Бесплатный фрагмент - Первобытный менагер

Менеджмент — это искусство достижения целей в условиях ограниченности ресурсов.

/А. Гибсон/

1

Вы не подумайте чего — это не девочка с любимой обезьянкой. Это две мои дочки — Вероника и Даша. Они почти ровесницы, если не считать тех пяти минут, на которые Вероника появилась на свет прежде. Зато Даша заговорила на день раньше и нарекла сестрёнку Кикой. По-моему, очень даже разумно: Кика, иди сюда… Кика, посиди со мной… Кика, давай поиграем. А то пока выговоришь: Ве-ро-ни-ка — и забудешь, что хотел сказать.

Их мама, моя жена — красивая и умная женщина. Она домохозяйка с высшим образованием. Так судьба повернула — двое детей, но она не ропщет. Зато она отлично готовит, великолепно стирает и виртуозно гладит. Про уборку вообще молчу — в доме у нас уют, чистота идеальная, хоть с полу ешь. Детишки под присмотром и — тьфу! тьфу! тьфу! — здоровы. Словом, молодая добрая семья — ячейка стабильного государства.

Я — бизнесмен. У меня своё дело и небольшой капиталец, который в обороте, и так вертится, что порой в карманах свистит. Тогда приходится идти на поклон к более предусмотрительным родственникам — просить на пропитание. А иногда «бабок» вдруг приплывает разом столько, что хочется открыть новое дело. Но жена чутко стоит на страже семейных интересов и вовремя остужает мой пыл.

— Любимый, вот это, это и это мы откладывали на «потом». По-моему этот момент наступил, так будь мужчиной исполнить свои обязательства.

И я, конечно, уступаю, вздохом подавив давнюю мечту стать владельцем автостоянки, или заправки, или пимокатного цеха. Впрочем, шучу — пимокатного цеха мне никто не предлагал. Но по натуре своей я предприниматель, производственник. Мне до боли в печени жаль убыточные предприятия, а на брошенные остовы пустующих зданий смотрю сквозь слёзную пелену. Вот бы мне бы…. Вот бы я бы…. И я тороплюсь, тороплюсь — всё стараюсь охватить. И, кажется, никуда не успеваю.

Недавно получил новую и крайне широкоформатную специальность — менеджер. Область применения не конкретизировалась. Так что, руководствуясь логикой диплома, волен работать, где угодно и кем — было бы чем управлять, а остальное, как говорят, приложится. Мне бы менеджерить в какой-нибудь крупной фирме — вот там мои многоплановые задатки предпринимателя получили бы достойное развитие. Но, увы, быть под кем-то не могу — трижды пробовал и зарёкся.

Первый мой начальник был законченный бабник. Когда почувствовал, что впрягся я в воз в полную силу, забросил дела и всех забот — кабаки да девочки. Благо, фирму я раскрутил, и доходы на порядок возросли. Когда он явился в офис с двумя девицами, объявил одну из них моей премией и потребовал, чтобы она была тут же мною оприходована, я сказал:

— Сейчас, только за котрацептивами схожу.

Уехал домой и на следующий день по телефону попросил отдел кадров выслать мне документы.

Второй босс был мелочен и подозрителен. На второй неделе моей работы у него, заявил:

— Ты у меня крадёшь.

Я остолбенел:

— Позвольте узнать — что?

Он:

— Пока не знаю, но узнаю.

На второй месяц он узнал и заявил:

— Ты крадёшь у меня рабочее время.

— Поясните, как.

— Ты очень быстро работаешь и делаешь много. Твой предшественник и половины не успевал, а штатную зарплату я не увеличивал. Вывод — ты подрабатываешь ещё на кого-то. Может, на конкурентов?

Железная логика!

Я не стал хлопать дверью — спокойно пошёл и забрал документы.

Третий шеф был циник и самодур. Правда, соображалка у него работала, и он не был скуп. Но вот задался целью собрать команду беззаветно преданных ему сотрудников, и на пути к ней сметал все преграды, ломая характеры и судьбы. На третьем месяце нашего сотрудничества задал мне тестовый вопрос:

— А что ты сделаешь, если я ущипну за ягодицу твою жену?

— Дам в морду, — был мой ответ.

Мы перестрельнулись взглядами, и я понял: пришло время прощаться. Без лишних рассусолов направился в отдел кадров.

Шеф:

— Стой, я тебя не отпускал!

Он вытащил из-за стола своё многопудовое тело и бросил вдогонку. Настиг у дверей, схватил за плечо.

— Постой! — сияя ликом, возвестил. — Я тебе дам рекомендацию.

И вознамерился дать мне пинка под зад. В моей трудовой книжке не было записей о спортивных успехах. Самодур наш не знал, что перед ним неоднократный чемпион города и однажды вице-чемпион России. По боксу. Короткий удар в его отвислую челюсть отправил объемное туловище в обратное путешествие по кабинету. Он пересёк его спиной вперёд, мощным задом взломал массивный шкаф, и успокоился там.

С того инцидента я не искал счастья в чужих фирмах — создал свою, и теперь кручусь, как белка в колесе. Но где бы я не был и чем не занимался, неизменно изо дня в день, в определённое время направляю стопы свои или автомобиль в одном и том же направлении, с тем расчётом, чтобы ровно в двадцать два ноль-ноль переступить порог своей квартиры. Это заведено однажды и никогда не нарушалось. Это святая, можно сказать, тотемная минута нашей семьи. Я мою руки, раздеваюсь и ложусь в нашу супружескую постель, где меня с нетерпением и любопытством во взоре поджидают две кудрявые головки — Кики и Даши. Наступает детский час. Вот они завладели моими руками, уткнули носики в мои предплечья и затихли, в ожидании увлекательного путешествия в волшебный мир грёз.

Я не пересказываю им похождения Колобка или Кота в сапогах — это мамино. На крыльях моей фантазии мы уносимся втроём в удивительный мир, в котором никто до нас не бывал и вряд ли слыхивал. Впрочем, втроем — это было сначала. Первые вечера жена брала мой безлимитный мобильник, уходила в другую комнату и делилась с подругами впечатлениями уходящего дня. Потом я заметил, что, она стала оставлять открытой дверь в спальню, и уже не слышны её приглушённые: ах-ах-ах, бу-бу-бу. А потом она вообще перестала уходить. Устроится котёнком в кресле и слушает.

Послушайте и Вы, если не торопитесь….

Сначала был хаос. Создатель взялся за дело — понатыкал в пространстве звёзд, закрутил вокруг них планеты. А в одну даже, походя, вдохнул жизнь. И зацвела она голубыми небесами, в белых штрихах облаков, синевой безбрежных океанов с пенной гривой волн, пышной зеленью земного покрова.

Бриллиантовым блеском многократно преломлённых лучей ярко-жёлтого молодого солнца, отражённых в росной траве и листве, встретила планета космическую волшебницу Фата Моргану, которую теперь считают своей покровительницей охотники за удачей, готовые поставить на кон все — имя, Родину и саму жизнь. Тогда же люди ее считали Всемирным Злом, потому что не умела она создавать и могла только разрушать. Но и ей, женщине в годах, не были чужды чувства прекрасного, желание уюта и комфорта. На долгие тысячелетия поселилась она на Голубой планете и не испытывала никакой тяги покинуть её, каждый день находя новые забавы и увлечения среди красот буйно расцветшего мира. Появились первые животные, и Моргана умилялась их наивности и неприхотливости. Впрочем, для их размножения на Голубой планете присутствовали все условия.

Однако жизнь эта, однажды созданная, не была навеки застывшей в первозданной красоте. Она развивалась. И однажды среди животных появились такие, которым пресен стал вкус трав и плодов. Они возжелали плоти и крови собратьев своих. Так появились ужасные хищники тираннозавры, которые убивали и поедали даже себе подобных. Они возомнили себя хозяевами Голубой планеты. Один даже попытался перекусить гуляющей волшебницей.

В неописуемую ярость пришла Фата Моргана. Она топнула ногой, и все вулканы выстрелили в небо из своих жерл — потекла раскалённая лава, чёрный пепел покрыл содрогнувшуюся землю, плотный дым закрыл её от солнечных лучей. Наступил конец всему живому. Зло усмехнулась злая волшебница делу рук своих и улетела в Мировое Пространство.

Но прошли тысячелетия. Рассеялся дым, и заголубело небо. Дожди смыли пепел, и зазеленела трава, потянулись к солнцу побеги новых деревьев. Из глубин океанов вышли на сушу оставшиеся в живых организмы. И вновь воспрянула жизнь — появились удивительные птицы и рыбы. Стада животных пересекали бескрайние прерии. Родился первый человек. Потом людей стало много. Они создавали цивилизации и строили города. Они изобретали машины и разводили животных.

Однажды Моргана заглянула на подзабытую уже планету и подивилась её живучести. Она с любопытством приглядывалась к новым обитателям, пробовала принять их облик, и ей понравилось. Дела влекли в просторы Вселенной, но она дала себе зарок почаще заглядывать на эту выжившую после её гнева голубую планету. В просторах океана присмотрела остров, обустроила его по своему вкусу и скрыла туманами от нежелательных визитов беспокойных людей….

Я умолк и поглядел на своих детей. Даша спала, тонюсенько посапывая. Вероника, пятилетний Спиноза, смотрела на меня широко распахнутыми глазами:

— Папа, а если Фата Моргана зальёт весь мир дождями, ты найдёшь к нам дорогу?

Я поцеловал её в лобик:

— Спи, мой маленький. Даже если мир расколется пополам, я всё равно буду с вами в урочный час.

Легко поставил чуждое лишнему весу тело в вертикальное положение. А Вероника перебралась к сестрёнке и обняла её пухлой ручкой.

В кресле спала жена капитана Марселя. Я нежно коснулся её губ. Она не ответила на поцелуй, но прошептала:

— Наступило утро, и Шахерезада прекратила дозволенные речи.

До утра ещё было далеко. До полуночи оставался только час. Я оделся и спустился вниз. Сел в машину, поехал по неспящему городу. Меня ждал деловой фуршет, где за серьёзными речами шипели, лопаясь, пузырьки шампанского и шелестел принуждённо женский смех. Кроме бизнесменов здесь было много чиновников с видом, будто от них действительно что-то зависит. Еще больше звезд местной эстрады и театров — просто млечный путь какой-то.

Зачем я здесь сам не пойму: ничего содержательного не услышал — то ли дань моде, то ли поддержка престижа. В Нью-Йорке, говорят, полжизни кладут, чтобы с правильными людьми встретиться на фуршете. А тут….

Вернулся домой ближе к утру и, увидев на нашем супружеском ложе трех безмятежно спящих барышень, почувствовал, будто меня провели. Вроде бы говорил о деле вроде бы с деловыми людьми, а результат нулевой. Достаток, о котором мечтал, который мог обеспечить уют и покой в семейном кругу ускользал как угорь, и как его зацепить, чтобы разом и на всю жизнь — непонятно. Скорее всего, раз гора не идет к Магомету — надо вкалывать, вкалывать, вкалывать…

Квартира у нас не очень большая — кухня, совмещенная с просторной гостиной, два туалета и три спальни: у каждой дочери своя. В детском туалете душевая кабина, в нашем — огромная ванна. Так что….

Утром застала меня жена в кресле, в котором оставил ее я.

— Так уплясался, что не нашел сил раздеться, — снисходительно улыбнулась.

— Ты сногсшибательна как всегда, а сегодня сверх всякой меры.

Она присела ко мне на колени, обняла за шею.

— Ого! Биржа гудит — котировки рванули вверх!

— Что имеем, тем и гордимся.

Мы очень мило позавтракали, напропалую кокетничая друг с другом. Жена была как шампанское — искрилась и ударяла в голову. Я нежился на седьмом небе, растягивая удовольствие и оттягивая кульминацию. Время пролетело совершенно незаметно, и вдруг оказалось, что дочери уже проснулись. Они замерли в проеме двери, зачарованные нашими ласками.

С трудом оторвавшись от жены, сдавленным голосом произнес:

— Доброе утро! Собираемся в садик.

— По дороге расскажешь про Фата Моргану! — обрадовались девочки.

— Папе надо отдыхать, — разочаровала их мама.

— А вечером?

— Как сложится день, — чувствовал, что уже засыпаю, ибо усталость вдруг навалилась стогом сена, но надо было раздеться и забраться в постель. Я как сомнамбула побрел в спальню.

— Перед сном? — девчонки в отчаянии: последний шанс.

— Обязательно.

Разбудил звонок бывшего компаньона — теперь конкурента и оппонента по арбитражному делу:

— Витек, трах-тибердах! Ты опять меня обскакал. Это был мой тендер — я столько в него вложил: с десяток козлов в кабаках напоил, весь на взятках извелся, а ты…. Ты же говорил, что сюда не полезешь….

Я счел хорошим тактическим ходом отмолчаться — глупо оспаривать очевидное, и получил множество кратких, но крайне выразительных нецензурных комплиментов.

Всхлипнув, позвонивший схамил из последних сил:

— Ты с ними спишь что ли? Открой секрет.

Я не обиделся. Это была агония, а о мертвых, как известно, или хорошо или ничего. Прощай, Артем, учитель и компаньон — все в прошлом!

Только потом пожалел, что промолчал и не ответил. Жене нравился его загородный дом — может, созрел голубчик к распродаже?

Пока размышлял, подниматься или еще понежиться, позвонил Мустафа (в быту Геннадий Белов) — старинный приятель: то ли гангстер, то ли бизнесмен.

— Ну, ты, братан, прямо как кошка — всегда приземляешься на четыре лапы. Для всей страны кризис, а ты в шоколаде: и цех продал, и базу, говорят. Люди стреляются, а ты при бабле и без балласта. Куда думаешь вложиться? Есть предложения? Обсудим?

— Пока есть задумка за кордон семью скатать. Деньги дело наживное, а счастья не купишь.

— Ой, как ты не прав, братан. Жену заиметь — вопрос денег. А детей настрогать — дело совсем нехитрое. И не такое уж это бешеное счастье: бабы и дети — сплошные расходы нервов и денег. Ни минуты покоя. Так что я тебе не завидую. В Нью-Йорке, к примеру, особенно остро понимаешь, что счастье не в детях.

— Для этого ты и катался в Америку?

— А потому что в Штатах это понимаешь, а в России нет. Вот я съездил, понял и живу в свое удовольствие: ни о ком не думаю, и думать не хочется.

— Даже такая жизнь уходит на то, чтобы на нее зарабатывать, — сказал я и заставил Мустафу задуматься.

Потом его обиженный голос снова прорезался в трубке:

— Ты цинично сломал мне деловой настрой. Может, бухнем? Ах, да — ты же в завязке. С садика или пеленок? Еще мораль прочти мне о супружеской верности — так, на будущее.

— Для начала сотри с лица трагизм — не все еще у тебя позади. Ты что позвонил?

— Да что-то я не в тенденциях ныне — бабки есть, а идей нема. Может, подскажешь что или замутим вместе, чтобы все нахрен обзавидовались?

Припомнив наше единственное совместное и нерводробительное предприятие, тут же решил — лучше не трогать скелетов в шкафу.

Потянулся в кровати и сказал:

— Чуток подожду. Сейчас пристрою объект от тендера и в тропики всей семьей.

— Спасибо, что не отказал, — процедил Мустафа и отключился.

Вот он всегда такой — любит позу обиженного и последнее слово за собой. Кажется, и на этот раз ему не понравился мой отказ, но мне почему-то не стало от этого горько. В ванной закончил мысль, разглядывая фейс — дурачок сентиментальный стал циничным бизнесменом. Это я не про Генку.

А про Белова что еще могу сказать? Это он меня учил азам чисто русского предпринимательства в эпоху первоначального накопления капитала.

— Значится так, Витек. Берешь кредит — снимаешь офис, покупаешь тачку, «алку» водки и пьешь со всеми напропалую. Когда водка кончается и выясняется, что тачка разбита, офис заблеван, а кредит надо отдавать, тогда берется другой кредит — гораздо больше первого. Из него гасится первый, круче покупается тачка и вагон водки….

— До бесконечности?

— Да нет, пока тебя не признают своим в деловых кругах. Чем больше ты водки пропьешь, тем выше эти самые круги — у которых замки в Испании и острова в Карибском море. Но суть происходящего в нашей стране всегда будет такой.

— Без водки никак?

— Вечный вопрос, — Мустафа засмеялся. — Тварь я дрожащая или право имею. Впрочем, в нашем совместном деле я могу пить за двоих.

Сложно, подумал я, однако повелся: чуть было Генка не затащил меня в свой гангстерский промысел — мол, братан, боксер и прочее, прочее. И ведь уговорил на одно совместное предприятие — на мою голову уговорил. Вот уж поистине: ходит птичка весело по тропинке бедствий, не предвидя от сего никаких последствий.

Договор был составлен аляповато, и нас ожидаемо кинули. Генка чихать хотел на существующее законодательство. Когда дело имеешь с обезьянами, лучше просто не думать о подобных вещах — заявил он и устроил разборки по понятиям. А на моей душе одинаково тяжело от подлости партнеров и гангстерских приемов компаньона.

Если вдуматься в ситуацию, можно понять, что дело вовсе не в попранной справедливости, а в деньгах. Те хотели урвать, объегорив нас, Генка — прижав их к стенке. Немного обидно было узнать, что обезьяны считали нас лохами. Впрочем, по их понятиям сие есть вещь неоспоримая.

Финал нашего единственного совместного с Беловым предприятия серьезного обострения международной обстановки не вызвал, но навсегда отбил охоту впредь заводить дела с Мустафой — только треп. А душу свою успокоил натурфилософией — мол, основатель знаменитой династии Морганов начинал свое дело с морских разбоев.

После этого моя деловая жизнь складывалась обычным образом. А вот личная…. Тут я времени и средств не жалел, ибо знал — труды эти для вечности. И визиты семейные наши в нирвану (мои сказки на ночь) — это как раз тот случай. Ведь вечность — так, во всяком случае, думаю я — это переходящие из поколения в поколение семейные ценности. Отец моего отца рассказывал ему всякие интересные истории, потом он мне и т. д. Думаю, но никому об этом не говорю — ибо вера, которую не разделяют другие, называется шизофренией. И к поездке семьей в одну из тропических стран отношусь с полной ответственностью — пора маленьким барышням воочию увидеть ландшафты, которые я им живописую на ночь.

И еще — пора отдохнуть. Или просто немного переждать — глупо бороться с кризисом: раз он стал таким масштабным, пусть сам себя изживает. От балласта избавился, все средства в зелени. Оформлю договор подряда у заказчика, сдам объект в субподряд и туту….

Представил, как малышки обрадуются теплому морю, пальмам и попугаям не в клетках, и на глазах навернулись слезы умиления — припомнил, как мама возила меня пятилетнего на Черное море. Память такая на всю жизнь. Не будь ее, трудно ответить Юрию Шевчуку — что же будет с Родиной и с нами?

Приняв душ контрастный, оказался в настоящем — обед на столе; за окнами рокот машин, в которых сидят абсолютно уверенные в себе люди; на экране внешняя политика. По телевизору доказывали чванство Америки: мол, обезьяну посадим в Белый Дом, и будете кланяться — куда вам деваться?

Впрочем, меня никогда не увлекала большая политика — и как на этом делают деньги, оставалось загадкой. Другое дело коммерческий ларек у подъезда, где я купил сигареты. Дом высотный, дом элитный — проблема выживания решена. А может, и процветания — сдачи в нем не давали.

Остаток дня ушел на знакомство с заявителем тендера.

Это был немолодой, толстый, лысый и печальный отец троих детей с выражением сосредоточенной обиды на лице. Раньше работал учителем физики, теперь ведает строительством в министерстве образования области. Вчера он был на фуршете, да только не знал результатов тендера. А я знал, и, страдая от скуки, прикидывал субподрядчиков на свои торги. Жизнь всегда глупее и проще — не стоит лишней суеты.

А мой визави суетился. На унылом его лице начала рассасываться похмельная гримаса — видимо, пропустил рюмашечку перед встречей. Должно быть, в него вложился Артем, да проиграл. Поперек горла стал им губернаторский аудит за тендерами. Теперь этот чинуша тужится, намекает — хочет чего-то слупить с меня. Слушая и чуть отворачивая лицо в сторону, я кивал и ставил в блокноте бессмысленные закорючки.

Наконец он умолк — задумчиво и насуплено уставился в окно. Его руки были сцеплены замком, а большие пальцы быстро вращались друг вокруг друга, словно наматывая на себя невидимую нить. Это и был момент истины — от меня ждали ответ

И я не был скуп: ушел, пожелав ему долго здравствовать — есть ли что-нибудь ценнее на свете?

Довольно быстро нашелся субподрядчик. Разница в десять процентов — мой навар.

Практике ведения тендерных схваток обучал меня когда-то Артем, который считал, что если одна из десяти попыток бывает успешной, то это уже удача. Весьма благодарен за науку, но наше сотрудничество вспоминаю с неудовольствием. Ведь он считал основой успеха работу с клиентами, подразумевая под этим взятки и кабаки. Изменилась ситуация и бывший учитель мой в прогаре.

Я «не спал» с клиентами, а работал с соперниками — компьютер, сбор информации, анализ, и с точностью до рубля мог просчитать сумму, которую предложат они. Предлагаю чуть ниже, и я в шоколаде. Второе слагаемое успеха — субподрядчики: я не жлобствовал, но всегда твердо стоял на своих десяти процентах. Они привыкли, и меж нами сложились вполне доверительные отношения. И еще — в строительстве предпочитаю работать не с фирмами, а бригадами: они мобильнее и практически не уязвимы для кризисов. А бригад этих, говорят фирмачи, как гробов после вождя, заменив прежнее расхожее про дождь и грибы.

Меньше года прошло, и я почувствовал себя докой в тендерах. Думаю, мог бы выигрывать все — но зачем и куда мне столько? Только сработал философский закон перерастания количества в качество. Появилась мысль — а не предложить ли свои способности и услуги нескольким избранным приятелям, руководителям фирм: им объект, мне гонорар. То, что я предлагал, было просто, понятно и логично, но опустим подробности, чтобы не расстраивать заявителей тендеров, да и налоговую инспекцию.

Кстати, последний тендер был показательным выступлением для друзей-фирмачей: сказал — сделал, и никаких вариантов. И он был завершающей ступенью перед выходом на новый качественный уровень предпринимательства. Балласт уже распродал, офис сдам — ноутбук и голова это все, что потребуется для дальнейшей работы. И никакого ужаса перед кризисом. Лежишь себе на песочке Багамских пляжей, перед тобой мобильный компьютер — и весь мир в кармане. Gloria victoribus! Не зря же меня Виктором нарекли.

Погруженный в мысли о тендерной концепции, вечер встретил в своем офисе, который вознамерился поскорее вернуть арендодателям. Здесь меня и застал Виталя — основной из предполагаемых заказчиков. Внимательно поглядев ему в глаза, понял, что директор строительной фирмы не в себе, хотя вроде не пьян, но с явными признаками психического перитонита на лице. Несмотря на это, был собран, тих и внушал доверие.

— Удочки сматываешь?

— Будем бить острогой, — в тон ответил ему.

— Начинали вместе, а ты уже на менеджера подучился, в тендерах поднаторел — когда успел?

Полчаса прошло за малосодержательной беседой о том и сем.

Заметив на столе проспект турагенства с тремя пальмами, Виталя:

— Куда путь правишь?

— Не решили еще.

— Знаешь, у меня сейчас тяжелый период — общаюсь в основном с банкирами и судебными приставами. Загружают просто свинцово. А ты как будто сбегаешь, бросив товарища в беде.

— Пустяки, не бери в голову. Мне надо немного подумать, и мы вернемся к проблеме с другой стороны. Понимание приходит с опытом.

Я верил в то, что сейчас обещал. Виталику вряд ли теперь чем мог помочь — фирма его катилась к краху. Но можно открыть другую и взять кредит, а тендерами я его завалю до самого немогу. Жизнь не кончается!

Говорить не хотелось, а вот молчалось под сигарету совсем хорошо. И думалось — в мечтах уже представлял себя непревзойденным мастером тендерных схваток, по самую маковку в шоколаде. Мелькнула мысль — а не вовлечь ли Виталика в тендерный бизнес? Но не нашла решения. Друг институтский весь по уши в стройке и вряд ли захочет профиль сменить. Suum cuique!

В дороге домой настиг звонок Эрика, надежного партнера по прежним делам.

— Слушай, про тендеры хочу узнать — как это у тебя получается? С одной стороны, конечно, понятно — дар интуиции.… С другой, наверное, справки наводишь о соперниках — шпионишь, базы взламываешь; хакеришь, одним словом?

Попробовал не соврать, не сказав правды:

— Никому не расскажешь? Ну, тогда слушай! Взламывать ничего не надо — когда доходишь до некоторого градуса отчаяния в делах, начинаешь улавливать все сам. Главную, так сказать, тенденцию чувствуешь голодным желудком.

— Ни черта не понял, но хочу попросить — мне не поможешь? Занимаюсь поставками продуктов питания для муниципальных больниц, дошкольных учреждений, учреждений социальной сферы, ну и прочих. А тут — бах! — тендеры вводят. И что теперь делать? Выручай, друг.

— Два процента от суммы — один предоплатой.

Брякнул не думая. Да и не занимался никогда поставками продуктами питания. Но, как говорится, зверь на ловца….

— А если не выиграешь?

— Предоплату верну.

— Не круто закладываешь?

— В самый раз! Ты представь, столько мороки с тебя снимаю — документы подготовить по определенной форме, заявиться и гарантированно победить. Овчинка стоит выделки. Впрочем, для начала попробуй сам.

— Нет уж! Клянусь мощами святого Барака Обамы, бюрократия — не мой профиль.

Я ничуточки не сомневался в своих обещаниях — природа тендера одна и правила игры одинаковы: выигрывает тот, кто дешевле предложит.

А Эрик продолжил:

— Помнится, тебе шибко нравилось выдавать продукты разыгравшегося воображения за хронику реальных событий — надеюсь, это не тот случай?

— То были приколы, а это бизнес.

Радости от внезапно возникшего клиента, я почти не почувствовал. Все накрывал мажорным волнением с эзотерическим привкусом предстоящий семейный форум — куда нам отправиться в тропики?

Вы думаете, это просто? Как бы не так! Не буду рассказывать, откуда это повелось, но прижилось. После ужина, застелив стол картой земного шара с Северным Полюсом в центре, накрыли его (центр Земли, т.е. полюс) перевернутым блюдцем с нарисованной стрелкой. В центре блюдца зажгли свечу. Свет погасили, жалюзи опустили, и всей семьей пальчиками облепили блюдца золотую каемочку. пнакрыли его (центр Земли, т. рролюсом в ценнтррее). егося воображения за хроонику

— Вызываю дух Че Гевары, — сказал я. — Вызываю дух Че Гевары.

Почему пламенный аргентинский революционер? Да просто жена узнала, что сегодня у него день рождения.

— Мы хотим побывать на экваторе. Подскажи, уважаемый Линч де ла Серна, где ныне спокойно и не ждут по приезду нас неприятности?

Эта была лишь игра, придуманная женой для детей. Но, видит Бог, под нашими пальцами, которые мигом вспотели, спиритическое блюдце эпилептически задергалось, заколыхалось пламя свечи. Девчонки ахнули, отдернули руки и смотрели испуганно.

— Так не годится, — решил я. — Придется повторить.

Но супруга принесла деревянный метр, приложила к стрелке на блюдце — и с экватором он пересекся точно в Бразилии, на самом ее побережье. Ладно, что не в Атлантическом океане.

По этому поводу в нашей квартире началось массовое ликование и гулянье. А у меня возникло предчувствие, что возможно мы даже попадем на один из матчей футбольного чемпионата мира. Но спросить об этом Эрнесто Рафаэля постеснялся — все-таки профессионал во мне сильнее романтика, и за это приходится платить.

Тем не менее, ощутил прилив энергии, какого не помнил уже давно. Треволнения по поводу смены профиля работы окончательно улеглись, или, скорее, перевоплотились в некую мажорную перспективу, следствием которой непременно должно было быть нечто чудесное впереди. Это классический случай вытеснения одного настроения другим, что нередко случалось со мной в кругу семьи. И всегда поражался — как много людей в своей слепоте этого чуда не ценят.

Иногда бывает: выходишь летним вечером на балкон шестнадцатого этажа, видишь перед собой огромный, прекрасный, манящий рекламами город, полный невнятных обещаний и растворенного в небе счастья, и вдруг мелькает в душе пронзительное чувство, спрессованное в долю секунды, что вот лежит перед тобой всеобещающая жизнь, и можно пойти по ней без оглядки — помолиться Моргане, поставить на карту самого себя и выиграть, и промчаться на белом катере по ее морям, и пролететь на белом «мерседесе» по ее дорогам. А можно просто, докурив сигарету, вернуться в квартиру, до потолка наполненную реальной радостью. И не надо стискивать зубы, сжимать кулаки, куда-то мчатся, с кем-то драться, сметая кого-то с пути, за убегающее призрачное счастье…

Потом наступил детский час, и я продолжил рассказ о таинственном острове Фата Морганы.

— На чем мы остановились? Значит, так…

Шли годы. Люди жили и поклонялись одному только Создателю, не ведая о присутствии могущественных сил, способных в одночасье уничтожить всё, что они построили, да и их самих. И наступил день, когда в семье корабельного плотника Жака Марселя из Марселя родился маленький Жан. Семья Жака ютилась в красивом домике в квартале кораблестроителей. Счастливый отец мечтал о той поре, когда мальчик вырастет, освоит его мастерство и станет всеми уважаемым цеховым мастером строителей кораблей.

Но Жан с юных лет мечтал о далёких странах и морских путешествиях. Однажды он тайком пробрался на торговое судно и уплыл в Вест-Индию. Моряки приняли его в свою команду. Сначала он был юнгой. Потом стал матросом. И был бы им до скончания дней своих, но грянула Великая Французская революция, отменившая привилегии и титулы. Освобождённая страна востребовала умных и отважных мужчин. И Жан Марсель стал капитаном. Это его юркая фелюга под покровом ночи у самого носа английской эскадры вывезла из Египта Первого консула после неудачного похода в страну пирамид. Будущий император Франции осыпал дарами и милостями отважного капитана.

Но война продолжалась, и многократно битые на суше англичане были непобедимы на море. Тогда Император всех французов замыслил операцию, имевшую цель перерезать торговый путь из Ост-Индии в Англию, снабжавший метрополию средствами для военных действий. Тайно был построен и оснащён отличный фрегат, способный не только подолгу плавать в океанских просторах, но и вести бой с любым военным кораблём флота Её королевского величества. Капитаном на него был назначен Жан Марсель. Кроме моряков на борту находились солдаты и мастеровые люди. Были на борту женщины, которые должны были стать жёнами новых поселенцев и матерями их детей. Ведь задачей экспедиции был не просто корсарский промысел — французы должны были основать поселение в виду побережья Индии, построить крепость и лишить англичан важнейшей из морских коммуникаций….

Перед отплытием Марсель побывал в родном городе, навестил старого немощного отца. За ним ухаживали все соседи, и подружка юных лет, маленькая Лу, превратившаяся за годы его скитаний в красавицу Луизу Марше. Надо ли говорить, что детская привязанность мигом переросла во взаимную любовь? Молодые обвенчались в местной церкви, простились с Жаком Марселем, и вместе отправились искать славы для Франции в далёких морях.

Попутный ветер наполнял паруса фрегата. «Ля герро» — что в переводе означает «Война» — шёл на юг. В виду африканского побережья пересекли экватор. Потом взяли мористее, чтобы не наткнуться на сторожевые суда противника у Мыса Доброй Надежды. Когда Африка осталась далеко позади, капитан отдал приказ — следовать прямо на восток.

На восьмой день плавания в Индийском океане попали в зону мёртвого штиля. Стояла удручающая жара. Протухла питьевая вода, которую невозможно стало употреблять некипячёной. Томился бездельем экипаж. Бедняжка Лу страдала вдвойне — она плохо переносила беременность. Казалось, духоте не будет конца.

Но однажды ночью налетел штормовой шквал. Хоть фрегат и был крепко сработан, но стонал, трещал и тужился под ветром, взбираясь на гребни гигантских волн. В кингстонах ухала вода, напоминая о бездонности океана. Бывалые моряки бледнели и крестились от страха. Что же говорить о сухопутных пассажирах? Марсель не отходил от кровати жены, которой совсем было худо. Потом шторм ушёл и начался дождь. Он зримо качался, пенил морскую гладь, поливал до блеска промытую палубу. Ветра снова не было. Но Марсель приказал поднять реи и выставить паруса, чтобы они не прогнили в скатках. Дни слились с ночами, не видно ни звёзд, ни солнца — бесполезными лежали на капитанском столе навигационные приборы. И вдобавок ко всем злоключениям стрелки компасов словно взбесились. Они отказывались указывать устойчивое направление на север, крутились и вертелись, как им вздумается. О таком явлении ничего не знала известная капитану наука. Приуныл и он.

А течение влекло фрегат в безвестные дали.

Однажды — ночь то была или день? — «Ля герро» потряс страшный удар. Людей бросило на палубу с ног или из их гамаков. Корабль ткнулся в берег, лёг на борт и раскололся. В трюмы хлынула вода. Как могли сигнальщики проворонить землю, теперь никто не скажет. Нужно было спасаться.

Моряки пытались отвязать с креплений шлюпки, пассажиры хватали деревянные обломки и бросались в воду. Марсель вынес из каюты жену на руках. Разобравшись в обстановке, ловко ступая по скользкой мачте, он дошёл до земной тверди. Вокруг него стали собираться спасшиеся. Марсель приказал солдатам и мастеровым позаботиться о раненых и женщинах, а сам с матросами вернулся на погибший корвет. Они спасали запутавшихся в вантах, придавленных тяжёлыми пушками, запертых в своих каютах пассажиров. Когда все — погибших, слава Богу, не было! — собрались на берегу, капитан Марсель пересчитал людей.

Перекусив мокрыми сухарями и немного отдохнув, матросы вернулись на фрегат — нужно было спасать имущество, запасы, инструменты, оружие. Солдаты и мастеровые принялись за возведение временных укреплений из подручных материалов. Эту меру предосторожности подсказали Марселю едва различимые за стеной дождя заросли тропических джунглей. Мало ли какие опасности они могут таить. Он отобрал пятерых добровольцев и пошёл на разведку.

Едва лагерь скрылся за пеленой дождя, оттуда раздались истошные крики о помощи. Разведчики бросились назад. В лагере царила паника. По рассказам очевидцев какие-то странные существа — то ли люди, то ли обезьяны — похитили шесть женщин. Нападение было совершенно так неожиданно и молниеносно, что никто ничего не успел предпринять. Убедившись, что Лу цела, капитан Марсель собрал солдат и устремился в погоню.

Но едва лагерь скрылся за пеленой дождя, оттуда вновь раздались крики. Что за чертовщина! Солдаты вернулись. Опять из полумрака напали обезьяны. Матросы и мастеровые попытались дать им отпор, но они быстро исчезли, прихватив с собой шестерых человек. О погоне Марсель уже не помышлял. Следовало срочно укрепить лагерь.

Люди работали, забыв об усталости. Даже пушки доставили с фрегата, хотя они, как и ружья, были бесполезны — отсырел порох.

Следующую атаку лохматых дикарей Марсель видел сам. Нет, это были не обезьяны. Они передвигались на двух ногах и размахивали дубинами в мускулистых руках. Они кричали, нападая, и стонали, корчась от боли. Двоих он поразил кортиком. Но атака не была отбита. Неизвестные захватили шестерых пленников, подобрали своих и исчезли в сумраке дождя. Опять шестерых! Что за магическое число?

Ещё после двух атак и тех же потерь Марсель понял, что они обречены. Нужен был какой-то выход. Но какой? Вернуться на корабль? Однако в его теперешнем положении там не то, что оборону организовать, передвигаться невозможно. Бросить недостроенный лагерь, углубиться в джунгли и там попытаться укрыться от нападавших? Люди не верили в такую возможность и отказались следовать за свои капитаном. В их глазах застыла печаль обречённости.

Поколебавшись между долгом офицера и ответственностью мужа, будущего отца, Марсель взял Лу на руки:

— Ты веришь мне, дорогая?

— Да, любимый.

— Тогда ничего не бойся.

Вооружённый одним лишь офицерским кортиком Марсель покинул лагерь, унося на руках жену и своего ребёнка под её сердцем. Он пошёл берегом в сторону противоположную той, в которой скрылись существа после последнего нападения.

Чудеса начались шагов через триста. Стена дождя кончилась, и Марсель со своей драгоценной ношей вышел на залитую ярким солнцем лужайку. Голубели небеса, пели птицы, благоухали цветы. Впереди темнела стена джунглей, а за спиной лил дождь, и насмерть дрались люди с полуобезьянами….

Дальше становилось все страньннее и страньше ….

2

Марсель и Луиза воспрянули духом. Они почувствовали себя спасшимися. А природа, окружавшая их, благоприятствовала хорошему настроению. Земля, открывшаяся перед ними, казалась обетованной.

Мама вмешалась:

— Как же, как же… Ты забыл про кровососущих тропиков — комары, москиты, слепни…

— Ой, боюсь! — Даша нырнула под одеяло.

Вероника сжала кулачки:

— А мы их бац-бац…

Мама:

— Ага, бац-бац. Знаешь их сколько там? Тьма-тьмущая.

Я вмешался, потрепав старшую (на пять минут) дочь по кудряшкам на голове:

— Не надо бояться их, не надо бац-бац — мы люди из другого мира и им не по зубам. Так и скажем: «Не смейте садиться, не смейте кусаться… Вы нас не видите. Пошли к черту.» И все дела!

Мама:

— Мы?

— Так это же мы ногами Марселя и Луизы путешествуем по земле неизвестного острова в океане.

Даша высунула головку из-под одеяла и открыла один глаз:

— Они улетели?

Я:

— Сломя голову.

— Ура! — Даша откинула одеяло. — Что было дальше?

Солнце стояло почти в зените. Его яркие лучи наполняли природу животворящей силой. В них была радость дня, свежесть и аромат цветущих растений.

Сквозь марево испарений поблескивала далекая гладь реки. Она серебрилась меж берегов или сверкала зыбью из малахитов и жемчугов от легкого ветерка и солнечных лучей.

Сквозь прибрежные заросли ольхи и ивы доносился тонкий запах воды. Она пахла камышом и лилиями, кувшинками и тиной, стрелолистником…

В прибрежных зарослях и камышах перекликались всевозможные её пернатые обитатели, чайки и чибисы заворачивали пируэты над самой гладью и в небесах. Кочками на отмелях стояли цапли, выглядывая лягушек и головастиков…

Даша:

— Пап, а кто такие цапли?

Мама:

— Это такие птицы большие, которые ходят на длинных ногах. Как журавли. Помните, я вам читала про лису и журавля, которые угощали друг друга?

Вероника:

— А их едят?

Мама:

— Кушать хочешь? Сейчас бутерброд принесу.

Даша:

— И мне.

— И мне, — это я.

— Тогда всем, — мама на кухню пошла. — Без меня не читайте.

А мы и не читали — мы сочиняли.

Осмотрев окрестности, Жан принял решение:

— Пойдем к реке.

Лу подняла на мужа прекрасные глаза, полные влажного блеска.

— Я пойду за тобой всюду. Я верю и знаю, что ты не только искусный капитан в море, но и неутомимый борец с опасностями на земле.

Они посмотрели друг на друга, как бы давая клятву верности в новых условиях — перед лицом неизвестности. Сердца их наполнились мужеством. А жизнь их сливалась с окружающей природой.

Минуя стену тропической сельвы, Жан и Луиза пошли по саванне, которая таила в себе ту первобытную молодость Земли, которая никогда больше не вернется к ней; то цветение жизни, энергию и силу которой мы даже представить себе не можем.

Высокие (в пояс) травы качались, набегая друг на друга, как морские волны. Среди злаков цвели вереск, шалфей, зверобой… Сплошной травостой перемежался кустами шиповника, ромашковыми островками, ягодными полянами…

Стрекозы и бабочки всевозможных расцветок… И гул цикад… Зайцы шмыгали под ногами и мелкие парнокопытные… Наверняка, где-то были хищники, но час их ещё не настал — солнце в зените.

В облаках трепетал ветер, а низко над землей нависал благоухающий ароматами всевозможных запахов воздух саванны. Жан и Луиза чувствовали, как в глубине их душ поднимается что-то величественное от сопричастности к этой первозданной красе.

В одном месте на берегу кучковались могучие тополя. Туда и направили стопы свои капитан Марсель и его жена.

И поступили мудро. Ещё не дойдя до реки, они увидели огромное стадо зубров, идущее по саванне на водопой. Их могучая поступь и рев множества глоток отдавались эхом от стены леса. Эти первобытные животные обладали таким ростом, такой силой и выносливостью, которые их потомки уже не знали.

Парнокопытные заняли весь видимый берег, но не пошли к тополям. Людям можно было попить, не торопясь, и искупаться — освежиться от жары.

Жан Марсель из реки принес охапку побегов рогозы — можно было перекусить, подкрепив силы питательной и вкусной едой.

— Хочешь, я принесу тебе молока? — предложил капитан жене.

— Где ты его возьмешь? — удивилась она.

— Подою пару-тройку коров, — он кивнул на стадо зубров, утоляющих жажду по соседству.

— Они тебя к себе не подпустят.

— Еще как подпустят. Я их корнями рогоз угощу. Только вот тары нет под молоко.

— Может, здесь найдем, — Луиза поманила мужа за собой в тополиную чащу.

Под корнями одного из рухнувших от ветра и старости гигантских стволов обнаружился грот. В нем были кости, черепа, рога и прочие несъедобные остатки трапезы матерого хищника.

На роль емкости под молоко вполне годилась гигантская раковина речного моллюска.

Вернулись к воде. Луиза тщательно обмыла нечаянный сосуд:

— Такая пойдет?

— Ну, если не брезгуешь…

Мама вмешалась в ход событий:

— А я и не знала, что ты умеешь доить.

— Это совершенно не сложно: главное — уговорить.

— И я про то же — ведь дикие зубры.

— Спокуха! Мы — менеджеры…

— Мама, ну не мешай, — потребовала Вероника. — Это наша сказка.

Мама:

— Не буду, не буду… Ври, продолжай…

Марсель снова запасся побегами рогозы. По воде подошел к бесконечному строю зубров, пьющих воду, низко склонив рогатые головы. Приметив мамашу с отвисшим выменем, к ней и направился.

Голос человеческий — вот что завораживает диких животных. И ещё тон его. Может в бегство обратить, может разозлить, а может и приручить. Главное, чтобы не наоборот: человек повелитель — исходим из этого.

Убедив себя этими мыслями, Марсель протянул не спеша пьющей буйволице побег рогозы:

— Привет, мамаша. Угощайся дарами реки. Если понравится, еще принесу.

Буйволица умяла побег рогозы за милую душу. Сказала: «Му!» и головой покрутила, должно быть, выражая благодарность.

Жан воспользовался моментом и поскреб животине лоб между рог.

Похоже, и это было принято с благодарностью.

После следующего побега рогозы человек потрепал животному холку. А скормив третий, подсел к вымени и подергал соски, брызнувшие молоком.

Кажется, мамаша была непротив, чтобы её подоили…

Что Жан и сделал.

Вернувшись с раковиной полной молока, Марсель застал супругу за уборкой грота. Она уже выкинула в камыши кости, черепа и прочие здесь ненужности и предложила мужу нарвать мягкой, не колкой травы для ложа.

Уверенный, что прежний хозяин сюда не вернется, капитан решил последовать совету жены и занялся благоустройством временного жилища…

Ближе к вечеру над рекой пронесся ужасный рев — на водопой пришли стадом мамонты. Зубры давно ушли вниз по течению, и берег был свободен. Теперь здесь утоляли жажду животные, наиболее могучие из всех, что бродили в ту пору по Земле.

Однако — подумали Жан и Луиза одновременно — на удивительный остров привела их судьба: будто миллион лет назад отмотала.

Такова была реакция на новых гостей. Высотой они были с целый дом. Их бивни длиною в несколько метров. Шкура покрыта космами шерсти. Впрочем, не смотря на гигантские размеры, вида они были вполне миролюбивого.

— Хочешь попробовать их молока? — предложил Жан жене.

— Я слыхала, что слоновье молоко очень жирное — его невозможно пить или есть: только с чем-нибудь приготовить.

— Огонь раздобудем, жарить мясо на нем будем — сказал весело капитан и отправился с раковиной в подступающие сумерки.

Мама:

— Ну все — сумерки наступили, Даша уже уснула, давай, Вероничка, и ты засыпай. Или готова до утра папу слушать?

Девочка молча и утвердительно покивала головой. Но её сейчас занимало не столько продолжение рассказа, сколько мысли об услышанном. Как же — остров с удивительной природой, с доисторическими животными — это надо все осмыслить, переварить. Понять и дальше идти…

Вероника отправилась в свою комнату.

Я хотел Дашу унести, но жена сказала:

— Пусть с нами сегодня спит.

Разделись, легли. Жена, засыпая, буркнула:

— Завтра буду слушать тебя с диктофоном. Такие шедевры уходят в пространство.

Я промолчал, обдумывая, как же мне мамонтиху-то подоить…

Утром дорогою в садик Даша потребовала:

— Папа, пусть капитан Марсель не убивает животных и птиц.

— А рыб?

— Тоже.

— Чем же они питаться будут?

Подсказала Вероника:

— Жуками-пауками-тараканами… Фу, какая гадость!

— Молоком, — разрешила Даша животную пищу…

Вечером в урочный час в родительской кровати собралась вся семья…

В камыше, из воды перебравшемся на берег, Марсель обнаружил природный оазис бахчевых культур — арбузы, дыни, тыквы и кабачки в разной поре созревания. Радости Лу не было конца — это и вкусности для стола, и кувшины (из тыкв, кабачков) для молока.

Теперь они промышляли его так. Нарежут кортиком на широкий лист лопуха корочки дынь или арбузов (мякоть себе), тыкву созревшую и на пляж принесут. Дикие козы, стадами ходившие на водопой, тут как тут. Но не всем угощение — только кормящим мамашам. Они едят, а их доят умелые руки Луизы иль Жана. Вкусное и полезное молоко козье не переводилось теперь в гроте.

Так прошло несколько дней.

Это случилось в полнолуние. Жан проснулся от того, что услышал чьи-то тяжелые шаги у входа в пещеру. Осторожно поднялся, не будя жену, и тенью скользнул к выходу.

Это был серый медведь. Лунный свет серебрил его шкуру и делал похожим на белого. Впрочем, размерами не уступал — огромная сплюснутая голова, широкая пасть, клыки… Его когти одним ударом могут вспороть грудь и живот человеку.

Однако капитан Марсель не испытывал страха — считал, что медведи все добродушные и бесхитростные. Он и не думал о бегстве или способах защиты от животного. Мужчина решил действовать другим способом.

Вооружившись тыквой с простоквашей, Жан шагнул навстречу зверю.

— Капитан фрегата «Ля герро» рад приветствовать дорогого гостя на пороге этого скромного жилища. Или ты хозяин его, временно отсутствующий? Тогда я прошу прощение за вторжение — нам негде было укрыться. И в благодарность за твой кров прими в дар козье молоко.

Жан протянул сосуд из тыквы, предварительно сняв с него крышку, к медвежьей морде. Тот принюхался. Марсель замер, ожидая его реакции. Он был встревожен. Зверь был настолько огромен, что ему не доставило бы особого труда умертвить двух людей, а потом съесть их в комфорте…

Медведь не рычал. Он уже обнюхал сосуд, понял, что в нем, и теперь удивленно рассматривал человека, стоящего перед ним. Человека, занявшего его берлогу, в которой он прожил несколько лет. Но незваный гость этот предлагал молоко, бывшее для серого медведя недоступным продуктом. Желание полакомиться пересилило.

Хозяин берлоги встал на задние лапы, а передние протянул к дару. Капитан подал ему тыкву с молоком. Медведь сел, держа сосуд перед собой, сунул в отверстие язык и принялся лакать, покряхтывая от удовольствия.

Прикончив молоко, зверь съел и сосуд. Довольный и сытый он посматривал вокруг, пытаясь понять, что изменилось в его берлоге.

Рядом на корточки присел Жан Марсель:

— Мы поживем у тебя несколько дней. Ты не против, приятель? А молоко будет каждый день — как квартплата.

Медведь повернул голову к человеку и лизнул его в плечо.

Это была торжественная минута гостеприимства и дружелюбия!

Начались комментарии от детей.

Даша:

— Здорово! Я бы тоже не испугалась. Молоком можно кого угодно приручить.

Вероника:

— Мама, давай купим медвежонка к нам домой. Он вырастит и привяжется. Все будут его бояться, а мы нет.

Мама:

— Ага, давайте. Или лучше мамонтенка на балкон.

Даша:

— А что было дальше? Они стали жить втроем?

Мама:

— Может, разбежимся по комнатам и ляжем спать?

Я:

— Нет, они не стали жить втроем — Луизе был противен запах медведя. Едва она проснулась и унюхала его, её тут же стошнило.

— Токсикоз, — подсказала мама.

— Его надо было помыть, — версия Даши.

— Нет, лучше уйти, — подвела черту Вероника. — Что толку в берлоге сидеть, как суслики в норе — никаких приключений.

— Мне надо подумать, — поддержал я идею лечь спать.

Дети разошлись по своим комнатам.

Нужно было другое жилье. И оно нашлось в двухстах шагах от грота в тополиной роще.

Марсель издали увидел скалу, как шатер, с пышной кроной секвойи на самой верхушке — будто шапка у толстобокого. Ещё с берега реки можно было разглядеть темное пятно на боку скалы. Точно пещера — подумал капитан.

Туда они и направили стопы, покинув грот.

Входов в пещеру скалы оказалось два — один, который увидели издалека, в метрах шести над землей, очень похожий на лоджию или балкон, с козырьком над другим входом. Этот поменьше, у самой земли — в него без труда можно войти.

Принюхавшись, прислушавшись, присмотревшись, Марсель осторожно ступил во внутрь. Вид открылся великолепный.

Пещера повторяла собой форму скалы — то есть была шатрообразной с высоким сферическим сводом. И была так велика, что в ней могли бы разместиться и пассажиры, и экипаж несчастного «Ля герро».

В центре, поправ все законы естества, росла громадная секвойя, верхушка которой украшала скалу, собирая солнечные лучи. Корни могучего дерева уходили в почву, питая влагой и минеральными веществами это грандиозное создание.

То ли древностью, то ли магической силой в стволе у самой земли образовалось дупло, очень похожее на альков — ведь пол в нем был устлан пушистой и мягкой тигриной шкурой. Чем не ложе для обитателей?

Луиза, вошедшая вслед за мужем, руками всплеснула:

— Жилище Бога и Его ложе!

Но ничьих следов — ни зверей, ни людей, ни богов — не наблюдалось.

— Жилище Бога, — повторила Луиза. — Ну посмотри, вот алтарь.

На усыпанном чистым, белым и плотным песком полу пещеры между входом и секвойей возвышалась на метр из почвы каменная тумба с плоской поверхностью и голубоватым пламенем в центре — непонятно, чем и как подпитываемое. Должно быть, природным газом.

— Будем богами, дорогая! — пафосно воскликнул Марсель, стараясь скрыть свою растерянность.

— Лучшего места для рождения ребенка я не представляю, — подсказала ему жена.

— Здесь будем ждать малыша, — согласился капитан.

Двинулись дальше с осмотром.

Обошли вокруг секвойю. Дерево было огромным, старым и почти окаменевшим. Однако зеленая верхушка, нашедшая выход в вершине скалы, свидетельствовала о его жизни. Только сучья, когда-то проросшие, не получили развития из-за отсутствия солнца в пещере и засохли. За них цепляясь, вверх устремились лианы хлебного дерева, окутавшие секвойю от комля до верхушки. И нашли там солнце, нашли влагу и питательные вещества в почве — расцвели и дали плоды. Многие, созревшие, уже упали на песок.

Луиза подняла парочку хлебных шаров и положила к огню на алтарь:

— Пусть испекутся. Может, съедобны.

За секвойей у противоположной входу стены в каменной раковине была большая ванна или маленький бассейн — как посмотреть на это дело. Ручеек из стены бил в её центр, так что сооружение можно назвать и фонтаном. Вода была приятной и на вкус и на ощупь — достаточно прохладная, но не холодная. А то что проточная, Марсель после проверил — родник из скалы вытекал в реку.

Слева от входа и по периметру пещеры ступеньки каменной лестницы были вырублены в скале. Сделав спиралью круг, они заканчивались в том самом арочном выходе с плоским полом и козырьком над входом, который супруги увидели с берега. Теперь отсюда можно увидеть и берег реки, и опушку сельвы, и бесконечную ширь саванны…

— А вот и балкон! — удивился Марсель ещё одному чуду природного зодчества. — Вид отсюда замечательный.

— Нет, это будет наш чердак, — поправила его Лу.

В Марселе Марсели жили в квартире с балконом двухэтажного дома. А Марше ютились в маленьком домике с крышей.

— Пусть будет чердак.

Солнечные лучи, через чердак попадая в пещеру, отражались водой в раковине фонтана и блуждали бликами по кремнистым стенам.

Как красиво! — восторгалась Луиза. — Это будет наш с тобою Дворец!

— Пусть будет Гранитный Дворец, — уныло повторил капитан, не заразившись восторгом жены, но сомнением — что происходит? Так не бывает — он был уверен. Скоро придет сюда здешний хозяин и попросит их вон. Или похуже что-нибудь отчебучит…

Плоды хлебного дерева на алтаре покрылись румяными корочками, завлекающе пахли и изумительны были на вкус…

— Кто живет во Дворце? Кто построил его? — озадачились дети.

— Узнаете позже. Иначе будет не интересно, — остудил я пыл дочерей.

Девочки согласились.

Итак, потерпевшие кораблекрушение обрели убежище очень надежное и комфортное на берегу большой реки. Впрочем, вода была в их Дворце — причем, проточная: хочешь купайся, хочешь пей. И комфортная, будто угадывала желания — когда надо, прохладная, а то и горячая: по желанию.

Хоть огонь во Дворце горел всегда — без шума, без запаха и большого тепла — Марсель очень обрадовался, когда нашел у подножья скалы среди обломков камней кремний и железняк вместо кресала. То-то было ликования в душе путешественника.

Вечером перед сном супруги поднялись на чердак, чтобы проводить Светило на покой.

Несколько ланей и коз внизу прошли на водопой, весь день не пустовавший. Поодаль противными криками ругались грифы с воронами над остатками падали. В облаках парил орел. В камышах у реки высоко прыгнула рысь в погоне за взлетающей цаплей. Ползя по густой и высокой траве, к водопою крался леопард…

Вскоре тень накрыла саванну. Солнце гасло за деревьями, как огромный горящий шар. Близилось время, когда хищники выходят на охоту. Ещё пели птицы прощальный гимн солнцу, но уже с реки подала голос выпь — о страхе и печали зловещей ночи была её жуткая песнь.

— Сегодня я разведу костер у входа: он защитит нас от хищников — сказал Марсель. — А завтра что-нибудь придумаю вместо двери на вход, и мы будем в полной безопасности.

Лу возразила:

— Может, не надо? Ты посмотри — вход открыт, но никто во Дворце не бывает. Может, всему живому препятствует войти некая магическая сила. Только нас впустила и больше никого. Давай не будем ничего менять здесь…

Жан, скрипя сердцем, согласился.

К скале подошел бизон. Почему один? Куда направляется? Отбился ли он от стада или живет одиноким? Много вопросов и ни одного ответа. Люди с интересом за ним наблюдали.

Марсель свистнул. Бизон поднял голову. Их взгляды встретились.

— Лови, приятель! — Жан кинул кусок плода хлебного дерева быку под ноги.

Тот обнюхал и съел с удовольствием. Потом поднял огромную голову, помотал ею и глухо заревел — то ли благодаря, то ли требуя (выпрашивая?) ещё.

Марсель кинул еще один плод, а жене сказал:

— Мы разведем стадо дойных коз.

— Хорошее дело, — был ответ.

Вдруг бизон вздрогнул и поднял голову — он почуял приближение опасности. Подался в сторону и вскоре скрылся.

Из леса показался огромный тигр. Он весь день спал в своем логове, а теперь отправился на охоту. Сильный, с гибкой спиной, хищник двигался грациозно.

— Боже! Какие страсти! — Лу схватила мужа за руку. — Попадись такому в зубы.

— Здесь нам не страшен и крокодил, — успокоил её Марсель.

Будто услышав разговор, тигр остановился и повел головой. Взгляд его уставился на людей. Он зарычал и оскалился, длинным хвостом стал бить по земле. Телодвижения эти указывали, что хищник готовится к драке — он почуял в людях врагов.

При более внимательном рассмотрении тигр изменил оценку ситуации — в людях он увидел добычу. Он стал подкрадываться к скале, внимательно оглядывая её — как бы добраться до террасы. Не найдя ни единой возможности на почти вертикальной стене, полосатый убийца обнаружил вход в Гранитный Дворец. Сунул голову туда, но внутрь не пошел — невероятный рев потряс свод, а зверь отступил.

Жан наклонился с террасы и смотрел на полосатую спину, замершую у входа. Луиза держала его за руку, страхуя от падения. Когда тигр снова стал виден с чердака, она сказала:

— Вот видишь — и это страшилище что-то отпугнуло от нашего Дворца.

Ночь стремительно приближалась.

— Тигр, кажется, не ушел — залег где-то. Может, нам здесь заночевать? — предложила Луиза.

— Мы приготовим сушняк для костра перед альковом, спать будем на мягкой шкуре, а в случае опасности запалим, — успокоил жену капитан.

Стало совсем темно. Супруги спустилась вниз.

— Папа, а кто не пускает зверей в пещеру? — спросила Ника.

— Ну, ты опять торопишься, — остудил я её. — Может быть, мне сказать: «Все было здорово!» и закончить на этом?

— Нет-нет, давай рассказывай.

— Даша уж глазки закрыла. Отложим на завтра…

— И Шахерезада прекратила дозволенные речи, — резюмировала мама.

Как только рассвело, Марсель поднялся на чердак. Тигр лежал в десяти шагах от входа, будто подстерегая обитателей Гранитного Дворца, и был он не один — рядом с ним его самка.

Жан спустился вниз и уложил весь алтарь плодами хлебного дерева.

— Что ты делаешь? — спросила Луиза.

— Готовлю пищу для гостей. Я так думаю, травоядным пойдут сырые, а хищникам надо печь. А есть они его обязательно будут: ведь хлеб — универсальная пища.

— Зачем тебе это надо? — удивилась жена.

— Будем держать охранниками. Я им будку построю у самого входа — пусть кто-нибудь сунется.

— Мы же хотели завести дойных коз. И эти хищники… Либо одно, либо другое — третьего не дано.

— А если досыта накормить. Я ведь как раз с прицелом — приучить этих тигров пасти наших коз, чтобы никто из мелких не обижал.

— Ой, не верю я в эту затею, — покачала Луиза головой.

— Попытка не пытка.

— Главное, чтобы тебя не съели.

— Садись завтракай и будешь за хлебцами смотреть. Я пойду их кормить.

Капитан поднялся вновь на чердак, свистом привлек внимание хищников и кинул вниз один из печеных и остывших плодов. Тигр взглядом его проводил, а тигрица встала, подошла, обнюхала и с жадностью съела. Проголодалась, бедняжка в дозоре…

Марсель кинул второй плод. Он угодил в голову тигра, откатился, а съела его тигрица.

Да что же творится! В животном мире патриархат. Чтобы выйти из Дворца и вступить в контакт с тигром, надо обязательно заслужить его благоволение — а он, негодник, хлеб не ест. Что придумать?

Тигрица, войдя во вкус, стояла вся в ожидании и готова была хватать хлебцы в полете. Поэтому третий подарок капитан запустил как можно дальше в сторону, и за ним помчалась самка. А четвертый плод попал в тигра и скатился с него. Прямо перед мордой катился, и флегматичный самец раздавил его лапой.

Духмяный запах ударил в ноздри. Тигр заинтересовался — понюхал, лизнул и… съел. Теперь он уже встал на ноги и откровенно подачки ждал. А когда капитан кинул вниз пятый плод, самец рыкнул на подругу, попытавшуюся поймать его в воздухе, и слопал сам.

— Ну, я пошел, — сказал Марсель Луизе, взяв в руки два испеченных ею плода.

— Что прямо вот так и к тиграм? — удивилась жена. — Они тебя съедят.

— Думаю, нет.

— Жан!

— Спокойно. Идет процесс приручения.

Капитан Марсель спустил вниз и вышел через вход из Дворца, неся в ладонях перед собой дары грозным гостям.

Те застыли на месте. Их желтые глаза изучали необычное явление — человек идет к ним. В его движениях не было ни страха, ни настороженности. В его руках были те вкусности, которые они прежде никогда не пробовали. Не сложно было понять, что хочет этот человек — мол, ешьте плоды, меня не трогайте и будем дружить…

Жан остановился в пяти шагах от замерших животных. Он размышлял, как поступить — подать им пищу прямо в пасть или к ногам положить?

И в этот момент раздался ужасный рев. Со стороны джунглей показался огромный лев — ростом и силой превосходящий обоих тигров. Ни одно живое существо не осмелилось бы противостоять такому. И здесь не было никого, кто бы захотел оспорить его могущество.

Зверь приближался, не останавливаясь. В его величавых движениях чувствовалась жажда драки и желание победы. Возможно, он был скиталец и искал себе новые территории. Это был пещерный лев.

Тигры инстинктивно почувствовали, что враг сильнее их — лучше вооружен и настроен по-боевому. Они как-то ужались и попятились.

Когда расстояние между ними достаточно сократилось, лев-великан расправил свою могучую грудь и зарычал. Инстинкт самосохранения взял верх над тиграми — убедившись визуально, что приближающийся противник гораздо сильнее их, они бросились наутек вдоль берега реки и с глухим рыком, похожим на стон, скрылись в камышах.

Лев издал победный рев. У скалы перед входом в Гранитный Дворец не осталось никого, кто бы мог оспорить его могущество. Но стояло на двух ногах странное существо, которое было пришельцу незнакомо и, кажется, не боялось его. Поэтому чувства свирепого хищника пришли в смятение.

Лев почувствовал голод. Принюхался и стал соображать — годится ли в пищу этот бесстрашный, но беспомощный человек? Сам по себе аппетита он не возбуждал — хищник еще не пробовал человечины. Другое дело — вспороть ему брюхо и понюхать крови. Но почему это слабое существо не боится и не убегает от него? Не прячет глаза, и взгляд у него не заискивающий…

Лев сделал несколько шагов и стал принюхиваться, широко раздувая ноздри.

И тогда капитан Марсель сунул к его носу печеный плод хлебного дерева.

Заметив, как заблестели глаза хищника, капитан бросил хлебец под ноги льву, чтобы не потерять вместе с подношением руку свою. А потом второй хлебец…

— Хочешь ещё? — спросил человек пещерного льва.

Голос двуногого озадачил хищника. Он сделал ещё один шаг вперед. Принюхался, поведя носом от колен до лица. А потом выбрал ладонь и лизнул её. Человек почувствовал кожей его горячее дыхание.

— Понял, — сказал Марсель. — Сейчас принесу.

И скрылся в Гранитном Дворце.

Радость охватила его. Это был один из тех моментов, когда сила духа побеждает мощь мускул. Пещерный лев не только почувствовал вкус печеного плода хлебного дерева, но и ощутил неукротимый дух двуногого человека. Он признал неустрашимость этого беззащитного существа и готов был ему повиноваться.

Луиза все видела и поняла. В Гранитном Дворце они просто смеялись, глядя друг на друга — радовались, что ещё живы и им покоряется животный мир…

— Еще бы! Ведь мы менеджеры! — резюмировала мама. — Все, хватит валяться, пора разбегаться и спать.

Сегодня мама не в духе. Девочки это чувствовали и безропотно разбежались по своим комнатам.

Я посмотрел на них с нежностью. О чем они сейчас будут думать, преклонив головы на подушки? О чем мечтают малышки во сне? Их детские души многому ещё верят восторженно. Мне хотелось этой сказкой о приключениях в доисторическом мире пробудить в них дух непокорности судьбе и обстоятельствам.

Лев-великан поселился возле Дворца людей. То, что планировал Марсель сделать для тигров, досталось ему — некое логово из пальмовых листьев и прутьев лозы, защищающее от дождя и жары. Питался он с человеческих рук. Но иногда пропадал ночами — должно быть на охоту ходил. Иногда прятался в камышах, подстерегая идущих на водопой. Но всегда возвращался к Дворцу и очень любил печеные плоды хлебного дерева. В конце концов, лев свыкся с людьми, а привычка у животных равносильна симпатии.

Шесть дней прошло, и ужасный пещерный зверь стал совсем ручным. Заслышав человеческий голос, такой не похожий на рык и вой других животных, грозный хищник немедленно выбирался из своей «конуры» и спешил ко входу в Гранитный Дворец. Если кто выходил — Луиза или Марсель — он, как послушный пес, следовал за ним. Если кто-нибудь из зверей оказывался на пути, его устрашающий рев обращал того в бегство.

Вот что сделали печеные хлебцы с царем зверей! Люди были горды своей властью над хищником.

На седьмой день начался дождь. Травы и деревья никли под ним, а река, наполняясь водами, начала бурлить.

Мокрый, дрожащий от холода лев-великан подходил к Гранитному Дворцу, где было сухо и тепло, но внутрь не входил. На жалобный рык ему выносили охапку печеных хлебцев. Прожевав их, страж возвращался в свою «будку», плохо спасавшую от сырости.

На третьи сутки непогоды река вышла из берегов и начала затоплять окрестности. Вода выгнала льва из «будки», но не заставила войти в Гранитный Дворец. Трижды рыкнув у её входа, хищник отправился на поиски суши.

Вода не попадала в Гранитный Дворец, людям она ничем не грозила — песок пола был сух, плоды хлебного дерева неутомимо зрели, и горел огонь алтаря…

А лев ушел. Его гневные рыки долго слышались издалека. Потом стихли.

Жан и Луиза загрустили о нем — вернется ли их охранник?

Дождь шел очень долго. Все пространство от реки до леса стало одним потоком.

Наконец, осадки прекратились, тучи развеялись, засияло на небе солнце. На огромном пространстве легкое дуновение ветерка рябило поверхность воды. Царила полнейшая тишина — не только звери, должно быть, и птицы покинули эти места. Чуть слышно вздыхали деревья.

Люди устали от наводнения — хотелось жизни и движения. Вода, казалось, утратила способность к течению — стоит и стоит на одном уровне.

День заканчивался зарей.

Хорошо бы — подумал Марсель — сейчас лечь, заснуть, а проснуться утром и увидеть реку в своих берегах, а землю сухой, и на ней травы, кустарники… зверей и птиц… Впрочем, деревья видны и сейчас. По ветвям их путешествовал легкий бриз, перепархивая с одного листка на другой. Ску-ко-та…

Три дня после окончания дождя река входила в свои берега. От наводнения остались лужи, грязь на солончаках, да кое-где деревья вывороченные с корнем и принесенные потоком. И ещё туманы по ночам — то ли испарялась влага, то ли выпадала росой, не понять.

Наконец, показались из-под воды холмы, травы на них, а следом и обитатели, прятавшиеся, должно быть, в лесах.

К концу третьего дня Жан и Луиза вышли из Гранитного Дворца и по твердой почве прошли к берегу реки, не зная — то ли радоваться завершению ненастья, то ли сокрушаться опустошению, которое устроила стихия. Вся саванна усеяна трупами утонувших зверей.

Вот ты какая грозная, река-матушка — кормилица и поилица всего живого!

После стольких дней и ночей ненастья диск солнца, зависший над горизонтом, показался им ослепительно прекрасным. Угасающий свет его отбрасывал длинные тени, делая причудливым окружающий мир…

— Жестока твоя сказка, — вмешалась мама. — Нужна ли такая детям да ещё перед сном? У нас ещё полчасика есть. Девочки, давайте я вам почитаю «Волшебника Изумрудного города». Ну, очень красиво написано. Я её в детстве полюбила и до сих пор с удовольствием перечитываю. Ну, как?

Никто не возражал.

— Отдохни, папа.

Я превратился в слушателя, а сам думал — наверное, круто завернул с этим наводнением. Девочки вон примолкли, внимают маме, а о чем думают? Уже забыли о Луизе и Жане или ещё вспоминают? И переживают ли за их дружбу с пещерным львом? Завтра покажет, чья сказка круче — моя или Александра Волкова…

3

Наверное, Марселю очень повезло, что он утром поднялся на чердак, а не сунулся прямиком через выход из Дворца. Так вот, поднялся и увидел — перед входом тлеет костер, и десятка три тех самых лохматых дикарей, что приходили к потерпевшему крушению фрегату и похищали его людей, лежат вокруг, прикрывшись шкурами. Рядом с ними их оружие — каменные топоры, палицы, дротики…

Впрочем, спали не все — двое страшилищ бодрствовали.

Один, завернувшись в козью шкуру, сидел, опираясь на рогатину, на куче хвороста. Солнце еще не взошло, но было уже светло, и Жан хорошо рассмотрел его заросшее до узких глаз лицо. И плоский нос с круглыми ноздрями над толстыми губами. Тело сплошняком было покрыто шерстью. Непомерно длинные руки не соответствовали коротким и кривым ногам.

Второй страж расхаживал вокруг костра. Время от времени он подходил ко входу в пещеру, заглядывал туда, принюхивался, прислушивался и отходил. У него была огромной голова и на ней волчьи уши — острые и торчащие. Они шевелились, когда он прислушивался.

Поднялась на чердак Луиза.

— Кто это? — удивилась она.

— Тс-с-с… — Марсель прижал палец к губам.

Но было поздно — её услышали. Один из стражей вскочил, увидев их, а другой даже метнул дротик. Короткое копье влетело на чердак, стукнулось о каменную стену и обломилось у наконечника.

Почти в то же мгновение вскочили ещё несколько дикарей. С грозным рычанием они бросились штурмовать скалу, намереваясь забраться на чердак. Но бесполезно — и скала была неприступна, и сила, обороняющая пещеру, работала безотказно. Когда лохматики-волосатики соорудили живую пирамиду, став друг-другу на плечи, первая же голова, достигшая пола чердака, вдруг с воплем отшатнулась, устрашившись чего-то — и все попадали на землю.

Жан увел Луизу вниз:

— Здесь очень опасно, дорогая.

А сам снова поднялся на чердак наблюдать за противником.

Солнце взошло.

Лежа на каменном полу, капитан наблюдал за дикарями. Они его не замечали, занятые своими делами.

Жан размышлял. В Гранитный Дворец врагам не попасть, но дротики их могут врываться в её пространство. В случае, если они придумают нечто вроде платформы и поднимут её на высоту чердака, находиться на нем будет опасно.

В противном случае оставалась осада, и тогда дикари здесь надолго задержатся. Будут придумывать разные способы, чтобы выкурить наружу белокожих людей.

Вот именно, выкурить! Если они догадаются метать на чердак или через вход в Гранитный Дворец головешки и вонючие тлеющие шкуры, то осажденным там жизнь не покажется раем.

Ещё хуже гостинец — падаль. Падаль, которая сама по себе нестерпимо воняет, но ещё и заразу распространяет.

Марселю стало жутко от таких мыслей. Ему и в голову не приходило искать перемирия с этими дикарями, рожи которых страшнее гиен.

Тяжелая, давящая печаль оледенила душу капитана.

Поднялась Луиза на чердак, прошептала:

— Я там боюсь одна оставаться.

Жан отполз к ней, сам сел, жену посадил на колени и прижал к груди, ласково гладя по волосам.

Им предстояла борьба с самым опасным хищником на Земле — человеком. Пусть первобытным, но очень свирепым.

Восемь дней длилась осада. Упорной она была, но бесхитростной — ни головешек дикари в Гранитный Дворец не закидывали, ни вонючей падали. Быть может, осаждающие надеялись, что у осажденных рано или поздно закончатся вода и еда. Но вот с этим-то как раз все было в порядке.

Восемь дней прошли… Что же держало возле Дворца дикарей? Может, ненависть лютая ко всем чужакам?

От страха, наверное, Лу приболела и больше лежала в алькове, чем ходила. Жан ухаживал за ней и всячески подбадривал. Каждую ночь, когда жена засыпала, капитан поднимался на чердак и наблюдал за лагерем неприятеля. Сам он спал мало, но крепко…

— Ну что, девочки, какие будут предложения — как спасти нам наших героев от кровожадных дикарей, которых силой не победить? Нужна хитрость. Думайте…

Даша:

— А если волшебством каким устроить дождь и наводнение?

— Такое уже было. Не будем повторяться…

— Мы же менеджеры, — с усмешкой подсказала мама окончание этой фразы.

Я смотрел на Веронику. Она о чем-то размышляла, шевеля губками.

— Ну, хорошо, время позднее… Давайте разбежимся по кроватям и перед сном подумаем, как Жана с Луизой спасти.

— Может, во сне приснится, подсказка — предположила Ника.

Берег возле пещеры был удобен для водопоя и в дневные часы прежде никогда не пустовал. Теперь присутствие дикарей распугало всех травоядных. Отдельные из них подбирались к реке в ночные часы. Но тогда была опасность напороться на хищника в засаде. Лишь огонь костра позволял дикарям никого не бояться…

На девятый день осады к водопою пришли мамонты. Этих огромных миролюбивых животных ничто не страшило — ни люди, ни их костер. Они расположились на берегу — утолили жажду, но не торопились уходить. Паслись — вырывая хоботом травы и выкапывая бивнями съедобные корни.

Этим властелинам земли некого было страшиться. Сознание такого могущества сделало их миролюбивыми.

Универсальным орудием жизнедеятельности был у мамонтов хобот, способный ощупывать преграды, обнюхивать и срывать травы-плоды-зелень, выкорчевывать деревья, хватать, душить и бросать под ноги врага. Подняв свою гибкую конечность они оглушительно трубили, приветствуя начало или окончание дня.

Когда мамонты шли куда-нибудь стадом, их спины колыхались, как огромные волны.

Частенько, радуясь жизни, мамонтята гонялись друг за другом — играя, сражались хоботами. Взрослые животные спокойно смотрели на их забавы.

Жан, не удержавшись, сказал вслух свои мысли:

— Если мне с хлебцами удалось к ним пробраться, я мог бы приручить этих исполинов и направить против наших врагов.

— Это очень опасно, — заметила Луиза.

Капитан промолчал. Однако, мысль привлечь на свою сторону мамонтов ему нравилась все больше и больше.

Он стал печь плоды хлебного дерева впрок. Лу поняла для чего.

— Как ты их понесешь? Ведь надо не один-два-три, а с десяток и больше…

— Хочу попросить у тебя юбку. Из неё можно сделать мешок…

В этот исключительно драматический момент мама от души расхохоталась:

— Чтобы вы без женщин делали — менеджеры доисторические…

Я моментально переобулся.

Один из мамонтов всегда держался в отдалении от стада — может быть, он любил одиночество; хотя вернее всего, был вожаком и наблюдал за безопасностью с расстояния, выбирая холмы для своего поста. Вот он заинтересовался нашими врагами — пошел прямо в их лагерь. Дикари снялись и без спешки отступили к ближайшим деревьям. Они, конечно, не защита от мамонта, но просто скрыться с глаз долой иногда бывает полезно.

Величественное животное достигало ростом шести метров. А хобот его, очень похожий на громадную змею, чуть было не проник на чердак, остановившись в последний момент перед невидимой преградой. Марсель не растерялся, подошел к краю скалы и сказал:

— Рад приветствовать у себя в гостях великого вожака мамонтов. Прими от нас скромное угощение.

И сунул в хобот уже остывший хлебец.

Исполин приподнял тяжелые уши, как бы прислушиваясь к голосу человека, и принял его дар. Неторопливо пережевывая печеный плод, он снова поднял хобот на чердак — угощение пришлось по вкусу.

В какой-то момент гость коснулся руки капитана, и тот вздрогнул.

Но дрожал Жан не от страха, а от возбуждения и надежды, что заручившись дружбой этого великана, они смогут, наконец, прогнать дикарей от Дворца. Он сам в свою очередь погладил ладонью хобот вожака, выражая свое дружелюбие и гостеприимство. Его сердце преисполнилось радостью.

Луиза со страхом следила за тем, как муж угощает исполина. Когда увидела, что контакт между мамонтом и человеком установлен, с облегчением улыбнулась.

— Подойди сюда, — позвал Жан. — Угости сама нашего гостя.

Послушная слову мужа Луиза подошла и протянула печеный хлебец. Мамонт спокойно принял угощение.

Так был заключен союз между животным и людьми.

Ночью дикари снова вернулись ко входу в Гранитный Дворец. Они сидели у потрескивающего костра, ели мясо — ибо охота была удачной. Между ними и берегом реки спали мамонты — малыши лежа на боку, а взрослые, окружив их, стоя.

Луиза и Жан тоже вечеряли у костерка на плато под секвойей.

— Если завтра вожак придет и прогонит дикарей, я выйду с ним погулять. Но тебе выходить нельзя — это опасно. Сейчас я пойду наверх за ними смотреть, а ты спать ложись.

Жена кивала согласно. Ей было страшно оставаться одной, но она покорной была, как все разумные и порядочные женщины.

Насытившись, дикари попадали спать. Двое дозорных на часах.

Жаном вдруг овладела отчаянная мысль — спуститься вниз, подозвать часового и, сделав выпад из недосягаемого для посторонних пространства пещеры, убить его ударом кортика в грудь.

Костерок ещё тлел на плато, но Луиза была в алькове. Осторожно ступая по песку, капитан подошел ко входу. Прислонившись к стене, Жан тихо свистнул, кортик сжимая в руке.

От костра дикарей, освещенный луной, подошел коренастый силуэт на кривых ногах с горящей головней в руках. Размеры его палицы свидетельствовали об огромной силе. При свете огня капитан рассмотрел массивные челюсти и глаза, затемненные волосатыми дугами бровей. Этого человека он должен сейчас убить.

Увидев обитателя пещеры перед собой, дикарь сначала оскалился в ухмылке, а потом лицо его перекосилось тревогой. Он попятился, но не от шпаги остро сверкнувшей в блеске огня, а от неведомой силы, обращавшей их в бегство.

Надо бы заколоть его, пока враг еще досягаем, но в свете пламени головни Марсель вдруг увидел круглый плод хлебного дерева. Должно быть, упал созревший и по песку сюда прикатил.

Неожиданно для самого себя Жан поднял его и бросил дикарю:

— На. Отведай. И живи…

Сам повернулся и пошел в альков.

Но жену беспокоить не стал. Прихватив несколько печеных хлебцев, поднялся на чердак.

Два охранника сидели у костра, уплетая сырой плод.

Капитан свистнул. Они подскочили и, забыв про палицы, с головнями ринулись ко входу. Жан сверху:

— Я здесь. Понравилось угощение? То — ерунда. Попробуйте — это, печеное.

И кинул два хлебца вниз.

Не мудрствуя лукаво, дикари сели на задницы и принялись уплетать неизвестное до сих пор лакомство.

— Ладно, хорошего помаленьку. Завтра вождя мне сюда приведите — может, договоримся с вами без брани.

И ушел спать…

— И нам пора, — сказала мама. — Даша уже спит. Хотя я думаю иногда, что притворяется. Никогда не замечаю, когда засыпает, и никогда не признается, что сюжет упустила.

— Хочет, чтобы её на руках в кровать унесли, — сказал я и исполнил сказанное.

Дети по комнатам, мама спросила:

— Договорится с дикарями Марсель?

— Увы, Шахерезада прекратила дозволенные речи.

Как и что рассказали вождю вчерашние охранники, с которыми капитан Марсель вступил в контакт, осталось неведомо. Только с первыми лучами солнца все дикари собрались у скалы перед входом, громко переговариваясь, ожидали появления хозяина Дворца.

Все они были без оружия. Только один — высокого роста, коренастый, с длинными руками — стоял с топором и палицей. Наверное, это и был вождь.

Когда Марсель вышел на чердак и увидел всю эту картину, радость забурлила в душе, как поток. Он вскинул руку по римскому обычаю и воскликнул:

— Приветствую тебя, мой народ!

Любимец Наполеона медленно расхаживал по краю чердака, держа в ладони круглый плод как Державу — регалию царской власти.

— Капитан Жан Марсель будет править вами.

Впрочем, лихорадка радости скоро прошла. Пришли практичные мысли — как, используя хлебцы, управлять дикарями? И не одним-двумя, а целым племенем. Хотя конечно, это не племя, а отряд охотников, блуждающих по саванне. Племя — это когда старики-женщины-дети. И где-то оно у них, конечно, есть.

Все, что были, печеные хлебцы капитан побросал к ногам вождя — пусть сам делит — и пошел думу думать: как же племенем управлять?

На радостях он совершенно забыл про Луизу. А когда увидел и вспомнил, потащил жену наверх похвастать своими успехами.