Бесплатный фрагмент - Олакрез

Как появилась эта книга

Я астрофизик. Имею в соавторстве с коллегами более 130 научных статей, пять монографий, книгу воспоминаний и небольшой сборник стихов. Как-то, разглядывая мои книги, внучка, которой исполнилось 6 лет, спросила:

— Деда, а ты можешь написать рассказ про меня?

Я задумался, но тут же вспомнил, что два года собирал и записывал разные её необычные выражения. Так родился первый рассказ этой книги. Дал почитать старшему брату, и тут же получил заказ написать рассказ о его внуке, которого все с любовью называли «маленький шкода». Для полноты изложения пришлось привлечь некоторые рассказы друзей, и кое-что взять из Интернета. Потом внучка попросила рассказать про моё детство. Пришлось рассказать и про это. Затем попросили написать рассказ о друзьях наших внуков. Снова пришлось кое-что вспомнить из своего детства. Дальше от внучки поступил заказ написать сказки о каких-нибудь животных. Решил объединить свои рассказы с познавательными историями. И снова помог Интернет. Вот так и родилась эта книга и её продолжение. Пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех авторов (к сожалению, безымянных), которые выкладывают в Интернет удивительные короткие (3—5 строчек) истории про детей и животных, а также прекрасные фотографии наших братьев меньших. В. Д. Вдовиченко

РАССКАЗЫ ПРО ДЕТЕЙ

Лизины перлы

(4—7 лет)

В одной большой стране, на самом берегу синего-синего моря, в небольшом посёлке, окружённом высокими стройными соснами и ожерельем из прозрачных озёр, живёт дружная семья — папа, мама и дочка Лиза. Скоро Лизе исполнится 7 лет, и осенью она пойдёт в школу. Она уже умеет читать и писать, знает много стихов и песенок, любит танцевать.

Сейчас она ходит в нулевой класс. Недавно комиссия проверяла всех детей, что они знают и умеют. Когда очередь дошла до Лизы, полная тётя спросила её:

— Как тебя зовут, девочка?

— Елизавета Алексеевна.

— А фамилию свою ты знаешь?

Лиза назвала фамилию.

Полная тётя довольно кивнула головой и спросила:

— А кем работает твой папа?

— Он мастер по всем рукам, — ответила Лиза.

— И что же он делает своими руками?

— Всякую ливернучую работу.

— Расскажи, пожалуйста, что ж это за работа такая, — добродушно улыбаясь, спросила полная тётя.

— Ну, папа сейчас строит дом. Когда стелил пол, он долго-долго всё вымеривал, чтобы щелей не было, потом прибивал и говорил: «Всё, тютелька в тютельку», — и звал маму посмотреть. А мама хвалила его и говорила: «Молодец, ливернучая работа».

— Ну, хорошо, — улыбнулась полная тётя, — А мама кем работает?

— Она передатчик.

— Передатчик? — переспросила полная тётя. — И что же она передаёт?

Лиза немного подумала и ответила:

— Ну, это когда два человека встречаются и говорят на разных языках, и не понимают друг друга, то мама передаёт им, что они хотели сказать друг другу.

— Ага, понятно, — закивала головой полная тётя. — А вот скажи, что ты делаешь в то время, когда папа работает?

— Я играю в соседней комнате и наблюдаю за ним боким взглядом.

— А ты помогаешь папе?

— Иногда.

— А маме помогаешь?

— Да, я помогаю мыть посуду, убирать мои игрушки, стирать мою одежду, помогаю кушать пирог.

— Ты всегда маме помогаешь?

— Да, всегда, только вчера не смогла помочь ей убираться в квартире?

— А почему?

— Мне некогда было. Я была очень занята.

— Чем же ты была занята?

— Я весь день сама себе помогала играться.

— А папа и мама играют с тобой?

— Да. Недавно шёл дождь и гремел гром. Папа спрятался под одеяло, трясётся от страха и тоненьким голосом кричит: «Ой — ё — ёй», а мама говорит: «Лиза, смотри, какой папа трусишка». Я стянула с папы одеяло и сказала ему: «Не так надо труситься. Вылазий, я сама тебе покажу, как надо труситься».

— А вы с папой и мамой ходите куда-нибудь гулять, в парк, в зоопарк, на карусели кататься?

— Да, мы ещё на море были и чаек кормили. Одна чайка подлетела ко мне совсем близко и так громко чайкнула, что я аж испугалась.

— Скажи, пожалуйста, а ты любишь рисовать?

— Да, очень, а ещё люблю лепить из пластилина.

— А ты принесла свои рисунки?

— Да, принесла.

Полная тётя посмотрела рисунки, похвалила их и, задержавшись на одном, спросила:

— А это чей портрет?

— Это портрет моего дедушки. Он звёзды читает. Я его ещё в детстве нарисовала, когда мне всего три года было.

— А что за книгу ты держала в руках?

— Эту книжку мой дедушка написал для меня и всех маленьких детей. В ней смешные рассказы и сказки про детей и разных животных.

— А ты уже умеешь читать?

— Да, умею.

— Ну-ка, прочти что-нибудь.

— Хорошо, — сказала Лиза, — Только дайте мне сначала немного воды попить.

— Тебе какой воды? Из-под крана?

— Нет, я больше люблю кипяточную воду.

Полная тётя налила в стакан воды из графина и подала Лизе.

Лиза отпила несколько глотков, поставила стакан на стол, открыла книгу и медленно начала читать. А полная тётя, улыбаясь и усаживаясь поудобнее рядом с родителями Лизы, принялась слушать.

Словарь Лизы

Мастер по всем рукам — мастер на все руки

Ливернучая работа — ювелирная работа

Мама передатчик — мама переводчик

Боким взглядом — боковым взглядом

Труситься — пугаться

Чайка чайкнула — чайка крикнула

Кипяточная вода — кипячёная вода

Выпускной утренник

(Рассказ написан по просьбе внука Артура)

Выпускной утренник средней группы в детском саду, проходил в присутствии родителей, бабушек и дедушек. После детских хороводов, плясок, стихов и песен воспитатели попросили родителей поделиться своими впечатлениями о качестве воспитания детей, а заодно рассказать какую-нибудь смешную историю про их чада. Все стесняются, мнутся, переговариваются между собой. Наконец встаёт бойкий мальчуган Артур и, оборачиваясь к маме, громко на весь зал призывает: «Мам, расскажи про щенка. Ну, расскажи!».

Мама встаёт и рассказывает следующую историю:

— Однажды к нам зашла моя знакомая из соседнего дома с небольшим щенком на руках. Пока мы разговаривали и пили чай на кухне, Артуру позволили поиграть с собачкой. Артур встал на четвереньки, стал корчить рожицы и дразнить щенка. Тот сначала пятился, пятился, а потом вдруг взял, да и визгливо тявкнул на Артура. Естественно Артур в ответ тоже тявкнул, вернее, гавкнул, да так громко, что щенок описался, обкакался и забился под диван. Там его стошнило, и он долго ещё скулил от страха.

Когда смех в зале немного умолк, мама Артура продолжила.

— Вообще, Артур у нас рос смышлёным, но очень неспокойным мальчиком. Едва научившись ходить, он с утра совершал вояж по всем комнатам, сбрасывая на пол всё, что попадалось под руку, и до чего он мог дотянуться. Вещи со столов и тумбочек пришлось убрать и попрятать по ящикам. Правда, ненадолго. Когда Артур подрос, он стал выворачивать ящики прямо на пол. Кроме того, ребёнок стал пытаться разбирать розетки, включать и выключать телевизор, утюг, компьютер и всё другое, что попадалось ему под руку. Конечно, много усилий в воспитании Артура вложили бабушка и дедушка.

Когда мы отучали нашего сына от горшка, обучать его писать в унитаз взялся дедушка. Надо сказать, что этому он научил внука довольно быстро. Но однажды, когда Артур пошёл в туалет, бабушка заметила, что он стоит, задрав голову, глядит в потолок, и писает на стену мимо унитаза. Бабушка ему и говорит:

— Артур, ты почему мимо писаешь?

А он отвечает:

— Ой, извини, я задумался.

— О чём же ты задумался? — спрашивает она его.

— Да вот детство своё вспоминаю, — отвечает он.

Зал снова рассмеялся. А Артур подбежал к своему дедушке и, дёргая его за руку, громко и скороговоркой заговорил, обращаясь к залу:

— Вот это мой дедушка, деда Гена. Он мой лучший друг. Он мне про всё рассказывает, учит рыбу ловить. Деда, расскажи, как мы с тобой ездили на рыбалку.

Пожилой грузный мужчина встал и, улыбаясь, начал рассказ.

— Да, было дело. Как-то взял я Артурчика на рыбалку. С нами был ещё Петрович — заядлый рыбак. Может голыми руками в речушке из-под камней и коряг за полчаса с десяток карасей наловить. Остановились мы на берегу озера. Вечерело. Машину поставили под раскидистым деревом, а сами стали снасти готовить к вечернему клёву. До наступления темноты Петрович поймал десятка два карасей, а мы с Артуром только одного. Остальное время учились насаживать червя на крючок да распутывали его снасти, которые он умудрялся ловко запутать при каждом броске, приговаривая: «Деда, я сам! Я сам». Тем не менее уху сварили, поели. Попили чай с дымком. Спать легли в спальниках на открытом воздухе. Долго любовались звёздным небом, слушали звонкую трещотку сверчков да свадебное пение лягушек. Утром проснулись с восходом солнца. Петрович был уже на берегу со снастями. Я уж было собрался присоединиться к нему, как вдруг Артур мне и говорит: «Деда, смотри, какая у нас машина стала красивая». Я оглянулся и чуть не выругался. Ночью на дереве ночевала большая стая ворон, и свой утренний туалет они совершили прямо на нашу машину. А птичий помёт очень трудно отмывается. Подогнал я машину к воде и часа два мы с Артуром вместо рыбалки драили её, пока не отмыли до состояния абсолютной чистоты. После мойки Артур посмотрел на машину и выдал:

— Ну вот, птички прилетят, посмотрят на нашу машину и скажут: «Какали, какали и всё зря!»

— Вот такая у нас получилась рыбалка, — под общий хохот родителей и детей закончил свой рассказ дедушка Артура. А Артур, обнимая деда за ноги, не умолкал:

— Я моего дедушку очень люблю, он меня всему-всему учит, я с ним уже шесть матерков выучил.

Зал замер в недоумении. Кто-то хихикнул в ладошку, а дедушка, краснея и смущаясь, произнёс:

— Да ты что, Артурчик, господь с тобой. Я и сам-то столько матерков не знаю.

— Ну, как же, вспоминай! Африка, Австралия, Америка… — бойко заговорил малыш.

Раздался взрыв хохота.

Тут и другие родители стали вспоминать смешные истории про своих детей.

Встала невысокая худощавая женщина и говорит:

— Сегодня, когда собирались на утренник, я крутилась перед зеркалом, примеряя новое платье. Дочка сидела на диване, и, болтая ногами, наблюдала за мной. Я задала ей вопрос: «Ну, как? Тебе нравится это платье?» А она мне вдруг говорит:

— Ой, мамочка, ты у меня такая красивая, ну, прямо как Дерьмовочка.

— Сказку про Дюймовочку мы с ней читали на прошлой неделе.

Зал снова разразился смехом.

Встал высокий мужчина, лет 30.

— Как-то мы с коллегой сидели у нас дома и в разговоре обронили фразу, что, дескать, какой-то там начальник пытается усидеть на двух стульях сразу. Рядом крутилась наша пятилетняя дочь Вероника. Она тут же потребовала, чтобы я объяснил ей смысл этой фразы. После неудачной попытки я понял, что ещё не готов доходчиво объяснить это ребёнку и бросил что-то такое, что, мол, «это нехорошо так сидеть и, вообще, отстань». Подумав 10 минут, ребёнок выдал следующее:

— Папа, я поняла, почему на 2-х стульях сидеть плохо… В попу будет дуть!!!

Когда смех утих, свой рассказ начала полная женщина:

— Однажды наша дочь что-то раскапризничалась, и я ей говорю:

— Да, Алёна, наверное, мы тебя избаловали. Придётся тебя наказать!

Так знаете, что она мне ответила?

— Как это? Вы избаловали, а наказывать меня!? Это несправедливо!

Снова взрыв хохота.

Встаёт пожилая женщина и, поправляя очки, начинает свой рассказ.

— Как-то сижу я перед телевизором, вяжу Антону тёплые носки, и краем глаза слежу за показом мод. В этот раз демонстрировали вечерние туалеты. Вдруг наш четырёхлетний Антон и спрашивает:

— Бабушка, а что такое вечерний туалет?

Я, не отрываясь от вязания, отвечаю:

— Ну, Антошка, представь, что девочка надевает своё самое нарядное платье, мальчик надевает свой самый красивый костюм…

Антон нетерпеливо перебивает меня:

— И что? Они идут вместе какать?

Снова взрыв хохота.

Продолжает полная женщина, с трудом поднимаясь со стула:

— Стою я с внуком как-то в канун 1 мая в супермаркете в очереди к кассе. Впереди нас молодая женщина. В корзине у неё много свёртков с едой и, в том числе, несколько коробок конфет. Молодая симпатичная девушка-кассир с удивлением спрашивает: «А зачем так много конфет?»

— Так ведь праздники же, будет много гостей, — отвечает молодая женщина с улыбкой.

Вслед за ней к кассе подходим мы с десятком рулонов туалетной бумаги. Решила запастись на месяц. Девушка-кассир опять с удивлением спрашивает: «А зачем так много туалетной бумаги?»

Мой внук опередил меня. Лукаво подняв вверх глаза, разведя руки в стороны и вздыхая, он ответил.

— Так ведь праздники же, будет много гостей.

Опять смех.

Встаёт высокий мужчина и, потирая широкими мускулистыми ладонями колени, начинает свой рассказ.

— Я сразу хочу извиниться за некоторые подробности. Я работаю на стройке и иногда в обед приходится перекусывать чем попало. Однажды по дороге на работу я купил бутылку кефира и пирожки с капустой и с ливером. Видимо что-то оказалось несвежее. Вечером дома меня стало мутить. Мы ожидали гостей, а мне становилось всё хуже и хуже.

«Да пойди ты в туалет, заложи два пальца в рот и тебе сразу станет легче», — сказала мне жена.

Я последовал её совету. Выпил полулитровую банку воды с марганцовкой, пошёл в туалет, встал там на колени и очистил желудок. Я не заметил, что за происходящим, через приоткрытую дверь, наблюдала наша четырёхлетняя дочь.

Она и говорит:

— Папа, ты неправильно какаешь. Ты что ли забыл, что какать надо попой, а не головой? Я тебе сейчас покажу, как надо какать.

Взрыв хохота в зале, а мужчина продолжает:

— Мне стало немного легче. Я умылся, переоделся. Жена накрыла на стол. Пришли гости и вот, когда все уже собрались, и расселись за праздничным столом, и подняли рюмки под первый тост, вдруг в комнату заходит наша дочь с детским горшком в руках, подходит ко мне и говорит:

— Папа, смотри, как надо какать, — и с детской непосредственностью открыла крышку горшка.

Стёкла в зале зазвенели от общего хохота.

Прощальный утренник затянулся до обеда и прошёл в оживлённой обстановке.

Из дедушкиных воспоминаний

Как-то однажды внучка меня спрашивает:

— Дедушка, а ты был маленьким?

— Конечно, был.

— А какие у тебя были игрушки? У тебя был ноутбук или хотя бы планшет Apple iPad 3 16 GB WiFi?

— Нет. Тогда у нас не было ни компьютеров, ни телевизоров, ни даже радио.

— Дедушка, а расскажи мне про своё детство.

— Это долго рассказывать. Когда ты подрастёшь, почитай мою книгу «Жизнь такая, какой она была», которую я подарил твоим родителям. Там всё подробно описано. Там найдёшь и сборник моих стихов, и другие мои книги.

— Ну хоть что-нибудь смешное.

— Смешное говоришь? Ну слушай. Но сначала я расскажу где, и в каких условиях я провёл детство.

Бабуськин дом

Когда в середине 1945-го вернулся с восточного фронта отец, наша семья переехала жить к бабушке.

Это была низенького роста полная женщина, совершенно безграмотная и очень набожная. По двору она ходила, немного переваливаясь с боку на бок.

Почему-то с первых же дней мы стали называть её бабуськой. Может оттого, что она с семьёй приехала из Украины. Я ещё не понимал, в какой тесноте жила наша семья.

Всё для меня казалось очень большим и, главное, доступным. Это и небольшая зелёная веранда с чуланом в конце, где, закрывшись украдкой, можно было порыться среди взрослых вещей; и просторный двор с собакой на цепи, которая вечно вычёсывала задней лапой своих блох то слева, то справа; и амбар с таинственным полумраком, разнообразной утварью и свисающими с балок остатками упряжи, сеновалом и каким-то особым букетом запахов скотины, зерна, сена и плесени… Небольшой навес с летней русской печью. Ещё один навес с туалетом, поленницами дров и погребом. Пустующее стойло для коровы. Большой куст сирени в палисаднике прямо под окном с гроздьями душистых цветов. А главное, примыкающий к дому сад в небольшом логу, с протекающим посередине арыком, который делил сад на две половины. Та, что ближе к хате, была засажена яблонями и кое-где вишней и сливой. Между деревьями были грядки с картошкой, огурцами, помидорами и другой зеленью. Вдоль узкой дорожки от хаты к ручью в два ряда густыми зарослями росли петушки с оранжевыми цветами. Пробегая ранним утром босиком по этой дорожке, мы охали и ахали от обжигающей свежести росы, искрящейся всеми цветами радуги на их длинных остроконечных листьях.

Вторая, дальняя, половина сада была в основном засажена клевером, который, благодаря хорошему поливу, буйствовал, и его косили два раза в год. Были на второй половине ещё два замечательных места. Это второй большой куст сирени, под которым иногда взрослые любили отдыхать, попивая бабуськину сливянку, и большой куст терновника, из плодов которого бабуська делала эту самую сливянку.

В первые тяжёлые послевоенные годы, когда хлеб выдавали по карточкам, очередь в хлебный магазин занимали с ночи. Ещё затемно взрослые поднимали детей, вели их к магазину, там кто-то химическим карандашом писал им на ладони двух или даже трёхзначный номер и после этого полусонных детей снова вели домой досыпать, а один из взрослых оставался следить, чтобы очередь не прерывалась, и не путались номера. По весне мы со старшим братом собирали большие букеты сирени и носили продавать их за копейки на трамвайную остановку. Основными покупателями были офицеры в красивой форме с начищенными до блеска сапогами. Летом мы с братом руками рвали траву в логу, набивали её в мешок и волоком тащили квартала два к тётке Чечелевой, у которой была корова, за что получали от неё пол-литра молока. От соседей слева через забор свисали ветки большой урючины, а также красного и белого тутовника. Мы с нетерпением ждали, когда на них наконец-то созреют плоды. Мы набивали ими карманы, складывали за пазуху и носились по саду за бабочками. По соседству справа проживала одинокая тётя Нюра. Первая, верхняя, часть нашего сада отделялась от её участка глиняным дувалом примерно метровой высоты. А границей для нижней части служили просто частые колючие заросли вишняка и терновника. За этой колючей живой изгородью росла огромная груша, и мы любили тайком лазить за её плодами, сняв с себя одежду, чтобы не порвать её, обдирая при этом в кровь живот, спину и руки.

Летом, в знойный полдень окна в доме закрывались ставнями и нас с братом укладывали спать. На пол, устланный полосатой дерюгой, бросали пару старых матрацев или пальто и две огромные подушки. Узкий солнечный луч, пробивавшийся в полумрак комнаты через крохотное отверстие в ставнях, как длинная спица искрился крохотными пылинками и упирался в противоположную стену. Изредка на ней появлялось перевёрнутое изображение редкого прохожего или проезжающей по улице телеги с лошадью, вызывая каждый раз у нас с братом любопытство и детское недоумение. В комнате стоял аромат душистых трав, в основном чабреца, душицы и мяты, разбросанных бабуськой по углам. Всё замирало в эти часы, и во дворе, и в доме. Тишину нарушало только несмолкаемое жужжание большой мухи, без устали носившейся по комнате из угла в угол. Глаза слипались, и мы засыпали безмятежным детским сном.

Из всех детских развлечений и игр в основном запомнились «чижик», «асыки», «лянга». Лянгу мастерски готовил мой старший брат. Он находил какую-нибудь небольшую гайку, старую монету или брал кусочек свинца, аккуратно плющил его и гвоздём пробивал в нём дырку. Затем брал ножницы и направлялся к нашей дворовой собаке, которую звали Пальма. Та, ещё издалека заметив его, уже начинала весело скулить, крутиться и прыгать. Трудно сказать, понимала ли она, с каким намерением шёл к ней брат. Самым большим достоинством Пальмы был её хвост, вернее кончик хвоста. При полном чёрном окрасе всего тела собаки он выделялся ослепительной белизной и мелькал по двору как солнечный зайчик. Брат осторожно, чтобы не поранить хвост собаке, отрезал большой клок шерсти, продевал его сквозь отверстие в гайке или кусочке свинца, туго затягивал и обрезал остатки. А чтобы тыльная часть лянги ещё и выглядела ровной и красивой, он её слегка подпаливал спичками. Иногда, для большей крепости, он с тыльной части забивал маленький клин из спички. Лянги брата были лучшими и самыми красивыми в округе. Недаром некоторые из соседских мальчишек, например, Шилов, не раз хотели тайком обрезать хвост нашей Пальме. На лянгу брата можно было выменять с десяток асыков или даже хорошую саку — ровный крупный асык с отшливованными боками и отверстиями, залитыми свинцом. Сакой юрились и разбивали кон. От неё многое зависело в игре в асыки. Отец замечал обрезанный хвост Пальмы и сердито ворчал: «Опять собакам хвосты крутили. Лучше бы по дому помогли».

О том, как я хотел вырезать аппендикс у кота

С раннего детства я страдал от зубной боли. Помню, часами я прикладывал тёплую грелку к щеке и ходил по комнате, издавая стонущие звуки. И хотя наша мама сама была зубным врачом, она ничего не могла поделать со слабой, разрушающейся от плохого питания, моей зубной эмалью. Она часто брала меня с собой в поликлинику, сверлила мне зубы, накладывала очередную пломбу и отпускала гулять под присмотром медсестёр или нянечек. Меня знала вся поликлиника. Медсёстры передавали меня из рук в руки. Я ходил с ними по кабинетам и этажам, рассматривал красочные медицинские плакаты, слушал их объяснения, спускался даже в тёмный и сырой подвал, где хранилось всякое старое оборудование.

Не помню уж, как и от кого, но в шесть — семь лет я уже прекрасно понимал, что аппендикс — это орган, а аппендицит — болезнь, и чем эта болезнь грозит в случае обострения. Я знал, с какой стороны и где располагается аппендикс. Перед глазами были какие-то цветные плакаты с разрезами брюшины и с растяжкой мышц. Я знал, что такое местная анестезия и наркоз. Не могу точно назвать свой возраст в это время, но хорошо знаю, что мне ещё не исполнилось 8 лет, а в моей голове стал зреть грандиозный план — вырезать аппендикс у моего любимого кота, дабы он случайно не заболел аппендицитом и не умер. Я постепенно стал готовиться к осуществлению моего плана. Первое, что я сделал, это уложил кота на спину и, по очереди раздвигая лапы, обрисовал на доске его контур. В намеченных местах я вбил гвозди, к которым планировал привязать лапы кота на тот случай, если он будет сильно дёргаться. Постепенно в моём тайнике под большим навесом стали появляться шприц, пинцет, скальпель, фиксирующие зажимы, старый бритвенный станок отца, чтобы побрить перед операцией коту брюшко, ну и, конечно же, йод, вата и бинты. Не хватало только эфира для наркоза. Я тогда ещё не умел читать, но прекрасно уже знал в каких флаконах с притёртой пробкой, и в каких закрытых стеклянных шкафах хранится эта жидкость со столь специфическим запахом. А время шло. Я обнимал и ласкал своего кота, уговаривая его ещё немного подождать. Не помню уж как обнаружили мой тайник, но, когда взрослые увидели его содержимое, они сразу же поняли, что это моих рук дело. Отец, крепко держа меня за шкирку, и крутя перед моим носом уже изрядно заржавевшим его бритвенным станком, предложил выбор:

— Или ты немедленно рассказываешь, зачем ты это всё собирал, или получаешь хорошую порку, а потом во всём признаешься.

Если уж всё равно признаваться, так лучше без порки. И я, глотая слёзы, стал объяснять, как сильно я люблю нашего кота, и как хотел спасти его от аппендицита, чтобы он прожил вместе с нами ещё много-много лет. Отец крепко выругался и со словами, брошенными в сторону матери, «Это всё твоё воспитание», вышел во двор, прихватив коробку со всеми моими запасами. Больше я их никогда не видел. А мать обняла меня и стала успокаивать. Она в двух словах указала мне на мою самую большую ошибку, объяснив, что у животных не бывает аппендицита, потому что их строение отличается от строения человека, по крайней мере, именно в этой части тела.

Как мы с бабуськой выводили блох у кота

Однажды в конце весны в нашем доме появился ещё один кот. Его подарила нашей маме известная артистка, вернувшись с гастролей по Сибири. Кот был огромный, пушистый и белоснежный. Но мне он не понравился, так как постоянно беспричинно жалобно мяукал и задирал моего любимца. С первого дня он вёл себя во дворе как хозяин, даже прогонял Пальму от её миски. Видимо поэтому у него и завелись от неё блохи. Смешно было на них смотреть, когда Пальма, сидя на хвосте и высунув красный язык, чешет задней лапой то один, то другой бок, искоса поглядывая на нового кота, который невдалеке также часами мог чесать себя то за одним, то за другим ухом, при этом жалобно мяукая. Видимо Пальму это раздражало, потому что она иногда вдруг с громким лаем бросалась на кота, а тот, отпрыгнув на безопасное расстояние, продолжал заниматься своим делом, теперь уже не обращая никакого внимания на крутящуюся на цепи всего в нескольких сантиметрах от него Пальму. Наконец Пальма уставала и снова садилась чесать блох рядом с котом.

К Пальме мы уже привыкли, а вот кота от блох мы решили избавить. Вопрос — кто мы? Конечно же — я и бабуська. Старый да малый. Бабуська обошла всех соседей в поисках рецепта от блох и в первую очередь, конечно, навестила тётю Нюру. К обеду план созрел. Зная, что кот норовистый, мы первым делом связали ему лапы. Затем налили в тазик керосина. Держа кота за лапы, обмакнули его всего в керосин. При этом кот орал так, что даже Пальма с испуга забилась в конуру и жалобно скулила оттуда. Затем мы плотно завернули кота в какую-то дерюгу, оставив свободными только глаза и кончик носа, и уложили греться на солнышке, чтобы он случайно не простыл. Кот успокоился и тихо пролежал примерно около часа.

— О! Видишь, — сказала бабуська, — спит себе, и блохи больше не тревожат. Видимо задохлись.

Через час мы развернули кота. Он был ещё мокрый от керосина. Кот отряхнулся, подёргал лапками и направился греться дальше на солнцепёк. В тот день он вёл себя смирно, и мы вскоре забыли про него. На следующий день, когда мы с бабуськой снова остались одни, моё внимание вдруг привлекли её громкие крики:

— А ну, геть отсель, уродливая скотина. И откель ты только взялся такой.

Я выбежал во двор и первое, что увидел — это склонившуюся бабуську, пытавшуюся кого-то то ли поймать, то ли прогнать. Обежав её, я увидел абсолютно голого и худого как ощипанный воробей, нашего кота, которого бабуська сослепу не признала. Тот жалобно мяукал. На худом, без единой шерстинки теле, кожа была серой и покрыта от холода мурашками. Видимо, керосин не только избавил кота от блох, но и в буквальном смысле раздел его догола. Наконец, бабуська признала кота и поняла, что с ним произошло.

— И шо теперь с ним делать? Трусы ему шить, што-ли? — Она в сердцах сплюнула, швырнула наземь полотенце и со словами: «Ах, ты бисова дура! Я ж тебе покажу, как блох выводить. Сама у меня голая по улицам бегать будешь», — она направилась к тёте Нюре выяснять отношения. А кот, которого в этом дворе и Пальма, и куры, и гуси считали самым красивым и важным, хоть и немного своенравным, не вынес такого позора и через два дня исчез.

«Медицинский работник»

В 1946 году, собираясь в школу, в первый класс, мой старший брат как-то сказал бабуське:

— Ох, бабуська! Скоро мы так заживём!

— Это с чего же? А? — спросила она его.

— Ну, как же. Я скоро пойду в школу и буду каждый день приносить пятёрки. Нам теперь на всё хватит, — отвечал брат.

По своей наивности он считал, что детям в школе за хорошую учёбу, так же, как и взрослым за работу, платят деньги, только в меньшем размере от 1 до 5 рублей. А если помножить на число предметов?

Когда я пошёл в школу, моим самым заветным желанием было научиться читать и затем научить читать и писать бабуську, которая, листая газеты и тяжело вздыхая, часто приговаривала: «Эх, если бы мне грамотой овладеть…».

После окончания первого класса, научившись довольно сносно читать, я решил, что настало время для осуществления моего замысла — научить бабуську читать, тем более что впереди у нас было целое лето.

В то время мы получали две газеты: «Казахстанскую правду» и «Медицинский работник». Для своей цели я выбрал «Медицинский работник» и, щадя уже изрядно ослабевшие глаза бабуськи, стал с ней разучивать крупные буквы заголовка. Первоначально дело шло медленно. Бабуська часто отвлекалась на домашние хлопоты, возвращаясь, не помнила названия букв, но постепенно шаг за шагом она всё увереннее и увереннее называла буквы, находила правильные их сочетания в слогах и, наконец, без запинки самостоятельно прочитала первое слово — Ме-ди-цин-ский. Я был на седьмом небе, и мне стоило огромного усилия, чтобы не похвалиться своими успехами перед взрослыми. Мы начали изучать второе слово. Недели через две бабуська уверенно прочитала по слогам и его. Но за эти две недели она забыла почти все буквы первого слова. Я снова терпеливо стал разучивать с ней буквы, но теперь уже обоих слов вместе. Ещё две недели и, наконец, вот он — долгожданный успех. Бабуська уверенно водя заскорузлым пальцем по заголовку, прочитала по слогам оба слова. Я уговорил её испечь по этому поводу скромный пирог и вечером за ужином мы с ней торжественно объявили о наших успехах. Все, во-первых, очень удивились нашей скрытности и, во-вторых, попросили продемонстрировать, что же бабуська прочтёт. Мы положили газету на стол, и бабуська в глубокой тишине прочитала по слогам: «МЕ-ДИ-ЦИН-СКИЙ РА-БОТ-НИК». Все захлопали в ладоши. Бабуська утёрла набежавшие слёзы и подала на стол пирог. Когда пирог разрезали и стали пить чай, отец достал свою газету «Казахстанская правда», расстелил её на столе и попросил: «А, ну-ка, это прочти». Я не успел предупредить, что мы ещё не все буквы выучили, как бабуська, уверенно ведя пальцем по заголовку, громко прочитала: «Ме-ди-цин-ский ра-бот-ник».

На секунду за столом воцарилась тишина. Я выскочил из-за стола и выбежал на веранду. Меня душила обида. Почти два месяца летних каникул ушли коту под хвост. Приближалась гроза. Низкие лохматые тучи освещались всполохами молний, грохотал гром. Крупные капли зашуршали по камышитовой крыше и листве деревьев. В воздухе запахло влажной пылью. Я спустился во двор и капли дождя смешались со слезами маленького мальчика, испытавшего в своей жизни первое серьёзное разочарование.

Первые оладьи

Я во всём стремился подражать моему старшему брату. Учитывая, что наша мама большую часть времени проводила на работе, он рано научился готовить супы, борщ, варить каши, жарить картошку. Но самую большую зависть у меня вызывало то, что он умел печь прекрасные пышные оладьи. Я просто мечтал как-нибудь проверить себя на этом поприще. И вот однажды летом представился такой случай. Родители ушли в театр и должны были вернуться поздно. Старшего брата тоже не было дома. Мне оставили для присмотра моего двоюродного брата, который был младше меня на 9 лет. И конечно, я как старший по отношению к нему, решил побаловать его оладьями, так же как мой брат иногда баловал меня. Развести муку и приготовить жидкое тесто для оладий — было несложно. Все пропорции я примерно знал, так как брат при мне смешивал всё на глазок. В последний момент я вспомнил, что для пышности он добавлял в тесто немного соды. Дома я соды не нашёл и пошёл за ней к соседям. Те спросили меня, сколько же соды мне нужно. Я, подумав, решил, если кашу маслом не испортить, то, наверное, и оладьи получатся тем пышнее, чем больше соды будет в тесте. Я взял у них полную столовую ложку соды, высыпал в тесто, не забыв при этом и про сахар, чтобы оладьи были сладкими. Через полчаса со сковородки как с конвейера на стол стали поступать румяные и пышные оладьи. Я был просто вне себя от счастья. Брат стал канючить, чтобы дать ему попробовать, но я строго, подражая моему старшему брату, велел подождать, пока не испекутся все оладьи. Через час на столе стояли две тарелки с румяными, пышными оладьями — одна для нас с братом, другая для родителей.

«Вот удивятся, — думал я, наверное, скажут: «Вот дождались, и младший сын стал самостоятельным».

С такими мыслями я согрел чай и посадил младшего брата за стол. Но, попробовав один оладушек, он отказался больше есть, сказав, что они слишком приторные. Я тоже попробовал и согласился с ним, решив, что чуть-чуть переборщил с сахаром. Попив чай с хлебом и вареньем, мы пошли спать на веранду. На веранде под ногами крутился трёхмесячный щенок Джульбарс. На вид он был из породистых овчарок, сам крупный, с толстыми лапами. Я дал ему один оладушек — он с жадностью проглотил его, затем другой, третий и так всю тарелку. «Наконец-то, хоть кто-то по-настоящему оценил моё кулинарное искусство», — подумал я, укладываясь на кровать. Родители вернулись, когда мы уже спали крепким сном. Мать, увидев на столе тарелку с румяными оладьями, удивилась: «Смотри, — сказала она отцу, — уже и младший научился печь оладьи».

Она попробовала один и, сплюнув, кинулась на веранду проверять, живы ли мы. Мама сразу же поняла, что в тесте было слишком много соды. Но, прислушавшись к нашему ровному дыханию, она успокоилась. Рано утром нас бесцеремонно разбудил отец.

— А ну-ка, кулинары, вставайте живей и убирайте веранду, пока соседи не проснулись.

Я, ничего не понимая, вскочил и стал оглядывать веранду. От моих оладий Джульбарса капитально пронесло, и он, переходя с места на место, всю ночь освобождался от них, не оставив на веранде практически свободного места.

Макс и Муся, Максим и Маруся

— Дедушка, а у тебя были друзья?

— Конечно были.

— А расскажи мне о них.

— Ну, что ж, слушай.

Недалеко от нас был небольшой район из новых многоэтажных домов. В одном таком доме, в одном подъезде и на одном этаже жили мальчик и девочка. Им было по 6 лет, ходили они в один садик и в одну группу. Мальчика звали Максим, но все его звали просто Макс. Это был очень подвижный, иногда задиристый, весёлый и смекалистый черноволосый мальчик, любящий всем задавать различные вопросы. А девочку звали Маруся. Она была полной противоположностью Максиму — тихая, белокурая, немного грустноватая. Их семьи недавно въехали в этот дом и родители Максима и Маруси ещё плохо были знакомы друг с другом.

Дети быстро подружились. И хотя во дворе их редко видели вместе, так как каждый играл со своей детской компанией, но Максим никогда не упускал из вида Марусю, и стоило какому-нибудь мальчишке обидеть её, как Максим коршуном налетал на него и изо всех сил начинал мутузить обидчика. А Маруся, наблюдая за дракой мальчишек, скромно стояла в стороне, прижав к детской груди игрушку. Потом она подходила к Максиму, помогала ему отряхнуться, и нежно дотрагиваясь до его ссадин, тихо спрашивала: «Тебе больно?»

— А, ничего. Папа говорит: «До свадьбы заживёт», — весело отвечал Максим.

— А когда свадьба? — как-то спросила Маруся.

— Я ещё не знаю, — ответил Максим. — Мы сейчас ремонт делаем. Надоел он нам всем. Долго тянется. Вчера помогал папе полку вешать, а она сорвалась и мне по голове как трахнет. Во, смотри, шишка какая. А папа опять говорит: «Ничего, терпи, казак, атаманом станешь». А я его спрашиваю:

— Пап, а когда ремонт закончится мне сколько лет будет?

Папа рассмеялся и говорит:

— Смотря как будешь помогать. А чего это тебя так волнует?

Я ему и говорю:

— А я смогу тогда жениться?

Папа рассмеялся ещё сильнее и спрашивает:

— А ты, что, уже жениться хочешь?

Я говорю:

— Да. Тогда у меня много детей будет, и они тебе вместо меня будут помогать заканчивать ремонт.

Тут уже мама рассмеялась и спрашивает меня:

— А ты-то что тогда делать будешь?

— Я им отвечаю: «А я атаманом буду и буду вами командовать».

* * *

Однажды мама Максима задержалась на работе и пришла в садик за Максимом, когда всех детей уже забрали родители. Максим сидел в раздевалке грустный и между ним и воспитательницей, по-видимому, произошёл серьёзный разговор. Когда мама Максима вошла, извиняясь за опоздание, воспитательница вкратце рассказала ей, что Максим подрался с Марусей. Из-за чего произошла ссора она так и не поняла, так как оба ребёнка упорно молчали.

«Вы уж, пожалуйста, поговорите с ним», — сказала воспитательница, выходя из раздевалки. В коридоре она прислушалась, как мама Максима отчитывает его:

— Как ты мог, как ты мог побить девочку? Никогда, слышишь, никогда не бей девочек. Они будущие женщины. Ты помнишь, что говорил твой папа? Женщину нельзя ударить даже цветком.

Воспитательница, стоя за дверью, довольно кивала головой. Удаляясь по коридору, она не расслышала, что пробурчал в ответ Максим. Но до её чуткого уха донёсся возмущённый голос мамы Максима:

— Ну и что, что она тебя укусила? Ну и что? И тебе надо было её укусить, — и через небольшую паузу, видимо, спохватившись, что сказала что-то не то, добавила, — Но бить девочку это последнее дело.

Однако для родителей Маруси эта ссора прошла как-то незаметно. На следующий день Максим вышел из квартиры, чтобы вынести мусор и увидел на ступеньках Марусю, утирающую слёзы.

— Ты чего здесь сидишь и плачешь? — спросил он её.

— Да вот тоже мусор пошла выносить да задержалась. Сижу и слушаю, как твоя мама громко ругает тебя. Даже в подъезде слышно. Это несправедливо. Ты очень хороший.

— Да с чего ты взяла, что она меня ругает?

— Да я сама слышала, как она кричала: «Макс, ну, сколько можно? Ты опять нагадил на коврик! Сколько это будет продолжаться? Вот тебе по ушам. Кормить тебя больше не буду, если ты не прекратишь».

Максим рассмеялся.

— Так это она не меня ругала, а нашего кота. Это я его назвал Максом. Мы его купили перед самым переездом. Говорят, что, когда въезжаешь в новый дом, надо в него сначала кота пустить и посмотреть, где он ляжет.

— Ну и где он лёг? — уже весело спросила Маруся.

— А нигде. Он весь день ходил за нами и просил есть. Ох, и обжора. Мы с папой купили его в Зоомагазине. Первый раз мы увидели его за витриной поздно вечером, и он мне очень понравился. Он был очень похож на нашего старого кота, которого мы все очень любили. Но магазин закрывался и нам сказали, чтобы мы пришли на следующий день. Папа только успел спросить, сколько он стоит. Нам сказали, что тридцать рублей. Вечером мама с папой долго спорили брать или не брать. Мама решила, что это очень дорого. Но мы с папой уговорили её. А утром, когда мы с папой пришли за ним, продавец сказал, что этот кот стоит уже 80 рублей. Папа стал возмущаться:

— Почему вчера вечером он стоил 30 рублей, а сегодня уже 80?

Продавец сердито ответил: «Да потому, что ночью он открыл клетку и выпустил на волю говорящего попугая, который стоил 50 рублей».

— Папа ещё повозмущался немного, но я его всё же уговорил.

— Так твоя мама за это его не любит?

— Да нет. Мы с папой ей про это решили не говорить. Вообще-то он оказался очень умный. Все свои кошачьи проблемы делает прямо в унитаз. Наверное, старые хозяева его научили. Сядет на край унитаза, немного помостится, задерёт хвост трубой, морду умную состроит, как у академика, глаза вытаращит, смотрит куда-то в сторону и вверх, и делает своё дело… Культурно так… Мы, когда первый раз увидели, просто удивились [2].

Вот только пока бумагой ещё не умеет пользоваться и воду не спускает.