Бесплатный фрагмент - Обучение диахронической лексике при формировании англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов

ОБУЧЕНИЕ ДИАХРОНИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКЕ ПРИ ФОРМИРОВАНИИ АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ЛЕКСИЧЕСКОЙ КОМПЕТЕНЦИИ У ВЬЕТНАМСКИХ СТУДЕНТОВ

В науке, как правило, в основном изучается язык в его современном состоянии. Это обусловлено тем, что язык необходим прежде всего для общения, для его практического применения в перспективном плане. В этом смысле методика, как практическая и теоретическая наука по теории и практике преподавания иностранного языка, больше уделяет внимание синхронии. Диахрония и синхрония–это два противопоставленных аспекта, сложившихся в рамках исторической лингвистики. Наиболее подробно их описал французский учёный Ф. д. Соссюр.

Итак, на сегодняшний день диахрони́я (от греч. δια–«через, сквозь» и греч. χρονος–«время»), в первую очередь, представляет собой рассмотрение исторического развития тех или иных языковых явлений и языковой системы в целом как предмет определённого лингвистического изучения. Эта лингвистическая категория уже с самого начала своего существования противопоставляется такой известной в науке категории, как синхрония (от греч. συν–«совместно» и греч. χρονος– «время»), которая предполагает рассмотрение такого состояния языка, которое представляет собой заранее установившуюся систему, существующую в определённый момент времени. Этот термин в своём основном значении «исторического подхода» к исследуемым явлениям получил самое широкое распространение во многих существующих в настоящее время общественных науках: литературоведении, семиотике и ряде других. Вместе с тем следует отметить, что основной тезис де Соссюра состоит именно в том, что в каждый данный момент человеческая речевая деятельность сама по себе предполагает одновременно и возникшую ранее систему, и её эволюцию; при этом в любую минуту язык представляет собой как саму живая деятельность, так и продукт прошлого [1, c.34].

Как ранее нами уже было сказано, оба термина впервые были введены в научный обиход основателем современной структурной лингвистики Ф. де Соссюром, который изначально рассматривал синхронию (С.) прежде всего в качестве некоего «статического аспекта языка», исключающего всякое внешнее вмешательство такой философской категории, как время, тогда как под диахронией (Д.) он главным образом понимал «эволюцию языка во времени» [1, c. 33]. Кроме того, важно подчеркнуть, что в самом понимании Соссюра С. имеет чётко выраженный системный характер, в силу которого она изначально статична и не обнаруживает никакой тенденции к своему изменению. Вместе с тем следует отметить, что в процессе так называемого внешнего воздействия изменению, как правило, подвергаются лишь отдельные элементы, что так или иначе проявляется на всей системе в целом и одновременно ведет к её неизбежному очень быстрому изменению. При этом возникновение новой системы, по мнению Соссюра, уже не детерминируется прежней системой, так как её зарождение носит прежде всего сугубо случайный характер. Следовательно, противопоставление двух понятий, таких как С. и Д., строго очерчено и абсолютно, а значит не может допускать никакого внешнего компромисса. Одновременно следует отметить, что саму попытку объединить в рамках одной дисциплины С. и Д. Соссюр уже изначально считал так называемым «фантастическим предприятием». Однако в современных науках, которые рассматривают синхронию и диахронию как особые философские категории, вполне возможно их встретить уже в рамках одной дисциплины. Кроме того, Соссюр ещё рассматривал С. и Д. и, как своего рода, дополнительные категории: пренебречь одной из истин значило бы видеть лишь половину объективной действительности. Впоследствии известные структуралисты подвергли серьёзному сомнению соссюровскую дихотомию статического и исторического подходов. Чтобы понять, как они это сделали, следует разобраться в свойствах дихотомии с точки зрения логики. Именно дихотомический подход к синхронии и диахронии, к ретроспективному и перспективному взгляду на язык позволит нам разработать специальную методику обучения диахронической лексике в процессе формирования англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов.

Итак, дихотоми́я (греч. διχοτομία: δῐχῆ–«надвое» + τομή, «деление») представляет собой раздвоенность, последовательное деление на две части, не связанные между собой. Это своего рода некий способ логического деления целого класса на определённые подклассы, который заключается именно в том, что делимое понятие целиком может делиться сразу на два взаимоисключающих понятия. При этом дихотомическое деление в таких общеизвестных общественных науках, как математика, философия, логика и лингвистика подразумевает особый способ образования определённых одновременно взаимоисключающих подразделов одного и того же понятия или термина и в этой связи служит главным образом для образования целой классификации изучаемых элементов. Для конкретизации рассмотрим такой простой пример: объём всем известного понятия «человек» можно успешно разделить сразу на два взаимоисключающих класса: мужчины и женщины. При этом такие понятия, как «мужчины» и «женщины» являются одновременно дополнительными друг другу, поэтому их объёмы ни в коем случае не могут пересекаться. Кроме того, дихотомическое деление отличается от других логических операций прежде всего своей простотой. Так, при дихотомии мы всегда имеем дело всего лишь с двумя определёнными классами, которые вместе с тем полностью исчерпывают объём делимого нами понятия. Отсюда следует подчеркнуть, что дихотомичес­кое деление всегда является соразмерным; при этом члены деления всегда исключают друг друга, так как каждый объект исследуемого делимого множества попадает только в один из классов «а» или не «а»; при этом само деление может проводиться лишь только по одному основа­нию — наличие или отсутствие некоторого общеизвестного признака. Если мы обозначим делимое понятие строчной латинской буквой а и выделим в его объёме некоторый вид, скажем, b, то сможем разделить объём а одновременно на две части -«b’ и не «b’ [2, с.476–480].

При этом очень важно подчеркнуть, что дихотомическое деление само по себе, как правило, имеет такой довольно существенный недостаток: при производимом нами делении определённого объё­ма понятия на два противоречащих друг другу понятия всякий раз остаётся крайне неопределённой та его часть, к которой относится сама отрицательная части­ца «не». Для пояснения этой мысли мы можем привести следующий пример: если разделить всех существующих в мире учёных на историков и не историков, то вторая группа может оказаться весьма неясной. Кроме того, следует отметить, что если в начале проводимого нами дихотомического деления по общему правилу довольно легко «устано­вить наличие некоего противоречащего исходному понятия, то по мере производимого нами в процессе проведения очередной логической операции удаления от первой пары понятий найти его становится всё труднее и труднее» [2, с.477]. Из этих рассуждений ясно видно, что при производимом нами дихотомическом делении диахрония и синхрония уже сами по себе не являются настолько отчуждёнными понятиями, чтобы не существовать в строго очерченных рамках одной дисциплины.

Так, уже всем известный учёный Р. Якобсон акцентировал своё внимание на достаточно вредной иллюзии существования некой пропасти между такими важными проблемами, как С. и Д. Согласно точке зрения другого учёного К. Леви-Строса, даже самая элементарная структура родства может существовать сразу в синхроническом, и в диахроническом измерении, тогда как при исследовании нами мифов лишь только глубокое изучение истории может предоставить возможность выявить саму сложную структуру, лежащую в основе таких философских категорий, как С. и Д. При этом следует отметить, что распространённый повсеместно полный и абсолютный методологический приоритет С. перед Д., как правило, возникает из смешения этих понятий. Вместе с тем, по мнению Р. Якобсона, было бы ошибочно рассматривать статику и синхронию как своего рода синонимы, так как статический срез есть не что иное, как фикция: это лишь некий вспомогательный метод, но ни в коем случае не частная форма бытия. Важно подчеркнуть, что столь же ошибочным будет являться и само смешение понятий С. и структуры, поскольку такой широко известный всем тезис «о том, что само по себе изучение генезиса определённой структуры возможно лишь на основе предварительного заранее очерченного знания этой структуры», совершенно не эквивалентен другому тезису «абсолютного приоритета С». При этом если такая структура выступает неким инвариантным элементом при всех производимых нами изменениях самой системы, то С. будет представлять собой уже не саму структуру такого процесса, а некоторое заранее фиксированное в какой-то определённый, строго очерченный момент состояние этой системы. Отсюда вытекает, что понятие Д. характеризует собою уже достаточно последовательную серию таких новых и старых состояний, фиксирующих всю происходящую во времени эволюцию данной изучаемой нами системы. В этой связи все глубокие очень качественные изменения системы приводят уже к непосредственному разрушению ее особого инвариантного ядра, т.е. изменением самой структуры всей изучаемой нами в определённые промежутки времени данной системы, что совсем не тождественно понятию Д. Более того, следует так же подчеркнуть, что такое логическое понятие, как «состояние системы» как раз и фиксирует изначальную глубинную связь С. и Д. Это явление очень характерно для различных уровней и систем любого языка. Одним из подтверждений тому факту может служить всем известная порождающая грамматика А.Н.Хомского, где язык рассматривается не в качестве неких «законченных образований», а как своего рода «динамический процесс порождения новых речевых актов». Хотя сами порождаемые вариации так и остаются в одной, строго очерченной синхронической плоскости, все же в современной структурной лингвистике эта плоскость, как правило, может подразделяться одновременно на статику и динамику, и на этом основании структурная лингвистика определяется уже как своего рода наука о диахроническом аспекте С. языка. При этом сам А.Н.Хомский уже полагает, что его порождающая грамматика, учитывающая весь творческий аспект языка, представляет собой определённое продолжение всем известной концепции языка В. Гумбольдта, согласно которой язык нам необходимо рассматривать «не как результат порождения, а как сам процесс такого порождения» [1, с 34].