Бесплатный фрагмент - Не вспоминай меня

А на что вы готовы, чтобы вернуть любимого человека, которого у вас забрала смерть? Эту книгу я посвящаю своему лучшему другу — моему любимому брату Славе, который проиграл борьбу с раком в мае 2022 года.

Милана Фелиз

Глава I.
Не получилось в этот раз

— Ася! Ничего не вышло! Он меня вспомнил… Вспомнил в последний момент, — Диана судорожно сжимала трубку телефона ледяными пальцами.

— А отец? Он живой? — Ася резко откинула пуховое одеяло и села на кровать.

— Жив… Они потребовали другое… Но он отказался. А ты что-то помнишь? Что он тебе говорил, когда меня уже, то есть вообще не было?

— Я не помню ничего…

— Они мне говорили…

— Что говорили?

— Что настоящая любовь заставит его вспомнить… Одно я знаю точно… он был хорошим человеком, если отказался.

— Подожди, дай проснуться, у нас четыре утра в Калифорнии. Я кофе сделаю и позвоню тебе по видеосвязи.

                                       * * *

Лучи утреннего солнца настойчиво рассекали воздух, стараясь просочиться сквозь щель между двумя плотными занавесками. Татка довольно мурчала, развалившись на ламинате и изредка поглядывая на влюбленную парочку, спрятавшуюся от рассвета под тонкой простыней.

— Ой, морда наглая… — сонно пробурчала девушка, потягиваясь на надувном матрасе. — Богдаш, когда кровать купишь?

— Чего? — ее возлюбленный протер глаза, зевнул и закинул руки за голову, любуясь стройной фигурой своей подружки.

— У тебя в квартире только шторы, кресло, стол компьютерный с компьютером да матрас этот, — она поправила на себе перекрутившуюся мужскую футболку.

— У меня еще лоток Таткин, холодильник и кухонный гарнитур, — он захохотал и протянул руки к девушке.

— Иди ко мне, Вероник, поваляемся.

— Валяйся со своей незнакомкой! — она на цыпочках потопала в ванную комнату.

— Ты же знаешь, что она мне как сестра! — крикнул он, соскочив с постели. — Тем более без нее вон — Татки бы у меня не было. Да, Татка? Скажи спасибо моей выдуманной сестре.

— Ты точно ненормальный… Впрочем, как и все айтишники, — Вероника вышла из ванной в джинсах и кардигане и направилась к входной двери.

— Даже завтракать не будешь?

— Нет… Ты же знаешь, что он…

— Как хочешь. Я же тебя не жениться зову, а просто завтракать, — он потрепал ее рыжие волосы и чмокнул в щечку. — Даже курить не будешь?

— Ты же знаешь…

— Знаю, знаю, что он думает, что ты не куришь.

— Я брошу.

— Меня или его?

— Курить! — она торопливо обняла Богдана и открыла дверь. — Закрывайся.

                                       * * *

Богдан натянул домашние шорты, футболку, которую Вероника оставила на полотенцесушителе, и вышел на балкон. Солнце давно встало, однако продолжало разливаться расплавленными золотыми пятнами по синеве холодного неба. Лучи света больно обжигали глаза, Богдан даже чихнул несколько раз из-за неприятного горячего зуда в носу. Тата нервно терлась об ноги хозяина, изредка попискивая своим тоненьким голосом.

Он вспомнил, как именно в такое раскаленное весеннее утро мать собрала их с братом Матвеем и навсегда ушла от отца. Этот поступок вызвал много пересудов среди соседей, которые, казалось, не замечали синяков на теле мальчишек, изможденного вида женщины и никогда не слышали детского плача и брани из нехорошей квартиры. Нехорошая квартира по определению не могла быть таковой, потому что глава семейства, в отличие от своих коллег по заводу, не злоупотреблял ни алкоголем, ни сигаретами, а в юности состоял в комсомоле. Он также часто был задумчив, но никто из знакомых не смел приставать к нему с расспросами, зная, насколько тому не повезло с женой, высасывающей из своего супруга все соки, насколько были избалованы дети, заставлявшие отца применять грубую физическую силу и почти каждый вечер после работы превращаться в монстра.

В тот день мать тащила на себе сонного трехлетнего Богдашку, пытаясь удержать на плече лямку сумки с нехитрыми пожитками. Матвей, которому на тот момент было около шести, периодически хватался за подол матери, иногда ей даже удавалось балансировать и на какое-то время давать старшему сыну руку. Они сели в поезд, направлявшийся в соседний городок, где ребят уже поджидала их бабушка со стороны матери. Запах табака в тамбуре, как и запах казенных простыней, навсегда стали для Богдана ассоциацией с безопасностью и свободой. Мать подала на развод уже летом, поэтому, когда осенью Матвей пошел в школу, в его личном деле красовалась характеристика «ребенок из неполной, но благополучной семьи».

Докурив сигарету, Богдан аккуратно затушил бычок о край жестяной банки. Он уже несколько месяцев забывал купить пепельницу в эту новую съемную квартиру. Тата, переминаясь с лапки на лапку, протяжно мяукнула.

— Ну чего ты? Странная кошка. Волшебная кошка из сна, — он взял ее на руки и поцеловал за ухом. — Вот Вероника меня ревнует к ней, а ты же не ревнуешь? Если бы не она, то так бы и слонялась ты на улице.

                                       * * *

Он летал полупрозрачным облаком над костром среди ночного леса. Несколько мужчин в черных капюшонах столпились вокруг пламени и что-то бормотали на непонятном языке. Внезапно среди огня Богдан разглядел женскую хрупкую фигуру. Девушка горела заживо, но при этом не издавала ни звука. Внезапно она запрокинула голову и встретилась глазами с Богданом.

— Спаси ее… Ты должен спасти ее, иначе она не выживет.

— Кого спасти? Тебя? — он спустился на землю и принял свой привычный облик.

— Нет… Меня спасать не нужно. Я сама спасаю. Тебя, между прочим. Спаси кошку… Она — как огонь, воздух и земля, она трехцветная.

— Как спасти?

— В парке через три дня рано утром ты увидишь ее. Ты должен.

— Но я… Я не смогу быть в парке.

— Ты должен, ты будешь. Ради меня! — прокричала девушка и рассыпалась на мелкие огненные пылинки.

— Ты должен. — Вокруг Богдана начали собираться люди в черных одеяниях. — Это лишь малая часть, которую ты можешь для нее сделать… Она спасла тебя.

                                       * * *

В то утро Богдан спешил на работу, потому что решил поработать из офиса и пообщаться с коллегами лично. Проходя мимо парка, он вспомнил свой странный сон и мысленно посчитал дни — прошло ровно три дня. Остановившись на минуту, он посмотрел на часы — у него было еще около пятнадцати минут в запасе. Поправив рюкзак за плечами, он нащупал в кармане банковскую карту и поспешил к ларьку с кофе.

— Капучино с двойным сахаром, пожалуйста.

Девушка лет девятнадцати улыбнулась полусонной улыбкой:

— Ваш кофе. Печеньку?

— Нет, спасибо.

Богдан отошел и огляделся. Отхлебнув кофе, он понял, что утро не будет до конца бодрым без сигареты. Похлопав по заднему карману джинсов, он вытащил зажигалку и пачку сигарет и попытался закурить. Внезапно стаканчик с кофе опрокинулся и часть содержимого выплеснулась на серую клетчатую рубашку, оставляя грязные разводы.

— Б*ть! — Богдан бросил сигарету, а после оттянул рубашку, чтобы кофе не пропитал черную футболку под ней.

— Тебе помочь? — услышал он женский голос неподалеку.

— Если только есть влажные салфетки, — Богдан резко вскинул голову и увидел перед собой невысокую брюнетку с глубокими серыми глазами.

— Да, конечно, — незнакомка вытащила из дамской сумочки пачку салфеток и протянула их. — Я Ася. А ты?

— Богдан… Богдан я, — он несколько раз промокнул пятно салфеткой, а после поднял стаканчик с кофе, недокуренную сигарету и бросил их в урну вместе со скомканной салфеткой. — Слушай, твое лицо мне кажется знакомым. Мы раньше не встречались?

— Вот и я так тоже подумала, если честно. Мне кажется, я тебя где-то видела…

— И голос мне твой кажется знакомым…

— Да, я видела тебя на концерте «Сплин» с брюнеткой. У нее носик еще такой — с горбинкой.

— Наташа, значит. Но это год назад было, потому что Наташа уже замужем.

— Возможно. И вот в начале весны ты сидел тут, в баре неподалеку, с рыжей девушкой.

— Вероника… Ты следишь за мной?

— Нет, хотя кто знает, — Ася прищурилась и поправила воротник джинсовой куртки. — Ой! У меня же там клетка-переноска на лавочке, как бы кто не спер!

— А кто у тебя там? Кошка? — Они подошли в лавочке.

— Не у меня… Получается, у тебя.

— Подожди! Как ты узнала?

— Это покажется тебе странным, но… — она присела на лавочку и показала жестом, чтобы Богдан присел рядом, — я на протяжении долгих лет вижу сны с девушкой…

— С девушкой?

— Да, она такая невысокая, с длинными вьющимися русыми волосами и карими глазами.

— Очуметь! Я тоже вижу ее! Постоянно!

— И я… Она сказала, чтобы я пришла сегодня в парк и нашла трехцветную кошку. Ее должен был забрать высокий кареглазый брюнет в клетчатой рубашке и с рюкзаком. Но…

— Стой! Ты же меня описала…

— Вот именно. Она сказала, что если он не придет, то я должна спасти эту кошку, а если придет, то должна отдать ее ему.

— Это пранк какой-то?

— Нет. Кстати, вот он, пранк твой. Жрет шкурку банана за ларьком с кофе.

Недалеко от урны с мусором они увидели маленького истощенного котенка, который от голода пытался сгрызть выброшенную кем-то кожуру от банана.

— Она такая маленькая… Кыс-кыс-кыс! — Богдан ловко поймал котенка и повертел в руках.

— Как птенчик. Интересно, сколько ей?

— Не знаю, но, видимо, глаза только пару дней назад открылись.

— Ты ее заберешь?

— Конечно.

— Возьми переноску тогда.

— А зачем? — засмеялся он. — Она у меня за пазухой нормально поместится.

— Как хочешь. Тогда я пойду?

— Постой! Дай мне свой номер на всякий случай.

— Записывай.

— Черт!

— Что такое?!

— Да я на работу же шел.

— Ну дела…

— Ладно, отзвонюсь им, все равно надо домой идти переодеваться.

В тот день Богдан так и не появился в офисе. Он был очень рад тому факту, что все рабочие вопросы мог решать удаленно, поэтому уже вечером он лежал на своем надувном матрасе и слушал нежное мурчание отмытого котенка.

— Надо же тебе имя придумать, кошка. Вот и нашлась та кошка. Та кошка. Та, та, именно та, — он почесал за ухом у крошечного комочка, свернувшегося у его подушки, — так ты же Тата. Будешь Татой теперь. Пойдет?

Котенок ничего не ответил, а лишь перевернулся на другой бок, из-за чего в его маленьком животе раздалось едва слышное бульканье.

                                       * * *

— Ты так с Таткой возишься, жениться тебе пора и детей… — Вероника сидела на табуретке в кухне и болтала ногами в тапочках 43 размера.

— Жениться? Прям как тебе? — Богдан тщательно мыл кошачью чашку для воды.

Тата неподалеку грызла сухой корм, который привез еще утром курьер из страны ближнего зарубежья.

— Ну… Я же знаю, что к браку ты не готов, поэтому я…

— Любишь его, но спишь со мной? — он аккуратно налил воду из пластиковой бутылки в миску и поставил у балкона.

— Почему ты постоянно ставишь ее воду так далеко?

— Потому что ей надо пить больше, у нее больные почки. А кошки не любят, когда вода стоит рядом. Ты разве не знала?

— Не знала…

---

— Так зачем ты приходишь сюда? Если он тебе уже предложение сделал? — Богдан придвинул стул, сел и отхлебнул остывший кофе.

— А зачем ты выбираешь таких, как я?

— Каких таких?

— Несвободных… Твоя Наташа… Она же тоже замужем. И она встречалась с ним уже пять лет, когда ты появился.

— Просто я… Я чувствую, что долго не задержусь тут. Мне хватает ответственности в виде Татки.

— Или ты хочешь найти ее?

— Кого?

— Ту девушку из сна?

— Ты чего? Я еще не сошел с ума…

— Но все же.

— Даже если бы … — он придвинулся к Веронике ближе и чмокнул ее в лоб. — Даже если бы она была реальна, она бы была мне как сестра. Она как мой ангел-хранитель. Она мне приснилась накануне собеседования, сказав, что подсобит, она мне снилась накануне сдачи диплома…

— А в детстве?

— В детстве тоже снилась. Приснилась в первый раз в ту ночь, когда мы с матерью и Матвеем ехали в поезде, сбежав от папаши. Только тогда она совсем мелкая была.

                                       * * *

Мать прижалась к окну плацкарта, глядя на мелькнувшие в темноте огни. Напротив нее на верхней полке мирно спал Богдан, крепко обхватив подушку и изредка вздрагивая. Матвей спал на нижней, он периодически ворочался, приоткрывал глаза и издавал тихие вздохи. Прошло всего два часа после отправления, но женщина уже чувствовала, как усталость от спешных сборов и бесконечных тревожных мыслей о будущем неспешно начинала давить на нее.

Она медленно вздохнула, поправив одеяло на Матвее. Его пухлый рот был слегка приоткрыт, а на подушку тонкой струйкой лилась слюна. Достав носовой платок, мать вытерла щеку сына и осыпала обветренную красную кожу легкими поцелуями. После женщина слегка отодвинула Богдана к стенке и ловко забралась на верхнюю полку. Там она уткнулась носом в растрепанную голову мальчика, вдыхая детский родной запах, накрылась простыней и уснула.

                                       * * *

— Мамочка, мамочка, не плачь! — маленькая девочка двух лет бежала к ней по ромашковому полю.

— Доченька… Прости меня, что не уберегла тебя.

— Так было нужно… Мамочка, зато теперь ты свободна.

— Но какой ценой!

— Ты не виновата, слышишь? — детские карие глаза заглянули в лицо матери. — Мне было всего пять месяцев… Я просто выбрала спасти Богдашу.

— Я бы подняла троих… Я бы всех вас подняла.

— Зато Богдаша, мамочка, Богдаша будет жить.

— Но я не сберегла тебя, доченька. Этот придурок… Если бы я тогда увернулась, он бы не попал по животу.

— Зато теперь ты свободна. Ты, Матвей и Богдаша… Мамочка, я люблю тебя, отпусти меня, — девочка поцеловала мать в щеку и отстранилась.

— Нет! Доченька! Не уходи! — она схватила подол короткого платья девочки, но вскоре детская фигура растворилась в воздухе, а в руках остался лишь липкий туман.

Мать проснулась в холодном поту, сердце бешено колотилось. Голос дочери все еще эхом звучал в ушах, а пальцы крепко сжимали простынь. Она медленно перевела взгляд на спящего рядом сына. Мальчик тихо сопел, время от времени взмахивая худыми ручками. Женщина осторожно прижала его к себе, чувствуя, как ее тревожное сердце с каждой секундой начинало биться медленнее и вскоре забилось в унисон с колесами поезда.

                                       * * *

— Мамуша! Мамуша! Ты где? — Богдан бежал посреди ромашкового поля.

— Я рядом, не бойся, — прошептала Диана у него за ухом.

Мальчик оглянулся, но никого не увидел.

— Кто ты?! Где ты?! Где мама?! — закричал мальчик, а солнце ослепило его глаза. Перед ним стояла девочка в белоснежном платье и улыбалась. Ее карие глаза смотрели с любопытством и любовью, а кудрявые волосы развевались по ветру.

— Я — твой ангел-хранитель. Мне пришлось оставить тебя, Матвея и маму, но я всегда буду рядом. Теперь вы в безопасности. Но я не могу приходить надолго.

— А ты будешь приходить?

— Конечно! Но нечасто. Когда тебе нужна будет помощь. Но, пожалуйста, не вспоминай меня.

— Как я могу не вспоминать тебя, если ты будешь приходить?

— Не вспоминай меня в жизни, во сне можно. Мне пора, Богдаша. Я никогда тебя больше не потеряю…

                                       * * *

Стук колес постепенно становился тише, по вагону уже вовсю сновали люди.

— Богдаша… просыпайся, мы приехали, — мать шершавой рукой погладила растрепанную головку сына.

Двери вагона распахнулись, выпуская в густой утренний воздух теплый сладковатый запах вокзала. Мать, крепко прижимая к груди младшего сына, осторожно спускалась по ступенькам. Старший, Матвей, уже носился по платформе:

— Мама, смотри, еще один поезд!

— Аккуратнее, сыночек! Какой же ты непоседа! Куда убежал! А если бы я тебя потеряла? — она улыбнулась и ухватила его за руку.

— Мои дорогие! Ну наконец-то вы приехали! — совсем близко раздался скрипучий голос бабушки.

Она крепко обняла внуков и дочь, засыпая их поцелуями. Богдан, смущаясь, принимал ласки этой почти незнакомой пожилой женщины, в то время как Матвей, нетерпеливо дергая мать за руку, спрашивал, когда они пойдут к бабушке домой. Аккуратно забрав у дочери сумку, бабушка бодро зашагала вперед, рассказывая о том, что в их саду как раз в этом году намечается большой урожай вишни и абрикосов.

                                       * * *

— Это было больше тридцати лет назад, но ты все помнишь? — Вероника, переминаясь с ноги на ногу в больших мужских тапочках, стояла на балконе и выпускала клубы дыма в раскрытое окно.

— Конечно. И сон, и плацкарт, и бабушку.

— А отца?

— Отца я не помню. Он пытался вернуть нас, но мама, отогревшись на старой русской печке и отъевшись бабушкиных пирогов, всякий раз выгоняла его как собаку.

— Но он все же твой отец… Тебе не жалко его?

— Нет. Я не помню, но Матвей говорит, что он нещадно бил их, при этом на людях всегда держал лицо. Соседи и многие родственники так и не поверили, что мать не от жира бесилась, а спасала себя и нас. Вот тебе и замужем.

— Ой, перестань.