Бесплатный фрагмент - Не твоя звезда…

.

Иронично-комичная фантазия с небольшими отступлениями в метафизику

Колдуй, бабка… Колдуй, дед

— Вань, когда я вырасту, ты на мне женишься?

Лицо девочки растворилось в звездном пространстве, а на его месте появилась жующая козлиная морда.

— На Люське этот дурак жениться собрался! А она — бляяяядь! Слышь, Иван? Бляяяяядь — твоя Люська…

Иван открыл глаза и пошарил рукой по прохладной простыни. С портрета на стене ему улыбалась Люська.

Луна заглянула в окно и, поддерживая козлиное видение Ивана, тенью деревьев подрисовала его любимой женщине огромные чапаевские усы.

Хозяин поднялся и задернул шторы. Усы исчезли, за то на карандашном наброске этюдника у Люськи выросли серые и большие, как у слона, уши. Иван переставил рабочий инструмент в другое место, и его подруга избавилась от ненужных проблем. Мужчина автоматически взял телефон, но тут же вернул его на место.

Иван Петрович Сидоров по всем общепринятым в женском сообществе критериям подходил под категорию очень завидного жениха. В этом не было ничего удивительного, ведь наш герой работал пластическим хирургом. Как профессионал он достиг совершенства, но набираться опыта в совместной жизни с лицом противоположного пола тридцатипятилетний доктор начал совсем недавно. На сегодняшний день роль его единственной Музы исполняла Леокадия Трубецкая, по паспорту Люська Галошина. При первой встрече с героем своего романа эта щука мгновенно оценила свои шансы на успех и включила талант обольщения на полную катушку. Уложить в постель скромнягу интеллигента этой прожжённой вертихвостке не составило труда, и через пару, тройку романтических свиданий она вцепилась в свою жертву мертвой хваткой. Сидоров же давно мечтал о семейном счастье, ведь после того, как он покинул родной деревенский дом, из близких у него остались только дед, да двоюродный брат Семен. И когда блондинка Люся, как гений чистой красоты, предложила ему съехаться, Иван Петрович немедленно согласился. Все бы ничего, но доктор так много времени проводил на работе, что за страстной, уверенной в себе, ночной кукушкой совсем не замечал дневную, да к тому ж еще гулящую, глупую курицу.

Иван открыл не кухне окно и закурил. В последнее время его богиня зачастила гостить у мамы, и этот факт наводил Сидорова на недобрые мысли. Сумасшедшим ревнивцем он не был, излишнее внимание к родне считал похвальным, но и перспектива превратиться в осла, однако, тоже не радовала попавшего в ловушку хирурга. Как поступить в сложившейся ситуации Иван не знал. Унижать любимую женщину подозрениями и допросами считал не комильфо, поэтому вопрос о Люськиной верности, оставаясь нерешенным, мешал Сидорову спокойно жить и работать.

Птицы, не дожидаясь рассвета, загалдели. За окном семьдесят четвертой квартиры рождался новый день.

….

По дороге в клинику Иван еще несколько раз пытался дозвониться до Люськи, но абонент, как говорится, был не абонент.

— Слушай, Вано, у тебя от ревности нет случайно яду? Задрала меня моя мегера, вздохнуть не дает!

Как обычно, без предисловия и стука, в кабинете Ивана возник невропатолог Зальцбург, ловелас и бабский угодник в семи поколениях. Остап Иосифович очень любил женщин, а его жена Марго очень любила мужа, и разорвать этот порочный круг пока не решалась.

Не обращая внимания на молчание Ивана, рассматривающего летний утренний пейзаж за окном, Зальцбург без приглашения плюхнулся в кресло, по-домашнему расселся, достал из-за пазухи фляжку и сделал глоток.

— Ты чего, Вано, хмурый такой? Люська опять у очередной «мамы» пропадает?

Остап подошел к Ивану и дружески похлопал по плечу.

— Добрый ты слишком, Ваня… А Люська твоя — просто прости… Прости Господи…

— А может, она действительно у мамы?

Сидоров цеплялся за веру в чистоту их с Люськой отношений, как за соломинку.

— Наивный ты человек, Иван… Философ… Мама — это святое, потому при одном упоминании о ней любой из нас становится верующим. Люся твоя — та еще лиса. Знает, на какие клавиши давить.

Вступать в спор с Зальцбургом Сидорову не хотелось, и он продолжал обозревать окрестности.

— А хочешь, мы Люську на чистую воду выведем?

Глаза у Зальцбурга загорелись, как у охотничьей собаки, взявшей след.

— Следить и рыться в телефоне не буду.

— А и не надо. К бабке поедем…

— Чьей?

— Общей… Сядь, Вань… Я все тебе сейчас по полочкам разложу.

Зальцбург взял хирурга за руку и, как ребеночка, проводил за рабочий стол.

— Вопрос с Люськой тебя волнует? Волнует. Про ее ночные бдения узнать желаешь? А то… Сама Люсьенда сознается? Да, ни за что и никогда. Поэтому нам нужен кто? Человек… Ясновидящий, колдун, ведьмак, экстрасенс, который все расскажет, как на духу…

И я, Вано, такого человечка знаю. Про него… То есть про нее мне один пациент за разговором случайно обмолвился. Сказал, стопроцентный результат. Живет эта колдунина в одной деревне с его братом. Хошь приворожит, хошь — отвадит. Я сам к ней на выходных собирался, чтоб мою ревнивую трансформаторную будку обесточить, а тут ты с Люськой. Значит, вдвоем рванем, — от удовольствия махинатор потер руки. — С кем, с кем, а с тобой моя пантера меня отпустит без всякого Якова. Доверие — штука серьезная.

— А без бабки никак? Двадцать первый век на дворе…

— Век то двадцать первый, а проблемы — средневековые… Бабы с ума сходят, а нам, мужикам — край!

Иван почувствовал неловкость. Как врачу ему претило суеверие, но как человеку жить в неведении ему тоже не нравилось.

Зальцбург в отличие от своего коллеги был полон оптимизма.

— Ну!? Соглашайся, Вано… Поедем, отдохнем! Воздухом подышим!!! С пользой время проведем! Соглашайся! Тебе Баба Яга про Люську правду расскажет, а то и приворожит, если уж ты так по ней убиваешься, а меня научит, что с бешеной бабой делать.

Тут вдруг, откуда не возьмись, в ухо Ивану проблеял ночной гость.

— Соглашаааайся, Вань! Соглашаааайся! Сам убедишься, что Люська твоя — бляяядь…

Чтобы избавиться от козлиной нецензурной брани, Иван взял со стола папку и с силой бросил ее обратно.

Зальцбург невольно дернулся с места.

— Я согласен! Едем! Как деревня называется?

— По-моему, «Збуново»… Если мне память, конечно, не изменяет.

Козел в сознании Ивана запрыгал от радости.

— Збунооооово… Збунооооово…

…

От Марго уйти было не так-то просто, даже несмотря на то, что муж уезжал за город с таким надежным человеком, как Иван. Женщина точно знала, что ее свинья найдет грязь везде.

Пока супруг собирался, измученная ревностью женщина досаждала ему одними и теми же вопросами:

— Ты точно с Иваном едешь? А куда? Точно с Иваном?

— Точно, точно!!! Какая разница, куда? С Иваном ведь! Марго, не начинай!

Сообщать жене координаты своего путешествия Зальцбург даже не думал. Он знал свою половину вдоль и поперек и был уверен, что за Марго не заржавеет устроить за ним слежку.

Дабы на этой ноте закончить неприятный разговор, Остап быстренько ретировался, прихватив с собой заранее приготовленную спортивную сумку.

Когда дверь за ним захлопнулась, Марго рассвирепела.

— Ну, знаешь…

Ревнивица еще некоторое время трясла кулаками и бранилась на запертую дверь, а потом достала мобильный телефон.

— Мамуль, привет… Прости, что так рано… Помнишь, ты мне про ясновидящую бабку говорила? — спокойным, милым голосом спросила Марго. — Зачем, зачем? Подруга хочет про мужа узнать. Есть у него кто или нет.

Трубка заорала голосом зальцбургской тещи, и Марго вынуждена была отвечать, вытянув руку с телефоном вперед.

— Мам, при чем здесь Ося? Согласна, предупреждала… Но сейчас речь о другом кобеле…

Марго взяла ручку и приготовилась записывать нужную информацию в лежащий на столе блокнот.

— Как называется? «Збуново»? Ну и что, что далеко? Не мне ж ехать, мам… Ладно, мамуль, спасибо тебе. Потом расскажу, помогла бабка подруге или нет… Целую… Пока…

…

Как и предполагал Иван, Зальцбург всю дорогу договаривался с разными девицами о свиданиях, рассказывал им об израненном сердце Ивана и приглашал на природу. Но Казанова невропатолог даже представить себе не мог, что с небольшой разницей во времени, следом за ними, по той же дороге, в населенный пункт с аналогичными географическими координатами едет его законная жена. А Марго, естественно, не догадывалась, что бабка, адрес которой ей продиктовала мать, и есть та самая «колдунина», услугами которой спешил воспользоваться ее сослуживец.

Попасть в славную деревушку с вычурным названием можно было с разных сторон, и потом даже не встретиться, но судьба участников этой истории распорядилась иначе.

Зальцбург, отслеживающий нумерацию домов, сделал Ивану знак остановиться.

У калитки дома номер шестнадцать стояли местный участковый Петрович и продавщица поселкового магазина Клавдия. Клава обволакивала друга томным взглядом, будто хотела проглотить вместе с торчащей из-под его подмышки папкой. Петрович же, как рак, вращал глазами, пытаясь не спалиться перед односельчанами, которые немедленно доложили бы его половине об адюльтере супруга.

Увидев автомобиль, Клава сорвалась с места и почти бегом помчалась в сторону лесополосы, а участковый двинул прямиком к гостям.

— Вы, что ль, брательника моего лечите? — не здороваясь, обратился он к приехавшим товарищам, когда те вышли из машины.

Зальцбург протянул Петровичу руку.

— А я — участковый местный… Николай Петрович… Швах.

Несмотря на долгие годы совместной жизни, мужик никак не мог привыкнуть к фамилии, которую жена заставила его взять сразу после бракосочетания.

Иван открыл было рот, но Остап его опередил.

— Я — Остап Иосифович, а это Иван — пластический хирург… Тоже, кстати, Петрович.

От удивления деревенский детектив потерял дар речи. Встреча с пластическим хирургом для него была сродни прилету инопланетян.

— Эт, прям, все вот это вот???

Участковый поочередно обводил на своем теле районы возможного хирургического вмешательства, когда резкий телефонный звонок отвлек его от полных восторга упражнений.

Коля отошел в сторонку и ласково забормотал.

— Да, дорогая… Помню, что приезжаешь… Сам встречу… Жена — святое…

Как только разговор закончился, радушный хозяин, приглашая гостей в дом, дал волю другим чувствам.

— Тьфу, Генгема… Ни дна, ни покрышки… Проходите… Проходите в дом… Надеюсь, вам у нас понравится.

«Збуново» — деревенька маленькая, домов всего ничего. Но жизнь ее обитателей по своей насыщенности и сюжетам могла бы дать фору любым закрученным голливудским блокбастером. Одним из самых ярких персонажей в этой обители тишины и чистоты был дед Егор по прозвищу Боцман. Имечко это к нему прилипло не потому, что он имел какое-либо отношение к морскому флоту, а из-за того, что в любую погоду тело старика неизменно украшала тельняшка. Да и ругался дедок, чаще всего употребляя термины из словарного запаса киношных морских волков.

За годы проживания в родной деревне образ смешного и колоритного деда оброс тысячами легенд и историй и обрел статус самой известной местной достопримечательности. Увлекался старик, как все мужики, охотой, да рыбалкой, а вот развлекался по-своему. Как сейчас…

Забравшись в кусты боярышника, дед Егор вел наблюдение за только что прибывшими в «Збуново» и остановившимися в доме участкового путешественниками. Попутно вооруженный полевым биноклем шпион снимал дружескую встречу на камеру мобильного телефона.

— Москва чоли пришвартовалася? Ах, ты ж, краб кривоногий… Ивантюрист, акула тебя задери! Гляди, Никола, кабы тебе Гертрудия твоя шлюзы не сорвала!

Боцман взглянул на компромат из фотоснимков, плюнул, выругался и отполз на край деревни в свое жилище, представляющее собой покосившуюся избушку, с видом на обрыв реки.

А Петрович тем временем, сидя за накрытым столом, радушно принимал гостей.

— Брат сказал, вы на выходные останетесь? Верно? — спросил он, разливая водку по стопкам.

— Хотелось бы… Отдохнуть от жизни городской никому не повредит! Ваня живописью увлекается. Может, пару набросков сделает… — Зальцбург хохотнул.

— О! Это по-нашему! Места у нас сказочные… Хочешь охота, хочешь рыбалка… Если решите… Хоть завтра вам все устрою…

— Да мы, собственно, по делу… — аккуратно влился в беседу хирург.

Петрович отмахнулся и приподнял вверх руку с выпивкой.

— Да, знаю… Брательник предупредил… Только не сказал по какому… Ну… Как говорится, дай Бог, не последняя…

Не успели все закусить, как в проеме открытого окна появилась приближающаяся к дому участкового фигура Клавдии. Хозяин заторопился к выходу.

— Вы тут наливайте… Я покурю пока.

Остап, просматривая обрамленную оконной рамой картину свидания, с любопытством бабки сплетницы комментировал развитие событий.

— Тааак… Что это за мадам в вишневой шали? — с вилки Зальцбурга прямиком в рюмку с водкой упал маринованный груздь. — Ты смотри, как он ее лапает, а? — невропатолог явно завидовал. — Вот ведь… Деревня деревней, а проблемы те же…

— Брось ты, Ось…

Без предупреждения Иван вышел на крыльцо.

Петрович уже распростился с дамой сердца и спешил составить гостю компанию.

Он протянул Ивану пачку сигарет.

— Покурим?

— Спасибо. Не курю. У вас в деревне, говорят, бабка есть… Типа Ванги…

— Ульянка что ль?

— Вам виднее…

Участковый вдруг превратился в партизана, зачем-то пригнулся и прошипел.

— А че надо то?

— Да, мы хотели бы с ней о работе поговорить… Посоветоваться кой о чем…

Петрович потряс головой, будто речь шла о взятии Бастилии.

— О работе? Серьезное дело…

Мужик помолчал, сделал затяжку и руками потрогал себя за невидимую грудь.

— С этим, брат, не поспоришь… Работа ответственная… Я бы сказал, с подходом…

— Ну, так примет бабка-то?

— Кого?

На крыльцо к собеседникам вышел Зальцбург.

— Кого, кого? Кума мово!

Петрович глупо захлопал глазами.

— Какого кума?

Зальцбург решил не объясняться, а тупо ткнул пальцем в Ивана.

— Вот этого… Давай, Петрович, узнай у бабки вашей, когда она нас проконсультировать сможет, а, чтобы посговорчивее была, передай, что не обидим, заплатим зелеными и в двойном размере. Понятно?

Николай все еще не вышел из анабиоза.

— Понятно… Ушел… Только про работу сказать? Других предложениев не будет?

Остапа понесло.

— Почему? Очень даже будет! Еще скажи, что я бабку самую старую приворожить хочу… Своя всю печенку съела.

Принимая каждое слово невропатолога за правду, бедный участковый уже пожалел, что пустил к себе в дом городских сумасшедших.

— Зачем же самую старую? Старуха-то ведь долго не протянет, помрет скоро!

Ося решил не жалеть утопающего.

— А я, Петрович, живых не люблю.

Петрович в ужасе шарахнулся в сторону, сел в стоящее под ногами ведро и захлопал глазами.

Зальцбург поглядел окрест.

— Ты главное скажи, чтобы без очереди приняла нас ваша волшебница. Ждать не люблю, да и отдохнуть надо. А за все неудобства обещаю щедрое вознаграждение!

…

В облюбованной для тайных встреч лесной сторожке в который раз проходило свидание одинокой Клавы и сильно женатого Петровича.

Все бы хорошо, да только Боцман не спускал с парочки глаз. Сквозь запотевшие окуляры бинокля он, как свои пальцы, видел лежащие на полу одежды развратников и развешенные по периметру небольшой комнатки сухоцветы.

Когда в «кадр» попал Петрович, дед выругался, потому что кино без озвучки — это издевательство, а не развлечение.

— Ах, ты ж старый ты кальмар, болт тебе в корму, чего ж интересно ты удумал!?

А «старый кальмар» в этот момент сбивал свою подругу Клаву с праведного пути:

— Клава! Чего ты ерепенишься? Это ж двойной тариф! Ты в своем сельпо за год столько не заработаешь! Соглашайся… Небось видела по телевизору, как экстрасенсы работают? Кто воет, кто пляшет, кто слова не скажет… Наведешь тень на плетень… Шахер махер там… Ахалай Бахалай… Ты ж, Клав, любого охмуришь… Откуда им знать, как Ульянка наша выглядит? А ты — огонь баба! Бомба! Клава! Они на тебя посмотрют — враз все забудут, поверят, Клавонька!!! Когда нам еще такой шанец выпадет? Хирурги то эти, знаешь, скока зарабатывают на бабьих кривых ногах?! Уйму, Клавдия! Уйму!

Петрович с каждым словом возбуждался все сильнее и сильнее.

— Клава! Ты, главное, уверенно говори… Работа, мол, хорошая… Знамо дело — нужная! А уж если по любовным вопросам разговор пойдет, то, кто, как не ты, в них спец… Клавонька! Ну? Согласна?

А Боцман тем временем нажимал на кнопку мобильной камеры.

— Тьфу ты, старый ты кит потаскун!!!

…

Ульяна Захаровна Вереницкая проживала неподалеку от жилплощади Боцмана, что приносило ей массу неудобств.

Старик не упускал возможности пошпионить за бабкой, чтобы потом с удовольствием разнести по деревне сплетни о «черной магии» деревенской «колдунины», а она в свою очередь, зная, что за ней следят, не могла разгуляться на полную катушку. Сделай Ульяна хоть раз приворотное зелье по семейному рецепту, с ушами летучей мыши и с лапками старой жабы, то Боцман на месте умер бы от ужаса. А ясновидящая хоть и была с ним в контрах, но кровожадностью не отличалась.

В дверь постучали.

Петух, важно расхаживающий по избе, застыл на месте и склонил голову набок.

Ульяна шустро задула свечи, прикрыла крышкой котелок с травой, впустила в дом неизвестную гостью, огляделась по сторонам и закрыла за незнакомкой дверь.

— Ах, ты ж… Медуза тыловая!!! Оторвет тебе Господь башку за твои проделки! — резюмировал Боцман, наблюдая за действиями соседки.

Потом он отложил инструмент для слежки в сторонку и занялся не менее увлекательным делом, после чего побежал к дому участкового и бросил в висящий на заборе почтовый ящик пухлый конверт.

На пару мгновений разминулся Боцман с хозяином, который довольный результатом встречи в сторожке, оглядываясь по сторонам, аккуратно стучал в раму своего открытого окна.

В проеме возникла голова Зальцбурга.

— Нашел… Договорился… — прошептал участковый.

— С бабкой?

— С бабкой, бабкой… Только она это… Того…

— Слабоумная что ль, с Альцгеймером?

— Не… Одна она, без никого. Только дорого берет, зараза!!!

— Нет проблем… Ваша Ванга останется довольна. Был бы результат…

— За результат не волнуйтесь. Ручаюсь. У этой колдунины всегда все чики-поки… — не скрывая радости, пропел хитрец.

— Что? Сам ходил?

Петрович зачем-то вспомнил Клаву.

— Да, кто мимо этакого бриллианта пройдет?

— А как мы к ней…

— Отведу… Тута рядышком… — не удержавшись, перебил Никола и показал рукой в сторону лесополосы. — Вон там… В посадках… У ей там резиденция.

— Петрович, ты — ас!!!

Проныра, довольный своим планом, улыбнулся.

— Не! Что ты? Я от души…

Дальше он хотел пуститься в описание сказочных возможностей Ульяны, но телефонный звонок оборвал его на полуслове.

Посмотрев на экран, Петрович со злостью заскрежетал зубами.

— Вот ведь… Не сидится Генгеме…

В трубку же неверный супруг заискивающе пролепетал:

— Да, дорогая… Помню, Гера… Помню, что приезжаешь. Жду, конечно. Очень… Очень скучаю… Самолет задержали? Ай-яяяяй! Ну, не нервничай, любимая… Целую…

…

Вечером Петрович повел туристов в лес к подставной бабке.

— Охренеть у вас тут… Природа, мать ее… — сел на своего любимого конька Зальцбург. — А девки какие? — Остап, как скульптор, обрисовал на себе фантастически шикарную грудь. — Одна незнакомка в бордовой шали чего стоит… Кто это, Петрович?

Участковый притворился глухим.

— Видать, горячая штучка! — не унимался невропатолог.

— Горячая… Жжет насквозь… Всех и сразу… — закипая, еле слышно прошипел деревенский Казанова.

— Далеко еще? — поинтересовался Иван.

Петрович обрадовался смене темы.

— Следующая остановка — наша.

Но Зальцбург сдаваться не собирался.

— Так кто эта нимфа, Петрович? Познакомь!

…

А в доме Ульяны полным ходом шел магический обряд.

За столом, заставленным горящими свечами, сидели друг напротив друга две женщины. Разделял их медный таз с тлеющей в нем травой. Ясновидящая раскладывала карты.

— Вижу, девк, не один он сейчас… В компании…

Марго отчаянно стукнула по столу кулаком.

— Так и знала я… Вот чувствовала прям…

— Не спит, не ест в эту минуту…

— Ясен день… Этот кобелина в такие минуты о мирском не думает.

Ульяна вглядывалась в разномастные картинки.

— Дружок у него вроде рядом всегда… Руки золотые. Мужик тихий, но характерный. Безобидный правда… Не по женской части… Зря не пустословит, конфликтов избегает…

Тут на стол выпала тройка карт, среди которых была червовая дама.

— Вижу, какая-то сучка белобрысая окрутила его, а сама на сторону… На сторону…

Марго представила Люську.

— Не сомневалась… Бабушка, ты мне главное скажи… Где сейчас эти двое?

— Идут вроде…

— Куда и зачем?

— Вопрос идут решить какой-то… — бабка ткнула в червовую даму пальцем.

— Судя по раскладу… Полюбовный…

— Полюбовный значит! Вот сука! Прости, бабушка… Посмотри-ка… И у моего мужа тоже интимный вопрос?

Бабка постучала сморщенной рукой по выложенной на столе колоде.

— У обоих, девк… Интимный вопрос… Полюбовный… Не пойму только, куда они идут… К кому, не пойму никак. Карта, видишь, обманчивая. Ни валет, ни дама…

— А, поточнее? Если повнимательнее посмотреть? — Марго достала из дамской сумочки пятитысячную купюру. — Если вот так?

Ульяна незаметно «слизала» бумажку со стола и встала.

— Ну если так, то можно и поточнее… Собирайся. Там все узнаем…

— Где? — поинтересовалась Марго и взяла протянутую ей куртку.

— На природе… Есть у меня местечко одно… Наработанное… Заговоренное… Там все, как на яву, видно… Я в этом уголке травки пожгу, ягодки сварю, дух лесной вдохну… А ты погуляешь и сил заодно наберешься. Пойдем… Пойдем, пока совсем не стемнело.

…

А троица охотников за чудесами приближалась к сторожке.

— Долго еще, Сусанин? — Зальцбург устало вздохнул.

Петрович махнул рукой.

— Еще чуть-чуть и на месте.

— Может, ну ее… Бабку эту… Ну ее на фиг… — запротестовал вдруг Иван.

— Да ты что, дружище? Боишься что ли?

— Я в первый раз к гадалке иду. Что хоть делать-то с ней?

Зальцбург заржал.

— Чего, чего? Обычное дело… Если молодая, то…

— Ёсич, я серьезно…

— Все… Пришли… — поставил в споре точку Петрович.

Метрах в двадцати от героев стояла избушка.

Зальцбург мысленно перекрестил товарища.

— Ну, Ваня, иди, ни пуха…

— Мне с ней не уток стрелять…

— Иди, доктор! Иди!

Остап подтолкнул Ивана вперед.

С другого края к лесной сторожке, вооружившись посохом, бабка Ульяна, как заправский экскурсовод, вела Марго.

— Недолго осталось…

— А как мы обратно вернемся? Темнеет уже…

— А чего нам возвращаться-то? В доме том и заночуем. Там все есть для сна… Иль торопишься ты куда?

— Да некуда вроде…

— В избе той… Будто мир иной открывается. Ученые места такие магнитными называют.

— Гео… Геомагнитными, бабушка…

— Там прям вижу я так отчетливо, так отчетливо… Как если бы голых в бане…

— Чего мне видеть совсем не хотелось бы…

За женщинами метрах в двадцати, поглядывая в бинокль, поторапливался Боцман.

— Вот ведь акула — пиранья… Сожреть, не подавится…

Куды ведет девку, старая клешня?

…

Иван открыл дверь.

— Можно войти?

— Входите… Входите…

Иван вспомнил «Вия» и ему захотелось перекреститься.

За столом сидело нечто в бордовой шали — ни баба, ни мужик, ни цыганка, ни танцовщица, с тюрбаном на голове, монисто на шее, в тапках, как у Хоттабыча. В общем, смесь Шахерезады, старой ведьмы и фокусника.

Перед гадалкой на столе чего только не было — свечи, карты, миски, спички, травы, магнитики с холодильника, знаки зодиака, рокерские атрибуты.

Тетя жестом пригласила Ивана присесть.

— Рассказывайте… А я пока ауру Вашу подчищу…

И тут гадалка щелкнула кнопкой плеера, и Оззи Осборн заорал на всю избушку.

О! Это была одна из любимых композиций Ивана.

— Вы это серьезно, бабушка?! — обрадовался он.

Гадалка весело подмигнула.

— А то!

— Да там не бабка по ходу… — засомневался снаружи Зальцбург, услышав голос известного во всем мире рок идола.

— А кто? — на Петровиче не было лица.

— Праздник там, Петрович… — ускоряя шаг, Остап рванул к сторожке.

А там…

После самогона и сморщенных сушеных ягод, Клава полностью расположила к себе хирурга, который в одночасье напрочь забыл о своей миссии и полностью отдался атмосфере праздника и свободы.

Пока к сторожке в сопровождении Ульяны приближалась Марго, из теплых краев в родные пенаты вернулась Гертруда Семеновна Швах.

И первое, что сделала женщина, прежде чем зайти в дом, она достала из почтового ящика накопившуюся в ее отсутствие корреспонденцию.

Услышав совсем не деревенские мотивы, Марго с опаской посмотрела на подсвеченные цветомузыкой окна лесного домика.

— По-моему, мы не туда попали.

— От чего же? Туда… В самое яблочко…

Ульяна посмотрела на Марго.

— Как мужа-то зовут?

— Ося… Простите… Остап.

— А я, дура, картам не поверила. Не соврали родимые. Как есть бабник… Пойдем, девк, Осю твоего из лап дракона спасать.

— Какого дракона?

— А вот сейчас посмотрим, какого…

И тут природа взбунтовалась, и по округе разнеслись устрашающие раскаты грома.

От увиденного в лесной сторожке действа Марго оцепенела.

Иван, Зальцбург и Петрович, сидя на полу и покуривая неизвестного происхождения скрутки, наслаждались танцем полуголой Клавдии, впервые исполняющей стриптиз для такой приличной публики.

Рядом со зрителями в тазу дымила собранная бабкой Ульяной трава.

Выросший как из-под земли за спиной Марго Боцман определил сцену следующим образом:

— Вот тебе, бабушка, и девятый вал.

А Гертруда Швах в эти часы с любопытством рассматривала распечатанные на принтере пикантные сцены свиданий своего предателя мужа.

На деревню «Збуново» обрушился ливень, за которым было не разобрать ругательств женщин, обвиняющих своих благоверных в измене.

Только очевидцы поговаривают, что слышали, как в спину бежавшей супружеской паре москвичей Боцман кричал, имея в виду Клаву:

— Не виноватый он… Это Клавка все — Синяя борода… Мужики от нее, как есть страдают.

А Петрович, скрываясь от возмездия, голосил в свое оправдание, обвиняя все того же фигуранта:

— Не виноватый я… Она сама туда пришлаааа.

Возможно, Зальцбург бы и выкрутился, ведь с Клавдией он был не один. Но…

Фортуна отвернулась от него в тот самый момент, когда к дому Петровича прирулила иномарка с приглашенными им подружками.

Тут уж Марго церемониться не стала, забыла о культуре поведения и о том, что она нежное создание, и вложила в уши скачущему по бабам мужу все, что накопилось за долгие годы мучений.

Дорога в город в машине наедине с супругой показалась невропатологу сущим адом, конца которого в ближайшие часы ждать не приходилось.

Иван же по приезду домой нашел на столе записку от Люськи:

«Я ухожу… ПроСЧай!»

Оскорбленный такой несправедливостью, он взял кисть и пририсовал Люськиному, висящему на стене портрету уши, как у слона, и усы, как у Сальвадора Дали, а потом, не раздеваясь, упал ничком в холодную постель и уснул.

Ожившее Люськино лицо на наброске этюдника исказилось от злости, а на ухо Ивану уже знакомый голос проблеял:

— Эх, Ваня, Ваня… Говорил я тебе…

Тайна мироздания или Эх, Люся, Люся

Утро показалось Ивану невероятно холодным. Нарушив все свои принципы, он впервые в жизни в столь ранний час позволил себе выпить пятьдесят грамм коньячку.

Тонкие, прозрачные солнечные лучи только-только пробивались сквозь прорехи зеленой листвы и медленно подбирались к крышам высоток.

Скользнув по рекламному щиту с изображенной на нем древнегреческой красавицей Артемидой, блики света отразились в ее глазах, и Ивану показалось, что девушка ему подмигнула. Чтобы избавиться от видения, он, как в детстве, зажмурился, но, когда снова взглянул за окно, обнаружил, что теперь богиня охоты и Луны нагло ему улыбалась, целясь прямо в сердце.

Отвлекаться на странный эпизод хирург не стал, потому что этим утром его сознание полностью принадлежало все еще любимой женщине.

В клинику Иван решил ехать общественным транспортом. И не алкоголь был тому причиной.

Предательство Людмилы прогремело так же неожиданно, как тщательно замаскированная мина на поле боя. А оставленная после взрыва воронка в душе Ивана, казалось, вот-вот истечет кровью, и он без суда и следствия умрет, даже не став ни разу отцом. Люська в сознании хирурга заочно смеялась, подбрасывая тем самым дровишек в котел его переживаний, а небо, будто сочувствуя ему, затянулось грозовыми тучами.

По пути к метро Иван старался отвлечься на городские пейзажи, а под подошвой его нечищеных ботинок тем временем мелькали грязно-серые пятна асфальта.

Сидоров подходил к пешеходному переходу, когда Люська хохотнула и пропела ему на ухо мерзким, издевающимся голосом:

— Просчаааай, Иван! Просчаааай!

Хирург отвлекся и шагнул на полосатую зебру проезжей части в тот самый момент, когда на светофоре загорелся красный свет.

Раздался визг тормозов и последовавшая за ним ругательная тирада шофера:

— Вот ведь тупень, едренть… Жить надоело? Нет? Так тогда, либо, очки надень, либо на кладбище место займи!

Нарушитель ПДД вышел из ступора, обнаружил себя стоящим посередь дороги и увидел водителя автобуса, злобно трясущего в его сторону кулаком.

С плаката на рекламном щите потерпевшему подмигнула Артемида.

Иван дал задний ход, присел на бордюр и обхватил голову руками.

Перед глазами все плыло, а в ушах звенел дурацкий Люськин смех.

Вдруг к издевательствам неверной дамочки присоединился кто-то еще, чей голос звучал, будто удаляясь.

— Плюнь ты на нее, Ваня… В смысле на Люську свою… Это не твоя звезда, Иван… Не твояяяя…

Доктор поднял голову и растерянно поглядел по сторонам. Рядом никого не было.

— Забудь Люську, Ваня… Послушай меня… Она не твоя звезда…

Не твояяяя… — повторил невидимый собеседник, и тут хирург заметил над асфальтом некую туманность, которая волшебным образом собралась и нарисовалась в чью-то расплывающуюся в улыбке физиономию.

Пошатываясь, Иван встал.

Туманность поиграла белесыми облачками и оформилась в полупрозрачного, добродушного мальчика с наивным взглядом.

На всякий случай Иван протер глаза.

Мальчик не исчез, а четко ласково повторил:

— Забудь, Иван… Люська — не твоя звезда…

Сидоров не собирался вступать в диалог с галлюцинацией, поэтому отмахнулся и, не оборачиваясь, пошел своей дорогой.

Мальчик не отставал. Перепрыгивая через трещины асфальта, он весело поторапливался за человеком с портфелем в руках.

Не успел Иван отвязаться от одного привидения, как тут же приобрел новое знакомство в лице говорящих, потрепанных жизнью голубей.

Пернатые особи держались поодаль и, проговаривая «не твоя она звезда», как верные подданные, шли следом за доктором.

Ускоряя шаг, тот решил оторваться от назойливых птиц, но просчитался и, ударившись лбом о дерево, остановился.

В глазах троилось.

Из ближайших кустов торчала смеющаяся детская физиономия.

Иван почему-то захотел ее потрогать, но в его руках от чего-то появилась и завизжала уличная продавщица мороженого, дородная тетенька в фартуке и с кружевной подвязкой на голове.

Отбиваясь от Ивана, баба громко ругалась:

— Вы что? Сумасшедший? Средь бела дня на женщин кидаетесь!

Милиция! Милиция!

Тут уж не на шутку испугался Иван. Тетка точно была из другого измерения.

— Простите, пожалуйста, — подавленно промямлил он и заметил, как ему опять подмигнула рыжеволосая бестия с колчаном стрел за спиной.

Извиняясь и тревожно озираясь, герой ретировался, уводя за собой мальчика вместе с голубиной стаей.

Все попытки остановиться и избавиться от группы пернатых товарищей заканчивались одинаково. Птичья стая тоже тормозила и, подозрительно поглядывая в сторону Ивана, обсуждала его между собой. А, если вдруг их предводитель ускорял шаг, они начинали просто обсуждать его с удвоенной скоростью, при этом не забывая напоминать, что Люська совсем не его звезда.

Когда история с деревом и буфетчицей повторилась в очередной раз, а Артемида, коварно соблазняя, как живая, стала строить глазки, Иван испугался не на шутку, тем более что угрозы тетки из прошлого становились все реальнее.

— Да что ж это такое! — гремела она, неистово размахивая кулаками. — Опять он! Если Вы маньяк, Ваше место в лесопарке, а не на городских улицах! Милиция! Милиция!!!

— Где я!? — как потерявшийся в ЦУМе ребенок, неизвестно кого спросил Иван.

Продавщица застыла в одной позе, как парализованная.

— Ты, Ваня, в другом измерении…

— Мне кажется, эту девушку я где-то уже встречал, — перевел тему разговора Иван, глядя на рядом стоящую едва видимую фигуру мальчика, который пожал плечами и спокойно подвел под диалогом черту.

— Дежавю…

— Точно… — Сидоров посмотрел по сторонам и сощурился. — И здесь, по-моему, я тоже уже был…

— Что ж тут удивительного, Ваня… Ты тут был многократно и в разных ипостасях… То собакой, то котом… — теперь уже поучительно сказывал неизвестно откуда взявшийся ребенок.

— Как котом?

— А так, Иван Петрович… Дежавю ведь — ничто иное, как твоя Звездная семья, в которой все на одной волне… И кошки, и собаки… Своих легко узнать, Ваня… При встрече с ними тебе будет казаться, что вы давно знакомы…

— А как же Люся???

И тут на плечо Ивана легла чья-то тяжелая рука и заиграла кантата Баха.

— Пройдемте, гражданин…

Иван обернулся. Он сидел на бордюрном камне, а сержант с козлиной головой тыкал ему в нос удостоверением.

Как из табакерки выпрыгнувшие кот и пес, взяли Иванушку под руки, подняли на ноги и в сопровождении миловидного подростка повели к машине Скорой Помощи, на двери которой улыбалась уже знакомая всему городу огненно-рыжая красотка.

— Эх, Люся, Люся! — отдавшись на волю Судьбе, проговорил хирург и занял свое место в автомобиле с красным крестом.

Врач, пришедший осматривать привезенного с улицы пациента, уже ничему не удивлялся. За долгие годы работы с неуравновешенными психикой товарищами чего только не пришлось ему, и видеть, и слышать. Любой писатель фантаст мог бы позавидовать бедняге. Хотя какой он бедняга? Скорее, наоборот… Человек достраивал вторую дачу, и беседу с пациентом расценивал не более, как приносящую прибыль рутину. Хотя, пиши он рассказы или записки из своей практики, возможно, достиг бы не меньших высот и на литературном поприще.

— Так Вы утверждаете, что Вас на дорогу толкнул козел?

Психиатр нервно постучал пальцами левой руки по костяшкам правой.

— Да, нет… Козел меня не толкал… Я сам… Он только на Люську ругался! — не поднимая головы, оправдывался Иван, сидя на казенной койке.

— Только на Люську ругался… — повторил за больным доктор. —

А потом собака с котом привезли вас сюда… Верно, я понял?

— Да… Верно… Они из другого измерения… Так мне мой знакомый сказал.

Мальчик, стоя на своем посту, рядышком с другом, улыбнулся ему.

— Знакомый значит… И как он выглядит, если не секрет?

— Да, обычно… Как все дети в подростковом возрасте… Только он прозрачный… Вот он… Видите?

Иван ткнул пальцем в пустоту.

Врач достал из кармана молоточек с резиновым набалдашником.

— Дайте-ка, любезный, я Вас осмотрю…

Иван поднял голову, но вместо приветливого лица медицинского работника ему подмигнула наглая, жующая, козлиная рожа из недавнего сна.

— Доктор, он здесь… — не понятно к кому обратился пациент.

— Кто? — голосом доктора ответил козел.

Иван не растерялся и решительно посмотрел в глаза врагу.

— Гад, что на Люсю ругался.

Морда животного в быстром темпе вдруг стала принимать причудливые формы, фиксируясь на уже знакомых Ивану персоналиях: Люське, Артемиде, Зальцбурге, Боцмане, Петровиче, Клавдии, бабке Ульяне, Марго и сегодняшнем докторе.

Участники калейдоскопа, как один подмигивая хирургу, неожиданно взялись за руки и, напевая хором «Из-за острова на стрежень…» стали водить хоровод вокруг кровати больного.

У Ивана от этой кутерьмы закружилась голова.

— Доктор, а можно всех выгнать?

— Кого это ты выгонять собрался? Это, батенька, семья твоя… Звездная… — проигнорировал просьбу Ивана поющий Эскулап, а обманутый любимой женщиной мужик понял, что все напрасно и стал тихонечко звать на помощь.

Пляшущее кольцо, как на именинах, волной приближалось к Ивану. И как только расстояние между сближающимися сторонами сократилось до критического, он заорал:

— Мне позвонить надо! Срочно! Сейчас же!!!

Танцевальный этюд стоп-кадром повис над полом, а физиономии всех участников действа сложились в одно довольное, веселое лицо Зальцбурга.

— Ваня, дружбан… Не надо никуда звонить… Я уже тут… Сейчас поедем в нашу клинику, я быстро тебя на ноги поставлю. Ты же знаешь, у невропатолога Зальцбурга все есть, как в аптеке.

Остап поманил друга за собой, и Иван, повинуясь и удивляясь, что в палате всего лишь одна кровать, вышел вслед за своим спасителем.

— Ты, Вано, в надежных руках. Кто-кто, а Зальцбурги своих на поле боя не бросают, — многообещающе заявил «святой», пока не погас свет, и он внезапно не растворился в воздухе.

— Зальцбурги своих не бросают… — улетая прочь, подтвердило слова Остапа эхо.

В темноте повисла тишина, в которой было слышно, как из плохо закрытого крана капает вода.

— Эй!!! Ося? Ты где?

Ответа не последовало.

— Ось? Ты здесь?

Где-то вдалеке захлопали двери, засмеялись люди, побежали, топая, дети, зашуршали автомобильные шины, загудела сигнализация.

Иван был дезориентирован.

— Есть тут кто-нибудь? — обратился он к темноте.

— Я есть…

По голосу Ваня узнал мальчишку.

— Призрак?

— Я, Ваня, не призрак, я — Ангел Хранитель твой. Эша.

— Так помоги мне выйти отсюда…

Комнату наполнил еле заметный свет, распространяющийся от полупрозрачной фигурки ангела.

Из-за запертой двери послышались шаги.

— Не могу, Вань. Я — Ангел, а не супермен! — прошептал спаситель. —

Могу скрасить твое одиночество и уберечь от беды.

Иван расстроился, плюхнулся в кровать и закрыл глаза.

— Ясно…

Снова наступила тишина, в которой на это раз тикали часы и скреблись мыши.

Сквозь шорохи послышался голос невропатолога.

— Эй, каторжанин. Ты здесь? — шуршал он. — Мне ж после деревни Марго дала второй шанс. — Зальц хохотнул. — Так я его не стал надолго откладывать. Только жена на дежурство, я бегом сюда, к Анжелке, медсестричке красавице, на ночь. А она говорит, что друга моего сегодня привезли в стрессовом состоянии. Лежит, мол, в карцере, козлом каким-то бредит. Но ты, Вань, сильно не волнуйся. В голову не бери. Острый приступ пройдет, витамины проколют и гуляй… А я думаю, чего ты сегодня на работу не пришел? — взломщик насторожился. — Вань, без ключа не але… Не открывается. Пойду, попробую его у дежурного врача выцыганить.

А в это же время, в той же самой больнице, в кабинете дежурного врача, за столом, освещенном настольной лампой, изучала список пациентов и одновременно разговаривала по телефону жена Остапа Иосифовича, Маргарита.

Увидев в столбце фамилий знакомые инициалы, Марго, не прекращая беседы, решительно двинулась проведать коллегу.

Из ее диалога с неизвестным абонентом было понятно, что здесь она волей случая, а точнее сказать по просьбе подруги, которая попросила выйти за нее на дежурство в ночную смену. Девушки внешне были немного схожи, а ночью то и тем более никто бы и не заметил подставы.

Марго шла по темному больничному коридору, и вдруг в глубине помещения увидела мелькнувшую черную тень и спешно свернула за первый попавшийся угол. Зальцбург тоже заметил идущую ему навстречу человеческую фигуру и медленно попятился назад.

От страха зажмурившись, Марго перекрестилась и повернула обратно.

Ничего не подозревающие супруги медленно, но верно двигались спиной навстречу друг другу, пока в полутьме не соприкоснулись телами.

— Вы наркоман? — первой нарушила гробовое молчание Марго.

— Нет… — ответил Остап, ощущая знакомый до боли запах духов.

— Хуже?

— Не знаю…

— Что вам надо?

— Ключ…

— Какой и зачем?

— От палаты Сидорова!

— Кого?

Обернувшись, супруги не успели удивиться, как раздавшийся в кромешной тьме трубный бас заставил их снова испугаться.

— Прелюбодеяние — грех большой, дети мои.

Тень на стене изобразила фигуру служителя церкви с кружкой в руке.

— Налейте спирта, грешники. Уснуть не могу.

Зальцбурги снова поругались, а Иван, приняв за несколько дней положенную дозу антистрессовых препаратов, был выписан на волю и брошен снова на трудовой фронт.

Когда он садился в такси, покидая больничные стены, ему показалось, что из окна ординаторской ему машут на прощание санитары, кот и пес.

В первый после выписки рабочий день к Ивану неожиданно пришла на прием странная, вычурно одетая пациентка.

По манере общаться, ее можно было сравнить с мышью, стесняющейся грызть чужое зерно. Беседуя с доктором, взрослая женщина скромно, но явно нарочито отводила взгляд, не столько стесняясь, сколько заигрывая.

Когда выяснилось, что дама — будущая теща Семена, двоюродного брата Сидорова, то она стала чудить еще больше. Баба хоть и принесла Ивану приглашение на свадьбу, но пришла она точно не за этим. Сидоров был тертый калач и понять, что бабенке с неяркой внешностью и заметным возрастом нужна красивая и упругая, а главное новая грудь, смог без труда.

А Кира Львовна от неумения разговаривать на подобные темы несла чушь.

— Семен привет большой передавал. Говорит, без Ваньки свадьбы не будет. Дед смеется: «Смотри, Сенька, помру, так и останешься бобылем!» Козел соседский Степка прыгает через забор, все цветы потоптал. Зина… Дочка моя… Жена Сенечки будущая… Злится… Говорит, пущу на шашлыки бородатого хулигана… А Филька… Хозяин то Степана козла… Дьякон наш бывший… Взял животину в дом, да и кормит колбасой… Как собаку или кота…

Во время осмотра Кира не переставала щебетать.

— Молодые придумали тоже… Ван Гога… И откуда только фантазия такая? Нет… Зиночка, конечно, девочка не глупая… Но, чтобы Ван Гог… Родня возмущается… Дед смеется… А я что?

— Кира Львовна, Вы хотите оперироваться для эстетики?

Кира покраснела и прошептала:

— Для личного…

— Ну что ж! Операцию назначим на ближайшие дни, и к свадьбе, как говорится, все заживет! О подготовке и дате я Вам сообщу по телефону, рад буду снова встретиться и помочь…

Иван искусственно улыбнулся, а Кира, попрощавшись и не веря своему счастью, двинула на выход, где лоб в лоб столкнулась с Зальцбургом, мгновенно сориентировалась и одарила его таким горячим взглядом, что любвеобильный гражданин еле удержался, чтобы не кинуться следом за своей жертвой, разбрасывающей направо и налево афродизиаки.

— Кто это? — после того, как за Кирой Львовной закрылась дверь, спросил невропатолог, подошел к рабочему столу Ивана и стал доставать из принесенного с собой пакета стандартный набор для посиделок. — Вот обрати внимания, Петрович… И даже пень в апрельский день…

Остап разлил по стаканам коньяк.

В голове Сидорова зашумело, и он направился к окну.

— Кого ты все высматриваешь? — Остап по-хозяйски раскладывал закуску.

— Да, вон… Рекламный щит, видишь? Кажется, что девушка с плаката мне знакома…

Ося закинул в рот кусок колбасы.

— Ты даешь! Конечно, знакома. На таких стендах кого попало не вешают. Наверняка, актриса известная, ну или моделька. Очень похожа на фельдшерицу одну со Скорой…

— На кого?

— На кого, на кого… Не важно… Ты ж все равно, кроме титек, ничем не интересуешься… А так, брат, нельзя… — Зальцбург протянул Ивану стакан. — Твое здоровье, родимый! Ты, кстати, как чувствуешь себя? Голова как? Мозг, главное, на месте, значит порядок… — невропатолог выпил. — Слишком ты правильный, Петрович! А с бабами так нельзя! Пришил бы хоть раз одной из них титьку вместо носа, глядишь, никто бы не сбежал.

Иван грустно констатировал:

— Да куда сбежишь с таким лицом…

Зальцбург налил по второй.

— Честно сказать, Иван, Люська твоя — та еще, прости, шкура. Ты ж ей тюнинг навел на сто лет вперед! Верно?

— Не знаю…

— А тут и знать нечего. Новое тело ей для чего было нужно?

Иван невпопад повторил:

— Для чего ей тело?

— Ну, уж никак не для того, чтобы тебе пирожки печь! Так что, сам, можно сказать, виноват. Открыл Люське своими руками дорогу в рай, где ее ноги, рот и зад будут употреблены по назначению.

Сидоров икнул.

— И что теперь?

— Что теперь, что теперь… Теперь у тебя, бро, праздник! Вечный… Потому что ты — счастливый человек… Холостяк… А это ли не счастье?

Беседа проходила в теплой дружеской атмосфере, а собеседники даже не подозревали, что за ними ведется слежка.

За дверью их подслушивала Марго.

— Вот скажи мне, как другу, чего тебе в жизни не хватает? — многозначительно продолжал философствовать Зальцбург. — А я за тебя отвечу… Любви и ласки тебе, Сидоров, не хватает. А где их взять? У баб… Пардон… У женщин! — Остап изобразил невнятное существо и кивнул в сторону окна. — Поймаем мы твою синюю птицу… Вернее, богиню со стрелами… Главное, чтоб она тебя не укусила… А то ведь у этих змей, как у одной, везде жало…

Тебе она что? Правда, понравилась?

Иван кивнул.

Невропатолог деловито достал из кармана мобильный телефон и набрал номер.

— Аркадий? Эт я! Скажи-ка мне, пожалуйста, не знаешь, что за нимфа со стрелами по всей Москве «Артемиду» рекламирует. А примерно? А адреса дашь? Молодые???

Услышав имя родственника Марго рассвирепела:

— Вот ведь Кобелино Сучини! Совсем страх потерял! Устрою я тебе подиум!

Зальцбург же закончил разговор и тоном триумфатора изрек:

— Ну, вот и все! В понедельник нас ждут в агентстве «Амадеус», где, скорее всего, и работает твоя рыжая.

Наливай!

У Аркадия Неверовского, родственника Марго, был собственный модельный бизнес. Худо-бедно, но агентство было на плаву и пользовалось успехом у требовательных заказчиков.

С гримером компании Майей Марго дружила со школьной скамьи, поэтому спокойно могла назначать ей встречу в любое время суток.

Ранним утром следующего дня Маргарита Зальцбург уже стояла в центре фотостудии модельного агентства «Амадеус».

— Привет. У меня к вам дело. Мой кобелино с другом собрались к Аркаше. Ищут вот эту девицу.

Марго протянула Майе фотографию девушки с рекламной вывески.

В студии, кроме гримера, работал фотограф Вася, рыжеволосый, смешной паренек с огромным талантом и завидным портфолио.

Рассмотрев внимательно представленный им портрет, работники «Амадеуса» одновременно заявили, что девушка не является моделью агентства и им не знакома.

Посовещавшись, троица разработала план по наказанию нерадивого мужа Марго.

Вечером того же дня к подъезду «Амадеуса» подкатили работники клиники пластической хирургии.

— Не сомневайся, Вано. — уверял друга знаток дамских сердец. — Аркашкино агентство — монстр модельной индустрии. Мимо ни одна Артемида не проскочит.

За накрытым столом своего кабинета, с альбомом в руках их уже ждал гендиректор и владелец компании, импозантный, одетый по последнему крику моды, черноволосый красавец, Аркадий Неверовский.

В загадочном альбоме хозяина покоились фотографии моделей, недавно работающих в агентстве. Безусловно, все они были внесены в компьютерную базу данных, но Неверовский не допускал к святыне тех, кто не представлял для него коммерческого интереса.

После незамысловатых фраз и нескольких тостов, Иван взялся рассматривать альбом и через десяток незнакомых лиц нашел ту, что за последнее время полностью завладела его вниманием.

Под фотографией Артемиды, которую звали Жанна Даркова, стоял номер ее мобильного телефона.

Пока Сидоров с любовью рассматривал девичье лицо, козел, тем временем, нагло и настойчиво шептал ему прямо в ухо:

— Лооооох, ты Иван! Ох и лоооох!

Когда портрет Артемиды трансформировался в жующую козлиную морду, Иван резко захлопнул альбом.

Уходя, Зальцбург торжествовал: