Бесплатный фрагмент - Озеро Варыш

Часть I. Путешествие по воде

Глава 1. Отдать швартовы

Луна была уж в апогее,

Когда, час от часу зверея,

По исковерканным волнам

Ноябрь гнал льдины тут и там.

С тяжёлых туч вода срывалась,

А мне дорога оставалась

Вдоль череды оград и львов,

И в небо рвущихся мостов.

Продрогший, сквозь холодный мрак,

Я брёл по лужам. Кое-как.

В такую дьявольскую ночь

Хозяин пса не гонит прочь.

Но человек, нужду изведав,

Срывается, не пообедав

Иль скинув лёгкий полог сна,

Себя считая хуже пса.

Мне что-то под ноги попалось.

Ах, это кошка оказалась.

Я ей велел убраться прочь:

«И без тебя идти не в мочь!»

Суровость тона верх взяла.

Но, тварь, чернее чем зола,

Крутя тугим своим хвостом,

Шмыгнула первой в телефон.

Звоню. Зверь, уши навострив,

Сидит, дыханье затаив.

Глаза горят, сулят мне бед.

И впрямь мистический сюжет.

— Алло, профессор… Извините…

Да, поздно… Вы меня простите…

Не прочитали?.. Как моя жена?..

И Вы отдали?! Неженатый я! —

Ох эти мне профессора!

Заумства с ночи до утра.

Жаль, что в обыденных делах

Все обратить готовы в прах.

Отдать тетрадь!.. Кому же?..

Непонятно!

Сказала: «Мужу».

Вероятно.

Поверить можно в то, что муж

Её сорвёт немалый куш.

Но муж её никак не я!

Попалась мне б эта змея.

К парадной двери подхожу,

Ну вот! Ключа не нахожу.

Захлопнув дверь, не взял ключа!

С досады нервно хохоча,

Спускаюсь. Ключ и дождь — пустяк.

Но рукопись! И как же так!.

Не знаю сам, куда иду.

Ночь пролетела как в бреду,

И вот уж утро занималось,

А с ним ненастье унималось.

Но всё же ледяной поток

Ещё бурлил у самых ног.

В такой поток бы и нырнуть!

Пусть полнится водою грудь…

Вдруг встречу новое рожденье…

Вдруг, там тоннель… и в нем свечение…

От суицида воздержусь.

В ИНОЕ я давно стремлюсь

Но, ведь не так хочу попасть

В невиданное измерение,

Хоть жизнью наигрался всласть.

Так и иная без сомнения

Мне опостылеет.

Слабый пол

Еще достоин восхищения,

Но ведь и в нём я не нашёл

Своей душе успокоения.

Ну, в общем так. Я изобрёл

Чудесный аппарат,

Я все расчёты произвёл,

Проверил их стократ.

Прибор, что сможет удальца,

Первопроходца, пионера,

До атомов, молекул, до конца

Разъединив, за дальние пределы

Послать. На месте иль в дороге

Он обретёт другую суть.

Кем он окажется в итоге?..

Да, знать, уж выйдет что-нибудь.

И сможет тот, кого душа

Постылым телом тяготится,

Коль жизнь ему нехороша,

В ИНОЕ перевоплотиться.

О вы! Соседние миры,

В которые стремлюсь!

Неужто я дождусь поры,

Когда к вам доберусь.

Хочу я много и скорей,

Я жажду всё объять,

Но я лишился чертежей, —

Кто взял мою тетрадь?

Мне восстанавливать расчёты

Немыслимо… Да как же так…

Потратить годы на работу?!

О, кто же ты, мой тайный враг?!

Я, впрочем, вымок под дождём,

И спать пора.

Вот только изнутри ключом

Закрыта конура.

Я зол в то время был и дик,

И дверь с петель слетела вмиг.

Не раздеваясь, на кровать

Я завалился, мокрый, спать.

Во сне же мне свинья приснилась.

Она не очень удивилась,

Когда под дубом вековым,

Копаясь пятачком своим,

Нашла тетрадку с чертежами.

Вооружённая очками,

Минуты две в неё глядела,

Открыла пасть и тут же съела.

Я от кошмара встрепенулся

И вновь к реальности вернулся.

И вижу — на окне письмо.

Но кем принесено оно?

В закрытую квартиру кто мог влезть?

Что б ни было, а надобно прочесть.

Что это, сон иль наваждение?

Нет, почерк Сони, без сомненья.

Я в светлом разуме пока,

Ни дать ни взять, её рука —

Моей начальницы младой,

Той, что задумчива порой

И смотрит за окно с тоской…

Как будто хочет в мир иной.

Мы с ней встречались под часами.

Мне предложили быть друзьями.

За дружбу я благодарил

И девушку до дома проводил.

Да, это всё воспоминания.

А что написано в послании?

Вы боле чем удручены.

Все помыслы омрачены.

Ещё бы! Ведь невзгод цепочка

Вас довела почти до точки.

У Вас несчастье, знаю, но

Мы это тёмное пятно,

Поверьте уж, легко исправим.

И солнце вновь сиять заставим.

В семь у Михайловского замка

Без опозданий. От Фонтанки

Мы отправляемся в круиз.

Судьба Вам ниспослала приз,

Но подождёт лишь полчаса.

Знать, усмирятся небеса,

Утихнут злющие ветра.

Оформлен отпуск Вам с утра.

Решаться уж пора настала.

Я знаю, что Вам не хватало,

И кошку, что Вас провожала.

Иначе я б не приглашала.

До встречи, надо мне уснуть,

Нас морем ждет далёкий путь.

Осталось написать последнюю лишь строчку,

Но почерк Вам знаком, и я поставлю точку.

— Пожалуй, можно и в круиз, —

Я бормотал, спускаясь вниз.

Но вы меня бы удивили,

Когда бы раньше пригласили.

Что с вами, что совсем без вас,

Мне всё одно теперь едино.

Такой печальный вышел сказ,

Такая грустная картина.

И солнце, о котором вы писали,

Светиться вы заставите едва ли.

Не может женщина земная

Мне заменить космического рая.

Хотя я знаю, вы не тот цветок,

Что видишь на обочинах дорог.

Цвети со мной иль на другом окне.

О, если б знала ты, как тяжко мне!

Примерно так я рассуждал,

Переходя Фонтанку,

Когда вдруг Соню увидал,

Скучающей, у замка.

Но что за чудо, что со мной?

В моей душе настал покой.

Гляжу в бездонные я очи,

В них гибнут треволненья ночи.

А мы шагаем дальше вдоль ограды,

И улыбаемся, и жизни этой рады.

Цени мгновение, мой друг,

И с женщиной красивой

Умей душою отдохнуть

От жизни прихотливой.

Потом займёшься ты делами,

Потом впряжёшься ты в хомут,

И будет долгими ночами

Тебе постыл любимый труд.

Я все оставлю на потом.

Я Соней под руку ведом.

К Фонтанке. Три ступени вниз,

И, как обещано, — в круиз.

Добротно скроенный швертбот[1],

Большой, как старый кашалот,

Бока о воду мерно трёт

И нас на палубу зовёт.

Борта покрыты слоем тины,

Ракушками, кусочки глины

На леерах висят,

Да снасти старые скрипят.

— Ах, Соня, где ж тебя носило,

Каких штормов могучих сила

Испытывала твой баркас? —

Спрошу попозже, а сейчас

Концы швартовы отданы,

Под килем хватит глубины,

Мотор послушно заурчал,

И тает за кормой причал.

[1] Швертбот — тип конструкции парусной яхты.

Глава 2. Цитируя Пушкина

Фонтанка минула,

И вот, Нева

На нас нахлынула,

Свирепей льва.

Обдав форштевень и борта

Холодной чёрною водой,

Не причинила нам вреда.

У нас тепло, у нас покой.

И хорошо из-за окна

Смотреть, как берег злобно бьёт

Неугомонная волна

И от бессилия ревёт.

И как прохожий одинокий,

Гонимый ветром и дождём,

Надвинув капюшон глубокий,

Спешит скорей в родимый дом.

«Отметить встречу не мешало» —

Подумал я. А Соня вдруг,

Мне говорит из-за штурвала:

«Принес бы ты вина, мой друг.

Но по бокалу — путь далёк».

Она как будто угадала.

Я молча взял под козырёк.

Она в каюту указала.

Я дверь открыл: кашпо на стенах,

И убран шкурами паркет,

И золотом на гобеленах

Орнамент вышит и сюжет.

Я не припомню корабля,

Где над столом большим дубовым

Пуд или полпуда хрусталя

Свисало б на шнуре парчовом.

Ужель я в залах Эрмитажа?!

Однако, что же здесь стоять,

Как на винтажной распродаже.

Мне велено вина подать.

***

Я, пригубив: «Послушай, капитан,

Ведь у тебя же чёткий план.

Мы встанем на ночь, а потом?

С утра мы в Ладогу пойдём?

И коль пойдём, скажи куда,

И пристань обретём когда?».

— Уже на пристань захотели!

Как быстро мы вам надоели.

А помнишь ли, пять лет назад,

Как нашей встрече был ты рад?!

Твоих я не забыла слов,

Что ты на край земли готов

Со мной, всё побросав, пуститься,

Чтобы любовью насладиться.

— Я тоже помню: Летний сад,

Античных статуй бледный ряд

И между ними мы вдвоём

Рука в руке идём-бредём.

И я клянусь тебе в любви,

Но холодна ты — c’est la vie[1].

По крайней мере, на словах,

Хоть был огонь в твоих глазах!

Всё это было непонятно,

А ты не объяснила внятно,

Чего же от меня ты хочешь,

И что мне голову морочишь.

И в тишине, что вдруг настала,

Был слышен только скрип штурвала.

— Штурвал бы смазать не мешало…

— Остынь! Тебя я не желала!

И только развлечения для

На борт пустила корабля.

— Конечно, прав таких я не имею,

Чтоб в душу лезть к тебе. Не смею

Терзать тебя прямым вопросом.

Уж лучше сам останусь с носом.

Опустим ряд воспоминаний.

Я пламень давешних желаний

В вас не посмею растопить.

Прошу обиду не копить.

На сём мы оба замолчали.

За ссорою пришла тоска,

А волны мимо мчали, мчали…

И берега… и берега

Темнели быстро, и вода

Ещё чернее становилась.

И я грустил: вот это да!

Как быстро всё переменилось.

И ночи давешний кошмар

Вернулся о себе напомнить.

Как пережить судьбы удар?!

Чем пустоту в душе заполнить?

Вот так, охваченный тоской,

На палубу я вышел.

Выл ветер ледяной и злой,

Да я его не слышал.

***

А слышал тяжкий сердца бой.

Как плод огромный, наливной,

Налившись чёрною бедой,

Оно на дно летело пропасти.

Так якорь наш упал на дно,

И стало тихо и темно.

Спустя мгновение одно

Винта остановились лопасти.

Всё засыпало. Невская вода,

За сутки вволю набесившись,

Замедлилась, угомонившись,

И куталась в лохмотья льда.

Я очень скоро был прощён,

И сам не мог держать обиду,

Хоть не показывал я виду,

Но понимал, что увлечён

Моей попутчицей внезапной,

Загадочной, и непонятной,

И красоты — невероятной!

Характер только злой.

Так думал я в тот чудный вечер,

Когда тепло горели свечи

И, не скрывая радость встречи,

Мы пили красное вино.

***

Она так много говорила,

Я большей частью всё молчал,

Но вдруг сказал: «Как это мило,

Что вновь тебя я повстречал!

Как хорошо с тобою вместе

В твоей чудесной лодке плыть.

Клянусь тебе, готов лет двести

Я словно день с тобой прожить!».

— Не обещаю вам лет двести,

Не могут люди столько жить,

Но провалиться мне на месте,

Коль в лодке нам одной не плыть.

— Плыть и не жить… дружить…

К чему так путано и сложно?

Нельзя ль попроще объяснить,

Понятно говорить возможно?

— На этом свете всё возможно,

Ещё реальнее на том.

Хотя, где истинно, где ложно…

Оставим это на потом.

— Опять какие-то загадки

И вновь ужасное «потом»!

Чтоб было всё у нас в порядке

На этом свете, не на том,

Хочу сегодня же, сейчас

Над буквой И поставить точку,

И не желаю в этот раз

От вас очередной отсрочки.

Жизнь без тебя мне — медленная смерть.

А под ногами норовит раскрыться

Непрочная земная твердь.

Я всё ещё боюсь во мглу свалиться.

— Не нужно прыгать в преисподнюю, —

Мне Соня молвила в ответ. —

По крайней мере, не сегодня.

Сегодня прыгать — смысла нет.

Туда спускаются тихонько,

Ступенями заброшенных домов.

Перил касаются, легонько,

Чтоб не тревожить караульных псов,

Тех, что у каждого порога

В миры соседние дверей,

Готовы изорвать любого

Из их непрошеных гостей.

— Куда ты клонишь, непонятно,

И что имеешь ты в виду?

— Поверь, уж это не занятно.

Уж скоро я с ума сойду.

— Ответь, что с нами происходит

И почему пять лет назад

Любовь ушла, как прочь уходит

За горизонт большой фрегат?

Вот-вот он был, и вот растаял

Исчез в тумане даже след.

Вчера весь мир казался раем,

Сегодня рая больше нет.

Нет, без тебя мне счастья нету.

Ответь же: за твою любовь

Какую мне отдать монету?

И я отдам и жизнь, и кровь!

— Какой высокий стиль, о боже!

Слог Пушкина легко я узнаю.

Бегут мурашки мелкие по коже:

«Ценою жизни ночь мою…».

Как, Господи, приятны эти враки,

В которые ты веришь сам.

Как сахарная косточка собаке,

Лесть женским сладостна ушам.

Но подловлю тебя на слове,

Забудешь песню про любовь,

И вряд ли сам, по доброй воле

Последнюю прольёшь ты кровь.

[1] c’est la vie — такова жизнь (фр.).

Глава 3. Ночь серебра

Светает поздно в эту пору,

Но лишь немного рассвело,

Пошли по водному простору,

Ломая льдинки, как стекло.

Над нами чайки пролетали,

Под нами, хоть и не лазурь,

Но небеса не предвещали

Ни катаклизмов и ни бурь.

Все ж так недолго продолжалось.

В снастях пел песню ветерок,

Барашки с волн долой срывались.

Над нами взвился злобный рок,

Когда бескрайние просторы

Могучей силой налились

И волны чёрные, как горы,

Над мрачной бездной поднялись.

Переложив штурвал направо,

Сказала Соня: «Боже мой!

Нам только шторма не хватало.

Здесь где-то бухта, там покой.

Спустись, в каютах всё задрай,

Чтоб не сочилось где-то,

И топлива в цистерну накачай,

А с вешалки тащи жилеты».

По леерам я пробирался

Между надстройкой и бортом.

Тут ветра дикий свист раздался,

И первый плеск воды потом.

Вал несусветный налетел

С кормы, меня ударив в спину.

Я увернуться не успел,

И был бы я сметён в пучину,

Когда б ни Сонина рука

Дверь отворила предо мною,

И в рубку я влетел, слегка

Косяк поправив головою.

— Ты жив?

— Живой!

А был бы мёртвый,

Сейчас лежал бы под водой,

На дне песчаном распростёртый,

А надо мной бы корабли

Килями воду разрезали,

Да рыб проворных косяки

Туда-сюда вовсю сновали.

— Матрос! Отставить декаданс!

Мы справимся со штормом,

У нас вполне реальный шанс

Не стать для крабов кормом.

— Про шанс сказала ты занятно,

А можешь ты прикинуть,

Насколько всё же вероятно

Для нас в пучине сгинуть?

— Боишься? А вчера был смелым.

Хотел отдать и жизнь, и кровь.

Вино играло, вот в чём дело.

— Но не за так же! За любовь!

***

Стихии все переплелись,

В клубке змеином понеслись,

Всё встречное деля на части,

Терзая такелаж и снасти.

Стеною плотной рухнул град

Размером с крупный виноград,

Гудела палуба стальная,

От боли яростно стеная.

И было видно, как она сгибалась

На острие волны, которая вздымалась

Почти до всполохов зарниц.

В них силуэты наших лиц

Чудно́ кривлялись. Злая тьма

И бесноватая зима,

Ощерив лютые клыки,

День юный рвали на куски.

Ополоумевши от злости,

Рвались непрошеные гости —

Воды холодной сотни тонн,

Из судна выжимая стон.

В безумстве Ладога ревела,

Как будто вырваться хотела.

И наш корабль в тартарары

Летел с невиданной горы.

— Твой пароходик просто класс,

А с виду так себе баркас. —

Я перекрикивал с трудом

Весь этот бесконечный гром.

— Он не баркас и ни швертбот,

Ни лодка и ни пакетбот,

Изволь уж яхту яхтой называть.

Суда, машины нужно уважать.

— Ну, извини… так кто ж твоя подруга?

— По борту золотым тисненьем — Вьюга.

И у неё ледовый класс.

И чтоб ни слова про баркас!

Она ещё меня не подводила,

Какие б воды я не бороздила.

Надеюсь, и на этот раз

Спасёт титановый каркас.

Вот только к берегу не подойдёт,

Волной её о скалы разобьёт.

В открытом море лишь спасенье,

И мы меняем направление.

Когда волна нас подняла

И яхта на мгновенье замерла,

С таким мы креном развернулись,

Что в ужасе переглянулись.

Навстречу мы неслись волнам,

То их перерубая пополам,

То носом зарываясь в воду,

То вылетая на свободу.

И потянулись долгие часы,

Без горизонта чёткой полосы,

Без брега очертаний за кормой,

Без неба ясного над головой.

Волна, волна, а в промежутке

Несёмся в пропасть (где тут шутки).

И вновь наверх, и вниз потом,

Идёт всё стройным чередом.

И минул день, чернее ночи,

И ночь нас отпускать не хочет.

Всё тот же мрак, и страх, и вой,

И смерти призрак за спиной.

А хочется дневного света.

Тут «Вьюга», будто бы ракета,

Почти отвесно вверх пошла,

Туда, где полная луна

На чёрном небе появилась.

И море серебром покрылось,

И осветились водные хребты,

Достигшие небесной высоты,

Распахивались пропасти под нами,

А палуба металась под ногами.

Так, на один хребет взлетев,

Луну чуть было не задев,

Внизу увидели мы судно,

Оно лишь миг мелькнуло смутно.

Затем меж нами вырос вал,

Корабль из виду пропал,

Но вот в обличии другом

Он вынырнул: лишь скарб и лом.

И был удар, ещё… бревно

И кресло въехали в окно.

И нас отбросило назад,

Швырнув в пучину наугад.

Сквозь грохот Соня закричала:

— У нас заклинило штурвал!

С кормы раздался лязг металла.

Мотор заглох. Корабль стал.

— Винтом на что-то нарвались.

— Ещё, попробуй завестись.

Включаем винт и тут же глохнем.

Погибнем, видно, и не охнем.

— Что ж, Соня, вызовем подмогу?

— Пошли в каюту — выпьем грогу,

Ну кто сейчас поможет нам?!

Идём, доверимся волнам.

Она сказала так спокойно,

Штурвал оставив не спеша,

Она была так хороша,

И стало жутко мне невольно:

Ужель любимые глаза

Последний раз я наблюдаю?

Ужель я жизнь свою теряю

И сделать ничего нельзя?

Что ж, по крутому трапу вниз

Сойдём в бездонную гробницу,

И превратимся в небылицу,

Природы выполнив каприз.

Мы взгромоздились на тахту

С ногами и с бутылкой.

Плечом к плечу, к стене затылком,

Перед собой глядя во тьму.

Вдруг вал нагрянул силы неземной,

И с койки мы слетели в одночасье.

— О господи, какое же ненастье!

Вы живы, Соня, ангел мой?

— Да я сейчас живее всех живых.

Такая видно у меня порода —

Когда бесчинствует природа,

Душа рождает новый стих.

— А я обычный человек,

И вот сейчас я погибаю.

Я говорить с тобой желаю,

Но что сказать, коль кончен век?!

Что вспомнить перед смертью надо

И что мне стоит вспоминать?

Едва я начал понимать,

Что только ты моя отрада,

Как всё: извольте выйти вон.

Срок проживания окончен.

Час встречи наш с тобой испорчен,

И больше не наступит он.

Жизнь кончилась. Пора прощаться.

Сейчас ты подойди ко мне,

Мне было б очень по душе

К твоей душе своей прижаться.

Она приблизилась

На расстоянье вздоха,

И ни лукавства, ни подвоха

Мне не увиделось.

И лишь её глаза

Серебряным, волшебным светом

Каюту осветили рикошетом,

И отразилась в них гроза.

Как мир устроен бестолково.

Мы в нем не чем не дорожим.

Мы счастье не боготворим,

И жизнь проходит непутёво.

Когда ж бескровная старуха

На хилом, бледном скакуне,

Дабы отправить нас вовне,

Косу приставит, прям под ухо,

Тогда замолим о пощаде:

«Не отправляйте нас во мрак,

Ведь жизнь-то прожита не так!

Отсрочку дайте бога ради!

Я не успел, я не заметил,

Не дописал, недолюбил…

Ведь раньше — боже с кем я был?!

И лишь вчера её приметил.

И все ж любовь сильнее смерти,

Не упустить бы впопыхах.

Вот! Вот она, в моих руках

Средь этих штормов, круговерти.

Одну с моим нащупав частоту,

Как близко её сердце застучало!

И что это: конец или начало —

Не знали мы, бросая наготу

В горнило ненасытной страсти,

Забыв природные напасти.

И по волнам серебряная «Вьюга»

Летела. И желанная подруга

На серебристой простыне

(и это точно не во сне)

Была прекрасней красоты.

О, совершенство! Это ты?

Я спрашивал, но не искал ответа.

Я слушал её сердца ритмы где-то,

Там, где серебряная грудь

Была живая, словно ртуть.

А я был сильный, словно шторм,

Что лодку нёс меж страшных волн.

И с нею отрывался от волны,

В нирвану, к звёздам, в даль, где табуны

Стремглав летят единорогов

Меж райских кущ да горних рек порогов.

Раз восемь нас встречал астрал,

Но негодяй, девятый вал,

На судно бросил дикий шквал

И кинул «Вьюгу» в зубы скал.

Часть II. Уннега

Глава 1. Клаврат

Когда луч солнца после бури

Падёт на запоздавшую волну,

Что не успела скрыться в глубину,

Та сгинет пеной в хмури.

Поэты рифмы поменяют.

Отставить хмурь,

Даёшь лазурь!

И искрой льдинки заиграют.

Мы снова живы, невредимы.

Сидим на скальном берегу

И варим на костре еду,

Друг друга любим и любимы.

Кормой в воде, на треть на берегу,

Лежит спасительница «Вьюга»

Средь глыбокаменного круга,

Загару борта выставив дугу.

Я слушал Сонино повествование

Давным давно, на этих берегах,

Меж рек, озёр, на мшистых островах,

Была чудесная страна. Её названье

Когда-то берегли старинные преданья.

Звалась Уннега, жители — уннеги.

Ловили рыбу, строили ковчеги

Должно быть, с самого начала мирозданья.

Здесь долго, долгие века

О скалы разбивались волны,

И лесы были всякой дичи полны,

А жизнь понятна и легка.

Природы райский уголок,

Где всякому хватало счастья,

Где каждый, не боясь напастей,

Земной свой срок прожить бы мог.

Природа, словно любящая мать,

Давала детям всё что нужно,

Чтоб не работали натужно.

Однако заставляла соблюдать

Свои законы неизменно

И не прощала жадности, гордыни,

Всегда топила смельчаков на льдине.

Олень, напрасно убиенный,

В последней судороге пенной

Охотника рогами задевал,

И тот, сражённый наповал,

На роге повисал, окровавленный.

Уннеги кладбища не заводили.

В долблёный чёлн последний прах

Грузили, чтоб исчез в волнах.

О мёртвом долго не грустили.

Они любили наблюдать,

Как жизни ручеёк певуч,

Резвясь, сбегает с горных круч.

А чем ему придётся стать?

Рекой могучей и широкой,

Вобравшей силу неба и земли,

По коей смогут корабли

Пуститься в путь весьма далёкий.

Да разве то беда,

Что ей в конце теченья

Придётся испытать паденье

И с океаном слиться навсегда?

Брегов раздвинутся границы,

И цвет, и вкус изменятся воды,

И новой жизни райские сады,

Как дивной азбуки страницы,

Раскроются. Так верили уннеги

Своим языческим богам —

Озёрам, солнцу, деревам,

Любя их равно за тепло и снеги.

Друзья, помощники — вот, кто такие боги —

Не требовали жертвенных костров

Или разбитых в кровь молитвой лбов

И не велели воздвигать себе чертоги.

Здесь каждый знал своё предназначенье.

Был мир как идеальные часы.

Уннег с листа не стряхивал росы,

Боясь нарушить времени теченье.

Но время придержать получится едва ли.

Цивилизация, прогресс

Уже реальный представляли интерес

И наступали на Уннегу, наступали.

Оружие, по поводу и без,

Теперь использовалось чаще,

От лязга содрогались чащи,

И то и дело загорался лес.

Оружие ковал Пилон-кузнец.

Вернее, так. Клаврат, его отец,

Что был и жнец, и на дуде игрец,

В Уннеге первый был мудрец.

Он в жёны взял красавицу-смуглянку

Ристину. Говорили про неё,

Что мать её — бродячая волхвянка,

Никто не знает старое быльё.

Однажды в юности, врагов мечом кромсая,

Он в битве захватил сундук,

Большой, дубовый, крышка золотая,

Один замок, наверно, весил пуд.

Но, приложив немалый труд,

Его, конечно же, сломали

И крышку подняли, а тут…

Дружинники загоготали:

«Ну, командир, отбил трофей!

Ненужных книжек стопки.

Из крышки наковать цепей,

А мусор для растопки».

— Заткнись, Бормот! Тупой мужлан!

Читать-то хоть умеешь?

Труды учёных разных стран!

Ты, неуч, как ты смеешь!

Ну вот, к примеру, Архимед, о рычагах,

Как грамотно их люди применяют.

«И без науки с рычагами все в ладах,

Когда такую крышку поддевают».

Озлобившись, сказал Клаврат:

— Дарю отряду крышку.

А я, признаться, буду рад

Читать Плутарха книжку.

«Ура Клаврату! — грянула дружина. —

Мудрейшему из воевод!»

Их время рассудило: сей детина

Добился сказочных высот,

К наукам редкой возгоревшись страстью,

И стал первейшим мудрецом,

Из всех коллизий и напастей

Он выбирался молодцом.

Он врачевал, предсказывал погоду,

Учил, как строить корабли,

Учил, как сеть забрасывают в воду,

Добыть руду из-под земли.

И вот уже король Стефаний

Его зовёт учить детей

Наукам и правописанью,

Всему, в чём сам был корифей.

Ему отводят дивный дом

За речкой у дворца,

Чтоб был покой и тишь кругом

В усадьбе мудреца.

Жена Ристина с ним не знает бед.

Года идут, любовь не тает.

На ней опять бриллиантовый браслет,

И сын Пилон уж подрастает.

Но прерывается их счастье,

Разлука к ним стучится в дом.

Нуждой страны и высшей властью

В Европу он плывёт послом.

Уннега, островное государство,

Словно отрезанный ломоть,

И до любого королевства-царства,

Хоть посуху, по морю хоть,

Был путь не близок и опасен.

Где дикари проходу не давали,

Их лик и норов был ужасен.

По морю викинги в челнах сновали.

Уннегское посольство, с коим плыл Клаврат,

Прикрыл по морю мощный флот

Страны Уннеге дружеской Мурглат.

Его вёл лично сам король Левгрот.

Он возвращался из далёкого похода,

Награбленного волоча баржи,

А также множество невольного народа

В чужие угонялось рубежи.

Уже давно на многие народы

Левгрот обрушил кованую длань,

И полыхали небосводы,

А побеждённые платили дань.

Безжалостный завоеватель

И ненасытный лиходей,

Он мудрый был изобретатель,

Он был хитрющий, словно змей.

Уннегам наилучший друг,

Он знал, что маленький народ

Не сломишь силою и вдруг,

А только сгинет меж болот

Немало рыцарей отличных,

И обойдётся лоскуток земли

Такой потерей средств наличных,

Что призадумаешься: стоит ли?

Ещё давно Стефания отец

В Уннеге ввёл всеобщую повинность:

Уметь сражаться должен и юнец,

И ни при чём тут пол и чинность.

Любой подросток без труда

Кинжал, топор метал на слух,

И женщина, коли нужда,

Легко натягивала лук.

«У них к тому же чародей на чародее, —

Так здраво рассуждал Левгрот. —

Я брать Уннегу приступом не смею,

Тут надо хитростью, в обход».

Итак, Клаврат отплыл послом за море,

Чтоб царственным особам рассказать,

Что есть Уннега, кто там на престоле,

А также чтобы самому узнать,

Чем юная Европа дышит,

Что чернь и господа желают

И как горнила жаром пышут,

В которых руды расплавляют.

Какие вирши сочиняют стихотворцы,

Про философский камень расспросить,

Какие платья носят царедворцы.

Всё-всё собрать и обобщить.

Король Стефаний и жена его Нерок

Ристину искренним вниманьем окружили,

Оберегая от тоски и от тревог.

Они и раньше семьями дружили.

***

Тем временем из стран далёких

Вернулся по морю Клаврат.

Он шёл по лесу в сапогах высоких.

О! Как он был Уннеге рад!

Как жарко обнял он свою Ристину

И как был бесконечно рад

Увидеть сильным и здоровым сына,

И слышалось везде: «Ура, Клаврат!»

В саду без устали, хоть сколько

Их дети радостно играли:

Пилон, а с ним принцесса Олько —

И год за годом подрастали.

Пилон в младые годы

Искусство ковки обожал,

Горнило озаряло своды,

Металл послушно оживал…

И часто юноша не замечал

В дверном проёме появившуюся Олько.

Ту, о которой он уже мечтал.

О нём, единственном, она вздыхала только.

— Ты снова подкралась, подобно кошке?

— Ты смастерил мне новый арбалет?

— Последний штрих. А что в твоей ладошке?

Кто подарил подснежников букет?

— Никто. Нарвали мы с подружкой.

Природе зря утрату принесли.

Росли бы лучше за опушкой,

Уж вянуть они стали с полпути.

Пилон смолчал, но лишь рассвет

Лучом по небу пробежался ловко,

Любимой он вручил букет

Невянущий, ажурной ковки.

Уннега вся гуляла две недели,

Стефаний ставил бочками вино.

Самозабвенно люди пили, ели,

И было всем пьяным-пьяно.

Клаврат подарки раздавал,

Рассказывал о зарубежье

И кубок пенный поднимал:

— Чтобы не быть углом медвежьим!

За праздниками потянулись будни.

Теперь с рассвета до полудня,

А от полудня до заката

В заботах видели Клаврата.

То с книгами, при чертежах

(он строит порт на островах),

То принимает делегации —

Хотят дружить с Уннегой нации.

Кузнечным делом заправлял Пилон.

Теперь сказали б, мастер цеха он,

Где молодцы металл ковали

Да собирали вороты и тали.

Клаврат спал мало, да почти не спал,

Ведь по ночам спускался он в подвал,

Где, сдвинув в сторону ненужный хлам,

Устроил опытную камеру, и там,

Меж реактивов, тиглей и огней,

Порою медленно, а то быстрей,

Волшебные составы грелись мутно

И цвет причудливо меняли поминутно.

В одну такую ночь, когда луна

Взошла над елями, полна,

Лимонный шар с лиловой лужей в брюхе,

Собаки, коим не откажешь в нюхе,

Издали столь ужасный вой,

Что даже волки за горой

Им тем же отвечали.

И трижды ухнула сова,

И лошади в яслях заржали.

«Клаврат!» — подбросило Ристину.

«Отец!» — сдавило сердце сыну.

Мгновенье… он уже вбежал

Чуть раньше матери в подвал,

Где нелюдя раздался крик

И мрак какой-то в воздухе возник.

Клаврат, состарившийся вмиг,

Пал навзничь, исказивши лик.

Всё было кончено и кем-то решено.

В окно метнулось чёрное пятно.

Полночный призрак прочь умчался,

Клаврата путь земной прервался.

Уннеги траура не признавали,

Но тяжело переживали

Никак нежданную утрату:

«Ну как теперь нам без Клаврата!»

И было так судьбе угодно,

Чтоб с милою женой разлука

Не длилась бы и год, но…

В этом смерть её порука.

Ристины разум помутился,

В печальный сумрак погрузясь,

С душой и телом разделился,

И с миром связь оборвалась.

Все дни она у озера сидела,

Уставя взор на тёмную волну.

Худая, бледная — она почти не ела,

И раз под утро в полную луну

Холодное, безжизненное тело

Нашёл случайный рыболов.

Колени обхватив, она сидела.

— Не плачь, Пилон, удел её таков.

Сама природа знает, что творить,

Наверняка они уже вдвоём.

Нам нужно вместе дальше жить.

Пойдём… к моим родителям пойдём, —

Сказала Олько, когда чёлн печальный

Унёс Ристину далеко,

За грань, где солнца луч прощальный

Уходит в море глубоко.

— Пойдём, но только не сегодня.

Сегодня я хочу в подвал

Спуститься по дощатым сходням,

Где часто мой отец бывал.

— Как скажешь, только я с тобою,

Мне страшно одного тебя пускать.

Там было что-то мерзкое и злое,

То, что убило твоего отца и мать.

Глава 2. Во дворце

Спустя неделю прискакал гонец,

Клаврата сына вызвать во дворец.

И вот, тот пред Стефанием стоит,

Ему король Уннеги говорит:

— Отец твой, мой первейший друг,

От нас безвременно ушедший,

Свою страну к рассвету ведший,

Имел в распоряжении дом и луг,

Кареты, сани, лошадей богатый цуг

И прочее, и прочее, и много.

Но лёг нежданно в погребальный струг,

Обрёл он новую, безвестную дорогу.

Средь множества забот я позабыл

Распорядиться далее именьем,

Но королева, мой надёжный тыл,

Напомнила, и принял я решенье.

За уникальные заслуги

Перед короной и страной

Клаврату и его супруге

Дарю надел казённый мой.

Но, к сожалению, посмертно.

При жизни вечно недосуг.

Успеется — мы думаем инертно,

Глядишь, отчаливает струг.

Моим указом и законами Уннеги

Вступаешь ты в наследия права.

Наследство не включает привилегий,

Их нужно будет заслужить сперва.

— Как мне благодарить Вас, мой король?

Какой же дать мне верности залог?

Всё помните, везде у Вас контроль!

— Всё под контролем у моей жены Нерок, —

Он жестом указал на королеву,

Вошедшую бесшумно в зал,

Она стояла от Пилона слева.

И на колени юноша упал:

— О, королева! Как я благодарен!

Заботливы Вы, как родная мать! —

Он очень долго был высокопарен.

Нерок наскучило, с колен велела встать.

— Ты нам и вправду как родной,

И ты не одинок.

Чтоб ни случилось, мы с тобой, —

Закончила Нерок.

— Хотим мы видеть продолженье

Дел твоего великого отца.

И к просвещенью истовое рвенье,

И преданность Уннеге до конца.

Теперь скажи: ты был в подвале

С тех пор, как твой отец погиб?

Порылся в книжном ты развале?

И тут раздался двери скрип.

— Мы вместе лазали в подвал, —

Из галереи Олько появилась.

— Ну а тебя сюда кто звал?

— Простите, так случайно получилось.

Я просто шла в библиотеку.

Трагедию Гомера взять,

Обратно же несла Сенеку.

— Присутствуй, только хватит врать.

Итак, Пилон. Ты был в подвале?

— Да, мой король, конечно, был.

Но вывод делать не спешил,

Подробно осмотрел вначале,

Ведь, право, кто тот чернокрыл,

Что опрометью бросился в окошко?

Убийцей-одиночкой ли он был,

Мне не сказала книга без обложки,

Что на столе открытою лежала.

Труд интересный, до утра прочёл

Его, ну, может быть, без мала.

Однако нужным увязать не счёл

Сию научную работу

И гибель моего отца.

Не сдвинулся я ни на йоту

В определении подлеца.

Там речь идёт про философский камень,

То есть такое чудо-вещество,

Которое, коль бросить его в пламень,

Иль применить какое колдовство,

Иль растворить его в каком составе,

То можно чёрные металлы или медь,

Соединив с полученным в расплаве,

Преобразить и злато возыметь.

— И почему ж не увязал?

Хотел злодей украсть

Златонесущий материал,

Хоть образец, хоть часть.

— Всё так, но он же не украл,

Притом он даже не пытался.

Я ж часто у отца бывал, —

Порядок прежний там остался.

Не видел я попыток кражи,

Шкаф с образцами под замком.

Взломать и не пытались даже.

Знакомился я с дневником,

Который аккуратно вёл отец,

Где написал, что сим экспериментам

Не виден в близком будущем конец.

Пока ж блуждание по компонентам.

Стефаний перебил: «В подвал спеша,

Лишь только мать твоя вбегала,

И ты, а боле ни одна душа

Порога не пересекала.

Все крики слышали нечеловечьи,

И лошади, да и цепные псы

Тряслись от страха, как хвосты овечьи.

На полминуты замерли часы!

Миров потусторонних представитель

Прорвал пространства или времени покров.

Он чьей-то злобной воли исполнитель?

Не знаем мы, ведь он же был таков.

Я думаю, за ним стоят те силы,

Что ведают запасом золота всего

И совершают подлые посылы,

Узрев угрозу для богатства своего».

Пилон кивнул: «Ведь есть теория такая,

Что если где-то вещество

Мы концентрируем, числом приумножая,

То будет где-то недочёт его.

И если золота у нас прибудет,

Там где-то станет не хватать.

Те парни очень беспокоятся, что будет,

Когда начнём мы злато получать».

Король сказал:

— Топорно излагаешь,

Но где-то, может быть, примерно так.

Как хорошо, что всё ты понимаешь, —

И подытожил: — К камню ни на шаг.

Ни делом и ни мыслью не пытайся

Шальное золото извлечь.

Они не парни, так что постарайся

Свою и близких жизнь беречь.

То золото, что нам дано природой,

Вольны мы целый век делить,

Лить украшенья, следуя за модой,

И после их красавицам дарить.

Мы можем золото убийством добывать,

На это наша воля.

На нашу суету им вовсе наплевать —

Не сунемся доколе.

Ну что ж, коль всё мы обсудили,

Тебя я больше не держу.

Иди домой, здоров будь или…

Сказать что хочешь, говори, я жду».

— Ваши величества, король и королева!

Коль мы уж все сегодня собрались…

Надеясь на себя не вызвать гнева…

— Без лишних слов изволь уж обойтись.

— Я буду краток. В жизни каждого мужчины

Вдруг наступает тот момент,

Когда не видит боле он причины

Не подписать заветный документ.

С той, что прекрасней всех на свете,

С той, за которую готов

Всегда во всём он быть в ответе,

И с ней делить и хлеб, и кров.

Он жизнь и смерть ей посвятит,

Пройдёт огонь, коль надо.

Он будет ей надёжный щит,

Она ж — его отрадой.

Любовь их верным будет пусть гарантом

Всех этих клятв, всех этих слов.