Всю ночь мне снилось, что здоровенный дантист рвёт мне здоровый зуб. Зуб не поддаётся, армейский ботинок дантиста давит мою грудь, а он сам ухает, матерится. От него разит перегаром и отнюдь не свежим потом.
Кажется, я проснулся от стука собственного сердца. Выдохнул, с благодарностью богу за то, что это — всего лишь мерзкий сон. Вытер мокрый лоб — духота, вот отчего снятся кошмары!
Откинул простыню, заменявшую одеяло.
И увидел, что у меня только одна нога.
— Доброе утро!
Я вздрогнул и закрутил головой.
— Через пять минут осмотр.
— Где я? Где моя нога? — заорал я, закашлялся и замолчал.
Пять минут я провёл, глядя на сгустки крови и слизи на своей руке. И собирая в кучу мысли и воспоминания.
Вчера я собирался обвенчаться с Майком. Это я точно помню.
Обрывки фраз, обрывки картинок…
⠀
Вот тонкие пальцы Лоры, его сестры, сжимают бокал, и стекло покрывается сетью трещинок, медленно взрывается, запах вина смешивается с острым кислым запахом ненависти. Или крови? С острых ногтей капает красное, рука хлещет меня по лицу, царапая, смешивая свою и мою кровь. «Лора, вот и породнились. Не так, так эдак!» — ухмыляюсь я, а она опять бьёт меня по лицу, зло, молча.
Вот, взвизгнув тормозами, меня сбивает седан Майкла-старшего, его шавки зашвыривают меня на заднее сидение, разорвав шёлковую тунику.
Куда-то едем.
— А смысл? — сплёвывая кровь, спрашиваю, и непроизвольно начинаю смеяться. Вот вечно со мной так. Тут бы сделать непроницаемое лицо, типа как у гангстеров.
Папа-Майкл смотрит в зеркало на мою рожу, и его брезгливо крючит. И чего я так ему не нравлюсь, право слово. Подозреваю, во всём виноват мой вкус к одежде. Старый мафиози любит классику. Пропах нафталином и роскошью добропорядочности. Я для него мерзость, дьявол во плоти, соблазнитель.
— Тебе не будет так смешно завтра, если ты не уедешь сегодня же, — сухо цедит он, а я подмигиваю ему в зеркало, и облизываю губы, закатив глаза. Он матерится и резко тормозит…
⠀
Вот я растерянно смотрю на экран смарта.
Я в блоке. Мама, мама, ну зачем ты так? Да, я не тот сын, которым можно гордиться перед соседками, но я всегда любил тебя, и, разве ты забыла сирень?
⠀
Отец…
Громадный кулак не долетает до моего лица буквально на полсантиметра. Плюет смачно:
— Зря не увернулся, говнюк. Я бы мог и не остановиться.
Мои вытаращенные глаза наверное выглядят забавно, я как тот щенок, что смотрит на бабочку на своём носике.
От кулака пахнет дорогим табаком. Ну очень сексуально. Втягиваю запах и улыбаюсь. И тут он не выдерживает и швыряет меня на пол.
Осмотр провёл тот же аппарат, который напугал меня пять минут назад. Он выдвинул из стены за моей спиной щупальца, присосался и зажужжал.
— Все органы работают нормально. Следующая ампутация через два часа. Сейчас введём вам питание. Спасибо за участие в ПДДС.
— Что?
Я онемел. Программа добровольного донорства суицидников — проект Майка. Конечно, я подписался на него, одним из первых. Просто чтобы поддержать Майка. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не стал бы самоубийцей. Я обожаю жизнь, даже тогда, когда она вколачивает мне гвозди под ногти.
Чёрт, я даже не читал договор!
Орать на аппарат глупо, но я заорал:
— Долбаная железка, позови мне врача!
— Это невозможно по условиям договора.
— Медсестру, нянечку, кого угодно!
— Это невозможно по условиям дого…
— Дай мне этот договор, сволочь!
Аппарат зажужжал, и выплюнул манипулятор с экраном.
— Так. Судя по тому, что здесь н-н-написано, меня п-п-поместили сюда по доносу к-к-какого-то, какого-то…
Я не мог подобрать слово, достаточно подходящее.
Аппарат подхватил мою мысль:
— …какого-то близкого вам человека, заботливо предоставившего нам…
— Заткнись! — заорал я и заплакал. Нет, не потому что мне сейчас отрежут ещё одну ногу. Или руку, или чего там ещё. А потому что меня сдал близкий человек. Мог бы и дальний, было б не обидно.
Я никогда ничего не скрывал.
Майк ругался. «Вот что ты за трепло, Колин? Не надо давать о себе информацию». Я только смеялся: «Зато меня невозможно шантажировать! А тебя легко!» «Меня тоже невозможно. Никто ничего про меня не знает.» Как же ты чертовски прав, Майки! Как же прав.
Я вытер слёзы и высморкался в простыню. Аппарат, урча, потянул её в себя. Сверху легла новая.
А я вчитывался в договор, хлюпая носом. Нос все ещё отчаянно кровил.
— Получается, что я не могу общаться ни с кем, кроме какого-то доброго поручителя, и только он может отменить дальнейшую расчленёнку?
— Не совсем так. Вы можете пообщаться с каждым из списка ваших поручителей. Но, из гуманных этических соображений, тем из них, кто не инициировал процесс, ваши слова будут передаваться в изменённом виде.⠀
— А с адвокатом я могу пообщаться?
Экран мигнул, приближая пункт договора номер 7,1.
Я быстро прочитал его и со стоном откинулся на подушку. Башка кружилась адски.
Итак.
Выходило следующее.
Вчера я принял твёрдое решение уйти из жизни. Я поведал об этом одному из поручителей. Он инициировал процесс кодовым словом, известным только ему. Я получил доступ к активации и активировал процесс своим кодовым словом.
Остановить процесс я не могу, пока я не найду этого поручителя. Его шаг первый.
— Хорошо. Покажи мне список поручителей. Впрочем, не надо. Я и так знаю.
Я начну с мамы. Или с отца. Вот и вся моя семья.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.