Предисловие
Перед вами — не история о добрых и злых. Это трагедия о людях, запертых в клетке собственной судьбы. О тех, кто носил корону как тяжкий крест и любил свою семью больше, чем империю. О тех, кто пытался спасти державу, но своими руками ускорил её гибель.
Вы увидите, как мягкость становится слабостью, а любовь — ослеплением. Как ложь, рождённая в кабинетах, выходит на улицы и превращается в кровь. Как благие намерения оборачиваются проклятием, а верность — предательством.
Это история о том, что у истории нет простых ответов. Что трон — это не только бархат и золото, но и одиночество на вершине. Что революция — не торжество справедливости, а часто — лишь смена одних трагедий другими.
Со страниц этой драмы к вам обратятся не хрестоматийные образы, а живые люди со своими страхами, сомнениями и ошибками. Последний русский царь, для которого семья была единственным убежищем. Императрица, искавшая спасения у Бога и странников. Политики, верившие, что можно разумно переустроить жизнь миллионов.
Их судьбы сплетаются в единый клубок, где личный выбор каждого неумолимо ведёт к общему финалу — к тому подвалу в Екатеринбурге, где закончилась не только жизнь семьи, но и целая тысячелетняя эпоха.
Читая эту пьесу, помните — вы не найдёте здесь однозначных виноватых или правых. Только людей. Слишком человечных, чтобы управлять империей. Слишком верящих в свою правоту, чтобы заметить надвигающуюся катастрофу. Слишком связанных долгом и любовью, чтобы спастись.
Их трагедия — это навеки застывшее в истории зеркало, в котором при желании каждый из нас может увидеть отблеск собственных трудных выборов, собственных слепых верований и собственных непоправимых ошибок.
Иван Смирнов
8 ноября 2025
Санкт-Петербург
Трагедия «Николай II»
Кто сеет ветер, пожнёт бурю
(Книга пророка Осии XVIII, 7)
Какою мерою мерите, / Такою отмерено будет вам
(Марк: 4, 24)
Кто начал царствовать — Ходынкой,
Тот кончит — встав на эшафот.
(К. Бальмонт «Наш царь» 1907)
Господи, помоги нам,
Проведи нас по этим руинам...
(М. Елизаров, «Чёрный полковник», 2015)
Действующие лица
В ЦЕНТРЕ ТРАГЕДИИ:
НИКОЛАЙ II — Император Всероссийский.
АЛЕКСАНДРА ФЁДОРОВНА (АЛИСА) — его супруга, императрица.
ЦЕСАРЕВИЧ АЛЕКСЕЙ — их сын, наследник престола.
ВЕЛИКИЕ КНЯЖНЫ — их дочери: ОЛЬГА, ТАТЬЯНА, МАРИЯ, АНАСТАСИЯ.
СЕМЬЯ И ПРИДВОРНЫЕ:
АЛЕКСАНДР III — отец Николая II (появляется в воспоминаниях).
МАРИЯ ФЁДОРОВНА — мать Николая II, вдовствующая императрица.
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ — дядя Николая II, генерал-губернатор Москвы,, дядя Николая II.
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ — почётный председатель Русского Императорского Общества Судоходства, председатель промыслового отдела, внук Николая I.
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ — командующий гвардией, дядя Николая II.
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ДМИТРИЙ ПАВЛОВИЧ — двоюродный брат Николая II.
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ — дядя Николая II, Верховный главнокомандующий (1914—1915).
ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ ЕЛИЗАВЕТА ФЁДОРОВНА — сестра Александры Фёдоровны.
ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ МАРИЯ ПАВЛОВНА — родственница.
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЯТЕЛИ И ПОЛИТИКИ:
АЛЕКСАНДР ГУЧКОВ — предприниматель, лидер партии октябристов, председатель Государственной думы (с 1910 по 1911).
СЕРГЕЙ ВИТТЕ — председатель Совета министров (с 1905 по 1906), министр финансов (с 1892 по 1903).
ПЁТР СТОЛЫПИН — председатель Совета министров (с 1905 по 1911).
ИВАН ГОРЕМЫКИН — председатель Совета министров (с 1914 по 1916).
ВЯЧЕСЛАВ ФОН ПЛЕВЕ — министр внутренних дел (с 1902 по 1904).
НИКОЛАЙ МАКЛАКОВ — министр внутренних дел (с 1912 по 1915).
КОНСТАНТИН ПОБЕДОНОСЦЕВ — обер-прокурор Святейшего Синода, наставник Николая II.
ПАВЕЛ МИЛЮКОВ — лидер партии кадетов.
СЕРГЕЙ МУРОМЦЕВ — председатель Государственной думы (1906).
МИХАИЛ РОДЗЯНКО — председатель Государственной думы (с 1911 по 1917).
ВЛАДИМИР ПУРИШКЕВИЧ — монархист, депутат.
АЛЕКСАНДР ПРОТОПОПОВ — последний министр внутренних дел.
ВОЕННЫЕ:
ВЛАДИМИР СУХОМЛИНОВ — генерал, военный министр.
СЕРГЕЙ ХАБАЛОВ — генерал, командующий Петроградским военным округом.
МИХАИЛ АЛЕКСЕЕВ — генерал, начальник штаба Ставки.
НИКОЛАЙ РУЗСКИЙ — генерал, командующий Северным фронтом.
АЛЕКСАНДР КИРЕЕВ — — русский генерал от кавалерии, видный публицист-славянофил.
АЛЕКСЕЙ ПОЛЕВАНОВ — русский военный деятель, генерал от инфантерии (с 1911), член Государственного совета (с 1912)., Военный министр Российской империи (с 1915 по 1916), друг Гучкова.
НИКОЛАЙ РИМАН — русский «офицер», полковник, активный участник подавления революции 1905 года, в войнах не участвовал.
СЕРГЕЙ МЯСОЕДОВ — русский офицер, полковник, жертва политических интриг, в 1914 году пошёл добровольцем.
ЕВГЕНИЙ НИКОЛЬСКИЙ — русский офицер, капитан, писатель.
ЗАГАДОЧНЫЕ ФИГУРЫ И ДЕЯТЕЛИ КУЛЬТУРЫ:
ГРИГОРИЙ РАСПУТИН — целитель, друг царской семьи.
ФЕЛИКС ЮСУПОВ — князь, организатор убийства Распутина.
АЛЕКСЕЙ СУВОРИН — издатель и публицист, журналист, либеральный консерватор, драматург, критик.
ФЁДОР ДОСТОЕВСКИЙ — писатель, консервативный публицист.
ЕВГЕНИЙ БОТКИН — лейб-медик.
СТАНИСЛАВ ЛАЗОВЕРТ — доктор, участник заговора убийства Распутина.
СВЯЩЕННИКИ
ГЕОРГИЙ ГАПОН — лишённый сана священник Русской православной церкви, политический деятель и профсоюзный лидер, оратор и проповедник.
ЕПИСКОПы МИХАИЛ, ДОСИФЕЙ, СИЛЬВЕСТР, ПАНТЕЛЕЙМОН, АНДРЕЙ — священнослужители.
ПРОЛЕТАРИИ
ГОЛУБЕВ, ХАРЛАМОВ — машинисты.
МАРКЕЛИН — кондуктор.
СМИРНОВ — слесарь.
КОЗЛОВ- начальник станции.
НАДЕЖИН — его помощник.
ВОСКРЕСЕНСКИЙ — студент-семинарист.
ШЕЛУХИН — ремесленник.
УХТОМСКИЙ — рабочий, революционер.
БОЛЬШЕВИКИ:
ЯКОВ СВЕРДЛОВ — российский политический и государственный деятель, революционер, большевик.
ЯКОВЛЕВ (КОНСТАНТИН МЯЧИН) — большевик, комиссар, сопровождавший царскую семью.
БЕЛОБОРОДОВ — глава Уральского военного совета.
ЯКОВ ЮРОВСКИЙ — комендант Дома особого назначения в Екатеринбурге, руководил расстрелом.
ХОРЫ И КОЛЛЕКТИВНЫЕ ОБРАЗЫ:
РАБОЧИЕ, СОЛДАТЫ, СТУДЕНТЫ, ДЕПУТАТЫ
ХОР ПРИДВОРНЫХ
ХОР ДЕПУПАТОВ
ХОР ИЕРАРХОВ
ХОР ДЕПУТАТОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ
ХОР НАРОДА (солдаты, рабочие, крестьяне)
ХОР ГОЛОСОВ ИЗ ТОЛПЫ
Сцены трагедии разворачиваются в 1887–1918 годах в Санкт-Петербурге (Петрограде), Москве, Царском Селе, Ставке Верховного главнокомандующего, Тобольске и Екатеринбурге.
АКТ I
СЦЕНА 1. Наставление
Часть первая. Учёба и рассеянность
Кабинет наследника в Аничковом дворце. 1887 год. Молодой НИКОЛАЙ за столом, перед ним — труды по правоведению. Рядом — строгий наставник ПОБЕДОНОСЦЕВ.
ПОБЕДОНОСЦЕВ
(сурово)
Ваше Высочество, вновь отвлечены мыслью?
Римское право — основа имперской власти!
Не для забавы даётся вам престолонаследье,
А для тяжёлого бремени управления!
НИКОЛАЙ
(с тоской глядя в окно)
Простите, Константин Петрович... Но так скучно...
Все эти законы, параграфы, уложения...
А там...(указывает на окно) гвардейцы маршируют,
Солнце на штыках играет... Жизнь!
ПОБЕДОНОСЦЕВ
Жизнь? Жизнь государя — в долге! В служении!
А не в парадах и не в светских утехах!
Запомните: трон — не мягкое кресло,
А пост, где каждую минуту — отвечай!
Я экзаменовать Вас не могу по праву,
Оценивать Вас нам запрещено,
Но жизнь Вас долго будет проверять…
История ж Вам вынесит оценку.
Победоносцев закрывает учебник.
Часть вторая. Гвардейские гулянья
Гатчинский парк. 1889 год. Молодой НИКОЛАЙ в форме Преображенского полка среди офицеров. Слышен смех, шпоры звенят, блеск эполет.
ПОЛКОВНИК ШВЕДОВ
А что, Ваше Высочество, после ученья —
К цыганам? Иль в «Медведь»? Там нынче
Цыганка новая — глаза, как угли!
И песни — душу вынимают!
НИКОЛАЙ
(с оживлением)
А почему бы нет? Надоели эти книги!
Хоть час пожить, как простой смертный!
Без этикета, без поклонов…
Николай снимает фуражку, проводит рукой по лбу..
Вот она — настоящая жизнь!
Офицеры смеются. Слышны цыганские напевы.
НИКОЛАЙ
(размахивая фуражкой)
Ах, как сладки эти дни беззаботные!
Парады, балы, маневры забавные…
И ни мысли о троне, ни думы о власти —
Лишь ветер в лицо да удаль гвардейская!
ПОРУЧИК
(поднимая бокал)
Ваше Высочество! За ваше здоровье!
Лучшего товарища в полку не сыскать!
Не чванством томите, не спесью боярскою —
Со всеми простоты и ласки полны!
Из-за деревьев появляется тень АЛЕКСАНДРА III. Все замирают.
АЛЕКСАНДР III
(громоподобно)
Разве так наследник ведёт себя, Ники?
Будто щеголь паркетный, а не будущий царь!
Пора бы уж бросить эти кутежи пустые —
Россия не ждёт повелителя-мальчишку!
Офицеры исчезают. Николай стоит по стойке «смирно».
НИКОЛАЙ
Простите, отец… Я… я лишь…
АЛЕКСАНДР III
Молчать!
Завтра произвожу тебя в полковники.
Не за заслуги — за сан. Но знай:
Чин этот обязывает! Солдаты смотреть будут —
Выдержит ли их будущий царь?
Завтра же отправишься учиться —
Не для забавы, а для науки суровой!
Чтоб знал все тяготы службы армейской,
Не по учебникам мудрёным, — по казармам!
АЛЕКСАНДР III
(разглядывая сына)
Слышал, вчера опять до утра гулял?
С цыганами? С актрисами?
Наследник престола —
Не флигель-адъютант какой-нибудь!
Запомни: ты — будущее России!
(встаёт, подходит вплотную, кладёт тяжёлую руку на плечо сыну)
Запомни: корона — не бриллиант в оправе,
А пудовая гиря на темя одетая!
Носить кто не готов — пусть отречётся,
Коль не находит в том достаток силы.
Начну тогда готовить Михаила.
Реши — и назад поворота не будет!
Будь твёрд, Ники. Россиянам нужна
Не умная голова, а крепкая рука.
Они либералов не понимают —
Им подавай кнут да указ!
Николай встаёт по стойке «смирно».
Часть вторая. Первая встреча
Бал в Аничковом дворце. Николай смущённо стоит у колонны. Входит принцесса АЛИСА ГЕССЕНСКАЯ.
НИКОЛАЙ
(про себя)
Кто эта дева — нежнейшая лилия?
Взгляд её скромен, но полон величья…
Словно нездешняя… Ангел сошедший…
АЛИСА
(опуская глаза)
Ваше Высочество… Мне сказали — вы здесь…
Я… я восхищена Петербургом вашим…
Оркестр играет вальс. Они кружатся. Всё вокруг исчезает.
НИКОЛАЙ
Вы одна здесь… понимаете меня…
Без придворных масок, без лжи церемонной…
С вами — я просто Ники… не наследник…
АЛИСА
Я тоже… я тоже лишь Аликс с вами…
И чувствую — сердце моё вам отдано…
Хоть и знаю — долг вам велит иначе…
Часть третья. Признание в саду
Зимний сад Аничкова дворца. Лунный свет пробивается сквозь стеклянные своды. НИКОЛАЙ и АЛИСА вышли из шумной галереи.
НИКОЛАЙ
(беря её руку)
Здесь, под сенью пальм, признаюсь я Вам,
Что нет во мне ни капли притворства.
Вы — как этот лунный луч среди восковых свечей,
Что освещает истину моей души.
АЛИСА
(с лёгким смущением)
Принц… Ваши слова — как музыка Шопена,
Что лилась сейчас в бальном зале…
Но я — лишь скромная гессенская роза,
Сможет ли она цвести в ваших снегах?
НИКОЛАЙ
Я согрею Ваш цветок своим сердцем!
Я построю оранжерею из любви!
(Страстно)
Аликс…
Вы не представляете…
С Вами я впервые дышу полной грудью!
АЛИСА
(поднимая на него влажный взгляд)
Я верю… Но разве возможно счастье,
Когда за нами следят сотни глаз?
Когда каждый шаг наш — церемония,
Каждое слово — протокол?
НИКОЛАЙ
(с внезапной твёрдостью)
Я заставлю весь мир замолчать пред нами!
Пусть говорят — мы созданы друг для друга!
Видите ли Вы в этих северных звёздах
Тот же знак, что и я — знак нашего единства?
Он указывает на созвездие, сияющее в стеклянном куполе. Алиса молча кладёт голову ему на плечо. Из-за пальм появляется строгая тень ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ФЁДОРОВНЫ.
МАРИЯ ФЁДОРОВНА
(сухо)
Наследник… Принцесса… Вас ищут гости.
Вальс окончен, а вы всё танцуете…
(Пристально глядя на Алису)
Юные сердца… Но помните —
Короны тяжелее венков из роз.
АЛИСА
(отстраняясь)
Ваше Величество… Мы просто…
НИКОЛАЙ
(защищая её)
Матушка… Мы…
МАРИЯ ФЁДОРОВНА
(перебивая)
Знаю, знаю… «Луна… звёзды… судьба…»
Но прежде чем слушать сердце —
Вспомните, дети, о долге.
(Исчезая в тени, напоследок)
Любовь — прекрасный садовник,
Но империи выращивают из железа.
Николай и Алиса остаются одни под холодным сиянием звёзд.
НИКОЛАЙ
(горячо)
Не слушайте! Я сильнее всех условностей!
Я докажу, что любовь и долг совместны,
Буду идти рука об руку с вами!
АЛИСА
(печально улыбаясь)
Я готова идти с Вами… даже если
Этот путь усыпан не розами, а шипами…
Но обещайте мне… обещайте,
Что никогда не разлюбите
эту простую гессенскую розу…
Они соединяют руки. Вдали доносится торжественный полонез — будто сама судьба начинает отсчёт их рокового союза.
Часть четвёртая. Выбор веры
Покои принцессы Алисы в Дармштадтском замке. Ночь. АЛИСА одна у горящего камина. В руках у неё — православный молитвослов и лютеранская Библия.
АЛИСА
(кладя руки на обе книги)
О, Боже мой… Куда склонить мне сердце?
Меж верой предков и долгом невесты?
Здесь — мать моя, бабушка, вся родня…
Там — Ники, Россия, неведомый путь…
(Встаёт, подходит к портрету матери)
Мама… простишь ли ты дочь свою?
Смогу ли я сама себе простить
Измену вере, что ты мне в душу вложила?
Иль это — не измена, а жертва любви?
(Она берёт письмо от русской императрицы)
«Будущая императрица должна быть православной…»
Как сухо звучат эти слова канцелярские!
Словно речь не о душе, а о подданстве…
Разве может вера быть принуждением?
(Бросает письмо в огонь)
Нет, не из-за трона, не из-за короны
Готова я отречься от лютеранских икон…
А ради него… ради его счастья…
Чтобы стать ему истинной опорой…
В зеркале вдруг проявляются тени её дядей, умерших от гемофилии
АЛИСА
(в ужасе отступая)
Нет! Только не это! Проклятие крови…
Мои дядья… как они мучились…
А я… я могу передать это его сыну…
Будущему царю… О, какой ужас!
(Падает на колени)
Разве имею я право? Зная о яде в крови,
Соединять свою судьбу с его судьбой?
Лучше отказаться… лучше бежать…
Чем нести этот крест ему и России…
Но разве любовь не стоит риска?
Разве Христос не звал оставить всё
И следовать за Ним? Может, и это —
Испытание веры… но веры в любовь?
(Подходит к окну, смотрит на восходящую звезду)
Если есть Бог — Он поймёт моё сердце!
Если есть Промысл — Он направит меня!
Я приму эту веру… эту судьбу…
И этот страх… Всё приму за него!
(Она твёрдо подходит к столу, берёт православный молитвослов)
Да… Я стану православной… Не из страха,
Не из расчёта — из любви и долга.
И если суждено нести проклятие крови —
Будем нести его вместе… до конца.
(Прижимает книгу к груди)
Пусть свеча горит и в киоте новом,
Пусть иконы сменили лики святых —
Бог един! А я… я буду молиться
За него… за наших детей… за Россию…
(Становится на колени перед зажжённой свечой)
Принимаю крест свой… и венец будущий…
И боль будущую… и славу возможную…
Всё… всё приму… Лишь бы с ним…
Лишь бы любовь эта не угасла…
Слышен первый удар колокола, словно предвещающий грядущие испытания.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ХОР
(за сценой)
Вот завязался узел роковой —
Любовь, что станет и опорой, и цепями…
И прозвучал первый аккорд
В симфонии страстей, что рушит троны…
Занавес медленно опускается
Часть четвёртая. Благословение
Кабинет Александра III. Государь тяжело дышит у карты России.
АЛЕКСАНДР III
Слушай, сын… Чувствую — недолго мне осталось…
Перед кончиной благословить хочу союз твой…
Алиса… хоть и немка… но душою чиста…
Будет опорой… в годы грядущие трудные…
(Кашляет кровью в платок)
Люби её… но Россию — больше!
Детей расти… но державу — крепче!
Будь твёрд… где я был железом — ты стань булатом…
Прощай… царствовать… тяжко… но должен…
Николай стоит на коленях. За окном гаснет солнце.
НИКОЛАЙ
(один)
Вот и началось… Конец юности беспечной…
Завтра — не бал, не манёвры забавные…
Завтра — Россия… Народ… И корона…
И этот крест… на мои хрупкие плечи…
Занавес медленно опускается. Слышен печальный вальс.
СЦЕНА 2. Наследник
Зимний дворец. Осень 1894 года.
Кабинет Александра III. Следы недавней кончины: прибранное, но пустое кресло, портрет в траурном крепе. Молодой НИКОЛАЙ стоит у окна, смотрит на Неву. Он в мундире, но словно потерянный в нем.
НИКОЛАЙ
(один, тихо)
Вот и замолк его могучий глас,
И громовая воля отзвучала.
Оставив мне всё бремя своей власти,
Что на плечах моих, как глыба, встала.
Я не готов… Мне шепчет внутреньий страх:
«Великую державу примет в руки
Неопытный отрок, не знавший битв,
Воспитанный для скромной доли в мире».
Отец, зачем так рано ты покинул?
В тени твоей я б мог еще расти…
Мечталось мне — под сенью мирных крон
Россию ввысь без потрясений двигать,
Чтоб не гремел орудийный бас,
А только звон церковный да молитва…
Но нет — судьба иное назначила.
Входит МАРИЯ ФЕДОРОВНА, вдова Александра III. Лицо её в трауре, но осанка царственная.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
Ты здесь, Ники? Всё в этих стенах дышит
Прошедшим днём… и скорбью настоящей.
Но время не ждёт, сын мой. Самодержец
Не властен в выборе своём. Венец —
Не просьба, а приказ. Его не снять.
НИКОЛАЙ
О, матушка! Я знаю долг. Но сердце
Сжимается от тягостной истомы.
Как управлять столь огромной державой?
Как угодить вельможам, генералам?
Отец — исполин, я же… лишь тень его.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
(подходя, кладёт руку на плечо)
Не будь его холодной тенью, Ники.
Будь солнцем собственным. У каждого —
Своя стезя. Он — молотом ковал,
Ты — можешь мирной кистью водить.
Но твёрдость духа — вот что завещал он.
Её храни. В ней — сила и спасенье.
НИКОЛАЙ
Хранить… Но в ком опору мне искать?
Кому открыть смятение и робость?
Все ждут царя — сурового, как сталь,
А я… я чувствую, как трепетно
Моё сердце… Оно для власти слишком
Мягко… В дверях показывается фрейлина.
ФРЕЙЛИНА
Её высочество принцесса Алиса
Из Гессена прибыла. Ждёт у входа.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
(кивая)
Введи её.
(Фрейлина уходит. Мария Фёдоровна смотрит на Николая.)
Твой лучший союзник, Ники, —
Не в хитросплетеньях придворных дум,
А в сердце верном. Войди.
Входит АЛИСА ГЕССЕНСКАЯ (будущая АЛЕКСАНДРА ФЁДОРОВНА). Она — словно луч света в сумрачной зале. Стройна, чиста, во взгляде — и робость, и сила.
НИКОЛАЙ
(взглянув на неё,
меняясь в лице, про себя)
Вот он… мой свет.
АЛИСА
Я помешала?.. Ваше величество…
(Кланяется.)
Примите глубочайшие
Соболезнованья, государь.
О нём скорбит вся Европа…
НИКОЛАЙ
(подходя, беря её руку)
Аликс…
Оставь титулы. Здесь — только Ники.
Лишь ты — та самая, пред кем могу
Быть слабым, не боясь, что стану меньше.
АЛИСА
Вы будете велики — я то знаю.
Не силой мышц, но силою любви,
Которая одна лишь и способна
Создать и удержать. Я верю в вас.
И буду с вами — до конца.
НИКОЛАЙ
(сжимая её руку, с надеждой)
С тобой…
С тобой я, может быть, и вынесу сей крест.
Не императорскую мантию — супругу
Избрал я в спутники. Ты — мой талисман.
Они смотрят друг на друга. Мрачная атмосфера комнаты будто рассеивается.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
(в сторону, с лёгкой грустью)
Любовь — прекрасный щит. Но против бури
Грядущей — хватит ли его, о Боже?..
Но пусть… Хоть миг продлится этот свет.
Николай и Алиса продолжают молча смотреть друг на друга, словно забыв обо всём на свете. Занавес медленно опускается.
СЦЕНА 3. Свадьба и подозрения
Большая церковь Зимнего дворца. Ноябрь 1894 года.
Всё в блеске: золото иконостаса, огни свечей, бриллианты дам, шитьё мундиров. Поёт придворная певческая капелла. Идёт венчание. НИКОЛАЙ и АЛЕКСАНДРА (бывшая Алиса) стоят под венцом. Их лица озарены счастьем.
ХОР
(напевно)
Господи, помилуй нас…
Исполни яже ко благу моления…
Венчай их в правде и в любви…
Николай надевает кольцо на палец Александре.
НИКОЛАЙ
(тихо, только ей)
Прими не только перстень сей, Аликс,
Но всю судьбу мою — и радость, и тревогу.
Отныне мы — единая душа.
АЛЕКСАНДРА
(так же тихо)
Я не венец твой принимаю, Ники,
А крест твой. И душой, и телом с тобой.
До гроба.
Священник обводит их вокруг аналоя. Церемония завершается. Придворные расходятся, начинается светский приём в смежных залах. Гремят возгласы «Горько!».
ГОЛОСА ИЗ ТОЛПЫ
Да здравствует император!
Да здравствует императрица!
Любви и счастья их величествам!
Николай и Александра, сияющие, принимают поздравления. Они отходят в сторону, на мгновение остаются одни.
НИКОЛАЙ
Смотри, какая благодать! Сам Бог
Благословил сегодня наше счастье.
Я самый счастливый из смертных, Аликс!
АЛЕКСАНДРА
Мне страшно, Ники… Слишком ярко солнце.
Боюсь, как бы за этим днём счастливым
Не пришли тучи…
НИКОЛАЙ
Не пришли тучи…
О, нет! С тобою всякая гроза
Мне будет нипочём. Ты — мой талисман.
Они улыбаются друг другу. Тем временем в другой части залы, у колонны, собирается группа придворных — КНЯЗЬ ЩЕРБАТОВ, ГРАФИНЯ КЛЕЙНМИХЕЛЬ, ГОФМАРШАЛ БЕНКЕНДОРФ. К ним присоединяется АЛЕКСАНДР ГУЧКОВ — молодой, но уже с цепким, оценивающим взглядом. Он скромно одет, но держится с уверенностью.
КНЯЗЬ ЩЕРБАТОВ
(вполголоса, с усмешкой)
Ну, что ж, сыграна новая партия.
На русский трон взошла немецкая принцесса.
И, говорят, характер — сахар с перцем:
Снаружи холодна, а нравом крута.
ГРАФИНЯ КЛЕЙНМИХЕЛЬ
Всё в бабушку свою, в английскую королеву!
Чопорность эту впила с молоком.
Улыбка — словно ледяной узор,
А взгляд — что сфинкса. Неприступна, горда.
ГОФМАРШАЛ БЕНКЕНДОРФ
Осторожней, графиня… Всё же императрица.
Но да… Не та улыбка, что сердца врачует,
А та, что отдаляет. Не по-русски это.
Народ любит, когда открытая душа.
МАРИЯ ФЁДОРОВНАЯ
По православному венчаются они,
Всё по традиции, как будто искони,
Но в нарушенье траура о муже
Моём и о своём отце. Не было б хуже,
Если б… сорокадневный срок
Был выдержан. Но Ники выдержать не мог,
Они вдруг поспешили под венец.
Ах, видел бы его теперь отец!..
ГУЧКОВ
(вставляет слово,
спокойно и аналитично)
Любовь монарха — сила и опора.
Но если эта крепость станет склепом,
Где нет доступа никому, кроме
Венценосца — опасно это.
Опасно для него… и для державы.
Нам нужен царь, открытый для совета,
А не затворник в башне иль дворце,
Где лишь одна царица — ключница.
КНЯЗЬ ЩЕРБАТОВ
Верно, Александр Иванович!
Вам, как человеку дела,
Ведомы нужды государства. А она…
Она глядит на нас как на чужих.
«Немка»… Шепчутся уже в углах.
ГРАФИНЯ КЛЕЙНМИХЕЛЬ
И набожна до чёрности, до странности…
Весь день в молитвах. Это не по-царски.
Царь должен быть на виду, как солнце.
ГУЧКОВ
(глядя на Николая и Александру)
Он смотрит на неё, как на икону.
А государство требует от власти
Не только верности
В любви супружеской,
Но и супружества с самой Россией.
Посмотрим… Сила духа —
В испытаньях.
А испытания ещё грядут.
Гучков отходит от группы, его взгляд скользит по счастливой паре, по блестящей толпе. В его лице — не злоба, но тревога и холодная расчетливость.
НИКОЛАЙ
(Александре)
Не слушай их, не смотри. Их шёпот —
Лишь ветра шелест. Наша любовь — ураган,
Что сметёт все сомненья.
АЛЕКСАНДРА
Я постараюсь, Ники. Я научусь
Быть солнцем для твоих подданных. Но помни —
Есть лишь один, для кого ты — вся Вселенная.
И это — я…
Они снова вместе. Но над их сиянием уже сгущается тень придворных пересудов, а фигура Гучкова, наблюдающего из глубины зала, предвещает будущие бури.
Занавес медленно опускается.
СЦЕНА 4. Кровавая коронация
Часть первая. Ходынская давка
Москва, Ходынское поле. Утро 18 мая 1896 года. Тысячи людей ждут начала раздачи царских гостинцев. Воздух гудит от голосов.
ПЕРВЫЙ МУЖИК
Слышь, даров-то на всех не хватит!
Я от соседа слышал — там бочка с пивом одна
На всю Москву! И сайки —
Как горох при дороге!
ВТОРАЯ БАБА
Молчи, дурак! Царь-батюшка всех накормит!
Вон палатки — до горизонта! Нам, значит,
И кружки, и платки, и колбасу дадут!
МОЛОДАЯ ДЕВКА
А я — за пряником с вензелем! Заветный!
На память о дне таком — век хранить буду!
Внукам покажу — с коронации государевой!
Вдруг в толпе возникает движение. Крики с краю.
ПЕРВЫЙ ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ
Даров не хватает! Кто смел — тот и съел!
А опоздавшие — пусть шапки разбирают!
ВТОРОЙ ГОЛОС
Кто не успел,, тот опоздал
ТРЕТИЙ ГОЛОС
Коль опоздаешь — воду лаптем хлебаешь.
ЧЕТВЁРТЫЙ ГОЛОС
Кто первый встал, того и тапки.
ПЯТЫЙ ГОЛОС
Вперёд! К палаткам!
Кто первый — тот и молодец!
Толпа приходит в движение, как одно существо. Начинается давка.
СТАРИК
(падая)
Люди! Опомнитесь! Христа ради!
Душу за пряник продаёте!
Его топчут. Крики нарастают.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ ПРИСТАВ
(отчаянно)
Стойте! Назад! Люди, чёрт вас побери!
Там же рвы! Там траншеи не засыпаны!
ПЕРВЫЙ ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ
Ай, задавили!
ВТОРОЙ ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ
Мама! Помогите!
ТРЕТИЙ ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ
Детку мою… где детка?..
Женский визг, хруст костей, стоны. Толпа превращается в месиво из тел.
РАБОЧИЙ
(пытаясь поднять упавшую женщину)
Чёрт! Да что ж вы, осатанели!
За кусок колбасы жизни губите!
Его самого сбивают с ног. Толпа идёт по живым.
Часть вторая. Коронация
Успенский собор в Кремле. Полный сияния и величия. Воздух густ от ладана и торжественности. НИКОЛАЙ и АЛЕКСАНДРА стоят под венцами. Митрополит возлагает на Николая корону.
МИТРОПОЛИТ
(громко и величаво)
Божиею милостию, мы, смиренный митрополит,
Возлагаем на тебя венец царский…
Да правдою и милостью правишь…
Да защитит тебя десница Господня!
Николай берет с подушки вторую корону и возлагает на голову Александры. Их лица серьезны, почти отрешенны. Гремит пушечный салют. Собор наполняется ликующим гулом.
ХОР
Многая лета, многая лета!
Боже, Царя храни!
НИКОЛАЙ
(про себя, глядя вдаль)
Велик и страшен сан… Господи, настави!
Дай силы мне нести сей крест тяжёлый…
Да не запятнаю я власти данной…
И да правлю я в любви, а не в гневе.
Часть третья. Тяжёлая весть
Парадные покои. Николай и Александра только что вернулись из собора. Они еще в полном царском облачении. Николай с облегчением улыбается.
НИКОЛАЙ
Свершилось, Аликс! Страх остался позади.
Теперь мы — помазанники Божьи.
Я чувствую — с минутой этой
В меня вошёл и дух отца, и деда.
АЛЕКСАНДРА
Сияй, мой венец, для подданных твоих,
Как солнце сияет для всего живого.
Я счастлива…
Вбегает растерянный министр ИМПЕРАТОРСКОГО ДВОРА ВОРОНЦОВ-ДАШКОВ. Он бледен.
ВОРОНЦОВ-ДАШКОВ
Ваше императорское величество…
На Ходынском поле… Несчастье…
НИКОЛАЙ
Какое несчастье? Говори!
ВОРОНЦОВ-ДАШКОВ
Там… давка. Тысячи стекались за подарками…
Кто-то крикнул, что булок не хватит…
Бросились… Падали… Давили друг друга…
Тысячи… Мертвые и раненые…
Николай бледнеет. Он отступает на шаг. Корона на его голове кажется вдруг невыносимо тяжелой.
НИКОЛАЙ
Тысячи? На моей коронации?..
Это… знамение? Господи, что же я наделал?
(Кричит почти в отчаянии.)
Немедленно отменить все празднества!
Объявить траур! Мы должны быть с народом!
АЛЕКСАНДРА
(в ужасе, закрывая лицо руками)
Кровь… В день наш такой… кровь…
Входит ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ, генерал-губернатор Москвы. Его лицо сурово.
ВЕЛ. КН. СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
Ники, опомнись! Траур? Отменить бал?
Бал у французского посла? Немыслимо!
Это будет знаком слабости. Испуга.
Европа подумает, что в России — хаос.
НИКОЛАЙ
Но кровь, Сергей! Кровь моего народа!
Как я посмотрю в глаза вдовам, сиротам?
ВЕЛ. КН. СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
Ты посмотришь в глаза Европы, император!
Долг превыше чувств. Монарх скорбит в душе,
Но для подданных — он воплощение силы.
Поедешь на бал. И будешь улыбаться.
Таков наш крест. Ты должен.
Николай смотрит то на одного, то на другого. В его глазах — мука. Он подавлен.
НИКОЛАЙ
(тихо, сдавленно)
Должен… Всегда — должен.
Ни минуты быть собою…
(Помолчав, опускает голову.)
Хорошо. Пусть будет так. Едем на бал.
Часть четвёртая. Кровавая жатва.
Вечер. Те же места. Полиция выносит трупы. ЖЕНЩИНЫ в траурных платках.
ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА
(над телом мужа)
Ванюшка… родимый…
Зачем пошёл?
Говорила — сиди дома…
Нет, царя захотел увидать…
А царь-то… царь-то где был?
На балу, поди…
ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА
(качая мёртвого ребёнка)
Дитятко моё бедное…
Из-за кружки
Эмалированной…
Из-за платочка цветного…
Жизнь отдал…
На коронации царской…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ
(отворачиваясь)
Господи… И зачем я
В полицию пошёл…
Лучше бы на фронте погиб…
Чем такое видеть…
Сумерки сгущаются. По полю бродят санитары с фонарями.
САНИТАР
(товарищу)
Тыщу, поди, наберётся… А то и больше…
И все — из-за слуха дурацкого…
А царь-то, слышь, на бал к французу поехал…
Как ни в чём не бывало…
ВТОРОЙ САНИТАР
(крестясь)
Тише… Не гневи Бога…
Это знамение… Не к добру…
Короновался на крови —
На крови и закончит…
(Вдали гремят фанфары с бала. На поле — тихий плач.)
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ХОР
(за сценой)
Вот она — цена царской милости —
Кровь за пряник, смерть за кружку…
И первый звон прозвучал над троном —
Ещё далёкий, но неумолимый…
Часть пятая. Бал
Роскошный зал в доме французского посла. Музыка, смех, блеск. Николай и Александра механически, машинально, отрешенно кружатся в танце. Их улыбки натянуты, глаза пусты. В толпе гостей, прислонившись к колонне, стоит ГУЧКОВ. Он наблюдает за царственной четой с холодным презрением.
ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ
(шепотом)
Какой блеск! Какое величие!
ДРУГОЙ ГОЛОС
А слышали, на Ходынке-то… тысячи…
ПЕРВЫЙ ГОЛОС
Тсс… не к месту. Видите — их величества веселы.
Значит, не столь уж и страшно то, что было.
Гучков отворачивается от танцующих и глядит прямо в зал, словно обращаясь к зрителям.
ГУЧКОВ
Народ давился в грязи за ковригу,
Чтоб крикнуть «ура!», увидев лик царя.
А он… он вальс танцует.
Видимость спокойствия
Важнее для него, чем жизни тех,
Кто за него и умер бы, не дрогнув.
(Горько усмехается.)
Вот она — цена народной жизни.
Один бал.
Николай, проходя в танце мимо, на мгновение встречается с ним взглядом. В глазах императора — бездонная мука и стыд. Но ноги его все так же четко отбивают па вальса. Музыка звучит все громче, переходя в траурный набат.
Занавес.
Часть шестая. Следствие и милость
Кабинет Николая в Кремле. Июнь 1896 года. Министры и следователь. Читается отчёт.
СЛЕДОВАТЕЛЬ
(читывает, потупя взор)
«…Тысяча триста восемьдесят девять душ погибли,
Тысяча триста — искалечены навеки.
Причины: поле, изрытое словно после сечи,
Слухи о скудости даров, охраны малость…»
НИКОЛАЙ
(бледнея)
Продолжайте… Я должен всё знать…
Каждая цифра — как нож в сердце…
СЛЕДОВАТЕЛЬ
«…Раздатчики, спасая будки свои,
Кульки в толпу швыряли, смуту умножая…
Охраны — тысяча восемьсот душ на сто тысяч —
Капля в море… Рвы стали могилами…»
(Пауза. Все молчат.)
Перед Николаем стоят обер-полицмейстер ВЛАСОВСКИЙ и ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ СЕРГЕЙ.
ВЛАСОВСКИЙ
(дрожа)
Виноват, Ваше Величество… Не уследил…
Но кто ж знал, что народ, как зверь, ринется…
ВЕЛ. КН. СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
Я, как генерал-губернатор, отвечаю…
Но разве могли мы предвидеть такое безумие?
НИКОЛАЙ
(встаёт, голос дрожит от гнева и боли)
Безумие? Вы называете это безумием?
Когда по вашей вине матери детей теряют?
Когда траншеи, оставленные вами же,
Могилами для подданных там стали?
Это не безумие — это преступление!
Николай садится, берёт перо. Все замирают.
НИКОЛАЙ
Власовский… Снимаю с должности…
Но… пенсия… пятнадцать тысяч… пожизненно…
Не могу я оставить слугу без куска хлеба…
ВЛАСОВСКИЙ
(падая на колени)
Благодарю, Ваше Величество! Милостивейший!
НИКОЛАЙ
(обращаясь к дяде)
А вас… вас, дядя… не трону…
Семья… честь имени… Но знайте —
Совесть ваша должна быть вам судьёю…
Сергей Александрович молча кланяется. Николай подписывает бумаги о помощи.
НИКОЛАЙ
Восемьдесят тысяч — на всех пострадавших…
Пособия: пятьдесят — тысяча рублей…
Погребение — казённый счёт…
Приют для сирот — устроить…
МИНИСТР ФИНАНСОВ
(робко)
Ваше Величество…
Это же огромные суммы…
Казна и так истощена коронацией…
НИКОЛАЙ
(вспылив)
Молчи! Лучше казну истощить,
Чем совесть! Подписываю!
И чтоб каждая копейка дошла!
Или отвечать будете!
Часть седьмая. Народный суд
Улицы Москвы. Народ читает объявления.
ПЕРВЫЙ МЕЩАНИН
Слышали? Власовскому — пенсия!
Как за достойнейшую службу!
А нашим — по грошам!
Вот она, правда-то царская!
ВТОРАЯ ТОРГОВКА
А дядю-князя — и не тронул!
Знать, человек родной по крови!
А наша кровь — водица…
СТУДЕНТ
(горячо)
Запомните этот день, друзья!
Когда царь предпочёл родственную кровь —
Народной! Это начало конца!
Короновался на крови — на крови и падёт!
Часть восьмая. Монолог Николая
Николай один в кабинете. Перед ним — списки погибших.
НИКОЛАЙ
(перебирая листы)
Восемнадцать лет… Двадцать… Тридцать…
Все шли на праздник… А нашли смерть…
И я… я танцевал в тот вечер…
Долг требовал… а сердце разрывалось…
Берёт корону, смотрит на неё.
Тяжела ты, корона… Но ещё тяжелее —
Бремя этих душ… Этих слёз…
Начал правление с трагедии —
Чем же закончу? О, Господи, вразуми…
Занавес медленно опускается.
Слышен плач женщин и мерный стук метронома.
СЦЕНА 5. Семейное счастье и проклятие крови
Царское Село. 1904 год.
Часть первая. Идиллия
Солнечная гостиная в Александровском дворце. Воздух напоен ароматом цветущих яблонь. ВЕЛИКИЕ КНЯЖНЫ — ОЛЬГА, ТАТЬЯНА, МАРИЯ, АНАСТАСИЯ — играют в лото. АЛЕКСАНДРА ФЁДОРОВНА вышивает у окна. НИКОЛАЙ читает газету, с нежностью поглядывая на дочерей.
ОЛЬГА
(разбирая фишки)
Пятьдесят один! У меня есть!
ТАТЬЯНА
(строго)
Сестра, не торопись. Ты снова путаешь ряд.
АНАСТАСИЯ
(вертясь перед зеркалом)
А я — сорок четыре!
Я почти выиграла!
Смотрите, как я
Танцую менуэт!
Анастасия делает забавный пируэт. Все смеются.
МАРИЯ
(тихо, отцу)
Папа́, а ты когда ещё возьмёшь нас на яхту?
Там так хорошо… и нет этих церемоний.
НИКОЛАЙ
(откладывая газету)
Скоро, моя крошка. Очень скоро.
Вот только дела государственные…
(Вздыхает, смотрит на жену.)
Но здесь, с вами, я забываю о троне.
Здесь я — просто отец. И это — счастье.
АЛЕКСАНДРА
(поднимая на него взгляд)
Наш тихий мир, наш островок покоя.
Четыре розы… и ни одного шипа.
Господь милостив.
Часть вторая. Наследник
Входят ВРАЧ и АКУШЕРКА. Лица их торжественны. Акушерка держит на руках запеленутого младенца.
ВРАЧ
Ваше императорское величество!
Поздравляю! Господь даровал России
Наследника!
Николай застывает на мгновение, затем стремительно подходит и берет ребёнка на руки. Руки его дрожат.
НИКОЛАЙ
Сын… У меня сын! Алексей…
Имя предков наших… Слышишь, Аликс?
Мальчик! Здоровый мальчик!
АЛЕКСАНДРА
(с молитвенно сложенными руками)
Слава Тебе, Господи! Свершилось!
Династия спасена… Мой мальчик…
Мой долгожданный…
Все дочери окружают отца, встают на цыпочки, чтобы разглядеть брата. Радость, всеобщее ликование. Слышен праздничный колокольный звон и пушечный салют вдали.
ОЛЬГА
Он такой маленький! И волосики светлые…
АНАСТАСИЯ
Я буду его защищать! Я самая смелая!
Николай целует лоб жены. В его глазах — слёзы счастья.
НИКОЛАЙ
Теперь всё совершенно. Наш союз
Благословен и небом, и Россией.
Вот он — наследник! Будущий царь!
Я вижу в нём продолженье всех начал…
Часть третья. Проклятие крови
Проходит несколько недель. Та же комната, но свет стал холоднее. Николай один, он стоит у того же окна, но выражение лица у него разбитое. Входит Александра. Она не плачет, но её лицо — маска ужаса и отчаяния.
НИКОЛАЙ
(не поворачиваясь)
Опять… синяк. Без всякой причины.
Кровь не останавливается… два дня.
Он плачет… плачет от боли, а я…
Я не могу ничего сделать. Ничего!
АЛЕКСАНДРА
Молчи! Не говори об этом вслух…
(Подходит ближе, голос её прерывается.)
Врачи сказали… Гемофилия.
Проклятие… проклятие моей крови.
Мой дядя… брат… они умерли от пореза.
А теперь… мой сын… мой мальчик…
НИКОЛАЙ
(оборачивается, в его лице — растерянность и гнев)
За что? Чем мы провинились, Аликс?
Мы добродетельны, мы любим друг друга…
Мы просили у Бога только этого сына!
И он нам его дал… но с каким знаком!
Со знаком Каина… нет, хуже!
АЛЕКСАНДРА
(дико)
Это наказание! Наказание за грехи…
Мои грехи… или твои… или всей династии.
Романовы прогневали Бога… и кара
Падает на невинного… на младенца!
О, Боже мой, Боже мой… за что?
Она падает на колени перед киотом.
АЛЕКСАНДРА
(шепчет истово)
Смилуйся… отведи эту чашу…
Возьми мою жизнь…
Но пощади его!
Я всё отдам… всё…
Николай смотрит на молящуюся жену, потом снова в окно, на безмятежный парк.
НИКОЛАЙ
(тихо, словно самому себе)
Наследник… будущий царь…
Который может умереть от царапины.
Какой жестокий парадокс, Господи!
Ты дал мне всё… и всё отнял в одночасье.
Что за сила, враждебная и тёмная,
Следит за нашим родом и смеётся?
Рок… Рок висит над нами, Аликс.
Не мы им управляем, а он — нами.
Александра поднимается с колен. В её глазах появляется странный, почти фанатичный блеск.
АЛЕКСАНДРА
Нет. Я не приму этого. Я буду бороться.
Если врачи бессильны… есть иная сила.
Сила веры… Сила тех, кто говорит с Богом.
Я найду того, кто исцелит его.
Я найду святого старца… или чудотворца.
Я продам душу, но спасу его!
Она стремительно выходит. Николай остается один. Он подходит к колыбели, где спит Алексей, и смотрит на него с бесконечной болью.
НИКОЛАЙ
Спи, мой мальчик… Спи, царевич…
Мир жесток к тебе… и ко всем нам.
Какое царство ты унаследуешь?
Царство боли… или царство, что рухнет
Под тяжестью этого проклятия?
Он медленно опускается на стул у колыбели и застывает, словно надгробие. Свет гаснет, оставляя его в полной темноте.
Занавес.
АКТ II
СЦЕНА 1. Дядюшкино наследство
Часть первая. Спор о флоте
Кабинет Николая в Зимнем дворце. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (Сандро) развернул перед царём чертежи новых кораблей.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ
Смотри, Никки! Броненосцы по типу «Мэна»!
Трёхорудийные башни!
Скорость двадцать узлов!
А у нас что? Деревянные корыта,
Что и против японских шхун не устоят!
НИКОЛАЙ
(отводя глаза)
Знаю, Сандро… Знаю… Но дядя Алексей…
Ему это не понравится… Уверен…
Он флот как свою вотчину держит…
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ
(с страстью)
Так заставь его потерпеть! Это долг твой
Пред Россией! Или хочешь гибели?
Когда наши моряки из-за дряхлых судов
Ко дну пойдут? Ты ведь царь, Никки!
Николай отходит к окну, смотрит на Неву.
НИКОЛАЙ
(тихо, монотонно)
Что я могу с ним сделать? Он же брат отца…
Любимый брат… При Александре III
Он флотом командовал… Традиции…
Все услышат его крик во дворце…
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ
(подходя ближе)
Тем лучше! Кричит — значит, нарушил этикет!
Прекрасный повод в отставку отправить!
И в аудиенциях отказать! Пора, Никки,
Родственников с государственных дел удалять!
НИКОЛАЙ
(горько усмехаясь)
Уволить дядю Алешу? Да ты с ума сошёл!
Он матери моей всё сердце
Растревожит, сёстры застонут…
Нет, уж лучше с дядями как-нибудь уживёмся…
Николай поворачивается, смотрит на Сандро с лёгкой укоризной.
НИКОЛАЙ
Знаешь, Сандро, думаю я…
За время твоего в Америке пребыванья
Ты большим либералом стал. Всё — реформы,
Всё — ломать да менять… А традиции?
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ
(всплеснув руками)
Традиции? Традиции — это когда флот тонет
Из-за того, что дядя ворует на ремонте?
Когда матросы за старые броненосцы
Жизнь отдают? Это ли традиция, Никки?
НИКОЛАЙ
(садясь в кресло, устало)
Всё сложно, Сандро… Ты не понимаешь…
Одни дяди на флоте, другие в армии…
Все — Романовы… Все — родня…
Как тут прикажешь? Как решишься?
В глубине кабинета возникает тень АЛЕКСАНДРА III.
ТЕНЬ АЛЕКСАНДРА III
(грозно)
Слабак! На троне — тряпка, а не царь!
Я бы давно уж Алексея с флота снял!
Не по чину он взял — по чину и ответит!
А ты — дядей боишься! Стыд и срам!
НИКОЛАЙ
(вставая, взволнованно)
Отец… Но как? Они же семья…
ТЕНЬ АЛЕКСАНДРА III
Семья? Россия — вот семья твоя!
А эти дядья — нахлебники на теле её!
Покаешься, сынок… Ох, покаешься…
Тень исчезает. Николай остаётся бледный, дрожащий.
Александр Михайлович собирает чертежи.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ
(с горькой иронией)
Ну что ж… Оставим дядю Алексея
Флотом командовать… по-старому…
А я… я поеду в Крым… На яхте…
На той, что ещё способна плавать…
(Уходит, не прощаясь)
Николай остаётся один.
НИКОЛАЙ
(один, беря портрет дяди Алексея)
Милый дядя… Прости меня… Не могу я…
Не могу приказать тебе… Лучше уж флот…
Лучше уж Россия… чем семейный раздор…
Ведь ты же семья… А семья — это главное…
Занавес медленно опускается. Слышен отдалённый гудок корабля — словно предвестник Цусимы.
СЦЕНА 2. Накануне
Кабинет Императора в Зимнем дворце. Январь 1904. НИКОЛАЙ II стоит у карты Дальнего Востока. Перед ним — ВИТТЕ, ПЛЕВЕ, БЕЗОБРАЗОВ.
ВИТТЕ
(взволнованно)
Ваше Величество! Казна истощена до дна!
Не тратьте миллионы на новые броненосцы!
Япония не осмелится поднять на нас оружье —
У них нет денег, нет сталелитейных заводов!
До тысяча девятьсот шестого года — ни шагу!
БЕЗОБРАЗОВ
(страстно)
Зачем нам пушки? Лесная концессия — вот ключ!
Мы тихо войдём в Корею под видом дровосеков,
И, как червяк в яблоке, проточим её насквозь!
Построим дороги — и край их нашем станет!
ПЛЕВЕ
(холодно)
Вы оба слепы! Внутри — бунт, забастовки, смута!
Народу нужно зрелище! Маленькая война —
Как глоток водки для больного! Быстрая победа
Вернёт престиж трону и заткнет рты либералам!
Николай молча выслушивает, проводя рукой по карте Маньчжурии.
НИКОЛАЙ
Довольно! Судьба империи — не торговая сделка!
(Обращается к Витте.)
Ты считаешь деньги, как купец лабазный!
(К Безобразову.)
Ты предлагаешь красться, как вор в ночи!
(К Плеве.)
А ты — лечить язвы кровию чужою!
Министры замирают. Николай отходит к окну.
НИКОЛАЙ
(один, глядя в ночь)
Мне выпал жребий — нести сей крест власти,
Родившись в день Иова Многострадального.
Как тот библейский страдалец, теряющий всё,
Я чувствую — судьба готовит мне испытанье.
ПЛЕВЕ
(вкрадчиво)
Ваше Величество, чтобы удержать
Россию от революции, нам нужна
Маленькая победоносная война.
Народ, объятый патриотическим жаром,
Забудет о внутренних смутах и неурядицах.
Николай поворачивается к министрам с внезапной твёрдостью.
НИКОЛАЙ
Решение принято. Флот получит кредиты!
Концессия в Корее будет нашей заставой!
И если Япония осмелится напасть —
Мы покажем им мощь русского оружия!
ПЛЕВЕ
(тихо Витте)
Видишь? Он упрям, как бык,
Но только в мелочах,
В вопросах частных, узких,
Кредитах или балете,
И слаб, как малое дитя,
Когда идёт речь о широком.
С трудом он слушает доклады,
Не любит с детства слова «надо».
Он самовластен. и самолюбив—
Боится он, что рухнет миф,
Что он — хозяин земли русской.
Не любит государства он дела.
Лучше война, чем признать,
Что корона ему тяжела.
Николай подходит к карте, его тень падает на Японию.
НИКОЛАЙ
(про себя)
Власть — не дар. Власть — крест, что жжёт плечи.
И я должен нести его до конца,
Хотя бы дорога вела в пропасть…
Хотя бы кровь лилась рекой…
Министры раскланиваются и по жесту Николая уходят.
Кабинет в Зимнем дворце. Ночь. Николай один у окна, смотрит на спящий город
НИКОЛАЙ
Вот он — крест, что мне дан от рожденья.
В день Иова… о, горькое знаменье!
Тот страдалец, лишённый всего,
Богом избранный для страданья земного…
И мне ль, слабому, власть эту нести?
Эту ношу, что давит на плечи?
(Берёт в руки царские регалии)
Вот корона — не лавры в ней, нет!
Терновый венец в её злате сокрыт.
Вот держава — не яблоко сада,
А тяжёлый, как мир этот, шар.
И скипетр — не опора, а плеть,
Что бьёт по тебе, чуть дрогнет рука.
Я рождён для тиши кабинетов,
Для прогулок с детьми по аллеям…
Но я слушать должен советы
Министров, что для меня лакеи.
Да, судьба возвела на престол,
Где вздохи мои — суть законы,
Где ошибки цена — миллионы,
Где луч славы — для сердца укол,
Где простая любовь — уже слабость.
(Подходит к портрету Александра III)
Отец… исполин… как мне быть?
Ты держал эту власть, как титан,
А я… я всего лишь смертный,
Мечтавший о мире и книгах,
А не о троне, где каждый сосед —
Или льстец подлый, или изменник.
Вот министры спорят, как торгаши:
«Война нужна!» — «Нет, мир и покой!»
А я меж ними — мальчик на троне,
Что должен решить — чья возьмёт?
И каждый совет — как петля на шее,
И каждый приказ — как приговор.
(Останавливается у карты России)
Вот она — вся от края до края,
Вся в снегах и в полях золотых…
Хотел бы я, чтобы подобьем Рая
Она была в руках моих,
Но как сего добиться — я не знаю,
На шёпот Бога только уповаю.
Как ребёнок неразумный, крикнуть хочу:
«Я не справлюсь! Возьмите обратно!»
Но молчу… ибо Царь — это пленник,
Заключённый в алмазные цепи.
И, возможно, прав Плеве в одном —
Что маленькой войной можно отвлечь…
Но господи! Разве кровь — лекарство?
Разве смерть — утешенье для живых?
(Пауза. Смотрит на свои руки)
Эти руки… они для ласки детской,
Для писем Аликс, для ружий метких…
Но им вручили бразды державы,
Им указали: «Веди!» — в темноту.
И я поведу… куда? В пропасть? К славе?
Нет… просто вперёд… как тот Иов,
Кто терял всё, но веру хранил.
Может, и я… может, и мне…
Удостоюсь в конце пониманья?
Или история напишет: «Был слаб»?
Я — царь, и я — самодержавья раб.
(Возвращается к окну)
Спи, Петербург. Спи, Россия.
Твой царь бодрствует за тебя.
И несёт свой крест… несёт…
Хоть и падает под тяжестью…
Хоть и плачет в подушку ночами…
Но несёт. Ибо должен. Ибо рождён
В день страдальца. Для страданья.
Для этого креста. Для этой власти —
Что и дар, и проклятье. И крест.
Занавес медленно опускается под мерный стук метронома — словно отсчёт времени до Цусимы.
СЦЕНА 3. Маленькая победоносная война
Часть первая. Решение
Кабинет Императора в Зимнем дворце. Январь 1904 года. НИКОЛАЙ II стоит над картой Дальнего Востока. Рядом — министры, военные. Воздух напряжен.
НИКОЛАЙ
(уверенно, почти торжественно)
Итак, господа, пробил час.
Дерзость японцев
Переполнила чашу.
Порт-Артур и Маньчжурия наши,
Обезьяны эти на нас
Пойти осмелились,
Как против солнца!
Они посягнули на честь
Державного двуглавого орла.
Ответом будет сталь и порох.
(проводит рукой по карте)
Их флот — игрушка против
Наших броненосцев,
Их флот — лишь груда,
Бумажных кораблей,
Лишенных искусства
Им победить поможет
Только чудо!.
Один удар — и отныне
Тихоокеанская твердыня
Навеки станет русскою.
Вперед, за веру,
Царя и Отечество!
В дверях кабинета появляется АЛЕКСАНДР ГУЧКОВ. Он в дорожном сюртуке, словно только с поезда.
ГУЧКОВ
(твердо)
Прошу простить вторженье, Государь.
Но, как патриот и как русский офицер,
Не могу не выказать свой долг.
Вся мыслящая Россия — с Вами!
Война — это бедствие, но есть вещи выше:
Честь империи и достоинство государя.
Мы должны дать отпор. И мы победим.
НИКОЛАЙ
(благосклонно)
Благодарю вас, Александр Иванович.
Ваша поддержка — как глоток вина перед битвой.
Вы, видевший Восток, уверены в силах наших?
ГУЧКОВ
Уверен, как в том, что солнце взойдет.
Их техника — подражание нашим образцам,
Их дух — ничто перед стальной отвагой
Русского солдата. Это будет не война,
А военная прогулка. Парад до Токио.
Николай подходит к иконе Серафима Саровского.
НИКОЛАЙ
(возлагая свечу)
Святой отче Серафиме! Будь нам в помощь!
Не за гордыню, не за алчность земную —
За честь России встаём на брань с врагом!
Да осенит твоя святость штыки наши!
(Делает запись в дневнике)
«Господь да будет нам в помощь!»
Война — не фатальна… Испытание…
Но разве может правда не победить?
Разве святость наша не сильнее их кумиров?
Часть вторая. Гроза с Востока
Тот же кабинет. Полгода спустя. Николай один. Он бледен, под глазами — тени. На столе разбросаны телеграммы. Он берет одну из них, читает, и рука его дрожит.
НИКОЛАЙ
(читает, голос прерывается)
«…гибель крейсера «Варяг»…
бой неравный…
команда потопила судно…»
(Берет другую.)
«…адмирал Макаров…
флагман «Петропавловск»…
подорвался на мине…
погиб со всем штабом…»
(Шепчет.)
Не может быть… Это сон… Кошмар…
Входит ГУЧКОВ, выглядит состарившимся, в его глазах — недоумение и гнев.
ГУЧКОВ
Государь… Новости с фронта…
Дела хуже некуда.
Японцы высадились в Корее…
Разбили наши авангарды…
Осада Порт-Артура… они
Бомбят с моря и с суши.
Генералы… генералы наши
Не решаются атаковать!
НИКОЛАЙ
(встает, почти кричит)
Но как?! Вы же говорили —
Военная прогулка!
Вы клялись в силе флота и духа!
Где же этот дух?
Где наша стальная воля?
Они отступают…
Без боя отдают земли!
ГУЧКОВ
(горько)
Мы недооценили врага, Государь.
Они учатся быстрее… их дух выше…
Они дерутся, как жёлтые дьяволы.
А наши… комиссии, воровство интендантов,
Снаряды, что не взрываются,
Ружья, что стреляют вечно мимо…
Это не армия, а только видимость!
(Понижая голос)
Их адмирал Того — гений.
Наш Витгефт —
Чиновник в мундире.
НИКОЛАЙ
Молчите! Не смейте… Не смейте
Хулить русское воинство! Я верю…
Я верю в чудо. Бог нас не оставит!
За окнами дворца, на Дворцовой площади, собирается толпа. Сначала слышны сдержанные возгласы, потом гул нарастает.
ГОЛОСА ИЗ ТОЛПЫ
Хлеба! Мира! Долой войну!
Зачем мы воюем за какие-то сопки?
Где наши сыновья? Где мужья?
Верните армию! Довольно крови!
Николай подходит к окну, отдергивает тяжелую портьеру. Он смотрит на толпу, и в его глазах — страх.
НИКОЛАЙ
Слышите, Гучков? Они уже не кричат «ура».
Они требуют… требуют ответа.
А что я могу им сказать? Что мы проигрываем
«Маленькую победоносную войну»?
ГУЧКОВ
(смотрит в окно, сурово)
Народ не прощает слабости, Государь.
И не прощает ошибок. Он голоден.
И он хочет крови — либо вражеской, либо… виновных.
Война обнажила все язвы империи.
И лечить их теперь — поздно. Остается…
Остается или победить, или пасть.
НИКОЛАЙ
(отходит от окна, опустошенный)
Пасть… Я не могу пасть. Я — Помазанник.
Но как поднять эту армию? Как вернуть веру?
Может… может, мне самому возглавить войска?
ГУЧКОВ
(резко)
Нет! Этого нельзя допустить. Ваше место — здесь.
Здесь, где зреет буря пострашнее японской.
Здесь, где рождается революция.
Он кланяется и поворачивается к выходу. На пороге оборачивается.
ГУЧКОВ
Простите мне мою прямоту, Государь.
Но я говорил то, что думают многие.
Тот, кто сеет ветер — пожнет бурю.
А мы с вами… мы посеяли ураган.
Он уходит. Николай остается один. Он снова берет телеграмму, читает и медленно, как под грузом непосильной тяжести, опускается в кресло. За окном гул толпы сливается с завыванием ветра — предвестника грозы.
Часть третья. Падение Артура
Кабинет Николая. Декабрь 1904 года. Царь читает телеграмму, лицо его бледно.
НИКОЛАЙ
(читает вслух, голос дрожит)
«Стессель сдал Порт-Артур… после гибели Кондратенко…»
(Берется за сердце.)
Не может быть… Герои…
Все они герои… Все
Сделали больше, чем
Можно было предположить…
(Садится, делает запись в дневнике)
«Защитники все герои…
На то, значит, Божья воля!»
(Откладывает перо, смотрит в пустоту.)
Воля Божья… Да… должно быть,
Так… Мы недостойны были
Победы… Недостойны…
Сцена погружается во тьму. Слышны голоса.
ХОР СОЛДАТ
Образки вместо патронов —
Вот она, русская стратегия!
Святость против пушек —
Кто ж победит-то?
ХОР ГЕНЕРАЛОВ
Эшелоны ползут, как черепахи…
А японцы — тут как тут!
Куропаткин упустил, Стессель сдал —
Где же выход? Где победа?
ХОР ИСТОРИИ
Вот он — страшный симптом:
Когда царь воле Божьей препоручает
То, что должен решать мечом и разумом —
Жди катастрофы… Жди Цусимы…
Занавес
СЦЕНА 4. Кровавое воскресенье
Часть первая. Шествие
Утро 9 января. Заснеженная площадь перед Зимним дворцом. Тысячи РАБОЧИХ, их ЖЁН и ДЕТЕЙ движутся с иконами, хоругвями и портретами Государя. Во главе — священник ГАПОН.
ГАПОН
(обращаясь к толпе)
Не бойтесь, братья! Идём к Царю-Батюшке!
Он правду нам скажет, он нас услышит!
Понесём ему нашу веру и нашу боль!
Он не оставит детей своих в нужде!
ХОР НАРОДА
Боже, Царя храни!
Спаси и помилуй народ твой!
Хлеба и правды хотим!
Да здравствует Государь!
Молодая РАБОЧАЯ с ребёнком на руках выходит вперёд.
РАБОЧАЯ
Смотри, сынок, вон дворец наш царский!
Там батюшка наш, милостивый, живёт.
Прошение ему подадим — и поможет!
Увидишь, как мы заживём!
Ребёнок тянет ручки к сверкающему зданию. Солдаты стоят в оцеплении, лица их напряжены.
Часть вторая. Западня
Кабинет в Царском Селе. НИКОЛАЙ II у окна. Он бледен, встревожен.
НИКОЛАЙ
(в трубку)
Как там в Петербурге? Доложите точно!
Что за шествие? Кто их собрал? Зачем?
ГОЛОС ВЕЛ. КН. ВЛАДИМИРА АЛЕКСАНДРОВИЧА
Толпа бунтовщиков, Государь! С иконами
Прикрывают мятеж! Уже кричат «Долой!»
Нам донесли — в одеждах спрятано оружие.
Я приказал — не подпускать к дворцу!
НИКОЛАЙ
(в трубку)
Но если мирно идут… с хоругвями…
Может, выслушать?
Узнать, в чём их нужда?
ГОЛОС ВЕЛ. КН. ВЛАДИМИРА АЛЕКСАНДРОВИЧА
Выслушать мятеж?
Простите, Государь,
Но это — слабость!
В империи порядок
Должен быть железным!
Я ручаюсь головой —
Час уступки станет
Гибелью державы!
Николай отворачивается к окну. Он видит вдали заснеженные поля, а не улицы столицы.
НИКОЛАЙ
(про себя)
Господи, вразуми… Дай сил не ошибиться…
Но как же различить: где бунт,
А где народная печаль?
Занавес
Часть третья. Народная петиция
Утро 9 января 1905 года. Тысячи РАБОЧИХ с жёнами, детьми, стариками. Несут иконы, хоругви, портреты царя. ГАПОН в священническом облачении восходит на импровизированную трибуну.
ГАПОН
(развернув свиток)
Братцы! Жёны! Старики и дети!
Пойдём к царю-батюшке не с бунтом —
С правдой! Пусть услышит он стон народный!
Прочту же я вам, что понесём мы ему!
(Народ обнажает головы. Тишина.)
ГАПОН
(читая, с нарастающей болью)
«Государь! Мы, рабочие, жёны, дети наши,
И беспомощные старцы-родители,
Пришли к тебе искать правды и защиты…»
(Поднимает глаза.)
Правды, братцы! Которой лишены мы!
(Читает вновь, голос крепчает)
ГАПОН
«Мы обнищали, нас угнетают,
Над нами надругаются,
В нас не признают людей!
К нам относятся, как к рабам,
Что должны терпеть
И молчать!»
ГОЛОСА ИЗ ТОЛПЫ
Верно! Рабы! Скотиной нас считают!
Заели нас хозяева-кровопийцы!
ГАПОН
(с новой силой)
«Мы и терпели…
Но нас толкают в омут нищеты!
Нас душат деспотизм и произвол!
Нет больше сил!
Настал предел терпению!»
Гапон делает паузу, обводит взглядом измождённые лица.
ГАПОН
«Мы немногого просим! Только того,
Без чего жизнь — не жизнь,
А каторга, вечная мука!»
(Читает по свитку.)
«Восемь часов — а не двенадцать — труда!
Плату — до рубля в день чернорабочему!
Чтоб мастерские были не склепами смертными,
Где мы мёрзнем под дождём и снегом!»
РАБОЧИЙ
(выкрикивая)
И чтобы лечили нас, а не пинали!
ЖЕНЩИНА
И чтоб детей кормить было чем!
КРЕСТЬЯНИН
И выкупные платежи
Нам не дают спокойно жить.
РАБОЧАЯ
Ютимся семьями в бараках,
По нескольким о в одном углу.
Развей над нами эту мглу.
Живем будто бы в тюрьме
Так горько хочется всем плакать
Посменно: днем и в ночи тьме.
ГАПОН
(горько)
«Но всё оказалось противозаконным!
Всякая просьба наша — преступление!
Желание улучшить долю — дерзость!»
Гапон поднимает свиток высоко над головой.
ГАПОН
«Государь! Нас здесь триста тысяч —
И все мы лишь по виду люди!
На деле же — рабы, лишённые
И права говорить, и думать, и собираться!»
В толпе слышны рыдания.
«Разве согласно с божескими законами,
Милостью коих ты царствуешь?
Разве можно жить при таких законах?
Не лучше ли умереть — всем нам?»
ХОР НАРОДА
Не лучше ли умереть!
Не лучше ли умереть!
Гапон опускается на колени. За ним — вся толпа.
ГАПОН
(с мольбой)
«Вот что стоит пред нами, государь!
И это-то нас собрало
К стенам твоего дворца!
Тут мы ищем последнего спасения!»
(Встаёт, голос становится твёрдым.)
«Выведи нас из могилы бесправия!
Дай нам возможность вершить свою судьбу!
Разрушь стену меж тобой и народом твоим!
Ведь ты поставлен на счастье народу…»
(Свиток в его руках трепещет на ветру.)
«…а это счастье чиновники
Вырывают из рук наших!
К нам оно не доходит —
Мы получаем лишь горе и унижение!»
Толпа поднимается. Запевают «Боже, Царя храни!»
ГАПОН
(обращаясь к народу)
В путь же, православные! С иконами!
Не с оружием — с верой в царя!
Пусть увидит он — не бунтовщики мы,
А дети его, в отчаянье пришедшие!
Шествие трогается. Вдали виднеются крыша Зимнего дворца и солдаты.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ХОР
(за сценой)
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.