Бесплатный фрагмент - Очерки по истории философии: онтологические первоначала западной мысли

Платоновский Космос в контексте онтологической проблематики

Диалог Платона «Тимей» близко связан с моей личной историей — отрывки из него (ещё до поступления на философский факультет) впервые попались мне в бульварном богословском сочинении (книга с развала) без ссылок на самого Платона. Тогда показалось, что эти отрывки носят глубоко религиозный характер. Потом, конечно, я узнал, откуда они взяты и воспринял их уже с другой точки зрения. И всё же первое впечатление оказалось достаточно сильным. Сейчас же нужно от всего этого отказаться, потому что предстоит рассмотреть одну из важнейших частей «Тимея». В ней Платон говорит о порядке сотворения мира демиургом, космосе и цели первообраза.

Начать, пожалуй, стоит с определения космоса, — что такое космос для древнего грека? Греческий Космос, по словам А. В. Ахутина, в первую очередь есть порядок, но не просто порядок, а «нарядный порядок», имеющий в своём изначальном смысле эстетическую значимость и цельность. У Платона также находим, что «космос — прекраснейшая из возникших вещей». Конечно, стоит сделать поправку на то, что многие философские понятия в античности просто не существовали — «как Платон и Аристотель, так и их позднеантичные и средневековые последователи обходились не только без термина „эстетика“, но, что гораздо существеннее, и без самого понятия эстетики», — замечает С. С. Аверинцев. Также у Аверинцева можно найти множество построений насчёт связи бытия и красоты, онтологии и эстетики, которые помогут лучше понять греческий космос, а в дальнейшем — средневековый взгляд на божественное. Например, такое размышление по поводу доказательств бытия Божия у Фомы Аквинского: «Эти „доказательства“ правильнее было бы назвать „показательствами“, ибо сами мыслители греческой патристики предпочитали говорить не о „доказывании“, но о „показывании“ бытия Бога: различение этих терминов, как известно, восходит к логической терминологии Аристотеля». Можно подумать, что это уже далеко от Платона, однако ответы на вопросы «каков космос?» и «каков порядок сотворения мира?» отчасти таятся в понимании красоты и прекрасного как такового, а также в понимании их связи с бытием. Здесь же и связь с первообразом. Платон и сам спрашивает нас — что за живое существо, по образцу которого устроен космос? — замечая до этого, что «невозможно ныне и было невозможно издревле, чтобы тот, кто есть высшее благо, произвел нечто, что не было бы прекраснейшим». По образцу… Этот образец и есть первообраз, смотря на который творит Демиург. Так проходит «процесс» творения — благое создаёт прекраснейшее, а каждая вещь создаётся «по образу». Вместе с этим Демиург «замыслил сотворить некое движущееся подобие вечности; устрояя небо, он вместе с ним творит для вечности, пребывающей в едином, вечный же образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем». Тут у Платона интересное размышление о сущности времени, которое также приближает нас к пониманию космоса и его порядка. Получатся, что время — это образ вечности, а цель творения — сама вечность.

Важно упомянуть и так называемые три основные области бытия, которые составляют центр платонизма, а затем становятся подосновой для неоплатонизма и будущего христианского богословия (например, у Псевдо-Дионисия Ареопагита, который испытал влияние Прокла). Эти три основные области бытия таковы: ум, материя и их соединение. Создателя — Демиурга — Платон именует умом, однако пишет, что он «устроил ум в душе, а душу в теле и таким образом построил Вселенную, имея в виду создать творение прекраснейшее и по природе своей наилучшее». Здесь же мы вновь встречаем определения «прекраснейший» и «наилучший» — тот, чьё бытие самое «красивое». Помимо этого, ум у Платона часто именуется «устроителем» или даже, если быть точнее, «со-ставителем» (здесь можно обратить внимание на анализ отдельных слов на языке оригинала — например, в комментариях А. Ф. Лосева), а также «творцом», «строителем» и «мастером». При этом ум также связан с миром и бытием, которое он создаёт, и, так как мир и бытие созданы «прекраснейшим», то они сами суть благие, а то, что не благо и смертно в мире — то создано теми, кого уже создал Демиург (ум). Подобные идеи также стали одним из импульсов для христианизации платоновской концепции ума. Уже у Псевдо-Дионисия Ареопагита находим: «Будучи бытием Благости, самим фактом своего бытия Она является причиной всего сущего». Благой ум — Творец — создаёт бытие Благости, которое становится фактором своего же бытия. Также у Августина Блаженного (цитата в переводе С. С. Аверинцева): «Все, что есть, в той мере, в которой оно есть, причастно благу». Это ещё на шаг приближает нас к пониманию порядка сотворения мира, а также сути самого мира.

Другое основание области бытия — материя — представляется Платону чистым становлением, которое чуждо всякому оформлению, «поэтому не правы те, кто понимает эту материю как пространство; пространство уже есть некое оформление, материя же Платона — это чистейший аналог иного, как оно было выведено в отвлеченной диалектике „Парменида“». Материя есть само-становление, без формы, без пространства — её место только то, которое она сама занимает. Начало материи у Платона — и начало всего бытия — умозрительно, а также творимо единственным Богом-умом-Демиургом. В будущем это станет одним из предметов рассмотрения для Василия Великого (Кесарийского), который будет считать, что «те, кто не признали существования Бога, обратились к идее материального происхождения мира, за которым, как они мыслили, не стояла некая умопостигаемая причина». Однако же, как внимательно замечает Лосев, это не делает Платона монотеистом. Во-первых, монотеизм — это учение об абсолютной личности, которая творит мир из ничего (ex nihilo), а во времена Платона «не существовало даже термина „личность“». Важным тут для понимания «процесса» является то, что творение у Платона происходит всё-таки из «чего-то». Также, во-вторых, «космогония и космология „Тимея“ гораздо чаще пользуются не теми терминами, которые указывали бы на свободное творение или созидание», но терминами, которые означают «возникаю», «становлюсь» и др. Таким образом, можно заметить, что Платон говорит об общей сущности мира, в то время как сам мир является лишь различным выражением этой сущности.

Делая вывод, важно кратко напомнить об ответах на поставленные в начале работы вопросы. Эти ответы содержатся в самом диалоге. Порядок сотворения мира Демиургом является сложным процессом, для которого самотождественный первообраз — образец творения, взирая на который, Демиург творит идеи и потенции вещей (28а). Космос же — сотворённый Демиургом порядок, в котором он же и пребывает, и это имеет связь с диалектикой общекосмического тела, появляющегося в результате единства ума-души, которое недвижимо, однако движет всё другое.

«Божественное» бытие в свободном и несвободном мире Бенедикта Спинозы

«Мир Спинозы» — действительно Мир. Быть может, даже в каком-то бибихинском смысле. Самое главное тут, что Бенедикт Спиноза и его мир были едины. То есть учение соответствовало учителю во многих проявлениях. Спиноза стал предтечей для различных философских направлений. В его «Этике» с геометрической точностью рассмотрены многие онтологические вопросы. Среди них — тема свободы. Одна из важнейших для нидерландского мыслителя. Что такое свобода? Может ли человек быть свободным? На эти и не только эти вопросы мы попытаемся ответить с помощью нескольких построений.

В одной из своих лекций по экзистенциализму московский историк философии П. В. Рябов приводит известную и категоричную метафору: человек — это камень, который находится в свободном падении. Эта метафора стала важной составляющей экзистенциализма. Она заимствована у Спинозы. Сразу здесь виден парадокс: свободное падение. С одной стороны — это свобода. И её можно осознать. Но осознать как необходимость. Потому что нельзя не падать (таково изначальное условие). У Спинозы в «Этике» находим: «Свободной называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости своей собственной природы и определяется к действию только сама собой. Необходимой же или, лучше сказать, принужденной называется такая, которая чем-либо иным определяется к существованию и действию по известному и определенному образу» (курсив мой — М. Н.). Теперь полностью отойдём от экзистенциализма, вернёмся к нашей теме без посредников. В «мире Спинозы» у человека отсутствует свобода воли. Она, человеческая воля, есть проявление отдельных желаний. Возникновение желаний в свою очередь также обусловлено и имеет причины. Однако узнать все причины — просто невозможно. Это порождает иллюзию свободы. Люди думают, что «действуют свободно, потому что не знают, какими причинами обусловлены их влечения». Именно поэтому воля как таковая не может быть названа свободной причиной — она может быть только необходимой причиной. То есть причиной, у которой есть причина. То же самое, возвращаясь немного назад, и с камнем — ему неизвестна причина падения. Здесь же и возникает вопрос: знание причины дало бы свободу или только знание о своей несвободе?

Вернёмся к теореме (32), ссылка на которую была дана выше. В доказательстве этой теоремы Спиноза пишет: «все равно, представляется ли воля конечной или бесконечной, всегда найдется причина, которая определяла бы ее к существованию и действию, и потому воля не может быть названа свободной причиной, но только необходимой или принужденной». Это ещё раз подтверждает изначальную мысль о необходимости. Спиноза также предоставляет нам учение об аффектах. Без них нельзя говорить о свободе в его понимании. Аффекты связаны с желаниями. Аффект (он же страсть души) есть «смутная идея, в которой душа утверждает большую или меньшую, чем прежде, силу существования своего тела или какой-либо его части и которой сама душа определяется к мышлению одного преимущественно перед другим». Аффект для Спинозы — это отрицательное явление. У него тоже есть свои причины. Также можно предположить, что аффект есть единственное отклонение от несвободы. Ниже будет показана связь между Богом и несвободой (так как совершенный Бог не может порождать несовершенные аффекты). Аффект — это своего рода свобода, свободная ошибка. Такая свобода для Спинозы носит отрицательный характер. Из-за аффектов душа становится пассивной субстанцией. Но есть один путь, который может уменьшить влияние аффектов на душу. Этот путь — осмысление аффектов. С его помощью можно приблизиться и к осознанию своей предельной несвободы. А также той свободы, которая проявлена в Боге.

Бог в системе Спинозы — единственная свободная причина бытия всех вещей, а также их сущности. Он, Бог, могущественен и совершенен. Важно здесь — Бог могущественен не потому, что есть могущество и есть Бог, и, совместив их, мы получаем могущественного Бога. Нет. Сама сущность Бога уже и есть могущество. Она, если угодно, первый и последний предел. Бог также постоянен. Он не может измениться, не может измениться его способ творения. Не могут быть изменены и степени совершенства различных вещей. Вещи совершенны в той степени, в которой таковыми они были созданы Богом. Потому что Бог не творит мир, противоположный от него. Он — имманентен и неотделим от вещей. Он, повторимся, причина их необходимости. Из-за этого ничто не может быть само по себе. Это исключительная прерогатива Бога. Он есть единственное, что существует само по себе. Из этих положений, конечно, могут быть сделаны выводы о свободе человека.

Разумеется, Спиноза на этом не останавливается. Важно сказать об отношениях Бога и человека. Бог в учении Спинозы — безличная абсолютная необходимость. Он — безличен. В отличие от христианского «личного Бога». Личный Бог — это тот, который меняет своё личное отношение ко мне. В случае Спинозы этого не может быть. Бог неизменен и постоянен. Однако человек может изменить своё отношение к Богу. Лучшее отношение к Богу это необходимость. Это отношение строится на понимании обусловленности и необходимости всего в мире, который есть истечение Бога. Да, мир — это истечение (или исхождение) Бога. Тут Спиноза весьма близок к неоплатонизму. Бог также — это идея и самого Бога, и всех оставшихся сущностей. Можно было бы сказать здесь о субстанциях (или ипостасях), однако не будем столь отдаляться от темы свободы.

Не менее важно сказать о любви Бога. Выше шла речь об идеи самого Бога. Идея самого Бога есть его же причина. Этим сопровождается наслаждение Бога своим бесконечным совершенством. Такое наслаждение связано с любовью Бога самим собою. Проще сказать так: Бог любит самого себя бесконечной познавательной любовью. Человеческая душа также бесконечна. Она есть выражение Бога. Если душа человек будет любить и познавать Бога, то таким образом будет выражаться любовь Бога к самому себе. И таким же образом душа будет созерцать самое себя. Любовь и познание Бога есть приближение к нему. Так как Бог единственно свободен, то приближение к нему и есть приближение к свободе.

Подведем первый итог. Только Бог — свободная причина. Спиноза об этом говорит с отчётливой ясностью: «один только Бог есть свободная причина. Так как только он один существует и действует по одной лишь необходимости своей природы, то, следовательно, только он один есть свободная причина». Всё остальное — имеет свои причины. Следовательно, это всё остальное — несвободно.