Бесплатный фрагмент - Первая шпага ордена. Непутёвая троица

Часть первая

Глава 1

Южные земли были богаты на медовые закаты. А тополя здесь тянулись вверх каждой веточкой. Иногда можно было увидеть, как солнце само собой катится по дорогам в жаркий полдень. И не было для зверей благодатнее края, чем этот.

Однако в городе Мухотравье царили свои порядки. И жизнь его обитателей была такой же, как и везде. Для мышей и хомяков это означало работать в полях, раскинувшихся по округе. Для куниц и барсуков — охотиться и торговать. Для ящериц и жаб — молиться. Ну а для птиц — охранять закон. И из этого правила не было исключений. Ведь каждый зверь, кто не желал следовать своей участи по рождению, становился изгоем. Нигде его больше не жаловали и не принимали. Даже в Гильдии воров — самой бесчестной звериной шайке, что когда-либо знал мир.

К счастью, у Габриель имелись длинные когти и она была юркой, как и все ласки. Потому, в отличие от кроликов и воробьёв, глава Гильдии когда-то с радостью взял маленькую чертовку к себе под крыло. А со временем даже научил её паре отменных трюков. Это сделало Габриель грозой кошельков на базарах и в тавернах. Отчего три года назад она заслужила в Гильдии почётное прозвище — Сероклык. Сам глава Лукар назвал её так, объявив остальным, что у Габриель в темноте клыки и те кажутся серыми. И ласка этим прозвищем до сих пор страшно гордилась.

Сегодня вечером Габриель собиралась заглянуть в очередное местечко, где уже не раз промышляла — в таверну «У старого Годжи». Правда, кем был этот Годжи, не знал даже хозяин таверны ­ — почтенный толстый крот со смешным именем Фуггс. И потому Габриель считала, что так зовут резного кота в шляпе, что красовался на деревянной вывеске.

Как всегда, она слегка поклонилась ему перед тем, как войти. Это был её маленький ритуал «на удачу». А через пару мгновений ласку буквально захлестнул привычный мир солоновато-чесночного запаха вперемешку со звоном стаканов и ярким светом масляных ламп.

Вокруг, как обычно, веселились звери всех сословий, кто решил пропустить вечерком кружечку-другую, устав от дневных забот. Но часть из них была всего лишь местными обалдуями с парой монет за пазухой. И Габриель даже не обращала на них внимания. Куда больше её волновали заезжие купцы и игроки в кости. Ведь и у тех, и у других, как правило, водилось намного больше деньжат.

Прошагав между первыми столами, ласка прошмыгнула к стене и стала наблюдать. Туда-сюда по залу таверны сновали две сестры — Ота и Нота, обслуживая гостей. Гильдия хорошо им платила, и эти выдры готовы были закрывать глаза на многое из того, что творила Габриель. Ну а их хозяин и вовсе оставался слеп, как и любой крот. Потому лучше всего он умел подсчитывать прибыль после закрытия да разливать эль.

Минуты тянулись за минутами, кто-то из зверей вставал из-за стола и выходил на улицу, а на его место вскоре присаживался другой. Висевшие на стенах трофеи уже давно погрызла моль, и, пожалуй, одной только Габриель было известно сколько времени сёстры не выметали грязь из углов. Хотя сейчас глаза ласки оставались всецело заняты поиском лёгкой добычи.

«Вот она!» — обрадовалась Габриель, когда наконец заметила в углу смеющегося хомяка. Он громко трепался о чём-то со своим товарищем-ежом, между делом набивая щёки орехами. Не самая крупная рыбёшка в городе, подумала ласка. Кажется, толстяк всего лишь поставлял сукно на базар. Однако кошель его свисал прямо со стула…

Дождавшись, пока пара зверей пройдёт мимо, Габриель отошла от стены и опустилась на передние лапы. Затем ловко скользнула по полу, обогнув несколько столов. И вскоре оказалась прямо позади хомяка, в два счета стянув кошель, точно спелое яблоко. На штанах ротозея остались висеть лишь надрезанные тесёмки.

Затем Габриель неспешно отступила к стене обратно, нащипала там пакли между брёвен и набила ими кошель доверху. Так ласка обычно избавлялась от шума монет, прилаживая чужие сбережения к своему широкому поясу. И теперь она могла снова бесшумно перемещаться по таверне. Ещё через некоторое время новой жертвой Габриель стал плетущийся к выходу хорёк. Прекрасно умея изображать из себя обворожительную пустышку, Габриель легко нашла с ним общий язык. И пока хорёк лишь застенчиво отвечал на её вопросы пьяным голосом, ласка незаметно сняла с его пояса приличную мошну. Затем для вида прогулялась с хорьком на улицу и снова вернулась в таверну.

«Монетка к монетке, Кошель к кошельку, Как груши на ветке, Висят на боку»,

— довольно напевала про себя ласка.

Следующая её жертва должна была стать последней на сегодня. К счастью, долго искать не пришлось. С самого начала Габриель видела, что один из столов в дальнем конце зала облюбовал большой чёрный петух. И за всё то время, что она промышляла в таверне, он ни разу не шелохнулся.

Сей разодетый франт был явно не местным. И, возможно, поэтому так сильно набрался фирменного золотого эля Фуггса, что лежал сейчас на столе с раскрытым клювом. Хотя миновала только половина вечера. Скорее всего, петух служил охранником в свите какого-нибудь влиятельного церковника или купца. Но даже если он являлся обычным солдатом — ласка не возражала. В конце концов, Габриель несколько раз обкрадывала в этой таверне городскую стражу Мухотравья. А значит, и с заезжим пропойцей должна была легко справиться.

Подобравшись ближе, Габриель заметила, что петух давно уже перешагнул порог своей юности. Он носил ухоженную чёрную бороду и пышные усы на фоне алых серёжек. Однако через один его глаз проходил узкий шрам. Да и среди наливного чёрного оперения петуха проглядывало несколько блёклых и потрепанных перьев. И всё же гораздо больше ласку волновал плащ. Будучи вусмерть пьяным, петух так и не удосужился ослабить его, чтобы позволить Габриель хоть одним глазком взглянуть на его кошель. А потому оставалось лишь надеяться, что мошна бородача окажется такой же богатой, как и его внешний вид.

В какой-то момент ласка увидела, что из-под плаща выглядывает краешек шпаги, и решила воспользоваться этим обстоятельством. Поняв, что никто в таверне пока не обращает на неё внимания, Габриель, прижимаясь к стене, мигом преодолела оставшееся расстояние до того места, где сидел петух. А затем аккуратно скользнула на пол, подкравшись на четвереньках к стулу. Раз, два — и ловкие лапы осторожно приподняли шпагу за ножны. Признаться, прежде Габриель не доводилось ещё встречать такого оружия! Даже у главы стражи Мухотравья.

Заглянув петуху под плащ, она и вовсе заметила на ножнах пару драгоценных камней. Однако выковыривать такую добычу из оправы было сейчас слишком опасно. И потому ласка решила отложить кражу шпаги на потом, сосредоточившись на поиске кошеля. Как и подозревала Габриель, кошель висел не так уж далеко от эфеса. И, пошарив немного, ласка смогла подцепить одну из завязок когтем. Ещё несколько мгновений — и добыча сама опустилась ей в лапу. Улыбнувшись, Габриель потянула кошель к себе. Однако тут же почувствовала, как что-то прижало её к стулу.

— Ах ты! Красть у пала…*ик*… ди-на! — закудахтал очнувшийся петух, слегка икая.

Ласка поняла, что попалась. Широкое крыло петуха не давало ей сдвинуться с места. Как этот мешок перьев вообще умудрился заметить её в таком состоянии? Ведь Габриель не совершила ни единой ошибки, чтобы себя выдать!

Тем не менее она с детства знала, что следует делать в подобных ситуациях. Изо всех сил пихнув крыло задними лапами, Габриель попыталась вырваться из-под стола. Но не тут-то было. За шиворот её тотчас же ухватил крепкий клюв. Дёргаясь в нём, как мелкая рыбёшка, Габриель хотела изловчиться и ударить петуха по морде. Но оказалась быстро приподнята с пола и бессильно повисла в воздухе.

Сцена их борьбы, конечно же, моментально привлекла всеобщее внимание. Хотя вначале звери не понимали, в чём дело. Но потом дружно начали охать, гомонить и даже злобно рычать. Впервые с юных лет ласку Габриель — первоклассную щипачку и гордость Гильдии воров Мухотравья — поймали за лапу. Причём у всех на виду.

Глава 2

У жаба Буфо сегодняшний день, как всегда, начинался с забот. Предстояло разобрать гору свитков с жалобами. Впрочем, Буфо и не помнил уже, когда дела обстояли иначе. Его учитель — главный церковник Чито — как раз заканчивал сейчас утреннее богослужение. А это значило, что скоро он должен был явиться на порог читального зала в ожидании результата. И потому Буфо спешил как мог.

Сначала он просмотрел свитки с просьбами почистить колодец или отремонтировать кровлю беседки у рынка. И только потом перешёл к заявлениям о разбое. Такие дела обозначались красной ленточкой, скрепляющей свиток. А в случае Гильдии воров — чёрной. Но преступления Гильдии в Мухотравье Буфо разбирать откровенно не любил. А порой даже вздрагивал от тех вещей, что снова и снова учиняла эта шайка. Правда, поделать с ней князь города, к сожалению, ничего не мог. По заверениям Чито, у стражи просто не хватало сил выбить наконец всех членов Гильдии из города. Хотя, как подозревал сам Буфо, в этом деле были замешаны не только чистые намерения князя покончить с преступностью.

Так или иначе, сегодня заявлений о разбое на столе лежало всего два. И оба были перетянуты красной лентой. Отчего жаб лишь облегчённо выдохнул.

— Вот удача, — тихонько прошептал он и развернул первый свиток.

Заявление касалось кражи. Какая-то молодая ласка таскала кошели в таверне «У старого Годжи». Обычно в таких случаях церковь предписывала наказание в десять ударов кнутом. Или лишение лапы. Но в случаях с членами Гильдии воров главный церковник мог назначить и более суровую меру. Если удавалось доказать связь виновника с Гильдией. И всё-таки ласка эта попалась в первый раз. Да и вдобавок была поймана тем, кого хотела обокрасть. В итоге даже начальник стражи признал её неумехой.

— Одиночка, — заключил Буфо. После чего с улыбкой прописал на свитке: «Наказание — 10 ударов».

В эту минуту у дверей читального зала раздались шаги его учителя.

— Ты уже закончил, ученик мой? — заговорил хриплоголосый Чито.

— Да, — как можно более уверенно ответил Буфо. Последний свиток он решил распечатать уже по пути в канцелярию. В конце концов, драка каралась обычным штрафом в пять монет с каждого из зачинщиков. Или тремя днями в яме без еды. А такие вещи Буфо умел прописывать на ходу, макая перо в запасную чернильницу, которую носил на поясе.

— Что ж, тогда следуй за мной, — распорядился Чито, и Буфо сгрёб все свитки в кучу. А затем вразвалку двинулся с ними к дверям, с трудом поспевая за учителем.

— Какие нарушения сегодня случились в городе? — поинтересовался главный церковник, поправив на ходу очки.

— Ваше святейшество, да мелочи. В основном мелочи, — забубнил Буфо.

— Поломки, драка… Одна кража.

— М-м? Кража? — слегка обеспокоился Чито. — Гильдия?

— Нет, обычная воровка. Потому и попалась.

Буфо постарался произнести это без единого намёка на сострадание. И всё же ему было жаль бедняжку.

— Обычная, говоришь? — остановился вдруг Чито посреди галереи. — А ну дай-ка сюда заявление на эту чертовку.

Услышав требование, Буфо поспешил догнать учителя.

— Вот, верхний свиток с красной лентой.

Главный церковник с неодобрением взглянул на собеседника и вытянул из кучи свитков указанное заявление.

— Это драка, обалдуй! — прошипел Чито, изучив содержание.

— Простите великодушно! — пришибленно извинился Буфо. — Сейчас… Тогда он здесь.

И, повернувшись к учителю боком, он постарался протолкнуть нужный свиток наружу. К сожалению, заявление выскользнуло у Буфо прямо из-под мышки, и Чито был вынужден поймать его сам.

— Посмотрим… — прохрипел главный церковник. — Нет, не годится. Ласка явно связана с Гильдией. К тому же она успела умыкнуть два кошелька до этого. Виновна. Приговор — казнь через отсечение головы.

— Как… в-ваша милость? — изумился Буфо. На миг у него перехватило дыхание. — Позвольте, но разве не вы сами мне говорили, что члены Гильдии воров не попадаются на таких мелочах? К тому же там нет доказательств… Я читал…

Но Чито лишь грозно задрал подбородок.

— Ты смеешь оспаривать решение главного церковника? — вперил он в

Буфо неумолимый взгляд.

— Нет, как можно, — тут же поклонился пристыжённый Буфо. — Но я, мы… Как будет угодно вашей милости.

— То-то. В этом городе все воры до единого связаны с Гильдией, — деловито завершил диалог Чито и двинулся дальше в канцелярию.

Его ученику ничего не оставалось, кроме как смирно поплестись в том же направлении. Хотя на сердце у Буфо повис тяжёлый камень.

Позже, покончив наконец со всеми делами, он улучил минутку и что есть духу рванул к церковным воротам.

Солнце сегодня пекло как проклятое, но Буфо не испугался и принялся вспоминать, в какой стороне от храма находится таверна крота Фуггса. Он знал, что шансов мало. Но если сейчас кто и мог помочь ему найти больше доказательств для спасения ласки, так это тот самый петух, которого она чуть не обворовала. Ведь, в конце концов, петух же её и схватил.

«Хм, интересно, что Птичий паладин мог забыть у нас в городе? — размышлял Буфо, шлёпая лапами по мостовой. — Ведь их орден отсюда далеко на севере».

Между тем каждый зверь с уважением уступал ему дорогу, поскольку не часто им удавалось застать на улице церковника.

В итоге Буфо пришёл к выводу, что петух просто исполнял здесь какое-то поручение своего ордена или главного храма церкви. А значит, мог послужить хорошим подспорьем в решении его проблемы. Ведь слово Птичьего паладина против слова главного церковника Мухотравья имело немалый вес. Особенно если этот петух был высокого ранга в своём ордене. Но когда Буфо явился на место и зашёл в просаленное заведение Фуггса, то был просто обескуражен. Оказалось, что схвативший ласку Птичий паладин до сих пор пребывал тут! И был пьян в стельку!

«Что за дикость! — бухтел про себя Буфо, следуя за услужливым кротом в подвал, куда тот отвёл петуха под утро. — Паладины не пьют эля! Это запрещено их кодексом».

Однако знал об этом, похоже, только сам Буфо, поскольку в их края паладины заглядывали редко. И простой народ не имел представления о запретах ордена. Лишь о том, что все петухи с рождения становятся членами Птичьих паладинов. Исключений из этого правила не было.

— Вот он, — прогудел Фуггс, указав в сторону торчавших из темноты двух лап, утопающих в копне из перьев.

— Благодарю, уважаемый, — поклонился ему Буфо и осторожно подошёл к спящему петуху.

— Прошу простить, доблестный… э-э-э… — в морду жабу тотчас же шибануло парами перегара, и он был вынужден прикрыть нос рукавом робы. — Прошу простить, господин. Но мне очень нужна ваша помощь. Понимаете, та ласка, которую вы вчера поймали, — она-а…

Но петух, казалось, вообще никак не реагировал на его слова — лишь вставлял кое-где между ними свой храп.

— В общем, её хотят убить, — произнёс в конце концов Буфо как можно громче и чётче.

— Что-о?! Убить?! Кто посмел?! — заорал вдруг петух во всё горло и мгновенно вскочил с места.

Это заставило робкого Буфо буквально откатиться в сторону к бочкам с элем.

— То есть казнить. Наш, э… главный… — забормотал он.

— Неважно! Убийца должен быть наказан. Веди! — ретиво отчеканил петух, даже не взглянув на жаба. — За честь пер-р-натых!!!

Это был главный и единственный клич всех Птичьих паладинов на свете.

Глава 3

Ночные часы в холодной темнице Мухотравья тянулись долго. Однако Габриель знала, что ещё хуже приходится тем зверям, которых сажают в яму. Поэтому, как только первые лучи солнца проникли сквозь зарешёченное окно её узилища, ласка немного воспрянула духом. И даже поверила, что сможет выбраться из этой передряги целой и невредимой.

Лучше всего, конечно, чтобы её приятели из Гильдии заплатили нужным стражникам. А те бы обставили всё так, будто Габриель сама сбежала. Однажды глава Лукар сам провернул подобный трюк. И все остались довольны, охранников даже не лишили работы. Хотя выговор они получили знатный. Но Лукар потом всё им компенсировал сторицей.

Правда, в этот раз схватили не главу Гильдии и даже не его правую руку, а всего лишь обычную щипачку, которых в Гильдии имелось немало. Хотя такие обстоятельства всё равно не лишали Габриель надежды на спасение. И уж чего она точно не ожидала, так это появления к полудню у решёток в коридоре самых обычных конвоиров. Причём именно тех, кто отводит зверей на эшафот, а не подкупленных Гильдией стражников.

— Давай, поднимайся, — гаркнул ворон в шлеме и накидке с гербом города на груди.

— Кто, я? — опешила Габриель.

— Ну не я же! Поздно уже дурочкой прикидываться.

— А куда меня… — решила всё же уточнить ласка.

— Туда, куда вам всем и дорога, — рассмеялся ворон. — Отребье гильдейское.

Габриель ужаснулась. Ею снова завладели тёмные мысли.

— Это ж надо догадаться обокрасть самого Птичьего паладина! — усмехнулся второй ворон, молодой и бойкий.

— Кого? — ничего не понимая, медленно и нерешительно подошла Габриель к решёткам, пока первый стражник открывал клювом замок.

— Ты что же, даже не знаешь, кто поймал тебя за шиворот, воровка? Это был не простой служака.

В глазах у ласки на секунду всё помутилось. Она в жизни не слышала ни о каких паладинах. Но это было и немудрено: детство Габриель прошло вдали от церкви. И потому внешний мир за пределами Мухотравья казался ей не слишком интересным. Раз или два они путешествовали с главой Лукаром в соседние области. По пути останавливались на ночлег в трактирах, где она обкрадывала постояльцев. Но Лукар всегда говорил Габриель, что все деньги обычно стекаются в города. А на дорогах ловить нечего.

— Может быть, кто-то спрашивал обо мне? — в последний раз решила поинтересоваться у конвоиров Габриель.

— Да кому ты нужна! — утробно буркнул ворон, разделавшись наконец с ржавым замком. — Было б надо, давно бы уже спросили.

И чёрная птица рассмеялась таким зловещим смехом, что у Габриель чуть лапы не подкосились. Ласка всё поняла. Гильдия отвернулась от неё и оставила без помощи.

Вскоре на шее у Габриель защёлкнулся ошейник, и её на цепи вывели из отделения стражи.

На улице стояло настоящее пекло. Звери уже собрались вдали у эшафота, образовав приличную толпу. Вчера Габриель даже усами не повела, когда её проводили мимо этого места. Однако сегодня… Сегодня оно выглядело для неё совсем иначе.

Каждый шаг к месту казни давался ласке с большим трудом. Звери вокруг недобро бурчали и рычали, посматривая на Габриель исподлобья. Кто-то испускал громкий свист каждые пять-десять секунд. А иные и вовсе подначивали толпу, перечисляя все беды, что принесла Гильдия воров Мухотравью. Но для Габриель это был просто её образ жизни. С самого детства она вынуждена была воровать. И потому не понимала, как можно жить по-другому. Хотя на самом деле, в глубине души, ласка и не хотела ничего менять. Ей нравилось быть самой ловкой и хитрой воровкой в городе. По крайней мере, до вчерашнего дня.

— Что, дрожиш-шь? — шикнул вдруг рядом с ней какой-то зверь в капюшоне.

Габриель оглянулась и сразу узнала хорька Гектора. Он был левой рукой их главы и часто передавал сообщения от Лукара.

— Гек… — попыталась вымолвить она.

Но хорёк перебил её.

— Лукар просил передать, — извиваясь между телами других зверей, как кобра, проговорил Гектор, — что неудачницы Гильдии не нужны. Ты не оправдала свою репутацию. Прощай.

Эти слова прозвучали для Габриель как приговор. Причём задолго до того, как ей должны были объявить официальный приговор властей. Ведь ласка уже понимала, что её связали с Гильдией. А значит, казнь будет самая что ни на есть жестокая.

И когда Габриель взвели по ступенькам на эшафот, она уже была страшно подавлена и не знала, как поступить дальше. Из глаз катились крупные слёзы.

— Итак, дорогие жители Мухотравья. Дело о краже в таверне «У старо…» — заговорил какой-то важный жаб в очках, увидев, как вороны подвели Габриель к месту казни.

Но ласка этого уже не слышала: её уши давно были наполнены шумом толпы. А в голове вместе с ним раздавалось последнее слово «прощай» от Гектора.

— …должна быть казнена через отсечение головы. Да простит её Нерождённый Бог. Церковь вынесла свой приговор.

Взглянув ещё раз на жаба, Габриель увидела за его спиной, как с балкона одного из зданий за казнью наблюдает князь города — жирный лис по имени Руперт…

А с другой стороны на помост уже поднимался гигантский крыс в маске. Это был хорошо знакомый всей толпе палач. При виде его звери Мухотравья радостно взвыли и захлопали.

Перехватив цепь покрепче, вороны подвели ласку к плахе и силой заставили её согнуться, приклонив колени. Габриель отчаянно забилась, но было уже поздно. Её шея оказалась как раз там, где надо. Воронам оставалось только держать тело преступницы своими лапами. Однако Габриель была настолько худа, что с этой задачей сумел справиться и один стражник. Потому второй отошёл подальше, уступив место крысу. А тот, немного примерившись, лихо занёс над головой жертвы смертоносный топор.

Но тут вдруг позади послышался гомон и хлопанье крыльев. А в следующую секунду на эшафот вспорхнула ещё одна огромная чёрная птица, показавшаяся вначале таким же вороном. Но лишь вначале.

Тюкнув одного из стражников по лбу, огромная птица махнула лапой и оттолкнула палача в сторону. Отчего тот кубарем полетел по ступенькам вместе со своим топором. А затем от петуха досталось и державшему ласку второму стражнику. Он упал прямо в толпу.

— За честь пер-рнатых! — прокричал чёрный петух и махнул перед толпой своим пышным хвостом, в котором отчётливо красовались два длинных изогнутых красных пера.

— Что за дикость! Это недопустимо! Кто, кто вы такой? — закрутился на месте перепуганный старый жаб в очках. Но затем поправил их и пригляделся. — Петух? Тот самый паладин?

— Да, я тот самый! — бросил в ответ петух. — И я ловил эту ласку не для того, чтобы церковь её убила.

Услышав это, Габриель быстро пришла в себя и откатилась к лапам петуха. После чего спряталась за ними, сжавшись калачиком.

— Но таков закон наших земель. Уж вам ли не знать, почтенный… — засуетился было жаб. Однако принюхался к нарушителю порядка, и его взгляд изменился. — Нет, погодите. Да от вас несёт элем! Паладины не пьют эль. Вы нарушили кодекс своего ордена!

— Я спас зверя от смерти! — проорал наперекор жабу петух. — И никто в целом свете не имеет власти осуждать на смерть! Это неблагородно. Это не несёт в себе чести. Только позор.

Но жаб уже всё решил для себя. Увидев, сколько стражников перескочил этот наглец, чтобы попасть на эшафот с обратной стороны, он лишь поправил очки и вздёрнул подбородок. В лапах его тут же заиграли волшебные огоньки.

— Ты говоришь с главным церковником этого города, глупец, — с надменностью и величием заявил старый жаб. — Чито. Моё имя Чито. И только в руках церкви сосредоточена божественная магия. А теперь представься сам. По всей форме. Чтобы я мог направить твоему командованию жалобу и тебя изгнали из ордена.

— Не стоит, трухлявая ты колода! — ретиво отозвался петух. — Моё имя Диего О’Коннор. И я вот уже семь лет как изгнан из Птичьих паладинов.

— Изгой, отщепенец… — только и ахнул старый жаб.

К тому моменту толпа уже с восторгом и улюлюканьем наблюдала за творившимся на эшафоте бесчинством. Никто из простых зверей, конечно, не хотел вмешиваться, получая изрядное удовольствие от увиденного. Но как только у эшафота оклемались скинутые оттуда стражники, толпа всё же заметно посмирнела.

Спорхнув со стен города и вылетев из башен, на площади появились ещё четыре птицы. А вскоре и сам капитан стражи Мухотравья — подтянутый ястреб с наглой ухмылкой. Он носил почти такие же узкие усы, как и О’Коннор. Но у ястреба они были погуще и свисали вниз.

— Хватайте нарушителя, — приказал жаб.

— Стойте, стойте! — забухтел вдруг где-то позади ещё один голос. И на эшафот с жуткой одышкой вбежал второй жаб, помоложе. Он с трудом волочил лапы, постоянно путаясь в робе. — Этот петух, он…

— Буфо? Так это ты всё устроил? — с ненавистью в голосе процедил главный церковник, едва увидев ученика. — Разыскал отщепенца, значит? И зачем? Чтобы он спас преступницу? Да вы все тут хороши! Пока стоит на земле наша святая церковь, я не позволю воле Нерождённого Бога быть нарушенной. Ты мне больше не ученик. Вы все тут отщепенцы и предатели! Убить их!

В этот раз стражники больше не медлили, поскольку слова первого церковника были предельно ясны. И никто из оставшихся на помосте зверей не мог воспрепятствовать им. Поэтому птицы взвились в воздух и приготовили копья, чтобы с высоты протаранить ими непокорных. Такова была тактика всех обычных птиц — что на войне, что в мире.

Правда, никто из них не имел раньше дела с петухами.

Хлопнув крылом, О’Коннор с лёгкостью достал свою шпагу и развернулся к нападавшим вполоборота.

— Ну давайте, летуны. Посмотрим, как вас учили сражаться.

Глава 4

Первым росчерком шпаги О’Коннор избавился от вспорхнувшего на эшафот оклемавшегося стражника. Того самого, что перед этим был скинут в толпу. Вторым — от сопляка в криво напяленном на голову шлеме. Он тоже решил, будто сумеет ударить первым.

И всё это петух провернул так ловко, что даже не сошёл с места. Лишь в третий раз О’Коннору пришлось сделать всего один выверенный шаг, дабы уклониться от пролетевшего мимо копья. Им петуха намеревался поразить упавший с неба грач. Но в итоге стражник сам оказался на дощатом полу эшафота. О’Коннор лишь со всей силы пнул врага мощной лапой.

Увиденное заметно пошатнуло решительность остальных птиц.

— Ну? Кто следующий?! — не на шутку рассвирепел О’Коннор. В глазах у него пылал настоящий азарт боя.

Однако его действия обескуражили не только стражников, но и многих зверей в толпе. Они просто не понимали как птица может сражаться настолько ловко. Да ещё и удерживая своё оружие в крыле. Ведь на подобное способны лишь звери с передними лапами. Правда, Буфо, продолжавшему стоять рядом с О’Коннором, доводилось читать в пыльных военных трактатах об этом искусстве. И лишь он и его учитель знали, как петухи, не умея летать, доказали когда-то всему миру, что всё равно оставались исключительно полезны в бою. За что и стали потом членами ордена Птичьих паладинов.

Тем временем ласка поняла, что для неё наступил отличный момент, дабы слинять. И понеслась к ступеням как ошпаренная. Однако тут же оказалась завалена бочками, которые поднял и метнул в неё с помощью магии старый церковник. Увидев это, Буфо ринулся ей помогать.

— Спокойно, — заявил наконец глава стражи. И, перехватив копьё поудобнее, вознамерился сам поразить заносчивого петуха.

Первый его заход оказался настоящим смертельным тараном с воздуха. Капитан сделал плавный спуск и полетел почти параллельно земле. Он надеялся сбить петуха если не оружием, так крылом.

Но О’Коннор рассчитал момент и попросту отпрыгнул, резанув нападавшего шпагой по крылу. В итоге глава стражи угодил в те самые бочки, которыми была завалена Габриель. Благо они оказались пустыми, и потому глава стражи лишь помог ласке освободиться. Буфо при этом, как всегда, откатился куда-то в сторону вместе с одной из бочек. Похоже, в любой передряге эти пузатые братья пухлого жаба выступали ему прикрытием, если оказывались рядом.

Правда, при этом ударе О’Коннору тоже немного досталось. Когда глава стражи снова вскочил на лапы, петух поднялся вместе с ним.

— Значит, владеешь шпагой, да? Ну посмотрим, так ли ты хорош на самом деле, — прокричал звонким ястребиным голосом капитан, вынимая из ножен меч. Он был единственной птицей в городе, кто вообще умел им орудовать. Но, в отличие от петуха, ястребу приходилось опираться на одну лапу, чтобы иметь возможность размахивать этим оружием в бою. Потому О’Коннор изначально был в выигрыше. И всё же главе стражи очень хотелось испытать себя.

— Остановись, безумный, — пригрозил ястребу О’Коннор.

Однако тот не стал его слушать.

Один скачок — и лезвие прямого меча устремилось к шее петуха. Но О’Коннор решительно парировал этот выпад. Глаза главы стражи сверкнули гневом. Он начал с лёгкостью размахивать мечом, поражая своим искусством остальных стражников и зверей вокруг. Что и говорить, ястребиная хватка когтей капитана была сильна.

Однако для петуха, который с детства сражался в ордене с себе подобными, такие простые атаки выглядели совсем неуклюжими. Потому О’Коннор лишь уворачивался от них, делая попеременные шаги назад, пока не улучил момент и не ударил сам. Его элегантный росчерк ранил главе стражи ту самую лапу, которой ястреб держал меч. И противник О’Коннора громко вскрикнул от боли на всю площадь. Такого звери Мухотравья уж никак не могли представить! Ибо все, кто жил в городе, знали и боялись главу стражи именно потому, что он всегда носил при себе этот меч. И был не чета обычным галкам и грачам, что могли колоть только копьями с воздуха.

В довершение всего кусок грубо обработанного металла с глухим звоном упал на доски помоста. А остальные стражники даже отпрянули от места дуэли. Никто не знал, что и думать.

Но ситуацию быстро разрешил главный церковник. С ужасом наблюдая за тем, как сам глава стражи терпит поражение от изгоя, старый жаб всё отступал назад, пока из его горла не вырвалось:

— Да очнитесь вы уже наконец! Народ Мухотравья! Я заклинаю вас: схватите этих предателей рода своего!

И этот призыв вселил в сердца зверей новые силы. Потому как все они знали, на что способны были служители церкви. И многие даже подумали, что то и вправду было настоящее заклинание из уст их главного пастыря.

Загудев, толпа на площади стала медленно напирать и двинулась к эшафоту. А пара-тройка зверей даже начали взбираться на него по лестнице. Стража также присоединилась к их шествию. Хотя первым нарваться на острую шпагу петуха никому не хотелось.

— Э-э, вы мне не враги, звери, — заговорил немного сбитый с толку О’Коннор, — я только ласку хотел спасти.

Но не тут-то было. В этот самый момент старый церковник уже готовил для него заклинание паралича. Но как только он поднял лапы, то оказался ловко скручен очутившейся у него за спиной Габриель.

— Скорее, останови их! — прокричала она О’Коннору.

— Это простые звери. Я не стану их ранить! — решительно отсёк петух.

— Чёрт… — закусила губу ласка, продолжая возиться с брыкающимся жабом. — Тогда ты, толстый! Сделай что-нибудь вашей хвалёной магией!

Однако Буфо лишь продолжал трястись за бочками.

— Я не смогу… Их так много, — пробурчал он, когда один хомяк уже был рядом с ним и хотел огреть Буфо доской. Но О’Коннор, к счастью, успел вытянуть жаба за капюшон робы перед самым ударом.

— Давай, иначе нам всем придёт бесславный конец! — прокудахтал он громко и отчётливо.

И Буфо ничего не оставалось, кроме как собрать в кулак ту немногую храбрость, что у него имелась.

Вскинув лапы вверх, молодой церковник прошептал нужные слова — и над головой у него появилось блёклое облако.

— Скорее, скорее! — шипела ласка.

Но у Буфо всё никак не получалось сделать это облако больше. Потому О’Коннор отбивался от озлобленных зверей как мог, пока вся троица не оказалась рядом с краем эшафота.

— Предатель, — буркнул в конце концов на Буфо его учитель.

Но молодой церковник не понял, за что его так обозвали. И это очень разозлило Буфо. Ведь он просто хотел помочь бедной ласке, которую этот старый педант так несправедливо осудил.

— «Пелена на глаза», — повторил слова заклинания Буфо. — «Сон и слабость».

И на этот раз у него получилось! Сорвавшееся с лап жаба облако быстро расширилось и накрыло всю площадь. А каждый зверь, кого оно коснулось, сделался вялым. После чего многие и вовсе потеряли желание сражаться, начав падать на землю или приваливаться к стенам зданий. Другие же теряли ориентацию и натыкались друг на друга.

— Бегите, господин… Эта магия не продержится долго, — с опаской проговорил Буфо.

Но петух и так понял, что нужно делать. Схватив старого церковника в клюв, он подмигнул Габриель, и та быстро поняла его задумку.

— За мной, толстяк! Твой брат по церкви нам поможет, — крикнула она Буфо и дёрнула его за робу.

Правда, жаб совсем не хотел, чтобы ситуация закончилась таким образом. И тем не менее времени на раздумья оставалось всё меньше. Потому, как только О’Коннор вложил шпагу в ножны и спорхнул с эшафота, Буфо и Габриель устремились за ним.

— Пр-р-едате-л-и-и, — верещал болтавшийся в клюве у петуха главный церковник Чито.

Но О’Коннор не обращал на его вопли внимания.

— Быстрее, за мной! Я знаю короткий путь отсюда до ворот города, — сообщила Габриель остальным и свернула между домов в какой-то закоулок.

Сверху над ними пока ещё не кружили стражники. Однако какая-то их часть должна была охранять князя Мухотравья. И потому Буфо знал, что как только они укроют своего правителя в безопасном месте, то тут же рвануться вдогонку.

Деревянные стены и узкие улочки сменялись мелькавшими мимо деревьями. А затем и испуганными выражениями на мордах случайных прохожих. Кто-то кричал им вслед, но беглецы и не думали оборачиваться. Буфо перебирал лапами медленнее остальных и потому вскоре начал прилично отставать. Однако ласка быстро вернулась за ним и чуть ли не пинками заставила несчастного жаба шевелиться быстрее.

Наконец они оказались в зелёном парке, усаженном шиповником, розами и жасмином.

Отсюда О’Коннор уже видел ворота города — те самые, которыми прошёл вчера. Но путь им преградили сразу несколько стражников.

— Сдавайтесь! — каркнул один из них.

— Чёрта с два! У нас главный церковник, — прорычала Габриель. — Открывайте ворота, или ему не жить!

Птицы мигом поубавили пыл и замялись. Никто из них не знал как поступить.

— Не слушайте их… — решил было подать голос Чито, но О’Коннор резко тряхнул клювом, и старый жаб умолк. Главному церковнику и так прилично досталось: он всю дорогу болтался в петушином клюве, как тряпичная кукла.

— Ворота или жизнь старика! — ещё раз повторила Габриель, но уже куда кровожаднее.

И стража вынуждена была подчиниться.

Раскрывшиеся створки ворот явили перед путниками обширные заливные луга и пыльный тракт, уводивший за горизонт. Но сейчас Габриель, О’Коннору и Буфо необходимо было просто сбежать из города. И потому они особо не думали куда.

Троица пронеслась мимо стражи как ветер. И опомнилась, только когда стены города остались за спиной.

К тому моменту Буфо уже задыхался как проклятый, да и Габриель тоже прижимала лапу к груди.

— Вас всё равно найдут, отщепенцы! — бранился на них Чито, размахивая кулаками в клюве у петуха. — Нигде в этом мире нет места для таких, как вы. И никто вас не примет.

Тогда О’Коннор выплюнул его и ретиво ответил:

— Да? Зато мы есть друг у друга! А это уже немало, церковник.

Глава 5

Мухотравье гудел. Вскоре после происшествия из города выслали пару отрядов для поиска беглецов. Но тех будто и след простыл.

Вернувшийся под защиту городских стен главный церковник лишь причитал и мечтал поскорее уединиться под сводами своей церкви. К несчастью, беглецы перед отбытием оторвали кусок его робы и завязали старому жабу глаза. И потому Чито не видел в какую сторону от города они направились. Однако стража хоть и с запозданием, но всё же должна была отыскать их.

А вечером в город пожаловали новые гости. Их было двое, и морды этих зверей были скрыты под обширными плетёными шляпами. Правда, ни шляпы, ни даже плащи не могли скрыть птичьей походки незнакомцев.

При входе в город они показали какие-то значки, и их быстро пропустили. Затем эти же самые значки помогли гостям проникнуть и в церковь. Там они отыскали комнату главного церковника, буквально вырвав его с сеанса лечебной медитации. А затем у них с Чито состоялся не самый приятный разговор, который длился большую часть вечера. Но, провожая их, старый жаб даже немного ухмылялся и потирал лапы.

***

Тем же вечером по границе полей за клонившимся к закату солнцем продвигались виновники этого беспорядка. И все надежды их нового лидера, О’Коннора, были связаны с тем, чтобы достичь ближайших лесов. В то время как Габриель и Буфо лишь недовольно тащились за ним следом, ведь, в отличие от петуха, они не привыкли даже к таким коротким переходам.

Надо сказать, что сразу после побега О’Коннор и Габриель сильно поругались насчёт того, кто из них стал зачинщиком случившейся передряги. Но толстый жаб побоялся вмешиваться в их дрязги. И, возможно, именно поэтому каждый из его спутников до сих пор продолжал стоять на своём.

— Если бы только ты меня не поймал… — гневно повторяла теперь сквозь зубы ласка через каждую милю-другую. — Ох, если бы ты только меня не поймал, грязный пьяница…

— Помолчи, дурёха, — не оборачиваясь, буркнул петух.

— А то что? Заколешь меня своей шпагой? — огрызнулась Габриель.

— Нет, завяжу тебе пасть.

— Зачем ты спас меня, признайся? — решила тогда зайти с другого конца ласка.

— Потому что никто не вправе осуждать на смерть, — мрачно повторил сказанное во время казни О’Коннор.

— А зачем ты тогда поймал меня в таверне?

— Потому что ты пыталась стянуть мои деньги. И тебя нужно было наказать.

— Так, значит, тебе просто не понравилось то наказание, которое местные приготовили для меня, — заключила ласка.

— Да.

Всё это время О’Коннор вёл себя как кремень, однако Габриель до чёртиков не нравилась, с какой уверенностью он ей отвечал. Как будто петух допускал наличие в мире какой-то другой воли кроме воли церковников и князей городов.

— Я не стану твоей пленницей, петух, — злобно проговорила ласка и остановилась.

Это заставило остановиться и еле плетущегося за ней Буфо.

— Кое у кого в Мухотравье остался должок передо мной. И этот гнилой огрызок выплатит мне его. Клянусь своими клыками, — Габриель решительно сжала кулак.

— И кто же это? — поинтересовался О’Коннор.

— Тебе его имя знать необязательно. Это он должен был спасти меня, а не ты.

— Ну, раз тот негодяй тебя бросил, то, значит, и ты ему больше ничего не должна, — проговорил О’Коннор. И впервые с начала разговора внимательно посмотрел на Габриель.

На секунду глаза у ласки округлились. Похоже, она не привыкла к таким рассуждениям. Тем не менее слова петуха подействовали на неё лишь отчасти. Кулак Габриель так и не разжала. Просто опустила лапу и молча зашагала по пыльной дороге дальше.

— Всё равно это ты виноват, — прошептала она, проходя мимо О’Коннора. — Если бы ты не сломал мою репутацию…

— Но я же вырвал тебя с эшафота. Значит, мы в расчёте, — констатировал петух и тоже двинулся вперёд.

Буфо ничего не оставалось, как снова медленно поплестись за ними.

Однако уже через полчаса, испугавшись наступавшей им на пятки ночи, жаб дёрнул петуха за рукав и нервно пробубнил:

— П-позвольте узнать, куда вы нас ведёте?

— К лесам. Там по дороге… — начал было говорить О’Коннор.

Но вдруг что-то заставило его насторожиться и запрокинуть голову.

— Быстрее, к тем кустам! — скомандовал он.

И вся троица безропотно подчинилась, припустив к двум одиноко растущим в округе раскидистым кустам боярышника. Это уже был не первый раз за сегодня, когда О’Коннор чувствовал пролетающих неподалёку птиц из Мухотравья. И вовремя предупреждал, что необходимо укрыться от преследователей.

— Какие настырные эти служаки, — прошипел петух, едва опасность миновала и стражи пролетели мимо них на запад.

— Ты сам такой, — буркнула Габриель. — Вечно у вас, птиц, какие-то правила и кодексы. Не можете наслаждаться жизнью.

— Разве сейчас я не этим занимаюсь? — в свою очередь лукаво спросил О’Коннор. Ему явно хотелось разрядить обстановку.

Но ласка промолчала.

Как только стали ясно видны первые звёзды и небо начало медленно менять краски на более холодные, дорога наконец вывела троицу к лесу. Здесь можно было немного расслабиться и идти спокойнее, поскольку теперь лесные тени надёжно укрывали путников. Да и броситься к деревьям в случае чего было намного легче, чем искать кусты или высокую траву. И всё же Габриель до сих пор вела себя отрешённо. Временами она тайком оглядывалась назад, думая, что петух этого не замечал. Однако О’Коннор просто не подавал вида.

Как бы то ни было, открытая дорога и свежий ветерок, гулявший по полям и лугам, а также благодатный свет появившейся луны сами собой избавляли головы путников от тягостей пережитого дня.

Но вскоре небо стало потихоньку заволакиваться тучами. Повисев немного у восточных границ, их серая масса поползла к лесу, отчего вокруг стало заметно прохладнее. И темнее.

— Не нравится мне это место, — неуверенно пробормотал Буфо. И немудрено: ведь прежде он видел такие пейзажи разве что в церковных книгах да на картинах в галереях.

— Ерунда! — отмахнулся О’Коннор. — Здесь рядом где-то должен быть хороший тёплый трактир. А там и выпивка!

От этих слов Буфо покорчился. Признаться, ему совершенно не нравилось, что их провожатый так любил выпить.

Между тем сверху стали падать мелкие капли моросящего дождя. И Буфо сразу же накинул капюшон робы, поскольку, в отличие от других жаб, не очень-то любил воду. О’Коннора же спасла его шляпа. И только Габриель продолжала идти с сердитым видом, заткнув лапы под мышки.

— О, а вот и он! — радостно объявил вскоре петух, завидев маленький огонёк у лесной опушки. — Там и заночуем. Не бойтесь, у меня хватит монет на всех. Если только ты снова не попытаешься их украсть, ласка.

Но Габриель не оценила его шутки.

— Да ладно тебе! — обернулся к ней О’Коннор.

— Вижу, всё-то тебе на свете легко даётся, — презрительно проговорила Габриель.

— Нет. Просто жизнь — она не для того, чтобы всё время обижаться или кукситься, — рассудил петух. — Ты же сама говорила, что ей надо наслаждаться. Давай, улыбнись! И от этого дождя есть польза. Он скроет наши следы, если стражники решат приземлиться на дорогу.

Через полчаса путники наконец достигли маленького домика, притаившегося в тени сосен. И несмотря на то, что все трое уже немного промокли и продрогли, яркий свет трактира быстро вернул им расположение духа. Даже Габриель, казалось, перестала хмуриться.

Войдя внутрь, они оказались в добротной бревенчатой прихожей, за которой открылся зал, заполненный столь привычными О’Коннору столами, масляными лампами и запахом эля.

— Так, я пойду заплачу за ночлег и поприветствую хозяйку, — деловито объявил он. — А вы пока располагайтесь.

— Здесь есть где помыться в горячей воде? — сразу же спросила Габриель.

— Да. Кажется, за лестницей на второй этаж парная, — немного неуверенно сообщил О’Коннор. Хотя на самом деле ему просто не терпелось уже приложиться к кружечке пенного.

— А я… пойду присяду, — проговорил Буфо, но его, казалось, никто из спутников не услышал.

Все быстро занялись своими делами.

— Доброго вечера тебе, Нема, — галантно отвесил поклон трактирщице О’Коннор. Несмотря на то, что хозяйка сама заметила его ещё в прихожей.

— И тебе не хворать, старый бродяга, — ответила толстая енотиха в просаленном фартуке. Она стояла за стойкой и протирала большие деревянные кружки. — Не замочил вас дождь?

— Немного, — признался О’Коннор.

— А у нас тут беда приключилось с одной из постоялиц.

— Вот как? Ну так расскажи, — подошёл к трактирной стойке петух и присел на стул. — Может, я даже смогу помочь, если это в моих силах.

— Да нет. Дело скверное, — ответила трактирщица. — Вон там в углу, видишь, ежиха сидит?

— Ну.

— Так вот, её муж должен был встретиться с ней в моей таверне как раз в это самое время. Но нет его до сих пор. Видимо, что-то приключилось по дороге.

Между тем на стойке с лёгкой руки Немы появилась первая кружка с элем.

— А чем он занимается, раз в такую погоду ещё в пути? — О’Коннор слегка пригубил эль.

— Торговец он. Торгует по всему югу бартерным способом. Сорвал однажды неплохой куш на гвоздях.

— Вот как, — О’Коннор призадумался.

— Они с женой у нас тут частые гости. Ну, ты и сам можешь пойти с ней поговорить.

— Так и сделаю, — пообещал петух, выпив ещё немного.

После чего слез со стула и двинулся в сторону несчастной ежихи, поникшей в углу, как вдруг услышал вопли Буфо:

— Пропала!

— Что? — О’Коннор остановился на полпути.

— То есть сбежала! — продолжал тараторить жаб, скатываясь по ступенькам. — Я пошёл наверх, а мимо проходил один горностай. И разговаривал со своим спутником…

— Не тяни! — пригрозил петух.

— А, да… Так вот, я услышал, что он говорил ему, будто только что видел, как какая-то ласка вылезала в окно парной. Я пошёл проверить и…

— За ней! — без промедления скомандовал петух. — Вот дурёха, ей нельзя обратно.

Однако, выбежав на улицу, О’Коннор ещё долго обыскивал всё вокруг трактира, пока не вернулся назад с унылым видом.

— Упустили. Нет её нигде.

Глава 6

О«Коннор не был зол на Габриель. И понимал, почему ласка так поступила. В конце концов, оба его новых спутника, похоже, всю жизнь проторчали в стенах города. И, будь их воля, наверняка остались бы там жить и дальше, до самой смерти. О’Коннор тоже был бы рад остаться в ордене Птичьих паладинов. Но жизнь — сложная штука. И потому ценность любого зверя в этом мире, по мнению петуха, определялась тем, как он реагирует на внезапные изменения. А ещё больше — тем, какой опыт из них выносит.

Так что он решил смириться и в случае чего позволить ласке сделать свой выбор.

Но всё же О’Коннор жалел, что не успел показать Габриель всю широту дорог, которая открывалась перед ней после побега из Мухотравья. И именно от этого так хотел вернуть её. Хотя бы на время.

— Мы последуем за ней, господин? — спросил у петуха Буфо.

— Нет, — мрачно отсёк О’Коннор. — Похоже, нам уже её не догнать. Давай хотя бы с другой бедой справимся.

После этого петух прошёл в другой конец зала и сел напротив плачущей ежихи.

— Здравствуй. Я слышал от трактирщицы о твоём муже, — обратился он к ней. — Скажи, какой дорогой он должен был идти и почему ты не с ним?

— О, господин страж! Вы слишком добры ко мне и моему горю, — забормотала сквозь слёзы ежиха. — И я не вправе просить вас ни о чём.

— Всё в порядке, — заверил её петух. — Я не страж, но не могу пройти мимо зверей, которые нуждаются в моей помощи.

— Это радует, — ежиха взглянула ему в глаза со всей благодарностью, что у неё осталась. — Меня зовут Лира. Мы с мужем обычно путешествуем вместе. Но вчера утром мы разошлись. Я отправилась заключать сделку в Мухотравье. А он повёз наш товар на ярмарку, что разбили у подножья хребта неподалёку. Мы должны были встретиться здесь сегодня утром или ближе к полудню. Но мужа до сих пор нет…

Тут ежиха снова зарыдала и уткнулась носом в платок.

— Понимаете, господин… мой Томас никогда не опаздывает… Он скорее отложит часть товара и вернётся вовремя, чем… чем…

— Успокойся, дорогая Лира. Если с твоим мужем случилось несчастье, то я найду его, — мягко погладил ежиху крылом О’Коннор. Затем уверено встал, поправил шляпу и направился к выходу.

— Ты со мной, жаб? — проронил он Буфо, встретившись с ним глазами у лестницы.

— Э… да, я полагаю, — скомканно ответил его спутник. Хотя сейчас Буфо совсем не хотелось выходить на улицу. И всё же жаб боялся остаться без покровительства О’Коннора и стать лёгкой добычей для стражников, если те вдруг наведаются в таверну. Ведь тогда Буфо, без сомнения, схватят и вернут в город для суда.

— А ещё она, кажется, украла мой кошелёк… — протянул жаб, когда они уже выходили.

Но петух ничего на это не ответил.

Снаружи трактира продолжал гулять мелкий дождь. Он двигался волнами, накрывая всё вокруг. Кусты и деревья отдавали во тьму звуки его шуршания по своим листьям. И покрытая тенями ранней ночи дорога могла напугать даже бывалых путников. Но только не О’Коннора. В такие моменты он становился лишь собранней и резвее передвигал лапы.

— Скорее, жаба! — позвал он за собой Буфо.

И потом ещё не раз подгонял его по мере того, как они удалялись от трактира. Но жаб с большим усилием передвигал лапы, постоянно оборачиваясь на манящий свет, оставшийся позади.

— Сколько времени ты уже судишь зверей? — спросил вдруг О’Коннор у спутника, когда они добрались до моста через реку.

— Пять лет, господин, — ответил Буфо, стараясь не смотреть в тёмную воду внизу.

— И что же, каждый раз вы осуждаете воров на смерть?

— Нет, господин. Только когда дело касается членов Гильдии воров.

— И не тяжело тебе подписывать такие дела?

— Ну… — замялся Буфо. Однако, как только они перешли мост, продолжил: — По правде говоря, мне ещё ни разу не приходилось. Раньше даже мой учитель был не так строг в этом деле. Но в последние годы звери стали воровать больше. Вламываться в дома богатых жителей по ночам. Их редко удавалось поймать за лапу. Оттого, видимо, мой учитель и решил причислять всех пойманных воров к членам Гильдии. В прошлом году с севера как раз пришёл указ таких не щадить. И наша церковь не могла ослушаться.

— Это всё из-за чумы, — заключил О’Коннор. — Звери только злее друг на друга становятся. Я думал, что хотя бы здесь, на юге, её хватка будет не так крепка. Но похоже, что страдания севера даже вас не обошли стороной. Вечно так бывает. Потянешь за верёвочку…

— А что, на севере дела совсем плохи уже? — поинтересовался Буфо.

— Не знаю. Я там три года не был. Но молва говорит, что церковь и паладины пока не могут эту чуму побороть. Не нашли от неё за это время ни лекарства, ни спасения. Орден лишь облегчает муки несчастных, отделяя больных зверей от здоровых, и ухаживая за всеми. Доставляет провиант в селения.

— Вот как выходит, — протянул жаб и ещё больше закутался в робу. Без сомнения, эта погода и слова петуха заставили Буфо почувствовать себя только хуже.

Вскоре дорога, по которой они шли, начала вихлять и уводить ближе к скалистому хребту. Этот хребет как раз находился на полпути между деревней Клюква и трактиром, откуда петух и жаб держали путь. К тому времени дождь уже закончился, однако узкий серпантин не стал для путников лучшей долей. Шлёпая по нему лапами, Буфо уже совсем выбился из сил. Да и О’Коннору ступать по камням и глине с каждым шагом становилось всё труднее.

К счастью, петух ещё со времён службы в ордене знал, как поднять дух уставших товарищей в нелёгком походе.

Нет нам пощады,

Коль путь нас сразит,

— запел О’Коннор, —

Раньше, чем стая

Клинки обнажит.

Раньше, чем враг

Перед нами предстанет,

Раньше, чем страх

Он от нас испытает.

Птицы, за веру,

За честь и отвагу

Всех вас веду я

Сегодня в атаку!

Конечно, будучи церковником, Буфо хорошо знал слова этого марша. Его пели капитаны отрядов Птичьих паладинов во время походов. Но услышать сами куплеты вживую, да ещё и от бывшего члена ордена — такое просто не могло не пронять Буфо. Поэтому он вмиг воодушевился и даже выпрямился во весь рост, почувствовав удаль и смелость, с которой, как ему казалось, всегда сражались бывалые воины. А О’Коннор лишь порадовался, заметив это.

Вдруг впереди послышался какой-то треск и скрежет. Сначала звуки были тихими, но по мере того, как О’Коннор и Буфо поднимались по хребту, их источник становился ближе. И наконец путники увидели выше по дороге у самого обрыва какого-то зверя, который суетился вокруг застрявшей ручной телеги. Дёргая её за ручки, он пытался вытянуть одно из колёс, однако сил ему явно не хватало.

— Это же он! — обрадовался Буфо. — Ёж!

Жаб хотел даже окликнуть торговца, но О’Коннор тотчас же остановил спутника, схватив сзади. И зажал ему рот.

— Стой, погоди, — шепнул жабу О’Коннор. — Смотри, там рядом ещё кто-то.

И, приглядевшись повнимательней, Буфо заметил ласку. На вид она ничем не отличалась от Габриель, разве что теперь сидела за камнем, словно неживая.

— Что она делает здесь? — изумился Буфо, как только петух убрал крыло от его рта.

— Не знаю, — честно ответил тот.

— Так давайте поспешим к ней и…

— Нет, погоди, — остановил его О’Коннор. — Мы так и не узнаем, зачем она здесь, если ринемся сейчас на подмогу.

И жабу не оставалось ничего другого, кроме как хорошенько обдумать его слова и затаиться.

К несчастью, вскоре повозка купца ещё больше сдвинулась колесом в обрыв и даже наклонилась.

— Пора! — тихо скомандовал О’Коннор. — Иначе без нас почтенный ёж точно не справится.

И оба путника побежали по дороге дальше, надеясь достигнуть торговца прежде, чем он улетит за своим скарбом вниз.

Но пока О’Коннор и Буфо бежали, повозка сдвинулась ещё немного, отчего ёж действительно чуть не сорвался вслед за ней. И лишь в последний момент упёрся лапами в край обрыва, держась за один из шестов повозки.

Тогда же из своего укрытия высунулась и ласка. Она заметила, что ёж больше никуда не двинется, и стала внаглую шарить по его поклаже.

— Эй! Это моё! Прочь! — заверещал ёж, однако Габриель и не думала его слушать. Скинув на землю пару коробок, она грациозно метнулась назад и вновь принялась шарить в кузове.

— Нет! Дорожная погань! Прочь от моего товара! Прочь! — продолжал кричать ёж. И стал дёргать повозку рывками. Но неожиданно поскользнулся — и его потащило во тьму.

О«Коннор и Буфо охнули и побежали ещё быстрее. Однако оба были пока слишком далеко. Дорога изгибалась, и при всём желании они могли просто не успеть спасти ежа. Правда, извилистость серпантина хотя бы помогала им не выпускать ежа из виду. И О’Коннор быстро заметил, что торговец всё же смог удержаться и повис на краю пропасти, уцепившись лапами за камни. А Габриель успела ухватить оба шеста повозки. Теперь уже она изо всех сил тужилась, чтобы не уронить товар.

— Помоги ему! — задыхаясь, кричал Буфо.

Но Габриель будто никого и ничего не слышала. Она поглядывала то на торговца, то на его скарб. И лишь когда лапы ежа соскользнули — метнулась к бедолаге. Повозка полетела с обрыва, натыкаясь по пути на камни и оглашая округу утробным стуком. Однако ласка всё-таки успела схватить ежа за одну лапу.

— Дава-ай! — рявкнула она и принялась вытягивать торговца назад.

Через пару секунд к ней подоспел и О’Коннор. Ухватив ежа за рубаху, он с лёгкостью поднял его и опустил на дорогу.

Но бедняга оказался слишком вымотан.

— С… спасибо вам, — проговорил он наконец, как следует отдышавшись и откашлявшись. — И тебе, ласка… За то, что решила спасти.

Правда, эти слова вызвали у Габриель лишь злость.

— Какого лешего ты не бросал свою дрянную повозку, а?! — принялась бранить она торговца.

Однако всем, даже самому ежу, было видно, как в глазах у Габриель проступили слёзы. Своими отчаянными воплями ласка только пыталась скрыть их. Без сомнения, Габриель испытывала ужасный стыд за то, что в своих действиях проявила чуть ли не больше жадности, чем торговец. А ведь это могло стоить ежу жизни.

Позже Габриель призналась, что даже не думала возвращаться в Мухотравье, отправившись по дороге в соседний город. Тогда-то она и наткнулась на ежа…

А когда путники проводили незадачливого торговца до трактира, то ласка, войдя внутрь, лишь смущённо и отчуждённо замялась у лестницы. Габриель видела с какой радостью и любовью встречала своего мужа ежиха. Лира крепко целовала его, а Томас обнимал супругу и кружился с ней по залу. Затем он принялся сокрушаться и каяться перед женой о потере груза. Но тут же получил от неё шлепок по морде. После чего оба рассмеялись и снова обнялись.

— Вот, — решительно сказал ёж, подманивая ласку ближе. — Это она спасла мне жизнь.

Но Габриель от его слов стало не по себе. Как и днём, она совсем не знала, как на такое реагировать, и лишь слегка оторопела, глядя на счастливую пару. После чего отвернулась, пряча глаза.

— Не бойся, подойди к ним, — легонько толкнул ласку О’Коннор. — Раньше ведь ты таких зверей только окрадывала. И потому, наверное, не знаешь, насколько они могут быть благодарны за действительно добрые дела.

Глава 7

Наутро погода прояснилась. И небо вокруг трактира сияло от солнечного света. Бесконечная чистота его звала путников вдаль.

Но когда Габриель и Буфо вышли во двор, то О’Коннора рядом с ними не было. Петух выглянул из трактира лишь через минуту, немного пошатываясь и держась за голову.

— Ох, этот ёж точно знает толк в пирушках. До самого утра с ним пили… Ладно. Подойдите ко мне, вы оба. Хочу, чтобы вы знали: я не стану заставлять вас идти за мной. И никого не держу. Отсюда расходится много дорог. Потому каждый из вас волен выбирать свою. Этого я не успел сказать тебе вчера, ласка. Но ты и сама всё правильно рассудила.

— Ага, а на пути в трактир ты другое толковал, — заметила Габриель.

— Разве? — удивился петух. — Вроде бы я ни разу не принуждал тебя идти силой. Просто уберегал от необдуманных поступков.

— А-а, разглагольствуй сколько хочешь, крылатый, — отмахнулась от него Габриель. — Все вы, птицы, одинаковые со своей моралью.

— Прошу, не ссорьтесь, — решил подать голос Буфо.

Без сомнений, события прошедшей ночи немного повлияли и на него. Во всяком случае, жаб уже не был так застенчив, как раньше.

Но вместо того, чтобы ответить Буфо хоть что-нибудь, О’Коннор обратился к Габриель:

— Кстати, если решишь снова уйти, то хотя бы отдай кошель с деньгами, который ты стащила у нашего церковника.

— Что? Какой кошель? — ласка сделала вид, будто ничего не понимает.

— Тот самый, — нахмурился О’Коннор.

— О, да это мелочи, — решил всё же немного разрядить обстановку Буфо.

— Нет, не мелочи! — наконец обратился петух именно к нему.

— Ладно, ладно, забирай свои медяки, — с раздражением шикнула Габриель жабу. — Всё равно там было-то… на две корзины яблок.

И, запустив лапу под кожаную жилетку, ласка достала потёртый кошель Буфо.

— С-спасибо, — жаб протянул лапу.

Однако в последний момент Габриель резко рванула кошель обратно и подняла у него над головой:

— А ты достань, пузатый! Нет тут за городом больше вашей церковной власти.

После чего рассмеялась и выбежала на дорогу.

— Как так? Отдай! — рассердился Буфо.

И всё же его гнев был скорее похож на гнев беспомощного ребёнка. Жаб неуклюже метался по дроге, пытаясь поймать ласку, но не мог даже приблизиться к ней. А Габриель специально отбегала подальше, чтобы увлечь Буфо за собой.

Наблюдая за этой сценой, О’Коннор лишь задумчиво улыбался, поглаживая усы. А вскоре и сам двинулся вперёд, оставив трактир позади. Теперь уже, как он понимал, с концами.

Мало-помалу дорога уводила троицу по вчерашнему маршруту, и вскоре перед путниками показались сначала река, а потом и хребет, на котором застрял ёж. К тому моменту ласка уже вволю наигралась с Буфо и наконец отдала церковнику его несчастные деньги. Правда, жаб от этого не слишком повеселел. Буфо вёл себя так, будто совсем не отдохнул за ночь. Он очень медленно плёлся за спутниками и вскоре начал просить о привале. О’Коннору даже пришлось взять у него мешок с припасами и тащить самому. Но и это не сильно помогло Буфо.

В какой-то момент церковник совсем поник. И, когда хребет был преодолён, устало завалился на камень, высунув язык.

— Всё. Я не могу идти дальше, господин О’Коннор. Простите меня… — с тяжёлой одышкой тихо объявил жаб.

— Что, бурдюк, сдулся? — начала тотчас же снова подтрунивать над ним ласка. — Вот что бывает, когда всю жизнь на церковных харчах пируешь.

Но О’Коннор резко повернул голову в сторону Габриель, и под его неодобрительным взглядом она умолкла.

— Мне ещё в жизни не приходилось столько ходить, — продолжал Буфо. — Прошу… прошу вас, позвольте мне остаться прямо тут. И покажите… покажите, как пройти до той деревни, про которую говорил вчера торговец Томас. Я отправлюсь туда, как отдохну. Надеюсь, сельчане меня примут.

— Вот как, — выдохнул О’Коннор. — Расстаёмся, значит. Ну что ж, ладно. Я и сам знаю как дойти до Клюквы. Проходил мимо неё по пути в Мухотравье. Правда, я шёл по торговому тракту. И мы сейчас как раз на него вышли. Однако нам ещё предстоит долгий путь вдоль леса, прежде чем на повороте не окажемся. Слева будет дорога на Златополь. Это город ближайший. А справа — как раз на Клюкву и другие деревни. Сам справишься? Найдёшь нужную развилку там?

— Найду, — пообещал Буфо.

— Э-э, да где тебе найти, — протянул О’Коннор. — Ладно уж. Давай я провожу тебя дальше до поворота. Там видно будет, куда идти после. Ты с нами, ласка?

— А то, — злорадно ухмыльнулась Габриель. — Стоны этого церковника — настоящая музыка для меня. Хочу слушать их до самого конца.

Конечно, Буфо было обидно от её слов. Но поделать с лаской в таком состоянии он ничего не мог. Да, признаться, и не хотел. Ведь он отлично понимал кого Габриель винила во всех бедах, что выпали на её долю. И, честно говоря, Буфо тоже очень не нравилось во что стала превращаться церковь в последние годы.

Как и прочие существа из его рода, Буфо с малых лет воспитывался в монастыре. Его родители не были церковниками высокого ранга и потому очень обрадовались, когда Буфо отправили на юг к почтенному учителю. Там их сын оставался укрыт от строгих северных обычаев церкви Нерождённого Бога. И потому мог быстрее продвигаться по службе. Однако на юге Буфо с возрастом набирался и иного опыта — благодаря тому, что узнал вкус свободы.

Он честно выполнял все обряды церкви, читал молитвы и священное писание. Но когда у Буфо появлялось время, то он с радостью посвящал его другим занятиям. Изучал историю, читал героические поэмы и сказания о мире за стенами города. А потому к возрасту, как он должен был стать младшим церковником, Буфо уже имел свой взгляд на жизнь. Хотя пользовался этим взглядом не часто — лишь когда оставался один или с упоением корпел над свитками в читальном зале.

Но события последних дней слишком резко перевернули уклад жизни, к которому привык Буфо. И теперь, наряду со всем прочим, глубоко внутри он чувствовал большое смятение. Жаб просто не понимал как ему жить дальше без поддержки церкви. И без своих свитков тоже. Потому Буфо хотел пока всего лишь отыскать в себе силы, чтобы двигаться дальше. Однако не находил в этом деле опоры. Кроме, пожалуй, того камня, на котором лежал.

Вдруг О’Коннор и Габриель заметили впереди ещё одного путника. Он медленно продвигался по дороге и, похоже, был таким же неповоротливым, как и Буфо.

— Приветствую вас, — раздался вскоре немолодой голос, обращённый к троице. — Куда путь держите?

— На север, — кратко бросил О’Коннор.

— А до Клюквы, случайно, никому из вас не надо? — по голосу было понятно, что перед ними старуха.

— Может, и так. А кто спрашивает? — насторожился петух.

— Да я просто знахарка. Живу сама там, вот и хожу за травами по лесам. Правда, сегодня слишком долго провозилась в лесу. И вышла на другую его сторону.

Старуха откинула колпак, и они увидели чешуйчатую морду: это была ящерица. Кожа у неё кое-где на шее провисала от старости, через глаз проходил узкий шрам. И всё же нельзя было сказать, что ящерица выглядела совсем уж дряхлой. Скорее просто усталой.

— Знахарка? — встрепенулся он. — Не служительница церкви?

— О, не бойся меня, дитя, — по-доброму улыбнулась ящерица, подойдя к путникам совсем близко. — Я давно уже покинула церковь. Тогда мне было сложно, но теперь я нашла мирное место, где поселиться. И вот уже много лет живу там, помогаю местным. Знаешь, я бы не стала говорить о таком со служителем церкви, но в тебе я вижу то же самое, что и в себе.

— А? М-м… нет, я-я… — протянул Буфо.

— Так, выходит, внутренний взор меня не подвёл? Ты тоже покинул церковь? — обрадовалась старая ящерица.

— Что-то вроде того, — ответил жаб.

— Мы как раз хотели отвести его в Клюкву, — добавил О’Коннор. — Ну, раз там уже есть знахарка, то…

— О, чепуха, — махнула лапой старуха. — Там хватит места нам обоим. А мне как раз нужен ученик на смену. Ведь я уже стара.

— Правда? — обрадовался Буфо.

В глазах его впервые за последние два дня заиграли лучики настоящей надежды.

— Ну вот и славно, — улыбнулся петух.

Хотя Габриель лишь немного поморщилась. Очевидно, она действительно хотела дразнить Буфо до самого расставания.

— Что ж, ребятушки. Давайте тогда пройдём по этому тракту, — почтенно сложила ладони в молитве старая ящерица. — С вами теперь мне ничего не страшно. Меня зовут Пуна.

— Конечно, Пуна! Мы будем рады, — ответил за всех Буфо, чем в немалой степени удивил товарищей. Впервые с момента встречи они видели в нём такое одушевление и уверенность.

В течение следующих часов троица успела узнать многое от новой спутницы, пока они шли дальше по дороге. Оказалось, что петух был прав насчёт усиления строгости церкви на юге. Временами ящерице даже приходилось прятаться от заходивших в Клюкву церковников, смотрящих за соблюдением порядка. К счастью, тогда поселенцы просто помогали Пуне. И, по словам ящерицы, это шло на пользу всем. Ведь когда надо, то служители церкви или паладины не очень-то и спешили в Клюкву, чтобы помочь больному зверю. Поэтому именно Пуна спасала многих местных от разных хворей.

К вечеру, когда солнце начало поглядывать за край горизонта, собираясь отправиться на покой, Пуна внезапно вспомнила про какую-то охотничью тропку, которая, по её словам, выводила аккурат к деревне. Но когда сегодня днём старая ящерица выбралась из леса, то побоялась возвращаться этой же тропой в одиночку: ей не хотелось встретить вечер посреди лесной глуши. И поэтому она решила пойти по торговому тракту к трактиру, где и набрела на О’Коннора, Габриель и Буфо.

Теперь же Пуна надеялась, что ей не придётся ночевать в трактире и кто-нибудь из троицы проведёт её обратно через лес. Конечно же первым вызвался Буфо. Он словно забыл о своей усталости и робости, и просто рвался помочь.

— Ну что, значит, тут и прощаемся? — поклонился старой ящерице петух, сняв шляпу. — Ты уж там позаботься о нём как следует.

— Ох, непременно, голубчик, непременно, — ответила Пуна. — А он позаботится обо мне. Можете не переживать за него. Вдвоём идти не так страшно. Как же давно я хотела себе ученика…

Услышав это, О’Коннор удовлетворённо кивнул и прошёлся крылом по голове Буфо:

— И ты давай старайся как следует. Однажды я навещу вас. Обещаю.

— Конечно, господин. Я не забуду вашей отваги и доброты, — улыбнулся жаб.

Последней с ним должна была попрощаться Габриель. Но она лишь подошла и ткнула его кулаком в плечо:

— Ну, не кашляй, церковник. Точнее, теперь уже бывший.

Тем не менее Буфо за последние дни научился отлично понимать когда Габриель дразнила его, а когда просто стеснялась своих истинных добрых эмоций.

Глава 8

— Знал ли ты, что магию можно применять не только обращаясь напрямую к Нерождённому Богу? — поинтересовалась Пуна у Буфо, когда оба они уже отошли от края леса и углубились по тропинке в чащу.

— Нет, — честно ответил жаб, поглядывая по сторонам.

— Есть и другой тип магии, — продолжала его собеседница. — А магия церковников — это лишь один из видов волшебства, доступный нашему роду. Роду болотных гадов.

— Вы, должно быть, говорите о шаманизме. Магии грязных еретиков, — сообразил Буфо.

— О как сразу! — недовольно промолвила старая ящерица. — Почему же грязных? То, что у вас в церкви зовут шаманизмом, на самом деле существовало задолго до появления религии Нерождённого Бога.

— Но они черпают силы из зла и порока, — чуть ли не процитировал Пуне фразу из священного писания Буфо. На самом деле отрывок, в котором эта фраза упоминалась, был слишком большим. И призывал также бороться с еретиками и шаманами, что покинули лоно церкви. Или никогда не входили в него. Но то была забота ордена, издревле воюющего с еретиками в Диких землях.

— То, что у вас в церкви зовётся злом, не имеет ничего общего с шаманизмом, — нравоучительно заявила собеседнику Пуна. — Ведь зло для всех зверей разное. Что хорошо для орла, то плохо для мыши. И наоборот. Поэтому шаманизм уравнивает всех.

— И ты стала в это верить, когда ушла из церкви? — опасливо взглянул на старуху Буфо.

— Со временем взгляды у всех нас меняются, дорогой, — задумчиво прокряхтела та. — Но не бойся. Тебя не постигнет слепота остальных церковников, раз ты покинул их. Теперь для тебя может начаться настоящее обучение магии. Если, конечно, ты откроешь свой разум для нового.

На этот раз Буфо ничего не ответил. Он продолжал молча следовать за Пуной, однако в душе его зародилось неясное и очень скверное чувство. Оно было похоже на те дремучие деревья, что окружали их сейчас, заслоняя небо своими толстыми ветвями. И чем дальше Буфо и Пуна удалялись в глубину леса, тем уродливее становились наросты на их коре.

В какой-то момент жабу даже почудилось, что деревья наблюдают за ним. Вон там виднеется глаз, а тут сломанный сук похож на нос и кривую пасть какого-то чудища… Но всё же Буфо изо всех сил старался не поддаваться страху.

Между тем тропинка уводила всё дальше, и вскоре бывший церковник заметил за деревьями обширные топи.

— Как же мы пройдём эти болота? — спросил он у Пуны, потому что тропинка здесь явно терялась.

— А вот так, — засмеялась старая ящерица.

И вдруг оторвалась от земли! Ноги её зашагали по воздуху и понесли Пуну вперёд между высокими зарослями камыша. Остановившись на секунду, она обернулась к Буфо и протянула ему лапу.

— Я не достаю! — прокричал жаб, встав на цыпочки.

— А ты попробуй позвать на помощь духов леса. Они помогут тебе взлететь, — посоветовала старуха.

— Я не умею, — пристыженно сознался Буфо.

— Ничего. Я тоже не умела раньше, — подбодрила его Пуна. — Но тебе помогу, не бойся. Просто сделай первый шаг и представь, что ступаешь по спине большой черепахи. Дальше уже я тебя подхвачу.

Посмотрев на мутную жижу под ногами, жаб вспомнил, как учил заклинание левитации вместе с Чито. И как ему всё время не хватало веры, чтобы заклинание подействовало. А тут старуха просила обратиться в молитвах не к Нерождённому Богу, а к какой-то черепахе!

Зажмурившись, Буфо всё же решил попробовать и действительно представил, как ставит лапу на панцирь черепахи…

А когда открыл глаза, то Пуна уже вовсю утаскивала жаба за собой, и Буфо даже не было страшно. Хотя под лапами у него проплывала целая вереница утопающих в ряске коряг.

Когда же они оба благополучно достигли твёрдой суши на другом берегу, Пуна восторженно заявила:

— Молодец! В тебе есть задатки настоящей силы.

Но всё же Буфо испытывал много противоречивых эмоций по этому поводу. Он был вроде бы и рад, но в то же время и напуган тем фактом, что впервые в жизни применил магию, не обратившись с молитвами к Нерождённому Богу.

Однако тут перед ними вдруг словно снова сама собой появилась тропа, и Пуна зашагала дальше. Жабу же ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Спустя ещё какое-то время Буфо увидел рощу, посреди которой в окружении громадных дубов стояла хижина. Она была такой же старой, как и сами деревья вокруг. А крыша из валежника служила настоящим домом для всевозможных лесных трав, которые спускались с неё целыми снопами.

— Пришли, — с облегчением объявила Пуна.

— Ты же говорила, что живёшь на краю деревни, — заметил Буфо.

— Ох, да тут до деревни-то рукой подать. Считай, что это и есть её край, — заверила старуха.

И всё-таки Буфо сильно сомневался, что в таком глухом лесу, где даже кузнечики не стрекочут, за ближайшими деревьями окажется просвет.

— Ну, проходи внутрь, чего встал, — как-то совсем уж строго распорядилась старуха, открыв хлипкую дверь.

— Знаете, я лучше пойду, э… насобираю хвороста нам для костра, — боязливо попятился Буфо.

Однако стоило Пуне лишь взглянуть на него одним глазом, как у жаба будто ноги подкосились. И он поплелся за старой ящерицей в хижину.

Внутри жилище выглядело также ветхо, как и снаружи. Повсюду вдоль стен располагались кривые жерди, на которых висели засушенные насекомые, грибы и травы. Кое-где зияли широкие дыры между досками. А посередине стоял очаг, над которым в упоры был вставлен здоровенный чугунный котёл.

— Дрова есть, ты не волнуйся, — заговорила вдруг Пуна каким-то очень уж неясным голосом, похожим на завывание ветра в трубе. После чего приказала: — Пойди лучше вон к той дыбе, ляг на неё и привяжи свои задние лапы верёвками. Там есть для этого перекладина.

Посмотрев в другой угол хижины, Буфо и вправду увидел крепкую дыбу, сбитую из болотной ивы. Но сопротивляться словам старой ящерицы у него просто не было сил. Потому он покорно подошёл, лёг и взял с пола верёвки.

Пока жаб обматывал лапы, хозяйка наложила под котёл рубленых веток, после чего зажгла их, щёлкнув когтистыми пальцами.

— Вот уж удача так удача-а, — протянула она. — Думала, что может найду на дороге обычных путников. А среди них оказался жаб.

— И верно. Удача… — заворожённо пролепетал Буфо, закончив привязывать себя к дыбе.

— Помнишь, я тебе говорила про то, что шаманизм всех зверей уравнивает? — старуха поднялась с пола и подошла к жабу. После чего сняла с крюка на стене ещё одну верёвку и стала обматывать передние лапы Буфо. — Так вот. Обычный зверь — он колдовать не умеет. Потому и проку от него не много. Работает себе и работает. Коли заболел — вылечим. Но не за просто так, а за цену особую. Её шаманке уплатить надобно, иначе чары не сработают. А если шаманка находит зверя, который колдовать всё же умеет, тогда как?

Буфо уставил на ящерицу мутный взгляд.

— Тогда получается, — продолжила Пуна, — что этого зверя можно использовать на благо всех. Либо только для себя. И если у шаманки беда какая или она уже просто старая, то она такого зверя может принести в жертву духам. А духи тогда обязаны будут эту шаманку наградить. Либо молодость ей вернут, либо силы увеличат. Либо ещё как помогут. Смотря чего шаманка у духов попросит. Понимаешь?

— Не-а… — понуро буркнул Буфо.

— Ох, ну как же тебе по-другому объяснить? — разозлилась старая ящерица, закончив работу и отойдя от дыбы. — Смотри, вот есть церковники, да? Они к нам в Клюкву заходят, нормально колдовать мне не дают. Чуть сильнее чары применишь, и всё — они уже тут как тут. Ходят, разнюхивают. Или эти паладины, чтоб их! А если я тебя лесным духам в жертву принесу, то, глядишь, и помогут они мне с ними всеми. Заслон какой поставят или от глаз церкви моё колдунство скроют. Всем от этого хорошо станет. И жизнь твоя впрок пойдёт. Просто так ты её уже не растратишь… Ладно, я за водой.

Взяв у входа деревянную бадью, Пуна вышла из хижины, а Буфо всё пытался вникнуть в смысл её слов, но никак не мог преодолеть насланный на него дурман.

Вдруг под окном что-то зашуршало, и ставни приоткрылись. Внутрь протиснулась чья-то мохнатая лапа. А затем ещё одна. И наконец показалась настороженная морда Габриель.

— Фу, я уж думала, она никогда не уйдёт, — прошептала ласка и залезла в дом. Затем крадучись двинулась к жабу. Под лапами у неё не скрипнула ни одна половица. — Ты как там?

— Э? — только и ответил на это Буфо. Изо рта у него текла слюна, а взгляд всё ещё был затуманен.

— О, я вижу, крепко тебя очаровала эта карга, — Габриель поводила у жаба перед мордой сначала одной, а потом другой лапой. После чего оглянулась по сторонам и заметила на столе нож. — Ну ничего, я тебя вытащу отсюда. Но за это ты мне по гроб жизни будешь обязан, церковник. Ясно?

— Габри… эль? — вроде бы начал понемногу приходить в себя Буфо. — Как ты здесь…?

— …Оказалась? — прошептала ласка, взявшись разрезать верёвки. — Кралась за вами по пятам. Нет, ну сначала-то мы с петухом просто пошли дальше. Но потом он мне сказал на всякий случай присмотреть за вами. Чтобы ты по дороге не трусанул и не прыгнул в кусты. Теперь-то я вижу, что этот пернатый просто почуял что-то нехорошее в той старухе. И решил использовать меня, вот гад! Сам-то небось сейчас сидит на дороге в тенёчке. Или вообще дальше ушёл. А мне пришлось по болотным корягам скакать, лишь бы не потерять вас с ящерицей из виду!

— Это ты про меня, что ли, деточка? — раздался над ухом у Габриель хриплый, но до жути зловещий голос, когда она почти разрезала последнюю верёвку.

И в следующую секунду невидимая волна силы словно пригвоздила тело ласки к ближайшей стене.

Закрутившись как уж, Габриель выронила нож и стала колотить лапами по этой волне, пытаясь отстранить её. Но все её старания оказались тщетны: невидимые потоки всё ближе подбирались к горлу. В то же время Пуна просто стояла у очага с полной бадьёй воды и буравила ласку немигающим взглядом. Буфо попытался было вытянуть лапу из пут, чтобы броситься к подруге на помощь. Но верёвка вдруг обернулась змеёй и зашипела на жаба. После чего принялась снова обвиваться вокруг его лапы.

— Никто вам не поможет, глупые, — проговорила Пуна так, что эти слова отдались в ушах обеих жертв как заклинание. И заставили их трястись от страха. — Тебя, жаб, я убью сейчас. А тебя, ласка, оставлю на потом. Мне ещё нужны будут твои внутренности для лекарств. Зато одной вороватой падалью на дорогах станет меньше. Всем зверям на поль…

Тут хлипкая дверца позади ящерицы внезапно распахнулась настежь, чуть не слетев с ржавых петель. И не успела хозяйка дома обернуться, как здоровенная мохнатая лапа запустила ей в бок такой же внушительный меч. Однако ящерица смогла увернуться от этого выпада, бросив бадью и упав на пол. Зыркнув на незнакомца, она хотела оттолкнуть его к стене с помощью магии, но не успела. Следующим взмахом меча здоровяк обрушил на Пуну часть крыши, рубанув по хлипким жердям в её основании. Гнилой валежник так и посыпался вниз, заполнив собою всё вокруг.

Буфо и Габриель тоже оказались завалены. И тем не менее им повезло, ведь оба находились у стен. Потому сильнее всего досталось Пуне.

— Умри, ведьма! — рявкнул утробный голос. После чего здоровенный меч опустился в последний раз.

— А-и-ир-р-р! — издала рокочущий вопль старая ящерица и умолкла навечно.

— Поднимайтесь, зверята, — пробасил голос вскоре. Незнакомец принялся раздвигать когтями ветки, мох и листья. — Простите, что и вас задело.

— Не то слово, мохнатый! *Тьфу-тьфу*, — плевалась Габриель, выбираясь из-под завала. — Это ж надо было догадаться крышу обвалить!

В ответ здоровенный зверь аккуратно поднял её двумя когтями за шиворот и затем проделал то же самое с Буфо.

— Вижу, вовремя я успел всё-таки, — с радостью проговорил он.

И лишь тогда ласка и жаб увидели, что их спаситель оказался плечистым барсуком, носившим богатые одежды. На шее у него болталось несколько странных зубов на шнурке.

— Сердечно благодарю вас, господин, — как всегда учтиво пробормотал Буфо. — Но кто вы такой?

— Меня зовут Гектор, — представился барсук и опустил спасённых зверей на землю рядом с обрушившейся хижиной. — Я наёмник. Работаю на тех, кто платит. И уже долго охочусь за этой ведьмой.

— О-о, так ты, получается, сейчас делаешь работу церкви? — опасливо пробормотала Габриель.

— И да, и нет. Чаще я просто ищу для них работу, — ответил Гектор. — Тут такое дело: наземные звери не очень доверяют паладинам и церковникам. А я могу путешествовать по деревням и сёлам без проблем. Оттого мне больше удаётся узнать. Бывает иногда берусь провернуть для них кое-какое дельце. А за это мне перепадает немного монет.

— Понятно. Ничем не лучше паладинов, значит, — заключила Габриель. — Только крыльев нет.

— Ну, может, и так, — признал Гектор, почесав затылок. — Так откуда вы оба тут взялись? И куда мне вас отвести? Здесь я всё равно закончил. Дайте только зуб у этой ящерки позаимствую. Чтобы деньги потом получить с церковников.

Глава 9

Всё время, пока Габриель и Буфо шли за Гектором обратно, они не переставали коситься на его огромный меч. И на то была причина: ведь никто из птиц определённо не мог орудовать таким гигантским клинком. А значит, барсук сам как-то сумел выковать его для себя или заказал в кузнице. Хотя в последнем случае всё было не так-то просто. И удалось это ему провернуть, верно, лишь с разрешения кого-то очень влиятельного. Ибо все мастера ковки оружия в Звериных землях работали на местных князей и на армию. Паладины тоже прибегали к услугам своих верных кузнецов. А обычному наземному зверю попросту не разрешалось иметь даже самого захудалого меча. Только топоры для рубки деревьев и копья для охоты. А ещё — луки. Но ими могли пользоваться лишь очень умелые охотники.

— Хо-хо, не бойтесь меня, зверятки! — прогудел с высоты своего исполинского роста Гектор, заметив взгляды спутников.

— Скажешь тоже! — фыркнула Габриель. — Я и не думала. Всё равно успею увернуться. Такой штукой и колоть-то, небось, тяжело. Только махать можно, как оглоблей.

— Ну, с непривычки оно, конечно, так, — призадумался барсук. — Но всё же такое оружие больше всего подходит для нас — наёмников. Ведь в армию нас всё равно никогда не возьмут. Мы — не птицы. А потому должны пускать в ход умение, коли уж хотим сражаться на земле. И быть не хуже птиц.

— Так значит, если наземный зверь берёт меч в лапы, то он воюет за деньги, верно? — всё же поинтересовалась у Гектора ласка.

— Да, обычно так, — внезапно ответил вместо барсука Буфо. — И долго не живёт.

Будучи церковником, жаб кое-что знал о таких зверях. Однако видел кого-то из них впервые.

Услышав это, Гектор склонил голову и через пару секунд добавил:

— Это правда. Но всё же птицы не созданы сражаться. Тебе так не кажется, жаб? Я видел много раз, как сражаются орлы в небе и вороны над степными просторами. Как засылают голубей в разведку и как воробьи бросают гальку на головы наземным зверям. Каждый из них хорош лишь в воздухе. А на земле их прыжки с мечом на одной лапе — жалкое зрелище. Может быть, они могут одолеть пару мышей или грязных крыс с побережья. Однако если бы все звери объединились, то стали бы настоящей силой, которая могла дать отпор целой армии птиц.

От таких слов Габриель и Буфо насторожились.

— А-а-а, не слушайте меня, зверятки. Я и сам служу тем, кто платит. А потому иногда забываю своё место в мире. Слишком много раз уже мой клинок испил чужой крови. И я мало чего знавал в жизни, кроме сражений.

Но такое высказывание заставило ласку и жаба испугаться ещё больше. Без сомнения, в их проводнике как-то уживались вместе и доброе сердце, и воинственный дух. Но зато с таким зверем им уж точно нечего было бояться.

Вот почему к вечеру, когда лесные тени стали сгущаться и зловеще шуршать, Габриель, Буфо и Гектор уже добрались до края леса.

— Здесь нас должен был ждать кое-кто, — ласка оглянулась по сторонам, но так и не увидела О’Коннора.

— Наверное, он ушёл вперёд по дороге, — предположил Буфо.

— Раз так, то давайте я провожу вас прямо к товарищу, — махнул лапой Гектор. — Уверен, он будет рад снова встретиться с друзьями.

Ласка и жаб с радостью согласились, потому что в этот момент оба почувствовали, насколько действительно одинок оставался Гектор по жизни, занимаясь своим ремеслом. А может быть, он даже не имел ни семьи, ни дома?.. И всё же они не решились спрашивать барсука о таких вещах.

Пройдя по дороге не более двух километров, спутники вскоре заметили вдалеке силуэт О’Коннора, изучавшего какой-то указатель. Буфо первый махнул ему лапой, но петух этого не заметил, и потому в дело пришлось вступить ласке. Габриель набрала воздуха в грудь и, приложив лапы к морде, крикнула что было силы. Только тогда петух повернул голову — и сейчас же двинулся навстречу.

— Вы не одни? — заговорил О’Коннор, подойдя к спутникам. — А это у нас кто? Неужели сам сер Гектор? Какая удача!

— О! Так ты ещё жив, усатый пройдоха! — расплылся в улыбке барсук. — Теперь ясно почему твои зверята оказались не робкого десятка.

— Вы знакомы?! — в один голос удивились Габриель и Буфо, увидев, как крепко обнялись их рослые товарищи.

— Хе-хе. Да я знаю этого общипанного птенца ещё с тех времён, когда он ходил в младших паладинах ордена! — лукаво отозвался Гектор.

— Это кто тут птенец? — в шутку упрекнул его О’Коннор. — Ты лучше вспомни, как я тебе удар ставил, верзила неотёсанный! Без меня ты бы своим железным поленом никогда так ловко махать не научился.

Старые друзья ещё раз громко расхохотались и обнялись.

— Как же я рад тебя видеть, ворчливый ты здоровяк! — продолжил О’Коннор. — Ну что? Всё ещё воюешь под знаменем церкви?

— Да, — коротко бросил Гектор и немного нахмурился. — Там лучше всего платят. А ты? Так и не помирился со своими?

— Век бы их не видеть! — сплюнул О’Коннор.

— Ох, не юли, знаю я тебя, — помахал здоровенным когтистым пальцем Гектор. — Ты так всегда говоришь, когда трезвый. А стоит только выпить две кружки эля и…

— Кстати, отличная идея! — хлопнул его по плечу О’Коннор. — Тут как раз недалеко город. Хотя сегодня мы туда уже вряд ли поспеем.

— И то верно, — барсук посмотрел на стремительно темнеющее небо. — Давайте разобьём лагерь где-нибудь здесь. Может, даже прямо под тем указателем, на который ты любовался, а?

— Да, годится, — О’Коннор огляделся по сторонам. — Но лучше тогда хотя бы напротив него. Чтобы твоя храпящая туша наутро не заслоняла его другим добрым путникам.

Оба товарища снова громко рассмеялись.

— Вы, должно быть, много путешествовали вместе? — спросил чуть погодя Буфо, когда все уже шли к месту ночлега.

— Эх, были времена, когда нас с ним неплохо трепала жизнь, жаб, — мечтательно протянул О’Коннор. — Кстати, а как вы с лаской его встретили, позволь спросить?

— Этот господин выполнял заказ на убийство той ящерицы, которая… — тут Буфо немного заробел, вспомнив какие ужасы ему пришлось пережить в хижине Пуны.

— Шаманкой она оказалось, короче, — продолжила за него Габриель. — Ты был прав.

— Хм, вот как, — недобро проговорил О’Коннор и прошёлся перьями по бороде. — Жаль. Мне казалось, что хоть кто-то будет способен позаботиться о нашем церковнике. Кто-то из его рода. Но, видно, не так просто сохранить в себе свет, уйдя от светильника, что давал его.

— Порой его сложно сохранить и продолжая греться в пламени этого светильника, — нашёл всё же в себе силы заговорить Буфо.

На что О’Коннор лишь улыбнулся:

— А? Да ты, кажется, и сам начинаешь мыслить как настоящий бывалый странник. Молодец, Буфо!

Правда, от такой похвалы жаб лишь застеснялся, и щёки его залились краской.

— Дожили, — иронично хлопнула себя по лбу Габриель. — Ты впервые назвал кого-то из нас по имени. А дальше что? Наконец-то решишь бросить своё птичье бахвальство?

— О, вы не обращайте внимания! — присоединился к беседе и Гектор, — Бахвалиться он всегда любил.

Рано утром, когда с первыми лучами солнца лес позади лагеря наполнился стрекотанием насекомых и запахом мокрой травы, петух и барсук уже не спали. Они незаметно покинули свои места у костра и теперь прощались на обочине.

— Послушай, это правда, что рассказали мне вчера твои спутники? — обеспокоенно спросил Гектор.

— Да, — сознался бывший паладин. — После того, что я учинил в Мухотравье, были патрули. Они преследовали нас в первый день до самого вечера. И я не знаю, отстали они или нет.

— Тогда вам нельзя в город, ты должен понимать.

— Конечно, всё так, — нахмурился О’Коннор. — Но у меня кончаются припасы. Того, что мы купили в таверне, хватило ненадолго. Да и денег уже почти нет. Думаю, мне тоже было бы неплохо подзаработать, как и тебе. Но только чтоб рядом не было церкви, ты же понимаешь.

— Понимаю, — коснулся его крыла Гектор. — И если Мухотравье послало гонцов в Златополь, то лучше туда идти кому-то одному из вас. Но не жабу. Он самый приметный. И в случае чего вряд ли сможет удрать от стражников.

— В том то и проблема, — тяжело выдохнул О’Коннор, сдвинув шляпу набок. — Я хотел пристроить его куда-нибудь. Но, видно, не судьба.

— Тогда слушай, есть у меня одна идея… — заговорщицки шепнул барсук.

Через час, когда Габриель и Буфо открыли глаза и принялись сладко потягиваться, Гектора уже давно не было с ними. Зато О’Коннор ходил из стороны в сторону неподалёку от лагеря, мерно переступая мощными лапами. Перед глазами он держал карту.

— Что это? — спросила Габриель.

— О, вы уже проснулись? Давайте вставайте, сони! — поторопил петух.

— За нами снова гонятся? — пролепетал полусонный Буфо.

— Нет, к счастью, — ответил О’Коннор, оторвавшись наконец от карты. — Нам просто подвернулся хороший шанс. И мы не должны его упустить.

— О чём ты? — заметно загорелась Габриель, вскочив из-под плаща, который вчера позаимствовала у петуха.

— Я не против, но сначала надо хотя бы поесть, — поёжился от холода Буфо.

— Тогда поспеши с этим, жаб, — решительно проговорил О’Коннор. — А я пока расскажу вам что да как.

Подойдя к потухшему костру, петух приподнял ножны на поясе и сел напротив.

— Кто-нибудь знает из вас о замке Годжи?

Услышав знакомое имя, ласка встрепенулась:

— «Старый Годжи?» Это же та таверна, где ты меня поймал.

— Неверно, — поправил нравоучительным тоном Буфо. — Таверна в нашем городе была лишь названа в его честь. На самом деле Годжи Славный — это бывший властитель Юга. Когда-то он владел всеми окрестными землями. Правда, в церкви летописей про то время почти не сохранилось.

Я читал в одной из них о победе над Годжи и его армией. Когда предок нашего короля Роба сразил Годжи в его собственном замке после целого года осады. А потом разрушил и сам замок. Камень из его стен пошёл на строительство первых храмов церкви в округе. А земли Годжи вошли в состав королевства.

— Всё именно так, — поддержал жаба О’Коннор. — Но сейчас нас интересует не история, а дело. Само место, где стоял замок Годжи, не так далеко от нас. Гектор сказал, что у него тут есть и второе задание от церкви. Оно как раз связано с посещением замка. Но сначала ему нужно отнести зуб ящерицы в Златополь, чтобы получить награду. А пока он ходит, мы поможем ему с охотой на призрака.

— На к-кого? — тотчас же подобрал под себя лапы Буфо.

Однако Габриель только прыснула от таких слов:

— Пф-ф-ф! Да все знают, что призраков не существует!

— Ну, может, и так, — потёр бороду О’Коннор. — Но церковники всё равно обеспокоены. Какой-то сурок из Клюквы доложил им, что не раз слышал из развалин замка смех и звуки шагов. Дескать, по ночам эти шумы пугают его кузнечиков, на которых сурок пашет землю. У него там земельные наделы неподалёку.

— О нет! Это призрак Годжи! — заверещал Буфо. — Он ищет мщения!

Правда, Габриель тут же отвесила жабу хороший шлепок по макушке и тот успокоился.

— Эка невидаль, сумасшедший деревенщина, — ласка сложила руки на груди. — Да они всякое болтают. Что же, ты теперь будешь бояться каждого их слова?

— Болтают или нет, но за решение этой проблемы церковь платит пятьдесят монет, — словно между делом добавил О’Коннор.

— Пять-десят?! — чуть ли не поперхнулась на последнем слоге Габриель, вытаращив глаза.

— Верно, чертовка, — хитро сощурился О’Коннор. — И Гектор обещал нам отдать половину. Если мы разведаем для него, что творится в развалинах замка.

— Только разведаем и всё? — жалобно проскулил Буфо, потирая то место, на которое пришёлся удар Габриель.

— Да, — кивнул петух. — Нападать на призрака, или кто там поселился, нам не придётся. Это уже работа Гектора. А когда мы всё узнаем, то сможем встретиться с ним в Златополе. Гектор будет ждать там нас три дня, начиная с этого. Но всё же вернуться к нему с одними домыслами мы не можем. Поэтому я предлагаю хоть краем глаза проследить за нашей целью.

Глава 10

К полудню Габриель, Буфо и О’Коннор наконец нашли старую заросшую тропу, по всей видимости ведущую к замку. Она начиналась прямо там, где главный торговый тракт образовывал развилку. Но, в отличие от протоптанной колеи к Клюкве и ещё более широкой дороги на Златополь, этот путь скрывался в кустах. И не было похоже, чтобы по нему часто ходили. Вдобавок обширная тень верстового столба, указывавшего в сторону деревни и города, закрывала собой даже сами эти кусты. Из-за чего О’Коннору пришлось изрядно потрудиться, чтобы прочитать карту правильно.

Зато когда спутники отыскали нужное место и продвинулись по тропе немного вперёд, то перед ними внезапно раскрылась широкая аллея. По краям её мирно шелестели яблони, груши и сливы. Правда, подобраться к ним было трудно, так как вся аллея давным-давно заросла высокой травой. И всё же каждый из троицы понимал, что когда-то здесь стоял замечательный ухоженный сад.

Продвигаясь всё глубже, спутники то и дело встречали странные отметины на брусчатке, которой была вымощена дорога, представлявшие собой длинные глубокие царапины. Вначале Габриель и Буфо только гадали, кто же мог их оставить и зачем. Но потом О’Коннор предположил, что таким образом местные поселенцы, должно быть, передвигали камни — после того, как замок пал.

Вскоре перед глазами замаячила и сама твердыня. Она действительно выглядела так, как ожидалось: разрушенной и давно покинутой. Даже на крышах башен и стенах росли низкие деревца, вперемешку с длинным плющом. И тем не менее троица знала, что нечто странное всё ещё обитает здесь. А потому О’Коннора, Габриель и Буфо на самом деле пугала эта неопределённость. Ведь иметь дело с живым, хоть и страшным зверем значительно легче. Но как вести себя с настоящим призраком?

Особенно от этой мысли холодели лапы у Буфо. Правда, на сей раз он всё же чувствовал за спиной поддержку товарищей. А потому не переживал так сильно, как вчера, оказавшись в лесу один на один с Пуной.

Достигнув стен замка, спутники увидели, что ворота были давно выбиты и разломаны на куски. Вокруг валялось много камня, обгорелых досок и прочего мусора. Но, к счастью, земля давно поглотила тела и кости тех, кто погиб при осаде. Хотя, может быть, победившая сторона впоследствии всё же похоронила их. И такая мысль оставалась для каждого из троицы куда приятнее.

— Думаю, во внутренний двор нам пока соваться не стоит, — заявил О’Коннор после того, как осмотрелся. Его опытный взгляд вояки позволил быстро оценить обстановку. — Устроим лагерь неподалёку от стен. Чтобы входная арка была хорошо видна.

— Считаешь, кто-то ещё может шастать здесь кроме нас? — с долей недоверия поинтересовалась у него Габриель.

— Поживём — увидим, — ответил О’Коннор, втянув ноздрями воздух. — И никаких костров. Доедайте солонину с хлебом, что у нас осталась.

После того как подходящее место для лагеря было найдено, троица смогла ненадолго расслабиться. А ещё через какое-то время запламеневший закат явил путникам поразительную и на удивление спокойную картину. Перекликаясь с лёгкой пурпурной занавесью, багряные краски постепенно тускнели, переходя в другие, более лёгкие и мягкие. Солнце уже давно скрылось за ближайшими деревьями, оставив только слабый малиново-розовый отблеск. И каждый из спутников (даже Габриель, которая с детства была равнодушна к явлениям природы) оценил, насколько волшебно всё стало выглядеть только сейчас: на исходе вечера и до первых признаков ночи. Лёгкий ветерок разносил по округе запах трав и завершающегося лета. А дневные насекомые постепенно замолкали, уступая место ночным и одновременно словно бы тоже наслаждаясь этим моментом.

— Удивительно, как в таком благодатном месте мог поселиться призрак?.. — прошептал Буфо, когда понял, что его больше не пугают ни этот замок, ни просторы вокруг.

— Да… — заворожено поддержала его ласка.

— Знаете, когда я жил в ордене, — проговорил О’Коннор, лёжа под сенью огромного дуба и покуривая трубку, — то учитель пару раз тоже рассказывал мне об этом Годжи. Он называл его «южным лордом».

— И что же такого он рассказывал? — поинтересовалась Габриель, не отрывая взгляда от раскинувшейся над замком небесной глади.

— Ну, разное, — О’Коннор лёг поудобнее. — К примеру, учитель рассказывал, что во время правления Годжи все звери юга жили в достатке. Каждый мог заниматься, чем хотел. Хотя беспорядки тоже случались, конечно. Но всё же они были не чета тем бедам, которые наступили после убийства Годжи. И долго ещё воинам и стражам тогда приходилось усмирять недовольных.

— Интересно, чем этот южный лорд так не угодил тогдашнему королю? — насмешливо проговорила Габриель. — Хотя погоди, сама догадаюсь. Наверное, свободными взглядами.

Но О’Коннор на это лишь причмокнул, достав из клюва трубку:

— Отчасти. Вообще, началось всё с того, что в ту пору король решил положить лапу на южные земли. И предложил сначала южному лорду стать его вассалом. У короля было большое королевство — многие желали примкнуть к нему и так. Но Годжи очень ценил свою независимость. И потому отказал королю. Народ поддержал его. Началась война. И армии короля в конце концов победили. Земли Юга всё же вошли в состав королевства. А остальное ты и сама знаешь.

— Я бы не удивился, если после этого дух Годжи вернулся обратно мстить, — слегка поёжился Буфо.

И всё-таки жаб словно нутром чуял, что это не так. Будто бы знал натуру Годжи, ни разу не встречавшись с ним лично.

А между тем над их головами высыпали звёзды и тёплая летняя ночь наконец вошла в свои права. Спутникам пришлось поневоле оставить разговоры. Ведь сегодня они должны были понять, как и, главное, зачем приведение пугало селян.

Однако по прошествии двух часов никто из троицы так и не увидел ничего необычного у входа в замок. Тогда О’Коннор рискнул предложить отправиться на разведку.

Внутри двор замка выглядел даже более заброшенным, чем снаружи. Повсюду зияли дыры, оставленные когда-то магией на площади перед крепостью, темнели полуразвалившиеся дома. Их древесина давно сгнила и уже ни на что не годилась.

И всё-таки, как только спутники сделали несколько шагов по направлению к самой крепости, они кое-что приметили. В окне одной из башен мерцал крохотный огонёк. Он был тусклым, почти неразличимым, но чем ближе спутники подходили, тем отчётливее видели это мерцание. А когда они подкрались к большущему пролому в стене, то Габриель и вовсе могла поклясться, что даже слышала копошение внутри.

— Лучше тебе остаться здесь, толстяк, — шёпотом обратилась она к жабу.

Но Буфо только лихорадочно завертел головой. Уж чего-чего, а быть брошенным снаружи он точно не хотел!

Потому О’Коннору ничего не оставалось, кроме как молча пожать крыльями и перебраться через пролом, махнув товарищам следовать за ним.

Внутри башни оказалось очень темно. И лишь холодный камень под лапами указывал троице, что они движутся по просторному нижнему залу. Однако Буфо быстро догадался, как исправить ситуацию, и тихонько прошептал какое-то заклинание. От этого глаза Габриель и О’Коннора словно прозрели, начав различать очертания зала, но только в странном сине-зелёном свете. Выяснилось, что вдоль стен здесь стояло немало старых сундуков (правда, пустых), кое-где валялись поломанные столы и прочая мебель.

— Молодец, церковник, — тихонько прошептал О’Коннор. И Буфо скромно пожал плечами.

В конце концов спутники нашли у противоположной стены вертикальную лестницу, над которой располагался небольшой люк. Очевидно, он вёл к верхним помещениям башни, то есть как раз туда, где со двора они видели огонёк.

Без лишних промедлений О’Коннор проследовал к лестнице и поднялся до уровня люка. Затем он толкнул деревянную дверцу крылом и прямо-таки впорхнул в отверстие. Двинувшаяся за петухом Габриель услышала, как со звоном выскользнула из ножен его шпага.

— Никого, — просунул вскоре голову назад в отверстие О’Коннор.

— Значит, выше, — шепнула ласка.

Однако когда все трое оказались на втором этаже башни, то никто не смог заметить такой же лестницы и люка, который вёл бы к верхним помещениям. Зато они быстро отыскали дверь. Переглянувшись, спутники молча подошли ближе, после чего Габриель как можно аккуратнее её отворила, стараясь, чтобы не скрипели старые петли. Коридор за дверью оказался узок. В прошлом он был явно приспособлен больше для местного ополчения, чем для прогулок сиятельного лорда. И всё-таки троица смело проследовала по нему, выискивая поворот или ответвление. В итоге они набрели на развилку.

— Налево, — скомандовал О’Коннор, заметив раньше других, что этот ход упирается в каменную лестницу.

Жаба и ласка проследовали за ним.

А когда все трое поднялись по ступеням, то сначала не поверили глазам. Они оказались на краю большой площадки, которая занимала не только верхнюю часть башни — она уходила далеко вглубь замка. И повторяла форму его стен там, где заканчивались округлые башенные повороты. Повсюду здесь тянулись длинные ряды книжных полок, часть из которых, к сожалению, была опрокинута и сожжена. А другие оказались просто разграблены, лишившись, по видимому, самых ценных своих манускриптов. Также вокруг можно было видеть множество свечей, которые стояли тут и там на полу между перевёрнутыми столами и стульями.

— Жилище придворного архивариуса, — прошептал остальным О’Коннор. Уж он-то умел ориентироваться в таких замках, поскольку раньше по делам ордена часто бывал в них.

Тут Габриель наконец заметила окно, которое они видели снаружи, и стоящую на подоконнике свечу. По полу от неё были выставлены в линию ещё несколько. Все они тянулись к середине залы и образовывали там фигуру, похожую на круг с щупальцами. А затем такой же круг из горящих свечей Буфо увидел и в центре помещения. Часть из них стояла прямо напротив чудовищных провалов в полу, через которые были видны нижние этажи и перекрытия. Но форма кругов от этого не менялась, поскольку многие из них были разных размеров. А кое-где даже состояли из нескольких слоёв.

Понимая, что теперь им всем хватает света, Буфо снял своё заклинание «ночного глаза». После чего краем уха услышал какие-то завывания.

— Смерть… Смерть… — отдавались они тихим эхом и посвистом по всем углам.

И от этого жаб чуть не дал стрекача, рванувшись было к лестнице. Однако О’Коннор быстро ухватил Буфо за шкирку и остановил.

— Смерть всем зверям… Через очищение… Смерть… — продолжал гудеть странный голос.

И всё же О’Коннор не страшился его.

— За честь пер-рнатых! — прокричал он вдруг и ринулся вперёд, оставив Буфо прятаться в углу за обгорелыми бочками.

Габриель же, не зная, что ей делать, сначала замерла на месте прямо между лестницей и удаляющейся фигурой О’Коннора. Но вскоре по привычке прильнула к стене и решила прокрасться следом за безрассудным петухом. В конце концов, она ещё помнила как находить тёмные углы даже там, где горело много свечей.

А в это время где-то впереди уже вовсю раздавался цокот петушиных лап по старым трескучим доскам, сопровождающийся какими-то визгами и хохотом. В конце концов О’Коннор вытянул за собой из темноты и пыли белого брыкающегося крыса в таком же белом одеянии и бросил в один из светящихся кругов.