Бесплатный фрагмент - Невеста Хранителя Стихий

Спой о том, как вдаль плывут корабли,

не сдаваясь бурям.

Спой о том, что ради нашей любви

весь этот мир придуман!

Спой о том, что биться не устает

сердце с сердцем рядом.

Лишь о том, что все пройдет,

вспоминать не надо.

(Леонид Дербенев)

Глава 1

— Ника, живо сюда! — истерически надрывается голос в наушниках.

У нее сейчас взорвется голова.

— Ты как закрепила браслеты, ты…

Второй режиссер разражается непотребной бранью, и Ника выдирает из уха наушник: в нем больше нет нужды, она и так прилетела быстрее стрелы. На съемочной площадке воцарилась паника, люди бегут кто куда, каскадеры кинулись в воду, но Ника ничего не видит, ей чудится, что все только кричат.

Неужели ничего уже не исправить?

Волна оглушительного шума захлестывает ее, подобно девятому валу, и тащит за собой. Каскадерша Анита, на запястье которой Ника самолично застегивала дурацкие пластиковые браслеты, давно должна была вынырнуть! Она же кандидат в мастера спорта по плаванию, даже синхронным плаванием занималась, значит, умеет надолго задерживать дыхание — да и кандалы, и камень, к которому они крепились, насквозь бутафорские, они никак не могли ей помешать. Что же случилось?

— Дрянь! — брызгая слюной, орет второй режиссер ей в лицо, и Ника отступает.

А потом, вдруг решившись, скидывает туфли и ныряет.

*

День выдался самый обычный — в смысле, как бывает на съемках кино. Жара и духота. Все то сидели и неизвестно чего ждали, то изо всех сил спешили не упустить рассвет (закат, чёрта лысого — нужное подчеркнуть). Светики, как называют осветителей, и операторы привычно переругивались между собой. Актеры массовых сцен маялись и обменивались историями из жизни оболтусов-сыновей и лапочек-дочек, рецептами пареной репы и жареной тыквы. Это смотрелось даже органично, поскольку одеты они были в наряды, по идее костюмеров отражавшие стиль одежды сказочных селян, — сарафаны и рубахи с просторными штанами. Если бы в их речах еще не встречались заморские слова вроде «интернет», «айфон» или «онлайн», иллюзия была бы более достоверной.

Ассистент Ника носилась по съемочной площадке, сбиваясь с ног, и не могла избавиться от ощущения, что все ее порывы уходят, словно вода в песок. В кино так часто случается: не спишь ночами, из кожи вон лезешь, а потом то, ради чего ты так старалась, на экране даже не видно — или вырезали.

«Тебе что капризничать, — сказала Нике гримерша Люба, размахивая бумажным стаканчиком с кофе. — Вон Маша в прошлом году несколько месяцев снималась, а потом продюсер велел заменить актрису, и все! Хорошо хоть деньги получила. Но она-то рассчитывала прославиться! Первая главная роль. Спала и видела себя на обложке модных журналов, в вечернем эфире на главном канале, все дела».

Это да, согласилась Ника. Наше дело маленькое. Зато на таких винтиках, как она и Люба, держится кино. Пусть на обложках журналов вечно будут появляться другие — Ника никогда не мечтала о глянце или красной дорожке. Ей нравилась ее скромная незаменимость. Вместо Маши взяли другую актрису, а вот Ника неизменно в строю (ну и что, что это у нее первый проект). Кино — это волшебство, равному которых в нашем мире нет и не будет. Прикоснуться к нему, внести хоть крошечную лепту, и уже прожил жизнь не зря. Фильм будут смотреть и за тысячи километров отсюда, и пятьдесят лет спустя… если все постараются как следует.

В этот раз снимали масштабное фэнтези, смешав русские народные сказки и современность. Сейчас готовились не упустить красивые лучи закатного солнца: красный цвет придавал драматизма. Толпа селян решилась отдать невинную героиню жестокому Змею Горынычу за обещание не тревожить их еще год. Или десять лет — Ника не вникала в детали сценария. Укрывшись за фургоном и попивая кофе с Любой, она порой мечтала, что и сама сочинит что-нибудь этакое, волшебное и чудесное, чтобы зрители ахнули и поняли: сказка где-то рядом!

Режиссер придумал эффектный ход: героиня, согласно сюжету сказки, была прикована к скале, а когда солнце закрывал громадный силуэт летящего ящера, вспыхивало пламя — и громадный кусок серого камня, к которому скорбящие односельчане только что приковали девицу, с грохотом отламывался и обрушивался в воду. Пламя договорились воссоздать позже, на компьютере. С тенью тоже как-то разобрались. А вот насчет обрушения камня с прикрепленной к нему девушкой режиссер был категоричен: это надо было снять, а не отдавать на откуп отделу спецэффектов.

Разумеется, о риске для актрисы речи не было, трюк должна была проделать ее дублерша Анита. Хорошенькая спортсменка уже стала на съемочной площадке всеобщей любимицей. В отличие от кинозвезды, золотоволосое солнышко Анита не требовала к себе особого отношения, вечно смешила гримерш, подбадривала светиков и успела закрутить роман с дублером главного героя, широкоплечим неразговорчивым каскадером, о котором говорили, что он живет только ради кратких моментов, когда выполняет трюк.

Сейчас он бросился в воду первым, и Нике, конечно, не было никакой нужды рвать на груди тельняшку и совершать подвиги.

Просто…

Перед глазами все стояла беспомощная улыбка Аниты, когда Ника защелкнула на ее запястьях браслеты, будь они неладны. Руки каскадерши были широко раскинуты в стороны, и оттого казалось, что она совершенно беззащитна. Правильное впечатление, отметила про себя Ника: на этом этапе все должны отчаянно сочувствовать бедняжке героине.

— Водичка прохладная пока, да?

Водоем не стали сооружать для съемок, подобрали настоящую заводь, а рядом с ней уже возвели и «скалу». Дно, как положено, проверили, так что тут сюрпризов быть не могло.

— Надеюсь, снимут с одного дубля, — оптимистически ответила Ника, скрестив пальцы на удачу. Киношники люди суеверные.

— В такой хламиде особо не поплаваешь.

— Тебе плавать-то и не надо, только занырнуть. Остальное нарисуют!

— Ну да, — согласилась Анита.

— Соскользнешь с этой фигней в воду, как с горки в аквапарке, а потом вынырнешь. Она же невесомая! — Ника даже постучала пальцем по выкрашенному серым пенопласту.

Удивительно, как самые нелепые, на первый взгляд, декорации в кадре превращаются в антураж, которому безоговорочно веришь. Магия кино, иначе не скажешь! Единственная магия, доступная в нашем мире.

— Кокошник еще этот, — проворчала Анита.

— Ты предпочла бы шлем?

— Я предпочла бы что-нибудь, что не будет съезжать на глаза.

«Ника, — заорали в наушник, — вон из кадра!»

— С богом, — прошептала Ника, спеша выбраться из-под прицела камер и не оглядываясь больше на Аниту.

Если подумать, настроение у каскадерши было странным. Обычно каскадеры совсем по-другому подходят к работе: случайные люди эту профессию не выбирают, да и трюк был довольно простым, никаких взрывов, никакого огня. Вот только задуматься о настрое Аниты было некому. И никто не обратил бы внимания на случайное облачко, омрачившее Анитино чело, если бы все пошло так, как планировалось.

«Предчувствие!» — стукнуло у Ники в висках.

Анита будто знала, что трюк сорвется. Но что произошло? Даже если кокошник сполз на глаза, даже если кусок скалы — идиотский пенопласт с каким-то новомодным утяжелением — шарахнул ее по голове, это никак не могло помешать ей вынырнуть!

…Вода оказалась холодной, очень холодной, поистине ледяной. Невероятно! Она объяла Нику разом, мгновенно напитала куртку и джинсы, потянула вниз, словно когтистая лапа древнего чудовища. От неожиданности Ника судорожно дернулась, рванулась вверх, туда, где, как она знала, оставались воздух, тепло и люди — гнев режиссера, горячий кофе, смешливая Люба, массивная скала из крашеного пенопласта, одинокая квартира с пушистым Мурзиком.

Лапа сжалась сильнее, и у Ники в легких совсем не осталось воздуха. «Как быстро, неужели уже все, как же так», — успела подумать она, и тут же отключилась.

Глава 2

…Вдох. Руки и ноги дернулись, словно через тело пропустили электрический ток, Ника выгнулась и снова вдохнула полной грудью. Вкусный, сладкий, такой нужный воздух!

От мокрой одежды Нику колотило, но она не могла заставить себя открыть глаза. Ее вытащили каскадеры, это понятно. Куда она сунулась, что о себе возомнила? Отвлекла на себя внимание спасателей, не дала разыскать Аниту, когда счет шел на секунды. Или их обеих сумели спасти? Надо набраться мужества и встретить правду лицом к лицу, чего бы ей это ни стоило.

С кино наверняка придется расстаться, чем бы ни обернулся сегодняшний трюк. А она надеялась, что со временем приживется в этом волшебном мире, и не просто освоится, а… Ладно. Главное сейчас другое — жива ли Анита, что с ней. Есть ли здесь вина Ники. Как теперь жить дальше.

«Я ничего не сделала, — жалобно подумала Ника. — Не я готовила реквизит, не я его проверяла, я только защелкнула замки. Браслеты не мешали плавать! Анита умеет плавать даже совсем без рук, оттолкнулась бы ногами — да и вынырнула!»

— Сознание вернулось в тело, — констатировал кто-то сверху.

Голос незнакомый, резкий, даже жесткий. И какая странная формулировка! Медики со скорой те еще оригиналы.

Ника постаралась разлепить веки, но у нее ничего не вышло. Вместо этого она вдруг задохнулась, и ее захлестнул истошный кашель. Приступ длился недолго, однако совершенно измотал ее и предсказуемо окончился рвотой: видно, Ника успела наглотаться воды. Обессиленная, она вновь почувствовала, что уплывает в блаженную пустоту бессознательности, но тут ее встряхнули — не физически, а будто ухватившись за самую суть. Не успев осознать, что произошло, Ника вскочила.

— Теперь вперед, — скомандовал тот же голос, на этот раз будто изнутри головы.

«Я не могу», — взвыла про себя Ника, но тело уже сделало шаг. И еще. И еще.

Бам! Она врезалась в стенку и вынуждена была открыть глаза. Поверхность стены была холодной и идеально гладкой, а из ее глубины на Нику пялилась ее испуганная копия с мокрыми волосами. Челка прилипла ко лбу, глаза лихорадочно блестели.

Всего лишь зеркало.

Стоп. Если ее достали из заводи, то должны были вытащить на берег. Еще есть вариант, когда она могла прийти в себя в карете скорой помощи, ну и дальше, если на это почему-то ушло намного больше времени, она теоретически могла очухаться уже в больничной палате, в приемном покое, в реанимации, наконец. Зеркало, пожалуй, означает приемный покой. Или палату.

Ника дернула головой, отшатнулась, обернулась и снова уставилась на собственную физиономию. Второе зеркало напротив первого? Что за безумие? Узкий коридор — Ника не смогла полностью распрямить рук, если упереться ими, — и зеркальные стены. Кому и зачем он мог понадобиться в больнице?

Темное пространство заполнили десятки одинаковых лиц, перекошенных от изумления и страха. Они отзывались на малейшее движение Ники, дробились в гранях зеркал, на мгновение ловили невесть откуда взявшиеся блики.

Так, сказала себе Ника. Без паники. О свете в конце тоннеля слышали все, а о таком вот роскошном выверте психики, кажется, никто еще не сообщал. Это мозг отчаянно пытается сохраниться перед самым последним рубежом? Или…

Не мог же кто-то, в самом деле, похитить ее со съемочной площадки: незаметно выловить из воды и переместить в такой безумный аттракцион, зеркальный лабиринт? Нет, абсурд. Таких маньяков даже в кино не бывает. Должно же быть хоть минимальное правдоподобие, правда жизни?

Ника двинулась вперед и снова вмазалась в зеркальное стекло — многострадальный лоб отозвался болью. Пришлось вытянуть перед собой руки и ползти вперед, как улитка, на ощупь и медленно-медленно. «Видишь, я о тебе забочусь, — уговаривала себя Ника, обращаясь напрямую к мозгу. — Стараюсь, чтобы ты не ударился об очередное зеркало. А ты давай поскорее соображай! Очнись и покажи, что я нахожусь в больничной палате. Или на травке у ног озабоченного режиссера. Хватит нам мультиков, право слово!»

Но мозг отказывался прислушиваться к Никиным доводам. Зеркальный лабиринт никуда не девался. Коридоры ветвились, и ей приходилось наугад сворачивать или продолжать движение прямо, теряясь в догадках, что ждет ее на выходе из этой несусветной ловушки.

Через некоторое время Ника заметила, что бормочет себе под нос: «Мне уже надоела эта рожа! Покажите что-нибудь другое!» В тусклом свете глаза казались черными провалами на бледном пятне лица, мокрые волосы свисали сосульками, а ровный каменный пол леденил босые ноги. Бр-р! Сколько еще ей тут блуждать? Может, пора покричать «ау»?

Лодыжку пронзила резкая боль. Ника взвизгнула, запрыгала на здоровой ноге, пытаясь понять, что произошло, и увидела, что к коже присосалась огромная черная змея. Это уже слишком! Всхлипнув, Ника саданула ногой по ближайшему зеркалу, стараясь стряхнуть гадину. Боль усилилась, а Ника, потеряв равновесие, шлепнулась на пятую точку. Какой твердый камень! Змея и не думала отцепляться. Ника издала боевой клич и схватила ее рукой: все равно терять уже нечего. Руку, от пальцев до плеча, прошил электрический ток.

«Это дефибриллятор, — подсказал Нике мозг. — Сейчас проснемся! Разряд!»

Из глаз посыпались искры, но прийти в себя в больничной палате все никак не удавалось: зеркальный лабиринт завертелся вокруг съежившейся от боли Ники, а черная рептилия, раздуваясь, по-прежнему висела на ноге. Змеи кусают не так, мысленно выкрикнула Ника, ты пиявка какая-то, а не змея!

Тут Нике послышался смех. «Разумно, — отозвался кто-то у нее в голове. — И по сути верно. Уже почти все!»

— Все? — переспросила в ужасе Ника.

Сейчас лабиринт погаснет, и дефибриллятор не поможет. Все! Загадочная галлюцинация на пороге смерти — жаль, ее совсем некому будет истолковать.

— Все-все, девочка, — мягко сказал вслух низкий мужской голос, и навалилась долгожданная чернота.

Глава 3

— Что. Вы. Натворили! — отчеканил тот же самый голос, и Ника поняла, что ничего, оказывается, еще не кончилось.

От одного тона кровь стыла в жилах, и Нике совсем не хотелось выдавать, что она очнулась. Правда, лежать было мягко и тепло. И, кстати, сухо. Видимо, кто-то поднял ее с ледяного камня и перенес куда-то — например, в постель. Зачем отсюда бежать? Разве не сюда она все время стремилась?

Если бы не голос, от которого внутри рождался непонятный трепет, можно было бы убедить себя, что она лежит в собственной постели. Вот-вот запрыгнет на грудь требовательный Мурзик, проверяя, не забыла ли она, кому должна верой и правдой служить. Ткнется мордой в лицо, потребует корма, и придется вставать, а так охота еще поваляться, раз на работу пока не надо, и…

— Вы же видели, что это не та! — хлестнул кого-то голос.

«Это я не та, — лениво объяснила себе Ника. — Сейчас все выяснится, и меня вернут домой. Наверное».

— С вашего позволения, сударь, — вкрадчиво мурлыкнул собеседник первого, — та девушка оказалась несвободна и поэтому, сами понимаете, недоступна.

«Так разговаривал бы Мурзик, если бы он умел говорить. Поговори еще, а? Слушала бы и слушала. Мед для ушей. Котичек…» Ника непроизвольно пошевелила рукой, ища привычное пушистое тепло. Первый голос, который зазвучал было снова, резко оборвался.

— Она здесь, — отрывисто прозвучало потом. — И что вы мне с ней прикажете теперь делать?

Ника ожидала ответа с нетерпеливым любопытством. Страх, который все рос и рос в ней, начиная, наверное, с того момента, когда она заметила неуверенность Аниты, достиг предельной отметки и схлынул совершенно — сейчас ей было комфортно и совсем не больно, и даже строгий мужчина, отчитывающий нерадивых подчиненных, которые перепутали девушек, казалось, не имел к ней никакого отношения.

— Приказываете здесь вы, сударь, — вежливо, но не без издевательской нотки напомнил «котяра». — А мы выполняем ваши указания. Какая разница, та или не та? Та была недоступна. У вас же четкие сроки, если так можно выразиться. Да вы и ту видели лишь мельком, чего уж там.

— Я… — грозно взвился хозяин, и в эту секунду Ника подняла веки.

Это случилось само собой, она не припоминала, чтобы собиралась так поступить. Просто от низкого голоса начальника по комнате (или где там они находятся?) покатилась такая волна, что обессилевшая Ника не могла этого не сделать. К сожалению, ни на что другое она не была сейчас способна.

Мужчина во второй раз осекся, и вдруг оказалось, что они с Никой смотрят друг другу в глаза.

Если на нее произвел такое впечатление его голос, то взгляд заставил буквально подскочить на кровати. Почему? Ника не смогла бы рассказать. Пожалуй… в нем была мощь, подобной которой она еще не встречала у людей. В природе — да. Ураганный ветер, девятый вал, лесной пожар. Землетрясение.

Схватив ртом воздух, Ника обнаружила, что, собственно, никаких катаклизмов не произошло. Она все так же возлежала на мягких перинах, высохшие волосы разметались по удобной подушке. Мужчина, стоявший в ногах, был ей незнаком. В нем не было ничего, что могло бы объяснить ее непонятную реакцию. Черная грива волос, горящие гневом угольно-черные глаза на загорелом лице, упрямые твердые губы. Черная одежда — изысканный блеск шелка или атласа, темные полки на заднем плане: в комнате вообще темно… Скрестив руки на груди, хозяин сверлил ее сердитым взглядом, но Ника уже видела, что он зол не на нее. Она все еще недоумевала, откуда взялась та взрывная волна, однако все глубинные инстинкты свидетельствовали: угрозы для нее здесь нет.

— П-простите, — все же выдала она на автомате. — Где я?

Хозяин шумно выдохнул, явно пытаясь вернуть самообладание, и оглянулся за плечо, где, насколько Ника видела, никого не было.

— Простите и вы, — проговорил он сдержанно. — Это сложный вопрос. Я не уверен, что вы нуждаетесь в ответе прямо сейчас. Насколько я могу судить, лучше отложить обсуждение и дать вам отдохнуть.

— Я не устала! — воскликнула Ника, поднимаясь на подушках. — Я хочу знать… Я…

Она снова оглядела комнату. Кровать, на которой она лежала, была снабжена высоким балдахином, украшенным кружевными занавесями. В больницах такое точно не предусмотрено, и потолки там белые. Господин в черном никак не тянул на врача; правда, на режиссера или каскадера он тоже ни капли не был похож. Все-таки маньяк?

На маньяка он походил еще меньше, чем на врача.

— Вы попали сюда по ошибке, — терпеливо сказал хозяин. — Поверьте. Впрочем… Выхода у нас с вами нет.

— Нет? — пролепетала Ника.

Ей почудилось, что теперь от мужчины ощутимо потянуло холодом, как из раскрытого морозильника. Тем временем он внимательно вглядывался в лицо своей нечаянной гостьи.

— Боюсь, я собирался… пригласить вашу коллегу. Но, как сообщили мне мои помощники, неожиданно выяснилось, что она не свободна. А я уже… не в том положении, чтобы позволить себе выбирать. Портал был открыт, что потребовало неимоверных усилий. Наше счастье, что вы оказались… под рукой.

Паузы, которые возникали в речи хозяина, Ника ощущала как тычки. Каждый раз, когда он медлил, чтобы выбрать корректное выражение, она пугалась все больше.

— Портал?! — переспросила она.

— Э… Послушайте, давайте вы вначале отдохнете. Мы подвергли… К дьяволу — я подверг вас значительному стрессу.

— Который все нарастает.

— Да.

Мужчина шагнул к ней и вытянул вперед ладонь, однако не прикоснулся, а Ника с гордостью отметила, что не шарахнулась прочь.

— Если вы дадите мне разрешение, я сейчас сделаю так, что вы уснете и отдохнете, — пророкотал он еще более низким голосом, чем обычно. — Без зелий, без уколов, без каких-либо усилий с вашей стороны. А когда вы проснетесь, мы с вами поговорим. Нам некуда деваться.

Глава 4

Нельзя сказать, чтобы эти слова хоть как-то успокоили Нику. Хозяин казался искренним, но его поведение было по меньшей мере загадочным, а попытки увильнуть от ответа не могли не вызывать подозрения.

Она устроилась поудобнее в положении сидя и даже решилась на протест — легонько стукнула кулаком по одеялу.

— Я разрешу вам оставить меня в покое и дать мне отдохнуть — не раньше, чем вы объясните мне все.

Хозяин опустил ладонь и отвернулся. Ника почувствовала себя детским шариком, из которого выпустили воздух. Она с трудом удержалась в вертикальном положении — словно мужчина удерживал ее взглядом, а теперь связь оборвалась.

— Вы знакомы с Анитой, — сказал он глухо, не спрашивая, а утверждая факт.

— Да. Вы собирались похитить Аниту?

— Похитить. Да. Именно. Ценное качество — называть вещи своими именами. Я собирался похитить Аниту.

Ника сглотнула. Господи, все-таки маньяк!

Маньяк, которому вдруг помешало то, что девушка не свободна. Н-да.

Молчание затягивалось.

— Вы думали, что она… — подтолкнула хозяина Ника: она сидела словно на раскаленной плите.

— Я думал, что она…

И снова эта тяжелая, как пудовая гиря, пауза.

— Я думал, что она не откажет мне в моей просьбе. Тот факт, что она уже связала себя… узами определенного толка с другим мужчиной, привел к тому, что мои надежды не могли оправдаться. Однако портал был уже открыт, и силы, неподвластные мне более, сделали иной выбор. Поэтому вы здесь. Хотя… — Он махнул рукой, не глядя на нее. — Хотя какая разница, как сказал Флоризель.

Ника боялась дышать, но внезапно ответила совсем не то, что собиралась:

— Анита вам нравится больше меня!

Теперь хозяин вновь взглянул на нее — на сей раз с искренним удивлением. Он, кажется, опешил.

— Это не имеет значения, — произнес он с уже знакомой ей мягкостью.

— Ну это очевидно! — Ника всплеснула руками. — Вы хотели похитить ее, а теперь не знаете, куда деть глаза, потому что вам на голову свалилась я. Знаете, это досадно — это даже несколько обидно. Вам уже известно, что Анита встречается с дублером героя, а про меня, стало быть, известно, что я ни с кем не встречаюсь. И, зачем бы вам ни занадобилась наша Анита, вы убиваетесь и бьетесь башкой об стену, потому что вам вместо нее досталась я. Это… совсем не по-джентльменски.

Хозяин кашлянул.

— Пожалуй, — признал он. — Прошу меня простить. По большому счету, мне нет никакой разницы, вы или Анита.

Мозг, переутомленный из-за событий невероятного дня, окончательно отказал Нике, и ее продолжало нести.

— Это тоже обидно, — указала она. — Как так можно вообще, говорить девушке в лицо, что она ничем не отличается от других?

Мужчина поднял ладони вверх, как бы сдаваясь.

— И за это прошу меня простить. Давайте вернемся к главному. Вам ничто не угрожает в моем доме. Я вижу, что за вашей бравадой прячутся страх и самые ужасные подозрения. Нет. Вам не нужно бояться. Вы в доме друга. Вы верите мне?

Ника заерзала. Что ни говори, неприятно, когда мысли написаны у тебя на лбу; неприятно, когда незнакомцы так запросто их читают. Что теперь, соврать, что она ему верит?

Впрочем, врать не придется. Она и в самом деле поверила этому загадочному человеку, который удерживал ее словно в магнитном поле. Возможно, в ответе за ее легковерие как раз его магнетизм. Или… Ника видела, что ему почему-то очень важно, чтобы она поверила его словам.

— Вы не маньяк? — ляпнула она.

Вместо того, чтобы кинуться ее немедленно разубеждать, хозяин вроде бы призадумался.

— Я… — Одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы он решительно покачал головой. — О, я не маньяк в том смысле, который вы в это вкладываете.

— Откуда вы знаете, какой смысл я в это вкладываю?

— Догадываюсь. Послушайте, вы все время сбиваете меня с толку! Возвращаемся к началу. Вы принимаете на веру мои слова, что вам ничто не угрожает в моем доме? Мало того, я еще обещаю вам, что верну вас домой целой и невредимой… не считая того ущерба, который вы уже понесли. Вас устраивает это?

— Д-да.

— Прекрасно. Тогда со спокойной душой отправляетесь спать?

— Нет! — подскочила Ника. — Я так ничего не поняла. Поскольку я не Анита, вы теперь вернете меня домой?

Хозяин вздохнул.

— Вы не Анита, но мне это все равно, — сказал он размеренно. — Я верну вас домой, обещаю, и вы не пострадаете. Это произойдет… не сразу. Однако вы возвратитесь в свою жизнь за миг до того, как попали сюда.

Ледяная лапа снова сжала грудную клетку Ники, и она с усилием пропихнула воздух в легкие. Что? Снова идти ко дну, не зная, выплывешь ли, снова мучиться ужасом непоправимости и угрызениями совести?

Она подскочила на месте.

— Анита… Анита жива? Вы можете мне сказать? Вы хотели похитить ее, а похитили меня — ладно, предположим. Но когда у вас не вышло — вы… не позволили ей погибнуть?

Мужчина поднял бровь.

— Жива, — кратко сообщил он.

— Фух! …Ладно. Хорошо. «Это произойдет не сразу», однако я вернусь в тот же миг. Это как?

— Вы пробудете здесь некоторое время. Но потом вернетесь туда же как ни в чем не бывало, — устало пояснил хозяин.

— Это как? — Ника наморщила лоб, вспомнила: — Портал? Вы упоминали портал.

— Портал.

— Вы кто?!

Но ему, очевидно, уже надоело отвечать на ее вопросы. Он снова вскинул руку, и на сей раз Ника ощутила волну тепла, которой невозможно было сопротивляться. Веки смежились, все члены отяжелели, она стекла на подушки, как растаявший комок снега. Последним, что она услышала перед тем, как отключиться, было мурлыканье:

— И слишком много вы ей сказали, сударь, и слишком мало, право…

Глава 5

Мурзик дал ей выспаться, с удовлетворением отметила Ника. Можно понежиться в кровати и никуда не бежать. Заслуженный выходной, и кот в кои-то веки…

Стоп.

Ника рывком села. Темная комната, невесомые, но теплые одеяла, кровать с балдахином, прости господи. Она не дома.

Так. Собраться с мыслями. Ее уволили из кино. Нет, еще не уволили. Еще уволят. Анита жива, если верить этому странному хозяину дома, отказывающемуся признавать себя маньяком. Маньяки обычно же и не спешат этого делать, так? Но, если он хотел над ней надругаться, у него уже была тысяча возможностей. Вовсе не обязательно было укладывать ее в эту королевскую постель и пудрить ей мозги известиями о порталах и путешествиях во времени.

Змея! Ее же укусила змея, а она ни разу не вспомнила об этом! Чудак хозяин загипнотизировал ее, что ли? Ника скинула одеяло и оглядела ногу. Ранки почти затянулись — так сколько же она проспала?

И как именно уснула, мрачно напомнила себе Ника. Она, дурочка, тут еще задавалась вопросом, не загипнотизировал ли ее хозяин дома. А ничем другим случившееся не объяснить: стоило ему направить на нее ладонь, как она вырубилась.

Обладая такими умениями, он, наверное, способен на многое. Может, и правда умеет открывать порталы. Нет, надо докопаться до истины. Раз она пробудет тут еще какое-то время, она как раз успеет во всем разобраться.

Ника велела себе успокоиться, села на краю кровати — ноги даже не доставали до пола, покрытого толстым ковром цвета пыльной розы, — и оглядела себя. Вместо красной косухи и рваных джинсов на ней теперь была белоснежная кружевная сорочка. Прекрасно. Ее переодели. Нет, она и правда нуждалась в сухой одежде, ведь ее собственные вещи промокли насквозь, а потом наверняка покрылись грязью, когда она лежала на берегу… если она лежала на берегу. Просто интересно, кто ее переодевал. Тот ли, кому достаточно махнуть рукой, чтобы сознание отключилось, — и если да, то что он мог сделать, когда она была полностью в его власти…

Ника вздрогнула и велела себе мыслить конструктивно. Она же слышала, сразу как очнулась, что у хозяина есть помощники и слуги. Наверняка есть и служанки. Им, конечно, и было поручено ее переодеть и удобно устроить! А устроили ее удобно: постель мягкая, белье кипенно-белое, а какой балдахин в тон ковру! Она впервые в жизни спала на кровати с балдахином, как настоящая принцесса.

Ника спрыгнула на пол и прошлась по ковру, приятно щекочущему босые ноги. Единственное окно в комнате оказалось закрыто ставнями, и выглянуть во двор — или что может окружать такой роскошный дом, сад, что ли — ей не удалось. Шторы благородного бледно-розового цвета отливали тусклым золотом. На полках темного дерева стояло множество книг, но все они, к разочарованию гостьи, были на каком-то незнакомом языке.

В углу за занавеской обнаружилась дверь, а за ней то, на что Ника втайне надеялась, — уютная ванная комната. Ника привела себя в порядок и с облегчением выдохнула.

На туалетном столике с резными ножками она приметила круглое зеркало в изысканной раме, а в платяном шкафу нашлось платье волшебной красоты: глубокого синего цвета, с облегающим лифом и пышной юбкой в пол. Собственной одежды Ника нигде не увидела и пришла к выводу, что ей надлежало переодеться именно в этот наряд. Скинув ночную рубашку, она попробовала влезть в платье, но как с ним обращаться, было непонятно. Она быстро запуталась в слоях ткани, щедро отмеренных на подол.

— Ой же ой, куда ты торопишься?

Дверь открылась незаметно, и к Нике чуть ли не бегом подоспела немолодая женщина с улыбкой на добром лице.

— Я и не знала, что ты уже проснулась! Наверное, умыться хотела, причесаться опять же — вон волосы как перепутались.

Ника вынуждена была признать, что бабуля права.

— Здравствуйте, — пролепетала она, выныривая из синих волн платья, пытавшихся ее в очередной раз утопить. — Извините.

— Да не за что извиняться! У нас дом приличный, проснулась — дергай вон за шнурок, так мы хоть будем знать, что ты встала и чего-то желаешь. Придем да поможем.

Женщина ловко выпутала Нику из тканевого плена и совладала с непослушным платьем.

— Садись, я тебя причешу.

— Как вас зовут? — учтиво поинтересовалась гостья. Ей еще хотелось узнать статус пожилой помощницы: служанка, экономка, родственница хозяина — как к ней обращаться, как вообще себя вести.

— Виола. А ты… ты не Анита, мне тут сболтнули? Но узнать твое имя Мир не додумался. Эх, чудодей…

— Я не Анита. Меня зовут Ника. И я до сих пор не понимаю, где я и почему!

Виола замахала руками:

— Он все тебе расскажет! Где ты? Ты в доме Мира. Поживешь у нас немного, он развеется, и… — Она понизила голос: — Мы все возлагаем на тебя большие надежды!

Ника невольно вспомнила сказку об аленьком цветочке, в ее мультипликационном изводе: «А может и случиться то, чего мы долго ждем!» Именно так пели слуги Чудовища, следя за тем, как он сближается с Красавицей — Белль. Кругленькая и уютная Виола напомнила ей миссис Потс, а ее собственное невольное перемещение в богатый дом загадочного мужчины — приключения Белль. Правда, ту, кажется, никто не кусал за ногу и не кидал в зеркальный лабиринт. Зато и хозяин тут вполне симпатичный, а уж его манеры и речи показались Нике безупречными.

Почему ей вечно приходят на ум сказки? Это просто потому, что я во всем стараюсь видеть сюжет, сказала себе Ника. Я собираюсь стать сценаристкой, поэтому и ищу везде архетипические истории.

— Хозяин… Мир сказал вчера, что я пробуду здесь некоторое время, — нерешительно проговорила Ника. — Вы знаете, о каком периоде может идти речь?

Виола помотала головой.

— Все вопросы к нему, все вопросы к нему. Мы тут ничего не решаем. Ему тоже не все подвластно, вон как все пошло-то не по плану, и он не в духе, но что ж поделать, ничего тут не поделаешь. Давай теперь разберемся с платьем… Мир хотел угодить Аните, платье заказал водяное, слышал, что она пловчиха. Что ж поделать, что ж поделать — может, все и к лучшему обернулось. Так, Ника?

— Т-так, — с запинкой отвечала Ника, пытаясь расправить лиф.

Хотел угодить Аните, значит. Это царапнуло сердце. А что такое «водяное» платье — это она о цвете, что ли?

— Красивая прическа вышла, — с удовольствием признала Виола, глядя на труды своих рук.

Зеркалом в полный рост комнату не обеспечили, так что гостье пришлось поверить Виоле на слово. Ника бросила взгляд на свое отражение и убедилась, что щеки у нее раскраснелись, как после игры в снежки на морозе.

— Вы говорите, водяное платье?

— Попросишь хозяина, он тебе покажет, — улыбнулась Виола.

Глава 6

Виола оставила Нику, заторопившись на кухню. Часов в комнате не нашлось, окно наглухо закрыто, и гостья даже не представляла, который теперь час — день, утро или вечер. Про обувь она тоже не спросила вовремя. Обыскала комнату, заглянув во все доступные шкафы и под кровать, но единственной парой обуви, которая обнаружилась все в том же платяном шкафу, оказались белые туфли-лодочки на три размера больше. Что ж, если гостью подготовили к выходу в общие комнаты, столовую или что у них там, — пожалуй, придется идти босиком, выбора у нее нет, не делать же из себя посмешище.

Вот так всегда, сказала себе Ника. Платье наверняка стоит не меньше двадцати или даже тридцати тысяч рублей, если на наши деньги, но образ «на миллион» все равно не получится, потому что ты не Анита. Туфельки, как видно, подбирали на ногу каскадерши и даже не подумали о том, что у них с Никой разный размер. Хорошо хоть платье село: Виола затянула ленточки на лифе, накинула Нике на плечо лямку, и вышло вполне прилично. А что подол чуть волочится по земле, так это из-за того, что под такое платье принято носить туфли на высоких каблуках (и еще из-за того, что спортсменка Анита рослая и мощная, заметно выше Ники). Ничего, подол можно и приподнять — получится еще красивее, в стиле позапрошлого века, когда барышни танцевали на балах.

Что ждет Нику по выходе из комнаты? Ее снедало любопытство.

Она подобрала подол, перешагнула порог и, сама того не замечая, начала мурлыкать песню из мультфильма «Красавица и чудовище»: «Вы наш гость, вы наш гость, позабудьте грусть и злость!»

Комната выходила на витую лестницу с деревянными перилами, ее покрывала ковровая дорожка с причудливыми узорами, похожими на вензели. Хозяин дома дворянин? Или даже принц, как Чудовище? Ника заробела и умолкла. Вытянула шею и несмело выглянула вниз. В холле было достаточно светло, но источник света был скорее искусственным. Наверное, теперь все же вечер. Сколько она уже обретается тут?

«Вы в доме друга», — вспомнила она. Как Мир это сказал! Было сразу понятно, что это не пустые слова, и, наверное, именно они — а точнее, его тон — окончательно убедили Нику, что ему можно довериться. Раньше она всегда крутила пальцем у виска, когда смотрела фильмы о глупеньких девицах, попадающих в ловушки коварных злодеев. Сейчас… Впрочем, у нее не было выбора. Ни на одном этапе, после того как она прыгнула в воду, у нее не было выбора, пока что ни единой развилки, где она могла бы свернуть.

«Что ж поделать, что ж поделать», — повторила она вслед за Виолой. Смяла подол в повлажневших пальцах и начала медленный спуск. Ковер под ногами был теплым, в полированном дереве перил переливался отблеск невидимых отсюда огоньков. Ника улавливала легкий аромат незнакомых цветов, и ей очень хотелось верить в лучшее. Она сосредоточилась на том, чтобы не упасть, и вздрогнула от неожиданности, вдруг увидев у подножия лестницы хозяина дома. Он, снова одетый в черное, стоял молча и неподвижно, словно статуя, и смотрел на нее с невеселым видом.

— Я пугаю вас? — произнес он своим невероятным голосом.

— Нет. Просто я не каскадерша и не умею красиво падать с высоты.

Язвительный ответ вылетел у Ники так быстро! Она не успела обдумать, как начнет разговор, и, естественно, вовсе не собиралась выказывать досаду из-за того, что попала сюда всего лишь как нежелательная замена Аниты. Сокрушенно улыбнувшись, она цокнула языком:

— Извините. Не знаю, что со мной. Обычно я не такая невоспитанная. Добрый… вечер?

После заметного колебания хозяин вытянул вверх руку, предлагая гостье опору. Ника покачала головой, и он медленно опустил руку — так медленно, что было невозможно не увидеть его досаду. Ох, она опять его задела.

— Простите, — объяснила она, — я вынуждена придерживать подол, иначе я и шагу не смогу ступить!

Вот, наконец, и ровная площадка. Ника расправила платье, надеясь, что выглядит теперь хотя бы неплохо. Но Мир успел увидеть, что на ней нет туфель, и поднял бровь.

— Я должен сказать, что платье вам очень идет, но… вы предпочитаете ходить босиком?

— Я вынуждена! Туфли не подходят мне по размеру. Их нельзя затянуть, как платье.

— Глупости! Извините. Конечно, можно. Только кто-то об этом не подумал. Флоризель!!!

За спиной хозяина материализовался молодой человек с взъерошенной копной волнистых русых волос и склонил голову, приветствуя гостью. А, это на его слова ссылался Мир, когда говорил, что разницы между девушками нет? Значит, это именно его голос показался Нике мурлыканьем кота. Очки придавали Флоризелю солидный и строгий вид, а шейный платок выдавал франта.

— Это мой секретарь, — отрывисто представил его хозяин. — А это…

Он развернулся к ней всем корпусом, на миг забыв о помощнике. Его губы дрогнули, как будто от боли.

— Клянусь всеми четырьмя стихиями. Я болван, и все мои потуги изобразить из себя воспитанного джентльмена не имеют никакого смысла.

— Я вам говорил, сударь, — прошелестел Флоризель.

— Помолчи. Закрой рот и помолчи. Иди наверх и принеси гостье туфли. Все это окончательно и бесповоротно неприлично. Ну. Живо.

Секретарь с достоинством, но при этом стремительно повиновался. У хозяина снова дернулся угол губ.

— Итак, — сказал он с горечью. — Простите вы меня или нет, я совершенно упустил из виду, что мне следует представиться и спросить, как зовут вас. Жизнь в этом доме очень отупляет… не всех, разумеется, и я не снимаю вину с себя.

— Ничего удивительного, вы же ждали Аниту, — в очередной раз не удержалась от укола Ника. — Ее имя вы удосужились узнать.

— Вы ревнивы.

— Да я… — Она негромко засмеялась. — Ревнива, да. В общем, меня зовут Ника.

— Идеально.

Он снова протянул ей руку и, когда она сунула ему ладонь для рукопожатия, поднес ее запястье к губам.

— Ника, — повторил он с чувством, которое подозрительно походило на удовлетворение. — Никакая.

Глава 7

— Что?!

Ника вырвала руку и отпрянула — наступила на подол и едва не упала. Мир подхватил ее под локоть.

— Мне все равно нет прощения, — констатировал он. — Так что…

— Ну как вы смеете такое говорить?! — возмутилась Ника. — Вот сейчас как потребую немедленно вернуть меня обратно! И забирайте эту Аниту, раз вам ее было надо! Вы выражаетесь с этакой старомодной учтивостью, а ляпаете все время такое, что даже распоследнему забулдыге было бы стыдно!

Мир склонил голову.

— Мне стыдно, — признал он, но тон при этом был ледяным.

Флоризель уже стоял рядом: он держал в руках злополучные туфли.

— Наденьте, — приказал хозяин.

— И не подумаю.

— Я подгоню вам по ноге.

— Еще чего.

Мир махнул рукой, отсылая секретаря. Тот помедлил и ушел, всучив обувь хозяину.

Ника кипела, только что не булькала от негодования. Правда, ее отчасти утешала мысль, что хозяин все же оказался в какой-то мере чудовищем, а значит, и у нее оставался небольшой шанс выступить красавицей.

— Начнем сначала? — предложил Мир.

Ника, обиженно отвернувшись от него, разглядывала холл. Деревянные панели украшала резьба. Где-то вдалеке мерцал металл, и она вообразила, что там стоят доспехи рыцарей.

— Государыня Ника, — пророкотал хозяин, и она дернулась как ошпаренная — и от голоса, который производил на нее такой необъяснимый эффект, и от необычайного обращения. — Я в сто первый раз приношу вам свои извинения. Так мы долго не протянем, честное слово. Я не могу извиняться каждые две минуты. Это контрпродуктивно. Может быть, вы станете выдавать мне лимит на… десять промахов ежедневно? И извиняться я стану оптом, скажем, вечером, за превышение лимита. Посчитаем? Я забыл поздороваться, это ра-аз…

Против своей воли Ника хихикнула и обернулась.

— Если вы изволите надеть туфли, я сделаю так, что они будут вам точно по ноге.

Он опустился на пол и предложил ей туфельку, словно принц на картинке к сказке про Золушку. О, еще один сюжет, жаль, не в тему. Ника, опершись на затянутое в черный бархат плечо, скользнула ногой в широкую полупару.

— Вторую.

Теперь она чувствовала себя глупо, как будто вступила в кастрюли. Но стоило Миру огладить атлас туфелек, как они поджались и сели идеально.

— Это как в фильме «Назад в будущее», — восхитилась Ника. — Или там только шнурки сами завязывались? Не помню.

— Не могу знать, — мягко ответил Мир. — С вашего позволения…

Он легонько коснулся подола ее платья, и тот тоже немного подобрался, чтобы Нике было удобнее ступать.

— Это новые технологии? Или, если там был портал… то это волшебство?

Ника произнесла эти слова и затаила дыхание. В ее душе, в самой глубине, тайно жила маленькая девочка — именно она и привела Нику в кино, именно она вынашивала планы однажды заделаться писательницей или сценаристкой, но главным были не амбиции, а вера в чудеса, о которой нельзя никому говорить, чтобы не нарваться на насмешку или презрение.

— Это волшебство, — серьезно и даже буднично подтвердил Мир.

Ника всплеснула руками от восторга.

— Это то, что вы называете волшебством, — исправился ее собеседник. — Для меня это… умение. У меня есть полномочия и источники силы. Я умею это делать, и мне не требуется для этого особых усилий. В отличие от тех усилий, которые мне приходится прилагать, чтобы вести себя прилично хотя бы на минимальном уровне.

— Ничего, попрактикуетесь, и у вас будет получаться лучше, — прыснула Ника.

— Вы думаете? Благодарю вас за то, что после всего вы еще можете в меня как-то верить. Итак, Ника. Позвольте предложить вам руку и проводить вас к столу.

Ника повиновалась и положила руку ему на локоть, как дамы в костюмном кино. Они неторопливо, церемонно выдвинулись в сторону столовой.

— Который час? У нас будет завтрак, обед или ужин? Я вообще не ориентируюсь и понять не могу…

— Разумеется. Очередное упущение с моей стороны.

— Ну и…?

— Ужин.

— Отлично. Я выспалась на три дня вперед, и после ужина, наверное, мне предстоит… Ладно, неважно. Вы еще забыли представиться сами. Виола, правда, сказала, что вас зовут Мир, если я правильно ее поняла.

— Видите. Лимита в десять промахов в день нам явно будет мало. Может быть, сразу сторгуемся на двадцати?

— Я думаю, так много нам не понадобится: мы сейчас проясним основные моменты, привыкнем друг к другу, и нам станет проще общаться.

— Вы очень добры, Ника, — скорбно сказал хозяин. — Да, я Мир, и с этого нам и стоило начинать. А теперь мне, я полагаю, лучше помолчать, чтобы вы хотя бы поели нормально.

…Стол ломился от разнообразных блюд. Нос щекотали заманчивые ароматы, от которых текли слюнки: что-то остро-бодрящее вроде специй, мясо, сладкие запахи ягод. Мир отодвинул стул, приглашая Нику присесть, и она с наслаждением повиновалась. Сам он занял место напротив.

— Мы будем ужинать только вдвоем? — поинтересовалась она, комкая в пальцах льняную салфетку. — Виола…

— Виола обычно ест на кухне.

Мир взмахнул рукой, и за спиной Ники появилась тихая девушка: она аккуратно налила в стоящий перед гостьей бокал розоватую жидкость, от которой пахло малиной и смородиной, и сняла блестящую крышку с блюда, где исходило ароматным паром запеченное мясо.

— Виола ваша… служанка?

— Если переводить на ваши термины, наверное, она экономка. Она помогает поддерживать порядок в доме, и у нее на подхвате столько рук, сколько ей потребуется.

Хозяина обслуживал столь же деликатный юноша, его движения были настолько быстры и сноровисты, что совсем не бросались в глаза. Ника решила не обращать внимания на посторонних и сосредоточиться на Мире: у нее оставалось еще множество вопросов.

— Зачем вы вытащили меня сюда? — требовательно спросила она.

— Прошу вас поесть, — отвечал Мир, и на этот раз его голос прозвучал так, что ей совсем не захотелось спорить. — Разговор предстоит нелегкий.

Глава 8

Мясо таяло во рту. Хлеб был свежим, с хрустящей золотистой корочкой и мякишем, похожим на белоснежное облачко. Ника опасалась опьянеть, потому специально уточнила, чтó в бокале, — это оказался компот, и его вкус напомнил ей о беззаботной поре малолетства, когда набегаешься по огороду, по ослепительному солнцу, раскалишься, словно сковорода, а потом заскочишь в дощатый домик и залпом выпьешь целый стакан этого прохладного концентрата жаркого лета. Она даже прищурилась от счастья, смакуя вкус детства.

Мир наблюдал за ней благосклонно. Сам он ел очень мало и едва притронулся к своему бокалу, до краев наполненному неизвестной прозрачной жидкостью.

Наконец Ника насытилась. Это ощущение пришло внезапно: вот только что она жадно тянула к себе корзинку с хлебом и искала взглядом официантку, чтобы попросить еще компота, — и тут поняла, что не может больше осилить ни капельки, ни крошки.

— Все очень вкусно! — сообщила она служанке, тщетно пытаясь поймать ее взгляд. — Передайте, пожалуйста, повару! Поварам! Тем, кто готовил! Это божественно.

— Я рад, что нам удалось вам угодить, — меланхолично отозвался хозяин.

«Угодить!» Слово подтолкнуло воспоминание, требующее немедленно получить ответ хотя бы на один вопрос. Ника сняла с подола салфетку, свернула и пристроила ее на краю стола.

— Виола сказала, что вы хотели угодить Аните и, зная, что она пловчиха, заказали для нее это сине-голубое платье.

— Мы до конца вашего пребывания здесь будем говорить только об Аните? Я ни разу в жизни не встречал ее, не перебросился с нею и словом. Она не дорога моему сердцу. Я видел ее — далеко не напрямую, — рассматривая и оценивая перспективы. Она не видела меня никогда и не подозревает о моем существовании. Чего вам еще, Ника?

Ника нахмурилась и встала.

— Платье. Виола сказала, что это платье водяное. Это как вообще?

— А, это… Водное — было бы правильнее.

Мир поднял руку и щелкнул пальцами.

— Посмотрите на подол, если вам угодно.

Ника опустила глаза — и даже подпрыгнула от неожиданности. Между слоями полупрозрачной лазоревой ткани заскользили юркие красные рыбки, заколыхались длинные космы темно-зеленых водорослей и заблестели перламутровые ракушки.

— Ой! Никогда такого не видела! Даже в кино!

Ника подхватила подол и слегка растянула его, приподняв, чтобы получше разглядеть эту прелестную картину. Ей показалось, что вода плеснула ей на руки, а пара рыбок вдруг запрыгали по ковру, хватая ротиками воздух.

— Ой! — завопила Ника уже с совсем иным чувством. — Что я наделала!

Она стремительно присела и столь же стремительно выпрямилась, схватила со стола кувшин с прозрачной жидкостью — оставалось только надеяться, что это вода, раз налита в кувшин, — бухнулась на колени и, сложив ладонь ковшиком, стала ловить судорожно дергавшихся рыбок.

— Ника…

— Сейчас, я только…

— Ника, это иллюзия.

Мир снова щелкнул пальцами, и платье стало совсем обычным: сухим и теплым, ничего примечательного, только шершавые слои газа и искорки позолоченной нитки, искусно пропущенной между нитями синего цвета. Рыбок на ковре больше не было, и Ника, стоящая на коленях с кувшином, почувствовала себя очень глупо. Подняться в этом платье с пола грациозно, да еще с кувшином воды в руке, было просто невозможно, пришлось ставить кувшин на ковер и отталкиваться руками, распрощавшись с последней надеждой предстать перед хозяином дома красавицей.

— Простите, что расстроил вас, — привычно повинился Мир.

— Что вы! Я никогда не видела такой иллюзии, она настолько убедительна, что… Я, наверное, выглядела как дурочка, как ребенок, особенно когда понеслась спасать несуществующих рыбок! — От смущения Ника рассмеялась и, вернув кувшин на стол, снова села на место.

Кажется, она покраснела до корней волос. Сделаем вид, что это от жары. Ника снова приложилась к бокалу с компотом. Мир задумчиво смотрел на нее, поставив локти на стол, и под его взглядом ей сделалось неуютно.

— Почему вы заявили, что я никакая? — перешла она в наступление. — Да еще так, будто это комплимент! Вы хотели меня обидеть? Только не надо сейчас говорить, что просите прощения, — вы объясните! Может, я не настолько привлекательна, как Ани…

— Мы же договорились, что не будем постоянно припутывать Аниту. Она, как говорят простолюдины, уже, наверное, икает без продыху.

Ника прыснула и пролила компот.

— Ох. Видите, вот, это вы виноваты, — выговорила она Миру. — Объясняйте давайте, хватит юлить.

— Хорошо. — Мир поднялся и прошелся по комнате. — Если вы к этому готовы.

— Более чем, — огрызнулась Ника, промокая мокрый подол салфеткой.

Мир подошел ближе, наблюдая за ее усилиями. Потом положил руку ей на плечо — его ладонь оказалась неожиданно тяжелой, — и по ткани платья побежал крошечный уголек. Ника вскрикнула. Добравшись до мокрого пятна, уголек зашипел и исчез. Платье высохло, и следа не осталось.

— Я напугал вас, простите. Следовало предупредить, что я…

— Так, прекращайте извиняться. Я задала вопрос.

— Я слышал.

— Еще бы вы не слышали! Знаете, для человека, который заявил, будто мне нечего бояться в этом доме, вы ведете себя более чем странно. Судя по вашему поведению, вам есть что скрывать.

Мир склонил голову, соглашаясь.

— Есть. Но я не стану скрывать. Я обдумываю, как преподнести информацию, чтобы не напугать и не расстроить вас еще больше.

Глава 9

Ника сидела под его рукой ни жива ни мертва. Ей не хотелось, чтобы Мир убирал ладонь, о которой он, казалось, позабыл. Тяжесть на ее оголенном плече будто говорила, что он имеет право на этот жест, что он заявляет всем и каждому, кто готов слушать: Ника принадлежит ему.

Она совсем не знала Мира, его поведение представлялось ей противоречивым, и потому такие мысли пугали — но где-то в глубине, рядом с сердцем, от контакта с ним рождалась тихая и безмятежная радость: все идет ровно так, как должно быть.

— Постарайтесь сейчас не дергаться и воспринять мои слова спокойно.

— Я уже успела придумать миллиард самых разных опасных версий, так что вы в любом случае их не перебьете.

Нике было намного легче разговаривать с ним, когда они не встречались глазами.

— Прекрасно. Хорошо, что у вас развита фантазия. Не все люди могут этим похвастаться.

— Вы снова увиливаете.

— Да… Знаю. Смотрите. Вы уже поняли, что вы находитесь в другой вселенной, во вселенной, где присутствует то, что люди именуют волшебством. Вы восприняли это на удивление достойно.

Ника кивнула.

— Я занимаю в этой вселенной особое положение.

— Вы принц? Король?

Мир немного поразмыслил.

— Я служебная функция.

— Что?

— В нашей вселенной безгранично ярко проявляются все известные стихии.

— Что?!

— Государыня Ника…

Ника хлопнула вспотевшими ладонями по бедрам и отчаянно закивала:

— Простите, я молчу и слушаю.

— Стихии сталкиваются и могут повергнуть вселенную в хаос. Стихии по естественным причинам находятся в постоянном колебании, и, если одна из них случайным или неслучайным образом наберет бóльшую силу, вселенной грозит гибель. Чтобы этого не произошло, в нашей вселенной существует специальное приспособление, именуемое Хранителем Стихий.

— Это вы? — шепотом проговорила Ника.

— Это я. В настоящий момент. Временно. Как я уже сказал, это функция.

Мир убрал руку с ее плеча, и Ника едва не попросила его вернуть ладонь на место. Но это было совершенно неприлично, и она лишь обернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Вид у Мира был мрачным.

— Это что-то вроде должности, да? Как смотритель маяка. Живет на маяке, зажигает свет, чтобы корабли не сбились с пути.

Мир взглянул на нее с интересом.

— Я полагал, мне придется объяснять вам это долго. Да, отлично. Хорошая аналогия. Теперь следующий шаг. Мне пришла пора готовить себе преемника.

— А я тут при чем… Молчу, молчу, молчу.

— Государыня Ника, я уже говорил, но позвольте повторить, что вам не будет причинен никакой вред.

— Да я помню! — с досадой отозвалась Ника. — Вы просто в час по чайной ложке выдаете, нельзя же так, в самом деле. Чего вы хотите от меня? Для чего предназначали Аниту, о которой мы с вами договорились не упоминать? Почему между нами для вас нет никакой разницы, когда она налицо?

Мир кивнул своим мыслям.

— Дело в том, что эту… должность может занимать только такой же… скажем, человек, как я. Заняв этот… пост, я знаю, что примерно через тридцать, тридцать пять лет меня сместят.

— Тридцать лет на маяке — вполне достаточно, я считаю.

Его губы дрогнули.

— Достаточно, — согласился он. — Теперь трудный этап, Ника. По прибытии сюда мои остолопы засунули вас в зеркальный лабиринт, у вас взяли образец крови…

— Змея! Меня там укусила змея! Взяли образец крови?!

— Образец крови. Все для того, чтобы мы могли создать вашу копию.

Ника вскочила. Потом упала на стул.

— Да вы… Да я… — беспорядочно лепетала она, задыхаясь, не в силах подобрать нужные слова.

Температура в комнате заметно снизилась, повеял ветер.

— Это чтобы вам не было душно, — любезно пояснил Мир. — Страшное почти позади. Ваша копия воплотит мне ребенка. Вы вскоре вернетесь в свою вселенную, в свою жизнь, и совершенно забудете обо мне и о своем пребывании здесь. Вас никто не принудит делить со мной постель, вынашивать мой плод. Вы совершенно свободны во всех своих привязанностях, в выборе жизненного пути. Я верну вас в тот самый миг, когда вас выдернули из вашей вселенной. — Мир наклонился вперед, пронзая ее пылающим взглядом, выбивая из ее груди воздух. — Я прошу прощения. У меня лично и у нашей вселенной в целом нет иного выхода.

Он замолчал. Ника схватила салфетку и принялась ею обмахиваться, хотя ей было уже совсем не жарко. Бокал перед ней наполнился компотом будто сам собою: на сей раз она не заметила даже тени прислужницы. Хозяин ждал, давая ей возможность осмыслить полученную информацию.

— Вред, который мы причиняем вашей вселенной и вам лично, минимизирован, — добавил он после паузы. — Ваше тело страдает только тогда, когда берется образец крови. К сожалению, мне не удалось сделать это так, чтобы вы не испытали шока, и я еще раз прошу прощения. Все это… должно было выглядеть для вас совсем по-другому, поверьте.

Он отвернулся.

— Но вы не отпускаете меня прямо сейчас? — дрожащим голосом уточнила Ника.

— Нет. Вам придется задержаться здесь… примерно на три месяца по вашему исчислению времени. Это не отнимет ни минуты от вашей жизни в вашей вселенной.

— Да я там практически утонула! — возмутилась она.

— Да, но этого не произойдет. На этот раз вы быстро вынырнете. Анита тоже не пострадала. В каком-то смысле вы уже обе вынырнули, без сомнения.

— В каком-то смысле! — фыркнула Ника. — Надо же было додуматься!

Ее так выбили из колеи признания Мира, что она не могла понять, что чувствует. Гнев, запредельное изумление, страх? Восторг из-за того, что она наконец попала в сказку, где ей ничего не угрожает, — сказку с гарантией если не счастливого конца, то, по крайней мере, безопасного столкновения с чудесами?!

Не в силах справиться с собственными чувствами, Ника пошла по легкому пути.

— Вы все время уворачиваетесь от ответа! — ткнула она пальцем в сторону Мира. — Почему вы сказали, что я никакая?

При этих словах на его лице неожиданно засветилась мягкая, тихая улыбка, и Ника, опешив, осознала, что Мир улыбнулся ей впервые. Улыбка совершенно преобразила его сумрачные черты.

— Государыня Ника, — сказал он почти ласково. — Меня все время окружают и разрывают на части сильнейшие стихии. Я постоянно нахожусь на их пересечении и постоянно принужден выравнивать их воздействие. Вы совершенно не владеете магией, даже в зачаточном состоянии, и никакая стихия не владеет вашим сердцем, кроме чисто человеческих порывов. Простите мне это слово, в вашей вселенной оно, очевидно, оскорбительно. Простите мне это эгоистическое чувство.

Он снова подошел к ней ближе и даже взял за руку — Ника боялась спугнуть этот момент, эту светлую улыбку.

— Попробуйте понять… Блаженная тишина после оглушительного шума. Твердый берег после изнурительной борьбы с морской бурей. Я мог бы продолжать, но вы поймете. Никакая. Это честь и наслаждение для меня. Тем более острое, что продлится оно недолго.

…После ужина Мир галантно проводил Нику до дверей ее спальни, хотя заблудиться тут было невозможно. У дверей он снова поцеловал ей руку.

Ника была рада возможности остаться одной. Как она и говорила, она успела выспаться с запасом, так что теперь ей предстояло обдумать невероятные известия, которые на нее обрушились. А еще попробовать как-то освоиться с тем небывалым эффектом, который производил на нее хозяин дома — Хранитель Стихий, не больше не меньше.

— У меня еще тысяча вопросов, — предупредила она Мира.

Он кивнул. Казалось, когда он рассказал ей главное, гора свалилась с его плеч, и теперь он был готов на все, что она может запросить. Напряжение между ними никуда не делось, но оно неуловимо изменилось, и это тоже следовало осмыслить.

— Зачем я должна находиться здесь, если зеркала в лабиринте и кровь уже сыграли свою роль? И почему именно столько? И чем я буду заниматься? И почему книги в моей комнате все на незнакомом языке, однако я понимаю то, о чем говорите вы, и Виола, и Флоризель, а вы понимаете меня? Это тоже волшебство, да? И что если я не хочу забывать обо всем, когда попаду в свою вселенную?

— Не хотите? — Он удивленно поднял бровь.

Ника смущенно улыбнулась. Она еще никому не говорила о своей мечте, но, после того как Мир поведал ей свою тайну, ей подумалось, что будет только справедливо, если она поделится с ним.

— Я хотела бы сочинять истории, которые потом… покажут в кино. Как сказки, знаете?

Мир медленно покачал головой.

— Сказки? — И тут в его глазах полыхнула искорка, живо напомнившая Нике уголек, который высушил ее платье. — Вы хотите использовать историю моей вселенной как сказку для своей? И сделать на этом карьеру?

Ника слишком плохо знала Мира, чтобы толковать выражение его лица, а тем более его тон, который даже без учета произносимых слов мог вызывать у нее мурашки. Она потупилась.

— Я надеюсь, что не оскорблю этим вас, и, конечно, я укажу, как положено, что все персонажи вымышлены, все совпадения с реальными личностями — и вселенными — случайны, а имена изменены, и…

Мир прислонился к стене и вначале сдержанно усмехнулся, а потом в голос расхохотался.

— Клянусь всеми четырьмя стихиями, вы бесподобны, Ника.

Интерлюдия. Эвита

Золотоволосая девушка, сжимая в руках карту, внимательно оглядывала окрестности. Можно ли считать гору, на которую она взобралась, самой высокой? Эвите казалось, что да: простирающиеся внизу поля и леса и синеющее вдалеке море открывались ей, словно птице, парящей под облаками. Да и на карте было обозначено, что выше пика Дракона ничего не найти. Опять же — название. Названия раздавали предки, наверняка не с потолка их брали.

Что теперь?

На вершине царила тишина. Здесь было тяжело дышать. Почему-то обнаружилось множество божьих коровок, они врезались в грудь Эвиты, обтянутую мужским дублетом, лезли ей в лицо. Божьи коровки — существа безмозглые, их с посланием не отправить. Эвита высматривала кого-то посерьезнее. Голубя. Орлана. Чайку.

Неужели здесь ничего не предусмотрено для того, чтобы как-то связаться с тем, кто ей нужен?

У Эвиты подкосились ноги. Она проделала такой путь, чтобы — что? Чтобы об нее самоубились самые резвые божьи коровки?

— Эй! — крикнула она в отчаянии. — Выходи! Я пришла к тебе!

Ответом ей было молчание.

Отмахнувшись от назойливых насекомых, Эвита села на ближайший камень и вскинула голову, щурясь от слепящего солнца.

— Слушай! — проорала она. — Я пришла! И я не уйду!

Глава 10

Непривычная к слугам, Ника решила не дергать за шнурок и никого не звать — сама высвободилась из платья и, с удовольствием облачившись в ночную рубашку, влезла в кровать, растянулась под пуховыми одеялами. Небольшие светильники под потолком постепенно притушили свет, но все же его оставалось достаточно, чтобы Нике было комфортно.

Все, что с ней произошло, было невероятно, это просто не укладывалось в голове. Ника пыталась сосредоточиться, но мысли расплывались, утекали звонким ручейком, и, хотя она напоминала себе, что расслабляться не стоит: она одна в незнакомом краю, в чужой вселенной — не хухры-мухры! — все ее существо пело от радости. Отпуск там, где никто никогда еще не бывал! Приключения с гарантией безопасности! Магия без конца и без края, сосредоточенная в человеке, владеющем всеми стихиями сразу, — и нуждающемся в контакте с ней, никчемной, «никакой», ничем не отличающейся от других, но очень везучей девушкой! Целых три месяца чудес.

Хорошо бы получилось сторговаться, чтобы Мир не стирал ей память. Она обязательно все запомнит и потом воплотит на экране. Этот гипнотический голос, этот магнетический взгляд… А платье, которое вдруг превратилось в живую волну! Для воссоздания этого эффекта можно будет, наверное, подключить компьютерную анимацию.

Ника собралась было вести дневник и скрупулезно записывать все волшебное, что будет происходить с ней и вокруг нее, но вовремя сообразила, что записи вряд ли получится протащить с собой в ледяную воду заводи, куда она по глупости — или по зову этой вселенной — занырнула.

«Дурочка, дурочка! — шептал ей внутренний голос. — Этот маг выпьет тебя до донышка. Он уже начал отсасывать у тебя кровь. А может быть, ползучий гад впрыснул тебе какой-то яд, который отнимает у тебя рассудок и пьянит безо всякого вина, — и незачем подливать что-то в ягодный компот, если наркотик уже у тебя в кровотоке. Ты смотришь на хозяина влюбленными глазами, тебя приводит в восторг буквально все, что ты видишь. Но все это богатство, вся эта учтивость — такая же иллюзия, как и рыбки в подоле твоего платья. Сколько тебе лет, Ника, боже мой? Пора уже выйти из возраста сладких сказок на ночь!»

Ника села, обняла коленки. С внутренним голосом у нее издавна были сложные взаимоотношения. «Вечно тебе надо все портить, — обратилась она к нему. — Почему нельзя немного порадоваться? И какие у тебя будут конструктивные предложения, позволь узнать? Упор на слове „конструктивные“. Немедленно бежать? Раскрыть ставни, свить из простыней веревку и бежать в неизвестность очертя голову, хотя меня никто здесь не обижал — наоборот?»

Нет, бежать Ника, конечно, не собиралась. Но выглянуть в окно ей захотелось нестерпимо. Кляня себя, она слезла с кровати и подобралась к окну, потянула за ставни — ничего. Попробовала толкнуть их от себя — тоже ничего. Приникла глазом к щели, стараясь различить, что прячется за ними, однако увидела лишь непроглядную тьму. Неудивительно: сейчас в разгаре ночь. Ладно, завтра она ненавязчиво, как бы ненароком попросит Виолу помочь ей открыть окно: свежего воздуха, мол, не хватает, да и темно в комнате. Тогда и посмотрим.

Ника вновь забралась в постель и принялась перебирать, словно камешки четок, все яркие впечатления этого вечера. Естественно, все они были связаны с Миром. Он сказал, что преемник сменит его на посту через тридцать лет и что преемник будет его ребенком от… ее копии. Как загадочно устроена эта вселенная! Как это будет в переводе на реалии нашего мира? Они вырастят клон Ники? Или же это будет гомункул, как в книгах легендарных алхимиков, — некое подобие человека, выращенное искусственно с помощью заклинаний и настоящей крови?

Значит ли это, что самому Миру тридцать или двадцать девять лет? Похоже на то, хотя из-за низкого голоса он порой казался старше. Нет, может быть, он заступил на пост в тридцать лет, а наследником логично было бы обзаводиться не сразу, пообвыкнуться сначала на этом посту. Он сказал «тридцать, тридцать пять». Возможно, ему тридцать пять лет, если здесь вообще можно ориентироваться по нашему летоисчислению.

Значит ли это, что сам Мир рожден — или как он там сказал, воплощен — от копии земной женщины? И кем это делает его? Ника вспомнила, какую паузу он выдержал перед тем, как назвать себя человеком. Какая там была формулировка… «Эту должность может занимать только такой же… скажем, человек, как я». Ника содрогнулась. Радушный хозяин этого дома, приветствующий гостью и старающийся ей угодить, на самом деле вовсе не человек — кажется, это очевидно. Все-таки чудовище. Подделка под человека.

И в самом деле. Разве человек мог бы обладать такими способностями? Даже маги из сказок и фэнтези не могли вместить в себя силы сразу всех стихий. Для того, чтобы выдерживать такую нагрузку, необходимо быть сверхчеловеком. Если он усилием воли может понижать и повышать температуру в комнате, легко призывает сквозняк и, не притрагиваясь к кувшину, наполняет бокал компотом, то он, безусловно, не человек.

Ника сокрушенно вздохнула. Что ни говори, Мир очень ей понравился, и ей больно было сознавать, что у них нет совсем ничего общего. Ладно, если он использует ее в своих целях, она тоже без зазрения совести будет собирать крупицы правды этой вселенной и создавать из них сказку для своей.

Ника полагала, что после долгого отдыха днем будет переживать и размышлять всю ночь, но вскоре ее сморил сон — а снились черные глаза, в которых полыхал нездешний огонь, и больше ничего.

Глава 11

Ника проснулась бодрой и отдохнувшей, жаль, она понятия не имела, который час. Мир накануне признал, что отсутствие в комнате часов — его упущение, но не успел ничего исправить. Ставни на окне так же не поддавались усилиям Ники, и ей оставалось только освежиться и дернуть за пресловутый шнурок, вызывая служанок или любезную Виолу.

Дожидаясь помощницу, Ника нервно расхаживала по комнате. Тусклое освещение и невозможность понять, какое сейчас время суток, ее нервировали. Платье провело ночь на стуле и вроде бы не пострадало, но необходимость вновь наряжаться по-парадному и влезать в туфли на высоком каблуке раздражала. Радушные хозяева могли бы постирать Никины тряпки и вернуть их ей, она бы не отказалась от своих привычных джинсов!

— Доброе утро! — приветствовала гостью кругленькая Виола с лицом, напоминающим румяный колобок.

— Доброе утро, Виола, — отозвалась Ника и похлопала ладонью по голубому лифу. — Мне что, снова это платье надевать?

— Я подсоблю.

— Да, спасибо, конечно, но я привыкла к одежде попроще. На торжественный ужин оно подошло идеально, а теперь мне бы хотелось вернуть свою блузку и джинсы, если можно.

Виола развела руками.

— Думаю, это невозможно. Уж прости. Полагаю, хозяин от них избавился.

«Я обрету их снова в момент возвращения», — сказала себе Ника и не стала возмущаться, только кротко попросила:

— Нельзя ли тогда подобрать мне одежду поудобнее? Я не могу круглосуточно жить в вечернем платье, а от таких каблуков у меня затекают пальцы и стопы сводит. Если не предполагается, что я буду расхаживать повсюду босиком, я бы еще не отказалась от каких-нибудь кроссовок.

Виола воззрилась на туфли, потом на платье. Кажется, эта мысль даже не приходила ей в голову. Если уж женщина об этом не задумывалась, что пенять Миру? Но Ника все же не могла подавить досаду. Надо еще поинтересоваться, что, по мнению хозяина, ей следует делать все эти три месяца? Даже читать не получится! Выходить пожрать, а в остальное время смирно сидеть в темной комнате, где ни свет не включить, ни окно не открыть?

— Кстати, Виола, Мир обещал дать мне часы, чтобы я хотя бы понимала, который у нас час, а еще — вы не могли бы помочь мне открыть окно? Здесь очень темно и душно, я не привыкла к такой духоте. Пока нет часов, я бы хотя бы по солнцу ориентировалась! Но ставни будто застряли, и я…

— Нет! — категорически заявила Виола. — С окнами у нас не шутят. Окна открывать нельзя!

Ника так и села на кровать.

— Что? Тут так и будет неизменно темно и душно? Зачем окно, если его нельзя открыть? Мне хочется проветрить комнату!

— С этим вопросом только к Миру. Платье… Может, тоже сама поговоришь с хозяином? Надо ведь, чтобы ему по душе пришлось. Пока наденем это: завтрак уже стали собирать, когда ты звоночек дернула, так что в самый раз успеем.

Ника вынуждена была подчиниться. Она снова, как вчера, села перед зеркалом, гребень снова заскользил по ее волосам, но настроение у Ники портилось на глазах. Если вчера, несмотря на полное отсутствие определенности, ее переполняло радостное возбуждение, то сегодня ей хотелось надуть губы, словно капризному ребенку. «Вот так, — усмехнулась она про себя, — так люди и портятся! Ты уже считаешь, что имеешь право на всю эту роскошь, на слуг и на все готовенькое, скоро начнешь скандалы закатывать, что тебе посмели не то подать или не так взглянули».

— Ты что-то грустная сегодня, — заметила как бы ненароком Виола. — Не поладила с хозяином давеча?

Ника покачала головой.

— Мы прекрасно поладили. Просто осталось еще столько недоговоренного, что я… не грустная, я немножко озабоченная. Извините.

— Ну и хорошо, — с облегчением выдохнула Виола, заканчивая трудиться над прической. — Твоя роль тут такая важная, лучше б вы добром ладили.

Нахмурившись, Ника повернулась к ней.

— Важная? Судя по всему, что объяснил мне Мир, моя роль уже практически выполнена, мне ничего делать не нужно! Погостить здесь какое-то время, и не более. Он мне не все рассказал, да?

Виола успокаивающе замахала руками:

— Наверное, не все успел за один вечер, но, я уверена, все главное он тебе поведал, деточка! — Она доверительно склонилась к уху Ники: — Наследник нам нужен, понимаешь? Нужен!

— Но… этим буду заниматься не я! В смысле его рожать. И вынашивать. И беременеть. И с хозяином этим самым занима… Нет, не я же!

— Не ты, не ты.

Ника снова свалилась на табурет.

— А чем я здесь буду заниматься все это время? Может, помогать вам на кухне? — с надеждой спросила она у Виолы. — Узнаю какие-нибудь новые рецепты! А может, у вас и продукты какие-то другие есть, каких у нас не бывает.

Записи с собой не протащишь, но она постарается запомнить побольше всего диковинного!

— Вряд ли, — поджала губы Виола. — Не для того тебя Мир вытаскивал, чтобы ты картошку чистила.

— Картошка, значит, у вас есть! — возликовала Ника. — Ну ладно, картошку почистить я и дома успею, но мне наверняка можно просто сидеть на кухне, развлекать кухарку разговорами… Я хочу побольше узнать о вашей чудесной вселенной. И еще погулять, хотя бы по окрестностям, чтобы…

Виола аж попятилась.

— Это нельзя, — выпалила она.

— Что?

— Нельзя гулять по окрестностям.

— Это что, тюрьма? — вспылила Ника. — Почему нельзя? Нельзя выходить из дома и нельзя в окна смотреть? Три месяца тут сидеть на попе ровно?

Раздался короткий стук, и дверь распахнулась.

— Иди, Виола, — кивнул невозмутимый хозяин. — Дальше я сам.

Глава 12

Ника как раз дошла до нужной кондиции, чтобы предъявить Миру все претензии разом.

— Я не могу ходить на каблуках круглосуточно! — заявила она и для большей убедительности постучала туфлей о туалетный столик, как Никита Сергеевич Хрущев по трибуне. — И постоянно носить платье, которое я даже не могу самостоятельно надеть! Я не могу все время сидеть в полутемной комнате, без телефона, без книги, без ноутбука и интернета! Мне надо комнату проветрить! Мне самой хочется пройтись на свежем воздухе. Где мои обещанные часы? Я же тут не пленница, вы сами вчера говорили, что вы, в общем-то, нуждаетесь в моей… доброй воле!

Мир с любопытством наблюдал за этой эскападой и ничего не отвечал.

— Виола не хочет брать меня даже на кухню! И платье вы мне такое экстравагантное приготовили, чтобы я без вашего ведома из комнаты не могла выйти, да? Не пойду же я по дому мужчины в ночной рубашке, логично! А где мои шмотки? Виола считает, что вы от них избавились, а кто дал вам право? Может, мне дороги мои джинсы!

— Они были с дырками, — сдержанно сообщил Мир.

— Это специальные дырки! Они новые продаются с дырками! Это дизайнерские такие дырки, это мода такая у нас! Ничего вы не понимаете, а туда же! Считаете, что можете распоряжаться чужой жизнью.

Ника снова хлопнула туфлей о столик и уронила ее, вдруг остыв. Осела на табурет.

— Простите. Не знаю, что на меня нашло. — Она потерла рукой лоб. — Нет, я, конечно, хочу гулять и нормальную одежду, и окно открыть не откажусь, это необходимо, но вот нападать на вас никакой необходимости не было. Это… наверное, стресс накопился.

Мир поднял брови и, подумав, кивнул.

— Часы, — сказал он коротко и протянул ей тяжелый прибор, похожий на будильник. На циферблате теснилось множество разных шкал, но основная была хорошо знакома Нике: двенадцать отметин и две стрелки разной длины.

— Спасибо.

— Чтобы раздобыть привычный вам механизм, потребовалось некоторое время.

— Ну, с одеждой таких проблем, наверное, не будет, — с виноватой улыбкой предположила Ника. — Я совсем не капризна, мне подойдет самое простое платье, какие носят ваши служанки, а обувь вы так замечательно и легко подгоняете по ноге, что можно взять любую пару.

— Я распоряжусь.

— Книги. Книг на моем языке у вас, очевидно, нет.

Мир качнул головой.

— И интернета нет. Ну это понятно. Ладно, тогда бумагу и то, чем пишут, я хотя бы сама буду что-нибудь писать временами, чтобы не забыть буквы. Дневник! Стану вести дневник. Или сценарий сочинять.

— Будет.

Ника прошлась, чтобы успокоить нервы. Воздух вовсе не казался застоявшимся: с приходом Мира комнату словно прополоскал свежий ветер, однако вопрос с окном все же надо было решать. Ника на глазах у хозяина потянула за ставни. Мир молча подался вперед.

— Окно! — предъявила Ника. — Предположим, на ночь мы его закрываем. Но днем? Когда на улице солнце! Мне хочется дневного света, хочется воздуха! Неужели я слишком многого прошу? Откройте мне окно! Почему я тут будто замурована? Какой смысл в окне, если его будто бы и нет?

Мир неспешно подошел к ней, и Ника осеклась.

— У вас столько эмоций, — сказал он спокойно.

Она пристыженно опустила глаза.

— Окна в этом доме открываю только я, — продолжал он таким тоном, который делал бессмысленными любые протесты. — Виола пыталась это до вас донести, я полагаю.

— Виола ваша экономка, вы сами говорили. И даже ей нельзя тупо банально открыть окно?

— Нельзя.

— Что за ним?

Ника вдруг испугалась. Мир слегка улыбнулся, наблюдая за ее реакцией.

— Все что угодно.

Он тронул ставни рукой, будто собирался их открыть, но потом передумал. Сделал несколько шагов, выискивая, куда бы присесть, но хлипкий табурет у туалетного столика не вызвал у него доверия, а на незаправленную девичью постель садиться, конечно, было вовсе неприлично. Скрестив руки на груди, Мир привалился плечом к шкафу.

— Видите ли, Ника, вчера вы очень удачно сравнили мою должность с должностью смотрителя маяка. У него есть определенные обязанности, а еще у места его пребывания имеются некоторые особенности. Вообразите маяк, который стоит посреди бушующего моря. Представили себе эту картинку?

Ника смиренно кивнула.

— А выше бушующего моря вообразите бушующий воздух. Под маяком дорисуйте бушующую землю. И раскрасьте все это красками бушующего огня. — Мир глубоко вздохнул. — В этой башне вы можете поселить прекрасную принцессу, которую заточил там злой дракон: в вашей вселенной любят подобные сказки. Пускай она живет на самом верху. Теперь скажите мне сами, насколько разумно принцессе по своей воле открывать окна в такой башне?

Ника снова закивала, осознавая, что совсем не знакома с правилами и условиями среды, куда ее занесло.

— Но, если есть окно… — жалобно мяукнула она.

— Я подумал, что существу из вашей вселенной будет приятно видеть такой антураж. Только и всего.

Потупившись, Ника нервно облизнула губы.

— Вы никогда не смотрите в окно, просто так, для удовольствия? — уточнила она. — Это у вас совсем не принято? За окном нет никакого… сада, где вы могли бы прогуляться? Вы вообще из этого дома выходите хоть когда-нибудь, Мир?

Она впервые решилась назвать его так, и его имя отозвалось у нее в груди странной дрожью.

Его лицо было невеселым.

— О, я-то выхожу, — сказал он. — Я пытался объяснить вам, что, пока я занимаю этот пост, я наделен силой всех стихий одновременно. Это и броня, и… пусть будет магия. Я не горю в огне, не могу утонуть, не могу задохнуться, если вокруг меня окажется безвоздушное пространство. Это весьма удобно.

— Удобно! — Ника всплеснула руками. — Удобно, наверное. Но что это за мир… я хотела сказать, простите, что это за вселенная? Тут совсем нет людей, кроме ваших слуг? Откуда вы их взяли, тоже притащили из нашей вселенной временно послужить вам, а потом вернете? Кто выстроил эту башню, этот ваш треклятый маяк?

Мир склонил голову.

— Выстроили ее мои далекие предки, а что до остального… Позвольте предложить вам руку, нас давно ждет завтрак. Я отвечу на ваши вопросы за столом. Только давайте договоримся, государыня Ника: вы не будете пытаться открыть ни одно окно без меня… — Он дождался ее торопливого кивка. — И не будете пытаться покинуть этот дом. Без меня. Это грозит для вас смертельной опасностью — да что там опасностью, это грозит вам мучительной смертью, без вариантов.

Ника поперхнулась.

— Договорились.

Глава 13

И вновь Ника положила свою дрожащую руку на каменный локоть хозяина. Мир повел ее по лестнице, в уже знакомую столовую. Роскошь убранства сегодня казалась гостье подавляющей и удушливой, и ее настроение не укрылось от Мира.

— Три месяца, Ника, — напомнил он ей с горькой улыбкой, занимая место напротив нее за столом. — Три месяца, которые даже не будут вычтены из дней вашей жизни, да будут они долгими и счастливыми.

Она сокрушенно вздохнула. Три месяца взаперти со всеми удобствами и на всем готовом — что ж, не самая страшная перспектива! Отчего же ей так хочется безрассудно бежать?

— Я… привыкну к этой мысли, — заверила она Мира. — Все произошло слишком быстро, и мой мозг просто не успевает за — за эмоциями, которых, как вы верно заметили, у меня довольно много. Я устроюсь поудобнее, в ситцевом платье, в каких-нибудь старомодных башмаках, и попробую написать роман. Да! Почему бы и нет? Что еще делать, если до домашних забот вы меня не допускаете!

Мир хмыкнул.

— В этом нет необходимости.

— Да, я напишу роман, — решила Ника. — Ну и что, что я не смогу утащить его с собой в мою вселенную, — он сложится у меня в голове, и я сумею вновь изложить этот текст, когда доберусь до ноутбука. И переделать его в сценарий будет проще простого. Я воображу, что мы с вами живем в девятнадцатом веке. А лучше в восемнадцатом. Глухая деревня, никаких развлечений, кругом сиволапые mujiki, так что барышне лучше не покидать усадьбы. Светские беседы за обеденным столом, ранний подъем и ранний отход ко сну, разве что музицирование…

— Что? — осведомился Мир.

— Музицирование. Ну, я немножко умею играть на гитаре и на пианино. — Ника показала, как перебирает пальцами по воображаемым струнам, пробежалась по воображаемым клавишам. — Музыка. Как убивали время дворяне на Руси, когда магнитофонов и телевизоров у них не было, и даже граммофоны…

— Что? — повторил Мир.

Ника никак не могла истолковать выражение его лица. Оно застыло, словно маска, словно она говорила что-то, о чем и помыслить было нельзя, изрыгала непристойности, которые примерный хозяин изо всех сил старается не заметить и спустить дело на тормозах. Ника осеклась.

— Я сказала что-то не то? — испуганно предположила она. — В вашей вселенной нет музыки? Или в этом доме нельзя о ней упоминать?

Мир молчал, его грудь размеренно вздымалась и опускалась. Он рассеянно скользил взглядом по блюдам, расставленным по столу. Не дождавшись ответа, Ника налила себе чаю и вытащила из вазы красное яблоко. Служанок или слуг сегодня было не видать.

Наконец Мир кивнул своим мыслям и снова вернулся к гостье.

— Этот дом, — заговорил он, — тих и покоен. Наверное, вы слышали когда-нибудь о таком понятии, как «глаз бури», «або офо»? В нашей вселенной проживает, разумеется, множество существ. Иначе не было бы никакого смысла в том, чтобы поддерживать установленный порядок и противостоять хаосу, не так ли? У нас принято называть людьми только ваших соплеменников, Ника, или таких, как вы. Жители нашей вселенной, по большей части, не являются людьми. Это существа, имеющие отношение к одной из стихий, либо перекидыши, которые, разумеется, также относятся к одной, двум или трем стихиям — как повезет. Именно они населяют всю мою вселенную. Так получилось, что хранителями стихий выступают представители моего рода. Как я уже упоминал, до меня эту должность занимал мой отец, после ее займет мой сын. Наследники появляются благодаря тому, что мы приглашаем, или похищаем, если угодно, девушек из другой вселенной. Временно! — Он поднял кверху указательный палец. — Потом девушки нетронутыми возвращаются к себе и забывают о нас, однако мы успеваем получить от них то, что нам необходимо. Так устроена наша вселенная. Я не знаю почему и не располагаю полномочиями как-то влиять на ее устройство.

— Ну это понятно, — опешив, отозвалась Ника.

— Хорошо, что это понятно. Существа, которых я буду для краткости называть стихийниками, бывают очень разными. Представления о том, какими они бывают, получили отражение в мифологии вашей вселенной, поэтому вам будет не слишком сложно их вообразить. Это существа воздушной природы, огненные духи и так далее. Иногда они смешиваются, и могут даже смешиваться с перекидышами, что случается не слишком часто, но чаще всего союзы заключаются в рамках одной стихии, что вполне разумно и целесообразно. Впрочем, чем дальше от моей — скажем так — башни, тем менее выражены проявления стихий, тем больше образуется смешанных пар. Если кровь сильно разбавлена, то наши чудесные существа могут не слишком сильно отличаться по виду и по магическому потенциалу от обитателей вашей вселенной. Это и будут люди.

— Да, логично, — согласилась Ника. — Я только не очень поняла, почему вы так отреагировали на мое невинное упоминание о музыке, — у вас нет музыкальных инструментов? Может быть, вы используете музыку как оружие, или совсем незнакомы с таким понятием, или… Не знаю, что и подумать.

Мир тоже взял яблоко и растерянно повертел его в руке, словно забыв, что с ним принято делать.

— Музыка встречается у сильфов и перекидышей, у избранных стихий. У людей больше. Иным стихийникам бывает сложно представить, как можно в среде их обитания воспроизводить, э-э, гармоничную последовательность звуков. Однако, если говорить о краях, отдаленных от моей «башни», о краях, населенных теми, чья кровь сильно разбавлена, там музыка гораздо более распространена. Когда я… — Мир на мгновение осекся. — Когда я путешествовал там, я слышал разные мелодии и звуки разных инструментов. Поверьте.

У Ники не было никаких причин не верить Миру, тем более когда речь шла о таких отвлеченных материях, как музыка, но разговор ничего ей не прояснил. Докапываться она не решилась: и так вела себя непозволительно грубо с самого утра.

Глава 14

После завтрака Мир заверил Нику, что в обязательном порядке отдаст распоряжения насчет удобной одежды и обуви для своей гостьи, а потом, извинившись, сослался на дела и удалился. Он разрешил ей побродить по тому этажу, где располагалась столовая, и даже заходить во все помещения, которые окажутся не запертыми, но вновь предостерег насчет окон.

Ника продвигалась вперед, как любопытная кошка: медленно, осторожно и с горящими глазами. Туфли она решила нести в руке. Отблеск, который почудился ей в отдалении, когда они стояли у подножия лестницы, объяснялся не переливами света на рыцарских доспехах, как она напридумывала себе, а бликами на воде. Да-да, у Мира в покоях обнаружился самый натуральный — искусственный — водопад! Ника присела на удобную скамеечку, притулившуюся у ближайшей стены, и стала любоваться стекающей вниз водой. Тихое журчание навевало приятные мысли. Наверное, Мир тоже любит посидеть вот так, поразмыслить о своих заботах… Подойдя ближе, Ника сунула ладонь в фонтан. Между пальцев проскочила переливчатая рыбка. Или это тоже иллюзия?

Воздух был насыщен влагой, и дышалось здесь легко. Отдохнув немного, Ника двинулась дальше, гадая, какие еще чудеса ей встретятся. Водопад так ее порадовал, что она стала напевать себе под нос: «Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра!»

Деревянная дверь, украшенная резьбой, легко поддалась, и Ника очутилась в зимнем саду или в оранжерее. В первый момент ей даже показалось, что это действительно рощица: пола здесь не было, босые ноги мягко ступали по малахитово-зеленому мху, а ветки неизвестных деревьев качались от ветра, которого здесь быть не могло. Подняв голову, Ника убедилась в этом: вместо голубого или хотя бы пасмурного неба над деревьями раскинулся непрозрачный купол молочного цвета. Разумеется, как говорит Мир. Напрямую контактировать со стихиями было бы слишком опасно. Однако сам дом нравился Нике все больше! Ее не заставят сидеть в уединенной комнате, тут вполне есть где прошвырнуться, и, хотя пока она никого здесь не встретила, возможно, ей удастся найти себе и собеседников помимо всесильного, но такого недоступного хозяина — Хранителя Стихий.

— Как будто два крыла природа мне дала! Пришла моя пора! — пропела Ника, закружившись от восторга. — Я не пойму, что вдруг со мною стало! Тревоги все умчались прочь!

На этом она прикусила язык: дальше в песенке шло про то, что танцевать ей хочется только из-за таинственного героя, а так далеко Ника заходить не рисковала. Ей же ясно растолковали все правила игры: три месяца, и все, никто никого даже не вспомнит. Мир увернулся от ответа, когда она попросила его не стирать ей память. Надо будет все же вернуться к этому вопросу!

Побродив немного между деревьев, Ника поняла, что ее все так же распирает желание петь и плясать, и вздумала переключиться на отечественные песни.

— А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер! — выдала она и вздрогнула: ей померещилось какое-то движение в цветущих кустах, похожих на рододендрон.

Она замолчала, хлопая ресницами. Стыдно, что кто-то подслушивает, когда она беззастенчиво изливает душу, и вместе с тем боязно — кто знает, с кем можно столкнуться в этой неземной рощице. Может быть, это садовник. А может быть, Миру не нужен никакой садовник, раз он сам легко управляется со всеми стихиями. Нет, ей не показалось: кусты точно шевелятся, и в них кто-то прячется. Эх, какую песню испортили!

— Кхе-кхе, — демонстративно прокашлялась Ника. — Здравствуйте!

Вряд ли кто-то причинит ей вред, ведь она здесь не просто гостья, у нее особый статус! Можно даже сказать, что она невеста хозяина. С натяжкой, конечно. С натяжкой.

Из кустов показался подросток — паренек лет пятнадцати-шестнадцати, на вид самый обычный, в просторной светлой рубахе и таких же штанах. Из примечательных черт она могла назвать лишь огненно-рыжие волосы и яркие черные глаза.

— Здравствуйте, — сказал он сурово, как это порой получается у подростков, когда они изо всех сил стараются не стесняться.

Ника обрадовалась: есть контакт!

— Меня зовут Ника, — сообщила она. — А ты тут за деревьями ухаживаешь, наверное? Я к хозяину… приехала в гости.

— Все знают, кто вы, — пробасил подросток. — Государыня Ника.

— Да? — удивилась она. — А кто это «все»? А ты кто?

Н-да, с ее манерами в этом доме явно творилось что-то неладное. Но парень не обиделся — однако и не отвечать не стал.

— Вы пели, — напомнил он, его голос сделался мечтательным.

— Да, — смутилась Ника.

Друзья обычно заверяли ее, что она поет неплохо, но она никогда не брала занятий, а сейчас даже не старалась, пела для себя, не рассчитывая, что кто-то услышит. Если подумать, выбранные ею вещи трудно было назвать легкими для исполнения. Наверное, она где-то сфальшивила.

А нечего было подслушивать! Его сюда никто не звал, между прочим. Ника подбоченилась.

— Ветер, — повторил парнишка. — Ве-се-лый ве-тер, ве-се-лый ве-тер!

Он довольно точно воспроизвел мелодию, вот только вышло у него почему-то печально. Ника показала ему большой палец.

— Как будто два крыла природа мне дала, — во весь голос пропел мальчик.

— Ты молодец. У тебя абсолютный слух.

Парень медленно кивнул.

— Как будто два крыла, — сказал он, уже не пытаясь петь. — Веселый ветер. А вот платье у вас водяное. Не воздушное. Вы же могли и воздушное попросить, если вам больше нравится. Оно тоже было бы голубым. Только намного легче этого.

Глава 15

В первое мгновение Ника не нашлась, что ответить. Она никогда в жизни не заказывала платьев из соображений ведущей стихии. «Водная» природа платья казалась ей шуткой, забавой, фокусом мастера иллюзий — Хранителя Стихий.

— Хм, воздушное платье… Наверное, у него может сам собою развеваться подол, это может обернуться конфузом, — подумала она вслух.

Мальчишка заржал.

— Вы классная, — сказал он потом.

Нике было неожиданно приятно это услышать. Наверное, в чужой вселенной, где все кажется таким шатким и ненадежным, особенно нуждаешься в дружеском участии.

— Спасибо, ты тоже, — искренне ответила она.

— Но вы не воздушная, — вернулся к теме парень. — Вы не воздушная, хотя и поете, да всё об этом. Вы никакая.

— Верно, — согласилась Ника: она уже научилась не обижаться на правду, а здесь это было объективным фактом, ничего личного.

Ее собеседник отвернулся и неспешно побрел по тропинке; она последовала за ним, гадая, кто же он и как еще об этом спросить, если первые вопросы он проигнорировал.

— Я тоже хочу петь, — сказал он тихо.

— Пой! Это легко. Тем более у тебя есть слух. И голос, кажется, тоже. У тебя он сейчас ломается, наверное… Впрочем… Ты же не человек.

— Нет, я не людь, — признал он. — Людь здесь только вы.

Еще лучше, мысленно закатила она глаза. Людь! Чего только не придумают.

— Я хотела сказать, что у человеческих мальчиков в подростковом возрасте ломается голос. Когда они маленькие, они говорят примерно так же, как девочки: пищат. А примерно в твоем возрасте голос садится и постепенно становится мужским. Я слышала, в это время опасно давать голосу повышенную нагрузку, например, петь может быть вредно. Надо перетерпеть.

— И вы туда же? — мрачно буркнул парень.

— Куда же? Я просто объясняю, как это все устроено у нас. Как у вас, я понятия не имею. Вот ты стихийник или перекидыш? — поинтересовалась Ника и похвалила себя за то, как ловко снова ввернула этот вопрос.

Он взглянул на нее удивленно, даже засмеялся.

— Ах да, — протянул он, — ведь государыня Ника не разбирается!

— Вообще не разбираюсь, — честно признала она, — никого из вас в жизни не видела! И выглядишь ты — прости, конечно, если что — как самый обычный людь.

— Ну да. Естественно. Мы же в доме Хранителя Стихий. Здесь запрещено иное обличье.

Паренек снова замолчал, а Ника расстроилась. Она так надеялась посмотреть на сильфид, русалок, дриад и — кто там еще бывает? Эх, плохо без интернета. Так что, она все три месяца будет любоваться только на подобия людей?

Между деревьев впереди прошмыгнула серая кошка. На мгновение затаилась, швыряя хвост вправо-влево, глядя на парочку круглыми желтыми глазами, и скрылась из виду.

— Кошка! — вскрикнула Ника. — Ой, мы говорили только про стихийников и каких-то перекидышей, я и забыла спросить, есть ли здесь обычные животные. Тут такие же кошки, как у нас!

Подросток вскинул брови и стал кого-то подозрительно напоминать. Эти черные глаза…

— Постой, — нахмурилась Ника. — Ты не отвечаешь, кто ты. Но ты очень похож на Хранителя Стихий! В смысле — ты не хранитель, понятно, но ты похож на Мира, вот.

Парень вытянул губы трубочкой и просвистел какую-то музыкальную фразу, незнакомую Нике. Потом решился: развернулся к ней и отвесил шутовской поклон.

— Верно, государыня Ника. Мир мой отец.

Ника растерялась, даже невольно попятилась.

— Он… сказал, что ему нужен наследник, чтобы…

— Ему нужен наследник, который станет Хранителем Стихий, все верно. Я же не могу занять этот трон: возникнет перекос. Понимаете, о чем я? Моя мать стихийница, огневушка. Какой из меня хранитель?

Ника прикусила губу. Сомнений в правдивости подростка у нее не возникло, но известие о том, что у Мира уже есть по крайней мере один ребенок, почему-то лишило ее душевного равновесия. Она успела нарисовать себе образ мужчины, заточенного в башне, — вроде той сказочной принцессы, о которой он сам упоминал, — обреченного на одиночество и на продолжение рода исключительно путем обращения к существу из иной вселенной, ни больше ни меньше. А оказывается, все совсем не так просто.

— Мир был женат на твоей матери? — глупо переспросила она.

Парень дернул головой.

— Нет, зачем ему это.

— Прости. Он жил с твоей мамой, да? Может, и сейчас живет?

«А я?..» — вдруг заныло сердце. Да с чего бы?!

Она до боли закусила щеку изнутри, чтобы привести себя в чувство. Три месяца, государыня Ника, три месяца, которые нисколько не сократят вашу жизнь и нисколько не обременят вашу память. Мир не попросит вас делить с ним постель: он же все тебе сказал напрямую, дура, ты нужна ему как функция, ему глубоко все равно, ты это, Анита или какая-нибудь Марьиванна.

— Нет, — сказал парень, внимательно разглядывая ее лицо. — Нет, знаете, теперь не живет. Огневушки весьма изменчивы. Но откуда вам это знать…

Ника развернулась и зашагала назад: тут недолго заблудиться, тропинки переплетаются, сам черт ногу сломит. Мир и словом не обмолвился о том, что у него уже есть дети. Он не считает ее достойной доверия, это понятно.

— А ты обитаешь в этом доме? — бросила она на ходу.

— Я? В этом доме никто не обитает, государыня Ника, я хочу сказать, никто из стихийников, и даже такое существо, как я, в котором лишь половина огневой крови, тут не приветствуется.

«Вот как! Он не хочет видеть своего сына?» Настроение у Ники стремительно портилось.

— Я навещаю отца, временами. — Парень будто ответил на ее мысли. — Мы видимся. Кровь стихийника в любом случае сильнее, чем дикая мешанина из разных сил, рвущих тело и душу в противоположные стороны, как вам кажется?

— Я полагаю, да. Так значит, ты живешь с мамой.

— Мама — чистый огонь, она может обретаться даже неподалеку от этого мертвенного Глаза Урагана, как мы называем пристанище отца. Я так не могу.

— Да, Мир пытался объяснить мне, что здесь тихо, однако кругом бушуют стихии. И что чем дальше отсюда, тем больше среди населения тех, в ком стихии не так сильны.

— Именно, — с насмешливым энтузиазмом подтвердил парень. — Таким образом, вы сами пришли к этому выводу: породив меня, мои драгоценные родители оба не жаждут меня видеть или воспитывать. Земляные в таких случаях говорят: «расту как трава», но я не земляной, и мне сказать нечего.

Глава 16

Какое-то время они шли рядом молча. Ника, как и подозревала, потеряла направление, и парень помог ей найти нужную тропинку. Когда в поле зрения показалась дверь с резьбой, Ника бросила туфли на землю и, опершись на руку своего спутника, обулась. А потом решилась — повернулась к мальчику и посмотрела в его жгуче-черные глаза.

— Как тебя зовут?

— Огнедар, обычно Дар. Дар — бессмысленный и никому не нужный, непрошеный, нежданный и негаданный. — Он улыбнулся, и в его улыбке Ника тоже увидела отражение знакомой горькой усмешки Мира.

— Дар, давай с тобой дружить. — Она положила руку ему на запястье. — Я здесь ненадолго, всего на три месяца. Ты тоже тут набегами, как ты сам мне сказал. Но мне будет приятно с тобой болтать. Я могу рассказывать тебе о своей вселенной, если захочешь, а ты мне расскажешь о том, как тут все устроено у вас. Правда, Мир не обещал сохранить мне память, но мне все же очень интересно! И, знаешь, я думаю, мы с тобой вполне можем прятаться здесь, в оранжерее, и что-нибудь петь. Если ты не будешь перенапрягать голосовой аппарат и не станешь петь слишком громко, это, наверное, не принесет вреда.

Парень стоял, опустив голову, не сводя глаз с ее пальцев. Опомнившись, Ника отняла руку. Дар не торопился с ответом.

— Если ты не хочешь…

— Государыня Ника, — вежливо проговорил он. — От таких предложений не отказываются, они поступают раз в жизни, да и то не каждому.

— Ты боишься, что отец будет против? Я попрошу его, и он, наверное, не станет спорить. Или лучше мы ему ничего не скажем? Он вечно занят, может, и не заметит, что мы иногда проводим время вместе.

— О, ему скажут, — покачал головой Дар. — Ему уже донесли, я уверен.

— Ну… ладно! Давай тогда подойдем к нему вдвоем. Нет никакой причины заставлять меня целыми днями молчать, правда? Неужели я не могу общаться ни с кем, кроме хозяина дома? Это было бы нелепо. А ты, ты его сын, и, разумеется…

— Разумеется, — иронически протянул мальчик и хохотнул.