Бесплатный фрагмент - Параллельный фарватер

Пролог

Олег стоял на одной из нижних палуб и медленно выдыхал сигаретный дым. В этот ранний час, когда солнце неохотно поднималось из-за горизонта, можно было не переживать, что кто-то застанет его за этим занятием. Курить на корабле разрешалось только в нескольких специально отведённых для этого местах, а учитывая перевозимый груз и его стоимость, штраф за курение в неположенном месте был довольно солидный.

Но Олега это не волновало. Капитан и другие члены командного состава в это время обычно спят, да и вряд ли они когда-либо сюда спустятся. Здесь, в самых «недрах» корабля изредка проходили только коллеги Олега, а им до его курения нет никакого дела. Поэтому молодой моряк продолжал потягивать сладковато-горький дым, наслаждаясь каждой затяжкой и размышляя о своей жизни.

А поразмыслить ему действительно было о чём. Двадцать восемь прожитых лет, пятый морской длительный поход, четыре континента изучены со всех сторон света: с востока, запада, севера и юга. С тех пор как Олег начал ходить в международные рейсы на торговых судах, он многое успел увидеть. Он посетил множество жарких стран и испытал на себе суровость холодных берегов Аляски, наблюдал за разнообразием населявших континенты народов с их необычными традициями и причудливой внешностью, а также условиями жизни, так не похожей на его собственную. Он видел невероятное количество построек самого замысловатого дизайна и самых разных размеров. Да чего только не было в приключенческой жизни русского матроса.

Кроме того, невозможно было забыть сильнейшие шторма, порой так неожиданно встречающиеся на пути кораблей. Олег ходил на меньших суднах, а потому вместе с бурями приходили те незабываемые дни и ночи, когда не оставалось ничего другого, как надеяться на милость богов и матери-природы, а также на прочность судна, даруемую морякам конструкторами, проектировщиками и бесчисленным множеством работяг, трудящихся где-то на верфях в далёких странах.

Олег по-настоящему любил океан. Его бесконечные просторы и красота давали волю чувствам, которые невозможно испытать на берегу. Дуновение ветерка в знойную жару, лазурные закаты и ранние восходы, постоянный солоноватый привкус на губах, стаи дельфинов, так радостно приветствовавших корабли и сопровождавших их весёлыми криками и громкими всплесками. Редкие заблудшие чайки, которые время от времени появлялись на корабле. Всё это наполняло путешествие чувством какой-то бесконечной, понятной только морякам романтики. Но молодой матрос понимал, что всю жизнь он так прожить совсем не хочет. Мысли его в очередной раз вернулись к далёкой Америке.

Когда Олег впервые подошёл к Нью-Йорку, его восхищению не было предела. Всё то, что он когда-то видел в голливудских фильмах, рекламных роликах и социальных сетях, явилось ему воочию. Все эти небоскрёбы, бесконечные потоки автомобилей и толпы людей, вывески, реклама… Одним словом — ЖИЗНЬ. Всё это предстало перед его широко открытыми глазами. Не то чтобы Олег и раньше не видел больших, оживлённых городов, но именно Нью-Йорк стал для него настоящей мечтой.

С тех пор моряк знал, чего он хочет от жизни. А хочет он поскорее закончить учёбу в родном Санкт-Петербурге, получить образование штурмана и ходить по морям уже не простым матросом, а третьим помощником капитана. Естественно, это только пока. А далее, подзаработав денег, он будет воплощать в жизнь все свои мечты.

Надежда и вера в это были сильнее, чем какие-либо аргументы, подкидываемые ему доброй половиной друзей и родственников. Он им не верил, не хотел верить и даже слушать не хотел. А на весь этот хвалёный патриотизм, воспеваемый далеко не патриотичными политиками, и о котором говорила вторая не менее добрая половина окружающих его близких, плевать он хотел с высокой колокольни. Пусть патриотами будут другие, более достойные, а Олегу всего-то и нужно, что немного тихой и спокойной жизни… Но не в России. И он нисколько не сомневался, что достигнет всего того, что хочет, за пределами своей «необъятной» Родины.

— Эй, бездельник, ты чего это тут куришь?!

Олег быстро затушил бычок, смяв его двумя пальцами за спиной. Этому трюку он научился ещё в школе, когда на переменах его с другими мальчишками ловил злобный физрук.

— Сколько можно повторять? Для курения на этой чёртовой посудине отведены специальные места! Ты хочешь, чтобы однажды мы все здесь подорвались, мать твою?!

У Олега на секунду промелькнула мысль о вероятности подрыва громадного корабля одной сигаретой, но он решил ничего не говорить.

— Лучше иди и посмотри, всё ли в порядке с этими чёртовыми железяками.

Это был дядя Жора, старый ворчун, один из немногих русских членов экипажа. Он проходил матросом на кораблях дальнего плавания всю свою жизнь и благодаря своему литовскому происхождению отличался сильной нелюбовью к бывшим соотечественникам.

Жору на корабле никто не любил. Он постоянно только и делал, что всё обо всём вынюхивал. Его любимым занятиям было обходить участки, за которые он не отвечал, а потом докладывать командованию всё, что там видел. Дядя Жора был первым стукачом на корабле, и никто не скрывал от него своё пренебрежительное отношение. Бывалые моряки не трогали его только из уважения к возрасту.

— Да я не курю, дядь Жор! — ответил Олег с натянутой улыбкой. — Просто привычка сигарету в зубах держать, когда курить хочется, а возможности нет.

— Тьфу! — Жора смачно сплюнул, махнул рукой и, бормоча себе под нос что-то невнятное, медленно удалился.

— Старый козёл! — проговорил Олег вслух, когда Жора пропал из виду. — Какое тебе дело до меня? Катись подальше со своими проповедями.

Конечно, если он доложит капитану, что Олег курил в этом месте, наказания ему не избежать. В лучшем случае отделается строгим предупреждением и какой-нибудь дополнительной работой. Но на таком судне за это могли и оштрафовать, такие случаи здесь уже бывали.

Олегу нужно было обойти ещё несколько ярусов, полностью забитых новенькими автомобилями. Моряку надлежало проверить крепление машин к палубам, целостность, состояние элементов судна, которые в случае неисправности могли бы отрицательно повлиять на состояние перевозимого товара. Погрузочно-разгрузочные работы обычно обеспечивали представители завода-изготовителя или дилеры-поставщики, а вот во время передвижения к месту назначения за сохранностью и целостностью машин следовало следить Олегу и нескольким его сменщикам. Впрочем, именно этим он сейчас и занимался. Отвлёкся матрос только для того, чтобы перекурить.

Корабль следовал из Азии в Европу. Он перевозил несколько тысяч новых автомобилей, в число производителей которых входили такие марки, как «Toyota», «Mazda», «Hyundai», «Kia» и некоторые другие, менее известные. Транспортируемые на запад машины будут выгружены в нескольких ближневосточных и восточноевропейских портах, откуда разойдутся в разные стороны. Олег первый раз попал на такое судно. Конечно, он бывал на огромных контейнеровозах и раньше, но здесь всё было совсем иначе. Перевозятся исключительно автомобили. Семь палуб, расположенных друг над другом, размещали на себе несметное количество новеньких, сияющих дороговизной авто. Надёжные крепления оберегали их от каких-либо перемещений во время штормов и качки. Такая картина, с трёхмерным изображением прекрасных иномарок не оставила бы равнодушным ни одного мужчину, так же как и сам корабль, который их перевозил, поражающий своими огромными размерами.

Судно, на котором сейчас находился Олег, принадлежало одной из крупнейших судовых компаний мира. Оно представляло собой корабль-автоперевозчик, или как такие суда называли сами моряки, «автомобилевоз». Судно это было построено сравнительно недавно и являлось одним из самых больших кораблей подобного класса. Такой корабль был самым выгодным и самым быстрым способом доставки «железного друга» покупателю.

Технические данные судна поражали. Корабль был длиной около двухсот метров, шириной тридцать и осадкой десять метров, а водоизмещение стального гиганта составляло шестьдесят две тысячи восемьдесят тонн. Корабль напоминал Олегу гигантский Ноев ковчег, на котором в случае библейского Всемирного потопа можно было бы спасти несколько тысяч машин. Он знал, что по прибытии в порт автомобили будут выгружены своим ходом через аппарели, расположенные по бортам и в корме судна. После корабль вместе с экипажем отправится на новое задание.

До сих пор погода благоволила быстрому продвижению по заданному фарватеру. Уже несколько дней подряд стоял штиль, и корабль шёл почти с максимальной скоростью в двадцать узлов. Олег очень надеялся, что такая погода будет стоять и в дальнейшем. За годы, проведённые в море, одно он уяснил точно: шторм и неразделимая с ним качка интересны только до первой встречи с ними. Слушая грохот волн и пытаясь поймать незакреплённые вещи, Олег больше не хотел участвовать в подобных аттракционах. Вся романтика, воспеваемая в различных песнях и просматриваемая в кино, вышла из него вместе с обедом, покинувшим желудок после пары часов непрекращающегося болтания из стороны в сторону.

От всех этих мыслей юного моряка оторвало какое-то странное ощущение. Нельзя сказать, что он почувствовал его внезапно. Оно появилось с постепенным нарастанием, но ощутил матрос его довольно ясно. Сначала Олег решил, что по телу побежали «мурашки», но потом он убедился, что это не так. Да и как такое могло быть в это-то время года, да ещё и в Аденском заливе? Здесь даже по ночам была невыносимая духота, а тем более внутри громадной железной коробки. Нет, ощущение было совсем другим, очень непривычным и совсем неприятным. Оно напоминало лёгкий электрический разряд, пробежавший по всему телу. Волоски на руках приподнялись, а по коже словно топталась армия крошечных, невидимых муравьёв.

И всё бы ничего, наверное, он списал бы это всё на чувство страха при воспоминании о шторме, но нет. Точно нет. Матрос словно испытал лёгкую вибрацию по всему телу, а может, даже по кораблю. Все эти явления было сложно понять. На миг, всего на мгновение Олег решил, что от жары и недосыпания у него начались галлюцинации. Но такого раньше не было, никогда не возникало у Олега подобных проблем. Парень не мог ни на чём сосредоточиться в таком скверном состоянии. Он «поёжился» и просто растерялся от происходящего. Его тело пронизал холод, и от этого становилось не то чтобы страшно, но как-то настораживало. Здесь, практически в тропиках, внутри нагретого горячим воздухом металла такого просто не могло быть.

Олег не понимал, не осознавал, реально ли то, что он чувствует.

Спустя несколько мгновений парень вдруг обнаружил, что кроме всего прочего вокруг стало слишком тихо, необыкновенно тихо… И вслед за этой поистине космической тишиной Олега наконец стал настигать леденящий душу страх.

В тот самый момент, когда матрос с трудом начал приходить в себя, если это действительно было так, из-за автомобилей вдали что-то показалось. Приглядевшись внимательнее, молодой моряк увидел, что вдоль борта корабля, прямо ему навстречу, вынюхивая каждый свой шаг, пробиралась крыса. Небольшая серая тварь металась из стороны в сторону и продолжала продвигаться вперёд. Затем в глазах Олега что-то замельтешило. Он увидел ещё одну, и ещё, и ещё… Эти были крупнее, размерами с небольших кошек. Их не было много, но в толкотне, создаваемой грызунами, казалось, что животных повылазило не меньше десятка.

Затем Олег увидел, как изо всех щелей начали выскакивать не только крысы, но и тараканы.

Теперь из-за машин, вдоль борта корабля, а где-то прямо из-под металлических конструкций судна, помимо крыс ползли ещё и мелкие противные насекомые. Всё в той же тишине, что царила вокруг, началось настоящее безумие: крысы принялись грызть шины автомобилей, тут же кидались друг на друга, а потом пытались хватать тараканов. Их мелкие коготки жутко скребли по металлу и в ушах, словно эхом отзывался их писк.

Крысы продолжали метаться из стороны в сторону. В сюрреализме происходящего Олег ясно различал их силуэты, их мерзкие и скользкие, отвратительные хвосты. Всё это действие постепенно приближалось к матросу и… Нелепая картинка из старого фильма ужасов наяву выглядела и впрямь очень жуткой… Страшной…

— Дядь Жор! Дядь Жор! Жора! Эй, кто-нибудь слышит меня?! — крикнул моряк, но не услышал ответа.

Здесь никого, кроме него, не было, он знал это, чувствовал и поэтому — боялся…

Но даже в этой крысиной анархии Олег чувствовал какой-то подвох, и какой именно, он тут же понял. Работу силовой установки огромного судна не было слышно, хотя ещё несколько минут назад гул двигателя закладывал уши. Моряк понял, что вообще ничего не слышит. Несколько секунд назад в ушах отчётливо раздавался писк крыс и шорох их когтей, а теперь не слышит ничего, кроме собственного перепуганного дыхания и в разы участившегося сердцебиения. Остатки здравого смысла побудили моряка закричать, но и собственный крик ему казался каким-то неестественным.

Олег крикнул сильнее, но эффект был тот же самый, и ему это показалось не странным, а глупым.

Новый прилив страха переполнил сознание Олега. Внезапно он почувствовал, как налитой тяжестью к горлу подступил холодный ком. Всего его пробил холодный озноб, а сердцебиение вдруг стало таким ощутимым, таким осязаемым. Молодой матрос безысходно ощущал, что дыхание его заметно участилось и стало таким необычайно громким и подозрительным. Казалось, ему не хватает воздуха, и он жадно пытался вдыхать столь желанный кислород.

А затем пришёл гул. Но это не был гул двигателя, это было что-то другое, что-то намного хуже и страшнее. Шумовая вибрация колотила по ушам, телу, сознанию парня, и ему некуда было деться от всего этого. Реальность постепенно начинала уходить от него, но он всё ещё пытался за неё удержаться…

Наконец Олег поддался панике. Он попытался сдвинуться с места, но не смог даже пошевелиться. Моряк собрался бежать изо всех сил наверх, но сил у него не было, а непослушные ноги словно налились свинцом. Вслед за этим пришло чувство чего-то неизбежного.

Раздался невыносимый, готовый в клочья разорвать ушные перепонки скрежет. Звук был такой, будто кто-то или что-то с огромной силой скребёт по корпусу корабля. Олег закрыл уши руками, от резкой боли он упал на колени и зажмурил глаза. Это было ужасно. Если бы он мог чувствовать что-то кроме этой боли, то почувствовал бы, как на ладонях начинает скапливаться чуть липкая жидкость, медленно сочащаяся из ушей. Но в этот раз боль не давала обращать на неё внимание. Ужасный звук словно пронзил Олега прямо до головного мозга тонкой металлической иглой. Моряк был на грани безумия.

Олег с трудом открыл глаза, потом закрыл и снова открыл. В припадке он принялся мотать головой, и ему в очередной раз показалось, что это всё иллюзия, просто галлюцинация сумасшедшего. Всё внутреннее помещение судна неожиданно наполнилось полупрозрачным дымом или туманом, а может, смесью дыма и тумана. В таком состоянии сложно было полагаться на любые органы чувств. И всё же это был туман, и он… Светился…

Олег не верил, что это происходит, но всё же продолжал это видеть. Он наблюдал, как светится туман, и не мог понять, не обманывает ли его собственное зрение.

По щекам потекли слёзы. Всё, что было важным в его жизни несколько минут назад, теперь казалось таким нелепым, таким глупым и бессмысленным. Сейчас самым большим желанием было просто исчезнуть с этого корабля, оказаться дома и больше никогда здесь не появляться.

Юноша медленно и крайне осторожно убрал руки от ушей. И снова, как и прежде, раздался скрежет, а за ним грохочущий треск, ещё более громкий, чем в первый раз.

На глазах моряка, мокрых и раскрасневшихся от слёз, стала вырисовываться ужаснейшая картина. Словно сюрреалистичное видение, не поддающееся здравому смыслу, он наблюдал, как со стороны носа корабля корпус начал медленно искажаться. Туман, словно по команде, расходился по сторонам и открывал перед Олегом столь ужасное зрелище. Толстые металлические листы, сваренные между собой прочнейшими швами, стали прогибаться, будто картонная коробка в руках ребёнка.

Олег почувствовал на руках влагу, кинув на них взгляд, он увидел свою кровь. Её алый цвет казался нереальным в туманном осознании происходящего.

Раздался страшный треск. Вновь и вновь он оглушал воздух вокруг, и моряку казалось, что его голову вот-вот разорвёт от бесконечного количества громких звуков.

Раздался взрыв! Невероятно, но именно так это прозвучало. Олег наблюдал, как корпуса автомобилей стали изгибаться. Невидимая сила корёжила их, и иномарки начали превращаться в бесполезные куски металла. Стёкла, словно от невидимого удара, разбивались вдребезги, а их осколки, разлетающиеся во все стороны с огромной скоростью, наносили смертельные раны не нашедшим укрытия крысам. Выглядело всё так, будто в салонах машин возникало сильное давление и стёкла просто не выдерживали его.

Складывалось впечатление, что часть осколков летела с медленной скоростью, а часть — с невероятно быстрой. Но ещё более невероятным было то, что во всём этом безумии некоторые осколки, как в прокрученной назад киноленте, будто ненадолго, всего на миг зависали в воздухе, возвращались обратно, а потом снова разлетались.

Так казалось или действительно виделось Олегу. Он не мог понять, где видение, а где реальность. Всё переплелось воедино в этот страшный миг. На одном из автомобилей лопнул бензобак, и то небольшое количество топлива, что находилось в нём, расплескалось вокруг. Другой автомобиль из-за сгнивших в три секунды креплений покатился вперёд и ударил впередистоящий. Шины на колёсах машин одна за другой, некоторые с громким хлопком, другие, лишь испустив тихое шипение, выпускали воздух прямо у моряка на глазах. И тут же многие из них стали превращаться в золу вперемешку с тонкими металлическими прутьями.

Крысы сошли с ума. Небольшая стая серых бешеных грызунов кружила вокруг, не переставая истерично пищать. Некоторые прыгали на Олега, кусали его, царапали острыми коготками и пытались грызть его ботинки. Но он был не в состоянии бороться с крысами, не мог стряхивать их и даже отгонять от себя. Сейчас противные грызуны казались ему самым меньшим из зол, присутствовавшим здесь.

Олега вырвало, и в рвотной массе он с ужасом разглядел кровавые сгустки. Когда он с трудом поднял голову после опустошения желудка, его пробила дрожь. Перед глазами возникло нечто напоминающее грядущий Апокалипсис. Прямо перед ним все металлические конструкции огромного судна начали медленно и последовательно покрываться коррозией. Молодой моряк наблюдал, как всего в несколько мгновений сталь окрашивалась ржавчиной, словно у него на глазах пролетали десятки лет.

Теперь пришёл черёд парня вслед за крысами сходить с ума. Он хотел убежать, скрыться, покинуть проклятый корабль, лишь бы прекратить это безумие. Не в состоянии что-либо предпринять, Олег уже не мог самостоятельно подняться с колен. Его бренное тело не подчинялось разуму, если этот самый разум вообще остался.

Парню только лишь хотелось домой. Ничего более, только бы окунуться в сырой и прохладный воздух родного города. В его сознании промелькнула даже мысль о матери. Такая детская и наивная мысль, присущая маленьким детям, напуганным и беззащитным перед огромным внешним миром. Именно таким напуганным и беззащитным чувствовал себя двадцативосьмилетний моряк, оказавшийся лицом к лицу с неминуемой гибелью.

Во всём огромном отсеке корабля, где-то издалека, но очень громко раздался душераздирающий и нечеловеческий вопль. Крик настолько угнетающий, что молодое сердце готово было в любой момент остановиться от ужаса, который он вселял. Этот крик пронзал, казалось, до самых костей, до самого нутра человеческого сознания, и невозможно было определить, кто или что могло порождать такие ужасные, полные боли и отчаяния звуки.

Невидимое нечто, изгибающее металлический борт корабля, сдавливающее автомобили в бесформенные, ржавые и бесполезные куски металла и пластика, приближалось к корме. Участь русского моряка была предопределена. Что-то страшное и необъяснимое неуклонно надвигалось на беззащитного человека. Когда ЭТО преодолело большую часть судна, электрический разряд по телу моряка начал постепенно усиливаться. Он ничего не мог сделать, был уже за гранью здравого смысла, когда неожиданно почувствовал странное ощущение во рту. В нём словно что-то стало мешать, и невыносимо разболелось горло.

Но матрос этого уже не понимал.

Он не осознавал до конца своей участи ровно настолько, насколько и того, что у него порваны голосовые связки. Так же, как не мог понять, что крик безумия, доносящийся откуда-то издалека, исходил от него самого. Последним, что смог прошептать Олег своим осипшим, хриплым голосом в тот миг, когда его обессиленное тело начало погружаться во тьму, было: «Господи, помоги…»

Глава 1
Три пути

1

Утро не задалось.

Лечь спать получилось только в два часа ночи. Не надо было идти в тот ночной клуб, он ведь знал, что добром это не закончится. Кое-как удалось убраться до приезда патрульных. Драку затеяли гражданские, но проблем у военных от этого не убавилось бы. Да и виноватыми выставили бы опять их, несмотря на то, как всё произошло на самом деле.

Вчера был тяжёлый день. ГОВНОДЕНЬ. Вечером пришлось допоздна задержаться в части в связи с подготовкой документации и имущества. Затем последовала укладка, проверка и перепроверка оружия, гранат и боеприпасов.

Естественно, большую часть работы делал не лично, но контроль за исполнением был возложен именно на него. Когда командир батальона назначал людей в группу, он никого не спрашивал. И тем более не интересовался мнением Кравцова по поводу назначения его на должность заместителя командира группы.

Но помимо тяжёлого дня, выдалась не менее тяжёлая ночь. Он отнекивался до последнего, но друзья всё равно уговорили. Неудивительно. Командировка минимум на четыре месяца, и нужно было немного развеяться перед отъездом. Для Данилы всё закончилось благополучно, в отличие от его друзей с «раскрашенными» синяками лицами. Правда, для нескольких спортсменов, решивших доказать, что морпехи ничего не стоят, всё обернулось и того хуже. Что ж, со сломанными носами они теперь будут другого мнения.

Кроме того, мало было ему дневной работы, ночных клубов, драк и прочего, так опять эти кошмары доставали, делая неспокойным и без того короткий сон.

Да дело было даже не в недостатке сна. Бывало, и раньше приходилось спать по два, три часа в сутки, для военных — дело обычное. Просто сегодня утром не удалось выпить кофе. Ни глоточка. Для Кравцова это было схоже с пыткой. Голова раскалывалась от пониженного давления, виски при перетаскивании имущества и ящиков начинали пульсировать тупой болью. С каждой новой минутой Кравцов становился всё раздражительней.

Иногда он даже начинал понимать курильщиков. Сам он не страдал этой вредной привычкой, с алкоголем тоже проблем не было. Но кофе — это его зависимость. Без двух с половиной ложек обычного растворимого порошка, залитого кипятком, любой день шёл насмарку, и Кравцов всячески пытался не допускать этого. Вот только сегодня не вышло. Утром пришлось пропустить не только завтрак, но и на чашку крепкого кофе времени не хватило.

Сейчас старший сержант был вынужден стоять в строю и стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, связанные с недостатком кофеина в организме.

— СТАНОВИСЬ! РАВНЯЙСЬ! Отставить… РАВНЯЙСЬ! СМИРНО! Равнение на СЕРЕДИНУ! — Умаров развернулся лицом к комбату и отчеканил три строевых шага, после чего начал громко докладывать: — Товарищ подполковник, группа антитеррористической деятельности по случаю проведения строевого смотра перед убытием на боевую службу построена. Командир группы — старший лейтенант Умаров.

Умаров на службе был примером офицерской выправки. Стройный, подтянутый, в аккуратно выглаженной форме и тщательно начищенных берцах, он всегда был готов не только к встрече начальства, но и к решению других, не менее важных служебных вопросов. На этот раз профессиональные навыки его не подвели: уверенно скомандовал, уверенно доложил и так же уверенно отошёл в сторону, освободив комбату место для приветствия. Выглядело всё как в бесчисленных советских фильмах о Великой Отечественной войне.

— Вольно! — спокойно скомандовал комбат.

— Вольно! — дублировал Умаров.

— Ну что, Серёга, готовы?

— Так точно, товарищ подполковник. Группа в полном составе, оружие, боеприпасы и экипировка в наличии.

— А личные вещи?

— Часть уложили в ящики под имущество, часть в своих рюкзаках.

— Хорошо.

Комбат, как всегда, был в непринуждённом расположении духа. В обращении с офицерами, как, впрочем, и с сержантами, он редко прибегал к воинским званиям. Гораздо чаще к фамилиям и именам. Конечно, в случае необходимости он мог мгновенно перейти к разговору «по уставу», что неоднократно доказывал на совещаниях командиров. Подчинённые знали его нрав и старались избегать такого внимания.

Подполковник Ткаченко, или как его все называли, «Ткач», был офицером старой закалки. За свою карьеру он успел послужить во многих частях и различных подразделениях на Северном Кавказе. Его нелёгкий путь пролегал от курсанта Новосибирского Высшего военного командного училища до командира отдельного батальона морской пехоты.

Ещё будучи совсем молодым лейтенантом, Ткаченко выдержал суровое испытание второй чеченской кампанией, затем принимал участие в грузино-осетинском конфликте в 2008 году. Наградой за заслуги ему послужили два «скромных» ордена Мужества и назначение на ответственную должность в бригаде морской пехоты.

В части Ткаченко пользовался заслуженным авторитетом. Как офицеры, так и матросы знали его и уважали. Ему не было нужды лишний раз на кого-то повышать голос или отдавать указания дважды. Он определил Умарову день, время и место проведения строевого смотра. И, конечно, сделано было всё своевременно, несмотря на очень сжатые сроки, установленные внезапно присланной директивой.

Сейчас комбат поверхностно просматривал документацию, имущество и личный состав группы антитеррора. Он не собирался углубляться в детали, вполне доверяя Умарову, ведь, несмотря на некоторые личностные недостатки за пределами части, в деле военной службы старший лейтенант зарекомендовал себя с положительной стороны. Осмотрев всё, Ткаченко подошёл к личному составу. Перед ним стояли пять сержантов и один матрос. Все были военнослужащими по контракту с различными сроками службы. Выбора особо не было, поэтому пришлось назначать тех, кто не был задействован на других задачах. Если бы Ткаченко мог, вместо некоторых он бы назначил других людей, поэтому сейчас он хотел убедиться, что все готовы к длительной командировке.

Когда комбат встал напротив Кравцова, старший сержант не замедлил представиться:

— Товарищ подполковник, заместитель командира группы антитеррора старший сержант Кравцов. Жалоб, заявлений и предложений не имею.

Ткаченко протянул руку, и они обменялись крепкими рукопожатиями.

— Как дела, Кравцов? Готов?

— Так точно.

— А друзья твои? — Он кивнул в сторону, указывая на остальных контрактников.

— Тоже. Думаю, проблем не будет. — Вот только друзьями он их назвать не мог, скорее товарищами по службе. Никого, кроме Поршнева. Комбату об этом говорить, конечно, не следовало.

— Я тоже на это надеюсь. Смотри, Данила, с тебя спрошу не меньше, чем с командира.

— Есть, товарищ подполковник. Я понял. — На лице у Кравцова появилась слегка видимая улыбка, и в глазах комбата он тоже уловил что-то подобное.

Пройдя дальше, Ткаченко поздоровался с каждым членом группы, после чего принялся осматривать имущество.

После развала девяностых, с началом двухтысячных и приходом к власти Путина Военно-морской флот России стал постепенно наращивать свои силы и возвращать утерянное влияние в Мировом океане. Корабли Российского флота выполняли задачи не только в морях, омывающих берега самой большой страны планеты, но и в нейтральных водах Средиземного моря, Индийского, Атлантического и Тихого океанов. Каждое судно, выполняющее подобного рода задачи, охранялось небольшими группами морских пехотинцев. И не имело значения, был ли то боевой корабль или небольшое судно обеспечения.

— Сергей Сергеевич, а куда вам столько гранат? — спросил Ткаченко у Умарова, осматривая ящики.

— Каких именно, товарищ подполковник? — Умаров удивился вопросу комбата.

— ПГ-7.

— Не могу знать. РАВисты так насчитали и накладные выписали. Обычно два или три ящика давали, а здесь целых восемь. Может, связано с тем, что в опасные воды идём. Нам и других гранат много дали, пять ящиков РГД-5 и три Ф-1.

— Хм… Странно… По-моему, это многовато. Можно половину Африки разнести. — Комбат улыбался, смотря на Умарова.

— Так точно, — смутился офицер. — Ну… Наша задача — всю текучку по возможности отстрелять, а НЗ сохранить и вернуть обратно в целости и сохранности.

— Да, вот именно. Ты там поаккуратнее. — Ткач серьёзно посмотрел Умарову в глаза, что являлось признаком доверия с его стороны. — Лишний раз тоже не стреляйте. Раздаточно-сдаточные ведомости не забыл?

— Нет. Они здесь. — Он быстро перелистал свою папку и нашёл файл с ведомостями. Ткаченко окинул их взглядом и убедился, что на них стоят регистрационные печати.

— Хорошо, — только и сказал он.

Группа морских пехотинцев, назначенных в командировку для выполнения специальных задач, была выстроена перед казармой, на небольшом плацу. Урал, предназначенный для их доставки на причал, уже подъехал и стоял неподалёку в ожидании загрузки ящиков, имущества и людей.

Смотров готовности группы не было, за исключением того, что проходил сегодня. Командир батальона договорился с командованием бригады, что лично проверит группу, и никто не стал настаивать на дополнительном смотре. После того как убедился в готовности подчинённых, Ткаченко произнёс напутствующую речь. Получилась она в той форме, к какой все и привыкли: лаконичной, но нравоучительной:

— В общем, дисциплина, соблюдение требований безопасности и постоянная боевая готовность — вот что требуется от каждого из вас. Если эти три составляющие будут на должном уровне, то вам не придётся потом краснеть передо мной, а мне перед начальством, — подытожил комбат.

Старший сержант Данила Кравцов стоял с правой стороны строя. Сейчас его бесстрастный взгляд выражал глубокую усталость от всех этих бесконечных построений, докладов и смотров. За годы службы он привык к ним, но от этого не становилось легче. Скорее наоборот, чем дольше стоишь, тем больше осознаёшь, сколько времени теряешь зря. Ко всему прочему всё так же болела голова, и всё так же хотелось выпить кофе.

Пока комбат о чём-то говорил, на Даню нахлынули воспоминания. Четыре года назад он впервые отправился в море в составе группы АТД, и всё было совсем по-другому. В то время он только перевёлся с разведывательно-десантной роты, и последовавшая следом за этим командировка стала приятным дополнением для сержанта. Всю сознательную жизнь он только и мечтал о путешествиях. С детства его привлекали дальние и неизведанные страны. В разведке он видел горы, и они были прекрасны. Но Кавказ, несмотря на всю его природную красоту, всё же был не так далёк и входил в состав России, в отличие от украинского Крыма. Однако даже Крым его не устраивал, ведь это всего лишь маленький кусочек соседнего государства, а Даниле хотелось большего. Ему хотелось увидеть страны, жизнь которых разительно отличалась бы от постсоветского пространства. Где архитектура и культура не были бы так близки русскому народу. Именно это и подвигло его уйти из близкой сердцу разведки в батальон морской пехоты, постоянно выполняющий задачи за пределами родной гавани. Хотелось окунуться в суровые моря, пройтись по чужой земле и много всего, присущего парням его возраста.

Всё было по-другому. Тогда его назначили командиром группы, как сейчас был назначен Умаров. Только был он совсем ещё «зелёным». Не разбирался ни в документации, ни в том, что необходимо с собой брать, ни тем более в действиях, касающихся непосредственной обороны корабля. В подчинение Даниле дали шесть матросов по призыву, большинство из которых были всего на пару лет младше его самого.

В тот раз Кравцов справился с задачей без единого замечания, что перед убытием, что после прибытия обратно. Он вернулся с бесценным опытом, кучей грамот и ходатайством командира корабля о поощрении его и личного состава. Именно тогда командование батальона убедилось, что на этого контрактника можно положиться. До этого они слышали о нём много как положительных, так и отрицательных отзывов, связанных с горячим нравом сержанта. Отзывы эти составил в основном командир разведывательной роты, и были они довольно неопределённые. Впоследствии Данила не раз доказывал, что готов выполнить множество ответственных заданий, что бы кто о нём ни говорил.

На этот раз Кравцов думал о другом. Думал, как его угораздило попасть в командировку с этим высокомерным типом — Умаровым. Да, офицером он был грамотным, много знал сам и многому мог научить. Но известен он был также своим небрежным, если даже не сказать больше, брезгливым отношением к подчинённым. Причём отношение своё к ним Умаров совсем не скрывал, ни от них, ни от командования.

И хотя Кравцов был знаком с ним уже несколько лет, они неплохо общались, а в неформальной обстановке даже переходили на «ты», он всё же насторожился. От Умарова можно было ожидать чего угодно, особенно когда он оставался без контроля со стороны своих командиров. Выполнения должностных обязанностей это почти не касалось, но… Он был одним из тех, кто, мягко сказать, иногда злоупотреблял алкоголем.

Неоднократно Умарова разыскивали его же подчинённые, когда офицер не выходил на службу. Случалось это, как правило, после выходных или праздников. Всё происходило довольно банально: с утра, на разводе, командир роты докладывал, что командир взвода не прибыл на службу. Ткаченко, округлив глаза, начинал орать, и разозлённому командиру ничего не оставалось, как отправить на поиски старшего лейтенанта кого-то из своих подчинённых. Как правило, это были его контрактники, реже — свободные офицеры.

Каждый раз Умарова все осуждали, говорили, что на этот раз ему не выкрутиться, что в этот раз его точно уволят. Но через какое-то время либо сам, либо в сопровождении командира роты он приходил к комбату, и они с ним долго беседовали в его кабинете, наедине. После этого Умарова хватало ещё на несколько месяцев безупречной службы, а потом всё повторялось заново. Никто не знал наверняка, но поговаривали, будто у Умарова есть старший брат, и работает он не где-то, а в федеральной службе безопасности. Возможно, именно этим и объяснялось необычайное терпение комбата.

Теперь Кравцов был назначен заместителем Умарова на время командировки. В обычное время они служили в разных подразделениях и редко сталкивались по ходу службы. Но сейчас всё изменилось, и ему приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы терпеть его надменный тон.

О том, что его записали в списки группы, Данила узнал, находясь в отпуске в родном городе за пределами полуострова. Естественно, никто не спрашивал его мнения, военные — люди подневольные, и приказы не обсуждаются. Тем более Кравцов был одним из тех, кто выполнял это правило всегда беспрекословно, даже если это не входило в его планы. На миг размышления Дани перенеслись на несколько тысяч километров от Севастополя, к единственному дорогому ему человеку, которого он не видел уже очень долго. От мыслей этих сердце старшего сержанта наполнилось тяжестью. Увидеть этого человека получится только после возвращения из дальнего похода, да и то не сразу.

И как его угораздило опять попасть в командировку? Он совсем недавно вернулся из Средиземного моря, где пробыл почти полгода. Только и успел сходить в отпуск. А тут его опять отправляют на боевую службу. На этот раз в группе только контрактники, корабль — какой-то небольшой буксир, а командир группы — всеми «любимый» Умаров. По возвращении с отпуска Данила узнал полный состав группы и некоторые подробности о самой командировке. Компанию товарищей он предпочёл бы из другого состава, а вот место, куда они направлялись, было для него в диковинку.

Аденский залив — одно из самых жарких мест в Мировом океане, причём горячее во всех смыслах. Кравцов давно мечтал выйти за пределы «Средиземки», в водах которой он уже вдоволь побывал. К тому же от бывалых моряков Даня слышал, что воды в том районе просто «кишат» так называемыми сомалийскими пиратами, а значит, командировка сулит интересные приключения. Ради этого стоило потерпеть и Умарова, и некоторых контрактников, которые отправлялись вместе с ним. Кроме Данилы ещё пять человек: четыре, так же как он сам, сержанты, и лишь один — простой матрос. С ними придётся пару раз повздорить, к этому Кравцов привык. Каждого, кроме, может, матроса, будет раздражать, что Данила будет старшим из них. Но ничего, уже бывали такие случаи. А может, вообще всё обойдётся.

Но что-то помимо этого беспокоило его гораздо сильнее. В своей жизни Кравцов привык доверяться предчувствию, которое его никогда не подводило. И вот сейчас внутренний голос вновь бил тревогу. Лучше бы ему остаться здесь. Грамотных и трудолюбивых сержантов в батальоне и так не хватает, а комбат решил отправить его на неопределённое время. Странно всё это. Командир роты тоже не хотел его отпускать, но, как и Кравцов, всего лишь подчинялся приказам. Чему быть, того не миновать — решил он сам для себя, в конце концов, Умарову тоже может помощь понадобиться, ведь управиться с кучкой контрактников будет не так просто.

— Кравцов! — громкий голос командира оторвал Даню от его размышлений.

— Я! — твёрдым, уверенным в себе голосом отозвался Кравцов.

— Ящики и имущество загрузить в машину, пять минут на перекур и по местам.

— Есть, — спокойно ответил Кравцов. — Так, парни, сначала загружаем ящики с боеприпасами, затем с оружием, а потом уже всё остальное. Постараемся своими вещами ящики закинуть. Хорошо?

Парни улыбались. Практически все не первый год в армии и знали, как всё устроено. Перевозить людей и боеприпасы вместе нельзя. Если их машину остановит ВАИ, то выпишут предписание, а затем выговора, штрафы и тому подобное. Но задачи выполнять нужно, вторую машину всё равно никто не выделит, и ориентироваться приходилось как всегда — по ситуации.

— Есть, товарищ старший сержант, — с нескрываемым сарказмом и ухмылкой ответил на команду Ворон.

«С этим, пожалуй, будут проблемы», — подумал Кравцов. Тем не менее парни дружно принялись загружать ящики и всё остальное. Когда дело было сделано, морпехи направились в курилку. Там они немного пошутили на тему проведённого смотра и напутствия комбата.

Через десять минут все сидели в кузове «урала». Машина тронулась с места и, проехав КПП, начала набирать скорость. До причала было около двадцати километров, и всю дорогу парни шутили и смеялись. Шутки среди военных были порой простые и пошлые, порой специфические и понятные только им самим.

Всем, кроме Кравцова, было весело. Он вставил в уши наушники и попытался послушать музыку. Не выдержав и одной песни, вытащил их и убрал плеер. Кофе до сих пор так и не выпил, а голова всё так же болела. Данила смотрел на своих веселящихся товарищей всю дорогу настороженным взглядом. Видел, как парни улыбаются из кузова прохожим девушкам и машут им рукой. Вот только ему почему-то было не до смеха. Дурное предчувствие, появившееся с утра, так и не покинуло его.

2

Лена быстро встала и вошла в комнату. Она с силой захлопнула дверь и закрыла щеколду. Такого она терпеть не в силах. Слёзы горечи и обиды, страха и ненависти стекали по её щекам. Девушка рыдала, уткнувшись лицом в подушку и пытаясь заглушить всхлипы. В этот момент мысли о серости и одиночестве жизни заполнили всю её изнутри.

А ведь всего две недели назад Лена пообещала себе, что больше никто и никогда не увидит её слёз. Две недели назад она была полна решительности сохранить глаза сухими, даже если опять придётся бороться с этим чудовищем. Но обещать проще, чем выполнить, тем более когда обещания твои никто, кроме тебя, не слышит.

Жизнь — не кино, и её хрупкая женская натура в очередной раз оказалась слабее алкогольной зависимости отчима. Отчим, будь он проклят, был главным человеком в её жизни последние годы. Вот только совсем не потому, что заботился о ней и воспитывал. Просто отчим стал для юной девушки единственным человеком, который не просто отравлял её жизнь, а делал её невыносимой настолько, что порой в голове появлялись самые ужасные мысли, которые могут прийти в голову. Остатков гордости, что осталась у Лены, едва хватало на то, чтобы терпеть грязные и похотливые взгляды старого тирана.

Девушке вновь захотелось убежать из дома. Куда угодно, только как можно дальше отсюда. Родная обитель перестала быть ей домом несколько лет назад, когда не стало матери. Лена очень сильно любила её, и когда она умерла, вместе с ней ушло всё самое лучшее, что было в жизни девушки.

***

Когда Лена лишилась отца, мама стала для маленькой девочки абсолютно всем: учителем, наставницей, а с возрастом ещё и лучшей подругой. Теперь девушка жила одними лишь воспоминаниями об ушедших в далёкое прошлое совместных прогулках по набережной любимого города, вечерних походах на прекрасные каменистые пляжи, где прохладный морской бриз приносил нежный аромат моря и свежести. Каждый раз ранимое сердце девушки разрывало от ностальгических воспоминаний.

Вновь представилось, как она, будучи ещё совсем ребёнком с длинными чёрными волосами, аккуратно перебиралась на маленьких и худеньких ножках по побережью. Её любопытный взгляд выискивал среди камней самые красивые и необычные. И каждый раз она находила поистине удивительные, особенные только для неё камешки и ракушки. После она, пылая счастьем и гордостью, бежала к маме, прося разрешения взять их с собой домой. Каждый раз женщина поднимала девочку на руки и пыталась отговорить её, ссылаясь на отсутствие места. Но всё равно неохотно соглашалась, обещая, что это было в последний раз, хотя обе понимали, что так будет и во время следующей прогулки.

А после они медленно шли домой, наслаждаясь прохладным вечером, ужинали и смотрели телевизор. Иногда это были детские мультфильмы Уолта Диснея, которые Лена так сильно любила, а порой какие-то смешные для мамы телепередачи. После этого они ложились спать, и маленькая девочка засыпала, счастливая и беззаботная.

Сейчас, спустя много лет, когда ребёнок вырос и превратился в зрелую девушку, Лена понимала, что это действительно было самое чудесное время в её жизни. Тогда она думала, что дни эти никогда не закончатся, что всё будет и дальше так продолжаться.

Но годы неумолимо гнали время вперёд, и девочка подросла. Однажды вечером, когда Лена делала домашнее задание, мама отвлекла её с просьбой серьёзно поговорить. Девушка не ожидала того, о чём будет этот разговор.

Мама призналась Лене, что у неё появился мужчина. Ей было трудно говорить об этом, но она пересилила себя. Скрывать от единственной дочери она ничего не хотела и, в конце концов, призналась, что хочет расписаться с этим человеком и жить вместе.

Для Лены эта новость стала тяжелейшим ударом. Теперь она наконец открыла глаза, и ей стали очевидны изменения в поведении матери, которые раньше она как будто и не замечала. Смена старых духов на более дорогие, обновление её гардероба, даже походы в салоны красоты на маникюр теперь стали объяснимы.

Естественно, девочка запротестовала. Её привычный мир рушился у неё на глазах, и она не хотела с этим мириться. Лена не просто была против, она делала всё возможное, чтобы мама передумала. Начались скандалы, крики и истерики, такие несвойственные спокойному нраву девочки. Она плакала, закрывалась в комнате, порой даже не разговаривала с матерью, пытаясь таким образом повлиять на её решение. В ней проснулась не только обида, но и новое, до этого неизвестное чувство — ревность. Чувство это казалось девушке странным и мерзким, бороться с ним было сложно, из головы никак не выходила мысль, что она будет разделять СВОЮ маму с кем-то ещё. Более того, размышления об этом её пугали. Как бы она ни пыталась думать иначе, но мысли всё равно сводились к одному: появление в их доме третьего человека, тем более мужчины, не сулило ничего хорошего. Как выяснилось спустя время, Лена оказалась права.

На смену слезам и истерикам пришли долгие, утомительные уговоры. Девочка умоляла маму не приводить постороннего человека в дом. Доказывала, что у них вдвоём и так всё хорошо, что никто больше им не нужен и принесёт только разлад в их семью.

Конечно, она была уже не маленькой девочкой и понимала, что у них есть проблемы. Маме приходилось работать на двух работах, и тем не менее денег постоянно не хватало. Она видела, как женщина валилась с ног, приходя домой. Понимая это, Лена стала обещать, что тоже пойдёт на заработки во время каникул, если нужно, она может где-нибудь подзарабатывать по вечерам после школы и на выходных. Всё это были детские наивные заявления, но любящая мама дала понять, что ни в коем случае не допустит этого.

В один серый осенний день женщина не выдержала и призналась дочери:

— Послушай, Лена, дочка. Я больше не могу без мужчины. Мне очень тяжело одной, я имею в виду как женщине, понимаешь? Я очень любила твоего отца, но с тех пор как его не стало, прошло очень много лет. Пойми, я не железная…

Когда мама договорила, в её глазах Лена увидела неподдельное отчаяние. Голос чуть дрогнул, но после небольшой паузы женщина собралась с силами и продолжила:

— Ты должна меня понять. Ты уже достаточно взрослая для этого. Скоро ты подрастёшь и будешь вызывать интерес у мальчиков, а потом сама начнёшь ими интересоваться. И что дальше? В конечном итоге у тебя появится своя семья, а я останусь одна. Как бы ты сейчас ни пыталась доказать мне обратное, всю жизнь прожить со стареющей матерью ты не сможешь, да и я хочу для тебя совсем другого…

В конце этих слов женщина разрыдалась. Громко плача и закрыв лицо руками, она выбежала из комнаты и проследовала в ванную. За всю свою недолгую жизнь Лена ни разу не видела, как плачет её мама. Были случаи, не часто, когда по ночам она слышала тихие всхлипы в соседней комнате. Но не придавала этому значения, потому что каждый раз на её вопросы мама улыбалась и находила различные отговорки, такие убедительные для маленькой девочки. В том возрасте она не могла подумать, что происхождение её слёз вызвано чем-то большим, чем аллергией, зубной или головной болью.

В этот раз всё было по-другому. Слёзы, накопленные ей за все эти годы, теперь выплеснулись из глаз в полном объёме, сопровождаемые громким рыданием. Казалось, женщина выплакивает всё горе и страдания, что терпеливо держала в себе до этого дня.

Слыша, как мама плачет, на глазах Лены тоже выступили слёзы. Она не знала, как ей поступить, и, закрывшись в комнате, всю ночь просидела на кровати, так и не сомкнув глаз.

На следующее утро девочка подошла к матери. Судя по её лицу, женщина тоже не спала этой ночью. В это мгновение Лена разглядела в глазах матери бесконечную усталость. Выглядела она лет на десять старше обычного. Смотря матери в глаза, девочка наконец сказала:

— Мама, я хочу, чтобы ты была счастливой. Пусть он… Пусть этот мужчина приходит в наш дом, я не против. Если ты действительно этого хочешь, я не буду вам мешать.

При этих словах в голосе появилась дрожь, но слёзы она сдержала. Мама молча смотрела на неё раскрасневшимися глазами. Не в силах противостоять этому грустному взгляду, Лена продолжила:

— Главное, чтобы он был хорошим человеком. Если ты уверена, что он сделает тебя счастливой, то и я буду счастлива. За тебя…

Оглядываясь в прошлое, Лена понимает, что именно тогда она повзрослела. Именно в тот день она совершила по-настоящему взрослый поступок. Впервые в жизни девочка поставила интересы матери выше своих собственных. И всё это было сделано только ради одинокой женщины, которую она так любила.

Светлана посмотрела на дочь красными, но сухими глазами. Она села рядом с ней и взяла Лену за руку.

— Лена, послушай. Он хороший человек, он любит меня и заботится обо мне. Ты даже не представляешь, как мне всего этого не хватало.

В отличие от Лены, Светлана держалась хорошо. Видимо, все слёзы она выплакала ночью и к утру немного взяла себя в руки.

— Он сделал мне предложение, и я согласилась. Когда ты подрастёшь, ты поймёшь меня. Мы не станем с тобой дальше друг от друга. Поверь, всё будет почти так, как и прежде. Просто с нами теперь ещё будет Саша, я думаю, он тебе понравится.

Мама робко улыбнулась, надеясь увидеть в ответ улыбку дочери. Лена, помедлив, ответила ей:

— Мама, главное, чтобы тебе было хорошо с ним и ты не ошиблась в своём выборе.

Позже Лена часто будет думать, как могла бы сложиться её судьба, если бы тогда она обратила внимание на то, о чём подумала. Во время того разговора она не придала значения, что мама слегка отвела взгляд во время слов дочери. Так же как и не обратила внимания на промелькнувшую в её голове мысль, что что-то маму всё равно беспокоит, что-то, чего она не договаривает.

Так или иначе, в тот день они обо всём договорились и разногласий между ними не было. Спустя время любимый матерью мужчина плотно вошёл в их жизнь…

***

Всё началось после смерти Светланы. Долгое время отчим ходил полностью отрешённый. Его взгляд был пустым и каким-то далёким. Он часто закрывался в своей комнате и подолгу оттуда не выходил. Лене порой казалось, что иногда он там даже плакал, хотя ничего подобного она, конечно, не видела.

Постепенно всё становилось только хуже. Со временем отчим девушки стал всё чаще выпивать. Нельзя сказать, что он и раньше этого не делал, ведь ещё при живой маме они иногда ругались по этому поводу. Но теперь стало намного хуже. Если в прошлом дело ограничивалось одной или двумя бутылками пива в неделю и лишь изредка затянувшимися посиделками с друзьями, то сейчас он принялся «закидывать» по полной.

Почти каждый день отчим приходил домой с резким запахом перегара. Дальше — хуже. Через некоторое время он стал возвращаться с работы не просто подвыпившим, а изрядно пьяным. Лена старалась не обращать на это внимания. Впрочем, её состояние было таким, что ей было не до отчима. У неё и без него хватало проблем, и переживала потерю матери она гораздо тяжелее него.

Лена признавала, что дядя Саша был не плохой человек, по крайней мере в то время, когда жил с мамой. Но, к сожалению, девушка так и не увидела в глазах Светланы той радости, которую ожидала увидеть после их свадьбы, хотя маме всё же стало немного легче с мужчиной.

Когда мама умерла, Лене нужна была поддержка. Она потеряла единственного близкого и любимого человека, который был в её жизни. Но вместо поддержки, которая была ей так необходима, девушке самой пришлось следить за отчимом. Может, это помогло ей пережить потерю, но ненавидеть его меньше она от этого не стала.

Прошли месяцы, и отчим уже не пытался ничего скрыть. Он, не стесняясь, приходил пьяным или напивался прямо дома. Порой, когда он не мог самостоятельно добраться до кровати, Лена встречала его в прихожей, разувала и, поддерживая, сопровождала в его комнату. Там она укладывала мужчину и, сдерживая слёзы, уходила к себе. Какое-то время всё так и продолжалось, но потом…

Потом мужчина начал переступать ту грань, которую переступать не следовало. Приходя домой пьяным, постоянно жалуясь на свою жизнь, отчим не переставал бормотать себе под нос что-то невнятное. Лена даже не вслушивалась в эти разговоры, но только до того дня, когда уловила в них что-то в свою сторону. В первый раз она убедила себя, что ей это показалось. Может, он был слишком пьян, может, она сильно устала.

Однако спустя время это повторилось. Теперь он часто отбрасывал в её сторону не совсем добрые шутки. В его пьяном бормотании всё чаще проскакивали слова «милая», «симпатяга», «выросла», «формы». Всё это было несвязной, бессмысленной речью, но Лена была неглупой девушкой и прекрасно понимала, о чём он говорит.

Все эти высказывания с каждым разом всё больше беспокоили её. Она росла, она взрослела и видела, как все её подруги в школе начинали одеваться как взрослые девушки, как они красились и с каждым разом выглядели всё старше и красивее. Ей хотелось следовать их примеру, и она это делала, насколько позволяло их общее с отчимом финансовое положение. Мужчина видел её изменения так же, как она видела их в своих сверстницах. К тому времени, как она заканчивала колледж, Лена была далеко не маленькой девочкой, но сама мысль, что человек, некогда любивший её мать, может непристойно повести себя по отношению к ней, Лену не просто ужасала, скорее отвращала.

И вот однажды это отвратительное всё-таки случилось. Лена старалась не реагировать на фразы, брошенные в её сторону. Она держала это в себе и проявляла эмоции только после того, как уходила из его комнаты к себе. В тот раз, придя домой в стельку пьяным, отчим, едва переступив порог, не удержал равновесие и упал прямо в прихожей, так и не успев снять верхнюю одежду. Лена, услышав шум, выбежала из комнаты и увидела на полу распластавшееся тело отчима. Жалость, что она порой питала к нему, тут же рассеялась. Девушка переступила через мужчину и закрыла входную дверь. Нагнувшись, она попыталась его поднять. Отчим не был тяжёлым, в последнее время он сильно исхудал, но девушке это не помогло, силой она никогда не отличалась.

— Дядя Саша, вставай. Пойдём, я отведу тебя в кровать.

В ответ послышалось что-то нечленораздельное:

— Бр-р-мр… м-м… Иди ко мне-е-е…

Лена вновь попыталась закинуть его руку себе за шею, чтобы он, обхватив её, смог подняться. Но неожиданно отчим проделал всё это самостоятельно. Второй рукой он обнял её за талию, после чего протиснул её под футболку и быстрым движением повёл вверх, пытаясь дотянуться до груди.

Девушка стремительно убрала его руку и вырвалась из объятий. Быстро поднявшись она забежала к себе в комнату и закрыла дверь. Сев в углу, Лена поджала под себя ноги и обхватила колени руками. Её всю трясло. Такого она совершенно не ожидала.

Сидя в темноте, девушка боялась, что отчим сможет подняться и попытается пройти к ней. Она судорожно просчитывала возможные варианты своих действий. Но мужчина даже не встал. Он так и пролежал всю ночь на полу в верхней одежде и обуви. Лена не могла сомкнуть глаз и посреди ночи услышала, как отчима начало рвать. От омерзения ей стало тошно. В ту ночь Лена призналась себе, что ненавидит отчима. Если раньше она пыталась найти ему хоть какие-то оправдания, то теперь всё изменилось. Лёжа в кровати, она мечтала, что он случайно захлебнётся собственной рвотой и избавит её от многих проблем, и самое главное, от страха, который она начала испытывать.

Наутро он ушёл, не сказав ни слова. Квартира пропахла блевотой, которую он не удосужился убрать. После этого случая Лене две недели удавалось избегать его. Она не знала, как поведёт себя, если встретится с ним снова.

И всё же это случилось. Он повёл себя так, словно ничего не произошло. Но с этого момента она замечала всё: пошлые взгляды, бросаемые в её сторону, глупые, похабные шутки, которые он отпускал. Теперь в её жизни были постоянные оскорбления, скандалы и ссоры, не прекращающиеся ни днём, ни ночью. Единственное, что он себе больше не позволял, это прикасаться к ней. До этого вечера.

***

Сегодня отчим Лены был не просто пьян. Он был АГРЕССИВЕН.

Войдя в квартиру, девушка встретила мужчину, сидящего на табурете напротив входной двери. Его верхняя одежда валялась рядом, прямо на полу. Видимо, он недавно вернулся с работы. В квартире стоял резкий запах перегара, исходящий от мужчины. В правой руке отчим держал открытую бутылку пива. Увидев Лену, он сделал несколько больших глотков, не отрывая от неё взгляда. Оценивающего взгляда.

Посмотрев на бывшего мужа матери, Лена заметила свежий «синяк» у него под глазом. Отчим часто попадал в переделки, особенно в последнее время. Взгляд его отдавал холодом, он сразу не понравился Лене. Она уловила в белках глаз скользящие движения зрачков, движения, внимательно оценивающие девушку с ног до головы.

Лене стало стыдно. Она почувствовала, что выбрала не ту одежду, которую следовало одеть сегодня на встречу с подругами. На ней были её любимые светло-голубые джинсы, которые плотно облегали стройные бёдра и выпуклые ягодицы. Она сама порой замечала, что они ей немного малы, но, несмотря на это, не могла отказать себе в удовольствии носить их.

Вдобавок к джинсам на тело Лена одела лёгкую чёрную кофту. Она была коротенькой и лёгкой и оставляла одно плечо открытым. Девушка была ярко накрашена, и это смущало её ещё больше. Лена не ожидала, что, если придёт домой так поздно, отчим будет сидеть вот так перед дверью и поджидать её. Только сейчас она подумала, что вид у неё вызывающий, и теперь это сильно беспокоило девушку.

Стараясь вести себя как обычно, Лена начала разуваться. Она не смотрела на отчима, но знала, что он не спускает с неё глаз. Замок на сапогах, как назло, заклинил, и девушка заметила, как дрожат её руки. В этот момент послышался хрипловатый голос мужчины:

— А ты подросла. Ты стала очень похожа на свою мать.

После этих слов он сделал большой глоток пива и смачно рыгнул. Вытерев рот рукой, в которой держал бутылку, отчим продолжил:

— Только ты гораздо моложе её, и грудь немного больше.

К этому времени Лена закончила с обувью и, стоя напротив, посмотрела на мужчину. Он с любопытством наблюдал за ней, ожидая реакции. Но девушка не повелась на провокацию и старалась не подавать вида, как её это задевает.

Раскусив падчерицу, мужчина улыбнулся. Медленно растянув рот и оскалив полусгнившие зубы, отчим вновь начал говорить:

— У неё были такие сладкие соски. Большие такие, розовые. Знаешь, как они твердели, когда я трогал её? Интересно, каковы на вкус твои соски? — Сказав это, он начал неугомонно смеяться и раскашлялся.

После этих слов Лену охватила ярость, ранее ей неведомая. Это мерзкое, ненавистное существо позволило себе говорить грязные слова о её матери. Потеряв над собой контроль, девушка ответила:

— Ты не будешь так говорить о моей матери и обо мне своим вонючим ртом! — она не кричала, но была очень близка к этому. — Не твоё поганое дело, какая у меня грудь!

Лена очень постаралась, чтобы её голос не дрогнул и показался как можно грубее. Она сама удивилась, как осмелилась сказать подобное, но получилось у неё плохо. Хотела ещё что-то сказать, но не нашла подходящих слов.

Отчим пристально посмотрел девушке в глаза. Пьяный, затуманенный и в то же время злобный взгляд встретил отпор. Девушка, не отводя глаз, смотрела с такой сильной ненавистью, о которой и сама не подозревала.

— Тихо, тихо, девочка. Зачем ты кричишь? Если начну кричать я, то не я, а ты закроешь свой ротик, который ты так ярко накрасила. Ты должна воспринимать это как комплимент, а не оскорбление. — Закончив, он опять глотнул пива.

— Мне не нужны твои грязные комплименты.

Лена аккуратно отодвинула обувь в сторону, взяла с подставки сумочку и направилась в свою комнату, пытаясь не обращать внимания на отчима. Не успев сделать и трёх шагов, она увидела, как мужчина подорвался с места. Табуретка опрокинулась, и он преградил ей дорогу, упёршись свободной рукой в стену на уровне шеи девушки.

Лена почувствовала букет зловоний, исходящих от мужчины. От него несло не просто перегаром. Затхлостью, немытостью, и хуже всего: от него исходил запах мочи. «Господи, когда он последний раз мылся и стирал свои вещи?» — подумала Лена. Вслух же она сказала:

— Дайте мне пройти. — Её требование прозвучало твёрдо, но не настолько, насколько ей хотелось. — Я очень устала и хочу отдохнуть.

Лена старалась стойко смотреть отчиму в глаза, но, сама не ведая того, всё равно отводила взгляд.

— Отдохну-у-у-ть? — протяжно и с улыбкой спросил он. — Что ты имеешь в виду?

Мужчина чувствовал, что падчерица боится его, и ему это нравилось. Он начал воспринимать происходящее как своеобразную игру.

— Хочешь сказать, ты сильно устаёшь? С чего бы это? Если хочешь, мы можем расслабиться вместе. На вот, выпей. — Он протянул ей бутылку к самому лицо с недоброй ухмылкой.

Лена, приложив немало усилий, убрала его руку от себя.

— Не твоё дело! — Она не пыталась пройти, просто стояла.

— Ах, не моё дело? И это после всего, что я сделал для тебя и твоей мамаши?! — Теперь им овладела настоящая злоба. Мужчина почувствовал прилив ярости и… Возбуждения. Ему вдруг захотелось. Её…

Своей рукой отчим обхватил Лену за талию. Крепко прижав её к себе, он попытался поцеловать её в губы. Девушка с отвращением отвела лицо. Двумя руками она упёрлась отчиму в грудь, и ей кое-как удалось вырваться из его объятий.

— Тьфу! — Лена смачно плюнула мужчине в лицо и попала точно в глаз.

Мужчина, не выражая никаких эмоций, поставил бутылку на пол. Рукавом свитера он вытер слюну.

— Ну теперь ты пожалеешь…

Лена испугалась и отпрянула назад. Отчим подался вперёд и крепко схватил девушку за руку. Без особых усилий он потянул её к себе. Свободной рукой Лена ухватилась за старый настенный светильник и, сорвав его со стены, что есть мочи ударила по голове похотливого ублюдка.

Отчим взвыл от боли. Его левое ухо начало кровоточить. Мелкие осколки стекла торчали из кожи. Он не ожидал, что хрупкая девушка может причинить ему такую боль. Отшатнувшись назад, мужчина споткнулся о табурет и с запутавшимися ногами упал на пол. Воспользовавшись моментом, Лена устремилась вперёд. Наскочив ногой на грудь отчима, девушка попыталась забежать к себе в комнату, но он успел схватить её за голень прежде, чем она с него спрыгнула. Лена упала и сильно ударилась подбородком о порог. Она приглушённо вскрикнула, прикусив язык. Слёзы потекли из глаз девушки. Боль, обида, злость и страх — всё соединилось внутри одновременно.

Лена попыталась вырваться из хватки отчима. Она пыталась ползти, но он крепко сжимал её ногу. Она чувствовала, как отчим перевернулся и начал ползти следом за ней.

Мужчиной овладели ярость и возбуждение. Теперь им управлял не разум, только самые низменные инстинкты. Он уже чувствовал, как будет наказывать эту мелкую шлюху. Её аппетитные формы, обтянутые джинсами, напрочь выкинули из его головы здравый смысл. Теперь он знал, чего хочет. Он собирался показать, что бывает с такими, как она, за неуважение к старшим.

Мужчина продвинулся вперёд и схватился за джинсы девушки сзади. Потянув на себя, он надеялся снять их, но они слишком плотно сидели на ногах. Отчим выругался, теперь он начинал злиться ещё сильнее.

— Не сопротивляйся, дура. Твоя мамаша никогда не сопротивлялась. Она сама раздвигала передо мной ноги.

Лёжа на животе, Лена подогнула под себя свободную ногу и резко выпрямила. Ступня ударилась о голову мужчины, и он вскрикнул от боли. Она, не теряя ни секунды, развернулась на спину и прицельно ударила ему в лицо ещё раз. После этого девушка придвинулась ближе, облокотившись на руки, и со всего размаху принялась колотить ногами, целясь в промежность растерянному отчиму.

Он тут же схватился ниже пояса и скрутился в приступе боли.

— Тварь, сука! Тебе конец! — Мужчина попытался встать, но резкий прилив боли посадил его обратно на пятую точку.

Лена быстро встала и вошла в комнату. Она с силой захлопнула дверь и закрыла щеколду. Такого она терпеть не в силах. Слёзы горечи и обиды, страха и ненависти стекали по её щекам. Лена рыдала, уткнувшись лицом в подушку и пытаясь заглушить всхлипы. В этот момент мысли о серости и одиночестве жизни заполнили всю её изнутри.

— Что, думаешь, тебе это поможет? — раздался голос за дверью.

Девушка верила, что он не пойдёт дальше того, куда уже зашёл. Она очень надеялась, что её удары отрезвят его и принудят оставить её в покое. Некоторое время за дверью была тишина, и Лена продолжала лежать, не вставая с кровати.

После послышался стук в дверь.

— Открывай по-хорошему или я выбью дверь!

Лена встала с кровати и принялась укладывать оставшиеся вещи в сумку. Большинство необходимого она собрала ещё несколько дней назад и вывезла из дома. «Господи, быстрее бы выбраться отсюда». Лена молила Бога, чтобы отчим больше не лез к ней. Девушка взяла сумку с вещами и в последний раз осмотрела стены. С уходом из жизни матери они перестали быть для неё тем уголком счастья, которым были при ней. Ещё раз подумав о предстоящих судебных тяжбах, которые её ждут после возвращения, девушка решила не ждать утра и уехать сегодня.

Не успела она подумать об этом, как дверь с грохотом и треском распахнулась. Пьяное тело ворвалось в комнату. Отчим сходу ударил Лену по лицу ладонью. От неожиданности она вскрикнула и упала на кровать. Лицо горело от сильной пощёчины.

— Отстань, урод! — сквозь слёзы крикнула девушка, надеясь, что её кто-нибудь услышит.

— Заткнись, сука! Я покажу тебе, что бывает с теми, кто не слушается родителей.

Он залез на девушку сверху и сел ей на живот. Своими руками отчим схватил руки девушки и прижал их кровати так, чтобы она не могла вырваться. Наклонившись к её лицу, когда между ними оставалось всего пара сантиметров, отчим заглянул Лене в глаза.

— Нравится? — шёпотом спросил он.

Лена молча отвернула голову в сторону, пытаясь освободить руки из его хватки. Наблюдая за её безуспешными попытками, мужчина высунул язык и медленно провёл им по щеке девушки. От отвращения она еле сдержала рвотный позыв. Лена замерла, выжидая подходящий момент.

— Лежи смирно, тебе это даже понравится.

Отчим выпрямился, расслабил свои руки и, спустив их вниз, без проблем разорвал кофту на девушке.

— Посмотрим, что тут у нас…

От возбуждения мужчина учащённо дышал. Лена видела, как из-под его штанов что-то выпирает, и поняла, что другого момента у неё может и не быть.

Неимоверным усилием мышц пресса и с несвойственной ей ловкостью девушка поднялась и со всей силы укусила мерзавца за живот. Он изрядно выпил сегодня, прежде чем начинать к ней домогаться, и сейчас это сыграло ей на руку. Отчим вскрикнул от боли и, отстранившись назад, со всего размаха ударил девушку по лицу так, что она слетела с кровати. Несмотря на дикую боль, она быстро сориентировалась и тут же схватила вазу, стоящую на письменном столе. Затем со всего размаха попыталась разбить её отчиму об голову, но тот успел увернуться, перекатился на кровати и свалился на пол.

— Сука! Долбанная сука! Я убью тебя, тварь малолетняя!

Лена, не теряя ни секунды, подбежала к отчиму. Держа вазу за узкое горлышко, она замахнулась и ударила со всей силой. В последний момент отчим опять увернулся, и Лена попала ему по лопатке. Мужчина не сдержал крик, прогнулся, пытаясь встать, но повторный удар пришёлся ему точно по голове. Ударившись о затылок, толстое стекло разбилось, и в разные стороны разлетелись крупные осколки. После этого подонок перестал шевелиться, и из раны на голове сочилась кровь. В какой-то момент Лена испугалась, что убила его. Но изо рта отчима послышались глухие стоны, и девушка почувствовала облегчение.

Через мгновение Лена взяла себя в руки, схватила сумку и вышла в прихожую. Быстро обувшись, она сняла порванную кофту и, будучи в одном бюстгальтере, надела куртку прямо на голое тело.

Вытирая слёзы, девушка ещё раз осмотрела квартиру. Мысленно она попрощалась с детством и юностью, проведёнными здесь. Лена чувствовала, что больше сюда не придёт. По возвращении она решила менять свою жизнь, и начать нужно будет с полного избавления от отчима и продажи этой старой квартиры.

Лена начнёт новую жизнь. Она знала, что именно так и будет.

3

Виктор сидел в подъезде и курил. «Чёртовы сигареты, скоро половина зарплаты будет на них уходить». Он снова был пропитан злостью на весь окружающий мир и населявших его людей. В то же время он отчаялся. Сегодня Виктор вновь сорвался. Последние четыре месяца он как мог держал себя в руках. Более того, он был практически спокоен всё это время. Ненависть и презрение, которое он испытывал к людям последние три года, на время затихли. В какой-то момент он даже начал верить, что срывов у него больше не будет. Но сегодня это опять случилось.

Сидя на холодной бетонной лестнице зассанного подъезда, мужчина вытягивал одну сигарету за другой. Докуривая, он сминал маленькие бычки и кидал их в кучу мусора, валявшегося на лестничном пролёте. Он думал о выпивке. Сам Господь Бог не в силах познать, как хочется сейчас приложиться к стеклянному горлышку и хлебнуть «огненной воды». И чем крепче и горче была бы жидкость, тем лучше. Горькая, как его никчёмная жизнь. Даже одна рюмка принесла бы ему неслыханное блаженство, и всё бы вновь встало на свои места. Скорее всего после этого исчезла бы проклятая дрожь в руках, а может, и гнев внутри немного бы унялся.

Но Виктор прекрасно понимал, что он обманывает себя. Одной рюмки, конечно, будет недостаточно. Он не пил уже два года. Два тяжёлых, продолжительностью в вечность года.

Поначалу и он, и его семья думали, что в их дом придёт долгожданный мир. Что-то похожее происходило, когда он начал трезвым возвращаться домой с работы. Дети постепенно перестали в испуге прятаться под кровать, а на лице жены больше не появлялось новых синяков. Всё так и было, но только вначале.

Относительно долгое время он и его жена в безмолвии ждали. Ждали, что он опять сорвётся, вновь придёт домой пьяным и всё начнётся по новой. Но он, на удивление себе самому и остальным, держался. Он действительно хотел избавиться от алкогольной зависимости, и у него это кое-как получалось. Вот только если он не пил, то это не значило, что пить ему не хотелось. Жажду алкоголя он безуспешно пытался заглушить сигаретами. Две-три пачки медленно убивали его каждый день. Но жирным плюсом от замены водки сигаретами было то обстоятельство, что, выкурив хоть десять пачек, он бы не стал набрасываться на жену и детей.

В тот период Виктор с ними почти не общался. Он замкнулся в себе, и окружающие видели, как тяжело ему даётся отказ от алкоголя. Тем не менее, отдавали должное. Без врачей, кодировки и ещё каких-либо дополнительных методов мужчина добровольно отказался от того, без чего жизнь свою представить не мог.

На решение это его подвиг ужасный случай, случившийся в их семейной жизни. Однажды утром он проснулся в состоянии ужасного похмелья. В глазах всё двоилось, в горле пересохло, а голова раскалывалась острой болью, но лежащую на полу жену он узнал сразу. Она была неподвижна, а лицо её было едва узнаваемо из-за множества побоев и спёкшейся крови. Вокруг тела сидели трое плачущих детей. Когда они увидели, что их отец проснулся, они испугались. Виктор видел, как внушает неподдельный страх своим собственным детям, и от этого на душе стало жутко.

«На этот раз ты убил её. Господи, ты убил её», — говорил он себе, не в силах встать с кровати. Он лежал, уверенный, что его жена мертва. Виктор проклинал себя, он даже представить боялся, что будет с ним и с детьми после того, как сюда приедут полицейские. С огромным трудом, превозмогая похмельный синдром, мужчина сел на кровати. Он попытался встать, но к горлу подступила тошнота. Тогда он медленно сполз с кровати и на четвереньках стал пробираться к распластавшейся на полу женщине.

Дети, увидев приближающегося отца, испуганно попятились от тела матери. Дочка начала громко рыдать, закрываясь от родного отца, как от чего-то страшного. Только старший сын Виктора, десятилетний Лёша сидел, пытаясь своим телом закрыть маму. От страха зажмурив глаза, он сказал отцу:

— Пожалуйста, не делай ещё хуже. Ей и так очень больно. — Он тоже плакал, и эпизод этот отпечатался навсегда в душе Виктора. Он будет продолжать жить с этим очень долго и вряд ли когда-нибудь сможет заглушить в себе боль, причинённую этим зрелищем.

Глядя на сына, мужчина и сам, едва сдерживая слёзы, проговорил:

— Ну что ты, Лёша. Что ты, сынок… Я не причиню ей зла. И вам я никогда не сделаю ничего плохого. Я просто хочу разбудить маму (только бы она была жива).

Подобравшись ближе, он услышал её лёгкое посапывание, увидел, как поднимается и опускается грудь женщины. «Значит, жива». Немного приободрившись, Виктор подобрался к жене и обратился к сыну:

— Лёша, дай я осмотрю маму.

Ему было до безумия стыдно. Он видел, как его старший сын недоверчиво смотрел на него и медленно отодвинулся в сторону. Виктор приблизился к жене и посмотрел на её лицо. Оно было практически неузнаваемо. Огромная гематома полностью закрывала левый глаз, видимо, последствия точного удара правой. Нос сломан и смещён в сторону, под ним размазанная засохшая кровь. Губы женщины были разбиты, с нижней медленно вытекала струйка крови. Волосы Тамары были растрёпаны и частично налипли на лицо. Виктор не хотел осматривать её худое тело. Он и так догадывался, что там тоже полно побоев.

Изо рта избитой женщины послышался сдавленный хрип. Она приоткрыла правый глаз, и из него потекла слеза. Сказать она так ничего и не смогла, только что-то прохрипела.

«Что я наделал». Виктор заплакал и даже не стыдился своих слёз. Он в отвращении попятился от тела женщины, пока не упёрся спиной в кровать. Дети услышали всхлипы отца и молча смотрели на него. Мужчина сидел, закрыв лицо руками, и тихо плакал, жалея о случившемся и не в силах ничего поменять. Когда закончились слёзы, он продолжал сидеть, опустив голову и не поднимая взгляд.

Через какое-то время дети помогли подняться матери с пола и аккуратно уложили её в постель, бережно накрыв одеялом. Как во сне, Виктор слышал её отчаянные стоны. Каждое движение отдавалось ей болью. Дети не говорили ничего, просто любя помогали маме, не удостоив отца просьбой о помощи. Слов и не требовалось. Вчера Виктор дошёл до крайности, даже они это понимали.

Мужчина не знал, спит его жена или нет. Он нашёл в себе наконец силы и встал. Стараясь двигаться бесшумно, чтобы не пугать детей, лежащих рядом с матерью, он проследовал в кухню и открыл холодильник. Там он достал все свои запасы спиртного и, подойдя к раковине, принялся сливать туда содержимое бутылок. Он ни секунды не жалел о проделанном, он знал — с алкоголем покончено.

Пока он так стоял, в дверном проёме появилась его пятилетняя дочь. Она не плакала, просто молча смотрела на отца. Когда Виктор посмотрел на неё, она проговорила:

— Папочка, а у меня никогда не будет мужа. Я не хочу, чтобы он бил меня так, как ты бьёшь маму.

У мужчины от этих слов подкосились ноги. Опрокинув бутылку в раковину, он сел на пол и, изо всех сил сдерживая слёзы, закрыл лицо руками. Дрожа всем телом, он жестом позвал дочь. Она не подошла, а лишь с жалостью смотрела на него.

Услышав плач, из комнаты прибежал Лёша.

— Лиза, — обратился он к сестрёнке. — Пойдём к маме.

Она последовала за ним, ещё раз взглянув на отца перед уходом. Так продолжалось до самого вечера. Виктор не выходил из кухни, пытаясь унять дрожь и взять себя в руки, а дети не отходили от матери, которая до наступления темноты не вставала с кровати.

Каким-то чудом никто не узнал о произошедшем в их семье. Дети привыкли молчать о том, что происходит у них дома, а потому не проговорились и на этот раз. Сама Тамара, руководствуясь неизвестно чем, ни к кому не обратилась, кроме знакомого доктора, который помог ей вправить нос, не задавая лишних вопросов. От соседей скрыть побои, конечно, не удалось. Но в их доме о таких вещах принято молчать, не одни они такие.

После этого случая Виктор больше не прикасался к спиртному. Ему ужасно этого хотелось, особенно спустя пару месяцев, когда произошедшее стало понемногу забываться. Но как бы организм ни требовал, мужчина твёрдо решил противиться этому. Он курил, много ел и не мог найти себе места, но ни водки, ни любимого им самогона в его жизни больше не было. Позже стало немного легче. Через несколько месяцев с ним вновь заговорила жена. Ещё через какое-то время даже перестала бояться.

На то, чтобы наладить с супругой более-менее нормальные отношения, ушло около полугода. Порой она даже ему улыбалась, хотя прекрасно помнила всё, что он с ней сделал.

Время шло, Виктор даже начинал верить, что теперь в их жизни начнётся новый этап. Жажда выпить никуда не делась, но он научился её сдерживать ради своих детей. Вот только ничто не проходит бесследно, и спустя полтора года мирной жизни у него начались «срывы».

Они происходили, когда Виктор был совершенно трезв. В этом и была вся проблема. Он всё чаще приходил домой раздражительным, озлобленным и нервным. Ему всё тяжелее становилось держать себя в руках. Каждая мелочь в действиях окружающих могла в ту же секунду вывести его из себя. Иногда он просто не мог держать себя под контролем, становился агрессивным буквально в считаные мгновения. И, как это обычно бывает, больше всего агрессии было направлено в сторону жены, чаще всего находящейся рядом с ним.

Первый раз он взъелся на неё из-за элементарного вопроса о выданной зарплате, когда она просто спросила, сколько ему заплатили в этом месяце. Виктор ответил ей так резко и грубо, что жена, быстро отойдя в сторону, испугалась, не пьян ли он. Но он был абсолютно трезв в тот и последующие дни. Просто сам не заметил, как в нём стали происходить изменения, как он постепенно становился другим, совсем не таким, как прежде. Спиртное, будь то пиво, водка или коньяк, он больше не употреблял, но что-то внутри него стало из-за этого меняться. Вот только далеко не в лучшую сторону.

В итоге изменения эти сказывались на окружающих, в первую очередь на супруге. Начались ссоры, скандалы, постоянные крики в их доме. Дети вновь начали плакать из-за неспокойных родителей. Виктор не бил жену, но подозревал, что постепенно может сорваться на ней. Он стал таким раздражительным, что еле сдерживал себя. На подсознательном уровне мужчина чувствовал, что сорвётся. И больше всего боялся, что сделает это трезвым. Ведь с алкоголем он мог покончить, но если ударит жену трезвым, то остановиться будет гораздо сложнее.

Так или иначе весь последний год совместной жизни они прожили, постоянно скандаля и ругаясь. Тамара тоже старалась не усугублять ситуацию, она прекрасно помнила, как он чуть не убил её в прошлый раз. Но неосознанно всё-таки умудрилась ухудшить их и без того натянутые взаимоотношения.

Она углубилась в религию. Шло время, и с каждой неделей она становилась всё набожнее. Её нарастающий интерес к церкви начинал казаться нездоровым не только Виктору, но и окружающим её людям. Большую часть свободного времени она проводила в храмах, возвращаясь с иконами, свечками и прочей церковной утварью. Мужа вид этих икон приводил в бешенство. Каждый месяц он находил в углу новую икону какой-нибудь Божьей Матери и задавал ей наводящие вопросы, порождающие очередные ссоры.

Всё это, вместе взятое, привело их двоих к тому, что сегодня он её наконец ударил. Снова, спустя несколько лет. Он не хотел этого, но ему пришлось. Она никак не могла заткнуться по поводу будущего их детей. Как он ни настаивал, она гнула своё. Вот и получила. Он не был пьян, но был взбешён и всё-таки сорвался. Схватив жену за волосы, он дал её сильную пощёчину. Щека женщины раскраснелась, а из зажмуренных глаз потекли слёзы.

Когда Тамара в ужасе закрылась от него руками, он понял, что она ждёт продолжения. Тело жены содрогалось от страха, и это заставило Виктора вовремя остановиться. Он отпустил её и, схватив пачку сигарет, выбежал в подъезд.

Вдыхая горький дым, мужчина погрузился в размышления. Он услышал, как сверху кто-то спускается по лестнице. Подняв голову, Виктор увидел соседку сверху — пожилую женщину. Она отвела взгляд, всем видом показывая, как он ей противен, и молча пошла своей дорогой. Все в подъезде хорошо его знали. Они понимали, что лучше его не трогать, иначе беды не миновать. И это его тоже разозлило. Плевать он на всех хотел.

Затушив очередную сигарету и выкинув бычок, Виктор поднялся, отряхнул штаны и зашёл обратно в квартиру. Скинув тапочки, он прошёл к себе в комнату. К счастью, дети были в школе, а ему дали выходной перед отъездом. Не самый лучший в его жизни. Тамара сидела в кресле. Слёз в глазах он не увидел, но по её виду было понятно, что она плакала всё это время. Взгляд, наполненный пустотой и отдалённостью, был устремлён в пол.

— Я не хочу тебя больше видеть, — сказала она тихим и хриплым голосом, после чего губы её начали дрожать. — Я больше этого не вынесу.

Виктор посмотрел на неё печальным взглядом. Где-то в глубине души, в самой потаённой части сознания, там, куда он не мог добраться уже много лет, он хотел извиниться. Мужчина хотел подобрать нужные слова, как-то загладить свою вину. Может, он хотел всё исправить, повернуть вспять и начать всё сначала. Но было уже слишком поздно. Проблемы в их отношениях зашли слишком далеко, и, вернувшись из командировки, он скорее всего не увидит ни её, ни детей. От этих мыслей сжималось сердце, совсем немного, но в то же время опять начинала охватывать злость.

Раздражённый, он прошёл в кухню, налил себе в стакан воды из-под крана. Выпив половину, он вылил остальное в раковину и вернулся в комнату. Подойдя к жене, он проговорил:

— Я постараюсь всё исправить. Мне очень тяжело, но я держусь. Когда я вернусь, всё будет по-другому.

Женщина не смотрела на него, её глаза словно остекленели. А в самых уголках вновь начали скапливаться слёзы — капли отчаяния, сопровождавшие её много мучительных лет замужней жизни. Сейчас ей ничего не хотелось, кроме того, как остаться одной. Она считала недели, затем дни, а теперь и вовсе часы, когда он исчезнет из её жизни хотя бы на несколько месяцев. Женщина воспринимала это как награду за долгие годы унижений, что причинил ей супруг. А там… Что будет дальше, как быть ей и что будет с детьми? Неважно, по крайней мере не сегодня.

Она взглянула в зеркало, висевшее на стене. В нём она увидела худую, преждевременно постаревшую женщину. От этого стало ещё больнее. Слёзы с новой силой покатились по её щекам.

Виктор смотрел на неё и испытывал противоречивые чувства: злобу, немного жалости и отчаяние. Так они и просидели, пока он наконец не встал и не собрал остатки своих вещей. Он не хотел уезжать сейчас. Дети были в школе, и он хотел с ними попрощаться, но, смотря на жену, понял, что не может больше находиться дома. Стены будто давили на него со всех сторон, а молчание, повисшее в воздухе, начинало нервировать. Вновь почувствовав злость, Виктор сухо попрощался с женой. Она на него даже не взглянула.

По дороге он постоянно размышлял, может, стоило бы зайти к детям в школу. Но так и не решился. Не так они сильно его любят, чтобы искренне обрадоваться отцу. От этого стало горько, и он опять разозлился на жену. Несомненно, именно она настраивала их против него.

Позже он неоднократно жалел, что так и не попрощался с детьми…

Глава 2
Заданный фарватер

1

— И вот на этой ржавой колымаге мы в океан должны плыть?

— Идти, Ворон, — поправил Антона Денис. — Плавает…

— Говно, — с недовольством в голосе закончил за Поршнева Ворон. — Говно плавает, а корабли ходят. Без тебя знаю, умник. Устаревшее замечание.

Морпехи прибыли на причал после полудня. Урал подъехал к трапу корабля максимально близко, развернувшись к нему кормовой частью кузова. После того как Умаров отдал команду подчинённым, парни спрыгнули с машины и разминали ноги. Курящие подоставали сигареты и принялись вовсю дымить, остальные с любопытством оглядывались по сторонам и изучали корабль.

— Кравцов, — позвал своего заместителя офицер. — Подойди ко мне.

Даня закатил глаза, стоя к нему спиной, а к товарищам лицом. Парни заулыбались и сопроводили его наигранно сочувствующими взглядами.

— Я иду к капитану, вы пока ничего не разгружайте и не расходитесь.

— Есть, — спокойно ответил Данила.

Дождавшись, пока командир перешёл по трапу на корабль, Кравцов принялся разглядывать небольшое судно.

«МБ-205» — гласила надпись на плакате, вывешенном вдоль всей длины небольшого трапа, обеспечивающего проход с причала на ют. Ту же самую надпись, расположенную возле якорей, он разглядел и на корпусе корабля.

Само судно представляло собой поистине крошечный буксир. Длиной около пятидесяти метров, шириной около десяти. Высота корабля вместе с надстройкой тоже была небольшой, даже с учётом двух мачт и антенн. Кормовая часть судна была очень низкой. Она была даже ниже уровня причала, на котором сейчас стоял Кравцов. Данила прикинул, что с юта до уровня воды примерно два с половиной метра и не составляло никакого труда забраться на палубу даже с небольшой лодки. В носовой части дело обстояло, конечно, лучше, но доверия это всё равно не внушало.

Весь борт корабля, как и одна из двух мачт, был выкрашен в чёрный цвет, невысокая надстройка окрашена белым. На ней, прямо от сигнального мостика, возвышалась вторая мачта, выкрашенная в жёлтый цвет. С обеих сторон были закреплены две ярко-оранжевые спасательные шлюпки.

До этой командировки Данила ходил на кораблях, разительно отличающихся от «МБ-205», казавшегося ему просто неприлично маленьким. Военные корабли, на которых он бывал ранее, представляли собой более крупные суда и внушали больше доверия, чем маленький буксир.

— А что значит «МБ-205»? — послышался позади голос Дениса.

— Я думаю, малый буксир, — ответил ему Ворон.

— Вообще-то это значит «морской буксир», а не малый. 205 — просто бортовой номер.

Морпехи дружно обернулись на голос. Возле трапа стоял дед, одетый в старый военный бушлат. Глаза его были скрыты за тёмными стёклами квадратных очков. Своей седой бородой и волосами пожилой мужчина напоминал капитана дальнего плавания с картинок из детских книжек. Но, судя по одежде, таковым не являлся.

Военные переглянулись, и Ворон спросил у старика:

— Точно морской? А то он как-то больше похож на речной, судя по размерам.

Кто-то из парней глупо хихикнул, словно это была достойная шутка. Старик повернул голову в сторону Антона. За тёмными стёклами глаз его не было видно, но смотрел он точно на него.

— Не обращайте внимания на размер. «МБ-205» — настоящий морской буксир, это вам не «плоскодонка» какая-нибудь. Благодаря устройству днища этот кораблик может довольно сильные шторма пережить. Мотать будет во все стороны, как неваляшку, но ко дну просто так не пойдёт, вы уж мне поверьте. Я всю жизнь на кораблях работаю.

После этих слов дед спокойно достал из кармана пачку сигарет, вытянув одну, он дунул ей в фильтр и закурил.

— Я смотрю, у вас тут все сверхсрочники? — не унимался любопытный старик.

— Контрактники, — поправил его Денис. — В наше время это называется «военнослужащие по контракту», ну контрактники, короче.

— Понятно, — спокойно ответил бородач, словно в чём-то разочаровавшись.

Их разговор прервал приближающийся командир группы. Не сходя со шлюпочной палубы, опираясь на леера, он криком отдал команду Кравцову, чтобы разгружали имущество из машины.

— Пока ставьте на причал, чтобы «урал» не задерживать, а уже после занесёте внутрь.

Денис с Костей, будучи самыми низкими по росту, без дополнительных распоряжений запрыгнули в кузов и принялись передвигать ящики к краю. Снизу парни попарно спускали их на причал поближе к трапу. Затем морпехи выгрузили рюкзаки, бронежилеты со шлемами и закрыли борт. Попрощавшись со старшиной, который их привёз, они сопроводили уезжающую машину весёлыми взглядами.

Умаров в это время спустился на ют и взмахом руки подозвал к себе Кравцова. Остальные просто молча наблюдали за ними.

— Пойдём, покажу вашу каюту и оружейную комнату, куда ящики тащить.

Они прошли через ют к металлической двери, ведущей внутрь. Открыв её, они повернули и сразу упёрлись во вторую. Пройдя через неё, морпехи оказались в узком коридоре, расположенном вдоль правого борта судна. Кравцов следовал за Умаровым, размышляя о том, что каждый раз, оказываясь на незнакомом корабле, приходится бороться с дезориентацией. Даже на таком маленьком, как этот буксир, пока не пройдёшь по всем коридорам пару раз, довольно сложно быстро сориентироваться. Ну а на некоторых действительно больших судах, чтобы запомнить все ходы и выходы, нужно намеренно изучать корабль.

В конце коридора они повернули налево, а затем сразу направо. Умаров начал спускаться на нижнюю палубу по очень крутому трапу, и Данила последовал за ним, придерживаясь за перила. Если не соблюдать осторожность, здесь легко можно было подвернуть ногу или вовсе упасть. Кроме того, над головой был низкий потолок, расположенный параллельно трапу. Об него тоже можно было здорово бабахнуться, особенно тем, у кого рост хотя бы метр восемьдесят, как у Дани. Он сразу прикинул, что будет непросто подниматься здесь, выбегая по тревоге в полной экипировке. Размышляя над этим, Кравцов задал командиру вопрос:

— Слышишь, Сергеич, а тебе капитан говорил время, за которое мы должны выбежать?

— Две минуты.

— Две минуты? Ну ничего себе! Я представляю себе беготню по этим трапам, — Данила сказал это больше себе, чем офицеру.

Пока рядом не было остальных, он позволял себе иногда обращаться к Умарову на «ты». В большинстве случаев тот реагировал на это нормально, учитывая их давнее знакомство. Но Умаров был человеком настроения, и порой в голове у него будто что-то переключалось, и он мог завести долгий монолог на повышенных тонах, повествующий о субординации и уставных взаимоотношениях между командирами и подчинёнными.

Кравцову было всегда любопытно слушать эти речи, учитывая, что они неоднократно бывали вместе за пределами воинской части в различных увеселительных заведениях. И за всё это время Данила ни разу не показал на службе, что позволяет себе не подчиняться ему или общаться как с другом. Тем не менее, Умаров мог с презрением обращаться к нему или отчитывать за то, за что по-хорошему не должен был бы. В связи с этим, кроме совместных походов по барам, бывали у них стычки. Но больше всего Кравцова раздражал тот факт, что Умаров не видит разницы (или как минимум не показывает это) между ним и какими-нибудь молодыми бестолковыми контрактниками вроде Ворона, которых в батальоне было предостаточно.

Как бы то ни было, Кравцов, как и Умаров, понимал, что с контрактниками офицеру, командовавшему в части по большей части срочниками, будет сложно в этой командировке. Некоторые из них были слишком молоды, некоторые просто не отличались высокой дисциплинированностью. Поэтому отношения с Данилой ему лучше всё-таки не портить, его помощь в этом вопросе может пригодиться, даже если Умаров это не признаёт.

В этот раз из-за недостатка личного состава на боевую службу, за исключением одного, пришлось отправить только командиров отделений, в званиях от младшего до старшего сержантов, кроме того, все из разных подразделений батальона. И это тоже могло иметь определённые последствия. Уж больно привыкли они у себя в подразделениях иметь дело с призывниками и командовать ими. Тут им командовать некем, нужно только подчиняться.

Спустившись вниз, они оказались ещё в одном узком коридоре, расходящемся в разные стороны от трапа. В отличие от предыдущего, он был расположен не вдоль корабля от кормы до носа, а поперёк и в длину был не более шести метров.

Умаров повернул направо и, сделав несколько шагов, оказался между двумя дверьми. Он указал на деревянную, что была слева, и сказал, что Кравцов вместе с четырьмя другими сержантами будет жить здесь, а Козлова поселят на верхней палубе, рядом с каютой самого Умарова. Данила этому не обрадовался, он бы и сам предпочёл жить отдельно от остальных, но спорить с Умаровым было бесполезно. Конечно, он хочет, чтобы тот приглядывал за товарищами в его отсутствие.

Каюта представляла собой крохотное помещение с двумя двухъярусными кроватями по бокам, шкафом, столом посередине и небольшим нештатным диваном, предназначенным для пятого человека.

— Не густо, — только и сказал Кравцов Умарову.

Старлей с улыбкой посмотрел на него и, указав на открытую дверь напротив, сказал:

— С каютой позже разберётесь. В прошлый раз наши тоже тут жили, поэтому уместитесь без проблем. Сейчас надо с оружейкой разобраться.

Данила взглянул на раскрытую металлическую дверь с табличкой «АРСЕНАЛ», прикреплённой на уровне лица. За ней, как и во многих других служебных помещениях, была ещё одна металлическая дверь, только закрытая. Устройство рычагов на них позволяло герметизировать корабль в случае пробоины. С левой и правой стороны таких дверей были ручки, подниманием и опусканием которых срабатывал рычажный механизм, плотно и надёжно запирающий вход в помещение. Невозможно было открыть дверь, используя только одну рукоять. Их следовало сдвигать одновременно, чтобы войти или выйти.

Когда Умаров наконец справился с рычагами, они с Данилой заглянули внутрь, и Кравцов не поверил своим глазам. Перед ним было помещение ещё меньше их каюты. Предназначено оно было явно не для хранения оружия и боеприпасов. Через него проходили различные трубы, прямо к стенам были прикреплены несколько металлических шкафов. Кроме того, по углам хранились мешки с непонятным содержимым.

— Как мы здесь всё уместим? — спросил Кравцов, обращаясь к своему командиру.

— Надо уместить. Кроме этой конуры нам ничего больше не дадут. На корабле оружейная комната вообще не предусмотрена, поэтому придётся довольствоваться этим подобием. В прошлый раз они здесь даже сигнализацию установили, правда, к дежурному по судну она всё равно не выходит, но гудит так, что уши закладывает. — Умаров осматривал помещение, прекрасно понимая, насколько оно маленькое и как неудобно им будет действовать по тревоге. — Тащите, наверное, ящик с оружием, разместим его, а потом всё остальное расставим исходя из этого.

— Может, лучше наоборот, сначала занесём боеприпасы? НЗ вниз поставим, на них текучку. А на самом входе оружие положим и металлический ящик с магазинами, чтобы к ним свободный доступ был.

Умаров резко повернул голову. Он ненавидел, когда ему перечат или советуют, тем более младшие по званию и положению. Он пристально посмотрел Кравцову в глаза. Тот ответил ему взглядом, в котором не было ничего, кроме вопроса. Видимо, обдумав предложение подчинённого и осознав его правоту, Умаров сказал:

— Хорошо. Пусть будет по-твоему. На этот раз я пойду навстречу.

Кравцов ничего ему не сказал, но, как всегда, отметил про себя странное поведение Умарова. Ясно же, что он не перечит ему, не хочет авторитет его подорвать своим простым советом. Это просто логично, выложить ящик с оружием на входе, чтобы его получить. Агрессия Умарова на подобные советы иногда казалась такой странной.

С этими мыслями Данила поднялся наверх. Седобородый дед уже ушёл, и парни стояли одни, о чём-то бурно переговариваясь и громко смеясь. Кравцов дал команду остальным и с ними вместе принялся носить ящики. В самый низ они уложили три ящика с гранатами Ф-1, кидать в море которые было запрещено в связи с их сильной разрывной способностью. Поверх оборонительных они разместили пять ящиков наступательных РГД-5. В стороне от них морпехи кое-как уместили восемь ящиков с выстрелами для гранатомёта, а потом, изощряясь как могли, буквально впихнули оставшиеся ящики с патронами для автоматов, пулемёта и СВД. Небольшой ящик с пистолетами они поставили на один из металлических шкафов.

После того как все боеприпасы были размещены, в помещении невозможно было свободно развернуться. Тем не менее парни смогли поставить ещё два ящика. Один с оружием, а второй — с пустыми магазинами, которые они снарядят, когда выйдут в море.

Закончив с самым главным, морпехи начали располагаться в каюте. Несколько ящиков с имуществом, которое включало в себя комплекты постельного белья, запасы гуталина, мыла и документацию, они разместили в коридоре рядом с каютой так, чтобы не мешали действовать по тревоге. Спортивный инвентарь, который взяли с собой из части, парни сразу отнесли на внешнюю палубу, где располагалась перекладина и брусья.

В каюте царил полный хаос. Пока морпехи размещались, к ним пришёл боцман — щуплый еврей лет пятидесяти с густой чёрной шевелюрой. Он принёс пастельное бельё, попросив не использовать то, что они привезли с собой, дабы не возникло путаницы. Кроме того, вручил морпехам шерстяные одеяла, а чуть позже выдал каждому под роспись спасательные жилеты. Кравцов знал, что их перед выходом в море закрепляют за каждым членом экипажа и за всеми прикомандированными.

Наконец вещи контрактников были уложены, и каждый занял свою кровать. Не успели они расслабиться, как Умаров объявил построение на юте. Вслед за этим последовала масса стандартных процедур. Сначала пришёл старший помощник капитана с журналом инструктажа по требованиям безопасности. После того как морпехи расписались, он долго и нудно рассказывал о правилах поведения на корабле и действиях в случае возникновения нештатных ситуаций. Затем пришёл капитан. После сухого приветствия он кратко изложил свои требования и ушёл.

Когда военные остались одни, Умаров, обобщая всё вышесказанное, определил им место курения, занятия спортом, а также места, запрещённые для посещения, куда входили главный командный пункт, верхняя палуба, где проживал капитан, и его отдельный туалет, а самое главное, женский душ. После дружных пересмешек на эту тему командир провёл каждого подчинённого по позициям, которые они занимали согласно боевому расчёту. Рабочий день на корабле близился к концу, поэтому тренировок действий при нападении на судно не было.

2

На следующий день военные отработали по полной. После утреннего подъёма и завтрака было общее построение на поднятие флага. Там собрались все члены экипажа и прикомандированный личный состав. Знакомств никто ещё ни с кем не завёл, поэтому морпехи внимательно осматривали окружающих.

— Ух ты, а это кто у нас? Смотри, парни. — Денис указал на невысокую брюнетку, неприметно стоявшую позади корабельной команды.

Все как один тут же устремили туда свои взгляды.

— Так, если это тоже член команды, то в море будет весело, — с детской радостью на лице добавил младший сержант.

— Да нет, не может такого быть. Ты когда-нибудь видел, чтобы на кораблях нормальные девки были, тем более молодые. Максимум: толстые старые тётки — страшные и вонючие, — Ворон проговорил это, сделав деловитый вид большого знатока.

После услышанного морпехи еле сдерживались, пытаясь не засмеяться.

— Отставить смех! — рявкнул Умаров. — Рты свои позакрывайте и стойте молча.

Парни замолчали, и улыбки с лиц у них тоже пропали, но каждый искоса продолжал посматривать на девушку.

И Кравцов тоже.

Действительно, её присутствие было очень необычным. Если она и вправду работает на судне, то ей придётся несладко. Любая женщина на корабле — объект «голодных» взглядов моряков и «грязных» слухов между ними. По опыту Данилы, слухи эти, в большинстве случаев, были небеспочвенны. Такой уж труд в море. Много мужчин, много времени, проведённого ими вдали от цивилизации, и мало женщин либо вообще их отсутствие.

В основном на таких кораблях, как этот, две-три женщины обычно работали поварихами. Некоторые были замужними и ходили в море вместе с супругами, некоторые оставляли мужей на берегу либо они ходили на других кораблях. Бывали также и незамужние, но в основном разведённые. В любом случае что те, что другие особой устойчивостью перед сильным полом не обладали и спустя месяц в море пускались, как говорится, «во все тяжкие».

Бывали, конечно, и исключения. В прошлой командировке Данила познакомился с женщиной, тоже камбузной работницей. Несмотря на то, что две её подруги были весьма распущены, она держалась достойно. Будучи замужем, она даже намёка никому не давала на какую-либо связь, а вот поговорить на любые темы могла. Именно к таким женщинам невольно проникаешься уважением.

Кравцов стоял и продолжал разглядывать миниатюрную брюнетку. Не верил он, что она работает на судне. Не укладывалось в голове, как оказалась здесь такая красивая (на его вкус) и молодая девушка. Данила вдруг подумал о том, что такое бывает только в кино. Бывает, смотришь какой-нибудь голливудский фильм, а там в каком-нибудь захолустье откуда ни возьмись появляется сногсшибательная красотка. Или как в том фильме, с Николасом Кейджем. Заходит он в автомастерскую, а там из-под машины стройные ножки торчат. И вот как ни в чём не бывало оттуда выкатывается вся измазанная, но никто иная, как Анжелина Джоли, с её пухлыми губками.

В кино к этому все привыкли, но в жизни так не бывает. А потому эта девочка скорее всего пришлая, может, дочь чья или родственница. Просто стоит и наблюдает за происходящим из любопытства.

Из-за этой брюнетки Кравцов прослушал длинную речь капитана о предстоящих на день мероприятиях. Первым из них стала тревога, объявленная Умаровым. Он давал команду, когда они находились в каюте, и после двух тренировок парни начали понимать, где и что их тормозит, как при получении оружия и экипировки, так и при непосредственном занятии позиций. Лучший результат по времени был две минуты четырнадцать секунд.

— Более или менее, но меня не устраивает, — заявил Умаров при небольшом разборе. — Это вы все одетые и обутые, ждёте команды. А если будете спать, да ещё раздетые? Поверьте мне, я сверху прибегу и дверь открою быстро, вы не успеете даже с кроватей подняться. Что мне делать после этого? Вас ждать?

Стоя в одношереножном строю перед Умаровым, парни молчали, обдумывая слова командира. Неожиданно для всех раздался голос:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться из строя, матрос Козлов.

По строю прокатился сдержанный смешок. Парни были в предвкушении, что на этот раз учудит Козлов.

— Да, — без улыбки ответил Умаров.

— А там, в море, получается, один человек будет постоянно стоять на вахте с оружием. Следовательно, получить оружие надо только остальным шести, включая Вас, ведь автомат вахтенного будет с ним. Выходит, — он говорил это не то чтобы с умным видом, скорее так, словно сделал одно из величайших открытий в истории судоходства, — эти лишние секунды и уберутся.

После его слов в воздухе повисло гробовое молчание. Командир уставился на подчинённого. Затем раздался дикий хохот морпехов, отчего несколько членов экипажа, стоявших неподалёку, тут же настороженно уставились на них. Даже на лице Умарова проглядывалась едва заметная улыбка.

Дело в том, что матрос Владимир Козлов, или как его все называли, Володя, был крайне неопытен в делах не только военной службы, но и вообще по жизни. На вид он был толст и неуклюж, а его пухлое лицо с красными щеками и большими глазами выглядело немного глуповатым. Видя его в первый раз, многие вообще не верили, что он в морской пехоте служит. Но тем не менее он служил, причём уже больше года. Козлов был совсем молод, когда его призвали на службу. Не прошло и полгода, как он контракт подписал. И только одному Господу Богу известно, зачем он это сделал. Этот «горе-морпех» был объектом постоянных насмешек для всех категорий военнослужащих.

Офицеры смеялись над Козловым, потому что выполнял он всегда глупые и смехотворные задания, придуманные в большинстве случаев специально для него. Причём глаза его горели так, словно он исполнял действительно серьёзные приказы. Ну а командование тем временем тихо и беззлобно посмеивалось над молодым и неуклюжим контрактником.

Другие военнослужащие по контракту тоже не упускали возможности над ним подшутить. Его тучная фигура была причиной постоянных насмешек и упрёков. Кроме того, некоторые товарищи по службе его вместо себя в наряд ставили, для чего просто переписывали фамилии в журнале подбора суточного наряда. Иногда просили поменяться, обещая в следующий раз за него отстоять. Пользуясь его молодостью и неопытностью, они, конечно, этого потом не делали.

Даже «срочники», видя такое положение дел, откровенно ржали над ним. Но, к счастью, Володя относился к тому типу людей, которые при всём этом вовсе не унывают, а не обращают на это никакого внимания либо делают вид, что им всё равно. Скорее всего так оно и было.

Самый известный случай, произошедший с Володей, случился около полугода назад. Ротой, в которой он служит, командовал тогда старый «прожжённый» капитан, любитель на славу и с размахом погулять. В придачу был у него не менее весёлый старшина, который и по сей день служит там же. Вдвоём они много чего натворили, вот и к истории Володи имели самое прямое отношение.

Молодой контрактник жил тогда в расположении, поэтому всегда был на виду у офицеров. Как-то вечером командир роты со старшиной заперлись у последнего в кладовой и выпивали, не удосужившись даже личный состав отбить. Из-за двери громко доносились песни «Чёрных беретов», которым «лютые» командиры порой подпевали.

В роте, за исключением нескольких человек, служили «срочники», давно привыкшие к такому ходу событий, и когда капитан позвал к себе дневального, никто ничему не удивился.

— Козлова ко мне, — отдал он команду дневальному, пытаясь придать лицу трезвый вид.

Подчинённый быстро проследовал в канцелярию командиров взводов, где Володя боролся с мировым терроризмом. Выслушав дневального, матрос оторвался от Counter Strike (единственные стрельбы, где он был отмечен в лучшую сторону) и прибыл к командиру.

Капитан со старшиной поскребли по карманам и выложили на стол несколько десятков гривен. Вручив деньги Козлову, они велели принести им коньяка и чего-нибудь на закуску.

— Только через КПП не ходи, а то увидит ещё кто. Иди через забор, так быстрее будет, — с благими намерениями наставлял старшина молодого матроса.

— Есть! — гордо ответил Володя.

На заборе, рядом с казармой, в нескольких местах была разорвана колючая проволока. Знали об этом абсолютно все и пользовались, чтобы быстрее выходить за территорию части. Перескочив забор, военные попадали на крыши гаражей, расположенных за ним. Спрыгнув с них, оказывались на территории городка, расположенного рядом с частью. Офицеры и контрактники пользовались этим выходом, чтобы быстрее попасть домой, «срочники» уходили через него в самоход.

Этим местом и воспользовался Козлов, выполняя «важное» поручение командования. Он не боялся, что его кто-нибудь увидит. За самоход его не задержат, он ведь к тому времени был уже контрактником, а за то, что не через КПП пошёл, максимум нравоучительно отчитают. В общем покинул территорию части он без проблем, а вот о его возвращении в бригаде ходит много историй, правдивая из которых только одна.

Сидят капитан со старшиной и смотрят на часы. Козлов, по их расчётам, слишком долго не возвращался. Неожиданно дверь в кладовую открылась, и глаза у командиров буквально «на лоб полезли». К ним вошёл не кто иной, как Володя Козлов, вот только узнать его было очень трудно. Глаз опух, всё лицо в крови, одной рукой держится за голову, да прихрамывает к тому же. Куртка на матросе изорвана так, что весь утеплитель пуховой наружу вываливался.

От удивления ни командир, ни старшина и слова вымолвить не смогли, только рты разинули, да наблюдают молча. А Володя как ни в чём не бывало подходит к их столу, ставит бутылку коньяка и говорит:

— Задание выполнено.

После этих слов матрос развернулся и, прихрамывая, пошёл к выходу. Эти двое просто оторопели, ничего не понимая, так и смотрели Козлову вслед, а у него из головы кровь литься продолжала.

Командир роты, пребывая в пьяном угаре, роту по тревоге поднял. Отобрал подчинённых, тех, что покрепче, и за собой повёл в сторону забора. Хотел обидчиков Козлова разыскать да наказать за содеянное. Только волей случая дежурный по части обход совершал и остановил их попытку самосуда.

В ходе разбирательства выяснилось, что, возвращаясь из военного городка, перед тем, как с гаража спрыгнуть обратно на территорию части, Володя столкнулся с тремя военнослужащими. В темноте лица он их не различил, но одеты они были, несмотря на холодную погоду, в одни тельники. Козлова это совсем не насторожило, он предположил, что они просто ждут кого-то. Прежде чем спрыгнуть, Володя сказал им:

— Парни, всё нормально, я контрактник с БМП. — И, не дождавшись ответа, спрыгнул вниз.

Едва коснувшись земли, Козлов почувствовал, как ему в лицо ударили кулаком. Затем последовали удары ногами и палками. Володя, однако, не растерялся и принялся отбиваться от обидчиков. Одного он даже умудрился ударить так, что тот упал. Весу в Козлове было килограмм девяносто пять, так что удар у него был что надо. У остальных обидчиков от увиденного рвения поубавилось, но всё равно они не собирались его так просто отпускать. Вдвоём парни одновременно накинулись на матроса и принялись колотить что есть мочи. Володя сначала упал, не выдержав напора, но, сориентировавшись, встал и убежал.

Каково же было удивление командования, когда они поняли, что всё это время бутылка с коньяком у Володи в руках была. И ведь не выпустил её, не разбил. «Умри, но сделай», — начали над ним подшучивать, правда, с некоторой долей уважения.

Тогда ночью комбат приехал. Чтобы от командования случай этот скрыть, в гражданский травмпункт отвезли, снимок головы сделали и швы наложили. Серьёзных последствий для здоровья не было, а кто на него напал и из-за чего, так и не выяснили. Был слушок, что патруль от разведывательной роты его с кем-то перепутал, но те, естественно, своих не выдали.

После этой истории к Козлову было пристальное внимание со стороны командования и в магазин его старались больше не отправлять. Для них он стал «зоной риска», неизвестно чем могла закончиться очередная такая вылазка.

Вот и сейчас, стоя на юте, его товарищи со всех сторон смеялись над ним, а он как будто этого вовсе и не замечал. И ведь смешного он ничего не сказал, просто парни знали, что Козлов не сможет промолчать и что-то обязательно ляпнет.

— Да, Козлов, — Умаров пытался сдержать смех, отчего говорил это с кривоватой улыбкой. — На вахте будут стоять один или два человека, я пока ещё не решил. Но всё равно надо стремиться делать всё быстрее, не на прогулку едем. Тебе всё понятно?

— Так точно, — спокойно ответил матрос.

После Умаров распустил группу, но велел не расслабляться, так как предстояли учения, которые будет проводить капитан корабля. Как и ожидалось, он провёл две тренировки и был удовлетворён результатом. Больше в этот день их никто не беспокоил.

3

Прошла неделя с тех пор, как они сели на корабль. Ничего необычного для тех, у кого был опыт боевой службы, не происходило. Изо дня в день морпехи вместе с экипажем отрабатывали предшествующие выходу в море корабельные учения: борьба за живучесть корабля, в которую включались тушение пожара и герметизация; покидание судна, а также различные вводные для подразделения антитеррора.

Парни неплохо со всем справлялись, поэтому особо не привлекали внимания командного состава судна. Кроме морпехов, на корабль прибыли ещё несколько прикомандированных групп.

Одна из них ПДСС — подразделение противодиверсионных сил спецназа. Четыре водолаза, включая старшего, предназначенных для осмотра корпуса корабля на якорных стоянках и при заходах в порты. Их задачей было осматривать подводную часть судна на предмет отсутствия повреждения, а самое главное, специальных подводных мин, которые могут крепиться к корпусу. Вооружены они были, кроме стандартных 5,45-мм автоматов Калашникова, ещё и 5,66-мм автоматами АПС и 4,55-мм пистолетами СПП-1, предназначенными для стрельбы под водой. Старшим у них был мичман, на вид взрослый и крепкий мужик.

По ходу службы морпехи и водолазы зачастую ходили вместе на кораблях ВМФ, поэтому двух из них Данила уже знал, командира же он видел впервые. Больше удивило то, что на корабль посадили ещё и гражданских специалистов. Единственное их отличие от военных водолазов было в том, что все они были старше по возрасту и оружия у них не было. Причина посадки ещё одной, дополнительной группы так и осталась для всех загадкой.

Данила стоял на сигнальном мостике и размышлял обо всём этом, любуясь закатом. Его вновь что-то тревожило. Он не мог это объяснить, так же как и понять. Но предчувствие опять подсказывало ему, что что-то не так. И вроде бы всё как обычно, те же люди, те же учения, то же оружие, но ведь всё равно он неспокоен. Данила знал по собственному опыту, если его что-то беспокоит, что он не может объяснить, стоит ждать беды. Пытаясь выкинуть из головы эти мысли, он нашёл объяснение в том, что корабль их идёт в Аденский залив, славившийся наличием пиратов и постоянными захватами ими гражданских судов.

На свежем воздухе было прохладно, и морской воздух освежал мысли. Опираясь на леера, Данила, не торопясь, пил крепкий кофе, наблюдая за смиренной водной гладью Севастопольской бухты. Солнце клонилось к горизонту, переливаясь тёплыми красками. В такие моменты посещают грустные и ностальгические воспоминания.

Данила мысленно погрузился именно в них. Он стоял, вспоминая детство, яркими вспышками в голове мелькали самые запоминающиеся моменты. Кравцов думал о той беспечности, которая во взрослой жизни уже не встречается. Только в детстве человек может по-настоящему быть счастливым, не обременённым посторонними мыслями и заботами.

В отличие от взрослых, дети способны воспринимать радость как нечто само собой разумеющееся. Ребёнок вовсе не думает о том, что переживаемый им момент является счастливым. Он просто весело смеётся, улыбается и радуется всему происходящему. В его сознании отсутствует само понимание кратковременности таких порывов. С возрастом человек, будь он суровым солдатом, известным комиком, циничным бизнесменом или просто беспечным мечтателем, утрачивает детскую способность к неосознанному счастью. Повзрослев, люди даже в самые счастливые моменты, мгновения дружного смеха или личного успеха на подсознательном уровне помнят, что этот момент — лишь короткое мгновение. Кратчайший отрезок беззаботности в длинной линии жизни, наполненной хлопотами, суетой и работой. Сидя в компании друзей или родственников, взрослый человек понимает, что через пару часов всё изменится. Раздастся телефонный звонок, извещающий о проблемах на работе или в семье, заставляющий думать о чём-то другом, отвлекающий от происходящего.

Или после возвращения домой с новой силой настигает чувство одиночества, хотя всего несколько часов или минут назад жизнь была наполнена окружающими людьми. Бывает, человек приходит в место, где его встречает некто любимый и близкий, но даже с ним он чувствует своё одиночество. И так до конца жизни, какой бы длинной или короткой она ни была. Поэтому именно детские воспоминания самые счастливые, и надо радоваться уже тому, что они есть.

От мыслей Кравцова оторвал его друг:

— Даня, Даня, ты не поверишь, что я только узнал. Это капец, ты будешь просто ошарашен!

Стуча толстой подошвой берец по трапу, Денис поднялся к Кравцову. Повернувшись к незваному гостю лицом, Даня спросил:

— Неужели?

— Та тёлка, ну помнишь, брюнетка миниатюрная…

Кравцов её, конечно, помнил. Она сторонилась военных и не выходила лишний раз из каюты или камбуза, но на общих построениях присутствовала постоянно.

— Помню. Что дальше?

— Так вот, я узнал, что она в море с нами идёт, представляешь? Будет кому засадить теперь.

Кравцова иногда выворачивало от таких озабоченных, как Денис, даже не несмотря на то, что он был одним из его лучших друзей. Они были разные, но тем не менее тем для разговоров было у них предостаточно. Кроме того, они и за пределами части много времени проводили вместе. Глядя на него, Данила не мог понять, неужели прожить без девушек четыре месяца так тяжело.

Денис, не дождавшись ответной реакции, продолжил:

— В общем, там вопрос рассматривался насчёт неё. Она на корабле совсем недавно, и без опыта брать с собой её в море капитан не хотел. Предлагал пересадить на другой корабль, чтобы попрактиковалась на берегу. Но-о-о… — Он сделал наигранную протяжность в голосе. — Так как других вариантов не было, то…

После этих слов Денис несколько раз повторил непристойный жест, ударяя ладонью правой руки о кулак левой, при этом ехидно улыбаясь.

— Мне кажется, бред это всё. Она здесь либо с мужем, либо дочь чья-то из экипажа. Какая нормальная девушка будет тут работать, тем более такая молодая?

Данила с сомнением отнёсся к заявлению товарища и ждал, пока тот ещё что-нибудь скажет. Благо Денис не заставил себя долго ждать и продолжил:

— Да я проверил всё. Короче, ничья она не дочь и тем более не замужем. Просто повариха, молодая и неопытная. Совсем недавно какую-то «шарагу» закончила. Говорят, сирота, но дядя или тётя, я так и не понял, сидит где-то в штабе флота или ещё где. Но это опять же по слухам. Поэтому-то с нами и уходит в море.

— А что, в нормальное место дядя или тётя не могли устроить?

— Да какая разница?! Главное — на время будет с кем покувыркаться, а там пусть устраивается куда хочет потом. Я с ней по-любому «замучу».

Данила осуждающе, но с улыбкой смотрел на Дениса.

— Да тебе волю дай, ты и с динозавром замутишь.

— Ага, главное, чтобы титьки были.

Они посмотрели друг другу в глаза с серьёзным видом и весело рассмеялись. Успокоившись, Даня сказал:

— Наверное, шлюха какая-нибудь. Нормальная баба сюда бы работать не пошла.

На это Денис задумчиво ответил:

— Не знаю, говорят, чудаковатая какая-то, замкнутая, что ли. Особо ни с кем не разговаривает. А парней местных, ну корабелов, уже всех отшила. Вот так и говорят. Зовут её Леной, кстати.

— Чушь какая-то, — заключил Кравцов.

— Я тоже так думаю. От Денчика Поршнева ещё никто не уходил.

Они вновь рассмеялись и отправились в каюту.

4

Оркестр заиграл «Прощание Славянки». Для тех, кто впервые оказался на церемонии отправки корабля в дальнее плавание, всё выглядело словно в советском кино. Но на самом деле для военно-морского флота такое прощание с военными кораблями является священным и нерушимым ритуалом на протяжении многих лет, даже на территории постсоветского пространства. Перед убытием в дальний поход на судно всегда прибывают высокопоставленные офицеры со штаба флота, а на причале, оглушая провожающих, играет музыку военный оркестр.

Каждый занимался своим делом. Задача представителей флота — отправить экипаж в дальнюю дорогу. В обязательном порядке сказать напутствующие слова и сделать фотографии для военной газеты. Военному оркестру под командованием офицера-дирижёра в это время следовало играть весёлые прощальные мотивы. Капитану же с командой оставалось только улыбаться высокопоставленным гостям.

Группа морпехов, водолазов и весь экипаж собрались на юте по случаю открытия торжественного мероприятия. Военные были в повседневной полевой форме одежды, а экипаж в парадной морской форме. Она хоть и была отдалённо похожей, но военной всё-таки не являлась. Весь экипаж, включая капитана, полностью состоял из гражданских лиц.

После развала Советского Союза структура Военно-морского флота, как и Вооружённых сил в целом, претерпела многие изменения. Не стал исключением и ставший теперь украинским Севастополь. Российской Федерации пришлось арендовать территории для размещения своих кораблей и воинских частей на территории Крыма, и договор об аренде был заключён до 2017 года.

После предполагалось передислоцировать флот на строящуюся под Новороссийском базу, а такие большие части, как бригада морской пехоты, вывезти на территорию России, предположительно в Темрюк, что находился на территории соседнего Краснодарского края.

Может, так оно и было бы. Но Новороссийск не Севастополь. Какие бы волнорезы и другие защитные приспособления там ни строили, вблизи города постоянно бушуют шторма, сопровождаемые сильными ветрами. Кроме того, подход кораблей к причалам часто затрудняют непроглядные туманы по всей протяжённости береговой линии. У правительства России не было иного выбора, как продолжать вести переговоры с целью оставления себе права пользования стратегически более выгодным портом.

В течение всего этого времени значительные изменения произошли в штате персонала на самих кораблях. Для начала сократили количество судов, затем штат людей на них, ну а уж в конце решили, что на таких, как «МБ-205», и прочих кораблях обеспечения военные и вовсе не нужны. Поэтому их заменили гражданскими. Кроме того, все они были гражданами Украины. В связи с тем, что судно постоянно дислоцировалось в Севастополе, набрать граждан России для работы на «МБ-205» не представлялось возможным.

Поэтому теперь напротив русских военных, убывающих в служебную командировку, стояло около 30 членов экипажа — граждан Украины, поддерживающих работу одного из судов обеспечения Черноморского флота. Корабль уходил в Аденский залив с целью увеличения влияния Военно-морского флота России в Мировом океане.

5

После напутствующих речей людей в военной форме экипаж распустили для прощания с родственниками, приехавшими их проводить в дальнюю дорогу.

Лена смотрела на толпу счастливых и в то же время печальных лиц. Душу холодила леденящая тоска. Глазам предстала пара десятков любящих друг друга людей. Любящих и родных. Понятия, от которых у Лены остались только воспоминания.

Она смотрела, как маленькая пухлая девочка бежит навстречу своему отцу. Военный. Один из семи морпехов, которые отправляются вместе с экипажем в далёкое путешествие (так для себя Лена начала называть командировку после того, как посмотрела по карте, насколько далеко они уходят от родных берегов). Парень подхватил плачущую дочку на руки. Наверное, дочку. Иначе и быть не могло. Взаимная любовь просто светилась в их глазах, их движениях, взаимном тепле друг к другу.

Солдат чем-то опечален. Грусть так же, как и любовь к ребёнку, просматривалась в его глазах, так же, как выпирающий живот девушки, стоящей рядом и наблюдающей за ними. Очевидно, что она его жена и её мама. Любяще смотрела за двумя своими самыми близкими людьми. После она обняла парня и с серьёзным видом начала ему что-то рассказывать. Скорее всего, девушка читала нотации о поведении в море, соблюдении осторожности ради них. Интересно, родит ли она ребёнка до возвращения мужа или всё-таки повезёт и муж будет рядом с ней в этот ответственный момент?

Лена видела, как капитан общается с представительными военными в красивой чёрной форме. Судя по его улыбке, люди эти занимали высокие посты. Любопытно было наблюдать за ними свысока, стоя на шлюпочной палубе. Раньше Лене не приходилось видеть таких торжественных и официальных мероприятий, сопровождаемых к тому же игрой оркестра.

Капитан продолжал что-то рассказывать начальству, постоянно жестикулируя руками. Рядом стояла немолодая женщина, красиво одетая и стройная. Она держала капитана под руку и мило улыбалась. Супруга, кто ещё это может быть? Ей тоже надо улыбаться начальству своего мужа, это её обязанность как любящей жены. Так ведь для всех будет лучше.

Повсюду были слышны щелчки фотоаппаратов, у некоторых срабатывали вспышки. Друзья и родственники, взрослые и дети — все хотели оставить воспоминания об этом дне не только в памяти, но и на глянцевой бумаге. Лена почувствовала белую зависть к этим счастливым людям. К ним пришли те, кто может их проводить, к ним же они придут, чтобы встретить по возвращении. Всех этих людей кто-то ждёт, кто-то любит, и кого-то любят они сами. Все они расставались, чтобы потом встретиться вновь и с новой силой почувствовать свою взаимную привязанность.

Боже. А к кому вернётся она? Единственный дорогой человек покинул её, а больше никого и не осталось. Почему это произошло именно с ней? Если Бог действительно есть, то по какому принципу он решает, кому жить, а кому умереть? Почему её мать мертва, а отчим — это грязное и мерзкое животное, жив, да к тому же ещё и здоров? Как же сейчас не хватало мамы, только она могла бы искренне радоваться за дочь и давать советы. А к кому Лене возвращаться теперь? Теперь, сколько бы времени ни прошло, боль и печаль будут постоянно оставлять пустоту в её душе.

Раздумывая об этом, девушка перевела взгляд ещё на одного члена экипажа. Суровое лицо, неопрятный вид и покрасневшие глаза — до боли знакомый вид. Взгляд хищника, полный ненависти к жертве. Мужчина оглядывает толпу и словно презирает их всех. Что за вздор? От этих мыслей Лене стало не по себе. И с чего это вдруг? Она поняла, просто этот мужчина напомнил ей отчима. Она увела глаза в сторону, чтобы не видеть его и наткнулась на другой взгляд. Совершенно иной, одинокий и задумчивый. Может, вспоминающий кого-то, но явно никого не разглядывающий в толпе. Один из этих морпехов, может, даже симпатичный. Стоит в стороне от своих и о чём-то думает. Он широкоплеч, крепко сложён и серьёзен на вид. Надетый на голову чёрный берет придавал ему вид настоящего военного, если Лена вообще что-то в этом понимала. В отличие от своих товарищей, он ни разу не попытался с ней заговорить. Интересно, почему? Конечно, ей до него, как и до остальных, нет никакого дела, но всё же? Наверное, у него кто-то есть, но почему тогда он совсем один?

Лена отвела взгляд от него и вновь задумалась о маме. О ней и о предстоящем путешествии. Грусть в сочетании с чем-то тревожным, чем-то неизвестным — ожидающим её за далёким горизонтом. Неизвестностью. Эта командировка, в которую Лена так рвалась, — что это? Желание познать неизведанный окружающий мир или убежать от уже известного?

Девушка посмотрела на морпеха, которого разглядывала минуту назад. Ей показалось, что он что-то ей сказал. Парень стоял внизу, и их взгляды встретились. Он смотрел на неё, но молчал. Лена хотела уже переспросить, но поняла, что морпех стоит слишком далеко, чтобы она могла его услышать. Значит, показалось. Лена отвернулась от него, чувствуя, что лицо наливается краской. Решив, что вдоволь насмотрелась на происходящее, она спустилась вниз и проследовала к себе в каюту.

6

После того как экипаж судна откинул швартовые концы, корабль медленно отошёл от причала. Оставшиеся на берегу люди продолжали стоять, постепенно превращаясь в маленькие точки. Большинство людей на корабле не спешили заходить внутрь, а весело любовались видом отдаляющегося берега.

С левого борта красовался символ Севастополя — «Памятник затопленным кораблям». Люди рядом с ним тоже наблюдали за уходящим судном. После последовали Боновые ворота и, наконец, открытое море. Корабль следовал вдоль береговой линии, и с него было прекрасно видно весь город с его знаменитыми достопримечательностями. Весеннее солнце согревало, несмотря на прохладный морской ветер.

Через несколько минут дали отбой судовой тревоги, и люди на борту постепенно начали расходиться по каютам.

7

— Судовая тревога! Судовая тревога! Корабль к прохождению узкости приготовить!

Голос вахтенного помощника в судовых громкоговорителях раздался после семи продолжительных гудков. Корабль подходил к Босфору — одному из красивейших проливов в мире. Начало прохода было намечено ещё утром, но по каким-то неясным причинам турки разрешили проход только в восемнадцать часов вечера. Экипаж к этому времени поужинал, и ничто не отвлекало от исполнения своих обязанностей при прохождении пролива.

Во время преодоления «узкостей», пользуясь морской терминологией, у каждого члена экипажа есть строго определённое место на палубе либо внутри корабля и обязанности согласно расчёту по судовой тревоге. Как правило, время начала прохода проливов или заходов в порт известно заранее, поэтому тревога ни для кого не неожиданность. Все сидят, заранее готовятся и ждут звонков, одевшись в чистую одежду, подобающую уважающим себя морякам. После, накинув спасательные жилеты и имитируя спешку, они выбегают на свои позиции, и по судовой проводной связи старшие на местах докладывают о готовности к прохождению пролива. Покидать свои позиции без разрешения старшего строго запрещено.

После непродолжительной паузы в громкоговорителях вновь прорезался голос:

— Группе АТД боевая готовность номер один!

Морпехи тщательно прислушивались к командам. После этой они переглянулись, и Кравцов сказал:

— Ну всё, парни, погнали! Только без суеты.

Все без улыбок посмотрели на Данилу, и по заранее договорённой очерёдности получили закреплённое за ними оружие, необходимые боеприпасы, и выбежали каждый на свою позицию. Даня получил автомат крайним, после чего Умаров схватил свой, закрыл дверь в арсенал и выбежал наверх. На командирском мостике, где согласно боевому расчёту была его позиция, он доложил капитану:

— Товарищ капитан, группа АТД по боевой готовности номер один выставлена. Командир группы — старший лейтенант Умаров.

Капитан вяло посмотрел на свой секундомер. Цифры показывали одну минуту тридцать две секунды.

— Хорошо. Проверьте связь с подчинёнными и следите, чтобы они не покидали свои позиции.

Умаров ничего не ответил. Молча посмотрел на капитана, после чего поднялся на сигнальный мостик, находящийся над ГКП. Там согласно боевому расчёту была позиция Ворона. Пулемёт, расположенный в верхней части судна почти с круговым сектором стрельбы, являлся одним из основных огневых средств группы. И корректировать его огонь Умарову было проще, находясь в непосредственной близости.

С мостика хорошо просматривались все позиции. На баке, в носовой части корабля стоял гранатомётчик — Поршнев. Слева и справа на шлюпочной палубе стояли стрелки Ефимцев и Козлов соответственно. На мачте, расположенной в непосредственной близости от сигнального мостика, сидел снайпер — Вася Иванов. Его Умаров также мог корректировать голосом в случае необходимости. К тому же снайпер — неплохое прикрытие для пулемётчика. В кормовой части судна, на юте находился Кравцов — заместитель командира группы. Хотя Умаров никогда бы в этом не признался, но он доверял ему. Офицер знал, что на старшего сержанта можно положиться, доверить серьёзные задачи и ответственные посты. Палуба юта была ниже всех остальных. От поверхности воды её отделяло всего два с половиной метра, и позиция эта была наиболее уязвимой. В случае нападения Кравцов мог не только сам открывать огонь по неприятелю, но и руководить голосом двумя стрелками, находящимися неподалёку. Со шлюпочной палубы по правому и левому бортам корабля они его хорошо видели и слышали, если возникала такая необходимость. Связь юта с ГКП была проводной, корабельной, так что Кравцов мог без проблем докладывать обо всём, что видел на горизонте. Кроме того, у каждого морпеха были свои штатные радиостанции, через которые они выходили на командира группы.

— «Айсберг двадцать два», я — «Вымпел ноль один», приём, — услышал Данила голос командира в наушнике.

— «Вымпел ноль один», я — «Айсберг двадцать два», приём.

Умаров молодец, не нарушает радиодисциплину даже здесь, когда никто не станет проверять, с цифрами он назвал позывной или нет. Каждый доложил ему о готовности ещё до того, как сам командир доложил капитану. Но в суете Умаров этого не слушал. В этом плане он доверял подчинённым и знал, что позиции они займут вовремя. Однако связь с каждым абонентом радиосети является очень важным элементом, поэтому убедиться в её наличии он был обязан. У каждого в группе был позывной. Умаров пользовался своим стандартным, тем же, что и в ППД. Остальные придумали себе сами и с разрешения командира группы пользовались исключительно в этой командировке. Позывной Кравцова был хоть и придуман им лично, но пользовался он им постоянно.

Радиостанции не подвели. Они надёжно обеспечивали связь на небольшом судне на заданной частоте и удобно цеплялись за разгрузочные жилеты, кроме того, были снабжены запасными аккумуляторными батареями. Умаров проверил визуальную и радиосвязь со всеми подчинёнными, и только после полной готовности парни начали любоваться замечательными видами вечернего Босфора.

8

Стамбул прекрасен в любое время года. В любую погоду и любое время суток он поражает своими живописными пейзажами, простирающимися по обе стороны водного перехода из Чёрного моря в Мраморное.

Дане доводилось проходить его знойным летом, когда, стоя на посту и щурясь от яркого солнца, он лицезрел множество красивейших строений всех времён, начиная от Античности и заканчивая современными стеклянными небоскребами. Летом можно было наблюдать сотни туристических яхт, рыбацких лодок, а также различных контейнеровозов и танкеров, направляющихся в разные стороны. Но самое большое впечатление на Данилу тогда произвели огромные туристические лайнеры, пришвартованные к берегу. Они поразили его не только размерами, но и неописуемой роскошью и красотой, порождением гениальности дизайнерской мысли.

Счастливцы, находящиеся на борту всех этих лайнеров и туристических яхт, в свою очередь, с интересом разглядывали и фотографировали военные суда, привлекавшие их своей неброской серой окраской. Махая и улыбаясь, они, сами того не подозревая, заставляли завидовать им белой завистью добрую сотню военных моряков, обременённых своими обязанностями и заботами. Но в то же время эти же «зеваки» поднимали этим самым морякам настроение.

Кравцов также проходил пролив и суровой зимой. Как-то под Новый год, возвращаясь из дальнего похода, он застал в Стамбуле снегопад. Но Босфор не стал от этого хуже, скорее наоборот. Белоснежный покров в Турции — зрелище само по себе необычное, и редкий пейзаж зимнего Стамбула приобрёл от выпавших осадков своеобразную изюминку.

Как только судно вошло в пролив и морпехи начали бегать по тревоге, с обеих сторон начали проглядывать невысокие горы. Чем глубже они заходили в пролив, тем больше строений появлялось по берегам. Начиналось всё с небольших особняков и продолжалось появлением больших гостиниц, мечетей и многих других строений. На многих из них простирались ярко-красные флаги с изображением белого полумесяца и звезды.

Проходить пролив в сумерках Дане пришлось впервые. И бывшая турецкая столица опять удивила его и заставила не остаться равнодушным. Не тысячи, а скорее даже десятки тысяч разноцветных огоньков украшали берега по обе стороны: Европы справа, Азии слева. Десятки освещённых катеров проезжали мимо русского судна с разных сторон и под разными углами. На многих из них слышался усиленный мегафоном голос, рассказывающий пассажирам о местных достопримечательностях на английском языке.

Чем глубже в пролив заходил корабль, тем ярче краски становились вокруг. Звуки намаза разносились так громко, что сила мусульманской религии чувствовалась даже на судах, проходящих в километрах от них. Вдали, ближе к горизонту светлыми тонами освещались местные небоскрёбы. Их было немного, но красота была незабываема…

— Извини, ты не сфотографируешь меня?

Даня резко обернулся на голос и даже сначала не понял, кто и к кому обратился. Он так увлёкся просмотром местных достопримечательностей, что, разглядывая небольшую фигуру, не мог понять, кто стоит перед ним и к нему ли этот тихий голос обращается.

— Извини, тебе, наверное, нельзя отвлекаться. Я просто не хочу никого просить, потому что они увлечены собственным фотографированием, а ты вроде как нет.

Теперь Данила наконец пришёл в себя и понял, что девушка обращается именно к нему. Это была та самая брюнетка, на которую он неоднократно тайком посматривал. Денис говорил, её зовут Леной. Он помнил это прекрасно, но не хотел подавать виду.

— А… Э… Ой, извини, я просто задумался о своём, а в темноте и не понял, к кому ты обращаешься. Конечно, я тебя сфоткаю. Без проблем. Давай своё фоторужье.

Лена слегка улыбнулась и протянула ему большой цифровой фотоаппарат с не меньшим объективом.

— Ого! Крутой фотик! «СОНИ»! Такой тысяч пять гривен стоит, да ещё и объектив охре… — Он чуть не выругался, но вовремя остановился. — Ой, извини, я не хотел ругаться и постараюсь покультурнее общаться.

Лена посмотрела на него без особого интереса. По крайней мере ему так показалось.

— Так, ладно, — продолжил Данила. — Покажи: где здесь и что нажимать?

На самом деле Кравцов прекрасно знал, что нужно нажимать, но надо было как-то завязать разговор и разрядить обстановку. Общение с ней его немного смущало, и он понимал, что выглядит глупо со всеми этими его фразами.

— Вот эту кнопку сверху. Крутя объектив, можно приблизить или отдалить. Сфоткай хоть как-нибудь, в любом случае это будет лучше, чем ничего.

— Я тебя сфотографирую не как-нибудь, а нормально. В этом будь уверена.

Дане его собственный голос показался неуверенным, хотя он очень не хотел показать себя так перед ней. Но то ли было холодно, то ли причина была в чём-то ещё, но что-то заставило его голос пару раз дрогнуть. Мысленно Данила даже обрадовался, что уже стемнело, иначе на лице его девушка могла увидеть признаки покраснения.

Лена опустила взгляд и как бы себе под ноги сказала:

— Я там уже всё настроила. Режим стоит «Пейзажи», чтобы задний фон был так же виден, как и передний.

— Не уверен, что при таком освещении это сработает должным образом, но я попробую. — Даня взял фотоаппарат, посмотрел через видоискатель и, подкрутив объектив, сфотографировал девушку.

— Ты вовремя подошла, ещё бы немного, и мы вышли бы из Босфора. А на обратном пути, если будем проходить днём, такого уже не увидишь. Так что пока есть возможность, могу тебя побольше пофоткать. Я сам любитель запечатлеть на память такую красоту, но у меня фоток уже полно. А у тебя, похоже, всё только начинается.

Будучи внешне спокойным, Данила очень волновался. Сам того не осознавая, он на удивление много сказал совершенно незнакомой девушке, что было ему совсем не свойственно. Ему даже показалось, что сердце у него бьётся немного быстрее, чем обычно.

— У меня работа была на камбузе. Посуду помыть и всё такое. — Проговаривая эти слова, она как будто стеснялась. — Ладно, спасибо, я думаю, достаточно. Давай фотоаппарат, и я пойду.

Девушка протянула руку, и Данила автоматически отдал ей фотоаппарат. Она уже собиралась уходить, когда Данила неожиданно для себя подался вперёд и, аккуратно схватив её за руку, остановил.

— Эй, подожди… — тихо позвал он.

Девушка остановилась и на мгновение ему показалось, что она чуть дёрнулась от испуга. Кравцов надеялся, что ему это только показалось.

— Давай, мне действительно не тяжело. — При этих словах он забрал фотоаппарат обратно. — Я тебя нормально пофотографирую. Приедешь, покажешь своим родным. Смотри, я сейчас режим поставлю, где задний фон будет размытым, а ты чёткая. Ну… В смысле твоё изображение чёткое, а не ты чёткая… То есть в смысле и ты чёткая, ну… Ты, короче, поняла.

Лена улыбнулась. Улыбка была искренней и весёлой. Или ему так показалось. Даня сгорел бы от стыда, если бы это происходило днём. Он чувствовал, как его лицо обдало жаром.

— Блин, извини. Я просто человек военный и иногда не могу нормально выражаться.

Лена с едва уловимыми остатками улыбки взглянула на Данилу и проговорила:

— Ничего, я не обижаюсь. Мне ещё никто не говорил, что я чёткая.

При этих словах они оба заулыбались.

— А ты что, уже разобрался, как поставить режим? Просто пару минут назад ты не знал, куда нажимать.

Подловила, но Кравцов быстро сориентировался.

— Да нет, всё нормально. У моего знакомого «Сонька» такая же, только без такого большого объектива. Клёвая.

— Я его по скидке взяла. Так бы точно не потянула.

Даня говорил с ней, внимательно смотря на дисплей фотоаппарата. Когда он настроил нужный режим, поднял его и приготовился к фотографированию.

— Я готов, вставай туда, а я сейчас буду фоткать.

— Хорошо, — коротко ответила Лена и начала неловко позировать.

Пока девушка позировала, Данила пробовал различные режимы фотосъёмки. Закончив, девушка сказала, что ей надо идти, и уже собралась уходить, как Данила, запинаясь, сказал ей:

— Подожди, может, останешься?

Она с удивлением, а может, даже с подозрением посмотрела на него. Кравцов не обратил на это внимания, а просто поднял свободную левую руку с оттопыренным указательным пальцем в направлении носа корабля. Девушка медленно повернулась в том направлении и ахнула.

Впереди яркими голубыми огнями, соединёнными в многочисленные вертикальные линии, сиял горизонт. По краям, ближе к берегам они поднимались вверх на десятки метров, а к середине пролива плавно укорачивались. Снизу вертикальные линии соединяла одна яркая линия, состоящая из множества оранжевых огоньков, а сверху, такого же цвета проходила аккуратная дуга, полукругом направленная вниз — к морю. Вся эта красота шла от огромных столбов с правой и левой сторон пролива, подсвечиваемых голубыми огнями. Но это ещё не всё. Мгновение спустя голубые тона плавно стали переходить в розовые, а потом так же плавно сменились на красный цвет.

Лена, широко раскрыв глаза, зачарованно смотрела вперёд. Незаметно для себя самой она приоткрыла рот и не могла оторвать взгляд от этого зрелища. Девушка, затаив дыхание, наблюдала за разноцветными огнями не в состоянии понять, происходит ли это на самом деле или ей это просто снится.

Данила не смотрел на огни, мерцающие вдалеке, ни секунды. Его взгляд был прикован к девушке, что стояла рядом с ним. Он видел, как блестят в темноте её огромные глаза. Отражая свет далёких фонарей, они казались переполненными необычайной живительной силой, обладающей каким-то гипнотическим воздействием. По крайней мере на него. Лицо девушки в сумерках казалось таким нежным и… как бы сказать… правильным… идеальным…

— Что это? — охрипшим, еле слышным голосом спросила Лена. — Это что, мост?

— Он самый. — Даня не мог скрыть улыбку. Он понимал её, как никто другой. Когда видишь эту красоту впервые, она способна очаровать не на одну минуту. — Это один из двух навесных мостов, соединяющих две части света: Европу и Азию.

— Так красиво…

— Да. Тебе надо начинать позировать, а то я не успею тебя запечатлеть на фоне этого чуда.

— Да, давай.

Лена повернулась спиной к огням и приняла позирующую позу.

— Слушай, Лена, давай я тебя попрошу, точнее, дам совет. Расплети свои волосы. Я, конечно, понимаю, что ты заплела их при готовке, но с распущенными волосами тебе будет гораздо красивее… — Он помялся, понял, что только что сделал ей комплимент. Испугавшись реакции девушки и не дав ей ничего сказать, он добавил. — Будет… наверное.

Лена смутилась. Даня увидел это сразу, но было поздно. Он не знал, как исправить ситуацию, и решил пустить всё на самотёк. Кравцов не знал, что Лену смутил не его комплимент, а то, что он назвал её по имени, которого она ему не называла. Но тогда она ничего ему не сказала по этому поводу.

— Ты думаешь? Я не знаю. Боюсь, что если расплету их, то они будут как солома.

— Да нет же, будет очень красиво. Я бы сказал чётко. — После этих слов он улыбнулся, и она ответила ему тем же.

— Ну хорошо, только сделай, чтобы я была красивой.

— В этом мне не придётся стараться. Природа всё сделала за меня.

После они молча сделали ещё несколько фотографий, а потом немного постояли, наблюдая за переливанием огней на втором мосту.

— Ладно, спасибо большое. Посмотрю фотки в каюте. Пожалуй, отберу лучшие и скину себе на флешку.

Даня посмотрел на девушку и улыбнулся.

— Фотки чёткие, поверь.

— Не сомневаюсь. Ещё раз спасибо. Извини, если озадачила тебя.

— Да нет, мне нетрудно было. Если что, обращайся. Я тут недалеко живу, на корабле.

Она улыбнулась. Ему показалось, что с грустью.

— Хорошо. Буду иметь в виду.

Они молча смотрели друг на друга несколько мгновений, после чего Даня решился и сказал:

— Меня Данила зовут. Я тут как бы один из охранников, так сказать, военных. А тебя?

Девушка не сдержала смех. Он был таким искренним, что Даня даже засмущался. Кравцов уже подумал, что что-то сделал не так или, может, выглядит как-то нелепо. Лена перестала смеяться и ответила:

— Лена. Лена меня зовут.

Он протянул ей руку. Она недоумённо посмотрела на неё и протянула в ответ свою. Данила аккуратно сжал её ладонь на несколько секунд и проговорил:

— Очень приятно.

— Взаимно. Ещё раз спасибо. Я пойду.

Она резко отдёрнула руку, развернулась и, не оборачиваясь, покинула ют.

Даня посмотрел ей вслед, а затем принялся оглядываться вокруг. После отмены судовой тревоги все, кроме вахты, отправились отдыхать. Настроение у Кравцова было необычайно приподнятым в тот вечер.

9

На следующее утро «МБ-205» прошёл второй пролив на пути из Чёрного моря в Средиземное. Дарданеллы были шире и протяжённее Босфора, но совсем не такие живописные.

Команда и прикомандированный личный состав отыграли судовую тревогу без происшествий. Естественно, такого же разговора, как был вчера, у Кравцова с Леной уже не состоялось. Он видел её только с утра, в столовой, но не отважился даже поздороваться. К тому же вокруг было много людей, что могло породить ненужные слухи. Она, как ему показалось, вообще проявила к нему безразличие. И как будто специально пыталась его избежать.

Теперь он неустанно думал о ней, и это было очень странно. Ни одной девушке до этого не удавалось ничего подобного. Чувство, которое Данила испытывал, было очень непривычным. Вроде бы она самая обычная, он даже не мог сказать, что именно его привлекало в девушке. Неуместная на этом корабле, среди бывалых моряков и толстых поварих, но тем не менее… Не мог он понять.

Даня поразмышлял на эту тему ещё немного, а потом решил, что всё дело только в том, что она одна-единственная молодая девушка в этом обществе. Именно поэтому она и притягивает его. После Данилу кто-то отвлёк на палубе, и некоторое время в походе он больше не разговаривал с Леной и не думал о ней. Старался не думать.

Глава 3
Странное

1

Глубокой ночью Данилу разбудило странное ощущение. Ему вдруг показалось, что за ним кто-то наблюдает. Открыв глаза, он огляделся вокруг, но никого не увидел. У себя на кроватях, на нижних и верхних ярусах спали его товарищи. Все, кроме Дениса и Васи, которые, похоже, менялись на вахте. Сам он лежал на своём диване, и, на первый взгляд, ничего необычного вокруг не было.

Даня повнимательнее оглядел крохотную каюту и вновь положил голову на подушку. Через мгновение, буквально через секунду или две он почувствовал рядом присутствие кого-то постороннего. Он не услышал его, тем более не увидел, именно почувствовал. Дверь в каюту не открывалась, иначе он бы точно услышал, а спрятаться здесь было негде.

Несмотря на полусонное состояние, Кравцов ощущал, что кто-то стоит совсем рядом и смотрит на него.

Леденящий, секундный страх пронзил его всего изнутри. Мгновенный, неосознанный ужас, дающий человеку всего на мгновение испугаться и тут же понять, что страх этот напрасный и бояться нечего. Вот он сейчас откроет глаза, а там никого вовсе и нет, просто, может, кто-то из товарищей проснулся сходить в гальюн.

Данила раскрыл глаза и обомлел. Шокирующий ужас сковал его тело. Взгляд старшего сержанта был наполнен страхом и паникой. НЕЧТО предстало перед ним в темноте, стоя рядом в чёрном одеянии. Кто-то или что-то возвышалось над Данилой и наблюдало за ним. Он не мог видеть глаз этого существа, человека, кем бы он ни был… Данила видел, что он (оно) смотрит на него холодным взглядом, взглядом, от которого в жилах застывала кровь.

Не в силах вымолвить ни слова, Кравцов закрыл глаза, надеясь, что мрачный образ исчезнет, но, открыв их, увидел его вновь. Человек или существо был (было) одет в чёрное одеяние. Только чёрный — это неверное слово. Скорее — мрачное одеяние. Чёрный — это всего лишь цвет и ничего более, а существо было не просто в чёрном, оно было в МРАЧНОМ балахоне, безжизненном. Может быть, это и был сам МРАК, каким-то невероятным образом принявший человеческие очертания. Балахон был накинут на фигуру, напоминающую человеческую, но человеком он быть не мог. Капюшон сверху прикрывал что-то похожее на голову. Но и в том, голова ли это была, Данила тоже сомневался. Ни её очертаний, ни лица не было видно. Там, из-под капюшона на Кравцова смотрела сама ТЕМНОТА. Неизвестно, каким образом, но Данила буквально ощущал на себе этот безликий взгляд.

Старший сержант попытался закричать, но было уже слишком поздно. Тёмное существо молниеносно подняло руки. Сморщенные, костлявые пальцы сжались мёртвой хваткой на горле Данилы. Он видел и с ужасом осознавал, как кровь или что-то другое, более мерзкое и отвратительное пульсирует в венах, просматриваемых через тонкую, полупрозрачную кожу на дряблых и в то же время очень сильных руках «этого». Тёмное существо душило Кравцова, но лица он по-прежнему разглядеть не мог. Сдавленный крик прорезался из его горла. Данила не пытался ничего сказать, он просто хотел закричать. Вот только вместо этого получался глухой, хриплый звук.

Теперь Кравцов наконец осознал, что это сон — ночное видение, в котором ему каждый раз являлся один и тот же образ. Но, несмотря на это понимание, страх всё равно не покидал его. Ощущение удушения было настолько реально, что Данила боялся умереть от него, даже находясь во сне. Неизвестно откуда, но он знал, что если не сможет собраться, то никто ему не поможет. Он должен собрать волю в кулак и проснуться, но как? Даня сосредоточился на мысли, что всё это лишь сон. Он напрягся изо всех сил, насколько это можно было сделать в таком состоянии. Дыхания не хватало, но он предпринимал всё новые попытки.

И вот наконец его глаза открылись. Следом за этим последовало невероятное облегчение. Блаженное чувство, когда понимаешь, что весь этот неописуемый кошмар остался далеко позади, в далёкой-предалекой стране, именуемой снами. Данила, не поднимая головы с подушки, осмотрел каюту и вновь закрыл глаза.

Резким сжатием, которое Кравцов почувствовал у себя на шее, доступ воздуха вновь прекратился. В ужасе раскрыв глаза, он вновь увидел ночного гостя. В том же самом чёрном балахоне с капюшоном, под которым по-прежнему не было лица. Только непроглядная темнота сверлила его ненавистным взглядом. К нему пришло понимание, что это был сон во сне, и он проснулся в нём. Только теперь зло вышло из более глубокого, второго сна вместе с самим Даней и продолжило свою пытку. Кравцов вновь попытался закричать, но на этот раз проснуться самостоятельно будет гораздо сложнее, если вообще возможно.

Словно через закрытую дверь, сквозь сон он почувствовал ещё чьё-то присутствие. Данила осознал, что теперь он одновременно видит и чувствует как происходящее во сне, так и наяву. Во сне НЕЧТО в чёрном сильно сжимало его шею, пытаясь удушить. В реальности же он наблюдал чей-то силуэт. Он был размыт в глазах старшего сержанта, словно находился по ту сторону запотевшего стекла. Как Данила ни пытался, он так и не смог разглядеть, кто это был. Но это был кто-то из своих, и сейчас Даниле как никогда необходима была его помощь. Вот только этот кто-то не видел сна Данилы, не видел, как его душат во сне. Реальность происходящего была настолько правдоподобной, что Кравцов уже был не просто напуган, его охватила безумная паника.

— Разбудите меня! — что есть мочи прокричал он во сне.

Никакой реакции со стороны. Тогда он вновь приложил усилия и попытался закричать опять:

— Разбудите меня!

Крик давался ему очень тяжело, как всегда и бывает во снах. Даже сейчас он думал о том, что крик этот схож с бегом во сне, когда пытаешься убежать «со всех ног», но ничего не получается и ты бежишь, словно в замедленной киносъёмке, с трудом перебирая ногами. Так же было теперь и с криком. Как он ни пытался, на выходе получалось что-то нечленораздельное.

Но расплывчатый силуэт всё-таки что-то услышал или увидел. На секунду он будто замер и повернулся в сторону Кравцова.

— Разбудите меня! — ещё раз попытался прокричать Даня.

В реальности это слышалось неразборчивым мычанием:

— Обуите мяааа!!! Ууити мяааа!

2

Дениса на вахте сменил Вася. Его электронные часы «Casio» показывали три часа пятьдесят восемь минут утра.

— Вася, хоть бы раз на пять минут раньше пришёл. Мы все так меняемся.

Вася молча посмотрел на него и с завидной умиротворённостью в голосе сказал:

— Радуйся, что я вообще тебя поменял. Если бы захотел, мог бы спать ещё четыре часа, а ты бы за меня постоял. Так что ничего страшного, наоборот, скажи спасибо. — Он чиркнул зажигалкой и закурил сигарету.

— Ну да, конечно. Если б не проснулся, пришлось бы тебя ведром с водой будить. — После этих слов Денис рассмеялся.

Вася молча посмотрел на него, выдыхая дым через нос. Взгляд, отлично различимый при чистом небе и ярком лунном свете, указывал на сонливость.

— Пошёл вон! — Одновременно с этими словами он попытался отвесить Денису пендель под заднее место, но тот с весёлым смехом увернулся. После они оба заулыбались. Такая манера общения и поведения была нормой в молодом мужском коллективе.

— Давай, Вася. Спокойной вахты.

После этих слов Поршнев развернулся и начал спускаться по трапу, следующему с сигнального мостика. Он слышал, как Иванов отсоединил магазин и проверил отсутствие патрона в патроннике отведением затворной рамы в заднее положение. Затем Вася вновь присоединил магазин к автомату и еле слышно проговорил:

— Давай. Смотри, чтобы Ворон не проспал.

— Не проспит, с чего бы это.

3

Спускаясь вниз, Поршнев посмотрел на звёздное небо. На миг он задумался о его красоте и прислушался к шелесту волн, мягко бьющихся о борт корабля. Спать особо не хотелось, несмотря на время. Он спустился до юта и завернул в узкий коридор, проходящий вдоль левого борта судна. Прежде чем отправиться в каюту, Денис решил зайти в гальюн.

Перед дверью Поршнев остановился. На ней висела очень весёленькая инструкция, приклеенная каким-то большим шутником. Похоже, её наклеили только этой ночью, потому что до этого он её не видел. Улыбнувшись, сержант зашёл внутрь и посетил одну из двух кабинок. После того как сделал дело, Денис отправился вниз.

Открыв дверь внутрь, Поршнев включил прикроватную лампу и сразу почувствовал, что что-то не так. Нет, всё и все, конечно, были на своих местах, но что-то всё равно настораживало. Может быть, не точно, но он это почувствовал скорее обонянием, а не ещё чем-то. Какой-то смрадный, затхлый запах. Разумеется, это могло только показаться. Стояла невыносимая жара. Четыре взрослых мужика в маленькой железной каюте, оббитой пластиком. Удивляться было нечему. Он не придал этому никакого значения.

Тогда.

Повернувшись к своей кровати, Денис снял пропотевшую футболку и резко дёрнулся от испуга. Позади него неожиданно раздался какой-то звук. Быстро развернувшись, Поршнев посмотрел на диван, где спал Кравцов.

— Обуите мяааа!!! Ууити мяааа!

Похоже, ему снился кошмар. Денис ещё мгновение постоял, а потом решил разбудить друга. Он, не торопясь, подошёл к нему и начал трясти его за плечи двумя руками.

— Даня, Даня, проснись! Слышишь меня, проснись.

Глаза Кравцова резко открылись. От неожиданности Денис открыл рот, но не издал ни звука. В глазах Данилы не было зрачков, лишь белки. Казалось, они закатились куда-то вверх, заполнив глазные яблоки сплошной жуткой белизной. Невидящим взглядом Кравцов проговорил словно куда-то в пустоту:

— Надо повернуть… Тьма… В лучах заката… Жизнь там…

Кожа Поршнева от этих слов покрылась мурашками. «Что за чёрт? — подумал он, — Это ведь совсем не его голос, это не он говорил. Он не мог говорить таким голосом».

Сразу после этих слов, тянувшихся для Дениса вечностью, взгляд старшего сержанта прояснился, он проморгал несколько раз и уставился на Поршнева.

— У-у-мммм. Капец, какой страшный сон снился. Ты что так долго не будил меня, не слышал, как я ору?

— Я… Я… Я просто не понял сначала, ты что-то там мычал такое, совсем непонятное…

— Я кричал, кричал, чтоб меня разбудили. Я видел тебя сквозь сон, как ты…

— В смысле видел? — Удивился Денис.

— Ну, мне одновременно снился сон, и в то же время я тебя видел, как ты раздеваешься. Потом расскажу в общем.

Видимо, Данила не хотел углубляться в подробности в таком состоянии. Потом, он сказал:

— Пойду умоюсь, а то бывает, что если сразу засну, то потом тот же кошмар продолжается. Который час, Ден?

Денис насторожённо посмотрел на него. Он только отошёл от странности увиденного и услышанного.

— Начало пятого, я только с вахты сменился.

— Ого-о, ещё есть время поспать. Если после такого усну, конечно.

— Слышишь, Дань, а что тебе снилось? — Поршневу после того, что он увидел, было очень любопытно.

— Давай лучше не сейчас. Я тебе завтра расскажу.

— Ну ладно. Пойдёшь умываться, прочитай инструкцию на двери в гальюн. Там кто-то прикольную тему повесил.

— Что за тема? — вопросительно посмотрев на Дениса, спросил Кравцов.

— Сам увидишь. Ты только сначала умойся, а потом внимательно прочитай. Может, настроение поднимется.

— Хорошо.

4

Поднявшись по крутому трапу на палубу командного состава, где находился гальюн, Данила решил поступить, как и советовал ему Поршнев. Дверь в уборную была открыта и застопорена. Стопоры присутствовали на всех дверях корабля, что позволяло их держать открытыми во время качки, если на то была необходимость. Войдя внутрь, Кравцов прошёл мимо закрытой кабинки и повернул в следующую. Закончив справлять свои естественные надобности, Данила повернул ручку слива и спустил воду. Выйдя из кабинки, он подошёл к одному из расположенных рядом умывальников, открыл кран и начал умывать лицо. Вода была тёплой, учитывая температуру снаружи. При такой температуре воздуха и моря за бортом остудить запасы пресной воды на судне не представлялось возможным.

Выплеснув на лицо очередную порцию воды, Даня посмотрел на своё отражение в зеркале. После сна ему всегда казалось, что те немногие морщины, которые были у него на лбу, как-то слегка разглаживались. Как мужчина он по этому поводу не беспокоился, просто наблюдение, и всё.

А вот что заставило его всерьёз забеспокоиться, так это фантомное видение своей шеи в зеркале. Ему вдруг показалось, будто она покраснела. Совсем немного, едва видимый и расплывчатый след, напоминающий… Что напоминающий?

«Ты сходишь с ума, товарищ старший сержант. Нет здесь никакого Фредди Крюгера, это был всего лишь кошмарный сон. Очень реалистичный и страшный сон. Реалистичный… Сон…» И всё же Данила не спускал глаз со своей шеи. Он не мог понять, что напоминал этот след.

«Ты знаешь что».

В это не хотелось верить, не могли это быть следы от пальцев рук. Никакого следа вообще не может быть, это просто самовнушение. Так он и продолжал стоять, погруженный в свои мысли. Вода из крана медленно стекала в раковину.

От размышлений его оторвало отражение в зеркале. Дверь соседней кабинки открылась, и оттуда появилось лицо вампира. Встряхнув головой, Данила мысленно посмеялся над собой. Это был просто человек.

Но человек этот настораживал. Быстрым и неуклюжим движением из-за двери вышел мужчина. На вид ему было около сорока лет. Кравцов и раньше обращал на него внимание, типом он был довольно странным, по крайней мере со стороны.

Мужчина встал около соседнего умывальника. Покачиваясь из стороны в сторону, левым плечом он ударился о правую руку Данилы. Кравцов взглянул на него. Мужчина, как будто и не заметил, что толкнул рядом стоящего. Быстрым и неуклюжим движением он открыл кран на полную, и вода сильным напором начала стекать в раковину. Прочистив горло, он смачно сплюнул, высморкался и, не поднимая взгляда, принялся умывать своё лицо. Попахивало от него скверно. Ощущение было такое, что мужик не мылся целую неделю, а то и больше.

Закрыв кран, мужчина начал поворачиваться в сторону выхода, и на миг его взгляд и взгляд Кравцова пересеклись в зеркале. Дане тут же пришло в голову, что лучше бы он этого не видел. Он сразу забыл, о чём думал. Глаза «вонючего» были жуткими на вид. Они были раскрасневшимися, по белкам расплылось множество тонких красных капилляров.

«Взгляд мертвеца, — подумал Даня. — Неудивительно, что ему показалось, будто это вампир».

Все эти мысли пронеслись у него в голове за то короткое время, пока «вонючка», неуклюже покачиваясь, отходил от умывальника. После этого он повернул налево и спустился вниз. Каюты младшего состава находились на одном уровне с каютами прикомандированных, только в другом отсеке.

Даня ещё раз посмотрел на своё отражение в зеркале. Внимательно оглядел шею и не увидел никаких следов. Естественно. Иначе быть и не могло. Он закрыл кран и переступил порог на пути в коридор. Схватившись правой рукой за ручку двери, Даня захлопнул её за собой.

Не успел он отпустить дверь, как его чуть не сшибло какое-то тело. Кто-то уткнулся ему в плечо и тут же отшатнулся, встретившись с крупной и твёрдо стоящей преградой. Это была Лена, только другая. Совсем не та милая девушка, с которой он общался неделю назад. То есть это была, конечно, она, вот только узнать её было сейчас трудно. И дело не в том, что раннее утро. Просто у неё был очень странный внешний вид, если не сказать больше — пугающий. Волосы девушки были растрёпаны после сна, а саму её всю трясло. Глаза у Лены не казались заспанными, они были раскрасневшимися от слёз. Даня заметил, как из носа вытекают сопли, и она даже не собиралась их вытереть. Зато Лена суетливо пыталась избавиться от слёз и заглушить всхлипы. Вот только получалось у неё это не очень.

Надеты на девушке были майка и лёгкие штаны, похожие на пижамные. Видимо, это была её ночная одежда. Данила почувствовал что-то неприятное. Его не покидало нарастающее беспокойство.

Лена с нескрываемой злостью в глазах посмотрела на морпеха. Она обхватила себя за плечи двумя руками и, опустив голову, пошла напролом, даже не пытаясь обойти Кравцова. Даня поднял руки и попытался остановить её. Он старался сделать это максимально аккуратно, чтобы не причинить девушке вреда.

— Отстаньте от меня все! — закричала она и с силой отпихнула его руки. Он не стал больше препятствовать, а просто посмотрел вслед, пропустив её вперёд. Девушка прошла пару шагов и, достав трясущимися руками ключи из кармана, открыла дверь в женский душ. Войдя в него, она закрылась изнутри. Чувство беспокойства усилилось. Не зря говорили, что она со странностями, подумал Данила.

Обескураженный, он решил подождать, пока девушка выйдет из душа. Стоя в коридоре и оглядываясь по сторонам, Кравцов ещё несколько минут прислушивался к шуму за дверью. Подождав немного, Даня вспомнил про инструкцию на двери в гальюн, о которой совсем забыл в суматохе этой безумной ночи. Обернувшись, он начал читать. Инструкция была напечатана на двух листах формата А4, приклеенных рядом друг с другом, и выглядела следующим образом.

ВНИМАНИЕ!!!
Инструкция

по пользованию помещением с ограниченным

доступом типа «СОРТИР 2К»

1. ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

1.1. Настоящая инструкция разработана с целью урегулирования общественных, социальных, бытовых, трудовых, производственных, экономических и юридических отношений между посетителями данного заведения и персоналом, обслуживающим его.

1.2. Данной инструкцией регламентируются правила пользования и поведения в помещении с ограниченным доступом типа «СОРТИР 2К».

1.3. Допуск в данное помещение разрешён лицам не моложе 18 лет, прошедшим специальное обучение по программам: «Правила поведения в общественных туалетах»; «Правила пользования общественными туалетами», а также по программе обучения среднеобразовательной школы, колледжей, ПТУ, ВУЗов.

1.4. Допуск лиц, воспитывавшихся в ауле более пяти лет, КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЁН!

1.5. Выполнение данной инструкции обязательно для всех лиц, находящихся на судне «МБ-205».

2. ТРЕБОВАНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ ВО ВРЕМЯ

НАХОЖДЕНИЯ В ПОМЕЩЕНИИ С ОГРАНИЧЕННЫМ

ДОСТУПОМ ТИПА «СОРТИР 2К»

2.1. В данном помещении категорически запрещается:

— курить;

— употреблять спиртные напитки;

— использовать туалетную бумагу плотностью выше 60 г/ м²;

— использовать картон, ткань, наждачное полотно, фольгу;

— выбрасывать в сбросные отверстия мусор, обёртки от конфет, еду, средства личной гигиены;

— срать при положении жопы не параллельном сбросному отверстию. При этом будьте внимательны!!! Прежде чем присесть, необходимо отцентровать положение жопы относительно чаши «Генуя»;

— срать на пол, стены, потолки и двери категорически запрещено!

— размазывать по стенам частицы экскрементов в случае случайного загрязнения ими (экскрементами) рук (пальцев);

— ссать мимо чаши «Генуя», а именно на стены, потолки, палубу, двери также категорически запрещено!

3. ТРЕБОВАНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ ПО ОКОНЧАНИИ ВРЕМЯПРЕПРОВОЖДЕНИЯ В ПОМЕЩЕНИИ

Глава 6
Погружение в бездну

1

— Ну, Ворон, и что дальше было? — с нетерпением спросил Денис.

Все ждали продолжения истории, которую повествовал Воронов. Со дня их выхода из Омана прошло два дня. Погода стояла очень жаркая, но море вело себя тихо, и это радовало. Когда все начали забывать о проделке Умарова в порту, вспомнили об обещании Кравцова. Бутылка «Хеннесси» так и таилась в его рюкзаке неоткрытой. Об этом Денис и напомнил остальным.

Никто не собирался в тот вечер пить, но Данила знал, что обещание надо выполнить и сделать это надо как можно скорее. К тому же, как показывает практика, самая весёлая пьянка — спонтанная. С этим никто не поспорит. А после всех недавних событий Кравцов постоянно пребывал в хорошем расположении духа. У них с Леной было всё очень хорошо, и это заряжало необычной жизнерадостностью. Данила не знал, как всё продолжится и уж тем более чем всё закончится, но пока его всё устраивало. Он впервые встретил девушку, к которой проникся странным, не испытываемым ранее чувством. И чувство ему это нравилось. И пугало тоже. Но даже если предположить самое неприятное в исходе их отношений, ничего с собой он поделать бы уже не смог. Слишком сильная теперь была привязанность.

В общем, так и собрали импровизированный стол на закуску. В него входили макароны с курицей, которые давали на ужин вместе с салатом из свежей капусты. Порции, конечно, небольшие, но ведь много и не надо было. Парни набрали хлеба, и каждый достал из сумки по какой-нибудь заначке, которую берёг от самого Севастополя. У Данилы такими оказались две банки говяжьей тушёнки, у Ворона одна банка рыбных консервов. Денис достал две банки закатанных огурцов, но глядя на парней, одну убрал. Хорошим дополнением служили бутылки с кока-колой и пепси, купленные в Омане. Некоторые предпочитали смешивать напитки.

— Я открыл «Хеннесси». — Даня внимательно осмотрел окружающих. — Напоминаю: «ХЕННЕССИ», а не какое-нибудь дешёвое ГОВНОПОЙЛО. И сделал я это не для того, чтобы вы портили его вкус этими ГОВНОКÓЛАМИ. Так что давайте, пока эту бутылку пьём, никто не мешает и не запивает, а потом как хотите.

Парни не стали противиться этому предложению, смысл в этом и правда был. Они сели за стол примерно в половине шестого вечера, на вахту заступил Вася, и сам предложил там постоять до полуночи. Он неважно себя чувствовал и, несмотря на уговоры товарищей, напрочь отказался от употребления коньяка. После двух дней вливания в себя различных напитков ему, видимо, было достаточно. К тому же, как он сказал, на свежем воздухе ему было полегче.

В полночь Васю должен был менять Костя. Он тоже решил отказаться от употребления чего-либо спиртного. Ефимцев вообще после Омана был не в духе. Видимо, поссорился с женой. Парни заметили это ещё там, пытались всячески развеселить и уговаривали выпить. Всё тщетно. Один только Кравцов этому радовался. После той жуткой истории, которую Костя им поведал в прошлый раз, он не хотел слышать подобных откровений и сегодня. Хотелось просто расслабиться и получить удовольствие от приятной мужской компании. Сейчас Ворон рассказывал историю, благодаря которой стал своего рода знаменитостью в батальоне. Все о ней слышали, но из первых уст и в мельчайших подробностях впервые.

— Короче, поссорились мы с командиром роты, серьёзно поссорились. Я согласен, бывает, косячу, бывают у меня залёты, но я и работаю за пятерых.

— Ну, сам себя не похвалишь, никто не похвалит, — с иронией заметил Володя.

— Ты мне ещё поговори! Да нет, это реально так. Ворон — иди туда, Ворон — иди сюда, Ворон — в наряд, Ворон — в патруль. Меня это реально достало! Вот я всё и высказал. Мы с ним тогда чуть не подрались, хорошо комбат в своём кабинете был и услышал шум. У них же кабинеты рядом находятся, вы знаете. Так вот. Комбат зашёл, «лещей» мне надавал и выкинул из кабинета. Оставшись в кабинете командира, он о чём-то поговорил с ним и потом меня позвал. В общем, меня таким негодяем выставили, что я сам начал верить.

— Ну, а дальше? Давай рассказывай. — Денис не унимался, он был в предвкушении весёлой развязки.

— Да я и рассказываю, достал! Я вышел из части тогда злой как собака. Меня такая ярость одолевала, словами передать не могу. Пошёл я, в общем, в кафешку, ну ту, что в городке находится, сами знаете. Посидел там немного в одиночестве, выпил кружку пива и отправился на остановку. Смотрю, а мимо меня Снеговой проехал, ротный наш, и даже не посмотрел в мою сторону. Вот тогда меня и пробило. Я прошёл ближе к КПП. Смотрю, а он машину на стоянке оставил, напротив части. Вышел, значит, на сигнализацию поставил и пошёл в бригаду. Время уже позднее было, на улице стемнело, и я решил что-то сделать. Правда, не понимал ещё до конца, что именно. Но я целенаправленно шёл в сторону его машины.

— Так а что, там никого не было рядом? — поинтересовался Козлов.

— Да вроде нет. Хотя веришь, мне на удивление было как-то всё равно. Мне кажется, я бы сделал это в любом случае. Я тогда как-то вообще об этом не переживал. Иду я, короче, к его «мазде»…

— «Шестёрочка»… Новая… Да как ты мог?

— Денчик, меня тогда волновало только то, что «шестёрочка» эта именно ЕГО. И то, что она новая, лишь подталкивало меня к действиям. Короче, иду я к ней. По пути мне камень попадается, и ни с того ни сего я вдруг понимаю, что надо бы его захватить с собой.

Парни дружно рассмеялись. Эту историю сейчас слушали не только морпехи. Помимо Дани, Дениса, Володи и трезвого Кости, в каюте с ними сидели связист, два гражданских водолаза, один матрос из боцманской команды и моторист Виктор. Даниле последний из этой компании не нравился, но настроение было хорошее, поэтому он старался не думать об этом.

После бутылки коньяка в ход пошли приобретённые в порту ром и виски. Потихоньку парни начали распечатывать свои запасы. И хотя Данила был твёрдо уверен, что после коньяка закончит, все факты говорили об обратном. Товарищи уговорили его продолжить с ними, ссылаясь на малую вероятность повторения такого веселья почти всем дружным коллективом. После непродолжительных колебаний он с ними согласился и в приподнятом настроении решил продолжить. А может, думал он, он напьётся сегодня так, что хватит смелости и Лене в любви признаться. Вот так. Алкоголь порой может привести к необдуманным поступкам, и, как ни странно, не все они бывают плохими.

— Подхожу я к машине, — продолжал Ворон. Он сидел в одних шортах и по его волосатому телу обильно стекал пот. — А в темноте, под светом уличных фонарей, она так вся и сияет новизной.

— Кто не в курсе, его командир роты взял эту «мазду» из салона. Новую, прошлого года, представляете? Чёткая тачка, — пояснил Денис тем, кто этого не знал.

— Да, я думал, что, может, ещё передумаю. Но мне вместо этого, наоборот, ещё больше захотелось. Камень был уже у меня в руках. Я хотел просто кинуть его в тачку и всё, а потом, уже размахнувшись, вдруг передумал. Я залез на багажник машины и, подняв булыжник над головой, скинул его прямо на заднее стекло. Оно вдребезги разбилось, камень-то тяжёлый был. Сработала сигнализация, и вот тут я, походу, и очнулся. Я глянул вокруг — вроде никого не было. Затем спрыгнул с машины и побежал куда глаза глядят.

— А кто-нибудь прибежал на сигнализацию? — поинтересовался Денис, то и дело переходя на смех. К этому времени в каюте все дружно и громко смеялись.

— А зачем ты на багажник залез? — чуть ли не сквозь слёзы спросил Володя.

— Да я сам не знаю. Я пьяный не был, только бутылку пива выпил, и она меня вообще не вставила. Сам не знаю. По идее можно было и с земли кинуть.

Все в каюте ещё громче рассмеялись. История никого не оставила равнодушным, и как это всегда бывает в компании, где все смеются, казалась ещё смешнее.

— Я посидел ещё в кафе, выпил пару бутылок пива и поехал домой, спать.

— А что потом? — поинтересовался Сергей. Он тоже никак не мог прекратить смеяться.

— Да ничего. Прихожу я с утра в батальон. Командир роты, увидев, накинулся на меня с кулаками. Если бы не успел вовремя среагировать, он точно меня уложил бы, сами видели, какой он здоровый. В итоге нас разняли. Комбат меня к себе вызвал, одного, спросил, я ли это Снеговому машину разбил. Я признался. Не знаю почему. Мне казалось, что, даже если меня никто не видел в тот вечер, всё равно вычислят. Я рассказал комбату всё как есть. Мы с ним договорились, что дальше это дело никуда не уйдёт. Поэтому я несколько месяцев выплачивал Снеговому деньги. А после новогодней премии окончательно рассчитался.

— И ты до сих пор служишь у него в роте? — спросил водолаз, взрослый мужчина из состава гражданских специалистов.

— Да.

Парни с мужиками ещё немного посмеялись, и разговоры перешли на другие темы. Спустя пять минут в каюту вошёл Умаров с Павленко — командиром водолазов. Они тоже были немного пьяны. Несмотря на возражения остальных членов группы, Кравцов настоял на том, чтобы позвать Умарова. Он сказал, что это общее дело и они неплохо поработали, отбиваясь от непонятных пиратов, или кто это был вообще. Поэтому Данила искренне считал, что пригласить его стоило. «Не думаю, что он придёт, а если и придёт, то выпьет чисто символически», — сказал тогда Данила. Однако он ошибся. Спустя сорок минут пребывания Умарова в каюте стало очевидным, что он не только не откажется пить, но ещё и не собирается останавливаться.

Веселье было в самом разгаре. «Спиртяга» лилась рекой, а в каюте у морпехов к этому времени побывало множество разных людей, многие из которых до этого с ними даже не здоровались. Как известно, алкоголь сближает. А тут друзей стало хоть отбавляй. Спустя время заглянули и поварихи. Вот тут началось полное раздолье. Веселье начало перерастать в серьёзную пьянку. Только никто по этому поводу почему-то не переживал. А почему? Потому что морпехи знали, что как минимум двое из них абсолютно трезвые. Прикроют, если что. Подчинённые Павленко тоже были трезвыми, видимо, им в Салале хватило.

Разговоры в большой компании были на самые разные темы. Военные и гражданские, весёлые и грустные. Кто-то принёс гитару, и все подряд принялись по очереди пытаться что-то на ней сыграть. У кого-то даже получалось. Данила в общей суматохе спросил у одной из женщин про Лену, и та с откровенно ехидной улыбкой ответила, что Лена легла спать.

— А тебе что, нас не хватает? Или тебе с нами не весело?

— Да нет, вы же понимаете, в чём дело, — с улыбкой ответил Данила, сдерживая настоящие эмоции к этим шалавам.

— Конечно, конечно. Все тут понимают, в чём у вас там дело.

Для себя Кравцов уже решил, что готов признаться Лене в своих чувствах, потому что неизвестно, когда он рискнёт это сделать в трезвом состоянии и сможет ли вообще. Даня посмотрел на окружающих и убедился в верности своего решения. Реакцию Лены сложно было предсказать. Несмотря на его чувства, от Данилы не могло скрыться, что Лена действительно была странной девушкой. Хотя правильнее было бы сказать не так, девушкой со странностями. Она ничего не рассказывала о своём прошлом, иногда была весьма задумчива и грустна. Это наводило на некоторые мысли, но не отпугивало Даню. И всё равно у него было предчувствие, что она ответит ему взаимностью. Правда, в том, что она так ему и скажет, он сомневался. Но по крайней мере испытывает нечто подобное точно.

Незаметно для компании (а компании к этому времени было уже мало что заметно) Данила покинул каюту. Убедившись, что женщины, которые проживали с Леной, заняты настолько, что никому из них не приспичит отправиться туда же, он поднялся по трапу и прошёл к женской каюте. Тихонько постучав и не дождавшись никакой реакции, Данила приоткрыл дверь. Свет в каюте горел, но Лена мирно спала, укрывшись простынёй. Кондиционер в их каюте сильно охлаждал воздух, поэтому девушка была укутана полностью. Даже сейчас, мутным пьяным взглядом он ещё раз поразился тем нежным чувствам, которые к ней испытывал. Так как девушка не проявила никакой реакции, он не осмелился ничего предпринять и вышел, предварительно выключив свет.

Развернувшись и направившись в сторону выхода на внешнюю палубу, он увидел Виктора, того самого моториста, про которого они с Леной говорили в кафе. Мужчина шёл в гальюн и как бы между прочим, заходя в уборную, спросил:

— Ну, как она?

Тон его совсем не понравился Кравцову, да и вопрос, в принципе, тоже.

— В каком смысле? — внешне демонстрируя спокойствие, поинтересовался Данила. Он решил задержаться возле гальюна и стоял прямо перед дверью в умывальную, пока красноглазый справлял малую нужду в кабинке.

— Ну ты же к своей возлюбленной ходил. Я имею в виду, как всё прошло?

Голос моториста Дане совсем не нравился. Не то чтобы что-то было такое в вопросе, если бы, например, Денис спросил, он не обратил бы на это особого внимания. Но этот тип не Денис, он вообще ему никто, и дело это его не касается. Ещё этот голос, как будто с презрением.

— Слышишь, друг, мне кажется, это тебя не касается.

Как следует стряхнув свой агрегат, Виктор развернулся и вышел из кабинки. Подойдя к Даниле вплотную, он встал перед ним и, смотря ему в глаза, сказал:

— Да я так, просто… Друг… Ничего дурного не имел в виду. Пойдём лучше выпьем.

Кравцов не сдвинулся с места. Он смотрел в глаза мотористу и ещё раз с отвращением отметил, какие они красные. Капилляры мелкой паутиной расползлись по белкам, и это казалось таким ненормальным, особенно учитывая то обстоятельство, что они всегда были в таком состоянии. Это напоминало какую-то болезнь, что ли. «Видимо, инсульт у мужика не за горами», — пришло Кравцову в голову.

— Пойдём, только руки помой.

Он развернулся и отправился вниз по трапу, украдкой убедившись, что моторист остался помыть руки.

Войдя в каюту, Данила почувствовал, как там жарко и душно. Народу было столько, что не было места присесть. Настроение перестало быть таким хорошим, как прежде.

— Данила, брат, садись. Я тебе тут место нагрел, — сказал опьяневший Сергей, сидевший на его диване.

Даня протиснулся в толпе и сел на свой диван с самого края. Кружки снова наполнили, и кто-то сказал тост. Подошёл Виктор, и ему тоже протянули кружку.

— Ну, за любовь! — прокричал он, и его все поддержали дружными воплями.

Выпив и закусив, народ принялся опять что-то обсуждать. Даниле уже не было так весело, как раньше, и теперь он испытывал напряжение. Этот ГОВНОМОТОРИСТ испортил ему такое замечательное настроение. Надо бы выяснить, что он тогда от Лены хотел и почему схватил её за руку. «Не больно», — сказала она тогда, но Данила не поверил. Она соврала, чтобы он к нему не подходил и не выяснял. Но если алкоголь некоторое время назад готов был сделать благое дело и заставить Даню признаться его девушке в любви, то сейчас абсолютно та же самая жидкость подталкивала старшего сержанта на менее приятную беседу. Результат её был предсказуем.

Как бы закончился тот разговор, так и останется загадкой, потому что всё поменял один вопрос в толпе. Вопрос, состоящий всего лишь из четырёх слов:

— Данила, где ты был?

Задала вопрос старшая из поварих. Ольга Николаевна, так её вроде звали. Судя по рассказам Лены, она хуже относилась к ней, чем другая. По её словам, эта ведьма была ехидной, вредной и вообще противной. Сейчас он тоже чувствовал подвох в её вопросе. Тётка неспроста задала этот вопрос, знала ведь, что он наверняка ходил в их каюту. И сейчас спросила преднамеренно громко, чтобы все услышали, несмотря на шум. Она с улыбкой и хитрым взглядом ждала ответа, как, впрочем, и все в каюте. Они, как назло, замолчали и уставились на старшего сержанта. Вот только, на общее несчастье, ответил не Даня…

— Да у вас в каюте он был, где же ещё? Ходил к своей, но судя по виду, сучка его обломала.

И вот как выглядело это всё в глазах Данилы.

Эта вредная толстуха, которая постоянно достаёт ни в чём не повинную исполнительную девушку, нарочно решила над ним поиздеваться. Просто ей захотелось выставить его на посмешище. Сказала громко, обратив на него всеобщее внимание. И ей это удалось. Все как по команде посмотрели на Данилу. И всё бы обошлось, если бы он, как и привык, ответил толстухе что-то, что перевело бы ситуацию в шутку. Это можно было сделать, и он уже собрался сказать ей что-то в этом духе, но ему не дали этого сделать. Его опередили. И кто же? Этот вонючий красноглазый моторист. Своим поганым ртом он, просто насмехаясь над Данилой, проговорил поганую похабную речь, жирно намекающую на то, куда и с какой целью отлучался Данила, при этом назвав Лену сучкой. Что должен был сделать сдержанный в обычных обстоятельствах старший сержант в такой ситуации? Конечно, вскочить и вдарить красноглазому по его поганому рту, и желательно это сделать с локтя. Что же сделал Данила? Он вскочил с дивана и вдарил красноглазому вонючке в его поганый рот. С локтя.

В мгновение сорвавшись с дивана, Кравцов согнул правую руку и со всей силы, навалившись всем весом, ударил Виктора в челюсть. Удар пришёлся прямо в рот, и один из верхних зубов моториста, проглоченный от неожиданности и резкого вздоха, навсегда затерялся в глубинах желудка Виктора.

— Ты, тварь, закрой свой поганый рот! — прокричал Кравцов.

Правой рукой Виктор попытался ударить Данилу в ответ, но не успел. Сзади Поршнев с Умаровым схватили Кравцова за руки и оттащили на себя. Данила, будучи в смятении, начал махать ногами, и ему удалось ударить ими Виктора, используя как опору державших его товарищей. Удар пришёлся в грудь, и у моториста перехватило дыхание. Несмотря на это, он быстро сориентировался и кинулся вперёд, вновь делая замах рукой. Но путь преградил Умаров, и Виктор случайно попал ему в лоб. После этого старлей отпустил Данилу и схватил за горло моториста, начиная душить. Толпа вокруг кинулась их разнимать. Умарова схватили за руки и попытались оттянуть. Виктора сзади также тянули за пояс и изо всех сил стремились вытолкать из каюты. Данила, не желая успокаиваться, хотел перескочить через Умарова. Он во что бы то ни стало пытался достать кулаками до лица моториста. Всё выглядело неуклюже в тесной каюте, набитой людьми. Женщины кричали и стремились выбежать, отчего суеты становилось только больше. Из соседних кают прибежали люди и принялись разнимать всех подряд, не осознавая, кто вообще дрался. В конечном итоге с большим трудом моториста удалось вытолкать из каюты и, несмотря на его сопротивление, вывести на верхнюю палубу освежиться. Тут же на ют прибежал старший механик и принялся успокаивать своего подопечного.

Умаров быстро успокоился, и вместе с Поршневым и Вороном они удерживали Данилу. Тот всё ещё пытался вырваться и выбежать вслед за Виктором.

Женщины ушли. Члены экипажа тоже быстро потерялись, испугавшись, что на шум спустится капитан. В каюте остались только морпехи и водолазы. Все немного расслабились.

— Ты успокоился? — спросил Умаров Кравцова, обхватив его обеими руками и буквально лёжа на нём сверху лицом к лицу.

— Да.

— Точно?

— Да, говорю же.

— Хорошо.

Парни вместе с Умаровым медленно отпустили Кравцова. Павленко без малейших колебаний, с невозмутимым видом поднял бутылку «Балантайнса» и в полнейшей тишине разлил во все кружки. Умаров вроде как с осуждением посмотрел на него.

— Что? — спросил Павленко, когда увидел взгляд офицера. — Надо обстановку разрядить, а то видишь, какой бунт на корабле устроили.

Все дружно улыбнулись, даже Данила. И обстановка действительно разрядилась благодаря Стасу.

— За наши маленькие победы и чтобы их у нас в жизни было как можно больше.

Тост никто особо не понял, но все выпили и закусили. После этого разговоры продолжились. Умаров немного почитал лекции, насколько мог это делать в том состоянии, которого достиг к этому времени. Данила извинился, зная, к чему могло привести его поведение, но все его поддержали, выразив мнение, что тот не должен был так говорить. Даня поведал историю о том, как он ему в туалете ещё начал задавать вопросы. Парни посчитали это абсолютной провокацией.

Потихоньку компания продолжила выпивать. Покинули её только водолазы, но спустя время вернулись некоторые члены экипажа. Видимо, поняв, что буря улеглась, они решили во что бы то ни стало веселиться дальше.

Данила покинул каюту, сославшись на то, что ему в четыре утра заступать на вахту. Никто не стал его уговаривать, и он решил проведать Васю. Время подошло к полуночи. Спросив Иванова о его самочувствии, Данила подождал, пока Костя его сменит. Когда смена произошла и Иванов покинул пост, Костя завёл с Кравцовым разговор:

— Нормально ты его уделал. Прикинь, зуб передний сломал ему. Я слышал, как он на юте орал, что проглотил его.

— Он успокоился?

— Да, вроде. Он и правда урод какой-то, хотя до этого вроде нормально общались.

— Ты просто мало про него знаешь, тот ещё говнюк.

— Да, возможно, — подытожил Костя.

— Ладно, Кость, я пойду. В четыре сменю тебя без опозданий. Походу, башка завтра будет болеть… Что-то мы и правда вдарили так нормально, может, даже переборщили.

— Да, я бы тоже с радостью. Но веришь, и правда что-то не хотелось, настроение какое-то не то.

— Бывает. Ну я пошёл…

Данила спустился вниз.

2

Ублюдок выбил ему передний зуб, и теперь он за это поплатится. Ох, ему придётся за это поплатиться. Такого Виктор никому не прощал. НИКОМУ.

Он сидел на юте один. Выкуривая одну сигарету за другой, Виктор тщательно продумывал план мести. Он изо всех сил напрягал свой мозг, чтобы понять, как наказать зелёного ублюдка. Но пока никаких чётких картинок не вырисовывалось, никак не получалось придумать что-то дельное.

Да и из-за чего всё это произошло? Опять всё из-за маленькой чернявой дуры. Этот гондон делает вид, что крутой парень. На глазах у десятка людей впрягается за тупую молодую тёлку, ну может, не совсем за неё, но всё равно она связана с этим. И как же теперь быть? Ну уж нет, кому-то придётся за это заплатить. Нельзя вот так просто взять и накинуться на Виктора какому-то сосунку, выбить зуб и ко всему прочему позволить ударить ногами в грудь. Он думает, что после всего этого сможет преспокойно продолжать своё жалкое существование на этом чёртовом корабле? Сколько лет этому говнюку? Двадцать пять? Может, даже меньше. И этот урод решил тягаться? Неслыханная наглость. Надо бы прямо сейчас пойти и разобраться, разнести его тупую башку о палубу. А почему бы и нет? Теперь он не застанет врасплох, теперь ему придётся ох как тяжко. Да, ему будет очень тяжко.

Виктор видел, как Данила вышел и поднялся вверх по трапу. Похоже, направился на сигнальный мостик. Моториста он при этом не заметил.

Да, пожалуй, стоит докурить сигарету, и когда сосунок будет спускаться, с ним стоит серьёзно поговорить. Только на этот раз его слащавых дружков рядом не будет, никто теперь не поможет малышу.

Да подожди ты…

Виктор отвлёкся от мыслей и прислушался… Что за голос? Он осмотрелся и никого не увидел, наверное, показалось…

Не показалось. Я говорю, подожди, не сейчас. Подожди, когда всё утихнет, а потом мы с ним разберёмся…

Опять он в голове, давненько его не было. Хотя Виктор и понимал, что это его собственный голос и выражает он не чьи-то, а именно его собственные мысли, звучал он всё-таки как-то странно. Голос вроде и его, но ему казалось, что он чужой и вовсе ему не принадлежит. Но чей тогда? Такой отдалённо знакомый…

Мы разберёмся с ним чуть-чуть попозже, Витенька… Когда придёт время, он пожалеет о том, что посмел тебя обидеть. И мы накажем его маленькую сучку, будь уверен. Я помогу тебе в этом, не сомневайся. А знаешь, я тебе больше скажу. Мы не просто накажем его и его сучку, мы сделаем лучше. Мы накажем этого сосунка прямо через его же грязную потаскушку. Да, для него страданий так будет больше, уж будь уверен…

Виктор был пьян, но не настолько, чтобы не понимать, что с ним происходит что-то странное. Он думает о чём-то, принимая свои мысли за чужие. Уж не сходит ли он с ума? Может, до него добралась та самая пресловутая белая горячка? Он много о ней слышал, но не особо верил в неё. И вот теперь, похоже, она наконец добралась до него? Выходит, теперь и голоса уже посещают. И чей это всё-таки голос… Кому он может принадлежать? А как он его назвал — Витенька. Кто в последний раз так его называл? Может, мать? Но голос мужской, ведь мать не могла же говорить с ним мужским голосом? Он вообще не мог чётко вспомнить ни мать, ни её голос. А этот голос подавно был незнаком. В хмельной голове всё как будто перемешалось.

Посидев ещё немного и не дождавшись больше советов странного голоса, Виктор решил, что ему опять чудится всякая чепуха. Однако фантомный или нет, а голос, пожалуй, прав. Надо подождать немного, будет момент получше, это уж наверняка. И он им воспользуется по полной.

А вот что ему точно не привиделось, так это то, что одна из поварих сказала ему зайти в женский душ через десять минут. И он это сделает. К чёрту сосунка. Прямо сейчас он пойдёт и выплеснет свою злость на ней, оттрахает как следует и отправится спать. А завтра, на трезвую голову подумает, как поквитаться с наглым молокососом.

3

К часу ночи почти все люди на корабле спали. Бодрствовали только те, кто стоял на вахте, да и то не все. Ещё несколько человек не спали по различным причинам, понятным только им.

4

Старший помощник капитана был опытным моряком. Из пятидесяти одного года своей жизни он чуть менее тридцати проходил на кораблях дальнего плавания. Это были совершенно разные корабли: торговые суда и рыбацкие лодки, танкеры и контейнеровозы. Опыт морских походов был у него более чем огромный. Когда-то он начинал свой путь от простого матроса на маленьком рыболовном судне, а теперь продолжает его здесь. Благодаря стремлению и трудолюбию он добился должности старшего помощника капитана на «МБ-205», но его это совершенно не устраивало. Потому что, по его мнению, он должен был давно занять место капитана. И он хотел этого, очень хотел. Но мир несправедлив, известный факт. В этом он много раз убедился за прошедшие тридцать лет.

Каждый раз, когда он ждал, что его вот-вот поставят на должность, всегда находился кто-то, кто занимал её вместо него. А почему? Всё просто. Дело в том, что всего в этой жизни ему приходилось добиваться самому. Не было у него родственников, которые помогали бы ему в карьере. Не было влиятельных знакомых, к которым он мог бы обратиться за помощью. И бороться за место под солнцем приходилось с теми, у кого все вышеописанные преимущества были с избытком. Мир несправедлив, но он уже смирился. И несмотря на это, он также привык всегда выполнять свои обязанности должным образом.

Сейчас он стоял на командном пункте и сквозь стекло смотрел вперёд, в тёмную и непроглядную даль. Ничто не предвещало беды, обычная вахта обычной ночью. Единственное, что на короткий миг отвлекло его внимание в тот поздний час, неожиданно потемневшее пространство за окном. Звёзды и луна на небе вдруг пропали. Подумав, что их, наверное, и не было, старпом отошёл от стекла и подошёл к радару. Взглянув на экран, он решил, что всё в порядке, но на минуту, неизвестно для чего, решил задержаться возле него. Просто так и без особой цели. Андрея Павловича что-то тревожило, но что именно, он понять не мог. Создавалось впечатление, будто внутри него что-то происходило. Какой-то лёгкий озноб, что ли. Может, это простуда? С возрастом здоровья вовсе не прибавляется, и уж кому-кому, а ему в пятьдесят один год это хорошо известно.

Радар работал как положено. На тёмном экране плавно, круг за кругом проходила светящаяся полоса сине-зелёного цвета. Старый прибор, но за год на этом судне старпома он ни разу не подводил. Он смотрел на эти круги словно загипнотизированный. В этот момент он сам не понимал, зачем это делает.

— Что за чёрт?! — старший помощник сказал это вслух и довольно громко, настолько, что рулевой матрос, стоящий за штурвалом, посмотрел на него с любопытством.

— Что случилось, Андрей Павлович? Что-то на радаре?

— Сам не пойму, подойди сюда, посмотри.

Матрос отошёл от штурвала и приблизился к старпому. Глядя на радар, он не сдержал удивления:

— Ух ты! И правда, что за чёрт?

На радаре что-то появилось. Прямо по курсу, не так далеко виднелось… Что-то непонятное. В этом и была вся проблема. Впереди, судя по показаниям радара, было нечто напоминающее огромное облако. Вот только облаком это быть как раз и не могло. А чем могло? Можно было бы предположить, что впереди стоит густой туман. Однако туман не может быть такой плотности, чтобы высвечиваться на радаре сплошным облаком. А выглядело всё именно так. Очертания картинки на экране были расплывчатыми и отражались многочисленной мелкой рябью, словно всё пространство впереди застелено чем-то очень большим и не имеющим чётких контуров. Почти тридцать лет морской практики, но ничего подобного старпому видеть не приходилось.

Андрей Павлович забеспокоился. А что если это что-то, с чем они могут столкнуться, ведь туманом, предположительно, это быть не могло. Он открыл дверь с левого борта и выбежал на командирский мостик. Встав у края, старпом принялся рассматривать непроглядное пространство впереди корабля. И там, вдалеке, но не настолько, как могло показаться на радаре, он увидел… Какое-то свечение… Казалось, желтоватая дымка проявлялась сквозь ночную тьму.

Чувство страха проникло в сознание старшего помощника. Он не понимал, что происходит, и был очень близок к тому, чтобы запаниковать. Но в то же время он не мог оторвать взгляд от желтизны, таящей в себе нечто загадочное. Ему показалось, что желтоватое облако впереди еле заметно мерцает. Надо было что-то предпринимать, но мысли в голове перемешались. Что-то внутри него подсказывало, что нужно бежать отсюда, спасать свою душу, пока не поздно, однако в то же время и видимых оснований для этого вроде как и не было. Да и куда бежать? Даже прыжок за борт был бы чистой воды безумием. Седые волосы старпома начали вставать дыбом от страха, и он действительно хотел было прыгать. Но внезапно раздавшийся голос на сигнальном мостике его отвлёк. Вахтенный солдат сверху с кем-то разговаривал, и именно этот разговор вывел старшего помощник из ступора и заставил вернуться на командный пункт.

Внутри происходило что-то невероятное. Рулевой матрос метался из стороны в сторону, словно безумный. Крича что-то невнятное и задавая непонятные вопросы, он перебегал от судового телефона к штурвалу и обратно, потом быстро прыгал к радару, а от радара к смотровому стеклу. После он начал махать руками и прыгал как ненормальный. Больше всего на свете старпому захотелось отвесить этому недоумку сильнейшую оплеуху, чтобы хоть как-то привести его в чувство. Но решив, что и сам сейчас не в самой лучшей форме, он принял решение в первую очередь выйти на связь с ЦПУ и дать полный назад. Затем намеревался сразу же связаться с капитаном…

Для старшего помощника и рулевого всё происходило как во сне. В голове стоял бесконечный гул, общались друг с другом они больше жестами, чем голосом. Было страшно, холодно, и самое невероятное — «странно». Однако моряки, несмотря ни на что, не оставляли попыток что-то предпринять, хотя ввиду того, что электронные приборы и связь начали вести себя как минимум подозрительно, их попытки так и не увенчались успехом. На связь с ЦПУ и капитаном выйти не удалось. Несмотря на это, никто из них не оставил пост, и даже во всей абсурдности происходящего в их действиях проглядывались разумные попытки спасти корабль от неминуемой катастрофы.

5

Умаров с Павленко оказались стойкими мужиками и до сих пор пили. В ход пошли, казалось, совершенно бесконечные запасы водки старшего мичмана. Наверное, так и должно было быть. Старший лейтенант морской пехоты, он же командир группы антитеррора и старший мичман из противодиверсионных сил спецназа должны быть крепкими мужиками и перепить остальных просто обязаны. Сидя в тесной и тёмной каюте водолазов, они тихо повествовали друг другу истории из своей армейской и флотской жизни. Каждому было что рассказать и чем похвалиться. Разговоры эти, естественно, касались только службы. Один доказывал, как много он видел и испытал за долгую службу в рядах водолазов, второй — о курсантских годах и службе в бригаде морской пехоты после выпуска.

Общий язык они нашли. А как же? По-другому и быть не могло. Всё шло хорошо. Подчинённые Павленко крепко спали и даже стук костей по нардовой доске им не мешал. Два командира на расписном дереве раз за разом кидали прыгучие кубики, пытаясь выяснить, кому же из них удача сопутствует больше и кто же на самом деле настоящий стратег.

— Что-то не так. — Умаров перестал шевелиться и просто смотрел на Павленко. — Ты чувствуешь?

— Нет, — ответил тот. — А что именно?

— Не знаю, но что-то не то.

— Походу, тебе уже достаточно.

— Да нет, я тебе серьёзно говорю, Стас. Что-то происходит здесь.

Они сидели так ещё около минуты. Умаров жестом показал, чтобы Павленко помолчал.

— Да, и правда чувствую, — настороженно проговорил Павленко. — Как будто мурашки по коже и… Даже не знаю, как передать словами.

— Тебе не кажется, что слишком тихо?

— Да, кажется…

После необычной тишины они почувствовали странный гул, раздавшийся по кораблю. Он доносился не откуда-то снаружи или изнутри, казалось, он просто проник абсолютно повсюду и поглощал их. Переглянувшись, военные увидели друг у друга в глазах неподдельный страх. Но хуже всего было то, что они этот страх почувствовали. Прямо из глубин сознания он поднимался и комом вставал в горле. Что офицеру, что мичману стало не до шуток и не до водки. Что-то однозначно происходило, и надо было узнать, что именно. Умаров предложил Павленко подняться наверх как можно скорее, и тот согласился. Будить своих подчинённых они пока не стали, но поднимаясь наверх, чувствовали, как им становилось всё страшнее. Этот страх достиг своего пика в тот момент, когда в глазах всё начало медленно расплываться. Каждый новый шаг давался всё труднее, и пространство вокруг как будто мерцало желтоватым светом…

6

В ту ночь больше всех повезло младшему сержанту Косте Ефимцеву. Или не повезло. Смотря с какой стороны посмотреть. Ведь всё в этом мире относительно. Просто Костя, наконец, увидел свою семью. И это были не жена и маленькая чудная дочурка. Сержант увидел своих родителей и старшего брата.

Всё началось довольно странно. Он сидел на сигнальном мостике и курил. Рядом лежал автомат, разгрузочный жилет со снаряжёнными магазинами, а на леерах висел «броник» с кевларовым шлемом. Его мысли, как очень часто случалось, были сейчас далеко отсюда. Где-то примерно в двух тысячах морских миль к северу, в ставшем совсем родным Севастополе, а если точнее, то на улице Бориса Михайлова. Именно там он и его семья прожили последние три года.

Будучи в Омане, Костя связался по скайпу с женой, и они поссорились. Всё, как всегда, сводилось к тому, что он оставил их одних, а сам уехал «прохлаждаться с этими чурками». Именно так и выразилась его беременная супруга. И никак, как бы он ни старался, ему не удалось доказать обратное. Что бы ни говорил Костя, никакие доводы ей были не нужны. Он — ВИНОВЕН, таков был её вердикт. Ещё сильнее угнетало Ефимцева то, что он не увиделся с любимой дочуркой. Она в это время была в детском саду, в который начала ходить совсем недавно. Поразительно, как быстро летит время.

В общем, крики, упрёки, слёзы — вот результат их продолжительной беседы. Костю это угнетало. Он изо всех сил старается ради них, отдаёт практически всё, что зарабатывает. Он заботится о ней и о дочери так, как никто и никогда бы не позаботился. И ради чего всё это? А всё ради того, чтобы выслушивать от жены все эти бесконечные упрёки. Тогда, в Салале, он еле сдержался, чтобы не высказать ей всё, что думает.

С тех пор как они поженились, Катя не давала ему покоя. Она стабильно звонила ему в течение дня через каждые двадцать-тридцать минут, при этом раз за разом интересуясь, где он, что делает и с кем. Если он не брал трубку, она неустанно звонила до тех пор, пока он не выключал телефон или наконец не отвечал на звонок. Когда же Костя включал мобильник, то начинал выслушивать истеричные крики любимой супруги, которая без устали ревела и осыпала любимого всевозможными проклятиями.

Катя не ревновала мужа разве что к фонарному столбу, хотя даже в этом он был не уверен. Её бредовой фантазии вполне могло хватить, чтобы и в столбе разглядеть небывалую стройность и привлекательность. Жена начинала его отчитывать прямо возле кассы в супермаркете, если, расплачиваясь, он вдруг не так что-то сказал продавщице или, Господи помилуй, если вдруг ей улыбнулся. И было совсем не важно, кто сидел за кассой: двадцатилетняя девчонка или шестидесятилетняя бабулька. Катя видела его похотливый взгляд всегда и везде и бесконечно доставала мужа, независимо от того, насколько это соответствовало действительности.

Как он пережил её первую беременность, одному только богу известно. Девушка не давала ему прохода. Из-за их взаимоотношений у Кости возникали постоянные проблемы на работе, и в конечном итоге его оттуда уволили. Костя устроился на службу по контракту, и стало только хуже. Теперь и здесь приходилось постоянно отпрашиваться домой, потому что ей, прямо средь белого дня, видите ли, стало одиноко. И Костя, в силу своего мягкого характера, не мог противостоять жене. Волей случая или судьбы он был мягким, не мог сказать ничего против её воли и, опустив голову, в вечном унынии выполнял все её даже самые безумные прихоти.

Он любил Катю, но какой была сейчас эта любовь? Каково понимать, что ты полностью теряешь себя как мужчину и становишься просто бесхребетной куклой в руках человека, который должен любить тебя, так же как ты его. В очередной раз в своей недолгой жизни Костя подумал о том, как было бы хорошо, если его родители и брат были бы сейчас живы…

Неожиданно на горизонте что-то показалось. С сигнального мостика пространство вокруг корабля довольно хорошо просматривалось, и вдалеке было видно что-то вроде свечения. Создавалось впечатление, что где-то там, за горизонтом бледно-жёлтыми тонами светится ночной город. Вот только такого быть не могло, и Костя был прекрасно проинформирован об этом. Он знал, что прямо по курсу должно быть только бескрайнее море и ничего больше. Да, именно так всё и должно быть… Но вот только куда вдруг исчезли все звёзды и луна? Совсем недавно они ярко освещали ночное небо, а теперь их нет. Может, и не было? Возможно, он ошибся.

Костя вновь уставился вдаль. Несомненно, свечение и правда было. Цвет был бледно-жёлтым и странно напоминал ему о дочери, которая вот так смешивала гуашь жёлтого и белого цветов на листе бумаги, получая подобный оттенок. Необычные ассоциации порождало свечение, но это не всё. Оно… Мерцало… Это происходило не часто, а словно какими-то неторопливыми импульсами. И самое странное было в том, что свечение это очень быстро приближалось. Создавалось впечатление, что не корабль к нему движется, а наоборот, оно движется к нему навстречу.

Несколько мгновений спустя Костю уже окутал туман, но туман этот был не совсем обычным. Это была светло-жёлтая, почти непроглядная субстанция, так непохожая на обычный туман. И… Он пульсировал… Туман, или что бы это ни было, был живой. Косте эта мысль пришла в голову неосознанно и сразу. Теперь он боялся, и его страх был жутким, до самого мозга костей настоящим. Однако Ефимцев не собирался уходить. Какое-то шестое чувство подсказывало ему, что он должен остаться именно здесь, на сигнальном мостике.

И он остался.

— Здравствуй, Костя.

Ефимцев резко обернулся на голос, так неожиданно раздавшийся совсем рядом, и тут же оторопел. Его дыхание, учащённое до предела, в ту же секунду буквально остановилось. Он потерял дар речи и не мог пошевелиться. В трех метрах от него стояла его родная мать, и голос, который он услышал, Костя узнал бы из миллионов других.

Она была прекрасна.

Красивая и стройная, как в те годы, когда он был совсем ребёнком, какой он помнил её в лучшие годы. Рядом с мамой стоял отец. Молодой и крепкий, совсем как до той страшной трагедии, что случилась с его братом. А между родителями… Господи… Стоял Ванька… Его старший братик, сейчас совсем ещё маленький невинный ребёнок, жизнь которого проклятый Бог забрал так рано…

По щекам сержанта потекли слёзы. Не в силах совладать с чувствами безудержной любви и непомерного страха, одновременно проявившимися внутри него, Костя так и продолжал стоять неподвижно в стороне.

— Подойди к нам, сынок. Мы так скучали по тебе, и нам тебя очень не хватает. — Голос матери был таким нежным и таким притягательным, она говорила тихо и неторопливо.

Но Костя ещё пытался что-то предпринять, он всё ещё старался совладать с собой и не поддаться искушению мгновенно броситься в их объятия. С этого момента он не видел и не помнил ничего вокруг. Всё внимание сержанта было приковано к его давно умершей семье.

— Но… Я… Я не могу… — Слова давались ему очень тяжело, и он выговаривал их с продолжительными паузами. — Вы не можете тут быть, мама.

— Но мы здесь… И ты тоже здесь. Все вместе, разве ты не этого хотел, сынок? — Она протянула руки вперёд в ожидании, что он кинется ей в объятия. Но Костя стремился всеми силами сдержать такой позыв.

— Пойдём с нами, сынок, и мы всегда будем вместе…

Костя плакал. Его сотрясало от судорожных всхлипов, и он не отводил взгляда от мальчика, стоящего между родителями, такого маленького и невинного. Ваня смотрел на своего взрослого, но младшего брата печальным взглядом детских глазок, и от этого сердце Кости готово было разорваться внутри.

— Но моя семья… Моя дочка… — В слезах, еле держась на ногах, проговорил Костя.

— Мы твоя семья!!! На это нет времени!!! — нечеловеческим голосом заорала мать, и этот голос тут же пробудил Костю. Крик был просто жутким, нечеловеческим, он не мог исходить от его мамы.

Костя весь затрясся от ужаса. Еле сдержав рвотный позыв, он попятился назад, пока не упёрся в фальшборт. То, что в одно мгновение предстало перед ним, повергло младшего сержанта в кромешный ужас…

Перед ним всё так же стояла его семья, но уже не в том виде, в каком она предстала ему несколько минут назад, или часов, или вечность. Время потеряло всякое значение здесь. Его мать стояла в серой, помятой ночной рубашке, в той самой, которая была на ней в день её смерти. Изо рта, стекая по подбородку, сочилась белая пузырящаяся слюна, перемешавшаяся с желчью. Она медленно стекала вниз и время от времени срывалась с подбородка крупными каплями. На груди матери от этой отвратительной смеси было большое пятно. Костя с ужасом смотрел на мать. Глаза её в ответ гневно смотрели на её же сына, и в них было что-то… НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ… На левое плечо того существа, что было очень похоже на его мать, свисала голова того, что осталось от Костиного отца. Голова эта была вывернута под неестественным углом, но пугало не это. Все кости в шее были переломаны, и она, с искажённым в страшной гримасе ртом, держалась только на коже. Словно мяч на верёвке, привязанный к телу, обтянутый кожей череп безвольно мотался из стороны в сторону. От лица мужчины практически ничего не осталось, и оно представляло собой не что иное, как большой сгусток спёкшейся крови. Тело было кривым, безобразным, а из разных его частей через разорванную кожу выпирали поломанные кости.

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твоё… — из глубин памяти вдруг возникла молитва. Костя не мог вспомнить, когда молился последний раз, может, тогда, когда имел хоть какое-то представление о Боге и вере в него, ещё до трагической гибели младшего брата. Сейчас, изо всех сил зажмурив глаза, он судорожно пытался вспомнить слова молитвы. Он не хотел видеть того ужаса, который произошёл с его родными. Теперь все они были мертвы, и мертвецы эти хотели забрать его с собой.

Но всё было напрасно. Как бы он ни хотел, как бы ни старался предотвратить, но он должен был увидеть. Увидеть своего брата. Удержаться от этого он не мог. Открыв глаза, Костя чуть было не потерял сознание. Его маленький брат стоял всего в метре от него и выглядел точь-в-точь как в тот судный день, после падения. Ноги, на которых он сейчас твёрдо стоял, были переломаны, а колени вывернуты внутрь. Голова мальчика была разбита, а лицо покрыто кровью. Но всё это было малозначительно. Костя замер в ступоре, не в силах пошевелиться от того, чего страшился больше всего. Из левой глазницы торчал кусок ржавой арматуры, на конце которой медленно, истекая кровью и белой, густой жидкостью, был насажен глаз его братика. Маленький шарик смотрел на Костю. Именно смотрел, сержант ни на секунду в этом не сомневался. И ужас, сковавший его, продолжался… Зрачок на глазу метался из стороны в сторону и буквально испепелял Костю взглядом. Окровавленный рот Ваньки вдруг заговорил голосом их отца:

— Посмотри, Костик, что ты сделал со мной, со всеми нами. Не противься этому, ты должен пойти с нами, братик. А я за тобой послежу, как это и было раньше.

Костя уже не плакал, он истерично ревел, закрыв лицо руками и пытаясь оградиться от всего этого кошмара.

И вдруг… Он понял, что вокруг всё затихло. Костя медленно открыл глаза и вытер слёзы. Его семьи не было рядом, а в воздухе повисла необыкновенная умиротворённость. И он (как он был уверен) всё для себя решил — раз и навсегда.

В одно единственное мгновение Косте стало всё предельно ясно. Вот так, очень просто, он вдруг совершенно чётко осознал, что должен сделать. Младший сержант посмотрел на лежащий рядом автомат, боеприпасы и экипировку. Да, он определённо знал, что делать. И это… Успокаивало… Не надо было больше волноваться, переживать и строить планы. Всё это просто пыль. А реальность — вот она, тихая и безмятежная.

Костя накинул бронежилет и не торопясь застегнул его, предварительно затянув покрепче боковые лямки. Он хотел, чтобы защита поплотнее сидела на нём в такой ответственный момент. Затем морпех надел на голову кевларовый шлем и застегнул подтулейное устройство. «Надеюсь, Ваня меня сейчас видит. Он может гордиться своим младшим братом». Сверху бронежилета Костя накинул разгрузочный жилет с четырьмя заряженными магазинами. «Эх, жаль, нет штык-ножа. Я бы выглядел ещё лучше». Но отсутствие штык-ножа совсем не помешало сержанту морской пехоты. Схватив автомат, он медленно начал спускаться по лестнице, ведущей на палубу, расположенную чуть ниже. Ступив на неё, он открыл дверь в ГКП.

На его взгляд, внутри царил полный беспорядок. Старший помощник, который в это время был здесь главным, что-то кричал рулевому матросу. Тот, в свою очередь, метался из угла в угол от прибора к прибору, как будто вовсе не понимая, чего от него хотят. Видя всё это, старпом пытался звонить в телефон. Костя не понял, как он мог это знать, но он знал, что старший помощник звонит капитану. Неясно, зачем нужно было беспокоить его в столь ранний час. В суете происходящего Костю как будто никто и не замечал. Странно. А может, и нет. С другой стороны, ничего странного, ведь каждый должен выполнять свою функцию. И Костик выполнит. «Костик». Ведь именно так, ласково в детстве называл его старший братик. «Да, братишка. Я всё сделаю правильно, не сомневайся во мне».

***

Отвлёкшись от радара, старший помощник слишком поздно осознал, что допустил ошибку. Ему не следовало игнорировать появившегося в дверях морпеха, не надо было воспринимать его как само собой разумеющееся. Он видел, как солдат чётким, отлаженным движением достал из разгрузки один магазин и присоединил его к автомату. В сюрреализме происходящего старпому в голову вдруг пришла странная мысль. Он позавидовал этому молодому человеку: с какой грацией, каким изяществом и знанием дела этот парень обращается с оружием. И эта странная мысль была для него последней в этой жизни.

***

Костя пустил длинную очередь в мужчину, стоявшего и странно наблюдавшего за ним. Интересно, что он думал в этот момент? А в принципе, неважно… Уже неважно, брат, твоя вахта закончилась, отдыхай. Футболка старпома окрасилась в красный цвет, а позади него всё помещение, рабочий стол, приборы и аппаратуру забрызгало кровью.

Когда старший помощник капитана ничком упал на палубу, Костя увидел замершего рядом рулевого матроса. Как и помещение вокруг, он был весь в крови. Трясясь от страха и удивлённо переводя испуганный взгляд с мёртвого начальника на его убийцу с автоматом, он всё понял и ни капли не противился своей судьбе. Для него, как и для Кости, всё стало предельно ясно.

Пустив вторую, не менее длинную очередь в матроса, Костя видел, как по помещению разлетаются его мозги. Сержант нисколько не удивился, что три из восьми пуль попали матросу в голову. Два тела лежали в растекающейся луже крови совсем рядом. «Спите спокойно, друзья». Костя выпустил остатки магазина в радар, и тот, прекратив своё неспокойное мигание, погас. Отсоединив пустой магазин, сержант аккуратно вложил его обратно в карман разгрузки. Достал другой, заряженный, и, присоединив его к уже разогретому оружию, Костя израсходовал все до единого патрона на приборы, датчики и прочую ерунду, размещённую по переборкам на командном пункте. После этого сержант достал третий заряженный магазин.

«Ванька, я иду».

***

Как минимум четыре человеческие жизни в ту мрачную ночь оборвались из-за странного шумового фона на корабле. В обычной обстановке грохот автоматных очередей было бы слышно на трёх верхних палубах. Но это была вовсе не обычная обстановка. Поэтому Умаров вместе с мичманом Павленко не слышали автоматных очередей. Для них происходящее вокруг было как после контузии. В ушах гудело, а все голоса и звуки вокруг, казалось, доносились откуда-то издалека. Они были глухими и расплывчатыми.

Именно поэтому, когда командиры поднялись на палубу, где располагались каюты капитана и старшего помощника, никто из них не удивился спустившемуся с ГКП сержанту Ефимцеву. Одному богу известно, почему в ту ночь они решили идти по внутреннему коридору. Обычно для посещения ГКП все использовали внешний проход, но ночь была необычная, и, видимо, так было суждено молодому офицеру и старому мичману.

— Ефимцев, вы почему пост покинули?

Произнося эти слова, Умаров остановился. В обстановке, которая сложилась вокруг, было сложно мыслить рационально. Но тем не менее доля здравого смысла где-то всё-таки оставалась. Именно из этой доли Умаров в считаные секунды почерпнул нужную и очень странную информацию. А именно: с чего это вдруг его подчинённый полностью экипирован — раз; с чего это вдруг он спустился вниз, да ещё и по внутреннему коридору — два; и наконец, какого хрена он с автоматом на изготовку остановился напротив него? Мысли эти пронеслись в голове как бы сами собой. Такие быстрые, мимолётные думы не способны дать человеку возможность принять решение и спасти свою жизнь. Они появляются лишь для того, чтобы за долю секунды до смерти избавить людей от страшной мысли о неминуемой погибели.

***

А для Кости мыслей не было. Просто, увидев Умарова с Павленко, он инстинктивно остановился. Он видел, что рот командира открывался, но голоса его вовсе не слышал. Если Костя и улавливал чьи-то голоса, то голоса эти были совсем из другого места. «Неважно», — подумал он и выпустил целый магазин в двух чего-то стóящих военнослужащих. Но только чего-то стоили они не здесь, здесь им была грош цена.

— За маму… — вслух сказал младший сержант, как обычно родители уговаривают есть кашу своего малыша, впихивая ему очередную ложку каши. — И больше никакой надменности.

Он прошёл несколько шагов по коридору и повернул направо. Затем, после секундной заминки Костя открыл дверь в каюту капитана. «Я умру, как воин. Ванька, посмотри на меня, я выгляжу как настоящий воин». После этих мыслей он увидел капитана, сидящего на диване. В трусах и майке, он даже не успел одеться к приходу таких гостей. При этом капитан не выглядел заспанным, скорее немного удивлённым и до смерти напуганным.

— Пираты? — только и смог вымолвить он.

Не дождавшись ответа, капитан внимательно проследил за тем, как Костя отсоединил пустой магазин и присоединил заряженный. Так же внимательно он наблюдал, как морпех дослал патрон в патронник. После раздавшегося одиночного выстрела бывалый моряк ушёл в мир иной без всяких мыслей.

— За папу, — улыбнулся сержант мрачной улыбкой.

Костя смотрел на мёртвого капитана всего пару мгновений. Потом он услышал какой-то шум, а может, ему кто-то подсказал, и он решил осмотреть комнату отдыха, дверь в которую была тут же, в кабинете. В углу, на кровати, поджав под себя ноги, сидела повариха — Таня. Так её вроде звали. Она прикрывала простынёй полуголое тело и не смела даже пискнуть. И вновь всё стало предельно ясно. Как же хорошо на душе, когда нет недопонимания. Неверные жёны должны быть наказаны, по-другому и быть не может. А у Танюши был муж, Костя его даже смутно помнил с причала. Поставив оружие на предохранитель, он развернул автомат и со всего размаха прикладом ударил женщине в грудь. Она взвыла от боли, но после его второго удара замолчала, лишившись большей части зубов. Он бил, бил и бил, а брызги крови летели во все стороны.

Когда от лица Тани уже ничего не осталось, Костя решил идти дальше. Собравшись покинуть помещение, он увидел на одной из полок фотографию человека, которого только что убил. Капитан, будучи ещё молодым офицером, обнимал девушку и маленькую девочку, видимо, это были его жена и дочка. В голове Кости что-то поменялось, из правого глаза стекла слеза, и всё опять стало предельно ясно.

— За братика, — еле слышно промолвил младший сержант, приставив к подбородку ствол своего автомата. После он снял оружие с предохранителя и пустил очередь. Четыре пули успели разнести его голову и лицо в клочья прежде, чем палец упал с пускового крючка.

7

Степан Иванович был старым водолазом. Пенсия уже не за горами, но она была вовсе не нужна ему. Пять лет назад умерла его жена, и с тех пор он не чувствовал себя живым, просто существовал. Мужчина с непонятной целью продолжал идти по мрачной, безрадостной и бессмысленной дороге жизни. Детей у Степана Ивановича не было, а с большинством дальних родственников он почти не общался.

Может быть, именно поэтому, лёжа в кровати посреди ночи и страдая от бессонницы, он не раздумывал и у него не было видений, присущих многим на этом корабле в ту ночь. Было только чувство чего-то очень необычного. Может, какая-то вибрация, может, ещё что, понять было сложно. Да, скорее всего вибрация, она и отвлекла его от раздумий о жизни. Внезапно Степан Иванович обнаружил, что каюта залита желтоватым светом. Водолаз не мог понять, откуда он взялся, но ему это свечение нравилось. Оно не просто светило, скорее мерцало, медленно и успокаивающе.

В этом мерцании Степан Иванович увидел облик своей жены, она звала его, и он нисколько не сопротивлялся. Бывалый водолаз взял с полки свой нож, который брал с собой на каждое погружение. Прочная сталь в сочетании с острым как бритва лезвием, готовые перерезать под водой любую верёвку или шланг в случае необходимости. Он осмотрел каюту и видел, как на верхних полках спали два его товарища, а на одной из нижних — член экипажа, молодой моторист. С него он и начал.

Сильного размаха не требовалось, потому что нож был очень острый. Он воткнул его в горло спящему мужчине практически полностью. Затем, без продолжительной паузы, Степан Иванович вытащил лезвие, скользящее как по маслу, из горла несчастного. Рот так ничего и не понявшего человека начал издавать глухие булькающие звуки и характерный сдавленный хрип, а из отверстия в шее пульсирующей струёй хлынула кровь. После он дважды повторил аналогичные действия на своих коллегах, и каюта превратилась в музыкальную студию, наполненную звуками некой кроваво-булькающей и хрипло-стонущей арии в исполнении трёх мучительно умирающих солистов.

Степан Иванович решил, что он не музыкант, поэтому должен умереть как настоящий водолаз. А потому, ведомый мутным жёлтым свечением и голосом безвозвратно ушедшей жены, поднялся на палубу и проследовал к самому носу корабля. Перебравшись через фальшборт на баке, он, недолго думая, спрыгнул в воду. Корабль шёл с достаточной скоростью, чтобы тело водолаза без особых проблем затянуло под киль, а потом было разрублено на куски ходовым винтом.

Пожалуй, акулам в ту ночь было чем поживиться.

8

Дима работал электриком с тех самых пор, как четырнадцать лет назад закончил ПТУ по этой самой специальности. Нравилось ли ему это? Сложно ответить, ведь ничего другого он и не умел. А вот с проводами, током и плоскогубцами он очень даже неплохо управлялся. Ну а что ещё делать, когда матушка-природа не наделила тебя большим умом и другими талантами?

На этом судне он работал уже три года. Нельзя сказать, что работа здесь ему очень нравилась, но своей романтикой всё-таки обладала. В конце концов, на далёкие путешествия в другие страны ему никогда не заработать честным трудом, а здесь посетить иностранные государства можно было абсолютно бесплатно. К тому же получая за это от государства какие-никакие деньги.

Дима сидел в помещении центрального поста управления. «Самое сердце корабля», — сказал как-то его начальник. Всё управление по включению и выключению абсолютно всего, что было связано с электричеством, осуществлялось отсюда. Кроме того, из ЦПУ постоянно поддерживалась бесперебойная связь с ГКП, и мало что они могли там сделать, не согласовав действия здесь. Как правило, оттуда поступали различные команды, а вахтенная служба их выполняла. Моториста, который с ним дежурил, Дима уже давненько не видел и радовался этому. Ему хотелось побыть одному этой ночью. Необычайно спокойное время для размышлений.

Размышлял он о многом, ну и о самоубийстве тоже. А почему нет? Что должно было удержать его от этих мыслей? Он пытался найти аргументы, которые твёрдо убедили бы его в необходимости держаться за жизнь. И он их не находил. Совсем.

Вот, например, первый аргумент — родители. Когда человек совершает тот или иной опрометчивый поступок, общество твердит ему, общество пытается убедить его, что это неправильно, что этого не стоит делать. «Подумай о своих родителях», — говорят они. Что будет с твоими родителями, якобы беспокоятся все вокруг. Да ничего с ними не будет, потому что они уже почти три года с ним не общаются. Они живут в неплохом загородном доме и никогда не приезжают в гости. Они не звонят и вообще никаким образом не подают признаков своего существования. Всё потому, что родители отказались от него.

А всё опять же почему? Да потому что человек, которого его мать выносила в своём животе чуть меньше восьми месяцев, видите ли, не угодил им. Самое интересное, что он сделал это совершенно неосознанно, просто выбрал себе в жёны женщину, которую они не хотели видеть членом их семьи. Разве это справедливо? Почему родители должны решать, с кем провести остаток жизни их ребёнку? Разве они не должны поддержать и благословить его выбор, если сын этого действительно хочет? И вот так просто они перестали считать Диму своим сыном. Значит, родители вовсе не аргумент при ответе на вопрос: жить или не жить?

Второй аргумент — это, конечно, его любимая супруга. Многие женщины остаются вдовами по различным причинам, и после того как муж покидает их, им порой приходится выживать совсем одним, наедине с детьми. На подсознательном уровне многие из этих несчастных неосознанно винят в случившемся покойных мужей. Парадокс, но если мужчина вдруг умирает от инфаркта, жёны винят его в чрезмерном потреблении алкоголя, если от рака лёгких, то, конечно, в курении. Если же их любимые мужья погибают в автокатастрофе, они совершенно однозначно обвинят их в лихой езде и превышении скорости. Когда трудяга каким-то образом погибает на своей работе, и не важно, на какой именно, супруга винит его в выборе профессии. Да даже если, что бывает всё-таки реже остального, но всё-таки бывает, он умирает в постели, занимаясь с ней сексом, то жена незамедлительно обвинит его в чрезмерной страсти.

А кого обвинит вторая половинка, если вдруг её любимый муж покончит с собой и оставит предсмертную записку, в которой будет обвинять именно её? Конечно, его и ни в коем случае не себя. Она будет утверждать на каждом шагу, что мужик её был слабохарактерным, потому и нашёл такой лёгкий путь, бросил её, струсил и сдался. Тряпкой он был — будет утверждать супруга.

Станет ли жена Димы обвинять его в его же смерти? Несомненно. Останется ли она одна после его кончины? Конечно, нет. Ведь мужчин у неё в жизни много, пожалуй, даже очень. Хотелось бы сказать, что БЫЛО много, но нет. Их и сейчас предостаточно. Потому что жена Димы ему изменяет. И более того, она особо не утруждается, чтобы как-то скрыть это от него. На этой почве и возник у Димы серьёзный конфликт с родителями.

И он, и его нынешняя жена жили и росли в одном дворе. Все в округе знали его жену. Местные парни считали святым долгом «прокатиться» на ней, как только между ног у них начинали прорастать первые волосы. Это стало даже своеобразным ритуалом посвящения в мужчины в их дворе. А она, как автомат Калашникова — никогда не отказывала. Правда, королева девственников была не так проста, и у неё, конечно, были свои запросы. Ограничивались они, как правило, определённым количеством спиртных напитков. Каких именно, было неважно, важно было только количество. Самогон, водка и пиво были вполне достойной платой за её скромные услуги.

Когда родители Димы узнали о том, что он собирается жить с ней, они были шокированы. Их позор в таком случае не могла покрыть никакая любовь к своему сыну. Родители твердили ему, умоляли не связывать с ней жизнь, они вообще не могли поверить в то, что из тысяч женщин он выбрал не самую красивую (весила возлюбленная около ста килограмм), не самую умную (она не закончила и девяти классов) и, что самое ужасное, не самую верную.

Местные знали, что она не раз бывала у венеролога и как минимум дважды проходила курс лечения чёрт знает от чего. Все обо всём были осведомлены, парни, проживающие во дворе, её имели, и никому она не отказывала. Тем не менее Дима влюбился и ни от кого ничего не желал слушать.

После того как они скромно поженились, в её поведении мало чего изменилось. Дима работал, а она продолжала свой раздольный образ жизни. Теперь, после свадьбы, ему приходилось тратить немало усилий и времени, отыскивая и забирая свою жёнушку из различных притонов. Он постоянно находил её там пьяной, зачастую к тому же и голой. Иногда она лежала на полу какой-нибудь старой и прокуренной квартиры, иногда там же, но на кровати. И тем не менее Дима ни разу не взял её с поличным. Когда он разъярённый (насколько он мог быть разъярённым) приходил в такие злачные места в поисках второй половинки, он ни разу не видел, чтобы в этом момент кто-то имел её. Не было такого, иначе он бы точно её бросил. Минет не считается! То, что порой он заставал её обсасывающей чужой член, это другое. Совсем другое.

В такие моменты она горько плакала и умоляла её простить. И он прощал, просто не мог иначе. Наверное, это и есть настоящая любовь.

Были и совсем скверные вещи, о которых Диме не хотелось вспоминать. Но забыть такое было совсем не просто. Очень многие подростки за неимением лучшего зачастую лишались с ней девственности. Они всегда заранее договаривались с женщиной и по очереди вставляли своих недоростков в бездонную пропасть у неё между ног. И даже тогда Дима будто ничего не замечал. Когда он приходил в такие места, выискивая супругу, фактически он ни разу не видел, чтобы её кто-то имел. Малолетки тут же разбегались, а возлюбленная мирно спала либо с разбрызганной по лицу спермой, либо, как в тот жуткий день, со вставленной между ног отломанной пластиковой ногой от детской куклы. Да, были скверные вещи. Но что ему, в конце концов, было взять с детишек?

В общем, подытожив теперь все ЗА и ПРОТИВ, Дима решил, что жена его, пожалуй, не пропадёт. И жить ради неё тоже особо не стоит, потому что, вполне возможно, ей и без него хорошо.

Муж всё может простить. Ради ребёнка.

Ведь у них был чудный сын. Мальчик, который родился почему-то на полтора месяца раньше положенного срока, если считать, конечно, с того момента, когда они переспали и она объявила, что беременна от него. И здесь родители уверенно говорили, что не его это сын и не их это внук, но он всё равно не верил. Точнее, не хотел в это верить, он был слеп. Ведь он и сам на месяц раньше родился, доказывал он матери, всякое бывает. Может, это вообще наследственное? После рождения ребёнка обнаружилось, что он похож на кого угодно, но только не на Диму. Да и как он мог быть на него похож, если в его роду никого и никогда не было с рыжими волосами, светлой кожей и голубыми глазами? А вот у маленького мальчика были ярко-рыжие волосы, и это притом что у матери его были чёрные волосы. А сама она была, можно сказать, мулаткой. Генетика — странная наука, и не электрику в ней разбираться, так Дима считал.

Получается, сын — тоже не аргумент. Ведь скорее всего и не его это сын вовсе.

Если бы не эта ночь, неизвестно, сколько бы ещё времени Диме понадобилось, чтобы обобщить итоги его скромной жизни. Он постоянно думал об этом, но смелости набраться не мог, такой уж у него был характер. Однако сегодня — время перемен. Вспомнилась вдруг та замечательная песня Цоя, и это вдохновляло. Да, его сердце тоже требовало перемен, а в такой благой обстановке, когда вокруг чудесное желтоватое мигание, перемены будут как никогда кстати. Дима сам не заметил, как помещение вдруг пожелтело. И это был хороший знак. Теперь он набрался смелости, он, наконец, изменился.

Электрик встал со стула, на котором сидел, погрузившись в свои мысли. Затем он прошёл в узкий проход между щитом управления и переборкой. Там на одной из небольших полочек лежал ключ. Этим ключом Дима открыл замок металлической дверцы, ведущей к задней части щита управления. Святая святых Его Величества — электричества. Без лишних действий он прошёл и повернулся к бессчётному количеству проводов и приборов, издающих свойственный им гул. Он был хорошим электриком и знал, за что ухватиться. Девятьсот вольт постоянного тока, проходящего по медной шине, обуглили тело Димы без особых усилий. Запах горелого человеческого мяса распространился по всему помещению, но почувствовать его было некому. Только чудом одежда на электрике не загорелась, и корабль мог продолжить своё плавание.

9

Лена проснулась с жуткой головной болью. С чего бы вдруг, ведь она рано легла и спала довольно крепко? Ей вроде даже сны привиделись, но вспомнить, какие именно, она так и не смогла. Что-то её беспокоило, но что именно? Глянув в иллюминатор, девушка поняла. Слишком светло для того времени, когда она обычно просыпалась, вот что было не так. Искусственное освещение было выключено, и свет проникал в каюту только снаружи. Его было недостаточно, чтобы чувствовать себя уютно, но хватало, чтобы убедиться, что за окном не раннее утро, как обычно во время её подъёма. Будильник не сработал, и она взяла телефон с прикроватной полки, чтобы проверить. Каждый вечер Лена ставила его на пять тридцать утра, вставала по сигналу, умывалась и шла готовить завтрак. Чуть позже подходили остальные поварихи.

Телефон был выключен. Странно, ведь вчера перед сном высвечивалось пятьдесят шесть процентов зарядки батареи. Девушка автоматически перевела взгляд на наручные часы. Стрелки показывали семь часов восемнадцать минут. Самое время завтрака.

Неужели она проспала? Быстро приняв вертикальное положение, Лена тут же почувствовала резкую боль в висках и лёгкое головокружение. Сидя на кровати, девушка решила не торопиться. В голове, помимо тяжести и боли, постоянно крутилась очень неприятная мысль — она оставила экипаж без завтрака, и теперь ей за это сильно влетит. Лена посмотрела на две соседние кровати. Ольга Николаевна крепко спала, а Тани не было. Слава богу, похоже, она встала и сама приготовила завтрак. Но почему никто не разбудил ни её, ни Ольгу? Что-то точно было не так.

Лена щёлкнула выключателем прикроватного светильника. Лампочка не загорелась. Она достала зарядку от телефона, воткнула в розетку и подсоединила к смартфону. И здесь промах, телефон не подал признаков жизни. Тогда, превозмогая боль в голове и общую слабость, девушка сняла с себя ночную одежду. Затем накинула спортивные штаны, бюстгальтер, майку сверху и просунула босые ноги в свои вьетнамки. Одежда не рабочая, но нужно было срочно выяснить, в чём дело. Кроме того, безумно хотелось в туалет.

Лена приоткрыла дверь, мысленно удивившись, с какой осторожностью это сделала, и посмотрела в коридор. Он оказался пуст, а свет не горел. Плохо. Вспомнив про освещение в каюте, Лена прикрыла дверь и щёлкнула выключателем возле неё. Свет не загорелся. Девушка развернулась и взяла со столика фонарь, принадлежавший Тане. Взглянув в иллюминатор, она ничего не увидела, кроме непроглядного тумана. Проверив работу фонарика, девушка вышла в коридор. Медленно, следуя вдоль переборки, она прошла к двери в женский туалет, открыла замок и, попав внутрь, щёлкнула выключателем. Свет и здесь не загорелся, отчего Лене стало не по себе ещё больше. Что-то действительно было не так, вот только думать об этом было сложно. Кроме того, анализировать происходящее мешала пульсирующая головная боль. Сделав свои дела, Лена по привычке перевела рычаг слива в нижнее положение. Ничего не произошло, и это вновь навело на нехорошие мысли.

То ли от испуга, то ли от неспособности предпринять дальнейшие действия она села обратно на унитаз. Что же ещё не так, что её сейчас не на шутку тревожит? И Лена поняла, что именно — тишина. Здесь, в непосредственной близости от гальюна, находился спуск в моторное отделение, и гул силовой установки был всегда прекрасно слышен. А сейчас никаких звуков, никаких разговоров, ничего. Вот теперь Лене стало по-настоящему страшно. Что могло произойти такого, что не работает двигатель, не горит свет и не работает слив воды в унитазе? Немного посидев на месте, она пришла к выводу, что нужно что-то делать. Ей было страшно, но, может, это просто её глупые фантазии и на самом деле просто элементарная остановка и какие-нибудь ремонтные работы. Но раньше ведь такого никогда не было, и уж слишком много событий сплелись вместе одним утром.

Собравшись с мыслями, девушка решила сходить в столовую, уж там наверняка кто-то есть. Однако, немного поразмыслив, Лена передумала. Может, ей стоит лучше вернуться в каюту и разбудить Ольгу Николаевну… Но и от этой мысли девушка отказалась. Ей будет гораздо спокойнее, если с ней будет Данила. Лена не знала, стоит он на вахте или спит, а может, и вовсе завтракает, но решила спуститься к нему в каюту. В любом случае, если не он, то кто-то из его товарищей сможет ей помочь.

Лена встала и вновь, только после того, как убедилась, что в коридоре никого нет, медленно направилась по коридору к трапу, ведущему на нижнюю палубу. Дверь за собой она закрывать не стала. Продвигаясь вперёд в кромешной темноте, Лена осознала, что слышит собственные шаги. Её вьетнамки тихо шуршали по линолеуму, и небывалая тишина заставила девушку убедиться в правильности своего решения. Подойдя к спуску, она осветила пространство внизу и пригляделась: никого и ничего, что должно было заставить её передумать. Лена начала медленно спускаться, левой рукой придерживаясь за перила.

Достигнув нижней палубы, девушка посмотрела на дверь перед собой, затем отвела луч фонаря влево. Обе каюты, что водолазов, что группы ПДСС, были закрыты. Хотя девушка твёрдо решила достичь намеченной цели, страх ни на секунду не покидал её. К боязни всех этих странностей и тишины добавлялся ещё и страх, наводимый на неё темнотой. Медленно сделав несколько шагов вправо, Лена достигла двери в каюту морпехов. Дважды постучав и не дождавшись никакой реакции, она аккуратно приоткрыла дверь. Внутри царил полный беспорядок и жутко пахло перегаром. Странно, Данила не упоминал о каком-либо празднике, но решив, что сейчас важно совсем другое, она тут же забыла об этом.

Слева на нижнем ярусе спал кто-то очень волосатый, а на верхнем ярусе той же кровати никого не было. Справа, наоборот, сверху, лицом к ней спал Денис, укрывшись простынёй, а внизу кровать была пуста. Лена обратила внимание ещё на одну странность — было довольно прохладно, хотя, судя по всему, кондиционер на корабле тоже не работал. Наконец, девушка посветила на диван. Она знала, что это место Данилы. Он тоже спал, укрывшись простынёй, только повёрнут был лицом к стене. Лена подошла и начала тихонько его раскачивать, положив руку на плечо.

— Данила… — шёпотом проговорила Лена и, не дождавшись ответа, уже громче повторила: — Данила, проснись…

— М-м-м…

— Даня, проснись, пожалуйста.

Кравцов открыл глаза, но не увидел ничего, кроме яркого пятна света на стене, лицом к которой был повёрнут. Чей-то голос позади звал его. Не понимая, что происходит, он, не вставая, развернулся в кровати и зажмурился от яркого света, направленного теперь ему в лицо.

— Извини.

— Лена? Это ты?

— Да, я. — Она отвела свет фонаря и осветила своё лицо.

— Что ты тут делаешь, сколько времени?

— Восьмой час уже.

— Что? — удивился Данила. — Как? Мне же в четыре надо было на вахту заступать!

Он схватил свой мобильник, лежавший на столе, чтобы проверить будильник. Телефон был выключен.

— Походу, телефон сел, и я проспал. Почему ты с фонариком, включи свет, там за дверью выключатель.

Лена посветила на переборку и щёлкнула выключателем. Ничего не произошло.

— На корабле нигде света нет, поэтому я здесь. И вообще, я никого не увидела, и мне стало страшно. Я решила к тебе сначала прийти.

— Ладно. — Данила пытался собраться с мыслями. — Блин, башка раскалывается, отвернись, пожалуйста.

— Зачем? — удивлённо спросила Лена.

— Я оденусь.

— Ой, извини. — Она смущённо отвернулась.

На самом деле Кравцов не стеснялся бы, если бы не одно напряжённое обстоятельство между ног, указывающее на долгое отсутствие женщины в его жизни. Данила одел штаны от маскировочного халата, тельняшку и сланцы. После, чуть подумав, он натянул носки и сменил сланцы на кроссовки.

— И что, ты вообще никого не видела?

— Нет, только Ольга Николаевна спала в каюте, но я не стала её будить.

— А на завтраке кто-нибудь был?

— Я не знаю, я проспала. Будильник не сработал, и меня никто не разбудил. Тани в каюте тоже нет, и я пошла в туалет, но после не решилась идти по кораблю никуда без тебя.

— Так… Понятно, дай фонарик, и пойдём за мной.

Лена передала Даниле фонарь. Он осветил каюту и увидел, что Костя с Васей отсутствуют. Скорее всего Костя на завтраке, а Вася решил выручить Даню и заступил вместо него на пост. Предполагая, что тревоги Лены напрасны, он решил не будить парней. Посветив под стол, Данила взял бутылку с колой и с жадностью сделал несколько больших глотков. Лена пить отказалась, и они, наконец, вышли из каюты. Путь Данила освещал позаимствованным у девушки фонариком.

— А почему так тихо?

— Вот и я не знаю. И в туалете ещё слив не работает. — Лене стало гораздо спокойнее, когда Данила был с ней. Она даже почувствовала себя немного глупой из-за преждевременной паники.

— Может, поломка какая-нибудь? Сейчас выясним, не беспокойся.

Поднявшись вверх по трапу, молодые люди прошли по левому коридору до двери в столовую. Приоткрыв дверь и осветив помещение, они обнаружили его полностью пустым, а столы ненакрытыми. Значит, завтрака действительно не было. Голова у Кравцова продолжала раскалываться, но мысли начали проясняться. Похоже, что-то и впрямь случилось, наверное, поломка.

Пройдя дальше по коридору, они открыли дверь и вышли на внешнюю палубу. Вокруг царил непроглядный туман, и было довольно прохладно.

— Ты не замёрзла? — спросил Кравцов Лену, стоящую позади.

— Немного, но это не страшно.

Осмотрев ют повнимательнее, Данила никого не увидел. Стояла очень странная тишина. Если бы корабль встал на якорь, то работал бы один из двух дизельных генераторов. Однако сейчас характерного рычания слышно не было, да и вообще никаких звуков вокруг, даже шелеста волн.

Данила отпустил руку девушки и подошёл прямо к борту. Он посмотрел вниз и увидел просто идеальную гладь воды, стоял абсолютный штиль. Пройдя чуть дальше к корме, Кравцов взглянул на сигнальный мостик. Туман был настолько плотный, что даже с такого небольшого расстояния ничего не было видно.

— Что за туман такой странный? Первый раз такой вижу.

— Д… Да, Данил, мне как-то страшно…

Он повернулся, подошёл к ней и поцеловал.

— Не бойся. Всё нормально будет.

Данила почти не беспокоился. Он был уверен, что причина остановки главного двигателя в какой-то неисправности.

— Ты что, пил вчера? — спросила Лена, почувствовав сильный запах перегара от Кравцова.

— Да, пришлось «Хеннесси» открыть. Я к тебе заходил, но ты уже спала.

— Я вчера рано легла.

Данила посмотрел ей в глаза и сказал:

— Ладно, пойдём наверх. Костя с Васей по-любому там стоят. Только не отставай от меня. — Он сказал это уверенным голосом, однако кричать парням отсюда почему-то не решился.

— Ни за что не отстану.

Кравцов выключил фонарик и направился к левому борту, хотел убедиться, что в курилке никого нет. После он поднялся по трапу на шлюпочную палубу, а затем добрался до командирского мостика. Оставив на нём Лену, он быстрым движением запрыгнул чуть выше и обнаружил, что на сигнальном мостике никого нет. Спустившись обратно и не сказав ни слова, Данила подошёл к иллюминатору, позволяющему посмотреть в помещение ГКП. Внутри, на первый взгляд, никого не было, но в этом-то и было всё дело, ведь хоть кто-то там как раз таки и должен быть. К тому же туман, запотевшее стекло и отсутствие освещения внутри не позволили как следует разглядеть помещение. Подойдя к металлической двери, Даня аккуратно, стараясь не производить лишнего шума, приоткрыл дверь. Сам удивляясь своей осторожности, он просунул голову в образовавшуюся щель, и от увиденного просто обомлел. На палубе, в луже крови лежали два тела. И не надо было быть грёбаным экспертом, чтобы понять — они были мертвы. Даже не рассматривая остальных повреждений в помещении, ему достаточно было увидеть разбитый экран радара, чтобы с уверенностью сказать, каким образом были убиты эти люди.

— Вот чёрт! — тихо выругался Данила, поспешно закрывая дверь. — Лена, быстро вниз, а я за тобой.

— Что сл…

— Быстрее давай, времени нет.

По его взгляду Лена поняла, что нужно делать так, как он говорит. Она начала быстро, насколько позволяла неудобная обувь, спускаться вниз. Данила шёл следом, судорожно прокручивая в голове происходящее и пытаясь сообразить, что делать дальше. Он не мог в это поверить, но кто-то убил старпома и рулевого матроса. И сделал это, похоже, из оружия, вот только какого оружия? Неужели кому-то удалось захватить автомат у вахтенного? Нужно было скорее оказаться внизу.

Добравшись до юта, Данила остановил Лену. Он включил фонарик и велел тихо следовать за ним. Открыв дверь в коридор, Кравцов решил её застопорить. Выключив фонарик и немного подождав, пока глаза привыкнут к темноте, Данила медленным шагом двинулся вперёд. Лена шла за ним, учащённо дыша. Оба поражались тому, что за это время не вымолвили ни слова. Внутрь корабля теперь тоже пробрался туман и начал медленно ухудшать обзор. Буквально в шести — семи метрах едва ли можно было что-то разглядеть.

Бесшумно пробравшись к своей каюте, Данила понял, что без фонаря им не справиться. Он включил его и разбудил Ворона с Денисом. Не понимая, что происходит, они тем не менее быстро оделись.

— Ден, — обратился к Поршневу Кравцов. — Иди и встань напротив трапа, возьми мой нож. Если кто-то с оружием пойдёт на тебя, кидай не задумываясь.

— У тебя что, крыша поехала? — Спросил разозлённый Ворон. — Что случилось, можешь объяснить?

— Нет времени, Ворон. Вкратце: на ГКП два трупа лежат, и их расстреляли, походу.

— Это что, прикол такой? Даня, не гони! — проговорил поражённый его словами Денис.

Данила резко развернулся к нему. Протянув нож, он с яростью сказал:

— Заткнись и делай, что говорю!

Лена начала тихо плакать. Ей стало очень страшно после сказанного Данилой.

— Тут правда что-то происходит… — проговорила она сквозь слёзы.

Парни, посмотрев в темноте на девушку, забеспокоились. Видимо, Данила не разыгрывает их, но поверить в два трупа на ГКП было чересчур сложно. Тем не менее Денис вышел к трапу и стал смотреть вверх. Данила схватил металлический стул, стоявший возле входа в оружейную комнату. Сильно размахнувшись, он ударил по замку ножкой.

— Что ты делаешь? — удивлённо и со злостью спросил Ворон, до сих пор ничего не понимающий до конца.

Данила ему не ответил и повторно ударил по замку. На этот раз он не выдержал и сломался. Хорошо, что вторую дверь они ещё в начале похода решили не закрывать. Даня быстро убрал замок в сторону и открыл дверь. Сигнализация не сработала. Подойдя к ящикам с оружием и боеприпасами, он поочерёдно взломал замки и на них. После этого Кравцов достал два автомата и протянул их Ворону. Затем дал два бронежилета и снаряжённые магазины. Сержант с ошеломлённым видом взял оружие.

— Отдай один Дену, быстрее. Накиньте броники, если хотите — разгрузки тоже.

Ворон выполнил команду, но магазины к автоматам никто не спешил присоединять. Лена в это время с ужасом наблюдала за происходящим, и оно казалось ей каким-то нереальным. Данила схватил свой автомат, боеприпасы и собрался выходить, но остановившись на секунду и подумав, он развернулся и взял свой пистолет ПБ. На ходу Кравцов вставил в него заряженный магазин, а второй положил в карман штанов. Одев поверх тельняшки разгрузку и засунув пистолет за спину, он сказал:

— Так, парни, я не шучу. Тут какая-то полная хрень происходит, скорее всего корабль захвачен. Я сам до усрачки напуган, но надо разобраться. Ворон, ты с Леной останешься здесь. Она пусть в каюте сидит, а ты на охране оружия. Не дай бог тот, кто это сделал, сюда доберётся. Никого не подпускай даже вниз, если понадобится, то пару раз стрельни. Если же попрут с оружием, стреляй на поражение, иначе они тебя завялят. Мы с Денисом наверх пойдём, зайдём на ГКП снаружи, попробуем наших найти.

— А… А если наши пойдут? Костян или Вася. А если Умаров?

— Костю с Васей сюда пропусти, конечно. Но пока не вооружай, пусть в коридоре находятся. Если они вдруг не в курсе, в чём я очень сомневаюсь, то расскажи про случившееся. Только держи их на расстоянии, тем более если кто-то из них с оружием будет. Что-то мне подсказывает, всё очень непросто. Если же Умаров придёт, то пусть вооружается и к нам поднимается.

— Я тут не останусь! — сквозь слёзы проговорила Лена.

— Останешься. Там опасно, — резко ответил Кравцов.

— А тут, по-твоему, нет? Я только с тобой буду. — Она уже не просто плакала. Рыдала.

Данила не был уверен в себе в этой ситуации, но ещё меньше он был уверен в Вороне и Денисе. Если же с Леной что-то случится здесь, то он не сможет себе этого простить. К тому же они теряли драгоценное время, и их споры вместе с её паникой были совсем ни к чему. Поэтому после недолгих раздумий он согласился взять её с собой.

— Только, пожалуйста, перестань плакать и веди себя тихо.

Она покивала головой и вытерла слёзы.

— Ден, пристегни магазин, но пока не заряжай, будешь сзади меня прикрывать. Смотри в тыл, но не отставай. Лена пойдёт посередине.

Сам Данила пристегнул магазин к автомату, дослал патрон в патронник и поставил оружие на предохранитель. Он опасался, что Денис может случайно выстрелить, поэтому отдал такие указания.

— Хорошо. Даня, а ты чего броню не одел?

— Мне в ней тесно в коридорах, и движения сковывает.

— А мне нет?

— Ты на подстраховке. Ден! Не время сейчас!

После этого Данила повернулся к Антону и сказал:

— Всё, Ворон, мы пошли. Будь осторожнее здесь. Броню ни в коем случае не снимай.

— Принял. — Лицо Ворона было необычайно серьёзным.

Данила начал движение, освещая себе путь фонариком, потом неожиданно остановился и развернулся. Он серьёзно посмотрел на Лену и проговорил:

— Не бойся. Всё будет нормально. Только не мешай нам.

Она ничего не ответила и после начала движения следовала за ним. Пройдя по тому же маршруту, что и прежде, группа достигла ГКП. Вновь посмотрев внутрь через иллюминатор, Даня беглым взглядом окинул помещение и убедился в отсутствии людей, по крайней мере живых. Все трое заметно нервничали, а Лену вообще трясло.

— Лена, оставайся пока здесь, а мы посмотрим, что внутри. — Даня говорил это шёпотом, как можно тише. — Ден, я открою дверь и войду внутрь справа, ты следом за мной и сразу влево иди. Понял?

— Да.

Они тихо отворили дверь и спрятались за переборкой снаружи. После того как никакой реакции не последовало, морпехи заскочили внутрь. Данила прикрывал трап, спускающийся на палубу ниже, ту самую, где проживал капитан, а Денис слева медленно продвигался вперёд, осматривая мёртвые зоны за радаром, штурвалом, панелями и рабочим столом.

— Ден, пройди к тому борту и посмотри, а я прикрою.

Поршнев сделал, как велел Данила. Убедившись, что в помещении никого, кроме них, нет, парни начали внимательно осматривать всё вокруг. У обоих к горлу подкатило что-то, что пыталось вырваться наружу при виде двух мёртвых тел. Они были буквально изрешечены автоматными очередями, и огромная лужа крови простиралась вокруг них. Судя по виду, случилось это недавно, кровь не была спёкшейся. Всё помещение было расстреляно, и неудивительно, что ничего не работало. Стёкла почти всех иллюминаторов изрешечены пулями и разбиты. На стенах тоже была разбрызгана кровь с небольшими сгустками ещё чего-то, и даже не хотелось думать, чего именно. Посмотрев в лица мертвецов, Данила узнал старпома и рулевого матроса, хотя лицо второго было сложно опознать. Оно было разнесено буквально в клочья. Глаза старшего помощника были открыты и наполнены чем-то неясным. Как бы Данила ни вглядывался, но ужаса он в них не увидел. Кравцов про себя отметил, что в глазах старпома была какая-то странная умиротворённость, что ли…

Выйдя из лёгкого ступора, Даня сказал Денису:

— Постараемся, чтобы Лена этого не видела. Пойдём осматривать судно сверху вниз. Сначала до капитанской каюты спустимся, а потом посмотрим по обстановке. Вы идите за мной, но сейчас я велю ей закрыть глаза. Понял?

— Да.

Данила собрался было уже позвать Лену, но передумал. Он осмотрелся и увидел небольшой люк в палубе, ближе к выходу. Подойдя к нему и дёрнув за складную металлическую ручку, Кравцов поднял люк. Небольшое пространство было заложено ящиками. Сверху лежал металлический ящик с оружием, и Даня внимательно осмотрел печать на нём. Он убедился, что тот не вскрывался. Значит, оружие водолазов целое. Хороший знак.

Данила вышел к Лене и рассказал план. Он думал, она воспротивится, но она сама зажмурила глаза и следовала за Денисом, держась обеими руками за его плечи. Кравцов стоял снизу и приготовился открыть дверь, выходящую ещё на один трап. Он вёл непосредственно в коридор, где находились каюты капитана и старпома. Кравцов проверил, что Денис с Леной позади и чётко следуют его инструкциям. Быстро потянув дверь на себя, он убедился, что следующий трап чист.

Подозвав Дениса с Леной, он оставил их наблюдать за входом на ГКП, через который они вошли изначально. Девушка смотрела за дверью снизу вверх под углом, не видя ужасов, что там творились.

Денису Кравцов велел стоять рядом с ней и смотреть в обе стороны. Подстраховывать его и не оставлять без внимания её. После он, наконец, начал спускаться, постоянно держа автомат внизу, возле самых ног. Трап был крутым и просматривать пространство спереди было сложно, приходилось надеяться на удачу и в случае угрозы стрелять навскидку. Достигнув цели, Кравцов дал сигнал Денису, что всё в порядке.

Выглянув через дверной проём, Данила осмотрел коридор и с досадой убрал голову обратно.

— Чёрт… Чёрт! Чёрт! Чёрт! — в очередной раз шёпотом выругался Кравцов. — Что за ГОВНОДЕНЬ такой, что происходит вообще?!

Он перевёл дыхание и сделал два глубоких вдоха.

— Что там такое? — поинтересовался Денис.

— Там опять трупаки, сам увидишь. Лена!

Девушка молчала. Денис толкнул её в плечо, и она содрогнулась от неожиданности. Поршнев указал ей обратить внимание на Даню.

— Что? — спросила она.

— Ты останешься на месте Дениса и продолжишь смотреть, куда смотрела. Если что, сразу беги сюда, к нему. Понятно?

— Понятно, — хриплым голосом ответила она.

— Ден, я пройду вперёд, а ты будешь прикрывать меня с того места, где я сейчас стою.

Лена осталась наверху, Поршнев спустился к Дане, и Кравцов вновь обратился к Денису:

— Всё, я пошёл.

— Ага. — Поршнев реагировал на указания старшего без вопросов и очень быстро. Видимо, адреналин в крови давал своё.

Даня остановился.

— Нет, сначала заряди свой автомат.

Денис молча передёрнул затворную раму, стараясь производить как можно меньше шума. Ставить оружие на предохранитель не стал.

— Не держи палец на спусковом крючке. Смотри в оба, если что, надеюсь, ты среагируешь быстро.

— Понял.

Данила свернул в коридор и медленно пошёл вперёд с оружием на изготовку. Взглянув ему вслед, Денис издал тихий стон. Он еле совладал с собой, чтобы не упасть прямо здесь, ноги в коленях так и подгибались, а руки начали судорожно трястись. Может, помогло присутствие девушки, и он всё же смог взять себя в руки или по крайней мере что-то вроде того. За Даней было плохо видно, но достаточно, чтобы понять по одежде, чьи тела ничком лежали на палубе. Так же, как и на ГКП, они были в луже, точнее, в целом море крови.

Тем временем Данила дошёл до каюты капитана. Дверь была открыта и застопорена. Он медленно, не высовывая ствол, заглянул внутрь. На диване, полусидя было расположено безжизненное тело капитана, полностью изрешечённое автоматной очередью. Заглянув поглубже в каюту, он никого больше не увидел. После, войдя внутрь, Даня приоткрыл дверь в комнату отдыха. Обнаруженного там он боялся больше всего. Более того, на подсознательном уровне он, наверное, даже предполагал такое.

На полу лежало безлицее тело Кости Ефимцева. Автомат был у него в руках, а продырявленный шлем валялся рядом. Повсюду вокруг была кровь и, чёрт бы их побрал, мозги. Данилу вырвало. Как бы он ни хотел сдержаться, просто не смог. Он только постарался, чтобы его блевотина не попала на Костю, хотя никакой разницы теперь не было. Вытерев рот и собравшись с мыслями, он огляделся и увидел в углу мёртвое женское тело, распластавшееся на кровати. Очевидно, что оно было не расстреляно, лицо женщины напоминало жуткое кровавое месиво.

Даниле стало не по себе. Страх и отвращение сплелись воедино внутри него, такое не в каждом фильме ужасов увидишь. Он всеми силами пытался взять себя в руки, но не смог. Ноги сами подогнулись в коленях, и он присел. Переводя дыхание, Кравцов судорожно пытался понять, что же произошло и что теперь делать ему.

Нельзя давать слабину. Если Умаров мёртв, то за главного остался он. Защита корабля и экипажа теперь полностью его забота. К тому же была ещё и Лена — тот тоненький волосок, за который надо держаться. Мысли эти с трудом, но всё же немного вывели его из ступора.

Облокотившись на автомат, Даня поднялся и нашёл в себе силы ещё раз осмотреть всё вокруг. Признаков жизни не было, да и не могло быть. Данила взглянул на приклад автомата Кости. Уверенности у него не было, но скорее всего с женщиной, как и со всеми остальными, проделал всё он.

Кравцов принял решение и твёрдым шагом вышел из каюты. Подняв вверх большой палец, он подал сигнал Поршневу, что всё в порядке, хотя ни о каком порядке речи быть не могло. После он быстрым шагом направился в следующую каюту, каюту старшего помощника. Даня больше не медлил и старался сделать всё как можно скорее, насколько позволяли ему два трупа в проходе и лужа крови, в которую очень не хотелось наступать. Одним взглядом Даня убедился, что Умаров с Павленко мертвы, даже пульс трогать не стал. После он быстро осмотрел каюту, а потом, развернувшись и перешагнув через бывшего командира, открыл дверь в радиорубку, располагавшуюся на этой же палубе. Вход сюда был разрешён только трём связистам, но местонахождение её Даниле было известно. Он быстро осмотрел помещение — никаких специфических трескающих звуков, присущих всем радиостанциям, никаких мигающих лампочек. Данила принюхался. В воздухе тесного помещения витал едва уловимый запах жжёной пластмассы, может, изоляции. Помещение оказалось пустым. Собравшись уходить, Данила обратил внимание на синюю панаму, лежащую на полу. Он постоянно видел в ней одного из связистов, самого старшего из троих.

Застопорив дверь в радиорубку, Кравцов голосом позвал Дениса. Тот, в свою очередь, позвал Лену и двинулся прямо по коридору. Девушка опять держалась ему за плечи и шла, закрыв глаза. Когда они дошли до первой каюты, Данила сказал:

— Лена, не бойся, тут никого нет. Но глаза не открывай, тебе это видеть не обязательно. Я Денису покажу, что внутри, и всё, хорошо?

— Угу, — только и ответила она.

Данила взглядом указал другу дорогу вперёд, и тот смело вошёл внутрь.

— Кто всё это мог сделать? — охрипшим голосом спросил он.

— А ты налево зайди и поймёшь.

Зайдя внутрь, Денис трижды проблевался: два раза там и один раз, выйдя обратно и вновь увидев капитана. Затем он вышел в коридор и больше заходить не собирался.

— Что это за хрень такая?

— Я не знаю.

Денис перевёл дыхание.

— Ты думаешь, это он сделал? Но зачем? Или… Чёрт, может, его просто подставили?

— Вряд ли. Уж слишком всё похоже на то, что он сам.

Тут вмешалась Лена:

— Пожалуйста, Даня, скажи мне хоть что-нибудь. Что тут происходит?

Данила посмотрел на её лицо, и даже с закрытыми глазами оно выглядело испуганным.

— Похоже, наш Костя ушёл с вахты, застрелил старпома с рулевым на ГКП, а потом спустился сюда и расстрелял капитана. Затем и себя застрелил. — Про Таню он промолчал. — Я видел сверху пару кровавых следов от его берец, здесь убедился, что его обувь и правда в крови.

— Господи… — Она заплакала и начала тихо всхлипывать. В этот момент Кравцову стало очень жаль её. Он подошёл и крепко обнял девушку, и она ответила тем же, ещё громче рыдая.

— Всё-о-о, всё-о-о, успокойся. Всё позади, тебя я никому в обиду не дам. Мы со всем разберёмся, но сейчас не время. Надо убедиться, что все мы теперь в безопасности. Неясно пока, где все остальные. — Даня пытался говорить это как можно мягче и нежно поглаживал девушку по спине. — Ден, забери у него автомат и магазины, надо валить отсюда.

— Да хрен там.

— В смысле? — удивился Данила.

— Я не буду. Сам забирай, я — ни за что.

Данила с дикой злобой в глазах посмотрел на друга.

— Да плевать я хотел! Лучше ещё и меня пристрели, чем я ещё раз это увижу. — Денис дал понять, что его никак в этом не переубедить.

Даня, ничего не сказав, выпустил Лену из объятий и зашёл внутрь. Пытаясь совладать с собой от злобы и отвращения, а также не наступить в рвотную массу, перемешанную с кровью, Кравцов протянул руки и аккуратно взял автомат. Потом, немного развернув тело, он вытащил магазины из карманов разгрузки. Даня и сам старался не смотреть ни на то, что осталось от лица Кости, ни тем более на женщину на кровати. Он боялся, что не сможет сдержаться и снова блеванёт.

Тем временем Лена, как бы ни старалась, как бы она ни пыталась уговорить себя, всё равно не выдержала и открыла глаза. Она увидела в коридоре два мёртвых тела, лежащих рядом. От удивления и страха её и без того большие глаза раскрылись ещё шире. Денис будто ничего не замечал, он тупо уставился в стену и был сейчас где-то далеко. Лена вошла в каюту и увидела мёртвого мужчину. Закрыв ладонью рот, она продолжила движение и вошла в комнату к Даниле. Увидев, как он копошится около трупа своего товарища, и посмотрев направо, где она увидела Таню, девушка во весь голос закричала. Её истеричный вопль вонзился в уши Кравцову, словно игла, а Поршнева вывел наконец из ступора. Крик был настолько ужасным, что Данила чуть не свалился прямо на мёртвого Костю. Быстро развернувшись, он хотел подойти к ней, но она выбежала в коридор, продолжая истерично орать и размахивая руками во все стороны. Девушка попыталась пробраться через два тела к выходу на палубу, но ноги запутались и она упала. Её лицо оказалось в двадцати сантиметрах от прошитой пулями груди Павленко, и Лена потеряла сознание.

Данила пулей выскочил из каюты и увидел лежащую на трупах девушку. Он дал сильную пощёчину стоящему без действия Денису, и тот удивлённо взглянул на него.

— Да очнись ты уже, осёл!

Даня подбежал к девушке. Сбросив с себя автомат Кости, он поднял её и закинул на плечо, держа свой автомат возле пояса. Затем Кравцов открыл дверь перед собой и, аккуратно перешагнув высокий порог, вышел на шлюпочную палубу. Покрутив головой, Данила убедился, что никого нет, и на ходу прокричал Поршневу:

— Забери автомат с патронами и иди на ют.

Неся лёгкое тело, Данила, постоянно осматриваясь по сторонам, спустился вниз и положил девушку на деревянный стол, стоявший рядом с лавочкой возле кормовой надстройки судна. Не думая ни о чём, он быстро забежал в коридор, оставив дверь за собой открытой. Заглянув в столовую, Даня схватил первую попавшуюся кружку, стоявшую на столе, и направился к умывальнику. Открыв кран, он с нетерпением дождался, пока струя медленно наполнит кружку, и, бегом вернувшись на ют, увидел, что Лена так же неподвижно лежит на столе. Он смочил руку и аккуратно провёл ею по лицу. Еле заметная реакция. Тогда Данила взял кружку и очень медленно начал лить ей на лоб. Девушка открыла рот и застонала.

— Давай же, очнись. Я рядом.

Медленно приоткрыв глаза и увидев лицо Данилы, Лена заплакала. Она тихо рыдала не в силах вымолвить ни слова. Подошёл Денис.

— Надо отнести её к нам в каюту и уложить, — сказал Кравцов. — Лена, ты идти сможешь?

Она ничего не сказала, лишь едва покивала головой. Кравцов помог девушке подняться и, поддерживая, вёл её по коридору к трапу, ноги у неё при этом переплетались, а плакать она так и не переставала. Денис всё это время прикрывал их и осматривался.

Дойдя до спуска вниз, Данила позвал Ворона и, дождавшись невнятного ответа, спустился вниз. Тот сидел возле оружейной комнаты по-турецки, а на ногах у него лежал автомат. Голова сержанта была опущена, и он её даже не поднял. Даня, не обращая внимания, зашёл в каюту и уложил девушку на свой диван. Накрыл Лену простынёй и, поцеловав в висок, вышел из каюты.

— Ф-у-у-у-у-у-х… Что за хрень… — проговорил Даня, закрывая дверь. — Ворон, ты как?

— Никак. — Он так и не поднял голову.

— У тебя-то что случилось?

— Там. — Он медленно поднял руку и указательным пальцем показал в сторону соседней каюты. — Три дохляка.

Даня сначала даже не понял, о чём речь. Потом переспросил.

— Где, у водолазов?

— Да.

— Блять!

По трапу раздались шаги. Данила рефлекторно поднял автомат, но увидев Дениса, опустил. Только теперь он понял, насколько безрассудным было бежать вот так с Леной на плечах, забыв о безопасности всех остальных. Облокотившись на переборку, он сел на палубу рядом с Вороном, а потом без каких-либо слов к ним присоединился Поршнев. Минуту посидев молча, Даня зашёл в каюту и вышел оттуда с наполовину пустой бутылкой «Капитана Моргана» и тремя кружками. Налив в каждую солидную порцию, он выпил из своей, остальные последовали его примеру.

— Мы что, уже в безопасности? — вяло спросил Ворон.

— Пока никого не видно. Надо держать оружие при себе, на всякий случай.

— А если сейчас сюда гранату кто-нибудь скинет? — Ворон говорил это без каких-либо проявлений эмоций, словно был под кайфом.

— Тогда нам всем конец, но, по-моему, этого не произойдёт. Если бы нас кто искал, давно бы нашли, ещё во сне прибили бы.

Неизвестно сколько времени парни так просидели, но ром Данила разливал почти без промежутков. Когда бутылка опустела, он собрался с мыслями и начал разговор:

— Парни, не хочу главного включать, но надо что-то делать. — Он помолчал секунд тридцать и продолжил. — Короче, ситуация такова: капитан, старпом, Умаров и Павленко мертвы. Плюс Костя и одна повариха точно. И ещё матрос наверху. А ещё три водолаза, так Ворон?

— Охренеть, — только и ответил он.

— Корабль стоит, походу, ничего на нём не работает, а вокруг стоит туман, и ничего вокруг не видно.

— И внутри, — добавил Денис.

— Что?

— Ты не заметил, что внутри корабля тоже туман? Даже здесь плохо видно.

— Кстати, да. Есть такое дело. Итак, как минимум мы трое и Лена живы и даже здоровы.

— Ну я бы так не сказал, ты зайди в ту каюту. Вряд ли после этого здоровым останешься.

Данила с Денисом посмотрели на Ворона, теперь он хотя бы начал разговаривать. Это было уже что-то.

— Я посмотрю, чуть позже, как только отойду от того, что увидел наверху. Походу, у Кости «поехала крыша», и он расстрелял всех, кто ему попался на пути, а потом себя хлопнул. Я очень сомневаюсь, что он сотворил бы это в здравом уме. Может, конечно, кто-то сделал это за него, а потом инсценировал самоубийство, но мне кажется, что это вряд ли.

— Да, — подтвердил Денис. У него перед глазами до сих пор стояла насмерть забитая полуголая женщина, которая только вчера ему мило улыбалась. — Кто-нибудь ночью что-то слышал?

— Читаешь мои мысли. Я нет, Ворон, а ты?

— Тоже ничего. Я спал как убитый, неудивительно, мы вчера нажрались будь здоров.

— В том-то и проблема. Если бы не это, я бы и вахту не проспал, и вообще, может, услышали бы что-нибудь.

Тут Данилу вдруг осенило, и он резко вскочил на ноги.

— А кто тогда водолазов убил?

— Не убил, — хмуро проговорил Ворон. — Кто-то просто зарезал их, как свиней.

Данила включил фонарик и направился в соседнюю каюту. Открыв дверь и осветив помещение, он увидел три тела, лежащих неподвижно на своих кроватях. Подойдя поближе и осветив каждого, Даня убедился в правоте Ворона. Всем троим, похоже, что-то воткнули в горло, и они умерли, захлёбываясь собственной кровью. Двоих он знал, они были прикомандированными водолазами, и вчера с ними вместе сидели. А вот с третьим ни разу не общался, он был из корабельной команды. Как хорошо, что он выпил рома, иначе опять вырвало бы. Кравцов осветил стол, расположенный прямо по центру каюты, а затем пол. Орудия убийства нигде не было видно. На миг испугавшись, что убийца может быть в шкафу, он резко открыл сначала две дверцы одного, затем второго. Никого.

Покинув соседнюю каюту, Данила вновь прошёл в свою и проверил, всё ли в порядке с Леной. Судя по всему, бедняжка крепко спала, а может, была в отключке. Он посветил вокруг и нашёл неоткрытую бутылку водки. Для такой ситуации подойдёт. Кравцов вышел и вновь наполнил кружки. Никто не задавал вопросов и не противился. Все молча выпили, и он продолжил:

— Хорошо, то есть плохо, но надо брать себя в руки. Огнестрельного оружия, кроме нас, ни у кого нет, все четыре магазина у Кости пусты, скорее всего он их полностью израсходовал. Но может быть, по кораблю ходит псих с ножом и режет людей во сне. Главное, чтобы это были не Вася или Володя. Я про них, кстати, совсем забыл, что если это кто-то из них был?

— Вряд ли, Дань. Если уж брать кого за психа, так это Костю. Ты же помнишь историю, которую он рассказывал. — Денис немного оживился, видимо, действовал алкоголь.

— Да он басню нам рассказал, которую сам себе придумал, походу. Я ему вообще тогда не поверил, — сказал Ворон.

— И сейчас не веришь? — спросил Данила, посмотрев на Антона. — Поднимись и посмотри, как этот выдумщик Танюхе разнёс лицо в хлам прикладом своего грёбаного автомата. Я не знаю, как можно с нормальной психикой такое сделать.

Морпехи вновь замолчали, погрузившись в свои мысли. Налив ещё по чуть-чуть, они снова выпили, и Данила произнёс:

— Короче, хотите или нет, надо осмотреть корабль и найти хоть кого-нибудь, пока всех не перерезали. Я твёрдо уверен, что это никакие не пираты, иначе они бы нас уже давно обнаружили. Да и следов взлома я нигде не видел. Никого из экипажа мы не встретили, по крайней мере живых. Но Лена говорила, что вторая повариха у неё в каюте спала. Ещё надо к Козлову зайти. Ворон, а ты к другим водолазам заходил?

— Мне одних хватило.

Данила ещё немного посидел, опустив голову. Алкоголь начал действовать неожиданно, и он понял, что надо остановиться. Нельзя было затуманивать голову при таких обстоятельствах. Даня не мог собраться с мыслями, на кого можно положиться в этой ситуации. Выбора в любом случае не было, и если его товарищи не захотят или не смогут, придётся либо заставить их, либо действовать самому. Конечно, такая перспектива ему совсем не нравилась, но другого выбора не было.

Пытаясь правильно выбрать тон и взвешивая каждое слово, он начал:

— Парни, на этом корабле никто не сможет уладить такую ситуацию. Кэп мёртв, Умаров тоже, даже старпом.

Ворон с Денисом молча посмотрели на него. Данила этого не видел, потому что сидел, опустив голову, но чувствовал на себе их взгляды. Не обращая внимания, он продолжил:

— В общем, повторюсь, как-никак мы должны охранять этот корабль и его экипаж. Раз уж мы просрали то, что произошло, то нужно не допустить продолжения. И раз уж так случилось — мы должны во всём разобраться. Я думаю, нам нужно поступить так, как я сказал. Пройдёмся по каютам, выясним, сколько ещё человек осталось в живых, если осталось. Соберёмся вместе и, исходя из этого, будем думать, что делать дальше.

— А что мы можем сделать дальше, Дань? — Тон Ворона Даниле не понравился, но он ожидал худшего. Не дав Ворону продолжить, Даня сказал:

— Если остался кто-то из экипажа, постараемся выяснить, смогут ли они починить корабль или отправить SOS хотя бы.

— Ну да, сидеть без дела не вариант. К тому же мне не хочется думать, что на корабле ещё мог остаться какой-то псих. Уж лучше бы это Костя оказался, тот хотя бы наверняка мёртв.

Данила был рад, что Денис его хоть как-то поддержал. Было видно, что Ворон прокручивает в голове всё услышанное и принимает действительность. Даня решил не дать ему времени слишком долго думать:

— Ну что скажешь, Ворон?

Ворон посмотрел ему в глаза, еле заметно улыбнулся. Улыбка эта Кравцову не понравилась.

— Что тут скажешь, так и сделаем. Но я ни хрена никуда не пойду, буду сидеть здесь. И тёлку твою ведь тоже надо охранять.

Даня не обратил внимания на слова, за которые ещё вчера вечером выбивал зубы.

— Отлично, будешь тут, с Леной, а мы с Деном прогуляемся.

10

Парни решили начать обход со своей палубы. Даня ещё раз заглянул в оружейную комнату, убедился, что всё в целости и сохранности, и посмотрел на Ворона. Ящики запереть возможности не было, все замки были сломаны. Поэтому он аккуратно закрыл крышки и сразу направился в каюту к Лене. Она по-прежнему спала на диване, отвернувшись к стенке. «Так оно и лучше», — подумал Данила и вышел. Денис стоял, поглядывая на трап, ведущий на верхнюю палубу. Он повернулся к Дане и спросил:

— Дань, а что будем делать с помещениями, которые закрыты?

— Пока не будем их осматривать. Если найдём кого-то из экипажа с ключами, то заглянем непременно, а пока нужно осмотреть хотя бы что есть, я имею в виду открытые помещения. Самое главное — хоть кого-то из экипажа найти, может, кто-нибудь видел что.

Даня, немного поразмыслив, опять зашёл в каюту. Вернулся он с мотком капроновых ниток и пачкой пластилина.

— Зачем тебе это? — сидя возле арсенала, поинтересовался Ворон.

— Будем опечатывать каюты и помещения, которые уже досмотрели. Меня так в Питере учили. Зайдём, посмотрим, опечатаем. Печать у меня есть.

Ворон невнятно хмыкнул и спросил:

— И что, ты думаешь, это кому-то помешает войти туда?

— Нет, но мы потом увидим, что туда кто-то заходил. Или не так?

Ворон поднял на него голову, улыбнулся и сказал:

— Ладно, давайте быстрее. А то я тут совсем изведусь от ожидания.

Даню немного успокоил тон, которым он это сказал, и, решив больше не трогать Ворона, кивнул Денису:

— Ну что, будешь заглядывать в каюту к водолазам?

— Честно говоря, что-то не очень хочется. Давай смотреть будешь ты, а прикрывать я?

Несмотря на безумие сложившейся ситуации, Данила улыбнулся. За это он и любил Дениса, с чувством юмора у него было всё в порядке.

— Ден, я понимаю, но лучше тебе знать, с чем имеешь дело, так, мне кажется, будешь более внимательным.

Поршнев немного постоял в сомнениях, а потом вдруг с яростью открыл дверь. Он заглянул внутрь буквально на несколько секунд, осветил фонарём три мёртвых тела, захлопнул дверь и отвернулся, с трудом сдерживая рвотный позыв.

Даня пристально смотрел на него. Ему самому выпитая водка позволила немного сдерживать эмоции и более спокойно воспринимать ситуацию. Кравцов хотел убедиться, что сможет положиться на Дениса в случае возникновения непредвиденных ситуаций.

Поршнев поднял голову, посмотрел на Данилу и, подняв большой палец вверх, подтвердил, что он в порядке.

— Ладно, пойдём. Начнём с ПДССников. Стас точно мёртв, может, ещё кто остался. Ден, помни: я смотрю вперёд, ты — назад, если что-то увидишь, сразу толкай, не кричи. Уяснил?

— Да уяснил я уже, пойдём. Я нервничаю от ожидания ещё больше.

Подойдя к каюте, Даня взял пистолет наизготовку. Автомат плотно висел у Кравцова за спиной, и он решил им не пользоваться при досмотре судна. Протянув руку к дверной ручке, и приготовившись её открыть, Даня почувствовал между рёбер лёгкий удар локтем. Обернувшись, он посмотрел на Дениса, тот указал ему на сидящего с противоположной стороны коридора Ворона.

— Вижу объект, — шёпотом сказал он.

— Блин, ну ты придурок! — со злобой сказал Даня и ударил его в ответ.

— Извини, репетировал, ничего не мог с собой поделать.

— Всё, Ден, давай посерьёзнее, я тоже на взводе.

Поршнев ничего не ответил, только кивнул. Даниле этого было достаточно, и он увидел, что шутки закончились.

Постучав в каюту и не получив ответа, Даня медленно приоткрыл дверь. Осветив помещение и не заметив ничего странного, он зашёл. Внутри творился обычный беспорядок, на столике стояла бутылка с непонятной жидкостью и закуска, одеяла и простыни на кроватях были расправлены. Всё указывало на то, что люди здесь были и куда-то исчезли. Данила ещё раз осветил все углы каюты, открыл шкафы. Ничего, что могло бы свидетельствовать об оружии, ножах, крови.

— Ну что там, Дань? — с нетерпением спросил Поршнев.

— Пусто, никого, только следы попойки вчерашней. Похоже, Умаров с Павленко тут сидели, а потом их что-то заставило пойти наверх, да ещё и через внутренний коридор. По крайней мере я так думаю.

Денис тоже зашёл внутрь, оглядел всё и без особого интереса произнёс:

— Может, они к капитану шли, может, он их вызвал? Теперь уже не узнаем, пожалуй.

Последние слова он произнёс, постепенно понижая голос. Видимо, вспомнил, что видел наверху.

— Надо идти дальше, — сказал Даня. — Пока не обойдём всё — не разберёмся.

— Да, — только и ответил Денис.

Кроме трёх кают, в их отсеке располагалось ещё три помещения. Одно было занято под оружейную группы антитеррора, второе являлось чем-то вроде подсобного помещения моряков, а третье — гиропост, вход куда был расположен прямо напротив каюты, в которой они сейчас находились. Помещения были закрыты, и смысла вскрывать замки Даня не видел. Он достал нитку с пластилином и опечатал обе осмотренные каюты. Ворон, наблюдая за его действиями, поинтересовался:

— Зачем ты их опечатываешь? Я же здесь присматриваю.

Даня, стараясь сделать максимально непринуждённый вид, ответил, что делает это на случай, если Ворону вдруг придётся покинуть палубу, и попросил не открывать двери. Ворон неохотно согласился, но, как показалось Кравцову, понял, что Даня ему не доверяет. Закончив с этой палубой, Кравцов с Поршневым отправились на следующую.

11

Парни решили начать со столовой, несмотря на то, что Данила туда уже заходил. Надо было убедиться, что там по-прежнему никого нет. Под прикрытием Дениса, Кравцов вошёл в столовую. Благодаря наличию нескольких иллюминаторов освещение там было хорошее, и каких-либо признаков недавнего присутствия людей Данила не обнаружил.

Он захлопнул и опечатал небольшое окно для раздачи пищи, которое выходило с камбуза, затем плотно закрыл дверь в саму столовую. Прилепив один кусок пластилина на переборку возле двери, а второй на саму дверь, Данила натянул между ними кусок капроновой нитки и поставил две чёткие печати на обоих. Вряд ли кому-то удастся зайти, не сорвав печать.

Посмотрев в сторону кормы, Даня увидел несколько дверей. Одна вела в небольшое помещение, откуда запускалась лебёдка, вторая — в моторный отсек. Посоветовавшись с Денисом, Кравцов принял решение осмотреть сначала жилые помещения и оставить служебные на потом.

Медленно продвигаясь по коридору в направлении носа корабля, морпехи внимательно прислушивались к каждому шороху. Тишина пугала. Ничего, что выдавало бы признаки жизни.

Завернув за угол, они осмотрели гальюн, потом подошли к душевым, двери в которые были заперты. Открытым был только женский туалет, который посещала Лена. Парни прикрыли дверь и опечатали. Со стороны кормы жилых помещений не было, и они повернули направо. Первая каюта на их пути была женская.

Данила постучал. Ничего. Спрятавшись за переборкой, он немного приоткрыл дверь, заглянул, а потом раскрыл шире. На нижнем ярусе лежала одна из поварих, про которую рассказывала Лена. Открыв дверь полностью и застопорив её, Кравцов убедился в отсутствии там посторонних.

— Ден, оставайся здесь и смотри в оба, — еле слышно прошептал Данила.

Поршнев ничего не ответил, а только смотрел по сторонам.

Подойдя к Ольге Николаевне, Кравцов осторожно подёргал её за ногу. Дыхание женщины было слышно, значит, по крайней мере она жива. Не дождавшись никакой реакции, он с силой зажал ногу и начал её покачивать из стороны в сторону. Женщина вяло открыла глаза, но увидев, что в руке у Данилы пистолет, резко попятилась и приняла сидячее положение.

— Что ты делаешь? — громко спросила она.

Данила прижал указательный палец свободной руки к губам, подавая женщине сигнал соблюдать тишину. Судя по её виду, пользы от этого жеста было мало.

Ольга хотела уже закричать, но что-то её остановило.

— Который час? Что вообще происходит? — спросила она, понимая, что проспала подъём.

Даня аккуратно зажал её рот рукой и как можно тише попытался ей объяснить:

— Послушайте, только не задавайте вопросы. Корабль стоит, на нём ничего не работает, капитан и ещё несколько человек убиты. Мы осматриваем корабль…

Не дав договорить Кравцову, Ольга Николаевна на повышенных тонах начала задавать вопросы:

— Это что, шутка такая? Вы что, решили посмеяться надо мной? Я сейчас же пойду к капитану и всё ему расскажу. Убери пистолет от меня.

Данила только сейчас обнаружил, что держит свой пистолет на уровне пояса, а его ствол и впрямь направлен на женщину. Опустив ПБ, он продолжил:

— Я говорю, замолчи, пожалуйста. Это не шутка. Пойдём, я тебя к нам в каюту отведу, Лена уже там.

— А Таня где?

Данила молчал. Не хотел он говорить, что её подруга наверху лежит мёртвая и с размозжённым лицом.

— Не знаю пока, когда найду, приведу её тоже…

— А-а-а-а!!! А-а-а-а!!!

Не успел Кравцов договорить, как женщина неистово начала кричать. Решение пришло ему в голову мгновенно, позже он и сам будет удивляться, как у него это получилось. Он влепил ей пощёчину свободной левой рукой, а после направил ствол пистолета прямо ей в лоб. Женщина сразу замолчала, исподлобья уставившись на холодную сталь. На крик развернулся Денис, до этого верно исполнявший наставление Дани смотреть по сторонам.

— Даня, Даня, не гони…

— Тише, я же говорю, вы что, не понимаете? Если тут и правда кто-то есть, то это полный психопат, разгуливающий с ножом, а может, и ещё с чем-то!

Где-то послышался топот. Денис сделал шаг назад и зашёл в каюту, после чуть высунул голову в коридор с автоматом на изготовку. Из-за угла, откуда они пришли, появился человеческий силуэт.

— Стой, стрелять буду! — не закричал, а почти завопил Поршнев.

— Тихо, тихо, это я — Ворон. Денчик, не вздумай палить!

Денис явно был на взводе, но, как ни странно, сориентировался хорошо.

— Освети лицо!

Ворон не сразу сообразил, но подумав, поднял луч фонаря себе на лицо.

— Ну что, увидел?

— Да.

Кравцов разозлился из-за того, что Ворон поднялся. Он должен был охранять оружейку и Лену и никуда не уходить. Убрав пистолет от Ольги Николаевны, он подошёл к двери. Денис пропустил его, и Ворон тоже подошёл к ним вплотную. Данила с досадой сказал:

— Ворон, какого… Зачем ты сюда пришёл? Я же сказал от арсенала никуда не отходить!

— Да не ори ты! Я тоже могу! Услышал крик, вот и пришёл.

Тут Поршнев не выдержал:

— Ворон, иди обратно, мы тут сами разберёмся.

— Я вижу, как вы тут разбираетесь.

Через плечо Данилы Антон посмотрел в каюту. Там, тихо всхлипывая, сидела Ольга Николаевна.

— С вами всё в порядке? — спросил Ворон, обращаясь к женщине.

— Он меня ударил, прямо по лицу.

Данила повернулся к ней и со злобой сказал:

— Я же попросил не кричать, надо было слушать меня.

Ворон с упрёком посмотрел на Данилу. Кравцов ответил ему тем же.

— Ты не должен покидать арсенал. Если туда кто доберётся, нам несдобровать.

Воронов начинал злиться. Его эта ситуация и так выводила из себя, а тут ещё Кравцов начинает командовать. К тому же он знал, за что именно переживает старший сержант.

— Ты за оружие боишься или за тёлку свою?

— Заткнись и не говори так со мной! Или, может, мне по уставу заговорить? По-моему, здесь его никто ещё не отменял!

Кравцов уже был на взводе. Он выпятил грудь и смотрел Воронову прямо в глаза.

Ситуацию разрядил Поршнев. Он втиснулся между ними, повернулся к Дане и сказал:

— Парни, хватит, вы что? На корабле и так дохляков хватает. Не хватало нам друг с другом пересраться.

— Так это правда? — всё ещё всхлипывая, спросила Ольга Николаевна.

— Да, — ответил Воронов. — Капитан и ещё несколько человек. Их убили.

Ольга закрыла рот рукой, пытаясь не зареветь во весь голос.

И опять Денис проявил благоразумие:

— Ворон, забирай её, идите вниз и сидите там, что бы ни случилось, а мы тут сами разберёмся.

Антон посмотрел на Дениса, потом на Ольгу и сказал:

— Ладно, только если вас убивать будут, тоже не приду.

— Как-нибудь справимся, — сказал Данила. — И, Антох, проверь печати на всех дверях внизу, оружие и Лену обязательно проверь, как спустишься.

— Хорошо, посмотрю. Ольга, пойдём со мной, там водка есть. Она тебе сейчас не помешает.

Женщина молча встала. Она спала в штанах и футболке, поэтому накинула только кофту, надела тапки и пошла за Вороном. Парни сопроводили их взглядом, и дождавшись, когда они скроются за углом, Данила опечатал каюту и перешёл к следующей.

В каюте жили их командир группы и корабельный доктор. Ничего не обнаружив, они опечатали её и двинулись дальше. В следующей каюте жили второй и третий помощники капитана. Она тоже пустовала, и парни перешли на правый борт. Там они, наконец, подошли к каюте, где спал электромеханик с Володей Козловым. Данила мысленно просил, чтобы с ним было всё нормально. Открыв каюту, он увидел лежащее на кровати тело, укутанное в простыню. Откинув её, он посветил Козлову в лицо. Реакции никакой не последовало. Сон сегодня был у всех на удивление крепкий.

Даня начал трясти матроса, и тот открыл глаза. Володя как будто чувствовал, что что-то не так. Его взгляд тут же прояснился, он резко поднялся, сел на кровати и спросил:

— Что случилось? Почему ты с пистолетом? Почему так тихо и в коридоре нет света?

— Тише, — ответил Даня. — Слушай и молчи. Умарова, Павленко, капитана и одну повариху убили, водолазов тоже. Скорее всего это сделал Костя. Остальные либо спят, либо пропали. Мы с Деном пытаемся найти хоть кого-нибудь.

— А?

— Тише, говорю! Костя тоже мёртв, Ворон внизу: арсенал охраняет, Лену и толстую повариху. Ты пойдёшь с нами, я дам тебе пистолет Умарова. Справишься?

Козлов был в оцепенении. По всей видимости, он «переваривал» в голове хлынувшую на него информацию и никак не мог понять, чего от него хотят. Данила терпеливо ждал, осознавая, что не каждое утро будят подобными историями. Он не знал, как сам отреагировал бы, если бы ему такое рассказали вот так в лоб.

— Ну что, Вова?

Козлов посмотрел в иллюминатор и удивлённым голосом спросил:

— Тебе не кажется, что какой-то странный туман?

— По-моему, есть другие, более важные странности, — ответил Кравцов.

— Это да… А у меня есть выбор?

— Да, ты можешь к Ворону спуститься и там нас ждать.

Козлов опять задумался. Его пухлое лицо было всё помято после сна, а на лбу отчётливо виднелась вмятина от переборки, к которой он, похоже, был прижат всю ночь. Выглядел Володя чудаковато с таким лицом, будто его спрашивают, хочет он пойти в стриптиз-бар или в публичный дом.

— Нет, пожалуй, с тобой поприятнее будет. Ворон, он, знаешь ли, особого доверия не вызывает.

«И я о том же», — подумал Даня. Вслух же он сказал:

— Вот и отлично, помощь нам не помешает, а то когда я в каюту захожу, Дену на две стороны приходится смотреть.

Данилу приятно удивило, что Володя не стал больше задавать вопросов и паниковать. Это было, конечно, странно, но сейчас самое то. Он вкратце рассказал ему об увиденном на корабле и об их плане дальнейших действий. Козлов внимательно слушал и каждый раз при упоминании об убитых корчил гримасу, напоминающую отвращение от неприятного запаха, а не от ужаса перед убийцей. В данный момент Данилу это устраивало, но в другие времена это показалось бы как минимум странным.

На этой палубе им осталось осмотреть ещё две каюты и кают-компанию. Заглянув в ближнюю, они никого не нашли и, опечатав, пошли дальше. Увидев, что дверь в кают-компанию приоткрыта, морпехи с подозрением осмотрели сначала её и убедились, что там никого нет. После парни опечатали и её. Оставалась одна каюта, с которой они надеялись быстро разобраться. Приоткрыв дверь, Даня ничего не увидел, начав раскрывать её шире, он резко попятился назад и упёрся спиной в переборку напротив.

— Да ну на хрен! Чёрт, чёрт, чёрт!!!

Денис с Володей тут же повернулись к нему. Данила отошёл от двери, чтобы не стоять напротив, и держал пистолет наизготовку.

— Что там? — Поршнев задал вопрос, просто открывая рот, но не издав ни единого звука.

Данила не сразу собрался, чтобы ответить.

— Сейчас, прикрой меня, — шёпотом сказал он. — Володя, продолжай смотреть в коридор.

Данила резким движением толкнул дверь, чтобы она застопорилась. Пытаясь не смотреть прямо, он оглядел каюту. Кроме спящего на нижнем ярусе человека, больше никого не было.

— Фу…

Данила вновь прижался к стенке и закрыл глаза. Поршнев недоумевая смотрел на него, пытаясь понять, что он там увидел.

— Даня, что там? Я могу посмотреть?

— Да… Только аккуратнее. Под твоим углом не видно. Там висельник.

Козлов развернулся с удивлённым взглядом.

— Что? Кто?

— Отвалите от меня и сами посмотрите!

Денис наклонился вперёд и увидел свисающие ноги. Он тут же отдёрнул голову как от огня и прижался к переборке так, чтобы не видеть свисающий труп.

— Да что же это? Как это вообще может быть? Боже, что тут происходит?

Козлов стоял и смотрел на них, пытаясь понять, не разыгрывают ли они его, а если нет, стоит ли ему туда заглядывать.

— Парни, посмотрите по сторонам пока, а я гляну.

Поршнев повернулся в сторону коридора и молча смотрел в темноту, освещая углы фонариком. Данила наблюдал за Володей.

Пройдя ближе к двери, Козлов увидел труп, свисающий с потолка. На одной ноге был сланец, второй лежал на палубе рядом. На человеке были надеты синие шорты и футболка. Перебарывая себя, он взглянул выше. То, что Володя там увидел, заставило его колени подкоситься, попятиться назад, споткнуться и упасть на пятую точку.

— Господь милостивый… — успел он сказать прежде, чем его рот наполнила рвотная масса. Пытаясь не запачкать друзей, он выблевал из себя всё содержимое желудка прямо через порог каюты. После, не вставая, он опять попятился, сел и, опустив голову, начал еле слышно молиться. По крайней мере так показалось Дане.

— Я же говорил, какие тут розыгрыши.