Бесплатный фрагмент - Сказки для самых маленьких

Сказ о Моли

И прадедов скрипкой

Гордился твой род…

О. Мандельштам

26.10.1932

Из всех молиных семейств, которые проживали в доме Кугелей, в Большом арбатском переулке, семейство бе Моллей, жившее в пианино, считалось самым уважаемым и почтенным. И тому было множество оснований. Во-первых, оно было самым древним — пианино, носившее гордое наименование «антиквариат» и золотые буквы на крышке, было сделано в конце позапрошлого века, а это значит, что предки бе Моллей поселились там больше стапятидесяти лет назад. Во-вторых, никто другой не мог похвалиться тем, что питается такой же изысканнейшей и редчайшей пищей — фетром, изготовленным еще до революции. В-третьих, все бе Молли были тонкими знатоками и ценителями музыки, ибо рождались и умирали буквально в самом ее сосредоточии. Культура.

Семья Мольских, поселившаяся среди шляп, считала, что они ничем не уступают семье из пианино. Нынешний глава семейства со своей супругой и детьми занимал старинную шляпку довоенных времен. А его родной брат — редкую по красоте и вкусу привозную польскую. Бабочки из обоих семейств часто вступали в браки между собой, и никого не приглашали на балы в пианино чаще, чем Мольских. Однако ни то, ни другое семейство не могло забыть о тонкой, неуловимой разнице, которая существовала между ними. И хотя бе Молли ни словом, ни делом не напоминали о ней, Мольские постоянно ощущали, что они лишь вторые.

Впрочем, семейству почтенных Моллеров, обитавших в пальто, эти тонкости были недоступны. Моллеры честно трудились, поедая простое грубое сукно и выращивая свое многочисленное потомство. Их жилище не было столь долговечным и изысканным, и звуки музыки почти не долетали туда, приглушенные двумя дверями и просторным коридором. «Знай, бабочка, свой шесток», — любил говорить старый Моллер, и, каждый раз, встретив кого-нибудь из бе Моллей или Мольских, склонялся в глубоком почтительном поклоне.

Неизвестно, как относилась к бе Моллям семья Молескиных, которая занимала второй ящик комода, где хранилось все для рукоделия. Во всяком случае, к самим Молескиным относились весьма настороженно. Как всякая богема, члены этого семейства были взбалмошены и непредсказуемы. Они жили среди лоскутов и ниток всех цветов радуги, а их пища представляла собой причудливую смесь из дешевых и дорогих, ординарных и экзотических материй. Шепотом говорили, что они злоупотребляют нитками из конопли, но это были лишь слухи.

И уж совсем никто ни в грош не ставил Моляшкиных и Молишкиных. «И не говорите мне о них, — как-то раз сказала жена молодого Ремоля бе Молля, не так давно сменившая фамилию и переехавшая в пианино. — Как можно так жить! Я удавилась бы, если б родилась в валенке или в носке!» Стоит ли говорить, что никогда ни один из членов этих семей не был зван на бал. Мольские и бе Молли (а иногда и кто-нибудь из Моллеров или Молескиных) радостно предвкушали очередной праздник. Молодые же бабочки Моляшкины вздыхали, услышав музыку, и прекрасные звуки будили в них мечты, которым (они знали это слишком хорошо) не суждено было сбыться никогда.

А балы, которые примерно раз в неделю устраивали бе Молли, действительно были великолепны. Старики угощались фетром столетней выдержки и спорили о тончайших оттенках вкуса. Молодежь же порхала среди гудящих струн под звуки вальса, польки или джаза.

Как хорош был принц Ламоль! Он танцевал лучше всех в зале, и никто не мог сравниться с ним в смелости и широте полета.

А его невеста Молетта! Она была похожа на сказочную фею в своем серебристом платье, которое искрилось и мерцало в лучах света, пробивавшихся через открытую крышку пианино.

— Милый Ламоль, это похоже на сказку, на сон! — лепетала счастливая Молетта, танцуя в объятиях принца.

— Нет, моя дорогая, это вы похожи на сон, на сказку! Таких как вы не бывает! — отвечал ей влюбленный принц.

А музыка лилась, лучи света трепетали как струны под рукой пианиста, и все были абсолютно счастливы. Даже Моляшкины и Молишкины, ибо, как известно, и простой моли дозволяется слушать звуки королевского пианино.

О чудный прекрасный мир! Возможно ли, чтобы когда-нибудь ему настал конец!? Возможно ли даже помыслить об этом!?

И тем не менее, однажды это случилось.

Великаны, которые по странной случайности разделяли с молью дом, постоянно напоминали о своем существовании. Они топали, издавали громоподобные звуки (некоторые из ученых бе Моллей предполагали, что таким образом великаны общаются друг с другом), двигали мебель. Бе Молли, как впрочем и другие семейства, давно привыкли к ним, как к шуму дождя или ветра за окном. И никто (за исключением Моляшкиных и Молишкиных) не придавал великанам особого значения. Ни один великан никогда не покушался на святая святых — старинное пианино. (Другое дело — старые носки, но об этом мы расскажем позже.) Тем более ужасным для бе Моллей стал тот день, когда они проснулись от того, что в их укромные, уютные покои под клавишами хлынул свет. Передняя деревянная панель пианино, всегда защищавшая бе Моллей от внешнего мира, эта гигантская, величественная стена пропала!

— Что это?! Что такое! — слышались растерянные возгласы.

— Что происходит?

— Катастрофа!

— Мы погибнем?

И перекрывая весь этот невнятный робкий хор прогремел голос главы рода — Симоля бе Молля:

— Кто посмел?!!

Отважный принц Ламоль с небольшим отрядом храбрецов прокрался к обнажившемуся краю мира и посмотрел вверх — в бездну. Через минуту он с сумасшедшей скоростью несся обратно, крича на ходу:

— Спасайтесь! Уходите отсюда все! Скорее!

Даже под густым слоем пудры было видно, как он побледнел. Началась паника. Все многочисленное семейство бе Моллей хватало вещи, детей, и пыталось выбраться наружу — прочь из любимого и совсем недавно такого надежного дома.

— Я никуда не пойду! — бушевал Симоль бе Молль. — Это дом моих предков! Я не дам разрушить его этим дикарям, этим отвратительным великанам!

— Отец, вы ничего не сможете сделать. Прошу вас, идемте с нами! Нам нужна ваша помощь, — увещевал его принц Ламоль.

Но старик продолжал упорствовать, тогда Ламоль и его братья подхватили старика под лапки и повлекли его к запасному выходу под клавишами пианино. Внезапная мысль обожгла Ламоля.

— Где Молетта?! — крикнул он.

Но никто не мог ему ответить. Оставив отца на попечение братьев, он ринулся обратно.

Стены их дома трещали, потолок ходил ходуном. Великаны громыхали где-то совсем рядом. Под ля бемолем второй октавы он наконец-то нашел ее. Молетта забилась так глубоко под клавишу как могла, слезы ужаса текли по ее лицу.

— Ламоль! — воскликнула она, увидев принца.

— Дорогая моя, вы живы! Какое счастье!

В этот миг кто-то из великанов сорвал потолок.

Полуослепшие и наполовину оглохшие, они прижались друг к другу.

— Что нам делать? Что делать? — все повторяла несчастная Молетта.

— Послушайте меня. Возьмите меня за лапку, и как только я скажу — летите изо всех сил. Это наш единственный шанс. Эти великаны не очень-то проворные.

Великаны тем временем начали крушить клавиши. Они поднимали и выдирали их прочь, одну за другой.

— Готовьтесь, — прошептал принц Молетте. — Сейчас… Летим!

И Молетта оттолкнулась от пола и отчаянно замахала крыльями, не выпуская лапки Ламоля из своей. Она увидела только огромные отростки, которые отходили от чего-то похожего на исполинский ствол, обтянутый тканью, а потом что-то невероятное, сверкающее, как колоссальный сапфир.

«О боги, неужели это глаз», — подумала Молетта, едва не теряя сознание от ужаса.

— О…И..Е…Э…О…О, — загромыхал великан. Огромный ствол с отростками поднялся, чтобы расплющить ее и Ламоля — но мимо. Они были живы и улетали прочь! Великан промахнулся!

Запыхавшиеся, все в слезах, они наши укрытие под диваном. Долгое время Молетта не могла ни о чем говорить. Она заламывала лапки и издавала такие душераздирающие стоны, что если бы под диваном были камни, они вполне могли бы расплакаться. Принц Ламоль ходил вперед-назад, как тигр в клетке. Глубокая складка перерезала его лоб, мысли, одна мрачней другой, терзали его сердце. Где его отец с братьями, где его родичи и друзья, чем прокормить его народ и, самое главное, где они теперь будут жить? Несколько раз он порывался покинуть укрытие и отправиться на поиски уцелевших бе Моллей, но Молетта слезами, лапками и разумными доводами удерживала его.

— Вы идете на верную гибель! Подумайте, о друг мой, что станется со мной, если вы не вернетесь?!

И лишь когда великаны наконец-то ушли, а в комнате воцарилась благословенная темнота, Молетта отпустила своего жениха.

— Летите, мой принц, исполните свой долг. И помните, что бы ни случилось, я люблю вас больше всех на свете…

Когда принц исчез в ночи, она шепотом добавила:

— и что на всем белом свете у меня больше никого не осталось…

Принц Ламоль летал так много часов, что его крылышки двигались с трудом. Он звал своих родичей так долго, что охрип. В молчании отчаянья он долетел до рамы картины и сел на нее, чтобы передохнуть. И тут принц услышал тихие голоса, переговаривающиеся за холстом.

— Может, мы могли бы жить здесь?

— Ах, оставьте, разве вы не знаете, что мы не можем есть хлопок и полиэстр? К тому же здесь все отравлено краской.

— Что же теперь делать?! Какое несчастье, что принц погиб!

— Друзья! Братья! — закричал Ламоль, и метнулся за картину.

Они все были там — его отец, его братья, его друзья и соседи.

— Ламоль!

— Ты жив!

— Я не верю своим глазам!

— О сын мой, сын мой… — старый отец обнял Ламоля первым, после чего его примеру последовали все остальные. Когда Ламоль немного пришел в себя после бурных изъявлений родственных и дружеских чувств, он спросил, точнее просипел полузадушенный:

— Как вы здесь оказались? И как вы терпите эту вонь?!

— Кто-то из наших первым забился сюда — остальные просто последовали за ним. Но мы не видели, как ты покинул пианино, и решили, что ты погиб, — ответил ему Ремоль.

— Мы с Молеттой… О, боже мой, Молетта! Она ведь сидит там в темноте совершенно одна! Отец! Ремоль! Фамоль! Уйдем из этого места! Мы нашли укрытие получше! Там нет этого ужасного запаха, и гораздо просторнее.

Замученных отвратительным запахом (жена Ремоля непрестанно повторяла — «Мне плохо! Это невыносимо!») бе Моллей не пришлось долго уговаривать, и вскоре весь клан был готов к вылету.

Какое облегчение и радость испытала Молетта, когда, вглядываясь в темноту до боли в глазах несколько часов кряду, она наконец-то увидела легкие силуэты своего жениха и сопровождавших его молей!

— Вы живы! Слава богу!

Ламоль поцеловал ей лапку, а потом, мягко отстранившись, обратился к своему народу:

— Друзья! Братья! В этот страшный день я обращаюсь к вам, и мое сердце кровоточит так же как и ваше! Мы лишились всего — нашего дома, нашей Родины… Отвратительные, мерзкие великаны напали на нас так внезапно… Однако не к чему лить слезы! Нам потребуется все наше мужество и стойкость! А кроме того — еда и отдых.

Отец, прошу вас, разошлите немедленно посольства в Шляпы к Мольским, в Пальто к Моллерам и в Комод к Молескинам с просьбой о крове и пище.

— Отличная идея, мой сын, — проговорил старый Симоль бе Моль. — Однако я полагаю, что как только Мольские или Моллеры прослышат о той страшной беде, которая с нами приключилась, они придут сюда сами, умоляя нас принять от них помощь.

— Отец, у нас нет времени ждать, когда они это узнают, — мягко сказал Ламоль. — Я готов отправиться в сей же час!

— Что ж, Ламоль, ты всегда был излишне тороплив… Отправляйся куда хочешь и к кому хочешь. А я останусь здесь, — с этими словами предводитель бе Моллей отвернулся от сына и заковылял куда-то в сторону — очевидно, желая отдохнуть.

Принц Ламоль смотрел ему вслед, и вновь тяжелая складка залегла между его бровей. Потом он повернулся к братьям.

— Ремоль, Фамоль, возьмите по десятку молей и отправляйтесь немедленно! Ремоль — к Моллерам, Фамоль — к Молескиным. Я полечу к Мольским. И будьте помягче! Помните, вы не можете ничего требовать — только просить! Вся надежда наших женщин и детей на вас.

Братья обнялись и, собрав свои отряды, разлетелись в разные стороны.

Ламоль много раз гостил у Мольских. Бывыл он и на приемах в той самой знаменитой довоенной шляпке, которую занимал Мойль Мольский — глава рода Мольских. Однако никогда раньше при виде шляпной полки он не ощущал такую тревогу в сердце, как сейчас.

— Принц Ламоль бе Молль, — торжественно объявил камердинер, и Ламоль с прямой спиной, чеканя шаг, вошел в зал, где его согласился принять сам Мойль Мольский.

— Добрый вечер, господин Мойль, — сказал принц, поклонившись.

— О, принц Ламоль! Заходите, мой дорогой, заходите и, прошу вас, без церемоний.

Старый Мольский сидел в мягком шерстяном кресле (очень удобно, если ты вдруг проголодаешься), он был один. Предложив Ламолю другое точно такое же кресло, господин Мойль уставился на него поверх сложенных домиком лап.

— Итак? — спросил он, и Ламоль понял, что старику уже все известно. Тем не менее Ламоль начал говорить то, что старый Мольский, по-видимому, ждал от него услышать.

— Нас постигла ужасная катастрофа. Сегодня утром великаны вероломно напали на наш дом. Мы были вынуждены бежать, спасая свои жизни. Естественно, мы не успели ничего взять с собой — и вот теперь мы нищие изгнанники. Без дома, без имущества и без пищи.

— Какой ужас! — воскликнул господин Мольский, всплеснув лапками.

— Однако я ошибся, назвав нас нищими — ведь мы богаты! Мы богаты милостью и любовью наших друзей! И мой отец, и я верим, что вы не оставите нас в этот тяжелый час.

Повисла гнетущая тишина. Старик Мольский смотрел на Ламоля с непроницаемым лицом. Наконец он заговорил.

— Разумеется, мы поможем вам, чем сможем.

Ламоль вздохнул с облегчением.

— Мы ни на минуту в этом не сомневались… — начал он говорить, но старик прервал его, махнув лапкой.

— Конечно, вы должны понимать, что мы — Мольские — тоже многочисленное семейство, и что у нас нет свободных шляп. Однако мы готовы выделить вам одно небольшое жокейское кепи из недавних покупок.

Лицо Ламоля вытянулось.

— Одно! — воскликнул он. — Но там не поместится и половина из нас!

— Чего же вы от меня хотите? — спросил господин Мольский. — Чтобы я заставил свой народ уплотниться? Жить по пять семей в одной шляпе?!

— Но должен же быть какой-нибудь выход! — в отчаянье вскричал принц Ламоль.

— Выход? — протянул господин Мойль.- Выход есть всегда.

Старик немного помолчал, а потом снова заговорил, его речь стала плавной и тягучей.

— Ты славный парень, Ламоль. Ты всегда мне всегда нравился. Я бы не хотел, чтобы ты скитался по белу свету, не имея места, где приклонить голову. В нищете, в голоде, в холоде! Брррр… Я давно хотел, чтобы ты вошел в нашу семью. Моя жена как раз подыскивает жениха для нашей старшей дочери — кстати, большой умницы и красавицы. — В приданое за ней мы готовы выделить очаровательную шляпку пятидесятых — одну из старейших в нашей коллекции. Конечно, весь твой род там не разместиться, но те несколько друзей, кого ты выберешь, вполне.

— А как же остальные? — тихо спросил Ламоль.

— Остальные? Это им решать самим. Можно сказать, что это перестанет быть твоей проблемой, — улыбнулся господин Мойль.

Ламоль встал. Его бледное лицо побледнело еще больше, губы тряслись, когда он в негодовании ответил:

— То, что вы предлагаете мне, называется предательство. Предать мою возлюбленную?! Мой народ?! Я никогда не верил в то, что наш род чем-то отличается от вашего. Что он благороднее и древнее. Однако я знаю, что мой отец никогда не предложил бы вам того, что вы предложили мне, явись вы к нему в час нужды просить о помощи!

Старик Мольский побледнел, потом покраснел. Его лапки сжались.

— Вон! — крикнул он, — Вон, щенок. И никогда не возвращайся сюда больше!

— Это вполне соответствует моим желаниям, — ответил ему принц Ламоль и, поклонившись, быстро вышел, почти выбежал, из залы.

— Ну? Что? Как? Что он сказал? — набросились на принца его друзья, ожидавшие снаружи.

— Отряхните ваши лапки, господа. Отряхните их как следует. Сюда нам больше прилетать не стоит, — ответил им Ламоль.

Ламоль вернулся под диван в смятенном состоянии духа, хотя в дороге он пытался успокоить себя мыслями о том, что еще не все потеряно, что его два брата, быть может, принесут хорошие вести. Они уже вернулись и, завидя их издали, Ламоль кинулся к ним, однако остановился, увидев выражение их лиц — виноватое у Ремоля и растерянное у Фамоля. Они тоже было побежали к нему и тоже замедлили шаги, не найдя радости на его лице.

— Ничего? — спросил Ламоль у братьев, и покачал головой в ответ на их вопрос.

— Старик Мольский милостиво согласился выделить нам один маленький домик, но разве мы все разместимся там? А что у вас? Что сказал старый Молиус Моллер?

— Ээээ… — промямлил Ремоль. Потом он вздохнул и посмотрел старшему брату в глаза. — Я виноват перед тобой, брат. Ты предупреждал меня, чтобы я вел себя скромнее…

— Что? — холодея от ужаса, спросил Ламоль.

— Я, наверное, действительно, слишком сильно надавил на старика. Да что там говорить. Я грубо, бесцеремонно требовал… И он прогнал меня. Меня, Ремоля бе Молля прогнал старик Моллер, — слезы стыда и негодования выступили на глазах Ремоля.

— Как ты мог?! До гордости ли нам теперь! Как ты не понимаешь — мы больше не славные бе Молли из пианино! У нас не осталось ничего! А теперь даже и друга! — в отчаянье вскричал Ламоль. — Ну а что у тебя? — спросил он младшего брата.

— Я так ничего и не понял, — все с тем же растерянным выражением лица ответил Фамоль. — Когда я прилетел в комод, там была вечеринка. Они все, даже старик Эм без конца хохотали, а глаза у них круглые и стеклянные. И когда ты с ними разговариваешь, кажется, что за твоей спиной кто-то стоит, потому что они смотрят сквозь тебя. Я пытался рассказать им, что с нами случилось. Я просил у них помощи. Но эти странные Молескины только смеялись, как будто я говорил что-то очень смешное. Впрочем, они были очень дружелюбны и даже дали мне еды. — Фамоль кивнул на небольшой тюк, который лежал неподалеку.

Ламоль подошел к свертку, понюхал волокна, откусил, немного пожевал и выплюнул.

— Тьфу, конопля. Значит, правду про них говорили… Да, с этими Молескиными связываться нельзя…

Воцарилось унылое молчание. Братья переглядывались, но никто не знал, что говорить или делать дальше.

— Принц Ламоль! — вдруг услышали они, и перед братьями предстал один из стражников. — Эээ, принцы. Там это… пришли к вам.

— Кто? — удивлению Ламоля не было границ. Кому могло быть дело до нищих изгнанников?

Вместо ответа стражник посторонился, пропуская вперед очень энергичного старичка. Его сопровождала скромная, милая бабочка в простом сереньком платье.

— Молодые принцы, я Мольк Моляшкин — глава союза Моляшкиных и Молишкиных, а это моя внучка — Молька. Вести разносятся быстро. Все только и говорят о том, что произошло с вами сегодня утром.

Принц Ламоль почувствовал, что краснеет. Он мог вынести предательство Мольских, но сочувствие Моляшкиных — это было выше его сил.

— Спасибо вам за то, что вы прилетели лично выразить нам свои соболезнования, — быстро сказал Ламоль, — но у нас все в порядке. Мы как-нибудь справимся.

— Так и я о том же, — подмигнул Мольк Моляшкин. — весь вопрос только в том, как?

Ламоль услышал многозначительное покашливание Фамоля и, обернувшись, увидел свой народ. Они стояли такие растерянные и несчастные, с париков и щек облетела пудра. Крылышки бессильно свисали вниз.

— Мы принесли вам немного еды, — тихо сказала Молька, — Не подумайте ничего плохого, господа, это верхняя часть новых детских пуховых носочков. Их еще никто не носил. — И покраснела.

— Ах, — услышали все голос жены Ремоля, — я умираю от голода!

Ламоль почувствовал, что и его желудок скрутился в тугой комок и урчит как недовольный кот.

— Благодарю вас, господин Моляшкин, — гораздо вежливее сказал принц. — Не разделите ли вы с нами трапезу? Мне кажется, разговор у нас будет интересный.

Мольк Моляшкин сидел по правую руку от старого Симоля бе Молля и непрерывно говорил. Он рассказывал об особенностях жизни в носках и валенках, о страшной весенней генеральной уборке и о том, как нужно правильно прятаться. По всему выходило, что Моляшкины знают о великанах гораздо больше, чем мог себе представить любой из бе Моллей.

— Самое главное, — говорил Мольк, — не показываться им на глаза. Великаны довольно глуповатые и спокойные, но если увидят кого-нибудь из нас, просто сходят с ума от ярости, начинают кричать и махать руками. Тут и до убийства может дойти.

— Скажите пожалуйста, — вдруг спросил его Симоль бе Молль, — а что вы думаете о музыке?

— Музыка? — казалось, этот простой вопрос поставил Молька в тупик. — Музыка? Ну, это, она мне нравится, да.

— А какой жанр вы предпочитаете? — продолжил светскую беседу бе Молль старший.

Мольк Моляшкин весь надулся от натуги, он пыхтел и сопел, но ничего членораздельного произнести не мог.

— Дедушка очень любит джаз, — вдруг звонко на весь стол сказала Молька.

— Джаз? Надо же, никогда бы не подумал… — закивал головой Симоль.

— Отец, — произнес Ламоль, вставая. Ему было неловко за старика-отца. — Мне кажется, нам стоит поблагодарить месье Моляшкина за вкусный и такой нежданный ужин. Спасибо вам большое, — поклонился он Мольку Моляшкину. — Теперь я хотел бы немного прогуляться. Господин Моляшкин, не составите ли вы нам компанию?

— С удовольствием, месье Ламоль, — произнес старик Моляшкин. Он уже оправился от смущения и снова весело подмигнул Ламолю.

Когда они отошли достаточно далеко, Ламоль спросил:

— А теперь, господин Мольк, я вас слушаю. Ведь вы хотели что-то предложить, иначе, зачем бы вам сюда прилетать?

— Ну да, так и есть, так и есть, надо же, какой догадливый, — затараторил Мольк. Он приосанился, разгладил усы и заговорил уже спокойно и даже важно.

— Вот вы, господин принц, подумайте сами, что же вам теперь делать? Мольские вам дали от ворот поворот, да и остальные тоже, как я понимаю, не очень-то рады пускать вас в свои жилища. Но мы не такие, да, мы не такие. Я вот что думаю, прилетайте к нам и живите у нас сколько хотите. Носков на всех хватит. Это, принц, такой ходовой товар, вы бы только знали, — он снова подмигнул Ламолю.

Ламоль был ошарашен.

— Как? — спросил он. — Вы готовы принять нас просто так? Всех? Прямо сейчас?

— А что такого? — очень картинно удивился Мольк Моляшкин. — Мы ведь не такие как эти важные господа. Вы уж не побрезгуйте нашей шерстью — прилетайте, угощайтесь.

— Спасибо вам большое, — принц был все так же удивлен, — но, вы уж простите меня, зачем вам это? Зачем вам такие хлопоты и расходы?

Старик немного поколебался, потом сказал:

— Нас, Моляшкиных много, да и Молишкиных тоже. Только толку от нас немного. Сидим всю жизнь в носках и ничего не знаем, не умеем. А нас кто нас знает? Кто нас уважает? Зато вы, бе Молли, — вы благородный и старинный род. Вы бы нас могли поучить кой-чему. Ваши кавалеры женились бы на наших дочках — и все было бы славно. Внучку я вот привел, — без всякого перехода сказал старик Моляшкин, — Взяли бы вы ее замуж, а?

— Я не могу, — быстро сказал Ламоль, — у меня есть невеста.

— А братья ваши?

— Ремоль женат. Разве что Фамоль… Но это так не решается. Впрочем, я поговорю с ним.

— Поговорите, поговорите, — закивал Моляшкин. — И добро пожаловать к нам в Носки.

Бе Молли жили в Носках уже неделю. Свадьбу Мольки и Фамоля справили быстро, но весело. Через день после этого сыграли свадьбу Ламоля и Молетты. Праздник был очень скромный, гостей почти не было, да и подарков тоже. «Еще неделю назад наша свадьба была бы главным событием года. Столы ломились бы от угощения, гостей было бы столько, что не сосчитать. А что теперь?» — с горечью думал Ламоль.

— Вы чем-то огорчены, мой друг? — спросила Молетта. Тяжелая складка на лбу Ламоля теперь появлялась все чаще. Как бы ей хотелось, чтобы Ламоль был весел как прежде.

— Нет, нет, моя любовь, все хорошо, — ответил Ламоль и улыбнулся жене. — Я счастлив, ведь мы наконец-то соединили наши жизни. Но я бы хотел немного прогуляться, если вы не возражаете.

Молетта кивнула с легким вздохом и тяжелым сердцем.

На краю ящика Ламоль встретил своего отца. Тот сидел и глядел перед собой пустым взглядом. Со времени переезда в Носки как будто что-то сломалось в Симоле бе Молле. Он уже не был грозным и сильным предводителем клана. Почти ни с кем не разговаривал, а просто тихо сидел на солнышке день за днем.

— Добрый день, отец, — сказал ему Ламоль.

— А, это ты, — ответил Симоль, не отрывая тяжелого взгляда от чего-то невидимого впереди.

— Как вы себя чувствуете? Не заболели ли вы?

— Как я себя чувствую? — усмехнулся Симоль бе Молль. — А как я могу себя чувствовать? Я счастлив, что бе Моллей милостиво согласились пустить пожить в Носках! Я чрезвычайно рад, что наш древний род опустился до того, что поедает носки и валенки! Я просто в восторге!

К концу этой тирады старик почти кричал.

— Тише, отец, прошу, вас услышат.

— И что? Мне надо этого бояться?! Опасаться Моляшкиных и Молишкиных?!

— Нет, не опасаться. Быть вежливыми и благодарными к молям, которые приютили нас.

— Приютили нас! — фырнул Симоль. — Впервые в жизни я радуюсь тому, что твоя мать уже умерла. Она не увидела того позора, до которого, увы, дожил я.

— Перестаньте, отец, это только временная мера, — попытался успокоить старика Ламоль.

— А что потом? Нет, ты мне скажи, что потом? Куда ты думаешь перебраться? В варежки?! — захохотал Симоль бе Молль.

Ламоль хотел что-то сказать, но замолчал, потому что почувствовал, как задрожал комод. Кто-то из великанов приближался сюда. Ламоль вскочил. У Моляшкиных было строгое правило — никогда и ни при каких обстоятельствах не показываться на глаза великанам.

— Скорее, отец, сюда идут великаны! Прячьтесь!

— Великаны? А мне-то что? — пожал плечами старый бе Молль.

— Отец, вас увидят! Вы навлечете опасность на всех остальных!

— Я должен прятаться от великанов, которых презираю всей душой?! Они разрушили мой дом, пересыпали солью каждый клочок моей земли, отравили даже воздух, которым я дышал! Я их ненавижу!

Внезапно отец Ламоля вскочил на ноги и взлетел. Ламоль пытался остановить его, но не успел. Из щелки ящика он с ужасом наблюдал, как его отец подлетел к самому лицу великана и словно сумасшедший, сжав кулаки, закричал:

— Убийцы! Изверги! Кроопийцы! Душегубы! Варвары! Я вас ненавижу!

Огромный отросток отделился от ствола великана и направился к Симолю бе Молю с явной целью — прихлопнуть его. Мимо!

— Отец! — крикнул Ламоль. Он уже почти взлетел, когда кто-то кинулся ему на плечи и остановил его.

— Злодеи! Мерзавцы! Что, не можешь поймать?! — вился Симоль бе Моль у самых глаз великана. Теперь уже два огромных отростка устремились к старику бе Моллю. Словно две огромные скалы столкнулись они друг с другом, сотрясая воздух и издав громоподобный лязг. Симоль бе Молль был невредим. Казалось, он потерял рассудок и упивался своей силой и неуловимостью. Он продолжал ругать великана самыми последними словами, а между тем следующий удар гигантского отростка задел его, и Симоль, закрутившись на месте и потеряв равновесие, упал на пол. Ламоль не в силах смотреть на то, что последует дальше, закрыл глаза.

— Все кончено, — услышал он шепот у себя над ухом.

Ламоль обернулся и увидел, что его держит Мольк Моляшкин, а за ним толпится несколько любопытных молей.

— Героическая смерть, но совершенно бессмысленная, — сказал Мольк, глядя на то, что некогда было Симолем бе Моллем.

— Мой отец был благороднейшим и храбрейшим предводителем клана, — сказал Ламоль, чувствуя, как у его глаз закипают слезы. — Я надеюсь, вы почтите его память как должно.

С этими словами Ламоль отправился к Молетте, ибо негоже, чтобы жена нового предводителя узнала новость последней.

На поминальной тризне собрались все бе Молли и очень много Моляшкиных и Молишкиных. Бе Молли выглядели растерянными и бледными, многие из них плакали. Моляшкины и Молишкины были вежливо молчаливы и в меру любопытны. Наверное, поэтому на поминальном обеде не было произнесено ни одной из тех длинных пышных речей, которыми славились похороны бе Моллей.

Печальные кавалеры и дамы бе Молли с напудренными лицами и в напудренных париках подходили к Ламолю и приносили ему клятву верности. У всех них было что-то одинаковое в глазах и, когда Ламоль понял, что это, его волосы под париком зашевелились от ужаса. Они все чего-то ждали от него, более того, они на него НАДЕЯЛИСЬ! Как будто он был волшебником, ибо помочь им сейчас могло только чудо.

— Примите соболезнования, ваше величество. У вас будет много забот.

— В наших обстоятельствах нам необходим молодой и энергичный правитель.

— Как хорошо, что именно вы теперь наш глава.

— Мы любим вас, ваше величество.

Все они проходили мимо как тени и шелестели как тени. Ламоль попытался улыбнуться, но у него не получилось. Он склонился к жене и прошептал ей на ухо:

— Моя дорогая, чего они хотят от меня?

— Они хотят, чтобы вы сказали им, как жить дальше.

— Но я не в силах! Я не знаю, что им сказать!

— Успокойте их. Скажите им, что все будет хорошо.

— Но я не знаю, будет ли.

— Вам все равно придется это сказать.

Только через несколько часов Ламоль смог вырваться из банкетного зала под предлогом того, что от сильной скорби у него разболелась голова. Он и вправду чувствовал себя так, будто кто-то большой взял его в зубы, долго возил им по полу, бил по стенам, а потом прошелся по нему сверху. И не скорбь по отцу была тому виной. Его измучили мысли. Ламоль чувствовал себя загнанным в тупик. «Я — пустой, слабый и глупый, — думал Ламоль, — я проведу остаток своих дней под мощным крылом Молька Моляшкина, и не смогу ничего изменить ни в своей жизни, ни в жизни моего народа».

В горе и отчаянии Ламоль не заметил, как подлетел к прозрачной стене, которая отделяла его мир от Бездны. Была тихая мягкая ночь. Ламоль смотрел на бездну под своими лапками, на тысячи огней, которые зажигались там каждый раз после наступления темноты. «А все-таки интересно, что это за огни?» — нехотя подумал он. Ученые моли уже много лет бились над этой загадкой, но не могли предложить ни одного вразумительного объяснения. Некоторые твердили что-то про гигантские газовые шары, другие — про то, что это души умерших предков.

Внезапно Ламоль почувствовал теплую ароматную волну воздуха. Он поднял голову и с удивлением обнаружил, что в прозрачной стене, которая ограждала его мир от Бездны, образовалась трещина. Горький опыт Ламоля твердил ему, что от подобных трещин нельзя ждать ничего хорошего. Однако побежденный любопытством, принц двинулся вперед. Ближе к трещине ветер усилился. Ламоль попытался остановиться, но внезапным ураганным порывом его повлекло к щели в мироздании и вынесло вон.

Ламоль в ужасе закрыл глаза, а когда открыл их, не смог понять, где находится. Вокруг него была бесконечность — никаких стен, только теплый ароматный воздух. Он обернулся назад и увидел трещину, из которой только что вылетел. Ламоль был по ту сторону прозрачной стены. Внезапно она озарилась светом. Ламоль отлетел чуть подальше, и увидел неподалеку еще несколько светящихся прозрачных стен, потом посмотрел вниз, вверх — везде были огромные, сияющие в ночи стены. Тысячи, миллионы миров…

«Так ведь это…» — подумал Ламоль и засмеялся.