Лариса Бухвалова
НЕБЕСНЫЙ ВИФЛЕЕМ
Стихи
Врата Вифлеема
***
Его положила на сено —
Отжившую лето траву.
Сама-то ребёнок ты, дева,
Загадка в суетном миру.
Барашки, телятки да куры…
И детки, и детки вокруг —
Те ангелы, что белокуры,
и кружево пёстрое ткут.
Живут так они и играют,
Танцуют все подле тебя,
Как будто на пастбище Рая,
Хоть в войнах и бедах земля.
А дети — всегда они дети.
Головки в весёлых кудрях.
Не старцы глядеть на младенца,
А дети смешные летят.
Хоть купол у храма разрушен,
День короток, смерть сеет страх.
А маленький добрые ручки,
Наивные тянет к цветкам.
Цветочки, глядит — оживают.
И дети смеются душой,
Что бой за стеной — забывая,
Жизнь видя ВЕЛИКОЙ мечтой.
2023.
Как мы к младенчику ходили
Впервые начальный наш ход с волхвами в Вифлеем — в детстве, к пещерке пастушьей, где жарким днём прохлада, а холодной ночью возможно согреться дыханием. У Марии народился младенчик.
В доме соседском народился младенчик. А мы — дети. Нам по четыре-пять лет. Серьёзные мы собрались и говорим друг другу — пойдём посмотреть на младенчика. Вот он вырастет, ножками пойдёт, и мы позовём его играть в игры. Умыли личики и ручки вымыли, как это серьёзно. И дружно пошли в дом, где младенчик появился. Зашли в ворота, постучались в дверь дома. Мария открыла, с улыбкой нас встретила.
— Здравствуйте! — мы дружно говорим, — Это у Вас младенчик народился в пещерке под звездой? — именно так — наивно и просто вопрошаем, — Мы сами маленькие и пришли поглядеть на младенчика.
Мария руки на груди сложила — умилилась. Дети мы — мы знаем, как приходить младенчиков смотреть.
И отвечает нам Мария:
— Да. Здесь родился младенчик. Заходите, дети.
Маленькие, ватагой заходим в пещерку.
— Дети пришли младенчика поглядеть, — говорят домашние, улыбаясь.
Вот бабушка горбатенькая кивает нам, улыбаясь. Вот братик старший — наш ровесник. Смеётся, скачет, увидев друзей. А мы идём. Мы волхвы летние в маечках и трусиках, босоногие, оставившие сандалии у порога. Идём по полосатым шершавым половикам через сени в избу, в пещерку Рождественскую. Светлые головки у нас, как у ангелочков, и вся наша жизнь ещё впереди. Зовут нас — идите дети — радостно им, а слёзы на глазах. Отец, Иосиф и тот, увидев нас оробел. Мозолистой ладонью щеку щетинистую скребёт. Слёзы у него, сурового дяденьки, бегут по щеке:
— Идите, дети! Идите! Вот сюда.
Вот Он — младенчик! На солому в овечьи каменные ясли положен. Спит сладким сном. Закрыты глазки, а реснички длинные, красивые. Удивительный, настоящий. Щёчки пухленькие. Личико персиковое. Маленький живой — новый человек. Народился под звездой и спит, будто с большой усталости. Мы тоже такие были недавно. А вот ножками пошли и пришли в Вифлеемскую пещерку. Мы ещё не знаем — кто же Он?..
Свет истины явился на солому прошлых дней. Придёт день — он вспашет гумно и посеет зёрна в чернозём, а через время — соберёт колосья урожая. Отделит зёрна от соломы. Зёрна отнесёт на мельницу, чтоб перемолоть в муку. А солому отдаст на ферму, для подстилки овцам и народившимся ягнятам.
Бог спустился, снизошёл, смиренный — не во дворец, а в хлев. Он будет жить на земле, между людей ходить и вести беседы о предстоящем Царстве Небесном, которое ждёт каждого из живущих на земле.
В детстве впервые озаряет нас свет истины. Простодушное умиротворение перед новой душой мира, которая была прежде нас и будет после нас. И мы в ней были, и будем, потому что Царствие Небесное грядёт в каждом из нас.
2023.
***
Впадает в небо узкая протока.
У августа глаза Ильи пророка.
И плащ седой, спадающий с небес,
плывёт сквозь сад, кустам наперерез.
Через межу, предвидя неба твердь,
боясь крылом о край её задеть,
всё ниже пролетающие птицы.
А в грядах след от горней колесницы.
Скрещенье стрел и сполохи огней,
что вознеслись над гривами коней.
Всё видно здесь, от космоса до дна.
А выше — длань Господняя видна.
2017.
Волна
Волна идёт по всей траве
Широкой луговиной.
Как лента — в ней сияет свет
Исподний — сине-сизый.
За ней ещё, ещё волна.
И солнце. Южный ветер.
Земля и море — суть одна.
И там, и здесь нас веет.
От края с гребнями волна
Через людское поле
Идёт, как вал по головам,
Не замечая боли.
Мы, суть — зелёная трава,
Цветы, полынь, пшеница…
Пригнулась к долу голова.
Кому ты поклонилась?
Некрепкий, бедный человек.
Не камень не камень, не твердыня.
Волна идёт сквозь белый свет —
Стихия и стремнина.
Хочу стать камнем ледяным,
Воздвигнутым торосом —
Уйти упорно от судьбы
Живого медоноса.
Сказал Господь — захочет Бог,
То эти камни встанут.
И в доме, в самый Час, порог
Да возопит пред нами.
Ибо пришла пора и гнев
В железо плавит глину.
Нам не дыханье бы телес,
А непокорность глыбы.
Не погубил чтоб жестью мир
Трав золотые космы.
От бед, от ветра упаси
Головки медоносов.
Но клонит нежные цветы
В преддверье вечной славы…
Бог созерцательно молчит.
Волна идёт по травам.
2022.
***
Жизни полнится сад
Не сиренями, астрами сквера.
Наполняется клад
Житием Вифлеемской пещеры.
Свет в её глубине,
Суть — души человечьей, младенец.
С Богом наедине —
Тайна роста ростка — постепенно.
Под небесной Звездой,
Озаряемый собственный образ,
Осиянный Судьбой
Превысокой, смиренной и скорбной.
В том она — Красота —
Через малое — в Духе — Рожденье.
И сама Высота,
Как Распятье, Итог, Совершенье.
2022.
***
Здесь врата открыты прямо в небо,
И трава под рёбра птицей малой.
Поезда спускаются на землю
И грохочут Илии составы.
Здесь и только здесь родится клевер.
Он вознёс натруженный трилистник,
Как ладони земляных свершений.
Бог ведь рядом, лишь немного выше.
А мой серп — он острый, он серебрян.
Я стою у стоп колонн железных.
Вот они — седого мира звенья.
Упади, коль страшно, на колени.
Будет сено пахнуть мёдом, викой,
Пеной белой облаков и пастбищ.
Агнцы побредут высоким клином
По стерне, по загорелой стали.
Дальше — дрожь земная возле устья —
Огласит леса голос шофара.
И Господь порожняки отпустит
По горячим рельсам прямо в травы.
2022.
ЯБЛОЧНЫЙ СПАС
Яблочным Спасом, Яблочным Спасом
веет сияние Божьих садов.
Это спасение райского сада.
Выше — спасенье запретных плодов!
Пахнет корзинами, скрипом лозовым,
детским, с матрёшкою русскою, сном,
миром старинным, скатёркою новой,
душной корицей — большим пирогом.
На рушниках, шитых крестиком алым,
у хорошавки*, румянится Спас.
И полагается старым и малым
яблочком хрустнуть, упавшим, тотчас.
Дома у печки, с потёртым ухватом,
бабушка нежится в белом платке —
с Яблочным Спасом, с Яблочным Спасом!
И пироги в противнях на шестке.
2012.
хорошавка* — сорт яблок
Подсолнухи
1.
Подсолнухи высокие стоят.
Цветение — пора мечты святая.
Мы строим мир и поднимаем сад,
И август плодоносный наступает.
Но, в беспокойстве сердце полнит грусть,
Что месяц или два — мир поколеблет.
Подсолнуха ж Вангоговская суть —
Всегда лететь в распахнутое небо.
Взлетят они и опадут они,
Ходульные, как остовы нагие,
И вытаращатся бельмами пустыми
На стаи, их обчистившие, птиц.
2.
Я во дворе подольше посижу,
К стене сарая, к каменной, прижавшись.
Я тоже как подсолнух на юру.
Высокое вместилище. Я чаша.
Я семечки сама в себе храню.
Так значит это август плодоносный?
Но есть во мне, как не крути, та грусть,
Что холодит и беспокойство носит.
Печаль, она от знания — что там —
По кругу года видим повторенья.
Хоть не известно, но приходит нам:
Что было с нами в прошлом, до рожденья.
Вот так сижу, на сад гляжу одна,
К стене холодной, хоть плечом, прижавшись.
Опора, но — застудится спина,
Прикроюсь свитером, подстраховавшись.
Так нас прикрыл Кто всё на свете знал?
Сам падая в промозглом прошлом нашем.
Ему до колик эта жизнь видна.
Он в свитер из мохера глаз таращит.
3.
Так я подсолнух. Я не помню сна.
И прошлого — не холодит мне камень.
Что за стеной, в сарае? Вроде хлам.
Там сыпется поленница дровами.
Разборки ждёт и края не почать.
Велосипед, поломанный годами.
Там грабли под сушилами торчат,
Нависшие, повторенные нами.
Я в сумраке гляжу на пышный сад.
Так вот что там! Живая, всё я знаю.
Дух обожгло оно — распада пламя.
Но вот — забвенья взломана печать.
Мне спину тёплый свитер прикрывает.
Я мыслю. Так с чего же мне начать?
2022.
***
Так вот жить и терпеть…
Судьбой стреножены, Боже.
Рыба стоит в верше,
И развернуться не может.
А Он идёт — рыбак,
Подобный мраморной глыбе
Глянуть ловли места:
Рыбу безмолвную вынет
И туда понесёт,
Куда та рыба не хочет.
Вспомнишь, апостол Пётр
Начальное из пророчеств,
Пояс свой придержав,
Вглядевшись в дали, на реку,
Там, где верши стоят
Для смертного человека.
2022.
Пётр и Павел ловят рыбу
Качает волны Океян,
А попросту — Ока.
Стоит Апостол, осиян,
В обличье рыбака.
Высокий, в лодке золотой.
А звёзд над ней не счесть.
И над бегущею волной
Забрасывает сеть.
Вся в серебре блестит вода,
Так рыбою полна.
Улов великий невод дал
Апостола Петра.
Пришли и щука, и карась
Покорные судьбе.
И стерлядь бьётся тут, и язь
На лунном серебре.
Апостол Павел тянет сеть
Помощником ему.
И, чувствуя — там кто-то есть —
Порой глядит во тьму.
И, вдруг, из тьмы идёт корабль.
Огни зажёг — дозор.
Он освещает смело даль,
Как местный рыбнадзор
И ставленник всея земли
Он начал им грозить:
— Вы кто такие?! Как могли
Сетями тут ловить?!
Мы знаем здесь всех рыбаков,
Какие живы есть.
И арестуем весь улов,
И заберём мы сеть!
Тут рыба Язь, вдруг, молвит им:
— Сама я в сеть пошла!
Апостол Пётр и Павел с ним —
Святой Небес всея!
А эта сеть есть дар Небес,
Святых Синайских гор.
И ей вовеки не владеть
Вам, грешный рыбнадзор!
Взглянули стражи с корабля —
А в небе Звёздный лес,
Святые светлые стоят
И смотрят все с небес.
Да сполохи играют там.
И видят мужики —
Как лодка плавно к небесам
Поднялась от реки.
Кого же брать на абордаж?
Ни сети, никого.
Луна на волнах, как мираж,
Сияние одно.
Большое море-Океян,
А попросту — Ока.
Здесь чудеса то тут, то там,
Где Божия рука.
2019.
Заброшенный Рай
С утра, росою серебримый,
подходит август к середине.
В садах заброшенных рябины
горбатые нагнули спины.
Они глядят на тело Рая —
во мхах каких грушовки тонут.
А выше — яблони сгорают,
хрустя корой в изгибах чёрных,
Увязнув в мире по колени,
набрякшие к излёту лета,
запретные, на дне столетий,
одни меж тем и этим светом…
Тут Рай заросший и обвисший,
где в брюньках рыжих облепиха
курчавая плывёт меж вишен,
с поклоном к утреннему Кришне.
И я иду, как посторонний,
но августейший соучастник,
глядеть на щедрые уроны
чьего-то брошенного счастья.
Я за грибами, я с корзинкой.
Захожий странник в дальнем Рае.
Мне подаёт плоды поминок,
крестясь, седая ветка с края.
Кто я? Садовник? Огородник?
Нет никого. Никто не скажет.
А боровинка-одиночка
с дичинкой — и горчит, и вяжет.
2019.
Боровинка* — сорт яблок
Вифлеем
Город хлеба и причащенья,
Как свидетельства о судьбе.
Город вечного возвращенья
Через жизнь к самому себе.
Надломленья над Чашей Хлеба
Перед скорбным, на Крест, путём.
Весь в моленьях, до крыш, до неба,
Весь в объятьях, в песнях о Нём.
Пуповины перерезанья
И срастанья путей земных.
Город тела и мира зданья
На ладонях в ранах живых.
Вифлеем — золотые горы.
Осиян пред глазами ты.
Я иду малым, пешим ходом
Сквозь тебя, как Фома судьбы.
2021.
Ферапонтово. Фрески Дионисия
Всё погибло, а фрески остались.
И сияют в пространстве, где свет
Выше неба, прекрасней печали
Той, какой в жизни суетной нет.
Там, у Вологды, шли мы по трассе
Долго-долго по русской земле,
Чтоб глаза целовали и гасли,
Будто были полжизни во мгле —
Столько сини небесной, что стала
Очертаньями ликов святых,
В нас слезами у сердца металось —
Дионисий, великий, лети!
Дольше эха — не краски, а звуки,
Словно ангельский сказочный хор.
Бог рыдал, Он объятия руки
Над садами земли распростёр.
В вышине из светлейшего круга
Эхо падало птицей в купель.
Жить и плакать — какая разлука
Здесь, во мне, основалась теперь.
Как Он там, с нераскрытою книгой,
Посмотрел с золотой высоты,
Будто с плата меж окон низринул
Всех веков письмена и мечты.
И объял крестной славой терновой.
Наши слёзы стереть, что видны,
Богородица в схиме вишнёвой
Плат живой подала со стены.
Мы там были! Я помню — живая
Я стояла, почти не дыша.
Только слово: — О, Боже… — сказала,
И моя полетела душа.
2021.
***
Текут века как медленные речи.
Теряются, как путники во мгле.
И что мы им, в исканьях человечьих?
Не звёздочки — росинки на Земле.
Нам верой дышит чёрная икона,
Светлей и чище коей не найти.
Так жизни суть космически бездонна.
И не дано её нам превзойти.
Что сможем мы, под ненадёжным кровом
Себя сжигая, воплощаясь в стих?
Мы все взойдём на поле Куликовом,
Как ратники под знаменем Руси.
2011.
Преддверие Храма
***
Прозрачна леса кисея,
Открыта радужная сфера.
Как бы звезда горит в ветвях,
Плывя над садом Вифлеема.
Янтарь в лазури птичьих грёз.
Долины, перелески, холмы.
Стоят хоры поющих звёзд.
Их жёлтых листьев трепет скромный.
Над головой моей кружат,
А я бреду земная, в путах
Телесных. Многих лет оклад
Вокруг меня осенний, хрусткий.
В нём ежевика будто тёрн
Пути лесные преграждает.
Но Вифлеем в душе грядёт
Рождением живого Рая.
И я смиренно обхожу
Венки багряной ежевики.
Я вижу ягоды и кровь,
И страстотерпцев в травах лики.
Все были здесь, все будем там,
Где небеса иной лазури.
Мне виден Вифлеемский храм —
Врата смиренья, дабы путник
Склонился буйной головой,
Молитву прошептав губами
Меж сосен и между берёз,
Упав над волглыми грибами,
Где в октябре ещё светлей,
Где вервием качает нити
Берёзовых седых ветвей.
И сена ворох в яслях виден.
2022.
ОСЕНЬ В ВИФЛЕЕМЕ
На склоне осени, на краю леса, дола. Сижу как бы на возвышенности. Надо мной ель будущего Рождества. Позади нас — тёмный лес, как горы. А предо мной светлое, с полосами тетрадными — убранное поле. Прописи… По нему разложены скатанные золотистые рулоны ячменной соломы.
Эти рулоны такая прелесть — будто пергаменты лета с трудами — рукописями свёрнутыми. Письмена в свитках. И мои стихи в них, и проза. Или это свитки древней Торы, которую читал Он…
Солома, упоминаемая в Евангелии от Матфея — Иоанном Крестителем. «Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым». Это метафизически солома — тело тленное, а зерно — душа — убрано в закрома…
На поле жизни собранный урожай — колосья пресечены смертью. Свёрстаны дни человеческие. А зерно — души — убраны в хранилище.
А солома вот. Она будет положена во гроб человеческий, как тленное после всех страстей, под мёртвое тело. Мы солома будущая…
Это же — солома для будущего вертепа Рождества. Она положена будет в каменные ясли для агнцев бело-рунных Вифлеемских. Она станет подстилкой для новорожденного младенца в золотой пещере Вифлеемской.
Всему своё время. Что же мы так дрожим в страхе перед жатвой? В Вифлеем небесный понесут сохлое тело бытия. В ясли каменные для светлого начала — Рождества.
И время длится осеннее, осенённое крестным знамением, в паузе, в стоянии.
2023.
***
Ну, вот и осень. Жалость или шалость?..
Легко иду по линии судьбы.
Ладошка клёна под ногами сжалась
среди листвы и давленых рябин.
Светлеют стяги и сереют блики.
Без астр весёлых гол мой огород.
Лишь брызги флоксов, флоксы не поникли
в толпе листвы охочей до свобод.
А на востоке розовеет пламя.
Седые перья, трепет высоты…
Ладошка клёна сжалась под ногами,
как будто враг шагнул из пустоты.
Я не хочу! Я всё в себе забуду,
как обмерла однажды на юру…
Ладошку клёна, как живое чудо,
я из-под ног досужих подберу.
Кто предан был и бит за обаянье,
забытый всеми, брошен был под лёд,
горя внутри невидимым сияньем,
простой порыв отчаянья поймёт…
Как у судьбы есть доля и недоля,
а жизнь полна сюрпризов и щедрот,
И озорна уж тем, что на заборе
среди листвы рыжеет рыжий кот…
Я не Господь, не чудо, не икона.
Я слабый человек в большом лесу.
Но хоть листок простой — ладошку клёна,
от холодов, нахлынувших, спасу.
2017.
Седьмой псалом
Вот меч Его. И лук. И стрелы.
Икона чёрная и степь.
Идём мы вместе степью смерти.
И перед нами — жизнь и смерть.
Там, за скончаньем мира, света,
За родником, холмом с крестом
Обдаст нас холодом и ветром.
Отец и дочь — идём вдвоём.
Вдоль леса, как чужого мира,
Вдоль полосы с седым зерном.
Идём, в нас страх живёт и сила.
И шепчется седьмой псалом.
Там, у дубов, у церкви древней,
Где чугунки во сне гудят
От тишины, и ветру внемля.
Находишь вскрикнув, вдруг, себя,
Заплакав, мой отец, от боли;
От стрел калёных в глубине,
Ибо Господь судил. А воля
И посейчас лишь снится мне.
Отец, неужто там, вначале,
Нас полем этим Бог скрепил —
В том октябре, в слезах печали,
цепями тяжкими Руси?
По краю, ведомому Богу,
Где купола горбатый лом.
Как на колени у порога
Упал ты под седьмой псалом.
«Ров рыл он! Пал он в ров тяжёлый!
А мы?.. Мы тоже роем рвы
От рождества, до самой чёрной
Могилы горней стороны…»
Молился ты, ты был в начале.
В начале самом я была.
У церкви, у дубов печальных,
У Славы и у Покрова.
2021.
***
Рука реки легла между холмов.
И рыбаки уселись на предплечье.
А тело изогнулось в небе снов,
Бледнея, словно тело человечье.
Такое долгое, как жизнь моя, река,
Как бабушкина жизнь, стекая в осень,
Смещаясь в Лету, молоком кипя,
Под пение Харона и плеск вёсел.
На север судеб, в дали путь ведя,
Держа за крылышко легко, прилежно
Осенний день, порывы ветерка,
Скамеечку над кручей, взгляд надежды;
Всю в глинах жизнь, в свистульках и конях —
Лепила барынь я, собачек, птичек…
Пропали в бездне, превратились в прах,
В закат над лесом, в облака наничку.
По наволке небес иглой теперь
Гуляя, нить живая вышивает:
Оленье стадо, колоски с полей
И косы леса рыжие по краю.
Вот я, задумавшись, как птичка, на краю,
На круче, на заплаточке скамейки.
А облака плывут, стада идут,
Харон поёт, рука реки белеет.
2022.
***
Дивен Бог и в святом запустенье.
Здесь дышал он, ходил и любил…
Спит Богимово, церковь Успенья.
Древних фресок, облупленных, мир.
Тут жил Чехов, была психбольница.
И встают, как печаль, иногда,
Сквозь прорехи и трещины, лица,
Наплывают, как память, сюда.
Крылья шали и вскрик белой чайки.
Запустенье вишнёвых садов.
Утро вечности. Вечер печали.
Окна купола. Осень. Покров.
2018.
От Покрова и до Казанской
Есть дни в обычном мире бренном,
Когда возвышен человек.
Грачи летят осенним небом
И от лесов исходит свет,
Преображая счастьем лица.
Стожаром клёнов выси жжёт.
Тогда по палой охре листьев
В мир Богородица идёт.
От Покрова и до Казанской
В патриархальном октябре
Господь смиренно наказал ей
Ходить меж нами по земле.
Как бы меж Раем и меж Адом,
Где суета и лет просчёт,
Над Вифлеемским скорбным садом
Эдем возвышенный встаёт.
Обнажены его оливы
И видно светлые следы.
В людских садах роняют сливы
Свои последние плоды.
Весь мир открыт, полуразрушен.
Над кровлей тленные леса.
Но наполняет осень души
Наивной верой в чудеса.
И ты, мой друг спешащий, входишь
В аллеи ясный коридор,
где осень, будто на исходе,
Но кружевной плывёт подзор.
Так, что блаженствуя, болея,
Душа не просит ни гроша —
Глядит, как тюль метёт аллеи,
Немарким золотом шурша.
И разговор о том в народе,
При доле скудной и простой,
Как эта женщина проходит
Сквозь мир предзимний и большой.
Что каждый здесь уже не прежний,
Приняв причастие её —
Святую радость и надежду,
Что осветили бытиё.
Что очень скоро несказанно
Застелют льнами неба дно…
От Покрова и до Казанской
Всё светлой радостью полно.
2018.
***
А в небе ангел вострубил,
пока смеялись мы,
покуда дождик моросил
в преддверии зимы.
Кончалась осень и ноябрь,
и двигались зонты.
И говорила много я,
и, также много, ты.
А выше — ангел, в небесах,
над городом, в бреду —
как первородный детский страх
он воздымал трубу.
И горько плакал, и скорбел,
к губам прижав мундштук.
Но выше наших душ летел
звенящий трубный звук…
Случилось это в ноябре,
сошлось со всех сторон
на домики, что на горе,
на Спасской, как с икон.
И мы, примолкшие, вотще,
ещё в толпе зевак.
Но шевелилось там, в душе,
какой-то тайный знак…
2014.
Звезда
Открою сени и — звезда
Глядит со стороны востока,
Что в удивленье я всегда
От умиленья до восторга.
Как бы знакомое лицо,
Но чтоб так ярко, чтоб так ярко…
Не ты ли в мой входила сон,
Но с запада, в начале марта?
Сегодня осень, и октябрь
Нас холодит под небесами.
А ты горишь. Такая даль.
Когда-то в небе мы летали…
Звезда про давнее молчит
На языке мерцанья света,
Тем каждый вечер бередит
Седую память человека.
И каждый вечер, пусть на шаг,
Но движется к железной вышке.
Я вспомню, погоди, Звезда,
Не уходи, тебя я слышу.
Ты, правда, в памяти летишь
Над старым зданием детсада.
И это детство говорит
Во мне надсадно.
2022.
Иссоп
Растёт волшебная трава
Над кручами востока.
«Очисть меня, Бог, от греха, —
Просил Давид, — иссопом».
И я, в строках цветы найдя,
Задумалась и встал.
И улицей к реке пошла —
Я там иссоп искала.
Волшебный цвет его постичь,
Чтоб сделаться безгрешной,
И душу выше вознести
Мне над судьбой кромешной.
Но мне сказали — отцвела
Трава иссопа в лето.
Живи и жди, когда весна
Придёт, чтоб цвета неба
Вечернего зацвёл иссоп,
Чтоб мне собрать букеты
Тех царских кубовых цветов
Давидовых безгрешных.
И на кинору я смотрю
В руках царя Давида —
Цветы иссопа нарисуй
Царю к киноре дивной,
И на безгрешные гляди
Глазами человека.
Зима белеет впереди
Как агнцы Вифлеема.
«И стану бел я, будто снег»,
Сказал он слово следом.
Но прежде — жди иссопа цвет,
Молясь гляди на небо.
2021.
Снег очищающий
Как в чудном странном полусне,
Где ожиданье и тревога,
Пред первым снегом замерев
Земля надеется на Бога:
Откроют двери небеса,
И с высоты, в красе начальной,
Святые хлопья полетят
Всё чаще, гуще и печальней.
Прохожий смертный человек
Замедлит в яви ход беспечный,
Заметив на излуке свет
И встанет в ожиданье вечном.
Как над рекой судьбы замрёт,
Над повернувшим Иорданом:
— А снег идёт, а снег идёт, —
Произнесёт тепло и странно.
Он манна, причащенье зим.
И путь пречистый перед нами.
«Омой меня и обели, —
сказал Давид перед снегами, —
«И стану бел я, словно снег».
Покров его на целом царстве.
Кто перед Богом человек?
Опомнившийся сын вчерашний.
Остановившийся во тьме
Он голову в раздумье поднял —
С небес летит безгрешный снег,
Собой о вечности напомнив.
«Омой меня и обели,
И стану я подобен снегу»
Бел и безгрешен перед Ним,
В дверях разверзшегося неба.
Мы все бредём туда, белы
В вечернем свете, в тихом мире.
Все снегом тем обелены,
Как описал Давид в псалтыре.
Как агнцев белые стада
В горах святого Вифлеема,
Предвидя неба города,
Где серафимы свет колеблют,
Снега крылами осенив.
Свет сыплется на купол мира.
Что вот — стихает этот мир,
Снегами первыми белимый.
Так сходит к нам великий снег.
А мы — прохожие под небом —
Омыты, белые в душе,
Под древом жизни силуэты.
Меж нами нити — провода —
Гирлянды Божьего вертепа.
Бредите, белые стада —
Ход к Рождеству Святого Света.
Превыше жизни суеты,
Домов и городов — беззвучно —
Омыты, святы и светлы,
Как дети к Богу сквозь разлуку.
А снег идёт, а снег летит.
Бог, помня землю обеляет.
Прохожего, и смертный лик
Похожим на иконный станет…
Омой меня и обели,
И от грехов земных избави.
Тебя я слышу, царь Давид,
Царь, омываемый слезами.
Все стихли. Белое на всех
Легло, как Божии ладони.
Бог человека в долгий век
Сопровождает на иконе.
Лик Божий, светлый лик Христов,
Молитвой нежной причащая
Летит — не надо больше слов —
Снег очищающий над нами.
2021.
Насте пред-Рождественское
Яблоко жизни — планета, мой нежный плод.
Снежный декабрь и Вивальди в снегах плывёт.
Нежное небо, в кружеве вся Земля.
Так белым снегом дочка идёт моя.
Девочка сердца, ангел моей мечты.
Нежное небо сыпет тебе цветы.
Это для веры, для надежды твоей.
Лихо исчезнет, станет к нам мир добрей.
Выйдем, поверь мне, из навязчивой тьмы.
Девочка сердца, слёзы утру твои.
И обниму, ведь в снежности декабря —
Видишь — сквозь вьюгу движутся три царя.
Снежное небо — верное из примет —
Над алтарями храмов зажёгся свет.
2019.
***
И мы остались на краю Земли,
Вдали от суеты цивилизаций.
Во льду стеклянном точно янтари
На веточке параболы качаться.
Греть на горелке поостывший грог,
Картошку курам резать, кошек гладить.
Там, где-то, мира жирный осьминог
Впиваясь щупальцами души давит.
А здесь над снегом бубенцы звенят.
Сон облака над яблоней мерцает.
Спит как журавль седой в гнездовье сад
Расписанный, в пушистом малахае.
Малин хрусталь перед моим окном
Сник, изгибая кружевную гриву.
Мы превращаемся зимой в зерно.
Для неба живы, умерли для мира.
2022.
***
Синие сумерки декабрьские над рекой,
В тьму непроглядную въявь окунулось полмира.
Глаза заслезились. Боже, прикрой их рукой.
Вот я и вижу над кручей святую Люсию.
Многое в прошлое этой рекой утекло.
Изогнута веером, змеем, дорогой чёрной.
Но свечи горят теперь над моей головой,
Тьму освещая и путь указуя меж холмов.
Глядя на запад, куда в хляби Солнце зашло,
Где в волнах багровых рыбак мой закинул сети,
Рыбы златой и серебряной много пришло.
Вскипая Харон его, за улов большой, встретил.
Я ж верю — вернётся в лодке смолёной рыбак,
Только спираль галактики промчит мировая.
На берег шагнёт, увидит огонь, подаст знак.
И улыбнётся, злу-смерть свою не признавая.
В ночь эту дикую, где зыби в скалах гремят,
Молитвы моей да пробьётся к Господу сила.
Свечи любви моей над моей головой горят,
Над океаном, над кручей я, Санта Люсия.
И в гневные сумерки, в шторм и в колкую смерть
Я отпускала его, не держала цепями.
Космос велик, колоссален, мне страшно смотреть.
Но рыбак мой вернётся, в бурях не утопаем.
2022.
***
Многое пережив, кажется, что века,
Ладонь уронив на колени поймёшь —
Легко и покорно отдать кольцо рыбака,
Но жизнь сохранить. И душу к сердцу прижмёшь.
Над главами выспренними, отец мой, взлети.
Щедрость — она окупится. И день за днём
В молитве безмолвной ты к Нему на пути,
Какой не смирившийся в гордости не пройдёт.
2022.
***
Есть на севере часовня,
на откосе, над рекой.
Только ты её сегодня
суетой не беспокой.
Не тебе она — другому —
Кто дойдёт туда пешком.
Тот, кому в ней быть как дома,
под старинным куполком.
Я, вздохнув, глаза закрою,
а часовенка стоит.
Толь смириться мне с бедою,
толь уйти в высокий скит.
2014.
Храм Рождества Христова
***
Смотри — какая там Звезда,
Зарделась меж селен.
Румяной розой воспылал
Под нею Вифлеем.
Что, рот открыв я замерла —
Гляжу на небеса.
А там созвездия стоят.
И надо всем — Звезда.
Сверхновая, снопами искр
Играя космос жжёт.
И луч её Земли достиг.
И, павши на порог,
Вдруг осветил дверной проём.
Мне видно, как внутри —
Младенец в яслях озарён,
Глядит на этот мир.
2021.
Пещера Вифлеемская
Пещера — грот в жёлто-песочной золотой горе. Пещера как чаша вглубь, к расширяющейся сердцевине. Пещера — сердце, сосуд, матка. Меня спускают в пещеру на вервие. Как на землю с небес, как космонавта наружности в глубь времён. Негде мне ночевать, негде приклонить голову.
В пещере чистота и пустота. В ней внутренний мягкий свет и непередаваемый запах — пряно-ванильный приятный и лёгкий. Насыщенный солнцем тёплый песчаник. Вот — я на её круглом донце — в сосуде скудельном, внутри горы, внутри мира. Сосуд беремен мной. Гора беременна мной. Я беременная внутри горы. Самой мне не выйти отсюда и здесь родить мне. И судьбу принять здесь.
— Не бойся! Живи здесь! — доносится до меня голос белого лика из округлого отверстия на фоне лазурного Вифлеемского неба.
Я глажу стены. Знакомлюсь с сосудом скудельном. Стены тёплые. Но здесь не жарко. Жар снаружи. А здесь тишина и покой. Пещера как праведная душа чиста. И я ложусь на округлое донце чаши, свернувшись калачиком как плод в матке. Над пещерой солнце. Между донцем и солнцем — ось лучом. Я в луче. Моя вселенская нить дней и лет наматывается на луч — ось. Вервие бытия накручивается. И в этом видно триединство, проявившееся именно в Вифлееме.
2023.
Ночь Рождества
Стоит отара между год
Пред отчим краем.
Ждут пастухи, исход не скор —
Дитя рожает
Там роженица во хлеву,
В одежде бедной.
Стоит отара на краю
Самой вселенной.
Он будет, верно, их пастух,
Тот малый агнец.
Звезда зажглась и мир потух,
Глаза смежая.
А вихри млечные над всем
Летят большие.
Пред небом замер Вифлеем,
Как на картине.
О Суде Божьем говоря
В мирах бездонных.
Над спящим миром три царя
С святой иконы.
Над Вифлеемскою иглой,
Где ночи гребни.
И кружат вихри над землёй
В огромном небе.
2020.
***
А прадед мой, бойко радея,
Уж дровенки выставил в ряд:
— Я сам из волхвов, из халдеев!..
Глаза то, влажнея, блестят.
Сквозь смертный пиджак пробиваясь
Звездится рождественский свет.
От дровенок с сеном, из Рая,
На землю ведёт синий след.
На небе узорные ставни
У изб всех. Лошадка дрожит.
Свободен — от дел, от кустарни,
За всю несусветную жизнь.
На радость святого семейства,
В пещерке златой, посмотреть.
При жизни не смог, не успел он.
А тут, как оказия, смерть.
Уж как он Его приголубит —
Младенца Спасительных сил:
— Он маленький, сладкое любит —
Гостинец Ему прихватил.
Душа замерла и, как будто,
Растерянность в старом лице —
В могиле он перевернулся.
— Аль помер, да жить захотел?
Забылся — глядел-то из Рая
На мир, на крестьян, на судьбу…
А жизнь наверху, за тем краем!
И горько заплакал в гробу.
2020.
Звёздный ход
Восходит солнце. Снежные дома
Освещены потоком восходящим.
Над деревами — вечный караван.
А вдоль дороги — прохожденье наше.
Мальчишка звучно дует в медный рог.
Идут волхвы — на солнце блещут ризы.
Их путь Вселенной млечен и высок.
А вдоль зимы поток людской нанизан.
Как выпал снег, стал путь налажен всем.
Тут всякий человек оповестимый,
Что ход открыт в Небесный Вифлеем.
И в тополях, над клёнами, оливы.
Идут волхвы. Здесь каждый, кто воскрес —
Вдоль облаков повозок вереница.
Толпы людской в лазури светлый лес,
Волынки дышат — пар от них клубится.
Так по снегам, от сердца ноября,
До Рождества — его Солнцестоянья —
Идут волхвы, вращается Земля,
И снег летит сквозь купол мирозданья.
И тот, кому нет жизни в суете,
И тот, кому терять не жалко скорби —
С волхвами стали звёздным ходом все.
Их в Вифлеем несут по небу ноги.
— Идите с нами, в сей Небесный Град!
Ход в небесах — явление большое!
И в облаках видения стоят,
В краях высоких облачного слоя.
От ноября — ковчега, где жил Ной
С его спасённым от стихий семейством,
Тот День восходит, движимый зимой,
Над городами белыми Бореи.
Передувает млечные пути,
Где мы спешим внутри земного мира.
А над домами вечный ход летит —
Плывут Волхвы к Звезде неумолимо.
И к нам, в тенёта, сходит лёгкий свет,
От высших сфер и от преддверий Рая.
Волхвы несут торжественно ковчег
И звёздный плащ над миром расстилают.
2018.
***
Затем, что в сумке мандарины,
а в храмах праздник — Рождество
с Купиною Неопалимой,
на фоне городских щедрот,
под елью детства с Новым годом,
на тверди горной янтаря,
где ночью белые сугробы,
и яблоки огней горят,
осыпал горсти белой манны,
и в Купине возник сейчас
январский Ангел Лучезарный,
крылами нежными склоняясь.
У человеческой дороги,
среди неоновых ветвей,
возник он, странник босоногий,
превыше блёклых фонарей.
С главой покорности Небесной,
над коей, весь в дрожанье, нимб,
как Рождества Святого вестник,
читая сокровенный гимн.
Охваченный цветным сияньем,
похожим, дивно, на туман.
И мы застыли, изумляясь —
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.