Бесплатный фрагмент - Новый город

День влюбленных

Я вышел из дома, вприпрыжку пересек двор и очутился у дороги. Поприветствовал мисс Ду Чунтан, сидевшую, как всегда по выходным, за швейной машинкой под металлическим навесом на углу дома. Прошел по тенистой стороне улицы, где невысокие деревья своей формой походили на зеленые чупа-чупсы. На перекрестке перескочил через дорогу между мотороллером и скутером, повернул налево под арку и вскоре очутился на небольшом рынке.

Старики, торговавшие овощами, как обычно, шумно играли в карты, сбившись в кучки. Они напоминали мне голубей, которые торопливо собирают крошки хлеба с тротуара. Чуть дальше женщины в резиновых сапогах, фартуках и желтых перчатках потрошили рыбу для покупателей. Как обычно, мое внимание привлекала прочая водяная живность вроде лягушек, раков, змей и черепах в пластиковых контейнерах.

Здесь пахло не то озером, не то болотом. А поодаль, за корзинами и ящиками с фруктами, продавались живые цветы.

Было около полудня, солнце стояло в зените. Худенькая девушка ловко составляла букеты, прячась под большим зонтом. Готовые шедевры она опрыскивала водой изо рта и ставила в стеклянный шкаф. Я выбрал красные розы и отсчитал деньги согласно ценнику.

— Счастливого Дня влюбленных, — сказала девушка, протягивая мне букет.

Я поблагодарил стройняшку по-китайски и пошел вдоль торгового ряда к выходу на другую улицу.

Двадцатое мая в Китае называют Днем влюбленных, так как эта дата созвучна со словами «Я тебя люблю» по-китайски.

Моя девушка Янхуэй решила собрать подруг в маленькой комнате школьного общежития, где они, собственно, все и жили. Мне же специального приглашения не требовалось, а своевременное появление только приветствовалось.

До школы, где мы работали, оставалось не больше десяти минут ходьбы быстрым шагом. Где-то позади, вдалеке, я услышал музыку к песне Happy Birthday to You, обернулся и увидел большую машину с водяной пушкой, которая распыляла воду, создавая эффект дождя, чтобы освежить воздух и растительность вдоль дороги. Я прибавил шаг, вошел в свой привычный темп, быстро перешел перекресток, куда позже свернула поливочная машина, и вдруг вспомнил один случай. Когда-то в детстве у меня с отцом был разговор о жизни. Видимо, у него тогда был нелегкий период. Он сказал мне: «Сын, запомни, нужно уметь пригибаться под ударами жизни. Нужно быть гибким. Люди — как деревья в лесу, а жизнь — ураган над этим лесом. Непреклонных либо вырывает с корнями, либо ломает. Но ураган пройдет, он не вечен, а те деревья, что сумели пригнуться, выпрямятся и будут жить дальше. Только помни, что не все люди умеют быть достаточно гибкими, чтобы суметь оправиться от всякого рода потрясений. Береги друзей и близких и не предавай никогда».

Этим советам я искренне старался следовать и друзей выбирал исходя из этих соображений –– самодостаточных и уверенных в себе.

В своих воспоминаниях я не зашел далеко, так как очутился уже в школьном дворе. Я дошел до общежития, быстро поднялся на четвертый этаж, сделал пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы перевести дыхание, и постучал в дверь. Хуан Янхуэй открыла окно, выходившее в коридор.

— Входи, — сказала она, увидев меня.

Я вошел в комнату. Янхуэй, счастливая, приняла букет, обняла меня одной рукой и своей щекой потерлась о мою щетину. Я шлепнул ее по плюшевой попе. Янхуэй страстно посмотрела на меня, и я уже был готов ответить не менее страстным поцелуем, как она сказала:

— Набери воду, а? — она взяла со стола вазу и сунула ее мне в руки.

— Ладно, еще увидимся, — ответил я с улыбкой. Взял вазу и пошел за водой на лоджию, где находилась раковина. Там же были душевая кабина и туалет.

В небольшом городке Лешань мы были наемными работниками: я учителем русского и английского языков, а Хуан Ян Хуэй –– очень талантливая –– учителем музыки.

Я пришел раньше других, чтобы, так сказать, быть под рукой, если понадобится помощь. Хотя лучше всего у меня получалось поддерживать ее морально.

В ее комнате я не был уже около месяца. Но тесниться здесь нам было незачем: у меня была отдельная квартира, где мы вместе проводили выходные.

В будни Янхуэй, как и другие учителя, либо была вечерней дежурной и практически до отбоя находилась с учениками, либо дежурной с утра, и после утренней зарядки сопровождала детей на завтрак. В субботу же мы могли проводить время вместе, сходить в фитнес-клуб, заняться шопингом, устроить пикник в парке или придумать что-нибудь еще — фантазии у нас хватало.

Набрав воду в синюю стеклянную вазу, я вернулся в комнату.

— Посмотри, что у меня есть. Вон там в углу, — сказал мне она.

Я увидел картонную коробку, и пока Янхуэй оформляла цветы в вазе, подошел рассмотреть. В коробке лежал маленький, пушистый и белый, как облачко, шевелящийся комочек.

— Как ты ее назвала? — спросил я.

— Сяуджубэн. Маленькая лапка.

— Не поспоришь, — сказал я, вытаскивая питомца из коробки. — Тут все маленькое.

Янхуэй рассмеялась. Мне показалось, что я надел пуховые варежки: таким мягким и теплым был мех.

— Посади щенка на пол, — попросила Янхуэй.

Я отпустил Сяуджубэн. Янхуэй бросила ей грецкий орех. Маленькая лапка неуклюже побежала за ним.

Щенок был настолько маленьким, что орех не помещался в его пасти, и он неуклюже толкал его то носом, то лапами, пока не загнал в угол, а затем, оставив орех в покое, отошел и сделал лужу. Янхуэй не оценила такой поступок и посадила щенка назад в коробку.

Так состоялось мое знакомство с Сяуджубэн.

Щенок рос на глазах. Янхуэй брала его с собой на прогулки, и мы по очереди носили Сяуджубэн за спиной в специальной корзинке. Когда же оставались у меня на ночь, Сяуджубэн с удовольствием ночевала на одной кровати вместе с нами. Только поведение ее было странноватым, будто она стеснялась меня. Если я ее звал, Сяуджубэн виляла хвостом, но бежала не ко мне, а к Янхуэй и, прячась за нее, игриво поглядывала в мою сторону.

Как и все щенки, Сяуджубэн иногда хулиганила — то лужицу сделает, то погрызет что-нибудь. Однажды я положил в рюкзак, где сидела маленькая Сяуджубэн, пару горстей шоколадных конфет для Янхуэй. Она же, придя в общежитие, забыла о конфетах. Поставила рюкзак на пол, выпустила собаку и побежал на работу. Через час вернулась в комнату — и застала Маленькую лапку доедающей конфеты. Янхуэй подхватила щенка и понесла к ветеринару. Отделалась Сяуджубэн промыванием желудка.

В середине лета у нас начался отпуск. Я поехал в Россию, а Хуан Янхуэй с Сяуджубэн уехали за триста километров, в Ченду, столицу провинции Сычуань, искать работу в престижной школе, где можно было бы совершенствоваться и расти профессионально.

Работу она нашла и перебралась в Ченду, а мне предстояло оставаться на прежнем месте еще по крайней мере полгода — согласно контракту.

Янхуэй попросила меня о передержке Сяуджубэн на время, пока она не снимет квартиру. Администрация нового места работы категорически запрещала содержать животных в общежитии. Я, конечно же, согласился и пообещал, что через полгода, к следующему семестру, сделаю все возможное, чтобы перевестись в другую школу и быть поближе к ней.

Поначалу мы созванивались по нескольку раз в день. Но шло время, а Янхуэй не спешила навещать нас и к себе не приглашала. Я прекрасно ее понимал: работа отнимала много времени. Затем мы стали звонить друг другу реже. Перешли на голосовые сообщения, но и они постепенно стали сходить на нет.

Первое время Сяуджубэн скучала по хозяйке и ко мне относилась с недоверием: вроде как она сама по себе, а я сам по себе — словно соседи в коммуналке. Она подозрительно на меня поглядывала. Спала в гнездышке, сделанном мной из перевернутой табуретки и старой футболки, которую я натянул поверх, а вовнутрь положил мягкий коврик. Сяуджубэн не просила еды, а если хотела гулять, то просто подходила ко мне, ждала, когда я посмотрю на нее, и затем шла к двери. То же самое она делала, когда у нее заканчивалась вода. На улице Сяуджубэн всегда искала момент, чтобы убежать. Держать ее приходилось на поводке.

Жили мы у реки Минь, через дорогу от набережной, туда и гулять ходили. Сяуджубэн не умела переходить дорогу, и я пытался научить ее. По пути на набережную стояли мусорные контейнеры. Однажды я нес мусор в обеих руках и держал на поводке собаку. Дойдя до контейнеров, я остановился и, чтобы выкинуть пакеты с мусором, отпустил поводок. Хотел было наступить на него ногой, но замешкался. Сяуджубэн, ощутив свободу, рванула к дороге. Я побежал за ней. Она бесстрашно прыгнула прямо под колеса машины. Водитель успел остановиться, — похоже, у него была хорошая реакция. Сяуджубэн с визгом отскочила на тротуар и прижалась к дереву. Меня бросило в пот. Я подбежал и взял собаку на руки. Это был хороший урок нам обоим. С тех пор Сяуджубэн не спешила переходить дорогу без меня. Так мы стали ближе друг к другу.

Я не упустил момент нашего сближения и стал учить ее простым командам. Что-то она понимала по-китайски, что-то по-английски, ну и по-русски немного тоже. Своим поведением она походила на подростка с множеством комплексов, от которых нам предстояло избавляться. Хоть Сяуджубэн и не была социально адаптированной собакой, но хитрости, предприимчивости и способностей к обучению ей было не занимать.

В один пятничный день, когда я вернулся домой с работы, Янхуэй написала мне сообщение. Мол, прости меня, я встретила парня и влюбилась, но очень хочу остаться с тобой друзьями. Холод пробежал по моему телу. Я посчитал нужным обсудить все по телефону и позвонил ей.

— Привет, дорогая, — сказал я. — Что произошло?

— Прости меня, пожалуйста, — сказала Янхуэй. — Я встречаюсь с другим парнем. Он военный доктор из Австралии, работает в госпитале, я собираюсь переехать к нему.

— А как же я и Сяуджубэн?

— Я не знаю, ты мне очень дорог… — после этих слов в трубке повисла тишина, недолгая и ничего не обещающая...

— Я заберу собаку позже. Пусть еще немного поживет с тобой, — продолжила Янхуэй после паузы. — Давай я тебе деньги на корм переведу?

— Нет проблем. Все в порядке, и деньги у меня тоже есть. Так что не волнуйся.

И снова тишина.

Я дал ей шанс сказать что-нибудь. Просто молчал, надеясь, что все это шутка. Но Янхуэй не отвечала. Я слышал ее дыхание и понимал, что она вот-вот расплачется.

— Береги себя, — на этом я отключил телефон, еле сдерживаясь, чтобы не разбить его о стену.

«Ты мне очень дорог…» Чувствуя, как ее слова прощания тлеют в моей голове. «Береги себя». Вот и весь остаток наших совместных мгновений — в этих двух словах. Сбереги себя от чего? От меня? От нас? От того, что уже давно исчезло в мраке наших непониманий?

Телефон в руке тяжело вздрагивал, как камень в воде, создавая внутренние волны. Я знал, что в настоящий момент нужно не дать им разрастись. Не дать этому чувству недовольства вырваться из меня и вынести с собой все наши разбитые обещания наружу.

Собака застыла у моих ног, смотря в глаза, как будто она тоже что-то понимала. И в этот момент мне стало ясно, что теперь я не один брошенный. Мы оба, я и Сяуджубэн, остались, чтобы вместе смотреть в пустоту, где раньше была наша общая жизнь.

Телефон убрал в карман, чтобы не видеть этот пустой экран, который теперь отражал мое состояние. Мы стояли на пороге нашего общего будущего.

— Ну что, Сяуджубэн, пошли гулять, — сказал я, словно это был единственный путь из этого лабиринта потерь. Собака поднялась, виляя хвостом, будто она знала, что теперь ей, подобно мне, придётся искать новый смысл в повседневности, где раньше была любовь.

Сяуджубэн засуетилась. Я пристегнул к ее ошейнику поводок, и мы вышли на улицу. День был душным и жарким. Как обычно, гулять мы пошли к реке.

Солнце еще припекало, и набережная была пустой. Собака потянула меня к воде. Ей было очень жарко. С такой шевелюрой гулять в жару — приятного мало. Спуск к воде чередовался ступеньками и просто плитами, на которых, после того как вода отступила, остались скользкий мох и ил.

Мы спустились к воде, и Сяуджубэн попила из речки. Затем потянула меня обратно на плиту, и я пошел за ней. Сделав пару шагов, я не удержался, поскользнулся и с криком шмякнулся в воду. Только я успел встать на ноги, как Сяуджубэн прыгнула в речку за мной.

— Ну ты дуреха, куда тебя понесло! — поймав баланс, я потянулся за собакой.

Чтобы выбраться из речки, мне нужно было сделать лишь пару шагов, но сильное течение и каменистое дно значительно усложняли задачу. Ничего не оставалось, как бросить Сяуджубэн на берег. Затем я снял обувь и маленькими шагами стал выбираться из воды. Маленькая лапка стояла на берегу и лаяла. Сандалии мои унесло течением, а смартфон намок и отключился. Я взял мокрую собаку на руки и пошел домой.

Такая концентрация неприятностей в течение одного часа отрезвила меня и взывала к осторожности. Видимо, сегодня просто не мой день.

Дома я обтер питомца полотенцем, а сам принял душ, взял плеер, надел наушники и лег на диван погрустить. Мне хотелось забыть все, что сказала Янхуэй. Но это было непросто. В голове то и дело возникали вопросы: что же произошло между нами, кто виноват и что будет дальше?

Мне казалось, что причина была во мне. А какая причина может разрушить отношения между влюбленными друг в друга людьми? А может это фейк, а не любовь! Я не ее сто процентный, а она не моя?

Я был совершенно подавлен. Хорошо, что все произошло в пятницу. У меня было время оправиться и принять то, что повергло меня в уныние: мы больше не будем вместе.

Я пролежал весь вечер и весь следующий день. Кроме теплой воды из кулера ничего не пил и не ел, всем бедам назло. Сяуджубэн ходила гулять одна, я только открывал дверь по ее просьбе. Где ее носило, я мог лишь гадать. Мир открыл перед ней свои двери. В субботу вечером она вернулась домой с костью и положила ее перед диваном, на котором я переживал свое горе, и, присев рядом, стала намекать мне, что пора бы уже поесть хоть что-то. Я протянул руку и погладил ее по голове, а затем повернулся на другой бок. Сяуджубэн не отступала. Она запрыгнула на диван и стала толкать меня носом и царапать лапой. Я распахнул одеяло и попытался ее накрыть, она отскочила в сторону и стала пронзительно лаять. Я укрылся с головой, чтобы приглушить звук, эхом отдающийся в моей голове. Собака что-то затеяла. Она куда-то убегала, спрыгивая с дивана, и снова возвращалась. В конце концов мне стало интересно, что это она делает. Я выглянул из-под одеяла и увидел, что она стала носить сухой корм из своей чашки и складывать его на диване возле меня. И тут она поймала мой взгляд и прилегла рядом. Я смотрел на это лохматое и грязное создание и чувствовал облегчение от того, что рядом со мной есть тот, кто нуждается во мне. Да и я нуждался в друге.

Я обнял свою маленькую и лохматую грязнулю. Вспомнил День влюбленных, когда в первый раз увидел этот пушистый комочек, и в то же мгновение вспомнил слова моего отца.

Больше всего меня взбудоражило — до мурашек — то, что слова моего отца и поведение Сяуджубэн переплелись в одно целое со мной и Янхуэй в День влюбленных! Всякого рода совпадения никогда не проходят бесследно, а их результат рано или поздно даст о себе знать.

Душу все еще разрывало на части при одной лишь мысли, что мы никогда уже не будем вместе. Тем не менее воспринималась все уже иначе. Я заставил себя встать с дивана, взял Сяуджубэн на руки и сказал:

— Все, моя хорошая, настало время перемен, пора все менять!

Тогда ни она, ни я даже не подозревали, какие перемены нас ожидают.

Я взял ножницы, расческу, машинку для стрижки, прихватил с собой Сяуджубэн и направился в ванную комнату. Там я состриг ее длинную шерсть с туловища и лап и сделал стрижку боб на голове, вымыл ее с шампунем, высушил феном и расчесал. Из лохматой неряшки получилась элегантная собачонка. Затем я принял душ и привел себя в порядок. На ужин пожарил свиной стейк, и мы съели его вместе. Теперь я понял, кто мой настоящий друг.

Следующим утром я погулял с Сяуджубэн, позавтракал, взял рис из своих запасов и отправился в буддийский храм, который расположился на холме по другую сторону реки Минь.

Я шел через мост, в наушниках играла музыка. Крыша храма виднелась издалека. Пройдя мост, я свернул с дороги на тропинку, выложенную тротуарной плиткой, и прошел сквозь бамбуковую рощу. Тропинка трансформировалась в ступеньки, уходящие вверх. Умиротворение и магия чувствовались уже у подножия холма. Тропинку затеняли объемные деревья с лианами. Высокие бамбуки по обе стороны склоняли свои пышные ветви, образуя арку.

Крутой подъем разбавляла площадка с двумя беседками, а рядом росло несколько мандариновых кустов и большое грушевое дерево. До груш было не дотянуться. Чтобы дать себе повод для небольшого отдыха, я сорвал пыльный мандарин и съел его.

Уже совсем скоро я поднялся до самых ворот и вошел внутрь. По всему двору храма тихо разливалась и смешивалась с щебетом птиц спокойная мелодия. Пахло благовониями. Монахи, занимаясь рутиной, не отвлекались на мое присутствие. Я чувствовал себя невидимкой и наслаждался такой атмосферой.

В храм, при котором был и небольшой монастырь, я принес восьмикилограммовый мешочек с рисом. Пройдя павильон с божествами, я вышел в парк перед монастырем и, обратившись к одному коротко остриженному парню в монастырской одежде, сказал на китайском:

— Я хочу передать вам рис.

— Хорошо, спасибо, — ответил мне он, поклонился и ушел.

Не прошло и минуты, как парень вернулся ко мне с другим монахом. Это был его учитель, и он прекрасно говорил по-английски. Учителя звали Швэйюфэй.

Он спросил меня:

— Что тебя, друг мой, привело сюда?

— Я пришел сюда в поисках успокоения своей души.

— И что же произошло?

— Расстался с девушкой. Точнее сказать, она ушла к другому.

Монах улыбнулся.

— И ты переживаешь? Это того не стоит. Я знаю одну легенду, о желтом журавле, она приведет твои мысли в порядок.

Швэйюфэй начал рассказ.

— Жил когда-то в одном городе бедный, но очень веселый человек. Звали его Лао Ма. Он прекрасно играл на бамбуковой флейте и развлекал людей. Рассеивал, так сказать, их печали и приносил им радость. Он был так беден, что не мог заплатить даже за чашку чая. Ма просто умер бы с голоду, если бы хозяин одной чайной не стал бесплатно кормить и поить его.

Но вот однажды Ма явился к хозяину и сказал: «Мне стыдно пользоваться твоим добром. Денег у меня нет, и заплатить за все, что я здесь выпил и съел, мне нечем. Однако я не хочу оставаться неблагодарным». –– И с этими словами Лао Ма вынул из кармана кусок желтого мела и нарисовал на стене чайной желтого журавля.

«Этот журавль, — сказал Ма, — принесет вам в десять раз больше денег, чем я задолжал. Каждый раз, когда соберутся люди, я буду играть на своей флейте, а журавль будет сходить со стены и танцевать. Но журавль никогда не будет танцевать для кого-то одного».

Хозяин был удивлен, но принял предложение. Когда на другой день в чайной собралось много народу, он попросил Лао Ма сыграть. Тот заиграл, и в то же мгновение журавль сошел со стены и протанцевал несколько танцев. Да еще как весело и забавно! А потом ушел обратно. Гости были в восхищении и не могли поверить своим глазам.

И так было каждый раз, когда играл Лао Ма. Слух о диковинке разнесся повсюду. Народ валом валил в чайную, и хозяин быстро богател.

Но вот однажды в чайную зашел богатый начальник. Видит: сидят кругом одни крестьяне да ремесленники. Рассердился он и приказал всех выгнать.

Слуги налетели с палками, народ разбежался, и начальник остался один. Тогда он стал кричать и требовать, чтобы журавль танцевал для него. Но журавль был неподвижен. Богатей кричал, грозил, но сделать ничего не мог.

Тут в дверь постучали. Хозяин пошел открывать. Видит: стоит Лао Ма и молчит. Вынул Ма из кармана флейту, заиграл и пошел не оборачиваясь. Журавль встрепенулся, соскочил со стены и поспешил за ним. С тех пор никто уже не видел Ма и его волшебного желтого журавля.

Старые люди говорят, что это сам Будда приходил. Что если где-нибудь появится диковинка, то для всех. А если захочет завладеть ею один человек, она исчезнет.

Я не помню, как вернулся домой в тот день, потому что всю дорогу размышлял. В голове крутились разные мысли, и что-то я понял.

И с тех пор и по сей день я больше не был рабом своих чувств, импульсов и настроений. Многие винили меня в принципиальности, называли роботом. Но это были те, кто не отличался порядочностью. Мне с ними не по пути.

Намокший в реке смартфон вышел из строя. Его я просто выкинул. Наверное, ему было суждено сломаться в тот день и навсегда исчезнуть с лица земли. Обидно только, что Вселенная сделала это не самым удачным способом, пустив в расход мои чувства. Заодно со смартфоном я и номер сменил на новый. Связь с Янхуэй была практически утрачена, но ни я, ни она восстанавливать ее не спешили. Последние тонкие нити, которые как-то связывали наши души, сами собой день ото дня теряли свою прочность и неизбежно рвались, позволяя нам удаляться друг от друга все дальше.

Жизнь продолжалась, и как-то вечером на прогулке к Сяуджубэн подбежала маленькая собака. Они, словно родственные души, сразу же испытали взаимную симпатию и стали играть друг с другом, будто не в первый раз виделись.

— Привет, — сказал я маленькому пуделю, запустив свои пальцы в его кудряшки.

— Как тебя зовут?

— Мэй-мэй, — сказала девушка, подошедшая к нам вслед за пуделем.

Оба щенка были девочки, ухоженные и очень игривые, только Мэй-мэй была черной, а Сяуджубэн — белой.

— Привет, — повторил я, повернувшись к девушке и затянув продолжительное «э-э-э», вынуждая ее представиться.

— Я Щаубэй — улыбнувшись, сказала она.

Я заметил милые ямочки на ее щеках и даже приоткрыл рот от умиления. Наши собаки уже бегали по зеленому газону и звонко лаяли, выражая обоюдную симпатию.

— Щаубэй, мне кажется, они подружились, — повторил я ее имя и протянул руку, чтобы представиться.

Кто-то приходит в нашу жизнь, чтобы показать нам, что можно жить иначе. Люди могут прийти на один день, а могут и на всю жизнь. Они могут едва коснуться руки, но обаять нас до самого сердца. И тогда магии этого касания хватит, чтобы понять самое важное. Никто не приходит случайно.

Вода со льдом

Я сидел в вагоне поезда с жесткими сиденьями, который мчал меня из Чэнду в Урумчи. В наушниках играли песни иностранных исполнителей девяностых и двухтысячных. Я смотрел на происходящее вокруг и думал: если бы не знал, что я в поезде, подумал бы, что возвращаюсь на Землю с какой-нибудь планеты среди ее жителей, лишь внешне похожих на землян. Чрезмерно суетливые, чересчур взволнованные, энергичные и очень шумные. Этакие гигантские муравьи с планеты Cataglyphis Bomby — China [1].

«Два часа ночи, а им хоть бы что! — возмущался про себя я. — Вот когда это все прекратится?!»

Но, наверное, так и должно быть, и я в самом лучшем месте из всех, где только можно оказаться. Я возвращался в родную страну, чтобы провести веселый отпуск, а мелкие неудобства вокруг меня просто уравновешивали мое чрезмерно хорошее настроение, возвращая меня из эйфории в реальность.

У меня все хорошо, все мои мечты рано или поздно сбываются, и даже если что-то идет не по моему сценарию, я верю, что Вселенная приготовила для меня лучший вариант событий. Как сказал один из моих любимых писателей: «Если есть верх, значит, есть низ, если есть лево, то и право есть, если есть вход, то и выход должен быть, если только это не мышеловка».

Вот так и живу: выбираю один из вариантов, а вселенский разум меня корректирует.

Было около шести утра. Шел десятый час нашего пути. Наконец люди, находившиеся, наигравшиеся в карты, наевшиеся, наговорившиеся и наконец-то уставшие, расселись по своим местам, успокоились и заснули. Заснул и я. А перед сном –– или, может быть, уже во сне –– мне привиделась такая вот история про одного моего друга, которого звали Сергей. В тот момент он, как и я, был в пути — летел самолетом.

1. Ловушка

— Мой знакомый вывез меня за город и стал рвать на мне одежду, бить меня в живот и по лицу. Я побежала по бамбуковому лесу на холм, — словно раздраженно говорила Швэйбин человеку, который представился ей как доктор Мо, друг ее отца.

Ей все еще до конца не верилось в то, что этот кошмар закончился и ее спасли.

— Усталость настигла меня не сразу, через несколько минут. Я в хорошей форме, бегаю по пять — восемь километров три раза в неделю. Мне показалось, что он отстал. Я остановилась и огляделась, никого позади не было, — продолжала она с той же интонацией, будто отчитывала саму себя. — Затем опустилась на колени, и тут он выскочил из-за кустов и снова стал бить меня и рвать на мне одежду. –– Ее голос стал набирать силу и задрожал: — Я кричала что было сил, только никто меня не слышал, — совладав с собой, она смогла не заплакать.

Ее белое с красно-зеленым рисунком ципао с черными продолговатыми пуговицами, облегающее и чуть выше колен, с коротким рукавом и воротником-стойкой, строгого и изящного покроя, теперь было грязным, в крови и сильно изорвано.

Это платье напоминало национальную одежду, какую носили девушки еще в эпоху династии Мин, правившей в Китае после его отделения от монгольской империи Юань [2].

От сильного удара головой о камень Швэйбин потеряла сознание, а когда пришла в себя, вокруг было темно. Голова кружилась и болела. Вся в крови и обессиленная, она пошла на какой-то свет вдали, вниз по склону. Не глядя под ноги, она запнулась и угодила в яму, где была найдена на следующий день старушкой, собиравшей хворост.

Швэйбин смотрела перед собой совершенно отрешенным взглядом, как вдруг разразилась безумным смехом:

— Вот я дура… Ха-ха-ха! Это он сделал! Точно он… но там был кто-то еще, кто-то другой…

Она стала дергать себя за волосы своими грязными руками и кричать, что ничего не помнит, кричать с какой-то нечеловеческой интонацией, совершенно чужой и даже вызывающей страх. Ее самый строгий голос, каким она окликала несознательных учеников, болтавших во время урока, казался сейчас ласковым и мягким в сравнении с этим. В ней кипела ненависть, как у дикого зверя, которого бросили в клетку.

Доктор Мо едва сдерживал ее истерику. В груди у Швэйбин сдавило, она откашляла и сплюнула тягучий сгусток мокроты. Будто комок негативной энергии наконец оставил ее в покое. Освободив легкие, она сделала глубокий вдох. Когда она получила достаточную порцию кислорода, в голове у нее прояснилось, и девушка успокоилась.

— Как дела, доктор? — шепотом спросила следователь, отозвав его в сторону.

— Их, похоже, тут двое. Вероятно, раздвоение личности или же психическое расстройство, при котором столь деструктивное поведение вызвано так называемыми экзогенными причинами, то есть внешними... Вы меня понимаете? — добавил доктор. — Она могла сама себя покалечить, точнее, ее второе «Я». В ее семье есть тайна, но девочка о ней не знает. Это связано с болезнью ее матери…

2. Швэйбин

После смерти матери Швэйбин воспитывала ее мачеха. Девочка почти ничего не помнила и звала ее мамой. Жили они в городе Гуанган на востоке провинции Сычуань, около сотни километров от города Чунцынь.

Любви и родительского тепла в то время не хватало. Родители работали сверх нормы, а дети до выходных жили в школьных общежитиях. По тем временам это было нормально: каждый был занят своим делом. По выходным отец играл в карты, а Швэйбин помогала маме по дому. На ужин они собирались всей семьей и подолгу не вставали из-за стола. Она очень хорошо помнила своего деда, который любил вспоминать молодость. Рассказывать о том, как однажды в Маньчжурии в 1945 году его ранили в плечо японские солдаты, и молодая и смазливая санитарка ухаживала за ним в госпитале, а впоследствии стала матерью их детей. Они вдвоем все время представляли, какое светлое будущее ждет Китай после войны, и их мечтам не было предела.

Еще со школы у Швэйбин была подруга, тихая и постоянно заморачивающаяся в своих подростковых комплексах Чин Ченг. Ей вечно не нравился то ее голос, то рост, то прыщи усыпали ее лоб, то попа больше, чем у других девочек.

Швэйбин же была полной противоположностью Чин. Она была спортивной и своим парнем в кругу пацанов. Подростковые комплексы ее не беспокоили, а может быть, она их просто ни с кем не обсуждала.

Позже девчонки вместе поступили в педагогический университет в Чэнду. Чин пошла учиться на политолога и вступила в партию. Теперь она часто посещала партийные собрания и переживала за будущее страны.

Швэйбин играла в хоккей на траве в сборной команде своего университета и училась на химико-биологическом факультете.

Чин, слегка полноватая, скромная и спокойная, не имела проблем с мальчиками и с завидной регулярностью заводила романы.

Швэйбин — хорошо сложенная, стройная и подтянутая, веселая, но как будто без изюминки. С парнями она встречалась редко и обычно не дольше чем на три свидания. Она привыкла быть третьим лишним. Часто, прогуливаясь с Чин и с каким-нибудь из ее ухажеров, причитала: «Ну где же он, мой, тот самый, единственный воин, который сможет завоевать мое сердце...» Кандидатов на горизонте не было.

Ах да! Был там один экономист или математик… в общем, щупленький очкарик низкого роста с квадратным лицом. Все время мозолил ей глаза, с первого до последнего курса: то маниакально преследовал, то слал безмолвные послания типа подмигиваний и киваний головой, разгадывать которые она не утруждалась. Он был объектом вечных насмешек в кругу ее подружек. К последнему курсу его пыл насчет Швэйбин поутих.

Учеба давалась ей легко. Она вроде бы увлекалась английским, но без энтузиазма. И вот вбила себе в голову, что замуж выйдет только за иностранца с европейской внешностью. У них будут дети, красивые малыши с темными волосами, светлой кожей и большими и светлыми глазами. Она мечтала о жизни за границей и путешествиях, о собственном доме, большом и просторном. Ну а пока делила комнату в общежитии университета со своей подругой и была по-своему счастлива.

3. Новая жизнь

После университета Чин и Швэйбин получили направления на работу и по распределению отправились в небольшой городок Ченвэй [3], уезд городского округа Лэшань провинции Сычуань, двести шестьдесят километров на юг от Чэнду, где и провели два продуктивных в плане профессионального опыта и вполне счастливых года.

Заезд учителей в общежитие состоялся в конце августа, за несколько дней до начала занятий в школе. Девушки поселились на разных этажах пятиэтажного здания, теперь у каждой была отдельная комната. А затем начались рабочие будни. Школьный режим уже успел забыться, и им пришлось привыкать заново.

От шума музыки, под которую ученики шли на зарядку, просыпались все, кто жил в непосредственной близости от школы, затем ученики и учителя шли на завтрак. После завтрака начинался рабочий день. Заканчивался же день у учеников и у большинства учителей примерно в девять часов вечера. Все расходились по домам, а для тех, кто до выходных жил в школьном общежитии, ровно в 22:00 объявлялся отбой.

В тот год в школу пришло много новых специалистов по разным предметам. У молодых учителей, конечно же, был свой режим, и зачастую они возвращались из кино, ресторана или караоке-клуба лишь к полуночи. Жалобным голосом протягивали охраннику заветные слова: «Сыфу, во лайла» («Шеф, я пришла»), и тот послушно открывал ворота.

4. Новое знакомство

В один из солнечных дней середины сентября, каких немного в это время года, да и вообще в этом регионе Китая, несмотря на то, что тепло сохраняется до середины ноября, Швэйбин шла из административного здания школы в учебный корпус, где находился ее офис.

По большому школьному крыльцу, точно по подиуму, руки в брюки, прогуливался иностранный учитель. За несколько секунд Швэйбин произвела в голове расчет, параметрами для которого послужили его внешность, ее интересы и, наверное, что-то еще, но мне об этом, увы, неизвестно.

«Хорошо бы познакомиться!» — пронеслась в голове мысль.

— Hello… — вопросительной интонацией Швейбин привлекла внимание иностранца.

Он обернулся.

— Вы учитель английского?

— Привет, да, я учитель английского, — осмотрев ее снизу вверх, ответил он, — а вы?

— А я биологии, животных люблю.

Перед ним стояла молодая девушка, подстриженная под каре, но очень уж коротко. С милым овальным лицом и заостренным подбородком, с большими и слегка раскосыми глазами, пухлыми губами, накрашенными красной помадой.

— А вы откуда?

Он заметил, что одета она была примерно так, как одевается женщина, которая убирает учительские офисы. На ней был коричневый в клетку пиджак, явно великоватый, поверх серой футболки. Выглядела она в нем забавно. «Кажется, это учительская униформа, ну или форма всех сотрудников школы. В своем офисе я видел такой пиджак: на спинке стула у одной учительницы висел», — вспомнил мой друг. А еще на ней были черные штаны, широкие вверху и зауженные книзу, невыгодно скрывавшие ее стройные ноги.

— Я из России.

— Вау! А как вас зовут?

— У меня есть три имени: Сергей, Серджей, Ще-ар-гай. Какое тебе больше нравится?

Она рассмеялась, сложив ладони вместе, потом чуть присела и на секунду зажала их между коленями. Затем дважды всхлипнула, смущенно прикрыла рот ладонями и прекратила смех. Это было похоже на попытку сдержать фонтан кипящих эмоций, которыми она явно была переполнена.

— А у меня два имени. Вы можете звать меня Кэтрин. Это имя я выбрала себе в студенчестве.

— У вас неплохой английский.

— Спасибо, — улыбнулась она и продолжила: — Приятно было познакомиться, а сейчас мне нужно готовиться к уроку.

— Конечно, — отозвался Сергей, — еще увидимся.

— Увидимся, — ответила она и скрылась за поворотом на лестничной площадке.

Сергей не придал этому знакомству никакого значения. Знакомиться здесь приходилось часто, иногда даже по нескольку раз в день. Но девяносто процентов этих встреч, по многолетнему опыту заграничной жизни, дальше «Hello, how are you?» так и не заходили.

Он вспомнил, как знакомился с девушками в ночных клубах, танцуя под какой-нибудь горячий хит, обнимал и нашептывал им на ухо комплементы. Вообще, это не было свойственно ему, бабником он не был и старался жить тихой жизнью, заграница все-таки. Заводить с иностранными девушками серьезные отношения, которые все равно обречены на расставание, не было смысла. Рано или поздно он собирался вернуться в Россию, а там без знания русского языка иностранка не сможет чувствовать себя комфортно и быть счастливой — так считал он.

Его размышления прервал звонок на перемену, и он поспешил вернуться в учительский офис, чтобы избежать бурлящего потока учеников, стремящихся на улицу с верхних этажей учебного корпуса.

5. Сергей

Семь лет назад мой друг оставил работу в России и в поисках лучшей жизни отправился в Эмираты. По образованию учитель физической культуры и тренер по гимнастике, увлекающийся единоборствами, крепкий и дисциплинированный парень, он на тот момент даже не знал английского, но все же нашел работу в Дубае, и жизнь заиграла новыми красками.

Пять лет в Эмиратах изменили в нем многое. Изменилось его отношение к жизни и восприятие мира. В сказочном городе, каким казался ему Дубай, деньги воспринимались как конфетные фантики. Их было много, и разлетались они на покупки и развлечения. О завтрашнем дне беспокоиться надобности не было.