Бесплатный фрагмент - Не пролететь мимо Земли

Нет ничего более неустойчивого, чем добродетель, не закаленная огнем.

Марк Твен.

«Человек, который совратил Гедлиберг»

Предисловие

«Уже нет возврата в мою невозможную юность, в мой рухнувший карточный домик, в мою зачарованную страну…»

Дарья Асламова.

«Записки дрянной девчонки»

Не бойтесь, оно будет коротким. Стивен Кинг как-то написал: «За исключением трех небольших групп людей никто не читает авторского предисловия». Затем он дает язвительную и точную характеристику этих трех групп, но потом вспоминает, что есть еще и «люди, которые тем или иным образом помогали писателю. Эти последние хотят знать, не слишком ли много возомнил о себе писатель и не забыл ли случайно, что не он один приложил руку к данному творению. И я хочу поблагодарить этих людей. Так что потерпите немного, пока я говорю эти свои спасибо».

Мне тоже есть кому сказать спасибо, и, самое главное, хочется это сделать.

Моим подросткам — правонарушителям, с которыми я работала по программе «Восстановительного правосудия» и «Примирения в семье». Тем, кто и является героями этой книги. Тем, кому наша программа помогла пережить это жуткое и страшное время, которое называется «переходным периодом». И тем, кому я помочь не смогла, хотя сделала все, что было в моих силах. Психологические программы, увы, рассчитаны совсем не на то, чтобы перевоспитывать взрослых или перешибать равнодушие и ханжество чиновников.

Замановой Тамаре Васильевне, директору Центра Семьи, которая и предложила мне участвовать в этой программе.

Моим друзьям, которые давно уже не подростки, нашим городским ролевикам, моему папе, составлявшему электрические схемы для главного героя.

Пролог

Медсестра сразу понравилась Роме. Она не стала задавать вопросов о том, откуда на руке новичка появилась дырка размером с пятирублевую монету. Медсестра — ее звали Ника — намазала Роме руку мазью, от которой по кисти разлилось приятное тепло, и наложила повязку.

Сейчас Ника черкала световым пером на гладкой поверхности монитора, а Рома смотрел в окно. Башни небоскребов пылали в лучах заката. Роме снова показалось, что он попал в кино. В добротный американский боевик. Он потряс головой. Он никак не мог поверить, что все это происходит с ним, и что это совсем не боевик. А еще Рома в первый раз в жизни подумал, что быть главным героем фильма совсем не так интересно, как смотреть тот же самый фильм, похрустывая чипсами. Зритель-то знает, что с героем ничего не случится, а вот герой…

Ника посмотрела на него и спросила:

— Ты — парашютист?

Она говорила по-русски без какого бы то ни было намека на акцент. После разноязыкой трескотни в курилке родная речь ласкала слух.

Рома кивнул.

— Тебе это пригодится, — сказала Ника одобрительно. — Хотя здесь прыгают не с парашютом, а в таком, знаешь, скафандре… Но принципы управления полетом похожи.

— Спасибо за информацию, — сказал Рома.

Ника вернулась к его документам.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Грин, — сказал Рома.

— Прости?

— Роман Гриневич, — поправился он.

Ника задумалась.

— Сожалею, но наш алфавит не позволяет отобразить такое сложное имя целиком. Можно «Гринон», можно «Гринов».

— Нет, так не пойдет.

— Тогда — Роон Грэ. Устроит?

— Вполне.

— Добро пожаловать, Роон Грэ. А кстати, как ты к нам попал?

Рома пожал плечами.

— Как все, — ответил он спокойно.

Ника отвела глаза.

* * *

Прозрачным летним вечером друзья сидели на веранде в детском саду. Где-то рядом крутили Кинчева. Илья неторопливо выбивал табак из папиросы, очень нежно и осторожно постукивая по ней.

— Ты ее как будто девчонку гладишь, ей-богу, — усмехнулся Леша.

— Так и надо, — добродушно усмехнулся тот.

— Сюда ведь больше входит, чем в сигарету? — спросил Леша.

Илья кивнул и спросил, разводя руками в поисках названия:

— А где… штучка такая полезная…

Незадолго до того, как ребята начали забивать косяк, Илья в лучших традициях дворовой галантности отдал свою куртку Вике. Вика засунула руку в карман и вытащила просмоленную бумажку.

— Такая? — спросила она.

Илья кивнул, скрутил тычку и снова стал искать, на этот раз зажигалку.

— Викушка, а ты анашу не куришь?

— Нет.

— И никогда не курила? — удивился он. — Да ну, врешь.

— Рита, скажи, — обратилась Вика за поддержкой к подруге.

Рита отрицательно покачала головой.

— Да ладно вам, — не поверил Илья. — Ведь ты вещь нужную сразу нашла, когда я не знал, как сказать.

Илья протянул косяк Рите.

— Только парик, — сказала та.

Суть этого нехитрого приема заключается в том, что более опытный плановой постепенно вдувает дым в легкие второму. Лицо Риты с закрытыми глазами посерело и словно разбухло, наполняясь дымом. Рита слегка стукнула Илью по плечу, и он тут же отошел.

Из-за небольших елочек появились трое подростков чуть помладше. На плече самый высокий из них нес огромный магнитофон. Компания устроилась на соседней веранде и немедленно врубила музыку.

— Первый раз вижу девушку, которая никогда не курила анашу, — сказал Илья и отдал косяк Леше.

Тот не спеша подкурил, закрыв рот ладонью, и направился к соседней веранде — поделиться. Один из подростков отказался. Второй принял парик, неловко закашлявшись. Пока последний деловито подкуривал, Леша объяснял его другу, что нужно было делать. Их небольшая группка и беззвучно махавшая руками фигура Леши сквозь клубы дыма выглядела, как компания призраков. Вика передернула плечами и отвернулась.

«Боже мой», подумала девушка. — «С кем я тусуюсь! Моральные уроды и выпускники фабрики недоделок… Где же он, мой принц на мерседесе. Или простой нормальный парень, где он? Хотя бы на „девятке“, черт с ним, с мерседесом…».

— А я сегодня ходил на работу, — сказал Илья.

— Ты разве еще работаешь? — вяло удивилась Вика.

— Нет. Я так… с ребятишками поболтать, — ответил Илья. — Мне нож должны были сделать взамен того, который у меня эти менты поганые отобрали. Так вот, я его и забрал.

— Покажи, — попросила Вика.

Илья достал нож и отдал его Вике. Затем громко спросил, обращаясь к подросткам на соседней веранде:

— Слышь, пацан, а «Статья двести шесть, часть два» есть у тебя?

Хозяин магнитофона кивнул.

— Поставь, пожалуйста.

Услышав вступление и хриплый голос Кинчева, Илья даже закрыл глаза от наслаждения.

«Старье», думала Вика. — «Теперь и номер-то у статьи другой. А Илья-то, Илья… Алкоголик несчастный. И небось чувствует себя борцом за свободу, как Кинчев. Так Кинчев-то чуть не схлопотал срок не за то, что пытался нож на бутылку водки в ларьке обменять».

Илью ждал суд за разбойное нападение. Предлагая нож в качестве натуральной оплаты, он немного порезался. Вид крови насмерть перепугал продавщицу в ларьке, и она вызвала милицию. Поскольку Илья попадал в такие дела не первый раз, надежды отделаться условным сроком он уже не питал.

Вика вздохнула и стала рассматривать нож Ильи. Клинок был в ножнах от старого — их милиционеры не забрали. Когда-то Рита расшила ножны для Ильи бисером. Она сделала этот подарок Илье еще очень давно, когда гуляла с ним. Нож был необычно тяжелым, с грубо обработанным клинком. Вика несильно ударила им по скамейке, на которой сидела. Клинок вошел в дерево до половины.

— Эй, аккуратнее, — проворчал Илья, вытаскивая его. — Это же сталь — из сломанной пилы по металлу. Я лучше уберу, это детям не игрушка.

Леша тем временем качал Риту на железной лестнице, положенной через поребрик. Девушка довольно визжала и старалась упасть.

— Суд — то когда? — поинтересовалась Вика.

— Да, что-то около месяца осталось, — с деланно беспечным видом сказал Илья.

— Следователь замучилась с ним, — сообщила уже упавшая Рита. — И меня замучила окончательно. Илья дома не живет теперь, про повестки не знает ничего, и к ней не приходит. Она ко мне: почему Илья не пришел? Что с ним? Где он? Мать мою своими рассказами напугала до полусмерти.

— Ты и ушла тогда? — спросила Вика.

Рита кивнула.

— Я маме говорила: закрой рот, а то я из дому уйду. Она: «Уходи». Ну, я в тот же вечер к Леше переехала.

Вика знала, что мать Лешки уехала на год в Германию. Отчим парня, Виктор Федорович, занимался бизнесом и не вмешивался в его дела. Леша остался в двухкомнатной квартире один. Но заскучать от одиночества не успел.

Леша стал поднимать Риту и запнулся о елочку. С деревца свалилась шишка и ударила девушку по голове. Рассерженная Рита стукнула Лешу по носу. Парень фыркнул и зажмурился.

— Ну, бей, чего ты, — сказал Леша, приоткрыв один глаз.

Но Рита уже передумала его бить. Леша поставил ее на ноги.

— Кайф, — заметил Илья, закрыв глаза и проникновенно слушая Кинчева.- Надо будет альбомчик этот переписать.

Леша и Рита вернулись на веранду. Рита села на низкую скамеечку рядом с подругой. Леша прислонился к столбу рядом. Парень был намного выше своей подруги, а даже у Риты на этой скамеечке колени смешно торчали вверх.

— Покурим? — сказал Леша, вытаскивая пачку.

Рита отрицательно покачала головой.

— Сигарета после плана убивает наркомана, — сказала она.

Илья же взял предложенную Лешей сигарету. Парни закурили.

— Слышь, Рит, — сказала Вика. — А у тебя уже домашнее задание есть, все как положено, да? Настоящая студентка?

Вика видела по глазам подруги, что ей уже «дало».

— Это почему? — спросил Леша, выпуская дым.

— Наша группа с середины сентября выходит, — пояснила Вика. — У них в лицее еще ремонт не закончен, да и половина преподов по отпускам. Я заходила, зачетку получить, то-се..

— Ты ведь в седьмом профессиональном лицее? — спросила Рита. — Ну, ПТУ там раньше было, на конечной пятнадцатого?

Вика кивнула.

— Ха, так ты ведь теперь с Ромкой вместе учишься, — сказала Рита.

— Что за Ромка? — спросил Илья, нахмурившись.

— Был у нее такой рыцарь, когда мы в пятом классе учились, — ответила Рита, смеясь. — Портфели носил и за косички дергал…

— Да видела я его, — небрежно ответила Вика. — На параллельном потоке он. Ромик ведь после девятого пошел, еще когда этот лицей ПТУ назывался. Такой лось вымахал. Сказал, что качается, и похоже, что не врет.

— А почему ты так думаешь? — спросил Леша с интересом.

Он тоже ходил в «качалку». Рита рассказывала Вике, что помимо этого Леша каждый день пьет какие-то специальные протеиновые напитки. Вика покосилась на Илью и сказала беспечно:

— Да, Рома мне «решетку» на животе показывал. Шесть «кубиков», круто, вообще.

Илья криво усмехнулся, бросил окурок на замусоренный пол веранды, но промолчал. Вика ожидала, что парень спросит что-нибудь вроде: «А больше он тебе ничего не показывал?». Но Илья сдержался, или, как принято было говорить — не «повелся». Вика незаметно вздохнула и продолжила:

— Говорит, они с ребятами хотят рок-группу делать. На концерты звал.

— И Рома кем будет? — спросила Рита. — Солистом?

— Ну да, как же, — усмехнулась Вика. — Барабанщиком. Чувство ритма у него всегда было хорошее… — многозначительно добавила девушка.

— Спроси, бас-гитарист не нужен им, — сказал Илья спокойно. — Если что, я мог бы тряхнуть стариной.

«Скоро ты будешь встряхивать… хмм… стариной совсем в другом месте», подумала Вика, но вслух сказала совсем другое:

— Как раз нужен.

— Так ты ведь… ну… не сможешь наверное, — сказал Леша, глядя на Илью. — Только сыграетесь, а ты, глядишь, и…

Илья скривился.

— Вообще, да. А жаль.

Он пнул валявшийся на полу грязный пластиковый баллон из-под пива. Леша принял пас и загнал его под скамейку.

— Вау! — сказала Рита. — Лешка, давай им Рикошета продадим!

Леша присел на корточки и вытащил мятый баллон.

— Кто такой? — спросила Вика.

— Да так, корешок один, — сказал Леша неохотно. — Но на гитаре и правда смачно рубит. Он сейчас у Риткиной бабушки квартируется.

Леша поднялся на ноги и сильно пнул баллон. Илья отбил, и он улетела в кусты крапивы за верандой. Леша засмеялся, захохотал и Илья. План у Лешки всегда был хороший.

— Может, слазишь за ним? — сказал Илья, кивая на баллон. — По дружбе?

Леша отрицательно покачал головой, не прекращая тоненько смеяться.

— Я тут заходила туда, — продолжала Рита, не обращая внимания на парней. — Бабушку проведать, то-се. А Витек — ну его так зовут, Рикошет это погоняло такое — приходил деньги отдать. И рука вся замотана. Пойдем, говорит, чаю попьем.

Илья покосился на Лешу. Тот сошел с веранды и пытался достать баллон из крапивы ногами, но тот улетел слишком далеко.

— И ты пошла? — спросил Илья.

— А чего же не пойти, — сказала Рита. — Когда пиво кончилось, я спросила, чего у него с рукой. Рикошет, оказывается на курсы сварщиков каких-то записался, и аппаратом то ли обжег, то ли что… Повредил, в общем. Мастер его чуть с курсов не выгнал, так Витек сидит теперь безвылазно дома, болеет. И плакался все, что загрубил руку. Я ему и говорю: покажи. Рикошет размотал, там правда синее все с черным. Думаю, надо ободрить как-то человека.

— Это ты умеешь, — усмехнулся Леша.

Ему удалось-таки вытащить баллон из крапивы. Но шуточный футбол уже надоел ему, и он сильным пинком отправил баллон в сторону соседней веранды, где Кинчев уже пел «Армию жизни». Сидевшие там ребята встретили баллон дружный взрыв хохота. Подростки, судя по всему, уже тоже «догнались».

— Ну, я и сказала ему, что насчет того, чтобы металл варить это я не знаю, — рассказывала Рита. — А в писе ковыряться с такой рукой его допустят.

— Тебя не смущает, что тебе такие вещи рассказывают? — спросил Илья.

— Рикошет не такой, — махнул рукой Леша. — Видно же по человеку. Он чужую девку заваливать не будет… Да и Риту он знает. И чего дальше было?

— Вот, а он и говорит мне: «Я играть хочу, понимаешь?»

— Чего ж тут не понять, — вздохнул Илья.

Подростки выбрались на площадку и стали гонять баллон по ней, от песочницы до горки. Им дало сильнее. Они почти не попадали по импровизированному мячу, но именно это и забавляло их.

— Я тогда и спросила Рикошета, а на чем он хочет играть. Он и сказал: «Хотя бы на гитаре». Вот.

— А это идея, — сказала Вика задумчиво. — Надо будет правда предложить этому Рикошету…

— Телефон моей бабки знаешь? — уточнила Рита.

— Ну да.

— Так скажи его Ромику, пусть созвонятся. У Рикошета на его половине параллельный аппарат. Бабушка ему в стенку стукнет, он трубку и возьмет.

— Пожалуй, я так сделаю, — сказала Вика. — Только, наверно, не получится ничего. У Рикошета, я так понимаю, гитары нет. Они ему точно не будут новую покупать — не с чего.

— Если все срастется, — сказал Илья. — Я могу свою отдать. Электрическая бас-гитара, как раз то, что нужно. Мне она теперь ни к чему. Мать все равно ее пропьет, пока меня не будет.

— Ну ладно, мы тебя найдем, если что, — сказала Вика.

Илья отошел к краю веранды и сказал:

— Мне пора.

Вика почти обрадовалась. Обычно Илья провожал ее до подъезда и только потом ехал домой. Илья давно уже намекал на то, что хотел бы зайти к девушке на чай… тем более что к чаю у него все есть. Надежное, из аптеки, не из какого-нибудь ларька. Илья Вике не что бы не нравился, но было как-то боязно. Рита, наоборот, советовала Вике именно Илью. «Он скоро сядет. Так что если тебе не понравится, даже посылать не придется», говорила Рита подруге. — «Опять же, никому разболтать не сможет, тоже плюс». Вика сама понимала, что пора. Когда Рита рассказывала о своих ощущениях, у Вики просто слюнки текли. Но начинать интимную жизнь с обкуренным будущим зэком Вике как-то не хотелось.

— Мы тебя до остановки проводим, — сказал Леша и поднялся. — А потом домой пойдем. Мне уже жрать захотелось.

Компания покинула садик через дыру в покосившемся проволочном заборе. Вике всегда нравилось гулять по этому переулку, выходившему на одну из главных улиц. Особенно сегодня, когда уже зажглись фонари. Они были очень старые, низкие, под стать маленьким частным домишкам. Рита сказала:

— Давайте петь.

— Нет, будем анекдоты травить, — сказал Леша, и тут же, не давая подруге раскрыть рот, начал рассказывать историю из жизни наркоманов: — Сидят двое укуренных на крыше, один другого спрашивает: слышь, а когда кайф-то начнется?

Вика поскользнулась на гравии и с грохотом растянулась на дорожке. Илья остановился, но не повернулся в сторону девушки.

— Илья, — сказала Вика. — Помоги мне.

Леша и Рита остановились под ближайшим фонарем, ожидая парочку. Свет бил Леше прямо в глаза, и он прищурился, пытаясь разглядеть, что случилось.

— Эва ты, — заметил Леша. — То же, что ли, накурилась?

Вика лежала молча и обиженно смотрела на темный домик остановки, до которого было рукой подать. Леша тем временем продолжал:

— А наркоман и отвечает, значит: а вот когда полетит зеленая собака, тогда и начнется. А в это время внизу, на лавочке, двое водку пьют. Один из них и говорит: смотри, зеленая собака полетела. Второй поднимает голову, — Лешка тоже поднял голову, изображая пьяного, и сказал с чувством: — «Нет, это не наша собачка, это наркомановская!».

«Этот анекдот был старым, когда ты еще и курить не умел», подумала Вика мрачно.

Но Ритка присела на корточки и засмеялась каким-то не своим, деревянным смехом.

В конце улицы плавно затормозила машина, неяркая, но из дорогих. Дверца бесшумно открылась.

Вика как раз уже собиралась встать. Илья, падая от первой автоматной очереди, буквально сбил ее с ног. В конце улицы словно рвали негодное старое полотенце, только треск был такой оглушительный, как будто оно было железное. Вика проехалась лицом по гравию и наелась грязи, наверное, на всю жизнь. Илья вздрагивал всем телом и сильнее прижимал ее к земле, не давая даже вздохнуть. Зашуршал гравий, ойкнул лопающийся фонарь. Кто-то тяжело, как мешок с мерзлой картошкой, упал. Затем раздалось удаляющееся урчание мотора.

Илья отпустил Вику и чуть приподнялся. Девушка жадно вдохнула.

— Уехали? — хрипло спросил Илья.

— Повезло, — прямо в ухо Вике выдохнула Рита. Вика до слез обрадовалась тому, что подруга так рядом с ней и жива. Значит, не ее. Значит…

— А Леша где? — спросила Вика.

— Здесь, — глухо ответил Леша откуда-то из темноты.

Вика села и стала отплевываться. Звякнув и загудев, фонарь снова загорелся каким-то нездоровым, синим цветом. Лешка сидел на дороге, прижимая к себе Ритку.

— Вот делали люди в старину, — пробормотал Илья уважительно, глядя на фонарь и жмурясь от света.

Илья поднялся на ноги и помог встать Вике. Леша с Ритой тоже поднялись, и вся компания продолжила свой путь к остановке.

— Это те, про которых ты мне говорил? — негромко спросил Илья.

— Да, — неохотно сказал Леша.

— И сколько ты им должен?

— Да, не так уж и много… Но они меня на счетчик поставили, — ответил Леша.

Рита вдруг увидела струйку крови на его виске, вскрикнула и зарыдала.

— Не реви, — сказал Леша. — Я гравием — то в фонарь запустил, проскользнулся и мордой прямо в дорогу въехал. Живой ведь все равно.

— Ты бы мне — то сказал, может, если с ними поговорить, все и обошлось бы, — продолжал Илья. — Я бы тебе помог. А то… было бы сейчас четыре трупа.

— Планоторговец хренов, — Рита зарыдала в голос.

— Ну чего ты, — недовольно сказал Лешка. — Вот дура девка, ну я не знаю просто. Говорят же тебе: ну все уже, все… Не сегодня, значит.

Вика и Илья расхохотались. Лешка вытаращил на них глаза и удивленно приподнял уцелевшую бровь, чем вызвал еще более буйное веселье. Тут настроение парочки стало овладевать им. У Леши дрогнули уголки губ, прорезались ямочки на щеках, еще секунда — и он, как сумасшедший, уже хохотал бы с до судорог, до истерики. Но тут Рита прекратила размазывать слезы и грязь по лицу. Насупившись, она вкатила Леше затрещину, а потом, чтобы было не обидно — и Илье тоже. Илья схватился за голову, замолчал, чуть всхлипнул.

— Давайте покурим лучше, — сказал он уже нормальным голосом.

— Давайте, — согласился Леша, потирая ухо.

— Помните, как в песне, — шмыгнув носом и понемногу приходя в себя, сказала Рита. — «Даже смерть не страшна»…

— Вот именно, — подхватил Илья.

Он достал косяк, и, раскурив, пустил по кругу.

— Я помню эту песню, — сказала Вика.

Встретившись с подругой глазами, Ритка даже вся как-то помягчела.

— Еще бы ты не помнила, — проворчала она и протянула Вике косяк.

Когда Рите исполнилось одиннадцать, мать купила ей гитару. Илья в то время учился в музыкальной школе и показал Рите три аккорда. Подружки уединились на той же самой веранде, где курили сегодня план, и Рита спела Вике. Это была первая песня, которую Рита выучила, и первая песня, которую Вика услышала под гитару.

Рита протянула косяк подруге.

— Или хочешь парик? — спросила она. — Илья тебе даст.

Вика махнула рукой, взяла косяк и глубоко затянулась.

«Бежать отсюда», думала она, чувствуя, как изнутри поднимаются пузырьки безумного смеха. — «Бежать».

I

Тамара почистила последнюю картошину, выбросила очистки в опустевший пакет и отнесла его к порогу. Зачерпнула ковшиком воду из ведра, плеснула в миску и поставила картошку на теплую плиту. Полезла в холодильник за тушенкой и обнаружила, что это была последняя банка. За стенкой что-то тяжело упало, кто-то громко выругался. Там жили квартиранты, два кавказца, работавшие на соседней стройке. Они вчера заглядывали к девушкам, предлагали вместе посидеть и выпить, но Рита отказалась.

«А зря», думала Тамара. — «Зато какая-нибудь жратва осталась бы!».

Рита сидела у печки и курила. Она принесла дрова из сарая минут пятнадцать назад, но так еще и не разделась. Тамара достала из ящика пару луковиц и длинную морковину.

— Верно говорят, что можно бесконечно долго смотреть на текущую воду, огонь и работающего человека, — сказала Тамара.

Рита шевельнулась, бросила окурок в печку. Тамара ошиблась. Рита смотрела не на огонь в печи и не на подругу. Рита смотрела на елку в углу комнаты. При виде старинных стеклянных фигурок на прищепках у нее начинало щипать в носу, и совсем не от сигаретного дыма. Это были те же самые игрушки, которые маленькая Рита помогала вешать на елку еще десять лет назад. Бабушка поставила елку слишком близко в печке, и большая часть иголок не ахти какой пушистой елки уже осыпалась. Пора было уже снять украшения и выкинуть елку, но у Риты не поднималась рука.

Эта щуплая елочка оказалась последней, которую бабушка нарядила в своей жизни. Возможно так же, что и последним предметом, на который бабушка смотрела в новогоднюю ночь, лежа на полу и чувствуя невыносимую боль в груди, была именно блестящая от мишуры елка.

— Прости, Тома, — сказала Рита.

Она сняла видавший виды полушубок и повесила его на гвоздь у двери.

— Чем тебе помочь?

— Да ладно уж, сама справлюсь, — сказала Тамара и принялась сдирать шелуху с лука. — Ты чего-то погрустнела.

— Да ну, с чего бы мне грустить, — сказала Рита. — Тебе показалось. Я просто устала немного.

— Не хочешь позвонить кому-нибудь, с праздником поздравить? — сказала Тамара.

— Да ну на фиг, — ответила Рита.

— Мне сегодня надо будет сходить домой, — сказала Тамара. — Поздравить маму с Рождеством. Я там, наверно, и на ночь останусь.

Рита вздохнула. Поднявшись, она прошла в соседнюю комнату, где на стенке висел старинный телефон. Тамара слышала, как громко дребезжит диск — Рита набирала номер.

— Добрый вечер, — услышала Тамара ее голос. — Могу я услышать… Вика, это ты, что ли?

Тамара стерла с лица слезы ладошкой, достала деревянную миску и сечку, чтобы порезать лук.

— Ты не звони туда больше, — сказала Рита. — Да так, ничего. Но лучше не звони.

Тюк! Тюк! Тюк!

«Господи, что же лук такой ядовитый, прямо невозможно», подумала Тамара.

Она еще раз промыла нож струйкой холодной воды.

— Да видишь ли, я весь декабрь в больнице пролежала. А? Просто так получилось. Нет, я сейчас не дома. Я теперь в бабушкином доме живу. Не, на сессию не пошла. Почему, справка у меня есть. Да ну на фиг, ходить, унижаться… Да и какой из меня программист?

Тамара достала терку и принялась тереть морковь. Терка была очень старая, затупленная, и а морковка вялая. Тамара сражалась с ними изо всех сил

— Мы еще в Новый Год звонили, хотели поздравить, никто не ответил, — продолжала Рита. — А потом пришли с мамой, а бабушка тут… лежит. Дом по завещанию мне отошел. Вот я теперь здесь и хозяйничаю. А сегодня стояла на остановке, смотрю, афиша на тумбе висит. «Миллениум», что-то вроде того, а ниже всякие названия рок-групп заковыристые. «Акафист», «Экклезиаст»… Вроде концерт сегодня будет. Мне чего-то вспомнилось, как ты про рок-группу рассказывала, ну, которую Ромик хотел с ребятами замутить. Вот и решила позвонить. Что? Какая?

Рита надолго замолчала. Тамара успела открыть банку с тушенкой и мелко порубить мясо. Его было до обидного мало. Большую часть жестяной банки занимал жир. Трехцветная кошка, дремавшая на половике, проснулась, подошла к девушке и потерлась об ноги.

— Иди, Мурка, иди, — пробормотала Тамара. — Тут нам самим два раза облизнуться.

— Не, я совсем бамбук курю, — сказала Рита.

Тамара переложила тушенку в сковородку и поставила на горячую плиту.

— Да видишь ли, Рикошет еще в декабре съехал, — сказала Рита. — Бабушка двух чеченов пустила. А у них одалживаться как-то неохота мне.

Зашипел жир, расплавляясь. Тамара тихонько отпихнула настойчивую Мурку ногой. Кошка обиженно мяукнула, отошла.

— Они мирные, — засмеялась Рита. — Да и что здесь взрывать…

Мурка села на пол под довоенными часами с цепью и пристально смотрела, как Тамара мешает в сковородке.

— Кучеряво ты живешь, — сказала Рита. — И где этот ТХМ?

Тамара подняла голову.

— Знаю, знаю… Ну… И во сколько начало там?

Тамара высыпала в сковородку лук, морковь и закрыла все крышкой. Под крышкой аппетитно зашкворчало.

— Слушай, заманчиво, — проговорила Рита. — Не знаю даже. Мне и надеть-то нечего… С собой, это же мое любимое.

Рита засмеялась:

— Ладно, ладно, уговорила. В десять на ступеньках, забились.

* * *

Если бы не Рита, Вика ни за что бы не пошла на рок- концерт. Уже уговорив подругу, Вика вдруг испугалась, что выбросила контрамарку. Но нет. Яркий бумажный прямоугольник, который дал ей Рома, оказался в кармане рюкзака, с которым Вика ходила в колледж. Вид у контрамарки был уж очень непрезентабельный.

Вика солгала подруге. Контрамарка была на одно лицо. Впрочем, Вика примерно представляла, сколько может стоить вход в ночной клуб в рождественскую ночь, и эти деньги у нее были. Сложность заключалась в том, чтобы успеть придти раньше Риты и оплатить билет так, чтобы подруга об этом не догадалась. Рита была страшной гордячкой. При ее уровне дохода было непозволительной роскошью и создавало массу сложностей Вике. Жадность никогда не входила в число Викиных недостатков, но только совсем недавно она поняла, что своим великодушием унижает подругу.

Вика некоторое время стояла перед раскрытым шкафом и колебалась, что надеть.

«Вечная проблема выбора», подумала Вика и по-хорошему позавидовала Рите — у той было всего одно платье «на выход».

Вике не хотелось выглядеть «белой вороной» на рок-тусовке, но от цепей и черной кожи ее просто тошнило. Как следствие, ничего подобного не было и в ее гардеробе. Вика задумчиво провела пальцами по воротничку алой шелковой блузки, машинально заглянув внутрь — не грязный ли. Нет, это не подойдет. Слишком вызывающе. Между чудесным желтым платьем, в котором Вика была на выпускном, и длинной строгой юбкой с запахом, в которой она сейчас ходила в колледж, выглянул синий глаз джинсового сарафана. Вика вытащила сарафан из глубины шкафа. Она купила его прошлой весной и безжалостно оттаскала все лето и осень, но сарафан все еще был очень даже ничего.

«Тем более», усмехнулась Вика. — «Искусственно состаренный джинс сейчас в моде. А кто там разберет, искусственно я его состарила или трепала от души?»

В комнату заглянула мама.

— Собираешься куда? — спросила она.

Вика кивнула:

— В ночной клуб,

Она положила сарафан на кровать и выдвинула ящик со свитерами. Бледно-голубой джинс требовал к себе яркой водолазки.

— Рождество ведь сегодня, там праздничная программа, — добавила Вика рассеянно.

Сказала — и пожалела. Мама поджала губы. Блеснули стекла очков — Оксана Федоровна неодобрительно покачала головой и спросила:

— Что за клуб?

— «ТХМ».

— Где это?

Вика прочла адрес с контрамарки.

— А, — сказала мать. — Это около колобахи где-то.

Так называли городской мебельный комбинат.

— Наверно, в том здании, где раньше профилакторий был, — сказала Оксана Федоровна, подумав. — Забегаловка еще та… И охота тебе шататься по ночам?

— Да ну мама, — сказала Вика, опережая проповедь. — Ты, что ли, молодой никогда не была?

Мать неожиданно смягчилась. Вика не рассказывала ей о своих мальчиках. Но Оксана Федоровна и так видела, что личная жизнь дочери находится в страшном запустении. После того долговязого парня, с которым она несколько раз видела Вику еще летом, наступила затянувшаяся пауза.

— С кем идете-то? — спросила Оксана Федоровна.

— С Ритой, — сказала Вика, и, подумав, добавила: — И с Ромиком, помнишь, одноклассник мой бывший?

Это был блеф. Вика не договаривалась о встрече, она и контрамарку-то взяла только, чтобы Рома не обиделся. Можно было, конечно, позвонить ему. Но Рома, скорее всего, был уже в клубе, готовился к выступлению, а номер его мобильника Вика не знала. Рассказывать матери о трудностях, свалившихся на Риту в последнее время, Вике ужасно не хотелось. Мать не была злой, но придерживалась старомодных взглядов. Когда Оксана Федоровна узнала, что Рита живет с Лешей, она сказала: «Вот так это все и начинается. Сначала один, потом другой, так и пойдет по рукам… Какой позор для семьи! У нее ведь вроде мама в милиции работает, и как она ей это позволяет?». Мать не поняла и не оценила бы Викину попытку развеселить подругу.

— Не помню, — отмахнулась Оксана Федоровна. — Этот Рома тебя проводит?

Вика усердно закивала головой.

— Ну ладно, — сказала мама. — Когда вернетесь?

— Ой, не знаю, — сказала Вика. — Там только в девять начало.

Мать вздохнула и вышла из комнаты. Вика потащила через голову домашнее платье, внимательно прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре. Когда мама вернулась, Вика уже сидела перед зеркалом и старательно подводила левый глаз. Мать что-то положила на трюмо. Покосившись, Вика увидела между раскрытой коробочкой с тенями и пудреницей две смятые купюры.

— У этого Ромика твоего небось на пиво-то денег нет, — проворчала мать. — Возьми. Должен ведь быть там телефон, чтобы вызвать такси?

Вика обняла мать за талию свободной рукой.

— Спасибо, мамочка, — промурлыкала она.

«Как хорошо, что папа сегодня заказчиков в бар повел», подумала Вика.

Если бы папа был дома, этот внезапный поход в ночной клуб мог бы и не состояться.

* * *

Сергей жадно вдохнул. Ночной зимний воздух после прокуренной насмерть каморки казался необычно вкусным. Сергей потянул из пачки сигарету.

Сегодня «Акафист» выступал вторым. Праздничную программу открывали никому не известные ребята откуда-то с области. Их группа называлась «КБ». Сокращение означало не «конструкторское бюро», а «Колотун Бабай» — дед Мороз по-чукотски. Увидев название группы в афише, Сергей заочно окрестил гостей «чукчами». Ребята из «Акафиста» вот уже неделю потешались над удачной шуткой своего лидера. По мысли директора клуба, «КБ» должны были разогреть толпу перед выступлением каких-никаких, а все же знаменитостей. Песни «Акафиста», в отличие от «КБ», уже частенько крутили по городскому радио. Однако не успел Бабай отбить первую песню, у Сергея начался самый настоящий колотун. Группа оказалась неожиданно сильной. У «Бабая» была всего одна гитара — у солиста, но у них была и флейта. Ее звучание окрашивало типично «металлические» мелодии «КБ» в изумительные тона. Грин успел поболтать в кулисах с барабанщиком приезжих перед выступлением и выяснил, что оригинальное название группы происходит не от имени Деда Мороза в советско-чукотском эпосе, как подумал Сергей, а от фамилии солиста — Бабаев.

Рикошет остался в зале, послушать «КБ». Сергей, резко упав духом, ушел с Грином и Катей в каморку «готовиться». Катя была его последней девушкой, с которой он встречался уже месяца три. Для Сергея это был неслыханный срок. Он жарко любил всех женщин вообще. А вот женщины, как правило, предпочитали монополию в правах пользования на каждого конкретного мужчину. Столь глубинное расхождение во взглядах на жизнь приводило к сценам ревности различной силы и в итоге, к разрыву во всех предыдущих романах Сергея. Катя тоже бурно реагировала на его бесконечные измены, но разговор о расставании пока не заходил. Когда «подготовка» достигла своего апогея, то есть тусклая лампочка, висевшая под потолком каморки, стала не видна в клубах дыма, Сергей решил выйти на крыльцо подышать.

Он затянулся и уставился на опутанное светящейся гирляндой дерево напротив входа в клуб.

Такая мода украшать деревья пришла в их город только в этом году. Разноцветные электрические гирлянды пока появились только в трех местах — у «Карфагена», самого раскрученного продуктового магазина в центре, у нового универмага «Россия», и здесь, «ТХМа». Тем, кто пробирался к клубу по занесенной снегом улочке, светящееся дерево должно было казаться путеводной звездой.

«Хотя, скорее», подумал Сергей. — «Путеводным созвездием».

Все фонари на этой улице, насколько помнил Сергей, были разбиты еще в прошлом году, и с тех пор еще ни один не починили. Директор клуба хотел просто обмотать дерево цепью разноцветных лампочек наподобие новогодней елки, но дизайнер клуба не желал признавать, что зря ест свой хлеб с маслом. Вокруг несчастного деревца установили каркас, на котором в сложной последовательности закрепили гирлянду. Увидев эту сложную фигуру сегодня вечером на подходе к клубу, Сергей заметил:

— Новая русская ёлка!

— Путь бешеного сперматозоида, — лениво возразил Витек Рикошет.

Грин глумливо заржал.

Катя же проигнорировала смех музыкантов и вслух восхитилась:

— Ну надо же, наконец и к нам пришла цивилизация! Прямо как в Европе.

Рикошет усмехнулся и мягко спросил:

— Катеринка, а ты в Питере когда последний раз была?

— Да пошел ты! — внезапно взорвалась Катька и убежала от них вперед.

Когда Рикошет и Сергей разматывали кабели в пустом зале, Сергей объяснил, что Рикошет случайно наступил на больную мозоль — хотя до Питера и было недалеко, последний раз Катя посещала северную столицу в семилетнем возрасте. Когда их всем классом возили в Мариинский театр на «Щелкунчика». Но поскольку сама Катя и не подумала извиняться, Рикошет не пошел с ними пить в каморку. Он тоже был парень с характером.

Сергей задумчиво разглядывал светящееся дерево, послужившее причиной ссоры. Путем осторожных расспросов удалось выяснить, что дизайнер в своем творческом порыве пытался изобразить в виду дракона, символ наступающего года.

Из темноты прямо рядом с ёлочкой появилась девушка. Короткая шубка разлеталась при каждом движении, мелькали коленки в сияющей лайкре. Круглое личико разрумянилось от прыжков через сугробы. Глаза девушки блестели. На голове у нее была такая невинная шапочка, что Сергей немедленно подумал: «Вот ты какая, новая русская Снегурочка».

Приятная волна предвкушения разлилась по его телу. Но на этот раз к предвкушению примешивалась горечь, превращая чувства в коктейль «несбыточная мечта». Голубоватый отлив шубки говорил том, что мех — натуральный. Сергей не попадал в круг возможных кавалеров для девушек в натуральных шубках — и знал об этом.

Девушка на миг замерла на границе света и тени. Чем дольше она рассматривала здание клуба, тем яснее на ее лице проступало разочарование. Потрепанный двухэтажный домик, пристроенный к зданию мебельного комбината, явно не внушил ей доверия. Бухающие ритмы и разноцветные вспышки за ярко раскрашенными окнами — тоже. При виде вывески она и вовсе презрительно сморщилась. Сергей вспомнил, что первая буква в названии не горит. Название клуба, таким образом, сегодня вечером читалось просто как «ХМ». Сергею вспомнился ресторан «Лакучая ива», где у подлых контрабандистов была намечена операция «Дичь».

— Х-мм, — сказала девушка.

Она перешла дорогу и стала подниматься по ступенькам. Девушка прошла так близко от Сергея, что он, несмотря на мороз, почувствовал нежный, с горчинкой, запах ее духов. Или туалетной воды. Сергей в этом не разбирался, но по ассоциации с уже вспомнившимся фильмом подумал: «Шанель №5». Даже если он ошибся, то в одном был уверен наверняка. Флакончик с этими духами стоил больше, чем «Акафисту» заплатили за сегодняшнее выступление.

Дверь с грохотом захлопнулась за незнакомкой. Сергей вздохнул.

— То ли девушка, а то ли виденье, — пропел он себе под нос.

Он докурил и бросил сигарету в сугроб. Дверь с заунывным скрежетом открылась за спиной у Сергея. Кто-то подошел и остановился рядом с ним. Сергей снова ощутил экзотический запах.

Снегурочка вернулась.

* * *

Гардероб в глубине холла заставил Вику изменить свое первое впечатление о клубе в лучшую сторону — она уж решила, что шубку придется класть на стул, если она решит пойти потанцевать. Но дальше ее ждал полный облом. Она подошла к кассе купить билет для себя, и выяснилось, что мест в клубе нет. Вика вышла на ступеньки перед клубом в полной растерянности. Риту, безусловно, пропустили бы по контрамарке. Но так же не вызывало сомнений, что одна Рита на дискотеку не пойдет.

Парень, стоявший на ступеньках, покосился на нее. Но даже если он и удивился — он не мог не заметить, что она только что прошла мимо него и вернулась — то не подал виду. Впрочем, от него несло по морозу свежим перегаром, так что вряд ли его вообще удивляло что-нибудь. Поношенная черная косуха болталась на парне, как на вешалке. Вика, еще увидев его в первый раз, подумала, что одет рокер явно не по сезону. Теперь же она заметила, что куртка вдобавок распахнута на груди, открывая всем ветрам и любопытным (и не очень) взглядам черный балахон со стандартно мрачной картинкой. Лицо парня показалось Вике смутно знакомым. Она точно его уже где-то видела, вот только никак не могла вспомнить, где.

— Не скажешь, сколько времени? — спросил Сергей, ничуть не смущаясь банальностью хода.

В конце концов, пусть сразу знает, куда пришла. «Мы люди простые… по субботам в баню ходим», подумал он. Девушка вздохнула и вытащила из сумки мобильник. «Ага», подумал Сергей.

— Без двух десять, — сказала она.

«Черт», с досадой подумал Сергей.

«Акафист» должен был выйти на сцену «в начале одиннадцатого».

— Разминулись? — спросил парень. — Стрелка на девять была, я так понимаю?

Девушка усмехнулась. Но как-то слишком робко для обладательницы такого лица и шубы.

— На десять, — сказала она спокойно.

— Ну, — сказал Сергей. — Тогда еще не вечер. Мужчины обычно приходят вовремя. Это девушки любят, чтобы их подождали.

Девушка никак не отреагировала на провокацию, и Сергею не удалось выяснить, с кем у нее здесь была назначена встреча — с другом или подругой? Сергей лихорадочно соображал, как бы перевести разговор на знакомство, но в голову ничего не приходило. Если бы он не был так захвачен собственными мыслями, то заметил бы, что незнакомка смотрит на него почти просительно. Еще одна драгоценная минута прошла в бездарном молчании.

— Сигарету? — спросил Сергей.

Девушка отрицательно покачала головой:

— Не курю.

— Вот и правильно, — сказал Сергей. — А я потравлюсь маленько.

Он склонился над огоньком зажигалки. Пламя плясало на ветру. Вдобавок Сергей обнаружил, что у него дрожат руки. Сергей чувствовал, что незнакомка наблюдает за ним. Он почти слышал ее мысль: «Баклаха пива… И сверху водочкой отполировал. А это ведь только начало вечера». От этого ему стало совсем паршиво. Сергей не удержался и посмотрел на девушку.

Лицо незнакомого рокера, освещенное снизу пламенем зажигалки, на миг стало по-детски беззащитным и милым. Вика отвела взгляд, чувствуя странную истому где-то в самой глубине тела. Как будто кто-то взял и провел теплой, но твердой рукой по настороженно встопорщенной шерстке ее души. С тех пор, как Илья сел, у Вики еще не появился новый постоянный парень. Одногруппники казались ей пошлыми и несерьезными. Знакомиться на дискотеках, куда она пару раз ходила вместе с подружкой из группы, Вика брезговала, хотя ее часто приглашали на медленный танец. Запах перегара изо рта случайных кавалеров убивал всю романтику случайного знакомства. Как говорила мама, лучше уж никак, вместо как-нибудь.

— Я еще не пил сегодня, — словно почувствовав ее мысль, сказал Сергей.

Это была правда. Ни пиво, ни водка не лезли ему в горло. «Акафист» выступал на дискотеке в техникуме чуть ли не каждую неделю, но перед такой большой аудиторией Сергею предстояло выйти на сцену впервые.

Вика пожала плечами.

— Мне-то что, — сказала она.

— Я правда не пил, — повторил Сергей. — Это мандраж у меня, перед выступлением.

— А, — сказала Вика. — Вы тоже участвуете в концерте?

Он кивнул и предложил:

— Давай на «ты». Тебя как зовут?

— Вика, — сказала она.

— Очень приятно. А меня Сергей.

«А, была не была», подумала Вика.

— Я пригласила подругу. А контрамарка у меня всего одна, — сказала она, глядя на Сергея. — И в кассе сказали, что все места уже проданы.

Сергей забыл даже обрадоваться. Он удивленно, почти недоверчиво спросил:

— Ты хочешь, чтобы я провел тебя вместе с подругой?

Вика смутилась:

— Нет, я не этого хочу. Ты не мог бы Рому из «Акафиста» найти и сказать ему, чтобы он к нам сюда вышел? Что его Вика и Рита ждут?

Прежде чем Сергей успел что-нибудь ответить, дверь снова заскрежетала. Они одновременно повернулись.

— Вот ты где, — пробурчал Рома, увидев Сергея.

Вика вздрогнула от неожиданности — она подумала, что Рома обращается к ней. Но он еще не заметил и не узнал ее.

— Пойдем, — продолжал Рома. — Рикошет спустился за нами, говорит, еще пара песен — и все, наш выход.

Сергей кашлянул.

— Пойдем, — сказал он. — Да, и кстати, Грин. Тебя здесь ищут.

— Кто? — спросил Рома недовольно.

Сергей движением головы указал на девушку. Несколько секунд Рома смотрел на нее, не узнавая, а потом его лицо изменилось так резко, что Сергей отвел глаза.

— Вичка! — воскликнул Грин. — А я думал, что ты не придешь…

— Здравствуй, Рома, — сказала девушка.

— Ну, я пошел, — сказал Сергей. — И ты давай побыстрее тут. Сказано же, еще пара песен — и наш выход.

* * *

«Акафист» закончил выступление, и вся компания сидела в небольшом кабинете рядом с танцполом. Всем музыкантам-участникам концерта был сервирован весьма приличный ужин за счет заведения. От общего зала кабинет отделяли стеклянные двери с ярким абстрактным витражом. Здесь было относительно тихо, очень уютно, и очень сильно накурено. У противоположной стены был накрыт еще один столик — для ребят из «Экклезиаста». Это их гитарист сейчас «рубил мясо» за стеной. Праздник был в самом разгаре.

«Акафист» и «КБ» оказались за одним большим столом. Ребята перезнакомились. Солиста звали Гарик, барабанщика — Орешек. Девочка, игравшая на флейте, представилась Леной. Взгляд Рикошета зацепился за ее желто-коричневое обтягивающее платье из ткани «под крокодила». Для Хиришей, небольшого городка Веслогорской области, откуда приехал «КБ» это было слишком стильно. Платье Лены застегивалось спереди на молнию. Если бы Рикошет не устал так сильно, он, возможно, предпринял бы ряд действий, чтобы эта молния разошлась под его руками, выпустив на волю рвущуюся из тесного платья грудь. Впрочем, это все еще могло случиться. В отношениях с женщинами гитарист придерживался правила: «Лучше пятнадцать минут подождать, чем полчаса уговаривать».

Как всегда бывает в большой компании, один общий разговор за столом давно уже распался на небольшие приватные беседы. Голоса звучали для Рикошета приглушенно. Силуэты соседей он видел тускло, словно изнутри огромного елочного шара. Рикошет механически подливал вина соседке, хиришской Лене, улыбался и кажется, даже говорил комплименты по поводу ее смелого платья, но сам себя не слышал. Он выложился весь. Он устал, но это была приятная усталость. Мышцы предплечий сладко подрагивали, пальцы горели. Рикошет давно не играл так много и сбил подушечки. Где-то глубоко внутри него все еще звенели невидимые струны, словно резонировали с космической мелодией, недоступной человеческому слуху.

Рикошет не участвовал в разговорах. Сегодня он предпочел наблюдать, как бесшумно пересекаются взгляды людей, сидящих за столом.

В глаза Риты Рикошет заглядывать не торопился. Тем более что она почти не отрывала их от тарелки. Рита орудовала ножом и вилкой со стыдливой торопливостью человека, забывшего, когда последний раз ел досыта. Рикошет давно не виделся с девушкой и с удовольствием поболтал бы с ней, но решил подождать. Человека, когда он ест, даже змея не жалит…

Вот глаза Вики — той девочки, что пришла к Грину на концерт. Рикошет знал, что как раз через Вику Грин и нашел его в начале года, когда «Акафист» еще только-только создавался. Но саму Вику видел впервые. На поверхности ее больших голубых глаз читался вежливый интерес, а в глубине застыло ледяное высокомерие.

Вот Грин, темные глаза блестят, брови ходят ходуном. О чем это он так оживленно спорит?

— Как ты это сделал? — спрашивал он Орешка через голову Вики.

— Что? — спросил Орешек.

— Одной рукой лупил ритм три четверти, а другой…

Понятно. В лесу о бабах, с бабами о лесе.

А вот Лена шушукается о чем-то с Катей:

— Какое у тебя кольцо стильное!

Катя аж расцвела от комплимента. Она носила в левой брови сердце из какого-то черного металла. Сергей подарил ей на Новый Год крупное кольцо причудливой формы. Вместе эти два украшения смотрелись очень мрачно и очень стильно.

— Это «М», миллениум, что ли? — продолжала расспрашивать Лена, рассматривая кольцо.

— Нет, это греческая буква «сигма», — ответила Катя. — Но смотреть надо вот так.

— Так похоже на «Е», — сказала Лена. — И что это значит?

— «Егоров» — ответила Катя.

В голосе ее звучала искренняя гордость. Лена понимающе улыбнулась. А вот в глазах Вики мелькнула ненависть такой силы, что Рикошет даже вздрогнул. Вика, очевидно, сама положила глаз на шустрого Сергея, и только что узнала, что Катя — его «официальная» подруга. Вика заметила, что Рикошет наблюдает за ней, и неприязненно посмотрела на музыканта в упор. Рикошет знал, что она видит.

Блики от серебристого шара-светильника под потолком играли на бритой макушке высоченного амбала. Кудрявый светлый чуб закрывал его левый глаз. Правый, зеленый, как стеклянные шарики, за которые Вика дралась в песочнице с другими малышами, не подозревая, что это всего лишь отходы завода стекловолокна, был совершенно неподвижен. Судя по пустому взгляду, гитарист уже основательно обдолбился.

Вика отвела взгляд, отрезала себе кусочек курицы и отправила в рот. Рикошет отхлебнул пива. Кухня при клубе была отменная. В пылу разговоров большая часть музыкантов отнеслась к еде с завидным пренебрежением. Но от курицы шел такой аромат, что его не смог проигнорировать даже Орешек, который весь вечер даже не закусывал, утверждая, что ему от нервов кусок не лезет в горло. Ребята ели курицу руками, отрывая зубами куски мяса поаппетитнее. Вика был вторым человеком за столом, который пользовался для этого ножом с вилкой.

— Круто, — продолжала тем временем Лена. — А пирсинг вообще супер. Мне почему-то сразу фильм вспомнился, американский, старый. Там в школе было две молодежные банды и жестокие учителя. А у членов одной из банд как раз свинцовое сердечко было принято себе над бровью вживлять.

— Там учителя еще роботами оказались, — вставил свое слово Сергей, сидевший во главе стола.

Вика украдкой посмотрела на него. Девушка думала, что он этого не заметит. Но она ошибалась. Такие взгляды Сергей чувствовал сразу. Он искоса посмотрел на Вику и вполне откровенно улыбнулся. Вика ощутила горячий толчок в грудь. Парни смотрели на Вику так и раньше. Но впервые подобный взгляд вызвал в ней не усталое отвращение, а какое-то непонятное смятение.

— Ну да, — согласилась с замечанием Сергея Лена.

— «Класс-1999», потрясный фильм, — сказал Сергей и добавил, смеясь: — Катька поэтому себе этот ужас и сделала. Но ты первая, кто угадал…

Вика отвернулась, опасаясь снова наткнуться на наглый, всепонимающий взгляд Рикошета. Но тот смотрел на Риту. Она решила наконец принять участие в беседе и обратилась к Гарику, солисту «КБ» — он сидел между ней и Рикошетом:

— Так вы из Хиришей?

Гарик весь вечер пытался привлечь ее внимание и уже отчаялся преуспеть. От неожиданности он растерялся и только кивнул. Рита уже совсем собралась вернуться к салату, но Рикошет удержал беседу на плаву:

— Неплохой город. У меня там тетка живет. Я к ней ездил пару раз.

Гарик благодарно посмотрел на него и сказал:

— А ты из Веслогорска, Рита?

— Да.

— Такое название странное, — заметил Гарик. — Что оно означает?

Рита откашлялась, оперлась локтями на стол.

— Есть две версии, — сказала она. — Первая — что от слова «весло». Жизнь нашему городу дала торговля с заморскими странами. Он ведь на «пути из варяг в греки» стоит. А гора в этом имени появилась от одного знаменитого у нас холма, и вот почему. По этому холму кто-то из забытых ныне богов то ли сошел на землю, чтобы указать явившимся в эти края славянам удобное место для поселка, то ли при виде пришельцев убежал к себе на небеса, злобно ругаясь. Здесь легенды расходятся. Эта версия считается признанной, даже монумент в виде весла у нас стоит на холме возле Кремля. По-простому этот памятник «Лопатой» называют, уж больно он неказист…

В этот момент в кабинет ворвалась девушка. Половина ее волос была фиолетового цвета, вторая половина — оранжевого. И собраны они были в ирокез. Вдобавок, девушка рыдала так яростно, что мигом заглушила все разговоры за столом. По ее лицу текли два черных потока. Хваленая водостойкая тушь не выдержала такого ливня. Вика вздрогнула. Она не сразу узнала в боевой раскраске Наташу, одногруппницу Ромы и двоюродную сестру Кати. Наташа вполне разделяла Катины музыкальные вкусы, чем приводила свою мать, послушницу пригородного женского монастыря, в тихий ужас.

— Наташа, ты чего? — испугалась Катя.

Наташа плюхнулась на свободное место между Катей и Сергеем.

— Даня Леру пригласил! — прорыдала она.

Вой элеткрогитары за стеной и вправду сменила нежная медленная музыка. Катя обвела присутствующих извиняющимся взглядом и погладила Наташу по голове. Сергей придвинул ей чистую рюмку и плеснул водки. Вика протянула руку к тарелке с хлебом. Но та стояла слишком далеко. Рома заметил ее попытку и подал ей кусочек. Вика улыбнулась ему.

— Как у вас тут классно, — сказала девушка.

Рома усмехнулся:

— А ты думала.

— Да брось ты, — говорила сестре тем временем Катя. — Выпей, успокойся.

— Мудак он, этот Даня, — поддержал Сергей. — И в женщинах ничего не понимает. Вот я бы тебя ни на какую Леру не променял бы.

Он немного покривил душой. Вместо фитнесса Наташа пошла на карате, что сказалось на фигуре плотной, невысокой девушки самым роковым образом. Но Наташа поверила комплименту и немедленно похорошела.

— Да ладно тебе, — сказала она хриплым басом, который возникает после третьей пачки сигарет, и опрокинула стопку водки.

Катя протянула сестре бутерброд с икрой и сказала:

— Пойдем, умоешься.

Сестры поднялись из-за стола.

— Пойдем, кстати, потанцуем, — сказал Рома Вике.

Вика улыбнулась и кивнула. Гарик тоже воспользовался моментом.

— Разрешите? — сказал он, обращаясь к Рите.

Она подняла глаза от тарелки. На какой-то миг Гарику показалось, что она сейчас равнодушно скажет: «Я не танцую», и внутри у него все оборвалось.

Рита улыбнулась и поднялась из-за стола.

— А чего на «вы» — то? — сказала она.

Гарик взял ее за руку.

* * *

Рефрен старой песни «и тот, который во мне сидит, вдруг ткнулся лицом в стекло» зазвучал в голове у Риты, когда Леша уткнулся лицом в руль, а на лобовое стекло выплеснулась алая волна. И это была не только кровь неудачливого планоторговца. Бесконечный рефрен гремел в ушах Риты, когда ее вытаскивали из машины грубые руки, когда ее везли на каталке. Музыка перекрыла голос испуганного врача: «Полоснули из автомата, кажется… Твою мать, здесь еще и выкидыш». С того страшного вечера прошло уже два месяца, а хриплый голос барда стих в ушах Риты только в тот момент, когда Гарик обнял ее. Девушка испытала чисто физическое удовольствие. Она уже успела забыть, как это приятно — когда тебя просто обнимают.

— А непризнанная версия названия Веслогорска какая? — спросил Гарик.

Музыка играла негромко. Можно было разговаривать, не напрягая голос. В этом и заключалось отличие ТХМа от остальных городских клубов — здесь ди-джеи знали, когда надо врубить звук на всю катушку, а когда его следует чуть пригасить.

— Говорят, что имя нашего города на самом деле происходит от слов «Веселая горка», — ответила Рита. — Ну знаешь, типа Лысой горы на Украине. Что у истока реки была горка, ведьминская. Туда со всего Северо-Запада ведьмы на шабаши собирались. Ну, потом пришли христиане, колдунов выгнали, поставили на той горке скит. А имя осталось.

Гарик засмеялся:

— Кажется мне, что не всех ведьм тогда выгнали… что кое-кто остался и смешался с местным населением…

Рита посмотрела на Гарика, чтобы понять, шутка это или комплимент. А когда поняла, смутилась, но продолжала:

— Мне самой эта версия кажется похожей на правду. Места тут плохие, гиблые… По раку вон первое место в России наша область занимает. А это не то место, знаешь ли, которое хотелось бы занимать.

— Ну, так у вас же завод химудобрений здесь, — заметил Гарик. — Этого следовало ожидать.

— Да нет, как объяснить-то тебе, — Рита задумчиво облизнулась. — Завод, это, конечно, да, но не в одном заводе дело. Здесь же одни болота кругом. Ни сеять, ни пахать невозможно, одной торговлей с варягами да греками жили. Ну, еще лен раньше растили тут, мне бабка рассказывала. А в окрестных болотах во время Великой Отечественной наши целую армию ухнули. Тут по лесам непохороненных покойников лежит больше, чем сейчас живых по селам осталось. Из-за того, что биться на два фронта пришлось, немцы тогда и не смогли Питер взять.

Она решила дать и Гарику возможность блеснуть эрудицией:

— Ну, а Хириши, кстати, почему так называются? Это ведь не русское слово, а какое-то… финское, что ли…

Гарик только открыл рот, чтобы объяснить, что финского в этом имени нет ровно ничего, как ди-джей объявил:

— А сейчас — интим!

Свет погас. В зале послышался смех. Рита напряглась, подумав, что Гарик сейчас попробует ее поцеловать. Но вместо этого он нежно погладил ее по голове. Рита почувствовала, что сейчас заплачет. Она уткнулась лицом в его плечо. Гарик опустил руку.

— Да что ты, Риточка, — сказал он растерянно.

Гарик почувствовал, как девушка вскинула голову, и очень осторожно чуть наклонил свою.

Когда свет загорелся снова, Гарик спросил, чуть задыхаясь:

— А чем ты, Рита, еще занимаешься?

Рита засмеялась, но тут же сделала серьезное лицо:

— Да вот, на курсы бухгалтеров хочу поступать. На трехмесячные, при бирже труда.

— Бухгалтер, милый мой бухгалтер, — тихо пропел Гарик.

Но она услышала, и засмеялась снова. Гарик прижал ее к себе, и она не отстранилась.

* * *

Когда Катя с сестрой и обе пары, решившие потанцевать, покинули кабинет, в нем стало неожиданно просторно.

Лена вопросительно посмотрела на Рикошета — может, и он ее на танец пригласит? Рикошет предпочел сделать вид, что не заметил вопроса в ее глазах, окончательно развеяв последнюю надежду Лены.

Когда ее познакомили с Витьком, в голове Лены всплыло полузабытое выражение «белокурая бестия». Только для «бестии» гитарист был крупноват, это был матерый «beast». Лене очень хотелось потанцевать с Рикошетом, прижаться к этому мощному телу. Она только на него весь вечер и смотрела, да только гитарист этого не замечал. Зато как Рикошет посмотрел на Гарика, когда тот пригласил Риту, Лена заметила, и чуть не застонала от обиды и разочарования. Такие взгляды, обращенные на Гарика, ей уже случалось видеть. Лена знала, что они означают.

Явились выступавшие последними ребята, поздоровались с Сергеем как с хорошим знакомым и начали шуметь за своим столом. Насколько помнила Лена, эта группа называлась «Экклезиаст». В Веслогорске, видимо, были в моде библейско-церковные названия. Тексты песен «Экклезиаста» наводили на мысль, что пару страниц из откровений древнего пророка музыканты все же прочли. Но Лена испытывала мрачную уверенность в том, в том, что никто из здесь присутствующих не в курсе, что значит звучное слово «Акафист». Она и сама не знала точно, означает ли оно поминальное церковное песнопение, или какую другую службу. Но сама Лена никогда бы так не назвала свою рок-группу.

Сергей и Орешек шептались о чем-то, и вид у них был заговорщический.

— Катя и Сережа вместе живут, да? — спросила Лена у Витька.

Тот покосился на нее.

— Нет, — сказал он и налил девушке вина. — В соседних парадных.

Лена усмехнулась и взяла бокал. Рикошет поднял свое пиво. Они чокнулись и выпили.

— Мне понравилось ваше выступление, — сказал он. — Но как гитарист Гарик, конечно, не тянет. Голос и слух у него есть, а вот играет он средне.

— Да, он обычно и не играет, — сказала Лена. — У нас есть соло-гитарист, Андрей. Его Орешек по пьяни в реку столкнул, когда Новый Год праздновали. Так Андрей в больнице сейчас с воспалением легких. А мы уже сказали, что приедем. Не подводить же людей.

— Тогда понятно, — сказал Витек. — Интересно у вас в Хиришах люди проводят время. В проруби падают, играют на флейтах, по больницам валяются… А ты как развлекаешься?

По собственному опыту Лене было известно, что эрудиция рок-музыкантов не идет обычно ни в какое сравнение даже с познаниями выпускника ПТУ, с кровью и потом получившего корочки по специальности «оператор машинного доения». И смутное желание отомстить Рикошету за его пренебрежение к ней и продемонстрировать свое моральное превосходство тут же оформилось в слова:

— У нас в Хиришах есть КЛФ, Клуб любителей фантастики то есть. Издаем альманах. Уже несколько моих рассказов взяли.

Но Рикошет не стушевался, как на это рассчитывала Лена.

— Не, я современной фантастики не знаю, — спокойно сказал он. — Вот Стругацких всех в детстве перечитал, это было. Хайнлайна еще…

— Сейчас тоже много интересного пишут, — ответила Лена,

Она всеми силами старалась не выдать своего изумления.

— Не сомневаюсь, — сказал Рикошет вежливо. — Но у меня теперь читать времени нет.

Лена покрутила в руках опустевший бокал.

— Ты такой галантный кавалер… — произнесла она.

— Каким-то странным тоном ты это сказала, — заметил Витек.

Лена откинула назад длинную прядь и сказала:

— У Хайнлайна в одной из книжек описаны космические слизняки. Они к людям на плечи подсаживались, питались жизненными соками и полностью контролировали. Слизняки эти были маленькие, под пиджаком или курткой их уже не видно было. От нормальных людей такую «марионетку» и не отличишь. Может, сутулится человек просто.

— «Нельзя же взять и перестрелять всех сутулых в Техасе», — кивнул Рикошет.

— Да… Только в Айове, а не в Техасе, — пробормотала Лена.

— Ты к чему все это клонишь? — осведомился он.

— Я про то, как Мэри выявляла людей, к которым уже присосались инопланетные захватчики, — сказала Лена с усилием.

Рыжеволосая Мэри, одна из главных героинь книги, обладала редкостным шармом. Ее появление вызывало у нормальных мужчин вполне однозначную реакцию. А человек со слизняком, по задумке Хайнлайна, к женским прелестям становился абсолютно равнодушен. У космических пришельцев «секса не было» — они размножались делением. И вот по этой-то реакции, точнее, по ее отсутствию, Мэри, бравая агентка спецслужбы, безошибочно вычисляла человека с паразитом.

— И что, тебе кажется, что на мне такой слизняк? — спросил Рикошет.

— Есть децл такое ощущение, — кивнула Лена.

Рикошет усмехнулся.

— Ну, так проверь, — сказал он.

Рикошет стал вытаскивать сигарету из лежавшей на столе пачки. Он думал, что Лена обнимет его за плечи. Но Лена запустила руку ему в джинсы. Витек вздрогнул и выронил сигарету. Ладонь девушки коснулась того места, где природа разделила его спину на две половинки.

— Это — не плечи, — сказал Рикошет хрипло.

— Слизняки предпочитали присасываться поближе к головному мозгу, это верно, — в тон ему ответила Лена.

Его лицо было так близко, что пушистый чуб касался ее щеки.

— Но если ты читал, то знаешь, что им главное было — до позвоночника добраться…

Сергей с грохотом отодвинул стул. Лена поспешно вытащила руку из штанов Рикошета и повернулась ко входу. Там уже раздавались голоса Гарика и Грина.

— Натанцевались? — сказал Сергей.

— Ой, и не говори, — бодро ответила Вика.

Она хотела обойти Сергея, чтобы вернуться на свое место, но тут Орешек наклонил голову и сказал девушке негромко:

— Мы тут с Серым хотим дунуть. Пойдем с нами?

Вика вопросительно покосилась на Риту.

— План очень хороший, не крапива разбодяженная, — добавил Гарик.

— Просто чудесный план, — поддержал его Орешек.

— Пойдемте, что же, — сказала Рита.

Лена встала.

— Подождите меня, я с вами, — сказала она.

Компания миновала застывшего в дверях Грина. Витек сочувственно смотрел на его искаженное лицо. Рома уселся в торце стола, достал сигарету и швырнул пачку на стол. Все в нем клокотало. Чего он никак не мог ожидать от Вики, так этого того, что она пойдет курить план! Рома похлопал себя по карманам. Зажигалки не обнаружилось. То ли потерял, то ли валялась где-то на столе.

— Рикошет, — сказал Грин сквозь зубы. — Прикурить дай.

Зажигалка шлепнулась на скатерть рядом с ним, едва не угодив в салатницу. На дне салатницы оставалось несколько капель майонеза, похожих на слезы, да листик петрушки. Рома прикурил и откинулся на стуле. За стеной уже завывал очередной хит сезона. Но голоса Рикошета, спокойного и чуть насмешливого, музыка не заглушила — ди-джей ТХМа свое дело знал.

— Она тебе не даст, — сказал Рикошет.

— Да? — сказал Рома неприятным голосом. — А кому даст? Тебе, что ли?

Он поднял на Рикошета бешеный взгляд.

Рикошет хотел ответить, но не успел.

* * *

Катя потанцевала немного в кругу Наташиных друзей, навестила уже заблеванный кабинет задумчивости и решила пойти к своим ребятам. Она чувствовала себя утомленной латиноамериканскими страстями сестры. Но Наташка была хорошей девчонкой. К тому же, громкие вопли фанатов во время выступления «Акафиста», из-за которых Серега думать забыл про свой мандраж, тоже организовала эта влюбчивая каратистка — Наташа привела сегодня в «ТХМ» чуть ли не всю свою лицейскую группу. Парни, конечно, и так пришли бы поддержать Грина, но разве песни сочиняются и поются для мужчин?

«Господи», думала Катя о сестре, проходя мимо стойки бара. — «Неужели и мы когда-то такими же были?».

Она увидела Рикошета и Грина через распахнутую дверь кабинета. В этот момент шар под потолком повернулся так, что Рикошет попал в столб серебристого сияния. На Грина же легло пятно тени. Они сидели друг напротив друга, такие разные и в то же время, как вдруг заметила Катя, такие похожие. Шар снова повернулся. Теперь неестественной белизной сияли зубы и фигура Ромы, а силуэт Рикошета казался вырезанным из черной бумаги. Смотрелись парни как живая иллюстрация к строчке из известной песни: «В каждом из нас пел ангел, в каждом из нас скалился бес…». На лице Грина застыла его фирменная мрачная ухмылка. Та самая, увидев которую первый раз, Катя посоветовала Роме идти в бандиты. Или, как это теперь называлось — в частную охранную фирму. «Должников у вас точно не будет», сказала она тогда Грину. Рикошет, судя по выражению его лица, собирался сказать Грину какую-то гадость. Однако Катя нахмурилась совсем по другой причине.

Кроме Грина и Рикошета, за их столиком никого не было.

— Где этот блядун? — яростно спросила Катя с порога.

Рикошет проглотил свою колкость, а Рома сказал:

— Не нервничай. Они с Бабаем пошли пыхнуть, с ними и девочки наши…

— Да видела я Лену с Ритой, они в туалете! — воскликнула Катя.

Грин пожал плечами. Девушка села на свое место, налила водки и залпом выпила.

— Что же мне делать с ним? — сказала она и смачно хрупнула огурцом.

— Единственный выход, — сказал Рикошет. — Это оттяпать ему ту самую штучку, которая доставляет вам обоим столько хлопот.

Катя усмехнулась:

— На фига он мне тогда сдался?

Рикошет пожал плечами:

— Тогда терпи.

Он поднялся и вышел.

* * *

Рита попросила Вику показать ей, где в клубе туалет, но подруга и сама не знала. Свою помощь неожиданно предложила девочка из хиришской группы, Лена. Рита и Лена зашли в тесную кафельную кабинку женского туалета вдвоем. Это было, пожалуй, единственное место в клубе, куда не доносилась музыка. Но все равно неприятная вибрация проходила по телу всякий раз, когда ди-джей наверху врубал басы. Лена решила подкраситься. Когда она вынимала из своей сумочки помаду, Рита увидела мобильник.

— Можно позвонить? — спросила она и смутилась. — Ой, у тебя наверное, номер хиришский, дорого будет…

— У меня роуминг, — сказала великодушная Лена и протянула телефон. — Только недолго. Маму хочешь успокоить?

— Нет, — сказала Рита, набирая номер. — Проверить, дошла ли подружка до дому.

Лена аккуратно стряхнула со щеточки капельки туши в раковину. К разговору она особо не прислушивалась. Рита проявила понимание и такт, уложившись в три дежурные фразы и минуту эфирного времени.

— Мы с Тамаркой в больнице познакомились, — пояснила Рита, возвращая мобильник. — Она медсестра. Сейчас у меня живет. А сегодня пошла маму проведать, с праздником поздравить. Решила дома и ночевать остаться.

Рита потянула на себя дверь. За изящной пластиковой перегородкой стыдливо прятался щербатый унитаз. Он явно видел еще мускулистые зады работников мебельного комбината.

— Тамара так хорошо перевязки делает, — продолжала Рита мечтательно.

Дверь приглушала ее голос, но слова все же можно было разобрать.

— Руки такие нежные, мягкие. Другие как дернут — чуть на стенку не лезешь. Бинт присыхает к ране-то…

— «Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой санитары», — нараспев сказала Лена.

Она принялась подводить другой глаз.

— Именно, — откликнулась Рита. — Ой, блин…

Зашумела спускаемая вода. Лена обернулась.

— Слушай, у меня началось, — сказала Рита за дверью. — А я-то думаю, чего меня весь день так колбасит…

— Расцвела в саду акация, — сказала Лена, складывая в сумку тушь и помаду. — Самая счастливая сегодня я. У меня сегодня менструация, значит, не беременная я!

Рита вышла из кабинки. Лицо у нее было расстроенное.

— Это-то да, — сказала она. — Придется домой идти, у меня с собой ничего нет… А меня только поперло… Вот жалость! Невезучая я.

— Не надо, — сказала Лена. — Останься.

— Сама не хочу, — вздохнула Рита. — А что делать?

Лена улыбнулась.

— Я сегодня буду твоей доброй феей, — сказала она. — В конце концов, рождество сегодня или нет? Пойдем в каморку, где наши вещи. У меня и ключ есть. Хотя, по-моему, он тут у всех есть. Я тебе прокладку дам.

— Ух ты, — сказала Рита. — Спасибо, тетя фея. У тебя что, тоже?

Лена покачала головой.

— Всегда завидовала девочкам, у которых приходит, как по часам, — сказала она и взялась за ручку двери. — А у меня же… Я всегда беру с собой, на всякий случай. Чтобы не скакать в морозной ночи по незнакомому городу.

Девчонки, весело болтая, двинули через холл по направлению к каморке. Рикошета, стоящего у гардероба, они не заметили.

Но он заметил их.

* * *

Орешек предлагал покурить в каморке на первом этаже, где были свалены вещи приезжих музыкантов. Но Серега авторитетно заявил, что это ненадежное место, могут понабежать халявщики. Он повел ребят в закуток под лестницей, где обнаружилась открытая дверь в подвал. Ступеньки, ведущие в темноту, были заляпаны известкой. Директор клуба собирался расширяться, и в подвале собирался еще один бар.

— Туда только рабочие ходят, и то днем, — сказал Серега.

Вика заколебалась:

— А нас здесь не закроют?

Сергей улыбнулся и показал на дыру в двери вместо замка.

— А Лена с Ритой найдут нас там? — спросила Вика, сомневаясь.

— Не найдут, нам больше достанется, — сказал Орешек.

— Держитесь за руки, — сказал Сергей. — Не хватало еще потеряться.

И первый взял Вику за руку. Орешек уцепился за лямку ее сарафана. Гарик, видимо, хотел пойти сзади него, потому что Орешек вдруг проворчал:

— Э-ээ, Бабай, ты к моей заднице не пристраивайся!

Вика ощутила руку Гарика на своем плече.

— Пойдем свиньей, — сказал Бабай.

Сказал бы кто сегодня утром Вике, что она пойдет в темный подвал с тремя парнями, двоих из которых видит первый раз в жизни, девушка бы только покрутила пальцем у виска. Впрочем, она бы и сейчас никуда бы не пошла, если бы не шикарная возможность пообщаться с Сергеем практически наедине.

Ребята обогнули огромные трубы, обшитые серебристой колючей тканью, и оказались в небольшом закутке. За маленьким окном под самым потолком мигали разноцветные огоньки, освещая разбросанный по полу хлам, забытую рабочими стремянку и драный матрас в углу. Вика узнала гирлянду, которой было опутано деревце у входа в ТХМ. Ребята прошли под всем клубом и находились чуть левее крыльца.

— У нас есть план, мистер Фикс? — осведомился Гарик.

— Спрашиваешь, — ответил Орешек. — Зачем же мы сюда тогда пришли?

— Пыхнуть и вдуть, — ответил Гарик.

Очевидно, это была их традиционная разминка перед укуркой.

Вика ожидала, что Орешек раскурит косяк и пустит его по кругу, как это обычно делалось в их компании. Но хиришский барабанщик сунул в руки каждого по папиросе. Это было гораздо больше, чем девушка могла принять. Сергей закурил и повернулся к ней. В пламени зажигалки он увидел выразительную гримасу на лице девушки и сказал:

— Не бойся, это же план, не винт. Трахаться тебя не попрет.

Что такое «винт» Вика не знала, но прозвучало это зловеще. Девушка немедленно представила себе чудовищный шприц в виде огромного винта, с крученой, как у штопора, иглой. И этот штопор вворачивали в чью-то худую руку, сдавленную перетяжкой… Вика сжала папиросу зубами и наклонилась к огню. Выпрямившись, она увидела, что Гарик и Орешек сидят на корточках лицом друг к другу. Гарик, чуть лизнув пальцы, осторожно провел ими по алеющему краю папиросы. Судя по всему, Орешек хотел парик. Вику удивило то, зачем им понадобилось приседать. Но ей не хотелось обнаруживать свое полное невежество в таком простом вопросе. Девушка молча затянулась.

— Готов? — спросил Гарик.

Орешек кивнул. Гарик перевернул папиросу, вставил ее горящим концом в рот, и наклонился к Орешку. Они стали медленно подниматься. Несмотря на большую разницу в росте между высоким, костлявым барабанщиком и коренастым, невысоким Гариком, головы плановых все время оставались на одном уровне. Слаженность действий говорила о том, что ребята выполняют этот трюк далеко не в первый раз.

«Придумают же», мелькнуло у Вики.

Девушка отвернулась и открыла уже рот, чтобы заговорить с Сергеем, как вдруг раздался странный, рыгающий звук. Сергей шагнул вперед, протягивая руку. Вика повернулась и увидела, как Сергей хватает за ворот медленно оседающего Орешка. Если бы Сергей не успел вцепиться в него, Орешек рухнул бы прямо на Гарика. Задавить не задавил бы, но губы Гарик точно обжег бы.

Гарик выдернул косяк изо рта, обнял Орешка свободной рукой.

— Дима, ты что… — сказал он таким жалким голосом, что Вика наконец поняла, что все идет далеко не плану.

Она ощутила неприятную слабость в ногах. Гарик и Сергей оттащили Орешка к матрасу и положили там.

— Что с ним? — спросил незнакомый, ломающийся от страха голос.

Вика с удивлением поняла, что это сказал Сергей.

— Передоза?

— Какая передоза, ты что, совсем дурак? — хрипло ответил Гарик.

— Так что это с ним? — настаивал Сергей.

— Не знаю… С сердцем что-то, наверное, — сказал Гарик неуверенно.

Сергей выматерился и сказал:

— Искусственное дыхание сделай ему.

— Я химик, а не санитар, — огрызнулся Гарик.

— Вдувай! Только жмура нам здесь не хватало! — рявкнул Сергей.

Вика наблюдала за всем происходящим в каком-то оцепенении. Сергей поднялся с матраса, схватился за стремянку. Гарик неуверенно положил руки на грудь барабанщика и несколько раз нажал.

— Что встала? — крикнул Сергей на Вику. — Помогай давай!

Вика послушно взялась за лестницу с другой стороны.

«Зачем ему лестница, вешаться, что ль, собраться», мелькнуло у нее в голове.

Вместе они придвинули ее к стене. Сергей взобрался по стремянке. Что-то заскрипело, загрохотало. Вике на голову посыпалась какая-то дрянь, а затем в лицо ей ударила струя морозного воздуха. Сергей открыл окно.

«Он хочет, чтобы было больше воздуха», сообразила Вика.

Гарик наклонился к лицу Орешка, зажал ему нос и наклонился ко рту. Раздался звук удара во что-то мягкое. Вика обернулась и увидела, что Гарик прижимает руки к лицу, а Орешек садится на матрасе.

— Бабай, скотина, прекрати! — вопил Орешек. — Нашел себе Спящую красавицу! Только расслабишься, так тут же выебут! И на матрас пристроил уже!

Сергей засмеялся, Вика тоже. Гарик, не отнимая рук от лица, поднялся и отошел к серебряно блестящим трубам.

— Не ори, — сказал Сергей, успокоившись. — Никто тебя не домогается. Гарик тебе искусственное дыхание хотел делать. Тебе плохо было. Ты парик принял и упал…

Орешек покосился на Гарика. Бабай стоял спиной к ним. Встав на ноги, Орешек направился к другу. Сергей тактично отвернулся.

— Пускают погреться? — спросил он.

Вика хмыкнула. Холодные руки легли ей на живот.

— По ходу, ты и так уже греешься, — сказала она и прижалась спиной к его груди.

Сергей взял ее косяк и затянулся.

— Твой-то где? — спросила Вика.

— Я его в форточку уронил, когда открывал, — сказал Сергей.

— Бабай, ну чего ты? — прогудел Орешек. — Ну прости… Хочешь, я тебя поцелую?

— Отвали, урод, — всхлипнул Гарик.

— Ты девушка Грина? — спросил Сергей.

Вика отрицательно покачала головой.

Первая кнопка на сарафане поддалась легко, а вот над второй Сергею пришлось повозиться. Вика положила голову ему на плечо. Он, не переставая теребить тугой металлический кружочек кнопки, поцеловал подставленные губы. Когда Сергей обнаружил под джинсовым сарафаном чулки, он чуть не кончил. Рука его нырнула под резинку трусов.

Вика глубоко вздохнула. Ей было страшно. Но это был не тот парализующий страх, который холодной волной окатил ее при виде падающего Орешка. И ей было хорошо. Но совсем не так, как она себе представляла по рассказам подруг.

И, несмотря на все поучения матери, ей совсем не было стыдно.

— Зажигалку дай, — сказал Орешек, доставая из кармана еще один косяк.

— Ты уверен? — спросил Гарик.

Вика слышала его голос как сквозь воду.

— Дай! — сказал Орешек неприятным голосом.

Гарик смотрел, как барабанщик закуривает.

— Париков можешь больше не просить, — сказал он.

— Ясен пень, — сказал Орешек.

Где-то капала вода.

— Чудесный план, — сказала Вика с чувством.

Сергей хрипло засмеялся. Затем ловко застегнул кнопки на сарафане. Он взял из рук девушки косяк и затянулся. Вике захотелось сказать Сергею что-нибудь приятное.

— Мне так ваши песни понравились, — сказала она. — Особенно «Герда».

Собственно, это была единственная песня, в которой Вика смогла разобрать слова. И оказалось, что они этого стоили. Песня представляла собой взгляд на старую сказку из неожиданного ракурса. Вика с детства не верила в счастливый финал похождений Герды. Однако тот поворот событий, что был представлен в песне, ей даже в голову не мог придти. В песне с натуралистической прямотой описывалось, что поцелуям Снежной Королевы не удалось потушить пылающий шомпол Кая, на которую королева вечного льда была-таки усажена и растаяла. Герда же, по мысли автора песни, осталась в руках шустрого паренька — отпрыска атаманши разбойников. Его пол Андерсен заменил в сказке на женский исключительно из соображений морали. Юный разбойник больше понравился Герде, чем Кай — исчезнувший друг совершенно не умел щекотать ножом под шеей. До ледяных чертогов девочка уже не добралась.

Сергей чуть поморщился:

— «Герду» Рикошет написал. И текст, и музыку.

Гарик, очевидно, услышал его слова и засмеялся:

— Я, кажется, начинаю догадываться, кто такой Кай.

Вика затянулась и почувствовала, как пузырьки радости поднимаются и в ней. Ей хотелось болтать и смеяться. И еще немного — есть.

— А Гарик — это Гарник или Игорь? — спросила девушка у солиста «Колотуна Бабая».

Темноволосый, носатый Гарик и впрямь не очень походил на русского. Глаза у него, как успела разобрать Вика еще когда они все вместе сидели за столом, были голубые, но это еще ни о чем не говорило.

— Игорь, Игорь, — ответил солист «КБ». — Простое русское имя. А ты что, кавказцев не любишь?

Вика смутилась. Она действительно терпеть не могла «лиц кавказской национальности». Но ни оргазм, ни план не смогли заглушить ее интуитивного знания того, что стоит говорить вслух, а что нет. Вот и сейчас Вика почувствовала, что правду говорить не стоит, и интеллектуально заметалась.

— Да нет, просто Рита сейчас кавказцам полдома сдает, — пробормотала она. — Я подумала, может, вы знаете друг друга. Они обычно все друг друга знают.

План действительно был чудесный. Но дым анаши еще не пробился сквозь стену ужаса, охватившую Гарика при мысли, что Орешек сейчас отдаст концы у него на руках. Он все еще мог мыслить логически.

— Но не хиришские же кавказцы — веслогорских, — резонно возразил Гарик.

— А что так холодно то здесь? — спросил Орешек недовольно.

— Это у тебя уже руки холодеют, — отвечал ему на это Гарик.

— Очень смешно, — сказал барабанщик сердито.

— Это я окно открыл, — сказал Сергей. — Когда Гарик тебя откачивал.

— Чтобы мне легче дышалось? Ой, спасибо, пацаны, — сказал Орешек. — Вы меня спасли. Другие бы козлы бросили бы сразу и убежали. Так и подох бы здесь.

— Не надо бы тебе больше курить, — сказал Сергей.

— Так таблетки-то дороги, — просто сказал барабанщик.

На это Сергей не нашелся, что ответить, а Орешек продолжал:

— Температура окружающей среды исключает существование здесь разумной жизни.

— Вот химик хренов, — проворчал Гарик.

— Пойдемте, что ли? — сказал Орешек. — Мы и так уже перевыполнили план.

— Это точно, — вздохнул Сергей.

Когда они выходили из подвала, Сергей чуть отстал от хиришских музыкантов и повернулся к Вике.

— Еще хочешь такой радости? — спросил он.

Сергей знал ответ, и поэтому не ждал его. Торопливо чмокнув Вику в щеку, он сказал ей прямо в ухо:

— Тогда Катьке — ни звука.

* * *

Как и ожидал Рикошет, Рита вышла из каморки одна и стала подниматься по лестнице. Бас-гитарист бросил окурок в урну и двинулся к каморке. Закрывая дверь, он услышал щелчок замка. Открыть дверь теперь можно было только изнутри. Повернувшись, он увидел Лену.

Девушка стояла посредине каморки, под самой лампочкой. Ее платье было расстегнуто сверху донизу.

Под платьем у девушки ничего не было.

Лена откровенно наблюдала за ним. Любой другой парень уже сказал бы что-то вроде: «Это я удачно зашел», или повалил бы ее на вонючую тахту вообще ничего не говоря. А Рикошет стоял и смотрел. Лена поняла, что она угадала верно.

— «Нет, она была прекрасна», — с отчетливой издевкой в голосе сказала девушка. — «Она всегда была красива, красивее, чем обычно. Но для него это было как картина. Это возбуждало гордость за человека, восхищение человеческим совершенством. Но больше это ничего не возбуждало…».

Рикошет в два быстрых шага оказался рядом с Леной. Он рывком сдернул платье вниз так, что Лена теперь не могла двигать руками. Рикошет расстегнул молнию на брюках, взял девушку двумя руками за талию и поднял. Лена вскрикнула. В этот момент она вспомнила героя из другой книжки, не фантастической, а милой детской книжки. Лене вспомнилось, как метались мысли у Пятачка, когда он оказался в сумке прыгающей Кенги.

— Эту книгу я тоже читал, — сказал Рикошет.

Она хотела схватить его за плечи, но он сжал ее руки в локтях и завел их за спину девушки. Лена от боли выгнулась дугой. Сосок Лены оказался перед лицом Рикошета. Он схватил его губами, втянул его в рот и чуть сжал челюсти. Лена вскрикнула.

— У героя просто была аллергия на клубнику, — невозмутимо закончил музыкант

— А…у… тебя… — задыхаясь, — сказала Лена.

— Нет, — сказал Рикошет. — Только на латекс.

Сосок Лены снова оказался у него во рту, и девушка закричала. Рикошет прошел вперед. Он знал, что там должна стоять тахта, порядком продавленная. Тахта обнаружилась чуть ближе, чем это помнилось Рикошету. Он запнулся об край и упал, рухнул на девушку всем своим весом. Большая часть этих ста килограмм пришлась на скрещенные руки Лены. Девушка забилась под ним.

— Перестань! — закричала Лена. — Мне тяжело, мне больно. Остановись же! Ну что ты меня мучишь!

Музыкант приподнялся на локтях и замер.

— Ты действительно хочешь, чтобы я остановился? — спросил он.

Лена чувствовала, что он весь дрожит.

— Перестал тебя мучать?

— Ах, нет, — пробормотала она. — Мучай меня, мучай!

— А вот не буду! Не буду! Не! Бу! Ду-уууу…

С громким треском взорвалась лампочка. Спину Рикошета осыпало осколками. На подстанции скакнуло напряжение. Такое часто бывает на районных подстанциях.

Хорошо еще, что музыкант был в куртке.

* * *

Лена завозилась в темноте.

— Кто бы мог подумать, — сказал Рикошет насмешливо. — Что умница, красавица Леночка, фанатка научной фантастики, отличница, наверное… любит грубый секс…

— Но ты-то как это понял?

— Не знаю.

— Подожди, но ведь как-то ты почувствовал, я не знаю… сообразил…

— А-аа, — догадался он. — Ты и сама об этом не знала! Ну, понимаешь, когда я вошел и ты тут… стояла, мне показалось, что именно вот так будет в самый раз. Я все-таки занимаюсь этим делом немного дольше, чем ты. Это как в «Бриллиантовой руке». «Может быть, стоит? Нет, стоит. Тогда, может, быть, надо? — Нет, не надо. А если вот это попробовать — Да, вот это попробуйте». Если бы тебе не понравилось, я бы попробовал что-нибудь другое.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть.

Лена шумно выдохнула.

— Ну-ну, — сказал Рикошет. — Это не так много, на самом-то деле.

— Бабай самый старший из нас, а ему двадцать четыре, — сдавленным голосом сказала Лена. — Я думала, что…

— Столько не живут, понятно. Так что не суди Бабая строго. Сама попробуй ему намекнуть, как надо с тобой обращаться.

Лена очень неприятно засмеялась.

— С чего бы я это стала делать? Бабай не воспринимает меня в качестве сексуального объекта. Очень тяжело жить на Земле, имея внешность ангела…

— Ничего, что я рядом с тобой лежу, ангел ты мой сексуальный?

— Но я тоже угадала, — с торжеством в голосе продолжала девушка, не обращая внимания на Рикошета. — Я угадала, черт возьми!

Его чуть кольнуло в груди.

— О чем это ты?

— Ты голубой, Рикошет. Ты и сюда пришел потому, что понял — я угадала это в тебе.

Витек непринужденно засмеялся.

— Все-таки тебе надо меньше фантастики читать, — сказал он. — А способность женщин игнорировать факты всегда меня восхищала. Я даже не о том, чем мы сейчас тут с тобой занимались… Ну откуда здесь, в маленьком захолустном городе, голубые?

— Ты из Питера, — сказала Лена.

— С чего ты взяла?

— Ты сказал, что Сережа и Вика живут в соседних парадных. А здесь говорят — «в соседних подъездах». Да и потом, я видела, как ты смотрел на Бабая.

— Мало ли как я на кого смотрел, — сказал Рикошет спокойно. — А если я тебе не уделил достаточно внимания, то я, ведь, между прочим, только что концерт отработал. Это, конечно, не смену у станка отстоять, но все же… Так что в твоем случае наблюдается полный отрыв от реальности. Срочно необходимо промывание мозгов. Лекарство заливается через рот, и по счастливому совпадению, оно у меня с собой…

— Нет, — сказала Лена.

— На нет и суда нет. Тогда пойдем обратно.

Лена встала. Рикошет хотел предупредить ее о рассыпанных по полу осколках лампочки, но вспомнил, что Лена не снимала высоких облегающих сапог из черной кожи. Он услышал, как девушка шуршит чем-то в сумочке. Когда Лена чертыхнулась, подпрыгивая на одной ноге, музыкант сообразил, что она одевает трусики. Лена ловко застегнула лифчик. Музыкант нащупал на тахте платье и подал его девушке. Пока Рикошет возился с замком двери, Лена стояла у него за спиной.

— Дело в том, — сказала она. — Что Бабай смотрел на тебя точно так же, как ты на него. Поверь мне. Уж я-то его знаю.

Музыкант замер на миг.

— Ну что же, — сказал он, и снова продолжил дергать собачку. — Спасибо.

— Тебе не страшно? — спросила она.

— Чего — не страшно?

— Так жить. Так любить.

Лена услышала, как в темноте чуть скрипнула кожа — музыкант пожимал плечами.

— Чтобы полюбить человека, нужно вообще обладать большим личным мужеством, — сказал он спокойно. — Независимо оттого, какого он пола.

На лестнице парочка повстречала компанию плановых, возвращавшихся из подвала. Орешек заметил Лену и Витька первым.

— Какие-то морды у вас подозрительно довольные, — сказал он. — Где это вы были?

— Да и ты, Рикошет, — хмыкнул Сергей. — Какой-то усталый… Что это вы такое делали?

При виде смущения на лице Лены Орешек расхохотался.

— Вот это я понимаю, — воскликнул он. — Здоровый образ жизни! Не то что мы!

— Заткнись, Орешек, — сказала Лена.

Она чуть притормозила, пропуская музыкантов вперед. Рядом с ней оказался Бабай. Лена сердито покосилась на него, ожидая глупых шуточек. Но Гарик вовсе не собирался ее подкалывать. Они стали подниматься по ступенькам. Когда они были уже на площадке между первым и вторым этажом, Лена сказала:

— Я попробую к Рите попроситься переночевать. Она одна в частном доме живет, оказывается. И подруга сегодня к матери ночевать ушла, так что одна свободная койка там точно есть.

У хиришских ребят не было в Веслогорске знакомых, к которым можно было бы пойти после концерта. Они собирались пересидеть ночь в клубе, если станет совсем уж невмоготу, прикорнуть на кожаных диванах в холле или в каморке, и с первым автобусом вернуться домой. Парням было не привыкать, но Гарик знал, что подобная перспектива отнюдь не вдохновляет Лену. Она была девочка очень домашняя.

— Рита живет одна в половине дома, — поправил подругу Гарик. — Она другую половину кавказцам сдает. Так что смотри, осторожнее там.

Лена только фыркнула.

* * *

Веселье, достигнув своего апогея, на миг задержалось там, а потом медленно покатилось вниз. Ди-джей, зная по опыту, что с полуночи до часу ночи — самое тяжелое время, потом часть уходит домой, а у вновь прибывших открывается второе дыхание, перестал «зажигать» и через один ставил медляки.

Компания снова сидела за столом в полном сборе. Сергей обнимал молчаливую Катю. Лена просто носом почуяла, что еще минут пятнадцать — и Рита скажет: «Ну, мне пора…».

— Слушай, Рита, так у тебя сегодня одно спальное место есть свободное? — спросила Лена. — Может, ты возьмешь меня к себе?

Гарик пристально посмотрел на Риту.

— Ленку на кровать положим, а мы с Бабаем можем и на полу, — деловито сказал Орешек.

Лена дернула щекой — Рита могла рассердиться от такой наглости. Но барабанщик после своих приключений в подвале неожиданно почувствовал тоску по тихому месту, где можно будет принять горизонтальное положение. Если бы удалось заполучить еще и одеяло, он бы счел это за милость богов. Орешка колотил озноб. То ли отходняк, то ли барабанщик простудился, пока в беспамятстве лежал на матрасе.

— Да ради бога, ребята, я совершенно одна в половине дома, — сказала Рита почти обрадованно, но тут же смутилась. — Но только у меня еды никакой нет, а…

— Еды мы купим, это не вопрос, — сказал Гарик. — У вас есть тут круглосуточные ларьки ведь?

— Есть, но просто…

— Возьми ты нас, ради бога, — сказал Орешек и затянул жалостливо: — Сами мы не местные…

— Перестань, — отмахнулась Лена. — Я готовить буду, Орешек дрова колоть, а Гарик…

Она хотела сказать «расплатится натурой», но солист перебил ее:

— Я думаю, мы как-нибудь договоримся.

— Да мой дом очень далеко, а автобусы уже не ходят, — пояснила Рита. — Вы замерзнете все, пока мы доберемся.

— Где? — спросил Орешек.

— Сотенная улица, — сказала Рита.

— Так где же это далеко! — завопил Орешек. — Это же рядом совсем!

— Не слушай его, он Веслогорска не знает, — сказала Лена. — А что, правда далеко? Мы быстро пойдем.

— Можно на заводском автобусе попробовать, — сказал Рикошет, который, оказывается, прислушивался к их разговору. — Он как раз минут через десять пойдет. Повезет людей на смену. Я сам на нем езжу. И если песни не орать, до конца проспекта Мира можно на нем спокойно доехать. А там уже два раза упасть.

— Об этом я как-то не подумала, — сказала Рита. — Ну что же, пойдемте. Надо быстренько собираться, если мы хотим успеть на этот ночной экспресс.

— Благодетельница! — воскликнул Орешек и полез целовать руки.

Рита со смехом отбилась и повернулась к Вике. Подруга вела задушевную беседу с Грином.

— Викушка, мы уходим, — сказала она. — Ты с нами?

По лицу Вики было ясно, что ей еще совершенно не хочется домой.

— Я бы еще осталась, — сказала она.

— Какой разговор, — сказал Рома. — Оставайся, я тебя провожу потом.

Вика благодарно посмотрела на него. В этот момент она не подумала о том, что Грин, как и хиришские ребята, собирался сидеть в клубе до первого автобуса. Он жил в летчицком поселке в пятнадцати километрах от города. Если бы Грин вышел из ТХМа, обратно бы его уже не впустили.

— Спасибо, Рома — сказала она. — Ты настоящий друг.

Подруги расцеловались, и компания направилась к дверям. Рикошет поднялся.

— Провожу вас немного, — сказал он.

Гарик бросил на него короткий взгляд.

— Или, может, тоже дернуть с вами? — сказал музыкант задумчиво.

— Конечно, Витек, пойдем, — смеясь, сказала Рита. — Чем больше народу, тем веселее. Да и в автобусе тебя, наверно, уже знают. Скажешь, что новеньких везешь, если что…

* * *

Дом Риты сразу напомнил Рикошету Изнакурнож. Два маленьких деревянных домика уцелели в самом центре города просто каким-то чудом. Окна соседнего дома выходили на одну из самых оживленных городских улиц. Ритин же дом был стиснут между давно не штукатуренными хрущевскими пятиэтажками. С крыльца, на котором стоял музыкант, в просвет между высокими домами можно было увидеть в ночи ярко освещенный Кремль. С другой стороны сладко тянуло дымком и веником — сосед по поводу праздника стопил сегодня баню.

Но сейчас Рикошет смотрел не на стены древней крепости, сложенные из потемневшего от времени кирпича. Музыкант курил и глядел на занесенный снегом сад. Этой осенью он сам помогал Ритиной бабушке снимать богатый урожай яблок. Яблочное повидло Рита и выставила на стол, когда у гостей созрело желание выпить чайку. Рикошет думал о том, что весной, когда яблони цветут, у жителей пятиэтажек кружится голова от нежного аромата. Часть деревьев находилась за высоким забором. Весь этот сад Ритин дедушка посадил еще сразу после войны, но потом прилегающий к дому участок урезали, как слишком большой. За черными стволами мерцала стеклом громада городского Дворца Спорта. Рикошет знал, что когда Рита была маленькой, она ходила туда заниматься художественной гимнастикой.

За спиной музыканта заскрипели ступеньки.

Гарик обнял его. Горячее дыхание ударило Рикошету в спину прямо между лопаток. Музыкант непроизвольно выгнулся, словно не теплый выдох это был, а нож вошел ему спину. Рикошет на миг закрыл глаза.

— Так ударяет молния, так ударяет финский нож, — пробормотал он, задыхаясь.

Гарик разобрал только последние два слова и тут же разжал руки.

— Ну, пырни, — сказал он угрюмо. — Если достанешь.

Рикошет обернулся. Несколько мгновений, показавшихся Гарику вечностью, смотрел ему в лицо. Затем протянул руку и медленно провел по щеке.

— Расслабься, — сказал он насмешливо.

— Тебя не поймешь, — пробормотал Гарик.

Рикошет опустил руку.

— Побудь сегодня с Ритой, — сказал он, не глядя на Гарика. — Я не знаю точно… Но думаю, что ей в последнее время крепко досталось. Сделай так, чтобы она позабыла обо всем.

Гарик кашлянул.

— А, — сказал он. — Если…

Рикошет покачал головой:

— Нет, Рита не такая.

— Хорошо, — сказал Гарик. — Но если ты останешься, мне будет тяжело.

— Я скоро уйду.

Гарик молча посмотрел на него. Рикошет усмехнулся:

— Я тебя потом найду.

Гарик дернул щекой и хотел что-то сказать, но Рикошет не дал ему открыть рта:

— Я сказал тебе, что я тебя найду. И будь уверен — найду.

* * *

Вика не стала говорить, что у нее есть деньги на такси — это убило бы всю романтику вечера. Тем более, оказалось, что Сереже с Катей тоже по пути. Сергей и Вика, как выяснилось, жили в одном доме и даже в одном подъезде. Только Вика — на седьмом этаже, а парень — на четвертом.

— Прямо урбанизация какая-то, — криво усмехнувшись, сказала Катя, услышав об удивительном совпадении.

Она жила в том же огромном доме, что и Вика с Сережей. Многоэтажка имела форму буквы «Г», и Катя жила в в верхней части «буквы», где подъезды выходили на другую сторону.

Грин взял Вику под руку. Сергей и Катя шли чуть впереди. Они о чем-то негромко разговаривали. Рома молчал. Но Вика не чувствовала неловкости, которая неизбежно возникла бы, если бы так упорно молчал какой-нибудь другой парень. Рома вообще был неразговорчивый малый.

— Ты так все и прыгаешь? — спросила Вика.

Грин кивнул.

— Серега, — окликнул он солиста.

Тот обернулся на ходу.

— Возьми переночевать, — сказал Грин.

— Не вопрос, — откликнулся Сергей. — Как проводишь, так и заходи.

Катя что-то сказала ему. Сергей улыбнулся, блеснули зубы в свете фонаря.

— Даже так, — сказал Сергей. — Чем же я заслужил милость?

Катя что-то недовольно пробурчала. Сергей остановился и стал шарить по карманам. Грин и Вика догнали пару и тоже остановились.

— Ты чего? — сказал Грин.

Сергей протянул ему ключ.

— На, — сказал он. — Знай мою добрость.

— В смысле?

— У Кати сегодня мать в ночную смену.

— А твои родоки не удивятся? — спросил Рома. — Когда меня вместо тебя утром увидят?

— Если сына отмывая, — нараспев произнесла Катя. — Обнаружит мама вдруг, что она не сына моет, а чужую чью-то дочь — пусть не нервничает мама. Ну не все ли ей равно? Никаких различий нету между грязными детьми…

Сергей хмыкнул:

— Мать сейчас у сестры живет. А отец, я думаю, лежит по обыкновению пьяный у себя. Но ты закройся на всякий случай, в моей комнате замок есть.

Катя нетерпеливо постукивала каблуком об каблук. Налипший на сапоги снег начал таять, и стоять становилось холодно.

— Ладно, — сказал Грин, и компания двинулась дальше.

— Такой вечер сегодня удачный, — сказала Вика. — Мне так понравилось. И ваше выступление, и обстановка, и вообще все-все…

Рома покосился на нее, но опять промолчал. Он видел, что Вика пытается поддержать беседу, и сильно досадовал на себя, потому что ничем не мог ей помочь. В голове было абсолютно пусто. Даже водка, испытанное средство, которое всегда развязывала ему язык, на этот раз не сработало. Вика слишком сильно нравилась ему. Подростки как раз проходили мимо городского киноцентра. Над входом висели огромные буквы

ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ: БРАТСТВО КОЛЬЦА

— Ух ты, — сказала Вика, заметив вывеску. — Наконец и к нам привезли!

— Что за кино? — спросил Рома.

— Это по книге, — сказала Вика. — Типа сказки. Ну, знаешь, эльфы, магия… драки, — добавила она, сообразив, чем можно заинтересовать парня. — Этому фильму двенадцать, что ли, Оскаров дали. Должно быть круто. Может, сходим? Ты ведь, наверно, сто лет в кино не был.

Рома чуть поморщился. Он представлял себе, сколько может стоить поход на фильм, завоевавший двенадцать Оскаров. Да и в кино он был последний раз не так давно.

— Почему же сто лет, — сказал Грин. — Прошлой зимой на это, как его, ну про войну… я же ходил с вами.

— Помню, помню, — сказала Вика. — Такое забыть невозможно.

Рома улыбнулся.

Это случилось год назад, когда Рита и Вика еще учились в школе, а Рома — уже в техникуме.

Всю глубину отвращения своих учеников к чтению Валентина Владимировна, Викина учительница литературы, осознала в тот момент, когда проверяла сочинения 11«Ф» по «Преступлению и наказанию». Курс литературы в специализированном классе был безжалостно урезан в пользу физики. Однако Валентина Владимировна все же успела дать своим ученикам основные сведения о героях, фабуле и том особом мире, который среди литературоведов называется «Петербургом Достоевского». Именно их, в вольном изложении, учительница и получила обратно. Способность к восприятию материала вселяла определенные надежды. Однако для итогового сочинения, которое было уже не за горами, голых тезисов, добросовестно переписанных с тетрадок, было явно недостаточно. Следующим по программе шел Лев Толстой со своей фундаментальной «Войной и миром». Валентина Владимировна недаром имела звание заслуженного педагога.

Гороно проплачивало в киноцентре показ фильмов по произведениям школьной программы. И цены на сеансы далеко отстояли от оскароносных фильмов, не превышая стоимость двух баллонов пива. Таким образом, весь 11 «Ф» в один прекрасный морозный день оказался вместо уроков в темном зале киноцентра. Там же Валентина Владимировна обнаружила, что поучаствовать в культурном мероприятии решили и многие ее бывшие ученики. Те, кто после девятого класса отказался от углубленного изучения физики и полному среднему образованию предпочел среднее техническое. Среди них был и Рома. Он заверил учительницу, что сегодня, по счастливому совпадению, занятия в ПТУ тоже отменены, чтобы ничто не мешало подросткам повысить свой культурный уровень. Приятная тяга к знаниям удивляла учительницу недолго. Классная же руководительница, которая была вынуждена присутствовать на сеансе в силу профессионального долга, сразу все поняла и скромно села в первом ряду с двумя отличницами-подхалимками. Основная часть учеников же разместилась на последнем ряду. Пустые бутылки из-под пива с грохотом покатились по проходам еще до того, как в зале погас свет. Валентина Владимировна ждала продолжения, замирая от ужаса и стыда. Впрочем, зал был полон такими же подростками из разных школ, которых конвоировали ее сестры по несчастью. Вид у учителей был затравленный. На лицах застыло совершенно одинаковое выражение отчаяния и покорности судьбе.

Рита сказала Вике, нехорошо усмехаясь:

— Знаешь, на кого сейчас Вэвэ похожа? На нациста из мотопехоты. Который бросил свой мотоцикл на обочине, чтобы пописать в кустиках. Вот он уже расстегнул ширинку и тут увидел секрет партизан, заросших по самые глаза бородами.

— Да ты у нас патриотка, — ответила Вика сквозь смех.

Сравнение было настолько же точным, насколько и ядовитым. Стиль обращения Валентины Владимировны с учениками наиболее точно отражала фраза: «Arbeiten und Disziplin», украшавшая в свое время, насколько помнила Вика, ворота Бухенвальда.

Продолжение банкета не заставило себя долго ждать. Парни насобирали денег и сбегали за пивом — и кое-чем еще.

Вика не помнила уже, кто именно из парней надул презерватив. Его огромная тень от которого закрыла пол-экрана сразу после стартовых титров. По залу пронесся хохот. Потянуло сладковатым дымом. К своему счастью, Валентина Владимировна не знала, что так пахнет шмаль. Только это уберегло ее от инфаркта. Взгляд Вики за весь двухчасовый фильм упал на экран только один раз. Это было в тот момент, когда на зал надвигался чудовищный бюст с декольте на двенадцать персон. Платье было щедро усыпано бриллиантами.

— Ух ты, — сказала Вика. — Какие камушки!

— Какие сиськи! — возразил сидевший рядом Рома.

После чего разговор свернул в направлении, весьма далеком от творчества Льва Толстого, и больше к потрясателю человеческих душ и зеркалу русской революции так и не вернулся.

В общем, посещение киноцентра привело 11«Ф» в полный восторг. Школьники выказали горячую готовность в любой момент повторить культурное мероприятие. Но у Валентины Владимировны не достало на это мужества. И даже то, что 11Ф написал сочинение по Толстому на порядок лучше, чем по Достоевскому, не смогло повлиять на решение учительницы.

— Киноцентр ведь после этого, по-моему, на капремонт закрывался? — сказал Рома.

— Ну да, — смеясь, сказала Вика.

— Может, лучше подождем, пока в комках появится и диск возьмем? — предложил парень. — Катя, кстати, работает продавцом, как раз в отделе кино. Мне диск посмотреть она бесплатно даст. Посидим дома, с пивом… Захотел покурить — остановил и вышел. Ты как на это смотришь?

Вика, в общем, смотрела положительно. Диск, даже не из Катиных рук, а из проката обошелся бы дешевле одного билета в кино. В принципе, Вика бы даже согласилась. Если бы не одно «но». Подобная программа предполагала визит домой к Роме, или к ней самой. К этому Вика еще не была морально готова.

— Ну, не знаю, — сказала она. — Все-таки большой экран — это большой экран.

— Ладно, придумаем что-нибудь, — сказал Рома.

Было тихо-тихо. Только снег скрипел под ногами.

* * *

Гарик поставил в таз с горячей водой стопку тарелок, и они загремели. Ему не пришлось закатывать рукава, чтобы помыть посуду — он был в футболке. Рита сидела у стола, курила и смотрела, как он моет посуду.

«Все-таки есть в деревенских парнях какое-то очарование, какая-то мужская надежность, которую городские теряют сразу при рождении», думала она.

Орешек и Лена легли спать сразу после того, как Рикошет покинул развеселую компанию. Рита постелила им отдельной комнате. Лене — на разборном кресле, а Орешку достался старый диван. У Риты нашлось необходимое количество пододеяльников, и Орешек был даже избавлен от уколов верблюжьего одеяла. Счастье долговязого барабанщика несколько омрачал тот факт, что позже к нему должен был присоединиться Гарик — а диван явно проектировали еще в послевоенное время, когда люди были значительно мельче по габаритам.

Гарик, впрочем, еще в самом начале вечера прикинул, что Ритина кровать, стоявшая у печки, свободно вместит их обоих. Гарик поставил чистую тарелку на допотопную сушилку из алюминиевых прутьев и спросил:

— А что за парень этот Рикошет? Он как будто совсем не из вашей компании.

— Так и есть, — сказала Рита и лениво потянулась. — Витек выскочил откуда-то, как чертик из табакерки, прошлым летом. Он через меня со всеми познакомился. Рикошету мой парень паспорт делал.

Мурка, сытая и довольная, вылизывала заднюю лапу, лежа на половике. Рита рассеянно следила за неторопливыми движениями шершавого язычка. Она отлично понимала ощущения кошки, потому что сейчас чувствовала такую же благость во всем теле.

— Твой парень в ОВИРе работает? — осведомился Гарик.

— Нет. У них… — Рита замялась. — В общем, у Леши на руках оказался паспорт, настоящий, годный. И аттестат за среднюю школу к нему, и полис страховой, трудовая, и еще какие-то документы… Леша все это Рикошету и продал. Тот человек, ну, настоящий хозяин паспорта… он умер.

— Так Рикошет взял имя мертвеца, получается? — задумчиво переспросил Гарик.

Он вынул тарелку из таза и промыл холодной чистой водой в умывальнике. Рита кивнула:

— Да.

Покончив с задней лапой, Мурка села и начала умываться.

«Поздно ты гостей намываешь», подумала Рита, усмехнувшись. — «Они уже все здесь».

Гарик покачал головой:

— Это дурная примета — имя мертвеца брать.

— Да мы ему говорили, — вздохнула Рита. — Предлагали сделать хотя бы не «Решетников», а, скажем, «Решеткин». У Лешки был знакомый, мастер по таким делам. Комар носу не подточил бы. Витек отказался. Сказал, что тезка известного человека — это то же самое, что человек без имени, и он хочет именно так.

— Понятно… — задумчиво сказал Гарик.

— А потом Рикошету жить было негде, — продолжала Рита. — Моя бабушка ему половину дома и сдала. Это еще осенью было. Витек, как порядочный, на биржу встал. Его на курсы сварщиков определили. Он, как закончил, пошел на завод работать. А ближе к зиме переехал. Сказал, что ближе к работе жилье нашел.

Гарик закончил с посудой и вытер руки о полотенце, висевшее около умывальника.

— А в группу Сережину он как попал?

— Да видишь, у них бас-гитариста не было. Ромик искал, искал, мне сказал об этом. А Рикошет еще летом, когда мы компанией на озере отдыхали, как-то случайно гитару в руки взял и так нам классно забацал. Я рассказала ему, что вот, гитариста ищут, и он согласился.

Гарик подсел к столу, достал из пачки сигарету.

— Он классный гитарист, — сказал он, оглядывая стол в поисках зажигалки.

Рита поднесла ему свою.

— Спасибо, — сказал Гарик, прикуривая.

— Можно ведь и мне за тобой немного поухаживать, — усмехнулась Рита.

Гарик улыбнулся.

— Витек вообще классный парень, — вернулась к теме Рита. — Немного странный, молчаливый слишком… Но классный.

Гарик выпустил дым и смотрел, как серая струя ходит под потолком, свиваясь в кольца.

— Тебе надо будет проветрить здесь, прежде чем спать ложиться, — сказал он и добавил задумчиво: — Классный парень, про которого никто ничего не знает…

— Ой, наш город… как бы тебе сказать. И так спит под одним большим одеялом, — отмахнулась Рита.

Гарик понимающе хмыкнул.

— Иногда приятно пообщаться с человеком, про которого ничего не знаешь.

Мурка подошла к парню и вопросительно посмотрела на него. Гарик похлопал себя по колену. Кошка тут же приняла приглашение. Гарик почесал ей за ухом свободной рукой, и она тихо замурчала.

— Как сказала бы Лена, «и так все слишком много друг про друга знают. А когда ничего не знаешь о человеке, это дает пищу уму», — сказал он.

— Примерно так, — согласилась Рита и раздавила окурок в переполненной пепельнице. — Я думаю, он из Питера, на самом-то деле.

— Почему?

Рита встала, прошла через комнату и открыла окно.

— Рикошет поначалу говорил «под арку» вместо «во двор», — ответила она оттуда.

— Тебе надо было в милицию работать идти, — сказал Гарик.

— Меня мать хотела устроить, да я не пошла, — проворчала Рита. — Иди сюда, хватит там дымить.

— Да я покурил уже, — сказал Гарик и потушил окурок.

Затем посмотрел на Риту, осторожно согнал с колен кошку и поднялся из-за стола. Рита смотрела, как он идет через комнату, и по телу ее разливалась приятная истома.

— А чего не пошла, в милицию-то? — спросил Гарик, останавливаясь рядом с девушкой.

— Неохота всю жизнь на цырлах стоять, как мать. Да и потом, все эти усиления, дежурства… Я с пяти лет дома одна оставалась. Мы тогда в милицейском общежитии жили. Там через стенку, в соседней комнате, наши друзья были, но все равно, знаешь… Не то, чтобы страшно, но так грустно и тоскливо.

— И этой ночью ты тоже не хочешь быть одна, — сказал Гарик, глядя на Риту.

Девушка медленно кивнула. Гарик обнял ее и поцеловал в шею, в то место, где под ключицей билась жилка. Рита закрыла глаза.

— Только у меня… ты знаешь… это, ну… — пробормотала она.

— Тебе это мешает?

— Вообще-то нет, — усмехнулась Рита. — Но я подумала, что, может, ты брезгуешь… А то подумаешь, что я тебя динамлю…

— Я брезгую только в одном случае, — сказал Гарик. — Когда девушка меня не хочет.

— Я хочу тебя, — сказала Рита. — Знаешь, что мы сделаем?

— Что?

— Пойдем в баню. Дядя Миша наверняка топил сегодня, посмотрим, может, еще не остыла. Он ее не закрывает, мало ли, я захочу помыться сходить.

— Мне нравится ваш план, мистер Фикс, — сказал Гарик.

* * *

Орешек осторожно приоткрыл дверь и выглянул в кухню. Там никого не было, кроме кошки. Мурка сидела на половике возле двери и внимательно смотрела, как ветер колышет занавеску на открытом окне. Заметив движение, кошка недовольно покосилась на парня и вернулась к созерцанию.

— Ушли, — сказал Орешек, оглядываясь. — В баню.

Парень посторонился, пропуская Лену.

— Что за мания у всех такая сегодня, — сказал Орешек недовольно, глядя на окно. — Везде окна нараспашку! Ведь не май месяц!

— Уфф, ну и горазд же Гарик зубы заговаривать, — сказала Лена. — Не то, что все вы — сразу под юбку руками лезть. Учись, пока он жив.

Орешек сморщился, но ничего не сказал. Лена критически осматривала разнокалиберные пальто и куртки, висевшие на крючках у двери. При мысли о том, чтобы выйти во двор, к заветной будочке, в одном платье, девушке сразу вспоминалась героическая смерть генерала Карбышева. С другой стороны, идти в своей шубе не хотелось. Лена опасалась уронить ее в зловещее отверстие. До весны не выловить будет. Девушка остановила выбор на черном тулупе овчиной наружу. Он показался Лене самым теплым, и, что немаловажно, самым целым.

— Схожу пока пописаю, — сказала она, снимая тулуп с вешалки. — Накупили пива, блин…

— Дай-ка я за тобой поухаживаю, — сказал барабанщик и отобрал у Лены тулуп.

— О! Королева в восхищении, — хмыкнула Лена, засовывая руки в рукава. — Ну, я пошла.

— Валяй, — ответил Орешек.

— Кстати, и тебе рекомендую, — заметила Лена. — Когда они вернутся, еще долго не высунуться будет. Ты же знаешь Гарика. Он любит поговорить и после этого.

Барабанщик знал.

— Я вон в окно, — ответил Орешек.

— Везет вам, — вздохнула Лена. — А у нас пися встроенная…

Она посмотрела на Орешка просительно.

— Димочка, пойдем со мной, а? Там холодно, волки…

— Какие волки? — проворчал барабанщик. — Центр города.

— Серые, — сделала большие глаза Лена. — Ну пойдем, пожалуйста.

— Ладно, только быстро, — сказал Орешек.

Он напялил первую подвернувшуюся под руку куртку. Лена посмотрела на него, на себя, и хмыкнула.

— Картина неизвестного художника «Бегство французов из Москвы»! — торжественно сказала она.

— Ты давай, двигай, — сказал Орешек хмуро. — А то будет сейчас нам картина Репина «Не ждали».

Когда они спускались по лестнице во двор, Орешек сказал мечтательно:

— Только бы Ритке понравилось! Да так, чтобы она его себе под бочок положила бы…

Лена усмехнулась.

— Эгоист, — сказала она. — У нее кроватка поуже моего кресла будет. А ты их хочешь вдвоем туда загнать.

— Ничего, они у нас миниатюрные, — сказал Орешек решительно. — Прямо Дюймовочка и Мальчик-с-Пальчик… Поместятся.

Дверь во двор, как и следовало ожидать, оказалась открыта.

* * *

Створки лифта закрылись. Мотор натужно загудел. Лифт пошел вверх. Рома и Вика были в кабинке одни. Катя с Сережей остались покурить на крыльце перед подъездом. Вике вспомнилось вдруг, как в классе седьмом-восьмом у них были очень популярны «анкеты». Часто задавали и такой: «Ты хотел/а бы застрять со своим парнем/девушкой в лифте?». В Викиной «анкете» этот вопрос точно был, не среди первых, а где-то ближе к концу, между вопросом о любимом цвете и пожеланием хозяйке анкеты. Вика улыбнулась воспоминаниям и поймала взгляд Ромы. Он тоже улыбался. В Викиной «анкете» его почерком была заполнена вторая или третья страница. Но как Рома ответил на этот сакраментальный вопрос, Вика уже не помнила. Помнила только его пожелание — «оставайся всегда такой же красивой, будь умницей».

— Ты что написал тогда? — спросила Вика.

Она не сомневала, что Рома поймет, о чем речь.

— Да, — ответил Рома.

Вика захлопала ресницами в притворном смущении.

— Мужчина, я вас боюсь, — пискнула она.

— «Внимание, в городе в районе дач появился опасный сексуальный маньяк», — грозно нахмурившись и вращая глазами, сказал Рома и придвинулся к Вике. — «В район дач можно проехать автобусами номер шесть, двадцать шесть и девятнадцать. Интервал движения автобусов на линии — пятнадцать-двадцать минут».

Вика расхохоталась. Рома обнял ее, но тут лифт с грохотом остановился.

— Какой-то вы маньяк несексуальный, — кокетливо сказала Вика.

Они вышли из лифта и повернули направо, к единственной на всей площадке стальной двери. Перед самой дверью Рома неуклюже наклонился. Вика сделала машинальное движение, чтобы отстраниться, но на полпути передумала и подставила губы. «Целоваться ты не умеешь», думала она. — «А вот трогать тебя гораздо приятнее, чем Илью».

— Я тебе позвоню, — сказал Рома.

— Давай, — сказала Вика. — Буду ждать.

Она подождала, пока приехал вызванный Ромой лифт и улыбнулась ему на прощание.

* * *

На внутренней стороне створок лифта имелась размашистая граффити

WELCOME TO HELL

Ниже какой-то остряк приписал синим фломастером

Вход — 10 $, выхода нет

Инвалиды, ветераны ВОВ, беременные женщины и женщины с детьми — бесплатно.

Но Рома не замечал ни надписи, ни вони обоссанного лифта, ни душераздирающего скрежета и неровных толчков по ходу движения. Он думал о чем-то своем и улыбался. Он так замечтался, что по привычке нажал кнопку первого этажа. Увидев за открывшимися дверями Сергея, Рома воззрился на него с таким искренним недоумением, словно тот ворвался к нему в ванну.

— Далеко собрался, Грин? — спросил Сергей насмешливо.

Рома очнулся.

— А… Катя где? — спросил он.

Сергей вошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа.

— Не то настроение у нее сегодня, — сказал он мрачно. — И устала она.

— Понятно, — сказала Рома. — Да, сложно с ними.

— И не говори, — ответил Сергей. — Ты вроде на коврик в прихожей был согласен? Так вот там тебе спать и придется.

— Мне уже смысла нет ложиться, — сказал Рома. — Часа четыре ведь уже. Покурю у тебя на кухне, да пойду.

— Да ладно, — сказал Сергей. — Я пошутил. У меня специально для гостей дежурный матрас есть.

Они вышли из лифта. Сергей долго рылся в карманах. Рома задумчиво смотрел, как в прорези щита медленно-медленно крутится диск счетчика.

— Вот я торможу, — сообразил Сергей. — Грин, ключи-то у тебя! Эй, очнитесь, вы очарованы!

Рома непонимающе посмотрел на него.

— Ключи давай, — сказал Сергей.

Рома криво усмехнулся.

— «Пух, это же твой собственный дом!» — сказал он, протягивая Сережке ключи.

— Именно, — кивнул тот.

Сергей начал вставлять ключ в замочную скважину. Неожиданно парень икнул, да так сильно, что выронил ключ и тот с грохотом упал на пол.

— Э, батенька, да вы накушались, — сказал Рома, поднимая ключ.

Сергей снова икнул.

— Черт подери, кто же это меня вспоминает? — сказал он. — Четыре часа ночи!

— Катька, наверное, — предположил Рома. — Передумала, вот и жалеет.

Но он ошибся.

Сергея вспоминал совсем другой человек.

* * *

Вика подождала, пока лифт с тяжелым ревом рухнул вниз. Затем достала ключи и осторожным, но уверенным движением сапера, разбирающего мину системы, знакомой до тошноты, открыла дверь. Стараясь не шуметь и не зажигая света, она сняла шубку в темной прихожей и проскользнула в свою комнату. Тело настоятельно требовало душа. Несмотря на все опасения разбудить мать и усталость, Вика все же прошла в ванную и пустила воду. Через пятнадцать минут, чистая Вика лежала в своей кровати и улыбалась в темноте. В голове у нее крутились обрывки музыки, мелькали лица Грина, Риты, Рикошета и Орешка. Но постепенно из этой круговерти выделилось одно и вытеснило все остальные. Замолкли голоса, исчезло время и пространство. Она снова чувствовал прикосновение его рук, больших и горячих. Вика глубоко вздохнула и вытянулась на кровати.

— Сережа…. — пробормотала она.

«Надо же, как мы с Ритой удачно сходили», подумала Вика. — «Может, и они с Гариком замутят что-нибудь».

А еще она подумала, что изящная серебряная сережка в пупке будет смотреться гораздо эротичнее, чем то черное уродство над глазом.

* * *

Рита скинула пододеяльник. С одной стороны ее грела еще не остывшая печь, с другой прижимался Гарик, так что укрываться ей было незачем.

— Ты прямо какой-то писюнчатый злыдень, — сказала Рита.

Гарик хмыкнул:

— Вы меня с кем-то путаете, девушка. Я — колотун Бабай.

Рита засмеялась:

— Ну да, ну да.

— Скажи мне, пожалуйста, одну вещь, — произнес он. — Где теперь твоя бабушка, я уже примерно понял. А где твой Леша?

И хотя спросил Гарик очень мягко, Риту словно окатило холодной водой.

— Какая разница? — помолчав, сказала она.

Заскрипели старые пружины — Гарик отворачивался. Рита ухватила его за плечо.

— Ну чего ты?

— Понятно, — сказал он тихо. — Вы поссорились, и ты решила ему отомстить.

— Да нет же, — сказала Рита нетерпеливо.

— Ладно, ладно, я понял. Пусти, а то я так упаду.

Рита разжала руку. Но Гарик не двигался.

— Просто знай, что я… что я эту ночь буду помнить долго, — сказал он наконец.

Рита долго молчала. Потом сказала:

— Леша теперь там же, где и моя бабушка.

Гарик почувствовал, что она сейчас заплачет, и обнял ее.

— Это начинает напоминать фильм «Покровские ворота», — сказал Гарик. — «А вы знаете, Эмиль Зола тоже умер…» Только Хоботов и его подруга у нас с тобой поменялись ролями.

— Я не смотрела, — сказала Рита, всхлипнув.

— Да это и не важно, — сказал Гарик, целуя ее.

— А что важно?

— То, например, что я тебя люблю.

Рита справилась с собой, усмехнулась:

— Вот так сразу?

— Я не умею по-другому, — сказал Гарик. — Если я люблю кого-то, то сразу. И если не люблю, тоже. И навсегда.

Тихо мерцали игрушки на елке.

II

Тонко запел мобильник. У Ромы был установлен не набивший оскомину Моцарт, а мелодия, которую он сам нашел в Интернете. Вике этот бодрый мотив нравился.

— А, черт, — сказал Рома.

Он носил телефон в сумочке на поясе, и для того, чтобы вытащить мобильник, Роме пришлось бы оторвать руки от руля. Машину он водил чуть хуже самолета, и рисковать не хотел. Вика наклонилась к Роме и взялась за кнопку чехла, чтобы достать телефон.

Она ощутила его теплый живот под Руки девушки задевали живот парня над ремнем, и Вика чувствовала бугры мышц под руками через тонкую ткань рубашки. Рома покосился на девушку. Вика стрельнула в него глазами и протянула звенящий телефон.

Тугая застежка подалась не сразу.

— Да, — сказал Рома, прижимая трубку плечом.

Месяц назад Рома взял Вику с собой на прыжки первый раз. Посмотреть. Вике и в голову не могло придти, что смотреть придется сверху. Из кресла второго пилота. У Ромы, как тогда выяснилось, были права не только категории «В». Старенькая «Аннушка» по комфортности не шла ни в какое сравнение с мерседесом, о котором не так давно мечтала Вика. Самолет проигрывал в этом плане даже красной «девятке» которую на сегодня дал Роме отец. Однако Вика сомневалась, что даже поездка на «мерседесе» смогла бы так возбудить ее.

Перед взлетом Рома сказал Вике, чтобы она ничего не трогала в кабине и не вставала с места. Весь полет Вика просидела смирно. Рома, сбросив всех парашютистов, собрался заходить на посадку и решил на всякий случай предупредить об этом девушку. Услышав его голос у себя в ухе, Вика испуганно дернулась — она совсем забыла про микрофон. Девушка почти ничего не разобрала из его слов. Но почему-то решила, что Рома разрешает ей потрогать руль. Вика опасливо потянула рогатку на себя. Она почувствовала, как резко задирается нос самолета, увидела сузившиеся глаза Ромы, и тут же отпустила. Рома выровнял самолет и погрозил ей пальцем. Но это было излишне. Вика задыхалась и вся дрожала. В этот миг Вика вдруг поняла людей, которые «заболевают» парашютами на всю жизнь. Рома видел, что глаза девушки блестят, и чуть качнул крыльями. Вика закричала от восторга, и парень улыбнулся. Девушка поняла, что ей придется прыгнуть тоже. Как ни странно, это не вызвало в ней ужаса. Наоборот, Вику охватило сладкое, немного болезненное чувство. Чувство предвкушения, от которого щемило в груди.

А сейчас Вика почти не слышала того, что говорил Рома в трубку. Девушка сосредоточенно смотрела в одну точку прямо перед собой. Унылый тоннель из блочных многоэтажек давно сменился низенькими деревенскими домиками, но Вика этого даже не заметила.

Перед глазами все еще стояли возмущенные родители.

— Даже и не вздумай! Не бабское это дело, — гневно бросил отец. — Совсем с ума сошла!

Мать стояла за его спиной. Плечо отца почти прижимало Оксану Федоровну к стене узкого коридора.

— Ну что в этом хорошего? — спросила мама, и стекла ее очков взволнованно блеснули. — Что?

Вика попыталась поделиться своим чувством. Рассказать. Объяснить. Но как объяснить это людям, которые никогда не видели облака настолько близко, что их можно достать рукой?

Людям, за нарочитым непониманием которых бьется животный страх перед всем неизвестным?

Как будто Вике было не страшно. Но в ней этот страх вызывал лишь раздражение от сознания собственной трусости. Это было неприятное ощущение, похожее на ожог сердитой крапивой. И тем острее было желание поскорее избавиться от этого чувства. Прыгнуть. Узнать, — и забыть о страхе. Словно этот прыжок вел в другой мир, где люди не боятся ничего.

Однако прыжок еще не был совершен. И Вика боялась. Если бы родители догадались поговорить с ней ласково, девушка скорее всего осталась бы дома, наплевав на все последствия в отношениях с Ромой. Родители, сами напуганные не меньше ее, прибегли к старому способу — «тащить и не пущать». Хотя в последнее время такая линия поведения все меньше и меньше оправдывал себя в отношениях с дочерью, другого пути они не знали.

— Господи, теперь парашюты, — сказала мать, выслушав ее сбивчивые объяснения. — Как будто нам было мало рок-музыкантов этих твоих!

— Это один и тот же человек, — возразила Вика.

— Правильно, ничего другого от этого безбашенного охламона и ожидать было нечего! — воскликнул папа.

Вика пришла в ярость.

— На вас не угодишь! — крикнула девушка, подхватила рюкзак с одеждой и бутербродами и вылетела за дверь.

Отступать теперь было некуда.

— Нет, мы уже почти на месте, — говорил тем временем Рома в трубку. — Ладно, что ж.

Вика осторожно взяла мобильник с плеча парня.

— Положи на торпеду, — сказал Рома.

Девушка так и поступила.

— Кто звонил?

— Сергей, — сказал Рома.

Машину качнуло на ухабе. Они свернули с основной трассы на грунтовую дорогу к аэродрому.

— Чего хотел?

— Они еще в клубе, собираются, — сказал Рома. — Будут здесь через час, не раньше. Придется подождать.

Вика рухнула с небес на землю. «Целый час!», подумала она с тоской.

Вика не сомневалась, чем Рома предложит занять этот час. Он тоже жил с родителями и старенькой бабушкой, и привести девушку ему было некуда. Разве что в ангар. И подобная перспектива заставила девушку напрячься.

«Хотя», подумала Вика вдруг. — «Ведь заняться с ним любовью, чего он так хочет — это ведь тоже совершить прыжок».

Девушка поморщилась.

«Он, наверное, думает, что это очень романтично — на каких-нибудь старых парашютах. Экстрим, черт возьми, как сказала бы Рита», насмешливо подумала Вика.

Сама она не была склонна к экстриму.

«Я еще вообще не знаю, к чему я склонна», вздохнув, подумала девушка.

Но была и еще одна причина, по которой она уклонялась от неловких ласк Ромы.

Они были уже у ворот аэродрома. Рома посигналил. Сторож в старом летном комбинезоне с отрезанными рукавами неторопливо затоптал окурок, прикрикнул на залаявшую собаку и открыл им. Рома въехал на выложенную бетонными плитами дорожку, которая вела к серебристому полукруглому ангару. Машина остановилась, но Вика не пошевелилась, погруженная в свои мысли. Рома бросил на нее быстрый взгляд и ущипнул за коленку. Вика вздрогнула:

— Перестань, больно…

— А что ты такая загруженная? — спросил Рома.

На самом деле он прекрасно знал, в чем причина.

— Боюсь я, Рома, — вздохнула Вика.

— Да брось ты, — беспечно сказал тот. — Чего здесь бояться? Это же так классно — летишь, только ветер в шлеме свистит. Внизу домики, как игрушечные. И, главное, не зависишь ни от чего.

— Кроме парашюта, — проворчала Вика. — Конечно, тебе легко. Сколько у тебя прыжков?

Рома засмеялся.

— Это не так важно, — сказал он. — Но ВДВ возьмут. Ты, главное, не думай. От этого только хуже. Ты всех врачей прошла? И психиатра?

Вика сердито посмотрела на него.

— Ха-ха, — сказала девушка. — Как смешно.

— А-а, — догадался Рома. — Тебя в наркодиспансере не пропустили!

— Я тебе уже сказала, что просто баловалась с ребятами, — вспыхнула девушка. — Один раз не считается! Да мне и не надо было в наркологический! Вот, смотри! В списке не было его!

Вика достала свою медкарту из бардачка и стала рыться в справках. Рома довольно улыбнулся. Он хотел отвлечь Вику от глупых мыслей, и ему это удалось.

— Сигареты достань мне там, — сказал Рома.

Пачка шлепнулась ему на колени.

— Да, вот видишь, — удовлетворенно сказала Вика, разложив карту на коленях. — В психдиспансер есть направление, а в наркологический — нет.

— Ладно, ладно, я пошутил, — сказал Рома.

Опустив стекло, парень достал сигарету и закурил. Рома смотрел на покрытое еще короткой первой травой поле, на серую стрелу взлетной полосы. Самолетов не было видно из-за ангара, но Рома знал, что они там. И это знание наполняло его душу мощным, ровным чувством. Никого из своих девушек Рома еще не водил сюда, Вика ошиблась. Но на самолете катал. Вика была первой девушкой, которая не испугалась. Рома не мог забыть ее горящие глаза, когда он сделал «бочку». Старший по полетам Роме за это чуть голову не оторвал, когда они приземлились.

— Вылезай, Покрышкин! — ядовито кричал Генрих Сергеевич, подбегая к замершей на самом краю ВВП «Аннушке».

— Вставай по ветру, дыни ровнее пойдут! — хохотнул стоявший рядом техник.

Рома вылез из кабины, перемахнул канаву и проворно отбежал метров на двести. Посмотрев, как подросток прыгает по кочкам мокрого взлетного поля, Генрих Сергеевич остановился.

— Иди сюда, Чкалов! — крикнул он.

Рома отрицательно потряс головой.

— Больше к самолету не подойдешь! — крикнул Генрих Сергеевич. Но в голосе его не было убежденности.

Это для членов парашютного клуба старший по полетам был суровым Генрихом Сергеевичем. Для Ромы же он был просто дядей Геной. Необычное имя летчика друзья давно переделали на привычный манер. Старый друг отца знал Рому как облупленного. Генрих Сергеевич подкидывал Рому на руках еще тогда, когда тот и ходил еще с трудом, и кричал малышу: «Ложись на поток!». Не исключено, что сейчас Генрих Сергеевич как раз и думал что-то вроде: «Докричался!». Рома знал, что будет летать. Будет. И Генрих Сергеевич тоже это знал. Иначе показательная порка не закончилась бы обычным бряцающим аккордом:

— Такой же обалдуй, как твой отец!

Генрих Сергеевич махнул рукой и пошел обратно к метеовышке. Старший из упомянутых обалдуев в Афгане ходил в одном звене с Генрихом Сергеевичем. Причем был ведущим, а нынешний директор парашютного клуба — ведомым. Рома вернулся к самолету за Викой. Девушка тонко почувствовала специфику момента. Он нашел Вику спрятавшейся в тесном закоулке между креслом пилота и бортом кабины.

Голос девушки вернул его к реальности.

— Хорошо, что хоть там не надо было осмотр проходить, — продолжала Вика. — За одну печать в психдиспансере кучу денег содрали.

— Не будь такой жадной, — заметил Рома и продолжил: — Выходит, наркоманам теперь можно прыгать, а психам нет. Вот я так в свое время всех врачей прошел…

Вика с чувством облегчения и раздражения вспомнила свои хождения по больницам.

Невропатолог в поликлинике прочитал направление и пробормотал озадаченно: «Вас прямо как космонавтов готовят». Старый хирург в соседнем кабинете сказал, хмыкнув: «Так, ну длину ног, я думаю, замерять не будем».

Но больше всего Вике запомнилась сцена в лор-кабинете. Там был молодой врач, который еще не успел проникнуться цинизмом товарищей по профессии. Он не сразу подписался под «Здорова. Годна» («С перегородочкой у вас здесь что-то… Вам гайморит не прокалывали?») и заставил Вику сделать рентгеноскопию носа еще раз. Потом он долго и тщательно рассматривал снимок на вытянутой руке. Вика, затаив дыхание, смотрела на врача. Снова идти в рентгенкабинет девушке совсем не улыбалось.

«Прямо хоть прописывайся тут», думала Вика мрачно.

Было что-то около одиннадцати утра, время ведомственных чаепитий. Две медсестры, не смущаясь присутствием пациентки, раскладывали на вафельном полотенце печенье и домашние бутерброды.

— Делать им нечего, — с возмущением проговорила пожилая рыхлая женщина, разливая чай.

— Ну почему же, Тамара, — сказала вторая. Эта была медсестра из соседнего кабинета. Она делала Вике кардиограмму. С сердцем, слава богу, все оказалось в порядке. — Я вот по молодости тоже прыгала. Говорят ведь: «Отчего люди не летают словно птицы?»

— А еще говорят — рожденный ползать летать не может! — энергично ввернула Тамара.

Женщина поставила чайник на поднос и с явным осуждением глянула на Вику.

Лор хмыкнул, услышав это.

— Ну ладно… не в летное училище, — пробурчал врач и подписался в карте.

— Идите, девушка, — сказал он, протягивая Насте ее бумаги. — И помните: главное — не пролететь мимо земли.

Вика посмотрела на него такими глазами, что лор приосанился в своем кресле и повторил уже с сожалеющей интонацией:

— Идите, идите.

Этому парашютистскому присловью Рома уже успел научить Вику, но услышать его от врача она ожидала в последнюю очередь.

— Ты меня слушаешь? — спросил Рома.

— Да, — поспешно ответила Вика и перевела на него взгляд.

Рома не знал, что же такого было в этих совершенно обычных серо-зеленых глазах. Да и не задумывался над этим вопросом. Но каждый раз, когда Вика вот так на него смотрела, у него начинало сладко ныть в груди. Он отвел взгляд.

— Так вот, тогда весна была, поле было мокрое, мягкое, — продолжил он. — Я с перепугу все забыл — и как ноги ставить, и вообще все.

Вика сообразила, что он рассказывает ей про свой первый прыжок.

— Приземлился, по-моему, прямо на пятую точку. Въехал в грязь — только брызги полетели! Я подумал, что у меня позвоночник в штаны просыпался. Меня еще и куполом накрыло. А в системе толком ведь и не повернешься.

Вика представила себе Рому, борющегося с куполом, как малыш с пеленками, и невольно рассмеялась.

— Ты всегда хотел прыгать, да? — сказала она.

Рома отрицательно покачал головой и метнул окурок в окошко.

— Не прыгать, — сказал он. — Летать. Помнишь, когда мы маленькими, был такой мультик про Алису Селезневу.

— И кино было, — заметила Вика.

— Не, я именно про мультик говорю. Там был такой ворчливый штурман.

— Зеленый, — сказала Вика.

Рома довольно хмыкнул.

— Ну да. Я еще когда очень маленьким видел его по телевизору, я всегда кричал: «Это я!»

Вика засмеялась.

— Ты от первого эпизода «Звездных войн», ну где Анакин на такой маленькой машинке по воздуху гоняет, тащишься наверно просто, — сказала девушка.

— Угадала, — сказал Рома.

Он пристально взглянул на Вику. Пауза зависла. Вика отвернулась и увидела клубовскую машину, шестьдесят шестой «газон». Грузовик как раз въезжал в ворота.

— Вот и наши приехали, — сказала она обрадованно.

Рома вздохнул.

— Быстро же они собрались, — проворчал он и открыл дверцу.

Когда Рома обошел машину, Вика уже умчалась к выгружавшимся парашютистам. Пестрая стайка втянулась в ангар. Грин за ней не пошел. Сегодня он не собирался ни прыгать, ни вообще приближаться к самолету. Взрослые часто упрекали подростка в наглости. И наверное, были правы, но и для своей наглости он знал меру.

Первая десятка построилась на взлет.

Рома наблюдал, как инструктор одевает на девушку систему, как проверяет клапана, как Вика расписывается в медицинском журнале и вприпрыжку бежит к самолету, винт которого уже крутился на холостых оборотах, как захлопывается дверца. АН-10 плавно развернулся. Белым флагом взвился на ветру халатик медсестры, уже зажавшей под мышкой свой журнал. Самолет пробежался по взлетной полосе, все разгоняясь, и медленно, словно нехотя поднялся в воздух. Грин видел взлет не первый и даже не сотый раз в своей жизни. Но у него, как всегда, захватило дух. Было что-то невыразимо прекрасное в этом зрелище.

Рома подошел к ангару, где спортсмены укладывали парашюты на следующий взлет. Какой-то пацан смотрел в небо через бинокль, и вид у него был крайне деловой.

— Дай-ка, — сказал Рома, протягивая руку.

Парашютист заворчал было, но узнал Рому и подал бинокль.

— Сейчас твоя девушка прыгает? — спросил он.

Рома кивнул.

Он поймал самолет в фокус как раз тогда, когда Вика темной точкой отделилась от распахнутой двери.

А три секунды спустя над ней белым фонтанчиком взвился парашют.

— Теперь главное — запасной не проворонить, вовремя отключить, — щурясь, заметил паренек. Он все это видел и невооруженным глазом.

— Теперь главное — не пролететь мимо земли, — негромко сказал Рома.

Он вернул бинокль хозяину и пошел в поле. Помочь Вике нести парашют обратно.

* * *

Вика должна была прыгать первой, с 800 метров. Все остальные в этой группе прыгали уже с управляемыми парашютами, для которых требовалась большая высота. Девушка сидела около самой двери. Система оказалась тяжелее, чем ожидала Вика. На спину словно взвалили мешок с картошкой. Вика не могла оторвать взгляда от круглого окошечка высотомера.

1…

2…

3…

«Когда белая стрелочка коснется «8», дверь откроется, и… Спокойно, только спокойно», — думала Вика. Сердце вдруг стало очень большим, заполнило всю грудь так, что дышать было больно. «Правую ногу вперед, левой толкаться… нет наоборот…". Выпускающий что-то прокричал. Сквозь рев мотора Вика не поняла его. Инструктор показал рукой на красную лампочку.

Она уже светилась.

Вика встала. Выпускающий ободряюще улыбнулся и открыл дверь. Напор встречного воздуха был так плотен, что на секунду Вике показалось — она просто не сможет отделиться от борта.

— Пошел!

Вика шагнула вперед и оказалась в той пустоте, где каждый остается один. Шум мотора удаляющегося самолета постепенно стих, и наступила тишина.

* * *

Рома с удовольствием отметил, что Вика поставила ноги правильно. Но девушка держала их слишком жестко, и в момент столкновения с землей не смогла удержаться, упала. Вика приземлилась метрах в пятидесяти от него. Рома видел, куда упал пробный парашют, и ждал девушку именно там. Пока парень добрался до нее, Вика уже успела выбраться из системы и начала сворачивать парашют.

— Ну как? — спросил Рома, подойдя.

Вика обернулась.

— Ой, Рома… — начала она и остановилась.

Ей нестерпимо хотелось рассказать о всех неожиданностях и прелестях свободного полета. О сверкающей громаде близкого озера. О плывущей над аэродромом синей бездне неба. О зелени поля внизу, разбитого канавами на квадратики. И о странном чувстве свободы, мира и успокоения, охватившем Вику. Теперь девушка знала, что ощущала Алиса из известной сказки, падая в бездонную кроличью норку. Знала, как будет выглядеть пламя собственной Викиной свечи после того, как огонек погаснет. Знала, почему барон Мюнхгаузен так хотел прокатиться верхом на пушечном ядре.

Знала, что увидит, если пролетит мимо земли.

А это совсем не так уж невозможно, как кажется.

Но Вика вдруг поняла, все эти слова будут ложью.

О первом прыжке нельзя рассказать

Первый прыжок так глубоко меняет что-то, что эту перемену невозможно объяснить даже самому лучшему другу. Но если этот друг летает хотя бы только на звездолетах из советских мультфильмов, он поймет тебя. А все остальные…

Это будет бессмысленный спор о вкусе бананов с теми, кто их ел.

Рома наблюдал за ней, чуть улыбаясь. Вика развела руками.

— Ты ведь и сам знаешь… — сказала она наконец. — Ах, как хорошо!

Вика обняла, крепко, не так, как раньше, и поцеловала прямо в губы. Рома ответил, как мог. Они стояли, обнявшись. В этой части поля приземлилась только Вика, и подростки были наедине с собой, солнцем и ветром.

— У меня стропа между ног запуталась, представляешь! — сказала девушка.

Вика не отстранилась от него, и Рома слышал, как быстро стучит ее сердце.

Грин поморщился:

— Как же ты ее вытащила?

— А зачем вытаскивать? — удивилась Вика.

— Это же так больно, — сказал он.

Вика непонимающе посмотрела на него. Рома расхохотался.

— А, извини, — сказал он. — Я забыл, что это мальчикам там больно, а девочкам приятно. Так тебе даже повезло!

Вика пристально смотрела на него. В этот миг девушка совершенно забыла, зачем он был ей нужен. Забыла, какое место отведено Грину в ее плане. Под этим взглядом Рома смутился.

— Пойдем, — сказала Вика тихо. — У вас же ведь здесь склад, где хранят старые парашюты, или что-то в этом роде… Я ведь видела, что у тебя в бардачке, когда за картой лазила. Бери их, и пойдем.

Вика изумленно увидела, что Рома краснеет.

— В конце концов, — сказала она. — Это даже романтично.

Рома кашлянул и потер лицо рукой.

— Тебе надует, — сказал он хрипло. — Хватит экстрима на сегодня. Поехали домой. Верну тебя в целости и сохранности, как обещал.

Если бы она сказала, в своей обычной иронической манере: «Как жаль», или хотя бы вздохнула, Рома бы изменил свое решение не сходя с места

Но Вика уже опомнилась.

— Наше дело предложить, ваше дело отказаться, — сказала она насмешливо. — Поехали, что же.

* * *

Сергей чуть подтянул колок и тронул струну. Гитара была очень старая, но настроить ее все еще было можно. Парень перехватил взгляд Ирки, сидевшей напротив, и улыбнулся.

— Расплескалась синева, — начал Сергей старую парашютистскую песню, трогательную и милую.

Глаза Ирки заблестели еще сильнее. Девушка появилась в клубе совсем недавно, успела сделать только пару прыжков, но на Сергея обратила внимание еще на самом первом занятии, когда он помогал ей усаживаться в прикрепленную к потолку тренировочную систему. Сергею она тоже понравилась. Ему очень нравились женщины. А от Иры исходил, как однажды выразился Рикошет о такого рода девушках, аромат не столько секса, сколько сексуальной доступности.

В общем, у Сергея были вполне определенные планы на сегодняшний пикник.

Но не только Ира смотрела на Сергея во все глаза. Вика презрительно надула губки, нахмурилась и небрежно прижалась к Роме. Воспользовавшись случаем, Грин тихонько поцеловал ее в шею.

«И что он в ней нашел?», думала Вика в тот момент, когда губы Грина скользили по ее коже. — «Лахудра! Грязная толстуха!».

Вика была несправедлива к Ире. Ира и вправду не походила на изможденных манекенщиц, но в ее полноте, не такой уж и большой, была своеобразная пикантность. Одевалась Ира если не стильно, то очень аккуратно, а длинные роскошные волосы действительно были одним из самых сильных козырей ее неброской внешности. Вика же оказалась в плену распространенного заблуждения, что мужчинам нравятся именно девушки с внешностью манекенщиц. И, отказывая себе в мороженом или в кружке пива последние полгода, она вовсе не приближалась к Сергею, а совсем наоборот. Как гласит народная мудрость, равнодушная к капризам моды, мужчина не собака, на кости не бросается.

Парашютисты выехали в пригородный лесок всем клубом. Весна в том году выдалась холодная, но на майские праздники долгожданное солнышко решило таки выглянуть. Лес еще только-только начал покрываться нежной зеленью. Неподалеку от пикникующих грозно возвышался осевший, оплывший, но все еще доходивший взрослому человеку до пояса сугроб. Полянка удивляла своей чистотой. Несмотря на популярность, которой пользовалось это место у любителей отдохнуть на природе, трава еще не была выбита многочисленными колеями, нигде еще не валялись пивные банки и яркие пакетики из-под чипсов. Но Рома, который жил неподалеку, знал, что это ненадолго.

Парни быстро развели костер на полянке, на которую ездили каждый год. Девушек не допустили до истинного мужского занятия — приготовления шашлыков. После сочного, с дымком мяса, обильно политого вином, парашютистам захотелось песен, и Сергей достал из гитару из «газона». Сейчас уже большая часть парашютистов разбрелась кто куда — посмотреть на уток в пруду неподалеку, просто погулять по лесу, сквозь редкие стволы деревьев которого отчетливо виднелись новостройки. У костра остались только Ира, Сергей, Рома с Викой и Генрих Сергеевич.

Рома обнял осторожно Вику. Против обыкновения, девушка не сделала попытки отстраниться, а наоборот, охотно прижалась спиной к его груди.

Сергей пел. Рома курил и слушал.

Сергей закончил песню и полез в карман за сигаретами.

— Хорошо ты поешь, Серега, — сказал Генрих Сергеевич. — Заслушаться можно.

Рома и Сергей переглянулись.

— Мы тут на концерт скоро в Хириши поедем, — сказал Сергей, закуривая. — Даже и не знаю, на чем добираться. Там на три дня надо, кучу барахла тащить. Аппаратура, опять же…

Он просительно посмотрел в глаза Генриху Сергеевичу. Тот усмехнулся.

— Ты, я так понимаю, положил глаз на клубный «газон»? — спросил Генрих Сергеевич.

Сергей осторожно кивнул.

— Не знаю, не знаю, — сказал Генрих Сергеевич, качая головой.

— Да мы аккуратно, — приложив руку к груди, заверил Сергей. — Грин поведет…

Генрих Сергеевич засмеялся.

— Тогда точно не дам, — сказал он. — У него руки точно под штурвал заточены. Решит «бочку» прямо на дороге показать, или там «мертвую петлю»…

— Вы ведь Сашу Рыкина знаете? — спросил Грин.

— А то.

Саша был племянником Генриха Сергеевича. После того, как от Саши ушла жена, тот сменил профессию дальнобойщика на таксиста. В свободное время Саша играл в «Экклезиасте».

— Так вот, они тоже с нами хотят ехать. Если Ромке не доверяете, пусть Саша поведет.

— Ну, не знаю, не знаю, — сказал Генрих Сергеевич. — Надо подумать.

Серега вздохнул. Бросив окурок в затухающий костер, а опустевшую пачку — в большой пакет с мусором, он снова взялся за гитару.

Генрих Сергеевич смотрел на соседнюю поляну через еще голые кусты.

На ней появилась удивительная компания. Трое подростков и девушка пришли из леса, как заметил про себя Генрих Сергеевич, а не со стороны дороги. Он вспомнил, что видел несколько палаток на холме, когда вел «газон», и предположил, что компания явилась оттуда. Но назвать пришедших туристами не поворачивался язык. Вместо кроссовок и ярких ветровок на двоих из них были длинные плащи старинного фасона, подбитые мехом. Третий небрежно кутался в потрепанную медвежью шкуру. Увидев прикрепленные на висках парня небольшие изящные рожки, Генрих Сергеевич вспотел. В одной руке дикарь держал открытую бутылку пива, в другой — внушительную дубину. У девушки на голове был металлический обруч, поддерживавший светлые волосы. Посередине лба на обруче был укреплен голубой камень. У Генриха Сергеевича оборвалось дыхание, когда он увидел украшение. Последний раз такие обручи Генрих Сергеевич видел очень, очень давно. Мобильник и меч в ножнах мирно соседствовали на поясе того из парнишки, который оказался ближе всех к начальнику парашютистского клуба. Дикарь уселся вместе с девушкой на поваленном бревне. Двое других скинули плащи прямо на траву. Под плащами оказались кольчуги, ослепительно блеснувшие на солнце. Генрих Сергеевич провел рукой по лбу. Ему показалось, что он бредит.

— Генрих Сергеевич, что с вами? — спросила Ира встревожено, оторвавшись на миг от любования певцом. Изумительные гости находились у нее за спиной. — Вы как-то странно выглядите.

Генрих Сергеевич молча махнул рукой, указывая. Ира и Сергей обернулись.

— А, так это ролевики, — сказал Сергей. — Это у них лагерь там на холме, наверное.

— Кто? — севшим голосом спросил Генрих Сергеевич.

— Ролевики, — сказал Сергей, вставая. — Они играют, как будто живут в средних веках. Эльфка, двое людей и тролль, насколько я понимаю. Я пойду в машину, у меня сигареты кончились.

— Ой, у меня тоже, — сказала Ира, поднимаясь.

Сергей усмехнулся, глядя на нее. В его улыбке было полное понимание, от которого Вике захотелось взвыть и броситься на Иру.

— У тебя их и не было, — сказал парень беззлобно. — Стрелок еще тот. Пойдем, угощу.

Вика проводила их таким взглядом, что становилось даже странно, почему парочка не превратилась в камень на полпути к грузовику.

Тем временем ролевики обнажили мечи и сошлись. После первых двух-трех выпадов даже парашютистам стало ясно, что перед ними далеко не новички в ратном деле. Глаза Генриха Сергеевича заблестели ничуть не менее ярко, как только что горели глаза Иры.

— А что, в средние века тролли водились? — с неподдельным любопытством спросил Генрих Сергеевич.

— Да нет, — сказал Рома. — Это Серега вас запутал. Они играют, как будто живут в сказке, а не в средних веках. Это недавно появилось, после Властелина Колец.

Генрих Сергеевич посмотрел на Рому.

— Это еще кто такой?

— Это такой фильм, — сказал Рома. — Про волшебника, про хоббитов, эльфов и троллей. Классно, но немного нудно. Растянуто очень. Мы когда ходили на премьеру зимой — помнишь, Вика? — там целый отряд ролевиков собрался. Сидели в первом ряду, и когда какие-нибудь драки начинались, все вскакивали и орали, мечами трясли.

— Надо же, — сказал Генрих Сергеевич. — Чего только не придумают.

— Еще такая книжка есть, — сказала Вика. — Я читала, мне понравилось. Я Ромку и вытащила в кино, он-то все хотел диск взять, мол, дома, с пивом, перед телевизором…

— Ну и правильно, — сказал Генрих Сергеевич. — Дома никто мечом перед носом махать не будет. Подойдем поближе, посмотрим?

Подростки поднялись.

— Хочешь, поехали с нами в Хириши. Там, правда, с ночевкой, — сказал Рома Вике, когда они пробирались сквозь кусты.

Подросток шел за девушкой, и в этот момент не видел ничего, кроме ее гладких черных волос.

Вика повернулась к нему. Рома опасался, что из-за слов о ночевке дело сорвется, и неоднократно прикидывал, сказать об этом Вике сразу или уже в Хиришах поставить перед фактом. В конечном итоге Грин решил сразу сказать правду. И не прогадал. Вика улыбалась.

— Конечно, хочу, — сказала она. — Ночевать-то где придется, в машине?

Сиденья в «газоне» располагались не так, как в рейсовых автобусах, а вдоль стен, только у задней стояли в два ряда. Практичный директор клуба установил кресла так, что если их разложить, в конце автобуса получался внушительный, на пол-салона, диван. Именно на нем, в тесноте, да не в обиде, и предстояло заночевать музыкантам

— Там посмотрим, — сказал Рома. — Может, к Гарику пойдем. Он звал.

— Когда это намечается?

— В следующие выходные.

— Ладно, договорились.

Когда троица появилась из-за кустов, тролль скользнул по ним ленивым взглядом, но ничего не сказал. Эльфке вообще было не до того. Затаив дыхание, она наблюдала за поединком. И там было на что посмотреть. Тот из воинов, что так и не снял с пояса мобильник, разделывал своего противника под орех.

В ходе следующих двух минут неумелый фехтовальщик лишился меча, и бой закончился. Генрих Сергеевич обратил внимание, что парнишка-победитель даже не сбился с дыхания, хотя скакал по всей полянке уже минут десять. И это несмотря на кольчугу.

— Ну, ты силен, Теодред, — сказал проигравший. — Это ты в Англии на слете толкиенистов так насобачился?

Теодред небрежно кивнул.

— Там был курс по фехтованию, — сказал парнишка. — Классный такой дядька вел. Мне что больше всего понравилось, он не только показывал, но и объяснял. Что-то вроде лекции по истории фехтования, о разных стилях… Интересно было, в общем. Я записывал кое-что, да только тетрадку где-то там и посеял, до сих пор жалко.

— Хорошо тебе, — вздохнул тролль. — Ты по-английски шпрехаешь, как по-русски.

Побежденный повернулся в поисках своего меча и обнаружил его в руках Генриха Сергеевича. Тот как раз прикидывал меч в руке.

Несмотря на тускло-серый цвет клинка, меч был слишком легким для того, чтобы быть металлическим, хотя и превосходил по весу деревянный. Приглядевшись, Генрих Сергеевич заметил полоски золотисто-коричневого цвета по краям клинка и в долах и понял, что меч просто покрашен серебрянкой для придания ему более реалистичного вида. Начальник парашютистского клуба предположил, что этот меч отлили не из стали, а из очень плотной пластмассы. Клинок был хорошо уравновешен, а его рукоятка предполагала как одноручный, так и двуручный захват.

— Э-ээ, дядя, — сказал ролевик скорее озадаченно, чем испуганно. — Вы чего?

Генрих Сергеевич сделал шаг вперед. Тролль приподнялся с бревна.

— Отдайте палаш, — сказал он. — Это вам не игрушка.

Генрих назвал бы этот широкий, слегка изогнутый клинок broadsword, но чего хочет тролль, он отлично понял.

— Я уже вижу, — сказал Генрих Сергеевич и сделал еще шаг.

Рома и Вика озадаченно наблюдали за ним. Проигравший попятился, но Генрих Сергеевич смотрел не на него, а на Теодреда.

— Я тебя вызываю, — сказал Генрих Сергеевич.

— Перестаньте, — сказал Теодред. — Ну что вы?

Генрих Сергеевич взмахнул в воздухе мечом.

— Становись, — сказал он.

— Вот выискался придурок на нашу голову, — сказал тролль с досадой. — Тебе придется выбить у него меч, раз он так не отдает. Не задень его, ради бога. Потом говна не оберешься.