Бесплатный фрагмент - Не говори, что любишь –1

Глава 1. Василина

Я сидела на капоте, уперев ноги в бампер своего «майбаха». Кто-то скажет кощунство, плевать. Все, что меня сейчас волновало это отвалившийся кусок алого, красного гель-лака на длинном ногте указательного пальца. Чертова маникюрша! С тех пор как уехала моя постоянная к себе домой, в свою Тмутаракань, как я назвала ее город, где-то на Урале, никак не могу найти себе нормальную «ногтеделку». Перепробовала маникюр почти у всего Сочи. Нет и все тут. Две недели и, пожалуйста, снова облупленный гель.

Горестно вздохнув, оставила уродливый ноготь в покое и посмотрела по сторонам. Скучно! Начало нового учебного года, а мне скучно! Последний год обучения и как сказал отец: «Дочь, пора тебе работать!». Я так была рада, словами не описать. Всю жизнь с пеленок работать мечтала. Год свободы и прощай молодость, привет, рабочий график, йогурт и салатик на обед и кофе в офисе. Правда, насчет хорошего места я не переживала, отец меня устроит, но работать не хотелось от слова совсем!

Рядом тихо и сыто урча, остановилась серебристая «ауди» и из нее выплыла, именно выплыла моя подруга Вика. В длинном темно-синем шелковом платье без рукавов, вырез до середины бедра, на открытой груди бриллианты, на ногах серебристые туфли на шпильке.

— Приветик, зайчик мой, — проворковала Вика, касаясь воздуха у моей щеки и обдав меня своими яблочными сладкими духами. Я с тревогой посмотрела на ее губы, так и есть. Ярко-красная помада. Вспоминаю, коснулась ли Вика моей щеки губами или нет? А ладно, проехали.

— А ты, что, не идешь на торжественную часть? — оглядев мой наряд, сморщилась подруга.

Да, кожаные лосины в обтяг и белая майка на тонких бретелях, открывающая татуировки на левой руке, алая роза и свернувшаяся кольцами змея, как-то не вязались с нарядом подруги. На шее черная бархатная лента с серебряной бархоткой. Вика все старалась оттянуть ее у меня, но я стойко охраняла свою драгоценность. Ленту я недавно поменяла, а само украшение досталось мне от бабушки дворянки. На моей тонкой кисти позвякивают серебряные браслеты, а в ухе пять или шесть гвоздиков с крошечными бриллиантами.

— Иду, но к окончанию, а ты что так вырядилась? — осмотрела я Вику со всех сторон. — В ресторан потом пойдете?

— Праздник у нас сегодня, милая моя, первое сентября, — проворковала Вика, поправляя блондинистый локон перекинутого на грудь хвоста.

— И что, что первое? Завтра второе будет.

— Ну, для кого-то, может, и не праздник, но для меня этот день особо радостный: последний год, последние мучения!

— У тебя за тот год еще два хвоста остались, а ты праздники отмечаешь, — засмеялась я.

— Все бы тебе испортить, — поморщилась Вика. — Где парни?

— Не видела никого пока, сама только подъехала.

— Посмотри, как тебе мое платье? А бриллианты? У матери выпросила, еле дала, целый скандал устроила, грозилась охрану со мной отправить. Но потом дала это колье, тут камни мелкие.

— Какие они мелкие? — сделала я вид, будто заслоняюсь от блеска. Колье и, правда, было так себе, не в смысле некрасивым, но видали и побольше камешки.

— Ты давно меня ждешь? — спросила подруга, доставая с заднего сиденья «ауди» аккуратную маленькую корзинку с букетом живых цветов.

— Блин, цветы, — заныла я, вспоминая, что совсем забыла купить свой букет.

— Ладно, от обеих подарим, — отмахнулась Вика. — А кому дарить будем? Как в том году, англичанке?

— Ну, уж нет, этой мымре я больше ничего дарить не буду! — возмутилась я, доставая из машины маленький черный клатч, украшенный блестящими пайетками. — На Восьмое марта вручила ей духи за двести евро, а эта зараза мне все равно за зачет трояк влепила. Даже и не подумаю!

— Ну а кому тогда? — Вика замерла, удивленно приподняв брови. Смешная такая, глупенькая, губки бантиком, бровки домиком.

— Михалычу давай подарим, — прыснула я, гадая, прокатит или нет.

— Физруку? — еще больше приподнялись брови, а красные губы сложились в удивленное «О».

— Ну да, жене своей отнесет, все польза будет. Он ей цветы, она ему борщ и безудержный секс, — не унималась я, подшучивая над подругой.

— Ну ладно, — медленно произнесла Вика и подхватила корзинку за длинную розовую ленту.

Я деловито кивнула и пообещала себе, что ни за что не пропущу такую сцену. Вика — моя подруга еще со школы, поэтому ей многое прощалось. Я с детства любила над ней подшучивать, не со злобой, конечно, а так по-доброму. Подруга была немного глупенькая, доверчивая, рассуждала, как кукла Барби. Если кто не знает, что это такое, то представьте себе воздушный розовый зефир, который иногда куксится, часто жалуется, при этом заботясь о своем розовом цвете и воздушном платье. Вику мало что волновало, кроме парней, денег и шмоток. Именно в таком порядке. Сессии подруга сдавала лишь частично сама, пустив слезу и помахав своими длинными наращенными ресницами. Большую часть за нее сдавал ее папа, а если точнее, то его деньги.

Наши семьи входили в высшую лигу города Сочи, как я называла папашин бизнес, и таких же, как он. Морской порт, олимпийское строительство, дороги — все это было в подчинении у высшей лиги, часть которой оседала в Москве, а часть была из местных олигархов. Окружение у этой лиги было соответствующее и в основном проверенное годами. Наша семья и еще несколько таких вращались в своем, как говорила Вика, царстве. Почти все мы, дети этих царей, оказались в одном из самых престижных университетов Сочи. Многие, конечно, после школы подались в Москву, но я, зная, что Вика не потянет уровень московского университета, да и не все можно купить, осталась у себя в городе. Да и уезжать не особо хотелось. Многие из наших не уехали из Сочи, так было веселее.

— Почему парней не видно? — заволновалась Вика, говоря о нашей компании. Обычно мы подъезжали к универу, и здесь уже тусовалась толпа на дорогих тачках и мотоциклах. Сегодня я не видела никого из наших.

— Может, они и правда решили бойкотировать первое сентября? — задумалась я, доставая из кармана свой сияющий золотом айфон.

— Думаешь, вчерашний спор еще действует? — снова поползли брови Вики вверх. Я молча кивнула и набрала номер моего парня на данный момент, одного из сынков банкира Кондратьева. Длинные гудки были мне ответом.

— Черт-те что происходит, — рассердилась я, скидывая звонок.

— Пойду, Владу позвоню, — сказала Вика и села в свою машину, включая громкую связь.

Я набрала номер еще одного из наших ребят, но у того телефон был и вовсе не доступен. Снова забралась на капот и огляделась по сторонам, пытаясь найти знакомые лица, и тут увидела его.

Парень шел, поддерживая на плече черную сумку на длинном ремне, шел как-то мягко и пружинисто, как ходят только спортсмены. Серые джинсы, белая рубашка с коротким рукавом. На ногах черные кроссовки. Осмотрев его с головы до ног, я тихо присвистнула: если не обращать внимания на убогие, но чисто-отглаженные шмотки, то такой экземпляр восхитил даже меня.

Высокий, узкий в талии, с широкими мощными плечами и руками. Джинсы обтягивали ноги, и было понятно, что там перекатываются стальные узлы мышц. На голове топорщился ежик темно-русых волос, который пытались уложить, но, видимо, плохо получилось. В последний момент плюнули и взъерошили рукой. Но как он был красив! Не тошнотворной красотой нарцисса или влюбленных в себя мажоров, а просто сильной мужской красотой. Так, мне необходим предлог, чтобы познакомиться и узнать, кто это такой.

Глава 2. Никита

— Эй, малыш, иди сюда! — это мне? Встал, оглянулся по сторонам. На стоянке перед универом стоят две крутых тачки. Знаю, разбираюсь. На капоте одной, забравшись ногами на бампер, сидит девчонка. Вот отодрать бы ее от капота и надрать задницу, такую тачку своей пятой точкой портит, аж руки зачесались. Решил проигнорировать, на хрен еще мне избалованных девиц не хватает. — Эй, ты, борзый! — снова окрик.

Иду, не оглядываясь. Пружиню походку, да пошла она, принцесса «майбаха». Видали мы таких, на окрики не отзываюсь. Хороша, да не про нашу честь. Успел рассмотреть красотку, как же не заметить. Знает, что красива, отсюда и наглость прет, вседозволенность выплескивается. Ничего, и не таких видел, покруче были, хотя эта тоже высший сорт. Насколько успел заметить все при ней, и фигурой, и лицом удалась, генетика богатых, экстерьер мамы блондинки, передающийся по наследству. Богатый папик и дети, прожигающие его деньги, а заодно и свою жизнь.

Так, спокойно, Никитос, говорю сам себе. Что завелся? Ну, подумаешь, очередная блондинка — брюнетка запала, первый раз, что ли? И причем не останавливало этих девиц ни отсутствие у него богатых родителей, ни толстого кошелька в кармане, ни машины с каталогов, как мухи на мед, ей-богу, лезут. Я про себя выругался и уже почти подошел к крыльцу универа, где собралась толпа студентов и преподавателей, когда сзади на меня налетел тайфун, схватил, вцепившись длинными кровавыми ногтями в плечо, и потянул, заставляя развернуться к себе.

Я неохотно развернулся и уперся взглядом в глаза, в которых сверкали синие молнии. Мелкая, ростом мне по плечо, с длинным белым хвостом. Грудь под легкой майкой на бретелях бурно вздымалась, нездешний загар особо выделялся на белом фоне. Кожаные обтягивающие штаны и в руках черные открытые босоножки на длинной шпильке. Татуировка покрывала всю левую руку от кисти почти до шеи. Лицо красивое в форме сердечка с чуть пухлыми розовыми губками, без какой-либо помады. Зачет, не люблю тонны штукатурки. Ресницы свои, длинные, черные, может и подкрашены, но умело, без лишних опахал веером, налепленных почти у всех девчат.

— Глухой? — сердито рассматривая меня, спросила девчонка.

— Нет, — в тон ей ответил я.

— А что не отозвался?

— А ты звала? — удивился в ответ. — Не припомню, чтобы мое имя кто-то называл.

— А чем тебя имя малыш не устраивает? — ухмыльнулась девица. — Босоножки хотела, чтобы помог застегнуть, — с ехидной улыбкой продолжила она.

Только сейчас я перевел взгляд на ее ноги, размер маленький, не больше тридцать шестого. Девчонка стояла босыми ногами на асфальте, поджимая ноги с аккуратными красными ноготками.

— Удивила, молодец, — заулыбался я. — Больше некому застегнуть?

— А если и некому, что тогда? — с вызовом произнесла девчонка.

— Тогда ходить тебе босой, жаль, асфальт горячий и не сильно чистый, — начал я, снова разворачиваясь от нее.

— Ты кто такой?! — возмутилась девчонка. — Ты хотя бы знаешь, с кем разговариваешь?!

О, начинается! Снова здорово. Опять одна и та же история. Я повернулся к наглой девчонке и сел перед ней на корточки, протягивая руку, куда та вложила одну из своих босоножек. Взял в свои могучие ладони эту мелкую туфлю из черных полосок и натянул ей на ногу. Ножка маленькая, пяточки нежные, пальчики кукольные, красотень — одним словом. Затянул тонкий ремешок, застегнув, и протянул руку за второй. Чтобы одеть ее, девице пришлось опереться рукой на мое плечо, удовлетворенно почувствовал, как ее рука тронула почти незаметно мои каменные мускулы. Ну что ж, трогай, наслаждайся, больше тебе ничего не светит, милая. Выпрямился, поднял с полу свою сумку, повесил на плечо.

— Носи, да не снашивай, — сказал я ей. Девчонка сердито смотрела прямо в глаза, не смущаясь.

— Кто такой? Откуда и как зовут? — начался допрос.

— Тебе это зачем?

— Может, познакомиться с тобой хочу, — зазывно заулыбалась она. — Понравился ты мне!

— Не тебе одной, — с тихим смешком ответил и отвел от нее взгляд. — Ну, пока, красотка, пора мне. Может, еще увидимся.

— Увидимся, — как-то хмуро произнесла девчонка. — Это я тебе обещаю! — было сказано уже с угрозой.

Недоуменно оглянулся на нее, но та, фыркнув, развернулась и спокойно пошла на своих высоченных каблуках. Упругий маленький зад, обтянутый черной кожей, длинный золотистый хвост, тонкий черный каблук — хороша, ничего не могу сказать, цену себе знает. Но и я знаю таких, слишком хорошо знаю, чтобы думать о ней. Развернулся и, легко перепрыгнув ступеньки, прошел по крыльцу, направляясь внутрь универа. Девчонку тут же выкинул из головы, стараясь не вспоминать ее синие глазищи и пальчики на ногах.

Тестостерон играет, Никитос, давно женщины не было? С последних соревнований, сколько прошло? Недели две или три? Давненько, надо бы исправить. Хотя вечером первая тренировка после двухнедельного перерыва, мигом все желание выбьет, причем в прямом смысле слова. Бокс он хлюпиков не любит, замечтался и глаза в сизые щели превратились, а в бочине будто камень проглотил. Костяшки только зажили, покрылись твердыми кругами. До вечера. Там снова все разобью. Снова кровь по венам разгоню, ноги свои почувствую, каждую мышцу, каждую натянутую связку. А пока учеба. Я сюда учиться приехал, а не девиц снимать. Последний год, дальше легче будет. Не нужно будет на учебу отрываться. Через два месяца чемпионат, должен быть готов к нему, кровь из носа, а готов. Ради матери должен победить. Деньги позарез нужны. Ребята насобирали, да парой соревнований набрал, но все это лишь пятая часть. Мне нужно много, очень много. Только выигрыш в чемпионате покроет почти все, что нужно мне. Так что, не до тебя мне девица, хоть и хороша ты, но не для меня.

Глава 3. Василина

Встала перед ним, а у самой руки мурашками покрываются. В глазах зеленых — утонула по самое не хочу. И ведь бежала за ним, мелькая босыми пятками по горячему асфальту. Вот дура-то. И вслед ему кричала, не реагировал гад. Да чтобы я, Василина Богданова, мчалась на босу ногу за каким-то пацаном?! И ведь догнала, с силой, как мне казалось, развернула и почти стукнулась лбом в эту твердую грудь. Что говорила, не помню. Начисто из головы все вылетело, как увидела эти глаза и понимающую улыбку четко очерченных губ. Опустила глаза на эти чертовы губы, даже дернулась к нему, чтобы поцеловать. Впиться губами, почувствовать какие они мягкие или такие же твердые, как мышцы под его рубашкой.

Запах его уловила, легкий, манящий, пена после бритья. Подбородок чисто выбрит, нос чуть с горбинкой, будто сломан был, но не портило его ничего. Красив засранец, так красив, что мужчину в нем чувствую, вся кожа огнем горит, во рту все пересохло. Хочу прижаться, отдаться прямо здесь. А он смотрит, будто издеваясь, понимает все и не нравится ему это, раздражает его, что девчонка к нему лезет. Но я не какая-то там Машка с порта, я Василина, и пусть радуется, что сама к нему подошла, а не бегать за мной пришлось. Ничего, пару дней и будет моим. Все они такие, поломаются и бегают потом, как щенки, с высунутыми языками и виляя хвостами.

Но, когда этот наглец сел около меня на корточки и взял в свои ручищи мою ножку, чувствую, поплыла, растаяла, растеклась. Сильная рука сжала щиколотку и нежно погладила, отодвигая узкую брючину, чтобы застегнуть ремешок. Ногу будто огнем обожгло, горячая волна вверх пошла и осталась тугим узлом на бедрах. Вторую ногу уже сам взял, молча. Оперлась рукой на его плечо, сжала легонько, твердое, мужское, теплое. Чувствую, будто толкает кто к нему, руками трогать хочу, пальцем по щеке провести, в волосы рукой зарыться и еще больше взлохматить эти непослушные вихры.

Подушечки пальцев закололо, дыхание участилось, а этот увалень встал и на грудь мою смотрит, хитро так, прищурившись. Чувствую, краснею, маленькие грудки тяжестью наливаются, и воздуха не хватает катастрофически. Дышу через раз, пытаясь дышать сквозь зубы. В глаза его смотрю и понимаю, что падаю в пропасть, стен не чувствую, границ не ощущаю. Как вышла на крыльцо — не помню, ноги ватные, на щиколотках, казалось, его руки еще чувствую. Что со мной? Чтобы я так на парня запала, причем мгновенно! А перед глазами его улыбка стоит, губы его помню, не на ощупь, а именно взглядом помню, чувствую, как касаются. Откуда я знаю, какие они?

— Линка, ты куда убежала? — голос подруги доносится глухо, не реагирую, лишь медленно подхожу к ней и взглядом окидываю, не понимая, кто передо мной. Чьи это руки обнимают за талию, прижимают крепко к себе, чувствую эрекцию у парня. Противно, возвращаюсь, с трудом отвлекаясь мыслями от спортсмена.

— Васька, ты что какая? Не замечаешь меня? — улыбается Артур, прижимаясь ко мне всем телом, заводя мои руки за спину и впиваясь в губы. Его язык шарит у меня во рту смело и нагло, он елозит своим пахом, подхватив меня под ягодицы. — Как мне нравятся эти твои кожаные штаны, — отрывается, дышит с придыханием, вжимается грудью.

Выдергиваю руки и упираюсь ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, а тот уже лезет ладонью под штаны, забирается в трусики-стринги и сжимает мой зад.

— Руки убери, — говорю тихо, но так, что руки Артура сразу выбираются из моих штанов, оттягивают их и отпускают, больно ударяя резинкой по бедрам.

— Ясно, принцесса не в духе, — огрызается Артур и отстраняется от меня. Вижу, как топорщится бугор его возбужденного члена, но не реагирую, сам справится, не впервой. Артур поправляет джинсы и выпускает футболку под насмешливым взглядом Влада, тот замечает все и всегда.

— Артур, оставь ты ее, а то такое ощущение, что по морде сейчас словишь, — смеется Влад, и я сердито фыркаю. Беру из рук Вики забытый клатч и ключи от машины.

— А не завалиться ли нам в чайхану к Григорчику? Отметим первый день, так сказать? — Артур, видно, злится, крутит нервно брелок от БМВ на пальце.

— Так вчера отмечали, до сих пор мозги болят, — морщится Серега.

— Так то вчера было, а сегодня праздник, правда, девчонки? — и Артур подхватывает за талию Вику, та весело хохочет, обнимая его за шею. Влад морщится, глядя на них, но не психует, знает, что Вика только с ним, только для него.

— Примитивные вы все, — вставляет свои пять рублей Серый и соскальзывает с перил крыльца, где сидел до этого.

— А вы не примитивные? — оживаю я, оглядываясь на дверь универа, стараясь не упустить появление моего спортсмена. Очень хотелось его увидеть. — Вчера поспорили, что сегодня бойкотируете первое сентября, а сами явились.

— Так мы и бойкотировали, — снова привлек меня к себе Артур. — Пришли к последней паре, чтобы забрать вас в ресторан. И то мой папаша разорался, что я дома сижу, а не здесь штаны протираю, пришлось свалить, пока весь мозг не вынес, — рассказывал Артур, поглаживая мою спину под футболкой. Дверь универа открылась, и вышел мой недавний знакомый. Оглядел нашу компанию с ухмылкой и, поправив сумку, спустился с крыльца. Я вздрогнула, встретившись с его взглядом.

— Неужели нельзя просто стоять и держать свои руки при себе? — возмутилась я, снова отталкивая Артура. — Обязательно постоянно лапать меня?

— О, принцесса гневается или пмс заиграл? — засмеялся парень, а в глазах плескалось зло. Он заметил мой взгляд, которым я проводила спортсмена. — Серый, пробей, что за кадр, — кивнул в сторону удаляющегося парня Артур.

— Зачем тебе? — лениво спросил Серега, но рука уже доставала из кармана последний айфон.

— Сказал, узнай, трудно тебе? — огрызнулся Артур и крепко схватил меня за руку. Я попыталась вырваться, но он держал крепко. — Влад, найди Павла с Мальвиной, и мчимся к Григорчику. Хорош здесь крыльцо вытирать.

— Я домой поеду, меня мама ждет, — попыталась отказаться я, зная, что в ресторане будет одна банальная пьянка.

— Позвоню я твоей маме, не переживай. Светлана Владимировна души во мне не чает, отпустит хоть в ресторан, хоть в постель. Но ты в постель, я так понимаю, не хочешь. Поэтому ресторан, — заржал Артур.

— Пусти, придурок! — вырвала я руку и спустилась с крыльца, направляясь к своей машине.

— Линка, стой, — попыталась остановить меня Вика, но я не обернулась. Быстро подошла к машине, распахнула дверь и села на мягкое сиденье, включая музыку. Пропиликал айфон, на экране высветилось: «Ну и катись!».

Ясно, Артурчик бесится. Многие любовались нашей парой. Ну, еще бы, дети самых влиятельных семей, отцы просто мечтали соединить нас. Артур такой итальянский мачо, красивый с черными короткими волосами, черные ресницы и глаза, пухлые губы, бронзовая кожа. Да каждая девушка замирала при виде его, ну, я какое-то время тоже. Но недолго, последнее время он начал мне надоедать. Особенно своими наглыми замашками, иногда казалось, что он трахнет меня при всех, не обращая внимания на обстановку и окружение. Я знала почти о всех его девицах, но на мои вопросы был лишь один ответ: «Поженимся, перестану».

Я скинула с ног босоножки и натянула свои черные кеды, которые сняла, помчавшись за этим придурком. Вставила ключ и выехала со стоянки перед универом, пытаясь отыскать взглядом своего спортсмена. Зачем он мне нужен?

Глава 4. Никита

Отдал документы в деканат, сфоткал расписание на завтра. Еле отмахнулся от местного физрука, Петра Михайловича. Еще бы, заполучить меня в команду любому хотелось, но только профиль у меня немного другой. Да и график посещения лекций отличается. Буду в универе только до двенадцати, а дальше на тренировочный ринг. Все, что после двенадцати, остается на внеклассном, так сказать, обучении. Шесть часов тренировка, кроме выходных, а далее заниматься. Так что девушки нам только сняться, на ближайшие шесть месяцев.

Вышел на крыльцо, взглядом сразу поймал ту, мелкую. Стояла рядом с парнем в сером льняном костюме, который нагло лапал ее под белой майкой. Ухмыльнулся, ожидаемо. Судя по парню, его дорогим шмоткам, внешности, такие девчонки и достаются этим мажорам. Прошел мимо, не задержав взгляд, но успел поймать злые глаза нахала, который обнимал ее. Что злиться, непонятно. Девчонка в его руках, что еще нужно. Направился к широкой аллее, которая вела к остановке. Рядом с ревом проезжали крутые иномарки, из открытых окон долбили сабвуферы. Молодежь без проблем, сынки и дочери богатых родителей. Да, попал, но неважно, все неважно.

Свернул на тропинку и встал, ожидая свой автобус. Так, в магазин, надо купить молоко и яйца. Мать сегодня не выходила, знаю. Позвонила, просила в магазин зайти. Взглядом осматривал все вокруг, природа тут, конечно, классная, пахло близким морем и эвкалиптом. У нас в Мурманске запах не такой: свежий, не душный, лучше. Народ на остановке набирался в ожидании автобуса, и я уже видел, как тот вывернул из-за угла и вскоре должен подъехать. С визгом напротив меня остановился «майбах». Передняя дверь рядом с водителем открылась.

— Залезай, подвезу, — сказала та, мелкая, с надеждой всматриваясь в меня. Автобус подкатил к остановке, и все ждали, пока наглая девчонка отъедет.

— Езжай, — произнес глухо, махнув рукой в сторону автобуса.

— Садись, — та посмотрела в боковое зеркало и обернулась ко мне. Сзади раздались нетерпеливые гудки автобуса, но эта и глазом не повела. — Едешь?

— Нет, — ухмыльнулся я, не собираясь поддаваться на требования этой богатой пигалицы. Водитель автобуса исправно давил на сигналку, а девице все нипочем. Люди, стоявшие рядом со мной, начали возмущаться и выкрикивать что-то злое в сторону девчонки, но та даже не посмотрела на них.

— Садись или я буду здесь стоять, пока автобус не уедет, — заулыбалась та, чувствуя свою власть.

— Да сядь ты уже, дурень! — возмутился старик рядом со мной и я, оглядев всех, поймал осуждающий взгляд. Оказывается, это не она всех задерживает, а я.

Немного потоптался и направился к машине. Сел на белое кожаное сиденье и бережно закрыл дверь. Такая машина требует особого отношения. Девица хмыкнула и вдавила педаль в пол, тронулась с места. Я покачал головой, вот дурная, движок гробит. Оглядел салон. Класс, богато, светлое дерево, позолоченный спидометр, музыка крутая. Девица управляла лихо, одной рукой, выкручивая руль на резких поворотах. Оно и понятно, усилитель руля, автомат.

— Куда тебя? — спросила она, скосив на меня свои синие глаза и снова возвращаясь взглядом на дорогу. Респект, почти зауважал, не отвлекается.

— Останови за ближайшим поворотом, дойду, — не пошел на контакт.

— А к дому подвезти нельзя?

— Не нужно, — ответил и чувствую, обидел. Губы надулись, взгляд замер, резко по тормозам.

— У тебя какой-то пунктик насчет меня? — обернулась ко мне, не включив аварийку, не съехав на обочину. Встала посреди эстакады и по хрен ей на проезжающие мимо машины и сигналящие.

— В сторону отъедешь? — спросил, поймал тяжелый вздох. Тронулась с места, съехала с эстакады в карман, все молча, молодец. Снова повернулась ко мне, полыхнув синим взглядом.

— Так что? Скажешь?

— Что сказать?

— Хотя бы имя свое, мое тебя не интересует?

— Нет, — сижу, мило улыбаюсь. — Нисколько.

Та будто задохнулась, набрала воздуха и с шумом выпустила. Выпрямилась, положила руки на руль.

— Пошел вон, — произнесла тихо. Я пожал плечами и вылез из машины. Мотор взревел и «майбах» стартанул, за секунду скрывшись за поворотом. Ну вот и познакомились, славно. Поправил на плече сумку, оглядываясь, пытаясь понять, где нахожусь. Все-таки Сочи я пока знал плохо и направился вдоль эстакады, куда-нибудь да выйду. Посмотрел на часы, времени в обрез. До тренировки всего полтора часа, а еще домой надо заскочить. Взял покрепче сумку и устроил себе пробежку, мягко отталкиваясь ногами под палящим солнцем.

Домой успел только забежать и отдать матери сумку с покупками, как за мной уже заехал мой друг, Денис. Когда я перебрался в Сочи, первым делом позвонил ему. Он нашел нам с матерью жилье, да и вообще скрасил первые дни пребывания. Тоска по дому и все такое. Мы с ним когда-то учились в одном классе и были крутыми друзьями. Он даже пытался заниматься боксом, но травмировал плечо, и больше его родители не пустили в спортивную школу. Когда нам было лет по пятнадцать, они переехали в Сочи, а я остался в Мурманске. Все эти годы мы с другом не теряли связи и, приехав сюда, первым делом написал ему. Денис нас встретил, разместил и навязался показать мне город, но пока с этим было глухо, у меня просто не было времени.

— Сегодня во сколько заканчиваешь? — спросил после приветствия Денис, когда я сел в его черную «тойоту».

— Пока не знаю, ты не жди, сам доберусь, — ответил я, наслаждаясь вниманием друга.

— Как универ? Как встретили?

— Да нормально, я там был десять минут, — отмахнулся я.

— Вечером что собираешься делать? — не отставал друг.

— Ты же знаешь, у меня режим, в десять отбой.

— Когда это ты, Ник, стал таким режимным? — засмеялся Денис. — До десяти я верну тебя домой, так и быть.

— Что за необходимость? — нахмурился я, что-то я нарасхват сегодня.

— С девушкой своей хочу познакомить, мнение твое услышать, — хитро прищурился друг.

— Если с девушкой, валяй, знакомь, — согласился я. — В восемь должен быть свободен.

Денис кивнул, выруливая на стоянку рядом со школой бокса. Я вылез из машины, пообещав другу вечером быть дома и ждать его. Затем, когда Денис уехал, направился внутрь, миновав стеклянные двери и направляясь в раздевалку. Охрана на посту уже не спрашивала пропуск, зная, кто я такой, просто кинув приветствие, я прошел мимо, дальше по коридору. Распахнув дверь, вдохнул радостно знакомый запах пота и мокрой одежды.

— А вот и наш будущий чемпион, — послышался голос еще одного друга, который, улыбаясь, приветствовал меня.

— Ринат, привет, брат, — улыбался я в ответ, радуясь встрече. Девица с золотистыми волосами мгновенно была мною забыта. Я был дома, в своей атмосфере, в своем мире.

Глава 5. Василина

Парень стоял на остановке, даже не посмотрел в мою сторону, когда я резко затормозила. Остановила машину, нисколько не подумав, где и как. Видела только его, высокую фигуру, на которую оглядывались все, кто проходил мимо. Он заметно выделялся из толпы своей спортивной осанкой и могучим телом. От него шла такая мощная энергия, что это было заметно не только мне. Значит, со мной все в порядке, не одна я так на него реагирую.

— Залезай, подвезу, — распахнула пассажирскую дверь и замерла в ожидании: сядет или не сядет?

— Езжай, — спокойно так сказал, не глядя, будто отмахнулся от назойливой мухи. Да что с ним не так?! Быстро посмотрела на себя в зеркало, да не изменилась я с утра! Красивая, сексуальная девчонка. Почему он не хочет знакомиться со мной?

— Садись, — сказала уже тверже. Сзади раздались гудки автобуса. Только сейчас поняла, что встала посреди остановки. Ну, и пусть, плевать, посмотрим, чья возьмет. Хитро улыбнулась ему и принялась ждать. Народ на остановке стал возмущаться, водитель автобуса давил на сигнал, не переставая, а этот стоял и даже не смотрел в мою сторону. Ну-ну, осел упертый. Не выдержал, сел, посмотрел сердито, а у меня от радости улыбка до ушей и не сходит никак с лица. Пытаюсь убрать ее, а она снова расползается.

Едем, молчим. Даже знакомиться не обирается, а у меня руки трясутся. Чувствую его каждой клеткой, как рядом сидит, посматривает на меня. От каждого взгляда, словно кусочек кожи загорается, пылает все, огнем горит. Дыхание слышу, запах его — все мои мысли напрочь сносит. Что я пену для бритья до этого не нюхала, или она у него особая какая? Может, феромонами напичкана. Заговорить с ним пытаюсь, огрызается, будто бесит его все. Будто неприятна я ему своим вниманием, раздражаю.

Не выдержала, психанула, встала посреди эстакады, когтями в лицо вцепиться хотела. Дальше не помню ничего, очнулась, чувствуя, как кровь кипит, в глазах темнеет. Руки с руля чуть не убрала, пришлось съехать с трассы. Голову на руль положила и разрыдалась. Как малолетка какая. Обида горьким комом в горле застряла. Даже имя свое не назвал и мое не спросил, плевать ему. Ненормальный какой-то, дикий.

Достала косметичку, салфеткой тушь стерла, глаза красные, заплаканные. Вышла из машины, умылась минералкой из бутылки. Стало легче. И что я так привязалась к нему, ну, не хочет знакомиться, не надо. Придурок. Мускулы одни вместо мозгов. Еще за парнем я не бегала. Это они за мной с первого класса школы табунами ходили, а этот, видимо, ненормальный какой-то.

Почти убедила себя, что не нужен мне такой, села в машину уже спокойно, музыку свою любимую включила. Плавно выехала на дорогу. Куда ехать? Домой не хочу, там мать сейчас начнет доставать со своими расспросами. Где Артур, почему не со мной, почему с ним не поехала? И что им всем так этот Артур нужен? Представляю, что за жизнь у нас с ним семейная будет. Он же трахает все, что шевелиться. А я? Я буду дома сидеть, детей из гимназии встречать, мужа только на курортах буду видеть, рубашки с чужой помадой выкидывать. Сколько их уже было этих Наташ, Марин и Свет? Со счета сбилась. И сколько будет?

Все-таки к дому приехала, ворота открылись, плавно загнала машину во двор. Сижу, смотрю на окна дома. Особняк, мать ее. Охраной напичканный, слугами упакованный, как у царей каких. Ненавижу! Вышла из машины, сумку свою подхватила, на крыльцо мраморное с белыми колоннами поднялась. Тяжелая дубовая дверь открылась. Витек, охранник, стоит, улыбается, служит. Так и хочется сказать: «Танцуй!». И ведь закрутится, лапки у груди сложит и поскуливать начнет.

— Добрый день, Василина Дмитриевна, — услужливо в глазки смотрит, улыбается. Знаю, что мать мою трахает втихаря, а кто ее не имеет в этом городе? Отец на все глаза закрывает. Главное, чтобы в газетах не светилась, сплетнями не занавесилась.

— Дочь, — вышла мать, встречает. Невысокая, стройная, грудь силиконом налитая, губы ботоксом прокачанные. «Красиво сделанная», так я ее называю. — Ты что-то рано? Артур звонил, сказал, в ресторан едете, вы разминулись?

— Нет, мама, — кидаю сумку в прихожей и поднимаюсь по широкой лестнице в свою комнату, пытаясь закрыть дверь перед ее носом.

— А что случилось? — глядит встревоженно, ресницами машет, ветер поднимает. — Вы поссорились с ним?

— Какое тебе дело, мама. Поссорились, поругались, разбежались. Проблема в чем-то? — огрызаюсь, но не могу сдержать себя.

— Что значит, какое мне дело? — восклицает мать, руки заламывает, сейчас слезу пустит. А, нет, прокатило. Макияж, видимо, свежий. — Ты наша единственная дочь, конечно, я за тебя переживаю.

Все ясно, сразу с козырей зашла. Торопится, что ли, куда?

— Не переживай, морщины будут, — валюсь на кровать, в потолок смотрю. Мать рядом садиться, по голове гладит. Волосы перебирает. Противно, терпеть не могу, когда она так делает. Неужели запомнить нельзя? Знает, что не перевариваю.

— Расскажи мне, доченька, что тебя волнует, — ласково говорит, а сама на часики свои золотые смотрит. Опаздывает.

— Не трогай меня, — уклоняюсь, на другую сторону кровати отодвигаюсь. — Оставь меня.

— Хорошо. Чай выпей, успокоишься, — легко вскакивает с кровати, забыла уже все. Заботу свою растеряла, маску сбросила.

— Ты куда-то торопишься? — спрашиваю, усмехаясь. Смотрю, как платье на себе поправляет. Красное, в облипочку.

— Да. Мы с мамой Артура решили по магазинам пройтись, — врет и не краснеет. К зеркалу подходит, длинные локоны свои красиво укладывает, помаду красную на губах рассматривает.

— А мама Артура в курсе вашего похода? — издеваюсь, знаю, куда идет. К молодому тренеру своему.

— Конечно, знает, — оборачивается, смотрит невинно и удивленно.

— А если позвоню и спрошу? — куда меня несет? Ведь решила не лезть во все это. Отец терпит, и я должна.

— Не советую, — хмурится, пальцы тонкие длинные с бриллиантами подрагивают. — Мы заняты будем, вряд ли она трубку возьмет.

— Ну, нет так нет, — соглашаюсь, лишь бы ушла быстрее. — Когда вернешься?

— Что за допрос такой? — гневается, знает, что неправа. — До приезда папы буду дома, — сердито впечатывает каблуки серебристых босоножек в ковер и выходит, хлопнув дверью.

— Это вряд ли, — отвечаю, хотя говорить уже не с кем.

Включаю айфон, который отключила, пока рыдала в машине. Так и есть. Двадцать пропущенных от Вики и один от Артура. Ну, с подругой понятно, та просто будет тупо жать на вызов, пока палец не устанет. А этому мажору что нужно? Перезванивать не буду, не хочу его слышать. Может, получится, и расстанемся?

Глава 6. Никита

Напился я сегодня морской соленой воды на всю жизнь. Новый тренер — новый подход, новые упражнения. Мой тренер, который остался в Мурманске, передал меня своему бывшему ученику, известной личности. Ринат вон смотрит на него, аж не дышит. Да и я, честно говоря, восхищаюсь, что скрывать. Заслуги перед отечеством висят на стене в его кабинете, вся увешана медалями, грамотами и уставлена кубками. Николай Попов, заслеженный тренер, победитель чемпионата России. Давно мечтал попасть к нему в команду, но, когда вопрос встал о моем переезде из Мурманска, Попов сам предложил готовить меня к мировому чемпионату. Конечно, я не мог отказаться!

Первая тренировка, после двухнедельного перерыва, далась нелегко. В команде нас было всего трое, это одно из условий моего менеджера. Тот не хотел, чтобы будущий чемпион сильно светился в толпе. Поэтому я, Ринат и еще один, малознакомый мне парень, после крепкого рукопожатия направились в зал. Оттуда мы вскоре выбежали вместе с тренером, спускаясь по тропинке к морю в одних тренировочных трусах. Попов прямым ходом загнал нас по шею в море и заставил почти полтора часа бегать там, глотая воду.

Не сказать, что это было лучше пробежки по горячему асфальту, но вначале даже понравилось, будто купаешься и в то же время тренируешься. Но потом чувствую, что нагрузка в разы больше. Ноги после часа еле двигаются, воду все медленнее разрезают. Бью кулаками по воде, под водой. Одна радость, костяшки не трескаются. Сердце колотится, того гляди из груди вырвется. Отдых полчаса и на кулаки в отжим. Прямо там, на берегу. На мелкой гальке. Руки проваливаются по локоть в мелкий гладкий камень, равновесие теряю, но на бок не заваливаюсь, ловлю тело. Выпрямляю. Ринат вон завалился и лежит, дыхалку впустую гоняет. Попов ругается, а мне нравится. Интересные методы у этого тренера. Да и правильно, жить рядом с таким теплым морем и не пользоваться этим.

На пляже территория школы огорожена и все равно за сетчатым забором зрители собираются, пальцем показывают, приветствия кричат. Хоть и немногие знают, кто мы такие. Бокс не так часто мелькает в обычных телепрограммах. Но видят наши тренированные тела в одних боксерских труселях и понимают, что не просто так мы на кулаках тут качаемся. Девчонки так вообще кричат, смеются, зазывают. Привык, не реагирую. Ринат зато во все тридцать два скалится, позирует. Попов матерно ругается. В общем, весело время пролетело.

В зал вернулись, солнце уже спустилось, на юге быстро темнеет. Соленые и потные на ринг поднялись. Руками канаты трогаю, будто женщину глажу, соскучился. Долго не простояли, на маты спустились, кувыркаться начали. Затем лавки перепрыгивали, на тумбу запрыгивали — короче, когда вышел из школы, сумку на плече еле держал. Волосы еще влажные после душа, руки, ноги ноют, живот, казалось, онемел. Рядом Ринат идет, стонет.

— Изверг этот Попов, чую, смерть моя близка, — причитает, как бабка, Ринат, пока в машину его садимся. Усмехаюсь, соглашаюсь. — Тебя куда? Домой?

Головой киваю, едем по вечернему городу, красиво. Фонари кругом, запах одуряющий — цветы и хвоя.

— Твой «конь» когда прибудет? — спрашивая Ринат, намекая на мой мотоцикл.

— На днях должен прибыть, а что? Возить меня не хочешь?

— Ага, бензин на тебя расходую, вон дылда, какая выросла, — ржет друг.

Ринат чуть дальше от меня живет, мимо моего дома все равно проезжает. Выхожу практически у подъезда, прощаемся.

На окна глаза поднимаю, свет не горит. Сердце делает скачок в груди, больно стукается о ребра. Через ступеньки перепрыгиваю, забегая на седьмой этаж, лифт ждать не могу. Дверь открываю, и сразу в комнату матери. Осторожно заглядываю, вроде спит, бледная, худая. Лекарства на тумбочке лежат, стакан с водой. Подхожу, на постель рядом сажусь, лоб трогаю. Глаза открывает, мутные, запавшие.

— Никита, вернулся? — садится на кровати. На подушку опирается. — Я там борщ сварила, ешь.

— Не хочу мама, меня Дениска в ресторан позвал. С девушкой своей познакомить хочет. Завтра борщ твой буду есть, — улыбаюсь, а сам на губы смотрю ее, почти белые. Черт, время! Мало времени!

— И тебе бы с девушкой какой познакомится, — улыбается мать. — Порадовал бы меня.

— Будет тебе девушка, вот поправишься, и сразу познакомлю, — обещаю, не моргнув взглядом. Все, что хочешь, могу наобещать.

Встаю с кровати, подушку ей поправляю. Вижу, плохо ей опять, ногой под кроватью задеваю тазик, чистый. Таблетки упаковками ест, в ее желудке они не держатся.

— Сама ела? — спрашиваю, знаю, что не соврет.

— Тебя ждала, — улыбается. Взгляд мой замечает.

— Сейчас принесу тарелку, чтобы все съела, — угрожаю, из комнаты выхожу, на кухню иду. Кулаком по стене мажу, не сильно. Злость огнем ревет — душу рвет. Борщ теплый еще. Тарелку наполовину наливаю, знаю, не съест больше. Пару ложек осилит и все. Хлеб нарезаю, на поднос все ставлю. Возвращаюсь в комнату, заставляю есть. Вижу давится, но молчит, к хлебу не притронулась.

— Хлеб бери, — смотрю хмуро, подчиняется. — Лекарства принимала сегодня?

— Конечно, — кивает. — Все как положено. Не помогают эти таблетки.

Знаю, что не помогают, сам вижу. Врач сказал, чем быстрее на операцию, тем лучше. Денег мало, еще нужно. Германия подождет, а мать нет. Скриплю зубами, кулаки сжимаю. Мама видит, но молчит. Ложку со стуком в тарелку опускает. Сил держать нет.

— Забери.

Беру тарелку, половины от налитого не съела. Ругаться хочу, но сдерживаюсь.

— Соседка была? Гулять выходили?

— Дела у нее сегодня. Насчет пенсии она ходила, надбавки какие-то оформлять, — оправдывается мать.

— Она неделю уже с тобой выйти не может, — чертыхаюсь. — Поговорю с ней.

— Не нужно, у человека своих дел хватает. Завтра сама выйду, сил наберусь и выйду.

Смотрю на нее, ком в горле глотаю. Выйдет она, как же.

— Одна не выходи. Завтра пораньше встану, и с тобой схожу. Упадешь еще, хуже будет. Потерпи, немного осталось.

— Я потерплю, — обещает, а сама глаза отводит. На хрен такие обещания! — Ты иди куда хотел, не переживай за меня, все нормально.

Снова встаю, пульт матери протягиваю. Сериалы пусть смотрит, пока меня не будет.

— На телефоне буду.

Кивает, телевизор включает.

— Иди.

Выхожу, направляюсь в свою комнату. Посреди комнаты застываю, снова про мать думаю. Почти полгода назад все началось. Плохо ей стало, посреди урока в школе. Она у меня работала учительницей русского языка и литературы. Хорошо, урок в старших классах был, быстро сообразили. «Скорую» вызвали, откачали, две недели в реанимации провела. Диагноз — заболевание сердца, операция нужна. Документы по всем кардиоцентрам разослал, ответ — не перенесет операцию. Тренер мой со знакомыми связался, насчет Берлина договорился. Счет прислали, обещали взять, прооперировать. Только счет тот не с двумя нулями и не с тремя. Да и не в рублях, в евро.

Квартиру нашу в Мурманске продать — не хватит. Сам денег решил собрать. По фондам письма разослал. Везде отказ. Пока суть, да дело, выписали мать и сказали на море везти, иначе не доживет она до операции, пока я деньги соберу. Так и оказались мы здесь. В школе собрали лишь десятую часть, а евро растет, счет как на дрожжах пухнет. Одна надежда на чемпионат. В том году в призеры попал, кучу денег, казалось, домой привез. Часть в Испании потратил, где чемпионат проходил. Часть уже дома, в Мурманске — мотоцикл купил, ремонт в квартире сделал. И на тебе, болезнь эта. Знал бы, ни копейки не тратил. Все бы продал, если бы мог. Да и то не хватит.

Глава 7. Василина

Слышу, как машина матери отъехала. Встала, в кухню спустилась. Нина, домработница, оладьи печет, тарелку мне подсовывает. Рядом на выбор ставит варенье, сметану и сгущенку в хрустальных розетках.

— Что хмурая такая? — смотрит на меня. Я уже и забыла, сколько она у нас работает. Дочь у нее тоже здесь в горничных, замуж за охранника собралась. Отец шутит, что одной большой семьей живем, в доме все свои. Так и есть, штат прислуги практически не меняется уже много лет. Мать у меня хоть и стервозная, но персонал ценит, премии хорошие дает, да и относится без особых претензий. Отец так вообще с прислугой как с родными. Я в него пошла. Нину как члена семьи воспринимаю, а с дочерью ее с детства в куклы играли.

— Нормально все, — огрызаюсь и сама виноватой себя чувствую. Нина вздыхает и снова к сковородке своей поворачивается. — Ключи мои где?

— Какие ключи? — Нина вид делает, что не поняла. — Не знаю я ни про какие такие ключи.

— От мотоцикла ключи где? — засовываю горячую оладушку, щедро смазанную сметаной, в рот. — Вкусно!

— Василина Дмитриевна, — начинает Нина, и я закатываю глаза, ожидая выговора. — Ты прекрасно знаешь, что Дмитрий Сергеевич запретил тебе ключи давать.

— Ну, ты знаешь, где они? — улыбаюсь, подлизываясь.

— Даже если бы знала, не дала, — отмахивается Нина и снова поворачивается к плите. — Убийственный твой мотоцикл, на металлолом его надо сдать, чтобы соблазна не было. А Дмитрий Сергеевич еще отремонтировал его, зачем только? — ворчит Нина, пока я жую оладьи.

После того как в том году я попала в аварию, проехавшись своей левой рукой по асфальту, ключи у меня отобрали, и мой байк стоит в гараже, под черным чехлом. Руку я тогда в двух местах переломала, кожу до мяса содрала, хорошо, правда, залатали. Татуировку пришлось сделать, чтобы шрамы скрыть.

С тех пор отец запрещал мне на мотоцикл садиться, когда его привезли после ремонта. И все в доме, как сговорились, не давали мне ключи. Сама я обыскала весь отцовский кабинет, но так и не нашла. На все мои слезы и уговоры ответом мне был строгий взгляд отца. Нет, и все тут. Не умеешь водить, не садись. А я умею, еще как умею! Это водитель «бэхи» виноват, что меня подрезал!

— Отец сегодня не говорил, когда вернется? — прерываю монолог Нины.

— Сказал к ужину не ждать. Значит, опять к полуночи будет. Ох, не бережет себя Дмитрий Сергеевич, не бережет, — начала домработница уже на другую тему.

— Зато жена его себя сильно любит, — тихо проворчала я, но Нина услышала. Повернулась ко мне, открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала, снова повернулась к своим оладьям.

— Ты что на ужин будешь? — спросила она, не оборачиваясь.

— Нет матери, и не будет, — предупредив ее вопрос, ответила я. — Пойду, прогуляюсь.

— Иди, праздник все-таки, первое сентября, — кивнула Нина, и я выскользнула из-за стола, направляясь в комнату. Надо позвонить Вике, а то обидится еще. Хотя подруга не умела долго обижаться в силу своего жизнерадостного характера.

— Линка, ну, ты даешь, — первые слова Вика произнесла обиженно, я даже представила, как она дует губы и крутит свой длинный многострадальный белокурый локон. — Уехала, ничего не сказала. Я тут одна сижу с парнями, они плов заказали, чачу пьют, приезжай.

— Давно пьют? — спросила я, развалившись у себя в комнате на кровати и разглядывая высокую тую в окно. Не то чтобы туя была сильно интересная, но больше смотреть было не на что.

— Да час уже сидим, приезжай, — заныла Вика. — Забери меня.

— А твоя машина где?

— У универа осталась, я с Серегой приехала.

— Ты выпила, что ли?

— Я немного, — пыталась оправдаться подруга, и я села на кровати. Вике категорически нельзя пить, дурная становится. Без тормозов. Она знает об этом, поэтому старается не пить в компаниях.

— Немного — это сколько?

— Один коктейль, — сказала Вика, и послышался смех. — Ну, может, два.

— Кто там с вами?

— Сергей, Артур, Влад. Ждем Мальвину с Пашкой.

— Вы в чайхане? У Григорчика?

— Да, тут.

— Сейчас приеду за тобой, но заходить не буду. Выйдешь ко мне?

— Выйду, — пообещала подруга, и я вскочила с кровати. Натянула узкие льняные брючки голубого цвета, легкую белую рубашку, завязав ее на тонкой талии узлом, и белые кеды. Надо Вику забирать, иначе опять сорвется. Подруга два месяца провела в лечебнице, куда ее засунул отец. Об этом никто не знал. Вике совсем нельзя пить, не может остановиться.

Взяв ключи с тумбочки и крикнув Нине, что уехала, я выскочила из дома, направляясь к своей машине. Мотор радостно взревел, и охрана открыла ворота.

— Ехать за вами, Василина Дмитриевна? — услужливо спросил другой охранник, тот, который скоро женится на дочке Нины. Парень мне нравился — спокойный, без лишней услужливости, всегда вежливый и опрятный.

— Нет, я недолго, — ответила я, выруливая из ворот и направляясь в центр, где находилась чайхана.

На улицах уже стемнело, но машин, казалось, стало больше чем днем. Ехать недалеко, но я встряла в пробку на кольце к повороту в чайхану. Чертыхаясь, нетерпеливо барабанила ногтями по рулю, сделав музыку погромче. К ресторану подъехала через час и начала названивать подруге, та не брала трубку, пришлось идти внутрь. У ресторана все было забито машинами, но мне услужливо освободили место, узнав мою машину, убрав столбики ограждения для места VIP-клиентов. Я пообещала, что недолго и почти взлетела по высоким ступеням, направляясь в гудящий от музыки зал.

Дым от кальянов висел в воздухе, моргали разноцветные лампочки, на столах горели свечи в низких бокалах. Я не сразу нашла своих друзей, Вики среди них не было. Артур сидел на низком диванчике, обнимая длинноногую блондинку. Скосил на меня взгляд и затянулся кальяном, выпуская дым в мою сторону.

— Где Вика? — спросила я собравшихся за столом. Мне ответил лишь Серега, Влад уже спал, привалившись к спинке диванчика и открыв рот.

— Ушла в VIP-зал, — ответил парень, наливая всем чачу в рюмки. — А зачем она тебе?

— С кем ушла? — встревожилась я. Вика, если даже немного выпила, совсем не соображала, что делает.

— Не знаю, — пожал Серега плечами. Поднял руку и щелкнул двумя пальцами. — Вспомнил, два парня подошли, и она с ними пошла, а еще Мальвина с ними и Пашка.

— Тогда хорошо, — немного успокоилась я. Если Мальвина с братом тут, значит, за Викой она присмотрит.

— А ты мне ничего не хочешь сказать? — пьяно проорал Артур, пытаясь встать, но блондинка снова потянула его на диван.

Я поморщилась и отошла от их столика, пробираясь сквозь толпу к дверям VIP-зала.

Глава 8. Никита

Денис заехал за мной вовремя, я только вышел из подъезда, успев принять душ и переодеться. Натянул темные джинсы и черную рубашку с закатанным рукавом. На руку надел хорошие часы, на ноги, начищенные до блеска итальянские ботинки. Хорошо, что шмотками успел запастись, хотя лучше бы не тратил деньги тогда направо и налево, больше бы осталось. Кто же знал, что понадобятся. Одни дорогие часы продал одному из пацанов, машину свою продал — отложил в копилку. Мотоцикл только оставил и то пока. Продам, когда нужно будет.

В машине, кроме Дениса, находилось еще двое: парень и девушка. Сел. Познакомился. Марина, подруга Дениса мне понравилась несмотря на ее ярко-синие, точнее, голубые волосы до плеч. Ничего так девчонка. Веселая, красивая, вроде неглупая и Дениску, видно, любит, вон как жмется. Брат ее, Павел, тоже вроде ничего, спортсмен, карате занимается. Разговорились о тренировках. Сам не заметил, как в ресторан какой-то зашли.

В зале дышать нечем. Не видно и не слышно ни черта. Музыка орет, светомузыка глаза слепит. Денис повел всех в другой зал, по пути остановились у столика, где сидели какие-то парни и девушки. Одна из девчонок встала и как-то сразу повисла на моей руке, пришлось с собой тащить. Вика, кажется. Накачанная уже, еле на каблуках своих стоит. Дотащил ее до VIP-зала, на диван опустил, так она на колени мне забралась и шею целует.

— Вика, оставь ты Ника в покое, — смеется Марина, которую все, кроме Дениски, называют Мальвиной. Я сам пару раз назвал под смех других, уж больно это имя ей шло, не хочешь, а назовешь. Вика что-то ворчит, шею мне слюнявит.

— Как ты вкусно пахнешь, — носом тыкается, к губам тянется. Отклоняюсь как могу. — Ты сп-а-арсмен, да? — слова проглатывает, буквы тянет. Ясно, девочка готова.

— Почти, — отвечаю, пытаясь отодвинуть ее. Прижимается горячим телом, ерзает на коленях. Ничего так девочка, но не в моем вкусе, да и пьяных не люблю. Пытаюсь спихнуть ее на диван, не получается, обвила меня ногами и руками, как паучиха.

— Вика, слезь с него, дай человеку поесть, — возмущается Дениска, но та его не слышит. Начинает рубашку расстегивать и лезет руками под нее, подбираясь к ремню на джинсах.

— Ну, все. Хватит, — убираю резко ее руки, излишне сильно сжимая. Девчонка охает, слезы из глаз наворачиваются.

— А, ну, не трогай ее! — слышу гневный окрик, и мы все оглядываемся. У столика стоит моя прежняя знакомая, которая оставила меня посреди трассы. Ключи от машины в руке вертит, глаза молниями сверкают. — Руки свои убери, говнюк, — повторяет она.

— Васька! — кричит Вика и, наконец, соскальзывает с моих колен, пытаясь шагнуть навстречу своей подруге. Ну вот и узнал ее имя, усмехаюсь, застегиваю пуговицы на рубашке. Девица окидывает меня презрительным взглядом и подхватывает свою подругу, которая буквально падает на нее, чуть не сваливая обеих на пол. Встаю, подхватываю Вику на руки, та пьяно хохочет и снова оставляет засос на моей шее.

— Я сказала, не лапай ее, — размахивается девчонка и стукает меня какой-то мелкой сумкой по голове. Что мне ее сумка? Моя голова не такие удары изведала. Стою, смеюсь с девицей на руках.

— Да подожди ты, — пытаюсь увернуться, подставляя Вику под удары. Подругу девчонка бить не стала, ищет лазейки в моей обороне. — Домой ее надо, давай отнесу в машину.

Та брови хмурит, но соглашается. Кивает остальным и разворачивается к выходу из зала. Идем мимо другого столика, там все куда-то делись, кроме одного, который спит.

— А этого надо забирать? — указываю Викиными ногами на спящего. Девчонка отмахивается и жестом подзывает к себе официанта, тот кивает и принимает из ее рук купюру. Значит, вот как здесь принято, иду, посмеиваясь, пытаясь увернуться от поцелуев Вики.

— Какой ты противный, Ник, — возмущенно орет Вика, чуть не оглушив меня. — Дай поцелую, жалко тебе, что ли? Куда по-оедем, к тебе или ко мне?

— Ко мне поедем, — сердито говорит девчонка, открывая дверь своей машины.

— Я без Ника не поеду, — кричит ее подруга. Пытаюсь усадить ее на заднее сиденье, вылезает следом за мной. Да что ж такое, как пиявка, ей-Богу!

— Да отпусти ты его! — уже нервничает девчонка, но Вика ее не слушает, хохочет и затягивает меня следом за собой в салон.

— Поехали, — говорю. — До дома провожу, а там сами.

Девчонка машет обреченно рукой и садится за руль. Уверенно выруливает со стоянки и вливается в поток машин. Вика положила голову мне на плечо и затихла. Сижу, любуюсь девчонкой, она поглядывает на меня в зеркало заднего вида. Сталкиваемся взглядами, краснеет, отводит.

— Василина, — говорит она, когда стоим на светофоре.

— Что? — не понимаю о чем речь.

— Мое имя — Василина. Друзья зовут меня Лина или Васька.

— Красивое имя, — отвечаю задумчиво и ловлю снова ее взгляд.

— А твое?

— Никита, друзья зовут Ник.

— Никита, — тихо говорит она, не сводя с меня взгляда. Сзади раздаются гудки, и Лина вздрагивает, спешно трогаясь с места.

Далее едем молча. Я устало откидываюсь на мягкое сиденье, неосознанно прижимая к себе уснувшую Вику. Мысли ускользают, накатывает сон. День был ужасно длинный и нагруженный, а тут еще это спящее рядом пьяное тело. Разговаривать не хочу, да и незачем. Мне не нужны такие знакомства.

— Тебе не стыдно пользоваться пьяным состоянием девушки? — вырывает из задумчивости сердитый голос. — Видишь, что ее развезло, зачем не остановил?

— Я ее встретил уже такой, — почему-то начинаю оправдываться, хотя ни в чем не виноват.

— Ну, конечно, всегда у вас женщина виновата!

— Как правило, да, — ухмыляюсь, встречаясь с сердитым взглядом. Видимо, меня снова оставят посреди дороги, но нет, эта Василина сдерживается. Молчание, подъезжаем к высоким чугунным воротам, которые распахиваются при нашем приближении. Ну, конечно, где еще может жить эта принцесса, как не в особняке с белыми колоннами?

— Подожди, я тебя отвезу. Хотя нет, с Викой остаться надо, — Василина выходит из машины, дверь ей услужливо открывает охранник. Я вылезаю с Викой на руках, ее тут же берет на руки другой охранник.

Стою, поправляю рубашку, пытаясь, наконец, застегнуть все пуговицы. Девчонка протягивает мне упаковку влажных салфеток, смотрю на нее, не понимая, а она берет одну салфетку из упаковки и приближается ко мне. Приподнимается на цыпочки и что-то стирает с моей щеки, медленно проводя по шее. От нее как-то странно пахнет, апельсином, или это от салфетки. Глаза большие, нижнюю губу закусила, дышит через раз. Понял, не дурак. Медленно отстраняюсь и убираю ее руки со своей шеи.

— Там помада, — шепчет тихо, не вырываясь, смотрит в глаза. Тоже смотрю на ее губы, и будто кроет меня, шкуру передергивает, сердце бухает, как после пробежки. Какого хрена?

— Блять… — произношу и вижу, как морщится, не нравится ей. Не нравится, так иди! Не держу. Резко отстраняюсь, отпускаю ее руки, почти отбрасываю их. — Не трогай меня.

Разворачиваюсь и иду к воротам, стараясь не оглядываться, не видеть ее растерянные и горящие гневом глаза.

— На такси дать? — обернулся на окрик, а она швыряет на дорожку купюру. Будто пронзает всего, рвет на части. Голову сносит так, что убить готов.

— В задницу себе засунь, — говорю тихо, но она слышит. Отворачиваюсь и выхожу за ворота, которые медленно закрываются за мной. Сжимаю кулаки, зубами скреплю. Обидно, мать твою! Очень.

Глава 9. Василина

Слезы из глаз брызнули, ручейками горячими по щекам текут. Грудь сжало, будто в тисках, дышать нечем. Стою, смотрю, как Никита уходит, и бежать за ним готова, но ноги, словно приросли к асфальту. Дура, какая дура! Ладно бы просто деньги протянула, так швырнула на землю. Ну зачем?! Смотрю, уходит, ворота закрываются.

— Василина Дмитриевна, догнать, вернуть? — спрашивает охранник, протягивает мне поднятую купюру.

— Не нужно, — носом шмыгаю, вытираю кулачком слезы.

— Кто такой? Обидел?

— Нет, я его обидела, — говорю сквозь слезы. — Отец дома?

— Нет, не приехал еще.

— А мать?

— Тоже.

— Хорошо, поставь машину в гараж, — тот кивает и ключи из рук берет.

Поднимаюсь на крыльцо, стараясь унять слезы. Обидела, знаю. Сильно. Но, когда Никита оттолкнул меня, так вдруг больно стало, и зло какое-то в душе поднялось. Значит, с Викой можно обниматься и на колени к себе сажать, а я что? Лицом не вышла? Вот и швырнула ему купюру на такси. Ох, что наделала! Когда в чайхане увидела, как с Викой сидит, будто кол в сердце воткнули. Не думала, что так среагирую.

Никита сидел такой веселый, Вику на руках держит, почти целуется с ней. Крепко к себе прижимает. Думала, закричу от злости, ногами затопаю. В глазах потемнело, даже рукой за спинку диванчика пришлось ухватиться. Ну подумаешь, парень, причем даже не мой парень, с другой обнимается. На Артура такой реакции не было, а тут ревность накатила так, что ноги подкосились.

Думала, ногтями расцарапаю, еле успокоилась. В кучу себя собрала, стою, смотрю на него — глаз отвести не могу. Красивый, слов нет. Рубашка черная на груди расстегнута, так что кубики пресса видно на бронзовом животе. Руки сильные. Вику держит, будто и не тяжело ему вовсе. А та хохочет, в шею его целует, бриллиантами своими сверкает. Захотелось на ее месте быть, чтобы руки его почувствовать, прижаться к нему, губами кожи коснуться. Как до дома доехала, не помню. И тут на тебе, слова обратно не возьмешь. Что делать теперь?

Медленно поднялась в свою комнату, где на диване уже спала Вика. Надо матери ее позвонить, волноваться будет. Если узнают, что дочь выпила — примчатся сюда, скандал поднимут. Лучше смс пошлю, напишу — спим уже, к зачету готовились. Не прокатило, мать Вики сразу перезванивает:

— Где она? — режет слова грубо и решительно.

— Спит уже, — отвечаю честно.

— Напилась?

— Нет, устала.

— А-а, устала, значит. Бриллианты на ней?

— Да.

— Хорошо, утром машину за ней пришлю. Завтра выходной, вам на учебу не надо. Заберу часов в десять.

— Лучше в одиннадцать, — с сомнением оглядывая подругу, даю ей еще отсрочку от встречи с родителями.

— Машина будет в одиннадцать, — говорит мать Вики и отключается.

Подхожу к дивану, смотрю на спящую подругу. Эх, Вика, Вика. Наклоняюсь, пытаясь распутать волосы, которые запутались в колье. Снимаю и откладываю на столик бриллианты. Затем снимаю одну туфлю, вторая где-то потерялась, пытаюсь стянуть платье. Вика ворчит, но поддается, дает натянуть на себя мою футболку и накрыть пледом. Надо проследить за ней эти дни, если снова начнет пить, ничем хорошим это не кончится.

Устало снимаю одежду, направляюсь в ванную, где включаю душ и долго стою, чувствуя, как слезы снова сами текут. Никита, повторяю его имя, верчу его на языке, пробую на вкус, мне нравится. Именно так, а не Ник, не Никитос или как то еще. Никита. Почему мне вдруг понравилось это имя? Чем имя Артур хуже? Или Павел, например? Да ничем не хуже. Может, и лучше, но это имя вызывает во мне какие-то странные чувства: теплоту, нежность и много еще других, мне непонятных.

Глава 10. Никита

На следующий день осознаю, что я олень. Подрываюсь с утра, еще до того, как зазвонил будильник, и направляюсь в ванную. Мать застает меня за бритьем и недоуменно смотрит, как вожу тупой бритвой по своему лицу.

— Ты куда в такую рань?

— В универ, — оглядываюсь на нее, чувствуя на языке пену для бритья.

— Так сегодня воскресенье, — удивленно говорит она, и я понимаю, что совсем потерялся с этим переездом. Значит, универ и тренировка отменяются. И что вскочил? Спал бы до обеда. Но делать нечего, раз встал, теперь не усну. Добриваю морду и иду на кухню.

— Значит, мы с тобой сейчас идем на море, — говорю матери, принимая от нее большую кружку с крепким черным чаем, и бухаю туда три ложки с горкой сахара. Люблю крепкий горячий чай или сироп, как называет его мать. Кофе в доме не держим, матери нельзя, а мне все равно, нет и нет.

— Идем, — улыбается мать, и я чувствую, как грудь стискивает, сердце куда-то проваливается.

— Ты это, собирайся, — отворачиваюсь, бутерброд в рот пичкаю, через ком в горле проталкиваю.

— Кашу чтобы доел, — говорит мать и встает, направляется в свою комнату. Слушаю ее и осознаю, как ем, только когда дно тарелки вижу. Рисовая каша с изюмом и медом вприкуску бутерброд с колбасой. Даже не заметил вкуса. Хватаю еще два яйца, и мою тарелки с кружкой. Мать уже готова, сидит на пуфике в прихожей. Быстро натягиваю плавки с шортами и майку.

Выходим на улицу, воздух запахами в нос бьет — цветами какими-то, эвкалиптом, можжевельником. Вдыхаю полной грудью, наслаждаюсь. Медленно проходим по подземному переходу под железной дорогой и, вот он, пляж. Когда встал вопрос о переезде, однозначно было одно условие — близость к морю. Ценник, конечно, зашкаливал, но неожиданно помог Попов. Кто-то у него из друзей уехал в Америку и неизвестно, когда вернется, так что нам хата досталась на халяву — плати коммуналку и цветы поливай. Уже заодно это я был Попову обязан по гроб жизни. Иначе все мои накопления ушли бы на съем жилья.

Мать идет на удивление бодро, будто и не было вчерашней слабости, но я-то знаю, что это временно. Надо будет, и на коляске буду возить, на руках донесу. Она все, что у меня есть. Отца я не знаю. Сколько ни спрашивал мать на эту тему, она отмахивалась, ну, и я отстал со временем. Сделал вывод для себя, что залетный сокол был в командировке, вот и случилось, а признаться матери стыдно. Искать отца одно время пытался, но мать строго сказала: «Нет». Так и оставил эти попытки.

— Вчера поздно пришел? Я не слышала, — отрывает мать меня от мыслей.

— Да не особо поздно, в час где-то.

— Как прошла вечеринка?

— Да какая там вечеринка, посидели в ресторане, хинкали поели, да по домам, — отмахнулся я, вспоминая вчерашнее. Почему-то первым вспомнил деньги на дорожке, которые мне швырнула эта мажориха. Не отпустило, значит, задела она меня за живое.

— Я после обеда ненадолго отлучусь, — говорю матери, усаживая ее на большой камень на пляже. Воздух пахнет соленой водой и почти взрывается в легких своей насыщенностью. С моря дует легкий бриз, волны с шумом рушатся на берег. Сейчас, в утреннем свете, море серое, будто тень. Это днем, когда выглянет солнце, оно станет голубым, а сейчас неопределенного цвета. Вдыхаю полной грудью, скидываю футболку и кроссовки.

— Куда ты днем? — спрашивает мать, поднимая футболку с серо-белой гальки. Бросил, не думая.

— Мотоцикл приехал, — улыбаюсь в ответ, а мать хмурится.

— Снова гонять будешь, — ворчит.

— Ага, — смеюсь я и с разбегу, отталкиваясь ногами, в два прыжка запрыгиваю в море. Проплыв пару метров, выныриваю, отфыркиваясь. Теплое как парное молоко.

— Не холодное? — кричит мать с берега.

— Отличное! — отвечаю и разрезаю руками воду, уплываю вперед, далеко от берега. Устаю, когда уже не вижу мать на берегу, да и сам берег вдалеке. Ложусь на спину, смотрю на облака, наслаждаясь тишиной и успокаивающим плавным качанием на волнах. Так бы и лежал вечность, но знаю, мать волноваться будет, что долго нет, а ей нельзя.

Мать уже стоит на берегу, вглядываясь в море, ждет. Выхожу, встряхиваюсь, как собака. Она полотенце мне подает. На шею его вешаю и стою, закрыв глаза, подставляя тело первым лучам солнца.

— Какое море здесь, совсем другое и дышится так легко, — говорит мать.

Я киваю, соглашаясь.

— Тебе нравится здесь? — спрашиваю, открывая глаза.

— А тебе? — смотрит с тревогой.

— Нравится, — улыбаюсь в ответ, и она успокаивается. Не хочу, чтобы чувствовала себя виноватой, будто из-за нее я все бросил и теперь маюсь здесь. — Не переживай, мне здесь будет хорошо.

— Ты уверен? Из-за меня ты покинул друзей, привычный круг, дом.

— Ко всему привыкаешь, — отвечаю философски. — Да и все основное я взял с собой: тебя, своего «коня» и пара друзей у меня здесь есть.

— Надеюсь.

— Пройдемся немного по набережной? — предлагаю ей, подхватывая покрывало, которое она разложила на камнях.

— Попробуем, — смеется весело, и я радуюсь, как ребенок, что получил игрушку на Новый год. Может, этот климат поможет, и дотянем до операции? Надежда тонким светом загорается внутри и гаснет через полчаса неспешной прогулки. Мать останавливается, губы синие, дышит с трудом.

— Домой? — вглядываюсь в нее тревожно. Кивает и опирается на руку. Обратно почти ползем, останавливаясь каждые десять метров. Дома сразу ложится, принимая лекарство, одышка постепенно проходит, бледность и синева с губ почти исчезает.

Я сижу с ней рядом на кровати, матч смотрю, тактику примечаю, удары фиксирую, даже рука правая иногда дергается. Мать тихо смеется, когда замечает.

— Иди уже за своим «конем», мне лучше.

— Точно? — отрываю взгляд от матча.

— Точно, — кивает. — Иди, только не гоняй, волноваться буду. Обещаешь?

— Обещаю, — говорю твердо и встаю. Пора ехать в порт, получать свой груз. Наконец-то я при транспорте буду, а то, сколько можно на чужих тачках ездить. Даже руки зачесались, как захотелось ручку газа сжать.

— Иди, — торопит мать. — Вижу, не терпится тебе.

Вскакиваю, в щеку ее целую и иду в свою комнату. Затем в душ, смыть соль после моря, и в порт. После душа натягиваю темные джинсы, серую водолазку и достаю из шкафа свою куртку. Мягкая кожа приятно скрипит в руках, пальцы нащупывают защитные вставки на животе, руках и спине. Куртка крутая, купил тогда еще, после чемпионата. Отвалил кучу евро, но если бы не болезнь матери, то это была почти еще одна сбывшаяся мечта после машины и мотоцикла. Была у меня еще «черепаха» (1), но я ее не особо любил, что я ребенок, что ли.

Днем будет жара, придется снять куртку, иначе сварюсь. Может, успею до этого времени вернуться. Открыл коробку и, любуясь, достал шлем. Казалось, что целую вечность не пользовался экипировкой. Это будет последнее, что я продам перед операцией, желающие на такое быстро найдутся, вместе с мотоциклом уйдет.

На ноги надел ботинки на шнуровке, в руки взял перчатки, еще одна покупка, о которой я нисколько не жалею, но в силу ситуации лучше б не покупал. Отбросил грустные мысли и, попрощавшись с матерью, вышел из дома.

(1) — Так как одной куртки для полноценной защиты маловато, большинство мотоциклистов носит под куртками черепахи или просто спинки.

Глава 11. Василина

Всю ночь Вику полоскало так, что к утру я уснула вместе с тазом в обнимку. Благо он был чистый, после очередного мытья. Проснулась оттого, что меня теребят за плечо. Таз в руках, сама сижу на полу у дивана, голова на ногах подруги. Все тело затекло, ноги еле выпрямила. Глаза открываю, смотрю на Вику.

— Вась, ты что на полу сидишь? — удивленно шепчет подруга, толкая меня в плечо. Со стоном поднимаюсь, чувствуя, как болит каждая мышца в моем теле. Швыряю таз на пол и падаю на кровать, не обращая внимания на голос Вики. Тут же отрубаюсь и просыпаюсь через пару часов от запаха свежезаваренного кофе. Убираю с лица спутанные волосы и недовольно сажусь в кучу подушек, опираясь на спинку кровати. Вика сидит на диване в позе лотоса, а рядом с ней горничная в синем темном платье и кокетливом белом фартучке.

— Кофе дайте, — бормочу, прерывая их веселую болтовню. Люба, дочка Нины, вспоминает свои обязанности и встает, подает мне поднос, на котором кофейник, чашки, тарелка, лежат круассаны и тост. Рядом стоят розетки с джемом и маслом.