***
Мы выросли из городских дворов.
И даже не успели удивиться,
Как быстро изменились наши лица.
И Родина. И Вера. И Любовь.
И то, что не случилось. Но творится.
Бессмысленно соженные мосты.
Ослепшие в прозрениях невежды.
И клочьями разбросанной одежды,
Возложенные к женщинам цветы,
Валяются на дальнем побережье.
И многие, как Спасы на крови,
Возвысились в построенных притонах,
Чтоб с бубнами толкаться под амвоном
Без Родины. Без Веры. Без Любви.
Зато с татуированной иконой.
И, ставшая бутылочной, вода
Повсюду освящает позолоту.
А наши дети, выйдя за ворота,
У отпрысков стареющих кидал
Уже стоят в надежде на работу.
Смешно и грустно видеть, как опять
Царями восхищаются плебеи.
И снова перед именем робеют
И тычутся, куда поцеловать
Хозяина карман и портупею.
Но мне плевать на выгодный расчет.
И злобную обиженность баранов.
Во мне всё так же, как это ни странно,
И Родина. И Вера. И еще
Любви благословенная осанна.
А время первобытное течет
С идиотизмом сломанного крана.
***
Учителя учили нас тому
Чему самих их, неучей, учили
Другие неучи.
Вот мы и получили
На каждого не столько по уму,
А сколько от ума недолечили.
***
Один вагон. Один маршрут. Одна конечная.
А настоящим не живут.
Как-будто вечные.
***
Закат похожий на рассвет.
Очарование Магриба.
За то, что не было и нет,
Чужая женщина, спасибо.
За обращенный силуэт
И безвопросие вопросов.
За горечь сладкой папиросы,
Которой не было и нет.
За одиночество пути
И многотичие за дверью.
За то, что я тебе не верю,
Чужая женщина, прости.
То запотевшее стекло
Произошло, но не случилось.
И ничего не получилось
И получится не могло.
Ночь, обращеннная вослед,
Проснется днем — какой бы ни был.
За то, что не было и нет,
Чужая женщина, спасибо,
Очарование Магриба.
Закат похожий на рассвет.
***
Переболит… Переболеет..
Счастливым некого винить:
Кому даровано любить,
Того Господь не пожалеет.
А пожалея, не простит.
И приревнует, чтоб размазать.
И хрупкость созданной им вазы
В слепых осколках заблестит.
Где обитала пустота,
Так и останутся пустоты.
Любовь же плещется, как ноты
По беломорию листа.
И возгараемой до тла,
Ей, разноликой, все подвластно:
Она и в женщине прекрасна.
И в одиночестве светла.
На каждый день есть свой порог.
Свое рождение и рея.
И вновь рассветами алеют
Бинты ниспосланных дорог.
Любви неведома корысть
Где плыть. Где быть. Где оставаться.
Она везде увидит высь,
И не ослепнет удивляться.
Счастливым некого винить.
Их берега не обмелеют.
Кому даровано любить,
Того Господь не пожалеет.
А, значит, так тому и быть…
***
Глубины прячет море подо льдом.
Зато на лужах мусора навалом.
Всю спину исплевали.
Поделом.
Не прижимай к груди кого попало.
У тех, кто очернять других привык,
Чем мельче ум, тем пакостней язык.
***
Куда-то. Перед кем-то.
С кем-то. Как-то.
Всё, что угодно — кроме тишины.
Как много, убоявшихся себя.
***
Вздохнула проседью дождя
На солнце мокнущая осень.
Всё гуще серость за окном.
***
О чем-то каркают вороны.
И поезд из железных стен
Скрипит колесами колен.
И окон свальные иконы
Плывут, глазея монотонно,
На нас за стеклами арен.
А я на паперти перрона
Стою, как одинокий член
В толпе отвязанных сирен
И вспоминаю, поименно,
Кому сдавался ночью в плен.
Кто подавал с утра патроны.
А после кофе и лимоны.
И полагал, что насовсем.
А насовсем есть только тлен.
Часы, карманники, вороны.
И уже фыркают вагоны
Вдыхая тягу перемен.
***
Когда впотьмах ни охнуть, ни вздохнуть
И не нащупать верную дорогу,
Подвешенный,
Воистину от Бога,
Фонарь под глазом осветит твой путь.
Нет опыта и ярче, и мудрей,
Чем отсвет персональных фонарей.
***
Из темной бренности веков
Иной дороги не дается:
Работа любит дураков.
А тот, кто любит — тот ведется
На увлеченность, на кураж,
На бескорыстие и смелость.
На гениальную умелость
И проб возвышенную блажь.
У умных нет других забот,
Как только пользовать работу.
Их дни — расписанные ноты
Где всё скрипично наперед.
И ежедневно, «от и до»,
В почасовой своей расплате
Они мечтают о зарплате
Или о выигрыше в лото.
Так повелось, но далеко
Не все на этом свете плохо:
Работа любит дураков
А я люблю её, дуреху.
***
Никто не может знать наверняка,
Что прячут намалеванные лица.
Как Библию. В руках клеветника.
Или Коран. В кармане у убийцы.
Но кто-то же придумал облака?
Никто не может знать наверняка
Заоблачную роспись отражений
На силуэтах принятых решений,
Всплывающих из нас, издалека.
Но кто-то же придумал искушения?
Нам и не надо знать…
Наверняка
Есть только ты. И я.
И облака.
***
Кто он такой, чтоб говорить мне о моём.
О долге и обязанностях.
Звезды
Наляпаны на плечи
Тускло днем.
Я их не вижу. У меня другие.
И небо, как живая ностальгия,
По времени, в котором не живем.
Кто вы такой, чтоб говорить мне обо мне.
Что делал, как молился.
Удивляюсь,
Чего вам надо?
Мне ли это знать.
Расплесканным рассветом умываюсь
И ночью снова им же укрываюсь.
Мне некого за это упрекать.
Проснусь с благодарением к судьбе:
Кто я такой, чтоб говорить не о себе.
***
Владей, хоть половиной суши.
Храни хоть в банке.
Хоть в носке.
Те, кто копаются в песке,
Все украдут.
А нет — разрушат.
Уже наточены ножи,
Как языки у скользкой лжи.
Не страшно.
Новый день разбудит.
С нас не убудет:
Будем — будет!
***
Приму глаза твои.
Коснусь губами век.
Единовремье…
Как отрешенное мгновенье
Горящих рек.
Проснусь
Один.
Согнувшись, словно на коленях.
И раб себе. И господин.
То засуха. То наводнение.
Ужели в этом откровение
Любви,
С которой даже гримм
Необратимых лет и зим
Не смоет соприкосновения.
Единовремье…
Век
Губами
Коснусь.
Глаза твои
Приму.
Как много слада между нами.
Как мало надо
Одному.
***
Я сижу и попиваю вино.
Мне, признаться, под вино, всё равно:
Кто и с кем, и почему, и зачем.
Я сижу и пью вино. Я — ничей.
Я сижу и пью вино. Мне плевать
«Б» на роже у кого или «Ять».
«Эй» топорщит под спиной или «аз».
Я сижу и пью вино. Не про вас.
Я сижу и попиваю вино.
Мне, признаться, расхотелось давно
В шоколаде бултыхать, как в г-не.
Я сижу и пью своё «Каберне».
Я сижу и попиваю вино.
А вокруг меня смешное кино:
Закусь, трах, одна и та же байда.
Я сижу и пью вино. Не туда.
По-собачьи завывает сосед.
У соседа ни вина, ни конфет.
Но зато есть у соседа жена —
Тот же трах, и закусон, и война.
А соседка говорит о деньгах.
У соседки сто колец на руках.
И ей надо-то всего лишь одно.
А я пью и подливаю вино.
Мне твердят, что мир рехнулся.
И что?
Он всегда таким и был.
«Конь в пальто.»
И кому-то по размерам оно.
А я ржу. И попиваю вино…
***
Зачем книги сжигать, площадям на потеху,
Освещая невежество черным огнем,
Если можно не ночью, а солнечным днем
Их, без шума, изъять из библиотеки.
***
Никто не хочет чахнуть и стареть.
Но в этом нет ни страха, ни печали.
Какое это счастье — умереть:
Отца и мать я снова повстречаю,
Чтоб с ними эти двери запереть
И новые открыть. Уже вначале.
Всего лишь жизнь.
И вновь, всего лишь смерть.
***
Без посторонних можно обойтись.
Но слов не обойти —
От посторонних…
***
Не поставишь офицера на пуанты.
А медали не заменишь на монеты.
За отчизну поднимались лейтенанты.
Маркитанты опускались за фуршеты.
И никто из них своей не знает меры.
Лишь во времени иначе бронзовея,
Лейтенанты быть хотели среди первых.
Забывая, что последние — живее.
И для каждого заложены палаты.
Золоченые. Больничные. Иные.
Вспоминали о любимых лейтенанты.
Маркитанты уминали отбивные.
В этом мире многогранные таланты.
И законы на столетия отлиты:
Честь и слава доставались лейтенантам.
Память павшему. А падшему — корыто.
Но в природе сбой случается когда-то.
И пустые раздуваются кареты.
Маркитанты победили лейтенантов.
Чести нет. И славы нет.
Одни фуршеты.
***
Я прежде никогда не жил «так просто».
А оказалось, это очень просто:
Живи — и всё.
И вся. И все. И всех.
Я думал, это бег.
А это остров.
Среди помостов,
Как среди погостов,
Где хочется заплакать,
Слыша смех.
И рассмеяться запросто.
И остро.
Но шепчет мне о праздности утех
Встревоженный тринадцатый апостол,
Откуда-то возникший.
Как на грех.
***
О, стреноженные кони.
Если только вы — не пони.
Мы в законах, как в загонах.
То уздечка. То седло.
Дышло, чтоб не увело.
И хомут на перегонах.
И расшитые попоны,
Если с крупом повезло.
А вокруг толпа в погонах,
Что возносят на плечах:
И в большом, и в мелочах.
И в постели, и в вагонах.
В темноте и при свечах.
И цветочки моветона
Как венки на кирпичах.
О, стреноженные кони.
Как же вам не повезло.
Эх, залечь бы на балконе
С пулеметом наголО.
***
Мой муж решился сделать харакири.
Теперь свободны оба: он и я.
Как просто сделать женщину счастливой…
***
Без парусов. Под парусами.
Спина слепа. Как поводырь
С потусторонними глазами.
Какая разница… Пустырь,
Москва, Нью-Йорк или Сибирь,
Когда и морем, и лесами
И на воде, и под водой
Одно и то же, Боже мой,
Слегка меняется местами.
Как наслаждение — бедой.
А убеждения — годами.
Но как прекрасны миражи!
Кто не был предан, тот не жил.
***
Кто продажен и бездарен,
Без работы не сидит.
От чиновников рябит,
Как рябит на рожу Сталин.
Все равно, в какой стране,
Они варят нас в г..не.
Государство — враг народа.
В этом суть его природы.
***
Мужчина тянет груз свой целый век:
На шее, на хребте, на пояснице.
Но каждому когда-нибудь да снится
Готовность перетрахать вся и всех.
Иначе и не стоило родиться.
***
Споткнулся и упал. Разбил колено.
И ничего. Ни слова, ни обид.
Так что же я так злюсь на пустоту
Ничтожества,
Тупого, как мурена,
Со злобой несмываемой во рту.
Которая хватает и шипит,
Но этим и живет одновременно.
Когда змея попалась на пути,
Не можешь пристрелить — тогда уйди.
***
То просветление покоя.
То наступающая тьма.
Прекрасны лето и зима.
И дождь, нависший над рекою,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.