Бесплатный фрагмент - Персоны нон грат/да

Предисловие

Наверное ничего нового в том, что людям свойственно проявлять чувства и эмоции, чего-то хотеть и чего-то бояться, о чем-то мечтать. Любовь и ненависть, страх и мудрость, надежда и разочарование. Чаще всего мы не можем не скрывать истинных себя в обычной жизни, чаще всего мы носим маски… До тех пор, пока становится нечего терять, когда вдруг понимаешь, что завтра может не наступить. И тогда человек становится обнажённым, кому теперь нужен этот карнавал, и показывает себя во всей красе…

В этом сборнике рассказы о людях, в силу различных обстоятельств попавших в условия, когда любые ожидания бессмысленны, а надежды — смешны. Все персонажи являются вымышленными, совпадения случайны, чувства, эмоции и характеры героев — совокупный результат наблюдений автора.

Маньяк Анатолий

«Отцовская любовь ничем

не отличается от любви к самому себе».

Люк де Клапье Вовенарг

Он грузно, как перекормленный мопс, плюхнулся тяжёлым телом на деревянную скамью автозака. Крупные капли пота стекали по его одутловатому лицу, а глаза рыскали, будто повторяли броуновское движение мыслей в его всклокоченной голове. Он напомнил мне краба, брошенного в кастрюлю с кипятком, благо раскалённая августовской жарой металлическая коробка, в которой мы сидели всяко этому способствовала.

— О, Господи…!, грёбанный же я дурак.., Господи.., дочка же.., они меня разорвут.., на чемпионат теперь не поедет.., как же так.., — несвязно бормотал он. — Синька проклятая.., грёбанный дурак..

Я посматривал на него с опаской и отводил глаза каждый раз, не желая встречаться взглядом. Исходящая от этого человека звериная агрессия не заглушалась ни его всхлипами, ни его раскаянием.

— Какая статья? — вдруг спросил он, будто только что заметил меня.

— Экономическая, — уклончиво ответил я.

— Во-от! — его мутный взгляд сфокусировался на несколько секунд. — Повезло же тебе, а меня блатные на ремни порежут.., — и снова заскулил. — Грёбанный я дурак.., дочку, кровинушку по пьяни.. А эта сука на телефон…

«Убийца или насильник, — с тревогой предположил я. — Не дай Бог, оказаться с ним в одной камере..»

— Анатолий, — он протянул руку, едва нас завели в пустую, необжитую камеру карантина.

Из словесных судорог Толика через некоторое время у меня сложилась странная, как в фильмах Тарантино, картина произошедшего с ним. В семейной ссоре, будучи в изрядном подпитии, Анатолий зачем-то (это он и сам себе не мог объяснить) неудачно ударил кухонным ножом свою несовершеннолетнюю дочь. Кровь хлестала из вены на ноге и заливала кухню. Самое обидное для Толика было то, что это была рабочая нога. Дочь должна была ехать на чемпионат мира по каким-то единоборствам. Этим Толик очень гордился… Верхом абсурда явилось то, что при всём этом Анатолий для чего-то достал из штанов член, а его супруга снимала происходящее на телефон…

Перспектива оставаться с этим, стесняюсь сказать, человеком вдвоём в одной хате совершенно не вдохновляла, и я с надеждой посматривал на броню. Но к моей великой радости, ещё раз постенав о содеянном и похныкав о будущем, Толик завалился на шконку и смачно захрапел.

Наутро я был ещё жив и лежал, упёршись застывшим взглядом в потолок. Лязгнула броня, и в хату выплеснулось сразу несколько человек. Среди славянских и кавказских лиц ярко и явно выделялся Кореец, и не только характерным разрезом глаз. Он с порога проявил недюжинные познания тюремной жизни, несмотря на свой ещё юный возраст.

Толик разодрал глаза, поозирался, понял, что у него появились новые слушатели. Он штурмовал каждого изложением своей истории в той же последовательности: синька, нож, дочь, чемпионат, член и телефон… Но больше его интересовали собственные перспективы, статья-то уж очень нехорошая. Каждый терпеливо выслушивал Толика, кто-то сочувствовал, кто-то уклончиво давал советы.., кроме Корейца.

— Толик, ты мне в отцы годишься, а до сих пор не понял, что воспитывать по пьяни, это значит вызвать в своём ребёнке ненависть, — твёрдо ответил Кореец. — Ты хуже животного, и заслуживаешь скотского отношения..

Анатолий опешил и на несколько часов заткнулся. Был почти слышен скрип его мыслей, прежде чем он успокоился. А на прогулке Толик вдруг неожиданно проявил нехилые познания в области радиофизики, рассказывая о частотных характеристиках ламповых усилителей, которые он ваял на свободе в свободное от алкоголя время. В течение прогулочного часа Анатолий грузил всех герцами/килогерцами, омами и киловаттами, а затем вдруг неожиданно спросил меня:

— Ты знаешь «Отче наш»?

Я встретил Толика через полгода на продоле. Его дочь была в порядке, рана оказалась несерьёзной. Шесть месяцев беспробудной трезвости благоприятно отразились на его внешности. Исчезла рыхлость и одутловатость, а аккуратно выбритая эспаньолка делала Толика похожим на слегка потрёпанного Стаса Михайлова…

Гуру Гера

«Мудрый человек — тот, кто делает сегодня то,

что глупцы будут делать через три дня».

Абдуллах ибн Мубарак

Я застывшим взглядом сверлил потолок карантинной хаты, когда лязгнула броня, и в «квартиру» выплеснулось несколько человек. Разномастную шайку возглавлял коротковолосый худой, но жилистый тип с серо-стальны-ми, как мартовский лёд, глазами. Это был Герасим.

— Здорово-были! — угрюмо поприветствовал он уже присутствующих и уверенно швырнул сидор на свободную шконку. Затем одним движением сорвал с себя футболку, продемонстрировав крылато-клыкастые наколки на груди и плечах. Потом быстро и уверенно Герасим сбрил остатки растительности с головы, отчего совсем уж стал похож на русского гангстера в американском боевике..

Едва стемнело, и за окном полетели цинки, Герасим с силой и ловкостью Тарзана бросился на решку и зычно крикнул в темноту:

— Кто работает с карантином ноль семь?

Дождавшись ответа, Гера вместе с Корейцем выломали половицу, в считанные секунды изготовили удочку и установили дорогу… Минут через десять Герасим уже разговаривал с кем-то по мобильному…

От него веяло хищником, большой кошкой. Но не львом, для льва Гера был слишком деятельным, скорее он напоминал леопарда. Порывисто передвигаясь по хате, он поучительно порыкивал на молодых первоходов, смотрящих на него глазами перепуганной лани… Но никогда в мой адрес или в сторону других «взрослых» «экономических» арестантов, хотя произносимые Герасимом жёсткие и хлёсткие фразы, обильно приправленные соответствующим заведению сленгом, предназначались и для моих ушей. Гера, повинуясь инстинктам, метил территорию.

— Дороги, — вещал Гера начинающим узникам, усевшись на шконке тибетским монахом, — это одна из важнейших вещей, это вены тюрьмы. Не шлюпка с баландой, а дорога порой решает здесь судьбы людей.. дороги бывают воздушными, водными, через кабуры или через ноги… Дороги — это святое, за них многие страдали…

— Мыть пол и дальняк — не заподло! Хата должна быть в добром! — говорил Учитель в другой раз. — А вы «присели на куб» и отмораживаетесь…

— Не надо лепить из себя, оставайтесь собой, и всё у вас будет в добром. Уважайте сокамерников, не надо лезть на долину, когда кто-то ест, особенно в маленьких квартирах…

— Делитесь насущным, и с вами поделятся в случае нужды…

Произносил всё это Герасим спокойно и твёрдо, без пафоса. Я с интересом слушал его и понимал насколько велика буддистская истина о том, что «всяк встреченный тобой — Учитель…»

Постепенно лёд растаял, колючки осыпались, и Гера поведал мне свою историю. Всего несколько лет назад он вышел на свободу после долгой тринадцатилетней отсидки, и вот почти в сорок лет начал новую жизнь с чистой, так сказать, совестью. Старшие товарищи, которые смогли «рассмотреть» парня ещё на зоне, помогли купить недорогую машину, дали работу, Гера завёл семью, совсем недавно родилась дочь… Снова попав на нары, он объявил, что бросает семью, тем самым освободив свою молодую жену от всяких обязательств в отношении себя, а друзей попросил позаботиться о ней и ребёнке…

Рассказывал Гера это без надрыва и трагизма, но иногда в его серых глазах появлялась тоскливая безнадёга, и тогда он менял тему, заглушая боль рассказами о своих весёлых криминальных приключениях…

Через несколько месяцев оказалось так, что Герасим — дорожник в хате этажом выше, прямо надо мной. Мы стали обмениваться малявами и насущкой с ништяками…

— Братан, — написал он как-то, — дочка пошла…

Ромео с той стороны

«Любовь смотрит не глазами, а сердцем».

Уильям Шекспир