Бесплатный фрагмент - Неизвестные Вязники

По благословению митрополита Владимирского и Суздальского Евлогия

При участии

Департамента культуры

Администрации

Владимирской области

При поддержке комитета по туризму Администрации Владимирской области

«Неизвестные Вязники…» делают на редкость известным этот уникальный град, его неповторимую историю и особенно яркие, как свет, имена людей, за которыми сокрыто столько высокой и полезной деятельности, не говоря о церковных служителях, как некой соли, творивших жизнь приятной народу и угодной самому Вседержителю Богу.

Митрополит Владимирский и Суздальский Евлогий

В работе над книгой принимали активное участие:

Н. В. Фролов, журналист, краевед (г. Ковров); Л. Ф. Ковалёва, директор МБУК «Вязниковский историко-художественный музей» (г. Вязники); А. В. Веденеев, гл. редактор газеты «Районка, 21 век» (г. Вязники).

Ряд статей написан известным вязниковским краеведом Д. А. Обидиным (1933–2008 гг.), чьи труды и жизненный опыт вдохновили нас на создание этой книги.

Выражаем благодарность: Департаменту культуры Администрации Владимирской области и лично директору В. С. Зиннатуллиной; комитету по туризму Администрации Владимирской области и лично председателю Н. А. Май, Администрации Вязниковского района и лично главе И. В. Зинину; председателю вязниковской ассоциации жертв политических репрессий Ю. А. Васищеву; А. Н. Китиной (Фатьяновой); директору МБУК «Музей Песни ХХ века» Л. В. Антоновой; общественнику и краеведу В. Р. Цыплеву; краеведу, учителю истории А. В. Лебедеву; журналисту С. С. Апостолову; краеведу В. В. Борисову.

Любознательный читатель!

Перед вами — книга об одном из русских старинных провинциальных городов. Она состоит из очерков, которые были опубликованы в местных газетах в последние два десятилетия и скомпонованы составителями этой книги по тематическому и хронологическому принципам.

В первом разделе содержатся очерки о самых различных исторических (и доисторических) событиях, которые происходили на Вязниковской земле. Из них мы можем узнать, какие ремёсла и промыслы были развиты в местном крае в Средние века, о крупном вотчиннике края — боярине и князе Мстиславском, который возглавлял правительство под названием «Семибоярщина» и три раза чуть не стал русским царём. В очерках этого раздела вязниковцы предстают перед читателями предприимчивыми торговцами, почитателями театра и кино, сторонниками технического прогресса. Здесь же представлена тематика минувшей семьдесят с лишним лет назад Отечественной войны: авторы повествуют об аэродроме, который располагался в те годы рядом с районным центром, а также об итальянских военнопленных, содержавшихся в лагерях, находившихся на территории района.

Судьбы конкретных людей вызывают особый интерес как у исследователей, так и широкой читательской аудитории. О них идёт речь во втором разделе. Среди персонажей раздела второго перед нами предстают самые разнообразные исторические личности — дворяне-военные, которые защищали родину от врагов в XVIII– XIX столетиях, первый российский посол в Бразилии Балк-Полев из местных помещиков, предприниматели, в том числе из старообрядческой среды, городской голова Вязников В. В. Елизаров, тридцать восемь лет возглавлявший городскую думу и управу — органы местного самоуправления, герои Великой Отечественной войны и другие.

Большой интерес у читателей вызовет, безусловно, раздел под названием «Блокнот туриста». Очерки, включённые в него, представляют собой ориентиры, предназначенные для людей, лёгких на подъём и неравнодушных к красотам природы и туристическим достопримечательностям. Варианты активного отдыха авторы предлагают весьма заманчивые — это берега рек Тары, Тетруха, Суворощи. Авторы уверяют, что они не менее живописны, чем широко известная за пределами области Клязьма. Заманчивость этих мест многократно усиливается фотографиями, которые иллюстрируют очерки этого раздела.

В очерках идёт речь о достопримечательностях и исторических личностях не только современного Вязниковского района. В дореволюционный период Вязниковский уезд был значительно больше по площади, чем современный район. Он включал в себя Южский и Палехский районы современной Ивановской области. Именно поэтому в очерках упоминаются такие населённые пункты, как Мордовское, Дорки, Рыло, входящие ныне в соседний регион.

Не являются лишними в книге содержательные приложения. Они предназначены скорее не для массового читателя, а для специалистов или краеведов, которые серьёзно занимаются историей своей «малой родины». Приложения представляют собой ценный справочный материал, в котором можно найти сведения о дворянах и духовенстве края, об их родословных и деятельности, а также о почётных гражданах современного города Вязники.

Книга, безусловно, нацелена на то, чтобы нынешнее поколение вязниковцев не стало «Иванами, родства своего не помнящими», знало и уважало своих предков, живших и работавших во славу Отечества.

Доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России Ивановского государственного университета

К. Е. Балдин

Друзья!

Перед вами — необычная и, смею надеяться, весьма интересная книга «Неизвестные Вязники. О чём писали газеты, но не расскажут на экскурсиях», изданная вязниковской медиагруппой «Интранить».

В 2016 году фирма «Интранить», позиционирующая себя как первое независимое частное объединение СМИ Вязниковского района (включает популярную газету «Районка, 21 век», первое информационное интернет-издание www.vyazniki.ru» «Вязники.Ру, а также единственный, осуществляющий местные информационные выпуски на волнах «Ретро-FM» 104,3 МГц радиоканал «Вязниковское радио»), отмечает своё десятилетие. Не секрет, что в небольших городах масс-медиа — скорее не бизнес, а подвижничество. Люди, создававшие, и реализующие в разные годы проекты компании, и продолжающие делать это по сей день — прежде всего энтузиасты, любящие свой родной край, стремящиеся своим творчеством улучшать окружающее пространство, давать землякам интересную, актуальную, объективную информацию.

Так и данный проект — книга «Неизвестные Вязники…» — был задуман с просветительской целью, с намерением предоставить широкому читателю подробные и доходчивые сведения о малоизвестных или позабытых эпизодах нашего прошлого, богатого на различные события и примечательные личности. В «Неизвестных Вязниках…» мы постарались собрать лучшие материалы о замечательных вязниковцах и о вязниковской истории, которые были опубликованы в течение почти 20 последних лет в местных газетах «Районка, 21 век», «НВГ плюс», «Маяк» или размещались на сайте «Вязники.Ру». Книга призвана не только увлечь своего читателя, но и внести определённый вклад в его духовно-нравственное развитие, способствовать воспитанию патриотизма и любви к своей малой родине. Это творческий подарок к десятилетию «Интранити» — подарок самим себе, нашим любимым читателям и радиослушателям, всем вязниковцам и гостям нашего города, всем, кому интересна история родного края и нашей великой родины — России!

Хочу от души поблагодарить всех, кто участвовал в создании нынешнего издания. В первую очередь, уроженца Вязников, а ныне известного в областном масштабе медиаменеджера Андрея Ратникова, выступившего соавтором концепции данной книги и её фактическим составителем. Нельзя не отметить роль опытного журналиста и краеведа Николая Фролова, материалы которого составили значительную часть «Неизвестных Вязников…». Огромная благодарность всем остальным авторам, чьи статьи вошли в новую книгу: журналистам, краеведам, музейным работникам, сотрудникам учреждений культуры, представителям иных профессий.

Полагаю, что книга станет хорошим подарком для всех, кто неравнодушен к славному прошлому Вязников и Вязниковского края, для читателей различного возраста — от школьников и студентов до ветеранов, для коренных вязниковцев и для гостей нашего замечательного города. Надеюсь, что данное издание будет своеобразным открытием и для людей, которые рассматривают наш край как место для организации своего отдыха или изучения истории российской глубинки. Вязники богаты не только своими природными и архитектурными памятниками, они неразрывно связаны с историей нашей великой многонациональной страны, насыщены уникальной российской энергетикой и таят в себе ещё немало неразгаданных тайн.

А мы постараемся и впредь радовать земляков новыми интересными изданиями, в том числе историко-краеведческой направленности, потому что всё об удивительных и неповторимых Вязниках ни в одной, даже в самой объёмной и насыщенной книге, рассказать невозможно!

Руководитель проекта Роман Кавинов

От редактора-составителя

Весь 2015 год, когда проходила работа над книгой, меня не покидала мысль о силе и действенности стереотипов и устоявшихся клише. Со школьных лет мы помним о 22 вязниковцах — героях Великой Отечественной войны, знаем о земляках А. И. Фатьянове и В. Н. Кубасове, что-то слышали о Казанском соборе в центре города, который был уничтожен в 1930-е годы. Но откуда «взялись» эти герои, почему именно в Вязниковском районе родился поэт А. И. Фатьянов… а Владимирская православная епархия раньше именовалась Владимирской и Яропольской (Ярополч — предтеча Вязников)? Лишь немногие знают о вязниковцах — героях Отечественной войны 1812 года или Крымской войны 1853–1856 годов; о старообрядческой общине, выходцами из которой были почти все вязниковские купцы и промышленники, в т. ч. и Фатьяновы; или о том, что епископом Владимирским и Яропольским в середине XVIII в. являлся Антоний I — бывший католикос Грузии.

Наши представления о прошлом и настоящем малой родины порой связаны с несколькими историческими личностями, парой заученных дат и вдоволь проиллюстрированы неприглядными картинками сегодняшних Вязников с их текущими бытовыми проблемами. Как следствие — мы не понимаем, почему мы такие, какие есть и почему не можем (или можем!) поступать по-другому в будущем. Книга, которую вы держите в руках, — попытка обобщить самые интересные из увидевших свет за последние 20 лет краеведческие публикации в периодике, дать читателю повод поразмышлять, побудить к поиску причинно-следственных связей между событиями разных лет и помочь избавиться от стереотипов.

Особенно радуюсь за тех, кто с этой книгой будет впервые открывать для себя Вязники. Если вы ещё не были здесь, обязательно побывайте! Но не спешите идти по известным туристическим маршрутам, загляните на городскую Соборную площадь, вспомните о том, что вам больше всего запомнилось в книге, закройте глаза… сделайте глубокий вдох. И не умом, а каким-то иным чувством вы поймёте, почему этот край был таким притягательным для представителей молодой династии Романовых, откуда черпали силы тысячи наших земляков, волей судьбы оказавшиеся в разных уголках мира, добившись успехов в науке, культуре, служении вере и Отечеству. Приятного чтения!

Андрей Ратников

Как читать эту книгу

Книга состоит из четырёх глав и пяти приложений. В первой главе обобщены публикации об исторических событиях, вторая посвящена малоизвестным широкому кругу персоналиям, непосредственно связанным с Вязниковским краем. Публикации в обеих главах выстроены в хронологическом порядке по мере развития описываемых в них событий: от древнейших времён до 50-х годов XX века. Авторы книги считают, что более поздний период не может быть оценен историками, краеведами, журналистами и в целом обществом объективно. Исключением является Приложение №4, в котором обобщены краткие сведения о Почётных гражданах г. Вязники по состоянию на 01 января 2016 г. Заслуги этих людей перед Вязниками очевидны.

В основе третьей главы «Откуда мы, вязниковцы?» лежат уникальные материалы о вязниковских сословиях начала XX века, которые были опубликованы Д. А. Обидиным в газете «НВГ плюс». Возможно, именно эта глава будет особенно интересна нашим землякам.

Специально для гостей города Вязники и Вязниковского района в книге выделена четвёртая глава «Блокнот туриста». В ней собраны публикации о малоизвестных фактах, связанных с историческими и природными достопримечательностями нашего края.

Для удобства и дополнительной иллюстрации книги создана интерактивная Google-карта. Читая по порядку главу «Блокнот туриста», вы будете передвигаться по ней от Москвы к Нижнему Новгороду. Вместе с вязниковскими достопримечательностями на карту также нанесены заслуживающие внимания гостей города вязниковские музеи. Краткое их описание, а также контакты для связи с ними читатель найдёт в Приложении №5. Ссылка на карту также доступна в соцсетях:

https://www.facebook.com/unkvyaz

https://vk.com/unkvyaz

https://ok.ru/unkvyaz

В Приложениях к книге №1–3 размещены справочные материалы, подготовленные журналистом и краеведом Н. В. Фроловым, о вязниковских представителях двух высших сословий — дворянства и духовенства в период XVIII — начала XX века. Сведения из Приложений №2–3 публикуются впервые.

Книга не ставит перед собой цели охватить все исторические периоды, рассказать обо всех выдающихся вязниковцах, памятных вязниковских местах, датах и событиях. Скорее наоборот, наш приоритет — начать обобщать малоизвестный материал, который раньше не упоминался в книжных изданиях. Или упоминался, но без ссылок на первоисточник — в первую очередь, на газету «Районка, 21 век» и сайт Вязники.Ру.

Одна из особенностей книги — её интерактивность. Книга снабжена QR-кодами, которые легко читаются всеми современными мобильными устройствами с помощью многочисленных программ. Их можно скачать в iTunes и Google Play. Отсканировав код и пройдя по ссылке, читатель может получить дополнительную информацию к той или иной публикации.

Замечания и отзывы по книге просим размещать в аккаунтах в соцсетях или присылать по электронной почте: kniga@vyazniki.ru

По вопросам приобретения книги неоходимо обращаться в объединённую редакцию СМИ ООО «Интранить». Адрес и контактные номера телефонов указаны в конце книги в статье «Об издателе».

Сайт-презентация книги: www.kniga.vyazniki.ru.

Глава 1. Открывая тайны прошлого

1.1. Когда под Вязниками бродили динозавры

В Вязниках нынешней осенью (2013 г. — примеч. ред.) работала российско-польская научная палеонтологическая экспедиция, организованная Палеонтологическим институтом (сокращённо — ПИН) им. А. А. Борисяка Российской академии наук. Экспедицию возглавлял старший научный сотрудник ПИН РАН Андрей Сенников, выпускник МГУ имени Ломоносова, опытный исследователь, кандидат биологических наук, автор примерно 150 публикаций и 7 монографий.

Трагедия учёного

Однако нынешний визит учёных-палеонтологов на вязниковскую землю был далеко не первый. Начало изучения останков ископаемых животных в окрестностях Вязников, в том числе костных останков позвоночных, относится ещё к 1950-м годам, и эта страница отечественной науки связана с замечательным учёным Борисом Павловичем Вьюшковым — учеником выдающегося учёного-палеонтолога и популярного писателя-фантаста Ивана Антоновича Ефремова. Именно Ефремов и Вьюшков в 1955 году издали знаменитый каталог местонахождений пермских и триасовых наземных позвоночных (соответственно последнего геологического периода палеозойской эры и первого периода мезозойской эры), который по сию пору остаётся настольной книгой для каждого специалиста.

О Вьюшкове до сих пор рассказывают легенды. Инициативный, преданный науке до фанатизма, он был готов выехать немедленно в любую точку страны, откуда поступило сообщение о новой находке древних позвоночных. Едва ли не единственный из советских и российских палеонтологов, он раскапывал одно из подобных перспективных мест… зимой, вырывая тайны далёкого прошлого в буквальном смысле из-под снежных сугробов. Спешка же потребовалась из-за реальной угрозы того, что ценные находки весной погибнут в пучине половодья.

В окрестностях Вязников Борис Вьюшков работал в 1952, 1956 и 1957 годах. Он провёл раскопки поблизости от городской окраины и обнаружил удивительный материал, в том числе собрал представительную коллекцию костных останков позвоночных. Обнаруженное им сообщество фауны оказалось очень необычным, отражающим начало великой перестройки органического мира на рубеже перми и триаса. Вьюшков нашёл остатки различных видов тетрапод — древнейших четвероногих позвоночных. Этих, а также многих других находок, которые сделал Вьюшков, с лихвой хватило бы на несколько диссертаций. Однако защититься учёный так и не успел. Энтузиаст науки, он всю жизнь не имел своего угла, ночевал на вокзалах и даже в палеонтологическом музее! Лишь в последние годы научный сотрудник ПИНа получил, наконец, койку в общежитии.

В 1958 году Вьюшков погиб в Москве при невыясненных обстоятельствах. В мае он отмечал праздник в кругу знакомых в кафе. Там начался конфликт с другими посетителями. Приехавшая милиция забрала в отделение и правых и виноватых. Из здания милиции учёный больше не вышел. По официальной версии, он выбросился в лестничный пролёт и разбился насмерть. Ему было всего 32 года. Имелось и иное неформальное объяснение гибели Бориса Вьюшкова: его изувечили и до смерти избили сотрудники милиции. «На его лицо страшно было смотреть, лежавший на нём грим ничего не мог скрыть. И кажется, всё было понятно. Насколько я знаю, никакого расследования обстоятельств гибели Вьюшкова не было», — рассказывал один из участников похорон исследователя.

Новое старое открытие

После гибели Вьюшкова исследователям долгое время не удавалось найти в окрестностях Вязников те же образцы, какие посчастливилось обнаружить Борису Павловичу. Лишь в 1999 году Андрей Сенников фактически переоткрыл одно из местонахождений Вьюшкова, которое оказалось в карьере на северо-западной окраине Вязников между собственно городом и деревней Быковкой напротив посёлка Соковка.

В 2003-м Сенникову вместе с коллегами по ПИН РАН старшими научными сотрудниками лаборатории палеогерпетологии Владимиром Константиновичем Голубевым и Валерием Викторовичем Булановым удалось открыть заново ещё одно вьюшковское местонахождение в коротком глубоком овраге между Вязниками и Быковским карьером.

Если в каталоге 1955 года Ефремова — Вьюшкова оба этих места находок древних обитателей нынешнего Вязниковского края именовались «Вязники-2», то теперь они получили куда более «говорящие», точнее, даже наводящие названия «Быковка» и «Соковка», причём второе местонахождение оказалось куда более богатым на костные остатки тетраподов и иные находки — раковины ракообразных и чешую рыб, живших в пермском периоде (продолжался около 47 миллионов лет с примерно от 299 до 252 миллионов лет назад) и в начале триаса — следующего после пермского геологического периода (продолжался ещё около 51 миллиона лет).

Щука пермского периода

Как рассказал Андрей Сенников, во время нынешней очень продуктивной экспедиции, когда работы велись от деревни Быковка на западной окраине Вязников до деревни Федурники на старой нижегородской трассе, примерно в километре от восточной окраины города, в слоях пермского периода удалось обнаружить останки архозавров — древнейших ископаемых ящеров. Уникальность подобной находки состоит в том, что прежде считалось, что архозавры появились лишь в триасовом периоде.

Помимо многочисленных костей тетрапод учёные обнаружили множество крупных чешуй древних палеонискоидных рыб и плавниковые шипы акул. Ценной находкой стала челюсть заурихтиса — древней, сильно удлинённой хищной рыбы с очень длинным ростром и крупными зубами, наподобие современной щуки. Заурихтис среди прочей пищи употреблял даже птерозавров, их окаменевшие остатки находили в желудках этих рыб. При этом заурихтисы ранее были известны почти исключительно из триаса, в более древних отложениях их удалось обнаружить пока только в Вязниках.

Еще вязниковская экспедиция 2013 года сделала несколько проб для исследования микрофауны. Есть основания полагать, что в этих пробах удастся обнаружить новые виды древних насекомых, что может стать ещё одной научной сенсацией с вязниковской «пропиской».

Андрей Сенников оценил результаты сентябрьских исследований как «очень важные». Находки теперь будут долго изучать, по результатам исследований будет опубликовано несколько научных статей, возможно, появятся и новые монографии.

При всей значимости даже предварительных итогов нынешней палеонтологической экспедиции нельзя не сожалеть о том, что её работа прошла слишком тихо и незаметно даже для вязниковцев. Вполне реально было бы привлечь туда местных школьников, хотя бы на экскурсию, провести встречи с учёными высокого уровня с целью популяризации палеонтологии. Не исключено, что кто-то из юных вязниковцев «загорелся» бы этой увлекательной наукой.

«Сам я занимался в кружке в Палеонтологическом институте и понимаю, что очень важно, чтобы был ресурс молодых людей для развития науки, а если они не узнают про палеонтологию, не увлекутся в школьные, студенческие годы, конечно, у нас не будет ресурса новых специалистов. Даже если они не выучатся, не станут палеонтологами, приобретут другую профессию — в любом случае это будет полезно для них и интересно», — считает Сенников. Теперь вязниковцам остаётся ждать нового шанса, для того чтобы приобщиться к высокой науке.

Не исключено, что палеонтологи вновь вернутся на раскопки в Вязниковский район, тем более что программу работ текущего года пришлось в некоторой части свернуть, так как сентябрьские дожди в сочетании с почти ноябрьскими холодами создали палеонтологам массу проблем. К тому же весьма возможно, что в 2015 году в Вязники приедут участники московского международного геологического конгресса, для того чтобы посмотреть на прародину древних тетрапод.

Николай ФРОЛОВ

Газета «Призыв», №38 (27035) от 9 октября 2013 г., сайт Вязники.Ру

Фото с сайта http://www.paleo.ru

(автор Андрей Сенников)

Подробности:

Геологический конгресс, о котором упоминается в статье Н. Фролова, действительно прошёл в 2015 году, но не в Москве, а в Казани. К сожалению, оргкомитет принял другой план экскурсии по континентальным пермо-триасовым отложениям, и в Вязники учёные не поехали. И это очень хорошо! Пусть наш город сохранит свои неразгаданные тайны для будущих поколений исследователей.

Прямые ссылки на скачивание научных статей о «вязниковских» динозаврах:

1. А. Г. Сенников, В. К. Голубев «Вязниковская фауна: черты экологического кризиса».

http://vyazniki.ru/kniga/Dino1.pdf

2. А. В. Миних, М. Г. Миних, С. О. Андрушкевич «Ихтиофауна терминальной перми в окрестностях г. Вязники Владимирской области».

http://vyazniki.ru/kniga/Dino2.pdf

1.2. Появится ли в Вязниках памятник князю Ярополку?

К числу древнейших городов Древней Руси и нашего Залесского края относится Ярополч-Залесский, возникший в XII столетии как крепость в нижнем течении Клязьмы между Стародубом и Гороховцом. Ярополч был уничтожен во время Батыева нашествия, потом родился заново уже на другом месте и в итоге оказался в пределах уже третьего по счёту города в тех местах — Вязники. Кто же был основателем самого первого Ярополча? Казалось бы, ответ прост: конечно, князь Ярополк!

В течение многих лет считалось незыблемой истиной, что основателем Ярополча был великий князь Киевский Ярополк II Владимирович — сын Владимира Мономаха и старший брат Юрия Долгорукого. Этой версии, в частности, придерживалась профессор Мария Седова, известный археолог, проводившая раскопки древнего Ярополча.

А вот недавно скончавшийся маститый вязниковский краевед Лев Аносов считал, что Ярополч основал князь Ярополк Изяславич — сын великого князя Киевского Изяслава Ярославича и внук Ярослава Мудрого. Основанием для подобной гипотезы стала находка во время раскопок на территории бывшего Ярополча печати с именем Ирины, а именно так звали супругу Ярополка Изяславича.

Впрочем, Ирин среди княгинь было немало, а вот Ярополч потому и назывался Залесский, что входил в состав так называемой Залесской земли, которую первым получил Всеволод Ярославич — один из младших сыновей Ярослава Мудрого, брат Изяслава и дядя Ярополка Изяславича. От Всеволода Залесье перешло к сыну Владимиру Мономаху, а потом им владели его внуки Ярополк Владимирович и Юрий Долгорукий. Князья именно этой ветви Рюриковичей, сыновья Долгорукого Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо основали Владимирское княжество, сделав его сильнейшим на Руси.

Что же касается Ярополка Изяславича, двоюродного брата Владимира Мономаха, то после гибели своего отца в 1078 году в одном из междоусобных сражений на Нежатиной Ниве под Черниговом, он правил в Волынском и Турово-Пинском княжестве (на территории нынешней Западной Украины), постоянно воевал с соседями и в 1086-м во время очередной усобицы был убит своим дружинником, которого, очевидно, подкупили враги князя. Скорее всего, в Залесской Руси этот Ярополк, которого, кстати, Православная Церковь причислила к лику святых вследствие мученической кончины, вообще никогда не бывал, и уж, тем более, никаких городов тут не основывал.

Таким образом, иных кандидатов в основатели Ярополча Залесского, кроме как Ярополка Владимировича, нет. Кем же он был, Ярополк, второй великий князь Киевский этого имени?

Имя Ярополк среди правящей княжеской династии было традиционным, но несчастливым. Великий князь Ярополк I Святославич, старший сын и наследник знаменитого Святослава Игоревича (который писал врагам: «Иду на вы», захватил Болгарское царство и воевал с императором Византии) погиб в борьбе с младшим единокровным братом Владимиром — будущим Красное Солнышко, Крестителем и Святым. О печальной участи правнука Владимира Святославича князя Ярополка Изяславича уже говорилось выше. Позже известен и ещё один трагически несчастливый Ярополк — внук Юрия Долгорукого князь Ярополк Ростиславич, после убийства в 1174 году захвативший Владимир, но вскоре изгнанный оттуда и погибший в братоубийственной войне.

Ярополк II Владимирович среди всех этих плохо кончивших тёзок оказался, пожалуй, самым успешным, хотя бы уже потому, что не был убит, а умер своей смертью. Родился он в 1082 году в Чернигове, где тогда временно правил его отец. В 1114 году в возрасте 31 года Ярополк стал удельным князем, получив от отца Владимира Мономаха, тогда уже великого князя Киевского, город Переяславль-Русский. В качестве переяславского князя Ярополк часто возглавлял не только свою дружину, но и киевское войско в походах против нападавших на Русь кочевников-половцев и в междоусобных войнах.

В 1125 году умер Владимир Мономах, и новым великим князем Киевским стал старший брат Ярополка Мстислав Великий. Но в 1132-м Мстислав тоже умер, и по старшинству великое княжение перешло уже к самому Ярополку, которому к тому времени уже было почти 50 лет — по меркам XII века это считалось почти старческим возрастом, так как средняя продолжительность жизни тогда была невелика.

Имея репутацию смелого воина и талантливого полководца, Ярополк II в качестве великого князя Киевского оказался никудышным политиком. Ему не удалось поставить под свою волю даже ближайших родственников. Ярополку не подчинились его младшие братья Вячеслав, Юрий (будущий Долгорукий) и Андрей, затеявшие усобицу с сыновьями умершего старшего брата Мстислава. К тому же ресурсы киевского князя к тому времени уже были не столь велики, как прежде — шёл процесс распада единого государства на почти независимые княжества. Поэтому Ярополк II уже не мог смирить строптивых родичей силой и был вынужден вести бесконечные переговоры.

Видя раздоры в стане потомков Мономаха, против них выступили их извечные противники князья Ольговичи — потомки князя Черниговского Олега Святославича. На сторону Ольговичей перешёл и один из сыновей Мстислава Великого Изяслав. И хотя Ярополк II сумел помириться с племянником, Ольговичи, призвав на помощь половцев, начали громить окрестности Киева.

Для того чтобы усилить свои позиции, великий князь отдал расположенный по соседству с Киевом Переяславль брату Юрию Долгорукому, взяв взамен часть Залесской Руси с Ростовом и Суздалем. Это произошло в 1135 году. Очевидно, именно в ту пору и был основан новый город на восточных рубежах Ростово-Суздальского княжества, получивший имя в честь владетеля Северного Залесья великого князя Киевского Ярополка Владимировича. Скорее всего, сам Ярополк в основании города Ярополча Залесского не участвовал, так как война с Ольговичами продолжалась. В том же 1135 году Ярополк Владимирович, выступивший против Ольговичей и половцев со своим войском, был разбит на реке Супое и был вынужден отдать князю Всеволоду Ольговичу город Курск и Посемье.

Но поражение Ярополка не на шутку встревожило его воинственных родственников. Они желали ослабления брата и дяди, но торжества Ольговичей не хотели. В 1138 году Ярополк II собрал огромное войско, в которое помимо сил Киевского княжества вошли дружины его брата Юрия Долгорукого, князей из Смоленска и Полоцка, отряды из Ростово-Суздальской земли и Галича, а также 30-тысячный контингент от короля Венгрии Белы II. Воинство Ярополка вторглось в Черниговское княжество Ольговичей и осадило его столицу Чернигов. В 1139 году был заключён мир, Ольговичи покорились великому князю.

Но к тому времени дни Ярополка II оказались сочтены. Волнения военных лет и тяготы походной жизни окончательно подорвали его здоровье. 18 февраля 1139 года великий князь Ярополк Владимирович скончался в 57-летнем возрасте, передав Киевское княжение следующему по старшинству брату Вячеславу Владимировичу.

Так как сыновей Ярополк не оставил, Залесская Русь вернулась под власть Юрия Долгорукого. А город Ярополч-Залесский остался напоминанием о недолгом владычестве в этом краю позже прочно забытого князя Ярополка. Позабыть его жителям Северо-Восточной Руси было немудрено: Ярополк II в тех местах бывал или очень мало, или даже совсем не бывал, в качестве великого князя правил недолго, а Залесьем владел и того меньше — три с небольшим года.

Но честь основания Ярополча принадлежит всё-таки именно ему, и по большому счёту Ярополк II в длинной череде князей Киевской Руси — далеко не самый плохой правитель. Он отважно защищал страну от внешних врагов, сам водил полки в бой, не совершил никаких злодейств, ни покушался на права родственников-князей, никого из них не убил и не отправил в темницу. Будучи смелым рубакой, в междоусобных конфликтах он всегда предпочитал мечу переговоры и в конце своей жизни сумел-таки возродить державу предков.

Ярополк II в целом выглядит куда более достойным человеком и князем, нежели вечный смутьян и инициатор усобиц Юрий Долгорукий, ставший родоначальником династии великих князей Владимирских, а потом и Московских, и потому посмертно прославленный. И возможно, в Вязниках когда-нибудь ещё появится памятник князю Ярополку, основавшему первый город в пределах нынешней «песенной столицы России».

Николай ФРОЛОВ

«Районка, 21 век», №30 (247) от 21 августа 2015 г.

1.3. Летопись, писавшаяся неподалёку от Мстёры

Летописи — один из важнейших источников информации о событиях минувших столетий. Но сохранилось их сравнительно немного, поэтому каждая средневековая летопись сегодня представляет огромную ценность. К их числу относится и рукопись, получившая условное название Летописец Владимирский, так как она велась в нашем Владимирском крае. Есть у неё и другое наименование — Летописец Кривоборского — по прозванию бывшего владельца князя Кривоборского, потомка князей Стародубских и Всеволода Большое Гнездо. Выявил и ввёл в научный оборот эту летопись археограф, историк, собиратель рукописей и русских древностей граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин, тот самый, который открыл бессмертное «Слово о полку Игореве». А вот данные о судьбе последнего владельца князя Мирона Кривоборского установил известный мстёрский краевед и книгоиздатель Иван Александрович Голышев. И не случайно, так как могила князя находилась на границе Вязниковского и Ковровского уездов.

В Летописце Кривоборского события доведены от времён Киевской Руси до 1523 года, и он до сих пор имеет большое научное значение, так как ряд фактов и дат, приведённых там, уникальны и не повторяются в других летописях. Установлено, что Летописец Кривоборского принадлежал князьям Кривоборским вплоть до начала XVII столетия. Родоначальником этой ветви стародубской княжеской династии стал удельный князь Иван Фёдорович Кривоборский, правнук воеводы полка правой руки в Куликовской битве князя Андрея Фёдоровича Стародубского. Вотчины Кривоборских находились между нынешними Вязниками и Ковровом, а также на Вологодчине и Белозерье.

В конце XVI века наиболее известным представителем этой фамилии был правнук князя Ивана Фёдоровича князь Фёдор Иванович Кривоборский, воевода в правление царей Ивана Грозного, его сына Фёдора I и Бориса Годунова. После того как в 1580 году в городке Сокол в Белоруссии в бою с поляками погиб его брат Василий Меньшой Кривоборский, князь Фёдор остался последним в своём поколении. Точная дата его кончины неизвестна. Ориентировочно Фёдор Кривоборский умер в 1604 или в 1605 году. На подлиннике Летописца Кривоборского имеется автограф князя Фёдора Ивановича в качестве владельца этой летописи.

Его единственным наследником стал племянник, сын рано умершего Ивана Ивановича Кривоборского, Мирон. Именно князь Мирон Иванович оказался последним в роде Кривоборских и одновременно последним владельцем семейного летописца. Судя по записям, эта летопись, возможно, была составлена для деда Мирона князя Ивана Александровича Кривоборского, который начинал ратную службу ещё при великом князе Московском Иване III, а закончил свою карьеру в конце 1540-х годов наместником в Туле.

О последнем владельце Летописца князе Мироне Кривоборском известно немного. Его молодость пришлась на события Великой Смуты начала XVII столетия. После смерти царя Бориса Годунова, убийства его сына царя Фёдора II в 1605 году при поддержке поляков московский трон захватил самозванец Лжедмитрий. Но уже в 1606-м польский ставленник был убит. Царём провозгласили князя Василия Шуйского, но против него выступили поляки, выдвинувшие нового самозванца Лжедмитрия II. Именно в это тяжёлое время, воспользовавшись неразберихой, на Русь после долгого перерыва напали крымские татары. Тогда же польско-литовские войска взяли Шую, Кинешму и Тверь, осадили Троице-Сергиев монастырь. Отряд польского «полевого командира» Александра Лисовского захватил Суздаль.

Именно в это время в феврале 1608 года погиб молодой князь Мирон Кривоборский. Обстоятельства и место его гибели забыты. Не исключено, что этот родственник воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского (Кривоборские и Пожарские имели общего предка, жившего во второй половине XIV столетия, — уже упоминавшегося героя Куликовской битвы Андрея Стародубского) пал в неравной схватке с польскими интервентами.

Лишь в 1870-х годах место погребения князя Мирона Ивановича Кривоборского случайно обнаружил краевед и книгоиздатель Иван Александрович Голышев из слободы Мстёра Вязниковского уезда. На кладбище возникшего на месте древнего монастыря Николо-Нередичского погоста близ берега Клязьмы (позже на месте снесённой в конце 1920-х гг. церкви там было устроено охотхозяйство) он нашёл каменную плиту, надпись на которой свидетельствовала, что под ней в феврале «Лета 7114-го» (по исчислению от сотворения мира, что соответствует 1608 году от Рождества Христова) был «положен князь Мирон сын Иванович княж Кривоборской». Всего в 9 километрах от того погоста находится село Овсяниково — старинная вотчина Кривоборских (она в разное время входила в Суздальский, Ковровский и Вязниковский уезды), которая в этом качестве упоминается даже в завещании Ивана Грозного в 1572 году. Скорее всего, именно туда и привезли тело павшего в бою князя, а потом похоронили при старинном погосте.

Князь Мирон Кривоборский умер без потомства, и кому достался его Летописец — толком неизвестно. Не исключено, что им владели потомки дворянина Елизара Травина, который был женат на тётке Мирона княжне Марии Ивановне Кривоборской. Во всяком случае, Травины являлись новгородскими помещиками (однако не исключено, что их имением являлось и сельцо Травино Вязниковского уезда), а Летописец Кривоборского уже в середине XVIII столетия оказался у выходца из новгородских дворян собирателя древностей Петра Никифоровича Крекшина (1684–1763), чиновника петровских времён, одного из первых российских специалистов в сфере генеалогии, современника и даже оппонента академика М. В. Ломоносова по вопросу происхождения Руси, автора целого ряда трудов о царствовании Петра Великого.

У Крекшина Летописец Кривоборского брал для просмотра известный историк и публицист XVIII века князь Михаил Михайлович Щербатов, который писал: «Изо всех за лучший почитаю учиненные списки с летописцов одного, который я списал у комиссара Крекшина… На нем обретается подпись рукою князь Федора Ивановича Кривоборского, учиненная в 1604-м году».

В 1791 году у внука Крекшина А. М. Деденева Летописец Кривоборского приобрёл граф А. И. Мусин-Пушкин. Во время Отечественной войны 1812 года, когда Москва после захвата французскими войсками была объята пожаром, усадьба Мусина-Пушкина сгорела вместе с бесценным собранием рукописей и библиотекой. Однако Летописцу Кривоборского удивительно повезло. Незадолго до нашествия Наполеона граф отдал этот манускрипт для ознакомления своему приятелю историку-любителю, издателю и коллекционеру Платону Петровичу Бекетову, кстати, его имения находились неподалёку от бывших вотчин Кривоборских — тоже между Вязниками и Ковровом. Благодаря этому случайному обстоятельству Летописец Кривоборского, в отличие, скажем, от подлинника «Слова о полку Игореве», не погиб в пламени московского пожара.

После революционных потрясений 1917 года Летописец Кривоборского вновь затерялся. Во второй раз его открыл уже в 1930-х годах выдающийся советский историк профессор (позже — академик) Михаил Николаевич Тихомиров. Он тщательно обследовал данный памятник и установил его близость с Симеоновской летописью и с фрагментарно уцелевшей Троицкой хроникой. Результаты своих исследований, которые не прекращались даже в годы Великой Отечественной войны, Тихомиров опубликовал в 1942 и 1945 годах. А 20 лет спустя после Победы в 1965-м (по стечению обстоятельств в год смерти М. Н. Тихомирова) Летописец Кривоборского был целиком напечатан в 30-м томе фундаментального академического издания «Полное собрание русских летописей», которое начало выходить ещё в Российской империи и продолжается и поныне. С той поры Летописец Кривоборского — непременная принадлежность любого исследователя средневековой отечественной истории.

Николай ФРОЛОВ

«Районка, 21 век», №25 (242)
от 09 июля 2015 г.

1.4. Увяз ли в наших местах Кий?

А был ли мальчик?

М. Горький

Давайте заглянем в «Краткий топонимический словарь», составленный В. А. Никоновым. Там даётся объяснение многих населённых пунктов нашей страны. Яхрома… Оказывается, всё очень просто. Жена князя Юрия Долгорукого, сопровождавшая мужа на охоте, при переправе через реку оступилась и воскликнула: «Я хрома!» Город, построенный на этом месте позднее, и получил такое название — Яхрома.

Смотрим дальше. Кинешма… Степан Разин с персидской княжной проплывал на стругах мимо нынешних городов Решмы и Кинешмы, и княжна сначала восклицала: «Режь мя» (т. е. «меня»), а затем рыдала: «Кинешь мя». Но всем известно, что Разин никогда не поднимался так высоко по Волге, а пленница-шамаханка не говорила по-церковнославянски.

Ещё пример. Жиздра… Река в Калужской области. Народ говорил, что на обоих берегах её стояли русские посты, сторожи. Время от времени с одного поста к другому неслось: «Жив-здрав?» И в ответ: «Жив-здрав!» А поскольку через реку слова долетали слабо, конечное «в» терялось. Так и получила эта река название Жиздра.

Ещё? Пожалуйста: Хотьково, Ворскла, Коломна… Но, как сказано в «Словаре», все эти названия — не что иное, как топонимические анекдоты. Анекдоты? Да! Наукой здесь и не пахнет.

К такому анекдотическому объяснению можно присоединить и Вязники, когда начинают вспоминать «легенду» про князя Кия, зло правившего здесь когда-то. Когда он поехал на очередную охоту, то завяз в болоте. Жители этого населённого пункта (какого — не говорят) вышли на высокий берег Клязьмы и кричали: «Вязни, Кий, вязни, Кий, вязники…» Вот вам пример ещё одного топонимического анекдота. Мы не знаем, кто его автор, но точно знаем, когда он появился. Впервые о нём повествует в своей книге «Вязники» наш краевед, священник Константин Веселовский в 1871 году.

Давайте попробуем доказать, что это не что иное, как лингвистико-топонимический анекдот. В легенде говорится о славянском князе Кие, правившем в наших местах в XIV веке. Но, позвольте, такого имени ни у славян, ни тем более у русских этого века не было. Ссылаются на название города Киева, который, дескать, также образовался от имени князя. Учёные до сих пор ищут князя с таким именем. Не находят…

Единственное, что удалось предположить, что на этом месте был перевоз через Днепр, и город мог быть назван по этому перевозу, ведь «кий» — это длинный шест, при помощи которого и двигался плот от одного берега к другому. В одной древней «бумаге» он (перевоз) и назван тем древним словом — «киев». Некоторым учёным очень хотелось всё объяснить с этимологической точки зрения. Они даже записали, что давно было такое мужское имя — Кий, и что по этому имени и назвали тот перевоз — Киев перевоз.

К сожалению, точного объяснения до сих пор нет. И только «Словарь русских личных имён» под редакцией Н. А. Петровского узаконил эту ошибку. Правда, там говорится уже не о длинном шесте, а о молоте (?), и говорится далее, что Кий — это имя «одного из основателей города Киева». Предположим, что в то далёкое время (полторы тысячи лет тому назад) и жил человек с таким именем. Но в наших-то местах, когда людям при рождении в XIV веке уже давали только православные имена! Да и в те далёкие, но уже исторические времена на Руси не было ни одного князя с этим именем. Да и имена трёх князей, основателей Киева, — только легенда.

Тот, кто создал «нашу» легенду, предполагал, что Вязники как населённый пункт уже существовали в XIV веке. Теперь мы точно знаем, что не было тогда никаких Вязников, как не было и не могло быть никакого князя русского с этим именем. Это всё народная выдумка, анекдот, как мы теперь скажем. Помню, как наш поэт Юрий Васильевич Мошков возмущался появлением этой «легенды», в которой нарушен всякий логический и языковой смысл. Он говорил мне: «Давай создадим новую „легенду“! В Клязьме, в районе Вязников, водится много язей. Пусть жители нагорных деревень, уходя на рыбалку, говорили: „Пошёл на Клязьму, в „язники“ (места обитания язей) “. „Куда пошёл?“ — переспрашивали их. „Вязники“. Так, мол, и повелось — в язники да вязники, и получилось — Вязники». Однако даже Мошков не пошёл дальше этих разговоров, видя в этом полнейший абсурд.

И печально, когда местные экскурсоводы до сих пор (до недавнего времени) рассказывают гостям эту «легенду» и остаются довольны тем, что нигде, кроме Вязников, нет подобной дури, и рады, что им верят. Но уж если вы очень хотите «прославить» наш город, то, рассказывая эту «легенду», в заключение говорите, что она по красочности не уступает таким классическим примерам топонимических анекдотов, какими являются анекдоты про Яхрому, Хотьково или Кинешму. Давайте уважать и наш город, и уши наших гостей, если сами уже привыкли к этой чепухе…

Донат ОБИДИН

«НВГ плюс», №20 (33) от 22 мая 1997 г., «Районка, 21 век», №38 (256) от 22 октября 2015 г.

1.5. «Хозяин Вязников» трижды
отказывался от российского трона

В канун Дня народного единства, который отмечается 4 ноября, учреждённого в память о событиях начала XVII столетия, когда в 1612 году ополчение князя Дмитрия Пожарского и нижегородца Козьмы Минина освободило Москву от польских интервентов, принято вспоминать о событиях четырёхвековой давности в России. Однако, несмотря на то, что они изучены достаточно неплохо, до сих пор ретроспективное внимание соотечественников в основном привлекают главные персонажи исторической драмы Великой Смуты: Борис Годунов, Василий Шуйский, те же Минин и Пожарский, Михаил Романов, патриарх Гермоген, Авраамий Палицын, Прокопий Ляпунов, Дмитрий Трубецкой, Лжедимитрий, гетманы Ходкевич и Сапега, Сигизмунд III и королевич Владислав. Но куда реже среди этих романтических, героических или зловещих персонажей встречается фигура боярина князя Фёдора Ивановича Мстиславского, которого историки по аналогии с английским графом Ричардом Невиллом Уориком — ярким деятелем времён войн Алой и Белой Розы — называли «делателем королей».

Князь Мстиславский примечателен вдвойне, так как именно ему принадлежала Вязниковская слобода и множество окрестных сёл, включая село Минино в пределах нынешней городской черты Вязников, а также Воскресенский погост на Гоголевой горе на реке Тетрух, погост Преображенский, погост Успенский на Суворощи, Никологоры и Архидиаконский погост на Клязьме с десятками деревень. Фактически именно боярин Мстиславский являлся хозяином всей территории нынешних Вязников и значительной части его окрестностей.

Фёдор Иванович Мстиславский — потомок старинного княжеского рода, происходящего от великого князя Литовского Гедимина. С начала XVI века Мстиславские служили московским великим князьям, а потом и царям. Дед Ф. И. Мстиславского князь Фёдор Михайлович Мстиславский получил известность в качестве воеводы и дважды разбил татарские отряды. До сих пор в Оружейной палате хранится его сабля. Сын последнего от брака с племянницей великого князя Василия III Иван Фёдорович был боярином царя Ивана Грозного и пользовался большим влиянием при дворе. И. Ф. Мстиславский в известной мере способствовал выдающейся карьере своего отпрыска, названного в честь деда-полководца Фёдором. Правда, князь Фёдор Иванович Мстиславский, как впоследствии оказалось, не столько перенял полководческие таланты своего деда, сколько стал непревзойдённым политическим интриганом.

Уже в 27-летнем возрасте в 1577 году молодой князь Мстиславский стал боярином, что примерно соответствовало нынешнему министру. Тогда же он стал первым воеводой (главнокомандующим) при походе русского войска против Крымского ханства. Заслужить такое положение в столь молодых летах в ту пору было почти нереально. Однако так как род князей Мстиславских при Иване Грозном был признан самым знатным в России после царского, то Фёдор Иванович Мстиславский стал первенствующим членом Боярской думы, в которой заседали представители высшей аристократии, после своего отца, а после его кончины возглавил бояр-думцев.

Уже в 1598 году после смерти последнего царя из династии Рюриковичей Фёдора Ивановича, второго сына Ивана Грозного, тёзка скончавшегося государя князь Фёдор Мстиславский рассматривался в качестве кандидата на российский престол. Но сам он отказался царствовать, не желая рисковать враждой с всесильным тогда шурином царя Фёдора боярином Борисом Годуновым. Став монархом, Годунов с большим подозрением относился к своему потенциальному сопернику. Лишь осенью 1604 года в разгар борьбы с самозванцем Лжедмитрием I царь доверил Мстиславскому командование войском, посланным против «царя Дмитрия Ивановича», однако 18 декабря князь был разбит под Новгородом-Северским, получив рану в бою. Затем, однако, Фёдор Иванович одержал верх над отрядами самозванца, в том числе и над поддерживавшими его поляками 21 января 1605-го при Добрыничах (в нынешней Брянской области). Но спустя несколько месяцев, 23 апреля, умер Борис Годунов, и князь Мстиславский, не жаловавший семейство Годуновых, завязал контакты с самозванцем. Возглавлявший политический сыск при молодом царе Фёдоре Борисовиче Годунове его родственник боярин Семён Никитич Годунов, узнав об измене Мстиславского, даже отдал приказ убить князя, но вскоре Фёдор II был убит, а Лжедмитрий вступил в Москву.

Сохранив своё положение первого боярина при «царе Дмитрии Ивановиче», Мстиславский вскоре решил, что дальнейшее пребывание самозванца на престоле, при котором поляки и прочие иноземцы приобретали всё больший вес, нежелательно. Князь инспирировал заговор против Лжедмитрия, в результате которого 17 мая 1606 года тот был убит. Тогда в Москве опять заговорили о том, что новым царём надо выбрать Мстиславского. Но государем Фёдором III он вновь не стал. Рассудив, что в последние годы цари умирают на Москве слишком часто, князь Фёдор Иванович поддержал кандидатуру князя Василия Ивановича Шуйского. Во время венчания на царство царя Василия IV князь Мстиславский держал над ним Шапку Мономаха — корону московских царей. После начавшейся войны с новым самозванцем Лжедмитрием II, на стороне которого опять выступили поляки и казаки, а также во время подавления восстания Болотникова, Мстиславский стал одним из первых воевод нового царя.

Новый царь Василий IV сполна оценил помощь Мстиславского. Именно он в 1609 году пожаловал и без того обладавшему огромным богатством князю «за Московское осадное сидение в Володимерском уезде в Ярополческой дворцовой волости Вязниковскую слободку да село Минино, да Зарецкий стан, да три пятины».

Когда в июле 1610-го Василий Шуйский был свергнут, то князь Мстиславский возглавил правительство из семи бояр (семибоярщину). Ему вновь предложили трон, но Фёдор Иванович уже в третий раз от Московского царства категорически отказался. Так как Лжедмитрий II и находившиеся при нём поляки под командой воеводы Сапеги, располагавшиеся в подмосковном селе Тушине, угрожали захватом столицы, Мстиславский высказался за избрание царём сына польского короля Сигизмунда III принца Владислава, дабы власть не досталась новому самозванцу. Он объявил, что сам не хочет быть царём, но не хочет также видеть царём и кого-нибудь из своих братьев бояр, а что должно избрать государя из царского рода.

Однако будущий Владислав IV до Москвы так и не добрался. А когда в 1612 году ополчение Минина и Пожарского выбило интервентов и их сторонников из столицы, Мстиславский участвовал в избрании царя Михаила Фёдоровича Романова. Во время венчания нового государя князь осыпал его золотыми монетами, а Шапку Мономаха на этот раз держал дядя нового царя боярин Иван Никитич Романов.

Михаил Романов подтвердил за Мстиславским пожалования всех его предшественников, в том числе и Василия Шуйского «в Ярополческой волости слободку непашенную Вязниковскую на речке на Волошне, да к непашенной Вязниковской слободке село Минино на речке на Волчнике, да за рекою стан, да горнего стану три пятины».

Нынешние Вязники могли бы стать центром обширного частного имения и, как следствие, никогда бы не стали городом, так как в позднейшей истории России во владельческих имениях новые города не учреждались. Однако брак князя Фёдора Ивановича Мстиславского с княжной Домной Михайловной Темкиной-Ростовской оказался бездетным. После кончины боярина в 1622 году его обширные владения, в том числе вязниковские вотчины, унаследовала вдова, принявшая иноческий постриг с именем Ирина (их дочь княжна Ольга Фёдоровна умерла ещё в 1609-м). После кончины старицы единственной наследницей Мстиславских стала сестра князя Фёдора Ивановича княжна Ирина Ивановна Мстиславская, принявшая в иночестве имя Александры. Она умерла 15 ноября 1639 года в московском Вознесенском монастыре, после чего огромные богатства Мстиславских были отписаны на великого государя.

Николай ФРОЛОВ
«Районка, 21 век», №42 (209) от 30 октября 2014 г.

1.6. Вязники в конце Смутного времени

Перелистывая недавно трёхтомную «Историю Российскую» Василия Татищева, в конце последнего её тома я обнаружил такие строки: «Саадашный перешел Оку, а казаки, отойдя от Волконского, стали в Владимирском уезде в Ерополческой волости и делали великие разорения». «Ерополческая волость», понятно, что Ярополческая. Но на этом обширный труд Татищева практически заканчивается. Восстановить дальнейшие события помогла книга Александра Станиславского «Гражданская война в России XVII в.» с подзаголовком «Казачество на переломе истории». Книга интересна тем, что в ней целая глава отводится событиям на Вязниковской земле, которым без малого 400 лет. Перелистаем же некоторые её страницы.

Кто интересовался историей русской Смуты, помнит ту значительную, хотя порой весьма противоречивую роль, сыгранную в ней казаками. Поэтому и отношение к ним в различных слоях русского общества было далеко не однозначным. Василий Ключевский так пишет об участии казаков в решающих битвах того времени: «В октябре 1612 года казаки взяли приступом Китай-город. Казацкие же атаманы, а не московские воеводы, отбили от Волоколамска короля Сигизмунда, направлявшегося к Москве, чтобы воротить ее в польские руки, и заставили его вернуться домой». На Вселенском соборе, избравшем нового царя в марте 1613 года, слово казаков в поддержку Михаила Романова было, по свидетельству того же историка, весомым. Бесспорно, казаки уже ощущали себя и военной, и политической силой. С избранием царя Смута не закончилась. Народное море ещё волновалось и лихо бродило по Руси. Забрело оно и в наши края. Об этом можно прочитать в одной из глав упомянутой выше книги.

Называется глава «Вязниковский лагерь» и описывает события, произошедшие вслед за переправой запорожских казаков гетмана Сагайдачного (у Василия Татищева — Саадашного) через Оку. Запорожцы поддерживали польского королевича Владислава, не оставившего надежды на русский престол, а казаки держали сторону Михаила Романова, к тому времени уже шестой год царствовавшего. Между ними был бой как раз при переправе через Оку. Рубились два дня. Сначала казацкие воеводы Волконского отбросили запорожцев на правый берег, но они вновь переправились и оттеснили казаков Волконского к Коломне. Местные дворяне их в город не пустили, а открыли стрельбу: четверых убили и многих ранили. Оказавшись между двух огней, казаки «не сердитым делом» решили на своём круге идти «кормиться» в село Высокое, что в 40 верстах от Коломны. «8 сентября, — читаем в предыдущей главе, — за два часа до рассвета они ушли от Волконского, захватив часть обозов; за ними последовали служилые татары и астраханские стрельцы. Последние по пестроте состава имели с казаками много общего».

Именно такое разношёрстное возмущённое «войско» появилось в наших краях спустя 20 дней после вынужденного ухода из-под Коломны. «Между тем казаки, миновав село Высокое, перешли во Владимирский уезд и остановились в Туголесской волости. Здесь они нанесли поражение большому отряду украинских казаков пана Миневского, захватив знамёна, литавры и много пленных. Затем казаки двинулись дальше на восток, 27 сентября 1618 года вошли в Ярополческую волость и в Вязниковской слободке разбили свой лагерь». Почему казаки пришли именно сюда? Случайно или у них были свои резоны? Автор уверен, что такие резоны были: «Ярополческая волость, — пишет он, — была выбрана как место стоянки казацкого войска едва ли случайно. В царствование Василия Шуйского она была пожалована возглавлявшему Боярскую думу князю Ф. И. Мстиславскому. В 1611 г. руководители Первого ополчения решили „испоместить“ здесь дворян Вязьмы и Дорогобужа, потерявших свои владения, однако скоро волость попала в приставство к казакам, которым Заруцкий приказал „выбити“ оттуда дворян. По крайней мере, для некоторых казаков, пришедших сюда в сентябре 1618 г. это было хорошо знакомое место, где они жили и собирали „корма“ задолго до описываемых событий».

Смута постепенно заканчивалась, но не всё ещё улеглось: государственная казна была пуста, из-за невыплаты жалованья произошли крупные волнения служилых и ратных людей в самой Москве. Что уж спрашивать с казаков, людей вольных и решительных. «Первоначально, — пишет А. Станиславский, — в Вязниках расположилось 2000 казаков и 160 татар во главе с „табунными головами“. Позднее в Вязники приехали из Москвы ещё не менее 170 казаков. Во второй половине октября 1618 г. численность войска доходила до 2500–3000 человек, среди них упоминаются 12 атаманов и 16 войсковых есаулов. Ярополческую волость и часть Гороховецкого уезда казаки разделили на приставства по станицам, а внутри станиц — по десяткам: „на десять человек выть“. Для обеспечения своей безопасности они возвели в Вязниках острог, а местных крестьян заставили обнести его рвом. Острог в Вязниках был сложен из заострённых кверху брёвен („стоячей на иглу“). В него вело двое ворот с надвратными башнями, площадь острога равнялась четырём десятинам».

Относительно места нахождения острога у вязниковских краеведов нет единого мнения. Виктор Николаевич Маштафаров указывал на городскую площадь, хотя в то время она не была ещё обстроена, а представляла собой болотистую, поросшую кустарником луговину. Донат Андреевич Обидин «отводил» ему место на пересечении улиц Пролетарской и Орджоникидзе. Лев Иванович Аносов привязывает предполагаемое место острога к Муромской дороге и церкви (есть указания на нахождение её внутри этого острога). По его предположению, это район Покровского кладбища. Во всяком случае, нынешним краеведам есть над чем поразмыслить.

А пока перенесёмся вместе с автором книги в то время: «Первые дни в войске поддерживалась строгая дисциплина. Употребление и даже хранение вина запрещалось под угрозой смертной казни. Однако так продолжалось недолго: казаки стали привозить в „таборы“ вино и пиво, а хмельные напитки из мёда делали тут же, в Вязниках. Сбор „кормов“ и денег в Ярополческой волости осуществлялся подчас в жёстокой форме. Казаки забирали у крестьян больше, чем было необходимо для пропитания и экипировки, а затем продавали за бесценок коров и лошадей приезжавшим к ним „закупщикам“. Многие крестьяне, спасаясь от казаков, бежали в другие уезды („Из Ярополческой-де волости бежит беж на Балахонскую сторону через Клязьму многие люди зжоны и ломаны“. ) Приезжавшие в Вязники видели на дорогах убитых казаками крестьян». Из Вязников казаки ходили за добычей и в соседние уезды — Муромский, Нижегородский, Луховский, Гороховецкий.

Но и сами казаки (а с ними и местные крестьяне) подвергались опасности — нападению со стороны запорожцев. Однажды те окружили и сожгли 40 казаков в деревне, где они были на «приставстве». В другой раз казаки атамана А. Реброва одержали победу над запорожцами и отослали несколько пленных из Вязников в Нижний Новгород. «Ходют, государь, около нас литовские люди вёрст по пятнадцати и по двадцати, — писали казаки, — и бои у нас с ними бывают частыя».

Вольно или невольно казаки оказывались защитниками крестьян, но в первую очередь они ощущали себя частью, возможно, наиболее значительной, чуть ли не центром, казацкого мятежа. Иначе как объяснить следующее место из книги А. Станиславского: «К мятежному войску К. Чермного из Вязников отправилась делегация во главе с атаманом Д. Пальчиковым — казаки призывали своих товарищей соединиться с ними в Вязниках. Этот призыв не остался без ответа, чем и можно объяснить появление казаков Чермного в середине октября в районе Мурома. Во второй половине октября — в ноябре 1618 г. оба казачьих войска, вероятно, объединились».

Автор книги допускает вероятность объединения казаков в одно большое мятежное войско в Вязниках. По крайней мере, Нижегородский воевода Борис Лыков свои грамоты направлял именно сюда. 4 октября грамоту привёз можайский дворянин В. Ларионов, а 7 октября он доставил «отписку» казаков назад. 11 октября в Вязники приехали нижегородский дворянин И. Никитин и посадский человек И. Андреев и вручили казакам ещё одну грамоту воеводы Лыкова. Ответ на грамоту доставила в Нижний Новгород целая делегация из есаулов и рядовых казаков. И наконец, 20 октября нижегородский дворянин М. Коблецкий доставил в Вязники третью грамоту воеводы. Четырёх курьеров задействовал воевода в этой переписке с казаками.

Не только из Нижнего Новгорода, но и из Москвы, порой с риском для жизни приезжали гонцы. «27 сентября с царской грамотой к вязниковским казакам выехали из Москвы белевский дворянин Иван Муромцев, бывший „загурский“ атаман Пятой Зелейщик и войсковой дьячок Юрий Десятого. До Вязников они добрались 2 октября, причём с большими трудностями: в 30 верстах от Владимира на них напали украинские казаки, и Ю. Десятого был ранен саблей. 13 октября все трое отправились из Вязников в Москву в сопровождении есаула Подковыри Родионова и трёх казаков — представители вязниковского войска везли царю челобитную, подписанную всеми станичными атаманами».

Хотя наш край играл в описываемых событиях, скажем так, «страдательную» роль, но тем не менее в истории Смуты о нём сохранилась память благодаря именно этим событиям. Он же вошёл и в историю казачества, оставшись на страницах её летописи в таких, на первый взгляд, «временных» (были здесь казаки всего-то ничего — около двух месяцев) терминах как «вязниковский лагерь», «вязниковское казачье войско», «вязниковские казаки», наконец.

Но какова же была развязка, чем всё закончилось? «Приезд в Вязники представителей московского правительства и нижегородского воеводы, — читаем дальше, — вызвал описанные в сохранившихся документах казачьи сходки и круги. Сходка, связанная с приездом в Вязники М. Колбецкого, происходила внутри острога: на церковной паперти стояло несколько атаманов, вокруг собралось около 200 казаков». Казаки требовали выплаты «полного» жалованья, вознаграждения за своё участие в освобождении Москвы, сохранения внутреннего устройства своего войска.

Были происходившие в Ярополческой волости события маловажными, незначительными? Думается, что нет, и вот почему. В это же самое время мятеж казаков происходит и в Москве: тысячи три казаков, «проломиша за Яузою острог побегоша из Москвы». Куда? По Владимирской дороге — в Вязники: «О том, что там расположились ушедшие со службы казаки, знали, — предполагает автор книги, — хотя бы со слов П. Родионова и других вязниковских челобитчиков, приехавших в столицу ещё 19 октября». Значит, Вязники притягивали к себе казаков как центр мятежа. Казаков удалось вернуть в Москву. Но эта последняя капля, видимо, стала основанием для «боярского приговора о вязниковских казаках от 9 ноября 1618 г». Казакам было обещано жалование «перед прежним с прибавкою», оставление в станицах «всяких людей», но в дальнейшем таковых «без государеву указу» не принимать. «В соответствии с приговором 12 ноября, — читаем в конце этой главы, — в Вязники была послана царская грамота, а на следующий день находившимся в Москве представителям вязниковского войска выдали жалованье из Казанского приказа — «по четыре аршина без чети сукна аглинскова зеленово, цена по тридцать алтын аршин».

Из Вязников казачье войско двинулось в Ярославль к боярину князю Черкасскому. Летописец, видимо, значительно завышая цифру, называет 13 тысяч казаков. Как бы там ни было, вязниковские события — это не рядовое возмущение казаков, требовавших повышения содержания («кормления»), а вспыхнувший было мятеж, захвативший не одно казачье подразделение, но который удалось погасить в самом его начале, и уже, добавим, в конце Смутного времени, заключительная страница которого, так или иначе, оказалась связанной с нашей землёй.

Сергей АПОСТОЛОВ
«Маяк», №89 
от 03 ноября 2009 г.

1.7. Кто плавал по Клязьме мимо Вязников 370 лет назад

Об истории судоходства на реке Клязьме написано уже немало. Однако по большей части речь идёт о XIX–XX веках — со времени появления первых пароходов и до «Зарниц» и речных буксиров. Что же касается Средневековья, то тут сведения о том, кто и на чём плавал (или, как говорят моряки и речники, «ходил») по клязьминским водам, куда менее конкретны. И тем интереснее сведения, которые содержатся в любопытнейшем документе — «Книги речных проходных пошлин и оброчных сборов Вязниковской слободы». Эти «книги», точнее лишь небольшой фрагмент от, по-видимому, навсегда утраченных больших фолиантов, хранятся в фонде «боярских и городовых книг», причём почему-то среди материалов по далёкому городу Вологодского края Тотьме, отстоящего от Вязников почти за 700 километров. В данных книгах записаны проплывавшие по Клязьме мимо Вязниковской слободы у города Ярополча и уплачивавшие пошлины (иначе называемые мытом) на местной таможне 370 лет назад в далёком 1645 году. В том самом, когда умер первый царь из династии Романовых Михаил Фёдорович и на российский престол взошёл государь Алексей Михайлович, по прозванию Тишайший, отец Петра Великого. Без преувеличения можно сказать, что на ветхих, пожелтевших от времени страницах наша, ныне достаточно сонная, обмелевшая и почти всегда пустынная Клязьма точно по волшебству оживает, а меж её берегов появляется множество весельных и парусных лодок самых разных размеров.

Итак, кто же плавал-ходил по Клязьме 370 лет назад? Например, в апреле 1645 года мимо Вязниковской слободы прошёл струг владимирца Дементия Иванова. Струг — плоскодонное парусно-гребное с одной съёмной мачтой и используемым при попутном ветре прямым парусом судно, длиной от 20 до 45 метров и шириной от 4 до 10 метров. На нём имелось от 6 до 20 гребцов. Гребли обычно дружно, порой даже с песнями. Известно, что иногда речные струги для защиты от разбойников могли нести от одной до четырёх небольших пушек. Некоторые струги имели так называемый «чердак» — так тогда называлась каюта. Известно, что в Вязниковской слободе существовала струговая пристань, а позже, уже при Петре I, появилась и речная верфь.

Что же касается струга Дементия Иванова из Владимира, то на нём во время апрельского захода в Вязники находились 14 человек команды. Да и само судно, очевидно, было гружёным под завязку — с него взяли пошлину 3 рубля 57 копеек, большую по тем временам сумму. В августе он вновь оказался на своём струге у Вязников с 20 человеками на борту и заплатил пошлины 6 рублей 39 копеек. В сентябре Дементий Иванов на том же струге вновь оказался в Вязниках. На этот раз на его борту находились 26 человек, а пошлины с судна было взято 4 рубля 21 копейка. В четвёртый раз за одну навигацию всё тот же Дементий из Владимира прошёл на струге мимо Вязников в том же сентябре с 10 спутниками на борту и пошлины с него взяли 3 рубля 18 копеек.

Для лучшего понимания можно добавить, что в ту пору корова стоила 2 рубля, курица — 3 копейки, а печёный хлеб — ¾ копейки за 1 килограмм. Рядовому солдату полков нового строя платили тогда месячное жалованье 90 копеек, капралу — 1 рубль 20 копеек, сержанту — 1 рубль 35 копеек, капитану — 7 рублей, майору — 14 рублей, полковнику — 45 рублей (кстати, таких полковников тогда имелось всего лишь несколько в России). Таким образом, заплативший с апреля по сентябрь только одних мытных пошлин 17 рублей 35 копеек житель Владимира на Клязьме Дементий Иванов, очевидно, был богатым купцом с внушительными торговыми оборотами.

Как свидетельствуют рассматриваемые документы, по Клязьме в тот год плавали жители Москвы и Нижнего Новгорода, Владимира и Волжского Городца, Гороховца, и даже почти сухопутного Суздаля, а также слободы Холуй — в ту пору крупного торгового центра со знаменитыми Холуйскими ярмарками, и даже далёких северных Великого Устюга и Соликамска. Помимо стругов там проходили просто гребные лодки, а также острожники — очевидно, ещё более мелкие суда. Иногда шли сразу два струга или две лодки одного владельца — мини-караваном. К примеру, в июле городчанин Тарас Кузьмин шёл на двух стругах, на которых в общей сложности насчитывалось 20 человек команды, а нижегородец Семён Яковлев в сентябре шёл сразу на двух лодках, имея на каждой по четыре гребца. Так же в июле плыл сразу на двух лодках Суздальского Спасо-Евфимиевского монастыря некий не названный по имени «неводчик» — мастер по плетению неводов — рыбачьих сетей. Видимо, вместе с суздальским монастырским «неводчиком» плыли и его подручные.

В «Книге речных проходных пошлин» особо отмечалось, как именно плыли суда мимо Вязниковской слободы. В одних случаях указано, что они «шли», а в других — подчёркивалось, что на них «гребли». Очевидно, «шли» суда в основном под парусами.

Примечательно, что среди «капитанов» речных судов было немало монахов и монастырских слуг. Так, в апреле 1645-го мимо Вязниковской слободы в лодке проследовали Нижегородского Печерского Вознесенского монастыря «слуга» Михаил Петров с тремя гребцами и старец Тарасий Амвросиева Николаевского Дудина монастыря на Оке, в лодке которого было девять гребцов. В сентябре вверх по течению Клязьмы в лодке с шестью гребцами мимо Вязников прошёл «Володимерского Рождественого монастыря слуга Иван Федоров». Тогда же там проплыл на струге Суздальского Спасо-Евфимиевского монастыря старец Иона, перевозя приобретённую им рыбу для своей обители.

Попадались среди проплывавших по Клязьме судовладельцев и иные колоритные личности. Например, шедший на струге нижегородец Григорий Свинопасов, или гороховецкий купец Михаил Ершов из старинного купеческого рода (в бывшем доме Ершовых в Гороховце сегодня помещается местный музей), или обладатели необычных имён: «холуянин» — житель слободы Холуй Потеха Новоселов и нижегородец Нерон Григорьев. Примечательно, что Новоселов проплывал мимо Вязников в том году два раза: первый раз в июле — на лодке, а в сентябре — на струге.

Особым видом товара, который провозили на судах по Клязьме, считалась каменная (поваренная) соль. Её везли с Каспия, с низовьев Волги. Соль тогда облагалась особой пошлиной, которую взимали на пристани той же Вязниковской слободы. Так, в 1645 году соль в стругах из Нижнего Новгорода по Клязьме везли нижегородец Пантелей Зотов, владимирец Григорий Автономов, суздальский посадский человек Осип Шишляков, богатейший устюжский купец член гостиной сотни (тогда их насчитывалось всего 158 человек) Никифор Фёдорович Ревякин (он выстроил в Великом Устюге две каменные церкви — Михаило-Архангельскую и Вознесенскую), член гостиной сотни соликамский купец Иван Григорьевич Горохов (на его струге было 14 гребцов), владимирский купец Дементий Иванов (тот самый, струг которого четыре раза проплывал мимо Вязников). Ещё соль возили владимирец торговый человек Василий Обросимов (по-видимому, это владимирский посадский человек Василий Обросимов Хмылов), а также приказчик владимирского купца гостиной сотни Андрея Денисовича Родионова. Нельзя не отметить, что именно Василий Хмылов и Андрей Родионов с братьями Патрикеем и Григорием, а также владимирский посадский человек Семён Сомов в 1649 году своим иждивением, в том числе, видимо, и на доходы от продажи соли, построили во Владимире каменную Успенскую церковь. Она сохранилась по сей день и значится как здание №106а на улице Большой Московской.

Любопытно также, что в 1645-м перевоз через Клязьму на тракте из Вязниковской слободы в Шую был отдан на год на откуп жителю Городца Степану Солнцеву, причём новый год тогда начинался с сентября. А общее руководство над вязниковской таможней (или, иначе говоря, мытной избой) осуществлял нижегородский таможенный голова Пантелей Золотой, занимавший этот пост около трёх десятков лет.

Николай ФРОЛОВ
«Районка, 21 век», №45 (262) от 03 декабря 2015 г.

1.8. Забытый царь, дважды побывавший в Ярополче

Из полутора десятков русских царей Фёдору III особенно не повезло. Правил он недолго и в истории оказался «в тени» своего знаменитого младшего брата Петра Великого. Возможно, именно поэтому даже специалисты обычно упоминают этого государя с указанием отчества — Фёдор Алексеевич, дабы пояснить, что речь идёт о старшем сыне и наследнике царя Алексея Михайловича, третьем монархе из Дома Романовых. Между тем во многом преобразования Петра I были начаты как раз при его забытом брате, а с Вязниковским краем Фёдор Алексеевич оказался связан теснее, чем любой из российских царей и императоров. Достаточно сказать, что за 6 лет пребывания на троне он посетил территорию нынешних Вязников как минимум дважды…

Царь, обходившийся без переводчика

Царевич Фёдор, родившийся в июне 1661 года, изначально не считался наследником престола. После царя Алексея Михайловича, второго Романова на русском троне, должен был царствовать старший брат Фёдора царевич Алексей Алексеевич — государь Алексей II.

Уже в юности Алексей Алексеевич обнаружил выдающиеся способности и собрал отличную по меркам XVII столетия библиотеку, в том числе на иностранных языках. Однако в 16-летнем возрасте царевич неожиданно скончался. Причина его смерти до сих пор остаётся загадкой. Так наследником стал следующий по старшинству брат Фёдор Алексеевич. Вскоре его отец тоже умер, и 15-летний подросток стал государем всея Руси.

Царь Фёдор III (Фёдором I был сын Ивана Грозного, правивший в XVI столетии, а Фёдором II — удержавшийся у власти всего месяц сын Бориса Годунова) оказался правителем «переходного» типа. В нём удивительным образом сочеталось почитание традиций старой Московской Руси с пониманием необходимости перемен. Он едва ли не первым среди русских царей в совершенстве освоил иностранные языки, свободно изъяснялся и читал по-польски и по-латыни (латынь тогда служила языком международного общения, каким сегодня является английский). Поляки, в сущности, всегда не любившие «московитов», были так очарованы новым русским самодержцем, что даже собирались избрать его… польским королём! Этим планам помешала лишь безвременная кончина царя Фёдора.

Любитель театра и противник местничества

Фёдор Алексеевич первым ввёл моду в России на бритые лица: при нём придворные на западный манер брили бороды, хотя прежде не иметь бороды считалось бесчестьем. Также впервые при Фёдоре III в Москве стали носить «немецкое платье» — камзолы и кафтаны западноевропейского образца. Юный царь любил театр, увлекался музыкой и пением.

Он впервые повелел уничтожить разрядные книги: в них в течение столетий записывались все придворные и военные назначения, а дети и внуки стремились получить должности не ниже тех, на которых находились их предки. Обычай местничества (считаться местами) служил препятствием для сколько-нибудь разумной кадровой политики, так как далеко не всегда у выдающегося отца имеются столь же великие дети. Царь Фёдор решил проблему бесконечных тяжб просто: по его указу разрядные книги сожгли, уничтожив повод для споров, а назначения стали производить не «по отечеству», а «по годности».

Фёдор III впервые провёл всероссийскую перепись населения и основал в Москве Типографскую школу, позже преобразованную в Славяно-греко-латинскую академию (фактически первый столичный университет), в числе учеников которой, полвека спустя, оказался великий Ломоносов.

«Царская дорога» на Вязниковской земле

При всех этих нововведениях царь Фёдор оставался очень богомольным человеком, что предопределило его повышенное внимание к древней Владимиро-Суздальской Руси, знаменитой православными святынями. В конце 1677-го, на втором году своего правления, он посетил Ярополч-Залесский, сделал тут остановку (памятью о ней стал алмазный крест и напрестольное Евангелие с надписью: «Государь царь и великий князь Федор Алексеевич… городу Ярополчу в церковь Живоначальныя Троицы и собор Архистратига Михаила пожаловал сию книгу в 7186 году декабря в 6 день») и отправился оттуда дальше — в лесные дебри на реке Лух, левом притоке Клязьмы. Там в непролазной чаще находилась Успенская Флорищева пустынь, настоятель которой монах Иларион прославился духовными подвигами. Специально для царя в пределах нынешнего владимирского региона вязниковский воевода Иван Языков и гороховецкий воевода Пётр Лопухин построили первую междугородную трассу, так называемую «царскую дорогу», прямую, словно по линейке проведённую, протянувшуюся через вековые леса, куда прежде ни конному, ни пешему не было пути.

Впервые оказавшийся в подобном захолустье царь был поражён увиденным. Он проникся огромным уважением к подданным, живущим в провинции в непростых условиях, «в скудости и гладе». Государь, как мог, щедро одарил Залесские города, храмы и монастыри, а инока Илариона почитал выше многих тогдашних архиереев, сделав его своим духовником. Гороховецкий отшельник имел столь сильное влияние на царя, что когда тот собрался жениться, то невесту выбрал по совету старца Илариона. Однако счастливый поначалу брак оказался недолгим. Царица Агафья Семёновна (урождённая Грушецкая) родила царю долгожданного сына и наследника царевича Илью Фёдоровича, но умерла от послеродовой горячки. А вскоре скончался и новорождённый царевич.

Как Ярополч лишился новой крепости

Убитый горем Фёдор III покинул Москву и отправился искать утешения к иеромонаху Илариону. В конце 1681 года он повторно побывал в Ярополче, вновь проехал по «царской дороге» и прибыл во Флорищеву пустынь в сопровождении Патриарха Иоакима, где в его присутствии был освящён новый каменный собор. Правда, камень на него забрали из Ярополча, где стройматериалы на новую крепость поначалу заготовили, но потом было решено не строить новых укреплений.

Старец Иларион сумел утешить несчастного в личной жизни государя. Глубоко уважая подвижника, царь распорядился рукоположить его в архиепископы Суздальской епархии. Но архиепископом Иларион оставался всего три месяца. Фёдору Алексеевичу этого показалось мало, и он повелел, чтобы суздальского владыку возвели в сан митрополита, хотя прежде архиереи Суздаля подобной чести никогда не удостаивались. Митрополит Суздальский и Юрьевский Иларион сделался едва ли не самым влиятельным человеком в Русском государстве, но «русским Ришелье» не стал и своими возможностями воспользовался лишь для «выбивания» финансирования строительства каменного «кремля» в Суздале, которым туристы и паломники любуются до сих пор.

В третий раз царь до Ярополча доехать не смог

В начале 1682 года царь женился во второй раз. И здесь на выбор невесты повлиял митрополит Иларион. Новой царицей стала Марфа Матвеевна Апраксина из старинного боярского рода, представители которого имели большие имения во Владимирском и Суздальском уездах. Но царю Фёдору долгий век и счастливое супружество были не суждены. Он тяжело заболел, состояние государя постепенно ухудшалось. Последней дальней поездкой царя весной 1682-го стало посещение Суздаля. Визит монарха оказался настолько неожиданным для местных властей, что в порыве рвения на центральной суздальской улице даже сломали десятки лавок и «шалашей» — подобия нынешних ларьков, дабы расчистить проезд для царской свиты. До Ярополча молодой государь в третий раз уже не добрался — не хватило сил.

Возвратившись в Москву, Фёдор Алексеевич слёг и уже не поднялся. Он скончался 7 мая 1682 года, немного не дожив до своего 21-летия, и был погребён в Архангельском соборе Московского Кремля рядом с могилами первой жены и сына. Начатое царём Фёдором преобразование России продолжил его младший брат Пётр, причём куда более радикальными методами. Он в Ярополче уже не бывал, а в Вязниковской слободе лишь заказывал полотно и пеньку для парусов и такелажа своего любимого детища — военного флота.

Николай ФРОЛОВ
«Районка, 21 век», №31 (248) от 27 августа 2015 г.

1.9. Как Ярополч-Залесский был церковной столицей

Сейчас уже почти лишь одни специалисты-историки помнят, что в течение полутора с лишним десятков лет город Ярополч — предтеча нынешних Вязников — являлся титулярным центром Владимирской епархии, второй церковной столицей наряду с Владимиром на Клязьме. Старинная Владимирская епархия, появившаяся ещё во времена великого князя Всеволода Большое Гнездо, была упразднена на рубеже XIII–XIV веков. С тех пор Владимирский край входил в митрополичью, патриаршую и синодальную область, а повторно самостоятельная владимирская архиерейская кафедра была воссоздана лишь при дочери Петра Великого императрице Елизавете Петровне. В начале марта нынешнего года исполняется 270 лет с тех пор, когда императрица Елизавета в 1744 году своим повелением объявила о восстановлении Владимирской епархии, а её вторым центром (по традиции православные епархии имеют сразу два центра — главный и титульный) был почему-то назван Арзамас — город нынешней Нижегородской области, который тогда также находился в ведении владимирского архиерея.

С самого начала было решено, что первым епископом Владимирским и Арзамасским станет настоятель Рождественского монастыря во Владимире Платон (Петрункевич), потомок малороссийского (украинского) дворянского рода, пользовавшийся славой прекрасного проповедника и опытного администратора. Однако больше проживавший в Петербурге, чем во Владимире, архимандрит Платон вовсе не спешил становиться епископом и уезжать из столицы. Только 21 марта 1748 года, спустя долгих четыре года, состоялась хиротония владыки Платона. Однако наречён он был епископом Владимирским и Яропольским, а не Владимирским и Арзамасским! То есть вторым центром епархии официально был признан город Ярополч-Залесский, в ту пору уже находившийся в явном упадке. Почему в качестве титульного (второго) центра Владимирской епархии вместо Арзамаса признали Ярополч, неизвестно до сих пор.

Малороссийский генеральный хорунжий Николай Ханенко записал в своём дневнике об этой хиротонии: «В дворцовой большой церкве посвящен епископом в Владимер и Ярополч архимандрит рождественский володимерский Платон Петрункевич, а посвящал оного митрополит киевский, преосвященный Тимофей Щербацкий, с сослужащими с ним епископом псковским Симоном Тодорским, архиепископом С.-Петербурским Феодосием Янковским, епископом великоустюжским Варлаамом и несколько архимандритами в присутствии ея императорскаго величества и их императорских высочеств».

В новом епархиальном центре Ярополче, который епископ Платон впервые посетил лишь в 1749 году, было запланировано строительство нового каменного собора. Однако его возведение долго откладывалось. Работы стартовали лишь в 1756-м — в последний год жизни владыки Платона — и были выполнены при его преемнике архиепископе Владимирском и Яропольском Антонии I (царевиче Багратионе) к 1761 году. Пятиглавый Троицкий собор с высокой шатровой колокольней на Ярополческой (Мининой) горе стал памятником Ярополчу-Залесскому — епархиальному центру.

Местной церковной столицей Ярополч-Залесский оставался 16 лет. Титул архиереев Владимирских и Яропольских носили три владыки: Платон (Петрункевич), Антоний (Багратион) и Павел III (Гребневский). Однако в 1763 году к Владимирской и Яропольской епархии был присоединён Муром с округой, который ранее находился в ведении рязанских архиереев. В ту пору в Ярополче и Вязниковской слободе с округой насчитывалось 64 церкви, а в Муроме и его окрестностях — 138 храмов. Поэтому правившая тогда императрица Екатерина II сочла, что вторым центром епархии должен стать более крупный город с большим числом православных церквей. 14 июня 1769 года царица утвердила новое наименование Владимирской епархии, которая стала именоваться Владимирской и Муромской. Соответственно был изменён и титул епископа Павла, который всего лишь год был Преосвященным Владимирским и Яропольским. Екатерина II повелела ему писаться епископом Владимирским и Муромским, указав, что так будет «именоваться пристойнее».

Так завершился краткий период возвышения Ярополча-Залесского в качестве церковного центра, памятником чему до наших дней остаётся величественный Троицкий собор.

Николай ФРОЛОВ
По материалам сайта Вязники.Ру.

1.10. Зелёный Вяз на жёлтом поле

Этот материал стал в 2009 году победителем городской и областной конференции исследовательских работ школьников движения «Отечество». Печатается в сокращении.

С древнейших времён герб является символом и отличительным знаком государства, города, рода или отдельного лица. Он составляется по определённым правилам, принятым в данной стране в тот или иной исторический период, и утверждается специальными законодательными актами.

Вязниковский герб в дореволюционную эпоху

2 марта 1778 года одним из своих указов императрица Екатерина II учреждает Владимирское наместничество, а назначенный наместником граф Р. И. Воронцов получает высочайшее предписание объехать свои владения и определить штат уездных городов. С марта по июнь длится поездка, в ходе которой он посещает десятки мест, в том числе и Вязниковскую слободу. На основании своих наблюдений Воронцов предлагает преобразовать слободу в город, что и было сделано спустя несколько месяцев 1 сентября. А спустя ещё три года новоявленный город получает свой герб.

По всей видимости, его автором стал герольдмейстер департамента герольдии Правительствующего Сената, статский советник Александр Андреевич Волков.

В описании к вязниковскому гербу говорилось: «В верхней части герба на красном фоне поместить изображение льва в железной короне и с серебряным крестом в лапах, а в нижней части — зеленый вяз на желтом поле, так как оных в том месте произрастает во множестве…»

Таким образом, по своему характеру он относился к так называемым «говорящим» гербам, то есть таким, в рисунке которых раскрывалось значение города. В нашем случае — вяз — Вязники.

Следует заметить, что с течением времени городской символ претерпел ряд изменений и окончательно оформился лишь к 30-м годам XIX века. Его подробное описание закреплено в «Полном собрании законов Российской империи»: «В верхней части герб Владимирский: в красном поле, стоящий на задних лапах лев, имеющий в голове железную корону, держит в передней правой лапе длинный серебряный крест. В нижней — дерево вяз в золотом поле, означающий имя сего города».

С момента своего появления герб широко использовался как официальный символ Вязников и органов городской власти. По воспоминаниям краеведа С. Змеева, резное изображение герба украшало здание Вязниковской городской думы вплоть до революции 1917 года.

Был он изображён и на отличительном знаке «городского головы», который изготавливался по специальному заказу и носился представителем высшей администрации на груди на массивной цепи. Сейчас этот уникальный «свидетель» прошлых эпох хранится в Вязниковском историко-художественном музее.

Изображение герба использовалось и в оформлении других должностных знаков, принадлежавших представителям низших структур местной власти. Так, в фондах того же музея имеется медная бляха сотского, нашивавшаяся на одежду. Печати с изображением герба ставились на паспорта жителей Вязниковского уезда, на свидетельства об окончании учебных заведений, на билеты общественного банка и другие документы.

Старались использовать герб для рекламы своей продукции и местные предприниматели. Правда, ради этого им приходилось идти на разного рода ухищрения, так как правом изображать городской символ обладали лишь представители местной власти. Известно своеобразное использование этого отличительного знака льнопромышленником В. Ф. Демидовым: на щите, всю площадь которого занимает изображение вяза, в правом верхнем углу находится «владимирский лев», а в нижней части — тюк ткани с инициалами владельца — В.Д.

Вязниковский герб верой и правдой служил городу и уезду более 130 лет, пока не наступили революционные времена, и на смену старой символике не пришла новая.

История городского герба в ХХ веке

После установления в Вязниковском крае Советской власти городской герб стал постепенно уходить в забвение. Оно длилось несколько десятилетий, вплоть до середины прошлого века. Известен случай, когда в 1967 году газета «Маяк» опубликовала письмо вязниковца Морозова, в котором отмечалось, что «за последние годы многие города нашей Родины вернулись к одной из наиболее интересных традиций — учреждению своих гербов. Одни почти без изменения повторяют содержание гербов, существовавших в далёкие времена, другие — видоизменяют их, третьи — создают новые». В своём письме автор предложил исполкому горсовета принять решение об учреждении герба города Вязники к 50-летию Советской власти. Возрождение отличительного символа произошло в конце 60-х годов ХХ века и было связано с развитием туризма и организацией маршрута «Золотое кольцо России», проходящего через древнейшие города — Владимир, Суздаль, Кострому, Ярославль и другие. В так называемое «Малое кольцо» вошёл тогда и город Вязники.

Развитие туризма сопровождалось массовым производством различных сувениров — значков, открыток, содержащих историческую символику города. Но надо заметить, что в те годы изображения герба выполнялись с разными нарушениями. К примеру, на одних значках вяз имел золотистый цвет, вместо зелёного, на других — дерево изображалось не на традиционном жёлтом фоне, а на изумрудном. Часто менялась и сама форма гербового щита. Положение дел осложняло и негативное отношение государства к церкви. В связи с этим вместо креста в лапах льва неожиданно оказывался посох или направленный рукояткой вверх меч, гарда которого внешне очень схожа с крестом. Более того, на памятной медали, выпущенной к 200-летию Вязников, было решено вообще отказаться от льва и оставить только один вяз.

Положение стало меняться лишь на рубеже ХХ–ХХI веков, когда Законодательное Собрание Владимирской области занялось вопросом разработки и утверждения областной символики. Именно тогда и были утверждены герб и флаг области, гербы районных городов.

С тех пор главный символ Вязников вернул себе своё историческое лицо, его изображение в точности соответствует описанному в «Полном собрании Законов Российской империи».

В настоящее время увидеть городской герб можно на официальных бланках местной администрации, на различных удостоверениях, на Галерее Славы и других местах. Восстановлен он и на здании бывшей Вязниковской думы.

По материалам Алексея ЛЕБЕДЕВА и Юлии МОИСЕЙЧЕВОЙ

«Маяк», №31 от 08 апреля 2010 г.

Фотоиллюстрации предоставлены Н. В. Фроловым и Историко-художественным музеем г. Вязники.

1.11. Вязники были «столицей» Коврова

В начале февраля 2014 года исполняется 210 лет с того дня, как город Вязники перестал быть «столицей» для… Коврова! Нет-нет, это не оговорка. На рубеже XVIII–XIX веков именно Вязники в качестве уездного города являлись административным центром для соседнего Коврова, который вместе с окрестными селениями входил в Вязниковский уезд. Инициатором подобного положения дел стал император Павел I, который ненавидел свою мать Екатерину II и старался повсюду, где только было возможно, отменить её указы и нововведения.

Ковров стал уездным центром в сентябре 1778 года при учреждении Владимирской губернии, прежде являясь селом. Менее чем через год после своего вступления на престол, государь Павел Петрович повелел упразднить ряд «новых» уездов Владимирского края, в числе которых оказался и Ковровский. Город Ковров, переименованный в заштатный город, 8 октября 1797 года был включён в Вязниковский уезд, и, таким образом, Вязники действительно оказались для ковровчан местной столицей.

После убийства Павла I в результате заговора в марте 1801 года его сын и наследник Александр I поначалу утвердил «штаты Владимирской губернии» в том виде, в каком они находились при его отце. 21 марта 1802-го новый царь фактически одобрил пребывание Коврова в составе Вязниковского уезда. Однако назначенный в том же году новый владимирский губернатор князь Иван Михайлович Долгоруков решил, что Ковровский уезд необходимо восстановить, и направил соответствующее донесение в Сенат. Сенаторы прониклись доводами губернатора и, в свой черёд, направили доклад государю.

В итоге Александр I восстановил Ковров в качестве уездного центра, а Вязниковский уезд был оставлен в прежних екатерининских границах. Официальное повторное открытие Коврова в качестве уездного центра состоялось 7 февраля 1804 года в присутствии губернатора князя Долгорукова. Но, тем не менее, в истории навсегда осталось, что в течение более чем шести лет именно вязниковские власти управляли ковровчанами.

Николай ФРОЛОВ

«Районка, 21 век», №04 (171) от 30 января 2014 г.

1.12. Трижды пропавшие Вязники

Пожарный — специалист по тушению пожаров.

Пожарник — погорелец, пострадавший от пожара.

Из старой энциклопедии

Пожары в России составляли страшное бедствие, истребляя ежегодно сто тысяч строений и причиняя убыток на 50 миллионов рублей. Из ежегодных 28 тысяч пожарных случаев 92 процента приходилось на сёла и деревни (дурное устройство печей, труб, деревянные и соломенные строительные материалы).

Вязники являются, наверное, единственным городом в России, который трижды пострадал от пожаров — «погорел без остатка». Основанный четыреста лет тому назад город Вязники, тогда ещё село-слобода, в середине XVII века получил подкрепление. В это время по указу царя Алексея Михайловича был построен рядом великий город Ярополч, в память того древнего Ярополча, который существовал ещё в XII веке и был сожжён монголами в первой половине XIII века. Но новый город-крепость Ярополч не стал неуязвимым от огня, так как был построен полностью из дерева. Его внушительные стены и башни простояли всего полвека. Как пишет в своей книге С. И. Змеев, первый большой пожар произошёл 1 июня 1703 года. Он его называет «страшным пожаром». Видимо, С. И. Змеев видел старый документ того времени, в котором было сказано, что «город Ярополч с Вязниковскою слободою погорел без остатка», и с того времени город Ярополч более уже не возобновлялся. Начался пожар, пишет Змеев, в «Кривой улице» (где располагалась эта улица в 1703 году, мы не знаем). Пострадал в то время и Казанский собор. Об этом говорит в своей книге «Сказание об иконе Казанской Божией Матери» протоиерей В. М. Орлов. Икона Казанской Божией Матери во время пожара была перенесена в тёплую Никольскую церковь.

Собор стоял без службы пять лет, и только в 1708 году служба возобновилась после отстройки собора. Можно только представить себе грандиозность этого первого вязниковского пожара! Столетнее развитие Вязников было прервано. Начался второй этап в строительстве нового города.

Остатки этого (!) пожара и сейчас можно найти при раскопках в Ярополи. Часто попадаются угли и остатки изразцов, кусочки слюды, вероятно, от окон. Второй пожар произошёл спустя 84 года — в 1787 году. У того же Змеева находим небольшое сообщение по этому поводу: «В ночь на 15 июня 1787 года в Вязниках сгорели присутственные места, калашный мост, другие строения». В делах городской думы за 1793 год сказано: «Был большой пожар».

Спустя почти сто лет, в 1873 году, в Вязниках произошёл третий «грандиозный пожар». 14 июля, днём, загорелось в бывшей Масляной улице (теперь это Новофабричная улица). Пожар начался на «тёмной» стороне, т. е. обращённой на север, в доме Коряковцева. Известна и его причина — неосторожность квартирантки, жены чиновника, варившей на дворе варенье. День был жаркий, и пламя, благодаря ветру, быстро распространилось, и искры перелетали на далёкое расстояние. Как сообщает С. И. Змеев, полностью сгорел почти весь центр города. Всего в этом году сгорело 156 домов. Пожаром и тушением было испорчено множество вязниковских садов. Об этом пожаре узнала уроженка Вязников Татьяна Ивановна Щёголева, которая в то время жила в Сибири. Она прислала 5 000 рублей для раздачи бедным погорельцам.

В Вязниках своей пожарной команды не было, поэтому пожарных прислали из Владимира. Для тушения пожара в Вязники приехал и сам губернатор. Вязниковский городской голова В. Ф. Демидов, как всегда, тушил пожар лично. В это время подошёл губернатор и начал делать какие-то замечания тушильщикам. Сказал что-то и Демидову. Тогда Демидов обернулся к нему и сказал: «Эх, Ваше превосходительство, мы думали, что вы приехали нам помогать, а вы приехали нас ругать». Вот почему в Вязниках мало домов старых. Все основные каменные и деревянные дома в центре города были построены уже после 1873 года, т. е. сто двадцать лет тому назад.

После этого, третьего пожара в Вязниках городской голова поставил вопрос об образовании в городе пожарной команды и принятии срочных мер для недопущения впредь таких пожаров. Все вновь строящиеся дома должны были отделяться друг от друга специальной кирпичной стеной. Такие стены ещё и сейчас можно видеть между домами в Ярополи. Это так называемые брандмауэры. Город восстанавливался по обновлённому плану.

В 1892 году в Вязниках уже при новом градоначальнике В. В. Елизарове появилось пожарное депо. Это здание выполняет свою функцию до сих пор. Пожарных машин тогда ещё не было. Сохранилась фотография тех далёких лет, на которой пожарные со своим снаряжением выезжали на пожары на лошадях.

Добровольное пожарное общество в нашем городе было учреждено в 1907 году. В уставе общества было записано: «Цель созданного общества — тушение пожаров и противодействие пожарам в пределах города и окружающих селений». Первым председателем этого общества был Александр Алексеевич Мухин, затем — В. Г. Полоскин. Казначеем при нём был И. И. Кленов. Начальниками дружин были И. П. Кокин и А. В. Алексеев. Средства на своё содержание пожарное общество получало от города, земства, страховых обществ от огня и добровольных членских взносов. В начале двадцатых годов наша пожарная дружина получила первую автомашину, специально оборудованную для тушения пожаров.

Какими бы были Вязники сегодня, если бы не те три грандиозных пожара, которые отбросили их развитие на многие годы? Вероятно, по площади и по населению они бы соперничали с такими городами, как Ковров или Муром. Но пожары сделали своё отрицательное дело. И Вязники так и не вышли за рамки города с населением более 50 тысяч человек… Пожары тому виной!

Донат ОБИДИН
«Маяк», №102 
от 19 сентября 1996 г.

1.13. Первый киносеанс в Вязниках

Мгновенье! Ты прекрасно! Постой, продлись!

Гёте, «Фауст»

Недавно весь мир отметил столетие со дня изобретения кино. Первый платный киносеанс состоялся в Париже 28 декабря 1895 года. Изобретателями кинематографа, или, как его тогда называли, синематографа, были французы, братья Луи и Огюст Люмьер.

Наступила новая эра чудо-искусства. Все поскорей стремились своими глазами увидеть «живые волшебные картины». Братья Люмьер поняли, что за их изобретением будущее, и вскоре организовали серийное производство киносъёмочных и кинопроекционных аппаратов. Первыми городами в России, где показаны фильмы братьев Люмьер, были Петербург и Москва. В Москве в то время (1896 год) жил вязниковец Владимир Александрович Сизяков. Он трудился по закупке книг для магазина в Вязниках, а свободное время посвящал театрам, слыл великим театралом, как тогда говорили. Ему посчастливилось присутствовать на одном из первых сеансов синематографа.

В августе открылась знаменитая Нижегородская Всероссийская ярмарка, и эту новинку решили там показать. Владимир Сизяков познакомился с теми, кто вёз фильмы для ярмарки, и уговорил их остановиться в Вязниках для показа «движущегося чуда». Сейчас трудно сказать, что заставило сопровождавших нарушить режим и остановиться на день в Вязниках. Кино из Москвы везли по железной дороге. От станции Вязники до города доставка аппаратуры была организована на лошадях. В это время в Вязниках заканчивалась городская ярмарка в честь летней Казанской, престольного праздника города. Вечером в день закрытия ярмарки городская знать собралась на втором этаже дома Татаринцева, где временно размещалась городская управа.

Сохранились и воспоминания. Зал был переполнен, но собравшиеся вели себя достойно. Новое искусство произвело на горожан огромное впечатление. Братья Сизяковы прилагают финансовые усилия и покупают для города электрический синематограф, как его тогда называли. Это случилось в 1902 году. Кинотеатр назывался «Прогресс». Начиная с этого времени, фильмы в Вязниках демонстрируются без перерыва. Дело братьев Сизяковых было позднее подхвачено Иваном Алексеевичем Березиным и Алексеем Нафанаиловичем Мироновым, их родственниками. В день было несколько сеансов. Собравшихся зрителей угощали бесплатными ирисками. В последнем ряду было кресло с табличкой «Место исправника».

Незадолго перед Первой мировой войной вязниковский кинотеатр купил торговец Иван Николаевич Фатьянов, отец будущего поэта Алексея Фатьянова. Фатьянов построил новый дом, где на первом этаже был магазин, а часть второго этажа занимал кинотеатр. Кинотеатр Фатьянова просуществовал до 1918 года, покуда не был отобран и национализирован.

Донат ОБИДИН

«НВГ плюс», №22 (35)
от 05 июня 1997 г.

1.14. «Согласно утверждённому техническому проекту…»

95 лет назад 1 ноября (по старому стилю) 1913 года вступила в строй Вязниковская земская телефонная сеть, соединившая телефонной связью несколько волостей Вязниковского уезда с Вязниками, Москвой, Нижним Новгородом.

Сейчас, когда мобильные телефоны и Интернет настойчиво вытесняют из жизни вязниковцев все другие виды контактов между людьми, будет совсем не лишним совершить небольшое путешествие в историю телефонной связи в городе Вязники и Вязниковском районе.

В настоящее время открытое акционерное общество «Центральная телекоммуникационная компания» (ОАО «Центр-Телеком», а ныне ОАО «Ростелеком». — примеч. ред.) является крупнейшим оператором стационарной связи Российской Федерации, работающим в пределах Центрального федерального округа. Развитие компании идёт на уровне требований ХХI века.

Свою же историю компания ведёт с конца ХIХ века, когда был организован Московский почтово-телеграфный округ. C этого момента всё, что происходило в пределах этого округа, в той или иной мере затрагивало и входившую в его состав Владимирскую губернию, а следовательно, город Вязники и Вязниковский уезд. Городские телефонные станции во Владимирской губернии заработали во Владимире с 1888 года, в Муроме с 1891 года, в Гусь-Хрустальном и Меленках с 1904 года. В 1910 году телефон стал неотъемлемой частью жизни и населения города Вязники. Тогда же вязниковцы получили и междугородную телефонную связь. В 1913 году при непосредственном участии Московского почтово-телеграфного округа и в Вязниковском уезде началась работа по устройству телефонной сети.

В начале 1913 года Вязниковская уездная земская управа (председатель — И. Е. Протасьев) вышла на акционерное общество русских электротехнических заводов «Сименс и Гальске» (заведующий отделом слабых токов Московского отделения — Г. А. Ган) с целью принятия им устройства земской телефонной сети на себя. При составлении всей технической документации доверенным от Вязниковской уездной земской управы выступал инженер-электрик А. Ц. Нарутович. Позже, 23 июля, ему в помощь для общего наблюдения за постройкой сети управою был приглашён член городской управы, заведующий земской телефонной сетью Иван Иванович Чичеров. Технический надзор за строительством линейных сооружений осуществлял десятник И. А. Краснов.

При участии, с одной стороны, А. Ц. Нарутовича и, с другой — Г. А. Гана, были составлены «Технические условия устройства земской телефонной сети в Вязниковском уезде Владимирской губернии», предусматривающие все необходимые составные части для ввода в эксплуатацию 94 вёрст её линий с 1 ноября 1913 года. Центральную станцию предполагалось устроить в городе Вязники, 4 узловые станции — в Никологорах, Мстёре, Холуе и Палехе. Следует отметить, что по административно-территориальному делению того времени Холуй и Палех как центры одноимённых волостей входили в состав Вязниковского уезда. Линии проектируемой сети планировалось устроить вдоль земских трактов.

Из особенностей линии отмечались переход через реку Клязьму между Мстёрой и Холуем и пересечение полотна Московско-Нижегородской железной дороги между Вязниками и Никологорами. Вязниковское уездное земство для устройства линий заготовило 1688 сосновых столбов. Из расчёта, согласно «Смете на устройство земской телефонной сети в Вязниковском уезде Владимирской губернии», длина линий предполагалась 92,5 версты, стоимость всех работ, включая устройство мачтовых переходов, линий и проводов, центральной, трёх узловых станций и станций у абонентов, а также непредвиденные расходы, определялась в 18900 рублей. Работы должны быть начаты не позднее 1 июля, окончены не позднее 1 октября.

6 мая 1913 года Вязниковской уездной земской управой были получены подписанные технические условия и чертежи, а также рисунки и схемы предложенных АО русских электротехнических заводов «Сименс и Гальске» телефонных аппаратов. При этом отмечалось, что предлагаемые телефоны по конструкции своей предназначены для междугородных телефонов. Ясность передаваемой ими речи доведена до максимума.

24 июня Вязниковская уездная земская управа (председатель — И. Е. Протасьев, члены управы — И. Г. Прошенков, Н. П. Костерин, Я. Д. Шалаев), с одной стороны, и АО русских электротехнических заводов «Сименс и Гальске» (доверенный — Г. А. Ган), с другой — заключили договор. Согласно его положениям, контрагенты принимали на себя устройство земской телефонной сети в Вязниковском уезде общим протяжением 94 версты линии и брали на себя обязательства за предусмотренное сметой вознаграждение изготовить из своих материалов, своими рабочими и в своих мастерских, доставить в уезд и установить все устройства на месте, привести их в полное действие и охранять до окончательной сдачи в ведение Вязниковской уездной земской управы. Сроки выполнения работ в случае плохой погоды могли быть перенесены с 1 октября на 1 ноября 1913 года.

Бесспорно, что масштабы задуманного при достаточно примитивном, особенно на взгляд современного человека, техническом оснащении производителей работ, были по-настоящему потрясающими. И неудивительно, что не всё было осуществлено так, как предусматривали документы. Однако все недоделки и отступление от планов, выявленные в ходе приёмки линий, были тщательно изучены, о них было сообщено как в Вязниковскую уездную земскую управу, так и в Московское отделение акционерного общества русских электротехнических заводов «Сименс и Гальске». В работе по освидетельствованию устройства телефонной земской сети в Вязниковском уезде, проведённой 28, 29 и 30 октября 1913 года, приняли участие командированный Московским почтово-телеграфным округом правительственный инспектор Белотелов, заведующий постройкой Вязниковской уездной земской телефонной сети инженер Нарутович, заведующий уездной земской телефонной сетью Чичеров и представитель «Сименс и Гальске» Губачек. Иван Иванович Чичеров как человек, ясно осознающий свою ответственность за дальнейшую эксплуатацию телефонной сети, предложил отложить приёмку линий от фирмы «Сименс и Гальске» до окончательного устранения недостатков, то есть до мая будущего года.

Однако акт освидетельствования земской телефонной сети, подписанный правительственным инспектором Белотеловым и инженером Нарутовичем при присутствии представителя фирмы Губачека, сделал ввод сети в эксплуатацию практически свершившимся фактом. Заключение комиссии гласило, что к производству эксплуатации по освидетельствованной сети препятствий не встречается. Комиссия признала все работы произведёнными правильно, замеченные же неисправности несущественными и подлежащими устранению при ремонте будущего года.

Протяжённость телефонных линии при использовании 16 столбов на версту и по общему количеству установленных столбов определялась в 85,893 версты.

Проведённое испытание прохождения сигналов по проводам позволило признать состояние связи вполне удовлетворительным как между отдельными пунктами земской телефонной сети, так и с абонентами Вязниковской городской телефонной сети и по междугородным телефонным линиям с городами Москва и Нижний Новгород.

В последующие годы земская телефонная сеть расширялась.

К 1 ноября 1914 года хозяйственным способом были устроены 15 вёрст линии от слободы Мстёра до станции Мстёра и 8 вёрст линии от станции Мстёра до села Сарыево, в слободе Мстёра выстроена собственная телефонная станция, куда и был переведён коммутатор из волостного правления. Увеличилось число абонентов земской телефонной сети в основном за счёт частных лиц.

Общая стоимость работ выразилась в сумме 8259 рублей 64 копейки, из них стоимость станций с оборудованием составила 903 рубля 07 копеек. В том же 1914 году телефонное сообщение пришло в Южу, в 1917 году — в Успенский Погост.

Так 95 лет назад, согласно утверждённому техническому проекту, было положено начало телефонной связи в Вязниковском уезде.

Наталья ЩУРИЙ,

зав. экскурсионно-массовым отделом

МБУК «Вязниковский историко-художественный музей» «Маяк», №89 от 13 ноября 2008 г.

1.15. Суровые будни Вязниковской ЧК

20 декабря отмечается День работника органов госбезопасности Российской Федерации, который сами сотрудники ФСБ часто называют «День чекиста», вспоминая об исторических корнях своего ведомства. ЧК, точнее, ВЧК — Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем при СНК РСФСР была создана как раз в этот день 20 декабря 1917 года. Данное ведомство, название которого стало нарицательным, просуществовало менее 5 лет, и в 1922-м было преобразовано в Главное Политическое управление — ГПУ, из которого позже выросли НКВД, МГБ и КГБ. Однако даже история собственно ВЧК, несмотря на прошедшее почти целое столетие, до сих пор остаётся малоизвестной, в особенности в провинции. В этом плане не являются исключением и Вязники.

Почти вскоре после создания Владимирской губчека и её уездных отделов вязниковским чекистам пришлось решать непростую задачу сохранения власти большевиков в условиях разрухи и начинающейся Гражданской войны. В начале 1918 года существовала реальная угроза мятежа правых эсеров во Владимирской губернии, которых готовы были поддержать офицерские организации и иные враждебно относящиеся к власти большевиков слои населения — от прежних чиновников до недовольного политикой продразвёрстки крестьянства.

В конце января 1918-го во Владимирскую губернию прибыл эмиссар ЦК правых эсеров Белковский, посетивший среди прочих городов и Вязники. На март того года были назначены выборы в уездные Советы Владимирской губернии, и правые эсеры поначалу решили взять власть легальным путём. Они добились избрания председателями ряда уездных Советов своих однопартийцев, в том числе в Вязниках и Гусь-Хрустальном, а также получили значительную часть депутатских мандатов в Иваново-Вознесенске. В частности, в Вязниках председателем уездного Совета стал правый эсер Михайлов. А уже в мае 1918 года тот же Белковский, выступая на 8-м съезде правых эсеров в Москве, доложил о готовности к вооружённому восстанию в Иваново-Вознесенске, Вязниках и Гусь-Хрустальном. Предполагалось, что повстанцы будут действовать совместно с Комитетом «Защита родины и свободы», который контролировал организации офицеров и савинковцев. В Вязниках побывали представители офицерских организаций из Ярославля и правых эсеров из Нижнего Новгорода.

В итоге гусевские и вязниковские эсеры решили выступить лишь после начала мятежей в Ярославле, Рыбинске и Муроме. Однако во всех этих городах выступления контрреволюционеров оказались неудачными и быстро были подавлены. Поэтому правые эсеры не решились начать восстания в Вязниках и Гусь-Хрустальном. Есть данные о том, что вязниковские повстанцы договорились о совместном выступлении с нижегородцами, но в Нижнем чекисты сработали оперативно, а в одиночку Вязники выступить против действующей власти не рискнули. Лишь в Южской волости Вязниковского уезда выступили правые эсеры, к которым примкнула часть офицеров и незначительное число рабочих. На стороне восставших оказалось и несколько местных милиционеров. Восставшим удалось разоружить прибывший в Южу из Вязников отряд милиционеров и чекистов, а потом рассеять ещё и полуроту красноармейцев, причём прибывший с ними член Владимирской губчека Михаил Капустянский был ранен сабельным ударом в голову.

Для подавления южского восстания из Вязников на двух пароходах по Клязьме в сторону Южи двинулся целый пехотный батальон красных с полевой артиллерией. 3 июля контроль большевиков над Южей был восстановлен. Начались аресты. Как минимум пятеро участников тех событий — а кушерка фабричной больницы Валентина Гаврилова, некто Голиков, Николай Зимин, лидер правых эсеров Егор Цветников (по другим данным — Цветков) и Василий Чирков были расстреляны.

К концу того года чекисты, в том числе и вязниковские, выявили и арестовали наиболее активных заговорщиков, не решившихся выступить летом, некоторые из которых также были расстреляны. Так, 31 декабря 1918 года был расстрелян бывший штабс-капитан Николай Миловзоров, участник Первой мировой войны и георгиевский кавалер, командир офицерского отряда, который должен был прийти на помощь мятежникам в Вязниках из Коврова.

Но едва угроза открытого мятежа была ликвидирована, как в начале января 1919 года начались забастовки на фабриках Вязниковского уезда. Их рабочие требовали увеличения зарплаты и выдачи продовольствия в условиях безудержной инфляции и голода. Бастующие отправили в Москву делегацию рабочих, которая изложила свои требования в Кремле, причём одним из условий прекращения забастовки выдвинула оплату тех дней, когда фабрики бастовали. Ситуация была настолько тревожной, а пример вязниковцев мог оказаться таким заразительным, что нарком внутренних дел РСФСР Григорий Петровский специальной телеграммой известил владимирских и вязниковских чекистов о необходимости принять требования бастующих, а также об отправке в Вязники 17 вагонов хлеба.

Однако владимирские чекисты и члены губернского исполкома (аналога нынешней обладминистрации) не согласились с мнением наркома и на совместном заседании 13 января 1919 года приняли такое постановление: «С политикой Центра по данному вопросу не согласиться, так как забастовка носит политический характер, а не на почве голода, в Совет пробрались правые эсеры и меньшевики, уступка бастующим создаёт опасный прецедент».

Вслед за тем вязниковские чекисты решили арестовать наиболее активных забастовщиков. Правда, при этом не обошлось без накладок. Например, 15 января в посёлке Лукново на фабрике Малининых рабочими был избит сотрудник Вязниковской уездной ЧК Суровегин, пытавшийся арестовать гражданина Будаева. Последнему удалось скрыться, но потом его всё равно задержали.

А уже 29 марта 1919 года председатель Владимирского губкома партии большевиков Никифор Тагунов на совместном заседании с членами губисполкома доложил о том, что «забастовка в Вязниках ликвидирована», «17 человек зачинщиков её арестовано, в том числе был арестован весь состав провокационной делегации в Москву». Заодно арестовали и предали суду Ревтрибунала «организаторов и участников избиения сотрудника ЧК Суровегина». Большая часть из арестованных была расстреляна.

Однако, несмотря на принятые властями меры по улучшению снабжения рабочих Вязников и Вязниковского уезда продовольствием, спустя год недовольство на местных фабриках вспыхнуло вновь. Дошло до того, что 5 мая 1920 года на заседании бюро Владимирского губкома ВКП (б) обсуждался «вопрос о волнениях среди рабочих в Вязниковском уезде в связи с продовольственными затруднениями», причём вязниковский уездный военком своей властью объявил в Вязниковском уезде военное положение. Тогда забастовочные настроения вязниковских рабочих удалось преодолеть новыми экстренными поставками муки и хлеба в уездный центр и фабричные посёлки. В тот раз всё обошлось без арестов и расстрелов.

Гражданская война к тому времени заканчивалась. Власть большевиков укреплялась, в том числе и на местах. Поэтому открытых протестных выступлений в Вязниках больше не было.

Николай ФРОЛОВ
«Районка, 21 век», №49 (216) от 18 декабря 2014 г.

1.16. Забытый юбилей

Автомобиль — экипаж, который движется при помощи электричества, бензина, пара, и потому кажется как бы движущимся сам по себе. Вот такое определение автомобиля было дано сто лет тому назад в «Энциклопедическом словаре» Ф. Павленкова.

Первый автомобиль с паровым двигателем был построен Ж. Кюньо во Франции в 1769 году. Современный вид автомобиля с двигателем внутреннего сгорания был построен в Германии Г. Даймлером и К. Бенцем в 1885–1886 годах. Это был пассажирский вид транспорта (легковой), рассчитанный на 2–4 персоны. Несколько позднее появились автобусы, рассчитанные на большее количество пассажиров. Слово «автобус» произошло от двух слов: авто (мобиль) и (омни) бус — многоместный автомобиль с кузовом (корпусом), рассчитанный до 170 пассажиров.

Первые автомобили в России появились на Нижегородской ярмарке в конце XIX века. Автобусы появились несколько позднее. Первое упоминание о них относится к 1906 году. Эти автобусы были открытого типа. Позднее появляются и кузова. Конечно, массовое средство передвижения сразу же завоёвывает улицы городов. Россия покупает много машин за рубежом, в том числе и автобусы.

В конце 20-х годов прошлого века Вязники «захотели» иметь свой автобус, но, как пишет краевед С. И. Змеев, плохие дороги Вязников не позволили им иметь в своём распоряжении эту новинку передвижения.

В 1936 году в районе Вязников проходили маневры Красной Армии. Город принимал именитых гостей, его изрядно разукрасили. Вышли с ходатайством перед Москвой пустить автобусное движение, хотя бы на внутригородском маршруте: Центр — Ярцево. Автобус дали с полей. Среди первых пассажиров этого памятного рейса был и я. Вязниковцы ликовали! Прогресс коснулся и их города. Но ликование было недолгим. Маневры закончились, а плохие дороги сделали своё дело. Автобус сломался, чинить его было некому, запасных частей тоже не было. Так первая попытка 1936 года не нашла своего продолжения…

Незадолго до войны Вязники получают новый автобус, который осуществлял движение от центра города до станции Вязники. Правда, попасть на этот автобус было делом хлопотным. Его брали штурмом, и основная масса пассажиров добиралась до станции пешком… Таким образом, незамеченному юбилею первого городского автобуса исполнилось 70 лет.

Вторая половина ХХ века была мучительной для вязниковцев. Автобусы ходили плохо и редко, часто ломались (всё из-за плохих дорог). Автобусное движение в городе и районе наладилось только за последние годы с приходом частных владельцев. Теперь вопрос об автобусном «недвижении», видимо, уже снят с повестки дня. Остался и вновь поднимается вопрос о качестве вязниковских дорог…

К. Д. Ушинский, проезжая Вязниками сто пятьдесят лет тому назад, писал: «Красивейший город Вязники со сквернейшими дорогами в нём…» Неужели это кара на всю жизнь?..

Донат ОБИДИН

«Маяк», №07 
от 01 февраля 2007 г.

1.17. Танкисты Гудериана намеревались
захватить Вязники с ходу

О Великой Отечественной войне мы знаем всё или почти всё. На эту тему написаны тысячи книг и сняты сотни кинофильмов. Но до сих пор поисковики находят останки непогребённых фронтовиков, а историки обнаруживают новые данные о планах сторон. И хотя принято говорить, что история не терпит сослагательного наклонения, предполагаемые действия немецко-фашистских войск в пределах нынешней… Владимирской области не могут не вызывать интереса, хотя порой почти граничащего с содроганием. Оказывается, одна из разработок немецкого командования предусматривала обход Москвы с юга, выход к Горькому и наступление на столицу СССР через Вязники и Ковров!

Главнокомандование сухопутных сил вермахта, которое в исторической традиции именуется ОКХ (от немецкого Oberkommando des Heeres) на сентябрь 1941 года запланировало операцию «Тайфун» — план генерального наступления на Москву. Но наряду с «Тайфуном» при личном участии Адольфа Гитлера был разработан план операции «Вотан», получившей название в честь древнегерманского бога Вотана-Одина — покровителя войны. И было неясно, какую из двух возможных операций предпочтут немецкие штабные генералы…

Направление главного удара

Детально проработанный «Вотан» предусматривал наступление на Москву, что называется, кружным путём. Планировалось направить главный удар через Рязанскую область в направление Данков — Касимов — Горький. Для этого предполагалось создание ударной танковой группировки под командованием генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга. Имя этого немецкого генерала сравнительно мало известно в нашей стране. Едва ли не единственный раз его запоминающаяся фамилия оказывается «на слуху» в популярном кинофильме «Семнадцать мгновений весны», где на секретных переговорах с американской разведкой в Швейцарии группенфюрер Карл Вольф в исполнении актёра Василия Ланового называет командующего немецкими силами в Италии генерала Кессельринга в числе главных заговорщиков против Гитлера…

Основу группировки должны были составить немецкие танки Т-3 и Т-4, а с воздуха эту бронированную армаду должны были поддерживать 2 авиакорпуса, не считая многочисленной транспортной авиации. При этом штурмовики Ю-87 (на Западе самолёты такого типа называли «Штука», а в СССР из-за характерной формы обтекателя несъёмного шасси — «лаптежниками») предполагалось использовать в составе ударных авиагрупп, а на долю транспортных «Юнкерс-52» отводилось снабжение стремительно наступающих танковых клиньев.

Генералы панцерваффе — возможные «герои» «Вотана»

В состав группы Кессельринга Гитлер собирался включить наиболее талантливых генералов танковых войск вермахта — Гудериана, Гота, Гёпнера и фон Клейста. Генерал-полковник Гейнц Гудериан по праву считался одним из основоположников немецких танковых войск и в качестве авторитета по вопросам бронетанковых сил побывал в 1932 году с инспекцией на танковом полигоне под… Казанью (!), в полной мере оценив выучку танкистов будущего противника. Генерал-полковник Герман Гот начинал карьеру как пехотный офицер, но, достигнув генеральского чина, продемонстрировал высокое мастерство в управлении крупными танковыми соединениями. В июле 41-го он получил Дубовые листья к Рыцарскому кресту за взятие Минска и Витебска, а позже — в декабре 1942-го — отчаянно, но неудачно пытался деблокировать окружённую армию Паулюса под Сталинградом. Генерал-полковник Эрих Гёпнер получил Рыцарский крест за захват Польши и считался одним из самых перспективных командиров танковых и моторизованных войск Рейха. Генерал-полковник Эвальд фон Клейст, потомок аристократического рода, давшего Германии трёх фельдмаршалов, во время войны с Францией командовал первой в истории немецкой танковой группой, затем удачно действовал в Югославии и Греции, а в 1941-м участвовал во взятии Киева.

Танкам Гудериана и Гота отводилось взятие Владимира и Судогды

К концу октября 1941 года танки Гудериана должны были выйти к Мурому, который тогда входил в состав Горьковской области. Оттуда, после форсирования Оки, группе Гота полагалось наступать к югу на Арзамас, а остальным танковым армиям предписывался захват Горького и Дзержинска. Отрядам сапёров ставилась задача восстановления железнодорожной ветки Мичуринск — Муром, для того чтобы облегчить доставку немецких пехотных частей на позиции. Танковой армии фон Клейста отводился удар на посёлок Андреевское в пределах нынешнего Судогодского района с последующим перехватом шоссе Москва — Горький для нарушения коммуникаций Красной Армии. Таким образом, в первых числах ноября, по замыслу Гитлера, фашистские танки уже должны были начать утюжить владимирскую землю. Клейсту и Гёпнеру предписывалось обеспечивать фланги.

К исходу первой недели ноября 1941 года, согласно расчётам немецких штабистов, примерно 200 танков Гудериана могли начать наступление на Гороховец и Вязники, а потом — по обеим сторонам от шоссе на Москву. При этом Вязники и Ковров они должны были захватить всего за два-три дня, с ходу подавив сопротивление их гарнизонов. На 16 ноября 41-го был намечен выход к Владимиру. Туда же предписывалось выйти насчитывающей около 240 танков группе Гота, захватив по пути Судогду. Примерно к 16 ноября танки Гудериана и Гота должны были соединиться на подступах к Владимиру и начать штурм древней российской столицы сразу с двух сторон. А оттуда на предельной скорости сотни бронированных машин устремились бы к Москве с тыла, минуя построенные на западном направлении укрепления.

Получается, что с конца октября и до начала декабря 1941 года ударная группа танковых армий генерала Кессельринга должна была захватить всю территорию нынешней Владимирской области, причём Вязники — одним из первых городов региона. Если бы «Вотан» был реализован, то мы имели бы совсем иную, куда более страшную и кровавую историю нашего края. И возможно, в учебниках говорилось бы не о Вяземской операции на подступах к столице, а о, скажем, Вязниковской, а герои-панфиловцы жгли бы фашистские танки не у разъезда Дубосеково, а где-нибудь между Вязниками и Ковровом…

Гудериан мог бы написать о ловушке в дремучих муромских лесах

Сегодня военные историки по-разному оценивают перспективы генералов панцерваффе, если бы они руководствовались «Вотаном». К примеру, английский исследователь Мэкси Кеннет, офицер Королевского танкового полка вооружённых сил Великобритании с 26-летним стажем, считает, что в этом случае немцы имели бы верные шансы на победу.

Его российские коллеги, разумеется, категорически не согласны с такими выводами, резонно полагая, что каким бы путём ни двигались армады гитлеровцев — их ждал бы одинаковый и закономерный конец. Если танковый рейд на Горький представляется им ещё весьма вероятным, то в дальнейшем прорвавшиеся в советский тыл немецкие танки неминуемо увязли бы там в прямом и переносном смысле. И вместо удара на Москву их ожидало отступление, точнее — прорыв из кольца с более чем сомнительной перспективой.

В реальности плану «Вотан» в конце концов Гитлер и его генералы предпочли «Тайфун» — наступление на Москву с запада. Как известно, оно окончилось полным поражением захватчиков и контрнаступлением Красной Армии в декабре 1941 года.

Николай ФРОЛОВ
«Районка, 21 век», №39 (256) от 22 октября 2015 г.

1.18. «Мы почти ежедневно ходили смотреть самолёты…»

Ветеран труда из посёлка Паустово Вязниковского района Анатолий Михайлович Сергеев принадлежит к поколению «детей войны». Он родился в сентябре 1934 года в крестьянской семье. Его дед, рабочий местной паустовской фабрики Яков Михайлович Сергеев, участник Первой мировой войны, был арестован в 37-м и расстрелян как «враг народа» 1 сентября 1937 года. Отец, рабочий-токарь той же фабрики Михаил Яковлевич Сергеев был призван в армию в первые дни Великой Отечественной и погиб 8 ноября 1941-го в бою под Кандалакшей. Мать Анатолия Елена Сергеевна, ставшая вдовой фронтовика, одновременно считалась невесткой «врага народа», поэтому в Паустовском сельсовете для неё поначалу нашлась лишь работа уборщицы и только потом по совместительству — заведующей военно-учётным столом. Реабилитировали Якова Сергеева лишь в 1956-м — посмертно.

Едва ли не самые яркие воспоминания детства Толи Сергеева связаны с существованием военного аэродрома на окраине Паустово. Его построили в течение лета 1942 года силами заключённых и мобилизованных на работу колхозников — по большей части подростков и женщин. На обширном поле была устроена километровая бетонная взлётная полоса, рядом построены блиндажи для личного состава части аэродромного обслуживания, а также для лётного состава, и складские помещения. Лётчики и техники поселились в доброй половине жилых домов посёлка Паустово, им целиком отдали «красный дом» — бывшую усадьбу фабрикантов Пашениных. Для того чтобы разжиться щебнем, даже взорвали церковь неподалёку. В утрамбованный грунт укладывались щебёнка и кирпичи, образуя подобие брусчатки, а сверху отдельными блоками в виде больших шестигранников укладывался толстый слой бетона.

Вскоре на новый аэродром прилетели самолёты — учебные По-2, более сложные в пилотировании УТИ, устаревшие истребители И-16, «Ишачки», новейшие истребители авиаконструкторов Семёна Лавочкина и Александра Яковлева Ла-5 и Як-1. Позже туда же перебазировались ещё более новые и современные Ла-7. На них обучались курсанты Вязниковской лётной школы под командой подполковника Петра Колпачева, готовившей лётчиков-истребителей. Помимо аэродрома «Северный» на окраине Вязников лётное поле около Паустово использовалось не менее интенсивно. Разумеется, паустовских мальчишек было не оттащить от границ аэродрома — дальше их не пропускали выставленные по периметру военные караулы.

— В 1942–1945 годах мы почти ежедневно ходили смотреть самолёты, — вспоминает Анатолий Михайлович. — Отправлялись к аэродрому целой толпой с приятелями. Поутру обычно из ремонтной мастерской, под которую приспособили поселковый клуб, выводили на лётные испытания очередной самолёт. Машины на ремонт туда привозили с фронта, прямо из боя. А потом начинались и учебные полёты. Мерно тарахтели По-2, чинно выполняя «коробочки» над аэродромом. Истребители взлетали один за другим. Мы во все глаза смотрели, как они, словно птицы, резвились в небе. Порой боевые машины с рёвом проносились прямо над лётным полем, выполняя фигуры высшего пилотажа. Казавшиеся такими большими на земле, самолёты вверху выглядели маленькими серебристыми точками.

Лётчики, прежде всего инструкторы, были в наших глазах какими-то особенными людьми. Очень хотелось самим подняться ввысь, но нас, конечно же, никто тогда не катал. Иногда нам дарили самодельные зажигалки из патронных гильз, старые планшеты, пилотки.

Тогда мы были счастливы.

Порой случались трагедии. Однажды летом самолёт при посадке во время сильного тумана зацепился за крест церкви соседнего Успенского погоста, погнул его и разбился. Лётчик и курсант погибли.

Как-то раз на аэродром с проверкой приехал Василий Сталин, сын вождя, который тогда служил инспектором в РККА.

Аэродром активно эксплуатировался вплоть до конца войны, а осенью 1945-го лётную школу там ликвидировали. Потом оставшуюся взлётную полосу использовали «кукурузники» сельхозавиации, опылявшие поля госплемзавода «Пролетарий». Там громоздилась целая гора минеральных удобрений. Потом бывший аэродром забросили, хотя под слоем травы и дёрна бетонное покрытие там цело до сих пор!

После окончания Паустовской школы Анатолий Сергеев поступил в Вязниковский текстильный техникум. Затем по распределению в качестве молодого специалиста он трудился в посёлке Красавино Вологодской области, а затем был призван в армию. Служил в Группе Советских войск в Германии, причём как раз в ВВС — механиком батальона аэродромного обслуживания. Мечты детства вдруг неожиданно реализовались на практике. Когда-то лишь издалека наблюдавший за стремительными зелёно-серебристыми птицами, рядовой Сергеев теперь сам ремонтировал истребители и бомбардировщики, готовил их к вылету. Сбылась и ещё одна заветная мечта: Анатолия знакомые лётчики неоднократно поднимали в небо. И он смог вдоволь насмотреться на землю сверху вниз.

После демобилизации Анатолий Сергеев вернулся в родное Паустово. Поступил на местную ткацкую фабрику помощником мастера. Работал добросовестно, пользовался уважением. И пошёл «вверх»: стал мастером, потом — механиком. Далее — перешёл на общественную работу. Был избран председателем фабричного комитета, затем — освобождённым секретарём парткома. Далее земляки избрали Анатолия Михайловича председателем Паустовского сельсовета. Немало времени он отдал обустройству своей малой родины, его до сих пор хорошо знают его земляки. На заслуженный отдых А. М. Сергеев ушёл в 1994-м. Он награждён орденом Трудового Красного Знамени, медалями «За доблестный труд», «Почётный ветеран труда» и рядом других.

Ветеран и сегодня ведёт активный образ жизни, он помогает школьному музею, подарив туда несколько исторических фотографий. События военной поры А. М. Сергеев помнит, как будто всё было только вчера.

А в километре с лишним от Паустово, недалеко от шоссе из Вязников на Сергиевы Горки, до сих пор можно видеть остатки аэродрома военной поры. О нём сегодня уже мало кто помнит, и лишь в школьном музее собраны немногие уцелевшие фотографии лётчиков, курсантов и самолётов, сделанные в посёлке и его окрестностях во время Великой Отечественной войны…

Николай ФРОЛОВ
«Районка, 21 век», №17 (234)
от 07 мая 2015 г.

1.19. Итальянцы в Вязниковской земле. Потерянные итальянцы

Я не могу не тосковать

О том, что никогда не будет…

Павел Булыгин

В заголовке этой статьи нет ошибки. Именно «в Вязниковской земле», ибо речь пойдёт о захоронениях. Это сейчас о посетивших нас итальянцах мы пишем: «Итальянские гости на нашей земле»…

Захороненные у нас итальянцы не были гостями. А было это пятьдесят пять лет тому назад, нет даже пятьдесят шесть, в 1943 году. Нам пришлось воевать тогда с фашистской Германией. Их союзники итальянцы воевали также против нас. После битвы под Сталинградом все военнопленные были рассортированы по разным районам Советского Союза. Владимирской земле достались итальянцы. Большая их часть поселилась в Суздале — там они умирали и оставили после себя 647 захоронений, целое кладбище. Об этом уже много писали. И теперь это известный факт. Я же хочу сообщить о менее известном или почти неизвестном.

Сейчас архивы постепенно (но всё ещё медленно) раскрывают свои тайны. Но и архивы знают не всё, и мы знаем мало. Время ушло… Так вот, большую часть пленных итальянцев поместили в Суздале, другую же группу (сколько их там было — теперь не знает никто, документы «утеряны») повезли в Вязники. От Москвы до Вязников всего 300 километров. Сейчас этот путь проезжают за пять часов. А тогда, зимой 1943 года, стояли сильные морозы, и на дорогу понадобилось несколько дней. 15 марта 1943 года (так записано в архивных данных) в Вязники прибыли два эшелона с 2474 военнопленными итальянцами.

Долгий для них путь не был лёгким, десятки скончались в пути. Точных данных нет — всё приблизительно, но взято из архива! Трупы умерших итальянцев были выгружены из вагонов и положены штабелями. Вскоре, когда наступило потепление, недалеко от станции Вязники была вырыта общая могила, в которой их и похоронили. Сколько? Много! Но точной цифры, повторяю, нет… Когда на нашем Покровском кладбище был поставлен памятный поминальный знак умершим пленным иностранцам, то символическую землю под этот памятник взяли с этой братской могилы 1943 года. И успокоились.

Казалось, последний пленный получил упокоение на Вязниковской земле… Но всё не так-то просто. Архивы заговорили вновь. Оказывается, со станции Вязники пленных итальянцев повезли в город и разместили в закрытой Покровской кладбищенской церкви. Я помню то время. Мы, мальчишки военных лет, бегали тогда к пленным итальянцам, получали от них монеты, пуговицы, ремни, другие предметы, меняли на хлеб, картошку, лук. Какая могла быть лишняя пища в тогдашних военных Вязниках? Но всё же была, и многие подкармливали этих итальянцев. Жили они в храме, жили свободно, даже выходили за его ограду и за небольшое вознаграждение помогали местным жителям в колке и пилке дров, очистке снега и ещё в каких-то делах. Всё это я видел. Но видел и то, что когда итальянцы покинули церковь, то оставили после себя множество могил с деревянными крестами. Откуда тогда были взяты эти кресты, когда с дровами в Вязниках было трудно? Помню только одно: как только последний пленный скрылся из глаз, за одну ночь кресты с их могил были украдены. Видимо, вновь появившиеся морозы потребовали от вязниковцев дополнительного топлива.

Сейчас, просматривая архивы тех лет, я узнал, что на Покровском кладбище в Вязниках захоронено (только на этом кладбище!) 68 человек. Остальные итальянцы на подводах и пешком двинулись за Клязьму. И вновь умирали, и вновь были могилы. Читаю отчёт тех лет: «4 умерших итальянца были похоронены у деревни Федорково». Ни имен, ни фамилий, похоронены в лесу, и теперь вряд ли найдётся то место. 29 — в лесу у «первых шалашей» (так в документе), 34 — у деревни Симберки, 4 — у озера Кщара.

За Кщарой заканчивался Вязниковский уезд, видимо, итальянцы продолжали умирать и дальше. До окончательного их лагеря был ещё долгий путь. Попытаемся подсчитать. Десятки похоронены «у станции Вязники», 68 — у Покровской церкви, ещё 71 — за Клязьмой. Получается, что в Вязниковской земле покоятся более 300 человек. И на всех этих местах нет ни креста, ни памятного знака.

В Суздале итальянцам поставлен памятный знак. А в наших местах нет ничего. Я переписываюсь со многими друзьями за рубежом. И мне все они прислали фотографии, открытки с захоронениями советских воинов, пленных — всюду идеальный порядок и прекрасный уход за могилами. Враг везде остаётся врагом, но вот после смерти он автоматически превращается просто в умершего человека, и его хоронят, предают земле по всем правилам религии тех мест, где он нашёл своё упокоение.

Так, например, в книге записей вязниковского Казанского собора за 1914–1917 годы есть многочисленные сведения об умерших военнопленных австрийцах, румынах, венграх, которых смерть застала в Вязниках. Все они похоронены на Покровском кладбище. И против каждой фамилии есть запись: похоронен по православному обряду. По такому обряду должен был отпевать и хоронить православный священник. Только вот жаль, что ни одной могилы мы сейчас не найдём… И остался общий памятник, который дважды был варварски ограблен, осквернён хулиганами. Наши захоронения ни в Европе, ни в Японии не оскверняют. Ну а если что-то и случается, то это наказывается тамошним правительством.

Кто теперь положит цветы в память захороненным итальянцам на Вязниковской земле? В Вязниках проживает только одна итальянка… А общее заклязьминское кладбище итальянцев и кладбище у станции Вязники остаются безымянными и неухоженными. Кто возьмётся вернуть память о них?

Один архив даже называет номер лагеря при станции Вязники — №165. 12 апреля 1943 года там был похоронен итальянец Тезанио Луиджи Амброджио; капрал, 1921 года рождения. Плана этого кладбища нет, но бывшие работники лагеря, наверное, могли бы указать его расположение? Пока не поздно…

Донат ОБИДИН

«Маяк», от 31 августа 1999 г.

1.20. Возраст подведения итогов

В текущем году Вязниковской литературной группе, которая была создана осенью 1951 года, исполнилось сорок пять лет. Это возраст подведения итогов, возраст, когда требуется оглянуться на пройденный путь, уяснить, что сделано, оценить сделанное и наметить новые вехи, по которым идти дальше.

Конечно, в литгруппе занимаются люди разных возрастов — и пожилые, и совсем молодые. Но тем не менее солидный рубеж налагает ответственность на каждого. Налагает ответственность и за себя, и за товарищей, посвятивших себя литературному труду.

Мне, как одному из создателей Вязниковской литературной группы, тоже хочется вспомнить те далёкие дни, вспомнить тех, кто начинал в городе литературное творческое движение.

Надо пояснить, что задолго до появления сегодняшней литгруппы — и в довоенные годы, и после войны — в Вязниках стихийно возникали литературные кружки, но вследствие же малочисленности или каких-то других причин они распадались. О таком кружке мне рассказывал писатель Иван Симонов. До Великой Отечественной войны в редакции газеты «Пролетарий» (первое название вязниковской городской газеты) работали молодые сотрудники Константин Климов и Василий Губернаторов, сотрудничал в «Пролетарке» и Иван Алексеевич. Все они писали стихи и по вечерам, после основной работы, читали их друг другу. Это и был первый литературный кружок при газете. Как-то в старых подшивках я обнаружил небольшую заметку, в которой сообщалось, что при газете начал работать с 6 марта 1946 года литературный кружок. «На первое занятие, — сообщалось в газете, — были приглашены местные начинающие авторы: т. Жадаев, Бакастова, Ардатов, художественный руководитель Вязниковского драматического театра, и артистка этого же театра Сенькова, И. Симонов и другие». Больше никаких сообщений о работе кружка в подшивке не оказалось.

Но это было после, когда мне довелось работать в нашей городской газете. А пока — осень 1951 года. Мне повезло после семи лет службы, войны, вернуться живым в родной город. Как сейчас помню: молоденький сержант в шинели с голубыми погонами, ввалился я с двумя чемоданами в двери родного дома. Слёзы матери, взволнованное, обрадованное лицо отца, улыбки и сияющие лица сестёр и младшего брата (средний ещё служил где-то в Германии), объятия и разговоры.

Пришли соседи поинтересоваться, что за трофеи привёз я в двух таких объёмистых чемоданах. А чемоданы были битком набиты рукописями моих стихов, поэм, рассказов, книгами, учебниками. И конечно же, не мог я не привезти родным скромные солдатские подарки: матери — красивый платок, бате — трубку, братьям и сёстрам — дальневосточные сувениры.

На следующий день отправился в школу рабочей молодёжи устраиваться в седьмой класс. В тот же день зашёл и в редакцию газеты «Пролетарий» с целой пачкой стихов. К этому времени я уже печатался во многих газетах Сибири и Дальнего Востока. Написал песню своего разведывательного авиабатальона, которая стала строевой песней многих воинских частей, удачной получилась у меня и песня «Машенька» — о весёлой рыбачке с сибирского озера-моря Чаны, где мне довелось побывать в годы службы. С этой песней я встретился через четыре года после её создания, возвращаясь домой со службы, случайно в поезде. В соседнем купе ребята пели под гармонь песни. И вдруг зазвучал знакомый мотив и знакомые слова. Я кинулся туда. Оказывается, гармонистом был знакомый рыбак-сибиряк. Он узнал меня, хотя встретились мы в поезде, за много тысяч километров от озера Чаны, где-то около Читы.

Я уже считал себя поэтом, которого знает чуть ли не вся страна. И конечно, был очень огорчен, когда в вязниковской редакции посмотрели мои стихи и печатать не стали. Мне страшно повезло: с 1946 по 1950 год я служил в Новосибирске. Должность у меня была самая сачковая — геодезист-топограф. Времени свободного было достаточно. Там я и пристрастился посещать занятия Новосибирской любительской художественной студии (рисованием и живописью увлекался с детства). Тут же занятия проводились на профессиональном уровне. Это привлекало. Армейское начальство не препятствовало, так как меня нещадно эксплуатировали на таких работах, как оформление ленинских комнат, изготовление настольных артиллерийских полигонов для обучения офицерского состава. Вскоре из молодёжной газеты, куда я посылал свои стихи, мне прислали приглашение на занятие литературной группы. Занятия здесь проводили профессиональные писатели-сибиряки: Елизавета Константиновна Стюарт (сибирская Ахматова), Казимир Лисовский, Александр Коптелов, Никандр Алексеев — люди с широко известными литературными именами, авторы многих книг. Это была пора взлёта писателей-сибиряков. Литература так властно захватила меня, что я не пропускал ни одного занятия литературной группы, а вскоре, поняв, что надо выбрать для себя что-то одно, оставил художественную студию. Многолетнее общение с писательской средой, посещение Новосибирского театра оперы и балета, драматических театров, картинной галереи, музеев в обществе культурнейших людей подействовали на меня ошеломляюще. В Новосибирске я стал совсем другим человеком. Достаточно сопоставить этот культурнейший центр, этот удивительный дворец передовой культуры и Буринское торфопредприятие с его бараками, карьерами, штабелями торфа. Хотя природа и люди, с которыми я работал на торфопредприятии, тоже были для меня хорошей школой, и с годами я всё чаще вспоминаю их с уважением.

Судьба и потом частенько устраивала мне подобные сюрпризы, бросая то в болото, то во дворцы. И я ей за это благодарен. Вот так она привела меня в мой родной город…

К счастью, я не оказался одиноким. В редакции я случайно встретился с двумя ровесниками — Володей Михайловым и Володей Калининым. Оба Володи тоже писали стихи и жаждали напечатать их в родной газете. Володя Михайлов сразу мне понравился: огненная шевелюра давно не стриженных волос, зоркие насмешливые глаза, лицо в веснушках, всегда весёлый, озорной, любитель анекдотов и весёлых побасенок, он не унывал, что его не печатают, и вскоре написал басню, которую назвал «Авторитет», адресуя её, конечно, редактору Александру Васильевичу Веселову, коренастому, кругленькому, с большой сияющей лысиной и маленькими хитрыми глазками. Басня вскоре была опубликована в областной газете «Сталинская смена». Она и помогла прорвать плотину нашего неприятия в «Пролетарке». Я привожу эту басню из сборника «Молодые голоса», выпущенного Владимирским книжным издательством в 1957 году (в этом сборнике были напечатаны стихи троих вязниковцев).

АВТОРИТЕТ

Басня

К редактору-скворцу

Грач-стихотворец прилетел

И в ожидании ответа

на берёзу сел.

Скворец немало удивился:

«Гм… да… поэт мне объявился».

Однако, прочитав грача

творенья,

Сказал с улыбкой умиленья:

— Да… друг, признаюсь,

что стихи,

Нельзя сказать, чтобы плохи.

Но напечатать не могу их я:

Ты не дорос до соловья.

— Его печатай — опасенья нет:

У соловья большой авторитет.

* * *

Мораль? Она нужна едва ли.

Здесь ясно всё и без морали:

Таким пернатым из людей

Авторитет всего важней.

И всё же первой нас начала печатать владимирская областная молодёжная газета «Сталинская смена», а потом и областная газета «Призыв», и только потом отважился и вязниковский «Пролетарий».

Наши успехи в областной печати подтолкнули и вязниковских чиновников. Нам разрешили собираться в редакции газеты и обсуждать свои произведения.

Как дело вести, мы уже знали. Михайлов и Калинин тоже, будучи в армии, посещали занятия литературных групп.

Мы условились, что обсуждение будем производить сами, высказывая своё мнение о стихах товарища, а не так, как было заведено в литературных кружках, когда оценкой написанного занимался руководитель кружка. Был принят УСТАВ ЛИТГРУППЫ:

1. Вязниковская литературная группа ставит своей задачей растить молодых поэтов и прозаиков в русском традиционном плане.

2. Учиться у Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Твардовского.

3. Будить в русском народе патриотические чувства и богатырский дух.

4. Помогать друг другу в работе, честно и беспощадно указывая на недостатки в стихах и прозе. Критику товарищей уважать и прислушиваться к ней без обиды.

5. Бороться с редакционной косностью, волокитой, добиваться опубликования одобренных литгруппой произведений.

6. Создать рукописный журнал «Ясень».

7. Организовывать встречи участников литгруппы со студентами, рабочими, учащимися и колхозниками.

8. Публиковать в газете «Литературные страницы», а также помогать в организации материалов: очерков, зарисовок, корреспонденций.

К этому времени нас, пишущих стихи и прозу, собралось порядочно. Стали заходить учителя, рабочие, учащиеся техникума, старшеклассники. Такой наплыв людей снова обеспокоил редактора Веселова. Дело дошло до горкома партии, и делать было нечего — литературная группа была признана официально.

Решением бюро горкома партии был назначен руководитель литературной группы. Им стал директор Вязниковского учительского института Владимир Павлович Третьяков. К счастью, сам Третьяков был человеком, выдающимся во всех отношениях: это был высокообразованный, смелый, независимый и демократично настроенный, несмотря на засилье политических догм. Он сам в молодости грешил стихами, поэтому с любовью взялся за дело.

Повезло литгруппе и в том, что рядом с таким авторитетным руководителем в роли добровольных пестунов оказались люди передовых взглядов: Александр Александрович Попов — член Географического общества СССР, Николай Васильевич Лебедев — профессиональный художник; ответственный секретарь редакции, преподаватель литературы учительского института Н. Бяков. Третьякову понравилась придуманная нами форма обсуждения произведений. Он внёс много интересного, по сути дела, превратив нашу литгруппу в литературное отделение своего учительского института. Интересные беседы о литературе, искусстве, русских художниках, рассказы о Кавказе (Попов только что вернулся из путешествия по Кавказу), диспуты о русском языке — всё это очень помогало нам и, конечно же, научило разбираться в тонкостях языка и поэтики.

К литгруппе присоединились работники редакции В. Кочнев, Л. Бакастова, приехал из армии Юрий Мошков, начал посещать занятия Иван Симонов — собкор «Призыва». Даже сам Третьяков на занятиях загорался и вдохновенно читал нам стихи Есенина.

Борис СИМОНОВ
«НВГ плюс», №01 (14)
от 04 января 1997 г.

Глава 2. «Неизвестные» земляки

2.1. Вязниковский князь — адмирал «петровского призыва»

Вязниковский уезд, учреждённый в 1778 году после образования Владимирской губернии, был гораздо более обширен, нежели нынешний Вязниковский район. Причём и просуществовал уезд гораздо больше нынешнего района — почти полтора столетия. В числе селений, которые без малого 150 лет считались вязниковскими, было и село Мордовское, Новобогородское тож, связанное с князьями Белосельскими-Белозерскими. Из них, пожалуй, самым знаменитым является вице-адмирал князь Михаил Андреевич Белосельский, начинавший службу в бурное царствование Петра Великого. Именно М. А. Белосельский впервые ввёл для российских моряков белый парадный мундир, цвет которого неизменно сохраняется уже более двух с половиной веков подряд!

Князь Михаил Андреевич Белозерский принадлежал к одному из самых знатных родов России и являлся потомком легендарного Рюрика в XXV поколении. Ветвь Белосельских шла от младшего сына героя битвы на Сити 1238 года с ордой монгольского хана Батыя Василька Ростовского — князя Глеба. А дедом Глеба был великий князь Владимирский и Ростовский Константин Всеволодович, старший сын Всеволода Большое Гнездо.

Но к началу XVIII столетия Белосельские во многом утратили свои прежние богатства. Отец будущего адмирала Андрей Иванович Белосельский занимал скромный пост стольника при дворе царицы Прасковьи Фёдоровны — вдовы царя Ивана V, старшего брата Петра I. Одним из владений князя было село Новобогородское, Мордовское тож, расположенное неподалёку от Клязьмы. Именно там вырос его единственный сын Михаил, родившийся в 1702 году. Игравший на озёрах — клязьминских старицах — и пускавшийся в плавание на лодчонках лишь во время рыбалки или при перевозе через реку, юный княжич и помыслить не мог, что впереди его ждут морские корабли и дальние плавания.

Михаилу не исполнилось и 15 лет, когда по воле царя-плотника Петра Великого он был зачислен во флот гардемарином. Вскоре усердный и толковый гардемарин выделился из сверстников. Пётр Великий особо отличал Белосельского и не раз давал ему ответственные поручения, причём не только в России, но и за границей. Так, в 1719 году на корабле «Эсперанс» гардемарин Белосельский ходил в плавание в германский город Любек. Два года спустя князь был произведён в офицеры флота, получив чин мичмана на Балтийский флот. В 1724-м Михаил Белосельский стал унтер-лейтенантом, а в 1725-м был назначен на флагман балтийской эскадры — 70-пушечный линейный корабль «Александр».

После кончины Петра Великого во времена правления императрицы Анны Иоанновны, матери которой прежде служил отец Белосельского, карьера молодого офицера поначалу складывалась успешно. Унтер-лейтенант Михаил Белосельский командовал придворной яхтой «Елизабет», на которой в 1732 году даже доставил в главную базу российского ВМФ Кронштадт посла из далёкого Китая. В 1733-м Белосельский получил чин лейтенанта майорского ранга, но через три года его флотская служба неожиданно… закончилась!

То была мрачная пора бироновщины — правления именем императрицы её фаворита курляндца Бирона. Русские офицеры один за другим становились жертвами репрессий. Не избежал этой участи и Белосельский. В 1736 году 34-летний князь был арестован Тайной канцелярией, которая после дознания приговорила его к вечной ссылке в пограничный Оренбург. В приговоре так и говорилось «на вечное житье».

Ссыльного Белосельского, исключённого из списков офицеров флота, определили на работу по специальности — находиться при постройке судов и состоять при находящихся в Оренбурге водяной и морской экспедициях. В 1737 году Белосельский, как имевший опыт дипломатических контактов, участвовал в приёме казахского хана Абулхаира. Тогда же в Оренбург прибыл новый губернатор тайный советник Василий Татищев — известный историк и государственный деятель.

Сам много терпевший от Бирона Татищев стал хлопотать за Белосельского. В 1739-м князь получил разрешение покинуть Оренбург. Задержавшись на короткое время в своих вязниковских имениях, Михаил Белосельский вернулся в Петербург. Однако там опытного морского офицера произвели в… майоры Ингерманландского пехотного полка! Лишь после кончины императрицы Анны князь Белосельский был назначен советником Экипажской экспедиции Адмиралтейств-коллегии в чине полковника по Адмиралтейству.

В правление дочери Петра Великого императрицы Елизаветы Петровны Михаил Белосельский вновь попал в милость при дворе. В 1743 году он был назначен генерал-экипажмейстером, став главным кадровиком российского флота. После того как президент Морской коллегии граф Николай Головин в 1744-м отправился на лечение за границу, Белосельский стал исполнять его обязанности. В 1747-м Михаил Андреевич был пожалован в генерал-кригскомиссары и вице-адмиралы.

В этой должности он ведал вопросами снабжения, вещевым и денежным довольствием личного состава российского флота. В смутную пору правления преемников Петра I, особенно при Бироне, на флоте царил бардак. Даже морской мундир многие считали носить необязательным. Порой и в караул морские офицеры заступали в штатских сюртуках и кафтанах. Вице-адмирал князь Белозерский, как моряк суровой петровской школы, навсегда положил конец такой вольнице. Он категорически предписал носить мундиры на службе постоянно, а заодно ввёл в военном флоте парадную форму белого цвета. Это новшество полюбилось морякам, и подобный цвет парадных мундиров сохраняется в российском ВМФ до сих пор.

Так сложилось, что вице-адмирал Белосельский не водил эскадры в бой. Он не был флотоводцем и не одерживал громких побед. Но его рутинная кропотливая повседневная, подчас неблагодарная работа способствовала возрождению российского флота и фактически готовила фундамент славных викторий адмиралов Екатерины Великой — Спиридова, Орлова, Грейга и Ушакова.

Императрица Елизавета отличала князя Белосельского, и в течение нескольких лет он постоянно делал доклады царице по военно-морским делам, фактически руководя российским флотом. В 1747 году вице-адмирал М. А. Белосельский был пожалован орденом Св. Александра Невского — одной из высших наград России. В 1749-м по интригам придворных Михаил Андреевич был лишён права личных докладов императрице, но уже в 1752-м восстановил своё влияние и даже сопровождал государыню во время её поездки в Москву. Но длительная флотская служба, оренбургская ссылка и напряжённая работа в качестве руководителя флота Российской империи подорвали здоровье адмирала. Он заболел и, прохворав почти пару лет, скончался в январе 1755 года в возрасте всего лишь 52 лет.

Вице-адмирала и кавалера князя Михаила Белосельского похоронили в усыпальнице Александро-Невской лавры.

Вязниковская вотчина адмирала отошла к его старшему сыну — полковнику и камергеру князю Андрею Михайловичу Белосельскому, в молодости служившему в армии, а потом — на дипломатическом поприще. Он владел селом Мордовским вплоть до самой кончины в 1779 году. За год до этого имение Белосельского-младшего официально вошло в новообразованный Вязниковский уезд Владимирской губернии.

После смерти бездетного старшего сына адмирала все владения Белосельских достались отпрыску старого моряка от второго брака с сестрой графа фельдмаршала Чернышева князю Александру Михайловичу Белосельскому — писателю, просветителю и дипломату, известному своей перепиской с Кантом. Именно вязниковский помещик Александр Белосельский (он принял фамилию Белосельский-Белозерский), получив большое наследство от матери, а потом ещё и очень выгодно женившийся, стал одним из первых богачей Петербурга, где до сих пор на Невском проспекте сохранился дворец князя. А в селе Мордовском ветшает каменный пятиглавый Спасский храм с трёхъярусной колокольней, построенный в 1808-м — за год до смерти младшего сына адмирала и не без его участия…

Николай ФРОЛОВ

«Районка, 21 век», №28 (245) от 30 июля 2015 г.

2.2. Из семейной хроники вязниковцев Полуэктовых

В память о том, как после провала путча ГКЧП 22 августа 1991-го бело-сине-красный флаг взвился над Белым домом в Москве, с 1994го эта дата отмечается как День Государственного флага Российской Федерации. Но 20 лет назад была лишь восстановлена историческая справедливость, так как прежде триколор уже являлся российским государственным флагом на протяжении двух с половиной веков — с 1668 по 1918 год.

Впервые флаг данных цветов был поднят на первом русском военном корабле «Орёл», который вступил в строй в 1669 году и предназначался для охраны русских торговых судов на Каспии. Возможно, подобная цветовая гамма была позаимствована у голландского флага (капитаном «Орла» был голландец Давид Бутлер), который тоже представляет собой триколор, лишь полосы на нём чередуются в ином порядке: он красно-бело-синий. Позже Пётр I, проходивший в Голландии стажировку в качестве корабельного плотника, окончательно утвердил флаг «голландских» цветов, но в «российском порядке».

Но если первенец отечественного ВМФ, благодаря которому родился и российский флаг, широко известен, то о человеке, руководившем постройкой легендарного корабля, знают куда меньше. Между тем «Орёл» строился русским корабельным мастером Яковом Леонтьевичем Полуэктовым, которого вязниковцы по праву могут считать земляком. Его потомки жили в Вязниковском уезде на протяжении полутора столетий и даже руководили этой территорией…

Но обо всём по порядку. В третьей четверти XVII столетия Яков Полуэктов был едва ли не единственным дворянином, понимавшим толк в корабельном мастерстве. Он и построил трёхмачтовый фрегат «Орёл», водоизмещением в 250 тонн, длиной в 24,5 и шириной в 6,5 метра и всего лишь с полутораметровой осадкой. Несмотря на скромные размеры, это был первый русский фрегат — предтеча регулярного военного флота.

О биографии Якова Полуэктова известно немногое. Его предки известны с XV столетия. В старину фамилия этого рода писалась как «Полуехтовы». Брат корабельного мастера Иван Леонтьевич Полуэктов служил дипломатом и был назначен российским послом в Данию ко двору короля Христиана IV. Не исключено, что в составе посольства побывал там и Яков, изучив опыт кораблестроения на датских верфях. Сам Я. Полуэктов выполнял дипломатические получения, состоя при царе Грузии Теймуразе и при посольстве индийского шаха. Скончался он в конце 1670-х, уже после того, как «Орёл» был захвачен и сожжён бунтовщиками Степана Разина.

Семейство строителя «Орла» получило в награду богатые имения. Полуэктовым принадлежали две усадьбы, которые после создания Владимирской губернии вошли в состав Вязниковского уезда. Это сельцо Назариха в приходе села Липки и сельцо Ромашево в приходе Успенского погоста. Яков был бездетным, и его состояние унаследовали племянники — дети того самого дипломата Ивана Полуэктова, посла в Дании.

Судьба его правнука и тёзки Ивана Николаевича Полуэктова оказалась тесно связанной с военным флотом. В 1789–1790 годах, во время войны России со Швецией, И. Полуэктов в составе отряда морской пехоты участвовал в двух сражениях в Балтийском море на рейде шведской крепости Роченсальм в Финляндии. В первом из них российский флот одержал полную победу. Но во втором шведы взяли реванш. Среди попавших в плен на полузатопленной галере находился и Иван Полуэктов.

Потери шведов оказались очень велики, поэтому в том же 1790-м был заключён мир, и молодой офицер вернулся в Россию. Ивану Полуэктову довелось повоевать и с поляками: в 1794-м он участвовал в штурме крепости Вильно — нынешнего Вильнюса. Выйдя в 1797 году в отставку, наследник создателя «Орла» поселился в Вязниках. Здесь он длительное время служил в местном суде, а потом почти 12 лет в качестве капитан-исправника возглавлял уездную полицию. Благодаря своевременно организованному Полуэктовым карантину во время опустошительной эпидемии холеры в 1830– 1831 годах Вязники и Вязниковский уезд понесли минимальные потери. В 1842 году, когда Полуэктову уже было под 70, вязниковцы избрали его предводителем своего уезда — эта должность примерно соответствовала посту нынешнего главы района. Одной из главных забот предводителя стало завершение работ по проведению шоссе Москва — Нижний Новгород. Ещё будучи исправником, Полуэктов использовал своё влияние, для того чтобы новая магистраль непременно прошла через Вязники, — это сулило огромные выгоды для местной торговли и предпринимательства. В итоге трасса прошла-таки через город, а одна из главных вязниковских улиц стала именоваться Шоссейной.

За заслуги в управлении Вязниковским краем И. Полуэктов был награждён орденами Св. Станислава II и Св. Владимира IV степеней. Он жительствовал в собственном доме на Красной (Малой Благовещенской) улице, неподалёку от центральной площади. В 1847 году, будучи уже в преклонном возрасте, Полуэктов вышел в отставку и вскоре скончался.

Дети и внуки вязниковского предводителя служили офицерами, продолжая семейные традиции. Им оказывал покровительство троюродный брат Ивана Николаевича боевой генерал и участник наполеоновских войн Борис Владимирович Полуэктов, чей портрет украшает Галерею героев 1812 года в Эрмитаже. Но карьеры родственники генерала не сделали. Лишь второй сын вязниковского предводителя Николай Иванович Полуэктов достиг майорского чина в Борисоглебском уланском полку.

В Вязниковском крае Полуэктовы проживали до начала XX столетия. Сегодня от их усадеб ничего не осталось. Даже огромный храмовый комплекс Успенского погоста близ посёлка Паустово, на содержание которого проживавшие рядом в Ромашево Полуэктовы жертвовали не малые суммы, сегодня возрождается с трудом.

Но, так или иначе, вступая под арку ворот церковной ограды в Успенском, невольно вспоминаешь проходивших тут прежде «хозяев уезда» Полуэктовых, в семейной хронике которых — и создание первого российского военного корабля, и подъём первого трёхцветного российского флага…

Николай ФРОЛОВ

«Районка, 21 век», №33 (200) от 21 августа 2014 г.

2.3. Предки и потомки первого начальника вязниковской полиции

В конце 1778 года после учреждения Вязниковского уезда была создана и вязниковская полиция. Её первым начальником стал отставной ротмистр армейской кавалерии Пётр Львович Рогановский — потомок героя Смутного времени начала XVII столетия Якова Якимовича Рогановского, польского шляхтича, верой и правдой служившего России! Польский дворянин (впрочем, не исключено, что по происхождению был белорусом, так как Белая Русь тогда входила в состав Речи Посполитой — федерации Королевства Польского и Великого княжества Литовского) Рогановский в пору противостояния Польши и России оказался на стороне Москвы. По-видимому, он состоял на русской службе ещё до войны. Будучи опытным воином, он присягнул на верность первому царю из династии Романовых Михаилу Фёдоровичу и в итоге стал… суздальским помещиком!

Яков Рогановский командовал отрядом рейтаров (их ещё называли «чёрными рейтарами» из-за цвета доспехов) — конных ратников, которые набирались «из иноземцев» — наёмников из Западной Европы и Прибалтики и были вооружены сразу несколькими тяжёлыми пистолетами каждый, а также мечами и другим холодным оружием. В 1616 году государь пожаловал Рогановского «за их многие верные службы, и за кровь, и за раны» патентом на чин поручика рейтарского строя и имением в Суздальском уезде — селом Теренеевым Опольского стана, расположенным между Владимиром и Суздалем.

Яков Якимович Рогановский прослужил в России более четверти века. Известно, что он командовал рейтарской ротой вплоть до 1630 года. В 1618-м царские рейтары сразились со своими «коллегами» на службе польского короля, среди командиров которых был ротмистр Василий Рогановский — родственник Якова. В жаркой схватке поляков разбили, среди погибших оказался и ротмистр Рогановский. Так что не только русские, но и шляхтичи в ту пору порой шли брат на брата.

В начале 1620-х годов рота Рогановского (не менее хорошо вооружённых 150 всадников) дислоцировалась в Туле — в ту пору крепости, защищавшей подступы к Москве с юго-востока от возможных набегов отрядов крымского хана и поляков короля Владислава IV. В мае 1630 года роту Рогановского принял новый командир — нижегородский помещик Прокофий Мишевский, по всей видимости, тоже из шляхетства. Именно в ту пору поручик Рогановский ушёл в отставку или скончался. «На Москве» он «обрусел», женился на русской, а его дети — пять сыновей крестились по православному обряду и тоже состояли на ратной службе.

Внуки Якова Якимовича Мирон и Никита Рогановские, состоявшие в числе служилых московских дворян в начале царствования Петра Великого, уже лишь по фамилии относились к «иноземцам», фактически ничем не отличаясь от русского «благородного» сословия.

Правнук рейтара царя Михаила Фёдоровича Лев Никитич Рогановский служил в российской армии при Петре I и его преемниках офицером, достигнув чина капитана. К началу 1760-х годов он уже скончался, а в родовой вотчине Рогановских суздальском селе Теренееве жила его вдова Марфа Васильевна.

Сын капитана Рогановского Пётр Львович по примеру предков служил в кавалерии и вышел в отставку ротмистром. После образования в 1778 году Владимирского наместничества ротмистр Пётр Рогановский по выбору дворянства был избран первым по времени земским капитан-исправником — начальником полиции Вязниковского уезда. Там он оказался, так как имения его жены Аграфены Матвеевны, по первому браку Аргамаковой, урождённой Языковой, находились в новоучреждённых Ковровском и Вязниковском уездах. На посту главного вязниковского полицейского Рогановскому пришлось налаживать работу правоохранительных органов на обширной территории — тогда в состав Вязниковской округи входили такие селения, как Палех и Южа — нынешние райцентры Ивановской области.

Старший сын первого вязниковского исправника Аркадий Петрович Рогановский, в отличие от родни, служил не на ратном поприще, а по гражданскому ведомству. Он избирался депутатом Владимирского губернского дворянского собрания от Суздальского уезда, потом был заседателем 1-го департамента Владимирского верхнего земского суда и секретарём губернской дворянской комиссии. Состоя в родстве с аристократическим владимирским дворянским родом Безобразовых и владимирским губернатором в 1802–1812 годах князем Иваном Михайловичем Долгоруковым, Аркадий Рогановский в 1806–1811 годах занимал почётную должность ковровского уездного предводителя дворянства, получил чин надворного советника (подполковника) и орден Св. Владимира IV степени. Он был женат на дочери судогодского городничего Егора Степановича Пестрово Евпраксии.

Супруги не сошлись характерами и в итоге разъехались, хотя развод так и не оформили. После этого Аркадий Рогановский вступил во второй брак при венчанной первой жене с дочерью вязниковского помещика Марией Замыцкой, а Евпраксия Рогановская стала открыто сожительствовать с гороховецким дворянином Александром Батуриным.

Скандал получился даже не губернского, а всероссийского масштаба! О деле Рогановских докладывали императору Александру I. Закончилось же всё трагически. 2 сентября 1812 года, в тот самый день, когда французы входили в Москву, а сельское население волновалось, 42-летний Аркадий Рогановский был убит своими крепостными крестьянами. Так как его младший брат Николай Петрович Рогановский, отставной мичман Балтийского флота, умер бездетным ещё раньше, род Рогановских по мужской линии пресёкся.

Зато дочь супруги убитого предводителя Лиза, рождённая от Батурина, получив отчество отца, носила фамилию своей матери и, таким образом, вошла в историю как Елизавета Александровна Рогановская. Она стала супругой известного поэта, литератора и переводчика Дмитрия Петровича Ознобишина, одно из имений которого находилось по соседству с вотчиной Рогановских. Внебрачное происхождение жены Ознобишина в своё время заставило попотеть историков, которые с немалым трудом разобрались с нюансами личной жизни её матушки. Парадокс — Елизавета Рогановская-Ознобишина стала самой известной из всех, носивших фамилию Рогановских, хотя фактически не имела к этому роду никакого отношения!

Последней в роду Рогановских стала дочь вязниковского исправника Олимпиада Петровна Рогановская, вышедшая замуж за преемника своего брата по предводительской должности в Ковровском уезде надворного советника Ивана Петровича Николаева. Именно ей досталось старинное имение Рогановских село Теренеево. Сын Николаевых и внук ротмистра Петра Рогановского, наречённый в честь деда, статский советник Пётр Иванович Николаев, в молодости тоже служивший в кавалерии и бывший гусарским офицером, получил известность как вязниковский предводитель дворянства и председатель Владимирской губернской земской управы в 1870-е годы. Именно он стал инициатором основания первой женской гимназии во Владимире. Женат Николаев не был, поэтому единственно известные потомки польского рейтара Рогановского прослеживаются лишь от дочери Олимпиады Рогановской и Ивана Николаева Елизаветы, которая вышла замуж за ковровского казначея Александра Ложкина. Их сын надворный советник Александр Ложкин-младший служил чиновником по ведомству Министерства Госимуществ, а внук Николай Александрович Ложкин в чине статского советника был судьёй Владимирского окружного суда вплоть до 1917 года. Потомки исправника Рогановского по линии Ложкиных сегодня живут в Санкт-Петербурге.

Николай ФРОЛОВ

«Районка, 21 век», №02 (267) от 21 января 2016 г.

2.4. Владелец Сарыевской волости — первый русский посланник в Бразилии

Бразилия, благодаря популярному советскому кинофильму, до сих пор известна на всём постсоветском пространстве преимущественно как страна, где много-много диких обезьян. Неудивительно, что в прошлые века наши соотечественники знали об этой экзотической державе ещё меньше. Между тем самый первый российский посланник в Рио-де-Жанейро Пётр Фёдорович Балк-Полев был незаурядным человеком и нашим земляком — одним из самых состоятельных землевладельцев Вязниковского уезда. Ему единолично принадлежала вся Сарыевская волость с почти тремя десятками селений. Оброк от этих имений крестьянам приходилось отправлять своему барину в несусветную даль, за моря-океаны…

Потомок смоленских князей и лифляндских немцев

Двойная фамилия первого российского дипломата в Бразилии — память об истории рода Балк-Полевых. Пётр Великий выдал замуж единственную наследницу боярского рода Полевых, потомков великих князей Смоленских, за своего любимца генерала Балка — обрусевшего лифляндского немца. Так появилась немецко-русская фамилия, представители которой занимали высокое положение при царском дворе. Ещё в петровское царствование Балк-Полевы приобрели у графа Андрея Матвеева — российского посла в Вене и Париже — Сарыевскую волость. Отец будущего дипломата камергер Фёдор Балк-Полев был женат на Прасковье Сергеевне Шереметевой — представительнице нетитулованной ветви знаменитого рода. Их единственный сын Пётр появился на свет в 1777 году. Ещё с пелёнок наследника громкой фамилии по указу Екатерины II зачислили на службу в гвардию. Молодой Балк-Полев свободно говорил и читал на десяти языках, разбирался в литературе, пробовал силы в поэзии и переводах, прекрасно танцевал и слыл в светском обществе за милого и умного человека.

Дело о шляпе

Рано лишившись родителей, Пётр Балк-Полев стал самостоятельно управлять своими владениями, размером почти с целый район Владимирской области (ему принадлежало и соседнее с Сарыевом село Осипово). Он несколько раз лично приезжал в Осипово и Сарыево, пытался разобраться в сельском хозяйстве и промыслах местных крестьян, но потом, махнув на всё рукой, доверил вести дела управляющему-немцу. Сам же поселился в Петербурге, став завсегдатаем придворных церемоний и балов. Екатерина II пожаловала его камергером, причём камергерское звание приравнивалось к генеральскому.

После воцарения императора Павла I камергер Балк-Полев, перебравшись в первопрестольную, не боялся критически отзываться о нелепых указах сумасбродного государя. Когда Павел запретил ношение фраков и круглых шляп, объявив их фасоны «якобинскими», Балк-Полев демонстративно появился на улице во фраке и шляпе идеально округлой формы. Московский полицеймейстер Эртель попытался силой снять со «смутьяна» запрещённую шляпу, но камергер по-простецки показал внушительный кулак ретивому ревнителю порядка. Обиженный Эртель завёл на Балк-Полева «дело о шляпе» и доложил императору, который лишил Балк-Полева чинов и наград, отправив в ссылку.

Так в 1797 году бывший камергер поселился в своих имениях в Вязниковском уезде. Зато среди литераторов Балк-Полев стал кумиром. Он был знаком с Державиным и Пушкиным. Балк-Полева уважали декабристы.

После дворцового переворота и убийства Павла I новый царь Александр I вернул Петру Фёдоровичу прежние чины и регалии, разрешив проживание в Москве и Петербурге. Вскоре Балк-Полев вновь стал блистать в Северной Пальмире, причём особой славой пользовалась его огромная библиотека. Там были все новинки отечественной и европейской литературы, причём многие — с дарственными надписями авторов.

Первый российский посланник в Бразилии

Во время наполеоновского нашествия Пётр Фёдорович снарядил из своих крепостных крестьян целый батальон. К тому времени он служил по Министерству иностранных дел, имея чин действительного тайного советника — такой же, как и у самого министра. После окончательного разгрома Наполеона, в 1815 году, встал вопрос о назначении российского посланника в Бразилию. В то время эта страна формально оставалась частью Португальского королевства. Во время оккупации Португалии французскими войсками в Рио-де-Жанейро обосновался португальский король Жуан VI. Но после того как Наполеона разбили и король вернулся в Лиссабон, в Бразилии остался его сын и наследник дон Педро Браганса, при котором заокеанская колония фактически стала самостоятельным государством. Вскоре принц провозгласил независимость Бразильской империи, став её первым императором под именем Педро I.

Вот к этому дону Педро в страну диких обезьян в 1815 году российский министр иностранных дел Иоанн Каподистрия с благословения императора и направил в качестве посланника Балк-Полева. В Рио-де-Жанейро российского дипломата приняли с распростёртыми объятиями. Среди дипломатического корпуса в столице Бразилии русский посол оказался самым родовитым, состоятельным и представительным. Заокеанскому двору португальского принца, который готовился стать первым бразильским императором, очень импонировало то, что российский государь прислал к нему столь солидного представителя.

Правда, сам Балк-Полев особого почтения к португало-бразильскому монарху не испытывал, втихаря переписывая поэмы и стихотворения Томаса Антонио Гонзага — известного бразильского поэта, которого дон Педро уморил в ссылке, обвинив в подготовке антиправительственного заговора. Эти стихи российский посланник переправил на родину. Позже ими зачитывались декабристы, а после разгрома восстания 14 декабря 1825 года одно из стихотворений мятежного Гонзага перевёл сам Пушкин, проводя параллели между трагической судьбой поэта из Бразилии и участью друзей-декабристов.

Сапожник, отставка и… «Розы»

В конце концов, пристрастие российского посланника к бразильским вольнодумцам стало известным при дворе дона Педро и в Петербурге. Александр I вызвал Балк-Полева для объяснений. Аудиенция у императора оказалась короткой: Балк-Полев обвинил царя в том, что жалованья дипломатов не хватает на приличную экипировку. В доказательство своих слов эксцентричный посланник и камергер швырнул на пол перед венценосцем внушительный счёт от… сапожника за новые бальные башмаки и, хлопнув дверью, вышел из царского кабинета! На этом дипломатическая карьера и вообще государственная служба Петра Фёдоровича закончились навсегда.

Остаток дней П. Ф. Балк-Полев прожил в Москве, иногда выезжая в свои имения. Он по-прежнему был близок к литературным кругам, причём среди молодых мастеров изящной словесности почитался фигурой легендарной. Не случайно, любимая дочь Петра Фёдоровича Прасковья вышла замуж за известного поэта «золотого века» Ивана Петровича Мятлева, автора одного из лучших стихотворений нашей литературы «Розы»:

Как хороши, как свежи были розы

В моём саду! Как взор прельщали мой!

Как я молил весенние морозы

Не трогать их холодною рукой!..

Бывший посланник в Бразилии скончался в 1849 году в возрасте 72 лет. На нём род Балк-Полевых по мужской линии пресёкся навсегда.

Николай ФРОЛОВ
«Районка, 21 век», №13 (230) от 09 апреля 2015 г.

2.5. Вязниковский помещик и владимирский вице-губернатор Пестель — брат декабриста

Фамилия Пестель в российской истории навсегда ассоциируется с известным декабристом, одним из руководителей Южного общества полковником Вятского пехотного полка Павлом Ивановичем Пестелем. Однако мало кто знает, что наш край связан с биографией его младшего брата Бориса Пестеля — помещика села Станки с деревнями Вязниковского уезда. А во Владимире-на-Клязьме Пестель-младший занимал высокие посты и даже несколько лет находился в должности владимирского вице-губернатора.

Пестели — саксонский дворянский род, представители которого в XVIII столетии переселились в Россию. Дед Павла и Бориса — подданный Саксонского королевства Бурхард Вольфганг Пестель выехал в Россию в царствование дочери Петра Великого императрицы Елизаветы Петровны. Служил по почтовому ведомству и занимал пост почт-директора в Москве. На русской службе он достиг генеральского чина действительного статского советника. В новом отечестве Пестеля переиначили в Бориса Владимировича, как и он сам стал себя называть. Его сын Иван Борисович Пестель начинал карьеру тоже по почтовой части и даже заведовал всеми почтами столичного Санкт-Петербурга, а потом стал сенатором и в 1806 году был назначен сибирским генерал-губернатором.

Известный литератор и журналист Николай Греч писал про него: «…Иван Борисович Пестель был человек очень умный, хорошо образованный, может быть и честный, но суровый, жестокий, неумолимый».

Сибирью Пестель управлял 16 лет, по большей части заочно, не покидая Петербурга, но из-за множества злоупотреблений в 1822-м его отправили в отставку, причём преемником отца декабриста в качестве правителя Сибири стал наш земляк — владимирец Михаил Сперанский.

И. Б. Пестель пожелал, чтобы его сыновья, в отличие от отца и деда, стали не гражданскими чиновниками, а военными, офицерами, и даже генералами. Однако, в отличие от старшего брата, будущего декабриста, который дослужился до полкового командира, Борису Пестелю носить офицерские эполеты оказалось не суждено. Будучи определён в элитный Пажеский корпус, из-за несчастного случая он сильно поранил ногу. Опасаясь возможной гангрены, медики настояли на ампутации. Так в 16-летнем возрасте Борис стал инвалидом, навсегда распрощавшись с мечтами о подвигах на поле брани. Отец зачислил его в свою канцелярию, после пятилетнего формального пребывания в которой Борис Пестель был переведён в Министерство внутренних дел чиновником особых поручений, а потом получил должность чиновника департамента мануфактур и внешней торговли.

Там молодой человек показал себя дельным сотрудником. В отличие от сослуживцев, сполна отдававших дань рассеянной столичной жизни, Пестель по вполне понятным причинам не танцевал на балах и не был дамским угодником, много времени уделяя службе. Он немало сделал для развития предпринимательства в России и уже в 27 лет получил чин коллежского советника (равный полковнику), причём к тому времени его отец уже попал в опалу, и дальнейшая карьера зависела всецело от способностей самого Бориса.

В 1824 году Б. И. Пестель стал начальником отделения департамента, а в 1827-м получил ответственное назначение вице-губернатором в северную Олонецкую губернию. К тому времени прошёл всего лишь год после того, как любимый старший брат-декабрист Павел Пестель был казнён царём, что стало сильнейшим потрясением для всего семейства. Что при этом пережил брат повешенного на кронверке Петропавловской крепости и погребённого в безвестной могиле на острове Голодае, можно только догадываться. Однако казнь декабриста Пестеля никак не отразилась на дальнейшей службе его брата.

В ту пору вице-губернаторы (их было всего по одному в каждой губернии) отвечали почти исключительно за развитие экономики своего региона. Поэтому задача Пестеля в данном качестве заключалась в более эффективном управлении государственной собственностью и активами в губернии, по возможности полным сбором всех податей (налогов), а также в создании стимулов для развития промышленности и торговли. В далёком карельском Олонце Борис Иванович потрудился достойно, после чего его отправили «подтягивать» другие, уже куда более насёленные губернии: сначала Смоленскую, а потом — Слободско-Украинскую (Харьковскую), где Пестель получил чин статского советника.

В апреле 1835 года статский советник Борис Пестель был назначен вице-губернатором во Владимирскую губернию, одновременно заняв должность председателя Владимирской казённой палаты. Владимирским губернатором тогда являлся действительный статский советник Степан Паскевич, младший брат любимца Николая I генерал-фельдмаршала князя Ивана Паскевича, переведённый во Владимир-на-Клязьме всего за три месяца до прибытия туда Пестеля. Брат царского фаворита и брат казнённого этим же царём заговорщика неплохо сработались, однако уже в 1836-м Степана Паскевича перевели в Петербург, а во Владимир на губернаторство вернулся грек Иван Курута, ранее уже занимавший этот пост, племянник воспитателя цесаревича Константина Павловича графа Дмитрия Куруты.

С Курутой Пестель тоже поладил, причём в 1838 году на долю вице-губернатора пришлась миссия курирования губернского официоза газеты «Владимирские губернские ведомости», которая стала первым периодическим изданием региона и выходила один раз в неделю. Кстати, её первым редактором стал знаменитый революционер и писатель Александр Герцен, отбывавший тогда во Владимире административную ссылку. Таким образом, политический ссыльный выпускал официальную губернаторскую газету под руководством брата казнённого декабриста!

В северной столице работу Пестеля во Владимире оценили высоко, наградив вице-губернатора престижным орденом Св. Владимира III степени («Владимиром на шею»). Окончательно Борис Иванович покинул берега Клязьмы лишь в начале 1839 года, будучи переведён вице-губернатором в Крым. Тогда территория этого полуострова образовывала Херсонскую губернию, куда и определили Пестеля. В Крыму Пестель прослужил более пяти лет, причём с учётом пограничного положения этой территории по указу императора Николая I был переименован из гражданского чина действительного статского советника в генерал-майоры. Так, ни одного дня не служивший в армии калека всё-таки стал генералом, как когда-то мечтал его отец. Бывший сибирский наместник всего полтора года не дожил до этого светлого дня.

В 1845 году Бориса Пестеля перевели в Петербург в состав Совета Министерства внутренних дел, но уже в 1848-м он скончался в возрасте всего 53 лет. Не исключено, что генерал Пестель стал жертвой набиравшей тогда силу эпидемии холеры, одной из самых опустошительных в истории России (всего тогда в стране умерло более 690 тысяч человек). Его портреты не сохранились или, во всяком случае, пока ещё не найдены.

Борис Иванович Пестель был женат на княжне Софье Николаевне Трубецкой. От этого брака родилось две дочери — Елизавета и Екатерина. Семейству Пестелей так полюбилась Владимирская губерния, что они стали местными помещиками. В частности, им принадлежали село Станки с деревнями Костенево и Зобищи Вязниковского уезда, между Вязниками и Мстёрой, в которых проживало около 550 крепостных крестьян. Другое имение брата декабриста находилось в деревне Лихушино под Шуей, которая тогда тоже входила во Владимирскую губернию. Там Пестели владели усадебным домом и парком, кстати, остатки последнего уже в городской черте Шуи уцелели до наших дней. Бывший барский дом Пестелей в Лихушино сгорел в 1913 году. Там же, в Шуе, чудом сохранилось и надгробие вдовы Б. И. Пестеля Софьи Николаевны, которая пережила мужа на 22 года, хотя семейный склеп Пестелей давно уничтожен.

А в Москве сегодня живёт Владимир Сергеевич Норманн — праправнук Бориса Ивановича и Софьи Николаевны Пестель, изучающий историю своей знаменитой семьи.

Николай ФРОЛОВ
«Районка, 21 век», №47 (264) от 17 декабря 2015 г.

2.6. Иван Рождественский — царский батюшка

В отечественной истории уникальна биография графа Михаила Михайловича Сперанского, сына сельского священника Владимирской епархии, сделавшего блистательную карьеру и занимавшего высокие государственные посты. Но есть ещё не менее яркий, но не столь известный пример, когда наш земляк из владимирской глубинки, тоже из духовного звания, благодаря выдающимся достоинствам оказался допущен в высшие государственные сферы. Выросший в глухом погосте на окраине Вязниковского уезда, протоиерей Иван Васильевич Рождественский стал настоятелем храма Зимнего дворца, духовником императорской фамилии, наставником наследника престола, получив высшие российские ордена, включая Св. Александра Невского с бриллиантами.

Сын сельского пастыря

Иван Рождественский — потомок рода церковнослужителей, основателем которого стал священник села Михайлово Суздальского уезда Анания Михайлов, родившийся при Петре Великом и служивший вплоть до 1780-х годов. Его внук Гавриил Харитонов занимал место дьячка в церкви Рождества Пресвятой Богородицы в селе Санниково Ковровской округи. Правнук Анании Василий Гавриилович, родившийся в 1791 году в Санниково, первым в роду получил фамилию Рождественский — по санниковскому Рождественско-Богородицкому храму.

Василий Рождественский в 1813 году окончил Владимирскую духовную семинарию и был определён священником Богоявленского погоста Вязниковского уезда. Там у отца Василия родился сын, крещённый с именем Иоанна. Когда Ивану Рождественскому исполнилось 15 лет, его мать умерла, а отец принял монашеский постриг, став иеромонахом Вениамином. Сначала он проживал во Владимирском Рождественском монастыре при архиерейском доме. В 1834 году инок Вениамин был назначен строителем Лукиановой пустыни в Александровском уезде, а в 1838-м ушёл на покой и остаток дней прожил в Михаило-Архангельском монастыре в Юрьеве-Польском.

Его сын Иван, детство которого прошло в лесном вязниковском погосте, как и отец, в 1833 году окончил Владимирскую духовную семинарию. Будучи семинаристом, он жил вместе отцом в Рождественском монастыре, где пел в хоре домовой архиерейской церкви. Талантливого юношу заметил епископ Владимирский и Суздальский Парфений, следивший за его успехами в семинарии. Иван Рождественский окончил семинарский курс одним из лучших и был направлен для обучения за казённый счёт в Петербургскую духовную академию. В северной столице он тоже учился в числе первых и окончил академию в 1837 году магистром богословия.

Карьера богослова и педагога

Поначалу молодого богослова отправили преподавателем семинарии в Рязань, но уже в 1838-м перевели в Петербургскую семинарию на кафедру словесности, а потом — гражданской истории. В качестве наставника бывший владимирский студент проявил себя с лучшей стороны, поэтому в 1839 году его назначили настоятелем церкви Дворянского полка — военного училища для выходцев из благородного сословия. Священник Иоанн Рождественский преподавал Закон Божий и церковную историю, а также являлся духовником воспитанников. Батюшка отдавал порученному делу всю душу и вскоре приобрёл у молодёжи огромный авторитет.

При тогдашнем жёстком воспитании кадетов отец Иоанн помимо обычных занятий посещал их вечерами, вёл задушевные беседы, помогал, чем мог, причём делал это искренне, без рисовки и излишней назидательности. Среди будущих офицеров пастырь стал настоящей легендой, и много позже, уже находясь в немалых чинах, его прежние ученики с неизменным почтением приветствовали духовного отца, содействуя ему во всём.

На отца Иоанна обратил внимание великий князь Михаил Павлович, младший брат императора Николая I, руководивший военно-учебными заведениями России. Священника Рождественского пригласили преподавать ещё и в Артиллерийском училище. С 1840 по 1850 год именно И. В. Рождественскому доверялось произнесение напутственной речи от духовенства юнкерам всех училищ Петербурга, получавшим первый офицерский чин. Эти речи современники почитали образцом ораторского искусства. Послушать выдающегося проповедника приезжали представители аристократических семей и царская фамилия во главе с Николаем I. Император даже распорядился напечатать эти речи отдельной книгой.

Любимый батюшка Дома Романовых

Знакомство с высшим светом стало причиной того, что любимая дочь царя великая княгиня Мария Николаевна предложила отцу Иоанну стать её духовником. Отказать было невозможно, и Иван Рождественский сделался придворным священником. В новой непростой должности он тоже оставался естественным и никогда не пытался приспосабливаться к высокопоставленным духовным детям. От этого уважение к батюшке лишь росло. Но с Марией Николаевной ему всё же пришлось расстаться. Дочь императора влюбилась в графа Григория Строганова, одного из богатейших людей России. Но и Строганов считался не ровней для великой княгини. Мария Николаевна попросила отца Иоанна тайком обвенчать её с графом. Но батюшка отказался, считая, что тайный брак в принципе неприемлем. Марию Романову и Григория Строганова обвенчал менее щепетильный пастырь.

Об этой истории узнал брат Марии Николаевны новый государь Александр II и пригласил Ивана Рождественского преподавать Закон Божий своим сыновьям, решив, что более достойного священника не найти. В 1862 году протоиерей Рождественский был назначен настоятелем малой церкви Зимнего дворца, служившей для императорской семьи, а в 1865-м определён членом Святейшего Синода. В эти годы он получил множество наград, которые имели далеко не все архиереи и генералы. Царская семья, императрица Мария Александровна и её сыновья очень полюбили своего пастыря. Характерно, что когда великий князь Сергей Александрович стал совершеннолетним, он попросил мать подарить батюшке драгоценный крест. И царица лично выбирала драгоценные камни для креста и даже заказывала его рисунок придворному ювелиру.

«…Видели в нём родного отца»

Протоиерей Иван Васильевич Рождественский, имевший ежедневный неограниченный доступ к императору, императрице и великим князьям, пользовался огромным влиянием, особенно в среде духовенства. Перед ним заискивали даже митрополиты. Поговаривали, что батюшка даёт советы, какого архипастыря на какую епархию назначить. Архивные документы свидетельствуют, что от одного слова И. В. Рождественского зависело многое. Но честность отца Иоанна не подвергали сомнению даже те, кто ему не симпатизировал, — в гуще дворцовых интриг были и такие.

Несмотря на высокое положение, И. В. Рождественский никогда не забывал о земляках. На личные средства он учредил стипендии для выходцев из Владимирской губернии в Петербургской духовной академии, Владимирской духовной семинарии, Царскосельском и Владимирском женском училищах, финансировал несколько сельских школ Владимирского края. В Вязниках Иван Васильевич выстроил богадельню для вдов и сирот местного духовенства. Квартира протоиерея в Зимнем дворце всегда была открыта для гостей-вязниковцев. Как свидетельствовали современники, «бедные земляки и землячки, оканчивавшие в Петербурге образование, видели в нём родного отца и пользовались его щедрой поддержкой».

После убийства народовольцами Александра Второго 1 марта 1881 года на престол взошёл ученик протоиерея Рождественского Александр Третий, который тоже чтил батюшку почти как отца. Но Иван Васильевич был настолько потрясён трагической гибелью прежнего государя, что зимой того же 1881-го тяжело заболел. И хотя царственный ученик создал все условия для лечения протоиерея Рождественского, в 1882 году тот скончался в возрасте всего лишь 67 лет и был погребён на Смоленском кладбище Петербурга. Перед смертью он оставил завещание, по которому выделялись капиталы на все учреждённые им стипендии и опекаемые им школы. Эти средства выдавались вплоть до 1917 года, а среди вязниковцев долго жила память о незаурядном и редкостной отзывчивости человеке.

Николай ФРОЛОВ
«Районка, 21 век», №20 (237)
от 28 мая 2015 г.

2.7. Славный художник земли Вязниковской

В «Биобиблиографическом словаре русских художников» названы 355 художников по фамилии Иванов.

Вязниковская земля дала России десятки замечательных художников. Начало этому, видимо, положила семья живописца Волка. В том же «Биобиблиографическом словаре» читаем: «Волк. Живописец середины XVII века. Священник из Вязников. Писал иконы вместе с двумя братьями и пятью зятьями. В 1660 году был вызван в Москву «к стенному письму» в Архангельском соборе. Всего несколько строк, а как приятно нам, вязниковцам, читать это. Если будете в Москве, то зайдите в Кремль, в Архангельский собор, и посмотрите, как его расписали внутри наши вязниковские художники. А Архангельский собор был собором-усыпальницей великих русских князей и царей от Ивана Калиты до Иоанна Алексеевича, брата Петра Первого.

Об этой деятельности вязниковцев можно написать отдельную статью, и я займусь этим. Но сегодня мне хочется рассказать о подвиге другого вязниковского художника, уроженца Вязниковского уезда, из деревни Казаково, прихода села Мелешино, что недалеко от Палеха, Антона Иванова.

В середине XIX века его имя было известно в Италии, где он жил и умер в 1864 году. А родился Антон Иванов в 1818 году в семье крепостного крестьянина Ивана Иванова. Антон рано проявил интерес к рисованию и был отдан своим барином в ученье к художникам Е.Г. и Г. Г. Чернецовым, у которых и находился с 1833 по 1839 год, целых шесть лет. Во время учёбы он совершал с братьями Чернецовыми творческие поездки по Волге. Они прошли всю Волгу от Рыбинска до Астрахани. В результате этой поездки Антон создал множество рисунков, эскизов, набросков, картин. После поездки все картины были выставлены в Санкт-Петербурге. Они так понравились преподавателям Академии художеств, что ему было предложено поступить учиться в Академию. Братья Чернецовы выкупают Антона из крепостных, и он с 1840 года становится вольнослушателем Академии. В 1844 году за картину «Вид Тучкова моста с набережной Васильевского острова» он получает малую серебряную медаль. В 1845 году он организует свою выставку пейзажей, за что и получает звание неклассного художника. Общество поощрения художникам объявляет Антона Иванова своим пенсионером.

В 1846 году художник уезжает с братьями Чернецовыми в Италию, где и остаётся до конца своей жизни.

После смерти Антона Иванова многие его картины, рисунки, альбомы остались в Италии и занимают теперь достойное место в различных музеях. По пять картин Иванова находятся в Государственной Третьяковской галерее в Москве и Русском музее в Санкт-Петербурге. Многие музеи России и бывших союзных республик являются счастливыми обладателями работ нашего знатного вязниковца. И только Вязники не имеют ни картины, ни даже рисунка своего знаменитого земляка.

Его «Автопортрет» находится в Москве, в ГТГ. А музей А. С. Пушкина в городе Пушкине обладает уникальной картиной, выполненной Г. Г. Чернецовым. Это знаменитая картина — «Парад на Царицынском лугу». Помните, в учебниках часто помещали репродукции с этой картины? Группа выдающихся людей России во главе с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, И. А. Крыловым. Недалеко от них Чернецов написал и портрет Антона Иванова. Он оказался достойным быть написанным на этом полотне. Ведь ему тогда было всего 18 лет. Достойный вязниковец — среди достойных людей России.

В моей коллекции открыток с картин художников имеется несколько репродукций с его картин. Три из них с итальянским сюжетом. У нас в стране известны около тридцати картин Антона Иванова.

Хорошо бы городским властям Вязников обратиться в Москву, в закупочную комиссию и заказать для нашего музея хотя бы одну картину нашего знаменитого земляка.

Донат ОБИДИН

«Маяк», от 28 сентября 1996 г.

2.8. Вязниковский крестьянин Иван Базанов — «Император Сибири»

Во второй половине XIX века слава купца-миллионера Ивана Ивановича Базанова гремела по всей России — от Москвы до Восточной Сибири. А когда в 1813 году в семье крестьянина прихода села Спас-Шелутина Вязниковского уезда Ивана Базанова родился сын, наречённый, как и родитель, Иваном, никто не мог даже предположить, что этот младенец со временем будет контролировать почти 200 золотых приисков и золотоносных участков, а также целый флот на великих сибирских реках! До сих пор в Вязниках и Перми, Иркутске и Петербурге можно видеть массивные здания, возведённые на базановские миллионы, причём по большей части — для учебных и благотворительных заведений. А ближайший соратник и компаньон Базанова Михаил Сибиряков своим огромным состоянием заложил основу для будущих научных исследований Арктики. Некоронованным императором Сибири называли Ивана Базанова, который прошёл путь от крестьянской избы до состояния в 15 миллионов золотых рублей.

Иван Базанов-младший в конце 1840-х годов в 37-летнем возрасте покинул родной Вязниковский уезд в поисках лучшей доли. В Российской империи ловцы Синей птицы двигались на восток — в бескрайнюю, одновременно сулящую огромные возможности и гибель в далёком лесном краю неизведанную Сибирь. Как именно богател вчерашний вязниковский крестьянин Базанов — до конца не выяснено до сих пор. Известно лишь, что в 1857 году 44-летний Иван Иванович добился, выражаясь современным языком, лицензии на разработку золотых приисков в Восточной Сибири. Вместе со своим другом купцом Михаилом Сибиряковым Базанов организовал компанию по добыче золота в долинах рек Лена и Витим, которая для «маскировки» получила название «Ленско-Витимское пароходство Ко Сибирякова и Базанова». В середине 1860-х годов в число компаньонов данной фирмы вошли сибирские купцы Немчинов и Трапезников. Спустя 20 лет после начала работы на компанию, основанную Базановым и Сибиряковым, работали тысячи старателей, матросов, рабочих, лоцманов, возчиков, десятки капитанов, геологов, инженеров. Большая часть золота добывалась в Олекминском округе, но отдельные пароходы Базанова доходили и до Якутска.

Иван Базанов щедро жертвовал огромные суммы на содержание приютов и богаделен, строительство церквей и школ в различных городах и губерниях. «Нажил сам — поделись с другим!», — любил повторять золотопромышленник. За выдающиеся коммерческие достижения и не менее значимую благотворительность он был пожалован в чин действительного статского советника (равного генерал-майору). Рождённый крестьянином, Базанов стал Его Превосходительством, был отмечен орденами и медалями. Но прославился «император Сибири» вовсе не этим. В 1883 году после кончины Ивана Ивановича было обнародовано его завещание, которое удивило всех: значительную часть многомиллионного состояния Базанов завещал на общественно полезные цели.

Миллионер и генерал был лишён семейного счастья. Его любимые дети умерли раньше его. Поэтому наследниками Ивана Ивановича стали невестка — вдова покойного сына Петра Юлия Базанова и зять — муж покойной дочери Базанова Екатерины Ивановны граф Пётр Сиверс. Нередко бывает, что распоряжения завещателя выделить крупную часть наследства на благотворительность сильно раздражает его родню, которая потом стремится каким-либо образом «минимизировать» потери, выполнив волю богача лишь формально. Но в семействе Базанова, редкий случай, и Юлия Базанова, и граф Сиверс не просто постарались исполнить завещание Ивана Ивановича как можно добросовестнее, но и потратили на помощь современникам почти всё наследство.

К помощи базановского семейства прибегали очень известные люди, отчаявшиеся найти поддержку в иных местах. Например, писатель граф Лев Толстой попросил Юлию Базанову помочь профинансировать переселение духоборов — крестьян-пацифистов, подвергавшихся преследованиям в России, в Канаду. На это требовалось около 7 миллионов рублей!

«С этой целью я обращаюсь к вам, прося вас пожертвовать на это, несомненно, доброе дело столько, сколько вы найдёте нужным и возможным. В ожидании ответа остаюсь уважающий вас, Лев Толстой», — такое письмо направил Базановой классик. Юлия Ивановна заключила договор с владельцем крупной пароходной компании господином Каменским, суда которого и перевезли 7500 духоборов в Новый Свет.

В российской истории более всего известны крупные пожертвования Юлии Базановой Императорскому Московскому университету.

Целиком на её средства в 1894–1895 годах на Девичьем поле была построена и оборудована университетская Клиника болезней уха, носа и горла — в то время единственная специализированная больница данного рода в стране. На эти цели Базанова потратила более 1 миллиона рублей — огромную сумму по тем временам, когда, скажем, годовая зарплата владимирского губернатора (самая большая в губернии) составляла 10 тысяч рублей. После открытия клиники Базанова пожертвовала ещё более полумиллиона рублей на обеспечение содержания данного учреждения. Московская городская дума присвоила клинике имя Юлии Базановой.

Долгое время на свои средства Юлия Ивановна содержала Иркутское географическое общество. Она финансировала мероприятия, посвящённые 300-летию присоединения Сибири к России. В Румянцевском музее в Москве находилась этнографическая коллекция, связанная с её именем.

На базановские миллионы была выстроена школа в Ялте и городское училище в Перми. В Вязниках на пожертвованные по завещанию тестя графом Сиверсом 100 тысяч рублей на улице Благовещенской отстроили и оснастили всем необходимым техническое училище имени И. Базанова, торжественно открытое в 1898 году и позже преобразованное в Вязниковский механико-текстильный техникум. А в центре Иркутска вырос огромный по прежним меркам Базановский воспитательный дом, спасший тысячи детей и подаривший им путёвки в жизнь. На средства семьи Базанова не только было выстроено здание приюта, но выплачивалось жалованье его персоналу. Ещё в Иркутске Базановы выстроили Ивано-Матрёнинскую больницу — одно из крупнейших лечебных учреждений Восточной Сибири, — названную так в честь самого Ивана Базанова и его жены Матрёны. Историки установили, что всего Юлия Базанова и граф Пётр Сиверс потратили на благотворительность более 10 миллионов рублей — почти всё базановское наследство.