Бесплатный фрагмент - Неординарные преступники и преступления

1937 год. «Безумный Мясник» из Кливленда

Что делать законопослушному гражданину, обнаружившему верхнюю часть расчленённого трупа? Вопрос может показаться глупым, поскольку ответ очевиден — конечно же, отправиться в полицию и сделать заявление о находке. Но что делать законопослушному гражданину, если в полиции ему скажут не морочить чепухой голову, а взять лопату и закопать обнаруженные останки? Ну-у… наверное, взять лопату и выполнить ответственное поручение. Или всё-таки не выполнять?

Именно с такой вот идиотской ситуацией детективу-инспектору Корнелиусу В. Коди (Cornelius W. Cody) предстояло разобраться 6 сентября 1934 года. Начальник полиции Кливленда Джордж Матовиц (George J. Matowitz) лично приказал Коди отложить все дела и отправиться в городок Норт-Перри (North Perry), дабы выяснить, о каких таких останках идёт речь, кто и когда их нашёл и почему закопал.

Корнелиус Коди был хорошим полицейским. Более того, он был и хорошим детективом, что намного сложнее. Ему уже исполнилось 52 года, и за свою долгую — без малого 30 лет! — полицейскую службу он повидал много неординарных преступлений и необычных убийц. Корнелиус Коди был тем человеком, кто расследовал необъяснимое сожжение в Кливленде семьи из шести человек в ночь на 14 сентября 1928 года — сейчас это трагическое событие совсем позабыто, а между тем это была настоящая криминальная головоломка с весьма нетривиальной отгадкой. Оказалось, что злоумышленники перепутали адрес и сожгли не то строение, которое следовало.

Несколько позже — в конце зимы 1931 года — инспектор Коди возглавил расследование запутанного убийства бывшего члена городского совета Уилльяма Поттера (William E. Potter). Уважаемого политика и бизнесмена убил известный в Огайо и Пенсильвании гангстер Хайман Мартин (Hyman Martin) по кличке «Питтсбургский Хайми». Это было время «Великой депрессии» и самый конец «сухого закона», когда всевозможный криминальный мусор испытывал на прочность фундамент государства. Корнелиус Коди в свою очередь испытал на прочность «Питтсбургского Хайми». Дело получилось очень грязным — с подставными свидетелями, которых пачками покупали адвокаты убийцы, с полицейскими, продающими незарегистрированное оружие бандитам, и прочими прелестями американских реалий той поры. Однако у инспектора Коди задуманное получилось, и крутой гангстер сначала «присел» за убийство, а после того, как его адвокаты добились отмены приговора по формальным основаниям, живо убежал во Флориду, где и прожил остаток жизни, боясь показать нос в «родимых Пенатах».

Буквально через год — в феврале 1932 года — инспектор Коди вновь проявил себя в высшей степени неординарном деле. Он сумел «раскрутить» необычное мошенничество, задуманное и почти реализованное молодой привлекательной вдовой Кристин Смит (Christinе Smith). Сначала женщина лишилась мужа — весьма преуспевающего врача — а затем скоропостижно скончался свёкор, владелец солидной недвижимости. В его завещании фигурировал внук, которого не существовало на момент составления документа, но… но который очень удачно появился ко времени окончания 6-месячного интервала для заявления прав получателей наследства. Как установил инспектор Коди, ушлая вдова, дабы отсечь от наследства лишних родственников, взяла «напрокат» 3-месячного малыша из приюта для детей-«подкидышей». Таковых в Америке времён «Великой депрессии» было очень много.

Если пользоваться современной лексикой, то можно сказать, что детективу-инспектору Корнелиусу Коди поручали расследовать резонансные преступления, такие, которые попадали на первые полосы газет.

Накануне — то есть 5 сентября — на пляже Евклид (Euclid Beach), находившемся в пределах городской черты Кливленда, были найдены останки расчленённого женского тела. Если говорить совсем точно, то была найдена нижняя часть тела, отделённая от верхней между вторым и третьим позвонками поясничного отдела позвоночника и лишённая части ног ниже колен. Полиция осмотрела пляж и начинавшуюся неподалёку 156-ю стрит и ничего, что могло бы объяснить появление в этом месте части трупа, не обнаружила. Останки увезли в морг службы коронера округа Кайохога (Cuyahoga), и в вечерних выпусках местных газет появились лаконичные сообщения о случившемся.

А утром 6 сентября в штаб-квартиру Департамента полиции Кливленда явился некий Джозеф Хидждак (Joseph Hejduk), житель Норт-Перри, рассказавший о том, что примерно две недели назад на пляже он случайно обнаружил часть женского тела. Он отправился в местную полицию с вопросом «что делать?», и ему посоветовали взять лопату, закопать находку и никому о случившемся не рассказывать. Хидждак внял доброму совету, закопал останки там, где они лежали, и постарался позабыть о случившемся. Однако, прочитав утром в газете об обнаружении нижней части женского тела на пляже Евклид, подумал и решил, что теперь ему следует поговорить с кливлендскими полицейскими.

Инспектор Коди, получив команду разобраться с этим заявлением, взял в качестве напарника Эмиля Масила (Emil Musil), детектива Отдела расследования убийств, и в обществе Джозефа Хидждака отправился поездом в Норт-Перри. Там он заглянул в местный отдел полиции, сообщил о цели прибытия и попросил выделить в помощь пару-тройку патрульных, автомобиль и лопату.

Погода была отвратительной. На озере Эри, похожем больше на море, чем на озеро, начинался шторм, шёл сильный дождь, задувал отвратительный пронизывающий ветер. Группа полицейских ходила по пустынной полоске дикого пляжа вслед за Хидждаком, пытавшимся отыскать знакомые ему ориентиры. Наконец, мужчина вроде бы нашёл нужное место и взялся за лопату. Джозеф не ошибся с выбором места и буквально через 10 минут нашёл то, что искал.

Это действительно была верхняя часть женского торса без головы и рук.

Останки, доставленные в морг службы коронера, были обследованы специалистами, которые сразу же подтвердили, что верхняя и нижняя части тела принадлежат одному трупу. Исходя из известных антропометрических пропорций, судебные медики сделали кое-какие предположения о прижизненных физических кондициях убитой женщины. По их мнению, она имела рост 167 см и весила около 55 кг, возраст её должен был колебаться в районе 35 лет. Примерно за год до смерти женщине была удалена матка — это была квалифицированная операция, проведённая, по-видимому, по медицинским показаниям.

Следует сразу оговориться, что хотя по умолчанию женщина признавалась убитой — просто потому, что некто очень хотел избавиться от трупа и старательно его расчленил — всё-таки юридически факт убийства подтверждения не нашёл. На попавших в распоряжение судебных медиков частях трупа отсутствовали телесные повреждения, свидетельствовавшие о прижизненных ранениях или побоях, а судебно-химические исследования оказались крайне затруднены из-за далеко зашедших гнилостных изменений внутренних органов.

Смерть таинственной женщины последовала довольно давно — около четырёх-шести месяцев до обнаружения останков. Однако кожные покровы тела оказались в довольно хорошем состоянии [разумеется, для такого срока давности], и с этим оказался связан ещё один [помимо расчленения] таинственный аспект этого убийства. Кожные покровы выглядели ненормально белыми, в то время как при естественном процессе гниения они должны были приобрести серо-синюшный цвет. Судебные медики заподозрили, что труп был помещён в некий консервант, где и находился некоторое время, приобретя способность противостоять естественному процессу разложения. В качестве такого консерванта мог быть использован хлорид извести [CaCl2 — широко известное средство отбеливания и дезинфекции] либо гипохлорид кальция [Сa (ClO) 2 — данное вещество использовалось для обеззараживания воды в бассейнах].

Использование некоей бытовой химии хорошо согласовывалось с тем фактом, что рядом с нижней частью трупа — той, что была найдена 5 сентября — лежала мёртвая чайка. Птица, по-видимому, пыталась подкормиться плотью, но трапеза не пошла на пользу её здоровью.

Высказались судебные медики и о том орудии, которым осуществлялось расчленение тела. Это был не топор, что казалось самым очевидным выбором для быстрого осуществления такого рода манипуляций. Преступник использовал остро заточенный нож с длинным лезвием, которым орудовал на удивление ловко. Коронер Пирс (Pearse) при общении с детективами назвал работу этого человека «безупречной» («flawless»). Убийца очень грамотно с медицинской точки зрения дважды рассёк позвоночник и удалил руки в области плечевых суставов. Небольшая заминка у него вышла только при отделении правой руки — тогда преступнику пришлось сделать второй разрез.

Всё это, конечно же, звучало чрезвычайно интересно, но с чем должна была работать полиция?

Инспектор Коди, принявший это дело в работу, посчитал целесообразным повести расследование сразу в трёх направлениях. Прежде всего полиции предстояло провести поисковую операцию на мелководье озера Эри от пляжа Евклид до пляжа в Норт-Перри, то есть на протяжении более 60 км. Второе направление было связано с идентификацией жертвы преступления. Поскольку существовала неплохая ориентирующая информация — хирургическая операция по удалению матки — то эти усилия имели неплохой шанс дать желаемый результат. Наконец, третье направление было связано с проверкой заявления, сделанного в полицию Кливленда в конце июля некоей женщиной, утверждавшей, будто её маленькая дочка видела на пляже человеческую руку. Сама заявительница руки не видела, полицейские, записавшие её рассказ, тоже не бросились проверять услышанное, а потому сообщение это хотя и попало в суточную сводку происшествий, никаких последствий не имело. Инспектор Коди, запомнивший сообщение о виденной на берегу озера руке, вознамерился удостовериться в его истинности и либо отыскать отрезанную часть тела, либо забыть об этом рассказе и более не вспоминать.

8 сентября около полутора десятков полицейских приступили к сплошному прочёсыванию берега озера Эри от пляжа Евклид в северо-восточном направлении. По воде двигались три моторные лодки; сидевшие в них полицейские осматривали дно и подозрительные предметы на поверхности озера. В ходе недельной поисковой операции ничего, что можно было бы связать с расчленённой женщиной, обнаружить не удалось.

Зато полицейские смогли отыскать девочку, наступившую ногой на отрезанную часть человеческого тела, и её мать. Оказалось, что девочка наступила не на руку, а на ногу, и произошло это не на берегу Эри, а в овраге на некотором удалении от воды. Мать отвела полицейских к тому месту, где произошёл инцидент, и район был тщательно осмотрен. В результате была найдена правая рука, происходившая от трупа, лежавшего в морге округа Кайохога. Других частей тела найти в овраге не удалось.

Большие усилия были затрачены на сбор информации о женщинах, перенёсших в последние годы операцию по удалению матки. Соответствующие запросы рассылались по всей стране. Никакого практического результата эти усилия не принесли, убитую женщину идентифицировать не удалось. Таинственную жертву ужасного преступления назвали «Женщиной из озера» («The lady from lake») — так её назвали в нескольких газетных публикациях, довольно лаконичных и не содержавших каких-либо выводов.

В начале ноября 1934 года инспектор Коди выступил перед руководством с инициативой остановить расследование ввиду его бесперспективности — оно отнимало много сил и времени и успеха не сулило. Инспектор даже придумал подходящее для остановки расследования объяснение, дескать, части расчленённого тела могли быть принесены из района, удалённого от Кливленда на сотни километров, даже из Канады, так почему городская полиция должна тратить ресурсы на работу по «чужому» делу?! На самом деле это было, конечно же, не так — останки сбрасывали в воду именно в районе Кливленда, на что указывала рука, найденная в овраге на некотором отдалении от воды и в озеро вообще не попавшая, но… Но аргумент опытного детектива понравился руководству, и к нему прислушались. Ведомство коронера провело краткие слушания по собранным полицией материалам, констатировало вероятность убийства — хотя это оставалось недоказанным — и отправило дело в архив.

Минули 15 месяцев, и детективам кливлендской полиции пришлось вспомнить неизвестную разрезанную женщину, части тела которой в начале сентября 1934 года оказались найдены на удалении почти 60-ти км друг от друга.

Утром 26 января 1936 г. Чарльз Пейдж, владелец мясного магазина на Сентрал-авеню в городе Кливленде, телефонным звонком сообщил в полицию, что им обнаружено тело убитой женщины. По словам Пейджа, тело находилось на пересечении 21-й стрит и Сентрал-авеню внутри открытой корзины для перевозки зерна; тело было расчленено и принадлежало цветной женщине.

В 11.25 сообщение о страшной находке поступило из дежурной службы в Отдел расследования убийств полицейского управления города Кливленда. К его проверке приступил лейтенант Харви Вейтзель, вместе с ним к месту обнаружения расчленённых останков выехали сержант Хоган и детективы Уотчмен и Шибли.

Во дворе дома на пересечении Сентрал-авеню и 21-й стрит действительно была обнаружена корзина объёмом 1/2 американского бушеля (это соответствует объёму 18 литров, другими словами, корзина была сравнительно невелика — менее двух вёдер), внутри которой находилось расчленённое женское тело. Его фрагменты были обёрнуты в мешки из грубой холстины; окровавленная верхняя одежда и белое хлопчатобумажное нижнее бельё погибшей находились здесь же и были завёрнуты в газеты.

Из корзины были извлечены нижняя часть женского туловища, два бедра, предплечье правой руки с пальцами. Прочие части тела отсутствовали. Да их и нельзя было поместить в корзину — она была полной. Её вес достигал 25 кг. Поверхностный осмотр показал, что Чарльз Пейдж, заявивший в полицию о корзине с трупом, ошибся — погибшая не была «цветной» женщиной, она явно принадлежала к белой расе.

Страшная находка была сделана в довольно пустынном месте: район 20-х улиц в Кливленде занимали громадные корпуса металлургического завода компании «Харптс». Корзина стояла рядом с забором, огораживавшим участок некоего Джеймса Марко. При опросе последнего выяснилось, что около 2.30 ночи его собака принялась неистово лаять и рваться за пределы участка; ему даже пришлось выйти из дома и перетащить пса на другую сторону двора. Непосредственно корзину около 11 часов утра обнаружила другая собака, с которой охранник «Харптса» обходил территорию завода. Останки подверглись уже заметным посмертным изменениям, и собаки, без сомнения, реагировали на трупный запах. Таким образом, с большой долей уверенности можно было предполагать, что корзина с частями женского тела появилась на том месте, где была обнаружена, примерно в 2.30 ночи 26 января.

Для работы с вещественными доказательствами на место обнаружения тела прибыл начальник криминалистической лаборатории управления полиции Дэвид Коулс.

Без особых затруднений удалось проследить путь корзины и мешков, в которые были завёрнуты части тела. Это были вещи, побывавшие в употреблении и выброшенные за ветхостью. Их следы вели на свалку и далее терялись. Они никоим образом не указывали на убийцу.

Гораздо более информативным оказалось патологоанатомическое исследование фрагментов тела. Благодаря тому, что в распоряжение анатомов попала правая рука жертвы преступления, удалось провести ее дактилоскопирование. Выяснилось, что погибшая была хорошо известна правоохранительным органам Кливленда, звали её Флоренс Полилло, впрочем, имя её обычно сокращалось до односложного Фло. Зарабатывала она проституцией, на момент смерти ей исполнилось 42 года, Фло дважды состояла в браке и дважды разводилась.

Момент наступления её смерти датировался периодом 22—24 января. Коронер Пирс, пытаясь реконструировать обстоятельства гибели Полилло на основании собранного при аутопсии материала, нарисовал довольно сложную и необычную картину умерщвления женщины. Флоренс не имела прижизненных травм или ранений, причиной её смерти послужило отсечение головы. Расчленение тела явилось уже посмертным актом. Убийца действовал весьма нетривиально: он не совокуплялся с ней и вообще не проявил к Флоренс сексуального интереса, не избивал жертву, не стрелял в неё из пистолета — вернее, если и стрелял, то только в голову! — не душил, этот человек начал свое нападение с того, что отрезал женщине голову. Отделение головы [юристы и криминалисты часто называют это декапитацией] было прижизненным — на это указывало состояние прилегающих к месту разреза тканей — причём жертва даже не была предварительно связана. Более того, она, скорее всего, была в полном сознании, во всяком случае в крови не было найдено следов наркотиков, снотворного или алкоголя.

Подобный способ действий преступника следовало признать очень оригинальным. Декапитация требует от нападающего большой физической силы, уверенности в себе, это крайне непрактичный способ убийства, поскольку значительное кровотечение обязательно запачкает одежду нападающего и окружающие предметы. Убийца Флоренс Полилло орудовал ножом с длинным остро заточенным лезвием. Его движения были сильны, точны и уверенны. Так мог бы действовать хирург или мясник. И в момент нападения он пребывал в чрезвычайном гневе.

Коронер Пирс, давая детективам пояснения по результатам проделанной работы, несколько вышел за рамки поставленных вопросов и позволил себе порассуждать о том, каким же должен быть человек, убивший Флоренс Полилло. По мнению коронера, убийца был силён физически, не боялся вида крови и явно получал удовольствие от того, что делал. Его умелое обращение с мёртвым телом и грамотное с медицинской точки зрения разделение трупа на части указывало на специфический опыт — преступник либо имел законченное медицинское образование, либо некоторое время учился на врача, но затем учёбу забросил, вполне вероятно, что он работал в морге или на бойне скота. Этот человек, безусловно, очень жестокий, он буквально упивается тем, что делает, его жестокость и бессердечие до такой степени сильны, что он неспособен их скрыть, и его близкие хорошо осведомлены о серьёзном изъяне его психики, связанном с неспособностью управлять гневом.

Второго мужа убитой — звали его Эндрю Полилло — полицейским удалось довольно быстро отыскать. Тот работал в почтовом ведомстве и проживал в городе Баффало, штат Нью-Йорк, удалённом от Кливленда приблизительно на 300 км.

Эндрю Полилло сообщил допросившим его детективам, что состоял в браке с Флоренс шесть лет. В 1929 года жена бросила его и переехала на жизнь в Кливленд, чем она там занималась и как жила — ему неизвестно, поскольку отношений бывшие супруги не поддерживали. Эндрю не вызвал подозрений в свой адрес, полицейским очень скоро стало понятно, что он являлся человеком законопослушным и положительным во всех отношениях. По словам бывшего мужа, Фло являлась матерью трёх дочерей, но отношения с ними не поддерживала. Эндрю, характеризуя бывшую жену, назвал её человеком незлобным и сентиментальным.

Полилло надолго уезжала из Кливленда, возвращалась и уезжала снова, судя по всему, она жила как перекати-поле. 2 мая 1934 года Фло была арестована в столице страны, городе Вашингтоне, по обвинению в занятии проституцией.

Из Вашингтона она возвратилась в обществе некоего Гарри Мартина, которого представляла всем как мужа. Вот только документов о регистрации их брака отыскать не удалось. Судя по всему, Мартин являлся сутенёром Фло, а потому детективы кливлендской полиции Орли Мэй (Orly May) и Эмиль Мьюсил (Emil Musil), расследовавшие первыми убийство Полилло, очень хотели его повидать и допросить.

Им удалось отыскать меблированные комнаты на Уолнат-стрит (Walnut street), где Мартин и Полилло прожили более трёх месяцев во второй половине 1935 года. Обитатели «меблирашки» вспомнили интересовавшую полицейских парочку, по словам свидетелей, отношения между мужчиной и женщиной были весьма горячи. Мартин избивал Полилло, а та в свою очередь ругала его и грозила всяческими карами. В конце октября или начале ноября 1935 года Гарри Мартин избил Полилло так, что та оказалась вынуждена двигаться, опираясь на костыли. Приблизительно за месяц до гибели Фло между нею и Гарри вышел совсем уж непримиримый скандал, после которого Фло куда-то исчезла, а разъярённый Мартин при свидетелях поклялся разделаться с нею.

В те дни парочка покинула меблированные комнаты, хотя и порознь. Куда исчез Гарри Мартин, детективам выяснить не удалось — его вообще так никогда и не отыскали.

Хотя след Гарри Мартина в конечном счёте затерялся, перемещения Фло Полилло и некоторые обстоятельства последних недель её жизни полицейским восстановить всё же удалось. Фло перебралась в небольшую квартирку на 78-й Восточной стрит, где представилась соседям как Флоренс Дэвис. Уже в начале января 1936 года Полилло переехала на квартиру пожилого итальянца, получавшего государственную пенсию. Человека этого детективы отыскали, хотя тот и не смог пролить свет на события последних дней жизни Фло — та жила вольготно, приходя и уходя в любое время суток по собственному желанию. Полиция установила, что в некоторых местах Полилло представлялась как «Флоренс Галлахер». Понятно, что использование женщиной разных фамилий сильно тормозило полицейскую работу по реконструкции деталей её жизни и определению круга знакомств.

В последний год своей жизни Фло сменила несколько мест работы — в одном баре мыла посуду, в другом ей удалось поработать официанткой, кроме того, оказываясь «на мели», Фло обращалась к содержательницам борделей, куда устраивалась проституткой. «Бандерши» [содержательницы публичных домов] отзывались о Фло неплохо — та была добродушна и неагрессивна, но клиенты «домов греха» частенько с ней конфликтовали, называя ленивой и жадной.

Детективы приложили немало усилий с целью собрать информацию о мужчинах, с которыми Флоренс приходилось иметь дело. Оказалось, что среди них было немало людей неприятных и по-настоящему опасных. Так, например, среди них был гангстер, занимавшийся в годы «сухого закона» бутлегерством. Другой приятель Фло вёл торговлю наркотиками и снабжал ими Полилло в качестве оплаты интимных услуг. Детективам стали известны имена и фамилии ряда постоянных клиентов Фло — один из них работал таксистом, другой — моряком. Разумеется, была установлена личность сутенёра Флоренс — таковым оказался некий чернокожий «Однорукий Билли», человек крутого нрава и довольно опасный. «Однорукий Билли» стал бы отличным подозреваемым, однако 20 января 1936 года он сильно поругался с Флоренс, и та заявила, что больше не станет иметь с ним дела. С этого момента и на несколько последующих дней «Однорукий Билли» имел крепкое alibi, подкреплявшееся свидетельствами нескольких не связанных между собой человек [он подолгу играл в карты, а затем отсыпался в борделе].

Помимо весьма внушительного и разнообразного списка друзей-мужчин убитой, детективы сумели составить не менее богатый список подруг Флоренс. Среди таковых оказались как кливлендские проститутки, так и женщины свободных нравов, не считавшие самих себя продажными. Примечательно, что с некоторыми из своих подруг Полилло познакомилась в полицейских участках во время арестов — согласитесь, необычное место для завязывания дружеских отношений.

Некоторые связи убитой женщины выглядели крайне настораживающе. Полицейские установили, что Полилло по меньшей мере четыре раза обращалась к некоему чернокожему колдуну и по совместительству врачу и платила ему довольно значительные суммы [самая крупная выплата составила 40$]. Какую именно услугу Флоренс рассчитывала получить от столь необычного знакомого, полицейские установить не смогли — колдун исчез из Кливленда, и допросить его не удалось.

Полиция проводила систематические прочёсывания пустырей и трущоб в надежде отыскать недостающие части тела Флоренс Полилло. И 7 февраля 1936 года эти поиски увенчались успехом: на заднем дворе одного из заброшенных домов были найдены недостающие фрагменты за исключением головы Флоренс. Её так и не нашли, хотя полиция ещё какое-то время продолжала поиски.

Несмотря на энергичные действия полиции, расследование не принесло видимых результатов. Тщательная проверка соседей и приятелей Флоренс Полилло не привела к обнаружению лица, способного представить интерес для следствия в качестве подозреваемого. Как отмечено выше, в кругу общения убитой проститутки было немало вконец опустившихся личностей, проверка убедительно показала, что никто из них не был причастен к её гибели.

Закончилась зима, затем без особых происшествий минула весна. В начале лета 1936 г. Кливленд сделался центром политической жизни страны — 5 июня в городе открылся Национальный съезд Республиканской партии США. Кливленд заполнили многочисленные партийные делегации со всей страны, а также толпы журналистов. Все силы полиции были брошены на поддержание общественного порядка.

И именно в этот день — 5 июня 1936 года — был найден фрагмент ещё одного расчленённого трупа. Вот уж некстати, так некстати!

Находка оказалась сделана совершенно случайно. Два мальчика утром 5 июня отправились на рыбалку к небольшой речке Кингсбари-ран, протекавшей хотя и в пределах города, но в местности достаточно пустынной. В кустах у воды они увидели мужские брюки; желая проверить содержимое карманов, мальчишки попытались вытащить штаны палкой. Им удалось зацепить брюки и потащить их к себе, но предвкушение поживы тут же сменилось ужасом: из брюк вывалилась… мужская голова. Шокированные друзья бросили свои рыболовные снасти и помчались домой к одному из мальчишек; запершись там, они почти три часа дожидались, пока с работы явится мать. Женщина, услышав из уст насмерть перепуганных детей странный рассказ, немедленно вызвала полицию.

Голова была найдена там же, где её увидели дети. Но, тщательно обыскав берега Кингсбари-ран, полицейские убедились, что тела в этом месте нет.

Впрочем, обезглавленное тело нашли на следующее утро, причём совсем не там, где искали. Мужской труп без головы был подброшен в кусты напротив входа в здание… транспортной полиции. Это подразделение занималось патрулированием вокзалов, сопровождением ценных грузов, расследованием преступлений на транспорте и тому подобным. Выражаясь метафорически, преступник буквально растоптал репутацию городской полиции Кливленда.

Скандал получился грандиозный! И как раз в то самое время, когда внимание всех Соединённых Штатов было приковано к Кливленду!

Мэр города Гарольд Бартон, избранный на свою должность в ноябре 1935 года, победил на выборах под лозунгами наведения порядка и восстановления законности, заметно пошатнувшейся в годы Великой депрессии. Одним из пунктов предвыборной программы Бартона была гарантия удвоения бюджета полиции. И действительно, на деньги из городского бюджета было профинансировано открытие передовой по своему оснащению полицейской академии, а также заметно повышены денежные выплаты сотрудникам правоохранительных органов. Важным направлением совершенствования полицейской работы явилась реформа дорожной полиции и массовое оснащение патрульной службы радиофицированными автомашинами и мотоциклами. Но что же теперь получалось — мэр бросает огромные средства из городского бюджета на улучшение полицейской работы, но всё без толку, результата нет, кругом коррупция и показуха! Загадочный убийца демонстративно плюёт на потуги мэра и преспокойно отрезает людям головы, а тела несчастных жертв бросает у дверей полицейского управления!

Гарольд Бартон попросил своего помощника по общественной безопасности Элиота Несса лично возглавить розыск дерзкого преступника. Родившийся в апреле 1903 года Несс являлся человеком чрезвычайно амбициозным. Окончив в 1925 году Чикагский университет, он поначалу устроился в финансовую компанию и некоторое время поработал следователем по изучению кредитных историй, после чего попал на работу в подразделение Казначейства, контролировавшее соблюдение «сухого закона» торговыми точками в Чикаго. В принципе, это была довольно рутинная и ничем не примечательная работа, таких, как он, агентов по контролю насчитывалось тогда в Чикаго более тысячи человек. Однако по воле случая Несс оказался привлечён к операции по поимке и осуждению Аль Капоне. Последний, как известно, был пойман не за бандитские проделки, не за рэкет и убийства, а за неуплату налогов торговыми точками и предприятиями, владельцем которых он формально являлся. Кроме того, Аль Капоне и подоходного налога не платил… Элиот Несс был тем человеком, который организовал получение необходимой бухгалтерской отчётности. Действовал он не один, а во главе группы сначала из шести агентов Казначейства, а затем из 10-ти. Помимо этого, Несс и его люди выступили инициаторами активного наступления на подпольный бизнес Аль Капоне, проводя рейды на нелегальные пивоварни и склады контрабандного алкоголя. Группа Несса, когда о её существовании узнали репортёры, с лёгкой руки журналиста Чарльза Шварца (Charles Schwarz) получила звучное название «Неприкасаемые».

Осуждение Аль Капоне в 1931 году оказалось для Несса отличным жизненным стартом. Он получил известность, а броская внешность и хорошо подвешенный язык быстро превратили его в любимчика прессы. Элиот всегда и везде позиционировал себя как «разоблачителя Аль Капоне», хотя это было не вполне справедливо. Несс подключился к этой операции после того, как она проводилась уже более полугода, причём под руководством совсем иных лиц. Не будет большой ошибкой сказать, что энергичный и нахрапистый Несс попросту присвоил себе заслуги людей, оставшихся в тени.

В декабре 1935 года Элиот, работавший в Кливленде агентом федерального Казначейства по контролю налога на алкоголь, получил приглашение только что избранного мэра-республиканца Гарольда Бартона стать членом команды последнего. И, разумеется, не отказался. В городском правительстве Несс занял должность помощника мэра по вопросам безопасности и вступил в Республиканскую партию. И когда Бартон предложил ему озаботиться разоблачением таинственного изувера, расчленявшего тела жертв, Элиот Несс не только не отказался, но воспринял пожелание шефа как своего рода новый шанс для последующего карьерного рывка. С этого момента фамилия молодого и перспективного республиканского политика оказалась неразрывно связана с историей «Кливлендского расчленителя», во многом предопределив дальнейшую судьбу самого же Несса.

Итак, чем же располагало следствие на середину июня 1936 года?

Криминалистическое исследование обезглавленного мужского трупа, найденного у дверей полицейского управления, позволило установить следующее: погибший был белым мужчиной в возрасте примерно 25 лет, не состоял на учёте в полиции или ФБР, был хорошо выбрит и одет в совсем новую дорогую одежду. Хотя тело было брошено в кусты у здания транспортной полиции раздетым, в одних носках, рядом с ним преступник оставил ворох окровавленной одежды. Земля ни в том месте, где была найдена голова, ни в том, где находилось тело, не имела следов крови. Это могло означать только то, что убийство совершалось в другом месте и преступник в силу каких-то соображений перемещал останки. Разрез, посредством которого голова была отделена от тела, был единственным повреждением; именно отсечение головы послужило причиной смерти. Убийца не связывал свою жертву, не усыплял её и не оглушал наркотиком. Манера совершения преступления полностью повторяла то, как была убита Флоренс Полилло.

Погибший имел на теле пять татуировок, что и предопределило прозвище, которое ему дали следователи — «Татуированный мужчина». Они изображали: 1) пронзённое стрелой амура сердце (на внешней стороне предплечья правой руки); 2) перекрещенные флаги с инициалами W.C.G. под ними (на внутренней стороне предплечья правой руки); 3) купидона с колчаном стрел и якорем (на икре правой ноги); 4) голубку с подписью «Хелен и Пол» (Helen and Paul) (на внутренней стороне предплечья левой руки); 5) Джиггса, героя популярного комикса «Воспитание отца» («Bringing Up Father»), издававшегося с 1913 года (на икре левой ноги). К нанесению татуировок обычно склонны представители некоторых профессиональных групп: моряки, военнослужащие и преступники. Наличие в числе татуировок изображений якоря и волны наводило на мысль, что погибший мог быть моряком, но в точности это подтвердить не удалось — личность «Татуированного мужчины» так никогда и не была установлена.

Татуировки, обнаруженные на теле «Татуированного мужчины», с указанием мест их расположения и кратким описанием.

Убийство посредством отсечения головы очень специфично, тем более для такой страны, как США, где в руках населения имеется огромное количество огнестрельного оружия. Между тем обнаружение расчленённых тел Флоренс Полилло и «Татуированного мужчины» подтолкнуло полицейских к кое-каким неожиданным аналогиям. И в данном случае речь идёт вовсе не о том случае, с описания которого начался очерк [то есть обнаружении части женского тела на пляже Евклид 5 сентября 1934 года]. Имелись схожие преступления, о которых пока что не было сказано ни слова, и скоро станет ясно, почему автор их пропустил, сразу перейдя к рассказу о январских событиях 1936 года.

Итак, начать следует с того, что 23 сентября 1935 года два школьника — 16-летний Джеймс Вагнер (James Wagner) и 12-летний Питер Костарас (Peter Kosturas) — решили спуститься в овраг в местечке, известном под названием Джэкасс-хилл (Jackass Hill). Овраг был глубоким — порядка 25 метров — и широким, когда-то в нём протекал приток реки Кайохога, главной водной артерии Кливленда. Последние несколько тысяч лет воды в овраге не было, но Джэкасс-хилл оставался местом пустынным и заброшенным, поскольку строительство в непосредственной близости от оврага было запрещено ввиду угрозы обрушения его склонов. Спускаясь на дно оврага, Вагнер и Костарас обнаружили мёртвое тело раздетого мужчины, помещённое в кусты явно с целью маскировки.

Шокированные подростки бросились наверх, там столкнулись со взрослым мужчиной, рассказали ему о чудовищной находке, тот помчался к ближайшему магазину, там схватил телефонную трубку… В общем, первыми в Джэкасс-хилл прибыли сержант Артур Марш (Arthur Marsh) и патрульный Артур Ститт (Arthur Stitt). Они прибыли на место происшествия буквально через пять-шесть минут после телефонного звонка.

Полицейские обнаружили, что голова убитого и его гениталии отделены преступником и из одежды на теле погибшего остались только чёрные носки. Полицейские приступили к осмотру местности и буквально через пару минут обнаружили второй труп. Также обезглавленный и лишённый полового органа. Расстояние между телами составляло около 12-ти метров.

Вскоре в овраг спустили и первые детективы — это были уже упоминавшиеся Орли Мэй (Orly May) и Эмиль Мьюсил (Emil Musil). Ближе к ночи приехал и инспектор Коди, не поленившийся лично исследовать склоны оврага с фонарём в руках.

Быстро выяснилось, что место обнаружения тел не являлось местом убийства — тела были доставлены в овраг уже расчленёнными и вымытыми. Их уложили определённым образом — с прижатыми к торсу руками и с вытянутыми ногами.

После обнаружения второго тела мрачные находки не прекратились. В скором времени на удалении приблизительно шести метров от первого трупа были обнаружены отрезанные гениталии обоих мужчин. Они находились в густых зарослях колючего кустарника, и казалось, что преступник просто выбросил их туда, словно пустую пачку сигарет.

В тех же самых кустах на удалении буквально пары метров была найдена… голова, закопанная в песок. Её присутствие выдала прядь волос, не скрытая грунтом. Примерно через полчаса была найдена и вторая голова — она также была закопана на удалении 22-х метров от второго тела.

Выше по склону на удалении около 30-ти метров от первого тела полицейские нашли обрывок верёвки длиной 12 см и толщиной 1,2 см. Сложно было сказать, имела ли эта находка хоть какое-то отношение к преступлению, хотя впоследствии выяснилось, что оба убитых при жизни связывались.

Удалось отыскать и кое-что из одежды, по-видимому, принадлежавшей убитым. В частности, был найден добротный синий пиджак, проданный одним из лучших магазинов Кливленда [место продажи вещи удалось установить по этикетке на подкладке]. Также была обнаружена тёмно-серая кепка, белая рубашка и мужское нижнее бельё, запачканное кровью.

Следует упомянуть и о ведре, заполненном машинным маслом. Сложно было сказать, имеет ли это ведро отношение к преступлению, но на всякий случай полицейские доставили его в криминалистическую лабораторию. После проведения химических исследований стало ясно, что в машинном масле довольно много человеческой крови, а после его фильтрации на мелком сите остались человеческие волосы. Криминалисты предположили, что ведро принадлежало преступнику — тот сначала перенёс в нём отрезанную голову [либо обе головы], а затем наполнил его машинным маслом, очевидно, намереваясь поджечь тела. Что-то, по-видимому, помешало убийце, и тот не довёл замысел до конца.

Вскрытие обнаруженных в овраге Джэкасс-хилл трупов провёл лично коронер Артур Пирс. Первый труп принадлежал молодому белому мужчине ростом 180 см и весом 67 кг. Голова была отделена посредством перерезания хряща между третьим и четвёртым шейными позвонками, в качестве инструмента при расчленении тела использовался длинный остро наточенный нож. Смерть наступила приблизительно за два-три дня до обнаружения трупа, то есть в районе 20 сентября.

Причина смерти — декапитация (отсечение головы), то есть в момент отделения головы человек был жив. На его запястьях коронером зафиксированы протяжённые обдиры кожи, кровоточившие при жизни, которые образовались при попытке освободиться от верёвки. Молодой человек яростно дёргал руками, пытаясь освободить их из тугих пут. Верёвки, однако, не оказалось ни на трупе, ни возле него, что свидетельствовало о её удалении самим же убийцей после умерщвления жертвы.

Состояние кожи на руках оказалось достаточно хорошим для того, чтобы получить отпечатки пальцев, пригодные для идентификации. Выяснилось, что убитого звали Эдвард Эндрасси (Edward Andrassy), он проживал в доме №1744 по Фултон-роад (Fulton Road) вместе с родителями — отцом Джозефом и матерью Хелен — а также младшим братом Джоном. Возраст его составлял 28 лет.

Второе тело, найденное в Джэкасс-хилл, принадлежало мужчине в возрасте около 45-и лет, имевшему рост 167 см и вес 75 кг. Человек этот, по-видимому, был довольно обеспечен — на это указывало прекрасное состояние его зубов. Кожные покровы этого трупа обладали пергаментной плотностью и имели необычный багровый оттенок, который не мог быть объяснён естественными причинами. Судмедэксперты после некоторых размышлений предположили использование убийцей некоего химического реагента, который оказывал на плоть консервирующее и дубящее воздействие, однако точно назвать вещество не смогли.

Причиной смерти также была указана декапитация, о чём свидетельствовало отсутствие крови в перикарде (сердечной сумке). То, что кровь была вытолкнута из сердца и перикарда, означало отделение головы при работающем сердце. Давность наступления смерти была определена приблизительно в две недели.

Таким образом, получалось, что в местечке Джэкасс-хилл убийца (или убийцы) создал своё собственное кладбище, куда доставлялись тела разновременно убитых людей. Использование на втором трупе некоего химического реагента рождало довольно очевидные параллели с убийством «Женщины из озера», однако в ходе расследования полиция очень быстро отказалось от рассмотрения этого направления.

Причиной тому послужила информация о жизни и поведении Эда Эндрасси, который, как стало ясно в первые же дни расследования, отлично соответствовал жертве мафиозной разборки. Родившийся в 1907 году Эдвард до поры до времени казался вполне нормальным человеком, во всяком случае, его поведение не демонстрировало каких-либо антиобщественных отклонений. В 1924 году Эд устроился санитаром в психиатрическое отделение больницы в Вест-сайде, где был на хорошем счету руководства. В 1928 году он женился на медсестре из той же больницы и… вот тут что-то пошло не так. Он развёлся через два месяца, и хотя бывшая жена родила от него ребёнка, никогда с ним не виделся. После развода он сразу же уволился из больницы и с 1928 года официально числился безработным.

Хотя на жизнь он как-то зарабатывал, жил не без приключений. В 1931 году он был арестован и подвергнут месячному аресту за скрытое ношение пистолета. Именно тогда его отпечатки пальцев попали в базы полиции Кливленда и Департамента коррекции штата. Как быстро установили детективы через агентуру в преступной среде, Эндрасси постоянно пытался влезать в разного рода криминальные схемы, причём это получалось у него не очень удачно. Он пытался продавать марихуану, торговал порнографическими фотографиями и сувенирами, старательно создавал «свою» группу проституток, для которых намеревался стать сутенёром. Кроме того, он пытался оказывать посреднические услуги пожилым джентльменам, искавшим необычных форм секса и желавшим при этом сохранить анонимность. И на каждом поприще Эдварда ожидали провалы и разного рода неудачи — он терял деньги, проститутки убегали, его избивали конкуренты, а деловые партнёры — «кидали». В общем, будни Эдварда безо всякого преувеличения можно было назвать насыщенными и нескучными.

Последние месяцы жизни Эдварда оказались наполнены разного рода неприятностями, чреватыми весьма болезненными последствиями для здоровья. В июле он отправился в деловую поездку в Детройт, откуда ему пришлось бежать, спасая собственную шкуру. В Кливленде молодой мужчина завёл роман с некоей замужней женщиной, заразил её нехорошей болезнью, и муж этой женщины пообещал его убить. Нехорошее обещание, и ведь повод веский!

Эдвард Эндрасси при жизни и после убийства.

Примерно за месяц до гибели Эндрасси имел острый конфликт с некими итальянцами, прибывшими в Кливленд из Чикаго. Звали этого итальянца, вроде бы, Фрэнк, но более об этом человеке ничего не было известно. Во время разборки Эд пустил в ход нож и ранил одного из двух противников. Итальянцы пообещали покончить с ним. Согласитесь, какое трогательное единодушие с мужем любовницы, не так ли? Через несколько дней Эдди был найден лежащим на улице без сознания, голова его была пробита неким предметом, которого возле тела не оказалось. Что с ним произошло, так и осталось невыясненным — то ли Эдди стал жертвой дорожно-транспортного происшествия, то ли его ловко оглушили единственным ударом… Сам Эндрасси, придя в сознание в больнице, так ничего и не вспомнил. Причём его амнезия, судя по всему, была настоящей, поскольку ни младшему брату Джону, ни дружкам по своему криминальному промыслу он так ничего о полученной травме и не рассказал.

Наконец, вишенкой на торте, если можно так выразиться, стали сообщения жителей нескольких прилегавших к Джэкасс-хилл районов, утверждавших, будто они видели в 20-х числах сентября возле оврага неизвестную коричневую машину. Между тем осведомители полиции сообщали, что итальянцы, с которыми Эндрасси подрался в конце августа, разъезжали по городу как раз на коричневом автомобиле.

То есть всё вроде бы сходилось. Эдвард Эндрасси был таким человеком, который мог и, скорее всего, должен был погибнуть от рук бандитов просто в силу присущего ему образа мыслей и манеры поведения. Поэтому не должно удивлять то, что именно бандитская расправа очень скоро сделалась основной версией правоохранительных органов.

Хотя второй убитый никогда не был идентифицирован, полиция Кливленда по умолчанию признавала его смерть также связанной с бандитскими «разборками». Так продолжалось вплоть до лета 1936 года.

Однако в июне 1936 года, когда поиск убийцы–расчленителя возглавил Элиот Несс, эти дела были сведены в одно производство. Среди правоохранителей возобладала точка зрения, что счёт жертвам неизвестного расчленителя надо начинать хронологически с тел, найденных в Джэкасс-хилл: Эндрасси — жертва №1, второй найденный неподалёку труп — жертва №2, Флоренс Полилло — жертва №3, «Татуированный мужчина» — жертва №4. При этом «Женщина из озера» в список не включалась вообще, поскольку было решено считать, что её останки принесены по воде издалека, возможно, из Канады.

Объективности ради следует заметить, что не все полицейские считали это оправданным. Джеймс Хоган, начальник отдела расследования убийств, пытался доказать, что убийства Эндрасси и Полилло совершены разными лицами. Он считал, что манера действий убийцы в обоих случаях слишком различна; один и тот же человек не может действовать столь непохоже: Эндрасси был связан, а Полилло — нет; Эндрасси просто отрезали голову и половой орган, а Полилло — расчленили на сравнительно мелкие части; одежду Эндрасси убийца спрятал, а одежду Полилло оставил рядом с телом.

Оппонентом Хогана выступил уже упоминавшийся Дэвид Коулс, начальник криминалистической лаборатории. Коулс утверждал, что изменения в поведении убийцы, на которые указывал начальник «убойного» отдела, можно объяснить совершенно иначе, например, нехваткой времени. Кроме того, следовало учитывать и то, что Эндрасси был молодым сильным мужчиной, притом вооружённым; связывая ему руки и ноги, убийца просто-напросто страховал себя от неожиданностей. Флоренс Полилло, напротив, была тучной и слабосильной женщиной, отрезать ей голову было сравнительно просто. Поэтому убийца и действовал по-разному.

Элиот Несс занялся расследованием с присущей ему энергией. С фотографией головы «Татуированного мужчины» детективы обошли все гостиницы, ночлежки, парикмахерские и фотосалоны Кливленда. Голова убитого была выставлена в морге, и все местные газеты пригласили горожан на её опознание. В первый же день морг посетили две тысячи человек. Может показаться невероятным, но никто никогда так и не смог опознать «Татуированного мужчину».

Именно летом 1936 года, когда городские газеты оживлённо комментировали ход полицейского расследования, журналисты пустили в оборот хлёсткие прозвища убийцы: «Кливлендский расчленитель» и «Безумный Мясник». Под этими именами преступник и остался в истории криминалистики.

Полиция всё ещё продолжала активно прорабатывать различные версии, связанные с убийствами Полилло и «Татуированного мужчины», как 22 июля 1936 года поступило сообщение об обнаружении ещё одного расчленённого тела. На этот раз труп был найден в юго-западной части Кливленда в районе под названием Бруклин-виллидж. Обезглавленное нагое тело находило на удалении около 40 метров от большого, но уже опустевшего к тому времени лагеря «хобо». («Хобо» — это жители сельских районов США, которые в годы Великой депрессии перемещались в крупные города в поисках заработка. Лагеря «хобо» являлись самыми нищими и самыми опасными городскими районами, которые можно сравнить лишь с нынешними трущобами латиноамериканских мегаполисов.)

Декапитированный труп обнажённого мужчины уже около двух месяцев находился в том месте, где его нашли. Голова погибшего, завёрнутая в его же одежду, была брошена неподалёку от тела, буквально в пяти метрах. Вообще же возле трупа был найден полный комплект мужской одежды [сильно окровавленной]. Он включал пиджачную пару тёмно-серого цвета, голубую рубашку-поло, белую майку и трусы, светло-голубые носки из вискозы, классические туфли модели «оксфорд». Присутствовала и кепочка тёмно-серого цвета в чёрную полоску. На правом рукаве тёмно-серого пиджака убитого имелся разрез, оставленный острым ножом, по-видимому, потерпевший пытался защищаться и подставил предплечье, блокируя руку нападавшего. Земля под трупом была пропитана кровью, а это означало, что убийство было совершено там, где нашли тело.

Останки подверглись очень сильным посмертным изменениям. Патологоанатомическое исследование дало немного информации. Это было неудивительно, принимая во внимание сильное разложение останков. Дактилоскопирование было невозможно. Мягкие части тела оказались сильно обглоданы грызунами, а это не позволяло в точности судить о том, какие повреждения получил погибший при жизни. Врач-анатом отметил профессиональную работу убийцы, который рассёк шею точно по хрящу между вторым и третьим позвонками.

Погибшему было около 40 лет, рост составлял 165—167 см, а вес равнялся приблизительно 65 кг. Ничего более сказать об этом человеке криминалисты не смогли: лицо погибшего почти не поддавалось восстановлению, дактилоскопировать его — как было отмечено выше — не представлялось возможным. Ввиду этого шансов опознать очередную жертву (условно «жертву №5») «Кливлендского расчленителя» было совсем немного.

Его сильно поношенная грязная одежда была кем-то тщательно обыскана — на это указывали вывернутые карманы пиджака и брюк. Пиджак кроме того оказался вывернут наизнанку, возможно, это было сделано в поисках потайного кармана. Состояние одежды свидетельствовало о принадлежности убитого к самым низам общества. Логичным было предположить, что этот человек был из лагеря «хобо», во всяком случае, там его могли знать. Полиция предприняла немалые усилия по поиску и идентификации местных бродяг с целью розыска тех из них, кто прежде жил в заброшенном лагере «хобо». Как жителей Бруклин-виллидж, так и найденных бродяг дотошно опрашивали, просили припомнить случаи внезапного исчезновения людей, демонстрировали одежду погибшего, но всё оказалось тщетным — личность убитого установить не удалось.

Местные полицейские припомнили, что в последней декаде мая работники небольшого местного аэропорта занимались розыском пропавшего работника. Время исчезновения этого человека примерно соответствовало предполагаемому времени убийства «жертвы №5» — данное совпадение выглядело очень многообещающим, однако никуда расследование не привело. Пропавшего отыскать так и не удалось и работники аэропорта найденные останки опознать не смогли.

В общем, полный тупик.

Нельзя не сказать о том, что причисление «тела №5» к жертвам «Безумного Мясника» вызывало у многих детективов определённые сомнения и притом не без оснований. Преступник в данном случае оставил тело жертвы на месте убийства — это следовало признать нехарактерным для разыскиваемого маньяка. Возле трупа осталась вся одежда — даже носки и трусы — что также мало соответствовало той манере криминального поведения, которую демонстрировал убийца. Сама по себе декапитация по мнению некоторых опытных детективов являлась недостаточным критерием для того, чтобы приписывать убийство конкретному лицу. Это, конечно, редкая разновидность убийства, но отнюдь не исключительная…

Розыскные мероприятия по делу «Безумного Мясника» проходили на фоне ожесточённой схватки кливлендской полиции с организованной преступностью. Элиот Несс прилюдно поклялся, что очистит город от мафии. Он развернул неслыханную дотоле атаку на организованную преступность в городе. В июле 1936 года полиция провела серию облав на подпольные тотализаторы, самым крупным успехом стало закрытие казино «McGinty» вечером 21 июля. Заведение это работало более 10 лет, принося его куратору от мафии Артуру Хебебранду (Arthur Hebebrand) более полумиллиона долларов в год прибыли. Во время облавы удалось задержать 7-х работников нелегального игорного заведения и более 80 посетителей.

Что было особенно важно, в ходе этой облавы удалось захватить отчётность «McGinty». Из изучения этих бумаг выяснилось, что в казино работали 3 сына инспектора полиции Тимоти Костелло (Timothy J. Costello). Разумеется, работали они не уборщиками и не рядовыми охранниками, а выполняли важную функцию посредников между полицией и мафией. По результатам внутреннего расследования инспектор Костелло был уволен из полиции, следом последовало увольнение его друга Адольфа Линахана (Adolph Lenahan), уважаемого до того полицейского с выслугой 26 лет, начальника 8 участка.

В последовавшую после 21 июля неделю полиция Кливленда произвела ещё 10 рейдов по закрытию подпольных казино и в некоторых из этих операций Элиот Несс принимал личное участие.

Хебебранд, не зная чего ожидать от прыткого заместителя мэра по безопасности и опасаясь ареста, сначала перешёл на нелегальное положение, а затем покинул Кливленд. Его мафиозные дружки не остались в долгу и ответила массовыми забастовками рабочих, спровоцированными якобы экономическими злоупотреблениями. Истинная причина волнений крылась в том, что профсоюзы давно и крепко контролировались организованной преступностью. Городские власти подняли брошенную им перчатку и включились в активную борьбу с рабочим движением. Элиот Несс вместе с мэром Кливленда Гарольдом Бартоном стал членом переговорной группы городского правительства с профсоюзами.

Забегая несколько вперёд, можно сказать, что именно борьба с профсоюзами в конечном итоге пагубно сказалась на карьеру Элиота Несса как профессионального политика. Но это уже совсем другая история.

Иными словами, расследование преступлений «Кливлендского расчленителя» летом и осенью 1936 года натыкалось на серьёзные трудности, вызванные объективной нехваткой полицейских сил. Хотя Несс и курировал расследование, слишком многое отвлекало его. Потому неудивительно, что в скором времени полиция получила ещё один расчленённый труп.

Бездомный «хобо» из города Сент-Луиса Джерри Харрис, сидевший 10 сентября 1936 года на пирсе на Кингсбари-ран, увидел плавающую в масляном пятне половину человеческого тела. Вызванные полицейские проявили недюжинную находчивость и догадались перегородить речку ниже по течению рыболовецкой сетью. Сеть стояла более суток. За это время полицейские с граблями прошли по обоим берегам Кингсбари-ран; прибрежные заросли этой речушки никогда еще не видели такой тщательной уборки. Кроме того, 11 сентября на Кингсбари-ран появились водолазы, которые тщательно исследовали речное дно. Быстрые действия полиции позволили не исчезнуть важным вещественным доказательствам: в сеть попали две голени, а также правое бедро, на берегу была найдена шляпа со следами крови, а на поверхности воды была обнаружена окровавленная синяя рубашка, завёрнутая в газету.

По подкладке шляпы было установлено, что она была продана дорогим модным магазином в городе Белльвью, штат Огайо (примерно в 90 км от Кливленда).

Патологоанатомическое исследование установило, что погибший был белым мужчиной 25—30 лет среднего роста и среднего сложения. О его внешности судить было невозможно — головы в распоряжении полиции не оказалось. Не было и рук, что делало невозможным дактилоскопирование. Жертва, обозначенная «№6», была убита примерно за 1,5 суток до момента обнаружения тела в реке.

Начальник полиции потребовал от подчинённых максимальной активизации расследования. В течение сентября 1936 года были опрошены все жители городка «хобо», в окрестностях которого были найдены последние трупы. Всем бродягам было настоятельно рекомендовано покинуть окрестности Кингсбари-ран. К этим опросам были привлечены 20 детективов. Еще 12 полицейских работали в архивах и больницах, отрабатывая различные версии. На особый учёт были взяты все случаи нападения с ножом (либо угрозы ножом), имевшие место в Кливленде за последние пять лет. Все лица, проходившие по этим эпизодам (если только они не попали уже в тюрьму), проверялись на возможную причастность к преступлениям «Безумного Мясника». Проверялись списки клиентов психиатрических клиник и частнопрактикующих врачей-психиатров; среди огромной массы кливлендских психов и неврастеников полицейских интересовали люди вполне определённых профессий: забойщики скота, врачи и мясники.

Элиот Несс создал неофициальный «штаб розысков». Помощник мэра по вопросам безопасности пригласил к свободному обмену мнениями и обсуждению поступающей информации специалистов разного профиля. В состав неофициального «штаба» вошли профессиональные полицейские сыскари — детективы Джон Флинн (John R. Flynn) и Роберт Чэмберлен (Robert Chamberlin), начальник Бюро криминальной идентификации лейтенант Коулс, детектив-сержант Хоган, кстати, постоянно оппонировавший Нессу; прокурор Фрэнк Каллитан (Frank Cullitan), а также некоторые врачи-психиатры, юристы и прочие.

Идея Несса была весьма продуктивна: люди, не связанные друг с другом отношениями служебной подчинённости, могли свободно выражать и отстаивать свою точку зрения. Неформальная обстановка, в которой проходил обмен мнениями, позволяла участникам прений не бояться высказывать слишком смелые или спорные гипотезы.

К каким же заключениям пришли члены неофициального «штаба» Элиота Несса после анализа следственных материалов в сентябре 1936 года?

Если рассмотреть карту поймы реки Кайохога, пересекающей Кливленд с юга на север, можно увидеть, что в неё впадает несколько притоков: Чиппева-грик, Биг-грик, Милл-грик, Барк-бранч, Морган-ран, Кингсбари-ран и прочие. Кингсбари была хотя и небольшой по длине, но полноводной речкой, в некоторых местах её глубина достигала пяти метров.

Кайохога протекала по довольно пустынным местам, причём чем выше по течению, тем менее населённым был район. «Безумный Мясник» явно демонстрировал склонность оставлять трупы убитых им людей в районе реки Кингсбари-ран либо бросать их прямо в эту речку. В самом деле, Эдвард Эндрасси был найден в кустах возле Кингсбари-ран в сентябре 1935 года, там же и тогда же был найден труп неопознанного мужчины; 5 июня 1936 года в кустах около всё той же Кингсбари-ран найдена голова «Татуированного мужчины»; 22 июля 1936 г., опять же! — в районе притока Кайохоги обнаружена ещё одна жертва «Кливлендского расчленителя» и, наконец, 10 сентября очередной труп был брошен непосредственно в воды Кингсбари-ран. Фактически только останки Флоренс Полилло были оставлены убийцей вдали от этой реки. Налицо была некая система, определённый порядок действий маньяка. Но что это могло означать?

Прежде всего то, что убийца был каким-то образом связан с районом реки Кингсбари. Из этого вовсе не следовало, что именно там он и проживал, но он мог родиться в этом районе либо часто бывать там в силу своих профессиональных обязанностей. Опыт свидетельствует, что свои первые нападения серийные преступники совершают в обстановке наибольшего комфорта, в таком месте, которое хорошо знают и в котором хорошо ориентируются. Их первые жертвы всегда принадлежат к той же расе, что и сами преступники (это впоследствии убийца-серийник может увеличить свой «диапазон приемлемости», и тогда его жертвами могут оказаться представители иных рас и этносов). Первые преступления, как правило, несут больше всего информации о преступнике, в них его личность раскрывается, так сказать, в наиболее «чистом» виде.

«Безумный Мясник» без затруднений отрезал своим жертвам головы, а также руки и ноги. Он переносил массивные части тел на значительные расстояния в сторону от дороги, а значит, он был достаточно силён для того, чтобы делать это без крайнего затруднения. Убийца явно имел в своём распоряжении автомобиль, ибо тело «Татуированного мужчины» он никак не мог принести к полицейскому управлению на руках.

Отталкиваясь от вышесказанного, члены «штаба» Элиота Несса предположили, что «Кливлендский расчленитель» — это крупный белый мужчина, наделённый недюжинной физической силой, имеющий навык обращения с холодным оружием и не боящийся крови; по роду своих занятий этот человек мог быть мясником, врачом-хирургом, забойщиком скота, ветеринаром, санитаром. На силу преступника ясно указывало то, что он был способен переносить значительные грузы на большое расстояние; не менее чем в трёх случаях убийца перемещал крупные фрагменты тел (либо сами тела) без помощи автомобиля. Возле одного из тел был найден чёткий отпечаток ботинка в мягком влажном грунте; если это действительно был след ноги убийцы, то «Кливлендский расчленитель» должен был носить обувь 44—45 размера (что соответствовало росту более 1,85 метра). При этом он располагал автомашиной и уединённым местом, в котором и осуществлял свои манипуляции с телами (напомним, убийца не только расчленял трупы, но и смывал с них кровь, дабы не запачкаться в процессе последующего переноса. А значит, в том месте, где он разделывал трупы, было достаточно воды; это мог быть подвал жилого дома, какое-то арендованное хранилище, промышленный объект и прочее). Первые жертвы «Кливлендского расчленителя» были мужчинами; тот факт, что преступник отрезал им гениталии, служил косвенным указанием на сексуальную подоплёку его действий. «Безумный Мясник» имел некую серьёзную перверсию — в этом не было практически никаких сомнений. Убийца имел явные проблемы с психикой и, возможно, наблюдался по этому поводу врачом. Скорее всего, преступник мог иметь проблемы с алкоголем или наркотиками.

Примечателен был выбор жертв: Эндрасси — сутенёр, преступная личность, глубоко разложившийся человек; Полилло — проститутка и алкоголичка; двое из погибших производили впечатление бродяг, по двоим жертвам выводы оказались неопределёнными. Некоторые тела были найдены неподалёку от лагеря «хобо». Можно было предположить, что убийца ощущал себя своего рода «санитаром», очищающим общество от люмпенов. Если это было действительно так, то психическая патология преступника приняла уже тяжёлые формы и могла быть очевидна даже для неспециалистов (родных, соседей, коллег по работе). Косвенно это могло бы помочь идентифицировать убийцу в том случае, если бы потребовалось найти его из числа нескольких подозреваемых.

Но специфический подбор жертв мог означать и нечто совсем другое: если «Кливлендский расчленитель» действительно имел в своём распоряжении автомашину и личный дом, то это мог быть весьма состоятельный человек. После Великой депрессии обладание подобными ценностями означало далеко не низкий социальный статус. Богатый психопат мог убивать представителей «социального дна» просто для развлечения, рассматривая это как своего рода «опасную охоту». В этом случае выбор жертвы определялся совершенно другими соображениями: убийцу заботило главным образом то, чтобы никто и никогда не стал разыскивать исчезнувшего человека.

Криминалисты из «поискового штаба» Элиота Несса считали оба предположения равновероятными. Преступник явно заботился о том, чтобы его жертвы остались неузнанными, а это означало, что он был способен тщательно контролировать свои действия. Необходимо подчеркнуть, что возможность контролировать свои действия отнюдь не отменяет предположение о возможной психической болезни преступника.

Если первые убийства «Кливлендского расчленителя» почти не привлекли к себе внимание прессы и общественности, то с ростом числа жертв маньяка местная печать стала уделять ходу расследования всё большее внимание. После обнаружения в сентябре 1936 года шестого трупа газета «Cleveland news» пообещала выплатить 1000 $ любому, кто сможет сообщить существенную для следствия информацию. Впоследствии аналогичного рода предложения со стороны различных печатных изданий появлялись неоднократно.

В числе первых по-настоящему перспективных версий преступлений «Кливлендского расчленителя» было предположение, что этот человек был профессиональным сборщиком марихуаны. Район Кингсбари-ран и примыкавший к нему Гарфилд-хайтс в те времена были довольно пустынны, там произрастало много дикой американской конопли. Её сбором и последующей продажей кормилась целая армия местных и приезжих наркоманов. Такой обкурившийся наркоман мог убивать и расчленять людей либо в качестве развлечения, либо в целях борьбы с конкуренцией.

Другим перспективным направлением расследования в сентябре-октябре 1936 г. явилась отработка предположения о возможной причастности к убийствам «Безумного Мясника» некоего Джека Уилсона. Полицейский осведомитель сообщил, что Уилсон — владелец богатого мясного магазина на Сент-клер-авеню — известен в криминальной среде как извращенец и совершенно разложившийся в нравственном отношении тип. Человек этот был склонен к агрессии и немотивированной жестокости. Кроме того, Уилсон вроде бы  не раз угрожал расправой не понравившимся ему людям, обещая "отрезать голову и порезать на куски" и выглядел в такие минуты очень убедительно. Полиция не располагала официальными заявлениями о противоправных действиях Джека Уилсона, но сообщение информатора чрезвычайно заинтересовало следователей. Дело было в том, что Уилсон прекрасно соответствовал психологическому портрету «Безумного Мясника». Подозреваемый был взят под плотную полицейскую опеку. Но именно полицейская слежка однозначно доказала непричастность Уилсона к убийствам «Безумного Мясника». Дальнейший ход событий снял с него все подозрения.

В сентябре 1936 года к делу «Кливлендского расчленителя» был подключён известный полицейский Питер Мерило. Это был необычный человек необычной судьбы. Родился Питер в 1895 году в центральной России и, судя по его имени и фамилии, звали его Пётр Мерилов, может быть, Пётр Меринов или как-то созвучно этому… Отец его умер ещё до рождения сына, а мать — когда Пете исполнилось 7 месяцев. Ничего хорошего судьба ему как будто бы не обещала, но малыш оказался усыновлён семьёй богатых французов, занимавшихся бизнесом в Российской Империи. Мальчика вывезли во Францию и дали хорошее образование, что существенно — родители не ограничивали его в деньгах и свободе перемещения. Ещё до начала в 1914 году Мировой войны Питер посетил Балканы и острова Средиземноморья, кроме того, он объездил страны Западной и Северной Европы. Имея несомненные лингвистические дарования, Питер бегло научился говорить чуть ли не на дюжине европейских языков, но что особенно важно — он мог прекрасно имитировать акценты и диалекты. Этот дар очень пригодился ему в полицейской работе, поскольку позволял Питеру вводить в заблуждение окружающих и казаться тем, кем он точно не являлся.

В годы Мировой войны Питер Мерило подался во французскую армию, но в боевых действия участия не принимал. В 1919 году Питер приехал в Соединённые Штаты Америки, и страна понравилась ему до такой степени, что он решил здесь остаться. На следующий год он устроился в полицию Кливленда и быстро обратил на себя внимание руководства незаурядными актёрскими качествами, личным мужеством и острым аналитическим умом. Питер мог выдать себя за кого угодно — бывалого уголовника, нищего бродягу, солидного джентльмена и европейского дворянина с многовековым генеалогическим древом в «Готском альманахе».

Вообще-то, Питер Мерило с конца 1920-х годов специализировался на охоте за гангстерами. Подобный сотрудник был способен украсить полицию любой страны мира. Наделённый даром образной речи и чувством юмора, Мерило охотно давал интервью журналистам и пользовался их расположением. Питер нередко позволял себе саркастически комментировать решения начальства, вызывая тем самым раздражение руководства полиции, но с этим ничего нельзя было поделать: заслуги Питера Мерило как «ловца гангстеров» были неоспоримы, а любовь публики — безгранична. По многим вопросам, связанным с правоохранительной деятельностью или городскими происшествиями, репортёры хотели узнать мнение именно Питера Мерило, а не начальника полиции Джорджа Матовица или, скажем, руководителей Дивизиона расследований (аналога современного уголовного розыска). Именно по этой причине Элиот Несс, помощника мэра города по вопросам безопасности, не очень-то жаловал Мерило. Во-первых, Несс, видимо, завидовал популярности детектива, а во-вторых, опасался его комментариев и оценок, зачастую колких, саркастических и нелицеприятных. При этом с формальной точки зрения их отношения всегда оставались корректными и сдержанными — в следственных материалах, хранящихся ныне в Музее истории полиции Кливленда, имеется несколько документов, в которых Несс прямо адресуется к Питеру Мерило с просьбой прокомментировать или высказать своё мнение по тому или иному вопросу. А Питер, соответственно, передавал свои ответы непосредственно помощнику мэра, минуя несколько этажей вертикали подчинённости. Эта прямая коммуникация рядового детектива и помощника мэра, вне всякого сомнения, являлась ещё одним источником раздражения руководства городской полиции, которому, однако, приходилось мириться с существовавшим положением дел.

С момента включения в состав следственной бригады Мерило оказался навсегда связан с делом «Кливлендского расчленителя». Об этом еще предстоит большой рассказ далее, пока же следует сказать, что знаменитый детектив с самого начала проявил себя инициативным следователем. Он предложил произвести внедрение сотрудников полиции в среду кливлендских посетителей публичных домов и притонов вообще, дабы вызывающим поведением спровоцировать «Безумного Мясника» на нападение. После получения от Элиота Несса официального разрешения на эту операцию сам же Питер Мерило и осуществил такое внедрение. Изменив свою внешность до неузнаваемости, он на протяжении почти четырёх месяцев вращался в криминальной «тусовке» города, изображая растленного богатого педераста. Мерило работал на пару с другим полицейским — Мартином Залевски — который изображал любовника Питера, а заодно осуществлял его охрану.

Работа Питера Мерило под прикрытием принесла результат: ему удалось установить, что в Кливленде проживал некий извращенец, хорошо соответствовавший поисковому портрету «Безумного Мясника». Этот человек был известен в среде проституток и разного рода извращенцев под прозвищем «Убийца цыплят». Он приглашал к себе проституток, в присутствии которых расчленял живых цыплят; это позволяло ему добиться эрекции и провести половой акт. Питер Мерило установил личность «Убийцы цыплят» и произвёл его арест. В ходе многодневного допроса, однако, все подозрения в адрес этого человека пришлось снять, его alibi было установлено с абсолютной достоверностью. Тем не менее о задержании «Убийцы цыплят» (разумеется, без указания фамилии) было сообщено общественности. Сделано это было для того, чтобы успокоить накалявшиеся страсти и продемонстрировать активность полиции.

Помимо «Убийцы цыплят», полиции удалось схватить ещё одного в высшей степени подозрительного человека. Его условно назвали «Сумасшедшим гигантом». Этот двухметровый полуидиот, действительно страдавший психическим расстройством, имел обыкновение бродить в окрестностях Кингсбари-ран, вооружившись пугающего размера тесаком. Всем встречным он громогласно объявлял, что «идёт убивать Безумного Мясника». Понятно, что после таких слов от этого человека шарахались и стар и млад. «Сумасшедшего гиганта» довольно быстро удалось выследить и арестовать. Тщательная полицейская проверка показала его абсолютную непричастность к преступлениям «Кливлендского расчленителя».

Собирая информацию о схожих преступлениях, члены группы Элиота Несса узнали, что в соседнем штате Пенсильвания в середине 1920-х годов была зарегистрирована серия убийств, обстоятельства которых рождали мысли об их полной аналогии тому, что происходило в Кливленде. Сведения эти показались до такой степени интригующими, что Несс в конце 1936 года командировал своего помощника Джона Флинна (John Flynn) в соседний штат, дабы тот собрал сведения на месте и пообщался со свидетелями тех событий, что называется, «в живую».

Тот прекрасно справился с поручением и составил весьма впечатляющий список предполагаемых преступлений «Безумного Мясника». Воспроизведём сейчас полученный Флинном список и кратко проанализируем наиболее примечательные детали попавших в него преступлений.

1) Во вторник 11 июля 1923 года в водах реки Бивер (Beaver), протекающей в западной части Пенсильвании возле границы этого штата с Огайо, был найден торс девочки приблизительно шести лет от роду. Место обнаружения останков находилось южнее городка Вампум, расположенного рядом с рекой Бивер. Конечности и голова отсутствовали, торс же подвергся заметным посмертным изменениям, свидетельствовавшим о пребывании в воде более двух недель. Несмотря на проведённую властями поисковую операцию как в самой реке, так и по её берегам, отсутствующие части тела найти так и не удалось. Изучение полицейской отчётности штата показало, что за предыдущие 12 месяцев в густонаселённых районах пенсильванских городов Нью-Кастл и Питтсбург 6-летние девочки не пропадали. Исходя из этого, местные «законники» предположили, что девочка была убита в районе города Янгстаун, штат Огайо, и торс изначально был брошен в воды реки Махонинг (Mahoning), откуда затем попал в реку Бивер.

2) Утром 3 октября 1923 года промышленный рабочий Стивен Кэсс (Stephen Cass) в заброшенном сарае в южной части Питтсбурга обнаружил обнажённое мужское тело [из одежды на трупе остались только носки]. Произошло это приблизительно в 09:45. При внимательном осмотре стало ясно, что труп лишён головы, а его одежда брошена на грудь и живот. Впоследствии одежда была внимательно изучена детективами и врачами коронерской службы, благодаря чему стало ясно, что убитый оказал сопротивление нападавшему — это следовало из свежих разрывов и пятен крови.

В карманах пальто убитого были найдены две надписанные фотографии медсестёр. Одна из них изображала трёх молодых женщин, подпись вверху гласила: «Мэриан, я, Белла» («Marian, Me, Bella»). Другая, с подписью «Думаю о тебе», изображала медсестру в кресле-качалке позади больничного здания. Это была первая многообещающая зацепка, но не последняя.

Изучая окрестности сарая, полицейские обнаружили окровавленные отпечатки пальцев и ладоней на перилах деревянной лестницы, позволявшей спуститься от сарая к расположенному рядом пруду. На основании этого был сделан вывод о том, что убийца спускался к воде для того, чтобы смыть кровь и привести себя в порядок.

Во время работы полиции в районе сарая внимание «законников» привлёк некий энергичный молодой человек, внимательно следивший за происходившим и странно реагировавший на увиденное. По-видимому, к полудню около сарая собралась уже толпа зевак, но поведение упомянутого молодого человека выделяло его из толпы. Когда в начале первого часа пополудни труп стали выносить из сарая и укладывать в катафалк, молодой мужчина стал смеяться и оживлённо комментировать происходящее. Он был задержан. Выяснилось, что звали его Ник Хоффман (Nick Hoffman) — это был бездомный, имевший психолого-психиатрические осложнения. Его некоторое время продержали в полицейском участке и выпустили без предъявления обвинений.

Между тем упоминавшийся выше рабочий Стивен Кэсс из этой истории не исчез без следа. Позже в тот же день он, играя со знакомыми мальчишками в футбол, обнаружил окровавленный предмет нижней одежды. Не совсем понятно, что это было — трусы, кальсоны или что-то ещё — но Кэсс заподозрил, что окровавленная тряпица может быть связана с безголовым трупом. Мужчина вместе с тремя мальчиками пошёл по кровавому следу, который можно было видеть на земле, и, сделав на местности крюк, они вышли к тому самому пруду, что находился возле сарая. На песке возле него они обнаружили несколько хаотично наваленных камней, отбросив которые, увидели макушку закопанной в песок человеческой головы.

Полицейские извлекли голову из песка, и уже к 12:45 она была доставлена в тот же морг, что и обезглавленный труп из сарая. Остаётся добавить, что место сокрытия головы в песке находилось на удалении немногим более 30-ти метров от сарая, то есть совсем недалеко.

Имея фотографии медсестёр, связанных, по-видимому, с убитым, полиция Питтсбурга приложила огромные усилия по их поиску. Уже 6 октября медсестра, подписавшая на фотографии «я», была установлена, звали её Инда Уэст. Она назвала человека, которому отправила эту фотографию по почте — это был 21-летний Чарльз «Чак» МакГрегор (Charles «Chuck» McGregor). Его старший брат Джозеф опознал тело, найденное в сарае. Родственники сообщили, что видели Чарльза в последний раз в октябре 1922 года, то есть почти за год до убийства молодого мужчины.

Оказалось, что Чарльз имел довольно тёмное прошлое. Он выучился на пекаря и мог бы спокойно посвятить себя этой профессии, но сие посчитал скучным и в 17 лет завербовался в Вооружённые силы. Он оставил воинскую службы после окончания Мировой войны и занялся, по-видимому, тёмными делишками, в результате чего угодил в тюрьму за угон автомобиля. Ему предстояло провести за решёткой два года, но МакГрегор, судя по всему, оказал некую ценную услугу правосудию и неожиданно вышел на свободу уже через шесть месяцев.

Впоследствии он работал продавцом автомашин, но имея склонность к бродяжничеству, тяготился работой на одном месте и в какой-то момент, бросив всё, пустился странствовать по Соединённым Штатам. Следствие узнало, что некоторое время МакГрегор бродяжничал в районе Великих озёр и непродолжительное время проживал в Детройте.

Главной версией питтсбургской полиции, призванной объяснить чудовищную расправу над этим человеком, стало предположение о внезапной встрече МакГрегора со старым другом [или друзьями] по его уголовному прошлому. Убийца знал, что Чарльз, будучи в тюрьме, предал товарищей и тем купил свою свободу, и за этот поступок он заплатил собственной головой в прямом значении этого словосочетания.

Активное расследование велось до конца ноября 1923 года. В конечном итоге коронерское жюри 28 ноября того года вынесло вердикт, постановивший считать смерть Чарльза МакГрегора умышленным убийством, совершённым посредством отсечения головы живому человеку, и рекомендовало найти виновных и предать их суду.

Таковые найдены не были, и суду, соответственно, их предать никто не сумел.

3) Утром 11 февраля 1924 года, в понедельник, на железнодорожной станции в городке Вейртон Джанкшен (Weirton Junction), штат Западная Вирджиния, рабочие, выгребавшие золу из грузовых вагонов, обнаружили расчленённое человеческое тело. Началось всё с того, что сначала они нашли человеческую голову, а чуть позже в другом вагоне — пару рук и пару ног. Части тела были помещены в толщу золы в то время, когда та ещё не полностью остыла, поэтому плоть была повреждена высокой температурой. По этой причине опознать голову человека даже знавшему его при жизни было крайне сложно.

Местная полиция, прибывшая на железнодорожную станцию, организовала тщательный осмотр всех 12-ти вагонов с золой, прибывших в Вейртон Джанкшен из Питтсбурга [расстояние между этими городами менее 40 км]. Торс, однако, обнаружить не удалось. Зола — ценное сырьё для химической промышленности, и из такого крупного индустриального центра, как Питтсбург, составы с золой расходились по всему северо-востоку страны. Упомянутые 12 вагонов были загружены золой в середине января 1924 года, и очевидно, что части тела были спрятаны в них примерно в то же время. Термическое воздействие на плоть свидетельствовало о том, что зола не остыла полностью в то время, когда убийца закапывал в ней руки, ноги и голову.

Получив сообщение об обнаружении частей человеческого тела, руководство полиции Питтсбурга согласилось с предположением об их происхождении из этого города. Джон Барри, начальник Отдела расследования убийств Департамента полиции Питтсбурга, возглавил расследование и вскоре определил круг возможных жертв. Таковых оказалось не очень много — всего три человека, исчезнувшие в период с ноября предшествующего года до середины января 1924-го. Один из пропавших без вести — Джон Джонсон — являлся владельцем магазина, второй — Фредерик Бездек — был портным, а третий — Альберт Рутоски — водил автомашину, на которой развозил бельё из прачечной. Второй из упомянутых лиц — Фред Бездек — вскоре был найден живым и здоровым, а потому внимание детективов сосредоточилось на Джонсоне и Рутоски.

К чести питтсбургских детективов следует отнести то, что они сразу же связали убийство МакГрегора в октябре 1923 года с убийством человека, чьи останки оказались найдены в Вейртон Джанкшене. Оба преступления не только были совершены в схожей манере — речь идёт о декапитации и раздельном сокрытии головы и прочих частей тела — но и примерно в одном районе — Южном Питтсбурге [вагоны загружались золой именно там].

Исчезновение Эла Рутоски поначалу выглядело особенно подозрительным — мужчина вышел из дома буквально на пять минут, чтобы сходить в магазин на углу квартала. Произошло это 9 ноября — в тот день его младшая дочь готовилась к свадьбе, и отец принимал деятельное участие во всей этой милой возне. Правда, непонятно было, почему исчезнувший без вести мужчина оказался убит лишь в январе, то есть спустя по меньшей мере два месяца, но данная деталь детективов не остановила, и они направили сына Эла Рутоски на опознание в морг коронера в Вейртоне.

Прибыв туда, мужчина осмотрел обгорелую, лишённую волос голову и почерневшие руки и ноги и… не опознал останки.

Интригующим казался таинственный звонок по домашнему телефону коронера, во время которого неизвестный мужчина заявил, что ему известен убитый и он готов назвать его имя и фамилию. Звонивший пообещал это сделать во время посещения морга, но так и не появился там в назначенное время. Какую цель преследовал звонивший и был ли он действительно настолько осведомлён, как утверждал, так и осталось непонятным.

В конечном итоге расследование оказалось совершенно безрезультативным, убитого идентифицировать не удалось, и подозреваемых не оказалось. Если преступник хотел совершить «идеальное убийство», то он мог себя поздравить — ему это сделать удалось.

4) Исчезновение 1 января 1925 года 14-летнего Луиджи Носчези (Luigi Noschesi), проживавшего в западном районе Эллвуд-сити, города в штате Пенсильвания, также можно было считать делом рук таинственного расчленителя. Началось всё с того, что 2 января его родители сообщили в местное полицейское подразделение об отсутствии сына, ушедшего гулять накануне утром. Было известно, что мальчик входил в группу местных подростков, которые именовали сами себя «Лесными волками» («Timber Wolf»), и где-то в полосе отчуждения железной дороги у них имелся некий «тайный штаб». Последний они то ли построили сами из какого-то мусора, то ли выкопали в земле… Такова была установочная информация, опираясь на которую полицейским следовало провести розыск.

Полицейские прошли по району «мелким бреднем» и быстро установили, что «Лесные волки», объединявшие в своих рядах мальчишек 10—14 лет, действительно существовали и активно конкурировали с двумя другими мальчишескими группами. И «тайный штаб» у них существовал — мальчишки сами его сколотили из листов гофрированного железа. Находился «штаб» в лесной зоне на удалении около 200 метров от железнодорожного переезда на путях компании под названием «P&LE» (эта аббревиатура расшифровывалась как «железнодорожная компания Питтсбург — озеро Эри»). У переезда размещалась будка дежурного, и там всегда присутствовал работник железной дороги — деталь эта имеет важное значение, и вскоре станет понятно какое.

Построенный мальчишками «тайный штаб» представлял собой довольно необычное для взрослого человека сооружение без окон и дверей, внутрь которого можно было проникнуть только через дыру в потолке — под этой дырой «лесные волки» обычно разводили костёр. В «тайном штабе» хранились припасы, которые «банде» удавалось раздобыть для весёлого времяпрепровождения — консервы, картофель, табак, спиртное, спички, приправы, ну, и керосин, само собой. Последний был нужен для быстрого разведения костра.

Полицейские выяснили, что в новогоднюю ночь в «тайном штабе» пировали два члена «банды» — её глава Джои Статти (Joe Statti) и его ближайший друг и помощник Джеймс Джозеф (James Joseph). Обоим уже исполнилось по 14 лет. Их посиделки продолжались с вечера до 9 часов утра. Разошлись они по домам в указанное время, но приблизительно через 2 часа Статти возвратился к «штабу». Он увидел, что из постройки валит густой дым. В скором времени пламя заметно усилилось, очевидно, стали гореть банки с керосином. В это время к «тайному штабу» подошёл Джеймс Джозеф, тот самый, с которым Статти встречал новый год, и ещё один член их группировки некий Ричард Минс (Richard Means). Вся эта компания принялась деятельно тушить постройку. Подростки были очень мотивированы — они желали спасти консервы и картофель.

За их беготнёй наблюдал железнодорожный рабочий, дежуривший на переезде. После обрушения постройки он хорошо видел трёх мальчишек на фоне яркого пламени. Показания этого свидетеля оказались очень важны — он дал чёткую привязку произошедших событий ко времени. По его словам, обрушение сарая из гофрированного железа произошло в 11 часов.

После того, как «тайный штаб» развалился и мальчишки затушили костёр снегом, они принялись осматривать пепелище. «Лесные волки» хотели узнать, осталось ли что ценное из их запасов. Однако отыскали они то, чего менее всего ожидали увидеть — обгоревшие останки живого существа. После некоторых колебаний они решили, что это обгорелая туша собаки и… оттащив её вглубь леса, закопали тушу в сугробе.

Так в общих чертах выглядела информация, собранная полицейскими Эллвуда к вечеру 2 января 1925 года. Не полагаясь на россказни мальчишек, полицейские самостоятельно отыскали «тайный штаб», благо это не составило большого труда, поскольку они знали о его сравнительной близости к железнодорожному посту. Исследовав уже в темноте следы на снегу, «законники» нашли то место, где мальчишки закопали в сугроб тушу собаки.

Разбросав снег, полицейские поняли, что видят обгоревший торс ребёнка. Голова и конечности отсутствовали. 5 января эти останки были доставлены из Эллвуда в Питтсбург, где на следующий день судебно-медицинское вскрытие констатировало их принадлежность юноше в возрасте до 17 лет. Окружной коронер Джеймс Колдуэлл (James. P. Caldwell) был склонен объявить их принадлежавшими Луиджи Носчези, пропавшему без вести утром 1 января, однако родители мальчика отказались их признать. Они твердили, что их ребёнок жив, хотя эти уверения никого из должностных лиц не убеждали.

Полиция Эллвуда уже вечером 2 января взяла под стражу Джои Статти и Джеймса Джозефа. Мальчиков допрашивали на протяжении нескольких суток почти без перерыва. Наивность их ответов и глубокомысленных рассуждений не может не удивлять. То, что найденный на пепелище торс принадлежит собаке, было для них очевидно с самого начала, поскольку чьё же ещё тело могло оказаться в «штабе»?! Когда же детективы спрашивали их, как собака могла проникнуть в постройку, имевшую вход на высоте почти что три метра над землёй, мальчики простодушно отвечали, что её могли забросить члены враждебной банды…

Эта юношеская незамутнённость, по-видимому, убедила в конечном итоге детективов в том, что Статти и Джозеф друга не убивали и скрыть следы преступления не намеревались. Собрав все возможные в той обстановке данные, полицейские пришли к выводу, что Луиджи был убит неизвестным преступником в довольно небольшом интервале времени — после 9-ти часов утра, но до 11-ти. Что именно произошло в «тайном штабе», никто, разумеется, сказать не мог. Наиболее вероятным казалось предположение об обнаружении этой постройки преступником, который проник внутрь и стал изучать обстановку, но в это время появился Луиджи Носчези, принявший его за представителя враждебной мальчишеской группировки и опрометчиво решивший остановить вора. Подросток смело прыгнул через дыру в потолке внутрь «штаба» и… повстречал человека, с которым справиться не мог. Убийца, очевидно, целенаправленно отрубил мальчику голову и конечности, после чего поджёг постройку — всё это было проделано с целью максимально осложнить опознание трупа и последующее расследование.

И цели своей этот человек достиг. 8 января коронер Колдуэлл, проведя слушания в подчинённом ему коронерском жюри, постановил считать останки опознанными и принадлежащими Луиджи Носчези, а смерть его — результатом убийства неизвестным лицом.

Последовавшее расследование никаких видимых результатов не дело. Отсутствующие части тела мальчика никогда не были найдены.

5) Во вторник 6 октября 1925 года охотник на зайцев и енотов в болотах к северу от посёлка Вампум у западной границы Пенсильвании обнаружил под поваленным деревом полузакопанный труп. Если говорить совсем точно, этот мужчина — звали его Сэмюэл Хейерс — увидел человеческую ногу, торчавшую из-под вороха веток и листьев. Листья были ещё зелены — из этого Хейерс сделал вывод о недавнем — не более суток — закапывании тела.

Прошло несколько часов, прежде чем охотник добрался до Вест-Питтсбурга и связался с полицией, после чего вернулся обратно на болото, дабы указать точное место обнаружения трупа. Посёлок Вампум в те времена представлял собой довольно жалкое сообщество, состоявшее из приблизительно двух сотен весьма небогатых домовладений. Вампум находился на территории Пенсильвании и был удалён от границы этого штата с Огайо приблизительно на 15 км. Болото, в котором Сэм Хейерс отыскал труп, располагалось севернее Вампума и тянулось приблизительно на 8 км с юга на север и на 1 км с востока на запад. Там не было трясин или топей, болото это было вполне проходимо, и в середине 1920-х годов через него было проложено множество троп, по которым можно было пройти, даже не замочив ног.

Итак, Хейерс привёл к трупу группу из трёх «законников», в числе которых был окружной коронер Джеймс Колдуэлл и детектив службы шерифа округа Лоуренс (Lawrence) Джордж Данлэп. Быстро выяснилось, что полностью обнажённый труп белого мужчины был размещён под корнями поваленного дерева в полусидячем положении и замаскирован ворохом веток и листьев. После того как их удалили, стало ясно, что у тела нет головы. Стало ясно и кое-что другое — обезглавленного человека явно убивали в другом месте, и под корнями поваленного дерева было спрятано уже мёртвое тело.

Поскольку автомашина не могла заехать вглубь болота, труп пришлось нести на руках почти милю. В конце концов обезглавленные останки были доставлены в частный морг в городе Нью-Кастле. Коронер от осмотра тела самоустранился, и потому этим пришлось заняться владельцу похоронной компании Джону Оффету и его родному брату [и помощнику в бизнесе] по имени Фрэнк.

Братья постарались выполнить ответственное поручение со всей возможной тщательностью. Измерив безголовое тело и исходя из антропометрических закономерностей, они пришли к выводу, что убитый при жизни имел рост от 173 до 178 см и весил 70 кг, возможно, чуть более. Возраст был определён в весьма широких пределах от 25 до 45 лет. Джон и Фрэнк Оффеты не обнаружили на теле ранений и посчитали, что либо раны убитого были сосредоточены на отсутствующей голове, либо смерть последовала в результате декапитации, то есть обезглавливания. Определить прижизненность обезглавливания они не смогли, поскольку не имели необходимых знаний в области судебной медицины и не знали, на какие признаки следует обращать внимание [строго говоря, основных таких признаков два — это прижизненность рассечения кожи и мышц шеи, что легко определяется визуально, и отсутствие крови в сердце и сердечной сумке, что свидетельствует о быстром обескровливании тела].

Давность наступления смерти братья Оффеты определили широким интервалом от двух до четырёх недель. Это была сугубо эмпирическая оценка, ставшая следствием их личного опыта. Пока полиция Нью-Кастла рассылала по соседним округам и городам запросы о без вести отсутствующих мужчинах, коронер Колдуэлл догадался выставить неизвестное тело на всеобщее обозрение. Не совсем понятно, на какой результат он рассчитывал — если люди не знают, что человек пропал, и не ищут его, то как они опознают этого самого человека в безголовом трупе, причём лишённом каких-либо индивидуальных и броских примет? И почему, вообще, они пойдут в морг осматривать некое безвестное тело?

В общем, затея коронера провалилась — никто тело не опознал.

Зато на болоте в районе Вампума отыскалась отсутствовавшая голова! Произошло это 8 октября в 15 часов, то есть спустя 52 часа после обнаружения неизвестного тела, причём на том же самом месте. Группа полицейских, прибывшая на болота для их внимательного осмотра, обратила внимание на то, что гнилостный запах в районе поваленного дерева, под корнями которого находилось найденное тело, не исчез. Хотя должен был! Один из полицейских — звали его Чарльз Хикс — взял палку и принялся ковырять ею «ложе трупа», и в том месте, где находились его ноги, обнаружил голову. Та была помещена в небольшую ямку, выкопанную вручную, и засыпана слоем песка толщиной буквально несколько сантиметров. Если бы 6 октября это место было осмотрено внимательнее, то голову обнаружили бы уже тогда.

Продолжая внимательно изучать окрестности, полицейские сделали ещё кое-какие любопытные открытия. В кустах на удалении 25 метров от поваленного дерева, под которым были спрятаны тело и голова, была обнаружена серая кепка. Далее в том же направлении на удалении около 40 метров от дерева оказалось большое костровище. Переворошив остывшие угли, полицейские обнаружили фрагменты двух сгоревших мужских рубашек со следами крови.

Сожжение рубашек наводило на мысль об их загрязнении кровью и принадлежности одной из них убийце. Однако находки на этом не закончились.

Приблизительно в 15 метрах от костра внимание полицейских привлёк кусок шнура длиной 1,5 метра, на одном конце которого была сделана скользящая петля. Шнур вполне годился для создания импровизированной волокуши — если петлю затянуть на шее или ногах трупа, то его можно было тащить по земле волоком, что много легче переноски на руках.

Голову передали врачу Джону Фостеру, который провёл её внешний осмотр и отмыл. Хотя кожа имела следы разложения, тем не менее голова выглядела вполне узнаваемой, то есть человек, видевший убитого при жизни, безусловно, смог бы его опознать. У убитого оказались прекрасные зубы без единой пломбы и длинные каштановые волосы. На голове были хорошо различимы две большие гематомы — над левым глазом и на левом виске. Эти повреждения были обусловлены ударами твёрдым предметом округлой формы без граней — дубинкой или бутылкой. По мнению Фостера, эти удары могли привести к потере сознания. После этого ещё живой человек был обезглавлен.

События 6—8 октября и последующих дней вызвали большой интерес в западных районах Пенсильвании. Об обнаружении трупа на болоте возле Вампума написали некоторые местные газеты, и на опознание останков неизвестного человека потянулись люди из Вест-Питтсбурга, Эллвуда, Бессемера, Янгстауна и других городов и населённых пунктов в радиусе нескольких десятков километров от Нью-Кастла. Голова, найденная 8 октября, была сфотографирована в двух ракурсах местным фотографом, который не только передал получившиеся фотоснимки в морг Джона Оффета, но и выставил в витрине своего заведения, так сказать, в качестве приманки клиентов.

Однако когда в декабре 1936 года Джон Флинн, помощник Элиота Несса, принялся разыскивать эти фотографии, то выяснилось, что… их никто не сохранил. Эти снимки видели сотни людей — как жители Нью-Кастла, так и приезжие — но никто их не купил и не оставил в домашней коллекции для истории. Розыск негативов также результата не дал, хотя Флинн отыскал большую подборку негативов Раттера, фотографа, сделавшего эти снимки. Внушительная коллекция его фотопластинок была сохранена наследниками умершего к тому времени фотографа, но её тщательное изучение не привело к обнаружению негативов с таинственной головой, найденной в октябре 1925 года.

6) Обнаружение 17 октября 1925 года скелетированных останков на удалении около 400 метров от места обнаружения обезглавленного трупа 6 октября. Эта история, как несложно догадаться, оказалась напрямую связана с описанными выше событиями и началась с того, что компания из четырёх молодых людей отправилась на болото к северу от Вампума пострелять уток. По мере употребления спиртного молодые люди теряли интерес к такому скучному занятию, как стрельба в небо из берданок, и, в конце концов, энтузиасты прогулок по болоту решили посетить то самое место, где 6 октября под корнями поваленного дерева был обнаружен полузакопанный безголовый труп.

Охотники знали, куда следует идти, но к нужному месту они не дошли, поскольку на своём пути увидели в кустах некие кости с кусками плоти. Кости находились внутри нижней мужской рубашки и верхней хлопчатобумажной рубахи в клетку. То, что при жизни было ногами, оказалось обуто в коричневые туфли на тонкой подошве. Ни к чему не прикоснувшись, молодые люди покинули место обнаружения останков и направились в Вест-Питтсбург, откуда позвонили в полицию, в офис окружного коронера и заодно родным и близким.

К тому моменту, когда к болоту прибыли «законники» — та самая троица, что первой приезжала и 6 октября — по болоту бродила толпа неравнодушных жителей округа Лоуренс. Тем не менее к месту обнаружения останков они не приближались, и детектив Данлэп получил редкую возможность осмотреть почти неповреждённое место совершения преступления. По крайней мере именно прибывшие «законники» первыми оценили увиденное.

Проведённый осмотр дал кое-какую пищу для размышлений. Прежде всего выяснилось, что останки действительно принадлежат человеку, причём человеку обезглавленному. Поскольку у трупа, найденного 6 числа, голова в конечном итоге оказалась обнаружена закопанной под ногами, «законники» провели необходимые раскопки и… ничего не нашли. Обезглавленный человек оказался крепкого телосложения и очень высокого роста, при жизни он, по-видимому, был выше 190 см. Для тех лет такой рост следовало признать намного выше среднего, что давало — по крайней мере теоретически — хороший шанс на скорейшую идентификацию убитого. Необычным следовало признать отсутствие штанов на останках, особенно при наличии на торсе нижней майки с длинным рукавом и рубашки.

Но самой интересной находкой следовало признать нож с небольшим — всего 4 дюйма (10 см)! — остро заточенным лезвием. Нож выглядел хорошей, качественной вещью, но лезвие его сильно корродировало, и это наводило на определённые размышления. Ржавый нож никому не нужен, а стало быть, металл подвергся разрушению уже после того, как очутился на болоте. Если считать, что обезглавленный мужчина был убит за три или четыре месяца до обнаружения его тела — а эта оценка следовала из степени разрушения мягких частей трупа — то коррозия от воздействия воды представлялась довольно сомнительной. Однако металлурги и врачи хорошо знают, что коррозионные свойства крови намного превышают аналогичные свойства воды, а потому разрушение лезвия именно от крови представлялось намного более вероятным, нежели от росы или атмосферных осадков. Однако если на ноже действительно была кровь, то чья — обезглавленного мужчины или убийцы?

«Законники» сложили останки и улики в два мешка и покинули болото, направившись со своим скорбным грузом в похоронную фирму всё того же Джона Оффета, что фигурировал в описанном выше эпизоде.

7) Находка 19 октября 1925 года, в понедельник, женского черепа на удалении около 180 метров от места обнаружения 17 октября останков мужчины. Жители округа Лоуренс, явно встревоженные событиями 6 и 17 октября, в инициативном порядке продолжили осмотр болота к северу от Вампума. Следует заметить, что эта весьма мрачная во всех смыслах локация в октябре того года получила название «Болото убийств» («murder swamp»), которое сохранила на протяжении многих последующих десятилетий, вплоть до конца XX столетия. Тогда эта территория подверглась фундаментальной реновации, и болото попросту исчезло, земли эти были проданы под застройку, и сейчас там отстроены коттеджные посёлки для среднего класса.

Итак, около полудня 19 октября группа из трёх молодых людей проводила осмотр участка «Болота убийств» на удалении около 150—200 метров от места обнаружения обезглавленного трупа двумя днями ранее. Сначала они обнаружили свёрток мужской одежды, как стало ясно впоследствии, в нём находились шляпа, брюки и пиджак из тонкой шерсти. Предположив, что находка как-то связана с трупом, обнаруженным ранее, поисковики решили вызвать людей шерифа. Один из членов группы — звали его Джон Грин — отделился от двух других и отправился на поиск «законников». Оставшиеся — это были братья по фамилии Хоторн — решили осмотреться и… буквально на расстоянии трёх метров обнаружили череп, лишённый нижней челюсти и волос.

Находка эта загадала безответные загадки. Прежде всего, оказалось, что череп принадлежит женщине. Убита она была довольно давно — год или более тому назад — и убита совсем не там, где был найден череп. Судя по всему, последний переносился с места на место — на это явственно указывало отсутствие волосяного покрова [если бы череп всё время оставался на месте, то волосы должны были бы находиться в непосредственной от него близости, но найти их не удалось]. Ещё один важный аспект проблемы, связанной с находкой данного черепа, заключался в том, что в округе Лоуренс не было без вести отсутствующих женщин, пропавших в период с 1922 по 1925 год. То есть обезглавленная женщина не являлась местной жительницей.

Сразу уточним, что личности людей, чьи останки были обнаружены в болоте севернее Вампума 6, 17 и 19 октября 1925 года, так никогда и не были установлены. Также нет никакой ясности относительно принадлежности одежды, найденной 19 числа неподалёку от женского черепа. И, вообще, непонятно, имеет ли эта находка хоть какое-то отношение к преступлениям, совершённым в этом болоте.

Находки обезглавленных останков 6, 17 и 19 октября вызвали немалую тревогу властей штата. Было принято решение провести детальное исследование «Болота убийств» с целью отыскать все тела, спрятанные там. По умолчанию считалось, что таковых может оказаться немало. После 20 октября на протяжении нескольких дней большая группа служащих полиции штата при содействии сотрудников службы шерифа округа Лоуренс и добровольцев из числа местных жителей провела сплошное прочёсывание как болота, так и прилегающих территорий.

Инициативу эту следует признать вполне разумной и оправданной. Но вот её результат оказался не совсем таким, какого ожидали инициаторы. Новых обезглавленных тел или останков найти не удалось, более того, с той поры они вообще там не появлялись. Однако специфическая репутация болота, о котором стало широко известно благодаря газетным публикациям, сослужила округу Лоуренс дурную службу. Начиная с конца 1925 года на территории «Болота убийств» стали находить тела расстрелянных и замученных людей, ставших жертвами организованной преступности. Убитые являлись не жителями Пенсильвании, их привозили в район Вампума из других штатов, прежде всего из Огайо, расстояние до границы с которым составляло всего 15 км по прямой. Согласно подсчётам историков, проведённым уже в XXI столетии, за 5 лет [в период 1926—1931 годов] в «Болоте убийств» было найдено более 200 трупов. Фактически каждую неделю местные жители обнаруживали тело со следами прижиганий, повешения или с пулей в затылке.

Но все эти преступления уже не имели отношения к таинственному расчленителю.

Флинн, помощник Элиота Несса, собрав все эти данные, представил своему шефу обстоятельный доклад, о содержании которого знали лишь несколько человек. Общее мнение всех, познакомившихся с докладом Флинна, сводилось к тому, что «Безумный Мясник» начал свою кровавую охоту в Пенсильвании в первой половине 1920-х годов, но эта точка зрения оставалась совершенно секретной на протяжении многих лет. Несс особенно беспокоился насчёт того, чтобы добытые в Пенсильвании материалы не стали известны журналистам и иной пишущей братии.

Активность кливлендской полиции в конце 1936 — начале 1937 года, казалось, напугала преступника. В течение довольно долгого времени не поступало никакой информации о новых убийствах. Появилась надежда на то, что «Безумный Мясник» покинул Кливленд или даже покончил с собой.

Но 23 февраля 1937 года эта надежда испарилась. На пляже на берегу озера Эри, в том месте, где в него упирается 156-я стрит, был найден расчленённый женский труп. Останки представляли собой верхнюю часть тела, лишённую рук и головы. Осмотр на месте обнаружения останков показал, что тело пробыло в воде около трёх-четырёх суток; это означало, что труп оказался выброшен на берег зимним штормом, а не привезён по суше. Оставался открытым вопрос: бросил ли убийца тело в озеро Эри, или оно попало туда из реки Кайохога, устье которой находилось неподалёку?

По результатам аутопсия стало ясно, что тело погибшей женщины пробыло в воде не более 72 часов. При этом судебные медики не сомневались, что убийство произошло примерно на сутки ранее. Это могло означать, что преступник, совершив убийство, оставил на какое-то время тело, к которому впоследствии вернулся. Именно тогда он и бросил труп в воду.

Это открытие означало то, что преступник, во-первых, располагал местом, где мог безбоязненно оставлять тела своих жертв, а во-вторых, его интересовали посмертные манипуляции с ними. Другими словами, «Безумный Мясник» не просто убивал, но и «играл» с трупами, очевидно, сопровождая эти «игры» фантазиями и мастурбацией. Если преступник действительно имел привычку возвращаться к телам своих жертв, то это давало шанс полиции в случае обнаружения очередного трупа поймать его, устроив возле тела засаду.

В апреле 1937 г. в районе 30-й Ист-стрит была найдена нижняя часть этого же женского трупа. Её прибило к берегу, где этот крупный фрагмент и проплавал в водорослях и мусоре, не привлекая к себе внимание. Не было никаких сомнений, что верхняя и нижняя части принадлежат одному телу. Аутопсия обоих фрагментов позволила установить, что погибшая была белой женщиной в возрасте 25—35 лет, худощавого телосложения, весом 48—50 кг., рожавшей 1 или 2 раза. В её легких была обнаружена специфичная грязь, содержавшая металлические примеси, что указывало на то, что женщина являлась горожанкой. Ноги были отделены от корпуса в два удара мясницким ножом с широким лезвием. На теле погибшей имелись многочисленные повреждения, а также переломы рёбер; смерть женщины, скорее всего, наступила до момента отделения головы. В анальном отверстии погибшей находился вырезанный из мужских брюк внутренний карман. Для того чтобы глубоко ввести его внутрь, убийца широко раздвинул анус. В кармане не было никакого послания, и этот поступок «Кливлендского расчленителя» выглядел абсолютно бессмысленным. Каким штанам принадлежал вырезанный карман, установить не удалось.

Руки, голова, ноги и одежда погибшей никогда не были найдены. Неопознанный труп получил условное обозначение «тело №7».

Правоохранительные органы приложили большие усилия для идентификации останков. В качестве весьма вероятной жертвы была названа сначала мать двоих детей Анна Зиберт, выходившая замуж по крайней мере дважды [в последний раз в октябре 1936 года]. Она считалась пропавшей без вести с 15 января 1937 года, заявление в полицию подал почему-то не её муж, а отец Томас Латкович (Thomas Latkovich). По этой причине подозрение первоначально пало на второго мужа Анны, но в конечном счёте полиция обвинений против него не выдвинула.

Вскоре, впрочем, появилась ещё одна кандидатура на роль расчленённой жертвы. Ею стала 28-летняя Флавия Пиллот (Flavia Pillot), приехавшая в Кливленд из города Кантон, расположенного в 97 км южнее. Флавия приехала в гости к брату, но тот встретил её крайне нелюбезно и отчитал за появление без предупреждения. Обескураженная проявленным неуважением Флавия покинула квартиру брата на следующее утро и более не давала о себе знать.

Приметы обеих женщин — Анны Зиберт и Флавии Пиллот — были очень схожи, а кроме того, они хорошо соответствовали неизвестным останкам. В конечном счёте никакого определённого вывода об их принадлежности ни полиция, ни ведомство коронера так и не сделали — официально останки никогда не были идентифицированы.

К весне 1937 г. относится зарождение продолжительного конфликта помощника мэра по вопросам безопасности Элиота Несса с новым коронером Сэмюэлом Гербером, сменившим Пирса на этом посту в конце предыдущего года. Сэмюэл строил карьеру в рядах Демократической партии, несколько лет он возглавлял небольшой муниципалитет и теперь занял выборную должность, ответственную и хлопотную. Будучи весьма эксцентричным и склонным к популизму человеком, Гербер по каждому предмету имел собственное мнение и высказывал его, не взирая на уместность подобного поведения. Новый коронер считал, что полиция неправильно ведёт розыск, и позволял себе неоднократно высказываться на эту тему.

Гербера бесило то, что Элиот Несс не пригласил его в качестве консультанта в свой неофициальный «штаб розыска». Гербер утверждал, что «Кливлендский расчленитель» — имеет отклонения в области половых предпочтений и не убивает женщин. Убийства женщин совершаются другим маньяком, и поэтому расследование этих преступлений следует выделить в отдельное производство. Гербер заявлял, что «расчленитель №2» начал свою кровавую охоту ещё в 1934 г., те есть за год до обнаружения трупа Эдварда Эндрасси. Тогда, напомним, на берегу озера Эри было найдено расчленённое и уже сильно разложившееся женское тело. Личность погибшей не была установлена, и труп условно назвали «Женщина из озера».

Гербер обосновывал свою концепцию «двух расчленителей» тем, что женские трупы оказывались изуродованы сильнее мужских. Кроме того, он считал, что женщин убивает правша, а мужчин — левша. Последнее, кстати, никогда с точностью доказано не было, и подобное утверждение коронера следовало признать произвольным.

Элиот Несс несколько раз пытался урезонить коронера, давая ему понять, что криминалистический анализ выходит за пределы компетенции последнего. Однако Гербер не унимался; он взял за правило лично выезжать на места обнаружения трупов, где, натянув резиновые перчатки, собственноручно ковырялся в грязи на глазах зевак и журналистов. Коронеру чрезвычайно нравилось внимание прессы, и он охотно позировал фотокорреспондентам; интервью его были многословны и зачастую «не по делу», он порой разглашал непроверенную и неточную информацию, чем очень мешал действиям полиции.

В марте 1937 г. Элиот Несс пригласил к себе издателей крупнейших кливлендских газет и неофициально попросил их воздержаться от публикации развёрнутых комментариев, связанных с расследованием преступлений «Безумного Мясника». Начальник полиции совершенно справедливо предполагал, что убийца внимательно следит за всеми материалами, которые посвящены его похождениям, и внимание к собственной персоне лишь разжигает его азарт. «Внимание прессы само по себе может оказаться серьёзным побудительным мотивом для продолжения преступлений», — заявил Несс. Издатели с пониманием отнеслись к просьбе помощника мэра и согласились на установление своеобразной цензуры, связанной с оглашением материалов по делу «Кливлендского расчленителя».

Когда Сэмюэл Гербер узнал о встрече Элиота Несса с издателями, его негодованию не было предела. Он требовал «отменить цензуру», взывал к американской конституции и свободам граждан. Издатели, однако, остались верны достигнутой договорённости и существенно сократили количество и размер публикаций, ограничившись предельно короткими сообщениями. Ни о каких пространных интервью коронера более не могло быть и речи. Сэмюэл Гербер счёл всё случившееся личной обидой, которую он так никогда и не простил Элиоту Нессу.

В этом месте необходимо сказать и о том, что именно к концу весны 1937 года в головах кливлендских «законников» оформилось ясное понимание того, что совершаемые в пределах городской черты преступления, связанные с декапитацией жертв и расчленением их тел, являются своего рода игрой (или развлечением, если угодно) одного человека. Этот человек совершает свои чудовищные деяния вовсе не по причине материальной нужды, голода или демонстративного протеста, а руководствуясь сугубо потребностью властвовать над другими людьми. Убийцей управляет жажда получения удовольствия, а источником этого удовольствия является страшная смерть жертвы.

До этого момента времени — речь идёт условно о мае-июне 1937 года — вопрос о том, все ли убийства в Кливленде совершены одним только «Безумным Мясником, являлся дискуссионным. Смерть Эдварда Эндрасси выносилась некоторыми детективами, связанными с расследованием, «за скобки». К слову сказать, инспектор Корнелиус В. Коди, с упоминания которого начался этот очерк, на первом этапе возглавлял расследование убийства Эндрасси и безоговорочно стоял на той точке зрения, что беспутного молодого человека убили итальянские бандиты. Правда, буквально через месяц после начала этого расследования Коди ушёл на пенсию, но точка зрения этого уважаемого детектива была известна многим его коллегам и разделялась почти безоговорочно. Второй человек, чьи останки были найдены неподалёку от обезображенного тела Эндрасси, также считался некоторыми детективами жертвой то ли рэкета, то ли бандитской разборки. В этой убеждённости имелась своя логика — итальянские бандиты для расправы со своими противниками нередко привозили их в одно и то же место и казнили их однотипно, нередко отрезая головы и гениталии.

К лету 1937 года такого рода суждения оказались уже вне полицейского мейнстрима — уж извините автора за это словосочетание. Поездка Флинна в Пенсильванию и добытая там информация до некоторой степени изменили оценки событий в Кливленде. Начальник городской полиции Джордж Матовиц впечатлился докладом Флинна даже в большей степени, нежели Элиот Несс. Добытые в Пенсильвании сведения Матовиц предложил использовать в работе по делу «Безумного Мясника».

О чём идёт речь? Исходя из того, что в середине 1920-х годов в Пенсильвании и теперь в Кливленде действует один и тот же убийца, начальник полиции посчитал, что приёмы этого преступника должны быть одинаковы. В Пенсильвании убийца оставлял тела людей, убитых в разное время, в хорошо знакомом ему районе [в «Болоте убийств» севернее Вампума], создавая своего рода «кладбище», стало быть, и в Кливленде от «Безумного Мясника» можно ожидать чего-то подобного. В некоторых случаях отрезанные головы жертв удавалось находить закопанными неподалёку от обезглавленных тел, а потому и в Кливленде убийца может поступать аналогично.

Руководствуясь изложенными выше соображениями, а также личным опытом, Матовиц разработал инструкцию, которой должны были следовать все детективы, выезжающие на осмотр места преступления в том случае, когда есть основания считать, что преступление совершено «Безумным Мясником». Тут нельзя не отметить здравомыслия начальника полиции и его способности мыслить перспективно — он не сомневался в том, что его подчинённым придётся ещё не раз выезжать на места обнаружения тел жертв этого негодяя.

Матовиц считал, что документы, подготовленные разными детективами в разное время, должны следовать единым правилам и отвечать на следующие вопросы, имеющие большое значение для последующего расследования. А именно:

— содержать однозначное указание на место обнаружения расчленённого тела с привязкой к ориентирам на местности;

— в них необходимо привести расстояние до ближайших мест постоянного проживания людей и освещённых участков местности (дорог, магазинов, жилых домов и прочих);

— осмотру местности в районе обнаружения трупов должны подвергаться значительные участки (до 500 метров) в разных направлениях, о результатах таковых осмотров в протоколах должны делаться соответствующие записи;

— в местах повреждения грунта должны проводиться раскопки с целью выявления закопанных преступником улик, о чём в протоколах должны делаться соответствующие записи;

— полицейское оцепление должно выставляться как можно дальше от места обнаружения останков, предположительно связанных с нападением «Безумного Мясника», желательно за 500 метров и более, дабы зеваки не могли следить за действиями полиции.

Эта инструкция была доведена до сведения детективов городского Департамента и районных подразделений полиции к началу лета 1937 года. Поэтому все протоколы осмотра места обнаружения трупа, оформленные с начала июня того года, следовали указанным выше требованиям.

Вечером 6 июня 1937 года 14-летний Рассел Лойер (Russel Lauer) под пролётом построенного пятью годами ранее моста «Лорейн-Карнеги» (Lorain-Carnegie bridge) обнаружил большой полусгнивший и частично порванный мешок. В прорехе мешковины в лунном свете что-то блестело — что именно, понять было невозможно. Заинтригованный находкой подросток подошёл ближе, склонился, чтобы получше рассмотреть источник света и… понял, что лунный свет отражает золотая коронка на верхней челюсти почерневшего черепа. Рядом с ним в ворохе истлевших газет подросток увидел крупные человеческие кости с кусками гниющего мяса.

Вызванные полицейские должным образом осмотрели находку. Оказалось, что в мешке находится расчленённое женское тело; руки и ноги отсутствовали, зато имелась голова, точнее череп, с фрагментами кожи и волосами. Сохранность органических материалов была очень низкой, скорее всего, смерть наступила много недель назад. Тем не менее патологоанатомы уверенно определили, что погибшая была женщиной-негритянкой ростом около 152 см (то есть очень невысокой); преступник не просто отделил ей голову, но и срезал с тела обширные фрагменты кожи и прилегавших к ней тканей.

Волосы, найденные в мешке с останками «тела №8», первоначально были приняты за сильно повреждённый парик. Однако после внимательного изучения улики и обнаружения в волосах трёх ржавых заколок, коронер Гербер изменил первоначальное суждение и заявил, что это остатки скальпа, отделившегося от черепа в результате гниения.

В мешке находилась кипа сильно повреждённых сыростью кливлендских газет, датированных июнем предшествующего года. Кроме них в мешке оказалась пачка листовок с объявлением о наборе женщин в труппу кливлендского «Палас-театра». Листовки были также датированы летом 1936 года.

Это показалось детективам зацепкой. Возможно, погибшая являлась одной из претенденток на место в труппе; возможно, она распространяла эти листовки, во всяком случае, представлялось вполне вероятным, что эту женщину знали в «Палас-театре». Детектив Орли Мэй официально допросил Нила Гретленда, менеджера шоу, проводившего отбор претенденток, в надежде, что тот сможет припомнить какие-то существенные детали. Гретленд ничем не смог помочь полиции: негритянки маленького роста не принимали участия в отборочном конкурсе, поскольку труппа нуждалась только в высоких девушках.

Однако имелось кое-что, что давало надежду на опознание убитой. Рассматривая найденный череп, Питер Мерило обратил внимание на то, что зубы имели следы профессионального стоматологического лечения. Первые моляры верхней челюсти — речь идёт о коренных жевательных зубах — были удалены с обеих сторон. Были также удалены все зубы мудрости. Убитая носила две золотые коронки и золотой мост на три зуба на верхней челюсти слева. Кроме того, имелось несколько разрушенных зубов. По-видимому, женщина знавала хорошенькие деньки и когда-то могла оплачивать услуги стоматолога и зубного техника, однако затем жизненная ситуация изменилась к худшему, и она перестала следить за зубами. Тем не менее, имело смысл навести справки среди стоматологов.

Поиски увели детективов далеко от Кливленда. После двух недель рассылок писем и личных бесед по телефону со стоматологами из северных и северо-восточных штатов США детективы получили то, что желали. Они узнали, что уже умерший дантист из Цинциннати, города, удалённого от Кливленда почти на 400 км, лечил пациентку со схожим состоянием зубов. Врач, купивший практику, сохранил архив предшественника и сумел отыскать нужную ортопантомограмму. Судя по записям стоматолога, рентгеновский снимок отображал челюсти некоей Роуз Уоллес (Rose Wallace), женщины в возрасте «около 40 лет». По-видимому, она сама не знала свой точный возраст.

Детективы попытались отыскать эту женщину, и выяснилось, что Уоллес действительно проживала в Кливленде в доме №2027 по Сковилл-авеню (Scovill avenue), но в конце лета 1936 года исчезла. Место проживания Уоллес находилось не очень далеко от домов, в которых квартировали Эндрасси и Полилло. Можно сказать, что эта троица ходила по одним улицам и посещала одни и те же питейные заведения. В последний раз Роуз видели поздним вечером 21 августа предыдущего года — она уехала из бара с неким смуглолицым «Бобом», похожим то ли на итальянца, то ли на грека.

Надо сказать, что результат работы Питера Мерило вызвал заметное раздражение коронера Гербера, который оспорил точность идентификации останков. По мнению Гербера, смерть «жертвы №8» последовала за 8—10 недель до обнаружения останков, то есть в последней декаде марта 1937 года. Коронер вряд ли был прав, судебные медики хорошо знают, что отделение волосяного покрова от черепа в результате гниения кожных покровов происходит приблизительно через год после наступления смерти — это, кстати, верный индикатор значительной давности момента умирания. Разумеется, существуют исключения, хорошо известные науке, например, в пещерах Псково-Печерского монастыря находятся тела людей, умерших 200, 300 и более лет назад и не лишившихся волосяного покрова, но это именно исключение из приведённого выше правила.

Нельзя не отметить того, что в данном деле Сэмюэл Гербер проявил себя далеко не с лучшей стороны. Сначала найденное тело он посчитал мужским, и лишь после того, как патологоанатом Штейн оспорил это заключение, Гербер изменил свою точку зрения. Волосы, найденные в мешке, коронер объявил париком, и лишь несогласие Штейна с этим выводом побудило Гербера заняться их внимательным изучением и пересмотреть первоначальный вывод. В вопросе давности убийства «жертвы №8» коронер, по-видимому, тоже сильно ошибался, но должностные лица не могли игнорировать его точку зрения, поэтому опознание убитой женщины и летом 1937 года, и в последующие годы считалось «предположительным».

Однако Питер Мерило считал, что личность убитой установлена верно и в дальнейшей работе именно из этого и следует исходить. Изучая прошлое Роуз Уоллес, детектив выяснил, что женщина эта занималась проституцией, её сутенёром являлся некий «Однорукий Вилли» («One-armed Willie»), хорошо известный полиции Кливленда чернокожий мужчина с криминальным прошлым. Мерило знал, что «Однорукий Вилли» был некоторое время и сутенёром Флоренс Полилло, однако последняя буквально за два или три дня до своей гибели крупно с ним повздорила и разорвала всяческие отношения. По этой причине «Однорукий Вилли» проверялся в феврале 1936 года как возможный убийца Полилло, но он быстро доказал alibi и серьёзных подозрений не вызвал.

И вот в конце июня 1937 года оказалось, что между двумя жертвами «Кливлендского расчленителя» существует связь, пусть и опосредованная. Детектив Мерило очень хотел доказать факт знакомства Полилло и Уоллес, но сделать этого не смог. В последний раз Роуз видели в баре на пересечении Восточной 19-й стрит и Сковилл-авеню — в этом баре также появлялись и Эндрасси, и Полилло. Питер Мерило вместе со своими коллегами Орли Мэем (Orley May) и детективом-сержантом Джеймсом Хоганом (James Hogan) затратил много времени и сил на создание списка подозрительных завсегдатаев питейных заведений, расположенных на участке от Восточной 9-й стрит до Восточной 40-й [расстояние между этими улицами 2,6 км]. В результате появилась огромная база данных мужчин, каждый из которых потенциально мог оказаться «Безумным Мясником», но проверка всех их была чрезвычайно затруднена ввиду банальной нехватки полицейских ресурсов.

Элиот Несс летом 1937 года предпринял довольно нетривиальную попытку установить личности убитых «Кливлендским расчленителем» людей. На огромной торгово-развлекательной выставке «Грейт лэйк ЭКСПО», чьё открытие стало событием общегосударственного масштаба, был развёрнут особый павильон, целиком посвящённый деятельности полиции.

Формально этот павильон создавался сугубо в целях просвещения общественности о методах полицейской работы и улучшения имиджа правоохранительных органов. Вход для осмотра экспозиции был бесплатным, с посетителей по их желанию могли снять отпечатки пальцев (дактилоскопическая карта вручалась им на память), в витринах были выставлены разного рода любопытные экспонаты — одним словом, всё было рассчитано на то, чтобы заманить в павильон побольше зевак. Но главной изюминкой экспозиции были реконструированные антропологами головы жертв «Безумного Мясника». Отдельный стенд содержал описания одежды погибших и мест обнаружения останков. Помощник мэра по вопросам безопасности возлагал большие надежды на то, что кто-то из посетителей сможет опознать некогда исчезнувших людей.

Идея Элиота Несса, конечно же, была неплоха. Народ, привлечённый рекламой, валом валил на осмотр полицейской экспозиции, приезжая для этого даже из соседних штатов. В период с 1937 по 1939 годы стенд с восстановленными головами жертв «Кливлендского расчленителя» осмотрели 7 млн. человек! И тем поразительнее выглядит результат этого осмотра — никто не узнал ни одного из убитых!

Это очень важный момент. На него стоит обратить сейчас особое внимание, поскольку в дальнейшем об этой полицейской экспозиции еще придётся вспомнить.

В конце июня 1937 года следователям вроде бы улыбнулась удача. Работавшие с кливлендскими проститутками детективы установили, что в августе 1936 года исчезла некая чернокожая проститутка Роуз Уолсепс. Своим внешним видом она хорошо соответствовала жертве маньяка, обозначенной под «№8» (то есть найденной 6 июня). С большой долей вероятности можно было предполагать, что Уолсепс стала очередной жертвой кровавого маньяка. Однако никаких объективных данных, подтверждающих это предположение, никогда получено не было, а потому полиция официально не заявила об идентификации тела.

Между тем страшные находки не иссякали. Ранним утром 6 июля 1937 г. в реке Кайохога, ниже впадения в неё Кингсбари-ран, нарядом Национальной гвардии из трёх человек, находившимся на мосту под названием «Мост на 3-й Западной улице» («The West Third street bridge»), были замечены плывущие человеческие останки. Вызванные полицейские извлекли из воды мужской торс и два бедра, не отделённые от торса. Части ног ниже колена отсутствовали [как руки и голова]. Для осмотра обширного водного района был вызван катер береговой охраны. Через несколько часов с его борта была замечена верхняя часть левой руки, находившаяся выше по течению на удалении 75 метров от моста.

На рассвете следующего дня поиски продолжились как вверх по течению от моста, так и вниз. Помимо водной поверхности осматривались также берега. В тот день были найдены предплечья обеих рук с кистями.

Три дня спустя — 10 июля — удалось обнаружить верхнюю часть правой руки. Наконец 14 июля в полутора километрах выше по течению была обнаружена нижняя часть правой ноги со ступнёй. Голова убитого никогда не была найдена.

Коронер Гербер оценил возраст расчленённого мужчины в 35—40 лет, его рост равнялся приблизительно 173 см, а вес при жизни — около 70 кг (153 фунта). Неизвестный имел кое-какие особые приметы — на большом пальце правой руки был шрам, а на икре левой ноги — довольно необычный крестообразный рубец, точнее, наложение двух рубцов. Поперечины креста имели длину 5 см и благодаря тёмно-синему цвету были хорошо заметны на коже. На первый взгляд можно было подумать, что это татуировка, однако исследование ткани под микроскопом однозначно доказало, что это именно рубец, образовавшийся в результате подкожной инфекции.

В ходе поисковой операции на воде в руки правоохранительных органов попало ещё кое-что, что было сочтено важными уликами. На верхнюю часть обезображенного торса был натянут мешок, и когда его сняли, то оказалось, что внутри находится ворох размокших от воды газет. Их аккуратно разъединили, расправили и просушили. Оказалось, что состояние бумаги позволяет прочитать напечатанный текст. Благодаря этому удалось установить, что все газеты вышли из типографии не позже 15 июня, то есть за 3 недели до их обнаружения в воде.

Помимо газет, в мешке находился шёлковый чулок телесного цвета. На чулке были найдены два волоска — один имел двойной чёрно-белый окрас и происходил от собаки, а второй определённо являлся человеческим. При длине 3,5 см он мог быть как мужским, так и женским, цвет имел светлый. Человек, из головы которого выпал этот волос, определённо мог быть назван блондином (блондинкой).

Эксперты тщательнейшим образом поработали с этими уликами, пытаясь «выжать» из них хоть что-то, что могло бы помочь детективам. Джордж Кёстль (George Koestle), специалист по отпечаткам пальцев, внимательно изучил поверхность газет, надеясь обнаружить отпечаток пальца, пощажённый водой. Надежда на это представлялась призрачной, но, как известно, небывалое бывает!

А лейтенант Дэвид Коулс, начальник Бюро криминальной идентификации, лично исследовал мешок и чулок. Он пришёл к выводу, что мешковина была изготовлена около трёх лет назад, но это мало что давало полиции. На мешке отсутствовали какие-либо знаки, позволявшие проследить его путь от производителя к последнему владельцу.

Жертва этого преступления была убита примерно 3—4 июля 1937 года. В целом можно было сказать, что тело расчленённого мужчины сохранилось довольно хорошо. Погибший не имел прижизненных повреждений, и патологоанатом определил в качестве причины смерти отделение головы (декапитацию). Однако преступник, отрезав голову живому человеку, не успокоился: он рассёк грудную клетку и живот и извлёк некоторые органы — печень, почки, желудок, кишечник и сердце. Фактически убийца выпотрошил свою жертву. Извлечённые органы никогда не были найдены.

Манипуляции, осуществлённые преступником, были очень кровавыми, но его, видимо, нисколько не страшил вид крови. Убийца проявил завидное мастерство; анатом, вскрывавший тело, заявил без колебаний: «Это работа хирурга». То, сколь квалифицированно преступник вскрыл тело убитого им человека и извлёк органы, свидетельствовало о наличии у него профессиональных медицинских навыков. Если раньше в ряду возможных профессий преступника, помимо врача, назывались и забойщик скота, и мясник, то теперь круг розысков можно было существенно сузить.

Было решено сосредоточиться на проверке действующего персонала медицинских учреждений, врачей, лишённых за различные нарушения лицензий, а также студентов-медиков. Показателями для тщательной индивидуальной проверки должны были служить следующие признаки:

1) употребление наркотиков;

2) извращенные сексуальные наклонности (перверсии);

3) алкоголизм;

4) допущенные когда-либо нарушения законности в любой форме (без срока давности);

5) жалобы клиентов на сексуальные домогательства в любой форме (без срока давности).

Следует заметить, что несколько ранее — в марте 1938 года — на границе небольшого города Сэндаски, находящегося в 90 км западнее Кливленда, была найдена отрезанная человеческая нога. Внимание детективов, прибывших на место её обнаружения, привлёк расположенный неподалёку государственный госпиталь ветеранов войны. Один из врачей этого заведения несколькими неделями раньше попал в список проверяемых. Исходя из этого, Элиот Несс по договорённости с руководством штата направил в госпиталь группу детективов, поручив им «поплотнее поработать с персоналом».

В ходе опросов работников госпиталя и больных, лечившихся там, выяснилось, что в этом заведении царила атмосфера вседозволенности. Внутренний режим не был должным образом налажен: пациенты могли приходить и уходить из госпиталя по своему желанию, в выходные дни там вообще царила анархия, нередки были попойки, вызовы в больничные палаты проституток и тому подобное. Момент этот показался полицейским немаловажным: дело было в том, что один из весьма перспективных подозреваемых — некий Фрэнсис [или сокращённо Фрэнк] Суинни — доказывал свою непричастность к преступлениям «Безумного Мясника» тем, что во время убийств находился на лечении в госпитале ветеранов войн. Осенью 1937 года, когда Суинни первый раз привлёк к себе внимание полиции, этому alibi поверили, ограничившись лишь формальным запросом в госпиталь. Теперь же выяснилось, что пребывание в этом лечебном учреждении отнюдь не гарантировало безусловное нахождение подозреваемого на его территории. Другими словами, Суинни оказался без alibi. Между тем, этот человек казался очень хорошим подозреваемым — он являлся алкоголиком, употреблял наркотики и демонстрировал явные признаки душевной болезни. Впечатляюще выглядели его физические кондиции: вес 100 кг при росте 186 см — это довольно много по меркам поколения, не знавшего, что такое акселерация.

Госпиталь ветеранов войн ввиду недостаточного бюджетного финансирования привлекал на подсобные работы заключённых тюрьмы штата Огайо. Эта практика в те времена была официально узаконена (все заключённые имели незначительные сроки, хорошо характеризовались тюремной администрацией и являлись добровольцами, так что такую работу можно считать неплохим опытом социальной реабилитации). Один из таких подсобных рабочих-зэков — некий Алекс Арчаки — при опросе полицейскими признал, что является другом Фрэнка Суинни. Арчаки на свободе вёл образ жизни эдакого «перекати-поля», человека без работы, корней и какой-то осмысленной цели существования. Он прозябал, довольствуясь мелкими кражами и случайными подработками. В 1936 году он познакомился с Суинни в баре самого низкого пошиба, где собиралась публика во всём похожая, между ними завязалось нечто похожее на приятельские отношения. Помимо пьянства, Арчаки и Суинни объединили финансовые махинации: первый приторговывал барбитуратами и запрещёнными к свободной продаже лекарствами, а второй — периодически снабжал его необходимыми рецептами. За незначительное правонарушение Арчаки угодил в тюрьму штата Огайо, из которой был направлен на работу в госпиталь ветеранов войн. Там он неожиданно для себя повстречался с Фрэнком Суинни, который как раз проходил курс отучения от алкоголя. Арчаки стал тайно снабжать своего старого знакомого спиртным, и их контакты возобновились.

Когда Алекс Арчаки узнал причину интереса детективов к Фрэнку Суинни, то отреагировал совершенно неожиданно, заявив с улыбкой: «Я всегда знал, что Суинни — Безумный Мясник! «Он рассказал, что уже само знакомство с Суинни выглядело довольно подозрительно: доктор подсел к нему в баре, угостил выпивкой и стал расспрашивать о семье. Узнав, что Арчаки одинок, Суинни очень воодушевился; поведение его выглядело весьма необычным для подобного места. Арчаки считал, что Суинни оценивал его как потенциальную жертву, но убедившись в том, что у него большое количество знакомых (некоторые даже видели их в тот вечер вместе), от убийства отказался. Арчаки сообщил полицейским, что в то время, когда Суинни якобы проходил лечение в госпитале ветеранов войны, на самом деле он не ночевал в палате, а уходил в город. У Суинни не было alibi на моменты совершения «Безумным Мясником» убийств, Арчаки утверждал это однозначно и был готов официально подтвердить это заявление в суде!

Полиции удалось установить происхождение человеческой ноги, найденной неподалёку от госпиталя. Выяснилось, что никаких криминальных историй с нею не связано: нога была ампутирована в госпитале в ходе плановой операции, но из-за невнимательности персонала её не передали в крематорий на сжигание, а просто выбросили на помойку.

Тем не менее работа полиции в госпитале ветеранов войн не была напрасной. Следствие в лице доктора Суинни получило серьёзного подозреваемого. Но к нему требовалось грамотно подступиться.

Проблема заключалась в том, что Фрэнсис Эдвард Суинни являлся двоюродным братом Мартина Льюиса Суинни, конгрессмена-демократа от штата Огайо. Последний находился в жёсткой конфронтации с мэром Кливленда, а потому любое действие полиции в отношении Фрэнка конгрессмен расценил бы как акцию, направленную против него лично.

Арест доктора из вопроса уголовного немедленно был бы переведён в политическую плоскость, что, разумеется, не соответствовало интересам расследования. Оптимальным вариантом представлялся арест подозреваемого в момент нападения на очередную жертву. Для этого Фрэнк Суинни был взят под скрытое наблюдение.

Этот человек неслучайно оказался в полицейском списке подозрительных врачей и ещё осенью 1937 года проверялся на возможную причастность к преступлениям «Безумного Мясника». Рождённый в 1894 году в семье ирландских эмигрантов Фрэнк Суинни провёл детство в окрестностях Кингсбари-ран. Отец его в результате огнестрельного ранения стал инвалидом, а мать умерла, когда сыну было 9 лет. В конце концов отец Фрэнка спился и окончательно деградировал; последние три года своей жизни он провёл в психиатрической лечебнице. Во время Мировой войны 1914—1918 годов Фрэнк Суинни воевал на фронте, получил контузию, впоследствии долго лечился. Несмотря на бедность и отсутствие поддержки семьи, Фрэнк сумел найти себя: в 1928 году (то есть в возрасте 34-х лет!) он окончил медицинскую школу и стал работать хирургом в больнице Святого Алексиса, находившейся неподалёку от Кингсбари-ран. В июле 1927 года Фрэнк женился на русской эмигрантке Марии Соколовой, получившей вместе с родителями американское гражданство в 1920 году и изменившей имя и фамилию на Мэри Джозефина Сокол (Mary Josephine Sokol). У четы родились два мальчика — Фрэнк и Джеймс.

К тому моменту, когда Великая депрессия потрясла самые основы американского государства, семья Суинни вроде бы забыла о бедности и связанных с нею лишениях. Фрэнк сумел быстро добиться уважения коллег и пациентов; по рассказам знавших его людей, он никогда не отказывался лечить бедных, для него не существовало выходных, и любой нуждающийся всегда мог рассчитывать на его помощь. Суинни имел репутацию честного и отзывчивого человека. Одновременно с постоянной хорошо оплачиваемой работой в дом Суинни пришёл достаток. Вместе с тем в начале 30-х годов стали проявляться и быстро прогрессировать негативные черты его личности: он стал много пить и в состоянии алкогольного опьянения превращался в агрессивно-неуправляемого психопата. Первый запой случился с доктором в июле 1929 года, и с той поры примерно раз в квартал Суинни напивался до скотского состояния. Какое-то время пагубное пристрастие удавалось скрывать от окружающих, но довольно скоро дикие выходки доктора Суинни сделались общеизвестны. Великая депрессия и связанные с нею материальные проблемы стали тяжёлым испытанием на прочность отношений между супругами. В конце концов жена ушла от него, забрав детей, и 4 сентября 1934 года официально был зарегистрирован развод супругов. «Семейная лодка разбилась о быт», — так написал поэт о подобной жизненной коллизии.

С этого момента жизнь доктора резко изменилась — он стал проводить много времени в обществе люмпенов, тех, кого принято называть деклассированными элементами, лишился должности в больнице Святого Алексиса, открыл частную практику, где нелегально занимался снятием алкогольной и наркотической «ломки», а также выписывал фиктивные назначения. В материальном отношении он вовсе не бедствовал и, когда бывал трезв, производил впечатление человека вполне респектабельного.

В биографии Фрэнка Суинни был один момент, который привлёк внимание детективов, работавших по делу «Безумного Мясника». Суинни развёлся с женой 4 сентября 1934 года, а на следующий день на берегу озера Эри была обнаружена часть расчленённого женского трупа. Это тело так и осталось неопознанным, и в полиции его условно назвали «Женщина из озера» — с изложения этой истории начался настоящий очерк. Формально погибшая не считалась жертвой «Кливлендского расчленителя» (напомним, что из-за этого Сэмюэл Гербер отчаянно спорил с Элиотом Нессом), но о «Женщине из озера» частенько вспоминали именно в контексте расследования преступлений «Безумного Мясника».

Пока наружное наблюдение вело слежку за Фрэнком Суинни, в деле появился новый труп: 8 апреля 1938 года из реки Кайохога в районе моста на Супериор-авеню (Superior ave.) была выловлена часть ноги от колена вниз. Судмедэксперт уверенно заявил, что нога принадлежала женщине и убийство было совершено недавно — 5 или 6 апреля. На эти дни Фрэнк Суинни имел отличное alibi, которое могли подтвердить с десяток сотрудников службы наружного наблюдения (о лучшем alibi мечтать было просто невозможно!).