Бесплатный фрагмент - О чем умолчал Толстой, или Моя Анна

ПРЕДИСЛОВИЕ

У меня сложилось впечатление, что по начальному замыслу автора линия Анны Карениной должна оборваться с ее смертью при родах. К этому все шло: мосты в семью сожжены, в обществе светит статус изгоя и главное — перегорает страсть. Она у разбитого корыта! И вот вещий сон, потрясающее покаяние на смертном одре, прощение и она покидает этот мир. Ее жалко: искренне покаявшаяся грешница!

Но Толстой продлил линию во «второй сезон», превратив Анну в мегеру, не вызывающую ни грана сочувствия. Есть мнение, что сделал по меркантильным соображениям подобно современным творцам сериалов.

Мне по душе только первый «сезон» и я позволил себе представить на Ваш суд свое «видение» этой половины романа исключительно по линии Анны, дополнив ее эпизодами, о которых Толстой как бы «умолчал». Здесь Каренины во многом отличаются от классических.

«Анну Каренину» признают самым выдающимся романом о страстной любви, квинтэссенцию которой Толстой исчерпывающе изложил устами своей героини во фразе, вынесенной мной в эпиграф. Тем не менее в романе нет ни одного (!) не то что описания, но даже обозначения сцены соития! Как будто автор остался недоволен своими попытками в рамках приличий того времени довести до читателя накал этой страсти и ограничился лишь описанием мук совести Анны после грехопадения.

Мы не так стеснены и дополнения насыщены эпизодами из ее интимной, и не только, жизни с обоими своими мужчинами. Введены они с единственной целью: проследить по эволюции интимных отношений героини трагичное для нее угасание страсти.

В текст книги вкраплены фрагменты из оригинала, выделенные курсивом. Они служат хронологической основой сюжета и выбраны с таким расчетом, чтобы читателю, особенно не читавшему роман, не держать его под рукой.

МОЯ АННА

«…я не могу и не хочу быть ничем другим, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки…»

Анна Каренина

Пробуждение

Вронский улыбнулся…

— А ты кого встречаешь? — спросил он.

— Я? я хорошенькую женщину, сестру Анну.

— Ах, это Каренину? — сказал Вронский…

***

Два дня назад он был в салоне двоюродной сестры Бетси, княгини Елизаветы Тверской. Салон — это зал на первом этаже и комнаты на втором. Она провожает брата.

— Алекс, опять только заглянул и уже уходишь?

— Так те же лица, Бет.

— Не скажи. Знаком с Анной, женой знаменитого Каренина? Она стала захаживать, пригляделся бы.…

Он оглянулся.

— Красивая… слышал про нее: зануда и недотрога, время жалко тратить.

Бетси усмехается

— Тем интереснее. Кстати, муж старше нее лет на двадцать… Ладно, иди.

Он еще раз оглянулся, на миг представил ее перед собой в позе на корточках, презрительно скривил губы и вышел.

***

Салон Бетси — место «тусовки» тогдашней «продвинутой» элиты. Анна уже пару раз его посещала. Ей было двадцать семь и смертельно наскучило девятилетнее общение в чопорной, зажатой среде, где самая младшая была старше нее лет на десять.

Здесь же царила атмосфера раскованности при обсуждении любых тем, возраст не старше сорока. Все внове. Человек разносит на подносе бокалы с шампанским, почти все дамы с пахитосками. Одна кивает в сторону зала.

— Почти все достойные кавалеры салон покинули.

Самая старшая пыхнула дымом и хохотнула:

— Значит, не нашли среди нас ни интересных, ни свободных!

— Хотя виконт Таврин тут. Но с баронессой Вороновой не общается. Расстались?

— Это не повод быть демонстративно невежливым!

— А молодой камер-юнкер не отходит от графини Астаховой…

— Вряд ли она ответит, граф с нее глаз не спускает.

Дама расхохоталась:

— Ну, эту помеху при желании обходят легко

Подходит Бетси.

— Как Вам у нас, Анна Аркадьевна?

— Необычно и интересно, еще раз спасибо за приглашение.

— Пойдемте, пообщаемся с другими тоже.

Переходят к другой группе.

— Что обсуждаем?

— Модную книгу. Ужасно пикантно, на грани, но не могла оторваться!

— Я же говорила…

Бетси с Анной отходят.

— О какой книге речь?

— «Золотой осел», перевод с античного, тут она из рук в руки переходит, редкость. Она сейчас у меня, специально для Вас придержала

— Спасибо, Вы так любезны.

— Только мужу лучше о ней не знать.

— А что там такого!?

— Начнете, сами решите…

***

Анна не знала, что муж из довольно обширной библиотеки удалил все книги с откровениями о сексуальной стороне жизни, и о соитии смогла почерпнуть лишь скудные сведения, но такое!! Уже с первых страниц зачитанной чуть не до дыр книги она поняла: Алексей Александрович не должен ее увидеть!

«… Луций во власти необузданного и уже мучительного желания, приоткрыл одежду и показал Фотиде, с каким нетерпением жаждет он любви… Она медленно опускается над ним на корточки; часто приседая и волнуя гибкую спину свою сладострастными движениями…»

Анна услышала шаги и поспешно задвинула книгу под подушку. Муж вошел и с обычной снисходительной усмешкой осведомился:

— Не против ли любимая женушка исполнить супружеский долг?

Она отвечает ему в тон:

— Как можно быть против!

Тогда в добропорядочных семьях «исполняли долг» не нагими, а в спальной одежде. Она стянула панталоны, осталась в непрозрачном пеньюаре, он кальсоны, остался в длинной рубашке. Умудрились не обнажить друг перед другом «срамных мест»!

Всякие прелюдии и нетрадиционные забавы в те времена мужья оставляли для походов к любовницам и в известные дома. С женами исключали их, опасаясь разбудить чреватую соблазнами чувственность.

Он прилег рядом, поцеловал ее в губы, плечи, провел ру­кой по груди. Ощутив свою готовность, перебрался на нее. Она подтянула пеньюар и он вошел…

…Секс у них всегда в этой и только в этой позе…

Он чмокнул ее в лоб, пожелал спокойной ночи и уснул. Она вспомнила его лицо во время близости: такое же, как и «до». Мгновения всплеска эмоций при апогее и… всё!

Она лежала с открытыми глазами и вспоминала все редкие эпизоды в своей жизни, связанные с совокуплением…

***

{Тяпа умчалась вглубь сада и она поспешила за ней. Ус­лышала слабые стоны за кустарником и раздвинула ветки. Перед глазами предстал голый зад конюха, ритмично толкающего обхватившую рябину женщину с завернутыми до пояса юбками! На звук он повернул голову, Анна отскочила и с трепещущим сердцем убежала к террасе…

Вечером, подавая ужин, кухарка Фрося надменно на нее взглянула и криво усмехнулась. Еще наглее усмехался при каждой встрече конюх. Обедневших дворян Облонских не уважала даже челядь…

Второй раз она увидела через окно кухни: Фрося сидит на столе, а у нее между колен трудится приехавший погостить брат Стива.

Следующий раз был уже в брачную ночь, в темноте. Помнила сумбурно из-за поглотившего все мысли волнения…}

…А дальше уже так, как сегодня. Несколько раз до рождения сына была близка к оргазму, но и только. Упоминания в книгах о бурных страстях приписала обычным в них преувеличениям. Их отсутствие с мужем сочла нормой и постаралась мысли на эту тему из головы выбросить.

Мужские гениталии она «видела» только у скульптур и недоумевала: даже у Геракла «он» был явно скромнее, чем у мужа, хотя оценить размер могла только по ощущениям — «вживую» мужнин не видела…

***

Анна возвращает книгу Бетси.

— Какие впечатления?

— Ну… откровенно уж очень.

— Не понравилось, значит, читать про интимную жизнь?

Бетси пытливо всматривается ей в лицо. Анна стесняется признаться, что читала взахлеб, но и выглядеть святошей в ее глазах совсем не хочет.

— И фантазии всё… Матрона с ослом, придумают же такое…

«Именно интимные сцены тебя и зацепили, дорогая», подумала Бетси. Вслух предложила:

— Я дам другую, там не фантазии. Не против?

— Нет. Бетси, спрошу прямо. Я чувствую Ваше желание сделать мне приятное и ценю это. Но почему?

— Отвечу тоже прямо. Все, кого Вы здесь видите, мне симпатичны, но близких нет. Почему-то мне кажется, что мы с Вами можем ими стать. Не хотели бы?

— Буду рада.

Они приложись щеками.

***

Вторая книга была про оргии в древнем Риме…

«…Флавий возлег на медвежью шкуру. Его фаллос был уже готов к подвигам и призывно покачивался, достигая пупка. Златовласая рабыня из варваров Хельга выбралась из латрума, обтерла гладко выбритые окрестности огнедышащего кратера. Присела над ним, взяла в руку его вожделеющее орудие и приставила к жерлу своего вулкана. Медленно впустила его под дикий стон его хозяина!

Подошел Марий, встал над приятелем вплотную к ее лицу. Хельга взялась за его фаллос, и он был для нее как вкуснейший леденец с орехами и медом, осыпанный семечками кунжута. Она наслаждалась им и услышала стон уже Мария…»

Анна захлопнула книгу. Лицо пылало, сердце колотилось. Представила себя в позе этой рабыни на муже. Потом его в позе Мария: ее чуть не стошнило…

Книгу она открыла через день. Пролистала, останавливаясь на эротических эпизодах.

«В основном все повторяется и уже не так возбуждает. А зачем Бетси мне книги так настоятельно подсовывала?..»

Анна признала факт: читать о позах и страстях было грешно, но притягательно! Стала представлять в них светских дам и будто вскрывала скрытую от глаз часть их жизни…

Представляла в них и себя с мужем, у него была… голова Байрона! Другие всплывавшие в памяти мужчины в картинах не удерживались. Ее смущал такой хотя и невинный, но все же блуд. Но это была ее тайна, тот самый «скелет в шкафу»…

Она фыркнула, зевнула и заснула.

***

Анна с Бетси прогуливались по балкону над залом.

— Бетси, хочу знать наперед: мы будем откровенны друг с другом?

— Я смогу. А почему спрашиваешь?

Они остановились.

— Эти эротические книги. Ты ведь не случайно мне их дала?

Бетси прислонилась к балюстраде. Задумалась, будто собираясь с мыслями..

— Не случайно. Скажи, ты ведь знаешь, что говорят обо мне и Тушкевиче?

— Да.

— Это правда, но, как говорится, свечку никто не держал.

— А это важно?

— Важнее всего. Делаешь вид, что это только слухи и как бы тишь да гладь!

— Ты влюблена в Тушкевича?

— Милая Анна! Главнее то, что ни я не влюблена в Тверского, ни он в меня. Но сейчас я имею то, что мне нужно: и штиль в семье и взаимную страсть. Князь, кстати, тоже не скучает. Его любовница — жена пароходчика Савельева, урожденная графиня Долгих.

— А книги?

Бетси спросила после секундной паузы:

— Анна, ты счастлива? Только откровенно.

Анна молчала.

— Понимаю. «Он порядочный, заботливый, добрый». А страсть между вами есть?! Не забывай, мы договорились и это сугубо между нами.

— А почему думаешь, что нет? Я всем довольна с мужем.

Бетси улыбнулась.

— Но если страсти нет, то рано или поздно появится и твой Тушкевич. И лучше не зачахнуть, так и не познав радости страстного соития. Вот я и хотела тебя разбудить. Потому что лучше сделать ошибку и потом сожалеть, чем мучиться всю жизнь от того, что ее не сделала. Ну, а если ты счастлива с мужем во всех смыслах, то и слава богу и никакие книги твое счастье не нарушат…

Анна ехала домой, была встревожена.

«Да, у нас с Алексеем Александровичем нет страсти, как в книгах, но и не влекло ни к кому другому!»

Она отогнала эти мысли и стала думать о предстоящей поездке в Москву с ответственной миссией в семью брата.

***

Поезд останавливается и Вронский поднимается в вагон. У дверей купе пропускает выходящую Анну. Вежливо кивает. Протискиваясь, она встречается с ним глаза в глаза. Он провожает ее взглядом, хочет еще раз увидеть ее лицо и в конце прохода она оглядывается! В выражении ее миловидного лица что-то особенно ласковое и нежное, свет в глазах светится против ее воли в чуть заметной улыбке.

Их обоих «зацепило», но они об этом даже не подозревали…

В купе Вронский обнимает мать.

— Как доехала?

— Отлично, спасибо попутчице, проговорили всю дорогу. Я от нее в восторге.

— Я ее видел у Бетси. И о чем же говорили?

— Обо всем, в основном о семейном. Я о семье твоего брата, твоей карьере, она о своей семье, о сыне, очень дружна с ним.

Выходят. Анна с братом несколько впереди. У кареты она оборачивается, явно ищет его взглядом. Он улыбается ей, в карете спрашивает мать.

— А что она говорила о муже?

— Безмерно уважает. Он ходячая добродетель.

Она лукаво улыбается.

— Нас знакомили, еще до Анны. А почему спрашиваешь, не интрижку ли надумал?

— А ты не одобришь?

— С каких это пор я бываю против! Наоборот, престижная была бы связь, на пользу положению в «свете». Да и ей встряска не помешает.

Смеются.

***

Долли рассказывает о связи мужа с гувернанткой.

— Мне противно видеть его рядом с детьми!

Анна берет ее за руки.

— Дети Стиву обожают. И он любит и уважает только тебя, просто слаб бороться с соблазнами. Он страшно переживает, себя без семьи не представляет. Вот меня позвал. Прости его, Долли.

— А ты бы простила?

— Да, но мне не придется. Алексей Александрович другой и сильный.

— Я уверена, пройдет время и он опять сорвется.

— Думаю, что нет. Но даже если так, то семья превыше всего. Прости его еще раз, не пожалеешь!

Помолчали.

— Сейчас все мысли о помолвке сестры с Вронским. Через два дня бал. Кити очень переживает, влюблена в него.

— А он?

— Наверное. Не зря же маман приехала.

У Анны по лицу пробегает тень…

…Они оба у окон. Снег. Перед ее глазами его мимолетная улыбка взгляд из-под козырька. Перед его глазами ее такие притягательные румяные губы, светящиеся глаза…

…Бал. Каждый раз, как он говорил с Анной, в глазах ее вспыхивал радостный блеск. Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен…

Только близко к концу взгляд ее натыкается на смотрящую на нее с детской обидой потухшую Кити. Анна замечает осуждающие взгляды, будто просыпается и быстро покидает зал.

***

Анна и служанка Аннушка в купе одни.

«Ну, все кончено, и слава богу!… Увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная, по-старому…»

В Бологом она вышла освежиться. Приятно удивилась, увидев Вронского.

— Вы едете? Разве не должны быть при Кити!

— Я еду для того, чтобы быть там, где Вы, — сказал он, — я не могу иначе…

— Неприлично так говорить. Забудьте и я забуду.

Она чувством поняла, что этот минутный разговор страшно сблизил их; и была испугана и счастлива этим.

Анна вернулась в вагон. Аннушка дремала. Она с руками укрылась пледом и прикрыла глаза. Разговор не оставил сомнений: он признался в любви, а значит, хочет быть ее любовником!

«Это исключено, но…»

Она перебирала в мыслях все моменты общения с ним и погрузилась в сладостную дрему: она опять в позе, но на ней уже не муж с лицом Байрона, а уже Вронский, смотрит своим преданным и восторженным взором. Она ощутила позывы «внизу» и непроизвольно просунула руку под юбки, под белье…

Анна проснулась: ее тормошила Аннушка:

— Анна Аркадьевна, простите, но Вы так стонете!

Анна ужаснулась: хорошо, что руки были под пледом! Она почувствовала презрение к себе, встряхнулась.

— Дурной сон, Аннушка.

…В Петербурге на вокзале ее встречал муж.

«Ах, боже мой! отчего у него стали такие уши?..»

Какое-то неприятное чувство щемило ей сердце. Вронский увидал ее мужа и тоже испытал неприятное чувство. Он представил их в постели и возмутился: она ему улыбалась!!

***

Раздевшись, она вошла в спальню, но на лице ее не было того оживления, которое в бытность ее в Москве так и брызгало из ее глаз…

— Я соскучился по моей любимой и за терпение заслуживаю вознаграждение! Как считает она?

Анна тревожилась за свое поведение после Бологого. Но обошлось и даже были свои плюсы: закрыла глаза и представила на месте мужа Вронского, его лицо вблизи своего…

…Новые ощущения оказались настолько сильными, что она неожиданно для себя ощутила оргазм, и это непроизвольно отразилось на поведении при соитии.

«Потому что я была с НИМ?!».

Она не думала, что Алексей Александрович это может заметить, она вообще в этот момент думать была не способна. Но он заметил и неожиданно впервые поцеловал «после». Вот это новшество было Анне почему-то неприятно…

***

Петербургский высший круг, собственно, один; все знают друг друга… Вронский был везде, где только мог встречать Анну.

Бетси наблюдала за братом. Он впервые здесь после Москвы, прохаживается по салону, ни с кем подолгу не заговаривая, но и не уходил. Подошла.

— Что с тобой, Алекс? Ты кого-то ждешь?

— Каренина будет?

— Да. А что у тебя к ней, неужели нацелился?

Вронский помедлил, потом решился:

— Это другое, Бет, не интрижка. Я люблю ее.

— Когда успел! А она?

— Уверен, что и ее влечет ко мне.

— Так в чем проблема?

— Она не обычная, не может решиться, хотя муж староват для нее…

— Все мы необычные… поначалу. Не особенно церемонься, братец, она жаждет африканских страстей!

— Почему так думаешь?

— Имела возможность догадаться.

Она рассмеялась:

— А как я вспоминаю ваши насмешки! Куда это все делось! Вы пойманы, мой милый!

Он знал, что в глазах всех светских людей роль человека, приставшего к замужней женщине, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, никогда не может быть смешна, и поэтому с гордою и веселою улыбкой посмотрел на кузину.

— И что? Надеюсь дать повод всем облизывающимся лопнуть от зависти!

Появляется Анна. Он бросается к ней.

— Анна, я люблю Вас безумной любовью! Все мысли о том, как бы оказаться подле Вас. Никакие доводы не могут это чувство изгнать из моего сердца!

— Это очень дурно, то что Вы говорите. Заставляете думать с осуждением Вашего эгоизма. Слышали, что Кити заболела? Вам следует навестить ее.

При этом на лице Анны ни на мгновение не появляется выражение осуждения.

— Нет. Я честен с Вами и буду честен с ней, не хочу дать ей ложную надежду.

— А вовлекать меня в греховные отношения честно?! Зная, что я на это не пойду никогда.

— Разве любить грех?! Послушайте свое сердце, все в Ваших руках, а я в любом случае Ваш, счастливый ли или несчастный.

***

Вот уже недели две, как она вернулась из Москвы и каждый раз при интиме с мужем она мысленно была с этим «мальчиком-офицером», как она подумала о нем поначалу, пытаясь отдалить себя от него. И каждый раз испытывала оргазм!!

В третий раз Алексей Александрович впервые не отвалился на свою половину, а прилег рядом, опираясь на локоть.

— Анна, ты можешь объяснить, что с тобой происходит?

— А что ты имеешь в виду?

— Я заметил, что ты стала м-м… эмоциональнее при coitus. Я на вершине счастья, но так у нас впервые. Как ты это объяснишь?

Анна смотрела в его излучающие высшую для него степень ласки, но внимательные глаза и готова была провалиться сквозь землю… Но что ей было сказать?!

— Не знаю, милый, само собой как-то…

— Я даже подумал, не захотела ли ты зачать?

Он смущенно и как-то жалостливо улыбнулся.

— Нет, не поэтому. Но я не против… если на то будет божья воля.

Алексей Александрович выглядел счастливым.

— В нашем кругу только у нас один сын…

У нее сразу испортилось настроение:

«Ну, да… главное круг…»

Он поцеловал в губы:

— Спокойной ночи любимая.

— Спокойной ночи…

…Муж уснул, а Анна еще долго не могла разобраться в душе. Ей было стыдно при виде его счастливого лица. Она второй раз по крупному лгала ему. Первый раз, когда долго не беременела после сына и сказала мужу, что не получается. Они ездили на воды, в святые места, ставили свечки в храмах. На самом деле Анна не хотела рожать чуть ли не каждый год как жена брата Долли и принимала снадобье от знахарки, переданное той же Долли втайне даже от ее мужа. Через два года она решилась, но уже и вправду не смогла зачать и с легким сердцем забыла о предохранении…

И вот второй раз лжет сегодня! Ее повергла в изумление та легкость, с которой она, оказывается, умеет лгать!

«Что эта страсть означила? А то, что я изменяю мужу! Мысленно, но совокупляюсь с другим и получаю удовольствие! Грязное притворство!.. А если бы ЭТО случилось, то я буду с обоими!? Один не знает, а другой мирится с этим!?. А если муж узнает и закроет глаза? Опять жизнь во лжи! Как Бетси и многие другие!»

Анна стонет.

«При встрече скажу, что должно. Прервать, пока не поздно!».

***

Она решительно отводит его в сторону:

— Алексей, я должна Вам сказать…

И… останавливает на нем свой взгляд, полный любви. Он берет ее руки в свои, говорит с восторгом.

— Анна, не говорите ничего. Я вижу и глазами и сердцем: Вы любите меня! Вы можете не признаваться, но это не важно. От судьбы не уйти.

Анна беспомощно слушает.

— Но это безумие! Сейчас за мной должен придти муж.

— Но Вы же не хотите уходить? Так останьтесь, не средневековье же нынче!

…Каренин заехал в салон. Его жена сидела с Вронским.

Он подошел и предложил жене ехать вместе домой; но она, не глядя на него, отвечала, что останется ужинать. Он раскланялся и вышел…

Зайдя домой, он машинально снял пальто, не переодеваясь прошел в гостиную, вернулся. Потоптался в полной прострации, прошел в кабинет, встал перед портретом жены на стене. Каренин впервые подумал, что у жены может быть своя не связанная с ним жизнь. Он понимал, что жена не получает при близости достаточного удовлетворения, но делал вид, что она смирилась с этим, как многие и успокоился.

«И вот по прошествии девяти лет у нее регулярный оргазм!»

Теперь он не мог не связать это с появлением на ее орбите поклонника. Об уровне их близости оставалось только догадываться. Представил, что может быть прямо в эту минуту его жена стонет в объятиях Вронского! Впервые схватило сердце.

…На лестницу всходили ее шаги. Ему стало страшно за предстоящее объяснение.

— Анна, я должен предостеречь тебя, — сказал он…

— Потом, потом, так хочется спать!

…Он увидел, что глубина ее души, всегда прежде открытая пред ним, закрыта, и это так и будет вперед…

***

Анна возвращается домой.

— Ты из салона, любимая?

— Да.

— Есть что-либо новое?

— Тебя стали интересовать светские новости?

У него на лице ироничная улыбка.

— Просто хочу понять, о чем можно целый вечер говорить, если, конечно, не отлучаться…

— Представь себе, можно.

Она уходит в спальню. Алексей Александрович входит за ней и обычным своим тоном предлагает «исполнять долг». Анна виртуально опять с Вронским…

Он стал желать этого чаще, настаивал. Анна заметила, что это происходит как правило после посещения ею салона и, соответственно, встречи с Вронским.

«Догадывается и будто предъявляет свои права?»

Это была, конечно, не случайность. Каренин в салоне больше не появлялся, но уже не сомневался в… не совсем невинных отношениях жены с Вронским, да и княгиня Мягкая намекнула. Он отгонял мысли об измене, но, не признаваясь себе в этом, мстил им, как если бы измена была. Поэтому и требовал интима с женой именно сразу после их встреч, когда ей будет особенно неприятно.

Ему было страшно обидно, когда представлял, как он был смешон, приписав ее недавнюю страсть чувством к себе. В чем была конкретная причина ее страстности при соитии? То ли она удержалась от измены и старалась загладить вину, то ли хотела таким нехитрым способом измену скрыть?

А может, и не было ничего, и это новый этап в ее физиологии?..

Анну картины с Вронским преследовали всякий раз, как она не была занята: он над ней, или наоборот. Другие позы из книг не привлекали. Но поведение мужа в последнее время ее злило и она уже не хотела с ним близости даже ради, как сказали бы в наше время, «виртуального» соития с Вронским…

Мощный сексуальный посыл от оказавшегося рядом полкового казановы упал на благодатную почву…

Началась новая жизнь для Алексея Александровича и для его жены. Ничего особенного не случилось. Анна, как всегда, ездила в свет и встречалась везде с Вронским. Он видел это, но ничего не мог сделать

***

Анне стало казаться, что в салоне взгляды всех устремлены на нее с Вронским. Будто их интересует одно: когда она оступится, и как они будут смаковать ее падение. Бетси же на правах подруги сообщала что-нибудь о нем, даже когда она не спрашивала. Это было настолько назойливо, что ее насторожило:

«Чего он ищет во мне? Любви не столько, сколько удовлетворения тщеславия?».

Анна возмутилась: неужели она уже настолько готова стать прелюбодейкой, что не способна прервать отношения… хотя бы на время, чтобы проверить их! Она решила не доставлять салону такой радости, оставила Бетси записку и ушла, не дождавшись его:

«Извините, Алексей, но я решила прекратить наши объяснения на тему любви, как бы ни были они мне приятны, до того времени, когда определюсь, как далеко они могут зайти. Настоятельно прошу не преследовать меня. Анна».

***

Она продолжала бывать в свете, очень редко. Вронский делал попытки объясниться, но она никогда не оставалась одна.

…Прихожая. Аннушка принимает у Каренина пальто.

— Анна Аркадьевна дома?

— Два часа как ушли.

— Сережа ужинал?

— Пока нет. Простите великодушно, но решила не кормить в одиночестве.

— Пусть придет в кабинет и принеси ужин туда.

Ужин с сыном. Обычные темы общения. Сына уводят ко сну.

Он стоял пред возможностью любви в его жене к кому-нибудь, кроме его. Как бык, покорно опустив голову, он ждал обуха, который, он чувствовал, был над ним поднят…

Аннушка принимает шубку у Анны.

— Сережа ужинал?

— Да, с отцом. Спит.

Анна отводит глаза и проходит в кабинет. Муж поднимает глаза от бумаг, молчит.

— Я не из салона. Была на званом ужине у Мягких.

— Хорошо. Это у тебя новое — докладывать? Не обязана.

Она подходит, приобнимает. Он целует ее руку.

— Иди спать. Я пока поработаю, милая — много дел.

***

Долго болел Сережа, для восстановления его здоровья Каренин отвез семью в Карлсбад на воды и они вернулись только к лету.

Три кареты подъезжают к даче. Семья, прислуга, вещи.

— Сергей, не забыл: не меньше пяти часов на свежем воздухе. Мама проследит.

Супруги прощаются. Чмоканье.

— Буду по пятницам, как обычно. Не скучайте.

­ — Не беспокойся, и Бетси обещала навещать.

По лицу мужа пробегает тень. Анна прикусила язык…

Вечер пятницы. Алексей Александрович вошел в спальню, взглянул на жену. Анна уже лежала с закрытыми глазами.

«Притворяется, все чаще и чаще…»

Он полежал, вздохнул, отвернулся. Анна открыла глаза…

Они лежали с открытыми глазами, зная, что каждый об этом знает. Впервые за все девять лет! Думали об одном и том же.

«Мне стали неприятны его прикосновения… Как же дальше?!»

«Я ей стал физически неприятен. Это не проходит…»

Оба пришли к примерно одному и тому же выводу.

«Как стремительно он стал чужим, безвозвратно чужим…»

«Она уже изменяет мне в мыслях… Или уже не только?!»

…Войдя в спальню следующим вечером, он сразу спросил:

— Не спишь, милая?

— Нет.

Она уже знала: чтобы легче стерпеть соитие, лучше сначала расслабиться. Их интим проходил в темноте и она, услышав его шаги, сразу закрыла глаза, представила себя с Вронским и стала ласкать себя «там»…

— Тогда, надеюсь, мне сегодня перепадет счастье насладится благосклонностью супруги?

— Она давно усвоила свои обязанности, дорогой…

…Анна стала смелее отказывать, ссылаясь то на усталость, то на недомогание. Он делал вид, что поверил, но «исполнение долга» был вынужден свести к минимуму.

Она приноровилась получать оргазм от воображаемого соития с Вронским известным способом без «участия» мужа…

Свершилось!

К ней изредка наведывалась Бетси, делилась новостями. О Вронском не заговаривали, но однажды она испытующе взглянула на Анну:

— Не хочешь узнать, что с Алексом?

Анна испугалась, схватила подругу за руку:

— Что с ним!?

Бетси лукаво засмеялась.

— Успокойся, здоров, но сам не свой. А ты?

Анна погрустнела.

— Не знаю, мне плохо сейчас, но то ли ему нужно, что и мне!?

— А ты отдайся… «на волю волн» и веди себя, как все. По ходу и поймешь…

Анна сидела на веранде до темноты. Мысль была одна:

«Я не хочу себе лгать, я хочу быть с ним, но смогу ли, „как все“? А если не смогу, то как?!»

***

Подошел июль. Анна услышала звуки подъехавшей кареты, выглянула в окно… и заметалась по комнате: у кареты стоял Вронский, подавая руку сходившей Бетси. Она бросилась к зеркалу, что-то лихорадочно поправила в прическе, на платье, вышла к ним.

— Я не ожидала…

— Анна, я на два месяца буду в лагере под Ржевом и не мог уехать, не увидев Вас!

В ней все пело. Она смотрела на него сияющими глазами и ни о чем не могла думать. Рядом были Сережа, Аннушка, гувернантка, а она смотрела на его лицо и не могла оторвать глаз…

Опомнилась:

— Пройдемте. Аннушка, кофию, будь добра!

Поговорили о пустяках. Бетси поднялась.

— Сережа, я тебе принесла английский мяч, он так высоко скачет. Пойдем, испробуем.

Прошли в сад. Он взял ее под руку, повел вглубь.

— Анна, что Вы со мной сделали, моя недоступная любовь! Я не живу, я только думаю о вас, мечтаю о Вас. Дерзаю и представляю Вас со мной.

— Алексей, я впервые признаюсь, что мне Вас не доставало. Но думали ли Вы о последствиях тех отношений, о которых говорите?

Он остановился и повернулся к ней, взял за руку:

— Нет, и не буду. Потому что знаю, что мы будем вместе, что Вы этого тоже хотите, а остальное не важно!

Она утонула в его восхищенных глазах и говорила только чтобы говорить.

— Не говорите так. Такое безрассудство может быть пагубно для меня, Вас это не смущает?

— Пагубно!? Пагубно отказываться от счастья, посланного судьбой!

Она почувствовала, что сейчас бросится к нему в объятия и вопьется в эти губы и… увидела у него за спиной смотревшего на них садовника. Она заставила себя убрать руку.

— Нет, Алексей, я не готова, простите…

— Что бы Вы ни решили, я буду у Ваших ног и буду ждать хоть всю жизнь!..

В карете Бетси о чем-то спрашивает, но в мыслях Вронского только Анна: ее глаза, улыбка, вот она говорит, вот смеется… А вот она нагая, распахивается перед ним, вот под его руками ее роскошные ягодицы, качаются перед его лицом ее восхитительные груди….

Бетси его тормошит, он возвращается в реальность

— Что-то я тебя не узнаю, граф Вронский! Я о зрелых дамах знаю все, в своих мыслях она уже твоя любовница, а ты не делаешь последние полшага!

— Я не могу с ней, как с другими, Бет, впервые мне женщина дорога, я впервые представляю жизнь с ней! И она будет моей.

Он постоянно хотел видеть ее лицо, слышать ее голос! Он действительно страстно ее любил…

***

Сентябрь. Анна снова стала бывать в салоне Бетси. Она призналась Вронскому, что приходит в салон только ради встречи с ним, но не позволит себе переступить грань, за которой ее ожидает неизвестность с большой вероятностью катастрофы.

— Анна, любимая, такая любовь, как у нас, преодолеет любые трудности и оттягивать полное соединение наших жизней, значит насильно сопротивляться предначертанному судьбой.

Анна слушала эти слова как самую сладостную мелодию и чувствовала, что готова сделать последний шаг, достаточно слабого толчка…

…Где-то в октябре придя в салон она сразу с тревогой увидела почти бегущего к ней Вронского с расстроенным, почти плачущим лицом.

— Что случилось, Алексей!

— Анна, меня прямо сейчас ждут на императорском флагмане. Я включен в свиту Великого князя, он отправляется в кругосветку с визитами в монаршие дворы!

— Это надолго?

— К зиме вернемся, точнее, до их рождества…

У нее отлегло от сердца.

— Уф-ф! Как Вы меня напугали! А говорили «преодолеем любые трудности».

— Я писать смогу только из столиц! Бетси передаст.

— Буду ждать…

Она взяла его за руку:

— И писем и… Вас…

Анна ждала письма от Вронского как свидания

***

Они прохаживались по балкону с Бетси и еще одной без умолку трещащей дамой. Анна не слушала: сегодня возвращался Вронский! Унеслась мыслями в картины близости с НИМ. Желанной, реальной! Она опять видела его обещающие губы, его влюбленные глаза над ней!!

Он вошел в салон и сразу взбежал к ним. Взял ее за руки, не может отвести глаз. Дама их покидает.

— Я снова Вас вижу, я счастлив!

— И я безмерно рада. Расспрашивать не буду, все знаю из писем. Просто побудем рядом.

Бетси «со значением» обратилась к брату.

— Я тебя ищу. Вчера вместе с письмом от твоей маман мне взяла у курьера и твое. Оно на твоем комоде.

Бетси бросила на Вронского взгляд, о котором Анна вспомнила много позже, и оставила их вдвоем. Анна шутливо осведомилась:

— Вы держите здесь комод?

Он повернулся к ней.

— Да. У сестры есть комната для меня, я остаюсь здесь иногда. Помнится, Вы упрекали меня, что совсем не знаете, как я живу, когда не с Вами. Хотите взглянуть?

Они взглянули друг другу в глаза. Ее обдало жаром: не предложение ли это было перейти ту самую грань?..

— Любопытно…

— Пройдемте.

Прошли. Бетси проследила взглядом и ухмыльнулась.

***

Он открыл дверь своим ключом и запер, как только вошли. У Анны сумбур мыслей, не могла зафиксировать ни одной, ею овладело ощущение надвигающейся катастрофы: они впервые были наедине! Вронский развернул ее к себе, обнял. В комнате было довольно светло от уличных фонарей. Она увидела его взгляд и у нее все поплыло. Он ее подхватил, отнес к дивану.

После обмена взглядами с сестрой им владела одна мысль: сегодня он осуществит свою столь долго лелеемую мечту и наградит себя неимоверным наслаждением! В отличие от Анны он полностью владел собой. Впился поцелуем в губы, и она впервые в жизни почувствовала, что буквально жаждет ощутить, как ее заполняет мужчина, этот мужчина!

Коснувшись первой же пуговицы, Вронский увидел ее растерянность, на грани паники. Он был молод, но уже опытен, понял: она не раздевалась даже перед мужем! Он решил «ковать, пока горячо» и не стал тратить время на миллион крючков: присел перед ней, просунул руки под юбки и стянул с нее сразу все нижнее белье.

— Ах, что Вы себе позв…

Вронский молча уложил ее на диван и быстро скинул с себя все. На ее лице отразился страх, почти ужас! Он отметил, как она жадно обежала взглядом его обнаженное тело, как делает усилие, чтобы оторвать глаза от его нацелившегося ввысь «орудия».

«Бог ты мой, да она хотя бы мужа голым видела?!»

Он лег, завел ворох юбок и корсет до талии и коснулся там губами. Обнажил сверху грудь, стал ласкать ее, целовать плечи. Она уже утонула в омуте желания, притянула его, ощутила прикосновение «там», зажмурилась и… с колотящимся сердцем впустила, издав дикий стон!..

В первое мгновение бережного ввода мелькнуло удивление: ничего необычного! Но уже в следующее…

Она сплелась с ним, исступленное совокупление, первый в жизни настоящий оргазм, потом еще…

Надо ли говорить, какую феерию удовольствия Анна испытала! При апогее на мгновения потеряла сознание…

Они лежали без сил, к ней медленно возвращалась реальность. Она чувствовала себя преступною и виноватою. Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшною ценой стыда…

Бледный, он стоял над нею и умолял успокоиться. Понял, что из этого состояния ее выведет только одно: ощущение, что она любима. Он посадил ее к себе на колени, стал нежно целовать лицо, волосы, плечи, оглаживал тело:

— Все будет хорошо, мое сокровище. Мы любим и это главное. Ничто не в силах нас разлучить, а значит, мы будем счастливы!

В этот момент он искренне был в этом уверен…

Его вновь охватило желание. Она прижималась к его нагой груди, ощутила его эрекцию и в голове осталась одна мысль:

«Хочу еще и еще!».

Он снял с нее обувь, сноровисто раздел, а она даже не заметила этого, хотя обнажение донага было для нее впервые: настолько была поглощена предвкушением предстоящего упоительного слияния с этим телом, всецело ей принадлежавшим телом!..

Он вошел, видел на ее лице выражение беспредельного счастья. Анна не отрывала глаз от его лица, пила любовь из его глаз. Вжималась в него, словно боясь выпустить из себя…

…В себя пришли не скоро. Анна встала и отстранилась от него… Она не могла выразить словами того чувства стыда, радости и ужаса пред этим вступлением в новую жизнь и не хотела говорить об этом».

Они вышли из комнаты. Было поздно, внизу сидела одна Бетси, с пахитоской.

— Я припозднилась, до свидания, Бетси.

— До свидания, милая.

…Усадив Анну в карету, Вронский вернулся. Бетси довольно улыбалась.

— Какое длинное письмо… Прочитал?

— Она чудо, Бет!

— Рада за тебя, но чудес не бывает, голову не теряй…

Он ее не слышал, впервые после близости с женщиной ощущал бесконечное счастье!..

***

Анна с замиранием сердца вошла в переднюю. Муж ее ждал и она ответила на немой вопрос:

— Были новые знакомые Бетси, ты их не знаешь. Пришлось немного задержаться. Я пойду лягу

— Хорошо, дорогая.

Она сразу прошла в спальню, за ней Аннушка, начала раздевать. Анна увидела в зеркале недоумение на ее лице при виде незнакомо завязанного корсета. Залилась краской…

Зашел Александр Александрович, разделся, начал снимать кальсоны. Она почувствовала, что все в ней вопит об охватившем ее отвращении: только не сегодня!

— Ты извини, сегодня не могу. Голову ломит, там было накурено…

Он как-то неловко оправляется:

— Что ж, отдыхай, любовь моя, но частое посещение салона княгини Тверской не одобряю. Спокойной ночи.

Лег, чмокнул в лоб и отвернулся. Она повернула голову, увидела его затылок. Поразилась, ожидала, что он поймет:

«Ведь еще час назад я была с другим мужчиной!!»

…Она провалилась в сон и впервые проспала семейный завтрак.

***

Она проснулась, вызвала Аннушку. Пытливо всматривается в ее лицо. Оно подчеркнуто обычное. Одевается.

— Я проспала завтрак. Александр Александрович ушел?

— Час как. Позавтракали с сыном и ушли. Вам подать?

— Накрой в гостиной. И приведи Сережу.

…Она долго рассматривает свое лицо в зеркале.

«Я совершила смертный грех и мир не рухнул!?.»

В гостиной обнимает сына, зарывается губами в волосы, не сразу отпускает. На лице тревога. Завтракает, наливает сыну сок.

— О чем говорили с папой?

— О математике. Что в семье все должны друг друга любить и заботиться. И чтобы не забыл погулять.

Весь день ей казалось, что мир вокруг должен стать каким-то другим, что она сама выглядит иначе. Голову сверлила мысль, что с ней, той самой Анной, произошло невозможное: она совершила гнусное предательство! И не только по отношению к Александру Александровичу, от которого встречала только доброту, а даже и к своему дому, к сыну. Она понимала, что к этому шло, но…

«Я изгваздала представление о себе… Но ведь я полюбила! Разве любовь не извиняет все!?»

Она чувствовала всю шаткость такого оправдания, металась по комнатам и с замиранием сердца ждала возвращения мужа…