Бесплатный фрагмент - Непорочное зачатие

Светлане К.-2

«И сказал один из них: Я опять буду у тебя в это же время, и будет сын у Сарры, жены твоей. А Сарра слушала у входа в шатер, сзади его».

(Быт. 18:10)

* * *

— Костикова, ты уверена?

Подруга взглянула в упор.

Потом покосилась на телефон, сверяясь со временем.

— Да.

— Абсолютно?

— На все сто.

Я старалась говорить тверже твердого.

— Горянина! Мы с тобой все обсудили.

Она молчала.

— Или ты уже раскаялась в своем предложении?

Догадка лежала на поверхности.

Но не озвучить ее я не могла во избежание трений в процессе.

— Да нет, Танька, что ты. Просто…

Горянина не договорила.

Я понимала, что это «просто» далеко непросто.

— …Я, пожалуй, выпью для храбрости.

Голос подруги звучал так, словно операция предстояла ей.

— Выпей, кто тебе мешает.

Я пожала плечами.

— Хотя чего бояться тебе?

Она молча достала большую бутылку «Мартини».

— Я понимаю, если бы боялась я, но я, кажется, уже ничего не боюсь.

Не слушая, Горянина поставила на стол рюмку — всего одну.

— А мне?

— Тебе нельзя. Или ты забыла, кого ждем?

— Не забыла.

— И зачем.

— И это тоже.

— Так что о выпивке сегодня забудь.

Подруга верила в успех.

И заботилась обо мне.

— Да. Нельзя, это точно.

Я кивнула.

«Мартини» булькал весело, как никогда.

И один бог знал, до чего мне хотелось выпить.

Как раз для храбрости.

Глава 1

1

Тридцатисемилетнюю, меня никто не мог назвать юной девочкой, да и девочкой я давно не была. Справедливо считая себя умной, я имела уверенность намерений и точно знала, чего хочу.

А хотела я ребенка.

Просто ребенка.

Всего-навсего ребенка — а не особняк в Майами и даже не полет на Луну.

Я понимала, что любому нормальному человеку такое желание покажется противоречащим тезису об уме.

Но нормальные имели право на свой разум, а я оставалась собой.

Тем более, у меня перед глазами был реальный пример.

Мама родила меня в сорок лет. Отец, которого она выгнала за измену, когда мне не исполнилось и года, был вдвое моложе. Вероятно, благодаря последнему фактору я получилась здоровой.

Маме удалось вырастить меня без мужа не так уж плохо. Я окончила университет — причем на какой-нибудь жалкий филфак или иняз, а сложнейший математический факультет — потом еще один узкопрофильный институт. Моим умом всегда восхищались; впрочем, больше восхищаться было нечем.

Лицо мое не радовало нежностью и женским обаянием.

Во всем моем теле не имелось ни одного привлекательного места.

У меня рано начала расти грудь, но так всерьез и не выросла. Более того, я замечала, что с возрастом она у всех женщин становится больше, а у меня в последние годы стала уменьшаться. Я носила полудетский лифчик с одним крючком на застежке, могла бы обходиться и вовсе без него, но как-то привыкла. Вокруг сосков у меня стали расти жесткие черные волосы. Я догадывалась, что все это связано с недостатком гормонов вследствие очень скудной половой жизни.

Даже самая бесспорная женская часть — ноги — была у меня некрасивой. Впрочем, это меня не волновало. Я не носила ни юбок, ни платьев, ходила в брюках: так было удобнее.

2

Несмотря на свою комплексную непривлекательность, с девственностью я рассталась вовремя. Последнее произошло без эмоций, практически спонтанно на пьяной студенческой вечеринке, которые иногда бывали при нашем богоугодном матфаке.

Как это случилось, я даже не помню, не помню вообще ничего. В памяти осталось, как все кругом хохотали и пили пиво, смешанное с водкой: так было дешевле и эффективнее.

Потом все медленно погрузилось в туман, из которого я всплыла уже в своем подъезде. Кто-то дотащил меня до дома, поставил перед дверью, позвонил и убежал прежде, чем открыли — опасаясь за свою жизнь.

Сквозь мамины «боже-боже-боже мой, Таня где ты так напилась!!!» я протекла в ванную. И уже там, раздеваясь, обнаружила, что трусики на мне надеты задом наперед и испачканы в крови. Я подумала, что это не в срок пришли месячные, но тут же почувствовала болезненное пощипывание там, где начинаются ноги, и наконец все поняла.

Самым главным было то, что я убей не могла догадаться, кто меня мог обработать. У меня на матфаке не было не только постоянного «парня», а и вообще достаточно близких людей.

На следующей неделе я внимательно присматривалась к факультетскому окружению. Я чисто теоретически предполагала, что мужчина, который во мне побывал, не мог не проявить этого хоть чем-нибудь: взглядом, словом, шлепком по попе. Но сколько я ни смотрела, ничего не увидела. Видимо, неизвестный герой овладел мною в столь пьяном состоянии, что тоже ничего не запомнил.

Мне оставалось радоваться лишь тому, что я не забеременела: проблемы ненужного «залета» были в числе наиболее обсуждаемых.

Я могу показаться противоречащей самой себе: ведь начала я с признания в намерениях иметь ребенка, а тут радуюсь тому, что не залетела с первого раза!

Но дело в том, что всему приходит свое время. Одно дело родить без мужа, будучи всего лишь студенткой, а совсем другое — сознательно стать матерью-одиночкой, когда в жизни уже достигла своего потолка.

То, что со мной произошло на той вечеринке, аттестуется однозначным словом «изнасилование». Но никакого насилия надо собой я не ощутила, на моем теле не осталось синяков. По существу я была благодарна неизвестному парню, который сделал меня женщиной. Сознательно я бы на такой шаг не решилась. Моей бедой по жизни был излишний ум: я слишком много думала там, где надо было просто взять и сделать.

Я бы раздумывала и прикидывала, и досиделась бы в старых девах до нынешних лет. А так я получила толчок и некоторое время даже занималась сексом.

Я поняла важную истину. Внешние признаки: красивые глаза, большая грудь, роскошные ноги суть мелочь, которая мало что стоит. Не мелочью является единственная главная вещь: влагалище, причем при условии доступности. В кругу любых раскрасавиц было достаточно намекнуть, что я готова «дать», и мне не было отбоя, оставалось лишь выбрать.

И я выбирала — только выбирать оказалось особо некого.

Проанализировав свои чувства — кем-кем, а уж аналитиком я была отменным! — я поняла, что в мужчине меня привлекает прежде всего ум.

Если обладатель тела был лишен мозгов, то мое тело не могло отозваться, заблокированное сознанием. Сокурсниками казались мне тупыми, как пробки, и в скором времени я прекратила все связи.

Тут, конечно, сыграл роль мой недостаточно высокий темперамент. Я заводилась в общем легко, но дальше определенного предела не поднималась. Сокурсницы — с которыми я в целом не дружила, но все-таки слышала разговоры — бесконечно обсуждали, как «обкончались» всеми возможными способами. Я же никогда не выходила на оргазм: истекала влагой, чувствовала приятное удовольствие, а потом медленно успокаивалась.

По большому счету, для этого мне не был нужен мужчина. Я научилась работать над собой. Разумеется, при жизни с мамой это имело свои ограничения, но я приспособилась ко всему. Обычно я быстро мастурбировала на унитазе, но иногда по-настоящему расслаблялась в душе. У меня даже был вибратор, который я прятала от мамы под ванной, в старой коробке от стирального порошка.

Но и вибратор никогда не доводил меня до конца, даже если я вставляла новые батарейки. Я просто испытывала медленное насыщение, которого мне хватало.

В общем, свою жизнь я устроила и уравняла.

Правда, в определенный период я испытала сексуальный всплеск. Точнее, пережила роман с мужчиной, достойным уважения.

3

Это произошло с одним преподавателем из моей первой студенческой жизни. Будучи всего восемью годами старше меня, он пришел в университет после аспирантуры. Ее он окончил не здесь, а в Петербурге.

У преподавателя имелось имя, но я называла его «Профессор», хотя он был всего лишь доцентом. Впрочем, не исключено, что сейчас он уже стал профессором, но я потеряла его из виду.

В дни студенчества Профессор не обращал на меня внимания: повторю в который раз, что единственным моим достоинством был ум, а не то, что влечет в молодых девицах. После университета мы не общались. Встретились случайно — абсолютно случайно! — через пять лет, когда я уже не помню по каким делам зашла на математический факультет.

Вот тогда мы познакомились заново. Я напомнила Профессору, что он не только вел в нашей группе математический анализ, но и принимал у меня устный вступительный экзамен, за который поставил «пятерку». Как-то легко получилось, что он заинтересовался моей персоной и нашел для меня время. Мы пару раз погуляли по городу, однажды сходили в кафе, затем естественным образом оказались в постели — причем инициатива исходила от меня.

Последнее не являлось волей случая, Профессор был самым умным мужчиной из всех, кого я знала.

Я даже признавала, что он умнее меня.

Мы жили в однокомнатной квартире, мама требовала, чтобы я вышла замуж, но на пенсии сидела дома, как приклеенная, не выделяя мне даже одного дня в неделю на личное пространство. Но тогда мне страшно повезло: она уехала в Оренбург к двоюродной сестре.

Едва Профессору удалось стащить с меня брюки, как он стал моим. Позже я узнала предпочтения: он любил натуральные лобки, которые сейчас стали редкими по причине моды не депиляцию. А я свой не брила и даже не подстригала, давала волосам свободно расти. И этим я угодила Профессору, как никто. Он приникал лицом к моему причинному месту, вдыхал его ароматы и говорил, что не знает ничего лучшего.

Кроме того, Профессор заявил, что у меня очень красивые ноги. Особенно он любил повернуть меня к себе спиной и тискать те части бедер, которые просторечно именуются ляжками. Он говорил это так искренне, что в первый раз я даже пыталась как следует рассмотреть себя в зеркале и понять, что же в них хорошего. Ничего особенного я не увидела, но слова похвалы были приятны.

Больше мама не уезжала, но первая попытка сработала. Мы стали заниматься сексом в пустых квартирах его друзей, иногда на съемных, летом удовлетворялись задним сиденьем его машины, порой уединялись в какой-нибудь лесопосадке. Я была невысокой и легкой — весила сорок шесть килограммов! — и он управлялся со мной без труда.

Встречались мы редко, но регулярно; меня привлекал ум Профессора, он впадал в восторг от моих ног: наконец-то они мне пригодились.

В этой плоскости жизни я частично сменила приоритеты: чтобы угодить Профессору, на свидания с ним приходила в юбке, причем короткой, как у развратной школьницы. Он млел от моих мягких частей, порой тискал меня прямо на улице, когда на нас никто не смотрел. Для общего удобства вместо колготок я стала носить чулки. Они не мешали контакту, их не приходилось снимать — чтоб войти в меня, Профессору требовалось лишь сдвинуть мои трусики.

Я очень любила минуты, когда возвращалась домой, не подмывшись. Между ног у меня было липко, голые части бедер склеивались и расклеивались при каждом шаге, и я даже ощущала себя полноценной женщиной.

Дома, конечно, мне приходилось мышью скользить в ванную, там выполаскивать следы Профессора, смывать с себя его запах и стирать испачканные чулки. Мама умерла бы на месте, узнав, что я предаюсь разврату с женатым человеком. Но мне удавалось все скрывать.

Наша связь длилась девять лет. Мне было хорошо, хоть и совершенно бесперспективно. Я это понимала. Профессор находился во втором браке, его было проще убить, нежели заставить еще раз начать жизнь заново.

Я знала, что у Профессора осталось двое детей, по которым он платил алименты. Младшего сына первая жена завела вопреки его желанию, что послужило толчком к развалу отношений.

Новых потомков Профессор панически боялся. Будучи математически точным, он вел календарь моих месячных циклов и никогда не ошибался. Таблеток я не пила, у Профессора была очень низкая чувствительность и он не любил презервативов — в опасные дни завершал наружу. Я лежала, смотрела, как на мой живот падает желтоватая горячая сперма, и мне казалось, что где-то в моей потаенной глубине кипят в тоске яйцеклетки, которым этого не достанется.

Профессор произвел революцию в моем организме, с ним я наконец кое-чему научилась и ощутила некоторые новые потребности своего тела. При том я оставалась не то, чтобы недоделанной, а какой-то криво направленной. Меня радовал не столько сам секс как плотное соединение интимных частей, а ощущение — вернее, осознание — того, что мы занимаемся сексом.

Я могла часами лежать на животе и сосать его член. Профессор запускал палец мне во влагалище, что-то там искал и даже находил. Иногда он поднимал меня, переворачивал на «пи» радиан, укладывал на себя и, подтянув, раздвигал попу. Тогда я чувствовала в себе его язык, он лизал мой клитор, и это было просто чудесно.