Бесплатный фрагмент - Период пятый

Часть третья

Прозрение

После посещения Новоусманского района вернулся воодушевлённый. В колхозе заявление пока писать не стал, решил сначала всё же получить одобрение родителей. В первый же выходной приехал домой с ночёвкой. Разговор дома получился непростой. Рассказал маме и бабушке, что мне предложили работу в районе примыкающему к Воронежу, что это гарантирует возможность успешной учёбы в институте. И подробно описал, что главным доводом для предоставления мне такой выгодной работы, послужило моё утверждение о том, что моим родителям стало сложно жить отдельно, а отдельных квартир в нашем районе специалистам среднего звена не предоставляют.

Мама с укором произнесла:

— А зачем же ты такое им заявил? Пока бы поработал один как в «Чапаеве». Потом бы осмотрелся постепенно, какие там условия. И мы бы с мамой может к тому времени и в мыслях и на деле потихонечку приготовились к переезду. А так ты даже в колхоз тот не ездил и нашего согласия не получил, а людям сказал, что переедем.

— Если честно, я даже сам не ожидал, что так обернётся. Главный агроном управления, когда я ему рассказывал, что хочу поближе к Воронежу переехать, чтобы с учёбой наладить, пояснил, что в их районе специалистов за глаза. Потому как все стремятся поближе к городу устроиться. Я ему про вас с бабушкой стал пояснять — просто как вроде дополнительного аргумента. Но, совершенно неожиданно даже, его это так растрогало, что он прям таки загорелся идеей помочь мне с переездом.

— Ты ж сказал, что у них в районе специалистов хватает.

— Наверно и правда хватает. Но его мои слова разжалобили что ли? Показалось, что он после упоминания о вас даже зауважал меня немного. Отправил искать столовую и обедать, а сам за это время смог подыскать и должность агрономическую и дом отдельный под квартиру. Теперь отступать некуда — нужно переезжать.

Бабушка спросила:

— А что у нас? Район теперь большой стал, колхозов вон сколько в районе, и совхоз. Наших сколько в совхоз переехало, за это время и родителей многие позабирали.

Но мама ей пояснила:

— В совхозе наши пока все в бараках живут, да и Женьке с учёбой отсюда не получается. Только вот ехать с тобою мы совсем не готовы. Как снег на голову такое. В том месяце ещё планировали с весны стройкой заняться. А тут вот те и раз.

Ухватившись за её слова, я из кожи лез, доказывая как сложно будет мне учиться в институте, живя и работая в Кантемировском районе и утверждая, что теперь из-за сложившихся добрых отношений с новоусманским руководством, никак нельзя отставить их переезд к моей новой работе. Обсуждение заняло весь день и с вечера не ложились спать, а судили-рядили как всё лучше устроить. Сидели до полуночи, пока в колхозе не заглушили электростанцию и не выключился свет.

На работу уезжал в понедельник на рассвете, но перед отъездом сумел получить от родителей согласие, на то, чтобы подтвердил новоусманским руководителям своё решение. И заверение мамы, что она за оставшееся время предпримет всё от неё зависящее, чтобы продать брёвна да камни, заготовленные для стройки, и даже объявит людям о продаже нашей хаты.

В Новобелой с утра пошёл на почту, заказал междугородние переговоры и меньше чем через час меня соединили с новоусманским агроотделом управления. Сообщил Середину, что готов к переезду, и что сегодня же подам заявление на увольнение. В заявлении, как и советовал Кривоклякин, указал, что прошу освободить от должности в связи с переездом моих родителей, нуждающихся в опеке на другое место жительства.

Слюсарев был удивлён моим заявлением до потери речи. Ведь до этого, при наших дружеских с ним отношениях, не было никаких даже разговоров об уходе из колхоза. Да и вся комсомольская работы им совсем не представлялась в моё отсутствие. Парторг вечером рассказал, что председатель тут же позвонил в управление, с тем, чтобы посоветоваться как правильно отказать мне в такой просьбе, учитывая, что мною не отработан положенный срок, после обучения. Он тоже удивился, моему решения и пояснил, что если меня не устраивает агрономическая должность, он готов поспособствовать переводу, на другую работу, лишь бы колхоз не лишался комсорга.

В районе видно не поддержали председателя, и он вынужден был подписать мне заявление, но указал на необходимость отработать положенные две недели. Провёл это время в основном прощаясь с друзьями, передавая спортивный инвентарь заведующему клубом и в телефонных переговорах с мамой. Она с колхоза рассчитываться не спешила, но стройматериалы продала сразу же. Из-за них даже поскандалили претенденты, а маме это позволило назначит цену намного выше того, чем она заплатила за лес колхозу. И на хату тоже вроде бы находился покупатель.

14 ноября получил полный расчёт, и заказал опять переговоры с Новой Усманью. Николай Иванович, заявил, что направление в колхоз может хоть сегодня оформить для меня, но для переезда в выделенный мне дом пока не всё готово. В доме только недавно помазали стены и потолки, а помазка пока не высохла. И неизвестно сколько она будет сохнуть, потому, что наступила осень и погода постоянно портится.

Беспокоясь, чтобы не допустить прерывания трудового стажа, что считалось большой проблемой, в конце ноября поехал в Новую Усмань. К моей огромной радости Середин встретил меня как сына родного. Созвонился с колхозом, с тем, чтобы председатель никуда не уезжал, дожидаясь меня. И помог добраться до села, поместив в попутную машину, которой райкомовские ехали в соседний колхоз.

Село называлось Красный Лог, считалось очень крупным, и поэтому в нём было два колхоза, разделённых речкой Красная. Колхоз «Золотой колос» располагался на противоположном берегу, от правления того колхоза в который приехали сотрудники райкома. Мне осталось только перейти по мосту речку, и я оказался рядом с правлением колхоза.

На высоком крылечке конторы курил средних лет мужчина, легко одетый для холодной осенней погоды. Понимая, что это явно работник конторы, поздоровался и спросил:

— Вы не в «Золотом колосе» работаете?

— В нём миленьком, а тебя что в нашем колхозе интересует?

— Меня направляют к вам на работу. Вот приехал с людьми познакомиться и с председателем встретиться.

— Тогда давай знакомиться со мною с первым. Я Бочаров Иван Митрофанович, счетоводом числюсь в бухгалтерии нашей. Сейчас докурю и провожу тебя к председателю.

Назвав себя, в сопровождении счетовода последовал в контору, попутно получая пояснения, где, что расположено. Контора правления была небольшой всего четыре кабинета. Из сеней повернув налево можно было попасть в зал заседаний, который сейчас был совершенно пустым. Вправо вёл коротенький коридор, в торце которого была дверь в бухгалтерию, а слева тесный, проходной кабинет для специалистов колхоза. В кабинете тоже никого не оказалось. Из него можно было попасть в кабинет председателя. Председатель сидел за большим двух тумбовым столом и читал газету. Седой, не молодой, полноватый, сразу же почему-то, показался очень культурным, интеллигентным и важным. Но в разговоре он не важничал.

Когда я зашёл и представился, он вышел из-за стола и поздоровался со мною за руку и, усмехнувшись, заявил:

— Быстро ты добрался. Не успел твой ходатай со мною переговорить, как и ты на пороге. Что он сам тебя доставил, что ли?

— Нет, конечно, но Николай Иванович, поспособствовал, чтобы райкомовские, которые в село ехали, меня с собою захватили.

— Это конечно хорошо. Но я обрадовать тебя пока не могу. Квартиру для тебя ему пообещал, а тут непогода зашла. Боюсь до зимы не высохнет.

— Да мне об этом уже сказали. Только я ж уже уволился на прежней работе, и боюсь, что скоро стаж прервётся.

— Ну, это дело поправимое. Можно сейчас заявление принять, и жить у нас есть где временно. Тут недалеко, за ручьём домик Кулагиной Анны Петровны, так она в нём почти совсем не появляется. У неё дочь в селе отдельно живёт. Детей нарожала, а приглядывать за нами некому. Вот она мать и переманила к себе. Уже почитай два года как у дочери обосновалась, а в своём дворе даже кур не держит. Чтобы жильё не пустовало, колхозу его сдаёт. Можем поселить тебя к ней. Там две комнаты, домик тёплый. Если понравится, можешь и семью перевозить. Хочешь прямо сейчас пошлю кого из бухгалтерии с тобою посмотреть? У них и ключи от дома хранятся.

Сопровождать меня к квартире поручили, уже знакомому счетоводу Бочарову. Домик был не большой, и я высказал мысль, что в нём не поместятся все наши вещи. Просторные сени. были загромождены поленницами колотых дров. Из сеней открывались покрытые паутиной просторы чердака. Показывая на него Бочаров заверил, что там можно временно разместить вдвое больше предметов, чем в самом доме. Домик оказался с низкими потолками и очень маленькими окнами. Но и это счетовод выдал как преимущество, утверждая, что в таком домке топлива для обогрева придётся тратить на много меньше, чем в домах высоких. Много места занимали плита и русская печь. Вторая комната была немного просторней, но и в ней много места занимали лежанка печи и полати.

Прикинув, понял, что при желании можем вполне разместиться в этом домике. Можно даже использовать кровати хозяйки, постелив на них свои постели. Или разобрать их и вынести в сарай, а установить наши. В большой комнате можно спать всем троим. Там были две кровати и топчан за печкой. Но лучше наверно будет мне спать в первой комнате. Потому, что в ней тоже стояла небольшая солдатская койка, похожая на ту, что была у меня дома. Сараев во дворе было два. В одном раньше видно содержались птица и овцы или козы, а другой был явно хозяйственный. Он был чисто убран. Даже пыли и паутины не было на стенах и на окне.

После продолжительной и подробной экскурсии Иван Митрофанович, передал мне ключи от дома и от сараев и сказал, что пойдёт не в контору, а домой на обед. Не уверенный в том, необходимо ли было брать у него эти ключи, в раздумье, направился в сторону правления. Подходя ближе обеспокоился тем, что председательской «Волги» не оказалось в том, месте где она стояла при моём появлении. И оказался прав. Председатель спешил, по каким-то срочным делам и поручил заниматься дальнейшими моими делами главному агроному.

Он с недовольным видом сидел в кабинете специалистов. Я мимоходом поздоровался с ним и постучал в дверь председательского кабинета. Агроном прервал мои усилия:

— Георгий Яковлевича нет. Он срочно в Воронеж уехал. А ты наверно новый специалист, которого нам район направил?

— Ну да.

— Хорошо. Я буду твоим непосредственным начальником. Работаю главным агрономом. Зовут меня Андреем, фамилия Щербак.

— Я только час как приехал, и председатель послал смотреть под квартиру дом Кулагиной.

— Знаю! Дом нормальный. В нём уже не один из новеньких успели пожить. Если оформишься, будешь жить не далеко от нашей квартиры.

— Председатель сказал, что можно хоть сегодня заявление подавать. Но только я сейчас совсем без вещей.

— Так он меня и заставил ждать тебя, чтобы всё оформить. Только сейчас обед уже. Пойдём ко мне перекусим, а после обеда всё оформим.

— Как-то неожиданно немного. Мне же домой нужно поехать, чтобы взять одежду, и посуду наверно и продуктов. Ехал в район, чтобы узнать как всё, а получилось, что сразу к вам попал.

— Не знаю. Нам давно уже про тебя из управления сообщили.

— Так может мне сначала следует съездить домой за вещами, а потом уже оформляться.

— А не боишься стаж трудовой прервать? Потом ведь не прилепишь недостающие дни. Мой тебе совет оформляйся сегодня, а я как твой руководитель отпущу тебя на недельку вещи подготовить. Адрес свой подробный оставишь. Потом свяжешься по телефону, чтобы машину за тобой прислали и приедешь.

— Если так, то хорошо бы было. Жильё нам подойдёт. На сборы мне и пару дней хватит. И машину пока выделять не нужно. Что мне на первых порах потребуется, привезу в чемодане и рюкзаком. Машину потом попрошу, чтобы маму с бабушкой привезти и имущество, какое успели нажить.

Жена главного агронома представилась Анной Васильевной. Она работала библиотекарем и буквально за несколько минут перед нашим приходом явилась домой. Пока знакомились, мыли руки и размещались за столом в тесноватой кухне — еда оказалась разогретой. Потому что печка топилась углём и была разожжена заранее. Можно было подумать, что хозяйка заранее знала о моём приходе. Потому, что супа в кастрюльке у неё оказалось ровно столько, чтобы наполнить три тарелки. Котлет она положила мне и мужу по две, а себе оставила одну.

Кушал я в довольно сильном смущении. Ведь только познакомился с людьми и сразу же оказался у них за столом. Хозяин постарался развеять мои сомнения. Пояснил, что после переезда в колхоз, я волей-неволей вольюсь в их очень дружный коллектив молодых специалистов, в котором они чувствуют себя чуть ли не родственниками. При этом уточнил:

— Команда у нас подобралась приличная, хотя специалистов в колхозе ещё больше. Но те, которые постарше вроде бы как сами по себе. А мы и отдыхаем вместе и в работе помогаем друг другу. И защищаем один другого, если Ильин наезжает, или парторг придирается.

Жена поддержала его:

— Даже еду мне на всех приходится готовить. С утра или днём едят, кому где придётся, а вечером все у нас. А если засиживаемся допоздна так и чаёвничаем еще два, а то и три раза.

Я не понял:

— А почему вы всех специалистов кормите вечером?

Андрей усмехнулся:

— Это она спешит выпячивать свои заслуги перед нашей командой. Просто после работы все собираются чаще всего у нас. Иногда ходим и к зоотехнику в гости. Но они с Людмилой живут в доме родителей, вроде как бы стеснять их приходится. Да к тому же отец Марка ещё и старовер идейный, строгий очень. Остальные специалисты холостые и снимают комнаты у колхозников. Поэтому у них не соберёшься.

Хозяйка согласилась:

— У Марка в этом году всего два раза собирались. А так каждый день у нас отдыхаем.

— Ну, ты давай не приукрашивай. Собираемся вместе только если в клубе кино интересного нет, ну и по воскресеньям конечно, — возразил ей муж.

— Во, во! Они, видите ли, не знают точно, придут вечером или нет. А я всё равно ужин готовлю на всю ораву, каждый день.

— Так ты ж и тут выигрываешь. Если не собрались, то на следующий день можешь ни завтрак, ни обед не готовить. Вообще мне кажется, что некоторых тянет к нам вечером, не для того чтобы послушать музыку сыграть в карты или в шахматы, а благодаря Анютиным поварским способностям. Дома только у Марка привыкли основательно готовить еду, а остальные целыми днями на перекусах. Вот и спешат на её угощения. Чтобы не приготовила — сметают подчистую.

— Ты не верь ему. Покушать когда собираемся никто конечно не отказывается, но приходят все потому, что у нас очень интересно. Разговоры, смех, песни порой за двенадцать ночи. И телевизор ещё в прошлом году купили. Соседка вон, монашка, в стенку начинает стучать, если разгуляемся.

Я поразился:

— А что в селе разве и монахи живут? Они ж как я думал, только в монастырях поселяются.

Хозяева засмеялись, а Андрей пояснил:

— Это она так Цуканову называет — экономистку нашу. Она хоть и не старая ещё, а живёт затворницей. Из дома в контору, из конторы домой. Даже в кино и на концерты в клуб почти никогда не выходит. Прямо святоша.

После этих слов они переглянулись и весело засмеялись. Причина их смеха была не понятна. А хозяйка видимо в тему этого веселья добавила:

— Если б конечно не ночные походы, — и опять засмеялась.

После обеда, я написал заявление на вступление в колхоз и о приёме на работу в качестве помощника бригадира первой бригады по полеводству. А главный агроном придумал как мне быстрее добраться до Воронежа. Велел одному из ездовых запрячь резвую лошадь и отвезти меня в посёлок именуемый Дворики. Пояснил, что расстояние не большое, и они обычно ходят туда пешком. Но поскольку я дороги не знаю, меня отвезут. Заодно ездовой покажет мне дом, в этих Двориках, который является постоялым двором для их колхоза. Там всегда можно заночевать, если поздно приедешь.

Дворики эти расположены вдоль асфальтированной дороги, по которой в одну сторону можно доехать до ростовской трассы, а потом и до райцентра и до Воронежа. В другую сторону можно добраться до Анны, Борисоглебска, Балашова и Саратова. По дороге часто ходят автобусы, а можно и попуткой уехать вообще бесплатно. Ездовой быстро домчал меня до Двориков, проводил к постоялому двору и познакомил с хозяйками. Ними оказались две очень молодые женщины. Сестры, как я понял, были не замужними. Старшая тут же смутила меня своею бесцеремонностью:

— Симпатичного вам агрономчика прислали. И женится на учёбе видно не успел. Ты как возвращаться будешь не спеши в колхоз. Заночуешь, а утром и пойдёшь не спеша. Я тебя спать к себе под бок уложу, чтобы теплее было. Нечего такому аппетитному со всеми в общей валяться.

Не успел ездовой отъехать от постоялого двора, как я остановил грузовик. Машина ехала в сторону Воронежа, но должна свернуть на Придачу. Я уже немного знал город и мог сообразить как дальше добираться до вокзала. Деньги за проезд водитель брать отказался. Поэтому вся поездка обошлась практически только в стоимость железнодорожных билетов.

Дома все поглощены были сборами. Мама как всегда старалась предусмотреть всё, что может потребоваться мне для обустройства самостоятельной жизни. Из посуды согласился взять только по одной кружке, тарелке и миске. Кастрюлю тоже одну только согласился взять. Уверял родителей, что видел в доме и кружки и вёдра и чугуны разных размеров и сковороды. Но мама даже тазик небольшой эмалированный заставила взять. Переживая, что мне не в чем будет и ноги помыть и вообще помыться. Доказывал, что видел в сенях большой таз оцинкованный с ручками, но это не помогло Мама утверждала, что не известно, что до этого было в том тазу, а мыться следует в чистом. Бабушка в основном переживала за то, как я буду сам себе еду готовить. И смогу ли увезти за один раз достаточно продуктов, чтобы не голодать. Денег с собою постарались дать побольше, а я и не отказывался, потому как и сам ещё не понимал, как сумею устроить свой быт.

Договорились, что родители постараются побыстрее продать хату, мама рассчитается с работы и будут упаковывать вещи для перевозки. Удивляло, что больше всего переживаний у неё было из-за того, что придётся оставить работу. Ей на врачебно-трудовой комиссии присвоили вторую группу инвалидности по общим заболеваниям, и она вообще могла не работать. Но новая работа инспектора кадров, так её увлекла, так понравилась, что она даже переживала, как продолжит её дела, тот кого назначат на это место.

В колхоз заявился после обеда, и главный агроном познакомил меня с бригадиром первой бригады. Звали его Павел Михеевич. Это был высокий, подтянутый мужчина возрастом лет пятьдесят. Разговаривал он медленно, веско, как бы взвешивая каждое своё слово. Он объяснил, что мы с ним почти соседи, и чтобы завтра в половине седьмого я был готов идти с ним по территории бригады. Будем давать наряды колхозникам, трактористам и ездовым на работы, заодно и познакомлюсь с селом, с людьми и с бригадой.

Необходимость подобного обхода была мне не понятной. В нашем районе в колхозах, люди сами являлись с утра в бригадные станы, в тракторные отряды, в гаражи и в мастерские. Из рассказов старших знал, что раньше, при Сталине у нас начальники тоже спозаранок ходили по хатам и в буквальном смысле выгоняли людей на работы. Выгоняли грубо, не вникая в ситуацию. Заливали огонь в печи, если хозяйка не успела приготовить еду, и малые дети на весь день могли остаться не только в холоде, но и без еды. Но ведь теперь сталинские жестокие меры осудили и партийных органах и на лекциях об этом говорили. Боялся, что мне теперь предлагают участвовать в подобных притеснениях.

К счастью всё оказалось гораздо проще. По пути Павел Михеевич показывал, в каком доме кто живёт. Пояснял, что животноводам, шофёрам, рабочим мастерских, начальникам и специалистам давать наряд на работу не приходится. И в эти дома заходить не следует. Заходили только к ездовым, к трактористам и колхозникам, занятым на разных работах. К моей радости вели мы себя в этих домах вполне пристойно и вежливо. Здоровались, бригадир почти в каждой семье спрашивал у того кому собирался поручать запланированную на этот день работу, какое у него самочувствие, как здоровье. Если знал, что в семье болели дети, то спрашивал и об их здоровье и интересовался, не хочет ли хозяин или хозяйка, остаться дома для присмотра за заболевшим. Мне даже показалось, что во вчерашнем разговоре со мною и с главным агрономом бригадир выглядел гораздо официальней и даже строже. А здесь со своими подчинёнными он вёл себя как добрый и заботливый друг или даже родственник.

Через полторы недели таких походов я не выдержал и поинтересовался у бригадира, зачем мы ходим с ним по дворам. Ведь в других местах такую практику давно отменили. А колхозники, заинтересованные в выработке обязательного минимума выхододней сами исправно являются на бригадные станы, и там получают разнарядку кому и чем следует заниматься.

Павел Михеевич ответил:

— Знаешь, мне такое кажется не правильным. Так я сразу же прикидываю, что у меня получится выполнить из запланированного, а что следует отставить.

— Так ведь если бы они сами, приходили на наряд, было бы тоже самое.

— Тоже да не то! Тогда и прихворнувшая явится, в надежде найти, что полегче. И наоборот, дома какая решит остаться по своим делам, в то время как мне позарез побольше людей потребуется. А так я по ходу всё вижу и сразу прикидываю, что и как.

— А почему ж в нашем районе, ни один бригадир, если нет неожиданной и срочной работы, не ходит по дворам?

— Не знаю как у вас там. А мы так привыкли. И людям это больше подходит. Я тебе даже вот что скажу, ты не перечь, а постарайся уловить в чём преимущество такого подхода. Меня ведь скоро председателем сельсовета поставят. Тебя специально взяли, чтобы на моё место назначить. Так ты не вздумай сразу менять всё. Присмотрись, взвесь и обязательно убедишься, что так оно лучше.

Морозы пришли рано. Поля покрылись снегом, а на дорогах накатались зимники. Заказал на почте телефонные переговоры с мамой. Она подтвердила, что к переезду у них всё готово. Сказал, чтобы на следующий день ждала меня утром с машиной. Из колхоза выехали в половине пятого, чтобы было побольше времени на погрузку. Грузиться помогали все родственники. Загрузили всё, что наметили брать очень быстро. Бабушка с мамой должны ехать до Воронежа поездом. Он и на Пасеково останавливается, но там он стоит мало, и бабушка могла не успеть залезть в вагон. Поэтому мама договорилась, чтобы их отвезли в Митрофановку, там и перрон выше и поезд стоит дольше.

В Красный Лог приехал к вечеру. Вещи помогли выгрузить Сашка — колхозный инженер, и Настя — зоотехник, с которыми я уже успел подружиться на почти ежедневных посиделках у главного агронома. Как только кузов освободили, попросил шофёра быстрее отвезти меня до Двориков, чтобы поспешить в Воронеж. Потому, что мама и бабушка уже должны были ждать меня на вокзале. До вокзала добрался в десятом часу. Родителей нашёл быстро. Бабушку мама уложила на диван с высокой спинкой в зале ожидания. Вещей у них с собою не было никаких, только продукты. Но мама успела покормить бабушку в буфете горячей сарделькой и кофе с булочкой. И несмотря на её сопротивление сводила ещё и в туалет. Поэтому ожидали они меня почти без волнения.

Я знал, что некоторые водители такси, из тех, что стоят на привокзальной площади соглашаются отвозить пассажиров и за пределы города. Толик Черных рассказывал, что они так не раз ездили из Воронежа к себе в Липецк. Только чтобы меньше платить собирались вчетвером. Вышел на площадь, попытать счастья с такси. И обратил внимание, на стоящую в сторонке у сквера большую черную машину ЗИМ, водитель которой как бы даже поманил меня рукой. Подойдя к ней, спросил у водителя, не сможет ли он отвезти в село Красный Лог меня и моих родителей. Водитель, оказалось, знал это село и даже бывал там несколько раз летом. Прежде чем согласиться он спросил много ли у нас собою вещей и поместятся ли они в багажник и салон. Потому, что втроём мы и так много места займём. Когда он назвал стоимость его услуги, я очень обрадовался, потому как предполагал, что таксисты потребуют гораздо больше. А тут ещё и машина шикарная. Такие ведь правительственными считались.

Приехали в село глубокой ночью. В доме было довольно прохладно. Пока со специалистами заносили вещи при разгрузке грузовой машины настудили в нём Хотел разжигать печку, но родители заявили, что очень устали с дороги, разберут узлы с постелями, постелют перины, укроются потеплее и будут спать до утра.

С бытом, на мой взгляд, не было никаких проблем. Угля и дров у хозяйки было запасено вдоволь, и она согласилась продать их нам. Плита была на две конфорки и мама с бабушкой успевали приготовить на ней всё, что нужно было для еды, и воду для стирки или купания. Русскую печь вообще не топили, потому как и от плиты тепла хватало. По дому ходили в лёгкой одежде и в носках. Так как в обоих комнатах была не привычная для нас доливка, а настелены деревянные крашенные полы. Мама ещё и дорожки наши дерюжные постелила везде. Воду брали с колодца напротив соседнего дома. Я заранее наполнял водой выварку, таз большой хозяйский и ведро питьевое. Так, что родителям не было никакой необходимости самим идти по воду.

Но мама с бабушкой постоянно твердили о неудобствах. Старые ржавые и продырявленные вёдра при переезде забирать не стали. А теперь не в чем было и дрова, и уголь приносить для печки, и даже мусор выносить из дома. Хорошо хоть веники забрали. И поддувало в печке здесь оказалось гораздо уже, и нашим совком не получалось золу и шлак из него выгребать. Приходилось ладонью это делать. И уснуть по ночам им не получалось. И даже солнце не с той стороны в этом селе встаёт и заходит не туда. Считал такие причитанья мелочными и даже глупыми.

Родители постоянно обсуждали, удачно ли они продали, то что под дедушкиным руководством наживали годами. Мама посчитала, чтобы и я обязательно запомнил, сколько им удалось выручить от продажи. Как-то попросила, чтобы я не спешил с визитом к Щербакам, а запомнил те цифры, которые она назовёт и высказал свою оценку. Потребовала:

— Сядь, не спеши. Там ведь не к сроку, не на работу. А ты должен знать, как мы с мамой всем распорядились.

Я попытался отнекиваться:

— Мам, зачем мне это? Цену Вы, я уверен, назначили самую большую с тем, чтобы только найти реального покупателя. Да мне и неловко даже, как бы контролировать, то что родители делали.

— Даже по закону, ты тоже имел право на нашу хату и на хозяйство. И я почему-то уверена, что обязана тебе всё рассказать, чтобы ты в дальнейшем понимал, на что мы можем рассчитывать. Ведь теперь у нас нет ничего своего. Только одежда и продукты. Даже курей с гусями, ты сказал, чтобы не брали.

— Я думал, что в тот дом, который новый, придётся переезжать, а там ни сарая, ничего. И даже нужник пока не поставили.

— Так потом же узнал, что здесь для птицы и даже для овец или телёнка место есть.

— Вы к тому времени уже почти всю птицу забили и в банки закатали.

— Да, оно может и к лучшему. Ума не приложу, как бы мы здесь птицу держали? У нас даже у бабы самой бедной двор тыном загорожен. А здесь ни у кого не видно никаких загородок, ни калиток, ни ворот. Как люди живут?

— У некоторых есть и палисадники и заборы даже.

— Не знаю, у соседей ни у кого ничем дворы не огорожены.

Бабушка перебила наши обсуждения местных особенностей:

— Ксения, ты ж собралась Женьке передать, как мы сбыли всё татково.

Мама спохватилась:

— Да я вот и бумажку достала со всеми записями. Слушай и запоминай.

Хата — 850 рублей, колодец — 100…

Я удивился:

— А что Ефимовна и за колодец согласилась деньги отдать?

— Конечно. Колодец у нас лучший на улице. В прошлом году в колхозном сруб обрушился, так скотину на водопой даже зимой к кузнице гоняли, там копанка глубокая с журавлём. А со всей улицы, к нам стали ходить воду питьевую брать.

— Это вы хитро придумали с бабушкой и за колодец выставить. Подворье восемьсот пятьдесят, а колодец ещё больше десяти процентов добавил.

— Так подворье мы тоже не за восемьсот пятьдесят. Это ж только хата. Тут у меня всё записано. Мы ж с одной только Ефимовны взяли ещё 150 рублей за кухню, за сарай дедушкин со всеми верстаками и с приспособлениями — 25, за свинарник — 20. И за коровник ещё 10 рублей. Он хоть и старый, а крыша не течёт, ты ж её в прошлом году подправил, и стены не провалились.

— Не думал даже, что Вы такими барышниками окажетесь.

— Так это только Ефимовне, а ещё соседям и знакомым успели кое-чего распродать из того, что перевозить не собирались. Ларь за 15, медогонка — 5, сундук мой большой за 10 рублей. Бабушка свой никак не согласилась продавать, хотя и на него покупатели находились. Все пять стульев венских из вэлыкихаты продали по рублю и, чугун ведерный за 2 рубля. Если б не поспешил нас забирать, может ещё что продали. А так Ефимовне многое осталось, что решили не брать. Теперь же без такого как без рук.

— Выходит больше тысячи выручили?

— За одно за это тысячу сто девяносто два рубля. Почти тысяча двести. А ещё и лес строевой и камни, что ты привёз из «Чапаева».

— Чуть ли не машину можно легковую покупать.

— Машины ж так просто не продаются. Да если б и продавались не стали б мы всё наследство тратить на такое дело, которое может враз пропасть.

Вмешалась в разговор и бабушка:

— Мы с Ксенией с тобою этот разговор не зря затеяли. Хотели, что б ты знал. Хоть деньги у нас теперь на книжке и большие будут, но их далеко не хватит, чтобы построить себе новую хату, такую как теперь люди строят. Ты нас с матерью с места сорвал с насиженного. Где доски кусок и каждое ведро худое было к чему-то приспособлено. Так что теперь вся забота, чтобы жизнь наша не поломалась — на тебе лежит.

Я беззаботно ответил:

— За это не переживайте даже. Вы же видите, у нас сейчас специалистам все условия создают. Вот и здесь, строили детские ясли, а район потребовал и весь тот домяру напротив, нам под квартиру передали. Он ведь и новый не то, что наша хата, и просторней в два раза.

Мама остановила моё бахвальство:

— Не понял, ты сынок бабушку свою. Она ведь пробовала пояснить, что теперь, на тебя особая ответственность ложиться. Теперь тебе жить, и работать, и с начальством ладить так придётся, чтобы мы не пожалели, что поддались на твои уговоры.

Когда главный агроном, случайно из нашего разговора узнал, что я составлял технологические карты по всем бригадам большого колхоза, то обрадовался очень:

— Ты мне сейчас прекрасную мысль подкинул. А то Цуканова уже второй месяц наседает, чтобы я предоставил ей карты по бригадам как можно более точные по исполнителям и маркам техники. Завтра же потребую, чтобы Иван Гордеевич, предоставил полный перечень работ по каждому полю, и по каждому трактору, и ты тоже возьми у меня план размещения культур на следующий год. Уточнишь у Павла Михеевича, и у начальника тракторного отряда какие трактористы на каких работах у них специализировались и марки этой техники укажешь в картах.

Поручение я принялся выполнять с энтузиазмом. Тем более, что дело было знакомым. После утреннего обхода бригады, сидел в бригадном доме, на счётах и логарифмической линейке делая вычисления. Колхозные нормы выработки и расценки уточнил у Цукановой. Павел Михеевич, даже зауважал меня, наблюдая, как ловко управляюсь с вычислениями, заполняя таблицы точно по тем данным, которые он предоставил мне вместе с Григорием Ивановичем. Две карты не стал заполнять. В производственном задании бригаде было обозначено 32 гектара хмеля и 50 гектаров мака опийного. В техникуме мы не только не изучали агротехнику таких культур, но они не числились даже в перечне сельскохозяйственных культур. Когда обратился по поводу этих трудностей к агроному, он успокоил:

— По ним я сам составлю технологию. Тебе теорию тоже нет времени втолковывать. Весной как полевые работы начнутся, на практике всё поймёшь. Только обрати внимание, что поле под мак мы уже с осени тщательно подготовили и даже выровняли досконально, чтобы равномерно семена заделать. Он же мелкосемянный, поэтому и глубина будет маленькой и заделка должна быть равномерной.

— Да на булках мак виден. Семена очень уж мелкие. А по хмелю?

— С хмелем ещё проще. Площадь плантации не меняется, урожайность тоже. И нормы выработки тоже остаются прежними. Поэтому прошлогоднюю карту перепишу и отдам Цукановой. А тебе скажу, что к хмелеводам тебе и соваться нечего. Если только что поучиться у них.

— Почему это, они ж подчиняются нашей бригаде? Мы их сейчас постоянно в наряд направляем на разные работы.

— Захар Львович, собрал в своё звено, таких же ненормальных, как и сам. Это пока зимой им на плантации делать нечего, он не ерепенится, что посылаете в наряд на другие работы. Им же нужно где-то свой минимум выхододней зарабатывать. Зато как только сезон начнётся — коршуном будет налетать, чтобы своих удержать.

— В агротехнике хмеля, что есть пиковые сезоны?

— Правду сказать и сам за все годы даже не вникал близко в их дела. Просто продукция наших хмелеводов считается лучшей в области, а может даже и в Союзе. Вся строго на экспорт идёт. Им мешки заранее под шишки привозят с надписями на иностранном языке. Чехословакия добилась, чтобы весь наш урожай, к ним на пивоваренные заводы поставлялся. А Середин сказал, что теперь и Германия хочет, чтобы и им тоже. Нам, конечно, всё равно кому отправят, а Захар Львович, такое признание чуть ли не смыслом жизни считает. Если всё же заставишь их на работу другую пойти в бригаду, когда на плантации срочные дела. Так они хоть и подчинятся тебе, но потом даже ночью, бесплатно, а сделают с хмелем всё, что необходимо. Хотя заставить его звено выполнять посторонний наряд, когда на плантации дел по горло, ни одному бригадиру ещё не удавалось. И тебе не советую вмешиваться в их работу.

Через пять дней, предоставил главному агроному полностью завершённые технологические карты, со всеми необходимыми расчётами по нашей бригаде. Ему осталось только подписать их и передать экономистке. Андрей Семёнович проверил их и заявил, что я предусмотрел все без исключения работы, требуемые по технологии. Иван Гордеевич проставил в картах только перечень работ и исполнителей. Расчёты затрат труда, ГСМ, удобрений и посевного материала не делал. Может не знал как их осуществлять, а может не захотел. Сравнивая его перечни работ с моими, Щербак обратил внимание, что у Кондусова перечень работ на много меньше моих, на одинаковых культурах. Стал того убеждать, что он указал не полный набор операций. Иван же Гордеевич наоборот, доказывал, что на практике ни в одном году им не удавалось выполнить все требуемые операции. То из-за погодных условий, а то и из-за недостатка времени в пики работ.

Неожиданно его поддержала и экономистка. Она заявила агроному, что в моих расчётах, себестоимость продукции получается, заметно выше, той которая обычно складывается в колхозе. Следовательно, мною действительно запланировано слишком много операций, некоторые из которых на деле выполнятся не будут. Андрей Семёнович, держал мою сторону и убеждал, что если суметь выполнить всё запланированное мною, то гарантированно повысится урожай. И следовательно в конечном счёте себестоимость тонны продукции окажется даже ниже, чем при меньшем объёме работ. Как они договорились с Цукановой я не знаю, но очень понравилось, что главный поддержал меня.

Главный агроном был всего на семь лет старше, но выглядел очень даже солидно и я категорически не желал называть его по имени. Величал по имени отчеству Андреем Семёновичем, тем более что так его называли и все остальные колхозники, хотя специалисты звали Андреем. При этом заметил — в селе люди называли друг друга чаще по прозвищам. Когда же требовалось уточнить о ком идёт речь, если у человека прозвища не было, а было несколько жителей с такими именами, то отмечали отчество. Но называли местные отчество по-особому. Говорили не Мария Ивановна, или Василий Савельевич, а Мария Иванова дочь, или Василий Савелия сын. Я удивлялся такому обозначению, и бригадир второй бригады Аркадий Андреевич пояснял:

— Эта особенность у нас наверно дань старине.

— Что Вы думаете, что в старину людей так величали? — продолжал удивляться я.

— Старики говорят, что раньше величали людей так же как и теперь. Но в то время заслужить право на обращение по отчеству было ой как не просто. Только уж очень заслуженные могли на такое рассчитывать. А обозначение чей ты сын или дочь, не требовало никаких особых заслуг. Вот с тех пор у нас и сохранилось такое обращение.

Для себя я отметил, что и самого Зорина, тоже в селе величали Аркадием Андреевичем, а его помощника по полеводству Кондусова, величали Иваном Гордеевичем. Хотя у их семьи было сельское прозвище Селезни, но лично его уважительно назвали по имени отчеству. Вскоре понял, почему этот из Селезней, стал таким уважаемым.

Оказалось, что Иван Гордеевич с самых молодых лет скрупулёзно записывает, все происходящие в природе перемены. Отмечает какого числа пошли дожди, когда наступили морозы, когда прилетели перелётные птицы, когда зацвели деревья. И даже то, в каком году был хороший урожай каких фруктов или хлебов. И многое-многое другое. А потом он сравнивал на какой праздник религиозный или просто какого числа происходили какие особые события в природе и предсказывал по этим приметам, очень многое. Я узнав об этом страстно мечтал переписать со всех его тетрадей такие многолетние наблюдения и попробовать на научной основе, вывести всевозможные природные закономерности важные для сельского хозяйства. Иван Гордеевич, толи скромничал, толи был скрытным очень, но никак не соглашался поделиться своими наблюдениями. Говорил даже, что не ведёт никаких записей. Но многие выдели у него целый сундук с такими тетрадями. А я не раз смог потом убедится в удивительной точности его предсказаний.

На вечеринках в семье Щербак, всегда было весело и очень интересно. Смотрели новости и концерты по телевизору. Играли в карты или домино. Если двое садились, за шахматы остальные болели и обсуждали варианты ходов. Обсуждали не только политику и положение в мире, но и колхозные новости. Порою обсуждаемая тема так увлекала, что засиживались далеко за полночь. Несмотря, на то, что в кухонном столе у Анны Васильевны всегда можно найти было полную бутылку портвейна, и самогон она варила хороший из зерна, а не из свёклы, с двойной перегонкой и лимоном его ароматизировала, но выпивали очень редко. И только по какому-то важному случаю. При этом за выпивкой сидели долго, обсуждать всё начинали громче и активнее, но спиртного использовали немножечко. Я вообще обычно отказывался и пригубить, ссылаясь на не желание повредить своим спортивным достижениям. Остальные тоже не усердствовали. Бутылки портвейна хватало, чтобы всемером отпраздновать очередное событие. А если решали выпить самогона, то все присутствующие женщины, за исключением хозяйки, отказывались от такого угощения. А она наоборот расхваливала свой продукт, и убеждала, что для внутренних органов он гораздо полезней вина и пива. Самогона выпивали по одной стопочке, пили его не спеша, под закуску. Не залпом, а глотками как коньяк положено пить.

А вот от моды, побаловаться пивком я страдал довольно сильно. В селе в прошлом году или даже в позапрошлом, рядом с магазином, ближе к церкви сельпо построило закусочную. Такие заведения стали очень модными в последнее время. В любом райцентре и в городах их было множество. И в сёлах крупных закусочные тоже стали появляться

.

К моменту нашего переезда в село, здесь укоренилось непоколебимое представление, о том, что всякий интеллигентный человек: колхозный специалист или руководитель, учитель, работник сельского совета, или клубный работник — обязаны если не ежедневно, то хотя бы несколько раз в неделю, культурно отдыхать в закусочной, заказывая себе выпивку и закуску из имеющегося ассортимента. Почти все заказывали пиво. А выпив пару кружек и насладившись разговорами с друзьями, уступали места за столиками другим желающим культурно отдохнуть. Если к концу рабочего дня, оказывался в конторе колхоза, то возвращаясь домой, никак было не миновать закусочную. Столкнулся с тем, что мужчины — попутчики отказывались понимать, как можно пройти мимо этого заведения, если рабочий день окончен, и нет никаких срочных, неотложных дел.

Посетители рьяно следили за интеллигентностью состава присутствующих. Если в закусочную заходил пьяный или даже трезвый славившийся пристрастием к выпивке его с позором выпроваживали, советуя пойти к бабкам и купить себе дешёвого самогона свекольного. А здесь, мол, люди культурно отдыхают. Буфетчица Маша формально заступалась за таких, но не искренне. Детей и молодёжь в закусочной тоже редко можно было встретить. Если какой заходил, купить лимонад или сладости, то не задерживался. Да таких и из-за столика бы взрослые быстро спровадили. К тому же молодёжь в клубе обычно тусовалась, с вечера и после кино, а взрослые в клуб приходили только к началу фильма интересного или на концерт.

В закусочной были завсегдатаи, но большинство задерживалось в зале не долго. Маша сама не откупоривала бочки. Когда содержимое одной заканчивалось, посетители дружно выкатывали её из-за прилавка в угол, и катили за прилавок полную. При этом радовались, предвкушая прелесть первых кружек из новой бочки, которые у знатоков считались наиболее ценными. Открывать бочки брались не все. Наиболее опытный из присутствующих острым ножом обрезал ту часть пробки, которая была шире ответствуя в бочке. Затем тщательно по центру пробки устанавливал острый конец заборной трубки крана с винтом. Проверял, легко ли винт движется по поверхности трубки. Потом поднимал тяжёлый винт максимально вверх по трубке, брался обеими руками за ручки винта, сосредотачивался, и под затаённое дыхание посетителей, резким уларом винта выбивал пробку внутрь бочки. Винт своею резьбовой частью, заклинивало в отверстии, но умелец тут же сразу делал несколько вращений ручек по часовой стрелке, с тем, чтобы приспособление прочнее закрепилось в теле крышки бочки. Резьба была расширяющаяся и поэтому даже самый сильный не мог сделать больше двух-трёх оборотов ручек.

Я никогда не видел, чтобы при таких манипуляциях пробка не выбивалась, или, чтобы винт не закреплялся при ударе. Но многие утверждали, что если бочку будет открывать не умелый, то винт окажется слабо закреплённым и очень много пива, под давлением скопившихся в бочке газов, выльется из неё мимо крана. Наверно из-за большого давления газов и первые кружки пива считались наиболее ценными. Потому, что наливать первые буфетчице приходилось неимоверно долго. Чуть приоткроет кран, и пена в кружке возвышается выше краёв. Приходится закрывать кран и долго ждать пока пена осядет и потом на мгновение опять повторять процедуру.

В закусочной посредине зала стояла круглая, окованная железом печка, которую уборщица разжигала до открытия. И потом в течение дня она или посетители следили, чтобы огонь в печке не затухал. Но постоянное открытие входных дверей забирало тепло. Поэтому и Маше и уборщице приходилось работать в пальто и валенках. А сверху, по требованиям санитарных органов они на свою одежду одевали обязательные белые халаты.

Пиво мне совсем не нравилось его горьковатым, шибающим в нос вкусом и как казалось неприятным запахом. В первое время выручало, то, что буфетчица наряду с пивом торговала и брагой. Заказывал кружку браги и не вызывал любопытства товарищей, так как брага по цвету не отличалась от пива. Только пены почти не было. Но вскоре почему-то бочки с брагой доставлять не стали. И мне, чтобы не терять уважение друзей и коллег, приходилось мучиться с пивом. Попробовал однажды даже конфет сто граммов купить к пиву.

В это время, в зал вышла Маша и опозорила меня:

— Ты, что это конфетой пиво закусываешь? Не смеши людей. Оно ж никак со сладким не сочетается.

Я негромко, чтобы не привлекать внимания остальных попробовал возразить:

— Почему не сочетается? Вон ведь вино многие конфетами закусывают. Так вино ещё крепче чем пиво.

— Вот потому, что крепкое — его можно и конфеткой закусить.

— Так некоторые ерша себе крепкого делают. Там наверно градусов побольше, чем в вине будет. Выходит ерш можно конфетой, а пиво без водки нельзя?

— А ты посмотри ведь и ерша никто сладостями закусывать не станет. Его как и пиво или с рыбой пьют, или пирожок заказывают, или на худой конец с солью.

— Как это с солью?

— Сейчас научу. Только с тебя за это сто граммов портвейна, или в крайнем случае вермута. Пойдёт?

Я согласился. А Маша взяла из стоящей на столике солонки щепотку соли и осторожно насыпала её на тот край кружки, которая была обращена ко мне. И потребовала:

— А сейчас попробуй пиво так, чтобы оно к тебе в рот попадало через соль.

Попробовал, и убедился, что теперь пиво не казалось таким противным. Допив пиво новым способом, подошёл к стойке чтобы без очереди заплатить за обещанный буфетчице сто граммов вина. Но она деньги брать отказалась, засмеялась и удивилась, тому не понял её шутки.

Вообще, то старался всеми силами избегать посещения закусочной. Только если приходилось идти мимо в компании друзей или работников конторы, чтобы не выглядеть белой вороной приходилось, посещать это заведение. Но и в этих случаях, если к стойке образовывалась приличная очередь, а свободных мест за столиками не было, постояв в компании, пока приближались к прилавку, «вспоминал», что меня уже давно ждут в клубе на репетицию или для обсуждения комсомольских дел. Потому, что меня буквально в первый же месяц и в этом колхозе тоже избрали комсоргом.

Когда, Павел Михеевич, как и ожидалось, стал председателем сельского совета, меня повысили в должности. Помощником по полеводству назначили Гунина Петра Фёдоровича. Агрономического образования он не имел, но в колхозе всё время трудился на руководящих и счётных должностях. Я даже поинтересовался у Андрея Семёновича, почему помощник по полеводству у меня без агрономического образования.

Он пояснил:

— В районе мало ещё специалистов на этих должностях. Да для вашей бригады и жирно было бы двоих с образованием держать. Ведь и у нас и в других колхозах многие бригадиры даже без специальностей.

По фамилии никто моего помощника не называл. У него было странное прозвище — Кургуз. Вообще-то я до этого считал, что называть людей по прозвищу в их присутствии неприлично. Это вроде бы как дразниться, казалось мне. Но Петра Фёдоровича, и мал, и велик в глаза и за глазами все звали Кургузом. Со временем заметил, что и другие совершенно не обижаются, если их называют по прозвищам.

Давать наряд на очередные работы мы с Петром Фёдоровичем ходили тепло одевшись. Я под брюки одевал ещё и спортивные штаны, но зато на ногах были ботинки зимние под два носка: простой и шерстяной, ручной вязки. Верхней одеждой мне служило полупальто с меховым шалевым воротом. Кургуз носил старенький, но очень тёплый овчинный полушубок, а обувался с начала зимы в валенки.

Мне же валенки казались на только слишком деревенскими, но и не практичными. Потому, что заходя с мороза в дома, мы хоть и обметали обувь от снега, но в тёплых комнатах, пока разговаривали с хозяевами, снег на подошвах таял, оставляя мокрые следы на полах, а на улице подошва опять покрывалась снегом и льдом. Кожаным подошвам моих ботинок это не вредило, но у валенок Петра Фёдоровича подошвы вскоре становились мокрыми. Он для того, чтобы носки не намокали, даже клеёнчатые стельки в них приспособил, а на ночь размещал валенки на печке, чтобы они хорошо просохли к утру.

Во время рождественских морозов так похолодало, что вода, если её выплеснуть веером мелкими каплями из кружки налету замерзала. При такой температуре мне тоже пришлось обувать валенки, потому, что ботинки мало защищали от мороза. Зимой рассветает поздно и нам приходилось начинать обход улиц затемно. В это утро начинать решили с указания Галкину, явиться для доставки соломы к телятнику. Не доходя до его дома, у колодца обнаружили попавшую в сложную ситуацию старуху — мать Галкина.

Бабулька вышла к колодцу набрать воды. Когда достала воду, и направилась домой, неожиданно поскользнулась, выронила ведро и вода разлилась на, и без этого обледенелые, подходы к колодцу. При этом и один валенок на её ноге и подол платья намокли и мгновенно примёрзли к насту. В результате старуха, не только не могла самостоятельно встать, но и, пытаясь оторвать примёрзший валенок от земли, только разулась, а валенок так и остался лежащим на льду.

Подойдя к пострадавшей, мы с трудом отодрали её обувку, а помогая отодрать платье, даже порвали его. Когда старуху подняли на ноги — она беспрестанно твердила:

— Спаси Бог, спаси Бог вам добрые люди, спаси Бог, спаси Бог.

Кургуз помог старухе обуться и, придерживая за талию, повёл к дому. А я вернулся к колодцу, набрал полное ведро воды, и принёс его в дом следом за ними. Хозяева бурно обсуждали произошедшее, а старуха, увидев меня уточнила:

— А ты, то малый не побоялся тоже упасть? Спаси Бог тебя. Спаси Христос, что вы вовремя вышли по своим делам. А то бы и закоченела пока наши спохватились.

Когда сообщили Галкину разнарядку и вышли на улицу спросил у Кургуза:

— Пётр Фёдорович, а Вам не кажется, что бабка эта как-то странно благодарила нас за помощь? Я так понимаю, что «спаси Бог» это в переводе с местного на общепринятый — означает «спасибо». И «спаси Христос» наверно тоже. Но она как-то к месту и не к месту твердила эту благодарность и по пути в дом и в доме тоже.

Кургуз усмехнулся и, почесав затылок с сомнением произнёс:

— Не знаю, смогу ли объяснить тебе бабкины причитания? Мне то понятно всё, а вот как ты говоришь, если переводить с нашего на ваше — может ничегошеньки и не получиться.

— Почему?

— Да село, то наше староверческое. Тут больше половины семей, остаются в старой вере или родились в староверческих семьях.

— Ну и что?

— А то, что у них представления о жизни немного отличаются от ваших. Ты вот думаешь, что бабка благодарила нас за то, что замёрзнуть не дали ей.

— Конечно, Вы же сами слышали, как она твердила об этом.

— Вои и я об этом говорю. Тебе кажется, что она нас благодарила, а я знаю, что она просила Бога, оградить её от, такого несчастья в будущем.

Я даже остановился от неожиданности при таких его словах и, возмущённо возразил:

— Пётр Фёдорович, Вы тут явно, что-то не то утверждаете. Я всё время был с Вами и ничего подобного не услышал.

— В том-то и дело, что слышали мы с тобою одно, а поняли его по-разному.

— Не понимаю. Как это?

— А так. Староверы, говоря очень короткое слово спасибо, подразумевают под этим огромное количество мыслей. Примерно так: «Спаси Бог меня от того, чтобы я в дальнейшем попала в такую глупую ситуацию, и чтобы эти люди вновь вынуждены были помогать мне». Вот как-то так. Тебе наверно сложно понять мои объяснения, а тем, кто вырос в семье староверов или среди них это понятно сразу же.

— Знаете в Вашем переводе на общедоступные представления, не заметно даже и благодарности, за нашу помощь бабушке.

— Во, во. Если ты так подумал, значит уловил суть объяснения. Хотя я и не надеялся даже, что получится доходчиво растолковать, то, что мы понимаем.

— Да, вроде бы ухватил смысл того что объяснили, но лично воспринимал причитания эти только как благодарность.

— Тогда намотай себе на ус, для дальнейшего. Если услышишь когда от старовера кому «спасибо», так знай, что этот человек, хоть и получил помощь от другого, но молит Бога, чтобы такое не повторилось, и чтобы ему больше не пришлось прибегать к его помощи.

— Послушать Вас, так староверы эти вообще не благодарные. И даже вроде бы недовольны теми, которые им помогли в чём-то.

— Нет, почему же? Хотя могу согласиться, что спасибо они говорят в основном тем, с которыми в дальнейшем не хотели бы дружить. Что-то вроде того: «Хорошо, что помог, но спаси Бог, от дальнейшей дружбы с тобою». Но если они почувствуют истинную признательность человеку. за его участие, то они говорят «благодарю». Значит они благо дарят тебе в твоей жизни и в твоих делах. А такое у них подразумевает как бы даже передачу частицы своих сил или здоровья, помогая обрести удачу тому, кому они высказывают подобное.

— Ничего себе тут порядочки! Даже подумать не мог.

— Да ты не заморачивайся. Сейчас и наши многие живут по-современному. А приезжему и привыкать не стоит.

— Выходит, что бабуля совсем нам не благодарна, за помощь?

— Тут всё сложнее. Она рада, конечно, что мы вовремя подвернулись и помогли ей. Но явно не считает нас теми, с которыми следует подружиться. Даже наверно наоборот, недовольна нами, что почти каждый день, наведываемся к ним ни свет, ни заря и нарушаем их покой и порядок.

До начала сессии выполнил все контрольные задания и даже ездил дважды в институт в библиотеку. Вначале Сашка Раковский подсказал, что по студенческому билету могу взять не только учебники очередные, но и множество дополнительной литературы. А потом подробно проинструктировала жена Щербака. Оказалось она раньше работала в библиотеке нашего института, там и с Андреем познакомилась. А некоторые её старые знакомые до сих пор там работают.

Во время этой сессии моя популярность в группе, затмила даже популярность Черных. Он, конечно, продолжал блистать и своим юмором, и шутил беспрестанно, и куплеты новые распевал, но я оказался незаменимым консультантом и даже выручающим при прохождении зачётов и сдачи экзаменов. Тех знаний по растениеводству, ботанике, овощеводству, механизации сельскохозяйственного производства, которые мы получили в техникуме, было вполне достаточно для получения положительных оценок по этим предметам. А я не поленился и, гораздо более подробные сведения, и характеристики вновь выпущенных машин и орудий внимательно изучить по институтской литературе. Получалось, что я оказывался корифеем по всем этим наукам. И практически все студенты нашей группы и девушки и парни постоянно обращались ко мне за помощью.

Сложности у меня возникали только при изучении высшей математики и конечно же немецкого языка. Но с немецким повезло. На этой сессии было назначено контрольное тестирование, по результатам которого оценка должна идти в диплом. Оценивала нас преподавательница по результатам чтения и перевода текстов из газет на немецком языке. Она принесла несколько пар таких газет. Себе оставила по одному экземпляру, а остальные раздала нам. Предложила каждому прочитать небольшие отрывки и пересказать их содержание. Мы с Толиком уселись опять за задний стол. Он за себя не боялся поэтом сосредоточился на переводе небольшой заметки для меня. Я даже быстренько записал основные мысли на бумажку. А Толик ещё и потребовал, чтобы я первым стал отвечать. Подняв руку я очень подробно изложил смысл написанного в заметке.

Преподавательница похвалила:

— На удивление, качественный перевод для заочника. А давай, ка проверим, не изучал ли ты эту заметку когда-нибудь раньше. Там у тебя рядом с ней статья про автомобили. Прочитай нам и переведи второй абзац из неё.

Тут, то и начались мои мучения. Очень медленно, запинаясь, особенно когда попадались буквосочетания, обозначавшие один звук, в основном по слогам прочитал текс абзаца. Зато дословный его перевод, с помощью Черных выдал без запинки. Такое заинтересовало преподавательницу. Она не спешила переходить к опросу остальных и потребовала чтобы я прочитал несколько других предложений, в разных статьях газеты. Картина повторилась. И даже когда, я не мог расслышать все слова Толика, она утверждала, что, в общем, я совершенно верно передаю общий смысл написанного. В результате она заявила:

— Орлов, у Вас очень даже приличное знание языка. И контрольные по грамматике выполнены на приличном уровне. Но совершенно отсутствует практика чтения вслух. Если хотите получить в диплом отличную оценку, то следует потренироваться именно в этом. Или даже специальные пластинки купить в книжном магазине, по немецкому, чтобы на слух научиться воспринимать немецкую речь. А так я даже сомневаюсь ставить Вам хорошо или посредственно.

Стараясь, не выдать своего восторга, я громко объявил:

— Согласен пока и на тройку. А до диплома мне ещё далеко. Если соберусь пересдать, то знаю, как вашу кафедру найти.

Этот предмет оказался очень трудным для многих из нашей группы. Одни успели подзабыть школьные уроки, а некоторым при переходе из одной школы в другую даже приходилось переходить от изучения английского к немецкому и наоборот. Воспользовавшись этим, Толик Черных, вместе с Тельповым пошли к декану. Там Толик так красочно разрисовал картину, страданий большинства студентов нашей группы, из-за многократных переходов на изучение разных языков в школе, что добились исключения этого предмета их числа изучаемых теми, которых включили в особый список.

Оказалось такие случаи были предусмотрены правилами. И предмет можно было исключить по письменному заявлению студента, с объяснением причин такого ходатайства. Декан объяснил при этом, что те которые напущу такие заявления, в дальнейшем не смогут поступить в аспирантуру, потому, что им невозможно будет пройти кандидатский минимум. Но никто из написавших и не планировал учиться дальше после получения высшего образования.

Потом началась новая эпопея. Черных пожаловался Раковскому, что очень слабо знает ботанику, а латинские названия растений совсем даже и не запоминал, а их необходимо назвать обязательно и при описании признаков семейства и при описании самого растения. Тот посоветовал ему, чтобы экзамен по ботанике я сдал вместо Толика, и поделился одним секретом. Оказывается те студенты, которые учатся на дневном отделении института, уже давно научились помогать тем своим землякам и друзьям, которые поступили в институт на заочное отделение. Они научились делать на фотокарточках подобие печати, которое сложно отличить от настоящей. Потом отклеивали в зачётной книжке, фотографию заочника, а вместо неё вклеивали фото того, который мог сдать экзамен, за своего друга. И тот имея знания полученные на дневном обучении непременно получал положительную оценку. Самым опасным в этой затее, был риск, быть узнанным экзаменатором. Поэтому, такое можно было провернуть, только заранее зная, что у данной группы заочников, экзамены принимает не тот преподаватель, который вёл занятия у обучающегося на дневном отделении.

В тот же день Толик потащил меня в фотоателье и заказал по срочному тарифу шесть моих фото три на четыре с уголком для печати. Ещё и попросил уголок сделать повыше, с тем чтобы печать на моих фото, гарантировано перекрывала размер печатей на зачётках других студентов. Имитацию таких печатей виртуозно делал Колька Скворцов из группы Раковского. Он был своего рода знаменитостью в их общежитии, и не только своими талантами в подделке печатей, но и тем, что при маленьком росте и щуплой фигуре участвуя во всевозможных городских и областных соревнованиях успел защитить звание мастера спорта по боксу.

Колька орудовал рейсфедером с циркулем. Заправлял он его синими чернилами, соответствующими цвету институтских печатей. У него на специальном образце были нанесены точные размеры всех окружностей печати. Даже разную толщину линий этих окружностей он тщательно соблюдал. Но рисовал печати он не на фотографиях, а почему-то на срезе сырой картошки. И буквы не выписывал, а оставлял несколько мазков чернилами между теми окружностями, где на печатях были отлиты буквы. Потом делал оттиск такой картофелиной на белом уголке фотографии, и после высыхания чернил создавалось впечатление, настоящего оттиска печати, только немного размытого из-за глянцевой поверхности фото. На всех шести фотографиях, он сделал такие оттиски. На одних ниже, на других выше. На некоторых оттиски кроме белого уголка захватывали и нижнюю часть самого изображения, а на других правую его часть. Закончив процедуру, он сам полюбовался на свою работу и заявил:

— Теперь на любую зачётку можно точно подобрать фотографию. Только внимательно следите, чтобы линии кругов этой фотографии и сверху и сбоку точно совпадали с печатью на зачётке.

Толик тут же попросил его поменять в своей зачётке свою фотографию на мою. Колька продемонстрировал весь процесс. Осторожно лезвием отделил фото Толика и тщательно выверив приклеил одно из моих. При этом и посоветовал, клеить фотографии временные не прочно, чтобы не было видимых повреждений бумаги на зачётной книжке. Присмотревшись к тому, что получилось, я выразил своё сомнение:

— Могут заметить. Ведь на фотке Толика многие буквы можно разобрать, а на моей все они слились в непонятные пятна.

Колька возразил:

— Никто ничего не заметит. Я уже не один десяток таких зачеток переделал.

Раковский тоже его поддержал:

— Не дрейф. Преподы они в крайнем случае сравнят похож ли ты на свою фотку в зачётке. Но даже и на это они редко обращают внимание. Чаще смотрят на фамилию и отмечают её в ведомости экзаменационной.

Толик сразу же постарался взять ситуацию в свои руки:

— Жень это хорошо, что ты сомневаешься. Я хотел попросить тебя, чтобы ты вначале сдал ботанику за меня, а потом в конце сессии пошёл сдавать за себя. Потому, что если ботаничка, запомнит тебя, ты потом свободно можешь доказать, что ты есть ты хоть комсомольским билетом, хоть паспортом. А у меня уже будет стоять оценка.

Афера удалась, при этом так получилось, что за Толика я сдал ботанику на отлично, а когда пошёл сдавать за себя попались такие сложные вопросы, что еле вытянул на хорошо. Обнаглевший Толик добился того, чтобы я сдал экзамены по его зачётке с моей фотографией и по растениеводству, и по кормопроизводству и даже по механизации, хотя он сам довольно прилично, для не учившегося в сельхозтехникуме, разбирался в устройстве сельхоз машин и тракторов. Прознав об этом на меня насели и Тельпов с Михедовым. Оба заявили, что не будут даже и пытаться сдавать ботанику и растениеводство. А просто Михедов узнает когда будет ближайшая сессия у дневных факультетов по этим предметам, созвонится с Тельповым, напишут мне письмо или закажут через почту переговоры и попросят, чтобы я на этот день отпросился в колхозе и приехал в институт сдавать за них хвосты.

Пробовал убедить их, что эти предметы основные в агрономической науке, и не зная их нет смысла учиться на этом факультете. Но тот и другой заявили, что для них совершенно безразлично какую специальность им присвоят после окончания учёбы. Что для них важно числиться обучающимися в высшем учебном заведении и получение диплома об этом. В противном случае и тому и другому не светит и повышение по служебной лестнице и даже можно лишиться своих руководящих постов. В этом деле они начали хитрить ещё с первого курса, порою просто выпрашивали, вымаливали себе положительные оценки у экзаменаторов, сочиняя всяческие небылицы.

А зачёт по математике вообще оба сдали за деньги. Как-то от студентов дневного факультета Витька узнал, что преподаватель, который ведёт математику в нашем корпусе, грешит выпивкой и соглашается ставить оценки за деньги. У инженеров был отдельный учебный корпус, и там были гораздо более строгие требования к знаниями математики и было много черчения. Нам давали гораздо меньший объём. Витьке земляки дали адрес этого преподавателя, и рассказали, как поступить. В квартиру заходить нельзя. Следует позвонить и попросить преподавателя выйти на площадку. Потом сказать ему, что пришли по совету старшекурсника и назвать его фамилию. И только после этого попросить отметить им успешную сдачу зачёта.

Он там же на площадке поставит оценки и распишется в зачётках, а для себя запишет на бумажке их фамилии и номер группы с тем чтобы после занести нужные записи в экзаменационную ведомость. Стоила эта процедура прилично — три рубля. Но и у Михедова, а особенно у Тельпова деньги водились, и они воспользовались такой неожиданной возможностью. Даже и другим, кто испытывал трудности с математикой предлагали воспользоваться случаем. У меня грешным делом тоже закралась такая мыслишка, но, слава Богу, удалось хоть и не с первого раза, и на троечку, но всё же самостоятельно сдать математику.

Таких, которые откровенно признавали, что не стремятся получить в институте требуемые знания в группе было трое. Тельпов с Михадовым, и Сидоркина — дочь начальника милиции Лискинского района. Все трое были старше нас, а Сидоркиной вообще было за тридцать. И она откровенно говорила, что поступила в сельхоз исключительно считая, что в этом институте учиться легче чем в других. А какую специальность получит — ей было всё рано. Необходимо признать, что подобные представления очень сильно подрывали авторитет всех троих. Они были старше, вроде бы одним этим уже должны вызывать уважение. А Михедов с Витькой ещё и работали на очень ответственных должностях, но все в группе наблюдали за их ухищрениями, если не с призрением, то обязательно с осуждением.

Остальные и парни и девушки в меру своих способностей и возможностей старались максимально усвоить, то что нам давали на лекциях, на практических и на лабораторных занятиях. Лично я прямо таки влюбился в химические науки. Меня пленили волшебные её возможности. При использовании её методов и себя ощущал в какой-то мере волшебником!

Поражало, что теперь проводя опыты по качественному анализу, мы были способны обнаружить мельчайшие частицы вещества в огромном количестве раствора. А на занятиях по количественному анализу, научились устанавливать точную величину искомых веществ, в предоставленных нам на анализ образцах. Проводящий с нами занятия доцент кафедры Дмитрий Дмитриевич, убедившись, что я отлично усвоил теорию и успешно справляюсь с химическими реактивами и оборудованием, даже поручал мне оставаться за старшего во время лабораторных работ. Потому, что ему постоянно не хватало времени для оформления своих научных изысканий. Уходя он объявлял группе:

— За меня остаётся мой лучший друг Орлов. Кому, что не ясно он объяснит и подскажет. Только просьба в моё отсутствие обращайтесь к нему не по фамилии, а по имени отчеству. А то, если посторонние заглянут, могут подумать, что вы без преподавателя занимаетесь.

Все смеялись его шутке, а мне было крайне приятно слышать, что наш преподаватель при всех называет меня своим другом.

Особо увлекли терминология и номенклатура химических элементов. Когда вник в эти особенности поразился, что услышав точное название химического элемента или вещества, можно совершенно точно написать его формулу. Что имея формулу вещества и зная изменение свойств гомологических рядов разных соединений, можно даже с большой долей вероятности предвидеть свойства вещества изображённого на формуле, вне зависимости существует такое вещество в природе или ты только собираешься его синтезировать. На этой почве даже завидовал тем студентам, которые изучают в институтах чисто химические науки, а не химию для сельского хозяйства. Им наверно дают гораздо более глубокие знания по этому предмету.

Но и в нашей группе я так увлёк всех красотой и стройностью системы номенклатуры химических соединений, что мы даже во время перемен, и даже в перерывах между лекциями по другим предметам, собирались у доски и мелом изображали разные самые невероятные формулы химических соединений и тренировались в их правильном наименовании. После такой перемены, нас даже преподаватель по лесоводству не стал прерывать, а молча присоединился к нашей толпе наблюдая за дискуссией, пока сами не спохватились, что уже перерыв закончился..

Начал Вовка Мельников:

— Жень, а сколько радикалов можно присоединить к октану?

— Нарисуй нормальный октан и попробуй, там где можно, заменить водород на радикалы. Сам увидишь сколько их может быть, — ответил я

Не вставая с места Виктория Смирнова поправила меня:

— Так он и половины вариантов не изобразит. Ведь кроме нормального октана есть ещё и несколько изооктанов.

Кирпичникова ей возразила:

— Ой Вика, не усложняй. Давайте хоть с нормальным разберёмся.

Тельпов предположил:

— Пока Вовка рисует формулу, могу угадать, что радикалы могут быть у всех восьми атомов углерода без исключения. Если по одному то их будет восемь, а если по два, то тогда шестнадцать.

Ему возразили:

— Как же ты к крайним атомам, будешь радикалы углеводородные добавлять?

— Даже к одному крайнему метил добавишь — и уже получится нонан.

— А если к обоим крайним по метилу, то даже декан получится.

— Витя, ты совсем выходит не въезжаешь.

Виктор возразил:

— Почему получатся следующие? Я ж не в цепь предлагаю добавлять радикалы, а сверху или снизу.

Мельников авторитетно разъяснил:

— Какая в хрена разница? Ты ж не представляешь даже расположение атомов в пространстве. На схеме добавляя радикал к крайнему атому, ты просто удлиняешь цепь. Только рисуешь углерод не по прямой, а загибаешь зачем-то цепь нормального углеводорода вверх или вниз.

Парамонов тоже вмешался:

— Он наверно не был вчера, когда нам Женька объяснял почему нельзя ко второму атому присоединить этил или пропил. Что при этом просто получилось другой углеводород с более длинной цепью.

— А к третьему бутил, — вспомнила Кирпичникова.

Такие бурные обсуждения помогли практически всей группе неплохо ориентироваться во всех особенностях номенклатуры не только углеводородов, но и других соединений. Не только линейных, но и циклических. Потому, что принцип и особенности наименований были нами прочно усвоены.

Неожиданно Раковскому срочно потребовалась помощь моя и Черных. Их факультету профком института поручил срочно подготовить концертную программу, для выступления перед передовиками производства и руководителями сельхоз предприятий, областной слёт которых проходил в одном из городских домов культуры. Старосты групп на всех курсах, волосы на себе рвали, не находя достаточного количества исполнителей. Тут Сашки и вспомнил, что Толик отлично поёт, а я ещё в техникуме был конферансье и вёл концерты. Вызвал нас прямо из лаборатории и объяснил ситуацию. Но мы не испытывали особого рвения пропустить занятия.

Тогда Сашка заявил, что если даже у нас сегодня какой экзамен, то профком может договорится, чтобы нам за заслуги поставили хорошие оценки несмотря на наше отсутствие. Идея так понравилась Толику, что он и меня уломал ехать на концерт. А Сашке велел сказать в профкоме, что у него сегодня экзамен по овощеводству.

Репертуар составляли на ходу в автобусе, пока всю нашу пёструю компанию везли, к месту выступления. Для меня было важно знать, кто после кого будет выступать, чтобы подготовить соответствующие шутки и репризы. Благо перед этой публикой мне придётся выходить впервые, мог использовать любые заготовки из своего богатого запаса.

Приехали вовремя. Даже пришлось немного подождать, пока закончит выступление последний оратор. Уберут стол президиума со сцены и подключат дополнительные микрофоны. Зрители в это время вышли на перерыв. Перед началом концерта, как в настоящем театре было подано три звонка. Когда все расселись на свои места, я вышел к зрителям за занавес и рассказывая о том кто сейчас перед ними продемонстрирует своё мастерство. Успел своими шутками настроить зал на весёлый лад и попросил снисхождения к нашим возможным оплошностям, которые могут появиться исключительно из-за неожиданности и срочности сборов.

Концерт наш нельзя было назвать выдающимся. Зрители смеялись моим шуткам, аплодировали другим исполнителям, но восторженного внимания не ощущалось. Зато все поменялось после того как я объявил, что студент второго курса заочного отделения Анатолий Черных исполнит песню о дружбе из нового фильма «Вертикаль».

Толик сам себе аккомпанировал на гитаре. Когда прозвучали первые аккорды в зале повисла невероятная тишина. Дело в том, что кино это многие ещё и не видели, а песни мгновенно стали популярными. Их транслировали по радио, вышло множество пластинок и у каждого имеющего магнитофон обязательно была записана эта песня. Толик пел очень красиво. Тоже с хрипотцой и мне казалось, что он исполнял песню чуть ли не лучше самого Высоцкого. А потом он, в нужном месте подыгрывая себе на гитаре, ещё и художественным свистом сопровождал мелодию. Когда он допел, зал разразился громогласными аплодисментами. Многие аплодировали даже стоя. И никак не хотели его отпускать, несмотря на мои попытки, с шуткой увести его со сцены. Требовали повторить песню на бис. Толик сдался и опять подошёл к микрофону. Но на этот раз он пел совсем другую песню из репертуара Высоцкого. Таким образом его ещё трижды заставляли петь ещё и ещё. Пришлось исполнить и те песни которые были написаны к фильму но не вошли в него. Он даже потихоньку спросил у меня, а нельзя ли ему здесь спеть, что-нибудь из Высоцкого, которое считается неприличным. Но я категорически ему это запретил, потому, что мероприятие организовано обкомом партии и в зале присутствуют партийные руководители области.

После концерта, когда мы воодушевлённые нашим успехом уже собирали свой реквизит, а девушки переодевались, на сцену из опустевшего зала поднялся Середин. Он оказывается присутствовал на совещании и узнал меня. Поздоровавшись спросил:

— Тебя, что прямо из колхоза выдернули на концерт?

— Нет, я на сессии здесь. А на агрофаке учится мой товарищ по техникуму. Им поручили выступать, а мы с тем парнем, который пел о друге на агрохимическом. Просто выручить решили товарища своего и их факультет.

— Молодцы, выручили на славу. Я до слёз смеялся твоим шуткам. Не знал, что у тебя ещё и артистические таланты.

Перед поездкой на сессию, маме пришло письмо, что бухгалтер из «Шевченково» приедет в СХИ на курсы повышения и привезёт почётную грамоту, которой наградили её за работу инспектором колхоза по кадрам. Он просил, чтобы кто-то из нас приехал в это время в Воронеж, отдать нам эту грамоту. Его приезд совпал с моим пребыванием на сессии. Мы встретились. Свёрнутую трубочкой грамоту, он даже завернул в пергаментную бумагу, чтобы она случайно не промокла. Говорить мне с ним было практически не о чем, да и спешили мы каждый по своим делам. Всякий только передал маме привет от всех работников бухгалтерии и от председателя.

Грамота оказалась непривычно больших размеров, и бумага толстая, чуть ли не картонная, только глянцевая. Была она гораздо больше тех тонких, которые вручали спортсменам или передовикам в колхозе. Видимо потому, что вручалась она от имени облисполкома. Текст был окружён красными знамёнами, а вверху господствовал серый профиль Ленина, окаймлённый дубовыми листьями. Награждалась мама за достигнутые результаты в областном конкурсе архивов. Утверждена грамота была двумя подписями: председателя исполкома, и члена исполкома, и заверена печатью облисполкома.

Мама, когда я привёз грамоту домой и передал приветы от её коллег, даже прослезилась. Жалела, что теперь даже поместить грамоту в рамку и повесить на всеобщее обозрение ей некуда. На работе она могла бы украсить её кабинет. А сейчас не будешь же вывешивать её на стенку в чужом доме. Мы даже фотографии родственников, в сделанных и застеклённых дедушкой рамках не вешали на стены здесь, а хранили в бабушкином сундуке.

Мамины слёзы были понятны. Она чуть не каждый день жаловалась на то, как ей не хватает своего колхоза и родного села. Меня это даже злило немного. Ведь бабушка, гораздо больше прожила в селе, и не особо страдала. А мама обижалась:

— Как ты не поймёшь? Мамка дома сидела все последние годы. Ей лишь бы еду успеть во время и вкуснее приготовить, да в хате и во дворе убраться. Этого ей и здесь достаточно, а я ж среди людей была.

— Так Вы же не раз жаловались, как часто болезнь так доставала, что ни сидеть, ни писать не давала. И говорили, про архивы, за которые грамоту дали, чтобы их правильно оформить, чуть ли не до полуночи приходилось в конторе торчать. А теперь можете полежать, если в боку заболит, и начальство не топает на Вас.

— Даже за те же архивы, за грамоту не перед кем погордиться, что не зря ночи просиживала. Заметили ведь моё старание. Дома бы в районе напомнили другим, как нужно документы оформлять на моём примере. Мои подшивки, даже когда только объясняли правила, уже сразу отмечали, как и аккуратные и, выполненные строго по инструкции.

— Ну, так Вас ведь не забыли наградить и отметить, хоть Вы и рассчитались уже из колхоза, — сердился я.

Мама поясняла:

— Про архивы я зря конечно затронула. Как то само собою выскочило. Меня гнетёт, пустота в которой я неожиданно оказалась. В конторе была постоянно среди людей, а когда в кадры поставили и трудовые книжки заводить стали, так по пути и на работу и с работы люди постоянно останавливали. Может на самом деле и не уважали меня совсем, но обращались уважительно. Говорили не только про стаж, но и расспрашивали как здоровье, как дела. Пойми что такое приятно очень. А здесь? Меня никто не знает, если и встретишь кого, то только поздороваются, и то по местному, а не так как у нас вежливо. А поговорить ведь со встречным нам и не о чем.

— Нашли от чего страдать, что поговорить не с кем. Мы же днём когда видимся не умолкаем, и с бабушкой можно хоть целый день разговаривать о чём хотите. А то, что местные при встрече говорят «Здоров табе» хоть ребёнок ребёнку, хоть ребёнок старику почтенному — так это у них просто традиция такая. К этому просто нужно привыкнуть и не обижаться.

— Я и не обижаюсь. Просто перемены для меня стали такими неожиданными, что я никак не привыкну ко всему. Дома мне внимания было наверно больше всех из колхозников. А здесь даже в магазин не хочу ходить. Местные наверно не видели горбатых, рассматривают как диковинку.

— Не волнуйтесь это скоро пройдёт. В техникуме Федьку Михайлусова тоже вначале как диковинку рассматривали из-за его родимого пятна. А вскоре все привыкли.

Почти сразу после сессии мне повезло попасть в числе специалистов и передовиков колхоза на недельную экскурсию в Москву. Организовывал поездку областной профсоюз работников сельского хозяйства, а местом сбора был объявлен железнодорожный вокзал на станции Воронеж — I в семь часов вечера. Добирались до города кто как сможет. От нашей бригады путёвки получили: я, начальник тракторного отряда Григорий Иванович, заведующая фермой Полина Ивановна и зоотехник Настя, два тракториста, три доярки и телятница.

Морозы немного ослабели, и я решил, что поеду в осенней одежде. Бабушка и мама настаивали, чтобы одевал тёплое полупальто и зимние ботинки, а я утверждал, что так буду выглядеть совсем по-деревенски. Тем более, что в столице народ вообще должен одеваться по последней моде. И чтобы выглядеть тоже модным одел своё демисезонное пальто и туфли. Хотел и шапку не одевать. Бабушке даже поскандалить сильно со мною пришлось по этому поводу.

Я пытался ей доказать, что согласно научным данным организм человека так устроен, что кровь в первую очередь в холод обогревает голову. И поэтому люди даже когда ноги отмораживают, свободно обо всём мыслят, так как голова остаётся тёплой. Но бабушка настаивала на своём. Утверждала, что я когда в Воронеж ездил, форся без шапки ещё не раз в своей жизни пожалею, потому, что голова теперь у меня простужена и будет болеть. И что в Москву они меня с мамой совсем не отпустят, если я не соглашусь шапку одеть. Потому, что там может быть даже холоднее чем здесь. Пришлось согласиться. Да ещё и спортивные штаны настояли чтобы поддел под брюки, а свитер под пиджак.

Чтобы доехать до Воронежа, вначале нужно было добраться до Двориков. Велел ездовому запрячь розвальни, постелить в них побольше сена, чтобы ноги в туфлях в него зарыть и отвезти меня и Настю зоотехника нашей бригады до асфальта. Главный агроном велел и его подождать, чтобы не организовывать себе поездку отдельно. Ездовой укрепил доску спереди, сверху боковых отводов саней и ехал лицом к лошади. Андрей Семёнович, с Настей уселись к нему спинами. А я примостился у самого края розвальней, с тем, чтобы поглубже засунуть ноги в сено. Получилось так, что агроном с Настей уселись на мои ноги, не позволяя им остыть.

Не успели выехать из села, как я обнаружил, что у Андрея с зоотехником нашей бригады налажены отношения, далеко превышающие дружеские. Совершенно не стесняясь меня, он стал обнимать её и крепко целовать в губы. А потом, когда я сделал вид, что задремал в пути, он расстегнул её пальто, забрался рукой под кофточку и стал ласкать её грудь. Такое их поведение меня озадачило. Ведь чуть ли не ежедневно собираясь молодёжной компанией специалистов у Щербаков дома, ничего подобного я не замечал.

Потом, когда мы на Двориках остановили аннинский автобус и уселись с агрономом на одно сидение сзади, а Насте досталось место впереди, Андрей Семёнович спросил:

— Что это у тебя глаза округлились, когда я Настю стал зажимать? Ты что не знал про наши шуры-муры?

— Впервые об этом догадался, — честно признался я.

— Ну ты даёшь! Наши все об этом ещё с прошлого года знают. Мне кажется, что и Анютка тоже догадывается, а ты и не знал.

Жену главного агронома только в библиотеке все называли Анной Васильевной. Андрей называл Анюткой, и мы все тоже дома у них звали её Анютой.

В Москву поезд привёз нас утром в половине седьмого. На привокзальной площади стоял специально выделенный автобус, а у вагона встречала красивая, немолодая женщина, повязанная не платком, а шарфом и с картонкой на которой широким плакатным пером черными чернилами было написано название нашего колхоза. Женщина пояснила, что она назначена экскурсоводом на всё время нашего пребывания в Москве, и что сейчас она устроит нас в гостиницу, а после завтрака сразу повезёт на экскурсию в кремль. Определили нас в гостиницу «Заря». Экскурсовод велела собрать наши паспорта и узнала у администратора какие нам выделили номера. Оказался один номер трёхместный, а все остальные восьмиместные. Андрей как старший представитель колхоза объявил, что в трёхместном номере поселится он, Григорий Иванович, и я. А остальным велел так компоновать свои паспорта, кто с кем желает поселяться в одном номере.

Питание входило в стоимость путёвки. Завтракать повели в огромную столовую, в которой ели посетители всех трёх гостиниц ВДНХ: «Заря», «Восток, и «Алтай». Наше время для завтрака значилось с 9 часов до девяти тридцати. К нашему приходу столы уже были накрыты, и экскурсовод только показала где наши. Потому, что в это время завтракали ещё и множество других групп. Столы были четырёх местные, и нас предупредили, чтобы мы по возможности не менялись местами, и хорошо запомнили, где находятся выделенные для нашей группы столики. Мне показались такие требования слишком строгими. Потому, что на всех наших столах были выставлены совершенно одинаковые блюда. Мне даже показалось, что и другие группы, кормили такой же едой как и нас.

Мы устроились за одним столом всем составом нашей комнаты, а Андрей Семёнович, ещё и Настю пригласил к нам. Завтрак предложили обильный. По большой порции молочного пшённого супа, по две больших и вкусных котлеты с гарниром и по стакану какао, к которому полагалось ещё и по свежей, тёплой круглой булочке с изюмом.

После завтрака поехали в центр столицы. Всю дорогу экскурсовод не умолкала, объясняя через микрофон где мы находимся, что можем видеть справа, а что слева. И чем эти места знамениты. Мы не отрывали глаз от окон. В центре автобус остановился на площади, с которой за деревьями виднелись высокие стены кремля. Пока выходили из автобуса нам успели пояснить, что эти деревья называются «Александровский сад» и что в кремль мы попадём по переходу, который ведёт в башню, распложенною посреди этого сада.

Вначале прохода располагались кассы. Наша сопровождающая подала в кассу какую-то бумагу и нам всем выдали по билету на посещение кремля. Только сразу туда не повели, а потребовали сдать в расположенную рядом камеру хранения все свои сумки. У некоторых мужчин из нашей делегации были портфели, а многие сложили свои перчатки, документы и вещи свёртками в простые вязанные сетки с ручками. У женщин в руках были балетки, ридикюли, а у некоторых тоже сетки. Сдавать в камеру потребовали всё. Даже те ридикюли, которые были немного крупнее мужского бумажника.

По кремлю ходили больше двух часов, и всё равно всё осмотреть не успели. Но важные достопримечательности нам успели показать. И царь пушку и царь колокол, и храмы с захоронениями царей. И про всё это долго и подробно рассказывали. Как всё было, и почему всё в таком виде. И про качество старинной кладки стен, которые не могли разрушить даже забив помещение храма порохом и взорвав его при отступлении французов.

Выйдя из кремля, мы пошли вдоль кремлёвской стены на красную площадь и к мавзолею. В мавзолей тянулась огромная, очень медленно двигающаяся очередь. Экскурсовод пояснила, что организованные группы в мавзолей не принято пропускать, и что у нас будет два свободных дня. Поэтому желающие могут самостоятельно приехать сюда на метро, и попытаться посетить мавзолей. Но предупредила, что для этого потребуется полдня или даже больше. Обход площади мы начали против часовой стрелки. От Спасской башни повернули к храму, к памятнику и к лобному месту, потом подошли к ГУМУ. В магазин заходить экскурсовод не позволила, пояснив, что внутри огромное столпотворение, и группа быстро растеряет большую часть своего состава. Зато предоставила нам полчаса свободного времени походить по площади и сфотографироваться.

Как только она об этом объявила нас окружила целая толпа людей с фотоаппаратами. Предлагали как простые, черно-белые фотографии сделать, так и цветные. За черно-белыми можно было приехать сюда завтра. А цветные следовало ждать три дня. Сначала сфотографировались всей группой. Стали так чтобы видно было кремлёвскую стену и заказали тридцать экземпляров в надежде, что кто-нибудь выкупит для себя сразу две.

Меня заинтересовал фотограф, предлагающий особый вид фотографий. Изображение будет выполнено на специальной фотоплёнке цветной, которую он называл слайдом. При этом изображение в кадре на плёнке будет не негативным, как на тех с которых я сам фотографии печатал, а позитивным. Передающим яркими цветами все детали одежды и естественный цвет лица. До этого мне приходилось видеть как в фотоателье, за дополнительную плату, разукрашивают цветными чернилами черно-белые фотографии, называя это ретушированием.

А здесь было совсем другое. И фотографии были по-настоящему цветными, а не разукрашенными. А заинтересовавший меня фотограф демонстрировал качество своей работы, на примере тех изделий, за которыми вскоре могли приехать заказавшие их. Плёнка со слайдом помещалась в пластмассовый шар, состоящий из двух половинок. Одна из них была белой, полупрозрачной, а вторая красной или синей в зависимости от того чья фотография была внутри — мужчины или женщины. В центре цветной половинки была вмонтирована линза увеличительного стекла. Подняв шарик вверх прозрачной частью, через увеличительное стекло можно было разглядеть очень чёткую цветную фотография.

Решил сфотографироваться для такого приспособления. Андрей Семёнович отговаривал меня. В качестве доводов, напоминал, что эта затея обойдётся мне в стоимость двух бутылок водки, и что за такие деньги можно вполне прилично гулять целый вечер в самом лучшем ресторане. Но я всё же решился. Согласился на такое фото и молодой тракторист Медведев из второй бригады. Только он сильно переживал, не обманет ли нас фотограф.

Деньги отдадим большие, а вдруг когда приедем забирать его на месте не окажется. Фотограф успокоил его и показал палатку их ателье, в которой всегда дежурит сотрудница, которая выдаёт готовые заказы. Я тоже постарался развеять сомнения Медведева, указав, что на тех квитанциях, которые выписывает фотограф, стоит штамп и официальная печать ателье. Фотографируясь, я снял шапку и положил её в портфель. А свой белый шарфик, постарался разместить на груди так, чтобы его хорошо было заметно. Белые шарфы подчёркивали интеллигентность и были только у меня и у Андрея.

Когда, нам предоставили свободный день, вместе с Медведевым с утра поехали забирать заказанные нами шары со слайдами. Он очень переживал, за то, что едем без экскурсовода и не организованно. Поскольку у меня уже был, как я считал богатый опыт посещения городов, старался подробно объяснить, как тому следует добираться до нашей гостиницы, если мы разминёмся с ним в поездке. У гостиницы, на автобусной остановке посоветовал ему запомнить или даже записать, у каких номеров маршрутов автобусов и троллейбуса конечной значится станция метро ВДНХ. Потом возвращаясь у метро следует сесть на один из них, и он обязательно доставит его к гостинице.

При этом я уже знал, что на метро можно доехать почти до любой части города, а до центра города ведут все его линии. Как заходить в метро и как на эскалаторах ехать нам уже показывали, на прошлой экскурсии, когда провели на станцию «Площадь революции» долго там водили по залу, показывали разные скульптуры и поясняли, что они означают, кого символизируют. Потом даже на поезде всей группой доехали до станции «Киевская». Заодно нам экскурсовод пояснила, что если кто не успел зайти в вагон и отстал от других. Ему следует дождаться следующего поезда, а уехавшим вперёд не следует далеко уходить от того места где остановился их вагон на станции назначения, чтобы отставший сразу увидел тех кого догоняет.

На той экскурсии, у нас сразу три женщины и механик гаража не успели сесть в вагон, так Андрей Семёнович, тоже специально оставался с ними, чтобы они не боялись. Потому, что он уже не раз бывал в Москве и умел пользоваться метро. На ВДНХ у меня не получилось без остановки зайти на эскалатор, пришлось после остановки запрыгнуть сразу на вторую ступеньку, а Медведев после меня так замешкался, что даже толпу за собою создал. Но на сходе мы с ним заранее договорились, как ногу переднюю следует поднимать и потом сразу же шагать, даже не дожидаясь пока задняя нога доедет до края эскалатора. Поэтому сошли мы оба очень даже удачно, и как мне показалось, ничуть не хуже самих москвичей. Потом всю дорогу специально демонстрировал Медведеву, как на схемах можно ориентироваться до какой станции следует ехать, и как у работников подземки можно разузнавать маршрут до нужной станции.

Шары для нас уже были изготовлены, и мы получили их в обмен на наши квитанции. Не мог налюбоваться своею фотографией. На переднем плане был я с таким чётким изображением, как будто это и не фото вовсе, а моя фигура в натуре. Была видна кремлёвская стена с башнями. Мавзолей и толпа народу, стоявшие в очереди, для его посещения. Было видно и других людей проходящих по площади. Даже часть здания исторического музея была видна вдалеке.

Получив свой шар Медведев предложил сразу же возвращаться. Но у меня были другие планы. Времени до обеда было много и очень хотелось побывать в таком огромном магазине как ГУМ. К тому же пока ещё не придумал, что привезу в подарок родителям. Но товарищ переживал, что в магазине можем разминуться, и он не уверен, сможет ли один доехать до гостиницы. Поскольку мы пришли на площадь со станции «Театральная» перейдя на неё по переходу со станции «Охотный ряд» он утверждал что не запомнил даже, как и где выходили из метро, а не то, что как делали пересадку на другую линию. Пришлось ещё раз подробно инструктировать его. Рассказал, что если отстанет, то не обязательно искать ту станцию из которой вышли. Можно просто спросить у прохожих как пройти к ближайшему метро. А там потом, глядя на схему можно выбрать любой из нескольких возможных маршрутов до «ВДНХ». В крайне случае, у него хватит денег, чтобы сесть на такси и приехать на нём прямо к порогу гостиницы.

В магазине Медведев, чуть ли не за рукав у меня держался. Но толпа покупателей оказалась гораздо больше, гораздо плотнее и даже гораздо агрессивнее, чем мы могли себе представить. К прилавкам и кассам вообще казалось протолкнуться невозможно. Но даже в проходах люди двигались сплошными потоками, а многие толкались и прорывались навстречу или поперёк потока. Как и боялся Медведев, толпой нас разъединяло несколько раз. Потеряв товарища, я старался задержаться на месте, и он вскоре находил меня. Но на втором этаже, мы разминулись окончательно. По радио постоянно передавали, что если кто потеряется в магазине, встречаться необходимо на первом этаже в центре зала у фонтана.

Спустился опять на первый этаж, нашёл фонтан и почти полчаса ждал товарища там. Но он так и не появился. Переживал, конечно, за него. Но решил, что он уже совершеннолетний, и что я подробно описал ему способы возвращения в гостиницу, решил заняться поисками подарков. Дело это оказалось не простым. У прилавков с товарами были такие плотные толпы, что через головы часто даже не было видно что продают в этом отделе. Там где территория отдела была огорожена, людей было мало внутри. Они ходили свободно и выбирали нужный товар. Но на входе в такой отдел стояли строгие продавщицы, и запускали внутрь всего по несколько человек и то после того, как зашедшие раньше покинут отдел. Длинные очереди к таким отделам порой тянулись через весь этаж или спускались вниз по лестницам, затрудняя проход другим покупателям.

Нашёл отдел, в который очередь оказалась короткой. Там продавались разные сувениры и репродукции картин. решил, что бабушка и мама будут довольны, если я привезу из Москвы копию памятника Минину и Пожарскому, стоящей на красной площадь купил такую бронзовую копию. Можно было ещё потолкаться, послушать музыку, звучащую из радио на всех этажах. Но толпа хмурых, спешащий найти нужный товар покупателей не располагала к присутствию среди них. Направился к выходу.

Ещё далеко от дверей, оказался в плотном сопровождении неожиданных попутчиков. Прижавшись плечом к плечу, одни шёпотом предлагали модные рубашки или туфли, другие, показывая на свёрток в своих руках, утверждали, что могут предложить импортный полушубок моего размера. Услышав, что меня такое не интересует, сразу же отставали. Полный мужчина предложил долгоиграющие заводские пластинки с зарубежной музыкой. Это меня заинтересовало, и мужчина вышел вместе со мною их помещения. Но у выхода товар не стал показывать, а прошёл за угол и остановился и дверей складских помещений. Там он достал несколько красивых конвертов с пластинками. На конвертах были цветные фотографии артистов с гитарами и с микрофонами в руках. Называл исполнителей и ансамбли, но я не знал их. Он же утверждал, что это самые модные группы, и что таких пластинок даже в Москве достать невозможно. Решил купить парочку. Но когда он назвал цену, пришлось отказаться от такой затеи.

Мужчина заявил что из уважения к моему сельскому происхождению готов немного уступить в цене, но я пояснил, что и за пол цены не смогу купить ни одну из этих пластинок. Тогда он поинтересовался, сколько я готов заплатить, учитывая, что предложенное сейчас находится на пике популярности. Когда я назвал свою цену, он засмеялся и быстрым шагом устремился опять в магазин.

В гостинице узнал, что Медведев не заблудился, но рисковать не стал и приехал назад на такси. Номер наш оказался закрытым, но ключ был у дежурной по этажу. Валяться на кровати не хотелось, а до обеда ещё долго ждать и я, закрыв номер, вышел в холл смотреть телевизор. Не явились мои друзья и на обед. За столовой оказалось, что и Настя не явилась. Пришлось мне одному, обедать за четверых. Солянку есть не стал совсем, а шницеля съел три порции. Съел все четыре порции пирожного и запил их двумя стаканами какао.

После сытного обеда задремал на своей кровати не разбирая постели и не раздеваясь. Не услышал даже как вернулись друзья. Проснулся после трёх. Агронома не было, а Григорий Иванович рассказал, что они славно посидели в ресторане. Покушали, выпили немного и потанцевали даже. И что они на этом, не успокоились, а ещё и в номер принесли бутылку водки, колбасы копчёной дорогой и сырков плавленых. Я спросил:

— Вы что обед пропустили, и ещё хотите чтобы и на ужине я за вас отдувался?

Он засмеялся и ответил:

— Нет, вечером мы не предоставим тебе такого удовольствия. Пойдём на ужин вместе, а потом ещё и в номере погудим. А то ты с утра отбился от нашей компании.

После ужина долго сидели в холле у телевизора, а после просмотра последних известий, Андрей Семёнович предложил продолжить их дневной банкет в номере. Хотел отказаться, но меня пристыдили, что отбиваюсь от стада. Пришлось соглашаться. Налили в стаканы граммов по сто. Товарищи выпили залпом, а я пригубив, оставлял и на другой раз. Хотели мне добавить, но я заявил, что нальют когда до дна допью. Григорий Иванович, пошутил, что тогда и закуски мне положено меньше, на что ответил, что могу пить и не закусывая. Он потом весь вечер убеждал, что пошутил, и переживал, что из-за него я каждый раз прихлёбывая водку не закусываю. Зато мне удалось просидеть со своею порцией, до тех пор пока товарищи не допили последние капли содержимого бутылки. Было уже почти одиннадцать, но мои соседи, как мне показалось, движимые лишь парами спиртного собрались идти на третий этаж в гости к женщинам.

Пробовал их отговаривать:

— Скоро одиннадцать. Отбой будет, и нас дежурная не пропустит на чужой этаж.

Щербак возразил:

— Это в бабское общежитие студентов не пускали после отбоя. В гостиницах гостей тоже не запускают после одиннадцати, но внутри можешь бродить хоть до утра, если поселили здесь.

— А для чего тогда на каждом этаже дежурная сидит?

— Чтобы ключи выдавать.

— Так ночью ж никто никуда не выходит.

— А тех которые ночью заселяются должен же кто-то встречать

— Ну идите попробуйте, а я посмеюсь когда дежурная попрёт вас из этажа.

— Нет дружок, не получится у тебя ничего. Как пить так значит вместе, а как по бабам — так в кусты.

— Что нам там у них делать? Завтра на экскурсии всех увидим.

Григорий Иванович, поддержал агронома:

— Пойдём не упирайся. Спать не хочется. Телевизор уже выключили. Будешь сидеть эту оперу-выперлу по радио слушать?

Андрей Семёнович добавил:

— И не забывай, что ты студент, хоть и заочник. А студенты выпивают хоть и редко, но после выпитого обязательно к бабам идут.

Перечить не стал, скорее всего, потому, что водка без закуски и мне стукнула по мозгам. Когда вышли и замкнули дверь номера, дежурная нашего этажа с удивлением посмотрела на нас. Но спрашивать ничего не стала и не потребовала сдать ей ключ.

На третьем этаже, дежурной за столиком вообще не оказалось на месте. Мы прошли к номеру наших колхозниц и Щербак, не стучась, тихонько приоткрыл дверь номера. Свет в номере не горел и трудно было различить даже силуэты кроватей. Мои попутчики сразу же направились вглубь номера. Григорий Иванович прямо, а Андрей Семёнович направо, в угол. Я остался у двери и не знал как поступить дальше. Постояв немного нащупал у двери стул и присел на него. Понял, что у моих попутчиков была заранее договоренность об этом визите. Поэтому и дверь этого номера оказалась не запертой.

Постепенно глаза привыкли к темноте, и в свете уличных фонарей отражающемся от снега стал различать даже силуэты спящих женщин. Вскоре ко мне подошёл Щербак, без обуви. Сказал, чтобы я тоже разулся у двери, и попробовал подлизаться к Зине, из нашей бригады. Её кровать стояла справа у стенки. Зина хоть и была самой молодой дояркой нашей фермы, но по показателем первого года её работы в колхозе оказалась в числе передовиков и была премирована поездкой в Москву. Сняв туфли, взял стул и осторожно прошёл с ним к кровати Зины.

Девушка спала. Посидев немного стал потихонечку гладить её по голове. Вздрогнув от прикосновения она проснулась, сразу же узнала меня и шёпотом спросила:

— А ты как здесь оказался?

Нагнувшись к её уху, я ещё тише чем она, пояснил:

— Не один я здесь. Мы с агрономом и начальником отряда в гости к вам пришли.

Зина немного отодвинулась, но отталкивать меня не стала. Воспользовавшись этим, оставил свою голову на её подушке, а рука моя при этом оказалась на одеяле, закрывающем её плечи и грудь. Начал рассказывать, как днём ездил с Медведевым за фотографиями, и как в ГУМе выбирал подарки родителям. При этом поглядывая в строну своих друзей Заметил как и один и другой забрались под одеяла к своим подругам. Я тоже решил пересесть со стула на кровать Зины. Она не стала возражать. Когда начал целовать её и ласкать тоже не слишком возражала. Но когда попробовал прилечь, стала сопротивляться. Начал было уговаривать, но она категорически заявила, что не допустит такого. Что если хочу с нею дружить — она не станет возражать. Потому что парня у неё нет, а я очень интересный и даже модный очень. Что тогда вполне может согласиться и делить со мною постель. А так как сейчас, когда не известно будем ли мы дружить в будущем, она не допустит ничего подобного. Пришлось обниматься с нею и целоваться просто сидя на краю кровати. Целовался и переживал, за то, что если мои товарищи намерены остаться здесь до утра, то и мне тоже придётся здесь сидеть. Потому, что ключ от номера у агронома. А подойти к нему и попросит отдать ключ было неудобно.

Вскоре заметил, как выбрался из под одеяла Григорий Иванович и уселся вроде меня на краю кровати. Андрей оставался под покровом. Но сообразительный Григорий Иванович, негромко покашлял, в результате чего из-под одеяла выглянула голова агронома. Видимо заметив нас сидящими он тоже встал, заправил в брюки рубашку и подошёл к Григорию Ивановичу. Переговорив с ним, он вернулся к той кровати на которой лежал и стал обуваться. Григорий Иванович, тоже стал искать свои ботинки под кроватью. Обрадованный я быстро распрощался с Зиной, заверил, что в колхозе продолжу свои ухаживания и пошёл к двери обувать свои туфли.

Вышли в коридор, дежурная дремала, склонив голову на подушку уложенную поверх документов на столе. Заслышав наши шаги, растерянно посмотрела на нас и поинтересовалась, не слишком ли мы припозднились, для визитов. Андрей сказал что заблудились и не можем найти свой номер. На её вопрос из какого мы номера, он пояснил, что уже сориентировались и сейчас просто спустимся на один этаж ниже. В номере товарищи признались, что уже давно тайно дружат Андрей с Настей, а Григорий Иванович, с заведующей фермой Барабановой Полиной Ивановной. Расспросили и о моих успехах. Рассказал всё почему-то довольно подробно. Андрей Семёнович засмеялся и передразнивая красноложский диалект писклявым голосом провозгласил: «И ня думай, и ня мысли, и ня дура, и ня дам — жениси, тоды хоть ложкой хлябай».

В колхозе моя роль была хоть и значительной, но никакого напряжения не приходилось ощущать. Зимой у полеводов и трактористов, мало дел в полях. В основном все заняты ремонтом техники, снегозадержанием и доставкой кормов животноводам. В дела животноводов я практически не вмешивался. Настя составляла грамотные рационы, а механизаторы и колхозники обеспечивали доставку и приготовление тех кормов, которые она запланировала. С Зиной после поездки даже ни разу не виделся. Доярки работали в таком режиме, что мои с ними пути практически не пересекались. А искать встречи специально я не планировал. Тем более, что и здесь сделал на упор встреч с приезжими девушками, а не с местными.

К старикам на самом конце нашей улицы приехала красивая девушка Лиза из Воронежа. Она в этом году заканчивала школу, и собиралась поступать в университет. Дружить со мною согласилась сразу. Только провожать её из клуба было далековато. В первый же вечер, нас по пути застала сильная метель, и добравшись до дома её родственников, мы потихонечку проникли в сени. Там было тихо, и не слишком холодно. Прислонил девушку к стоявшей у стенки лестнице, начал страстно целовать её. Лиза не только не сопротивлялась, а даже ощущала слабость в ногах, под влиянием моих ласк.

В разговоре она пояснила, что в школе и в их городском дворе у неё полно друзей и подруг. Но по-настоящему она ни с кем из парней не дружила. И что даже целоваться по-взрослому ей сейчас пришлось впервые. Пользуясь неопытностью девушки, я вскоре уже мог целовать и её грудь. Потом и в трусы удалось запустить свою руку. Понимая, что стоя, только приспустив с неё трусы, совершить половой акт мне не удастся, тем не менее, расстегнул брюки, и прислонился своим окаменевшим членом к её промежности. Лиза затаила дыхание, понимая, что происходит, но сопротивляться или мешать мне делать что делаю даже не пыталась. Возбуждённый начал толчками двигать членом по её лобку и по волосам ниже. Эти движения доставляли неимоверное удовольствие. Когда спросил понравились ли ей мои ласки, она заявила, что ей такое очень даже нравится и попросила, чтобы продолжал.

Наслаждение наше было прервано самым бесцеремонным образом. За входной дверью в доме послышались, шаркающие шаги и в сени вышел дедушка Лизы. Она едва успела трусы поправить и подол платья опустить, а я убрал свои принадлежности в брюки и запахнул полупальто. Дело в том, что ведро для ночных дел у них стояло в сенях, и дед вышел справлять нужду. Поняв, что он в сенях не один, старик был обескуражен. Но внучка пояснила, что мы сейчас выйдем во двор. Заходить обратно в сени, после того как там дед только что облегчился было неудобно и мы распрощались с девушкой. При этом она заверила, что на следующий выходной опять обязательно приедет в село.

Приезжать она стала не только на воскресенье, но каким-то образом сумела организовать свои приезды в пятницу вечером и оставалась до раннего утра понедельника. Дома Лиза рассказала, своим родителям, что серьёзно дружит со мною. Они не возражали и даже похвалили, что сумела найти себе друга имеющего специальность и обучающегося в институте. Лиза дала мне адрес их квартиры, и заявила, что если буду в Воронеже, могу заходить к ним в гости. И если в это время родители окажутся дома, нас ругать, за свидание они не будут.

Тут нам пришло письмо из Бедного. Тётя Ульяна сообщала, что на следующую субботу у них будет свадьба. Юра согласился жениться. Правда невесту ему нашли в Смаглеевке. Потому, что возраст у него был уже не жениховский. Из множества бедновских женщин страстно желающих заполучить его в мужья, достойной не находилось. А смаглеевская хоть и тоже уже не девчушка бестолковая, но не являлась вдовой как местные претендентки и замуж выходить не пробовала. Решили ехать с мамой, тем более что бабушка утверждала, что справится с домашними делами вполне. Попросила только воды побольше натаскать ей из колодца. В колхозе отпросился на три дня. А в Воронеж выехали сразу после обеда уже в пятницу.

В городе в первую очередь решили заняться поиском такого свадебного подарка, который бы был нам по карману, но и чтобы гости непременно обратили на него внимание. Хотя я понимал, что денежки у нас теперь водятся, но догадывался, что умопомрачительных трат мы не будем совершать. Направились в первую очередь в большой магазин на привокзальной площади. Маме сразу же понравился шикарный подарочный набор столовых приборов из серебра в ювелирном отделе. Выглядели предметы очень солидно. Узоры выгравированные на ручках ножей и вилок были совершенно одинаковыми. Весь набор помещался в прочную коробку, внутренняя часть которой была разделена перегородками под каждый предмет и задрапирована красным атласом. Но цена оказалась слишком высокой. Походили по другим магазинам. Съездили и в центральный универмаг, но ничего более достойного. чем этот набор найти не смогли. И мама решилась. Сказала, что это ж не подарок к обычному дню рождения, а подарок к событию, о котором у наших родственников сохранятся воспоминания на долге годы.

Вернулись на вокзал вначале шестого, а поезд отправлялся в двадцать один двадцать. Спросил у мамы не побоится ли она побыть здесь без меня несколько часов, с тем чтобы я съездил в гости, к воронежской девушке, с которой дружу уже третью неделю. Она не возражала. Квартиру Лизы нашёл быстро. Дома была она и отец, а мать явилась буквально перед моим приходом. Увидев меня, Лиза завизжала от радости, а я сам назвал себя, сказал откуда приехал и заявил, что мы с Лизой встречаемся уже не первый раз. Моим визитом хозяева были ошеломлены, и даже явно растеряны. Хозяйка несколько раз извинялась, за то, что ничего не приготовили к моему приезду, потому, что не знали об этом. Пытались меня накормить, но я категорически утверждал, что совершенно не голоден.

Но пить чай пришлось. Думал, что будет такой же вкусный и ароматный как у Мельниковых, потому, что его заваривали в чайнике очень похожий на тот, в котором заваривала нам Константиновна. Но чай оказался обыкновенным, не отличающимся даже от нашего. Хотя домашние признавали, что не умеют правильно чай заваривать и не любят его пить. За чаем хозяева, особенно хозяйка, подробно расспрашивали о семье, о тех местах, из которых переехали в Красный лог, об учёбе. Хозяина больше интересовала моя работа. Ему даже не верилось, что в подчинении у такого молодого находится множество взрослых, опытных и даже пожилых колхозников. Спрашивал, не пытаются ли они опротестовывать мои распоряжения. Прервала их расспросы Лиза:

— Что вы пристали к нему. Я ж ведь уже всё рассказывала. Лучше мы сходим на часок погулять с Женей, пока погода установилась.

Прошлись с ней по освещённой улице, на которой даже поцеловаться негде было. Лиза предложила, пойти в тёмный переулок. Но я сказал, что буду ехать на вокзал, потому, что там меня ждёт мама, и что мы едем на свадьбу к моему троюродному брату. Услащав это, девушка громко и заразительно засмеялась. Дождавшись пока смех утихнет, спросил:

— Что такого смешного я сказал?

— Ты не говорил смешного. Это я с предков смеюсь. Они же в панике от твоего появления. Пришёл вечером — значит ночевать останешься. Мамка отзывала меня и спрашивала, буду ли я ложиться с тобою в одну постель и я ответила, что буду, а отец ворчать начал. Теперь обломаю их за эти переживания.

В Бедное мы с мамой пришли с Пасеково после полуночи, но тётя Ульяна не спала и даже свет не выключала. Теперь и в селе электричество вырабатывали не на колхозной электростанции, а подключили к государственной высоковольтной сети. Утром Юрка с Задорожним и Витькой Калько уехали за невестой. Мама встала рано, и вместе с Моториными и с тётей Олей Орловой готовили угощение для свадебного застолья.

Молодожёнов привезли в село после обеда, и на регистрацию поехали почти все наши родственники. Даже тётю Ульяну заставили собраться и ехать со всеми. Она отнекивалась, утверждая, что без неё не успеют всё приготовить к праздничному угощению. Но народ настоял, что матери обязательно следует присутствовать на таком торжественном событии.

Тётя Ульяна попросила маму, чтобы та проследила, как будут накрывать столы, и поехала с нами в сельский совет. Там уже нас ждали. Помещение было украшено флагами, и большими цветными плакатами на бумаге, изображающими счастливых молодожёнов и молодых родителей с розовощёкими детьми. Только во время церемонии я узнал, что по документам Юрка числится Кудиновым Егором Ивановичем.

После того, как жених и невеста расписались в свидетельстве, и надели друг другу обручальные кольца председатель сельсовета и секретарь поздравили их, Витька выдвинулся на первый план. Он на свадьбе исполнял роли и официанта, и баяниста, и дружка жениха. Стал сразу наливать представителям власти водку в стаканы. Но председатель замахал на него руками и заявил, что им не положено выпивать на торжественных мероприятиях. Что, в крайнем случае, можно по чуть-чуть плеснуть в стаканы, ему и секретарю чтобы они пожелали счастья молодым и символически выпили за их здоровье. Витька, к моему удивлению, оказался очень даже сообразительным. Сделав, так как его попросили, он всё же оставил в кабинете и распечатанную бутылку с водкой и закуски достаточное количество.

Свадебное застолье организовали традиционно. Сначала всех гостей пригласили подкрепиться после долгого ожидания и выпить по паре рюмок водки или вина на выбор. Затем Витька, на красивый расписанный под хохлому поднос установил две рюмки, положил две свадебных шишки и предложил молодым, но молодожёны заявили, что отсылают их родителям жениха. Витька объявил, что молодой и молодая кланяются этими шишками и хмельным тёте Ульяне и Юркиному крестному, которому на свадьбе была отведена роль его отца. У тёти Ульяны Витька узнавал, кому молодожёны будут отбивать следующие поклоны, и консультировался, что наливать в следующие рюмки.

Те, кому поклонились молодые, вставали со своих мест брали в руки шишки и рюмки и высказывали свои пожелания им. Потом объявляли о своих подарках молодой семье. Только Наливайки подарили барана молодого, овцу котную и ярку, на новое хозяйство. Остальные дарили деньги. Витька объявил, что все денежные поступления он с согласия жениха, как главы недавно созданной семьи, будет вкладывать в надёжный банк, потому, что его надёжность гарантирована тремя гербовыми печатями. Тут же был продемонстрирован и сам банк. Он собою представлял трёхлитровую стеклянную банку. Покрытую сверху холщёвым куском материи с прорезью. Материя на горловине банки была туго стянута несколькими слоями льняного шпагата, завязанного узлом «на бантик». Длинные хвосты шпагата, и петля узла были залиты сургучом, на котором были оттиснуты рельефы гербов от обратной стороны пятикопеечной монеты.

Ещё утром, пока я спросонья разглядывал убранство, кивнаты, вспомнилось как мы с мамой ночевали здесь, когда я был маленьким и дедушка Антон был ещё жив. Эти воспоминания и подсказали какой следует произнести тост на свадьбе. Когда подали шишки и рюмка нам с мамой, мы встали. Первой говорила мама. Она пожелала молодожёнам, чтобы они уважали и почитали родителей своих, а им самим здоровья, удачи, крепких и умных детей. После мамы взял слово я.

Получилось у меня не пожелание, а целая речь. Напомнил, что этот дом построил наш с Юркой прадед. Исай Иванович. Что они с женой выростили три сына и дочь, которые стали уважаемыми в селе людьми. Из четверых в живых осталась только дочь Исая Ивановича — бабушка Явдоха, сидящая за этим столом. Что сегодня по отличному поводу собрались представители всех четверых потомков, тех которые строили эту хату. Что среди нашей родни нет ни одного, которого можно было бы обвинить в недостойном поведении. Даже в семье Наливайко, в которой болезнь забрала сына в молодые годы, его жена осталась в составе нашего рода, и не стала создавать другую семью. И что Юре и Полине, следует почувствовать символизм свадьбы в хоте, прежние хозяева которой были хоть и простыми людьми, но оказались очень даже достойными по жизни. Что им следует жить так, чтобы тоже не посрамить честь нашего рода и памяти наших предков.

Пока говорил тост, разговоры за столом затихли, а когда в конце речи, объявил, что мы с мамой лично и по поручению нашей бабушки дарим молодожёнам столовые приборы, которые пусть в течении многих лет напоминают об этом дне — за столом неожиданно зазвучали громкие аплодисменты, как на концертах в клубе. Я так и не понял, чему все зааплодировали или моему пожелания, или тому красивому и дорогому подарку, который мы преподнесли.

Перед тем как ложиться спать, мама подошла ко мне и сказала:

— Ульяна сообщила, что «собирать на кур»они не будут. А мне очень хочется с Люсей встретиться. Давай завтра с утра в Россошь поедем. Тебя ж на три дня отпустили.

Я не возражал. В результате мы уже в первой половине дня были в Россоше. По случаю выходного они были дома. Людмила Ивановна успела и на рынок сходить, а Евгений Стефанович, только завтракал, потому, что почти всю ночь не мог остановиться, делая важные записи, по тому делу, которое его так увлекло. Увидев нас на пороге, он воскликнул:

— Люся, а ты не верила в мой пророческий дар. Видишь, не зря я в постели до обеда валялся, и заявил, что одному трапезничать не с руки — теперь блины горячие будешь подавать для троих, а не одному.

Услышав, что заехали к ним всего на пару часов, хозяин даже чай пить не стал. Объявил:

— Вы тут с Ксенией пока косточки перемоете сельчанам — мы в кабинет. Попробую у Жени побольше нужной информации выудить.

Интересовало Евгения Стефановича очень многое. Просил рассказывать о таком, чего я совсем даже не относил к важному или значимому. Хотел знать чем колхозники сейчас занимаются, что делают в колхозе, и какие у них домашние заботы. Заставил меня задуматься когда поинтересовался:

— В домашнем хозяйстве ладно, думаю не один твой Кургуз, так усердствует и душу вкладывает в усовершенствование пород этих кур и кроликов. А вот скажи, не удавалось, ли тебе замечать у людей на колхозных работах, подобного энтузиазма?

Естественно, что подобного анализа я не делал и даже не задумывался над таким вопросов. Думал долго, даже плечами пожимал и не слишком уверенно стал пояснять:

— Я ведь в этом колхозе только с осени работать начал. Поэтому мало ещё что запомнил. Наряды каждый день, кроме воскресений и праздников даём людям на работу. Отказываются, только если кто заболеет или дела очень важные и срочные дома наметили. А так идут без возражений. Конечно на тяжёлую или на грязную работу с меньшем желанием. Но всё равно делают всё что поручаю.

— Ты меня не совсем понял. Мне хотелось знать, бывает ли у людей на колхозной работе, такие вот увлечения как ты только что про страсть Кургуза рассказывал?

И тут я вспомнил про хмелеводов:

— Я заступил на должность когда урожай хмеля в колхозе убрали, но главный агроном рассказывал мне про них. Звеньевой хмелеводов, Захар Львович подобрал себе в звено таких помешанных на этой работе, что они если их днём не пустить на плантацию, когда пришло время срочных работ, так они ночью выйдут и бесплатно будут делать всё что нужно.

— Вот, вот. Здесь особенно важно, что ты утверждаешь будто они поспешат сделать нужное даже бесплатно.

— Мне пока, такого самому наблюдать не приходилось. Это я со слов Андрея Семёновича Вам пересказываю.

— Это совершенно не важно, я ведь не следствие веду, а пытаюсь найти подтверждение своим догадкам. Твои сведения прямо окрыляют меня. Это пример подтверждает, что люди могут и в общественных делах, так увлекаться своею работой, если она у них любимая, что с радостью могут осуществлять её и без оплаты и без принуждения властей.

— Не знаю может они это ради славы делают? Потому, что научились выращивать самый лучший в области хмель. Агроном главный говорит, что может даже лучший в стране.

— Причины мотивации здесь не важны. Для меня важно получить примеры именно когда добровольно, не по приказу, не из-за необходимости зарабатывать средства к существованию — трудиться на производстве люди могут так же увлечённо как у себя дома.

Поняв ход его мыслей, я добавил:

— Тогда Вам может понравиться и то, как две доярки, не из-за денег, а просто так вроде бы как соревнуются между собою. Мне зоотехничка нашей бригады рассказывала про них. Там одна пожилая уже славилась тем, что коров в своей группе содержала в такой чистоте, как детишек дома культурные матери содержат. Она даже в передовиках не ходила и надои у неё средние по ферме были, а вот за коровами своими ухаживать она времени не жалела.

— Как я понял, за чистоту животных дояркам колхоз не доплачивает?

— Нет, конечно. Заведующая следит только, чтобы вымя хорошо мыли перед дойкой. А бока сзади и животы во время стойлового периода у коров все в навозе обычно. Коровы ж на привязи. А навоз скотники из-под них всего два раза в день убирают.

— А какие ж меры предпринимает эта чистюля?

— По словам Насти, она времени на уход тратит чуть ли не больше чем на дойку. Приходит раньше всех и уходит последней. Она и навоз вместо скотников у своих коров сразу старается сгребать, как только лепёшка появилась. Все доярки только объедки из кормушек, выбрасывают под ноги коровам, а она ещё и соломы дополнительно приносит на подстилку. И щёткой вычёсывает каждую ежедневно. Ведь если не вычёсывать грязь с боков и живота у коровы, то за зиму у неё наслаивается и засыхает такое её количество, что они до середины лета не очищаются. Она если какая подопечная сильно испачкается, даже водой горячей, которую для мытья вымени греют, моет такие места.

— Ты ж говорил, про соревнование.

— Да, летом к ним на ферму поступила после школы молодая доярка. Она на хорошую группу попала. Поэтому быстро в передовые выбилась. Так она тоже пристрастилась так же ухаживать за своими коровами. Даже хвосты им расчёсывает, чтобы пушистыми были. Теперь их две таких. Приходят раньше всех доярок и после дойки ещё по целому часу возятся со своими Зорьками. Даже тайно ходят сравнивать как выглядят коровы у соперницы.

— Если я правильно тебя понимаю, то это ни чем не отражается на их зарплату.

— За красоту коров не платят конечно. Хотя молодая в передовиках. А если надои выше, то и зарплата у неё выше, и премия может быть по итогам. Но их пристрастие хлопот лишних доставляет ого сколько. Я с этой молодой подружиться хотел, так ничего не получается. Она даже в клуб не ходит. Даже когда кино интересное. Им же в пять утра дойку утреннюю следует начинать. И до фермы ей идти больше километра по любой погоде. Поэтому она после вечерней дойки сразу спать ложится, чтобы утром не проспать.

— Этот твой пример, ещё надёжней подтверждает мои догадки. Ведь девушка идёт на определённые лишения. Не может получить те прелести жизни, которые ей могли быть доступными, и которые так важны для молодёжи. И всё это совсем не для денег, а ради достижения поставленных перед собою целей.

Следующая тема тоже оказалась из тех которую. я не считал проблемой. Хозяин очень подробно и дотошно стал расспрашивать о том, как в селе относятся к спиртному. Пояснил, что в нашем колхозе выращивают сахарную свеклу, следовательно самогона люди могут гнать столько сколько вздумается. Но этим делом занимаются чаще всего одинокие старухи, для которых продажа его является важным подспорьем в деньгах. У других аппаратов нет и пить свекольный самогон даже у рядовых колхозников считается позорным. В моей бригаде всего два таких пьяницы. Хотя и их я не часто вижу в сильном подпитии. Ещё на нашей улице живёт семья, в которой муж нормальный, а жена запойная. Она даже из-за этого считается вроде бы как больной. Ей и наряд не ходим давать. Когда выходит из запоя по хозяйству дома управляется. Стирает, гладит, убирает всё, что во время запоя накопилось. Самогоном обеспечивает себя сама. Когда в нормальном состоянии готовит его на будущее. Муж не мешает, потому, что в противном случае она будет искать выпивку на стороне, и ни с чем не посчитается, чтобы достать её. Рассказал и о закусочной.

Евгений Стефанович и в этих рассказах сумел найти подтверждение своим выводам:

— Опять, ты говоришь то, что поддерживает мои догадки. В народе во все времена отрицательно относились к выпивающим. Посмотреть так и сейчас власти, преследуют тех, которые вздумают распивать спиртное в общественных местах, на виду у детей. В городе таких милиция быстренько под белые рученьки уводит в вытрезвители. И в сёлах, выходит не любят пьющих без разбору всякую гадость. Но это всё вроде бы как на словах. На деле, везде всеми силами, способствуют расширению употребления спиртного. Вон даже в селе небольшом закусочную построили.

— Так в закусочной же культурно всё устроено. И оттуда мужики любого алкаша в шею вытолкают.

— В том и заключается ошибка, что придумали оправдание в культурой выпивке. Я тут посмотрел некоторые цифры. Государство имеет огромные поступления, благодаря монополии на производство этой гадости. И для увеличения таких доходов выдумали, про культурное употребление. Раньше с осуждением смотрели если мужчины выпивали, а теперь даже женщинам предлагают такой своеобразный отдых. Слушал по радио, как доктор, вроде как по научному, использую всяческие медицинские словечки, распинался о пользе для здоровья, от маленьких порций перед едой. А о последствиях того, что население приучат к выпивке, которая вначале станет обязательной, а потом и критически необходимой — не задумываются. Надеюсь, что есть здравомыслящее, которые в отличие от того доктора, все же понимают как такое на будущее пьющих отразится.

— В нашем селе, хоть женщины не ходят в закусочную. Потому, что село староверческое, а у них порядки намного строже чем у нас.

Хозяин воскликнул:

— Слушай, ты прямо как находка неожиданная для меня! Не думал, что староверческие поселения могут оказаться в наших местах. Насколько я узнал, эти люди уходили селиться в такие недоступные места, где их никакая власть достать не могла. Меня с некоторых пор очень интересует многие их особенности и знания. Даже пробовал найти возможность, через сибиряков знакомых, наладить переписку с такими. Но пока ничего не выходит. А тут оказывается рядом есть такое поселение.

— Евгений Стефанович, я наверно неправильно выразился. Село у нас обыкновенное. Но есть семьи, которых считают староверами, а про других говорят, что они из семьи староверов. Но их вроде бы такими не считают. У меня даже друг есть из такой семьи. Марк Григорович, зоотехник главный. У него отец, уважаемый среди староверов и законы все их соблюдает. А про Марка говорят, что он из староверческой семьи. Наверно потому, что у него жена из вашей Россоши, и сам он в партию вступил, ещё когда в институте учился.

— А ведут староверы себя как?

— Не знаю. Я не могу отличить ни по чём старовер это или нет. Вот только они на некоторые вещи смотрят, как-то по чудному. По особенному.

— Вот эти-то особенности больше всего и интересуют меня. В чём они заключаются?

— Не знаю. Наверно даже и примеры не смогу никакие привести. Если там живёшь, то как-то чувствуешь такое. А словами у меня объяснить не получится.

— Вот в этих твоих чувствах, должно быть важное значение. Попробуй вникнуть в них и обязательно поделись со мною, если, что поймёшь. Если не приедете скоро, то в письме попробуй хотя бы коротко описать, что почувствуешь. Может ещё что необычного запомнилось?

— Забыл сказать. Красный лог, многие знают потому, что в нём колдун живёт. Он кстати тоже старовер. И к нему ездят, в надежде вылечиться от болезней всяких, не только из нашей области. Даже из далека приезжают, из той же Сибири рассказывают специально к нему поездом по несколько суток добираются.

— Он их вылечивает всех?

— Не знаю. Но думаю вряд ли. Ведь он колдун. Проще ж больницу пойти чем ехать кто знает куда к колдуну. Про то вылечил ли кого не знаю, а про то, как он подшутить может над кем захочет, слышал.

— Как?

— Поехала к нему семья целая из Воронежа. Муж с женой и ребёнок. Они себя вылечить, хотели от каких-то хворей, а особенно ребёнку надеялись помочь, который сильно страдал от чего-то. От Двориков они пешком шли, и муж всё время ругался с женой, что зря только время потеряют, что наверно в селе просто хитрый мужик живёт, который байки про себя специально распространяет всякие, чтобы деньги выдуривать. Она тоже сомневалась в способностях Серёги, но убеждала, что раз уж решились, приехать, то не возвращаться же с полпути. Стоит зайти к колдуну и на месте посмотреть, что он делает. Так он им за эти слова такое устроил!

— Ругался?

— Нет. Они целый день, почти до вечера, ходили по селу — дом Серёги не могли найти. Спросят у людей — те им подробно всё расскажут. Покажут даже направление, в котором идти следует. Но они вскоре сбивались с пути. Даже на нашу сторону речки переходили, хотя Серёга на другом берегу. Еле волоча ноги, добрались таки к нему. А он смеётся: Спрашивает «Как я вас погонял по селу? Это я специально, чтобы не думали, что ничего не умею делать»

— А ребёнка вылечил им?

— Не знаю. Слышал просто, как смеялись, что над людьми подшутил.

— Может ещё что слышал от местных про его способности?

— Местные уверены, что колдуны, могут знать, что кто думает, и что с кем будет. Слышал, про Костика — отца Серёгиного. Он уже умер. В войну к нему многие солдатки ходили узнать, за своих мужей, у которых они на фронт попадали. Две кумы или соседки не знаю, пошли к нему за этим. Идут, а одна всё время жалуется, ругает сама себя. Мол, зачем решилась идти. Дома дети голодные, кормить нечем, а я последние два яичка взяла и несу колдуну заплатить. А он может и не скажет ничего толком. И как только они зашли в дом, колдун закричал на неё: «Не нужны мне твои яички! Свари их и детей лучше покорми, чтобы не голодали!» Но отказывать в предсказании не стал. Пояснил, что муж её придёт вскоре по ранению. Что дождутся они с ним пока дети взрослыми станут. От голода они не пропадут, а выживут несмотря на лишения, которые им ещё предстоят. Так всё потом и оказалось.

Когда гости ушли, Евгений Стефанович места не мог себе найти от нахлынувших мыслей и обобщений. После госпиталя, он просто собирался немного расширить свои не военные знания, рассчитывая, что сможет учительствовать в школе или в училище, демонстрируя себе и людям пользу, несмотря на инвалидность. Но неожиданно получилось так, что с головой окунулся в проблему, решать которую не брались даже известные выдающиеся личности прошлого и настоящего. Проблему, затрагивающую положение дел во всей стране.

Необозримая величина предстоящего не пугала его, а наоборот придавала новые силы. Даже укоренилась мысль, что у других, возможно гораздо более талантливых, из-за необходимости решать важные текущие дела, может не оказаться даже времени для осознания такой необходимости. А ему ограниченному возможностями инвалидной коляски, самой судьбой определено попытаться решить вскрывшиеся проблемы.

Что привело к таким мыслям, даже сам не понял. Непоколебимо веря в совершенство и справедливость социалистических принципов и представлений, он ещё действующим офицером иногда обращал внимание, что, при реализации социалистических лозунгов, на деле иногда люди действуют не справедливо, а порою и не честно. Думал, как можно исправить такое. А когда узнал, что основоположник коммунизма, указывал, на то, что в нашей стране, при строительстве социалистического общества для победы коммунизма следовало опираться на традиции крестьянской общины, а не на диктатуру пролетариата, у него закралась мысли о возможности усовершенствования социализма. Возможно потому, что руководители партии и государства не обратили внимания на мысли вождя, сейчас и происходят такие ошибки? Понимал, что для осуществления задуманного необходимо знать очень много, и что поиск новых, совершенных подходов может занять годы. Но это его не пугало, а давало надежду. Если он сможет хотя бы немного продвинуться в решении таких задач, то принесёт пользы стране и людям, возможно даже больше, чем он был полезным до аварии.

С раннего детства он был приучен планировать и просчитывать свои поступки и намерения. Теперь тоже, намечая очерёдность шагов, понял, что основу для совершенствования настоящего следует искать в прошлом. И даже не в том прошлом России, на которое указывал Карл Маркс, упоминая об особенностях организации общества на наших территориях. А в гораздо более раннем. Задуматься об этом его заставила жена. Она мимоходом подсказала, что задолго до создания религий, люди каким-то образом строили свои отношения. Что и в незапамятные времена обязательно встречались талантливые, мудрые люди, которые подсказывали другим как нужно жить. Обдумывая это, пришёл к выводу о необходимости искать в очень далёком нашем прошлом, то, что позволило сформировать, совершенствовать и веками защищать и оберегать основы общинных отношений.

Будучи в совсем недавнем прошлом убеждённым атеистом, он под влиянием этих мыслей, в какой-то мере поменял и своё отношение к религиям. Признал наличие мистических возможностей религии. Поверил, что его жене, помогали: молитвы матери, а освящённый крестик нательный защитил её от непоправимого в сложные моменты жизни. В результате изменения представлений, он не успокоился на признании новых взглядов, а наоборот ощутил необходимость понять то, как жили люди до возникновения религий. Каким было до религиозное общество? Как оно было устроено? Враждовали ли люди? Или жили дружно. Чем руководствовались, налаживая отношения между семьями, между поселениями, между родами?

Новые представления способствовали возникновению ещё большего интереса, чем к организации того стародавнего общества, к стремлению понять как тогда проявлялись и применялись людьми мистические знания и возможности. Поняв, что религиозное, не телесное воздействие, а духовное влияние слов, жестов, песнопений, омовения, окуривания способны оказывать значительное влияние на человека сейчас — наделся постигнуть, какие возможности подобного плана были у людей в прошлом. Одновременно углубился в изучение доступных религиозных книг разных религий. Искал между ними сходство и различия. Понял, что основывались все религии, на каком-то духовно-мистическом прошлом, а возможно и на важных научных данных, которые может быть оказались утраченными, в результате всяческих катаклизмов, произошедших за многие века. Восторгался масштабностью знаний и духовных возможностей прошлого, если их осколкам хватило материалов для создания нескольких религий. Видимо буддисты запомнили и используют одно, шаманы, другие, христиане и мусульмане третье, а иудеи ещё какое-то. Значит существовавшее до этого, было намного более емким и глубоким.

С ещё большим усердием он искал свидетельства наличия духовных возможностей у предков наших народов, наверно потому, что Маркс отметил именно наличие у них особых полезных качеств, происходящих из прошлого. Пытался понять, кем являлись древние маги, о которых упоминалось в «Ветхом завете» Библии. Искал сведения о волхвах, упоминаемых в «Евангелие», и восторженно описанных Пушкиным. Многие из этих поисков помогли получить новые, порою отрывочные или даже вызывающие сомнения сведения.

Появилась уверенность, что в среде староверов, отколовшихся от православной церкви России, в период её реформирования, были признаны не только христианские правила, но сохранились, и нашли возможность сосуществования с христианством более давние, до религиозные духовные представления и способы воздействия. Поэтому он настойчиво искал возможности связаться с носителями таких секретов. И с Сергеем из Красного лога решил непременно встретиться. После рассказов Жени, он понял, что тот которого обзывают колдуном, явно обладает какими-то из тех возможностей, которые передаются староверами из поколения в поколение. И что Сергей и его отец Костик никакие не колдуны, а настоящие кудесники, из тех каких воспевал великий русский поэт.

Когда Евгений Стефанович, решился на немыслимые усилия, призванные по их успешному завершению в корне изменить, резко улучшив жизнь наших людей, а ещё этим и обеспечить заметное ускорение в развитии самой страны — ему показалось, что стали случаться неожиданные совпадения, помогающие находить нужные материалы и получать неожиданные сведения. Теперь же у него закрепилась надежда, что некая неведомая, скорее не материальная сила, начинает непонятным способом помогать ему в его грандиозной затее. Считал, что и книжка со статьёй о русской общине, оказалась в его руках не случайно. И сегодняшние разговоры с Женей, подтвердившие его предположения о состоянии советского общества, и открывшаяся возможность пообщаться с таким, с которым очень даже хотел встретиться — поддерживали такую надежду.

С наступлением весны дел и забот у меня заметно добавилось. Начинались полевые работы и тут обнаружилось, что у меня, несмотря на то, что считал себя сельскохозяйственным специалистом, обладающим обширными знаниями в агрономии — на самом деле не имел даже малейшего опытом их практического применения. И несказанно был благодарен Андрею Семёновичу, который ненавязчиво, но настойчиво и требовательно добивался постижению меною этих азов. Учил, что проконтролировать глубину заделки семян и даже их густоту можно с большой точностью, если разгребать ладонью землю, не вдоль хода сошника, а поперёк. Показывал, как проверить ровную ли подошву создают культиваторы, при подготовке почвы для посева. Уточнял, знаю ли я, о самой важности ровной подошвы для получения дружных всходов? Пояснял, почему необходимо проверять качество работ не только на краю поля, но и обследовать его по всей ширине обработанного участка. Я быстро набирался опыта. Но не переставал удивляться тому, что и Кургуз, и Григорий Иванович, не имеющие агрономического образования, хорошо владели такими секретами.

У всех руководителей и специалистов колхоза, в распоряжении имелись персональные транспортные средства, обозначенные в ГАИ как гужевой транспорт. Только у Ильина, в распоряжении имелась «Волга». Все женщины такого ранга ездили на двуколках, и некоторые мужчины тоже. Так Андрей Семёнович тоже пользовался двуколкой. Говорил, что на ней он может проехать по любым неудобьям. И Сашка инженер, тоже двуколкой пользовался, ссылаясь на то, что если поедет на линейке, его попросят попутно загрузить такое количество запасных частей и деталей, что впору будет воз запрягать. Остальные мужчины ездили не линейках. И парторг Иван Маркович и ветврач Тюрин Сирафим Павлович, и Марк Григорьевич, и бригадиры. Специалистам не приходилось даже самим ухаживать за своим транспортом. Конюхи обязаны были следить за их состоянием и даже втулки колёс своевременно смазывать

У нас на бригадном дворе, тоже стояла предназначенная мне линейка. Бригадный кузнец даже все четыре шины на ней перетянул к весне. Но лошади персональной я пока не выбрал. Хотя в нашей компании часто говорили о том, как кто балует своих лошадей. Кто чем их угощает. Поскольку работы прибавилось, пришло время и мне осваивать этот вид транспорта. Во время очередного застолья у агронома, спросил у зоотехника:

— Марк Григорович, я ещё со школы привык к резвым лошадям. И мне совсем не нравится как агроном и начальник отряда постоянно стегают своих кляч, когда хотят заставить перейти с шага не рысь. А я хочу свою, когда нужно и в галоп пустить, если спешить буду. Давайте подберём мне такую лощадь, чтобы я только показал ей хворостину, а она уже неслась вскачь!

Настя перебила:

— Зачем тебе Марк Григорович? Ты же сам можешь скомандовать, и наш конюх предоставит тебе любую.

— У нас в бригаде нет путёвых. То тощие, какие-то. То если упитанный, так такой мерин неповоротливый, что об него не одну дубину придётся измочалить, чтобы он рысью затрусил.

Зоотехник с задором воскликнул:

— Могу предложить такого резвого коня, от которого, ещё не запрягая откажешься!

— Почему это откажусь?

— Самый резвый в колхозе, да и во всём районе — наш племенной жеребец. Он чистокровной орловской породы, и даже до трёх лет тренировался для участия в гонках. Но он настолько дикий и свирепый, что его не то, что запрягать, а даже из конюшни выводить конюхи боятся.

Оказалось, что не прошедшего какой-то отбор для участия в гонках, этого жеребца, совершенно случайно удалось купить нашему колхозу на племя, чтобы улучшить качество потомства, не слишком резвых колхозных лошадей. Но жеребец оказался такого крутого нрава, что от его зубов и копыт успели пострадать многие. И выводят его теперь только для случки. Чтобы просто вывести жеребца из конюшни приходится прибегать к всяческим ухищрениям. Его даже взять за недоуздок удаётся, если он сам, по какой-то причине высунет голову, за калитку стойла. Тогда один его удерживает, а другой быстро одевает уздечку, взнуздывает, и прицепив за обе стороны уздечки по вожже, вдвоём выводят жеребца из конюшни. Но и в таком сопровождении, он застоявшись в помещении, закусив удила, начинает носиться по двору, волоча за собой обоих конюхов, со всех сил упирающихся ногами в землю.

Выслушав рассказ зоотехника, я уверенно заявил:

— Вот такой конь мне и нужен.

Андрей Семёнович, предостерёг:

— Не глупи! Он разобьёт тебя насмерть в первые же минуты. Да его ни разу и не пробовали даже запрягать за эти два года в колхозе. В упряжке, он только на коннозаводском ипподроме бегал.

— Ничего страшного. Чтобы обломать ему характер запрягу вначале в воз, в котором тонну песка загрузим, а потом по ведру песка выкидывать будем, пока не приучим в линейке ездить, — предложил я цыганский вариант обучения норовистых лошадей.

Неожиданно меня поддержал и зоотехник:

— Молодец, что предложил. Завтра же дам распоряжение передать жеребца, из центральной фермы в твою бригаду. В том, что сумеете приучить его к езде в упряжке, я конечно очень сомневаюсь. Но зато избавите меня от постоянных жалоб и причитаний фермовских конюхов. Они спят и видят избавиться от этого чёрта.

Договорились, что на следующий день я к десяти часам приду на ферму к Полине Ивановне с накладной на передачу жеребца, а её конюхи отведут его в конюшню нашей бригады. К десяти и Марк Григорович приехал на ферму. Жеребца долго не выводили, а когда вывели он резво понёсся в сторону кобылы зоотехника, подумав наверно, что её привели на случку. Жеребец оказался грязным и не ухоженным, но его шикарная грива, необыкновенная серая, в яблоках масть, резвость и неукротимый норов завораживали.

Одного конюха от такой прыти даже на землю повалило, и тащило волоком вслед. Другой, стараясь второй вожжой повернуть жеребца в сторону, тоже еле мог устоять на ногах. Зоотехник быстро заехал своею двуколкой в тамбур коровника и крикнул конюхам, чтобы урезонили жеребца. Но это у них плохо получалось. Разыгравшись, он то устремлялся к одному из них, ослабевая эту вожжу, в то время как другой не мог удержать его. То тут же кидался в сторону другого, несмотря на усилия первого.

При этом сделать растяжку на обе вожжи у них не получалось, и конюхи кричали зоотехнику, о том, что боятся быть затоптанными этим буяном. Постепенно им удалось остановить животное, крепко натянув обе вожжи в противоположные стороны. Но вести жеребца на выход с территории фермы не получалось. Как только они пробовали двигаться вперёд жеребец начинал приближаться к одному из них, или упирался всеми четырьмя в землю, так что не сдвинешь с места.

Поняв, что конюхи не в состоянии будут довести жеребца до нашей бригады — сказал, что я сейчас сам поеду на нём верхом. Марк Григорович, запротестовал, а конюхи обрадовались несказанно и стали уговаривать его согласиться. Я убеждал зоотехника, что со школьной скамьи лихо ездил верхом на лошадях. Что на каникулах в школе, когда пас колхозное стадо соревновался со своими старшими друзьями даже в выполнении элементов джигитовки. В конце, концов зоотехник согласился и велел вынести седло. Но я вспомнил, как меня Кукла тащила волоком по земле, когда я свалился с седла, застряв ногою в стремени, и сказал, что поеду без седла. Тем более, что жеребец упитанный очень, и на спине у него буду сидеть как на плотной подушке.

Смущало только, что не чёсаные, грязные бока сильно испачкают мои дорогие шерстяные брюки. Предложил молодому конюху, временно поменяться штанами. Он с радостью согласился, лишь бы не мучиться выводкой жеребца. Попросили любопытствующего скотника, подменить его на растяжке и мы быстро переоделись. Жеребца надёжно удерживали на месте. Я на всякий случай, если придётся усмирять норовистого, нашёл среди мусора надёжный прут ивовый. Подошли к моде жеребца вместе с зоотехником и двумя скотниками. Я поправил повод, так чтобы сразу мог его натянуть. Предупредил скотников, чтобы они, как только я окажусь на верху, сразу же отстёгивали вожжи, создающие растяжку. Согнул левую ногу в колене, попросил, чтобы Марк Григорович придержал её помогая мне запрыгнуть на спину жеребца.

Не успел как следует обхватить бока жеребца ногами, как скотники отстегнули вожжи. Очумевший от такой бесцеремонности жеребец, смешно подпрыгнул всеми четырьмя ногами на месте, и начал бешено брыкаться задними ногами, чуть не зашибив и зоотехника и скотников. Но я уже крепко сжимал свои ноги и сидел на широкой спине как влитый. После очередного прыжка, легонько стегнул прутом по крупу. Жеребец ринулся вперёд и неожиданно с разбегу встал на колени и повалился на бок, пытаясь стряхнуть и раздавить седока на своей спине. Но его размеры мешали сделать такое мгновенно. Это позволило мне, можно сказать даже не слишком спешно, отставить одну ногу в сторону, опереться ней о землю и спокойно встать рядом. Жеребец в ярости, даже пробовал перевернуться через спину. Но когда он начал вставать я быстренько опять запрыгнул ему на спину. Так что вставал он на ноги уже со мною на спине.

Встав на ноги, жеребец понёсся к выходу из двора. Но бежал он, закусив удила, и сильно повернув голову в одну строну, как показалось, пытался даже укусить меня за ногу. Отодвинув эту ногу назад, тянул повод в другую сторону. Потому, что не глядя вперёд, животное на бегу, могло влететь в любое препятствие и сильно пораниться. Но жеребец не слушался. Тогда я со злостью стеганул прутом ему между ушами. Лекарство помогло! Жеребец выпрямил шею и стал слушаться повода. Обогнув гараж, направил жеребца не по дороге, а по вспаханному с осени, только заборонованному, но ещё не засеянному полю.

Выбрал такой путь преднамеренно, чтобы побыстрее обессилить животное. Земля была рыхлая, и копыта тонули в ней на большую глубину. Вскоре темп бега стал ослабевать, но я не позволял этого, и с усилием хлестал по крупу жеребца. Вскоре почувствовал, что штаны промокли от лошадиного пота, а с его боков стала валиться белая пена. Возникли даже сомнения, не загоню ли его до смерти, из-за того что он два года простоял недвижимо в стойле. Но желание поскорее перебороть норовистый характер жеребца, заставляло рисковать. Одновременно обнаружилась очень редкая особенность хода жеребца. Рысью он бежал иноходью, а не прыжками. От этого меня на его спине не то, что не трясло, а даже и не покачивало. Сразу решил, что если не удастся приучить его ходить в упряжке, то с удовольствием буду ездить верхом. Так как комфорт на иноходце казался гораздо большем, чем даже при езде на самом крутом мотоцикле. И проехать верхом можно по любому бездорожью.

Во двор бригады заехал шагом, на храпящем от изнурительного бега жеребце. Там меня уже с нетерпением ждал конюх, сообщивший, что плотники успели соорудить новое закрытое стойло в конюшне, для новосёла. Спешившись сказал ему, что заводить жеребца в стойло пока не будем. Потому, что он очень грязный, нечёсаный наверно несколько месяцев. Заставил принести пару скребниц и мы вдвоём начали вычёсывать живот, бока т ноги жеребца. Он стоял смирно, не брыкался, не кусался. Казалось ему даже нравился такой уход. А меня растрогало, то, что жеребец, как бы подчёркивая мой превосходство, и свою покорность постоянно пытался положить свою голову на моё плечо. Когда ему это удавалось, я гладил его по щекам и говорил комплементы. Потом заставил принести несколько вёдер тёплой воды из телятника, и макая в вёдра жгуты сена, мы тщательно вымыли всего жеребца от головы и до самого, длиннющего и пушистого хвоста.

Когда завели с конюхом жеребца в стойло, он не препятствовал уходу конюха, но мне не позволял выйти, загородив путь к калитке. Пришлось, чуть ли не со слезами от умиления пояснять ему, что у меня ещё много важных забот и дел. Что назавтра мы опять с ним встретимся. Еле ушёл с конюшни. И всю дорогу домой на обед жалел, что не захватил заранее ничего вкусного. Дома мама посоветовала взять на гостинец жеребцу несколько кусочков сахара рафинада. Она где-то слышала, что кавалеристы всегда угощали своих питомцев таким лакомством. Ещё на подходе к конюшне услышал радостное ржание жеребца. Подумал, что это он так прореагировал услышав мой голос. И не ошибся. В дальнейшем, как только жеребец слышал та территории бригады мой голос, он всегда приветствовал меня громким ржанием.

Шорничать конюхам в нашей бригаде, помогал пожилой уже, давно вышедший на пенсию тесть Павла Михеевича, Курагин Григорий Григорович, по прозвищу Кочёт. Он когда узнал, что в бригаду приведут орловского рысаки серого в яблоках, с утра ждал этого явления, но отлучился на обед и прозевал наше появление. Зато, после обеда успел полюбоваться животным и заявил мне, что для такого жеребца необходима особая упряжь. Что сбруя не должна быть обычной серой, что он обязательно вымочит её в дёгте, чтобы она стала смолянисто чёрной. Что уздечку изготовит вручную, с узорами, и чембур на недоуздок сделает специальный, с узлами и медными колечками между ними, для особенного, тихого, но мелодичного перезвона при движении.

Мне же не терпелось проверить подчинится ли жеребец, моему управлению, если его запрячь. Велел конюхам не ждать изготовления специальной сбруи, а подобрать хомут нужного номера, соответствующего размера дугу и остальные атрибуты. Конюх всё приготовил, но размеры гужей не стал выставлять, так как был наслышан о крутом норове жеребца и побоялся без меня выводить его из стойла. На следующее утро приступили к эксперименту. Из стойла вывел я его совершенно спокойно. Он покорно шёл сзади, изредка тыкаясь своими мягкими губами мне в спину. Никуда не вырывался и не дёргался. Сказал, что запрягать будем в линейку, а ни в какую не в телегу с песком.

Зашёл он в оглобли послушно и смирно стоял пока устанавливали длину гужей. На линейку удобно уложил длинную хворостину, на случай если придётся усмирять жеребца, вздумай он и в упряжке, вытворять то, что вытворял, когда я забрался к нему на спину. Тем более, что жеребец, после завершения всех процедур вёл с себя неспокойно. Когда я уселся на линейку и взял в руки вожжи он так напрягся, что аж уши прижал. Державший его под уздцы конюх, даже отстранился. И хорошо сделал. Потому, что как только я произнёс «Но», он так рванул с места, что тот еле успел отпрыгнуть в сторону.

Пришлось туго натянуть вожжи и жеребец послушно немного сбавил ход. Направился в тракторный отряд. Проезжая мимо полей, обнаружил, что жеребца подгонять не приходится. Если отпустить вожжи, то он нёсся рысью с такой скоростью, какую другие лошади не смогут развить и перейдя на галоп. Поэтому почти постоянно приходилось натягивать вожжи. Боялся, что даже не смогу остановить его если потребуется. Но встретив в поле возле культиваторов Григория Ивановича, туго натянул вожжи, сказал: «Тпру» и он остановился. Сойдя с линейки я был в большом напряжении, ожидая что такой резвый жеребец не захочет стоять и ринется бежать дальше. Но он не двигался, стоял на месте, изредка перебирая ногами. Немного успокоившись, я даже продел вожжу под дугу с тем, чтобы не выпуская её из рук подойти с Григорием Ивановичем ближе к культиватору согласовывая глубину первой культивации под поздние культуры. Жеребец даже послушно зашагал вслед за нами, совсем не реагирую, на рокот трактора.

Григорий же Иванович, не столько заботился о правильной регулировке техники, сколько удивлялся и восторгался тому, как мне удалось мгновенно приручить, такое дикое и свирепое животное. Когда же я продел вожжу обратно, растянул её и только стал ногою на подножку линейки жеребец сразу же, без команды рванул вперёд. Я еле успел плюхнуться на сидение линейки. Вскоре обнаружил, что жеребец всякий раз резко начинает двигаться, как только начинаю садится на линейку. Почувствовав, что я уже опёрся ногою на подножку — он срывался с места. Приспособился садиться не спеша, или ожидать пока сядет рядом со мною попутчик, тем, что со всех сил натягивал вожжи. Но стоило только их чуть ослабить, как мы устремлялись вперёд, с необыкновенной скоростью.

Не терпелось поразить своими успехами не только Григория Ивановича, но и других руководителей и специалистов. Поэтому задолго до обеда преднамеренно поехал в центр. Заехал в гараж, проехался по улице и по закоулкам, которые в Красном логу, местные называли «Юровками». Приехал к конторе правления. Была необходимость зайти внутрь, но побоялся. Вдруг в моё отсутствие жеребец взбеленится и кинется куда-нибудь бежать. Поэтому сошёл с линейки и просто поговорил со стоящими на крылечке и внизу. Видел, что моё появление везде вызывало настоящий фурор. Делал вид, что не замечаю этого, а люди тоже не пробовали вслух выражать свой восторг и удивление.

Весенне-посевную компанию старался организовать таким образом, чтобы нашу бригаду ставили в пример. Весна выдалась, не то, что тёплой, а даже жаркой. Почва быстро теряла влагу, и я сумел организовать, что-то вроде двухсменной работы посевных агрегатов. Трактористы согласились работать до тех пор, пока сеяльщики будут справляться со своими обязанностями. А сеяльщиков назначал в две смены. Одни трудились с утра и дотемна. Другие являлись на работу в сумерки, теплее одевшись, для холодной ночи. Им даже уговорил председателя срочно закупить карманные фонарики с запасом батареек, чтобы могли внимательно следить и за состоянием катушек высевающих аппаратов, и за тем, не забиваются ли сошники, при попадании агрегата, на переувлажнённые участки. Ближайшее к селу поле мы успели засеять горохом в такие удачные сроки, что он дал дружные всходы уже через несколько дней.

Но ветры и отсутствие дождей быстро высушили верхние слои почвы, и под поздние культуры готовить поля к посеву оказалось намного труднее. Поэтому, с посевом многих яровых возникли сильные задержки, не только в нашем колхозе, но и во всём районе.

Тут нагрянула неожиданная беда. Утром 4 июня мама разбудила меня с рассветом. Сказала, что снаружи мороз очень сильный, и вода в вёдрах замёрзла, до такой степени, что она не смогла пробить лёд даже топором. Что в полях колхозных наверно всё погибло. Помчался в бригаду, запряг жеребца и поехал по полям в строну тракторного отряда. В лучах всходящего солнца, густые заросли гороха, доходившие в высоту мне чуть ли не до колена, сверкали кристаллами льда, а листочки кажется даже звенели ударяясь друг о друга. Дальше шло поле озимых. Озимые не завершили фазу кущения, не вышли в трубку и поэтому надеялся, что им лёгкий мороз не должен навредить. Свекла ещё не взошла, а на кукурузном поле мы даже не завершили посев. Мак уже посеяли, но его мелкие семена, в отсутствие влаги дали пока первые, очень редкие всходы, которые как мне показалось, не были повреждены морозом.

Когда ехал назад, чтобы доложить руководству обстановку поле гороховое представляло удручающую картину. Растения гороха все полегли, листья мгновенно побелели, покрывая всё пространство бледно серой неприглядной массой. Такое бедствие потрясло руководство колхоза и вызвало растерянность у специалистов района. Никто даже не мог предположить, какие выдать рекомендации, чтобы избежать подобных потерь в дальнейшем. Потому, что мороз в июне месяце, в центральном Черноземье, не предсказывала никакая наука.

Воспользовавшись ситуацией обратился к Ивану Гордеевичу, пытаясь узнать, можно ли по его записям, установить, что предвещало такое несчастье. Он продолжал отнекиваться: