Бесплатный фрагмент - Общее образование — о чём это мы?

От автора

Образование ругают даже ленивые. Причём ругают его все как-то по обязанности, чтобы снять с себя ответственность за происходящее как в их мире, так и в общем, большом. Никто не говорит, что такое образование, и непонятно, какое именно образование имеют в виду якобы заинтересованные в нём люди. А образование — это процесс или результат формирования человеком своего образа, как в собственном представлении, так и в представлении окружающих. «Образ» в русском языке — от «резать». Что вырезал из заготовки — то и наблюдают твои современники и потомки, да и ты сам.

Образ специалиста складывается, как бы тавтологично это ни звучало, специальным образованием и удостоверяется шаманом у костра, народной молвой или соответствующим дипломом. При этом образ хорошего или плохого врача, инженера, сантехника — да какого угодно специалиста — чаще всего воспринимается нами в отрыве от общих человеческих качеств. «Дрянь человечишка, но какой токарь!», «Прекрасный семьянин, но инженер — никакой!», «Отличный педагог, но в семье — деспот!». Так что же обеспечивает именно общие человеческие качества? Ведь даже осознанный, тем более — осмысленный, выбор профессии обусловлен именно этими качествами.

«Общий» — всё в том же русском языке — «один для всех» или «всё для одного». Это значит, что для выживания в обществе (да и для выживания общества в целом) должно быть одно для всех понимание происходящего при всех различиях индивидуально-личностной эмоциональной окраски восприятия мира членами этого общества. Ведь все беды — от внешнеполитических до семейных — от непонимания сущности происходящего. «Каждый понимает по-своему» — чудесная фраза, обеспечивающая надёжный уход от ответственности за все произносимые слова. Способы понимания могут быть различными, но само понимание — всегда одно. И только поэтому мы, люди, живы. И будем жить, пока в ключевых вопросах удаётся достичь этого единого понимания.

Вот для всего этого и сложилось исторически общее образование, которое эволюционно развилось от пещерных посиделок у костра до современной общеобразовательной школы. В основе этого развития лежит эволюция мышления, которая у части людей привела к появлению думанья — осознанного сопоставления явлений для ответственной выработки решений. Без общего образования невозможно научиться думать. И, следовательно, принимать осмысленные и потому безошибочные и эффективные решения. В том числе — в плане профессионального выбора и профессионального образования. Да и вообще — в плане личной жизни.

Почему того, что выше было сказано, нет в чётком виде ни в диссертациях педагогов, ни в подкастах. Да потому, что на сегодняшнем уровне эволюции общего образования думают около пяти процентов людей. Остальные просто мыслят — гоняют картинки. Как в телефоне. Но ведь для самоутверждения надо делать вид, что думают, и потому люди говорят. Много и бессмысленно. В том числе — про образование. Как в старом школьном анекдоте: «Вовочка! Ты когда-нибудь думаешь? — Не-а. Я просто говорю — и всё». Одни просто говорят, делая вид, что думают, другие делают вид, что понимают. И в результате те и другие совершают бессмысленные поступки, пытаясь решить свои проблемы. Гонят детей в профессиональный спорт, в «Голос: дети», в финскую школу, в скорочтение… Гонят, гонят — а дети остаются необразованными, даже при наличии импортных дипломов. В лучшем случае — становятся странными временно успешными узкими специалистами. Козьма Прутков говорил, что «узкий специалист флюсу подобен». Со времён Пруткова в этом отношении ничего не изменилось, и мы, как в дурной рекламе с самостоятельными носами или ртами, живём среди флюсов.

Наблюдая безумное псевдообразовательное словоблудие на всех уровнях, я в разное время откликался на совсем уж вопиющие случаи в своём «Живом журнале». Откликался по возможности человеческим языком, порой ёрничая, но изо всех сил стараясь содействовать продвижению здравого смысла в области образования, преимущественно — общего. Хорошо понимаю, что моих «заумных» книг вроде «Технологии интеллектуального образования» и других ей подобных и связанных с этой темой практически никто не читает — общее образование не позволяет. Поэтому я решил, в помощь пытающимся найти выход для себя и своих детей, собрать часть своих статей из «Живого журнала» в определённой логической, на мой взгляд, последовательности и сшить их белыми нитками в картинку, заставляющую реально подумать.

У того, кто возьмёт в руки эту книгу, возникают естественные традиционные вопросы ко мне: «А ты кто такой?»; «А с чего ты это взял?»; «Почему ты решил, что нам это надо?». Традиционно отвечаю.

Я непрерывно работаю в общем образовании вот уже более пятидесяти лет. С университетских времён, чем бы ни занимался параллельно. И кем бы ни был — доктором физико-математических наук, главой научной школы в области физики роста кристаллов; председателем экспертно-лицензионного совета областного министерства образования; профессором кафедры клинической психологии медицинского университета; школьным учителем физики; автором технологии интеллектуального образования. И сейчас, наряду с написанием книг, работаю в сельской школе — лучшей школе на моей памяти. Так что я не тварь дрожащая, и право имею.

А взял я всё это с того, что до меня дошёл простой факт. Образование, его развитие и реализация должны осуществляться в соответствии с возможностями содержательной деятельности мозга, эволюционно сложившимися на сегодняшний день. Пришлось заняться работой над математической моделью содержательной деятельности мозга в рамках психофизиологии этой деятельности. Выявить алгоритмическую структуру научно-познавательной деятельности. Создать соответствующую образовательную технологию и надёжно апробировать её. Всё это описано в книгах и статьях.

А надо это всем. Потому что у нас — дети. Поэт, автор песен и художник Михаил Анчаров писал, что один из самых грозных видов оружия — бомбардировщик. Но нет ничего более беззащитного, чем бомбардировщик на взлёте. Наши дети — возможные бомбардировщики на взлёте. Они беззащитны перед околообразовательной безграмотностью, безответственным самоуверенным словоблудием, образовательной профнепригодностью заметной части тех, кто берётся обучать и воспитывать. Детей надо защитить.

Я старался сделать эту книгу приблизительно популярной — в смысле жанра, то есть написанной более-менее повседневным языком, без использования строгих научных терминов. Она, разумеется, не исчерпывает всех связанных с темой проблем, но должна позволить взрослому читателю расставить вешки, ориентиры на сложной траектории развития нового человека — пока он ещё юн и отвечаем за его дальнейшую судьбу мы. Те, кто уже понабивал себе шишек и хочет снизить число таких шишек у своих продолжений.

Я буду очень рад, если книга окажется полезной.

1. Общее образование — о чём это мы?

Мы привыкли к тому, что общее образование обязательно для всех. Формально, по крайней мере. Ходили в школу, потому что так надо. Для всех. Своих детей теперь отправляем. Да и внуков уже. Чему-то их там учат, что-то нравится им, что-то не нравится. А вокруг в информационном пространстве — сплошные легенды. Про двоечников, из которых только и получаются успешные люди, да и вообще олигархи. Про предметы, которые большинству вовсе не нужны — десятилетний школьник лучше знает, что ему понадобится в жизни, особенно — годам эдак к сорока. Про опять же успешных, пришедших в эту успешность из музыкальной или спортивной, но никак не общеобразовательной школы. Ну, зачем оно, общее образование? Да еще реформируем его все время — непонятно как и непонятно для чего. Наверное, чтобы лучше было. Но что это такое — так и не знаем.

В реальной взрослой жизни мы думаем о Маше или Васе — как бы она не ушла, или как бы он не запил. Или думаем о ракете, которую надо сконструировать, а то и изготовить. Но ведь ни Маша, ни Вася, ни ракета в натуральную величину в наших маленьких головах не поместятся. Да и человеческое сознание способно единовременно воспринимать весьма ограниченный объем информации. Поэтому там, в голове, все упрощается путем учета только определенных сторон того, что нас так интересует в данный момент времени. Мы мыслим не людьми, ракетами и всем другим, а их моделями, которые и формируются у нас в головах. Модель — это упрощенное, огрублённое представление о наиболее существенных сторонах того, что мы рассматриваем.

Для того, чтобы люди были успешны, модели того, с чем они сталкиваются, должны соответствовать действительности. То есть, как принято говорить, быть адекватными этой действительности. Мы не можем жить вне общества, вне общения с другими людьми. Жизнь юного Маугли хороша только в сказке. В русском языке «понять» другого человека — это дословно «поиметь», то есть, «впустить в себя» этого человека с его обликом, мыслями и поведением. И там, в себе, договориться с ним. Иначе — война всех против всех. Для понимания людьми друг друга нужно, чтобы их модели действительности были достаточно схожи. То есть как научились люди формировать модели того, в чем они живут, и обсуждать эти модели с другими людьми, так и жить будут.

Поэтому всех надо обучить формированию моделей, модельных представлений, безусловно индивидуальных для каждого по форме, но обязательно адекватных действительности. Кто-то воспринимает явление в звуке, кто-то в цвете или линии, кто-то наощупь. Главное — чтобы воспринимали и затем обдумывали то, что есть на самом деле.

Естественно, научить формированию в сознании моделей, адекватных действительности, можно исключительно при соблюдении условия продвижения в таком обучении от простейших моделей к более сложным. Это один их важнейших принципов обучения, и спорить с ним вряд ли разумно.

Простейшие модели: натянутая веревка ассоциируется с прямой линией, ёлка — с треугольником, параллелепипед обувной коробки — с автомобилем или домом. В этих случаях запечатлевается минимальное число граней явления, важных в данной ситуации (например, для играющего ребенка). Где запечатлевается? Да в мозге, разумеется. Мозг человека — это эволюционно сложившийся невероятно мощный компьютер. Примерно в 100000000000000000000000000000000000 раз мощнее, чем те компьютеры, которыми мы пользуемся в быту и на работе. На жаргоне пользователей компьютер без программного обеспечения называется «железом». Ну, тогда мозг без программного обеспечения — «мясо». Чтобы думать мозгом, а не мясом, надо это программное обеспечение поставить. Оно и сложилось в процессе эволюции, развиваясь от простого к более сложному.

Когда мы сталкиваемся с каким-нибудь явлением — ускорением протона или ласковым поглаживанием — программа формирует в мозге модель этого явления. Мозг чрезвычайно энергозатратен, и экономит в своей работе буквально на всём. Поэтому лишних, усложняющих, допущений не делается, в результате чего такая модель и является принципиально простейшей. В мозге «живут» величины — меры явлений, в том числе — форм окружающего мира. Точнее — меры моделей тех явлений, среди которых мы живём. Мозг сопоставляет эти величины, в соо ветствии с чем и отдаёт распоряжения о нужных реакциях. Из такой необходимости в мозге родилась и развилась математика — отрасль науки, изучающая величины в их соотношениях. Таким образом, простейшие мысленные модели, которые формирует сознание человека, есть модели математические. Отсюда следует, что на уровне простейших мыслительных действий необходимо развертывать, в первую очередь, математические способы описания мира, что вполне соответствует назначению математики как единственного и универсального средства такого описания. Проще всего проиллюстрировать это схемой:

Так уж работает мозг, что знаковые системы формируются на первых стадиях развития его адаптационных реакций. То есть — одновременно с формированием образных представлений. Мозг оперирует количественными характеристиками того, что дается ему в опыте, то есть величинами. Следовательно, любые способы отражения действительности при их осознании нуждаются в математическом описании. При этом образное описание, в конечном итоге, тоже сводится к знаковому. Именно поэтому простейшие знаковые математические модели ложатся в основу средства общения людей при помощи знаков и символов, то есть в основу языка. Учащиеся пятых классов общеобразовательной школы, проходящие специальный курс адаптации к предметному содержанию образования в основной школе, самостоятельно приходят к выводу, что «математика — это язык, язык — это математика». Далее (см. схему) язык, в основе которого лежат знаковые математические модели, обеспечивает формирование всех других моделей, совершенствуясь и усложняясь по мере усложнения этих моделей.

Формирование математических моделей есть наиболее яркое проявление абстрагирования — мысленного выделения определенного свойства конкретного явления и отвлечения от остальных его свойств. А это есть не что иное как наиболее существенное проявление операции обобщения. Затруднения в абстрагировании, как правило, свидетельствуют о задержке в умственном развитии, которая может сочетаться с такими проявлениями, как наличие таланта и даже вполне развитой специальной одаренности. Именно поэтому родители и педагоги зачастую пренебрегают сущностью общего образования ребенка на фоне его специальной одаренности, стимулируя таким образом формирование и развитие задержки. Вполне очевидно, что в большинстве случаев затруднения в абстрагировании могут быть хотя бы частично преодолены специальными педагогическими воздействиями, которые необходимо специально разрабатывать для работы с конкретным ребёнком.

«Физис» — по-гречески «природа», то есть то, что мы ощущаем в своей практике. Поэтому именно физические модели лучше всего удовлетворяют требованию сочетания в образовательном процессе абстрагирования и конкретизации. Таким образом, если не считать математики как языка, физика — самый простой предмет программы общего образования. «Материальная точка», «рычаг», «точечный заряд», «физическое поле» — в этих случаях процедура моделирования предельно проста– она не требует большого числа произвольных допущений. Так, в приведенных примерах пренебрегается только размерами тела, только формой, только ощутимостью органами чувств человека. В результате процедура физического моделирования должна представляться обучающемуся понятной, правдоподобной и приемлемой. У детей возникает мотивация в отношении формирования физических моделей ввиду заманчивой простоты представлений. Или, по крайней мере, примирение с осознанным введением таких моделей. Развиваясь и усложняясь, физические модели (вместе со знаковыми их представлениями) ложатся в основу формирования и развития других моделей последовательного предметного ряда. Он восходит впоследствии к адекватным моделям сложных систем — таких, как социальные (на уровне общего образования представленные, например, в обществоведении). И сопровождает, поддерживает формирование этих моделей. Ведь курс физики продолжается от трех лет в основной школе до пяти — в полной средней.

В ходе дальнейшего развития общего образования личности должен осуществляться закономерный переход к обучению формированию более сложных моделей исследуемых явлений действительности. Так, мы переходим от простейших физических молекулярных моделей вещества к физически обоснованным, на уровне электронного строения, химическим моделям взаимодействия и превращения веществ на молекулярном уровне. При этом химические модели строения и взаимодействия веществ последовательно усложняются на протяжении школьного курса — от неорганической химии к органической вплоть до элементов биохимии.

Такая логическая цепочка химических моделей приводит к представлениям молекулярной биологии. Здесь необходимо напомнить, что курсы ботаники и зоологии, подводя обучающихся к биологии через представление о клеточном строении живого, к собственно биологии не относятся. Основная задача этих курсов — ознакомление обучающихся с классификационной системой, лежащей в основе таксономической лингвистики и, соответственно, формирования понятий и введения их определений. Биология же — отрасль науки, изучающая живое на клеточном уровне. Клеточный уровень связан с рассмотрением механизмов взаимодействия сложных органических молекул, приводящего к новому качеству изучаемых систем — возникновению жизни. Здесь возникают биологические модельные представления, развивающиеся впоследствии в модели функционирования живых организмов в целом и их отдельных систем. Это в полной мере относится и к человеческому организму, в том числе — к высшей нервной деятельности и ее моделированию.

Эволюция высшей нервной деятельности приводит к формированию социальных аспектов поведения животных, которые осознаются нами в соответствующих моделях. Вершина этой деятельности — мышление — является основой общественного поведения людей, которое описывается моделями и, следовательно, законами, рассматриваемыми в курсе обществознания.

При нарушении приведенной на схеме последовательности, в частности, при ее неполноте (как, например, в большинстве случаев «профильного» обучения), осознанное формирование адекватных действительности сложных моделей явлений, при отсутствии умения и опыта формирования более простых моделей, на самом деле не представляется возможным. Следовательно, не представляется возможной и самостоятельность полноценного творческого и неразрывно связанного с ним исследовательского мышления.

Углубление в формирование всё более сложных моделей явлений действительности сопровождается в общем образовании обучением формированию моделей среды, в которой эти явления происходят и наблюдаются. Это достигается при помощи образовательных предметов «география» и «история», развитие которых обеспечивается математическими моделями, сформированными в начале общего образования и развиваемыми на всем его протяжении. Вырывание исследуемого явления из средового контекста затрудняет присвоение задачи общего образования и, следовательно, её успешное решение. Поэтому изучение географии и истории и формирование соответствующих моделей является неотъемлемой частью общего образования.

Развитие знаковых систем описания мира, формализуемых на уровне общепринятых и общеобязательных с самого начала общего образования, приводит к формированию универсального инструмента исследования мира. И если язык как средство общения людей в знаковой форме (язык математики и языки народов мира) в своей сущности и в процессе образовательной трансляции может и должен быть жестко формализован и универсален для всех, то литература всех жанров делает этот инструмент индивидуально-личностным и потому уникальным. Поэтому читать надо: развитие инструментального обеспечения исследования мира сопровождает «объектную линию» формирования моделей на всем протяжении общего образования.

Итак, сущность общего образования: оно является способом обучения формированию адекватных действительности моделей явлений. Отсюда следует необходимость универсальности структуры общего образования в целом и программ наполнения его предметного содержания для всех обучающихся вне зависимости от индивидуальных особенностей личности. И вне зависимости от того, «нравится» или «не нравится» по каким-то причинам конкретный предмет ребёнку изначально. Ведь для того, чтобы сформировать отношение к чему-либо, надо это что-либо потрогать, не правда ли? Вот программа общего образования и обеспечивает это трогание. Индивидуальность же обучающихся проявляется в личностных особенностях восприятия конкретных фрагментов содержания предметов образования. Как уже упоминалось: кто в цветовых, кто в звуковых ассоциациях, кто… В общем, кто во что горазд. Но трогает мир ручонками всех предметов. Возникающие в результате предметного образования и иных влияний сугубо личностные интересы и увлечения должны формироваться и развиваться за пределами общего образования — например, в рамках дополнительного образования и самообразования.

2. Не нравится предмет?

Сплошь и рядом в общении с учащимися (особенно — после начальной школы) приходится сталкиваться с заявлениями о негативном отношении к математике (ну, и подавно — к физике). Почти все не любят эти предметы. А еще не любят: русский язык, географию, биологию, историю, физическую культуру, информатику, иностранный язык — что там еще? Всё не любят. Спрашиваешь почему — «не моё это», «слишком трудно», «слишком сложно» и т. д. А вот на вопрос: «Что это такое?» (например, математика) разумного ответа дождаться практически невозможно. Проводили мы простое исследование: учащимся 10—11 классов продвинутых школ и гимназий города Екатеринбурга задавали вопрос: «Что такое математика?». Ответы очень обнадеживали. Один из ста человек дал вполне приемлемый ответ. Потом выяснилось, что он ранее проходил обучение в Центре «Одарённость и технологии» у одной моей сотрудницы. Примерно двадцать человек дали ответы типа: «Это наука про числа и расчеты» (часто с уточнением: «Чтобы сдачу правильно получать»). А остальные восемьдесят практически единогласно сообщили, что «математика — это когда цифры». Не говоря уже о том, что, согласно учебнику для соответствующих специалистов, оборот «математика — это когда» (путаница пространства и времени) свидетельствует о задержке умственного развития, про цифры — это уже, пожалуй, слишком. Ведь цифры — это просто знаки, и нечего их изучать, тем более — одиннадцать лет. То есть, не знают дети, что такое математика. Но не любят. И про сущность всех остальных предметов не знают. Но не любят.

В связи с этим я постоянно вспоминаю историю из своей юности.

С детства я люто ненавидел одно блюдо. И уходил из дома (благо было куда — в большой сад), когда его готовили, чтобы не доносился до меня этот отвратительный запах. Иногда не мог сдержать рвоты. Мудрые взрослые как-то мирились с этим. Время шло. Я дорос до тринадцати с лишним лет и уже вполне осознанно и усиленно занимался наукой. И у меня даже были два научных руководителя в Академии наук Казахстана, где мы тогда жили. Один из них — известный герпетолог Константин Петрович Параскив, 100-летие со дня рождения которого недавно отмечала зоологическая общественность. Я его, естественно, очень уважал и почитал. И вот раз прихожу я с гор, где провел почти весь жаркий летний день, с интересными змеями в мешке и сразу — к Константину Петровичу. Жил он в центре города (ныне — Алматы), и тогда там еще были небольшие частные домостроения. Он с искренней радостью встретил меня, отправил в летний душ во дворе и спросил, хочу ли я есть. То есть, пригласил к обеду, который явно намечался в увитой хмелем беседке. Естественно, мой молодой голодный организм торжествовал. Тут тебе все — и почесть, и утоление голода, и отдых от долгой беготни по горам. Сижу я в беседке перед чистой тарелкой, и вплывает в беседку жена Константина Петровича с блюдом этих отвратительных, мерзких фаршированных перчиков. Представляете мое состояние и его безвыходность? Не смея обидеть уважаемого мной человека, я собрал в кулак всю волю, какую только нашел, зажмурил глаза и услышал, как на мою тарелку шлепнулись один за другим два. Что там перчика — перца! Здоровенных и оттого особенно противных. И, что делать, начал. Пришел в себя только тогда, когда второй раз попросил добавки. Дело в том, что до сих пор я ненавистные перчики ни разу не пробовал. Просто ненавидел — и все.

Пришел я домой и сразу же спросил свою прабабушку, которая, в основном, ведала кухней: «Бабусь, а когда у нас будут перчики?» И Бабуся медленно поползла, оседая, по косяку двери, прислонившись к которому встречала любимого правнука.

С тех пор это одно из самых любимых мной блюд.

Вот и нелюбовь к математике и прочим предметам: может быть, сначала все же выяснить, что это такое, о чем и как? А то как-то неаккуратненько получается — любить или ненавидеть то, о чем не имеем ни малейшего представления. Соответствующие подходы есть, они хорошо развиты и апробированы. Только бери и действуй! Нет, лелеют педагоги ненавистников математических и прочих перчиков.

Инструкция по разбирательству с предметами школьной программы содержится в статье:

Чепракова Е. М., Фролов А. А. Педагогическая технология адаптации учащихся к предметному образованию в основной школе. «Образование и наука», 2015, №6.

3. А если талант?

Чрезвычайно зауженную успешность конкретного ребёнка в предметном образовании или вообще отсутствие такой успешности педагоги и родители (особенно — родители) любят объяснять наличием у этого ребёнка узко ориентированного таланта. Чаще — якобы отсутствием якобы «нужных», якобы с точки зрения системы общего образования, талантов. Да нет у системы общего образования такой точки зрения, даже если эта система в коме. Какое, спрашивается, отношение имеет талант к развитию обязательной для выживания вида и индивида адекватности мышления этого индивида? То есть, для того, чтобы не стать алкоголиком или предателем, чтобы не выпадать по неосторожности из окна или не попадать под машину — нужен особый талант?

Мы все много, очень много говорим о талантах — своих собственных, наших детей и особенно — успешных взрослых. И, как всегда, говорим непонятно о чём. Поэтому и делаем с талантами и их предполагаемыми носителями непонятно что. А раз так — то и учим непонятно чему и непонятно зачем. Вот и надо разобраться — что есть что и к чему надо стремиться, чтобы во вполне развернутом взрослом состоянии личности она, эта личность, стала достаточно успешной.

Обычно понятие «талант» ассоциируется с представлениями об одарённости, чаще всего — на уровне синонима. То есть под талантом понимают высокий уровень развития способностей, проявляющийся в творческих видах деятельности, что фактически соответствует определению одарённости. Увы, неверно понимают! Вообще-то талант — древнегреческая крупная денежная единица. Ее нельзя «развить», но можно подарить. Это — «дар», полученный от природы при рождении, то есть врожденное индивидуальное свойство личности особенно ярко воспринимать те или иные грани окружающего мира или внутреннего мира человека. Не вызывает сомнения то обстоятельство, что в отсутствие ряда выраженных патологий талантливы все дети. Только вот мы всё время неправомерно сужаем представления о таланте: видит яркие краски — талант! Издаёт сладостные звуки — талант! Различает эти звуки — тоже талант! А если соответствующий особо чувствительный рецептор зарыт где-то в месте, недопустимом для публичного упоминания? Что — не талант? Да, конечно же, талант!

Итак, таланты есть у всех, и не по одному. А как мы узнаем о них? Да через проявления в жизненной практике — вот как. Проявляется талант в деятельности — он есть для нас и для носителя таланта. Видим, что дар им получен. Он одарён. Потому и называем значимое проявление таланта в деятельности одарённостью. Ну, вот, выяснили, что человек одарён, и ждем от него (или для него?) успешности. Как много их, одарённых, сгинуло в безвестности, так никому ничего и не дав, да и самим не получив. Сколько декалитров слёз, понимающих продавленных диванов и нарубленных социальных дров.

В городе Екатеринбурге есть школа, которую создали специально для одарённых детей. Не талантливых, не мотивированных в отношении образования, а именно УЖЕ одарённых. Собрали их, объяснили им, что они одарённые. Так зачем еще учиться? Вот и не слышно что-то о реальной массовой успешности детей этой школы. Глава авторского коллектива создателей «Концепции одарённости», выдающийся психолог Владимир Дмитриевич Шадриков был чрезвычайно возмущён, узнав о таком «педагогическом подходе».

Общее образование нужно для того, чтобы человек стал реально свободным. Эрих Фромм определил свободу как «способ действий, основанный на осознании альтернатив и их последствий». Вот общее образование и должно формировать возможность этого осознания. Тогда из альтернатив человек выбирает подходящую ему, то есть представляющую для него интерес. А выбрав — публично заявляет об этом своем интересе. Такое ответственное публичное заявление о круге своих интересов древние римляне называли profiteоr. Отсюда и произошло слово «профессия». По-разному можно профессией владеть. Специалист — всего лишь пришедший в профессию человек и получивший подготовку в определенной области деятельности. А вот профессионал — это специалист, не совершающий принципиальных ошибок в сфере своей компетенции. Обществу нужны профессионалы. Общество их любит и платит деньги не за профессию, а за профессионализм. Правда, их не любят отдельные люди — профессионалы слишком погружены в свою деятельность и задают слишком высокую планку требований к качеству выполнения этой деятельности. Как же их любить? Неуютно на их фоне! Но именно они обеспечивают прогресс, да и вообще всю нашу жизнь на Земле. И как их мало — примерно единицы на десятки тысяч специалистов!

Так, может быть, ориентировать детей не на публичность или моду в выборе деятельности, которые возможно принесут деньги. А возможно и не принесут — голоса теряются, мода меняется. Может быть, надежнее ориентировать их на формирование профессионализма? Это никогда не подведёт! Но, правда, профессионализм невозможен без прохождения по цепочке «общее образование — осознанный выбор — профессиональное образование — осознанное стремление к профессионализму в процессе работы». Специалист может быть узким. Узкого профессионала быть не может. Со всеми вытекающими последствиями.

Перед общим образованием и его главной задачей — научиться строить адекватные модели действительности — все равны. Вне зависимости от талантов и устремлений. Развитие талантов — это за пределами общего образования, но обязательно на его основе.

4. А если гуманитарий?

То и дело слышишь от родителей: «Мой ребенок — гуманитарий!» И обрадованное чадо подхватывает: «Да, я — гуманитарий! И математика (а также физика, химия, биология, география, информатика) — это не моё! А ещё я не люблю историчку — у неё голос визгливый, и она ко мне придирается. От физры я освобожден (а). С обществоведом у меня конфликт — ему, видите ли, моя причёска не нравится». Так кто же он, этот наш ребенок, и есть ли он вообще в образовании? И есть ли у него хоть какое-то образование? И что такое «гуманитарий»?

Великий исследователь, которого принято относить к столпам гуманитарности, в своей замечательной книге «Этногенез и биосфера Земли» сущность этого термина рассмотрел. В давние-давние времена, при Аристотеле и после него науку понимали, как объяснение всего сущего подбором цитат из Библии и Аристотеля (ввиду богоподобного величия мыслителя). Но время шло, исследование мира развивалось, появились эталоны авторитетных исследователей — Плиний, Архимед и многие другие. И на них тоже начали ссылаться. Теперь наукой стало объяснение всего сущего подбором цитат из Библии, Аристотеля и… людей. Наука в этом понимании стала «человечной». «Гуманус» — «человечный», поэтому такой подход был назван «гуманитарным». Там же Гумилев отмечает, что в эти времена и позже оригинальные исследования (не цитатничество) назывались «естественными», чего бы они ни касались — физики, истории или языка. Так что исторически «гуманитарность» (по Гумилеву, а с ним, как с главным гуманитарием с точки зрения обывателя, не поспоришь) — это просто и всего лишь цитатничество. Если проследить за кульбитами современных «гуманитариев», так оно и есть.

Гуманитарии по-видимому, почувствовали себя неуютно в научной среде, и, как водится в таких случаях, создали «свою науку». Более того — «свои науки», много своих наук. Интересно, а вообще-то сколько существует наук? С детьми на уровне пятого класса рассматривается такая метафора, приведенная в моей книге «Технология интеллектуального образования».

Как только мы сталкиваемся с принципиально новым для нас явлением, к нему тут же протягиваются «ручки», которые «ощупывают» предмет нашего интереса.

— «Оно живое!» — говорит первая «ручка».

— «Оно из Северной Африки!» — говорит вторая.

— «Его впервые обнаружили и описали в период правления Тутанхамона!» — подхватывает третья.

— «Оно имеет форму правильного шестиугольника!» — четвертая.

Первый вопрос: «Откуда эти „ручки“ протянулись к явлению?»

Дети, которых, как правило, заинтересовывает этот рисунок, живо реагируют на вопрос, и либо отвечают: «Из головы!», «Из мозга!» либо делают соответствующий жест, заменяющий (дублирующий) такой ответ.

Второй вопрос: «Как называются эти „ручки“?»

Дети безошибочно и дружно отвечают: «Биология!»; «География!»; «История!»; «Математика!»…

Третий вопрос: «А то, что узнали эти „ручки“, собирается в отдельные ёмкости или в одну, общую?»

Ответ: «Конечно, в общую!»

Эта общая ёмкость и называется наукой. Она едина и единственна. Даже дети с легкостью приходят к самостоятельному выводу, что «ручки» вырастают из науки, следовательно, являются ее отраслями.

На уровне словаря для аспирантов: «Наука — важнейшая сфера человеческой жизнедеятельности, лежащая в основе развития современной цивилизации, ориентированная на получение истинного знания об окружающем мире и самом человеке, которое можно воплотить на практике». А раз она, наука, одна-единственная, то и структура ее одна и та же при рассмотрении любых явлений, и язык один. Это подтвердило специальное исследование профессионального мышления докторов наук, описанное в книге «Технология интеллектуального образования». Так что «гуманитарность» в обывательских декларациях — чаще всего просто способ ухода личности от ответственности перед собой и перед обществом за свою в лучшем случае однобокость, в худшем — несостоятельность. Впрочем, это одно и то же. Особенно если это навязывается другим людям, вызывая их однобокость и несостоятельность.

Закон об образовании и основанный на нем стандарт четко и ясно требуют научности общего образования. В таком случае попытки расщепления науки на секции (или секты?) являются как минимум неправомерными. Пропаганда этого расщепления в образовательной среде, ломающая представления детей о научном познании, об устройстве мира, о единстве общего образования как культурной основы существования современного человека (да и человечества) — просто преступна и, по-хорошему, должна преследоваться по закону. Ведь в итоге ломаются судьбы детей, становящихся впоследствии недообразованными, а то и вовсе необразованными недоучками с серьезно урезанными возможностями.

Как сейчас выглядит результат «гуманитарного» образования? Не надо далеко ходить, глянем на телеэкран. Было такое дивное телешоу — «Безумно красивые». По-видимому, оно было умышленно создано для демонстрации достигнутого в обществе уровня того, что выдающийся психолог Марина Александровна Холодная назвала «функциональной глупостью». Пара блондинок в студии позиционирует себя (дословно!) как гуманитарии. Опять же дословно: «Математика, физика и химия — это не моё!» Им задается вопрос: «Где находится государство Израиль?» Одна из них говорит: «Я там была, но не знаю, где это». После долгих обсуждений и рассуждений (!) выясняется, что государство Израиль находится на юге Северной Америки.

Кем бы ни были по профессии эти милые девушки (они — обладательницы «высшего образования», гуманитарного, разумеется), хотели бы вы иметь с ними дело как со специалистами? С врачами, например? Или с юристами, экономистами и пр. и др.? Или, просто с женами? Дело не в том, что это блондинки. Молодые люди им не уступают. В не таком уж далеком прошлом они все объединялись одним именем нарицательным — митрофанушки. Кстати, классический Митрофанушка сегодня не так уж и фантастичен. Просто он — гуманитарий. С раннего детства, а затем — из профильного класса профильной гимназии профильного образования, отщепившегося от образования общего.

Так гуманитарий ли ваш ребенок? Хотите ли вы видеть своего ребенка таким «гуманитарием»? С последующей судьбой, разумеется.

5. Да с чего ей взяться, мотивации-то?

а) Да, мама?

Конечно, мотивация и демотивация в отношении общего образования — в первую очередь — заслуга или «заслуга» родителей. Через систему ценностей, сложившуюся у них, родителей, в результате своего, как им кажется, понимания собственного и чужого жизненного опыта. Под влиянием средств массовой информации, в том числе — рекламы. Средства массовой информации в основной части своей деятельности ориентированы на поддержание внутренней политики государства. А эта политика в любом государстве связана с затыканием постоянно возникающих дыр. Любой ценой. Нужны физики — всех зовём в физики. Был в своё время такой фильм «Девять дней одного года». Физические факультеты университетов были забиты до отказа. Лучших отбирали, а остальных, которые думали, что главное — диплом физика, отправляли в отвалы. В знаменитые девяностые годы, при разрушенной экономике, все рванули в экономику. Больше всех старались родители. Большинство думали, что экономика — это что-то вроде торговли, а где торговля — там деньги. На меня и одного из моих сыновей, отправившегося в те годы на биологический факультет университета, смотрели как на обречённых на жизненную неудачу недоумков. Не просто смотрели, но и говорили. Ну, и где большинство этих экономистов? Известно где — торгуют на вещевых рынках. А мой сын — немецкий профессор-биолог. То же было с менеджерами. Искать их там же. Сейчас, когда падают ракеты, всех с детсадовского возраста зовут в инженеры. Подождите, скоро позовут в учителя. Вещевые рынки и коммунальные службы всегда нуждаются в кадрах и не особенно разборчивы. Так, может быть, не метаться, как житель российского Севера, попавший на восточный базар, а включить мозг (если программа поставлена) и подумать? Ваш конкретный ребёнок — это именно ваш ребёнок, и никому до него, конкретного, дела нет. Все решают свои задачи. И государство, и родители. Надо бы и о судьбах конкретных детей подумать. А начинается-то всё с программы компьютера по имени Мозг, которую может поставить только общее образование.

А реклама… Она заполонила всё информационное пространство. Все пытаются с её помощью решать свои задачи. Через формирование системы ценностей. Чаще всего — ложных. Ложных, потому что реклама по определению завышает ценность рекламируемого продукта и связанных с ним норм поведения. Чаще всего она просто указывает на ненужность реального образования. В первую очередь — общего. Что тут думать — ковать надо!

Ох уж эта реклама! Девочка ханжеским голоском, пытаясь самоутвердиться и в то же время угодить маме, говорит: «Ведь волосы же — наша гордость, да, мама?». И предполагается, что мама ответит: «Да, конечно, доченька! Именно волосы — наша гордость!». Да, конечно, с такими шикарными волосами девочке уже не так и обязательно по-настоящему учиться. Правда, при этом надо помнить, что ближайшие родственники волос — рога и копыта. Так что судьба девочки: «У вас рога такие, копыта очень стройные и добрая душа». Больше-то у нее ничего нет. Такого, чтобы гордиться.

Волосы приходят и уходят. Жизненные ценности и требования остаются. С чем остаются те, у кого волосы — предмет гордости? Как и потерявший голос знаменито певший мальчик — с бидончиком пива. Ну, с каким-то аналогом этого бидончика.

Почему бы не предположить, что гигиена и вообще культура ухода за собой — просто норма цивилизованного человека? Зачем женщине шикарные волосы? С точки зрения мужчины — для того, чтобы потрогать, погладить, зарыться в них лицом, наконец, дернуть как следует в порыве страсти. А дальше? А поговорить? Чаще всего и оказывается, что не о чем: все коммуникативные возможности ушли в волосатую гордость. Конечно, в роли волос как предмета гордости могут выступать и другие атрибуты: подвергнутые депиляции конечности, отбеленные зубы, ухоженная кожа лица и других частей тела, ногти… Что еще? Да ничего, вроде все перечислил. А остальному, общему для всех людей, надо учиться. В процессе общего образования. Это уже хоть какое-то напряжение мозга, и даром для личности оно не проходит.

Красота — это мера адаптивности системы, то есть мера того, насколько успешно система может приспосабливаться к миру и его изменениям. Все внешне проявляющиеся качества человека, о которых выше было сказано, рассматриваются как проявления красоты, поскольку они говорят об этой самой приспособляемости. Здоровая кожа, здоровые зубы, здоровые волосы, ногти (они же копыта стройные) — все указывает на функциональность для обеспечения адаптивности. То есть дают надежду на то, что дети выживут и будут еще краше. Таковы уж требования прогресса. Очень трудно предположить, что природный (эволюционный) отбор идет только по одному-двум каким-то явно второстепенным для выживания вида признакам. И если природа одарила ребенка такими вот отборными признаками, так не сомневайтесь, что и о мозге она тоже позаботилась. В той же мере. Иначе она не умеет, у нее системный подход. Даёт длинные ноги — даёт и длинные мозги. Исходно, на уровне возможностей. Это уж потом, не от великого ума образователей и воспитателей, система искусственно раздергивается на не связанные между собой части. Знаете, как в одной из последних реклам: комната, в ней многоэтажные нары, на нарах — где нос, где рот, где… Хорошо, что пока еще рекламщики умеют останавливаться в деталях. И все эти детали чихают, кашляют, потребляют «Називин», «Дифлюкан» и прочие лекарства. А человека, как целого, нет. У человека все же главный орган — мозг, обеспечивающий его человеческую целостность. И его состояние может сделать кривоногого красивым, а дивноволосую — тупой жабой.