Бесплатный фрагмент - Однажды на пляже в Бостери…

Посвящается верному другу и покровителю Б.Ж.

Рассказы о земной любви

Любимая преподавательница

(Воспоминание однокурсника)

Не знаю, как обстояло дело на других курсах и факультета, но студенты нашего потока Энергофака почти все поголовно были влюблены в эту преподавательницу. Во всяком случае так мне казалось.

Она одевалась очень аккуратно и модно, внутренний мир ее был богат, как и физический облик и тело были совершенными — во всяком случае в восприятии студентов второго курса; так что и парни и девушки глядели на нее с затаенным восхищением, отслеживали каждое ее движение на лекциях — и когда она прохаживалась по перед доской, слушая ответы учеников, и когда садилась за стол, чтобы сделать записи в своем журнале.

Те из студентов, что сидели на передних рядах, имели возможность тайком наблюдать за ее крепкими бедрами, прижатыми друг к другу, выступающими из-под подола платья, когда она сидела за столом и что-то записывала в журнале. Платье тоже плотно облегало ее стройное тело и ноги, однако оно было достаточно коротким и позволяло рассматривать урывками, когда она была погружена в свои дела не только стопы, голени ее ног, но и сомкнутые бедра, прикрытые прозрачной тонкой тканью колготок, которые делали эти ножки лишь соблазнительнее, давая большой простор юношескому воображению, как и запах тонких духов, постоянно исходящий от нее. Но, несмотря на свою сексуальную внешность, у нее был сильный и независимый характер; и в институте, на кафедре все ее уважали как учащиеся, так и преподаватели. О ней говорили, что она является одним из самых способных молодых специалистов, и скорее всего не долго будет оставаться с нами, в нашем институте. Увы, так это и произошло впоследствии, что ее в конце концов переманили в один из центральных вузов Союза — она уехала далеко из нашего уездного городка.

Она никогда не приходила в одном и том же наряде, каждый день меняла свой туалет, одеваясь в разные стили и фасоны, хотя выбор был не столь уж богатым — пять или шесть перемен одежд, но она не одевала два дня подряд одно и тоже платье как это делали другие преподавательницы, появляясь в одной и той же привычном облачении и даже по праздникам не стремясь выглядеть обновленными.

Наши девочки считали, что у нее безупречный вкус, мальчики тоже обращали внимание на ее одежду. Но меня, и я больше чем уверен что и остальных ребят, привлекали, в первую очередь, ее физический облик, внешняя привлекательность, фигура, ее ноги и восхитительные бедра.

Но это было обычным делом для для молодых парней. Все девушки с пышными формами, особенно когда они облачались в спортивные одежды привлекали внимание ребят, как и молодые преподавательницы.

Я любил урок математики, поэтому был у нее на хорошем счету.

Ну а после того, как я стал победителем в городской олимпиаде по математике, когда все учителя поздравляли меня, я был несказанно рад тому, что и она стала с еще большим уважением относиться ко мне. В то время как я, когда сидел на ее уроках, как и большинство парней, думал в основном о ее ножках и о том, каким счастливым должен быть человек, которого полюбит эта женщина и будет проводить с ней жаркие ночи.

Когда в октябре студентов направили на сбор хлопка в южные области Кыргызстана, мы оказались в Ноокенском районе, разместившись в здании сельской школы колхоза Кызыл-Жылдыз.

Среди группы преподавателей, которые следили за порядком, была и она. С самого начала хлопковой страды наш физрук Хайдар Захарович назначил меня кем-то вроде своего заместителя, так что я почти не собирал хлопок, а следил за хозяйственными делами, чтобы у наших поваров были всегда наколотые дрова, имелись все продукты — Хайдар-байке брал меня с собой, когда ездил на колхозной полуторке, закрепленной за нами за товаром в райцентр или в сельсоветы, на склады.

Случилось это в середине хлопкового сезона, когда уже прошло две недели, и оставалось еще столько же времени до конца сезона сбора хлопка.

Однажды вечером старшие товарищи на нашей базе были встревожены тем, что одна из самых лучших сборщиц хлопка нашей школы, маленькая и хрупкая Рита вместе с подругой Зулейкой куда-то запропастились.

И тогда преподавательница, позвав меня с собой, пошли на поиски пропавших в сторону полевого стана. Я знал, что с ними не произошло ничего страшного, просто они уже успели познакомиться с местными девушками и парнями во время вечерних концертов и скорее всего кто-то из этой компании пригласил их к себе в гости.

Но наша математичка была уверена, что девочки остались где–то на хлопковом поле — возможно, собрали так много хлопка, что не успели к месту сбору, куда подъезжал трактор с прицепом — наверное, опоздали, после чего, спрятав собранный хлопок в густых зарослях, среди кушерей хлопчатника, сами пошли по своим делам.

Но я не возражал, раз она хотела прогуляться к дальним полям, отстоящим у самого подножия холмов.

Я был своим человеком на этом полевом стане; привозил обед туда в больших чанах-автоклавах на колхозной полуторке, закрепленной за нашей школой, а когда машина была занята, то приходилось добираться на повозке, в которую запрягали ослика — этот транспорт предоставлял нам старый дехканин Эргеш-аба, который жил в двух шагах от школы и был сторожем школы.

На полевом стане имелись котлы-самовары для заварки чая –цилиндрической формы титаны. В мои обязанности тоже входило, чтобы кипяток для чая был всегда готов, когда ученики собираются на обед на полевом стане в середине дня, потому я приезжал туда на полчаса раньше обеденного времени, чтобы успеть растопить и вскипятить воду в 30-литровом титане.

Преодолев полтора километра, двигаясь вверх к холмам Кыш-Тобо, неподалеку от кошары для зимовки овец, мы добрались наконец до этого полевого стана. Но там уже не было никого, и даже сторожа. Только где-то с холмов доносились ржания лошадей, оставленные хозяевами в ночное, да и вдалеке за холмами смутно прорисовывались контуры величественной горной цепи — вершил Ангрен-Ата и Бабаш-Ата, все еще хорошо различимые, несмотря на то, что солнце уже давно закатилось за горизонт.

Большой и грозного вида сторожевой пес, типичный азиатский ала-добот бродил вокруг шыйпана, но он хорошо знал меня и приветливо бросился навстречу нам.

— Ты совсем свой человек здесь, как я вижу, — сказала преподавательница, взяв меня за руки, чтобы не споткнуться в темноте и в тоже время опасаясь большой псины, подступившей к нам в быстро густеющей темноте.

И в этот момент со стороны нашей школы в небо взмыла сигнальная ракета, запущенная Хайдаром-байке, что означало, что пропавшие девушки нашлись, и что мы можем возвращаться обратно, не занимаясь дальнейшими поисками.

Мы очень устали, и потому решили передохнуть. Я подвел ее к летней беседке, попросил ее подождать там, усадив на расстеленное одеяло, а сам пошел во внутренние покои полевого стана, сказав преподавательнице, что там всегда есть в бидонах чистая вода, и чтобы найти что-нибудь съестное для собаки.

А сторож Авас запирал ключ от каморки, где хранились хлеб, сыр, масло и прочие продукты. И я знал, где он оставляет ключи. Он редко ночевал на шыйпане, доверившись полностью четвероногому охраннику, а иногда даже во время обеда не появлялся там. Чтобы обед не был сорван, когда ее не окажется на месте, он доверил мне ключи от внутренних покоев. Поэтому я знал, где хранятся орехи, яблоки и прочие вкусности к чаю — набат, халва, твердые как камень пряники, куруты.

Нам повезло — в термосе Аваса-байке оказался горячий чай. Тогда я позвал учительницу зайти внутрь.

Мы попили чай с халвой сидя на спальной кушетке, которая служила и сиденьем, и спальной кроватью для нашего сторожа.

— Как это странно, — сказал вдруг она, –немного взволнованным голосом. — Мы совсем одни и вокруг на пару километров ни души.

Это много позже я стал опытным мужчиной, который умел быстро переходить от разговоров к делу. Но тогда я был 18-летним парнем, совсем еще юнцом и даже представить не мог, как далеко может зайти наша беседа на полевом стане. В любом случае этот день был невероятной удачей для меня — рядом со мной находилась обольстительная молодая женщина, которая почему-то в этот вечер была предрасположена к беседе со мной.

— Я тебе вот что скажу, молодой человек. Ты ничего еще не знаешь в этой жизни. Я тоже не так много знаю в свои 28 лет, но ты в сравнении со мной совсем еще зеленый. Лет через 7, когда тебе стукнет 25, ты поймешь, что я чувствую теперь…

— А это что? — она заметила бутылку красного вина «Кугарт» на полке.

— Это увлечение сторожа, он выпивает по вечерам. Но редко.

— Конечно, иначе бы он не оставил ее здесь нераспечатанной — согласилась она.

— Я ему приношу, по его просьбе, из магазина в райцентре. Водку он не любит, а это вино его устраивает. Две бутылки в неделю — это его норма. Пустые бутылки я тоже забираю у него и сдаю в магазин — там, где покупаю вино.

— Надо же какой аристократ, пьёт натуральное вино, а не какой-то крепленный шмурдяк или бормотуху. А выглядит совсем деревенским мужиком… — задумчиво произнесла она, а потом на мгновенье погрузилась в себя, но когда я посмотрел на нее, тут же пришла в себя и сказала:

— Скоро меня уже не будет в институте…

— Как это? — я не понял ее, наливая чай в пиалу и подавая ей.

— Да так… Перевожусь в другой вуз и другой город. Только ты никому не говори об этом…

Я просто молчал, не зная, что и сказать, наслаждаясь в полутьме столь близким присутствием молодой и привлекательной женщины.

— Слушай, я дам тебе денег, — сказала вдруг она, — ты принеси ему завтра другую бутылку, а эту мы разопьем с тобой, прямо сейчас. Надеюсь, ты меня не подведешь, если кто-то узнает об этом, меня выгонят с работы. Хотя я все равно уйду, но все же…

Чтобы открыть бутылку Кугарта даже не требовалось открывалки, просто следовало содрать жестяную крышку, зацепив ногтями за выступающее ушко

Я уже имел кое-какой опыт в употреблении вин, шампанского и даже однажды пробовал выпить водки, но она мне жутко не понравилась тогда.

Мы пили вино из одной эмалированной кружки. Она выпила сначала, налив полную кружку, а потом также налила и протянула мне. Я, закрыв глаза, выпил все, что она мне протянула и это было самое лучшее решение в моей жизни. Я тут же опьянел и почувствовал себя намного лучше, как и моя собеседница, которая успела мне сказать, что все мужчины очень плохие создания, особенно те, которые тебе нравятся.

Позже мне стало известно, что именно в это время она переживала серьёзную личную драму: человек, с которым она хотела создать семью, оказался неверным, попросту говоря, мерзавцем, который, долгое время крутил роман и шуры-муры с ней, а в конце концов женился совсем на другой женщине, родители которой были большими шишками в городе.

— Сейчас мы пойдем домой, тебе больше не следует пить. Да и мне тоже. Просто сделаю еще один глоток, — и с этими словами она глотнула прямо с горла бутылки, после чего произнесла «и пусть все плохое уйдет из нашей жизни».

Я закрыл снова бутылку, там оставалось вина меньше половины, и уже было направились к выходу, как тут учительница, опередив меня, закрыла дверь на внутреннюю щеколду и повернулась ко мне, взяв меня за плечи.

— Я знаю, что я тебе нравлюсь, — сказала она, странно и завораживающе улыбаясь, трогая меня за волосы.

— Как и всем студентам, — я ответил ей, голова моя все еще пребывала в тумане, но мое сердце уже бешено колотилось.

— Откуда такие кудри? У отца твоего просто волнистые волосы, не такие закрученные.

— Не знаю, — отвечал ей как бы со стороны, не чувствуя самого себя.

И вдруг она обняла меня и произнесла мне в уши, касаясь губами мочек

— Слушай, молодой человек, ты хочешь быть со мной?

— Конечно, — я ответил ей все также пребывая в тумане и даже не веря, что все это происходит со мной. — Кто бы смог отказаться от этого. Весь класс смотрит на это.

— На что? — не поняла она.

— На ваши ноги, когда вы сидите за столом.

— Ах вон оно что! Поэтому ты всегда сидишь впереди?

— Да, но математику я тоже люблю. Когда царицу наук преподает царица твоей души — это производит очень сильное впечатление, — я произносил эти слова, как если бы кто-то другой их говорил, а я наблюдал за происходящим со стороны.

— Ну даете! И какая поэзия! — Она громко рассмеялась, а потом прильнула ко мне и прижалась.

— Тогда иди ко мне. — Она потянула меня с собой, и мы повалились на матрац кушетки. Поскольку я был в спортивных бриджах она припустила их сама и ее руки коснулись моего самого сокровенного места, которой и без того было уже туго натянуто.

Невозможно передать тогдашние мои чувства: я сгорал и от стыда, и от сильного огня, который полыхал внутри меня, и от юношеского влечения и даже любви к молодой и соблазнительной женщине.

— Ну, давай же, дорогой соколик, входи в меня своей писей. Становись настоящим мужчиной.

Я, честно говоря, не знал, как подступиться к ней. Такого рода умение и опыт приходят значительно позже, когда уже без всякого стеснения занимаешься этим делом, однако моя преподавательница сама подвела меня и мой прибор к самому заветному месту, и даже плотно прижавшись ко мне, отбросив всякую субординацию и стыд, втянула его в себя, при этом она помогала своими пальцами мой трепыхающийся прибор, чтобы он занял правильную позицию в самой сладкой колее на свете. Первый раз семяизвержение произошло еще в том момент, когда я был только на пороге заветной пещерки, едва пробравшись через густые заросли и только заглянув в ее сокровенные и столь притягательные розовые глубины.

Но моя наставница сказала мне, чтобы я успокоился, целую и подбадривая, а потом и касаясь моего члена.

И вскоре я с снова был уловлен и затянут ее плотью — лучшей ее частью — и на этот раз по-настоящему почувствовал, что нахожусь внутри нее и — о блаженство, испытанное мной в тот самый момент! — когда и ее лоно горело огнем желания и трепетало изнутри, и ласкало мою плоть, и когда произошло новое семяизвержение, и я почувствовал, когда она тоже получила от этого наслаждение, услышав ее стон. Хотя мне было бесконечно стыдно во время этого действия и, если бы не помощь и поддержка моей учительницы, я бы ни за что и никогда не смог пойти на такое. И даже во время короткого оргазма, я не забывал о том, что я держу в руках, точнее меня держит в своих руках очаровательная молодая женщина.

Как потом я выяснил, у нее что-то не сложилось с человеком, с которым она собиралась создать семью, который работал в другой школе нашего городка. И спустя два месяца она уволилась с нашей школы и уехала насовсем.

Вот так я стал мужчиной, когда учился в институте. И надо сказать довольно поздно — в 18 лет. На первом и втором курсе некоторые студенты уже проявляли большую сексуальную активность, занимаясь этим делом со студентками своего курса и старших курсов. А были и такие, которые уже имели кое-какой опыт в этой сфере еще со школы.

В принципе, преподавательница совратила меня тогда, можно сказать подвигла к акту, чрезвычайно предосудительному в тогдашнем нашем обществе, но это был самый лучший урок, преподанный мне в жизни, и я никогда не забывал о ней и останусь навсегда только благодарен ей…

Парижские тайны

В 80-годах прошлого века, в эпоху «золотого заката» СССР, который уже сильно потускнел и пообносился, так и не построив окончательный коммунизм, пестрая делегация из Кыргызстана, насчитывающая с десяток счастливчиков из разных социальных слоев, — в основном, передовики учебы и труда, направилась в десятидневную поездку в Париж.

Среди них был и студент-отличник из Политехнического института, председатель Студсовета нашего потока Равшан Сатымкулов.

Он рассказал нам, что в этой группе туристов были: знатный чабан из Нарына, шахтер из Таш-Комура, руководитель завода в столице, женщина-депутат госсовета, еще одна женщина — знатная трикотажница, а также директор совхоза Катта-Талдык, не помню уже из какого района — последний был самый старший в группе, который руководил хозяйством уже свыше 30 лет и добившийся значительных успехов в заготовке мяса, шерсти, сборе хлопка-сырца, надоях молока и прочее. Короче это были ударники социалистического труда.

Франция и Париж поразили всех наших туристов, но, как вспоминал Равшан, на нашу внутреннее и внешне скованную публику, больше всего произвело впечатление то, как раскованно и в то же время и доброжелательно вели себя парижане на улице — как хорошо и со вкусом умели одеваться французские женщины как молодые, так и среднего возраста, и пожилые. Вся эта французская свобода выглядела особенно контрастно и ярко, когда группа из Кыргызстана прогуливалась чуть ни солдатским строем по Булонскому скверу, вечером, поголовно одетые в мешковатые серые костюмы и такие же брюки, мужчины все при галстуках, надушенные как один тройным одеколоном, и женщины, ступающие также тяжело под бдительным оком гида, сотрудника КГБ, как это всегда водилось у нас. Нарядная цветущая французская публика, одетая со вкусом и в разные стили и модные одежды, в тоже самое время, встречаясь с нашей колонной, проявляла уважение и интерес к нему — в том числе и к нашим колхозбаям и столичным стахановцам, воспринимая, наверное, их одежды и поведение как новые веяния времени и моды.

Что и говорить уличная толпа произвела большое впечатление на наших людей. Молодые парни и девушки в джинсах, ветровках, фланелевых рубашках, неведомых для нас фасонов и стилей, много было в толпе облаченных в шорты и мини-юбки дам разного возраста, но попадались и парижане, облаченные в классику — в костюмы, сюртуки, камзолы и легкие воздушные платья с длинными полями. И хотя не было в толпе мужчины и женщин, облаченных как  Дартаньян или графиня Мансоро, как и причудливых париков никто не носил уже, но все же наряды людей на улицах столицы Франции  были исключительно разнообразными -  попадались прохожие в каких-то африканских, почти петушиных нарядах, замотанные с ног до головы, в чалмах и тюрбанах, и даже проходили группы, совсем без одежд — как может не ошарашить советского человека такое разнообразие!

Но вся эта публика была деликатной и почтительной друг к другу, проявляя уважение к столь разным вкусам и пристрастиям, точно также они отнеслись и к туристам из Кыргызстана, как на совершенно новый неведомый доселе тренд моды.

Промаршировав по Булонскому скверу, согласно заранее утвержденного плана, гости из Кыргызстана должны были посетить небольшой кинотеатр, спрятанный в переулке, после которого также хором надо было пойти в кафе пообедать, а затем уже во второй половине дня направиться в Лувр.

Кинотеатр был полупустой, кроме туристов из Кыргызстана были примерно столько зрителей, и тоже, судя по всему, гости Парижа из Въетнами или Китая.

Перед началом художественного фильма был показан короткий обучающий фильм, посвященный повышению сексуальной грамотности — 15 минут о том, как мужчины и женщины должны ухаживать и стимулировать друг друга в постели, какие позы подбирать и использовать в разных условиях, и все это исполнялось в натуре и с большим искусством. Художественный фильм также был эротичным и просветительным.

Директор совхоза был ошарашен больше всех всем увиденным:

— Черт бы побрал наши калхозы и савкозы! — возмущался он всю дорогу назад в отель, где они разместилиcь. — Вся жизнь прошла в надоях молока, заготовке сена, уборке навоза, а наши бабы и мужики даже не знали, что так можно делать! Пролежали, понимаешь как бревна друг на друге, всегда в одной позе и всегда зажатые и так быстро и воровато все это свершали… Я даже сиськи своей жены никогда не трогал. А надо было делать вот так, как в Парижу! Твою мать родная партия! Зачем все это так долго скрывали от народа? Да и надои молока возросли бы и скотина плодилась бы лучше…

В конце концов сотрудник КГБ, молодой человек, подойдя вплотную к нему, сделал предупреждение аксакалу, что нельзя так громко выражать свои эмоции, «ведь это же все буржуазная культура, которая растлевает сознание советского человека».

— Да я понимаю, сынок. Ты вот что, делай свое дело, лови шпионов и предателей, не обращая на меня внимания, — не унимался аксакал. — Можно подумать, что у французов все это устроено по-другому. Так нет же, и там и тут те же самые бабы, и тут и там одно и тоже молоко, яйца и мясо. Но можно же все это было подать вот так же красиво, по-человечески, со вкусом и любовью.

Жизнь же одна у нас? Зачем ее проводить дни и ночи на скотоферме?

Нет что ни говори, а буржуи понимают толк в любви.

Как я спасся на тонущем «Титанике»

В жизни, в реальной ситуации, я бы конечно же, не повел себя именно таким образом. Но это был сон и там действовали свои законы, и во сне мы иногда поступаем иначе, чем если бы это было на самом деле. Хотя кто знает…

В общем, мне приснилось, что я оказался запертым в тонущем «Титанике», примерно за час до того момента, как гигантский корабль должен был пойти на дно.

Это был, безусловно, ужасный сон и реальность, какую я не пожелал бы никому на свете, если бы не одно но…

В одной каюте со мной оказалась самая заветная для меня женщина в мире, которая просто с ума сходила от любви ко мне — надо же такому присниться!

Мы еще не успели заняться любовью, как началась вся эта заваруха и крупнейшая морская катастрофа века.

Ну я почти как киношный Ди Каприо, схватив топор из аварийного шкафа в коридоре и хотел броситься с любимой женщиной пробивать нам дорогу через все запертые двери, проходы и зарешеченные перегородки на пути из нашей каюты через длинный коридор на палубу и на свободу.

Но моя царица потянула меня к себе в постель, сказав, что сейчас нет ничего более важного, чем это.

Делать нечего, я согласился с ней, хотя корабль уже порядочно накренило, но сказал ей, что прежде мне хотелось бы сбегать в ресторан для богачей, этажом выше, — наша каюта располагалась как раз под рестораном для пассажиров первого класса и официанты и работники Титаника через служебную лестницу, что была рядом с нашей каютой поднимались туда. Поэтому я предложил моей любви сбегать туда и принести оттуда дорогого вина, красной и черной икры и шоколада. Как говорится, помирать, так с музыкой!

Но она вместо этого предложила туда подняться вместе, и мы вскоре уже оказались в роскошном зале, где играла живая музыка и, хотя зал был почти пуст, но в разных местах все же сидели джентльмены и продолжали спокойно пить дорогие напитки как ни в чем не бывало.

Мы укрылись в одной из боковых кабинок, стол в которой был роскошно сервирован на двоих. Запеченная рыба, кажется, эта была стерлядь, судя по узкой вытянутой морде, уже была аккуратно разрезана кольцами шириной с сантиметр, расположилась на вытянутом блюде, окруженные тонко нарезанным картофелем вперемежку с клубнями трюфеля, оливками — все эти кулинарные изыски были великолепны, все еще горячими, все еще наполовину укутанные в алюминиевую фольгу, как в куртку-распашонку, совсем недавно извлеченные из печи; как и суп в золотой кастрюле на краю стола был превосходным, а бутылка великолепного шампанского уже открыта, но еще не разлит в два хрустальных бокала, будто специально дожидаясь нашего появления.

Это был сказочный вечер; мы выпили по полному бокалу, закусив черной икрой, потом отведали рыбы, приправив ее сметаной. А потом, когда крен корабля стал заметно нарастать, мы, не теряя времени решили заняться любовью на роскошном диване итальянской работы — занавески были задернуты, прикрывая наш отсек, никто нас не тревожил. Мы даже перестали слышать, занятые целиком друг другом, звуки, доносящиеся с тонущего корабля, кроме играющей музыки — скрипачи играли великолепно, и я был в объятиях прекрасной женщины.

Да, это было наиболее полное и глубокое исполнение моего заветного желания: я всегда хотел именно такого конца — встретить смерть с любимой женщины, когда всем своим существом она признается тебе в любви, умереть, не дожидаясь того момента или периода жизни, когда твоя любовь не просто превратится в ворчливую старушенцию, но и будет уже напоминать ведьму или даже нечто похуже — вампира, пришельца с того света.

Но тут было совсем другое. Женщина, самая роскошная и цветущая, умирала от любви ко мне, и я был готов умереть в состоянии такого восторга и ожидания самого восхитительного оргазма, при этом не причиняя никому проблем и в первую очередь, любимой женщине, чтобы она после подобной бурной ночи, не обнаружила, что ее любовник перестал дышать, не переживала в ужасе, что же делать дальше с человеком, который умер на ее руках, как все это объяснять людям, полиции, если вы все-лишь любовники, и даже если она — твоя законная супруга, можно только представить, через какой ад кыргызских поминок предстоит пройти жене, если муж откинет коньки во время секса с ней в отеле, на борту круизного корабля — весьма далеко от того места, где следует его предать земле. И даже после того, как удастся преодолеть все эти преграды и решить все эти проблемы, и добраться наконец до своей родины, до своего села — и там тоже ожидают все новые и новые проблемы. Еще не успели предать земле твоего человека, как надо уже резать кобылу и штук с десяток овец — и едоки и зеваки со всего околотка соберутся к тебе, чтобы вволю и нахаляву наесться, и заодно и покритиковать тебя, если узнают, при каких обстоятельствах покойник умер. «Ах надо же — совсем старый был, умер во время занятия этим делом», «Надорвался, бедняга — а вот эта женщина, кажется, и есть та самая, в объятиях которой он отправился в рай», «Какой тебе рай, после такого действия, он, скорее всего, будет находиться в совсем другом месте!»

А тут- вот тебе на! Ничего этого не было. Мы просто занимались любовью перед самым концом света — на тонущем Титанике и скоро наши горячие объятия, и жаркий секс будут остужены холодной морской водой и быстрым концом, и никаких забот.

И самое главное, через 100 лет возможно и о нас тоже напишут в газетах и даже снимут фильм, о том, как некий кыргызский джентльмен вместо того, чтобы сломя голову пробиваться по головам на выход и свободу, оказывается, слушал прекрасную музыку и занимался любовью, в компании таких же мужественных людей и любящих пар.

Но моя любовь была столь великолепной и так горячо и беззаветно любила меня, что я отдался полностью ей, позабыв обо всем на свете даже на тонущем Титанике — так глубоко вошел в эту роль, что был охвачен не только самым чудесным сексуальным восторгом, но и самое высокое вдохновение и озарение овладели мной — все это обернувшееся таким невероятным и всепоглощающим единением нашей плоти, духа, сердец, — такого феерического и неземного великолепия оргазма, что эта любовь оказалась способной сотворить новую реальность и пробить все препятствия и преграды, существующие в мире.

Я только помню, что роскошный диван, на которой мы занимались этим, вместе с рестораном поднялись вверх — а потом корпус Титаника треснул пополам — трещина прошла совсем рядом от нас, разбивая ресторан на две части — половина корабля с шумом стала заваливаться, оседать, а другая — также медленно уходить под воду, а мы остались на нашем диване в морской воде — на свободе.

…Я проснулся и был счастлив и несчастливо одновременно.

Счастлив от того, что я не на тонущем «Титанике», но несчастлив от того, что рядом со мной нет моей самой дорогой женщины в мире. Что это все мне только приснилось — но какой это был странный и великолепный сон!

Последние люди на Земле

Глобальное потепление, подъем уровня океана, ураганы, оползни, засухи, межнациональные конфликты, пожары, споры между народами из-за воды, пахотной земли, пастбищ, пустынь, культуры, истории — все это порождало недовольства, трения, заканчивающиеся конфликтами и войнами — локальными, региональными, глобальными и прочими бедствиями, свалившиеся на голову человечества как-то очень быстро и повсеместно, так что земляне даже не заметили, как стали исчезать все государства на планете.

Многие даже не успели подумать, что же происходило со всеми ними и с миром вокруг — так много было всевозможных «сюрпризов» и «кризисов» с началом XXI века, что спустя каких-то 30—40 лет такой жизни никто уже не обращал особого внимания на катастрофические процессы, катаклизмы, пандемии, извержения давно спящих вулканов и взрывы атомных станций, прорывы плотин, крушения домов, которые происходили по всему миру, сплошь и рядом.

Уже во второй половине XXI века в мире не осталось ни одной страны, но даже города и деревни: все было разрушено и опустошено природными и сотворенными человеком катаклизмами и безжалостной борьбой народов и их лидеров между собой за остающиеся еще ресурсы, энергии и их распределение. И хотя энергий высвобождалось все больше и больше по мере приближения ужасного конца, планета неумолимо нагревалась, подтапливаемая изнутри и снаружи, но она становилась все более и более неконтролируемой и разрушительной, направленной против самой жизни и людей.

В конце концов большая часть выживших землян разбрелись и разбежались кто куда мог по планете, прячась от хаоса, бедствий, катаклизмов, друг друга, от взаимной вражды, ненависти, обвинений и мести; Глобальное потепление разъединило, ожесточило и упростило людей и их представления и ценности в такой степени, что они сочли за лучшее вернуться обратно в прохладные пещеры, прихватив самое ценное, что у них еще оставалось — в каменный век первобытных инстинктов, охотников, собирателей трав, кореньев, насекомых.

Уровень океана уже с середины столетия резко пошел вверх — с трех метров, до десяти, а к 80-м годам, когда растаяли все ледники, океан поднялся на 77 метра, как и прогнозировали ученые.

Под водой полностью затопленными оказались страны, города, районы, в которых проживали две трети всего человечества.

Но реальность Глобального потепления оказалась намного более трагичной. Подъем температуры и уровня океана спровоцировали не только таяния вечной мерзлоты на всех континентах, на обширных территориях, прилегающих к северным и южным полюсам холода, но и возросшее давление поверхностных вод высвободили огромные запасы воды подземных рек, морей и океанов, таящиеся и скованные холодом до поры до времени под третьим полюсом нашей планеты — под Тибетом, Тянь-Шанем, Памиром, под пустынями Сахарой, Такла-Макан. Ученые всегда знали, что под горами и пустынями скрываются громадные массы воды, но еще больше воды скрывалось в самых глубоких слоях земной коры.

Глобальное потепление и многократно усилившиеся лунные приливы и отливы, прорвали все подземные естественные барьеры и дамбы, и огромные масса воды вырвались из земных недр, в результате уровень мирового океаны поднялся не на семьдесят метров, как предполагали ученые, а на высоту почти в десять раз большую над уровнем океана.

Этот процесс в свою очередь лишь многократно усилил катастрофически обильные и невыносимые ливни, штормы, снегопады вокруг полюсов и высоко в горах, и последовавшие за ними оползни, сели, разливы горных рек, прорывы дамб и возникновения новых заторов, что в результате даже такие высокогорные страны, как Кыргызстан долгое время считавшиеся непотопляемыми, оказались под водой более чем наполовину — все его внутренние долины и равнины покрыла водная гладь. Исчезли под водой Бишкек, Токмок, Карабалта, холмы Орто-Сая, что в южных окрестностях столицы, превратились в гряду изолированных пологих островов, вытянувшихся с востока на запад.

А от южной столицы республики, древнего города Ош, осталась только четырехглавая Сулайман-Тоо и горы Керме-Тоо к югу — все остальное — вся Ферганская долина — была затоплена, превратившись в громадное озеро, заметно превосходящее Иссык-Куль.

Над водой оставались только голубые горы Алайского, Кыргызского (Ферганского), Чаткальского хребтов, окаймляющие этот гигантский водный массив со всех сторон, простирающийся в ширину в 150 км. (от холмов Добо-Мазара в Ноокене, до холмов на окраине Кара-Таша и Чечме-Суу в Ноокате), и в длину в 300 км (от холмов Отуз-Адыра, на подступах к Ошу до предгорий Худжента в Таджикистане).

Иссык-Куль вышел далеко из своих берегов, затопив все прибрежные села и города, увеличив свою площадь почти вдвое.

И даже такие высокогорные города и района, как Нарын, Ат-Баши, Казарман оказались под водой: долины и ущелья, в которых располагались они, превратились во внутренние высокогорные озера; как и вся Таласская долина и значительная часть ее на территории Казахстана ушли под воду, затопленными оказались и сочные пастбища Сон-куля.

Глобальное потепление не пощадило никого в мире, ни одну страну как бы высоко в горах она не располагалась. То же самое что и в Центральной Азии, происходило в Китае, Индии, Европе, Америке, Австралии, на островах Британии, Японии, Индонезии. По разному, но одинаково ужасно и безвыходно страдали как народы прибрежных стран, так живущие вдали от океанов, высоко в горах. Всемирный потоп добирался до всех, умело выстраивая и прокладывая свои апокалиптические инфраструктуры разрушения — стихийно и непрерывно рождающиеся заторы, каналы, дамбы, водохранилища, прорывая их, когда в них накаливалось достаточно энергии, разрушая все вокруг и снова выстраивая где-то немного ниже новые заторы, ловушки, засады, несущие новые еще более разрушительные катастрофы. Природа жестоко мстила и издевалась над  разными регионами и их обитателями, которые в прошлом так ожесточенно спорили и враждовали за контроль над водой, реками, гидроэнергиями, за доступ к транспортным коридорам и к выходу на внешний рынок, что в итоге сразу и одномоментно предоставило им все это и сверх всякой нормы и меры - потопило всех их в невероятном изобилии и воды, и энергий, штормов и возможностей выхода, как бы говоря им: «Вы все хотели бесконечного доступа к водным ресурсам?» — «Пожалуйста, вот вам, берите сколько хотите, хоть подавитесь. Вода пришла со всех сторон, окружила вас и с неба будет лить непрерывно и всегда»; «Вы все хотели строить самые мощные в мире гидроэлектростанции?» — «Пожалуйста, вот вам космические цунами, штормы, приливы и отливы, каких никто не видел на Земле прежде»; «Вы хотели торговать со всем миром и жаловались, что у вас нет доступа к океану?» — «Пожалуйста, океан сам пришел к вам в горы».

Даже самое массивное и высокогорное плато в мире Тибет, Гималаи, стали оседать под напором вод — внешних, внутренних и подземных — расшатываемых ужасными приливными волнами Луны, постепенно утопая в огромном количестве вновь образовавшихся внутренних озер и морей, и только вершины гор возвышались над водами.

99,99 процента населения планеты лишились своего крова. Неистовые штормы, ураганы, ливни, цунами, снегопады, обвалы, сели, оползни очень быстро истребили даже самых стойкие и выносливые народы в течение считанных лет.

Реальный шанс на спасение не получили даже самые сильные и богатые мира сего.

Президенты, миллиардеры, короли и нефтяные шейхи надеялись спастись от Глобального потепления и наводнений на специально построенном стальном корабле, который был заказан китайским трудягам в Тибете — все планировалось примерно по тому же сценарию, что мы видели в нашумевшем фантастическом триллере.

Однако пост-апокалиптическая реальность, наступившая в одной из завершающих актах Всемирного потопа, оказалась намного хуже того, что предполагали создатели и спонсоры американского фильма. Что-то пошло не так уже на стадии управления этим футуристическим Ноевым ковчегом.

Стальное судно-гигантское яйцо спасения, билет на который стоил миллиард долларов, с самого начала вместо того чтобы стабильно плыть с 5 тысячами людей на борту, потерял управление, контроль и баланс, перекатываясь как гигантский герметически закрытый автоклав по-над затопленными и полузатопленным Тибетским нагорьем, уже в ходе этого кошмарного замеса почти половина пассажиров погибли, передавив друг друга — и в конце концов, этот странный миллиардероносец, заплыв в Ферганскую долину (которое теперь стало, как мы уже отметили, большим морем), поплыл по воле стихий в сторону Кыргызстана — того, что осталось от этой страны.

Когда выжившие члены команды готовы были сообщить немногим уцелевшим пассажирам, что корабль готовится пришвартовать к неизвестной земле, случилось самое неприятное. Судно, пытаясь кое-как взять курс в сторону высокогорных пастбищ Папана и Отуз-Адыра, чтобы там где-то пришвартоваться, отчаянно маневрируя в окрестностях полностью затонувшего Оша, в конце концов подхваченное огромной волной, набежавшей со стороны Андижана (очевидно, где-то произошло мощное землетрясение), ударилось стальным боком об острые скалы Сулайман-Тоо (его средней и самой высокой конусообразной головы): металлический корпус треснул, как переспевший арбуз — и короли, президенты, нефтяные шейхи, миллиардеры, как мертвые, так и живые, высыпали из Ковчега безобразной грудой и потонули в воде, еще больше пассажиров задохнулись, оказавшись запертыми в металлическом яйце, когда тот зачерпнув воды, через образовавшуюся трещину, не спеша покатился вниз по склонам Сулайман-Тоо, а там уже в морской глубине, встроившись в желоб Араванской улицы, покатился по ней вниз — в самый центр Оша, вскоре миновав улицу Курманджан-датки и потом выйдя на улицу Ленина, свернув по ней налево и покатившись немного дальше, чтобы вскоре неподалеку от здания Главпочтамта сорваться с обрыва вправо — в зону отдыха парка при Ошском базаре и русло реки Ак-Буры и застрять там на самом дне речной долины вместе с протараненным и захваченным самолетом-кинотеатром Як-40.

Спустя неделю после катастрофы Ковчега

На склоне Сулайман-Тоо есть немало пещер, одну из которой оккупировал бомж, который был свидетелем этой катастрофы и ему удалось спасти четырех пассажиров с разбившегося Ноева ковчега: двое из которых были лидерами двух могущественных и противоборствующих супердержав, в двое остальных — духовными лидерами мусульман и христиан. Они сидели вокруг костра, на которой в алюминиевой кастрюле варился какой-то подозрительный суп с весьма странными содержимым.

Президент Евразии (подкладывая огонь в костер):

— Да, прекрасный вид на голубые горы вдали отсюда. Пусть никого не осталось кроме нас, но все равно — какая красота!

Бомж:

— Обычное дело.

Религиозный лидер ислама:

— Слава Аллаху, что мы хотя бы спаслись!

Лидер христианства:

— Слава Христу, господу миров, что мы хотя бы спаслись.

Президент Океании:

— Океан в конце концов взял свое.

Бомж:

— Пока будет готов суп из кузнечиков, я бы хотел вас спросить, господа, как получилось что вы вот так пришли ко мне? Почему не я поднялся к вам, а вы опустились ко мне — на самое дно и даже гораздо дальше и глубже? Даже я — самый последний бомж в мире не мог представить, что буду есть вот так с вами за одним столом, то есть дасторконом! И не лобстеров и устриц, а тараканов и кузнечиков — хотя это, наверное, почти одно и тоже. Вы же всегда были там наверху — почему все это допустили?

Религиозный лидер ислама:

— Это все произошло из-за таких как он (кивнув головой на Президента Океании). Они были обуреваемые жаждой наживы, каждый хотел иметь во что бы то ни стало дворец в Швейцарии, яхту в океане, свой самолет и прочее и прочее. В результате мир и погиб из-за этой жадности. Надо было молиться и совершенствоваться в благих делах, а не копить деньги. Мир погиб из-за жадных империалистов и масонов, которые хотели укрыться в своих дворцах — но ничего не вышло из-за этого.

Президент Евразии:

— Ты не совсем прав. Согласен, жадность довела планету до такого состояния. Но религия и фанатизм тоже внесли свою лепту в гибель человечества. И они тоже поощряли неравноправие — что американские миллиардеры, что арабские шейхи, что российские олигархи, что религиозные лидеры — все они были на одно лицо, все хотели жить в роскоши и богатстве, которые и утопили нашу планету. И вот теперь мы все как бомжи и даже хуже чем они.

Бомж:

— Давайте, не будем ссориться теперь. Уже осталось немного до конца.

Религиозный лидер христианства:

— А ты тоже хорош. Был бомжем, говоришь, с молодых лет? Кажется, ты родился и вырос в этом регионе? Вместо того чтобы бомжевать, надо было влиять на политику — кричать изо всех сил, что идет конец света, что надо менять политику! Этот регион должен был играть исключительно важную роль в мировой политике и тогда может, ничего страшного не произошло.

Президент Океании:

— Он же не верил в бога? Как он мог говорить о том и призывать к тому, во что не верил?

Религиозный лидер ислама:

— Ну так тем более надо было кричать изо всех сил — на всех перекрестках днем и ночью. Ну мы-то ладно ошибались в своей вере, были фанатиками, поверили нашим долбанным молдо, священникам, что все беды из-за америкосов и евреев, так нас учили и таково была пропаганда, но ты-то мог сказать во весь голос: «Товарищи жители Центральной Азии, прилепитесь изо всех сил к умным евреям, американцам и европейцам — они знают, как вывести планету из падения в пропасть… а наши дуболомы были готовы только молиться, даже падая кубарем в ад. Почему ты этого не сделал?»

Бомж:

— А кто бы послушал бомжа? Я бы так поступил, если вы, господа миллиардеры, — те, кто во власти и во главе религий, жертвовали свои деньги всем нищим, а верующие в бога и их лидеры подавил в себе ненависть к людям другой веры или атеистам и стали делать примерно тоже самое.

В итоге мы все прошляпили нашу планету, но каждый по-своему. Никто не хотел думать о своих ближних — вот так мы и потеряли цивилизацию и вернулись обратно в пещеры.

Пожалуйста, господа, суп из кузнечиком и тараканов готов. Милости просим к нашему дасторкону. Вам пока еще нельзя слишком волноваться. А позже, когда вы все окрепните, мы начнем строить лодку или плот, чтобы всем нам переправиться поближе к голубым горам, предгорьям и холмам Папана, Отуз-Адыра. Хорошо что земля Ала-Тоо выстояла перед концом света, превратившись в группу островов. Если повезет мы приплывем еще к пастбищам, где пасутся овцы, коровы, лошади. Хотя надежд маловато — там тоже происходят ужасные сели, наводнения, землетрясения, но может еще удастся найти какой-то нетронутый островок прежнего и первозданного мира и стабильности. Где-то там среди этих голубых гор…

Cовершенная любовь Кыргызбая

В кои-то времена человек из Баткенской области нашей страны по имени Кыргызбай, учитель географии в средней школе, был приглашен в славный город Чолпон-Ата на берегу Иссык-Куля, чтобы принять участие на семинаре учителей, лидеров общественных организаций, госслужащих из регионов чтобы повысить их знания об окружающем мире и чтоб они лучше защищали флору и фауну страны.

Вообще-то Кыргызбай попал на это мероприятие совершенно случайно, потому что в средней школе села Божок, где он работал, когда пришло приглашение от международной организации из Бишкека, чтобы направить на этот семинар одного человека, деятельность которого была связанной с проблемами экологии, то вышло так, что те из учителей, которые интересовались такими акциями, оказались занятыми другими делами, или находились в отпуску — одним словом, директор школы направил в Чолпон-Ату Кыргызбая, сказав ему, что дорогу туда и обратно оплатят, да еще он три дня будет бесплатно жить и питаться в гостинице, купаться в озере.

«Как же можно такое упускать? Езжай, Кыргызбай, без лишних разговоров — когда еще выпадет такая возможность? Я бы сам поехал, но аким района вызывает меня к себе на этой неделе…»

Вот так Кыргызбай оказался в Чолпон-Ате, его разместили на три дня в одном из номеров отеля «Аврора».

Как прилежный ученик Кыргызбай старался записывать каждое слово, которое говорил координатор проекта — необыкновенно красивая, как показалась ему, молодая женщина, которую звали Айгыз

В группе было 30 человек — людей из разных уголков Кыргызстана. Сначала координатор всех познакомила друг с другом, это когда каждый вставал с места и рассказывал о себе — кто-то был работником лесхоза из Таласа, кто-то ирригатором из Сузака, кто-то сотрудником дома культуры из Нарына, и так далее. Но почти половина участников семинара были учителя из разных сельских школ, вроде Кыргызбая.

Семинар проходил очень интересно: лекции сопровождались практическими занятиями и играми для развития воображения, а также совместного решения разного рода задач. Координатор была не только весьма привлекательной женщиной, но и, судя по всему, отличным организатором, фасилитатором и ведущим, так что вся группа полюбила ее. И больше всех наш Кыргызбай из села Божок, что переводе означает Зайчонок.

Но если другие мужчины среди участников этого семинара, просто радовались, глядя на координатора, потому что почти у всех у них были жены дома, то Кыргызбай по-настоящему полюбил координатора.

Но конечно же, было ясно с самого первого взгляда что Айгыз Асановна была абсолютно недосягаема для него и для всех мужчин в этой группе.

Даже смешно было думать и говорить на эту тему — все мужчины с обожанием смотрели на нее, и никто из них даже не смел подумать о том, что такая неземная особа может стать в один прекрасный день кому-то из них любимой и даже женой.

Надо сказать, что международный фонд, который финансировал этот семинар, — кажется, это был фонд Сороса — специально выдвинул такое условие, чтобы на семинар были приглашены граждане Кыргызстана из отдаленных регионов — из самых труднодоступных и отсталых. В результате, такие hilly-billy, горные парни как Кыргызбай оказались в Чолпон-Ате.

Но для Кыргызбая этот семинар стал особенным потому, что он, по-настоящему, втюрился в координатора, потерял совсем голову из-за нее, тогда как другие мужчины просто восхищались ее красотой — его же чувство было совсем другими — глубокими и бесконечными как воды Иссык-Куля. Но он не мог сказать об этом координатору, даже себе не мог признаться в этом, поэтому в общении с другими участниками семинара, в разговоре с ними, а также с ней — никто и никогда не заподозрил бы, что скромный учитель из Баткена мог себе позволить такое, чтобы влюбиться в кого-то в группе, а тем более в коородинатора.

Единственное, что он сказал, когда они в один день совершили поездку в горное ущелье, к северу от Чолпон-Аты, глядя сверху, с высокогорного джайлоо, на изумительную чашу озера, когда профиль координатора необыкновенно ярко запечатлелся в его сознании на фоне голубого Иссык-Куля и величественных елей: «Как же мало мы еще знаем об этом мире?»

— Вы о чем, Кыргызбай Абдыкадырович? — спросила его Айгыз Асанбековна.

— Да вот хотел сказать, что земля наша необыкновенно красива. В Баткене тоже в горах можно сойти с ума от красоты, то там все немного по-другому.

— Я рада что вам понравилось у нас, — сказала координатор, тут же обратившись ко всему коллективу, что надо как можно чаще бывать на природе, когда работаешь с единомышленниками, что такие совместные акции укрепляют дружеские связи и помогают в успехе общего дела. Так что и приехав к себе домой вы как можно чаще старайтесь бывать на природе.

На самом деле Кыргызбай хотел сказать: «Какая же вы прекрасная женщина, которое есть настоящее сокровище и Иссык-Куля и всей земли кыргызской. Но, естественно, он никогда не решился бы на такое, слушая рассеяно речь координатора о способах усиления групп влияния, уже когда они вошли в юрту чабана и уселись вокруг, усевшись вокруг круглого стола в середине, продолжая все те же занятия уже в полевых условиях.