Бесплатный фрагмент - Не насилуй берёзку, Человек!

Комочек счастья!

Ох, и были же времена: дети малые, жена не работает, квартира съёмная, и я…

И я в полном отчаянии иду, уже поздно вечером, «пустой» к семье. Допоздна ждали на работе новостей от директора, который уехал в министерство, и в банк. Увы, наконец, вернувшись, он развел руками:

— Мужики, денег нет, и не скоро будут…

Вышел я из автобуса на своей остановке, а ноги домой не несут! Вчера «достал» немного молока детям, от коровы в «частном секторе» (да, тогда в магазинах ничего не было!)! И манка, вроде, ещё оставалась… Но даже хлеба нет, и купить не на что!

В тяжко-засасывающую трясину мыслей, вдруг, вклинился писк. Жалобный и тихий. Не знаю, не буду врать, чтобы сделал, если бы заорали «убивают»? Может быть, и не помог бы, но тут писк! Да затухающий какой-то! Что за…? Отошел на два метра от тротуара, и увидел серый комочек. Наклонился, ба, котёнок! Ну, что делать? Плюнуть, уйти, как бросили уже его один раз? Так погибнет, точно умрёт за час!

— Эх, солдат ребенка не бросит! — выдохнул я, да сунул малыша в тепло, под пальто, на грудь…

Дома встретила жена, чмокнула в щеку, и у неё вырвался главный вопрос:

— Дали что-то?

— Вот! — ответил я, и вытащил котёнка.

— Ой, что это?

— Папочка, здравствуй, а что это у тебя? — подскочили наши Ваня и Катюша.

— Вот, деточку нашел, бросили плохие люди. Оставим себе?

Что было! Так на меня посмотрели все, что стыдно стало! И все трое закрутились вокруг этого умирающего комочка-котёночка!

Быстро потащили его в ванную, отогревать-мыть в теплой воде.

О, друзья! Видели бы вы ребенка этого со смоченными волосиками! Верёвочка ребристая какая-то, тихо-тихо пищащая!

Чем моя Ирина мыла этого котенка: водой, или слезами своими жалеющими?

Но отогрели, затем напоили теплым молоком. Да, тем, последним — дети сами отдали!

Это что тогда было с нами: нормальность, или сумасшествие? Своих горя и бед выше терпения, но рыдали над худо-рёбрышками этого комочка, чуть живого!

Наконец, оживший котёнок сладко уснул, и мы, умаянные хлопотами, свалились тоже…

А утром… А утром я позвонил начальнику, отпросился и…

И, вспомнив студенческие подработки, пошел на вокзал, и стал разгружать вагоны. Пусть тупо и трудно, но каждый день я приносил домой деньги и… И те продукты, что разгружал!

Вот так и выжили, повеселели, а затем я и работу нашел. Да, там где уже платили!

Прошло много лет. Котенок Васька рос-рос, толстел-толстел, и стал огромным «Василисуарием», безраздельным «хозяном фатеры» нашей. Не маленькой, кстати!

А Василий такое, по молодости, устраивал, что я готов был его, сгоряча, прибить, но… Но как же его, подлеца-стервеца, не любить, если тебя после работы каждый раз встречает: воя и ласкаясь, как будто сто лет ждал-страдал!

Иди сюда, гладить буду… Не идет, характер показывает, вроде:

— Василий — богатырь, Вася — мужик, когда захочу — тогда и приду!

Эх, счастье вы моё: Ирина, Катя, Ваня и Василий — живите!

Вот так бывает: большое счастье, и с ма-а-а-аленького комочка начинается.

Не пройдите мимо своего счастья! И, обязательно, сами берите это счастье в свои руки!

Опять насиловать березку?

«В деревне-даче я свой в доску!

Первач лакаю и парное молоко…

Как все поэты, я «насилую» березку,

о ней, кормилице, здесь пишется легко!»

Из письма псевдо-«поэта».

Березки пусть стоят, обожжены закатом,

рассвет подлечит их живительным огнем…

Душа болит ушедшим рано братом,

И вся Россия отразилась в Нём!

Пока нас остаётся всё же много,

по-братски делим тяжкую судьбу.

Все часто, всуе, вспоминают Бога…

Но слово доброе услышишь лишь в гробу!

Всё поделили, но опять чего-то делим,

толкаясь, словно Дети без Отцов…

Нам «больно спать, но мягко стелим» —

Статисты в хоре льстивых подлецов!

И все равны в своих попытках выжить…

И все свободны в своём праве умереть…

И очень сильно тянет выпить,

поняв: «Не суждено тебе стареть!»

Но славится Россия не рабами,

не, Божьей милостью, всех недр дарами…

Пока живет в Стране Душа Народа —

живут: и Равенство, и Братство, и Свобода!

Девять рубах русского

Первую рубаху русский отдал царю.

Вторую — послереволюционной разрухе и гражданской войне.

Третью — построению социализма в отдельной стране.

Четвертую — Великой Отечественной войне.

Пятую — построению социализма во всем мире, и социалистическим братьям-сестрам.

Шестую — за мир во всем мире, и вооруженным силам, чтобы поддерживать этот мир.

Седьмую и восьмую рубахи русский отдал… Кому-чему?… И сам не понял…

То ли, «олигархам» и власти… То ли — власти олигархов?

И осталась одна, девятая, последняя: старая, рваная, но чистая. И эта «рубаха» называется — Душа.

И вот Её лучше не трогать!

Её русский не отдаст, а с криком «За всё!» пойдет рвать врагов!

И рядом, плечом к плечу, будут все, кто и не русский, но имеет свою Душу!

Эх, поругай меня, мама!

Шалопай я был… всегда… Ох, и досталось же «чудо» моим родителям!

Отец-«офицерская кость», молча, мотал головой, и становилось стыдно за мои глупости…

А мама была очень эмоциональная, и сразу взрывалась упреками-воспитанием!

Помню, в детстве золотом-садичном, пришел домой весь в снегу и в порванной шубёйке:

— Ну, как так, Славик? В чём с утра пойдешь? Полночи сушить, зашивать…

— А Серёжка во-о-о-ще нос себе разбил!!!

— Разбил? Кто разбил? Ты разбил? ЧТО ТЫ СЕБЕ РАЗБИЛ? Ах, Серёжка, слава Богу… Нет, конечно, это плохо… Снимай шубу, горе моё, ремонтировать будем.

А в школе, когда подрался из-за девчонки… Мама ругала-стыдила:

— Чем ты думал? Куда смотришь, голова не внизу! А если будешь «думать» только тем, что внизу? Пожалуйста, «кривая дорожка» открыта: девицы легкого поведения, водка, тюрьма!!!

А в институте, когда с горя напился из-за девушки, и попал в «вытрезвитель»… Мама «бушевала»:

— Полюбуйтесь на этого бугая! Тебя же отчислят! Армия, затем дурная женитьба, дети и… И всё — не до образования! Хочешь тротуары мести — маме сердце скрести?

Нет, институт я закончил, но женился первый раз — это да, как по тревоге в армии!

Мама настолько удивилась, что впервые онемела… А затем, поговорив с той «женушкой», подошла ко мне, и шепнула-ругнула на ухо:

— Возвращайся-ка ты домой, дурачок несчастный!

Эту глупость я исправил, но жизнь — это суровая «работа», которую делаешь в первый раз… И были ещё мои ошибки… И отец мотал головой, и мама ругала меня, пока…

Вначале папа Ушел… Так же невозмутимо, не жалуясь на жуткие боли, оделся сам во всё чистое, как для последнего боя, и…

А мама умерла на моих руках, строго мне наказав-«поругав»:

— Ох, смотри у меня! Смотри за женой и детьми, теперь на тебя их оставляю!

И есть теперь почти всё в моей жизни, но не хватает… «ругани» -заботушки мамы! Это же, как надо было любить, чтобы так «ругать», как будто сердце мамино за меня разрывалось!

Да, трудно нам без такой «любви-ругани», но жизнь идет и уже проходит… Но мне не страшно, ведь Там уже все родственники, папа и… И мама со своей «руганью»!

И на Том Свете, я прижмусь к тебе, дорогая, близко-близко-Душа-к-Душе, и передам:

— Как же я соскучился… «Ругай» меня, мама, вечно!

Арифметика жизни

«Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»

Петр Аркадьевич Столыпин

В день своего 60-летия стал считать, сколько освоил основных инженерных специальностей. Досчитал до 11… А еще подспециальностей куча… А еще: металлург электронно-лучевых установок высшего разряда, электрик — высший допуск… И слесарь — тоже с хорошими руками, сам монтажи проводил…

— Ненормальный? — обоснованно спросят. — Зачем так издеваться над собой?

Попробую объяснить…

Доводилось ли вам менять работу? И не хотел… и всё устраивает… и ты всех устраиваешь… Но — бац: «перестройка»… «конверсия»… «реформа»… «дефолт»… «оптимизация»…

И прочее «высоконаучное» объяснение организованного хаоса, чтобы под «планов громадьё»: тырить, тырить, тырить…

И на этом «обосновании» тебе перестают платить: «Тут такое Великое Преобразование — а ты мелочишься! Не стыдно?»

А, кушать хочется? Так иди, меняй работу, переучивайся на другую инженерную специальность…

Сидели вы каждый вечер до полуночи с вузовскими учебниками, чтобы поутру как-то выполнять ответственные задания?

Да? И я сиживал, и самостоятельно переучивался… И отдавал годы жизни…

Вот и посчитаем:

— переход на другую работу — год жизни минус;

— если это связано со сменой специальности — минус два-три (столько здоровья улетит);

— мирная смена государственного строя — минимум пять лет своей жизни отдай;

— революция? Десять-пятнадцать лет унесут бесы, если сразу не пустят тебя «в расход»…

Сложим все потери… Сколько лет жизни осталось?

Жалко годы золотые, добро бы всем счастье принести, а так кто-то на твоём горбу, да в рай!

Может быть, не надо нам терпеть, доводить до крайности? Рушить затем всё до основания… и снова всё восстанавливать… и снова терпеть… И вновь до основания…

Писателю, главному инженеру, конечно, дает это знание техники, жизни и людей, но не до мазохизма же… Да и здоровье растворяется!

— Короче, Павел, не напускай туман… — скажут. — Чего предлагаешь?

Ясно мне, что те «руководители», у которых каждый год «самые-самые ново-новейшие реформы» — не руководители, а сказочники. Пусть книжки пишут под названием: «Никогда не было и вот опять!». И сами пусть их читают.

А нам нужны Руководители в общем, спокойном, достойном и справедливом нашем Пути. Как и завещал П.А.Столыпин!

Не шуточки это, друзья, когда у человека нет возможностей для осознания, развития и работы по его таланту! Когда всё случайно, дёргано, на грани выживания…

Богопротивно это, и это не отмолить Вам, «дорогие», очень для нас дорогие, «руководители»… Исправляйте делом!

Кто не может исправить? Освободите место. Идете сами, спокойно в… в прошлое!

А нам надо жить и работать.

Жизнь коротка — надо успеть сделать своё, предназначенное нам с рождения!

Меня воспитал МинСредМаш!

(Министерство среднего машиностроения СССР — управление атомной отраслью)

Конечно, друзья, всех «нас учит семья и школа». И меня, конечно, тоже!

Но затем попал в УПИнститут и «крышу» снесло (подробно безумства расписал в «Прощай, Похерония!») … И несло все пять лет «учёбы»… Но!

Но инстинкты оставались… И главный — самосохранения, заставлял бросать (на день) все детские радости (вино-девушки) — и готовиться к экзаменам.

Голова была пустая — знания заходили туда без труда… На время экзамена!

И «сдавался» неплохо. Настолько неплохо, что к завершению «учебы» насобирал оценок «хор./отл.» в дипломе на хороший выбор работы.

Выбрал без раздумий: «Где больше платят!» А платили больше — в «оборонке». Туда и подался «мученик науки»!

Сомнения стали закрадываться, когда меня «проверяли органы». В Москве, больше месяца…

А когда зашел под величественные своды «почтового ящика» (секретным предприятиям и институтам присваивали номера для открытого названия) — окончательно понял: «Попал, сокол, в сети!»

Суровые нравы: посты охраны, подписки «низя_ничаго_а_ежли_ты_чаго_то_того!!!» — окончательно испугали «юношу со взором горящим»!

И когда назвали Темы, по которым надо работать, я взмолился:

— Братцы, простите самозванца, я совсем ничего не знаю-умею!

Старшие товарищи усмехнулись:

— Ты только учись — научим!

И я стал учиться: и день… и даже ночью. Боялся, что выбросят за ворота? Да, но и интересно стало!

Ребята, сложная, но важная и новая, неизведанная Задача захватывает… До творческого вдохновения первооткрывателя!

Чуть стал что-то понимать — отправили на Объект, практиковаться.

Город с Объектом носит номер «65» и располагается среди прекрасных челябинских озер.

Идиллия, но очень военно-мобилизованная: охрана границ жестче, чем государственной; внутригородские проверки на каждом шагу…

Встретил меня благообразный и интеллигентно-вежливый старичок. Этот мой куратор по Объекту: сводил в пропускно-режимное, сопроводил в гостиницу, провел первичный инструктаж, дал советы…

И на следующий день мы поехали на Объект.

Ну, что вам сказать про Объект?

А ничего не скажу… Меньше знаете — крепче спите! А узнаете, сколько там «ядрени» готовят — спать не будете совсем! Но!

Но, все же, успокойтесь и знайте: пока такие Объекты работают — войны глобальной НЕ будет!

Бессмысленна та война с таким количеством «ядрени»!

На Объекте нас проводили в зал, на оперативку, усадили на стулья у очень длинного стола. Все, человек тридцать, сидели и ждали…

Вдруг зашел капитан и командирским голосом прогремел:

— Товарищи!

Все, вполне гражданские, повскакивали с мест, а в зал бодро зашел… генерал!

Сел во главу стола и… и поехало! Без болтовни и охов-вздохов! Строго по делу!

Капитал зачитывал пункты прошлого протокола, а ответственный вскакивал и докладывал: что сделано, или, честно, что не…

Генерал сразу обсуждал, затем принимал решения: давал указания, поощрял, наказывал… Да, прямо на оперативке даже увольнял — и несчастный уходил с понурой головой!

Но, надо сказать, что такое было крайне редко.

И, не потому что жалели кого-то, просто все понимали ответственность и РАБОТАЛИ, каждый на своем месте!

Не было у того генерала: десяти заместителей, общественного совета по контролю его работы…

Он — работал, на своем месте, и заставлял всех, кто был рядом — работать!

И всё выполнялось! И в сроки необходимые, порой совершенно невозможные, но нужные для Дела!

Это я понял сразу, на первой оперативке. И не испугался, а принял к руководству в работе, навсегда.

На следующий день была снова оперативка… Но сопровождал меня уже другой куратор.

— А где вчерашний старичок-пенсионер? — спросил я.

— Умер вчера вечером… сердце…

— Как? Как жаль, такой замечательный человек! Хоть и глубокий старик — а такой живой ум!

— Да какой он «старик»? На пенсии, да, по «горячему» стажу, но… ему было… 56 лет…

Да, друзья, люди отдавали очень много ради Задачи и Дела! Да, часто и жизнь всю отдавали!

Когда мне сейчас говорят, что «совки» ничего не создали, а по-рабски все своё отдали государству, я не спорю, а думаю:

— Дети — вы, взрослые, но сущие дети… И злые, очень злые «дети»! Вы даже не представляете, что создано нашими людьми! Я до сих пор поражаюсь масштабностью и величием Объектов! Честное слово, порой кажется, что всё это создано не людьми, а… Титанами, или Пришельцами! А вы не знаете это и не верите. Бог с вами, но…

Но знайте точно, что если бы ЭТО не было создано (да, и на другой стороне океана тоже) — не говорили бы мы сейчас!

И точка на этом!

А я, с тех пор, живу и работаю, так как и научили мои Товарищи и Дело:

— не мелочись, решай Задачи большие, важные и на пределе своих возможностей!

— для Задачи и Дела нет: национальности, пола, возраста, интриг и подлости, неудачи!

— для Задачи и Дела есть только: решение, внедрение и успешная работа! И Успех — один на всех!

— не ври!

— взялся — не болтай, а сделай всё возможное!

— отвечай лично за то, что делаешь!

— и учись, учись, учись!

Вспомните и Вы, добрым словом, всех, кто работал ради вас!

И живите и работайте так, как Они и завещали нам!

Смысл жизни

Степенный, основательный и авторитетный пятилетний мужчина Степа, и семидесятилетний, вечный юноша Виталий Викторович поспорили.

Дискуссия была краткой, но глубоко философской и очень важной: «Смысл, главное в жизни?»

— Кофетки, шоколядные! — уверенно, со знанием краеугольных основ, отрезал Степа. «Кофетки», непрерывно поставляемые любяще-обожающей «бабаней», были у детки везде: во рту, в карманах, и, даже, в тайнике под матрасом.

— А мне и бабушке дашь по «кофетке»? — свалился в провокацию дед.

Внук судорожно зажал ручками карманы, и испуганно закричал:

— Не-е-е-е! Это моё!!!

Виталий Викторович вздохнул:

— Эх, Степан, сейчас смысл моей жизни — воспитать так, чтобы ты заботился не только о себе, но и о других хороших человеках! Тогда мне умирать не страшно будет — и тебе помогут!

«Смайлики» — погибель литературы и всего человечества?

Первоначальный повод для раздумий: написал некую статью так, чтобы читателю были понятны мои мысли, а в завершении позволил себе задать вопрос… Вопрос явно риторический, подчеркивающий бессмысленность именно такого развития описываемого явления. Все поняли, как и задумал, но кто-то не понял…

«Почему?» — задумался я…

Но одна опытная дама подсказала:

— Поставили бы «смайлик» в конце этого злополучного вопроса — и отстали бы!

«А смысл? — подумал я. — Для не умных не пишу, а злой… о, такой всё равно поймет так, как хочет, злонамеренно…»

Но к «смайликам» я пригляделся.