Бесплатный фрагмент - Нереальная реальность

Пролог

Начало двадцатого века. Новые надежды и планы на будущее, в том числе и для Стрепковых. Великая купеческая семья, уходила своими корнями еще ко времени Ярослава Мудрого. Последние годы их основным доходом являлась прибыль, получаемая от знаменитого конезавода, что находился на территории Воронежской губернии. Об успехе предприятия говорило то, что его рысаки успешно продавались в Европу и даже в Североамериканские штаты.

В состав семьи к 1916 году, входили: Глеб Георгиевич Стрепков — глава семейства, сорока трех летний продолжатель рода, муж и отец, а также успешный торговый деятель; Анна Георгиевна Стрепкова — жена Глеба Георгиевича, сорока лет, мать троих детей; Владимир Глебович Стрепков — старший сын, гордость семьи, студент, двадцати лет отроду, гениальный математик, которому пророчили великое будущее в научном поприще; Анна Глебовна Стрепкова — младшая дочь — десяти лет от роду; Станислав Глебович Стрепков — сын, двенадцати лет отроду.

В ту очень не простую пору — 1916 год, Европа раздираемая войной, просила помощи у России, которая, несмотря на некоторые успехи по фронтам, терпела одно поражение за другим, неся огромные людские потери. Эта война не обошла стороной семью Стрепковых. Отец Глеба Георгиевича, штабс-капитан, шестидесяти двух лет отроду, который, несмотря ни на какие уговоры родных, пошел на фронт, погиб в Галиции.

Так, что их семья, как и тысячи других по всей империи ощутила на себе всю тяжесть и бессмысленность войны. А вот у конезавода благодаря войне дела становились даже лучше, ибо армия нуждалась в кавалерии, поэтому, заказы росли с каждым новым месяцем. Старший сын блистал: в самом начале года, он с успехом опубликовал свою первую работу по математике — собственные соображения и теории, которые были приняты на бис. Даже маститым профессорам, и тем не оставалось ничего, как аплодировать молодому гению. В целом, год одна тысяча девятьсот шестнадцатый выдался противоречивым для Стрепковых, но с множеством светлых моментов.

Весьма многообещающе начался и новый, одна тысяча девятьсот семнадцатый. Глеб Георгиевич готовился к заключению крупного контракта с Канадской Торговой Корпорацией, на поставку лошадей, чем непременно бы поднял свое производство на совершенно новый уровень. Однако судьба, как водится, внесла свои коррективы. Грянул февраль 1917. 23 числа в Петрограде стихийно начались антивоенные митинги, вызванные нехваткой продовольствия в столице, некоторые перешли в массовые стачки и демонстрации, стычки с казаками и полицией. Уже 27 февраля всеобщая забастовка переросла в вооруженное восстание, начался массовый переход войск на сторону бунтовщиков, которые заняли важнейшие пункты города, правительственные здания. Образован Совет рабочих и солдатских депутатов, одновременно создан Временный комитет Государственной думы, который сформировал правительство. 2 (15) марта Николай II отрекся от престола. 1 марта новая власть была установлена в Москве, в течение марта — по всей стране.

Власть сменилась, царизм рухнул, а вместе с ним — и всякие надежды на заключение контракта с канадцами. Под угрозой оказалась сама деятельность завода и безопасность его имущества. Сразу после формирования временного правительства, Глеб Георгиевич поспешил заключить контракт с ним, и официально зарегистрировался, получив разрешение на продолжение дальнейшей деятельности.

Это, конечно правильно, но ущерб его делам уже был нанесен, и с этим ничего не поделать. Да и рабочие стали вести себя по-другому. Начали халатно относиться к своим обязанностям, обленились, а потом и вовсе, потребовали сократить рабочий день, чуть ли на одну треть. Глебу Стрепкову ничего не оставалось, как подчиниться. Да и как иначе? В стране, не работали законы, любая взбунтовавшаяся кучка, могла, например, испортить что-нибудь, а то и спалить завод полностью. Мрак.

В атмосфере страха пребывала вся семья Стрепковых почти весь год, если не считать начала, когда сохранялись надежды лучшего. Единственным спокойным и оптимистичным человеком оставался старший сын — Владимир Глебович Стрепков. Для людей науки не существовало ни революций, ни войн. По этой причине занятия в Петроградском Университете не прекращались. И Володя занимался очередными своими соискательскими проектами. Молодой человек верил в бога, не смотря на то, что в кругу его сверстников нарастало число атеистов и нигилистов.

Каждый день, отправляясь на занятия, его стройная высокая фигура с безупречной осанкой, говорила о том, что не все еще потеряно для страны. Образование и умная молодежь, готовая прийти на смену старому поколению и двигать страну вперед, еще оставалась в залитой кровью стране. Его добродушная улыбка озаряла все вокруг, словно электрическая лампочка, вселяя надежду во всех, кто был рядом.

А между тем, приближался новый виток жизни семьи — приближался октябрь 1917 года…

Глава первая. В которой начинается ад

Пробираясь по обезлюдевшему Петровскому проспекту, что в этот полуденный час было почти невозможно, Владимир Глебович, то и дело озирался. Оно и понятно, что-то странное творилось в городе, вчера ночью. Двадцать четвертого октября, по всему городу слышались выстрелы, ор, пьяные крики. А сегодня начали ходить одновременно нелепые и пугающие слухи, о том, что якобы вооруженными рабочими, солдатами Петроградского гарнизона и матросами Балтийского флота был захвачен Зимний дворец и арестовано Временное правительство.

Даже занятия в Университете приостановили из-за этих слухов. Чертовщина какая-то. Вот и сейчас, озираясь по сторонам, лишь бы не нарваться на группу рабочих или матросов, которые в последнее время не подчинялись никому, Владимир Глебович пробирался к себе домой, вернее в один из домов, в котором жили его родители. Естественно, из-за бунтов пролетариата, и недовольств в обществе, его студенческий мундир был спрятан под серым пальто, которое не отличало его от других петроградцев. На голову был надет серый картуз, который придавал ему вид скорее, какого-то бандита, чем математика, которым он являлся. Большой, трехэтажный особняк располагался на Васильевском острове, Волховском переулке.

Миновав мост, который к великой радости молодого человека, тоже оказался пуст (раньше на мостах устанавливались баррикады, так одна враждующая сторона отрезала пути другой), он оказался на Набережной Макарова. Отсюда до нужного переулка было рукой подать. Но, безусловно, он не пошел, а побежал, решив не искушать судьбу. Преодолев расстояние до дома, в пять минут, он оказался у большого, светло-синего трехэтажного здания. То, что он увидел, заставило его сердце сжаться.

Стекла во многих окнах были выбиты, входная дверь — выворочена, она лежала в нескольких метрах от входа прямо на дороге. И повсюду царило безмолвие, как внутри дома, так и около него. Сейчас оно было для студента гораздо ужаснее криков и воплей, которые он мог бы услышать, если бы пришел раньше.

Постояв несколько минут, в оцепенении смотря на картину ужаса и хаоса, математик, сделав над собой усилие, пришел в себя. Опомнившись, он смог таки войти. Оказавшись на первом этаже, он споткнулся обо что-то и рухнул на паркетный пол. Удар оказался неожиданно сильным, но не чувствуя от волнения боли, Володя поднялся на ноги. Посмотрев назад, он обнаружил, что споткнулся о чье-то бездыханное тело. Пересилив себя вторично, он подошел к трупу, и перевернул его.

Это оказался их дворецкий — Альберт, настоящий англичанин, который проработал у семьи Стрепковых больше десяти лет. Его черный строгий костюм заляпан кровью, а во лбу чернело пулевое отверстие.

Отпрянув от покойного, Владимир Глебович, остановился в нескольких шагах. Из глаз гениального математика потекли слезы. «Будь прокляты бунтовщики и их вожди!»: в гневе думал он.

Но нельзя было терять времени, те, кто учинил такой погром, могли снова вернуться. Нужно обыскать весь дом. Сначала медленно, потом, ускорив шаг, студент побежал вверх по лестнице, на второй этаж. Обойдя его, все восемь комнат второго этажа, он не нашел ничего, кроме разбитой мебели, исчезнувших картин, посуды и прочей утвари. Так же, на втором этаже виднелись грязные следы множества сапог.

Быстро преодолев лестничный пролет на третий этаж, он осмотрелся. Мебели и других вещей не было. Отсюда вынесли почти все. Только на месте, где стоял рояль, лежала теперь груда обломков со следами чьей-то мочи. Однако насторожило молодого человека не это. Цепочка следов, проходившая через весь этаж, концентрировалась на одной двери — в спальню родителей. Постояв несколько минут и уняв сердцебиение, Володя подошел к двери, замок которой, как оказалось, был выбит вместе с металлическими пазухами, которые крепили его к двери.

Осторожно заглянув внутрь, ему тут же захотелось закрыть дверь, и вообще, выскочить из комнаты, но было уже поздно. Теперь, его подсознание навсегда запечатлело в памяти ту картину, которую он увидел там. За дверью лежали все члены семьи Стрепковых, даже младшая сестра и брат…

* * *

Последующий час он провел сидя на лестнице между вторым и третьим этажом, дальше уйти не получилось — ноги, как-то сами подкашивались, и он, обессилив, осел на лестницу, хорошо хоть, не упал, хотя ему теперь было все равно.

Мысли беспорядочно блуждали где-то далеко от этого, ставшего теперь чужим, дома. Всей душой, собрав силы, он просил господа, чтобы упокоились с миром души рабов его, и пожелал им царствия небесного. Тяжело поднявшись на ноги, Владимир Глебович, ставший теперь последним из рода Стрепковых, побрел вниз, на второй этаж. Медленно выйдя из лестничной клетки, он сделал пять больших, размашистых шагов в сторону стены, в слух отсчитывая каждый шаг, после чего повернулся лицом к снятой с петель двери, находящуюся теперь, напротив. Отсчитав еще три шага, он опустился на колени, и со всех сил, которые еще оставались, ударил кулаком в пол.

Случилось то, что математик и ожидал увидеть. Доска паркета, на месте удара, вдавилась в пол миллиметра на два. После чего, в стене, за спиной студента, щелкнув, открылась небольшая потайная дверца. Подойдя к ней и открыв ее, он с облегчением выдохнул, выпустив часть той боли, которая, казалось, готова была вырваться наружу, разорвав грудную клетку и кожу.

Под потайной дверью оказалась еще одна, которая была плотно закрыта. В ее центре виднелось колесико кодового замка, с циферблатом, нарисованным белой краской. «Хоть это они не нашли!»: подумал Владимир. Он медленно покрутил колесико влево — от нулевой отметки до ста двадцати. Потом вправо, со ста двадцати до пятидесяти. После чего раздался громкий щелчок открывшегося замка.

Открылось пространство, размером чуть больше почтового ящика. Там лежала шкатулка, а рядом с ней, перетянутый белой резинкой, небольшой сверток. Первым делом, математик взялся него. Развернув, он обнаружил тысячу рублей ассигнациями. Благо были там деньги, достоинством поменьше «Катеньки», иначе, где в такое время он бы разменял их? Завернув сверток, он сунул его в карман, после чего раскрыл шкатулку. Там переливающейся россыпью лежали бриллиантовые серьги ныне покойной матери, и такие же запонки отца. Закрыв шкатулку, последний из знаменитого рода, перетянул ее белой резинкой, стянутой со свертка, и тоже убрал в карман.

Затем, он начал думать. Куда ему теперь деваться? Ясно только одно — оставаться в пораженной, революционной чумой столице было нельзя.

Так же, как убили родных, запросто могли расправиться и с ним. А если кто-то из революционеров узнает, что последний из рода Стрепковых жив, то за его жизнь никто и ломаного гроша не даст.

«Надо пробираться к родственникам по материнской линии! Хотя живут они в Стокгольме, но с радостью примут меня, ведь мы виделись почти каждый год!»: промелькнула тень надежды в голове у Владимира Глебовича. «Да и сам древний город я знаю, как дважды два. Вот только бы в Швецию попасть…»

Резкие громогласные, судя по всему не трезвые крики, раздавшиеся где-то на улице, заставили парня вернуться к реальности. Стремглав, он бросился к лестнице и, спустившись на первый этаж и добежав до дверного проема, служившего теперь парадным входом-выходом всем кому не лень, он остановился.

Оглянувшись назад, он мысленно простился со своими родными, и, постояв так несколько секунд, выбежал из дома.

Глава вторая. В которой совершается побег

Слухи оказались правдой. В ночь с 24 на 25 октября вооруженными рабочими, солдатами Петроградского гарнизона и матросами Балтийского флота был захвачен Зимний дворец и арестовано Временное правительство. Съезд, на котором большевикам вместе с левыми эсерами принадлежало большинство, сформировал новое правительство — Совет Народных Комиссаров во главе с В. И. Лениным.

Все это стало известно Владимиру Стрепкову, когда он в спешке, покинул Васильевский остров. Перейдя через мост, на Петровский, ему встретился однокурсник, который, под видом беженца, одетый в какое-то тряпье, вместе со своими родителями, собирались покинуть столицу, теперь уже не того государства, которое они знали и любили. Оно и понятно — им оставаться под надзором большевиков еще опаснее, чем даже, ему. Ведь они потомственные дворяне. В их планы входило перебраться на Кубань, где еще присутствуют верные старому режиму силы. Это тоже понятно, ведь отец его однокурсника, который стоял рядом с ним, затянутый в рабочую фуфайку, на самом деле имел звание полковника.

Его теперь уже бывший однокурсник, предложил бежать вместе с ними, но Володя отказался. Про трагическую смерть своих родных, рассказывать не стал — нечего нагружать их, и без того заваленных своими проблемами. Хотя у всех — своя дорожка в этой жизни, и как не сопротивляйся, сколько не закрывай глаза, отказываясь от собственного мнения и воли, все равно, ты идешь по своему пути. Так лучше уж пройти его с открытыми глазами, и твердым характером, чем скуля от собственной слабости, жмуриться, а потом еще и обвинять других в своих проблемах.

Это все парень по-настоящему понял только сейчас, идя по грязным и серым улицам октябрьского Петрограда, который в одночасье стал чужим. За все время этой самой долгой ходьбы в его жизни, он уже успел продумать примерный план дальнейших действий. Во-первых, он покинет город, чем в принципе, сейчас и занимался. Во-вторых, он должен добраться до города Виипури, что возле границы с Финляндским княжеством. В-третьих — каким-нибудь образом переправиться туда и добраться до города Турка. А потом, еще легче — на пароме — в Стокгольм, в спасительную Швецию, подальше отсюда.

Примерно так представлял математик, которому теперь не до формул и теорем, свое будущее. «Подумать только, еще вчера, я был счастлив и беззаботен»: горестно думал он. Сразу с этими мыслями, на его глазах предательски заблестели слезы. А вслед за ними, в голове возникла картина убитой родни, от которой стало еще хуже. Усилием воли, отогнав от себя подобные мысли, теперь уже бывший студент Петроградского Императорского Университета, продолжил путь. «Я сейчас должен думать только о выживании!»: говорил, сам себе Стрепков.

Прекрасный в эту осеннюю пору, да и вообще всегда, вид прудов и парков острова Елагина, немного развеял мрачные мысли и способствовал успокоению, хоть и не на долго, но все же. Выйдя на Приморский проспект, Владимир Глебович Стрепков засмотрелся на холодную и темную воду пруда. Она была мутная, и по ней шла рябь, от усиливающихся порывов ветра. Всмотревшись на неё, он стал свидетелем того, как через несколько мгновений, она прекратилась, и вода снова стала спокойной. Он даже увидел в ней свое отражение. «Вот так же, наверное, будет и со мной. Сейчас я пока в смятении и горе, но через некоторое время, я уверен, что так же, как и эта вода, я успокоюсь»: думал про себя последний из Стрепковых, уставившись на водную гладь.

Надо спешить, каждая минута нахождения в городе, захваченном бунтовщиками, была очень рискованна. Усилием воли, оторвав себя от лицезрения водного спокойствия пруда, Володя отправился к мосту. Перейдя его, он вышел на Приморский проспект. Здесь, оказалось много народа. Причем все сгрудились возле невысокого постамента, на котором стоял какой-то лысоватый бородатый невысокий человек. Рядом с постаментом, по бокам стояли, вооруженные люди. Один был среднего роста, в военной шинели, с густыми черными усами. Другой в пилотке, в руках он держал обнаженную шашку, на казацкий манер.

«Очевидно охрана»: подумал студент, проходя стороной мимо собравшихся, которые были так увлечены говорящими, что не замечали никого и ничего. Вокруг, конечно, были развешены красные знамена с антицарскими и антидворянскими лозунгами.

Проходя мимо них, студент попал на глаза какому-то матросу, стоявшему в самом конце митинга.

— Браток, с революцией тебя! — прохрипел он, явно пытаясь изобразить улыбку на перекошенном лице.

— И тебе того же, — стараясь сделать свой голос как можно более грубым, прогнусавил в ответ парень, стараясь как можно быстрее покинуть этот проспект, заполненный представителями новой власти.

Между тем, день клонился к вечеру, и близилась окраина города.

«Наверное часов шесть, не меньше»: предположил Владимир, поглядывая на начавшее светлеть небо. «Не помню, когда последний раз спал и ел тоже. Сейчас не это главное…»: проносились, словно эхом, в голове Стрепкова эти мысли, вместе с чувством полной усталости и невероятного голода. Надо идти дальше.

Ноги сами тащили его вперед, а сознание, медленно, но верно теряло контроль из-за переутомления, усталости, недосыпа и голода. Но делать было нечего, только идти дальше. Солнце уже встало, померцав из-под толстого слоя дождевых питерских облаков, несколькими скупыми лучиками.

К этому времени, студент-математик дошел до Камышовой улицы, что была на самой окраине города, за ней простирался лес, и, кое-где, болотистая местность. Дома здесь были, преимущественно одноэтажными, не отличавшимися роскошью. «Сейчас, пройду эту улочку, и можно будет немного расслабиться!»: подбадривал себя Стрепков. Как вдруг, резкий, прозвучавший как выстрел окрик, прозвучавший откуда-то сзади, вывел Стрепкова из равновесия. Кричавший, инстинктивно вынудил студента остановиться и обернуться.

Обернувшись, Стрепков увидел позади себя троих солдат с трехлинейками наперевес. Они медленно приближались с явно не добрыми намерениями.

— Кто таков?! — грозно забасил один их них, приближаясь, очевидно старший, по какому-то признаку. — А ну покаж документы!

Внезапно, всю усталость и разбитость у студента, словно рукой сняло. Вместо этого, он вдруг переполнился какой-то агрессией, гневом, и возможно, жаждой мести.

Солдат тем временем подошел к нему почти вплотную, остальные двое остались ждать чуть поодаль. Ехидно усмехнувшись, басистый, стал протягивать руку, намериваясь «легонько» взять худощавого молодого человека за грудки. Но тот оказался быстрее.

Размахнувшись, парень врезал ногой в пах ухмыляющегося, вложив в удар свою ненависть и агрессию. От неожиданности и боли, солдат как подкошенный свалился на землю, уткнувшись своим лицом прямо в осеннюю питерскую грязь.

Моментально схватив у рухнувшего вояки винтовку, студент взвел затвор, и навел оружие на ничего не понимающих, еще не опомнившихся от произошедшего, солдат, стоявших чуть поодаль от него.

— Сдохните твари! — закричал он, и нажал спусковой крючок… К удивлению студента, ничего не произошло. Раздался только глухой щелчок.

Быстро передернув затвор еще раз, он повторил попытку — ничего. «Черт, не заряжено!»: с великим сожалением, и какой-то тоской, подумал он.

— Ах ты сучий потрох! — почти хором взревели солдаты, которые только теперь опомнились от случившегося. Подбежав к студенту, угрожающему штыком, словно копьем, с разных сторон, они набросились на него. Винтовку отшвырнули, и о своих забыли. Вместо этого, они стали избивать молодого человека, сопровождая это занятие громкими выкриками, катать по земле окованными железом сапогами…

Яркие красно-черные пятна, и пелена, заливавшая глаза исчезли. Вместо этого, наступила какая-то пронзительная тишина. После чего, Стрепков ощутил, что его поднимают на ноги.

Открыв глаза, молодой человек понял, что стоит на своих двоих, правда поддерживаемый кем-то. Переведя взгляд на окружающий мир, он понял, что находится всё ещё на той же улице, где его поймали революционные солдаты. С огромным удивлением, обнаружил их лежащими у своих ног в разных позах и без движения. У одного из них как-то неестественно вывернуты руки, а у другого, голова.

Повернув голову, желая посмотреть на своего спасителя, он обнаружил рядом человека, который ни как не вписывался своим обликом в происходящие сейчас в стране.

Это был высокий полноватый мужчина, лет сорока. Его лысую по бокам голову, венчал солидный национальный украинский чуб, как у древних запорожских казаков. Лицо круглое и если бы не длинные усы, опущенные к низу, опять же на казацкий манер, смотрелось бы заурядно. Одет странный человек во все белое: сюртук, брюки и туфли. Только рубаха, раскрашенная национальными вензелями, нарушала это однотонное спокойствие.

— Здравствуйте, господин Владимир Глебович, — вежливо сказал непонятно откуда взявшийся человек, широко улыбнувшись. — Теперь вы можете отдохнуть, вы в безопасности, пока…

Дальнейшее молодой математик не увидел, его глаза снова заслонила пелена, только, на этот раз густо-черная.

Глава третья. В которой всему находится разумное объяснение

Третий этаж был разгромлен. На месте, где стоял рояль, лежали обломки со следами чьей-то мочи. Цепочка следов, проходившая через весь этаж, уходила к одной двери — в спальню родителей. Постояв несколько минут и уняв сердцебиение, Володя подошел к ней и открыл…

Осторожно войдя, Стрепков младший увидел своих родных, сидевших на большой софе, которая всегда стояла в спальне. Все были в сборе помимо родителей: его белокурая младшая сестра, темноволосый, такой же, как и сам студент, брат.

— Здравствуй сынок, — сказал Глеб Георгиевич Стрепков, глава семейства. — Сейчас внимательно выслушай то, что я скажу.

Математик кивнул, жадно всматриваясь в лица родителей, стараясь удержать в памяти их лица, внутренне ощущая, что скоро опять разлучится с ними.

— Твоя идея покинуть Россию — верная. Придерживайся своего плана. Самое главное, что ты сейчас должен сделать — успокоиться и смириться с той ситуацией, в которой ты находишься. Ты меня понял?

— Да, — быстро ответил последний из Стрепковых.

— Во всем доверяй и слушайся того человека, который спас тебя сегодня, — вступила в разговор его мать, хрупкая и изящная женщина, несмотря на свои сорок лет и трое детей. — А о нас не беспокойся, там, куда мы попали, нам хорошо и уютно.

Володя опустил глаза.

— Жаль только, что не удалось с вами проститься. Даже похоронить…

— Об этом не печалься, — сказал Глеб Георгиевич. — Задержись ты в нашем доме еще немного — тебя бы постигла наша участь. А так, знай, дом сожгли почти сразу после твоего ухода. Кремация — прогрессивный способ погребения. Вот наши души сразу на небо и ушли.

Улыбка, озарившая лицо своей покойной матери, осветила молодого человека, согрела и успокоила. Вместе с тем, мира подернулся, поплыл и вскоре, пришла мучительная боль… Володя открыл глаза.

Перед ним была ровная гладкая белая поверхность, через несколько минут, когда сознание полностью вернулось, он понял, что лежит на спине и смотрит в потолок. Покрутив головой по сторонам, он сделал вывод, что лежит на кровати в каком-то гостиничном номере качеством чуть ниже среднего. Об этом свидетельствовали облезлые обои и старая недорогая мебель, состоявшая из тумбочки, настенного зеркала да пары стульев. В самой дальней стороне комнаты явно кто-то стоял, глядя в окно.

Приподнявшись на кровати, молодой человек почувствовал боль, которая, казалось, исходит отовсюду.

— Не утруждай себя, лежи, — сказал спокойный и уверенный голос. — Тебе надо отдохнуть, ты многое пережил.

Непонятная осведомленность лысого господина, казавшаяся нелепой, вызвала у бывшего студента мистический трепет. Владимир Глебович не захотел слушать диковинного человека, а сделав над собой ряд еще более мучительных усилий, встал с кровати.

Сразу заныли ребра. У студента создалось впечатление, будь-то, он разваливается на части. Стиснув зубы, упрямый молодой человек подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Картина была не из приятных: губа подбита, бровь, судя по всему, рассечена, у правого глаза дуется огромный синяк, делавший его подобным эскимосу, узкоглазым и полнолицым.

Полюбовавшись еще несколько минут, молодой человек, наконец, оглянулся на своего спасителя, пытаясь внимательно рассмотреть его. Тот, по-прежнему стоял у окна, наблюдая за тем, что происходит на улице.

— Спасибо вам, за то, что спасли меня, — начал математик. — Но потрудитесь объяснить, откуда вы знаете меня и то, что со мной произошло.

На несколько минут воцарилась тишина, стоявший у окна, казалось, проигнорировал слова, оставив их без внимания.

«Да, что все это значит? Кто он такой и что…»: негодующе думал студент, однако, не успев закончить мысль, снова услышал голос незнакомца.

— …и, что он о себе думает, — громко проговорил вслух незнакомец то, что хотел, но не успел додумать молодой человек.

После этого в комнате вновь воцарилась тишина, прервать которую не решался на этот раз Владимир Глебович, бывший в полном смятении.

Стоявший возле окна человек, наконец-то соизволил развернуться и посмотреть в глаза парню. Незнакомец был одет все в тот же белый костюм. И, что удивительно, не смотря на осеннюю грязь, он оставался белоснежен, как новенький. Не сравнить с пальто Владимира, которое весело на вешалке у входа, все обляпанное грязью. Даже студенческий мундир, в котором был сейчас молодой человек, кое-где испачкан. Должно быть, это случилось, когда его избивали солдаты.

— Принимаю вашу благодарность, Владимир Глебович, — спокойным монотонным голосом начал спаситель студента. — Можете звать меня ТГЗ, по моим инициалам. Полное мое имя вам знать не нужно, да и не только вам…

— Но кто вы, и как вы узнали мои…, — ошарашено промямлили молодой человек.

— Мысли? — осведомился ТГЗ. — Очень просто — я твой ангел-хранитель.

После таких слов, Стрепков уже не знал, что сказать. «Он или шутник, или сумасшедший!»: смог только подумать молодой человек, немножко попятясь назад, от непонятного человека.

— Я не сумасшедший, а на счет шуток, помилуйте Владимир Глебович, какие уж тут шутки в вашем-то положении, — с определенной долей иронии сказал ТГЗ, подойдя к Стрепкову и глядя ему прямо в глаза. — Да и потом, разве бы мог шутник или сумасшедший так запросто читать ваши мысли?

— Вы п-правы, — с суеверным трепетом произнес Володя. — Скажите, зачем вы явились?