Бесплатный фрагмент - Неигра

«Неправедно вино, неправеден царь, неправедны женщины, несправедливы все сыны человеческие и все дела их таковы, и нет в них истины, и они погибнут в неправде своей».

(2 Ездр. 4:37)

Сны

Надежде Т.

1

Белые груди Дианы с разбухшими темно-розовыми сосками болтались туда и сюда, ходили вверх-вниз всей своей желеобразной массой. Тяжелые раскинутые бедра тоже колыхались — но не так сильно, поскольку были плотнее. Мягкий живот дрожал. Пупок прятался в горизонтальной складке — и, прищурившись, смотрел на Максима.

Между губками в щели под колючим лобком сновал половой член. Кровать тряслась, ожидая заключения.

Закрыв глаза, Диана улыбалась мужу. Вдруг он остановился, отпрянул, выскользнул наружу. Первые, самые длинные струи хлестнули между Дианиных грудей. Следующие не долетели, упали на живот, медленно потекли по бокам.

В воздухе остро и тепло запахло удовлетворенным желанием.

2

— …Спасибо, дружище! Без тебя я бы не справился с этим чертовым бойлером. Не думал, что он такой тяжелый.

Я вздрогнул, выдернутый в реальность.

В воздухе пахло не спермой, а водкой. Никакой кровати не было, мы сидели на кухне. На столе поблескивала сильно початая бутылка «Ортодокса», стояли две стопки и стакан с минеральной водой: я приехал машине и не мог пить.

И Диана и Максим были одетыми — по-домашнему, но прилично. Но я ни капельки не сомневался, что незадолго до моего появления они занимались сексом.

Причем, скорее всего, сцена была именно такой, какой представлялась в моем сне наяву. Мы дружили семьями почти двадцать лет. Нам приходилось отдыхать у кого-то на даче, выезжать на природу — на речку или на озеро. Тело Дианы я знал прекрасно.

Мощные бедра и горизонтальный пупок были видны невооруженным глазом. Сквозь мокрый купальник я много раз видел Дианины соски, набухшие до невероятных размеров от холодной воды; во время секса они наверняка становились именно такими. А что касается недавней бритости лобка, так это представилось по аналогии с моей женой.

— Да на здоровье, Макс, — наконец ответил я. — За что тут благодарить: всего лишь поддержал эту байду и помог со своей стороны надеть на анкер.

— Не говори, — возразил друг. — Я, как писалось уже не помню в какой книге, не атлет с волосатой грудью…

— У атлетов грудь голая, как у баб, — со смешком перебила Диана. — И пиписьки у них, как у зайцев, нечему завидовать.

Я усмехнулся в ответ. В нашем кругу — тем более, с учетом того, что жена друга была не учительницей русского языка, а медиком — такие шутки считались уместными. Они давали почувствовать свободу, когда мы встречались без своих полувзрослых детей: нашей дочери и их сына.

— …Я не столь могуч, чтобы управиться с этим баком в одиночку. Может, конечно, удержал бы и насадил сразу на оба крюка — а может, не удержал. Ёбнул бы все на пол, разбил унитаз и прочее…

Бранные слова — особенно после ста пятидесяти граммов водки, выпитой в честь события — тоже были между нами обычны.

Максим выдернул пробку из бутылки. Примерно с таким же звуком выходил половой член из набрякшего влагалища.

Прочитавший мои мысли обозвал бы меня извращенцем. Я себя таковым не считал. Я просто оперировал реальными категориями, смотрел на мир не через благостную кисею и называл вещи своими именами.

Смешно было не видеть очевидного на пятом десятке и в стесненных обстоятельствах, в которых не выжил бы чех или американец. Субботнее утро — при условии, что сын уехал в университет к первой паре — супруги, бесспорно, посвятили сексу. Они были нормальными людьми и имели нормальные жизненные приоритеты. Я не сомневался, что они не ходили в церковь и не ездили на кладбище к бабкам-дедкам, а провели время с пользой для себя.

Мы с женой поступили бы точно так же. Но, к сожалению, у дочери в этом семестре по субботам вообще не было занятий. Наш секс откладывался до позднего вечера, когда она угомонится у себя. При том, что утром можно было бы даже снять себя на видео, чтобы потом смотреть ночью.

— Ну, давайте, еще раз — за успешно проведенную операцию!

Максим и Диана подняли звонкие стопки, я глухо ткнулся стаканом.

— Спасибо тебе еще раз!

Поднявшись из-за стола, хозяйка дома шагнула ко мне и поцеловала в щеку. Такой знак внимания был у нас допустим. Но я успел отметить, что глаза Дианы счастливо блестят — причем не от водки — и от нее сильно пахнет женщиной.

Моя догадка насчет утреннего секса, конечно, была верна. Перед моим приездом Диана даже не приняла душ. И, вероятно, они с Максимом собирались повторить после моего отбытия: время до возвращения сына еще оставалось.

— Ну, братцы, с вами хорошо, но я поехал, — сказал я. — Дома тоже всякие дела.

Словно дождавшись моих слов, в передней заверещал мобильный телефон. Это был не мой: у меня на общий звонок стояло «Бесамо мучо», а на жену — Yesterday.

— Я сейчас! — воскликнула Диана и выскользнула из кухни, взмахнув юбкой.

— Вот такие дела… — задумчиво произнес Максим.

— Да уж, — согласился, не вдаваясь в подробности.

Он долил себе остатки водки, выпил, закусил последними двумя кружками колбасной нарезки.

— …Ни вперед, ни после!

Раздраженная Диана вошла в кухню, отодвинула стул.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.

Взгляд, пролетевший от нее к мужу и обратно, подтвердил мои предположения. Планы супругов сорвались.

— Что случилось, Динка? — поинтересовался Максим.

— Что обычно.

Диана села, закинула ногу на ногу. Блеснула круглая голая коленка. Во «сне наяву» я ее почему-то не заметил.

— У мамы подскочило давление. Надо ехать к ней, измерять, потом решать: обойдемся таблетками или делать укол.

— Говори — не говори! — Максим хлопнул ладонью по столу. — Давно бы могла нанять патронажную сестру, чтобы не дергать тебя через весь город!

— Как же, наймет, если дочь — врач… И, как назло, Макс выпил. Теперь придется заказывать такси!

— Зачем такси? — вклинился я. — Если…

— Затем, что она живет в Затоне. Причем в самом конце, на Летчиков. Добираться автобусом с двумя пересадками. Приеду в лучшем случае через полтора часа. Она и так мне все мозги выест, что я с утра уже нетрезвая.

Встав, Диана подошла к окну, выглянула во двор.

— А мне что? пить вечером при сыне?

— Я не о том, Дина, — сказал я. — Зачем такси? Я тебя подвезу, куда надо.

— Повезешь меня в Затон?!

— Ну да. На самом деле у меня нет никаких дел, а домашние пусть от меня отдохнут.

— Спасибо! Тогда я быстро одеваюсь и поехали!

Она опять ушла. Максим поморщился:

— Вот старая сковородка! Черти бы ее забрали! Болеет, болеет, а никак не сдыхает. Вроде уж все, можно выпить на радости — нет, опять оживет. А нам Лёвку скоро женить — и где они будут жить? С нами тут в двушке?

3

Выражение «мы дружили семьями» — стандартное в обиходе — не совсем точно отражало суть наших отношений.

С Максимом мы учились в одной группе авиационно-технического университета. После четвертого курса он женился на Диане, студентке медуниверситета, я был свидетелем на регистрации брака. Ночь после свадьбы я провел со свидетельницей невесты, ее одногруппницей. А в начале пятого курса мы тоже поженились. По итогам жизни получалось, что наши семьи переплелись до абсолютной общности жен и мужей. Хотя ничего лишнего между нами никогда не возникало — несмотря на то, что Диана мне нравилась.

Однако сегодня во мне сорвался стопор. Увидев мысленно порнографический сон, я почувствовал желание, подобных которому никогда не возникало. Сейчас я ехал в Затон, томимый соседством Дианы — ее неразвеявшимся запахом и антрацитовым блеском колготок, обтянувших ее коленки. Они блестели на расстоянии вытянутой руки, отделенные лишь селектором коробки передач.

По пути мы о чем-то болтали — привычно и легко. А я думал лишь о том, до какой степени хочу жену своего друга. Прибытие на точку облегчало, прекратив внутренние мучения.

— Вот, приехали, — сказала она. — Мамин подъезд вон тот, дальний. Но двор узкий, тебе будет трудно разворачиваться, еще машину поцарапаешь. Дойду сама.

— Тебя подождать? — предложил я. — Чтобы не вызывать такси на обратную дорогу?

— Нет, что ты…

Диана обреченно махнула рукой.

— Это только начало. Мама просто так меня не отпустит. Потребует мониторинг давления, при лучшем варианте проторчу тут до завтра. Макс протрезвеет, заберет. А при худшем — так и вообще придется в понедельник заказывать такси и ехать отсюда прямо на работу. Я уж заранее и оделась по-деловому. Домашнее там имеется.

— Тяжелый случай.

— И еще какой.

— Послушай, Дина, — неожиданно для себя заговорил я.

Точнее, заговорил кто-то сидящий во мне и не боящийся совершить необратимость.

— Слушаю.

— Только не сердись.

— За что на тебя сердиться, если ты меня сюда довез? Такси стоило бы под тысячу. Да еще всю дорогу слушать чью-то дебильную музыку.

— За то, что я сейчас скажу. В случае чего — считай, что я этого не говорил.

— Говори. Не рассержусь. И если что — ничего не слышала.

Она ободряюще улыбнулась.

— Можно потрогать твою коленку?

Вопрос вылетел. Теперь уже все решалось за меня.

— А почему нет?

Голос звучал спокойно. Можно было подумать, что нечто такое ожидалось давно.

Я протянул руку, положил ладонь на черное полушарие. Оно оказалось шершавым и прохладным.

— Нравится? — спросила Диана.

— Очень, — честно признался я.

— А хочешь, что-то покажу? Понравится еще больше.

— Хочу.

Черная юбка поползла вверх. Показались края кружевных резинок.

— Ты ходишь на работу в чулках?!

Я изумился так, словно поймал жену друга на чем-то невыразимо развратном. Впрочем, чулки — один из самых эстетичных предметов женского гардероба — в России испокон веку считались атрибутом проституток.

В отдельные моменты казалось непонятным, как в этой стране еще живы нормальные люди с нормальными потребностями.

— Нет, конечно!

Она легко засмеялась.

— Просто больше нечего было надеть. Не собиралась никуда идти, все колготки в корзине, постирать не успела.

— Понятно. Но мне очень нравится.

— А вот так?

Юбка поднялась выше. Ноги обнажились сильнее. Оголенные части бедер, в самом деле, сияли непристойно.

— Еще лучше, — подтвердил я.

— А так?

Трусики на Диане оказались белыми. Одеваясь для поездки в Затон, она не собиралась их мне показывать.

4

— Послушай…

Я нашел под одеялом грудь жены.

— Кажется, тихо. Уже можно.

— Хочешь? — устало спросила она.

— Да. А ты?

Жена не ответила.

— Хочу, — повторил я.

После того, как во дворе Максимовой ненавистной тещи я пощупал Дианино колено, а потом еще погладил ноги и даже потрогал ее трусики под ободряющий смех, желание встало во мне, как кусок железной арматуры. Я понимал глупость состояния, но ничего не мог с собой поделать.

— Я устала, — наконец сказала она. — Может, завтра?

Теперь промолчал я.

Мой половой член готов был лопнуть — как у мальчишки, подсмотревшего моющуюся мать. И, кажется, после почти комедийного эпизода я хотел свою жену так, как не хачивал уже давным-давно.

— Ладно…

Она вздохнула, привычно поняв меня без слов.

— Давай, только быстро.

Я откинул одеяло. В темноте, разбавленной светом дворовых фонарей, было видно, что лобок, под который я мечтаю нырнуть, полубрит точно так же, как у Дианы во сне.

— Подожди, — остановила жена. — Принеси какое-нибудь полотенце. Я даже подмываться не пойду, заткнусь прямо так до утра.

* * *

Дианины соски были еще крупнее, чем во сне. Отколыхавшись, груди успокоились, бедра больше не дрожали. Пупок щурился удивленно, он до сих пор не понимал, как все произошло. Только сперма не блестела на животе, а невидимо пузырилась где-то в глубинах под ним.

Начиная нехорошее дело, я сразу уточнил у Дианы, что можно и чего нельзя — и получил карт-бланш на все. Выдергивать не пришлось.

— И зачем мы с тобой это затеяли?

Она шевельнулась. Я поднялся и сел рядом. Я уже сам не понимал, как все вышло.

— Сожалеешь, что изменила мужу? — спросил я первое, что пришло на ум.

— Не говори глупости. Я что — похожа на целомудренную идиотку, которая двадцать лет трахается с одним только мужем и не знает других мужчин?

— Непохожа, — признал я.

— Равно как и Макс.

— Равно как и мы оба в своей семье.

— Правильно мыслишь, — подтвердила Диана. — Мы взрослые люди и давно выросли из детсадовских догм. Чем жить по правилам — лучше вообще не жить.

— Лучше вообще не жить, — повторил я.

— Но вот живем не по правилам, — сказала она. — А как именно?

— Как?

— Разве есть во мне что-то кардинально отличающееся от прочих женщин? Влагалище? грудь? задница?

— Душа.

— Не ерничай!

Я пожал плечами.

— А в тебе, извини за прямоту! Твоя сперма что — имеет вкус коньяка?

— Увы, нет, — признался я. — И член у меня не самый толстый из возможных.

— Про члены вообще промолчу. Знала такие пенисы, что вспомнить страшно!

— То-то и оно.

— Так вот, все это — от скуки. От-ску-ки, больше ни от чего.

— Ты права, — согласился я. — Должно быть, от скуки.

Я, конечно, не стал признаваться Диане, что с той субботы, когда мы с Максимом вешали в санузле столитровый накопительный водонагреватель, я лишился разума. Она не поняла бы, что смыслом жизни стала надежда на то, чему быть не положено.

— Но мы сами хозяева своих тел. Я не собственность своего мужа, имею право распоряжаться своим влагалище.

— А я — своим членом, независимо от жены.

— Так что с этой точки зрения все нормально, — продолжила Диана. — И всякие банальности типа «как я теперь буду смотреть в глаза твоей жене, а ты моему мужу» — тоже ерунда. Глаза — это глаза, а гениталии — это гениталии. Друг с другом не связаны. Хотя, конечно, в день, когда все началось, ты пялился на мои коленки так, что чуть не прожег мне чулки.

По всему получалось, что Диана уже тогда что-то заметила. И возможно, лишь поэтому сегодня сыграла комбинация, которую не назовешь иначе, как именно «детсадовской». Ничего не заметившая женщина не поверила бы, что я случайно оказался у ее поликлиники в конце смены — и что еще более случайно отвез ее не домой, а на съемную квартиру.

— Я не о том хочу сказать.

— А о чем? — уточнил я.

— О том, что когда любовники никак не связаны друг с другом, это легче. А так все-таки придется следить, чтобы не выдать себя в семье.

— Не выдадим, мы же школьники, в самом деле.

— И потом… Эти «квартиры на час»… Сам понимаешь.

— Понимаю. Но этот вопрос тоже можно решить. Как и все другие. И…

Я не договорил. Сквозь меня опять промчался сон наяву.

Только там была моя жена. Она стояла на четвереньках, в одних чулках — причем в черных. А сзади к ней пристроился Максим.

Психоанализ

— А знаешь, Костик, как мы развлекались с Владькой, когда нам было чуть за тридцать?

Алёна сидела, откинувшись на прислоненную к стене подушку, и потирала у себя между ног.

Нам всем: и мне, и ей, и ее мужу Владиславу, моему школьному другу — было уже не «чуть», а существенно за сорок. Однако Алёна выглядела прекрасно: кожа ее оставалась белой, а конусообразные груди с большими полушаровидными сосками тускло-розового цвета торчали молодо. Впрочем, я не знал, как они торчали в молодости: голую жену друга сегодня я увидел впервые. Просто я констатировал факт, что Алёнины груди не обвисли.

Подумав так, я отметил, что их еще даже не трогал. Здесь все шло при странном расслоении чувств. Алёна разделась без моего участия: сама сняла даже плотный розовый бюстгальтер. Я находился в полуступоре. Я разделся лишь после напоминания, к ней не прикоснулся. Мы даже ни разу не поцеловались: ни на лестнице, ни в крошечной прихожей, ни перед душем, ни после. Да и сам душ мы принимали раздельно, хотя громадная ванна позволяла разместиться хоть втроем.

Я до сих пор не мог понять, как получилось, что мы решили заняться сексом с женой лучшего друга. Мы встретились по неизвестному делу, которое — по ее словам — «было простым», но требовало мужского участия в тайне от Владислава. А идя по делу, пришли в пустую однокомнатную квартиру Алёниной подруги и теперь оказались голыми на кровати.

Если говорить совсем уж честно, решили не мы, а она — хотя я не оказывал особо сильного сопротивления. После рождения второй дочери супружеские отношения с женой затихли в тупике. Оставаясь здоровым мужчиной, я находил выход на стороне и даже не чувствовал вины. Зная природу женщин, сегодня я понял, что жена друга находится в аналогичном состоянии.

Делать вид, что соблюдаются приличия, дальше не было смысла. Я протянул руки и стиснул Алёнины груди. Они в самом деле оказались достаточно упругими, собравшиеся шишечки сосков ткнулись в ладони. Я отметил, что сама грудь усыпана мелкими коричневыми родинками — которые ничего не портили.

— И как же? — наконец ответил я. — Разрисовывали друг друга губной помадой?

Спросил я наугад, не имев подобного опыта. Моя жена была добропорядочной, как виниловая пробка — к великому сожалению я это понял, когда оказалось уже поздно что-то менять. О надписях помадой мне со смехом рассказывала одна любовница. Она была старше меня на десять лет, для нее это тоже кануло в давнюю молодость.

— Проще. Засовывали мне в письку банан.