Бесплатный фрагмент - Неординарные преступники и преступления

1907 год. У каждого успешного врача непременно есть личное кладбище

История эта совершенно неизвестна, вы ни слова не найдёте о ней в «Википедии», она не упоминается в книгах, и её сюжет никогда не обыгрывался в кинофильмах. А между тем история эта познавательна и поучительна, заставляет задуматься и посмотреть на обыденные дела, поступки и человеческие характеры под неожиданным ракурсом.

Начать, по-видимому, следует с того, что Мэри Хэлл (Mary E. Hall) умерла в санатории под названием «Hope» в доме №1146 по 3-й авеню (Third avenue) в Детройте 23 апреля 1907 г. Молодая, очень привлекательная девушка скончалась с симптоматикой, которую сейчас принято называть «острый живот». После вскрытия тела врачом коронерской службы Эдвардом Смитом (E. B. Smith) причина смерти определялась как «септический перитонит, последовавший в результате хирургического вмешательства».

То «хирургическое вмешательство», которое доктор Смит не пожелал уточнить, являлось криминальным абортом, то есть удалением плода на больших сроках беременности, не разрешаемое законом. Операция была проведена технически правильно, но с нарушением требований по гигиене, в результате чего последовало заражение крови, которое в те годы лечить не умели вообще.

Глупая, нелепая, досадная смерть, за которую кто-то должен был ответить!

Уже первые допросы работников санатория показали, что умершая скрывала истинную причину своего заболевания. Она говорила, что хирург вскрыл на её ноге фурункул и рекомендовал несколько дней покоя — для этого она и поселилась 21 апреля в санатории с усиленным питанием. Даже когда во второй половине дня 22 апреля самочувствие Мэри резко ухудшилось, она отказывалась от помощи и не сделала никаких распоряжений. Выяснилось, что никто в санатории не знает, где оперировалась Мэри и откуда она вообще приехала.

Впрочем, очень скоро выяснилось, что Мэри Хэлл вообще никто в штате Мичиган не знает — имя и фамилия оказались вымышлены!

Полиция Детройта деятельно взялась за дело. Во-первых, надлежало отыскать родственников таинственной Мэри Хэлл, дабы те могли по-христиански с нею проститься, а во-вторых, следовало хорошенько дать по рукам любителю зарабатывать на нелегальных абортах. В течение недели удалось установить, что некая девушка, по всём похожая на умершую в санатории, назвавшись «Мэри Хэлл», поселилась в отеле «Wayne» 20 апреля и съехала на следующий день. Судя по всему, в «Wayne» и «Hope» селилась одна и та же девица; в «Wayn’e» она была совершенно здорова, а в «Hope» приехала после операции. Стало быть, аборт ей сделали 21 апреля.

Это было первое важное уточнение. То, что таинственная девица поселилась перед операцией в обычном отеле и лишь затем отправилась к врачу, означало, что она не проживает в Детройте. Это был второй важный вывод. Ну, а третий оказался связан с неизвестным мужчиной, с которым «Мэри Хэлл» провела весь вечер 20 апреля после поселения в отеле. Мужчина был одет как… католический священник!

Впрочем, «священник» мог и не быть священником в действительности. Если этот человек имел недобрые намерения, то сутана могла использоваться им для маскировки. Огромное число мошенников использовало сутану для того, чтобы сбивать с толку обывателей, питавших в те годы глубокое уважение к институтам церкви. Так что с выводами спешить не следовало, но сам по себе поворот дела казался очень интригующим.

Однако на этом расследование застопорилось. Проходили неделя за неделей, но личность умершей установить не удавалось. Лишь в конце мая 1907 г,, спустя более месяц со времени смерти «Мэри Хэлл», полиция Детройта узнала, что в расположенном на удалении чуть менее 100 км городе Лансинге ведутся поиски молодой женщины, пропавшей без вести в последней декаде апреля. Приметы пропавшей отлично соответствовали внешности «Мэри Хэлл».

Командированные в Лансинг детективы принесли долгожданную новость — личность умершей в санатории девицы можно считать установленной. Ею оказалась некая Эдит Пресли (Edith Presley), 20-летняя девушка из хорошей религиозной семьи, проживавшей в деревне Бэнкрофт (Bancroft). Эдит выросла в Бэнкрофте, но годом ранее переехала в удалённый на 35 км Лансинг, где устроилась корректором в канцелярию мэра. Хотя расстояние до родительского дома было невелико, отсутствие в ту пору общественного транспорта делало связь с семьёй затруднительной и эпизодичной. В конце мая в Лансинге появился Фрэнк Пресли, старший брат Эдит, который принялся разыскивать сестру. Не отыскав её следов и узнав, что она не оплачивала жильё на протяжении месяца, брат забил тревогу и обратился в местную полицию.

Брат опознал Эдит по фотографиям и одежде, представленной ему. Разумеется, он стал первым подозреваемым, но к счастью для Фрэнка, его непричастность быстро стала всем очевидна. Он работал контролёром на железной дороге, много времени проводил в разъездах и с сестрой не виделся более полугода. Персонал отеля «Wayne» не опознал во Фрэнке человека, одетого в сутану католического священника, замеченного в обществе Эдит 20 апреля. Когда Фрэнка прямо спросили, кем мог быть таинственный священник, тот только развёл руками — брат ничего не знал о личной жизни сестры, и в 20-х числах апреля он находился на другом краю штата, так что его непричастность к трагедии стала всем очевидна.

Осмотр личных вещей Эдит дал 2 серьёзные зацепки. Во-первых, в бумагах Эдит был найден дневник, из содержания которого можно было понять, что девушка пережила пору страстной влюблённости, причём влюблённости запретной… Ибо любовником Эдит Пресли стал католический священник, а они, как известно, принимают целибат [обет безбрачия]. Но появление дневниковых записей опытный адвокат мог бы объяснить навязчивым состоянием неуравновешенной девушки и её эротическими фантазиями, и вот тут-то особенно ценной оказалася вторая зацепка, найденная при осмотре личных вещей Эдит. Речь идёт о письмах, собственноручно написанных этим самым священником и адресованных умершей девице.

Собственно, благодаря письмам личность этого человека и была установлена. Это был некий Чарльз Уорд (Charles K. Ward), также родившийся в Бэнкрофте и прекрасно знавший семью Пресли на протяжении четырёх поколений. Он был гораздо старше Эдит [52 года] и был знаком ещё с её прабабкой. Служил Уорд в Лансинге, но поговорить с ним детройтским детективам не удалось. Выяснилось, что он куда-то уехал, а куда — никто толком не знал.

Едва только «законники» приступили к его розыскам, как с ними связался епископальный адвокат [то есть адвокат, нанятый католическим епископом] Уилльям Манчестер (William D. Manchester), который заявил, что священник перенёс инсульт, потерял память и сейчас пребывает в специальной лечебнице на реабилитации. Находчивый читатель в этом месте наверняка заподозрит подвох и захочет узнать, где же находится эта лечебница. Окружной прокурор Робисон, возглавлявший расследование смерти Эдит Пресли, тоже почуял неладное и озаботился выяснением этого вопроса. Оказалось, что перенёсший инсульт священник вывезен в город Дю Куойне, штате Иллинойс, то есть фактически выведен из зоны досягаемости мичиганских правоохранителей.

Тот, кто читал мой очерк «Сказка с несчастливым концом», в этом месте наверняка испытает deja vu. И есть отчего! В том очерке рассказывается история сексуальных преступлений католических священников, имевших место в конце 1960-х гг., то есть спустя более полувека с той поры, о которой ведётся сейчас речь, но параллели напрашиваются сами собой. Там тоже священник, заподозренный в неподобающем поведении, испытал резкое ухудшение здоровья и был помещён в санаторий на территории другого штата, а в это время епархиальные адвокаты отважно бились с истцами, отражая их претензии в суде. Затем священник потихоньку выехал за пределы США и остался в Ирландии, став недосягаемым для американского правосудия. А потом он вернулся с США, снова попал в больничку и пережил инсульт. И в конечном итоге умер в возрасте 61 года, так ни разу и не появившись в суде.

Если не читали «Сказку с несчастливым концом» и маетесь в сомнениях, чему уделить внимание, то настоятельно рекомендую именно этот очерк. История в высшей степени залипательная и притом наводящая на определённые размышления об американской правовой системе и современных американских «срывателях покровов».

Впрочем, вернёмся к событиям начала лета 1907 г. в Мичигане.

Прокурор Робисон (Robison), убедившись, что епископальное начальство будет чинить все мыслимые и немыслимые препятствия допросу преподобного Уорда, решил пойти на обострение ситуации. Он понимал, что подковёрная борьба и приватные переговоры льют воду на мельницу шелудивого священника, позволяя ему и его адвокатам тянуть время. 4 июня 1907 г. прокурор сообщил журналистам, что следствию известно, кто занимался организацией криминального аборта. Были названы имя и фамилия преподобного, и хотя прямо не заявлялось, что тот выступил в роли растлителя невинной девушки, невысказанный подтекст стал ясен всем. В конце своего обращения окружной прокурор заявил, что рассчитывает на добровольную явку преподобного Уорда для допроса, и добавил, что намерен приложить все силы к тому, чтобы такой допрос состоялся.

Робисон прекрасно отдавал себе отчёт в том, что диагноз «инсульт» даёт священнику замечательную возможность явиться на допрос и фактически ничего не сказать, ссылаясь на повреждение мозга и амнезию. Дескать, ничего не помню, ничего не знаю, я — не я и кобыла — не моя! Прокурору следовало как-то «придавить» подозреваемого, дабы побудить к сотрудничеству, и сделать это надлежало дистанционно, без очной явки преподобного на допрос. Чтобы усилить психоэмоциональное давление на Чарльза Уорда и показать всем, в том числе и епископальному руководству, что преподобного можно очень крепко дискредитировать, прокурор решился на довольно нетривиальный шаг — он огласил некоторые фрагменты из писем Уорда, найденных в вещах Эдит Пресли.

В частности, такой: «Я бы хотел, чтобы ты знала, моя дорогая, как твоему старику здесь одиноко. Когда-нибудь, в какой-нибудь день будет рассказана другая история. [Это будет] Один из счастливых дней, когда чаша жизненного блаженства окажется наполнена и переполнена, там распустятся цветы, будут петь птицы, и музыка детского веселья и лепета будет составлять бесконечную симфонию согласия. Снова и снова через эту картину, из которой соткана [моя] мечта, плывёт ангел с волосами цвета льна, который стал как бы путеводной звездой моих намерений. Как вам картина? А можно ли разгадать аллегорию?»

Понятно, что после прочтения подобных стихов в прозе никаких сомнений в характере отношений преподобного с Эдит Пресли не оставалось. Обывателям, читая подобные эпистолы, оставалось только вырывать из собственных голов остатки волос и вопиять что-то вроде: «И автор этой пошлости накладывал на себя целибат, выстригал на голове тонзуру, а потом уединялся с девушками для отпущения грехов?!» Гнев обывателя был понятен и искал приемлемого выхода.

История приобретала всё более скандальный характер. Негативное восприятие преподобного Уорда и покрывавшего его епархиального начальства заметно усилилось после того, как в июле окружной прокурор рассказал журналистам о появлении весьма ценного свидетеля, сообщившего следствию любопытную информацию о поведении Чарльза Уорда в апреле 1907 г. Этим свидетелем оказался доктор Рассел Виксом (Russell P. Wixom), проживавший в Детройте и лично знавший не только священника, но и умершую девушку.

Виксом на допросе рассказал о том, как во второй половине апреля дважды случайно встречался с преподобным Уордом в центре города. Встречи произошли с интервалом в сутки, приблизительно 19—20 апреля, либо чуть ранее. Оба раза преподобный заводил с доктором довольно неприятный разговор о том, что некая молодая женщина, в судьбе которой он «принимает участие», попала в сложную жизненную ситуацию и нуждается в проведении аборта. Врач, готовый оказать соответствующую услугу, найден, но проблема состоит в послеоперационном наблюдении. Священник спрашивал у Виксома совета насчёт того, как бы всё это получше организовать, и притом максимально анонимно.

По словам доктора, он понимал, что речь идёт о криминальном аборте, хотя прямо об этом не было сказано ни слова. Виксом не хотел принимать в этом никакого участия, о чём прямо и заявил Уорду, а тот заверил, что от Виксома нужен только совет, никакого участия не требуется. Доктор сказал преподобному, что после операции женщину можно поместить в санаторий «Home» на 3-й стрит (Third street) — там есть подходящий медицинский уход и хорошее питание. При этом Виксом подчеркнул, что истинную причину лечения администрации санатория сообщать нельзя, ибо в размещении будет отказано. Лучше сказать, что женщине вскрыли фурункул или провели какую-то иную незначительную операцию — в этом случае вопросов не возникнет.

Виксом особо настаивал на том, что советовал преподобному не выдумывать сложных схем, а отправить женщину в гинекологическую клинику доктора Дюранда (Durand) — одну из лучших в городе — где спокойно проведут аборт и обеспечат послеоперационное наблюдение. Священник категорически отказался рассматривать это предложение.

И был в этих разговорах ещё один момент, неприятно поразивший доктора Виксома. В процессе разговора преподобный назвал фамилию врача, которому якобы предстояло провести аборт, хотя собеседник этим не интересовался, и упоминание фамилии было очевидно избыточным. Преподобный назвал врача… умершего тремя годами ранее! Очевидно, он предполагал, что Виксому данная деталь неизвестна. Это ненужное враньё поразило доктора. Преподобный не просто соврал — что само по себе не красит священника! — но он поступил гораздо хуже, назвав фамилию реального врача, фактически посмертно оклеветав последнего.

Понятно, что показания доктора Виксома компрометировали преподобного Уорда. Какой бы прихожанин пошёл за советом или духовным наставлением к человеку, который блудит с молоденькой девушкой, оговаривает непричастного к уголовному преступлению умершего человека и скрывает фамилию настоящего преступника?

Для священника, как и всей католической конгрегации, это полный зашквар, извините автора за это вульгарное слово, но оно очень к месту! Епископальное руководство, покрывавшее до того преподобного Уорда, наконец-то осознало, что тот компрометирует уже не только себя, но и католическую церковь как институт. Чтобы прокурор Робисон прекратил свои нападки и отстал-таки от священника, ему надлежало дать то, чего он хотел. А именно: преподобному следовало назвать фамилию врача, сделавшего криминальный аборт! Всё это время Уорд покрывал этого человека, ссылаясь на утрату памяти, но после грозного окрика епископа память к преподобному моментально вернулась, и его адвокат назвал требуемую фамилию окружному прокурору.

2 августа 1907 г. Робисон сообщил журналистам, что официальное обвинение во врачебной небрежности, повлёкшей смерть пациента, предъявлено известному в Детройте врачу Джорджу Фритчу (George A. Fritsch). Более 3-х месяцев этот негодяй, фактически убивший Этель Пресли, тихонько сидел, точно мышь под веником, явно рассчитывая на то, что фамилия его останется неизвестна Правосудию, но… его фамилия всё-таки была названа!

Родившийся 1 марта 1867 г. Джордж был старшим из 4-х братьев. По своей медицинской специализации он являлся хирургом, но работал не в больнице, а держал частный кабинет, где оказывал всевозможные медицинские услуги — от терапевтических до офтальмологических. Часто он выступал в роли травматолога, проводил операции, преимущественно несложные, поскольку в условиях частного медкабинета невозможно было организовать полноценный послеоперационный уход. Гинекология не относилась к области его профкомпетенции, и Фритч не имел права оказывать связанные с ней услуги.

Но, как видим, оказывал!

Фритч отказался отвечать на вопросы прокурора, апеллируя к конституционному праву не свидетельствовать против себя. Судья назначил залог в 2 тыс.$, который был немедленно внесён, благодаря чему врач вышел на свободу, не задержавшись в тюремной камере ни на минуту.

На протяжении нескольких месяцев окружной прокурор пытался «склеить» дело в отношении Фритча. Получалось не очень хорошо — никаких прямых улик, доказывающих факт проведения криминального аборта в кабинете Фритча, не существовало. Фамилия врача называлась преподобным Уордом, но сам Уорд находился вне досягаемости Закона и ни разу не был толком допрошен. Да и допрос его, в принципе, мало мог помочь прокурору, поскольку человек, который официально признавался перенёсшим инсульт, мог отвести все неудобные вопросы ссылкой на потерю памяти. Сам же Фритч молчал, продолжал потихоньку зарабатывать деньги и смотрел, куда же в конечном итоге забредёт следствие.

В феврале 1908 г. удача вроде бы улыбнулась окружному прокурору. Детективы сумели отыскать двух независимых свидетелей, которые общались с Эдит Пресли после операции. Это были врачи, владевшие частными санаториями. Имя одного из свидетелей было оглашено — таковым оказалась некая Аннетт Фиске (Annette B. Fiske), владевшая заведением в доме №233 по Кэсс авеню (Cass ave.), имя другого прокурор почему-то не назвал. [Не совсем понятно, в чём там было дело, но Робисон в силу неких причин предпочёл скрыть имя и фамилию этого человека].

Показания этих свидетелей оказались довольно схожи. К ним в поисках помощи обращалась Эдит Пресли, и оба свидетеля ей в помощи отказали. И объяснили почему. Они сказали Эдит, что по существующим медицинским правилам послеоперационную помощь и надзор должен проводить лечащий врач, то есть тот специалист, кто операцию проводил. То, что врач уклонился от этой обязанности, означает, что он прекрасно осведомлён о незаконности проведённой операции [очевидно, речь идёт о большом сроке беременности, при котором аборт прямо запрещён Законом]. Если Эдит настаивает на оказании ей помощи, то она должна будет сообщить свою настоящую фамилию и место проживания, назвать фамилию врача и место проведения операции, а также повторить своё заявление полиции.

Эдит отказалась от помощи на таких условиях и ушла. Она не хотела подвергать опасности «честное имя» и репутацию Джорджа Фритча. И тем самым обрекла себя на смерть. Глупая девочка пожалела негодяя, который её и не думал жалеть. Точнее, даже двух негодяев — про преподобного Уорда, заварившего всю эту кашу, тоже забывать не следует!

Вполне возможно, что прокурор Робисон умышленно сообщил прессе фамилию одного из свидетелей. В тот же день он оформил ордер на арест Фритча, мотивируя необходимость подобной меры тем, что доктор, оставаясь на свободе, сможет оказать давление на Аннетт Фиске. Повод, строго говоря, несколько надуманный, поскольку показания Аннетт ничем прямо Фритчу не угрожали, но… судья не стал ломать голову и ордер подписал.

Так что Фритчу, в конце концов, пришлось заехать в окружную тюрьму и провести там 1,5 месяца.

Тем не менее этот успех ничего, кроме внутреннего удовлетворения, не принёс ни обвинению, ни родным умершей женщины.

По постановлению судьи было собрано Большое жюри, призванное оценить имевшуюся в распоряжении правоохранительных органов доказательную базу. По результатам рассмотрения собранных материалов и заслушивания свидетелей жюри постановило дело в отношении доктора Фритча прекратить ввиду невозможности доказать его вину, а в отношении преподобного Уорда приостановить до поправки здоровья.

Как догадается самый проницательный читатель, здоровье у священника так никогда и не поправилось, и в пределы штата Мичиган тот никогда не вернулся. Так что дело закончилось само собой. И не то чтобы полным пшиком, а просто безрезультатно.

Если бы история на этом действительно закончилась, настоящий очерк никогда бы не появился. Автор просто не стал бы тратить на него время, посчитав сюжет неинтересным для читателя. Но на самом деле криминальная история в апреле 1908 г. не закончилась — тогда она только началась.

Во вторник 6 сентября 1909 г. на западе Детройта в водах тихой речушки Экорс-крик (Ecorse creek) была найдена большая сумка из холстины, зашитая толстой суровой ниткой. Найдена она был случайно — крючок рыболова крепко зацепился за ткань, в результате чего тяжёлую сумку, лежавшую на дне, удалось поднять наверх. В сумке оказались человеческие ноги. Две штуки. Судя по отсутствию волос и размерам — женские.

Экорс-крик была тихой и неглубокой речушкой, заросшей по обоим берегам густой растительностью, затруднявшей подход к воде. Из-за пологости дна здесь не было бурных течений и сильного движения потока в придонной области, а потому опущенный в реку предмет не мог уплыть далеко. Если только остальные части тела преступник бросил в реку неподалёку от того места, где были найдены ноги, стало быть, примерно в том же районе их и следовало искать.

Служба шерифа округа Уэйн (Wayne) при поддержке полиции Детройта деятельно принялась за осмотр как дна реки, так и её берегов. Очень быстро — не прошло и суток! — отыскали вторую сумку из мешковины, во всём напоминавшую первую. Она была из той же ткани, того же размера и оказалась зашита точно такими же крупными стежками толстой суровой нити. Сумка была найдена на дне на мелководье буквально в 2—3 метрах от берега. Густой кустарник, нависавший над водой, отлично скрывал предмет от глаз посторонних, но он же и помешал преступнику вытолкнуть сумку на глубину.

В найденной сумке находилось тело молодой женщины без ног. Когда найденные накануне ноги приложили к трупу, места расчленений полностью совпали. Не могло быть никаких сомнений в том, что ноги и тело ранее составляли единое целое. Несмотря на отделение ног хирургическим способом, следы насилия — царапины, осаднения кожи, гематомы и прочие — визуально не определялись, что казалось до некоторой степени странным и рождало многочисленные вопросы о том, что именно и почему произошло с расчленённой женщиной?

Но самой первой задачей, стоявшей перед службой шерифа округа Уэйн и полицией Детройта — ещё даже до выяснения причины смерти — являлось установление личности убитой. Поскольку тело было «собрано» полностью, можно было установить точный рост и вес мёртвой женщины, цвет глаз и волос, а кроме того, опознанию могла помочь особая примета — родинка над верхней губой слева. И тут детективам полиции очень повезло, буквально в третьей гостинице, в которую они обратились за справкой, неизвестную женщину опознали. При поселении она заполнила карточку, в которой назвалась «Мэйбелл Миллман» («Maybelle Millman»), и в качестве места проживания указала город Энн-Арбор, расположенный на удалении 20 км от тогдашней западной границы Детройта.

Как выяснилось через несколько часов, женщина использовала подлинные имя и фамилию, поэтому уже к середине дня 8 сентября детективы постучались в дом её родителей. Те были шокированы вестью о смерти и расчленении дочери, они ничего не могли сообщить детективам по существу дела. Выяснилось, что 29 августа Мэйбелл заявила родителям, что ей надо отправиться в Детройт по просьбе школьной подруги Марты Хеннинг (Martha Henning), которая очень ждёт её для подготовки к свадьбе и даже выслала Мэйбелл деньги на поездку.

Учитывая то, чем эта поездка закончилась для Мэйбелл, ссылка на таинственную Марту звучал очень подозрительно. Причём детективы не думали, будто родители убитой их обманывают — нет! — на самом деле они решили, что это Мэйбелл Миллман обманула отца и мать. Это подозрение нашло косвенное подтверждение в том, что в бумагах Мэйбелл не оказалось писем от Марты, датированных августом. Хотя Марта Хеннинг действительно существовала и обучалась в одной школе с Мэйбелл.

Чтобы подтвердить либо, напротив, исключить факт переписки Мэйбелл и Марты в последние недели жизни первой, окружной шериф Джон Гастон послал официальный запрос в Вашингтон в администрацию Почтового департамента США [это предтеча современного федерального агентства USPS]. В нём он просил проверить — если только это возможно — велась ли переписка между Хеннинг и Миллман в июле и августе 1909 г.? И если да, то с какого адреса Хеннинг отправляла свои послания?

В это же самое время — то есть к середине дня 8 сентября — из службы коронера поступила информация о результатах вскрытия трупа Мэйбелл Миллман. Женщина умерла из-за обильной кровопотери, вызванной повреждением стенки матки при проведении аборта. Отделение ног осуществлялось хирургическим инструментом и являлось посмертным. Давность наступления смерти судмедэксперт определил в «приблизительно неделю» до момента проведения аутопсии [то есть 31 августа — 2 сентября].

Таким образом, случившееся с Мэйбелл Миллман можно было квалифицировать как неумышленное убийство. Понятно, что врачу, оказывающему квалифицированную помощь в условиях стационара, нет нужды прятать тело умершего пациента и тем более делать это так, как это было проделано в случае с Мэйбелл — с отрезанием ног, зашиванием в холстину и последующим утоплением в реке… Врач явно проводил криминальный аборт и, столкнувшись со смертью женщины, посчитал необходимым спрятаться от Закона посредством сокрытия трупа. То, что он поступает с доверившимся ему человеком хуже, чем с бездомной собакой, его ничуть не волновало. По-видимому, между врачом и Миллман не существовало никакой явной связи, и он был уверен, что, избавившись от тела, обезопасит себя.

Капитан детективов полиции Детройта МакКоннелл (McConnell) прекрасно помнил историю Эдит Пресли и поведение доктора Фритча двумя годами ранее. Проанализировав всю собранную к вечеру 8 сентября информацию, капитан дал поручение своим подчинённым доставить доктора в отдел. Против того не было никаких улик, только интуиция опытного сыщика, но поговорить с Джорджем Фритчем следовало непременно.

Врача привезли в здание Департамента полиции, и его появление не укрылось от глаз репортёров, традиционно дежуривших у входа и в вестибюле. Все они прекрасно помнили Фритча по расследованию 1907 г., да и без того доктор был хорошо известен в городе. Журналисты видели, как Фритча уводили на допрос, а затем выводили обратно и усаживали в полицейский экипаж с решётками на окнах. На следующий день в газетах появились заметки о задержании Фритча и проведённом допросе, после которого доктора трясло так, что он не мог отвечать даже на простейшие вопросы.

Мы не знаем, о чём именно и как капитан МакКоннелл разговаривал с доктором Фритчем, но последний очень испугался. Верный своей привычке не разговаривать с полицейскими, он потребовал вызвать адвоката и более не произнёс ни слова, но его поведение показалось капитану детективов до такой степени красноречивым, что в тот же вечер он допустил умышленную «утечку информации», сообщив журналистам, что Фритч подозревается в убийстве Мэйбелл Миллман.

9 сентября в местных газетах уже вовсю обсуждался вопрос об обоснованности подозрений в отношении доктора Фритча.

Далее, однако, ничего не последовало. Обыск кабинета, в котором доктор принимал пациентов, ничего не дал — никаких записей, связанных с Миллман, никаких вещей, которые можно было бы предъявить родным для опознания… Медсестра, ассистировавшая Фритчу, ничего не знала — и это представлялось вполне понятным. Вряд ли доктор — человек, в общем-то, неглупый и знающий жизнь — решаясь на криминальную операцию, не удалил бы потенциального свидетеля. Сам доктор молчал, как рыба об лёд.

По прошествии 3-х суток стало ясно, что улик против Фритча нет и судья ордер на арест не подпишет. Фритч вышел из здания полицейского департамента с гордо поднятой головой, насладившись официальным извинением капитана МакКоннела за необоснованное задержание.

Но это был не конец истории, как, может быть, кто-то подумал. Поскольку 16 сентября шериф Гастон получил ответ из Почтового департамента США, в котором содержалась не только сводная ведомость переписки Мэйбелл Миллманн и Марты Хеннинг, но и приводился актуальный почтовый адрес последней. По указанному адресу немедленно выехали детективы, Марта была найдена и доставлена в полицию для допроса.

Девушка подтвердила справедливость версии, которой руководствовались правоохранители — Мэйбелл забеременела вне брака и, опасаясь компрометации и домашнего скандала, решилась на аборт. У неё не было денег на операцию, и она пропустила время, тем самым лишив себя возможности легально избавиться от плода в условиях стационара. Она попросила деньги у лучшей подруги — Марты — и та её выручила, хотя и сама жила очень скромно. В конце августа Хеннинг выслала Мэйбелл потребную сумму — речь шла о 100$ — и последняя отправилась в Детройт, отпросившись из дома под благовидным предлогом.

Так выглядела общая схему случившегося, но Марта дополнительно сообщила важные детали. Во-первых, она заявила, что перед отправкой 100$ по почте переписала номера банкнот и передала их список допрашивавшим её детективам. А во-вторых, Марта рассказала о том, что встретила Мэйбелл по приезду в Детройт и сопроводила её к врачу, который должен был провести аборт. Она видела этого врача и могла его опознать!

Сообщённая свидетельницей информация оказалась для следствия исключительно ценной. Дело заключалось в том, что при задержании Фритча 8 сентября при нём были найдены 82$ в банкнотах и монетах. Номера банкнот были переписаны, и 3 номера совпали с номерами из списка Марты Хеннинг! Это означало, что произошла передача денег от умершей на операционном столе женщины к врачу, и если адвокаты Фритча могли оспаривать его опознание Мартой, доказывая ошибочность оного, то передача денег однозначно привязывала доктора к умершей.

Ни один адвокат не смог бы отвести такую улику! Ни один суд не посмел бы усомниться в её изобличающей силе!

19 октября доктор Фритч был повторно взят под стражу. Теперь уже с соблюдением всех формальностей — ордером и помещением в окружную тюрьму. Судья отказал в выпуске под залог, и Джордж Фритч оказался вынужден куковать на нарах до суда. Сложно сказать, о чём он думал и к чему готовился, будучи человеком неглупым, он явно понимал, что ему корячится тюремная отсидка.

В марте следующего 1910 года состоялся суд. Фритч вполне ожидаемо отказался от дачи показаний, предоставив адвокатам говорить вместо себя. В связи с этим в деле остались невыясненные моменты, в частности, никто так и не узнал, что стало с одеждой и личными вещами Мэйбелл Миллман. Понятно было, что доктор избавился от них, но где и как он это сделал, никто так и не узнал. История с неудачным абортом и последующим расчленением умершей женщины, как и последующее поведение доктора, производили совершенно омерзительное впечатление, в Детройте в те дни, наверное, не нашлось бы ни одного человека, сочувствовавшего обвиняемому.

7 марта 1910 г. доктор Джордж Фритч за убийство 2-й степени был приговорён к 5 годам лишения свободы. Присяжные совещались буквально 15 минут — дело представлялось настолько ясным, что обсуждать им было нечего.

Шли годы. Началась Первая мировая война, промышленный Детройт переживал колоссальный бум, связанный с ростом военных заказов и притоком населения. История доктора-убийцы как-то позабылась… Да и то сказать, кто он такой, чтобы люди его помнили?!

В ночь на 21 августа 1917 г. в больнице умерла некая Кристин Гордон (Christine Gordon), 29-летняя замужняя женщина, поступившая с диагнозом «маточное кровотечение». Женщину доставил в больницу её муж Гарри (Harry Gordon), сообщивший, что Кристине несколькими часами ранее был проведён аборт, после чего ей сделалось плохо. Муж, перепуганный происходящим, путался в показаниях, он сказал, что ему неизвестны имя и фамилия врача, проводившего операцию, и адрес абортария он тоже не знает, но, наверное, сможет показать на местности…

Кристина находилась под остаточным действием сильной анестезии, но была контактна и могла отвечать на вопросы. Пока врачи боролись за спасение её жизни, больничный адвокат Джозеф Бобиэл (Joseph Bobiel), вызванный к больной, показал ей фотографию Джорджа Фритча. Следует отдать должное адвокату — тот быстро понял, какой коновал «лечил» Кристину. Последняя уверенно опознала Фритча, что явилось немалым потрясением как для самого адвоката, так и окружавшего его медперсонала. Все они были уверены, что Фритч по-прежнему находится в тюрьме!

Ан нет…

После смерти Кристин Гордон в больницу были вызваны полицейские. Детективы, услыхав о Джордже Фритче, тоже схватились за головы: неужели Доктор-«смерть» вернулся? Оказалось, что после 1,5-летнего пребывания в тюрьме Джонсон доктор нанял лучшую адвокатскую фирму Детройта, которая подала в Верховный суд штата прошение об условно-досрочном освобождении заключённого, и того освободили! Это была не апелляция, не отмена приговора, а именно условное освобождение. Всего же доктор отбыл за решёткой 2 года. Как можно было условно освобождать преступника, отбывшего 2 года из 5, осталось загадкой. Условно-досрочное освобождение обычно назначается по отбытии 2/3 срока и более.

Расследование этого дело было поручено частному сыскному агентству «Grossman, Growe and Wilson», то есть Департамент полиции Детройта отдал дело на аутсорсинг. Не совсем понятно, почему так получилось, возможно, потому, что дело считалось довольно очевидным.

Частные детективы покатались по Детройту в компании с Гарри Гордоном, и тот показал место, куда привозил умершую жену для проведения операции. Это был дом №172 по Хай-стрит-вест (Hight str. west), в нём находился офис доктора Фритча. Гордон не только опознал врача, вышедшего из подъезда, но и сообщил кое-какие любопытные детали о своём общении с ним. Фритч требовал за операцию 100$, а Кристина имела при себе только 25$. Когда Фритч узнал, что у женщины не хватает денег, он выскочил из кабинета и с воплями набросился на Гарри. Вот тут бы, конечно, Гарри схватить жену под мышки, да и бежать вон, поскольку разгневанный доктор со скальпелем в руке — это не тот гинеколог, который поможет здоровью. Но…

В общем, Фритч не отказался от операции, что, согласитесь, выразительно характеризует этого человека. То есть человек работает по «такому-то прайсу», но если у вас нет денег, то можно и за четверть цены. Вот она — жажда стяжания! Как людей-то корёжит, которые, взяв однажды деньги, неспособны уже выпустить их из рук.

Доктор Фритч фактически зарезал Кристин Гордон и объявил её мужу, что тот остаётся должен 75$, которые обязан принести в течение недели.

Частный детектив Марк Гроссман 24 августа позвонил в офис доктора Фритча и пригласил того для беседы. Доктор явился. По результатам разговора Марк Гроссман и доктор в сопровождении нескольких частных детективов отправились в полицию, а оттуда в суд для оформления ордера на арест.

Судья, увидав хорошо знакомого коновала — его, похоже, знал весь город! — без долгих разговоров подписал ордер на арест и назначил залог в 5 тыс.$. Это была огромная сумма для того времени, что-то около 200 тыс.$ в современном эквиваленте. Расчёт судьи был ясен — такую сумму доктор не отыщет и посидеть в под замком ему придётся.

Ан нет! Адвокаты Рифтерсон и Мурта в течение нескольких часов внесли необходимую сумму, и Фритч встречал новый день в собственной кровати. Вот такое оно — американское правовое государство в своём безобразном естестве!

Что последовало далее? Доктор Джордж Фритч от суда не ушёл, да он, собственно, и не ставил перед собой такой задачи. Судебный процесс несколько раз переносился, но в конечном итоге Фритч был оправдан.

После чего вернулся к своей медицинской практике.

Минул год, и в сентябре 1918 г. ситуация повторилась до мельчайших деталей. Доктора Фритча задержали по обвинению в непредумышленном убийстве Виктории Роленды (Victoria Rolenda), скончавшейся после криминального аборта, проведённого этим самым, с позволения сказать, доктором. Снова последовало назначение залога в 5 тыс.$ и стремительное внесение нужной суммы на судебный депозит.

Рассказывать об этой истории вряд ли следует. Как поётся в любимой песне Георгия Кривонищенко «всё опять повторится сначала» — это как раз про очередной суд над доктором-коновалом. Мичиганская пресса внимательно следила за расследованием и судом, по результатам которого доктор Джордж Фритч вышел с гордо поднятой головой полностью оправданным.

И если кто-то подумал, что, в конце концов, какому-то неравнодушному американцу надоела эта пародия на правосудие и этот самый неравнодушный американец взял в руки берданку и снёс доктору-убийце голову, то сразу внесём ясность — ничего подобного не случилось. Доктор преспокойно жил и прожил, кстати, долгую жизнь. Жил сытно, в достатке, считался успешным в делах. На старости лет он женился на девушке младше его на 30 лет и успел пожить ещё и с нею.

И умер Доктор-«смерть» лишь в декабре 1958 г. в возрасте 89 годков.

Воистину это был человек, которому всё было как с гуся вода. Феерический персонаж, что и говорить! Он неоднократно убивал молодых женщин, проводя запрещённые законом операции, и никто ничего не мог ему за это сделать, ибо 2-летняя тюремная отсидка — это всё-таки не наказание за то, как он обошёлся с Мэйбелл Миллман. Его даже из профессии не изгнали, не запретили заниматься медицинской деятельностью.

История, конечно же, поразительная! Наводящая на размышления самого разного характера.

Речь даже не о складе характера, мышлении и криминальном поведении пресловутого доктора — понятно, что это бессовестная гнида, которая пользовалась безвыходным положением людей. Речь о другом.

Задумайтесь над тем, как изменились общественные нравы. Сто лет назад молодые женщины, забеременевшие вне брака, становились по умолчанию социальными изгоями, объектами всеобщего порицания. Они боялись осуждения даже собственных родителей, причём не в последнюю очередь, а в первую. Все они решались на аборт, скрывая своё решение от родителей [единственное исключение Кристин Гордон, но она была замужем]. То есть страх родительского гнева был таким, что молодые женщины предпочитали пойти под нож в подпольном абортарии, нежели обратиться к близким за помощью и поддержкой.

Автор ни в коем случае не выступает за сексуальную разнузданность и, вообще, никогда не был сторонником абсолютной свободы во всём, но подобное жёсткое табуирование секса — это ведь тоже ненормально. В том числе потому, что подобное ограничение несёт в себе вызов человеческой природе.

Сколько всего женщин умерло от «помощи» доктора Фритча, знает, наверное, только сам доктор Фритч. С большой вероятностью таковых жертв было много более 4-х, поименованных в этой краткой заметке. Это отдельно взятый Ракитин, находящийся в России, в городе Санкт-Петербурге, сумел отыскать свидетельства 4-х преступлений, а человек, имеющий непосредственный доступ к архивам Департамента полиции Детройта, вполне возможно, отыщет много больше имён и фамилий.

Существует метафора, гласящая, что у всякого опытного врача имеется персональное кладбище. В том смысле, что у опытного врача во время лечения умерло так много пациентов, что их хватило бы на целое кладбище. Понятно, что врачебный опыт нарабатывается в том числе и ошибками, а цена ошибки при лечении — здоровье и сама жизнь больного. Спорить с этим глупо, а потому незачем.

В случае с доктором Фритчем эта метафора из образного иносказательного выражения превратилась в констатацию факта.

К сожалению, Правосудие торжествует не всегда. История доктора Фритча — один из ярких тому примеров. Это нехорошо, это неправильно, так быть не должно. Но тот, кто внимательно читает «Загадочные преступления прошлого…", знает, что жизнь намного хитрее азбучных истин, и добро не всегда торжествует, и зло не всегда оказывается наказанным.

2003 год. Бомба на шее

28 августа 2023 года исполнилось ровно 20 лет началу цепи в высшей степени неординарных преступлений, аналог которым в мировой криминальной истории вряд ли можно отыскать даже при всём старании. Сюжет этих событий до такой степени нелогичен, внутренне противоречив и неясен до конца, что трактовать случившееся можно с прямо диаметральных позиций. История «Заложника Бомбы» уже послужила источником своей собственной «теории заговора», и можно не сомневаться, что в будущем, по мере открытия всё новых деталей, разнообразные версии и предположения вокруг неё будут только множиться. Тем более что к этому прямо подталкивают объективно существующие интересы самых разных лиц.

О чём же именно идёт речь?

Всё началось 28 августа 2003 г. в 14:28, когда в отделение банка PNC, размещённом в одной из построек многофункционального торгового центра по адресу Пич-стрит (Peach street), 7200 в городе Эри, расположенном на берегу одноимённого озера в штате Пенсильвания, США, вошёл мужчина довольно странного вида. Одет он был вполне сообразно сезону в светло-голубые джинсы, кроссовки и белую футболку с cамодельной надписью «Угадай», но под футболкой на груди топорщился прямоугольный предмет, похожий видом и размерами на обувную коробку. Мужчина прихрамывал и при ходьбе опирался на трость. Возраст вошедшего можно было определить как близкий к 50 годам, очки и аккуратная стрижка делали его лицо интеллектуальным и облагороженным. Мужчина выглядел спокойным и вёл себя адекватно.

Он обратился к администратору, встречавшему клиентов у входа и дававшему необходимые разъяснения по работе отделения, с вопросом: «Можно ли поговорить с менеджером?» Услышав в ответ, что менеджер (управляющий отделением банка) может его принять только после 15 часов, сказал, что у него «нет столько времени» и… встал в очередь к кассиру. Собственно, слово «очередь» в данном случае выглядит явным преувеличением, поскольку перед странным мужчиной находился всего один человек.

Уже эти простейшие действия незнакомца должны были вызвать определённую реакцию как администратора, так и банковской службы безопасности. Прежде всего потому, что «трость» в руках мужчины тростью не являлась и даже мало походила на таковую. Чтобы в этом убедиться, следовало просто внимательно посмотреть на предмет в руке незнакомца. Администратор обязан оценивать клиентов, входящих в помещение банка, а любая оценка начинается с внешнего осмотра. Удивительно равнодушие и охраны к странному виду визитёра. По умолчанию всё, что непонятно, считается подозрительным, а обувная коробка под футболкой — это что-то непонятное, согласитесь. Во всяком случае, нигде в мире так ходить в банки не принято. Наконец, весьма странно выглядела попытка связаться с руководителем отделения — если с ним надо решить какой-то вопрос, то его следовало дождаться. Если же вопроса вовсе не существовало, то чего ради искать встречи?

Следует помнить, что Соединённые Штаты менее двух лет до описываемого происшествия пережили террористические атаки на Всемирный Торговый Центр и последующие драматические события, связанные с рассылкой по почте спор сибирской язвы. Население находилось в состоянии напряжения и повышенной бдительности, люди обращались в правоохранительные органы по малейшему пустяку, вызвавшему подозрения, но… не в данном случае.

Видимо, день был такой.

Дожидаясь, пока подойдёт его очередь, мужчина с коробкой под футболкой взял из вазы леденец на палочке и принялся сосать. Прямо как малое дитя… Так с леденчиком во рту он и подошёл к кассиру через 8 минут (весь хронометраж впоследствии был восстановлен по записям видеокамер наблюдения). Поздоровавшись с женщиной, мужчина негромко сказал: «У меня на шее бомба. Прочтите это…", — и подал лист бумаги с лаконичным текстом, из которого следовало, что кассир должна вручить ему 250 тыс.$ и не поднимать тревогу в течение 10 минут, пока мужчина не отъедет на безопасное расстояние.

Кассир поразилась требованию хотя бы потому, что четверти миллиона долларов наличными вообще никогда не накапливалось в этом отделении. Город Эри вытянут вдоль одноимённого озера, «фасад» города обращён к воде, отделение же банка фактически находилось на окраине, более чем в 5 км от побережья. Этот район города не был ни деловым, ни фешенебельным. Но даже если бы такие деньги и имелись в отделении банка, то добраться до них быстро было бы всё равно физически невозможно, т.к. главный сейф-хранилище был оборудован системой задержки открытия. Другими словами, после ввода необходимого кода замок открывался не моментально, а с некоторым логом времени, который обычно составляет 5—10 минут, в зависимости от настройки замка. Система задержки открытия сейфов внедряется повсеместно для предотвращения ограблений; логика тут проста — преступник не станет ждать, пока истечёт время задержки, и убежит раньше.

Стараясь не вызвать гнева человека, подавшего ей записку, кассир объяснила ему ситуацию. Мужчина отнёсся к объяснениям довольно спокойно, даже конфетку сосать не перестал. Он просто попросил дать ему столько денег, сколько есть в кассе. Во многих источниках сообщается, будто он подал банковской работнице чёрный пакет, дабы та сложила в него деньги, но на видеозаписи ограбления хорошо видно, что никакого чёрного пакета не было и в помине. Кассир сложила деньги в холщовый мешок, в котором деньги транспортируют инкассаторы — с этим-то мешком в одной руке и «тростью» в другой странный мужчина вышел из отделения банка. С собой он унёс 8716 $ — «улов» этот оказался несколько выше среднего для банковских ограблений в США того времени, но ему, конечно же, было очень далеко до 250 тыс.$.

Согласитесь, человек, выходящий из банка с инкассаторским мешком, если только он не инкассатор, выглядит несколько необычно. Но, видимо, не в данном случае, ибо ни администратор, ни охранник не обратили на него ни малейшего внимания. Ну, вышел и вышел, мало ли кто с мешком денег выходит из банка, правда?

Самое забавное заключалось в том, что ограбленная кассирша не подала сигнала тревоги — ни во время самого ограбления, ни после. Дамочка старательно выжидала 10 минут, как было приказано ей запиской. Тут даже не знаешь, плакать или смеяться, поскольку такая исполнительность переходит все границы здравого смысла. Невольно приходят на ум слова Наполеона, сказавшего как-то, что если жадность человека имеет всё-таки некие пределы, то глупость воистину безгранична.

Хотя странный Грабитель-с-Бомбой-на-Шее сделал своё дело и спокойно покинул место преступления, неожиданный поворот всем дальнейшим событиям придало вмешательство совершенно постороннего человека. Причём предусмотреть появление этого действующего лица никто заранее не мог. Один из клиентов банка — им оказалась чернокожая многодетная мамаша, явившаяся в отделение для внесения выплаты за кредит — заподозрила в происходящем неладное. Дамочка насторожилась, едва увидев мужчину с коробкой под футболкой, и испытала настоящую тревогу, когда тот вышел из помещения с инкассаторским мешком для денег в руке. Несмотря на полное спокойствие работников банковского отделения, находчивая негритянская мамаша последовала за таинственным незнакомцем и увидела, как тот усаживается в автомашину, припаркованную несколько в стороне от банка. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, женщина набрала по своему сотовому телефону номер «911» и сделала заявление о предполагаемом ограблении банка по адресу Пич-стрит, 7200.

Продолжая разговор с оператором «службы спасения», бдительная мамаша наблюдала, как человек с коробкой под футболкой покинул парковочное место, проехал около полусотни метров по направлению к выезду на Пич-стрит и… вдруг неожиданно остановился перед асфальтированной дорожкой, которая вела к отдельно стоящему зданию «Мс'Donalds’а». Он не стал сворачивать на эту дорожку, а остановил машину прямо на пути выезда, закрыв тем самым проезд автомобилистам, следовавшим за ним. Моментально образовался затор.

Дальше стало только интереснее. Выскочив из машины — на этот раз без трости — человек с коробкой под футболкой резво подбежал к фирменному указателю «Мс'Donalds’а» и принялся что-то лихорадочно искать у его основания. Мамаша-негритянка, продолжавшая разговор с диспетчером службы «911», сообщила, что странный человек вытащил из-под камня лист бумаги, после чего вернулся к своей машине.

Усевшись в неё, он тронул машину с места, но снова далеко не уехал. Приняв вправо (но оставаясь в поле зрения бдительной свидетельницы-негритянки), он выкатился на узкую дорожку вдоль Пич-стрит и… остановился. От банка он отъехал максимум на 70 метров.

Всё это выглядело до того странно, что оператор «службы спасения» даже засомневался в адекватности звонившей женщины. Чтобы удостовериться в точности её рассказа, он перезвонил в отделение банка PNC и уточнил, на самом ли деле банк ограблен? Пусть читатель на секундочку представит себе всю абсурдность ситуации: администратор снимает трубку, слышит вопрос об ограблении и уточняет у подчинённых: «Девочки, тут служба спасения интересуется, нас ограбили, что ли? Кто-нибудь в курсе?«А кассир ей отвечает: «Правда-правда, ограбили! Я отдала всю кассу этому чудаку с обувной коробкой под футболкой, а то этот дурачок пообещал весь офис взорвать…» В общем, только после звонка оператора службы «911» в отделении банка стало известно об ограблении. Что и говорить, ситуация выглядит до такой степени нелепой, что её даже прокомментировать невозможно.

Между тем, диспетчер службы спасения, сообразив, что ограбление действительно имело место, и притом преступник всё ещё не уехал далеко от места преступления, тут же передал соответствующую информацию дежурному офицеру дорожной полиции. К месту происшествия со всех сторон рванули дорожные патрули, стремясь перекрыть преступнику возможные выезды из города.

Но человек с коробкой под футболкой никуда ехать и не собирался. Он сидел в своей автомашине и… читал какой-то текст, написанный от руки — то ли письмо, то ли записку. Именно за этим увлекательным занятием его застали патрульные Кристофер Стаффорд (Christtopher Stafford) и Вики Вейбель (Vicki Weibel), прибывшие по указанному им адресу первыми. Своей автомашиной они перегородили машине грабителя возможное направление для движения вперёд, попросили грабителя выйти из салона и надели на него наручники.

С этого момента события приобрели характер не только драматичный, но и прямо противоречивый. Если до этого всё происходившее выглядело нереалистично и даже кафкиански, то после появления полиции последовала череда действительно странных и труднообъяснимых поступков и заявлений.

Стаффорд и Вейбель, если верить их собственным утверждениям и официальным документам следствия, в разговоры с задержанным не вступали, хотя это выглядит очень странным. Они уже были поставлены в известность о том, что человек с коробкой под футболкой пытался ограбить банк общественно-опасным способом (таковым считается взрыв или угроза взрыва в общественном месте), а потому прямой обязанностью полицейских являлось установление объективности угрозы. Другими словами, полицейские должны были узнать, существует ли бомба на самом деле или они имеют дело с мистификацией? После этого они должны были принять решение о вызове сапёров оперативной группы быстрого реагирования — если бомба реально существует, ею должны заниматься люди из команды разминирования. Кроме того, надлежало выяснить имя и фамилию предполагаемого нарушителя — это дало бы возможность безотлагательно приступить к его проверке по всем базам данным, выяснить вопрос о возможной причастности к другим преступлениям и наличии сообщников. Однако ничего этого сделано не было, во всяком случае, такова официальная версия событий. Обратим на это сейчас внимание, поскольку подобное развитие событий многими ставится ныне под сомнение.

Итак, полицейские Стаффорд и Вейбель надели на неизвестного наручники и… принялись ждать появления других полицейских. Якобы в тишине, не вступая в разговор с задержанным. Затем прибыл полицейский наряд в составе Джеймса Шимански (James Szymansky) и Терренса Доуди (Terrence Dawdy) — именно этот наряд заблокировал машину грабителя сзади. Шимански и Доуди вступили, наконец, в переговоры с задержанным. Прежде всего, они поинтересовались, как того зовут? на что получили исчерпывающий ответ. Человек-с-Коробкой-на-Шее заявил, что его зовут Брайан Уэллс (Brian Wells), он проживает один в арендуемом доме по адресу Ловлэнд-авеню (Loveland ave.), 2421 в районе Миллкрик (это не очень престижная часть города Эри, примыкающая к аэропорту), а работает в пиццерии «Мама мия» («Mama mia’z pizza») развозчиком пиццы.

Этим ремеслом он занят уже 10 лет, и его начальник, должно быть, очень переживает из-за его отсутствия на рабочем месте, поэтому Человек-с-Коробкой-на-Шее попросил полицейских позвонить в пиццерию и сказать, что «он задерживается». Просьба звучала, конечно, по-идиотски, но полицейские обещали в пиццерию позвонить. И позвонили, что, кстати, свидетельствует о глубоком непрофессионализме стражей порядка — подобный звонок нельзя было делать, поскольку на другом конце провода вполне мог находиться сообщник грабителя. Но Джеймс Шимански о таком пустяке как-то не подумал. (Объективности ради следует отметить, что с этим звонком нет полной ясности. Звонок в пиццерию, по сообщениям её работников, последовал только в 16 часов, т.е. более, чем час спустя с того момента, как его якобы совершил Шимански. Впрочем, данный нюанс нам ещё придётся разбирать особо в другом месте.).

Разговор на этом не закончился — человек, назвавшийся «Брайаном Уэллсом», попросил связаться с его родной сестрой Джин Хэйд (Jean Heid) и сообщить ей о происходящем. Шимански пообещал сделать и это тоже. И тоже позвонил сестре. Лишь когда женщина на другом конце провода попросила передать трубку «Брайану Уэллсу», в голове полицейского что-то сработало, и он отказался это сделать, видимо, сообразил, что зашёл слишком далеко, оповещая всех вокруг о событиях, в которых сам покуда не разобрался.

Наконец, дошло время и до вопроса, который следовало задать в самом начале — Шиманский поинтересовался, действительно ли «Брайан Уэллс» грабил банк и имеются ли у него сообщники? На что Человек-с-Коробкой-на-Шее ответил, что банк он на самом деле ограбил, но не по своей воле, а потому, что его заставили это сделать. И пояснил — у него на шее укреплена бомба, и он не может её снять до тех пор, пока не выполнит требования преступников… Озадаченный Шимански приблизился к сидевшему на асфальте у машины «Уэллсу» и заглянул за ворот футболки — там он увидел какое-то опутанное проводами устройство, имевшее металлический ошейник, и услышал негромкое пощёлкивание таймера. Полицейский живо ретировался за машину и более к задержанному не приближался. Никто из других патрульных удостовериться в реальности бомбы не пожелал.

Лишь после этого дежурный офицер городского управления полиции штата позвонил в территориальное подразделение ФБР и сообщил о происходящем на Пич-стрит. Тогда же был сделан звонок оперативной группе быстрого реагирования, в составе которой круглосуточное дежурство несли сапёры.

Определённый колорит всему происходившему придало присутствие телерепортёров местной телевизионной компании WSEE-TV, являвшейся подразделением крупного медиахолдинга Channel 35. Журналисты и несколько бригад операторов с камерами прибыли к Пич-стрит, 7200 практически одновременно с первым полицейским патрулём и не только непрерывно снимали происходившее с разных точек, но и могли слышать разговоры полицейских с задержанным.

Правда, слышали «телевизионщики» далеко не всё — понаехавшие со всех сторон полицейские быстро оттеснили их подальше — но некоторые фразы были слышны даже на большом удалении. Это было связано с тем, что задержанный оказался вынужден почти кричать отбежавшим от него и прятавшимся за машинами патрульным. Журналисты в дальнейшем оказались источником весьма ценной информации, отличавшейся, кстати, от официальных полицейских сообщений, о чём в своём месте нам ещё придётся сказать особо.

После поступления в отделение ФБР информации о попытке ограбления банка и блокировке преступника на место происходивших событий выехал специальный агент Бюро Джеральд Кларк (Gerald Clark), работавший последние 8 лет как раз в сфере противодействия банковским грабежам. Кларк успел доехать до нужного места ещё до того, как наступила развязка, и телерепортёры засняли спецагента, пригнувшегося за автомашиной и разговаривающего по телефону, но… Но очень интересно то, что сотрудник ФБР, обученный тактике ведения конфликтных переговоров лучше рядовых полицейских, даже не попытался вступить в контакт с грабителем. Подобная пассивность специального агента выглядит очень странно, и это ощущение странности только возрастает, когда узнаёшь, что в последующие месяцы и годы именно Кларк вёл расследование этого преступления по линии ФБР.

Через 3 года Джеральд Кларк составит особую информационную справку по материалам расследования, своего рода памятку для прокурора, в которой распишет в деталях действия тех или иных должностных лиц и всевозможные нюансы расследования. Так вот, в этой справке он ни единым словом не упомянет того факта, что лично присутствовал на месте задержания Брайана Уэллса, слушал разговоры последнего с патрульными полицейскими и… никак не вмешивался в происходящее.

Время шло. Народ, привлечённый ордой полицейских автомашин и фургонами с логотипами телекомпании, со всех сторон стекался к зданию «Мс'Donalds’а». Полицейское оцепление, конечно, не допускало публику совсем уж близко, но с расстояния в пару сотен метров всё было хорошо видно. Зеваки оживлённо обсуждали вопрос о том, теракт ли это или просто грабитель банка перемудрил с бомбой? В реальность бомбы мало кто верил, тем более что и сам Брайан Уэллс вёл себя довольно спокойно и даже несколько раз уточнил, сообщили ли полицейские его боссу о том, что он временно задерживается или нет? Трудно было отделаться от впечатления, что Брайан собирался в какой-то момент сесть обратно в автомобиль, снять бомбу и поехать в пиццерию, чтобы успеть до конца дня развезти ещё полдюжины заказов…

Прошло более получаса, прежде чем появились автобусы группы «быстрого реагирования» полиции штата. Как видно, группа «быстрого реагирования» не отличалась быстрой реакцией. Появился сотрудник группы разминирования, облачённый в защитный костюм, и направился к Брайану Уэллсу. Некоторое время специалист рассматривал устройство, укреплённое на шее сидевшего на асфальте человека, не предпринимая, впрочем, попытки раскрыть ошейник или как-то повлиять на работу механизма. Возможно, он о чём-то поговорил с Уэллсом, поскольку тот явно занервничал.

Брайан выкрикнул в сторону полицейских несколько фраз, в которых попытался объяснить случившееся с ним. Из его слов можно было понять, что около 13:30 в пиццерию позвонили по телефону и сделали заказ на 2 большие пиццы, которые надлежало доставить по адресу Пич-стрит, дом 8631. Приехав по указанному адресу, Уэллс оказался позади телевизионной вышки и никаких жилых построек рядом с собой не увидел. Он вышел из машины, чтобы сориентироваться, но тут к нему подъехала автомашина, и из неё выскочили люди, начавшие угрожать Уэллсу оружием. Также вооружённые люди подошли из кустов. Общее число окруживших его бандитов составило 7 человек, один из них был чернокожим. Последний выстрелил в его сторону, и когда Брайан повалился на землю, насильно закрепил на шее бомбу. Бандиты потребовали, чтобы Уэллс ограбил банк, в противном случае они грозились не сообщить ему код деактивации бомбы. Чтобы узнать этот код, ему следовало ограбить банк на сумму 250 тыс.$ и далее действовать по плану, который был сообщён в записке, которую вручили Уэллсу перед тем, как посадить в автомашину. В конце этой записки сообщалось, что её продолжение он должен будет отыскать под камнем возле указателя «Мс'Donalds’а». Если бы Уэллс не выполнил требования бандитов или предпринял бы попытку каким-то образом их обмануть, они бы узнали об этом, поскольку вели за ним наблюдение на расстоянии, и подорвали устройство на его шее дистанционно.

Всё это Уэллс довольно сумбурно выкрикивал полицейским, как вдруг в коробке, висевшей на его шее, что-то начало громко щёлкать. Звук походил на отсчёт таймера. Услыхав его, сапёр моментально развернулся и быстро ретировался за машины — его уход засняли телеоператоры, но эти кадры по требованию руководства города и представителей правоохранительных органов никогда в эфир не вышли — уж больно некрасиво выглядело это бегство. Так сказать, подрывало авторитет и веру в компетентность американских минёров. Брайн Уэллс, видимо, и сам поразился этому бегству и впал в самую настоящую панику. Сбиваясь от волнения и глотая окончания слов, он принялся торопливо повторять сказанное — как получил заказ на доставку пиццы, как поехал по указанному адресу, как его там встретили люди в автомашине, их было трое (sic! — минутой раньше он утверждал, что семеро), они насильно нацепили на него устройство…

Тут грянул взрыв, прервавший монолог Брайана Уэллса на полуслове. Тело сидевшего отбросило назад на пару метров. Произошло это в 15:18. Последними словами погибшего оказалась фраза: «Вы позвонили моему боссу?»

Примерно через полминуты к машине приблизился сапёр, за ним следом — второй. Они лишь бегло взглянули на лежащее тело и сразу поняли, что спасать некого — в торсе Уэллса взрывом была пробита сквозная дыра, в которую можно было просунуть сжатый кулак.

Кстати, разлёт осколков вперёд и по сторонам оказался минимален, и последующая взрывотехническая экспертиза подтвердила это наблюдение — бомба оказалась сконструирована таким образом, чтобы обеспечить минимальный разлёт осколков, и не имела в комплекте готовых поражающих элементов, поэтому основную угрозу она представляла для человека, на шее которого крепилась. Можно сказать, что это было довольно «гуманное» взрывное устройство, разумеется, в той степени, в какой вообще уместно употребление термина «гуманность» применительно к такому типу оружия.

Сапёры приступили к осмотру автомашины, опасаясь, что та заминирована и может произойти новый взрыв. И сразу же последовали удивительные открытия. На пассажирском сиденье рядом с водительским была найдена картонная коробка, а в ней — тот предмет, который погибший Брайан Уэллс использовал в качестве трости при посещении банка. Но одного взгляда на «трость» оказалось достаточно, чтобы понять истинное её назначение — это было самодельное ружьё. И оно было заряжено патроном 12-го калибра длиной 2,75 дюйма с дробью 9-го номера!

На водительском сиденье лежал лист бумаги, плотно исписанный от руки. Уже при беглом ознакомлении с содержанием текста стало очевидно — это инструкция, которой погибший должен был следовать при ограблении банка. Весьма красноречив оказался заголовок этого текста: «Заложник бомбы» («Bomb hostage»). Это словосочетание в дальнейшем не раз употреблялось журналистами применительно к данному преступлению и лично Брайану Уэллсу и стало своего рода нарицательным. Дальнейший осмотр автомашины позволил обнаружить ещё одно письмо — то самое, которое Уэллс вытащил из-под камня под знаком «Мс'Donalds’а». Указание на то, что именно там спрятано письмо с инструкциями для последующих действий, содержалось в первом письме (озаглавленном «Bomb hostage»). В конце второго письма содержалось указание на то, куда надо поехать, чтобы отыскать третье «письмо-инструкцию». Оно было спрятано под знаком «180» на шоссе I-79. Туда немедленно отправилась группа детективов полиции, чтобы изъять его.

Специальный агент ФБР Джеральд Кларк в это самое время повёл расследование в другом направлении. Вместе с несколькими коллегами из территориального подразделения ФБР и детективами полиции он занялся поисками того места, где таинственные преступники надели на шею погибшему развозчику пиццы бомбу. Цель этим преследовалась двоякая — проверить рассказ погибшего и попытаться зафиксировать улики, если таковые удастся обнаружить. Также представлялся перспективным поиск свидетелей этой сцены, хотя по смыслу слов Уэллса можно было заключить, что место это было пустынным, и никаких посторонних людей он там не заметил. По адресу «Пич-стрит, дом 8631» действительно никаких строений не оказалось, другими словами, заказ пиццы был сделан на несуществующий адрес. Однако — что интересно — через этот квартал никак нельзя было попасть в район телевизионной вышки — она находилась довольно далеко от Пич-стрит (хотя и в зоне прямой видимости), и никаких дорог в её сторону там не существовало. Это несколько сбивало с толку, поскольку Уэллс говорил перед смертью, что заехал внутрь квартала. Как же он туда попал? Спецагенту Кларку пришлось вернуться назад, в направлении центра города, примерно на 100 м, чтобы отыскать грунтовую дорогу, уходившую вглубь квартала как раз в направлении телевышки.

Проехав по этой дороге до тупика, кавалькада полицейских машин действительно оказалась позади вышки. По смыслу рассказа Уэллса это было как раз то место, где на него напали неизвестные. Осмотрев грунт, детективы отыскали следы покрышек автомашины Уэллса, следы его ног и ног неизвестных. Отпечатки взаимно накладывались, из чего можно было заключить, что люди некоторое время стояли и двигались довольно плотной группой, что в целом подтверждало картину, описанную погибшим.

Наконец, в то же самое время окружной прокурор инициировал запрос в телефонную компанию с целью узнать время входящих телефонных звонков на номер в пиццерии «Мама мия» и адреса звонивших. Ответ на запрос был получен очень быстро — не прошло и двух часов. Распечатку из телефонной компании сравнили с книгой регистрации заказов, в результате чего выяснилось, что заказ на 2 больших пиццы, о котором упоминал Уэллс перед самой смертью, был сделан в 13:30. Звонившие находились на автозаправке «Shell» по адресу Пич-стрит, 5154. По словам работников пиццерии, Уэллс выехал с заказом через 17 минут, т.е. в 13:47. В принципе, это соответствовало хронометражу последующих перемещений Уэллса по городу.

Т.о. всё понемногу вроде бы становилось на свои места — преступники звонят из телефона-автомата на автозаправке, делают заказ на несуществующий адрес, Брайан Уэллс отправляется с пиццей по указанному адресу, попадает в засаду, на него одевают бомбу с часовым механизмом и вручают первую часть инструкции с описанием того, как следует ограбить отделение банка PNC. В конце инструкции содержится указание того, где будет находиться её продолжение — на газоне под фирменным знаком «Мс'Donalds’а». С этим продолжением (условно назовём его «запиской №2») Уэллсу было необходимо ознакомиться для последующих действий. Завязка сюжета была вроде бы ясна, хотя до полного понимания не хватало ещё многих деталей.

Полицейские приступили к опросу возможных свидетелей инцидента — как в банке, так и перед зданием «Мс'Donalds’а». Их внимание привлекли рассказы некоторых лиц, сообщивших о подозрительном поведении двух мужчин, находившихся в толпе зевак. Один из них являлся темнокожим мужчиной атлетического сложения, в чёрных очках и шапочке, полностью скрывавшей волосы, что было несколько неуместно для августовской погоды; его дружок был белым парнем в кепи и рюкзаком за плечами. Они почти не разговаривали — в отличие от остальных людей в толпе, живо обсуждавших происходящее — и вели себя так, как будто были незнакомы, однако, некоторые свидетели обратили внимание на то, что несколькими фразами они всё же обменялись. Едва только прогремел взрыв, убивший Уэллса, молодые мужчины развернулись и быстрым шагом направились прочь, словно полностью потеряли интерес к происходящему. Причём белый мужчина через несколько секунд перешёл с шага на бег и даже перебежал дорогу, едва не угодив под поток машин, не переставая всё время оглядываться по сторонам. Объективных причин так себя вести не существовало.

Принимая во внимание, что Брайан Уэллс упоминал о том, что в группе преступников, угрожавших ему, находился темнокожий мужчина, было решено отыскать и допросить подозрительную парочку. Полицейский художник со слов свидетелей нарисовал портреты разыскиваемых, и они были растиражированы средствами массовой информации. Чтобы более не возвращаться к этому вопросу, можно сразу сообщить, что разыскиваемые правоохранительными органами лица так никогда и не были обнаружены.

Полицейские, двигавшиеся по маршруту, описанному в «записке №2», отыскали в указанном месте «записку №3». Она представляла собой исписанный с обеих сторон мелким почерком лист, сообщавший ориентиры места, в котором Уэллс должен был оставить мешок с деньгами и все 3 записки, служившие ему путеводителем. Так же в записке содержалось указание на место, в котором можно было найти «записку №4». Именно эта — последняя по счёту записка — должна была содержать описание того, как можно было без риска снять бомбу.

Интересно, что в конце этой записки автор разразился устрашающей тирадой в адрес Уэллса. Таинственный минёр утверждал, что ему известно место проживания Брайана, и он взорвёт его дом, если тот вздумает уклониться от выполнения требований. Кроме того, преступник угрожал взорвать родственников Уэллса. Наконец, он уверял, будто бомба имеет систему дистанционного подрыва и он активирует её, если Уэллс задержится в помещении банка более двадцати минут. Всё это выглядело достаточно пугающе, хотя и рождало определённые сомнения (об этом чуть позже).

Увидев в тексте «записки №3» указание места, где спрятана следующая часть головоломки, полицейские помчались туда.

Но там — проницательный читатель, наверняка, предскажет конечный результат! — полицейских ждало разочарование: никакой «записки №4» в указанно месте не оказалось. Другими словами, спасение жизни Брайана Уэллса не планировалось преступниками изначально. Кроме того, проведённый впоследствии хронометраж действий, которые надлежало выполнить Брайану Уэллсу, с очевидностью доказал, что даже при самом благоприятном стечении обстоятельств (отсутствие пробок на дорогах, быстрая, без всяких задержек выдача денег в банке и т.п.) он никак не успевал уложиться в отведённые ему 55 минут — а именно такой интервал времени выделил ему таинственный преступник [или преступники] на реализацию всех требований. Данный факт не нуждается в особых комментариях — Брайан Уэллс изначально был назначен в смертники.

Такова в общих чертах фабула событий, произошедших 28 августа 2003 г. в г. Эри, штат Пенсильвания.

Прямо скажем, произошедшее оставило массу противоречивых вопросов, связанных как с действиями правоохранительных органов, так и самого Брайна Уэллса. Кратко суммируем сейчас основные «непонятки», нелогичности и нестыковки, поскольку к ним в дальнейшем нам придётся возвращаться не раз.

По действиям представителей правоохранительных органов:

— От момента задержания Брайана Уэллса первым нарядом (полицейскими Стаффордом и Вейбелем) до взрыва бомбы прошло 46 минут. Это время известно точно из хронометража видеозаписей, которые вели операторы компании WSEE-TV с трёх разных точек (т.е. результат подтверждается независимо тремя видеозаписями!). Однако журналистам практически сразу было запрещено делать какие-либо комментарии по этому делу, а сами оригиналы видеозаписей были изъяты ФБР. К огромному удивлению журналистов и родственников Уэллса через несколько месяцев представители правоохранительных органов стали утверждать, будто между задержанием Уэллса и моментом взрыва прошло всего-то 15—20 минут! Когда возмущённые журналисты принялись поправлять представителей полиции, те несколько «уточнили» данную деталь и нехотя признали, что на самом деле интервал времени между задержанием и взрывом был «несколько больше» и составлял 20—25 мин. Эта точка зрения стала официальной, её впоследствии озвучивали и представители ФБР, и Прокуратуры. Однако указанная цифра, как достоверно известно, действительности не соответствует. Почему правоохранительные органы пошли на явную и даже наглую ложь, несмотря на то, что большое число свидетелей были готовы подтвердить их неправоту?

— Почему долго не приезжала команда разминирования? Сапёры прибыли за 14 минут до взрыва и ничем помочь Уэллсу не смогли, в том числе и по причине нехватки времени. Данное обстоятельство рождает вполне логичный вопрос — почему группа быстрого реагирования, в состав которой входит и группа разминирования, вместо положенных ей по нормативам 5—7 минут «реакции на вызов», добиралась до нужного места аж 32 минуты?

— Почему специальный агент ФБР Джеральд Кларк, являвшийся старшим по званию среди всех прочих представителей правоохранительного сообщества и имевший немалый опыт расследования банковских ограблений, не вступил в переговоры с ещё живым Брайаном Уэллсом, а потратил драгоценное время на телефонные звонки неизвестным лицам?

— Почему первая пара патрульных самоустранилась от допроса задержанного, хотя такой допрос являлся их прямой обязанностью, особенно в случае совершения преступления общественно опасным способом (т.е. с использованием или угрозой использования взрывного устройства)? Эти патрульные проявили непрофессионализм или малодушие? Если «да», то почему впоследствии они не были наказаны за своё преступное бездействие? Но если патрульные Стаффорд и Вейбель всё же провели первый допрос задержанного — а скорее всего, так оно и было, — то почему этот факт замалчивается в официальных документах?

— Почему вторая пара патрульных — Шимански и Доуди — в процессе довольно продолжительного общения с Уэллсом не выяснила многие принципиально важные вопросы, связанные с обстоятельством нападения неизвестных преступников на Брайана, а именно — их численность, описание внешнего вида, наличие особых примет, имена или клички, которые преступники использовали при обращении друг к другу, описание автомашины, на которой подъехали преступники к месту встречи, оружие, имевшееся в их распоряжении и т.п.? Почему вместо конкретного разговора по деталям преступления полицейские пустились в малосодержательную беседу по вопросам, имевшим весьма опосредованное отношение к происходившему, как-то — о работе Уэллса, его строгом начальнике, о беспокойной сестре и т.п.?

При анализе действий Брайана Уэллса вызывали вопросы следующие очевидные противоречия или, выражаясь мягче, неясные моменты:

— Почему Уэллс поверил обещанию преступников оставить его в живых и сообщить порядок деактивации бомбы после выполнения всех их требований? Ведь очевидно, что преступникам не нужен был живой свидетель, видевший их лица, слышавший их голоса и потому способный опознать! Неужели Уэллс оказался до такой степени наивен, что поверил в то, будто его в конечном итоге оставят в живых?

— Почему Уэллс вообще согласился принять участие в реализации преступного замысла, ведь согласие самостоятельно ограбить банк автоматически превращало его в соучастника преступления? Тот нюанс, что ему будто бы угрожали убийством, является смягчающим, но отнюдь не оправдывающим обстоятельством. Который, кстати, ещё нуждался в юридически корректном обосновании. Соглашаясь пойти с бомбой на шее в общественное место, Брайан Уэллс совершал преступление независимо от того, действовал ли он добровольно или по принуждению. Можно ли допустить, что погибший не понимал, что делает?

— Из рассказов лиц, видевших Брайана Уэллса в банке, а также из анализа видеозаписей камер наблюдения быстро выяснилось, что тот до- и в момент ограбления оставался очень спокоен. Он сосал конфетку-леденец и не выказывал никаких признаков нервозности. Мог ли оставаться спокойным человек, знающий о том, что ему остаётся жить менее 55 минут? Как Уэллс мог сохранять спокойствие, если не знал, чем окончится ограбление? Ведь его вполне мог застрелить вооружённый охранник банка! Уэллс вёл себя как опытный грабитель банков, но даже грабители с большим опытом признают, что испытывают крайнее волнение в момент совершения преступления. Уэллс же вел себя так, словно наперёд знал, что попытка ограбления окажется успешной и он спокойно покинет отделение банка. Если это действительно так, то откуда такая осведомлённость?

— Почему Уэллс во время ограбления банка не попросил кассира сообщить в полицию о происходящем и сразу не сказал, что является жертвой шантажа и нуждается в помощи? Любой честный человек, действующий по принуждению, так бы и поступил. Преступники могли наблюдать за Уэллсом с некоторого расстояния, но они явно не могли быть настолько близко, чтобы слышать его разговоры. Почему Уэллс не просил помощи?

— Если Уэллс на самом деле явился жертвой шантажа и грабил банк не по доброй воле, то почему его действия были столь натуралистичны? Он даже прихрамывал, опираясь на «трость», хотя на самом деле не хромал. Кстати, после выхода из банка хромота его моментально прошла. Для человека, действующего по принуждению, он слишком старался. Можно ли считать такое желание «сделать все хорошо» случайным?

— Почему Уэллс остался невозмутимым, узнав, что кассир не сможет дать ему требуемую сумму в 250 тыс.$? Ведь именно такую сумму желали получить таинственные шантажисты! Уэллс же получил в банке менее 9 тыс.$, т.е. фактически он не выполнил требование, выдвинутое ему в качестве условия спасения. Почему Уэллс не заволновался, услыхав ответ кассира об отсутствии в банке нужной суммы?

— Совершенно нелогичным выглядит вооружение Уэллса самодельным ружьём 12-го калибра. Оно было замаскировано под трость, а стало быть, не предназначалось для запугивания. Его можно было использовать с единственной целью — проложить дорогу выстрелом. Если Уэллс жертва шантажа, то почему он взял ружьё с собою в банк? Он собирался там в кого-то стрелять? Хорошо, можно допустить, что преступники потребовали, чтобы Уэллс не расставался с ружьём, и он взял его с собою вынужденно, но… какой в этом смысл? У Уэллса на шее бомба, угроза взрыва звучит намного серьёзнее угрозы выстрела! И потом, если преступники понуждали Уэллса ограбить банк помимо его воли, то откуда у преступников могла возникнуть уверенность в том, что Уэллс вообще воспользуется ружьём? Не надо упускать из вида и ещё один вариант развития событий — Уэллс, получив в свои руки заряженное оружие, мог произвести выстрел в самих бандитов или, скажем, прострелить себе ступню, тем самым самоустранившись от совершения преступления. Убили бы они его после этого или нет — дело десятое, важно то, что в таком случае вся преступная схема летела коту под хвост и не могла быть реализована с его участием.

— Почему Уэллс сказал в одном случае, что преступников, напавших на него позади телевышки, было семеро, а в другом — только трое?

— Почему Уэллс, уже будучи в наручниках, волновался из-за прогула работы? Ему грозило обвинение по очень серьёзным уголовным статьям, на шее висела бомба, а отведённые преступниками 55 минут заканчивались с катастрофической быстротой, но он… но он в это время переживал по поводу прогула. Что это — идиотизм? глупость? форма торможения психики, призванная снять сильную эмоциональную нагрузку?

— Зачем Брайан Уэллс, не обнаружив по адресу Пич-стрит, 8631 жилого дома, не сообщил об этом в пиццерию, а заехал внутрь квартала, причём, для этого ему пришлось сделать разворот и проехать мимо домов с меньшими номерами. Другими словами, он поехал туда, где указанный в заявке дом не мог находиться по определению! Во всех цивилизованных городах мира нумерация домов осуществляется по принципу «от центра — к окраине», т.е. дома с меньшими номерами находятся ближе к началу улицы (центру города). Уэллс, не найдя нужный ему адрес, стал его искать среди домов с меньшими номерами, что противно всякой логике (ему, скорее, следовало проехать не в сторону центра, а напротив — к выезду из города). Почему Брайан Уэллс проявил такую странную настойчивость в поиске несуществующего адреса? И почему в процессе его поиска он действовал против логики, но при этом «весьма удачно» наткнулся на бандитов, которые именно его и поджидали? Это действительно случайность или это «запрограммированная случайность»?

Наконец, вызывала ряд вопросов и мотивация таинственных преступников. В частности, представлялись совершенно непонятными следующие моменты:

— Почему преступники остановили свой выбор на Брайане Уэллсе? Преступная комбинация, судя по самодельным бомбе и ружью, а также детально проработанным инструкциям, готовилась очень долго, возможно, не один год, и преступники явно рассматривали разные кандидатуры на роль «Живой Бомбы». Где и как преступники познакомились с Уэллсом и в силу каких причин остановили свой выбор на нем? Брайан не имел криминального прошлого, более 10 лет работал в одной компании, вел жизнь честного и законопослушного гражданина… Это был абсолютно мирный человек! Когда 28 августа 2003 г. к домовладелице Линде Бэйн, сдававшей один из своих домов Уэллсу, приехали полицейские и сказали, что Брайан пытался ограбить банк с дробовиком в руках, та просто рассмеялась… Женщина была абсолютно уверена, что детективы ошибаются, потому что «Брайан и оружие — несовместимы»! Такую характеристику Уэллсу дал человек, который знал погибшего на протяжении многих лет. Откуда же у преступников появилась уверенность в том, что Уэллс — именно тот парень, который им нужен?

— Для чего преступники снабдили Уэллса ружьём? Они всерьёз верили, что он способен применить это оружие? Против кого он должен был его применить? против охранника в банке? против полицейских? рядовых граждан? Почему преступники считали, что обычный развозчик пиццы пойдёт на заведомое преступление и откроет огонь по обычным законопослушным гражданам?

— Почему преступники потребовали добыть 250 тыс.$? Это задача была заведомо невыполнима — таких сумм наличности в этом отделении не накапливалось никогда. Преступники, затратившие на подготовку своей акции явно немало времени, обязательно должны были провести разведку объекта нападения. Они должны были отдавать себе отчёт в том, что желанные 250 тыс.$ они в этом отделении не получат ни при каких условиях. Реально Брайан Уэллс унёс из ограбленного им отделения 8716 $, что, согласитесь, очень далеко до поставленной ему планки. Преступники на самом деле ошибались, требуя столь большую денежную сумму, или же получение денег вообще не являлось их целью, а лишь маскировало некий иной мотив? Если ответ на последний вопрос положителен, то что это мог быть за «иной мотив»?

— Почему преступники не активировали бомбу сразу после задержания Уэллса полицией? В одной из своих записок они грозили ему дистанционным подрывом, и такая возможность у них действительно была — в управляющую цепь бомбы был включён пейджер, который в случае телефонного звонка на его номер выдавал командный сигнал, приводивший к подрыву заряда. Когда к месту событий прибыла команда сапёров, то было включено устройство подавления радиосигналов в широком диапазоне частот, но это случилось, напомним, лишь за 14 минут до гибели Уэллса. Преступники имели более 30 минут для того, чтобы взорвать бомбу звонком на пейджер. Но они этого не сделали. Почему они позволили задержанному более получаса бесконтрольно общаться с полицейскими?

Криминалисты и взрывотехники приложили большие усилия для того, чтобы собрать части взорвавшегося устройства.

После их сбора все фрагменты были переданы в химическую лабораторию Cудебного Научно-исследовательского и учебного Центра в штаб-квартире ФБР в Квантико для изучения устройства и реконструкции бомбы. (Тут надо пояснить, что т.н. «химическая лаборатория» на самом деле является целым комплексом криминалистических подразделений со своим вычислительным центром, модельной мастерской, специальной мастерской для проведения краш-тестов, оценочного центра и т. д. Другими словами, это не «лаборатория» в собственном значении этого слова, а научно-исследовательское подразделение, материальная база которого позволяет проводить прикладные работы в области теории горения и взрыва, взрывотехники, низких и сверхнизких температур, ядов и пр. Химическая лаборатория занимает подземные уровни одного из корпусов комплекса зданий штаб-квартиры ФБР. Кстати, эти подземные помещения первоначально проектировались как противоатомное убежище для руководства ФБР на случай ядерной войны с Советским Союзом.) Работа продолжалась около трех месяцев, и результат её оказался в высшей степени неожиданным. Как признали специалисты ФБР, конструкция бомбы оказалась уникальной, очень надёжной, эффективной и реализованной за счёт простейших компонентов и технологий. Удивить взрывотехников ФБР довольно сложно, но создателю бомбы, убившей Брайана Уэллса, это удалось — специалисты признали, что это был человек технически очень одарённый и скрупулёзный в работе.

В качестве взрывчатого вещества таинственный «бомбер» использовал обычный чёрный порох, используемый для снаряжения охотничьих патронов. Он заполнил им две герметичные ёмкости, на что потребовалось до 400 гр пороха — более чем достаточно для гарантированного убийства человека. Если считать, что для извлечения пороха он использовал патроны 12-го калибра (а именно такой патрон с дробью длиной 2,75 дюйма находился в казённике самодельного дробовика), то для получения необходимого количества пороха изготовитель бомбы должен был вскрыть примерно 60—65 патронов. По своим энергетическим характеристикам чёрный порох не является особенно хорошим, во всяком случае, в американских оружейных магазинах можно приобрести патроны, снаряжённые порохами с гораздо более мощной «энергетикой». Но главное достоинство чёрного пороха заключается в том, что тот легко воспламеняется искрой электрического разряда (в принципе, от искры воспламеняются все пороха, но чёрный в этом отношении наиболее чувствителен).

Создатель бомбы умышленно пошёл на снижение мощности устройства с целью повышения его надёжности. Управляющая электрическая цепь имела несколько степеней предохранения, и в ней был реализован принцип «взаимной замкнутости» элементов (т.е. из неё нельзя было исключить какое-либо устройство без предварительного отключения другого, а то, в свою очередь, нельзя было устранить без выключения третьего, от которого нельзя было избавиться, пока функционировало первое.). Цепь была смонтирована таким образом, что подавала напряжение на контакты, вызывавшие воспламенение заряда, как при срабатывании управляющего устройства, так и при исчезновении напряжения в результате механического прерывания сети (т.е. разрезания провода) или извлечения запитывающей батареи. Другими словами, при полном замыкании цепи и снятии всех предохранителей цепь начинала работать и «на разрыв» тоже. Фактически управляющая подрывом электрическая цепь не предусматривала отключения после постановки на «боевой взвод». Единственный способ, который позволил бы избежать взрыва в такой ситуации, заключался в удалении из бомбы обеих капсул с порохом, т.е. механическом отделении взрывающейся части бомбы от управляющей цепи. Однако в силу конструктивных особенностей исполнения бомбы обезвредить её на практике было бы исключительно непросто. Не будет ошибкой сказать, что сапёры перед «Мс'Donalds’ом» не имели ни единого шанса разобраться во всех перечисленных выше деталях и обезвредить взрывное устройство за те 14 минут, что были в их распоряжении.

Конструктивно бомба была выполнена из трёх основных элементов: а) стального ошейника, с пропущенным внутри проводом, включённым в управляющую цепь; б) сварной рамы из стального «уголка»; в) «вкладыша» с основными элементами бомбы, г) 4-х замков различных типов для запирания отдельных элементов бомбы при сборке (самый сложный кодовый замок создатель бомбы использовал в узле крепления «вкладыша», конструктивно он находился под самым подбородком человека, на которого должна была быть надета бомба). Собственно взрывным устройством являлся именно «вкладыш», ошейник же и сварная рама являлись элементами, обеспечивающими надёжное закрепление «вкладыша» на человеческом теле. После того, как «вкладыш» вставляли в сварную раму и надёжно фиксировали в ней винтами, провод, пропущенный в ошейнике, включали в управляющую цепь. После этого получалась единая конструкция, которую невозможно было разъединить без взрыва. Попытка распилить ошейник неизбежно приводила к повреждению провода, проложенного в нём, и как следствие — к подрыву устройства. При попытке отделить «вкладыш» от сварного уголка происходил отрыв провода, пропущенного в ошейнике, что, опять-таки, влекло за собою взрыв. Другими словами, механическое разделение однажды собранного и поставленного на «боевой взвод» устройства было невозможно без его подрыва.

«Вкладыш», безусловно, являлся главной изюминкой всей конструкции. На единой платформе (обычном куске фанеры) были собраны основные детали взрывного устройства: две ёмкости с порохом, два независимых часовых механизма, пейджер, источник электрического напряжения, запасной источник напряжения на случай попытки отключения основного, а также электрическая цепь. Последняя имела двукратное дублирование и сработала бы даже в том случае, если бы вышел из строя один из таймеров или в силу какой-то причины не произошло воспламенение одной из ёмкостей с порохом. В качестве часовых механизмов были применены самые обычные кухонные таймеры, хорошо знакомые любой домохозяйке. Они были включены в цепь таким образом, что попытки осуществить повторный запуск одного или обоих таймеров, а также их принудительную остановку, приводили к подрыву пороховых зарядов. (С этими таймерами связан важный момент, о котором необходимо упомянуть сейчас. Экспертиза доказала, что оба таймера типа «Sunbeam» были изготовлены в Китае и поставлялись в США только компанией «Bradshaw international», имевшей штаб-квартиру в Калифорнии. В розницу же эти таймеры продавались только в сети гипермаркетов «Wal-Mart», более нигде. Этот нюанс на первом этапе расследования не имел особого значения, но о нём не сообщалось средствам массовой информации и таким образом он оказался скрыт от посторонних. Другими словами, тип таймеров, их количество и место продажи знали только лица, причастные к расследованию и… создатель взрывного устройства).

Заслуживает упоминания и ещё одна уловка создателя бомбы — тот использовал большое количество разноцветных проводов, которые не несли никакой функциональной нагрузки. Другими словами, их задача сводилась к тому, чтобы максимально усложнить понимание конструкции взрывного устройства сапёром, которому пришлось бы с ним работать, и тем самым затруднить работу по обезвреживанию.

Бомба, повешенная на шею Брайану Уэллсу, оказалась до такой степени самобытна и не повторяла известные схемы самодельных взрывных устройств, что её модель по праву заняла место в секретной экспозиции, своего рода музее, Cудебного Научно-исследовательского и учебного Центра ФБР в Квантико.

По мере того, как криминалисты постепенно восстанавливали конструкцию взорванного 28 августа устройства и сообщали реквизиты тех или иных его компонентов, в Эри разворачивалась лихорадочная работа по выявлению их источников. Главная проблема заключалась в том, что бомба не имела уникальных частей, все её комплектующие можно было свободно купить, не привлекая к себе особого внимания. Конечно, наибольшее внимание привлёк к себе порох — если предположение, что создатель бомбы извлекал его из ружейных патронов, было верным, то для накопления нужного количества он должен был приобретать их в больших количествах. Но сразу можно сказать, что отследить создателя бомбы через покупки больших партий патронов не удалось. Следствие в конечном итоге пришло к выводу, что преступник покупал патроны в разных местах малыми количествами и с большими интервалами времени.

Впрочем, взрывотехническая экспертиза растянулась на весьма длительный срок, и её результаты стали известны далеко не сразу. В первые же часы и дни после случившегося следствие сосредоточилось на решении традиционных задач любого расследования — поиске и допросе свидетелей, родственников погибшего, изучении свидетельств, способных пролить свет на события последних дней его жизни. Одним из первых был допрошен Тони Дитомо (Tony Ditomo), хозяин пиццерии «Мама мия», из которой Брайан Уэллс отправился в свою последнюю поездку.

Дитомо впоследствии довольно подробно описал события 28 августа 2003 г. По его словам, отсутствие Уэллса его не беспокоило вплоть до 16 часов, т.е. до того момента, когда ему позвонил мужчина, представившийся полицейским и осведомившийся о том, действительно ли в его пиццерии работал Брайан Уэллс? Дитомо ответил утвердительно, после чего в свою очередь спросил, чем вызван такого рода интерес к развозчику пиццы? Полицейский ответил, что Уэллс совершил ограбление банка… Тони в ответ расхохотался и сказал, что это глупость, Брайан никогда бы не стал заниматься этим. Дитомо решил, что стал объектом чьей-то глупой шутки и просто-напросто повесил телефонную трубку.

Ситуация с телефонным звонком в 16 часов выглядит крайне странно и с течением времени не только не прояснилась, но напротив, окончательно запуталась. К моменту телефонного разговора, о котором говорил Дитомо, Брайан Уэллс был мёртв уже около 40 минут. Совершенно непонятно, чем была вызвана такая пауза, ведь Уэллс несколько раз повторял полицейским адрес места своей работы и номер телефона. Он прямо просил патрульных позвонить в пиццерию, чтобы удостовериться в правдивости его слов. Патрульный Шимански утверждал, что позвонил по сообщённому Уэллсом телефонному номеру ещё до подрыва бомбы, т.е. до 15:18, однако никто из работников заведения не подтвердил того, что подобный звонок действительно имел место.

Итак, Дитомо около 16 часов поговорил с неназвавшимся полицейским и, расценив телефонный звонок как шутку, спокойно вернулся к работе. Лишь через час — в 17 часов — в программе местных телевизионных новостей он увидел репортаж, в котором Брайан Уэллс в белой футболке сидел на асфальте со скованными за спиной руками. В репортаже были воспроизведены последние слова Брайана: «Вы позвонили моему боссу?» Дитомо был сражён увиденным наповал. Впрочем, не он один. Пока персонал пиццерии наперебой обсуждал произошедшее, к зданию подъехали полицейские машины, и детективы начали допрос всех, общавшихся с Уэллсом в первой половине дня.

Дитомо заявил на допросе, что был знаком с Уэллсом более десяти лет и очень хорошо относился к Брайану. Погибший, по словам его начальника, не употреблял наркотики, был тихим и вполне рассудочным человеком. Дитомо утверждал, что не в силах представить ситуацию, которая побудила бы Уэллса сознательно пойти на ограбление банка. Дело заключалось в том, что Джон, младший брат Брайана, был хорошо материально обеспечен и всегда смог бы прийти на выручку погибшему, если бы тому понадобились деньги. Отношения между братьями были очень тёплыми и добрыми, Дитомо знал это точно. Кроме того, Тони сам не раз заявлял Брайану, что готов помочь тому материально, если возникнет такая нужда. Брайан никогда не отказывался от сверхурочной работы и выручал Дитомо во всех непростых производственных ситуациях, ну а босс, соответственно, платил ему тем же. Пиццерия, даже небольшая, представляла собой довольно хлопотное хозяйство, и Дитомо очень ценил готовность Брайана Уэллса поступаться в случае необходимости личным временем в интересах бизнеса.

Относительно событий 28 августа Тони Дитомо сообщил следующее: телефонный заказ на две большие пиццы пеппероне принимал именно он, Дитомо. Лишь в конце телефонного разговора Тони передал трубку Уэллсу, чтобы тот правильно сориентировался, куда надо ехать. Тони считал, что звонок поступил без четверти два пополудни, что не соответствовало данным телефонной компании, зарегистрировавшей, напомним, звонок в 13:30, но данное противоречие не имело принципиального характера. В целом Дитомо довольно верно запомнил, что ещё без четверти два Брайан Уэллс находился в пиццерии.

В тот же день были допрошены брат и сестра погибшего — Джон Уэллс и Джин Хейд (Jean Heid).

В целом их показания хорошо согласовывались и взаимно друг друга дополняли. По утверждению родных, Брайан Уэллс был интересным и художественно одарённым человеком. Он отлично рисовал, играл на струнных инструментах (гитара, банджо), хорошо пел и мог имитировать голоса. Джон утверждал, что погибший брат мог бы вполне состояться как музыкальный исполнитель и зарабатывать намного больше того, что имел, но… внутренней потребности в славе Брайан был лишён напрочь. Он не любил фотографироваться, терялся всякий раз, когда ему приходилось оказываться в центре внимания. Кроме того, Брайан был неконфликтным человеком и обычно уклонялся от выяснения отношений и споров. Среди его приятелей не было людей с криминальным прошлым или уголовными наклонностями. Никогда погибший не демонстрировал жестокости к животным и уж тем более к людям. Невозможно было вообразить, чтобы он добровольно пошёл с бомбой грабить банк. Должно было произойти нечто труднопредставимое, что могло бы побудить его действовать так, как он поступил 28 августа 2003 г.

С показаниями Джона Уэллса и Джин Хейд отлично согласовывался и рассказ Линды Бэйн, женщины, у которой Брайан Уэллс снимал дом. Следует отметить весьма интересный момент — когда к ней постучали полицейские детективы и сообщили о том, что Уэллс совершил ограбление банка, женщина отреагировала точно так же, как и Тони Дитомо. Она засмеялась и сказала, что этого не может быть. Но увидев, что полицейские не разделяют её веселья и настроены весьма серьёзно, женщина пояснила: Брайан не мог никого ограбить, видимо, преступник просто назвался его именем! Тем не менее, женщина выдала полицейским ключи от дома и присутствовала при последующем обыске жилища.

Согласно рассказу Линды Бэйн, арендатор её дома был очень спокойным, уравновешенным и добрым человеком. Он никогда не отказывался помочь Линде даже в тех случаях, когда вовсе не обязан был это делать. Не считаясь с потерями времени, Брайан помогал женщине с мелким ремонтом, иногда привозил из магазина покупки, всегда был точен в денежных расчётах. Линда Бэйн никогда не видела его пьяным или в неадекватном состоянии.

Прямо ангел во плоти! Но ведь сходным образом Брайана Уэллса характеризовали разные люди!

Обыск дома №2421 по Ловлэнд-авеню, который арендовал погибший последние два года, мало что дал следствию, по крайней мере, так казалось на начальном этапе расследования. Ни наркотиков, ни оружия, ни крупных сумм денег найдено не было. Тщательное криминалистическое исследование убедительно доказало, что бомбу, повешенную на шее Уэллса, в этом доме не собирали. Единственной более или менее значимой для расследования находкой оказался блокнот с записями телефонов и адресов, сделанными рукой Уэллса. Блокнот изъяли с целью оперативной отработки связей погибшего.

Тщательному криминалистическому исследованию подвергся и автомобиль Брайана Уэллса. Погибший ездил на малолитражке «metro geo» — этот автомобиль выпускался в 1995—97 гг. в канадском городе Интерсолл на заводе «General motors» и позиционировался на американском рынке как «машина для студентов и беременных». Его безусловными достоинствами являлись низкая стоимость, надёжность и экономичность (кстати, уже в 2009 г. эта модель по рейтингу газеты «Car & driver» попала в тройку самых экономичных серийных автомобилей, когда-либо эксплуатировавшихся в США!). Для небогатого человека, развозчика пиццы, каким был Брайан Уэллс, подобный выбор можно считать оптимальным. Криминалисты самым тщательным образом проверили машину в надежде отыскать хоть какие-то следы, указывающие на то, что её владелец причастен к созданию бомбы (электрические провода, следы пороха, упаковка от батареек, использованных в бомбе и пр.), но… как и в доме, ничего подозрительного найдено не было.

Нельзя не сказать несколько слов и о криминалистическом исследовании, которому подверглись записки, обнаруженные в автомашине Брайана Уэллса (а также записка, найденная полицейскими в том месте, куда Уэллс не успел приехать из-за ареста). Речь идёт о том самом письменном руководстве, следуя которому, Уэллс должен был проделать замысловатый путь через 4 заранее назначенные неизвестным «Руководителем» точки. Также исследовался текст с требованием денег, который Уэллс вручил кассиру в банке. Объектами изучения в общей сложности явились 9 листов с текстами, выполненными от руки. (Если быть совсем точным, правоохранители признали существование 9 листов «инструкций» и обнародовали их содержание в начале 2004 г., однако, возможно, это не все письменные материалы, попавшие в их руки.) Комплексное криминалистическое исследование включало в себя авторскую и почерковедческую экспертизы, изучение на предмет выявления скрытых следов, установление происхождения бумаги, чернил и пр.

Основные результаты проведённого исследования сводились к следующему:

— записки исполнялись разновременно, в разной манере на различной бумаге и с использованием различных авторучек. Тексты каждой из записок предварительно были распечатаны на компьютере и обведены от руки «на просвет». При этом человек, писавший некоторые записки, умышленно покачивал рукой, имитируя тремор. В результате вместо прямой линии получалась волнистая (некоторые записки были написаны без использования этого довольно явного приёма обмана). Подобная манера написания букв в значительной степени снижала вероятность воспроизведения автором многих индивидуальных особенностей письма, что затрудняло идентификацию почерка. На одном из листов злоумышленник воспроизвёл фрагмент карты города, что потребовало от него некоторых навыков работы с графическим редактором. На разновременность работы с текстами записок косвенно указывало использование различной бумаги и авторучек;

— несмотря на очевидную попытку скрыть индивидуальные особенности почерка, предпринятую преступником, этот замысел ему не удалось реализовать в полной мере. Отдельные отличительные признаки, способные помочь идентифицировать почерк автора, оказались всё же воспроизведены. Так, например, в различных словах и на разных страницах своих посланий злоумышленник демонстрировал довольно специфическое написание заглавных букв «Т» (со сдвигом вправо наклонённой перекладины), «В» (элемент «З» этой буквы исполнялся написанием снизу вверх, что можно считать индивидуальной особенностью почерка) и некоторых других. Также было отмечено то, что написание отдельных букв начиналось с необычных точек входа, что могло определённым образом способствовать доказательству исполнения записок конкретным лицом;

— криминалисты, исследовавшие содержание «писем», пришли к заключению, что компьютерный текст, служивший заготовкой для его последующего обведения «на просвет», набирал не тот человек, который занимался «обведением» букв шариковой ручкой. На это указывал весьма значимый, хотя и косвенный признак — исходный текст был составлен довольно грамотно как с точки зрения орфографии, так и пунктуации. Однако обводивший буквы человек допускал грубейшие грамматические ошибки, из которых можно заключить, что он вообще не знал правильное написание многих английских слов. Другими словами, этот человек не мог скопировать даже правильно написанный текст. Это открытие означало, что к преступлению причастен не один человек, а несколько, что согласовывалось с сообщениями Уэллса, согласно которым он явился жертвой группового нападения;

— в смысловом отношении текст записок не являлся полностью «авторским», выдуманным от начала до конца таинственным злоумышленником. Экспертиза однозначно связала происхождение записок с игрой «Great key hunt» («Охота за великой разгадкой»), правила которой публиковались в местной газете за несколько месяцев до гибели Брайана Уэллса. Участники игры должны были преодолеть несколько этапов, исходя из указаний, публикуемых в газете. Злоумышленник воспользовался газетными текстами, воспроизведя некоторые отрывки близко к оригиналу. Кроме того, он позаимствовал саму идею перемещения по городу с постепенным «открытием пазла». То, что преступник ввёл в сюжет задуманной им «игры» ограбление банка и убийство исполнителя, отнюдь не отменяло того факта, что концепция выработанного им преступного замысла была вторична по отношению к газетной публикации;

— изучение бумаги и чернил, которые использовались для создания «инструкций», показало, что это были продукты массового производства, широко распространённые в Пенсильвании. В силу этого отследить преступника через источник их приобретения было решительно невозможно;

— весьма ценное и неожиданное открытие принесло изучение листов с текстом «инструкций» на предмет наличия скрытых отпечатков. На двух из них были обнаружены выдавленные следы, оставленные при написании букв и слов на листе бумаги, положенном сверху. Другими словами, блокнот, из которого бралась бумага для последующего написания «писем», некоторое время использовался в качестве подкладки для удобства письма. Криминалисты ФБР внимательно изучили все выявленные следы давления и, где смогли, восстановили текст (отдельные слова и обрывки фраз). Наибольший интерес привлекли следующие сочетания, написанные, по мнению криминалистов, одним человеком и притом одновременно — «Ryan 74 (или 1) 6—785» и «RO (или G) 664—707». Эксперты заключили, что данные сочетания являются записью номеров почтовых отправлений и имени (инициалов) их получателя, либо отправителя.

Последний момент представлялся особенно интересным с точки зрения проводимого расследования. Если таинственный «Ryan» (или «RO») действительно был связан с автором «инструкций», адресованных Брайану Уэллсу, то, отыскав этого человека, следствие могло выйти на преступника. С целью отработки этого направления была проведена проверка учётных записей всех почтовых отправлений в штате Пенсильвания за предшествующие полгода, и нужная информация была получена правоохранительными органами. Удалось установить, кому и когда были направлены посылки с такими номерами, но… в дальнейшем следствие никогда этот вопрос не затрагивало и никак его не касалось. Словно бы этой информации и не существовало.

История с почтовыми отправлениями выглядит не просто таинственно, а по-настоящему подозрительно. Нам ещё придётся говорить о странных умолчаниях и противоречиях официального расследования, которые так никто и не объяснил до сих пор. Странные недомолвки, связанные с таинственными почтовыми отправлениями, отнюдь не единственные в истории «Бомбы-на-шее» и даже не самые интригующие, так что в своём месте нам придётся все их обобщить и попытаться каким-то образом оценить. Пока же не будем опережать события и вернёмся к изложению хронологии расследования.

Первые дни расследования ограбления отделения банка PNC протекали в условиях заметного ажиотажа и нервозности, вызванных общей неопределённостью ситуации и широким освещением случившегося в средствах массовой информации. Ощущение сенсационности расследования ещё более усилилось после того, как 31 августа 2003 г. в своём доме в районе Лоуренс-парк был найден мёртвым Роберт Пиретти (Robert Piretti), друг погибшего Брайана Уэллса.

Пиретти работал в той же пиццерии, что и Брайан, где точно так же занимался развозкой пиццы. Боб хорошо относился к Уэллсу, они были знакомы много лет и, можно сказать, дружили; смерть последнего произвела на Роберта очень сильное впечатление. 28 августа Пиретти был допрошен в числе прочих работников пиццерии и дал довольно общие показания, в которых утверждал, что ничего подозрительного в поведении своего товарища и коллеги не замечал и считает случившееся с Брайаном Уэллсом всего лишь трагическим недоразумением. Мол, оказался бедолага не в то время не в том месте, кто ж от такого застрахован?

Однако смерть самого Пиретти, последовавшая буквально через трое суток, невольно заставила задуматься над тем, насколько же тот был откровенен во время допроса и какова же была его истинная осведомлённость об обстоятельствах жизни и смерти товарища?

Роберт Пиретти родился в июле 1960 г. и на момент смерти ему едва исполнилось 43 года. В целом это был здоровый человек, если не считать хронического заболевания почек, но отнюдь не пиелонефрит свёл его в могилу. Судебно-медицинское исследование трупа показало, что непосредственной причиной смерти явилась передозировка лекарственных препаратов-нейролептиков — метадона и алпрозолама, — усугублённая приёмом большого количеств алкоголя. Эти лекарства сами по себе могут вызвать резкое ослабление жизненно важных функций организма — работы сердца, дыхания — и уж тем более их приём недопустим вместе с алкоголем (спиртное вкупе с нейролептиками этого класса даёт мощный «кумулятивный» эффект, т.е. усиливает воздействие). Все, кто принимает такие препараты, прекрасно осведомлены о категорическом запрете их сочетания со спиртными напитками. Вряд ли 43-летний Пиретти был до такой степени наивен, что не знал об этом. Очевидно, что случившееся могло явиться как следствием попытки самоубийства, так и умышленным убийством, замаскированным под смерть от передозировки лекарств.

Дом, в котором скончался Пиретти, был тщательно изучен криминалистами с целью поиска следов присутствия в момент смерти посторонних лиц. Большое внимание было уделено отработке связей умершего. Все работники пиццерии подверглись дотошным допросам, в том числе и с применением полиграфа. Было установлено, что Роберт крайне болезненно воспринял случившееся с Брайаном Уэллсом и последние дни своей жизни находился под впечатлением от этого трагического происшествия. Его крайне беспокоила та мысль, что он сам может оказаться на месте Уэллса — его точно так же поймают таинственные злоумышленники и наденут на шею бомбу с металлическим обручем. Эта навязчивая мысль превратилась в кошмар и, по-видимому, доставляла немало страданий Роберту. Однако казалось почти невероятным, чтобы взрослый мужчина (пусть даже и впечатлительный) из-за такого рода переживаний наложил на себя руки.

Несмотря на всю тщательность и даже пристрастность, с какими проводилось расследование обстоятельств смерти Роберта Пиретти, причастность посторонних лиц к случившемуся с ним доказать не удалось. Покончил ли Пиретти жизнь самоубийством, или он просто стал жертвой передозировки — неясно до сих пор.

В начале сентября произошёл крайне неприятный инцидент, в значительной степени повлиявший на отношения родственников Брайана Уэллса и представителей правоохранительных органов. Накануне похорон выяснилось, что процедура прощания с погибшим пройдёт при закрытом гробе. Родственники Уэллса крайне удивились этому требованию окружного прокурора и попытались его оспорить. Нюанс заключался в том, что брат и сестра видели тело Брайана после смерти — их приглашали для официального опознания. Напрашивался логичный вопрос: если тело уже показали до судебно-медицинской экспертизы, то почему его нельзя вторично показать после её проведения? Никто ничего не хотел объяснять, но запрет на открытие гроба был категоричным.

В ходе крайне нервного выяснения отношений с представителями правоохранительных органов родственники узнали шокирующую новость — оказалось, что при проведении судебно-медицинского исследования трупа у него… отрезали голову (эта процедура маскируется специальным медицинским термином «декапитация»). Сделано это было для того, чтобы снять металлический ошейник с оставшимися фрагментами взрывного устройства без разрушения. В принципе, с точки зрения узкопрофессиональной, это решение криминалистов следует признать абсолютно верным, но в данной ситуации обескураживает полное бездушие судебных медиков. Они вполне могли пришить голову обратно и замаскировать шов так, что никто бы даже и не заметил проведённой декапитации. Этого, однако, они не сделали. В силу очевидных причин не производилось и бальзамирование тела. Останки Брайана Уэллса просто бросили в черный полиэтиленовый мешок, который, в свою очередь, положили в гроб, опечатали и выдали похоронной компании без права открывать гроб и пакет. Ибо содержимое пакета являлось уликой в уголовном расследовании и могло быть в дальнейшем эксгумировано.

По поводу подобных действий судебной экспертизы особенно возмущалась сестра Брайана, и её можно понять. Правоохранители (в самом широком смысле) поступили действительно бесцеремонно и не подумали о чувствах близких. Посмертную реконструкцию тела вполне можно было произвести за казённый счёт, но этим пустяком никто не озаботился, видимо, руководствуясь принципом персидского сатрапа «зачем что-то делать, если можно ничего не делать?». Посмертную реконструкцию тела могли, в принципе, оплатить и сами родственники, но их никто не предупредил о необходимости означенной процедуры — им просто сообщили о запрете прикасаться к телу.

Вся эта ситуация вызвала крайнее и притом полностью оправданное негодование родных и близких погибшего. С этого момента началось неудержимое ухудшение отношений брата и сестры Уэллса с представителями правоохранительных органов, вылившееся в последующие годы в ряд довольно скандальных и недружественных заявлений.

По мере того, как ФБР изучало записи в телефонной книге погибшего, изъятой из его дома, стали известны неожиданные факты. Среди записей оказался телефонный номер женщины, известной местной полиции как проститутка. Чуть позже удалось отыскать телефонный номер другой дамочки, занимавшейся аналогичным промыслом. Когда этих женщин отыскали и допросили, то выяснили, что Брайан Уэллс имел с ними довольно короткое знакомство, другими словами, он являлся их постоянным клиентом, приглашая к себе то поодиночке, то сразу вдвоём. Брайан не брезговал групповым сексом с представительницами «древнейшей профессии» и, по рассказам обеих дамочек, радовался в такие вечера, как ребёнок. Видно было, что общение с проститутками ему чрезвычайно нравилось и давало ощущение полноты жизни, в такие минуты он казался сам себе «крутым перцем». Данное открытие — весьма неожиданное — заставило посмотреть на Брайана Уэллса и его времяпровождение под новым углом.

Надо пояснить, что общение с проститутками, несмотря на довольно широкое распространение платных интим-услуг по всему миру, отнюдь не является поведенческой нормой с точки зрения виктимологии. С точки зрения криминальной психологии «секс за деньги» является суррогатным заменителем долговременных и доверительных отношений между партнёрами, адекватными друг другу по своим социальным статусам (возрасту, материальному обеспечению, уровню образования и пр.). Люди, неспособные на создание и поддержание длительных отношений с равноценным партнёром, прибегают к имитации таковых путём оплаты услуг проститутки. Если у человека нет партнёра, общение с которым поддерживается за счёт взаимного влечения, но существуют лишь случайные связи с проститутками, значит, такой человек имеет некие психологические дефекты, не позволяющие ему создавать и поддерживать гармоничные сексуальные отношения. Всякие ссылки на «полигамность сильного пола» и «склонность к разнообразию» являются лишь отговорками, призванными скрыть психологическую незрелость мужчины, ищущего радости секса в обществе проституток. Полноценный мужчина способен реализовать потребность в «разнообразии» и пресловутой «полигамности» без обращения к «жрицам любви». Общение с проститутками, помимо косвенного свидетельства психологических проблем мужчины, является, кроме того, и весьма опасным для его физического здоровья и материального благополучия. Проститутки связаны с криминальной средой и активно используются её представителями в качестве наводчиц для последующего обворовывания или ограбления клиентов. Кроме того, возможны различные схемы шантажа с использованием «жриц любви». В общем, с точки зрения виктимологии, общение с проститутками является заметной «дырой в личной безопасности» законопослушного гражданина. Если отношения с проститутками поддерживает сотрудник правоохранительных органов, то такая связь однозначно расценивается как компрометирующая со всеми вытекающими из этого последствиями.

Поэтому как только стало известно о том, что Брайан Уэллс на протяжении нескольких лет поддерживал постоянные отношения по меньшей мере с двумя проститутками, это вызвало массу вопросов о его психологическом состоянии, проблемах межличностных коммуникаций, возможной фрустрации, задержке психоэмоционального развития и пр. Поскольку знакомые и родственники не могли внести ясность в эти вопросы (то ли в силу незнания данных обстоятельств жизни Брайана, то ли из-за нежелания компрометировать память погибшего), специальный агент ФБР Джеральд Кларк, тот самый, что приехал на место задержания Уэллса, но не стал вмешиваться в переговоры патрульных полицейских, надумал пригласить для участия в расследовании в качестве консультанта психолога из Отдела следственной поддержки ФБР.

Так в начале сентября 2003 г. к расследованию ограбления отделения банка PNC подключилась старший специальный агент Мэри О'Тул (Mary O’Toole), опытный оперативник и криминальный психолог, начавшая свою карьеру в ФБР ещё аж в 1981 г. Перед ней была поставлена двоякая задача — предоставить следствию поисковый психологический портрет («профиль») создателя бомбы, подвешенной на шею Брайана Уэллса, и разработать психологический портрет самого Уэллса. Предполагалось, что психологический портрет погибшего поможет объяснить не до конца ясную мотивацию его поступков и внесёт ясность в вопрос «добровольности» или «недобровольности» его участия в ограблении банка.

Привлечение к расследованию Мэри О'Тул следует признать событием, крайне важным для понимания дальнейшего. Дело в том, что разработанные ею «профили» никогда не воспроизводились целиком, в разных публикациях приводились разные фрагменты, призванные подкрепить ту или иную точку зрения. Интересно то, что порой одни цитаты из Мэри О'Тул прямо противоречат другим цитатам всё той же Мэри О'Тул. Это очень странно и наводит на мысль, что замечательный психолог ФБР разработала на самом деле несколько «профилей», на каждый из которых ссылаются следственные работники в зависимости от того, какую именно теорию им требуется доказать. Это придаёт всем ссылкам на выводы криминального психолога некоторую демагогичность и недостоверность.

Итак, рассмотрим поближе, как выглядел поисковый психологический портрет человека, сконструировавшего бомбу, посредством которой был умерщвлён Брайан Уэллс. Сразу оговоримся, что создателем бомбы и автором сценария «ограбления банка и последующих перемещений по городу» являлось, по мнению ФБР, одно и то же лицо. Что, кстати, на самом деле не только не доказано, но даже и не очевидно.

Итак, по мнению Мэри О'Тул, таинственный злоумышленник демонстрировал следующие значимые психологические признаки и поведенческие модели:

— претенциозность: этот человек хотел казаться более значительным, нежели был на самом деле. В повседневной жизни даже при решении простых задач он предпочитал неоправданную усложнённость и многозначительность. Странная склонность к не всегда уместному глубокомыслию (шуток, ответов, советов по разным поводам) не могла не обратить на себя внимание окружающих;

— самолюбование: преступник был склонен выспренно рассказывать о своих размышлениях и поступках, наблюдая за реакцией окружающих и наслаждаясь производимым эффектом. Иногда психологи называют такой тип личности «аффектационным», т.е. стремящимся к аффекту, достижению ярко-выразительной реакции на слова и действия. Если такому рассказчику не удаётся вызвать аффект (или воодушевление) слушателей, он испытывает глубокое чувство разочарования, которое очень часто сменяется презрением и даже ненавистью к слушателям, не оценившим по достоинству его незаурядные человеческие и актёрские качества;

— Создатель бомбы является безусловным психопатом, т.е. человеком, лишённым нравственных ориентиров и пренебрегающим этическими ценностями общества, в котором он живёт. Психопатия — это не психическое заболевание или расстройство, это — дефект воспитания, поведенческая девиация (отклонение в поведении), осознаваемая самим психопатом и лелеемая им как источник удовольствия. Психопат — это разрушитель всех табу не потому, что они ему объективно мешают, а лишь потому, что нравится противопоставлять себя обществу и вызывать осуждается. Выражаясь метафорически, такой человек будет смеяться на похоронах и плакать на свадьбе. Родные и близкие этого человека прекрасно осведомлены о странностях его поведения, что, по мнению Мэри О'Тул, потенциально помогло бы опознанию создателя бомбы;

— склонность к манипулированию окружающими. В принципе, это качество напрямую вытекает из предыдущего. Психопаты отменные манипуляторы людьми, навыки управления своими близкими они демонстрируют ещё в детском возрасте и делают это неосознанно. В дальнейшем желание помыкать окружающими становится осмысленной потребностью. Если психопату не удаётся подчинить собственным прихотям объект своего интереса, он испытывает жестокие страдания и зачастую впадает в ярость. Многие конфликты, участником которых оказывается психопат, вызваны тем, что лицо, находящееся в психологической зависимости от него, пытается разорвать нездоровые отношения;

— склонность командовать младшими и неявно манипулировать равными должна толкать психопата на поиск работы, связанной с общением с широким кругом лиц. Но поскольку в силу недостатка усидчивости и присущей лени психопаты обычно не в силах получить хорошее образование, выбор возможных профессий для них довольно ограничен. Кроме того, людям такого типа сложно закрепиться на одном месте из-за бросающихся в глаза отклонений в поведении, в силу чего они часто меняют работу или вообще подолгу не работают. Создатель бомбы в разное время мог работать частным охранником, торговым агентом, рабочим на стройке, где выполнял работу, не требовавшую высокой квалификации, и т. п. Если он служил в вооружённых силах, то, скорее всего, был оттуда уволен по компрометирующим обстоятельствам. У него могла быть история неоднократных попыток ведения собственного бизнеса, по большей части неудачных. Если он и занимался какое-то время с успехом частным предпринимательством, то только благодаря партнёру, который делал основную работу. Как только психопат получает возможность действовать самостоятельно, он своими же руками рушит собственное детище;