встревоженных взглядов слуг, ни мрачных портретов предков, провожавших ее с стен. В ушах все еще стоял шелест мертвых листьев, а перед глазами плясало окровавленное синее сукно. Она влетела в свои покои, захлопнула тяжелую дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось где-то в горле, сжимая его пружиной страха.

В камине догорали поленья, отбрасывая на стены и ковер длинные, прыгающие тени. Они казались ей теперь зловещими, готовыми сложиться в оскаленную морду Чудовища. Она подошла к умывальнику, налила воды из глиняного кувшина в таз и плеснула себе в лицо. Холодная влага ненадолго привела ее в чувство.

«Все хорошо, — прошептала она себе. — Ты в безопасности. За стенами. В своей комнате».

Но ощущение опасности не уходило. Оно витало в воздухе, густое, как тот пепел, что осел на трупе солдата. Оно было внутри нее.

Она скинула плащ и собиралась позвать горничную, чтобы та помогла расшнуровать охотничье платье, когда в дверь постучали.

«Войдите», — сказала Алисия, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Дверь открылась, и на пороге показалась Фиона. Старая горничная, нянька, вынянчившая еще саму Алисию. Ее лицо, обычно умиротворенное и доброе, сегодня было серым от усталости.

«Дитя мое, ты уже вернулась? — голос ее был хриплым, простуженным. — Я слышала… в лесу нашли…»

«Не спрашивай, Фиона, молю тебя», — перебила ее Алисия, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

Фиона кивнула, понимающе. «Как скажешь, светлячок мой. Давай я помогу тебе раздеться. Ты вся дрожишь».

Она подошла ближе, и Алисия почувствовала исходящий от нее жар. Фиона была больна. Грипп, ходивший по замку, не обошел ее стороной.

«Тебе хуже, — с тревогой сказала Алисия, касаясь ее лба. Кожа горела огнем. — Тебе нужно в постель».

«Пустое, — махнула та рукой, но тут же закашлялась — глухим, надрывным кашлем, который сотрясал все ее тщедушное тело. Она пошатнулась, и Алисия успела подхватить ее, не давая упасть. — Ой, прости, дитя… ноги подкосились…»

Алисия почти на руках отнесла ее к своей собственной кровати и уложила на шелковые подушки. Фиона была легкой, как перышко. Ее дыхание стало хриплым, прерывистым. Глаза закрылись.

«Фиона? Фиона!» — паника сжала горло Алисии. Она понимала — старушка может не пережить эту ночь. Лекарь был пьян, как всегда, да и что он мог сделать? Травы, кровопускание… Смерть.

И тогда это случилось. Сначала — просто чувство беспомощности, горечи. Потом — странное тепло в глубине живота. Оно было не неприятным, а… соблазнительным. Оно звало, сулило силу. Алисия попыталась отогнать это ощущение, как делала всегда. Но вид умирающей Фионы, память о растерзанном солдате, холод отца — все это смешалось в один клубок отчаяния.

«Нет, — прошептала она. — Только не это».

Но было поздно. Тепло превратилось в жар. Потом в огонь. Он поднимался по ее жилам, как расплавленный металл, выжигая все на своем пути. Кожа запылала. Ей казалось, что сейчас из пор польется не пот, а свет. В ушах зазвенело, мир поплыл.

«Нет… остановись…» — это был уже не шепот, а стон.

Она не могла остановить. Пламя искало выход. Оно текло к ее рукам, сжимавшим руку Фионы. Алисия чувствовала, как ее собственная жизнь, ее сила утекают в старую женщину. Это была агония. Блаженная и мучительная одновременно. Боль, смешанная с пьянящей эйфорией. Она теряла сознание, но не могла разжать пальцы.

Перед глазами поплыли багровые пятна. Она увидела лицо матери — красивое, печальное, с таким же огнем в глубине глаз. Мать, которую она почти не помнила. Мать, умершую молодой и таинственно.

И вдруг… жар пошел на убыль. Огонь отступил, оставив после себя леденящую пустоту и измождение, будто она таскала на плечах горные глыбы. Она едва не рухнула на пол, удерживаясь на ногах лишь чудом.

Фиона на кровати глубоко вздохнула. Румянец, здоровый и яркий, проступил на ее щеках. Хрипы в груди стихли. Дыхание выровнялось, стало глубоким и спокойным. Она просто уснула.

Алисия отшатнулась к стене, судорожно хватая ртом воздух. Она подняла руки. Они были бледными, почти прозрачными. По всему телу прошла мелкая дрожь, как в лихорадке. Но это была не болезнь. Это была расплата.

Она подползла к большому зеркалу в резной раме и посмотрела на свое отражение. Лицо было изможденным, под глазами — темные круги. Но в глубине зрачков еще тлел тот самый огонь. Запретный. Проклятый. Магия крови. Дар, доставшийся от матери. Дар, который следовало скрывать ото всех.

Она сжала кулаки, глядя на спящую Фиону. Она спасла ее. Но какой ценой? И что теперь будет с ней самой? Пламя было усмирено, но не потушено. Оно ждало следующего повода, чтобы вырваться наружу и сжечь ее дотла.

Она была не просто дочерью герцога. Она была сосудом для чего-то чужого, страшного и могущественного. И теперь, когда мир снаружи наполнялся тьмой, ее внутренняя тьма тоже пробудилась.

Глава 4. Псовья Служба

Трое суток прошло с той ночи. Трое суток Алисия провела в своей комнате, отговариваясь недомоганием. Она не могла смотреть в глаза Фионе, которая теперь порхала по замку, помолодевшая и полная сил, и благодарно улыбалась своей госпоже. Эта улыбка обжигала хуже огня. Каждую ночь Алисии снилось, как ее руки вспыхивают алым пламенем, а она не может их контролировать, сжигая все и всех вокруг.

На четвертый день ее затворничество прервал настойчивый стук в дверь. На пороге стоял стражник.

«Ваша светлость. Герцог требует вашего присутствия в главном зале. Прибыли… гости».

В его голосе слышалась неуверенность, даже страх.

Сердце Алисии упало. Она понимала, кто эти «гости». Слухи о визите Псов ходили по замку уже неделю, обрастая леденящими душу подробностями.

Она надела темное, строгое платье с высоким воротником, скрывающим побледневшую кожу, и пошла в главный зал. Чем ближе она подходила, тем громче слышались голоса — не праздные, а жесткие, рубленые. Воздух в коридорах изменился, в нем витал запах пота, стали и чего-то еще, горького, как дым от сожженных костей.

Она остановилась в дверях зала. Отец стоял у своего трона, неприступный, как скала. Перед ним, строем, застыли двенадцать человек. Они не были похожи на солдат герцога. Их доспехи — темные, без единого намека на герб или украшение — выглядели функционально и смертоносно. Нагрудники, наручи, все было покрыто царапинами и вмятинами. Это была не парадная броня, а рабочая одежда мясников.

Но больше всего пугали их лица. Не было ни усталости, как у капитана Мартина, ни простого солдатского безразличия. Их взгляды были пустыми, выжженными. В них горел холодный, фанатичный огонь. Алисия почувствовала, как по спине бегут мурашки. Эти люди не знали сомнений. Не знали страха. Они знали только одну цель.

Во главе отряда стоял мужчина, которого нельзя было не заметить. Высокий, сухопарый, в таком же темном доспехе, но поверх наброшена черная мантия с капюшоном. Лицо его было бледным и аскетичным, с тонкими, плотно сжатыми губами и глубоко посаженными глазами. Взгляд этих глаз, тяжелый и пронзительный, скользнул по Алисии, и ей стало физически холодно. Казалось, он видит не ее платье и не ее лицо, а то, что скрыто под кожей. Пламя внутри нее дрогнуло и съежилось.

«Инквизитор Варфоломей», — представился он, и голос его был низким, безжизненным, как скрип надгробия. Он не поклонился. Он кивнул. Как равный. «Мы прибыли по вашему зову, герцог Родриго. Чтобы очистить ваши земли от скверны».

«Мои земли и так чисты, инквизитор, — холодно парировал Родриго. — Мы имеем дело с бандой мародеров. Особо жестоких».

Варфоломей медленно покачал головой. Уголки его грозно изогнулись в подобии улыбки. «Вы заблуждаетесь, ваша светлость. Мародеры не оставляют таких следов. И не вырезают такие знаки. Мы видели тело вашего солдата. Это работа не людей. Это дело рук Тьмы. Или ее слуг».

Он сделал шаг вперед, и его тень, отброшенная факелами, легла на герцога. «Орден Псов существует для одной цели — выжечь эту Тьму дотла. Где бы она ни пряталась. В дремучем лесу. В темном переулке города. Или…» — его взгляд снова скользнул по Алисии, — «…в сердцах тех, кто считает себя под защитой каменных стен».

Алисия невольно отступила на шаг, чувствуя, как учащенно бьется ее сердце. Этот человек видел. Он знал. Невозможно, но он знал!

«Вы слишком многое себе позволяете, инквизитор, — голос Родриго зазвенел сталью. — В моем доме».

«Там, где ступает Тьма, любой дом может стать ее логовом, — безразлично ответил Варфоломей. — Мы начинаем с завтрашнего дня. Наши методы будут… решительными. Я советую вам обеспечить нам полное сотрудничество. Ради безопасности… всех ваших подданных».

Он повернулся, его мантия взметнулась. Его люди, не дожидаясь приказа, разом повернулись и строем покинули зал. Их шаги отдавались в каменных сводах, как удары молота по гробу.

Алисия стояла, не в силах пошевелиться. Воздух, который они оставили после себя, был горьким и тяжелым. Она посмотрела на отца. Его лицо было искажено яростью и… беспомощностью. Он впустил их. И теперь понимал — выпустить будет куда сложнее.

Псы были здесь. И они пришли не только за Зверем. Они пришли охотиться. И Алисия с ужасом понимала, что для таких охотников все в этом мире — либо орудие, либо дичь. Третьего не дано.

Глава 5. Ночной вой

Тьма за окном была густой, как деготь, и казалось, поглотила все звуки. Алисия ворочалась на шелковых простынях, не в силах найти покой. За закрытыми веками тут же всплывало бледное лицо инквизитора, его безжизненный голос и тяжелый взгляд, который, ей чудилось, прожигал ее насквозь. Она вновь и вновь чувствовала тот горький запах, что витал вокруг Псов — запах фанатизма и смерти.

Она села на кровати, обхватив колени. Тишина в замке была зловещей. Даже привычный скрип половиц под ногами ночной стражи куда-то пропал. Будто все живое затаилось, замерло в ожидании. Алисия подошла к окну, отодвинула тяжелый бархатный занавес и прижалась лбом к холодному стеклу. Внизу, за стенами, раскинулось спящее герцогство, укрытое ночным мраком. Где-то там бродил Зверь. А где-то — Псы.

Именно тогда до нее донесся первый звук. Сначала тихий, далекий. Похожий на плач ребенка. Алисия насторожилась, прислушалась. Звук повторился, стал громче, протяжнее. Это был не плач. Это был вой. Длинный, леденящий душу, полный такой первобытной тоски и ярости, что по коже побежали мурашки. Он шел со стороны леса, с востока, где у подножия холма ютилась деревушка Просека.

Сердце Алисии заколотилось. Она знала этот вой. Он снился ей по ночам с тех пор, как увидела растерзанное тело солдата.

И тут вой сменился другим звуком. Сначала одинокий крик. Потом другой. Третий. Крики ужаса. Не предупреждения, а чистого, животного страха. Потом послышался звон разбиваемого стекла, треск ломаемого дерева и… лай собак. Но не обычный, а исступленный, яростный.

«Нет, — прошептала Алисия, вжимаясь в стекло. — Только не туда».

Она увидела, как на дальнем конце деревни вспыхнул первый огонек. Маленький, как свечка. Потом еще один. И еще. Скоро уже полыхала целая улица. Оранжевое зарево пожара озарило ночное небо, отбрасывая зловещие тени на стены замка.

В замке поднялась суматоха. Послышались бегущие шаги, крики, металлический лязг. Зажигались факелы в дворе. Алисия увидела, как от ворот отделяется отряд всадников — это скакала стража под командованием капитана Мартина. Но они были так медленны, так ничтожны по сравнению с тем адом, что творился внизу.

Она не могла оставаться в комнате. Накинув плащ поверх ночной рубашки, она выскользнула в коридор и помчалась по лестницам на западную стену, откуда открывался вид на Просеку.

То, что она увидела, прижавшись к зубцам парапета, заставило ее кровь похолодеть. Деревня пылала. Сквозь дым и пламя она видела мелькающие тени. Большие, слишком большие для человека. Они носились меж горящих домов с пугающей скоростью. Слышались не только крики, но и тот самый, кошмарный хруст, который она запомнила в лесу.

Рядом с ней на стену взбежали двое стражников. Они были бледны, глаза выпучены от ужаса.

«Святые угодники… — прошептал один, крестясь. — Это же… целое стадо!»

«Не стадо, — перебил его второй, старший. — Это Оно. Геводанский Зверь. Но… оно не одно. Смотри!»

Алисия присмотрелась. В кромешном аду пожарища она различила не одну, а несколько крупных фигур. Они двигались не как звери, а скоординированно, словно обладая зловещим интеллектом. Одна тварь вломилась в дом, и через мгновение крики оттуда оборвались. Другая преследовала группу людей, пытавшихся бежать в поле.

И тогда она его увидела. Самого крупного. Он стоял на дороге, в центре деревни, почти в рост с горящую крышу. Даже на таком расстоянии он казался огромным, покрытым темной шерстью. Он не бегал, не суетился. Он стоял и смотрел на горящий вокруг него ужас. И затем, запрокинув морду к кровавому от зарева небу, издал тот самый вой. Но теперь в нем не было тоски. В нем была победа. Торжество. И ритуал.

Это была не просто охота. Это было жертвоприношение.

Алисия отшатнулась от стены, ее тошнило. Она слышала, как на внутреннем дворе раздался резкий, командирский голос. Это был Варфоломей. Его Псы, уже в полном вооружении, строились в колонну. Они не выглядели испуганными. Они выглядели… довольными.

«Наконец-то, — пронесся по ветру голос инквизитора. — Тварь показала себя. Вперед! Никому не щадить! Ничего не оставлять! Очистите это место!»

Алисия сжала холодный камень парапета так, что пальцы заныли. Она смотрела, как черный отряд Псов рысью выдвигается из ворот замка, не на помощь, а на охоту. И она поняла. Для этих людей, как и для Зверя, жители Просеки были не людьми. Они были разменной монетой. Приманкой. Пешком.

Мир снаружи был не просто жестоким. Он был безумным. И тьма, что надвигалась на него, была уже здесь. Она плясала в зареве пожаров, звучала в ночном вое и смотрела на нее с холодных лиц Псов.

Глава 6. Ярость в очах

Капитан Мартин мчался во главе своего отряда, пришпоривая взмыленную лошадь. В ушах стоял оглушительный грохот собственного сердца, смешанный с диким воем, доносившимся из Просеки. Он видел зарево еще у ворот замка, и ледяная пустота разлилась у него под ребрами. Он знал, что успеют только на похороны.

Деревня предстала перед ними как преддверие ада. Воздух был густым и едким, дым щипал глаза, слепил их. Крики уже стихали, сменяясь треском огня и настораживающим рычанием. Его люди, два десятка стражников, замерли на мгновение, охваченные ужасом.

«Вперед! Рассредоточиться!» — проревел Мартин, выхватывая меч. — «Ищите выживших!»

Они ворвались на главную улицу. Картина была хуже, чем в лесу. Тела повсюду. Не просто убитые, а разорванные на части. Стены домов были забрызганы кровью, в которой угадывались отпечатки огромных лап. Пожар пожирал все на своем пути, и жар был невыносимым.

Мартин спрыгнул с коня, приказав остальным спешиться. Пешком было страшнее, но маневреннее. Он двигался вдоль стены горящего амбара, меч наготове, глаза выискивали любую движущуюся тень. Из-за угла выскочил молодой парень, лицо его было искажено безумием страха. Он бежал, не разбирая дороги, и чуть не снес капитана.

«Оно… оно здесь!» — закричал он, хватая Мартина за кольчугу. — «Спасайтесь! Всех убил! Всех!»

Мартин грубо оттолкнул его в сторону своих людей. «Уведите его!»

В этот момент из клубов дыма перед ним выросла Тень. Она была огромной, на полголовы выше самого высокого человека. Покрытая слипшейся темной шерстью, с длинными, неестественно выгнутыми задними лапами и мощными передними, заканчивающимися когтями, похожими на изогнутые кинжалы. Морда была удлиненной, как у волка, но глаза… глаза горели желтым, умным огнем. Не звериным, а осознанным. Полным ненависти.

Тварь издала низкое, рычащее урчание, и бросилась на него.

Мартин, солдат старой закалки, среагировал на автомате. Он уклонился от первого размашистого удара когтей, которые рассекли воздух в сантиметре от его лица. Он почувствовал ветер от этого движения. Замахнулся мечом, нанося удар по ребру чудовища. Сталь со скрежетом встретила что-то невероятно прочное, лишь оставив глубокую царапину. Тварь даже не дрогнула.

Она атаковала снова, быстрее, чем он предполагал. Коготь впился ему в плечо, пробив кольчугу и кожу. Боль, острая и жгучая, пронзила тело. Мартин с рычанием отскочил, чувствуя, как по руке течет теплая кровь. Он видел, как его люди пытаются окружить тварь, но она была слишком быстра, слишком сильна. Одним ударом она отшвырнула одного стражника в горящую стену дома.

Они сошлись в третий раз. Мартин, стиснув зубы от боли, сделал выпад, целясь в горло. Тварь парировала удар предплечьем, и меч, звеня, отскочил. В этот миг их взгляды встретились. И Мартин увидел это. В этих желтых, горящих глазах была не просто ярость зверя. Было знание. Было презрение. Было что-то глубоко личное, почти человеческое в своей ненависти. Это не была тварь, действующая по инстинкту. Это был воин. Палач.

Это осознание парализовало его на долю секунды. И этого хватило.

Чудовище рванулось вперед, и на этот раз Мартин не успел уклониться. Огромная лапа с размаху ударила его в грудь. Он услышал, как с хрустом ломаются ребра, и полетел назад, ударившись спиной о стену колодца. Мир поплыл, потемнел. Последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание, — это спина твари, уходящей в дым, и приближающиеся факелы Псов, которые шли не спасать, а добивать.

Он очнулся от того, что его трясли за неповрежденное плечо. Над ним склонилось лицо одного из его людей.

«Капитан! Капитан, держитесь!»

Мартин попытался вдохнуть, и его пронзила такая боль, что он чуть не закричал. Грудь горела огнем. Рана на плече пульсировала, но это была не просто боль. Она горела странным, чужим огнем. Яд? Проклятие? Он не знал.

«У… уведи людей…» — просипел он. — «Она… она не зверь… Она… понимает…»

Его оттащили в сторону, подальше от жара пожара. Он лежал на холодной земле, глядя в багровое от зарева небо. Боль в груди и в плече была ничто по сравнению с холодом, поселившимся у него в душе. Он смотрел в глаза монстру. И монстр смотрел в него. И в этих глазах он увидел не просто ужас. Он увидел будущее. Будущее, где такие твари будут ходить по земле, а люди вроде Псов и будут новыми хозяевами.

Рана ныла, обещая не заживать. Но глубже была другая рана — рана от того знания, что пришло к нему в последнюю секунду перед ударом. Они все недооценили угрозу. Страшнее всего был не коготь и не клык. Страшнее был разум, что светился в ярости этих желтых очей.

Глава 7. Грех в зеркале

В замке царила похоронная тишина, нарушаемая лишь редкими шагами слуг, которые перемещались по коридорам, словно призраки, стараясь не привлекать к себе внимания. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом гари и страха, принесенным из догоравшей Просеки. Алисия сидела в своем кресле у потухшего камина, закутавшись в плед, но дрожь пробирала ее изнутри, не поддаваясь теплу шерсти.

Она зажмурилась, и перед ней снова вставали картины ада: багровое зарево, мелькающие в дыму тени, одинокий торжествующий вой. А потом — изможденное, окровавленное лицо капитана Мартина, которого на носилках внесли в замок. Он был жив, но в его глазах, обычно таких усталых и спокойных, она прочла нечто, от чего похолодела. Это был не просто ужас. Это было понимание. То самое, что посетило и ее в лесу, когда она увидела следы.

Но сейчас ее мысли занимало не только это. События в Просеке отодвинулись на второй план перед тем, что происходило внутри нее самой. После того как она исцелила Фиону, прошло несколько дней, но пустота не уходила. Напротив, она становилась все более ощутимой. Тело ломило, будто после долгой болезни, в глазах стояла туманная дымка. Но самое страшное — это постоянное, навязчивое чувство голода. Не в желудке, а во всем существе. Оно скреблось изнутри, требуя пищи. И пищей этой была не еда. Она с ужасом понимала, что ее тело жаждет повторить тот акт. Выпустить пламя. Потратить жизнь, чтобы ощутить ту пьянящую, блаженную силу.

«Нет, — шептала она, сжимая виски пальцами. — Это не я. Это не я».

Она подошла к своему туалетному столику, к большому зеркалу в серебряной раме. Отражение смотрело на нее бледным, испуганным лицом с темными кругами под глазами. Она прикоснулась к холодному стеклу.

«Мама… — прошептала она. — Что ты мне передала? Что за дар? Что за проклятие?»

Она почти не помнила мать. Та умерла, когда Алисии было пять лет. В памяти остались лишь обрывки: ласковые руки, убаюкивающие ее, тихая колыбельная, запах лаванды. И еще… еще один эпизод, смутный, как дурной сон.

Она была маленькой и упала во внутреннем дворе, разбив коленку в кровь. Помнила жгучую боль и свои рыдания. Мать подхватила ее на руки, унесла в свои покои. Помнила, как та прижала ее окровавленную коленку к своей ладони. И тогда… тогда произошло нечто странное. Боль не просто утихла. Она исчезла, сменившись приятным теплом. Алисия перестала плакать, удивленно глядя на свою чистую, гладкую кожу. А мать… мать вдруг побледнела, ее лицо покрылось мелкими каплями пота, и она, шатаясь, отошла к стене, стараясь не показать дочери своей слабости.

«Никогда и никому не показывай, что ты особенная, Алисия, — сказала она тогда, и голос ее был тихим и очень серьезным. — Люди боятся того, чего не понимают. Они могут причинить тебе боль».

Маленькая Алисия не поняла тогда смысла этих слов. Но теперь, глядя в зеркало на свое исхудавшее лицо, на тлеющий глубоко в зрачках огонек, она понимала все.

Ее мать обладала той же силой. И она умерла молодой. Слишком молодой. Официально — от внезапной лихорадки. Но Алисия теперь задавалась вопросом… а не была ли эта лихорадка расплатой? Не сожгла ли ее мать себя изнутри, пытаясь помочь кому-то? Или… может, кто-то узнал о ее даре? Кто-то, для кого такая магия была кощунством?

Она сжала край столика так, что костяшки побелели. Страх сковывал ее. Страх перед самой собой. Перед этим голодом, что звал ее снова и снова прикоснуться к чужой жизни, чтобы ощутить власть над смертью. Страх перед Псами, которые, она чувствовала, уже заподозрили неладное. И страх за отца. Холодный, расчетливый Родриго не простил бы ей такого «уродства». Для него все было либо ресурсом, либо угрозой. И ее дар однозначно был бы отнесен ко второму.

Она была одна. Совершенно одна в этих каменных стенах, с проклятием, пылающим в крови, в то время как снаружи мир разрывали на части дикие звери и еще более дикие люди.

Алисия отшатнулась от зеркала. Ей больше не хотелось видеть свое отражение. Оно лгало. Снаружи — испуганная девушка. Внутри — голодный зверь, жаждущий высвободиться. И тихий шепот погибшей матери, предупреждающий об опасности. Шепот, который она проигнорировала, спасая Фиону. И теперь было уже поздно. Джинн был выпущен из бутылки. Оставалось лишь ждать, когда пламя поглотит ее саму.

Глава 8. Клеймо охотника

На следующее утро в главном зале замка собрались все, кто имел хоть какое-то влияние. Герцог Родриго на своем троне, мрачный и невыспавшийся. Его советники, перешептывающиеся с испуганными лицами. Капитан Мартин, бледный как полотно, с перевязанными грудью и плечом, прислонился к колонне, стараясь не показывать, как каждое движение отзывается в нем болью. Алисия стояла чуть поодаль, в тени галереи, стараясь быть незаметной.

В центр зала вышел инквизитор Варфоломей. На нем был все тот же черный доспех, с которого, казалось, не смылась сажа и пепел вчерашнего пожара. Его лицо было невозмутимым, но в глазах горел тот самый холодный огонь, который заставлял всех присутствующих невольно съеживаться.

«Герцог Родриго. Благородные мужи, — его голос, тихий и четкий, резал тишину, как нож. — Ночь показала нам истинное лицо врага. То, что произошло в Просеке, — не случайная выходка голодного зверя. Это был акт войны».

Он сделал паузу, давая своим словам проникнуть в сознание слушателей.

«Мы нашли следы. Не один набор, как вы докладывали ранее. Мы нашли несколько. Разного размера, но одинаковой природы. Геводанский Зверь — не один. Их много. Они охотятся стаей. Координируют свои атаки. И они умны. Умнее, чем любое животное».

В зале пронесся гул испуганных голосов. Родриго нахмурился, его пальцы сжали подлокотники трона.

«Вы хотите сказать, что по моим землям бродит не одна, а несколько таких тварей?» — его голос прозвучал сдавленно.

«Не просто тварей, ваша светлость, — поправил его Варфоломей. — Это порождения самой надвигающейся Тьмы. Тех сил, что стремятся поглотить наш мир. Они — лишь авангард. Предвестники. И их знак, вырезанный на деревьях и на стенах горящих домов, — это не метка зверя. Это знамя. Вызов».

Он шагнул вперед, и его фигура, худая и аскетичная, вдруг показалась доминирующей над всем залом.

«И потому обычные меры здесь неприменимы. Мы не можем позволить себе охоту. Мы должны вести войну на уничтожение. Орден Псов объявляет чрезвычайное положение на всех землях герцогства. С сего дня вводится комендантский час. Никто не покидает свои дома после захода солнца. Все дороги патрулируются нашими братьями».

Родриго медленно поднялся с трона. Его лицо побагровело. «Вы забываетесь, инквизитор! Это мои земли! Я отдаю приказы здесь!»

Варфоломей повернул к нему голову. Его взгляд был подобен удару кинжала. «Ваша светлость, вы уже доказали, что не можете контролировать ситуацию. Ваш капитан, — он кивнул в сторону Мартина, — лежит раненыый. Ваша деревня стерта с лица земли. Сколько еще смертей потребуется, чтобы вы осознали: здесь нужна твердая рука. Рука, не обремененная… местническими интересами».

Он снова обратился ко всем собравшимся. «Каждый мужчина, способный держать оружие, будет мобилизован в народное ополчение под нашим командованием. Все ресурсы — продовольствие, фураж, металл — переходят в распоряжение Ордена для борьбы с угрозой. Любое уклонение, любое неповиновение будет расценено как пособничество Тьме и караться по законам военного времени».

В зале повисла мертвая тишина. Даже дыхание замерло. Алисия смотрела на отца. Она видела, как по его лицу проходит волна бессильной ярости. Он понимал, что его обставили. Что, впустив Псов, он подписал себе приговор. Теперь он был марионеткой в их руках.

«И последнее, — голос Варфоломея вновь понизился до зловещего шепота. — Тьма любит прятаться за благообразными личинами. Она может таиться в самом, казалось бы, невинном сердце. Орден будет проводить дознания. Мы должны выявить всех, кто может, даже не ведая того, служить проводником для этого Зла. Никто не будет исключением. Никто».

Его взгляд, тяжелый и неумолимый, скользнул по залу и на мгновение задержался на Алисии, прятавшейся в тени. Ей показалось, что в его глазах мелькнуло что-то вроде узнавания. Хищная тень улыбки тронула уголки его губ.

Затем он развернулся и вышел из зала, оставив за собой гробовое молчание. Клеймо было поставлено. Не на деревья. На все герцогство. Они все стали дичью в глазах новых хозяев. И охота, самая страшная, только начиналась.

Глава 9. Жертвенный агнец

Тяжелые дубовые двери кабинета герцога были закрыты, но голоса из-за них доносились такие громкие и резкие, что Алисия, проходившая по коридору, замерла на месте. Она узнала низкий, безжизненный голос инквизитора и сдавленный от ярости голос отца.

«Это не обсуждению подлежит, Варфоломей! Моя дочь — не разменная монета в ваших играх!»

«Игры? — холодно откликнулся инквизитор. — Ваша светлость, мы ведем войну за выживание. А в войне важны союзы. Ваш отряд стражников деморализован. Ваши люди боятся собственной тени. Мой командир, брат Сергий, — человек железной воли. Его авторитет среди братьев непререкаем. Брак скрепит наш союз, покажет вашу полную лояльность делу искоренения Тьмы и успокоит народ, который жаждет видеть единство своих правителей и защитников».

Алисия прислонилась к холодной каменной стене, чувствуя, как подкашиваются ноги. Сергий. Тот самый командир Псов, чье лицо напоминало высеченный из гранита памятник с парой ледяных глаз. Он почти не говорил, лишь отдавал приказы тихим, не терпящим возражений голосом. Мысль о том, чтобы стать его женой, вызвала у нее приступ тошноты.

«Вы говорите о моей дочери, как о вещи!» — рявкнул Родриго.

«Я говорю о ресурсе, герцог. О самом ценном ресурсе, который у вас остался. Ваше влияние тает с каждым днем. Народ видит, что вы не можете их защитить. А мы — можем. Этот брак вернет вам часть авторитета. Или… — голос Варфоломея стал тише, но оттого еще опаснее, — …вы хотите, чтобы люди решили, что их герцог ставит личные прихоти выше безопасности всех и каждого? Что он, быть может, не до конца предан борьбе со Злом? Подозрения — опасная штука, ваша светлость. Они, как плесень, прорастают в самых темных углах».

Алисия слышала, как ее отец тяжело задышал. Она представляла его лицо — багровое от бессильного гнева. Он ненавидел, когда его ставили в угол.

«Она… она не согласится», — наконец выдохнул Родриго, и в его голосе впервые зазвучала нерешительность.

«Согласие знатной девы в вопросах государственной важности? — Варфоломей фыркнул. — Вы смешите меня, герцог. Ваша дочь исполнит свой долг. Как и вы. Или вам напомнить, сколько солдат вы потеряли в Просеке? И сколько еще можете потерять, если наша защита… ослабнет?»

Последовала долгая пауза. Алисия, затаив дыхание, ждала. Внутри у нее все замерло. Она знала отца. Знавала его железную волю, его непреклонность. Но сейчас он был загнан в ловушку, и она с ужасом понимала, что он выберет.

«Хорошо, — прозвучал наконец голос Родриго. Тихий, усталый, сломленный. — Договоренность будет достигнута. Но я хочу, чтобы патрулирование было усилено на всех дорогах. Немедленно».

«Разумеется, — в голосе Варфоломея послышалось удовлетворение. — Я лично прослежу. Брат Сергий будет польщен такой чести».

Шаги приблизились к двери. Алисия отпрянула от стены и бросилась прочь по коридору, не разбирая пути. Она бежала, пока в легких не стало жечь, и рухнула на скамью в нише уставного окна, заложенного витражом.

Они продали ее. Собственный отец продал ее, как мешок с зерном, чтобы купить себе немного безопасности и иллюзию власти. Ее выдают замуж за Пса. За человека, чей взгляд выскребал бы душу, если бы у него была хоть капля интереса к чему-то, кроме приказов и убийств.

Она сжала кулаки, и знакомое тепло, гадкое и соблазнительное, зашевелилось у нее в животе. Оно предлагало выход. Ярость. Силу. Она могла бы… могла бы сжечь их всех. Отца. Варфоломея. Ледяного Сергия. Выжечь этот проклятый замок дотла.

Но потом она представила себе Фиону. Капитана Мартина, искалеченного, но живого. Простых людей в замке, которые ни в чем не виноваты. Нет. Ее дар был проклят, но она не была убийцей. Она не станет монстром, даже чтобы спастись от монстров.

Значит, оставался только один путь. Бегство. Побег из этой клетки, из этих каменных стен, где ее готовили на заклание. Побег в тот самый темный и опасный мир, который пугал ее до дрожи. Но теперь этот внешний мир, полный настоящих чудовищ, казался ей куда менее страшным, чем чудовища, притаившиеся под маской людей в стенах ее собственного дома.

Она подняла голову и посмотрела на витраж. Сквозь цветное стекло лился искаженный, багровый свет. Словно кровь. Словно предзнаменование. Она не будет жертвой. Не будет агнцем, которого ведут на убой. Если уж ей суждено сгореть, то это будет огонь ее собственного выбора. Она убежит. Сегодня же ночью.

Глава 10. Бегство в чащу

Ночь опустилась на замок, тяжелая и беспросветная. Похоже, сами небеса сочувствовали Алисии — ни луны, ни звезд, густая пелена туч поглотила весь свет. Ветер выл в бойницах, маскируя любой случайный звук. Идеальная ночь для побега.

Алисия не спала. Она сидела в полной темноте, прислушиваясь к удаляющимся шагам ночного дозора. Ее сердце колотилось так громко, что, казалось, эхо разносится по всему коридору. На ней было простое темное платье служанки, старые, прочные ботинки и теплый плащ. В маленький вещевой мешок она сунула краюху хлеба, кусок сыра и кинжал — не для защиты, мысль о том, чтобы воткнуть сталь в живую плоть, вызывала у нее отвращение, но он мог пригодиться в хозяйстве.

Она подошла к двери, приоткрыла ее и замерла. Коридор был пуст. Запах гари и страха, казалось, въелся в самые камни. Она знала, что Псы удвоили охрану ворот и на стенах. Но она не собиралась уходить через ворота.

Сердцем замка был не только тронный зал, но и огромная кухня с ее гигантскими очагами. А в дальнем углу кухни, за дровами, находилась потайная дверь — забытый служебный ход, ведущий за пределы стен. Когда-то, будучи ребенком, она нашла его, играя в прятки. Отец, узнав, приказал завалить его, но старый повар, ее друг, тайком расчистил проход снова. «На всякий пожарный, светлячок», — сказал он тогда. Теперь этот «пожарный» случай наступил.

Алисия, крадучись, как тень, скользила по знакомым с детства коридорам. Каждый скрип половицы заставлял ее замирать, каждый шорох казался приближающимися шагами. Она знала, что ее уже, наверное, хватились. Отец, возможно, послал стражу проверить ее. Или того хуже — за ней мог следить один из Псов.

Наконец, она добралась до кухни. Помещение было пустым, в огромных очагах тлели угли, отбрасывая дрожащие оранжевые блики на медные котлы и кастрюли. Воздух пах дымом, специями и кислым запахом старого вина. Она пробиралась между столами к груде дров в углу. Сердце бешено колотилось — вот он, завал. Но, отодвинув несколько поленьев, она нащупала железную скобу, почти невидимую в темноте.

Она потянула. Дверь с тихим скрипом поддалась, открывая черную пасть подземного хода. Оттуда пахнуло сыростью, плесенью и свободой.

«Я ведь говорил герцогу, что эту дыру надо замуровать получше».

Алисия вздрогнула и резко обернулась. В проеме двери кухни стоял брат Сергий. Он был без доспехов, лишь в простой черной одежде, но от этого казался еще более опасным. Его лицо было невозмутимым, а глаза в отсветах углей блестели, как у хищной птицы.

«Леди Алисия, — его голос был ровным, без единой нотки удивления. — Ночные прогулки опасны. Особенно в одиночку».

Алисия отступила на шаг, натыкаясь на груду дров. Плащ зацепился за сучок. Паника, острая и холодная, сжала ее горло. Она почувствовала, как внутри зашевелился тот самый огонь, готовый вырваться наружу от страха и отчаяния.

«Отойдите, — выдохнула она, и голос ее дрогнул. — Я… я просто подышала воздухом».

«Воздухом? В старом тайном ходе? — Он медленно шагнул вперед. — Ваш отец будет разочарован. А инквизитор… заинтересован. Он считает, что тяга к темным, потаенным местам — признак скверны в душе».

Еще шаг. Алисия отчаянно оглянулась, ища путь к отступлению. Его рука легла на рукоять короткого меча за поясом.

«Вернемся в ваши покои, леди. Без лишнего шума».

И в этот момент Алисия поняла, что терять ей уже нечего. Она не крикнула. Не стала умолять. Она резко рванулась в сторону, опрокинув на его пути высокую этажерку с медной посудой. С грохотом, способным разбудить мертвых, кастрюли и сковородки полетели на пол.

Сергий, на мгновение сбитый с толку, отпрыгнул. Этого мгновения хватило. Алисия, не раздумывая, нырнула в черный провал тайного хода и изо всех сил захлопнула за собой тяжелую дверь. Она услышала снаружи его спокойный, но злой голос: «Глупо, девочка. Бежать некуда».

Она не стала его слушать. Погрузившись в полную, слепящую темноту, она побежала. Нащупывая руками холодные, влажные стены, спотыкаясь о неровности пола, она бежала вперед, туда, где, как она помнила, должен быть выход. Позади послышались удары — Сергий пытался выбить дверь.

Наконец, впереди забрезжил слабый свет. Свежий, ночной воздух. Она вывалилась из узкого отверстия, скрытого зарослями терновника, на окраину замкового рва. Оглянувшись, она увидела, как в потайной двери показался силуэт Сергия. У нее было несколько секунд.

Не думая, не оглядываясь, она бросилась через поле к темной стене Леса Старых Костей. Колючки веток хлестали ее по лицу, холодная трава заливала ботинки росой. Она бежала, не чувствуя ног, не чувствуя страха, гонимая лишь одним — необходимостью быть подальше от этого места.

Она вбежала под сень первых деревьев. Воздух сменился — он стал гуще, пах прелыми листьями, хвоей и чем-то древним, диким. Она обернулась. Замок ее отца был лишь смутным темным силуэтом на фоне чуть более светлого неба. Там, в ее комнате, осталась прежняя жизнь. Придворные платья. Уроки этикета. Безопасность.

Алисия развернулась и шагнула глубже в чащу. Навстречу мраку. Навстречу Зверю. Навстречу своей судьбе. Это был не побег. Это было начало охоты. И теперь она сама была дичью.

Глава 11. Зов плоти

Лес поглотил ее с первых же шагов. Свет, пробивавшийся сквозь сплетенные кроны вековых дубов и сосен, был тусклым, зеленоватым, как на дне глубокого омута. Воздух, густой и влажный, обволакивал, затрудняя дыхание. Тишина стояла звенящая, неестественная — ни птичьего щебета, ни стрекотания насекомых. Лишь изредка ветер шелестел высохшей листвой, и этот звук был похож на злобный шепот.

Алисия шла, не разбирая дороги, подчиняясь лишь одному инстинкту — уйти подальше. Ноги подкашивались от усталости и посленочного адреналина, плащ цеплялся за каждую колючую ветку, оставляя на темной ткани светлые полосы. Она дрожала — и от холода, и от страха, который снова накатывал волнами, теперь, когда непосредственная опасность миновала.

Она остановилась, прислонившись к шершавому стволу исполинского дуба, и попыталась отдышаться. Сердце колотилось где-то в горле. Она была одна. Совершенно одна в этом древнем, молчаливом лесу, о котором с детства ходили дурные легенды. Лесе Старых Костей. Здесь, по преданиям, укрывались последние язычники, здесь же обитали духи, недобрые к людям. И теперь здесь охотился Зверь.

Мысль о нем заставила ее сжаться. Она огляделась, вглядываясь в сумрак между деревьями. Каждая тень казалась ей притаившейся тварью, каждый сук — направленной в ее сторону когтистой лапой.

Именно в этот момент она почувствовала это. Сначала — легкое покалывание под кожей, едва заметное, как укол булавки. Потом — слабый, едва уловимый внутренний жар. Он поднимался из самой глубины ее существа, из того самого места, где таился ее дар. Пламя, которое она так старалась подавить, шевельнулось, почуяв что-то.

Алисия насторожилась, пытаясь понять. Это не было похоже на тот всепоглощающий огонь, что охватывал ее при исцелении. Это было иное. Более тонкое. Будто невидимая струна внутри нее натянулась и начала вибрировать, улавливая что-то извне.

Она закрыла глаза, сосредоточившись. Да, это был зов. Не звук, а ощущение. Древняя, дикая сила, разлитая в самом воздухе этого леса. Она была повсюду — в земле под ногами, в коре деревьев, в гниющих листьях. И ее собственное пламя, ее магия крови, откликалось на этот зов. Оно тянулось к нему, как железо к магниту. Одновременно притягивая и пугая.

Она поняла, что это лес чувствует ее. И она чувствует его. И не только его. Где-то в этой чащобе, в этом зеленом мраке, было нечто еще. Нечто, что излучало сходную, но гораздо более мощную и свирепую энергию. Нечто живое. И оно, должно быть, тоже почуяло ее.

Страх сменился странным, почти мистическим трепетом. Она была не просто беглянкой, заблудившейся в лесу. Она была частью чего-то большего. Ее проклятие, ее дар, делали ее родственной этому месту. И его обитателям.

Она снова тронулась в путь, но теперь ее движение было более осознанным. Она не просто бежала. Она прислушивалась. К лесу. К себе. К тому незримому зову, что вел ее куда-то вглубь. Ветви, казалось, расступались перед ней, указывая тропу. Корни, скрытые во мху, не цеплялись за ее ноги, а будто подталкивали в нужном направлении.

Она шла, и жар внутри нее то усиливался, то ослабевал, будто она приближалась или удалялась от источника. Она не знала, вел ли ее этот зов к спасению или к гибели. Но выбора у нее не было. Оставалось лишь довериться этому странному внутреннему компасу, этой жажде, что горела в ее крови.

Лес смыкался за ее спиной, скрывая следы. Она шла все дальше, глубже в царство теней и древних сил. И с каждым шагом она чувствовала, как ее человеческая сущность, все, чем она была — дочь герцога, благородная дева, — остается позади, стирается, как надпись на песке. Оставалось лишь пламя. И зов. И чужое, настороженное присутствие где-то впереди, в самом сердце чащи.

Глава 12. Не человек, не зверь

Она шла, пока ноги не стали подкашиваться от изнеможения. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь густой полог, уже сменили свой угол, окрасившись в вечерние золотые и багровые тона. Лесная тропа, которую она интуитивно выбирала, привела ее к небольшому ручью, с тихим журчанием огибавшему черную, покрытую мхом скалу. И здесь ее ноздри снова уловили тот самый запах — сладковатый, приторный, запах смерти.

Сердце ее екнуло. Она замедлила шаг, крадучись, как учил ее когда-то старый егерь, и заглянула за скалу.

На поляне, у самой воды, лежала лань. Ее изящное тело было обезглавлено, а голова, с остекленевшими от ужаса глазами, валялась в стороне. Но это было не самое страшное. Рядом с тушей, на корточках, сидела фигура.

Это не был зверь. И не человек. Он был сгорбленным, почти голым, если не считать лохмотьев темной, слипшейся шерсти, покрывавшей его спину и плечи. Кожа на остальных частях тела была бледной, испещренной старыми шрамами и свежими, сочащимися темной кровью ранами. Длинные, костлявые руки с неестественно большими кистями и толстыми, грязными ногтями копались в земле, быстро и эффективно закапывая внутренности убитого животного.

Алисия застыла, не в силах пошевелиться, не в силах издать звук. Это был Он. Тот, кого они называли Зверем. Но вблизи он не казался просто животным. В его движениях была странная, почти ритуальная осмысленность. Он не пожирал свою добычу на месте. Он прятал ее. Закапывал, как делают некоторые хищники, чтобы вернуться позже.

Он закончил свою работу и замер, уставившись на свежую землю. Его спина напряглась, могучие мышцы играли под кожей. Он сидел так неподвижно, что Алисия почти решила, что он не заметил ее присутствия.

И тогда он медленно повернул голову.

Его лицо было кошмаром, рожденным на стыке двух миров. Нижняя часть была вытянутой, почти волчьей, с мощными челюстями и бледными губами, оттянутыми в оскале, обнажавшем слишком длинные и острые клыки. Но верхняя… Лоб был высоким, почти человеческим, а глаза… Боги, его глаза. Они были не желтыми, как у волка, и не безумными, как у обезумевшего зверя. Они были цвета старого янтаря, глубокими и пронзительными. И в них светился не звериный голод, а бесконечная, всепоглощающая боль. Боль и ярость. И осознание.

Он смотрел на нее. Не с хищным интересом, а с чем-то вроде усталого изумления. Он видел в ней не добычу. Он видел… человека. Девушку. Заблудившуюся, испуганную, стоящую в двадцати шагах от него и не способную пошевелиться.

Он не зарычал. Не бросился на нее. Он медленно поднялся во весь рост. Он был огромным. На голову выше самого высокого мужчины, которого она видела. Его тень накрыла ее, холодная и тяжелая.

Алисия отшатнулась, споткнулась о корень и упала на спину. Она зажмурилась, ожидая, что сейчас его когти разорвут ее, как ту лань. Она чувствовала его запах — дикий, звериный, смешанный с запахом крови и влажной земли.

Но удара не последовало.

Она открыла глаза. Он стоял над ней, все так же глядя на нее своими страдающими, разумными глазами. Потом его взгляд скользнул по ее лицу, по дорогому, хоть и испачканному плащу, по изящным, не приспособленным для леса рукам.

Он издал звук. Не рык. Не вой. Что-то вроде хриплого, гортанного выдоха. В нем слышались и презрение, и капля чего-то еще… жалости?

Потом он развернулся. Могучие мышцы на его спине напряглись, и он, двигаясь с пугающей, почти бесшумной грацией, скрылся в чаще, растворился в вечерних тенях так быстро, что Алисия на мгновение усомнилась, не привиделся ли он ей.

Она лежала на холодной земле, судорожно хватая ртом воздух, все ее тело дрожало мелкой дрожью. Он не тронул ее. Чудовище. Получеловек. Полузверь. Он увидел в ней что-то, что удержало его когти. И в его глазах она прочла не просто животный ужас. Она прочла историю. Историю боли. И поняла — капитан Мартин был прав. Это не был просто зверь. Это было нечто гораздо более страшное и сложное. Нечто, что ненавидело и страдало. И, возможно, помнило.

Глава 13. Голодная рана

Он бежал. Бежал от этого взгляда. От этих широких, полных ужаса человеческих глаз. Они впились в него, как раскаленные иглы, и боль от них была острее, чем от свежей раны на боку, оставленной серебряным клинком Пса. Он мчался сквозь чащу, не разбирая пути, валя с ног молодые деревца, с грохотом ломая сучья. Его могучее тело, созданное для убийства, сейчас было лишь сосудом для агонии.

Голод. Он был всегда. Постоянный, грызущий, как червь, точивший его изнутри. Не голод по мясу — желудок был наполнен свежей олениной. Это была жажда. Жажда крови. Жажда той дикой, всепоглощающей ярости, что превращала мир в простые понятия: добыча, враг, территория. В ярости не было боли. Не было памяти. Не было этого проклятого человеческого сознания, которое заставляло его помнить.

Он влетел в пещеру — свое временное убежище, вдавшееся в склон холма. Воздух здесь пах сыростью, его собственным звериным духом и медью — запахом его крови. Он рухнул на каменный пол, судорожно хватая воздух. Рана на боку пылала. Проклятое серебро. Оно отравляло плоть, мешая ей заживать, наполняя тело изнуряющим жаром.

Он сжал голову ладонями, пытаясь выдавить из нее образы, что лезли в сознание. Лицо девушки. Бледное, испуганное. Но не оскаленное в диком ужасе, как у тех, кого он рвал в Просеке. В ее глазах был просто страх. Чистый, почти детский. И еще… еще что-то. Искра. Какая-то внутренняя вспышка, которую он почувствовал, а не увидел. Она обожгла его, как прикосновение к раскаленному металлу.

«Гвидо».

Имя прозвучало в его голове не звуком, а ощущением. Обломком того, кем он был. Гвидо. Солдат. Человек. Он сжал веки, пытаясь удержать этот образ. Лицо женщины. Ласковые руки. Запах свежеиспеченного хлеба. Дом. Безопасность.

Но тут же накатила другая волна. Боль. Невыносимая. Рев. Не его. Его братьев. Людей в темных доспехах, сковывающих их цепи. Холодный стол в каменной комнате. Укол. Огнь, входящий в жилы. Ломка костей. Крики, превращающиеся в рык. Потеря себя.

Он зарычал, глухо, отчаянно, бьясь головой о каменную стену пещеры. Он хотел вышибить это из себя. Вышибить Гвидо. Оставить только Зверя. Зверю не больно. Зверь не помнит. Зверь просто хочет крови.