18+
Новая сила

Бесплатный фрагмент - Новая сила

Книга первая

Объем: 144 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

НОВАЯ СИЛА… вместо предисловия…

…Испокон веков в нашей любимой державе было принято ругать власть. Недовольство правителями и правительствами, князями, царями и генсеками настолько прочно вошло в нашу кровь и менталитет, что иное представляется чем-то весьма неестественным.

Сменив монархию на социализм и обещания светлого коммунистического завтра, наши предки — современники тех событий — смешали с грязью всё и всех, что было до победного выстрела Авроры — и хорошее и плохое, и патриотов и паразитов. Пройдет немного времени и кумачовые лозунги этой идеологии со всеми промахами, но вместе с тем и великими достижениями Советского Союза, будут разорваны и втоптаны в грязь под крики толпы, скандирующей в очередной раз за свободу, равенство и справедливость.

И в очередной раз мы столкнемся с карточками на продукты питания, переживем время «криминального беспредела» и будем смело и по-российски «без оглядки» шагать в светлое завтра.

Но неизменным окажется то, что за все наши беды и невзгоды — начиная с плохой погоды и заканчивая массовыми расстрелами — мы предпочитаем ругать власть. Говоря по правде — есть за что: за перегибы в политике, особенно во внутренней, за опричнину, за Архипелаг Гулаг и сидевших в нем, за коррупцию современности, взятки и откаты, за наплевательское отношение некоторых, а скорее большинства, власть имущих к нам — собственному народу…

Но помимо вечного старческого ворчания в адрес жителей отечественного Олимпа, неизменным остается и то, что все им страшно, до колик завидуют. И вечная ругань по отношению первого лица государства и его свиты — по сути своей не просто банальное недовольство, а еще и лютая зависть. «Если б я бы…», «А вот если б я был…» — за столом выпили достаточно, дела насущные ушли на второй план, и осмелевший народ примеривает на себя шапку Мономаха.

Пожалуй, единственная страна, в которой плохой работой считается та, где «ни украсть, ни покараулить» — наша, и почти каждый ее житель мечтает быть «не таким как все», а «блатным», да «элитным»; но лучше всего стать «власть предержащим»…

Но все ли готовы к этой ноше? Каждый ли сможет быть обличенным ее полномочиями и не превратиться в то, что сам ненавидел еще недавно?

Кто уверен, что он всерьез готов увидеть изнанку этого мира и почувствовать все плюсы и минусы властного положения?

…Разрешите представить главного героя этой книги — Владимир Сергеевич Серов, начальник ОВД одного из районов столицы, подполковник милиции.

ГЛАВА 1. СЕРЫЕ БУДНИ

…Ранее промозглое утро уже во всю вступившей в свои права осени навевало самые что ни на есть грустные настроения. На лобовом стекле почти сразу же после очередного бесшумного взмаха щеток появлялись мелкие капли-пупырышки, которые, размножаясь, постепенно норовили закрыть собой «всю картину». Но и без них смотреть было почти не на что. На улице было еще довольно темно, уже скорее даже по-зимнему, да и нависшие над городом темные свинцовые тучи недвусмысленно намекали на то, что озябшие граждане сегодня солнышко не увидят. Как и вчера и позавчера, даже и уже не помнилось какой день к ряду, серая пелена на небе ближе к полудню несколько потеряет свой темный оттенок, а вот солнце будто бы и забудет взойти.

Дорожная ситуация, в свою очередь, тоже не давала никаких поводов к радости и безудержному веселию — несмотря на еще совсем раннее утро, дороги по большей части уже были скованы традиционными московскими пробками, оставляя своим участникам жалкую участь плестись с лениво-сонной скоростью.

— Да куда ж вы все претесь в такую рань, — не выдержал водитель одного из плетущегося в унылой череде автомобиля: времени семь только, а уже стоит все!

Справедливости стоит отметить, что его недовольная тирада была адресована не столько «попутным» коллегам по несчастью, сколько автолюбителям, едущим во встреченном направлении, потому что сейчас именно они создавали ему основное неудобство. Во-первых, приходилось сидеть сместившись влево из удобного кожаного кресла, изучая идущую параллельно полосу дороги, во-вторых, в потоке встречных машин все никак не образовывался сколько-нибудь длинный интервал, ну и, конечно же, толкотня с черепашьей скоростью уже порядком надоела.

Дождавшись удобного момента, и почти молниеносно оценив ситуацию в боковом зеркале, опасаясь «таких же», водитель, не включая «поворотника», резко надавил на педаль газа. Мощный «ауди» послушно вильнул черным лаковым корпусом на «встречную» полосу, и рванул вперед по узкой улице, петлявшей между громадами домов, обгоняя еле двигающийся поток попутных машин.

Сейчас «гнать» уже было не нужно, и водитель двигался со скоростью не более 40 километров в час, внимательно оценивая ситуацию перед своим железным конем: все внимание следовало уделять пешеходам, которые по своей невнимательности могли шагнуть прям под его колеса, а также потоку, из которого, так же как он, мог вынырнуть еще один нарушитель.

Проехав на такой манер почти километр до конца улицы, ауди послушно остановился на «красном» светофоре, оказавшись первым в очереди толпящихся авто.

Теперь можно и не спешить — до места назначения рукой подать, а дороги на оставшейся части пути были почти всегда свободными, поскольку находились вдалеке от проспектов и путей массовых к ним миграций.

Победив за каких-нибудь 20 минут остаток пути, черный автомобиль, напоминавший в такую погоду какого-то хищного зверя, плавно остановился у шлагбаума, покрытого выцветшей от времени краской. Не прошло и трех секунд как шлагбаум нехотя пополз вверх, всем своим видом показывая, что ему уже давно пора на заслуженный отдых, а надоедливая рука местного «Кулибина» никак не позволяет ему уйти в мир иной.

Неспешно прокатив по территории, водитель припарковал свой автомобиль недалеко от входа в здание — на почтительном расстоянии от общей парковки.

Бодро взбежав по недлинной лестнице и миновав тамбурные двери, нарушитель правил дорожного движения оказался в достаточно большом предбаннике весьма неубранного вида. В воздухе стоял едва уловимый запах застоявшегося дыма дешевых сигарет. Едва заметив появление вошедшего, находившийся за пуленепробиваемым стеклом в добрую половину стены напротив входа, грузный человек в милицейской форме вскочил со своего кресла, приложив пальцы к растрепанным волосам в советском военном приветствии.

Кивнув головой приветствующему его милиционеру на металлическую дверь сбоку от стекла, водитель обошел кучковавшихся в углу холла четверых кавказцев в видавшей виды одежде, и скрылся в недрах здания. Проходя мимо упомянутого квартета, он задержал дыхание, стараясь не учуять наверняка исходивший ото все четверых запах пота.

Оказавшись в помещении дежурной части — в метрах трех от продолжавшего стоять толстяка — он уставил на него свой тяжелый взгляд.

В ту же секунду толстяк, стараясь придать своему голосу бодрость и четкость, прочеканил:

— Здравия желаю, товарищ подполковник! Докладываю: за истекшие сутки на территории отдела совершено 7 краж личного имущества граждан, из них 5 из автомашин, 2 уличных грабежа, одна уличная драка. Раскрыто по горячим следам: 1 кража, 1 грабеж.

— А по этим пяти — из машин которые — что?

— Розыск работает, Владимир Сергеевич! — бодро заявил толстяк, но тут же вздохнув, грустным голосом добавил: пока безрезультатно…

— Хреново, что я могу еще сказать, Митяйкин, хреново, — сухо сказал Владимир Сергеевич, уже перенеся свое внимание на кавказцев за стеклом: — А чё там с грабежом вторым и с этими?

— По второму грабежу заявление только час назад написала женщина, с нее опер объяснение получает. Вроде как есть перспектива; она говорит, что вроде как известный ей сумку с плеча сдернул.

— А с этими чего?

— С кем? — искренне не поняв вопроса с подобострастием, посмотрел на своего начальника оперативный дежурный.

— С этими, — с явным раздражением повысил голос мотнув головой в сторону людей в холле Владимир Сергеевич.

— А-а, с этими! — запричитал Митяйкин: кавказцы по административке, на депортацию готовим.

Удовлетворившись информативностью ответа, Владимир Сергеевич решив не тратить время на профилактические нравоучения своего подчиненного, молча направился в свой кабинет. Его шаги гулким эхом отдавали по еще пустынным коридорам районного отдела милиции.

Не желая никого с утра видеть, он решил пойти наиболее «безлюдным» путем до своего кабинета; уже почти дойдя до нужной двери, он поприветствовал не пойми почему оказавшуюся на работе в такую рань молодую женщину, трудившуюся в канцелярии:

— Привет, Ир!

Ира в этот момент пыталась найти на связки нужный ключ, но, услышав голос начальника, повернулась к нему и с милой улыбкой ответила:

— Доброе утро, Владимир Сергеевич!

Ира была более чем симпатичной молодой женщиной, а помимо этого, весьма неглупой и обязательной в работе. Таких как она смело можно называть радостью руководителя — работала быстро и качественно, лишних вопросов не задавала, то, что нужно было понять и усвоить схватывала, что называется, на лету. Более удивительно было то, что за все шесть лет работы в отделе Владимир не видел ее ни разу в плохом настроение, не знал, чтобы она когда-либо создала какую-нибудь проблему, которую нужно было бы потом решать. Вызывало глубокое уважение способность этой женщины спокойно переживать все невзгоды и тяготы, по жизни не показывая их окружающим.

Непонятно только зачем ей самой нужна была такая низкооплачиваемая да еще и нервная работа. Поначалу казалось, что, проработав годик и набравшись определенного опыта делопроизводства, она уволится из органов в поиске лучшей доли в каком-нибудь другом месте.

Но прошел год, другой, а она со свойственной ей стабильностью и невозмутимостью оставалась. Над причинами этого Владимир не задумывался, да и особо и знать их не желал; работник она была «что надо» и ее наличие в отделе было исключительно полезным.

Миновав массивную деревянную дверь с надписью «Начальник ОВД Серов Владимир Сергеевич» на золотистой табличке, Владимир Сергеевич снял дорогое пальто и повесил его на «плечиках» в шкафу в комнате отдыха. Рабочий день начинать пока не хотелось и, подумав несколько секунд, он закрыл дверь кабинета на ключ изнутри.

Неторопливо застрекотала внутренностями кофе-машина, и по помещению разлился душистый аромат натурального кофе. В ожидании напитка начальник включил стоявший на столе ноутбук, и запустил Интернет-эксплорер; висевшие на стартовой страницы Рамблера анонсы новостей дня, его не заинтересовали.

Вспомнив про унылый пейзаж за окном, Владимир посмотрел прогноз погоды на ближайшую неделю. «Почти без изменений» — пронеслось у него в голове. — «А в целом вполне неплохо. На улице погано, народ дома сидит — преступлений меньше». Вспомнив про пять ночных краж из автотранспорта, он недовольно поморщился — трудно будет объяснить руководству отсутствие раскрытий. «Надо как-то „прошмыгнуть“ на „селекторе“ перед носом начальства…» — от неприятных раздумий его отвлек писк кофе-мейкера, возвещающего о готовности напитка.

Развалившись в широком комфортном кресле и прикурив первую за день сигарету, Владимир с удовольствием отхлебнул обжигающий кофе. Смешение во рту вкуса обеих вредных привычек всегда доставляло ему неподдельное наслаждение. Не спеша выстраивая в голове план дальнейших действий на сегодняшний день, руководитель осушил чашку. Притушив в пепельнице третий бычок, он нажал кнопку на коммутаторе с надписью «д\ч». Через несколько секунд аппарат отозвался голосом толстого дежурного: «Да, товарищ подполковник».

— Митяйкин, ответственного ко мне и дежурного опера.

— Есть, — выпалил толстяк и отключился.

Говоря откровенно, Владимиру не нравился заведенный еще в незапамятные времена в милиции армейский порядок общения между сотрудниками. Бесспорно, что субординация — и весьма строгая — должна быть: как никак организация скорее военная, чем гражданская, и внутренняя дисциплина должна только способствовать выполнению поставленных задач.

Но принятые обороты и обращения к вышестоящему руководству в устах большинства окружавших его сотрудников были скорее подобострастными, чем сдержанно-уважительными. Создавалось необманчивое впечатление желания отдельных милиционеров по-холопски выслужиться перед начальством — вели называть командира «господин-батюшка» — прижилось бы моментально, а с учетом выражения собачей преданности в глазах смотрелось бы более органичным.

«Корольков Александр Валерьевич и Буздылин! Срочно зайти в кабинет начальника! Корольков и Буздылин! Срочно зайти в кабинет начальника!» — разнеслось из множества динамиков по всему зданию. То, что данное объявление было произнесено именно так и никак иначе лишний раз подтверждало вышеуказанное утверждение. Корольков — как никак — заместитель начальника ОВД по кадровой и воспитательной работе — руководство, господин, и обращаться к нему следует только по имени-отчеству. Буздылин же простой опер, совсем еще молодой парень, и обращение к нему с такой помпой излишне.

К тому же могло запросто оказаться, что дежурный просто и не помнил имени Буздылина и тем более уж имени его отца: в голове у Митяйкина помещалось ровно столько информации, сколько необходимо ему было для выполнения работы и бытовых нужд — и не больше. Обедать — в столовую, оправиться — в туалет, зазвонил телефон — поднять трубку, представиться и сказать «слушаю Вас». Возникновение на его жизненном пути нестандартных проблем и ситуаций вызывало на его лице целую бурю мимических движений; со стороны создавалось впечатление, что части его лица вдруг начинали жить отдельной жизнью и, двигаясь почти хаотично, совершенно не заботились о внешнем виде своего владельца. «Надо доложить руководству» — именно к такому решению Митяйкин приходил чаще всего после тяжелых и безрезультатных раздумий — «пусть оно и решает».

Владимир Сергеевич провернул в замке своей двери ключ, отпирая ее, и вернулся в свое кресло. Буквально через пять минут раздался вежливый стук и в проеме появилась давно не бывавшая у парикмахера голова Буздылина:

— Разрешите?

— Заходи, Вань, — дружелюбно отозвался Серов: присаживайся.

Оперуполномоченный, не сомкнувший ни единого раза за всю ночь глаз, тяжело опустился на второй от начала приставного стола стул. Первый — ближайший к персональному столу руководителя он предусмотрительно оставил для начальника КиВР, который должен по его подсчетам прибыть минут через пять.

— Вань, чего там с «машинными» кражами? Есть какая надежда? — тем же ровным тоном заговорил начальник ОВД.

— Владимир Сергеич, три — скорей всего «глухари». Машины вскрыты культурно, сигнализации на двух не сработали, на одной вообще ее нет. Во всех случаях украдены «двухдинные» магнитолы с видеопанелью. Вот запросы на видеозаписи с подъездных камер, — Иван протянул свежеотпечатанные бумажки на маленьких листах формата А5, — но качество, даже если и запись есть, сами знаете, какое будет. — А вот по двум другим кое-что есть. Обе машины — наша «классика», стояли в метрах десяти-пятнадцати друг от друга. В обеих разбито переднее пассажирское окно и украдена панелька от магнитолы. Хозяева говорят, что панельки эти не снимали — магнитолы старые, не думали, что кому-то придет в голову мысль их украсть. Участковый Серенин с того участка, где были кражи, говорит, что там один хмырь «откинулся» недавно, не работает нигде, только пьет, ходит в старом длинном плаще. А дедок, хозяин ограбленной «семерки», в окно видел, как около его машины кто-то в длинной темной одежде крутился. Я вот материал в дознание передать, — оперуполномоченный протянул начальнику еще одну стопку бумаг: Серенин придет — и съездить с ним, поискать этого «черного плаща».

Слушая отчет опера, Серов время от времени кивал головой и утвердительно угукал. Подписав бумаги, он вернул их Буздылину:

— Щас чем занят?

В этот момент дверь кабинета без стука отворилась и вошел облаченный в помятое форменное обмундирование Корольков, всячески пытаясь скрыть остатки сна:

— Доброе утро, товарищ подполковник!

Ответив на рукопожатие чуть привставшего со своего кресла начальника ОВД, Корольков плюхнулся на отведенный для него стул.

— Александр Валерьич, ну чего у нас за ночь?

— Докладываю, — официально начал Корольков: за ночь зарегистрировано 7 краж…

— Да не про то я, — отмахнулся Владимир: проверки были какие?

— Никак нет, не было, — отрапортовал его заместитель.

— Так, еще раз, чем ты сейчас занимаешься? — Серов перевел взгляд на оперуполномоченного.

— Получаю объяснения от заявителей по уличной драке.

— Пьяные, побиты сильно?

— Внешне — у одного губы разбиты, у другого «фонарь» под глазом. Ну и, конечно же, с запашком.

— Значит ты — командовал Владимир, указав пальцем на своего заместителя, — материал по драке отпиши участковым. И дай команду в дежурку, чтобы сводку за сутки мне принесли. Ты, — палец повернулся в сторону Буздылина, — вызванивай Серенина, пусть собирается и приходит сейчас же. Берешь его и идите выяснять, что это за деятель вернулся, где живет и все такое. Пройдитесь по бабкам, они всегда в курсе всего. Пока Серенина ждешь, напиши рапорта на передачу материалов, Корольков распишет. Если не успеешь, — палец снова указывал на начальника по КиВР: — дознание пусть само рапорта подобьет, проконтролируешь. Понял? А, чуть не забыл — потерпевших по драке — свозить до травмпункта, не дай Бог чего серьезное. Помрут — а нам потом отвечай. Всем все ясно? — увидев два утвердительных кивка, Владимир перевел взгляд на экран своего компьютера, давая понять, что аудиенция закончена.

Вскоре помощник оперативного дежурного — высокий сухопарый молодой человек лет тридцати в форме старшего лейтенанта — принес ему требуемые документы и текущую почту с журналом. Парень перевелся к ним совсем недавно, и Владимир никак не мог запомнить, как его зовут. Переспросив интересующую его рабочую информацию, начальник отправил гонца восвояси.

Изучив принесенный отчет, Владимир несколько повеселел. Радовало, что за отчетный период были возбуждены два уголовных дела «с лицами», имелись два уже раскрытых преступления и можно было доложить про перспективы раскрытия еще по двум. Даже если в итоге надежды не оправдаются и воришек поймать не удастся, уже завтра про эти дела никто не спросит — всегда важна только сегодняшняя ситуация.

Конечно, завираться тоже не стоило — излишне радужные и оптимистичные доклады могли с легкостью вызвать негативные последствия в виде ведомственных проверок. Головы больших начальников, выращенных системой, устроены так, что если у какого-то подразделения все слишком хорошо, значит — там что-то не договаривают и скрывают. А приехавшая проверка в лице мелких клерков большого руководства не может уехать несолоно нахлебавшись, и даже если нарушений действительно ими не выявлено — таковая справка о результатах проверки будет свидетельствовать, прежде всего, о непрофессионализме самих проверяющих. Как правило, в таком случае проверяющий, обещав в дальнейшем помощь и все возможное от себя лично покровительство, напишет в справке ровно то, что ему продиктует объект проверки — мелочь, пустяк, ну, да и ладно. И волки сыты и овцы целы, как говорится.

Также радовало, что ничего серьезного на территории отдела за прошедшие день и ночь не произошло — такой доклад не должен был вызвать у руководства нареканий и дополнительных ненужных вопросов.

От первичного рассмотрения текущей почты его отвлек голос Митяйкина:

— Товарищ подполковник, «селектор» подключать?

— Да, давай.

Еще через несколько минут телефонный аппарат, усыпанный кнопками различного размера, зашипел неизвестным ему мужским голосом:

— Товарищи руководители, проверяем явку!

Когда голос проверяющего назвал наименование ОВД, возглавляемое Владимиром, он нажал на кнопку включения микрофона и коротко сообщил:

— На связи.

Проверив наличие всех необходимых участников совещания, мужской голос обратился к кому-то, остававшемуся все это время «за кадром»:

— Товарищ полковник, все руководители на месте и готовы к проведению селекторного совещания. Чрезвычайных происшествий за истекшие сутки не имеется. Доклад окончен. Докладывал начальник дежурной смены УВД округа подполковник милиции Кротков.

Владимир положил на стол авторучку и повернулся на кресле к телефонному аппарату. Спустя несколько секунд тишины динамик заговорил хрипловатым усталым голосом заместителя начальника УВД:

— Доброе утро, товарищи руководители! Как вы уже слышали, ничего чрезвычайного, слава Богу, за истекшие сутки у нас не произошло, но криминогенная обстановка в округе в целом тяжелая и тревожная…

Сколько Владимир помнил себя в милицейской службе и сколько бы подобных совещаний он ни слушал — криминогенная обстановка на протяжении долгих лет оставалась неизменной — всегда тяжелой и тревожной. К неожиданности и недовольству всего милицейского руководства, каждые день и ночь у кого-то воровались вещи, у кого-то пропадала машина, у какой-нибудь припозднившейся особы женского пола с плеча пробегающий «спортсмен» сдергивал сумку и скрывался с ней, еще кого-то резали ножом, кого-то и почему-то убивали — в общем, всегда совершались преступления. Еще к большему их разочарованию, преступники, всё это совершившие, не спешили в ближайшие отделения милиции повиниться в содеянном и сдаться, а в большинстве случаев оставались «неустановленными лицами», портя и криминогенную обстановку и статистику блюстителям порядка всех рангов.

И даже если вчерашний день, не кривя душой, мог действительно порадовать относительным спокойствием в криминальном плане — ни один начальник не мог довести крамольную мысль об улучшении ситуации до своих подчиненных — обстановка всегда была, есть и будет тяжелой и тревожной.

Тем временем руководители районных отделов милиции торопливой скороговоркой, стараясь сделать свой голос менее сиплым и грубым от бесчисленного количества табака, а у некоторых — и спиртного — сообщали о том, что произошло на территории их отдела за последние 24 часа.

— ОВД н-ского района, — голос вышестоящего руководителя вывел Серова из своих мыслей.

— Товарищ полковник, доброе утро! Докладывает начальник отдела подполковник Серов, — заученная до безусловного рефлекса за годы службы фраза прозвучала монотонно и обыденно. Дальше придав своему голосу больше уверенности и четкости, он продолжил: за истекшие сутки на территории отдела произошло 7 краж, из них 5 — из автомашин, 2 уличных грабежа, одна уличная драка. Раскрыто по горячим следам: 1 кража, 1 грабеж, в отношении лиц возбуждены уголовные дела. Есть перспективы к раскрытию еще 2 краж из автомашин, розыск работает, надеемся на результат. Доклад окончен.

— Хорошо, работайте, — после недолгой паузы ответил замначальника округа. Даже лишенная похвалы за проделанную работу, эта фраза для любого нижестоящего была сравнима с отпущением большой части сотворенных грехов — можно радоваться: никаких лишних вопросов, тебя оставили в покое и жизнь продолжается до очередного «селектора», на котором, авось, снова пронесет.

Остаток селекторного совещания Серов расслабленно курил, вслушиваясь в суть разговоров лишь когда из динамиков раздавался скрипучий голос окружного руководителя; в завершение совещания пожилой полковник напутствовал всех проявлять должную бдительность и оперативность в принятии решений и неотступно следовать букве закона.

Заключительные фразы, которые были выучены наизусть за долгие годы работы, как слушающими, так и произносящим, успели уже набить оскомину, как и сам процесс проведения селекторов. Может быть, и родившись когда-то давным-давно хорошей, идея регулярного и своевременного обмена рабочей информацией в режиме многопользовательского телефонного разговора, со временем трансформировалась в скучную и малополезную рутину.

Присутствовать на селекторе не хотели с равной силой все — как подчиненные, боясь получить нагоняй за неважные результаты «суточной» деятельности, так и руководители — эти результаты выслушивать. Сермяжная правда заключалась в том, что чем выше в милицейской иерархии вырастал какой-либо начальник, тем более ясно он понимал, что ежедневное, а то и по два разу на дню проведение подобных совещаний оправдано лишь пословицей про русского мужика — «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Несмотря на это понимание, с каждой новой ступенью карьерной лестницы, руководитель начинал все более жестко и принципиально подходить к вопросу проведения ежедневных «селекторов»: такой линии поведения от него требовал ведомственный приказ, а отступление от него пусть даже в интересах дела и на пользу людей — весьма чревато.

Коротко пискнув, телефон замолчал, и Серов непроизвольно выдохнул; если б кто-то имел возможность сейчас находиться одновременно в кабинетах всех начальников районных отделов, то мог бы лично убедиться, что синхронно с Серовым облегченно выдохнула добрая половина его коллег.

В соответствии с упомянутым выше приказом, Владимир, как единоличный начальник вверенного ему районного отдела внутренних дел, был обязан донести полученную в ходе селектора служебную информацию до своих ближайших подчиненных — заместителей, те в свою очередь, выйдя из кабинета начальника должны будут провести совещания уже со своими подчиненными — и так до самого низа служебной пирамиды.

На часах было уже почти половина десятого, и Владимир, не желая затягивать глупые формальности сверх меры, поспешил дать указание Митяйкину пригласить в его кабинет заместителей. Буквально через несколько минут, после того как в здании через систему оповещения голос Митяйкина приглашал на совещание замов начальника ОВД, дверь кабинета Серова без стука отворилась и в нее вошел коренастый мужчина в джинсовых брюках и неаккуратно заправлено в них помятой рубашке из кого-то непонятого материала.

— Впереди шагает МУР — вечно пьян и вечно хмур, — Серов, весело улыбаясь, приветствовал своего первого заместителя. Внешний вид последнего не давал усомниться в правоте этих слов — начальник КМ Пахомов — был явно не в духе на почве затянувшегося вечернего возлияния: — Андрюх, ты опять полночи керосинил?

— Здорово, Вов, — Пахомов пожал протянутую ему руку и плюхнулся на ближайший к начальнику стул — свое законное место: да с Антипенко в кабаке вечерели. Так о том — о сем.

— Ну ты нашел с кем по печени соревноваться — в Петровиче веса полтора центнера, пьет как лошадь, и ты со своими восемьдесят пять с гантелей, — начальник разглядывал «свою правую руку» с нескрываемым дружеским сарказмом.

— Да за девяносто уже, разожрался я чего-то, — Андрей хлопнул себя ладонью по чуть видневшемуся пивному брюшку: худеть надо…

— Жрать меньше надо по ночам с Петровичами! — хохотнул Владимир, но тут же его голос стал серьезным: — чего там?

— Короче, Петрович просит пустить коммерса одного, с которого сам кормится давно, к нам на территорию, желательно в «Форсаж». Коммерс будет процентов двадцать-двадцать пять откидывать. Будет несколько точек — ему только в плюс, да и нам тоже. Ну и защищать, конечно, там если чего вдруг.

— А чем коммерс занимается и чё за человек вообще?

— Индус вроде или сириец, Петрович говорит, что в России живет еще с восьмидесятых — в рудээне учился, да и остался. Торгует шмотьем разным, вроде у него какой-то контакт хороший есть и вещи он стоящие по дешевке берет.

— В «Форсаж» его тяжело будет пристроить — там сам знаешь цены на аренду какие, — Серов задумчиво потер подбородок: а проценты эти его — это в реале сколько?

— Ну, если, типа магазин он свой откроет, такой квадратов на сто — сто пятьдесят, тысяч семьдесят в месяц рублей будет давать, — всем своим видом Пахомов пытался показать свою заинтересованность и одобрение этого предложения. «Денег лишних не бывает, к тому же когда делать за них особо ничего не надо. Не риска, не пыли» — крутилось у него в голове.

Владимир несколько секунд обдумывал услышанное:

— Предложение заманчивое, но в «Форсаж» его тяжело будет пристроить на такую площадь, а помимо этого — сам знаешь особо и некуда, райончик-то — говнецо.

— Вов, а может тебе со Скруджем поговорить? Скрудж не должен тебе отказать, — не унимался начальник «криминалки».

— Да что вы все Скрудж, Скрудж!! Скрудж тоже не резиновый, и то, что у меня с ним отношения нормальные, не значит, что он только на ментов работать должен! — эмоции уже были выплеснуты наружу и Владимир, увидев сконфуженное лицо своего первого заместителя, поспешил смягчиться: Андрюх, сам же понимаешь, нельзя никого перегружать — взбрыкнет человек — а нам без Скруджа хреново будет.

Несмотря на резко сменившийся с нервно-раздраженного до доброжелательно-примирительного тон начальства, с лица Пахомова недовольное выражение не исчезло и он продолжал вопросительно смотреть на своего непосредственного руководителя.

Поняв, что переубедить его не получиться Владимир обреченно вздохнул:

— Ладно, поговорю…

— И правильно! — Андрей тут же повеселел: Бабки всегда нужны. Я ж не только для себя — надо ж и контору кормить.

— Верно говоришь, что надо, то надо…

Договорить ему помешал стук в дверь и в следующее мгновенье, как обычно, не дожидаясь разрешения, в кабинет деловито зашел довольно полный мужчина лет сорока пяти в форме подполковника милиции.

— Привет начальству, — проговорил он, обмениваясь рукопожатиями с Серовым и Пахомовым, после чего устроился за столом напротив первого зама.

Едва ли торопливая секундная стрелка успела обежать и полциферблата, как в кабинет зашли остальные приглашенные на совещание. Поздоровавшись в скорее неформальной манере, они уселись на стулья в порядке, по которому можно было судить о приближенности к начальнику ОВД как в служебной иерархии, так в личных взаимоотношениях.

Владимир придвинул свое кресло ближе к столу, оглядел присутствующих уже совсем официальным взглядом, убеждаясь в наличии всех необходимых для проведения совещания лиц, и сухим, ничего не выражающим голосом начал:

— Доброе утро, товарищи руководители! Несколько минут назад завершилось общеокружное селекторное совещание, которое проводил начальник криминальной милиции округа Сомов. Чрезвычайных происшествий за истекшие сутки на территории округа не зарегистрировано, происшествий по личному составу не имеется. Криминогенная обстановка, вместе с тем, остается напряженной. В частности, на территории вверенного нам отдела зарегистрировано…

Как и положено любому милицейскому руководителю, Владимир был предельно серьезен и сгущал краски, не желая доносить до своих заместителей свою в целом положительную оценку о текущей рабочей ситуации в отделе. После доведения информации о текущей оперативной обстановке он зачитывал задания, телеграммы, информационные и разъяснительные письма, поступившие из вышестоящих милицейских подразделений. Кто-то периодически записывал отдельные моменты из его речи в свои ежедневники, кто-то откровенно скучал, оставаясь безучастным к информации, которую сообщал им начальник.

Откровенно говоря, Владимиру и самому уже надоело зачитывать муть, которой обильно снабжали их высокие руководители через разного рода письма и распоряжения, учитывая к тому же и то, что в большинстве случаев эти вводные обычной повседневной работе скорее вредили, чем делали ее хоть немного более полезной и производительной.

Дочитав последний документ, Серов вопросительно посмотрел на слушавших его подчиненных:

— Вопросы есть?

В ответ ему кто-то еле отрицательно мотнул головой, но большинство продолжали молча и неподвижно сидеть, напоминая каменные изваяния.

— Перейдем к делам насущным, — Серов улыбнулся краешками губ: Татьяна Иванна, сколько дел у нас на сегодняшний день в прокуратуре?

После секундного замешательства со стула поднялась среднего роста женщина с бюстом самых нескромных размеров:

— На сейчас в прокуратуре 4 дела, еще 2 должны отвезти сегодня.

— А разбой многоэпизодный среди этих двух есть?

— Нет, Владимир Сергеевич, с этим делом пока не успеваем, но сегодня отвезем квартирную кражу групповую.

— А что мешает разбой закончить? — Серов был явно недоволен таким ответом и его голос не скрывал возмущения.

— Владимир Сергеевич, ну поймите, объем дела весьма большой, ошибки сами понимаете недопустимы. К тому же, нас тормозит розыск не давая ответы на поручения, которые мы, между прочим, отправили еще три недели назад при сроке исполнения 10 дней! — с подобием такого же возмущения протараторила женщина.

Ее выпад не остался без внимания со стороны присутствовавших здесь начальника уголовного розыска, в чей огород только что был закинут камень, и начальника криминальной милиции, которому начОУР подчинялся.

Серов подобные склоки и дрязги среди своих подчиненных не поощрял, а давнишняя война следствия и розыска, существовавшая во всех отделах, изрядно набила ему оскомину. Будучи когда-то простым опером, он сам недолюбливал следаков, считая их, за редким исключением, крючкотворцами и кабинетными крысами, но, став начальником отдела, быстро убедился, что подобная грызня мешает работе и стал стараться прекратить ее проявления в зародыше.

Вся суть этой вражды, кстати, заключалась в том, что оперативники всегда себя считали лицом, элитой и главной боевой силой милиции. На их плечах лежала тяжелая, на самом деле весьма тяжелая работа по вычислению и поимке преступников, которых надо было еще и «расколоть» перед тем, как все результаты своей деятельности фактически на «блюдечке с голубой каемочкой» передать в следствие. Они первые беседовали с пойманными жуликами, видя — кто и что из себя представляет, кто врет и лукавит, а кто начал говорить правду. Немаловажно еще и то, что этой правду порой приходилось искать и добиваться очень и очень подолгу, что затрачивало немало моральных сил и требовало большого профессионального искусства. Ко всему прочему нужно еще и добавить отношение преступников к операм — временами приходилось выслушать о себе столько всего «приятного», что даже самое долгоиграющее терпение быстро подходило к концу. Часть пойманных сограждан вследствие своего врожденного хамства и чувства полнейшей безнаказанности, а как следствие — опасности для нормальных людей — просто требовали применения к себе всякого рода незаконных методов ведения дознания. Для таких экземпляров физическое воздействие было столь же необходимым средством, как витаминки для дистрофика.

Нормального человеческого языка они не понимали, убивали, грабили и насиловали, не чувствуя ни малейшего угрызения совести — и как с таким можно еще обращаться, если только не языком кулаков и резиновой палки?!

Идя на вынужденные грубые нарушения закона — нанесение задержанным побоев, иногда по делу, а иногда и нет, опера оправдывали свои беззакония кто необходимостью очистки общества от отбросов и извращенцев, а те, кто окончательно превратились системой в такие же отбросы (или уже придя в милицию такими) просто необходимостью раскрытия преступления — и неважно причастен ли пойманный или нет.

Выполняя такую трудную работу, каждый доблестный сотрудник уголовного розыска, любивший денежную наличность, считал исключительно своим правом решать — отпустить кого-то за толику малую, а кого нет, даже если предлагали чемодан с деньгами. Те, кого представители уголовного розыска все же решали предать в крепкие объятия правосудия, «передавался» со всеми сопутствующими документами, собранными операми, в руки следствия, которое по замыслу законодателя должно производить допросы, очные ставки и тому подобные следственные действия.

Вся работа следователя досконально описана в Уголовно-процессуальном Кодексе, и многое, что в ней есть, сильно попахивает бюрократией и бумажной волокитой. Цель всего этого действа, как сказано в законе, — объективное и беспристрастное доказывание вины виновного и невиновности невинного.

Справедливости ради стоит сказать, что и у следователей работка далеко не сахар, поскольку часами сидя на мягком месте, беседовать с законченными ублюдками, а еще и записывать крайне подробно все последними сказанное — совсем не удовольствие. Любая «промашка» следователя может обернуться тем, что многочасовая работа и его, и оперов пойдет прахом.

На собственной шкуре ощущая все эти невзгоды, следователи считали себя властителями уголовного процесса — как запишешь — так и будет в суде, в конце концов в знаменитой фразе «казнить нельзя помиловать» исход всего дела решает одна маленькая запятая.

В случае той самой «промашки» банально «набить морду» с целью выяснения правды подследственному уже не получится — рядом с ним сидит его адвокат. Собственно говоря, многие бывалые жулики умудрялись этим прекрасно пользоваться — дабы не получить у оперов по почкам сверх меры, особо не разбираясь в подробностях — украл именно этот кошелек или нет, подписывали и признательные показания и чистосердечные признания. Попав в кабинет следователя почти непомятым, сидя рядом со своим верным адвокатом, жулик начинал сразу же «идти в отказ» — дескать, меня били безбожно, я и подписал, а на самом деле не грешнее младенца. Если никаких объективных (т.е. не просто слова, а «отпечатки» пальцев и т.п.) данных, подтверждающих его вину отыскать не удавалось, а адвокат являлся в своих делах господином весьма опытным, даже самого законченного негодяя приходилось отпускать. Причем, к сожалению для всех, абсолютно безвозмездно.

Узнавая о чем-то подобном, опера начинали обвинять во всем «прогнивших» следователей, поскольку те отпустили законченную мразь, а еще и денег взяли и не поделились.

В ряде случаев они по уже сказанным выше причинам заблуждались, а иногда дела обстояли именно так, как они и думали. В любом случае, представители следственных подразделений на таковые обвинения, высказанные чаще всего в неформальной обстановке, надрывая голос, кричали, что все произошло от неграмотности самих оперов, которые необходимые детали и нюансы не выяснили, там не доработали, здесь не дожали, а в итоге все получилось, как получилось — коту под хвост.

И опять же иногда в своих обвинениях они были правы, а иногда это являлось просто защитной реакцией, и эту показушную роль надо было отыграть от начала и до конца так, чтобы сам Станиславский сказал «верю».

Почти каждый рабочий день приносил для этого противостояния очередные поводы и факты — разбираться в конкретной сложившийся ситуации объективно никто из участников, естественно, не желал, а претензий и упреков с обеих сторон высказывалось множество…

…От приступа гнева лицо начальника уголовного розыска сменила гримаса — глаза вылезли из орбит, он уже открыл рот, готовый разразиться нелестной тирадой в адрес «грудастой сучки», как он за глаза иногда называл начальницу следственного отделения, но его опередил Пахомов, выпалив политически сдержанное:

— Я разберусь лично, мне нужны номера уголовных дел, даты и исходящие поручений по канцелярии. Если в волоките виновны сыщики — накажу.

Эта вроде безобидная и весьма примирительная в данном случае фраза заставила Татьяну Ивановну лишь обиженно поджать тонкие, ярко напомаженные губы — номера дел она-то скажет, но поручения по большей части всегда направлялись неофициально — не через канцелярию, как требует формальный подход, а лично — из кабинета в кабинет и, в лучшем случае, под роспись. Втолковать о необходимости участия канцелярии в этом процессе своим подчиненным, пришедшим к ней с институтской скамьи, она никак не могла; те же, кто на собственном горьком опыте убеждался в правоте начальницы — уже более-менее следователи опытные — в скором времени покидали районное подразделение, переходя куда-нибудь повыше, где и тише и слаще.

Не поняв тонкости хода Пахомова и видя, как Кимкина пристыженно замолчала, Серов решил, что в неготовности так нужного ему для отчетов дела виноваты все же следователи, а не опера, как было-то по правде.

— Татьяна Иванна, вы начальник следственного отделения ОВД, руководитель и следственный работник с большим опытом, — спокойным и уважительным голосом проговорил Владимир, и тут же перешел почти на крик: так какого же черта вы не можете закончить одно-единственное уголовное дело, которое так нужно и мне и вам?! Вы хотите опять стоять на трибуне в главке и обтекать? Лично я — нет! И вам тоже не советую, еще один разок-другой подобного позора и мне придется искать нового начальника следствия! Чего бы мне, кстати, очень не хотелось бы…

Последняя фраза была сказана значительно тише и лишь потому, что Кимкина покраснела, как рак, и у Владимира закралось подозрение, что она может разреветься прямо на совещании.

«Кнут был, крошки от пряника кинуты, теперь активизация и мотивация на работу» — подумал он, произнеся вслух жестким и суровом голосом:

— Значит сегодня к вечеру докладываете о готовности дела к отправке в прокуратуру и мне не нужен другой результат. Если что-то объективно не готово и нужна моя помощь — сообщайте немедля. Это ясно?

— Да.

В том, что начальник лично подключится к решению любой проблемы, если этого требует работа, никто из его подчиненных не сомневался; за такое редкое для современного начальника ОВД качество его уважали до бесконечности.

Увидев еле заметную блаженную улыбку на лице начальника уголовного розыска, который напоминал изображения Колобка по мотивам русских народных сказок, Серов продолжил:

— Но если я узнаю, что работу следователей реально тормозит уголовный розыск, то вы все, вашу мать, будете у меня дневать и ночевать на улице, пока не добьетесь стопроцентной раскрываемости.

Толстяк сделал невинную физиономию и послушно кивнул; малозаметная улыбка тут же образовалась на лице начальника следствия.

— По дознанию сколько дел? — поинтересовался Владимир у сидевшего в самом концу стола мужичонке лет сорока.

— Готово или уже в прокуратуре? — ни секунды не медля, переспросил начальник дознания ОВД с «крайне редкой» фамилией Иванов. Невзрачного вида, в очках, вечно какой-то несуразный и помятый, Иванов Алексей Владимирович, с первого взгляда казался людям человеком недалеким. На деле, лишенный от природы внешней привлекательности и статности, начальник дознания Иванов был человеком весьма неглупым, поступки и слова свои всегда продумывал наперед, что не мешало ему вместе с тем постоянно играть роль того, кем он выглядел со стороны.

Зная истинную природу своего подчиненного, Серов устал бороться с особенностью Иванова играть даже с ним роль простачка и задавать очевидно глупые вопросы:

— Давай и так, и так.

Иванов несколько секунд изучал какие-то свои записи, при этом что-то бормоча себе под нос:

— Так… готово у нас сейчас 34 дела, 16 уже подписаны, 8 на проверке, 3 на переделке. Оставшиеся 7 отвезем сегодня.

— Хорошо, — коротко похвалил его Серов и тут же подумал про себя «Молодец Лёха, не подводит».

— По линии МОБ что?

— Работаем, проблем нет, — ответил с некоторой ленцой в голосе полный в подполковничем мундире.

— Вечно у вас, Петр Анатольевич, проблем нет, только потом в округе узнаю и выслушиваю, — почти по-стариковски проворчал Владимир.

Петр Анатольевич на замечание начальника глядя на него лишь слабо пожал плечами — «Хоть ругай, хоть бей — лучше уже не станет».

В целом Серов был доволен работой и начальника МОБ и его многочисленных подчиненных; во всей работе милиции, эта линия была, пожалуй, самой объемной и трудоемкой, и поэтому всякого рода недоразумения и проблемы появлялись здесь постоянно.

Выслушав еще несколько отчетов присутствующих руководителей о работе возглавляемых ими служб, Владимир напоследок предоставил слово своему первому заместителю:

— Криминальная милиция?

— Я позже доложу, во-первых, много всего, а во-вторых, есть моменты, над которыми стоит подумать и принять правильное решение, — отрапортовал Пахомов.

— Тогда, товарищи руководители, по рабочим местам, — закончил совещание Серов.

Раздался скрип отодвигаемых стульев и люди стали подниматься из-за своих мест, когда Владимир, видимо забыв о чем-то важном, обратился к начальнику уголовного розыска:

— Тимофеев!

Лицо толстяка тут же приобрело выражение полной доверчивости и собачей верности; почти уже принявшие вертикальное положение подчиненные снова уселись на свои места.

— Тимофеев, работу сыщиков проверю лично, если со следственным отделением не наладите нормальные рабочие отношения! Ясно?

— Так точно. Владимир Сергеич, да не беспокойтесь Вы, мы с Татьяной Иванной душа в душу!

И эта попытка начальника ОВД была обречена на провал.

— По рабочим местам, товарищи, — выдохнул Серов.

Дождавшись пока все покинут кабинет, и дверь закроется за последним из уходящих, Петр Анатольевич, даже не думавший подниматься со своего стула, с добродушной улыбкой посмотрел на своего непосредственного руководителя:

— Сергеич, давай чайком побалуемся.

— Ну, давай побалуемся. Заваривай пока, я щас подпишу кое-что и иду.

Чай в персональной иерархии напитков Серова находился ровно на втором месте после кофе, поэтому все чайные принадлежности находились в смежной комнате — «комнате отдыха», а дорогущая кофе-машина занимала свое законное место на подоконнике в основном помещении кабинета.

Начальник милиции общественной безопасности, он же Петр Анатольевич Крупенин, был — напротив — фанатом чая; в нюансах чаепития он разбирался отменно и постоянно приносил в отдел какие-нибудь особо вкусные сорта.

Зайдя в комнату отдыха, Владимир с удовольствием вдохнул парящий в воздухе чудесный чайный аромат. На невысоком столике уже стоял чуть паривший носиком маленький заварной чайник и две широкие чашки с благоухающим напитком.

— Петро, вкусно как пахнет-то!

— А то, это такой сорт красного чая, — улыбаясь во все лицо начал было Крупенин, но тут же осекшись, махнул рукой в сторону Серова: ладно, не буду, знаю тебе не интересно. Пей вон лучше, пока не остыл.

На вкус чай оказался таким же приятным, как и его аромат. Некоторое время мужчины пили в полной тишине, прихлебывая горячий напиток из чашек-пиал.

— Ну чё нового? — первым прервал молчания Серов.

— Да путем вроде всё. Мишку вон в пятый класс отвел, большой уже, сорванец. Твой-то как? Видитесь?

— Хотелось бы чаще, но куда там с таким графиком! Да и Танька не любит, когда я к ним подшофе приезжаю, жили б вместе — другое дело. А так, вроде все окей. Уже в шестой ходит.

Разговор лился не спеша, словно равнинная речушка; от личной жизни плавно перешли к обсуждению машин, а там, как и водится, не упустили своим вниманием и прекрасный пол.

Разлили по второй порции чая; настоявшись, его вкус приобрел еще более ярко выраженный, чуть терпкий оттенок.

— Вов, тут такое дело, — понизив голос, проговорил Крупенин: это тебе.

Он вытащил из внутреннего кармана форменного пиджака пачку тысячерублевых купюр, перетянутую тонкой резинкой, и положил на столик ближе к своему собеседнику.

— Это откуда? — продолжая пить чай маленькими глотками, поинтересовался Серов.

— Позавчера я был ответственным, если помнишь. Наш экипаж доставил молодежь — и заявителя, и воришку за кражу. Между собой знакомы, учатся в институте оба на втором курсе. Один у другого из сумки упёр мобильник. Терпила позвонил по 02, наши его в отдел доставили, а потом по-горячему уже и злодея нашли. В отдел приехали родители и того и другого, короче, порешили меж собой миром разойтись, без уголовщины.

— Как «встречку» оформили?

— Так, как будто терпила трубку обронил сам, а злодей ее нашел уже в конце занятий в институте — отдать решил завтра, типа все уже разошлись.

— Это правильно. Шуметь не будут?

— Да родители и одного и другого так перепугались, что уж точно и писку не будет. Терпила-то этот, тоже не одуванчик: у злодеюшки девку увел, трахаться с ней начал. А потом, чтобы его достать, записал на телефон как она ему минет делает и в Интернет обещал выставить. Ну а тот взял и телефон подрезал, говорит, типа запись стер бы и подбросил обратно.

— Ясно, санта-барбара в общем. Сколько тут? — Владимир оглядел почти сантиметровую по толщине пачку.

— Семьдесят пять. Ну, там ребятам же еще, в розыск, дежурку…

— Правильно все, сойдет. Себе-то оставил?

— Да-да, это всё твое.

— Ну что ж, отлично, — ухмыльнулся Серов, убирая деньги также во внутренний карман пиджака.

Допив свою порцию чая, начальник МОБа, сославшись на кучу несделанных дел, ушел.

Оставшись наедине и попыхивая сигаретой, Владимир погрузился в раздумья. Думалось «обо все и ни о чем» — и о работе, которая порядком поднадоела своим маразмом, и о жене, с которой он уже давно вместе не жил, о сыне, который уже взрослый мальчик в общем-то, а папка его толком и не видит. Тут же надоедливой стаей каких-то птиц-попрошаек прилетали мысли о результатах деятельности отдела, о раскрываемости, о том, что в этом месяце преступлений зарегистрировано больше, чем в прошлом, а в соседнем ОВД почему-то спад регистрации…

Из почти медитативного состояния его вывел тревожный звонок мобильного телефона. За последние годы Владимир научился слышать тревожные нотки или признаки нависающей угрозы во вполне стандартной мелодии звонка своего мобильника.

И вот теперь он звучал именно тревожно; на дисплейчике трубки высветилось «УУМ Серенин». Серов нажал на кнопку приема вызова:

— Алё.

— Товарищ подполковник, это участковый Серенин, — участковый говорил почти скороговоркой и сбивчивым от волнения, почти истерящим голосом; Владимир напряженно вслушивался в его монолог, понимая, что чутье не подвело его и на это раз: товарищ подполковник, у нас тут чэпэ, совершенно нештатная ситуация.

— Четко доложи в чем дело, Серенин, — оборвал его начальник: предельно четко.

Серенин глубоко вздохнул: совместно с оперуполномоченным Буздылиным по указанию замполита мы проследовали для отработки жилого сектора по двум автомобильным кражам. На участке в 4 доме по улице н-ская проживает один хмырь — только что вернулся из мест лишения свободы, фамилия Утесов, 1964 года. Случайно встретили его с Буздылиным мы на улице, решили подойти побеседовать, а он деру дал, увидел, что я по форме. Ваня его быстро догнал, я подбежал чуть попозже. Смотрю — Ваня за живот держится и на землю падает, а этот на меня с ножом.

— И?! — прерывая затянувшуюся паузу в монологе участкового взревел Серов.

— В общем, я, это, застрелил его, по ходу. То есть применил табельное оружие, товарищ подполковник.

Снова повисла пауза; мозг Серова моментально активизировался, превратившись в подобие компьютера сверхвысокой производительности. «Надо успокоить парня, от него сейчас многое зависит» — пронеслось в голове с запредельной скоростью.

— Так, Дима, слушай меня внимательно, — начальник ОВД говорил спокойным и твердым голосом: ты сделал все правильно, все по инструкции. Где ты сейчас и какая обстановка на месте?

— Я сейчас у 9 дома по н-ской улице, со стороны двора. Буздылин и подозреваемый лежат на земле без сознания, первую помощь я им оказал, как мог. У Буздылина ножевое в живот, кровь идет очень быстро. У злодея три огнестрельных, два в ноги, одно в грудь, пульс есть — Серенин немного успокоился и говорил значительно внятнее.

— «Скорую» вызвал?

— Так точно, Владимир Сергеич.

— Молодец, Дима, молодец. Все правильно ты делаешь. В округ уже доложил?

— Нет, я Вам набрал сразу же…

— Правильно, Димон, все верно. Я щас к тебе уже выезжаю. Скоро буду, жди и успокойся, — Владимир уже успел одеть и пиджак, и пальто. С размаху плюхнувшись в свое кресло, он вызвал дежурку, проорав в микрофон селектора:

— Машину мою к подъезду срочно, Пахомов и Крупенин чтоб в ней были через тридцать секунд. По отделу ЧП, всем готовиться к окружной проверке, особенно МОБу и ОУРу.

— Владимир Сергеич, а что случилось то? — оперативный дежурный был уже напуган.

— Буздылина порезали, Серенин застрелил нападавшего. Направляй срочно СОГ на место — н-ская, дом девять, со стороны двора, докладывай в округ, подробности узнаешь у Пахомова по мобильному. Исполнять!

Ответ «так точно» оперативный дежурный произнес уже частым гудкам в телефоне, а спустя пару минут все три руководителя отдела пролетели мимо его окна, быстрым шагом направляясь к уже стоявшей у подъезда служебной машине.

— Гони, — скомандовал водителю Пахомов, занявший переднее пассажирское кресло; взвыв сиреной бело-синий «форд» сорвался с места. На дороге, как всегда, был затор, и, пугая водителей диким завыванием и кряканьем, милицейский автомобиль то мчался по встречной полосе, то, оттесняя других участников дорожного движения, первым заныривал в нужный поворот, повизгивая резиной.

Экипаж бешено несущегося автомобиля периодически нещадно болтало в его утробе, но на эти мелочи никто не обращал внимания. Единогласно решив, что с учетом недостатка информации делать какие-либо выводы преждевременно, все трое жаждали попасть на место происшествия как можно скорее.

Наконец, прочертив шинами длинный черный след, «форд» замер у невысокого заборчика, отделявшего изгибающуюся полукругом асфальтированную дорожку от некого подобия газона. Прямо по курсу их движения, стоял милиционер, а рядом с ним в метрах семи от друга на асфальте лежали два мужчины, один в позе эмбриона, а один на спине, свободно раскинув руки по сторонам.

Увидев машину, милиционер побежал к ним навстречу.

Вид у Серенина был словно у нашкодивший собаки; «с другой стороны — как тут еще выглядеть? Прав, не прав — все одно по особкам и прокуратурам теперь затаскают. До чего ж милицию довели» — думал Серов, пока участковый подробно рассказывал им как все произошло.

Буздылин действительно был без сознания; по словам Серенина, кровотечение замедлилось, но попытаться перенести его никто не решился. Свою куртку под голову ему еще до приезда руководства подложил участковый, а сейчас собственным пальто, чтобы не замерз, его заботливо укрыл Пахомов.

Что же касается нападавшего, то одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять его текущее состояние. Крупенин осторожно прикоснулся пальцами к его шее, и после нескольких секунд тщетных попыток отыскать пульс, лишь отрицательно покачал головой.

Увидев это, Серенин побледнел еще больше, став похожим на приведение, сбивчиво объясняя при этом, что никого убивать не хотел. Заметив это, Серов попытался на корню пресечь первые признаки истерики. Он положил ладонь на плечо уже трясшемуся от страха участковому:

— Дима, слушай меня очень и очень внимательно. Сейчас сюда прилетит целая стая коршунов — прокурорские, окружные, с главка и нас всех, а в особенности тебя будут рвать на части. И если ты сейчас же не успокоишься и мы не договоримся обо всех деталях всем нам будет плохо. Понимашь?

Под тяжелым взглядом Серова, который, казалось, был устремлен в самую душу, Дима только утвердительно кивнул.

— Ты поступил правильно, абсолютно правильно, и если бы сейчас там не лежал он — лежал бы ты. Ты стрелял в воздух?

— Я не успел, Владимир Сергеевич, быстро все очень произошло.

Владимир огляделся по сторонам — рядом находится два многоквартирных дома, покопаться — найдутся свидетели, слышавшие, что выстрела было именно три — и поверят, естественно, сторонним наблюдателям. Значит, пытаться сфальсифицировать количество выстрелов, забрав один патрон у Серенина, не имеет никакого смысла.

— Когда ты пил последний раз? — продолжал допрос Серов.

— В субботу, в прошлую.

— То есть, неделя, как минимум, прошла, так?

— Да, Владимир Сергеич, клянусь.

— Когда тебе будут задавать вопросы, кто бы их ни задавал и как бы тебе ни угрожали — ты стоишь на своем. Если вопрос каверзный и ты не знаешь, что ответить, начинаешь, как попугай, повторять всю историю целиком. В дежурку округа сообщал?

— Да, после звонка Вам, сразу же позвонил и коротко доложился.

— Умница, все верно.

Владимир не успел заметить, как на место событий приехали врачи «скорой помощи». Положив Буздылина на носилки и опутав его целой сетью непонятных трубок и проводков, медики спешно отнесли его в свой автомобиль, и умчались, распугивая прохожих воем сирены. Оставшаяся часть медработников, скучая, курила около трупа Утесова, ожидая приезда кареты трупоперевозки.

Владимир, понимая, что до приезда «коршунов» из вышестоящих ведомств остаются считанные минуты, спешно отдал указания срочно возбудить уголовные дела по кражам из автомашин, по которым потенциальным подозреваемым был застреленный, и срочном допросе всех, кто видел «черного плаща», блуждающего у данных автомобилей. Повезет, и кто-то может укажет непосредственно на Утесова, и в этом случае можно будет говорить, что Серенин застрелил законченного рецидивиста и выбора в тот момент у него толком и не было.

Прекрасно понятно, что выбирать в таких обстоятельствах ему не приходилось — на тебя бежит здоровенный мужик с окровавленным ножом — не самое лучшее время вспоминать про права человека и неприкосновенность личности. В какой-нибудь нормальной стране полицейского в данной ситуации поощрят, и никто не будет задавать лишних вопросов «можно ли было обойтись без применения оружия?», а в любимом отечестве Серенину будут душу выматывать полгода точно, а потом, в лучшем случае, строго погрозив пальцем, велят нести службу дальше.

Спустя полчаса на крохотной пешеходной дороже собралось не менее пятидесяти человек. Следователь следственно-оперативной группы ваял уже второй лист протокола осмотра места происшествия — и это он только начал, один из экспертов, как заправский папарацци, фотографировал пейзажи дорожки в разных ракурсах, не забывая захватить в объектив и остывающий труп Утесова, которым увлеченно занимался судебно-медицинский эксперт.

Начальник окружной службы криминальной милиции Сомов руководил целым сонмом своих подчиненных, часть из которых побежала искать свидетелей и очевидцев из числа жителей ближайших домов, часть отправилась домой к Утесову опрашивать его родственников и знакомых, а оставшаяся часть находилась подле руководителя, ожидая своего задания.

Представители отдела собственной безопасности уже успели устроить Серенину допрос с пристрастием и обвинить во всех грехах, начиная от незнания закона «О милиции» и заканчивая коррупцией, записывая при этом ответы перепуганного участкового своими Parker и Watermann в ежедневники с переплетами из натуральной кожи.

Прибывший на место начальник милиции общественной безопасности Сафронов, не стесняясь в выражениях, распекал Крупенина за «недостаточную воспитательную работу» с подчиненными, на что сам Крупенин кивал и соглашался, не забывая при этом при каждом удобном случае указать своему руководителю на факт «обоснованного применения табельного оружия».

В стороне от всего столпотворения, откровенно скучая, курил заместитель районного прокурора Хвостов. Его присутствие было здесь скорее формальным действом; права дачи обязательных указаний прокуроров лишили еще пару лет назад одновременно с триумфальным созданием следственного комитета при прокуратуре, поэтому Хвостов находился на месте преступления в качестве напоминания о недремлющем оке государевом. Небрежным жестом он подозвал Серова, которого на считанные мгновения оставили в покое вышестоящие коллеги.

— Здорово, Сергеич, — приветствовал его за руку зампрокурора: Ну чё, терзают тебя демоны?

— Приветствую! Да не то слово!

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.