Бесплатный фрагмент - [НЕ] Ангел

Экзамен жизни сдал я на «отлично»

Экзамен жизни сдал я на «отлично»:

всего добился, многого достиг,

но к многолюдным улицам столичным

за столько лет всё так и не привык.

В людском потоке наравне со всеми

куда-то торопясь, бегу опять,

и не спасают даже воскресенья:

здесь просто невозможно не бежать.

А далеко на севере России

встаёт к станку под заводской гудок

такой родной, уютный и красивый,

спокойный мой рабочий городок.

Там некуда бежать — всё очень близко,

народ суровей с виду, но добрей,

и выцветшее небо низко-низко

лежит на кронах старых тополей.

Я не слабак, но вам открою карты:

бывает трудно, как тут ни крепись,

и я во сне беру билет плацкартный,

чтоб ехать к маме с папой в Новодвинск.

Под разговоры долгие в плацкарте

я будто снова еду в Новодвинск…

Уехал в мегаполис за успехом —

там больше шансов, что уж говорить,

но снится мне ночами: я приехал —

в Двинские волны руки опустить.

И солнце мне лучи кладёт на плечи —

не обжигая, а благословя,

чтоб мне потом везде шагалось легче,

мне дарит силы родина моя.

И вот однажды, кажется, в субботу —

не нужен повод, просто выходной —

мой Новодвинск, я первым самолётом

лечу к тебе… Мне хочется — домой…

И я не раз к тебе ещё приеду,

ты не стесняйся сниться мне — зови;

мы будем вместе праздновать победы,

и признаваться в дружбе и любви.

Я не слабак, но вам открою карты:

бывает трудно, как тут ни крепись,

и я во сне беру билет плацкартный,

чтоб ехать к маме с папой в Новодвинск.

Под разговоры долгие в плацкарте

я будто снова еду в Новодвинск…

Все поднимают за тебя бокал

Все поднимают за тебя бокал

и дружно поздравляют с днём рожденья,

желая, чтоб всё то, что ты искал —

сбылось!

[А не болело наважденьем

несбыточным, а времени чуть-чуть

осталось: продуктивных лет так двадцать,

и, наконец-то, хочется вздохнуть,

и, наконец-то, жизнью — наслаждаться.

Все эти годы лез куда-то вверх —

карабкаясь к успеху, рвал и жилы,

и сердце, и надежды, но успех —

за горизонтом так же, и — не жил, и —

по факту — не познал, что значит — жизнь

с любимой очень женщиной — той самой!]

Лишь по спине похлопает — «Держись!» —

всё понимая, друг надёжный самый…

И близкие — ни денег, ни побед

давно уж не желают, понимая:

всё есть давно, вот только счастья — нет,

и лишь любви большой-большой желают.

И грустный праздник стал ещё грустней,

когда себя обманывать не надо:

все эти годы — думаешь о ней

в своей вип-зоне филиала ада.

Ангелом, всегда я был твоим ангелом

Ангелом, всегда я был твоим ангелом —

день и ночь служил тебе, словно пёс,

а когда ты вдруг срывалась и падала,

каждый раз, когда с вершин своих падала —

я ловил и на руках тебя нёс.

На руках тебя, любимую, нёс…

Ангелом, я был твоим личным ангелом,

но не спас тебя однажды, прости:

я любил, но чем страшнее ты падала,

чем сильней и чем больнее ты падала,

тем тебя я мог подольше нести.

На руках тебя по жизни нести…

Ангелом твоим считался — хранителем,

чтоб всегда стоять за правым плечом,

но хотел в твоих глазах победителем

быть всегда, лишь только сам победителем,

но не стал… А стал твоим палачом…

Ангел твой тебе же стал — палачом.

Ангелом, я был твоим личным ангелом,

но не спас тебя однажды, прости:

я любил, но чем страшнее ты падала,

чем сильней и чем больнее ты падала,

тем тебя я мог подольше нести.

На руках тебя по жизни нести…

Не выходи из комнаты

Не выходи из комнаты —

китайский вирус

страшный, почти инкогнито

разит на вынос.

Сколько ни учит прошлое —

никто не верит.

Нас ничего хорошего

не ждёт за дверью.

Если чихнёшь на улице,

повяжут сразу,

не выходи, будь умницей —

игнорь заразу.

Не выходи, пожалуйста —

там вирус страшный.

Злись, негодуй и жалуйся —

ему не важно.

Шторы — смотри — задёрнуты,

ложись поближе.

Только, прошу, из комнаты

не выходи же.

Стирал из памяти номера

Стирал из памяти номера —

счищал из самых последних сил,

от пустоты этой — умирал,

и по ночам то скулил, то выл…

Жена привычно толкнула в бок:

«Опять кошмар? Ничего, я здесь…»

Ты б никогда ей сказать не смог —

она тот самый кошмар и есть.

Женился — будто такой пустяк:

так долго вместе — пора и в ЗАГС.

Другая женщина просто так

с двумя брильянтами синих глаз

пленила сердце, покой украв —

равна и норовом, и умом,

и может был ты не так уж прав,

когда не с ней начал строить дом.

Тогда семью сохранить решил,

мол, увлеченье — перешагну…

И забывал из последних сил

все двадцать лет — лишь её одну.

Стирал из памяти номера,

прикосновения — как тату

сдирал, выбеливал… Умирал,

взывал о помощи в пустоту…

А она была крепка, как весенний наст

А она была

крепка, как весенний наст —

по нему медведь

— и тот мог ходить пешком,

та, которая

не-бросит-и-не-предаст,

и коня из дома

выведет босиком.

Да гори б он

синим пламенем — этот дом,

только жалко очень

котика и коня,

она всех спасёт, конечно,

но дело в том,

что не видно в этом доме

в дыму — меня.

А и я сегодня

шёл по ней, как всегда,

думал — по колено

максимум глубины,

а шагнул — по пояс,

и не достать до дна,

и виню — её

(не вижу своей вины).

Так, не зная броду,

ломимся напролом —

по сугробам, лужам, омутам

(«Не нырять!»),

а потом скулим обиженные —

облом,

всё не так пошло —

обидно же, сукаблять…

Ты когда-то всё (и — не-воз-мож-ное) ей простишь

Ты когда-то всё (и — не-воз-мож-ное) ей простишь:

не-звонки, не-письма и не-признаний глухую тишь,

ведь давно научен — басами музыки/коньяком,

да педалью в пол, да скоростью — в горле ком

разбавлять слезами и с болью сглатывать (всё — своё);

каждый час в смартфоне френдлист проматывать — до неё:

нет ли новых фото, и что там в статусах за намёк,

будто каждый любящий рядом был бы (хотел бы — смог!),

а на расстоянии слишком просто, мол, любить мечту,

что любовь — лишь выбор, и ты, мол, выбрал — другую, ту,

так теперь не надо любви до гроба по SMS,

раз не будем вместе — мы знаем оба (ты там, я — здесь)…

Гвозди в крышку гроба любви задушенной — забивать,

коньяком да скоростью — заглушать её, забывать…

И басы — на максимум: рвут в наушниках эту тишь

неотвеченных… Ты когда-то ей всё простишь…

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись —

это не дорого и не ресурсозатратно:

жизнь без тебя медстраховка, ОСАГО и СНИЛС

не покрывают… И только немного — зарплата

радует писком… Гуляем сегодня на все!

В Питере — пить, и Архангельск, конечно, не хуже.

Днями — бежим, словно белки в своём колесе,

а по ночам заливаем уставшие души…

Белым ночам кто-то выдал лицензию на

аттракцион «Обнажённые чувства и нервы»:

каждый нюанс, словно камень в ущелье до дна —

с грохотом вниз, в камнепаде истерики — первый…

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись —

это не дорого и не ресурсозатратно:

словно путёвка в волшебную новую жизнь —

ночь на двоих, из которой так больно — обратно…

Бежать — стремглав! — от памяти кричащей

Бежать — стремглав! — от памяти, кричащей,

как был ошеломительно не прав,

когда любовь, признав не настоящей,

а — так, одной из тысячи забав

других, ты отложил её, оставил

до лучших (а наступят ли?) времён,

как вдруг она в своей игре без правил

стучит в виски любимым из имён…

И ты, сильнее стискивая зубы,

играя желваками, гасишь злость:

зачем опять — её глаза и губы —

стоп-кадрами… Зачем отозвалось

всё то, что так и не случилось — болью

фантомной где-то в области ребра

(того, что взял Господь, когда с любовью

лепил её для света и добра)?

Зачем вся та бессмысленная гонка

за счастьем и успехом столько лет,

когда не только счастья, а — ребёнка

с её глазами не было и нет?

Есть дом большой с пустой всегда кроватью,

есть планов грандиозных громадьё,

и деньги есть — на внуков даже хватит,

всё есть — нет счастья без неё…

Я не искал

Я не искал (учтя печальный опыт

всех прошлых жизней) здесь твоих следов,

в экраны/мониторы/телескопы

не вглядывался, образы из снов

по ведьминым (тобой забытым) свиткам

не брался расшифровывать один.

Мне память о тебе — такая пытка,

беспамятье баюкать до седин

мечтал, но вдруг под левой диафрагмой

заноябрил былой надежды свет —

прозрачный, ледяной, холодный, наглый —

подбросив нагло твой случайный след…

И я, волнуясь (за неровный почерк —

прости), кричу рефреном между строк —

«Люблю!» — в стихах (хороших, между прочим)…

Полжизни тишины ещё не срок?..

А это просто день плохой — не жизнь

А это просто день плохой — не жизнь,

и просто дождь, а ты не по погоде

чуть-чуть одет, но лишь шепнёт «держись»

тихонько кто-то близкий — боль уходит.

Не насовсем, конечно — нет чудес

в реальности, где ты большой и взрослый,

но — отступает, как отходит лес

на шаг с дороги, освещённый просто

бесстрашно-наглым дальним светом фар,

и лес — как лес, и скатертью — дорога,

и осени пылающий пожар —

не осень жизни, а подарок Бога…

Волосы по плечам

Волосы по плечам —

два золотых снопа,

в них бы, да по ночам —

видимо, не судьба.

Как оказался злом

сердца любовный пыл?

Нервы — морским узлом,

Господи, где ты был?

Сам понимаю всё:

вызубрил с «а» до «я»,

чёртово колесо

жизни календаря

крутится — я верчусь

белкой всю жизнь, но вдруг

сложная гамма чувств

разъединила круг.

Больно пока дышать —

сил не хватает, но

годы — как будто вспять,

кадрами, как в кино:

не от неё, а — к ней

будто всю жизнь бегу,

мог бы — бежал быстрей,

только вот — не могу.

Солнце в её глазах —

серых тонов пол ста,

мне бы не только в снах

жить бы с ней лет до ста,

мне бы в её дому —

вечный найти приют,

Господи, где/кому

ключ к нему выдают?

Из глаз твоих давно по капле жизнь

Из глаз твоих давно по капле жизнь

вся вытекла — водой морской куда-то…

Я столько раз кричал тебе: «Держись!»,

я столько раз просил тебя: «Не надо

сдаваться: если больно очень — плачь,

но всё-таки вставай, и — в драку снова!»…

Тебе казалось: я тебе — палач,

а я был — врач, но мог лечить лишь словом,

и, словно в эликсир, добро и зло

подмешивал по капле наудачу,

чтоб ты — жила.

Увы — не повезло.

Глаза твои лишь небо видят.

Плачу.

Зарифмую смело я кровь/любовь

Зарифмую смело я кровь/любовь:

рифма гениальная, спору нет:

переформатировать сердце вновь —

долго ли, умеючи? Дам совет.

Это, в общем, очень простой процесс:

ты сначала рушишь всё до руин,

жжёшь к чертям, и на пепелище — лес

новый (может, вырастет до седин).

В том лесу ты заново строишь дом.

Дом — как дом: крылечко, светёлка, печь,

холл просторный, спаленка даже в нём,

и — хозяйка, на ночь вдвоём прилечь.

Всё как будто — заново, набелО:

дом, детишки, кофе, коты, уют,

но по крышу самую замело

душу снегом — птицы в ней не поют.

И идёшь ты к доктору: «Помоги —

дай таблеток, чтобы жилось вкусней,

всё в порядке: дети, друзья, враги —

всё при мне, и только душа — при ней.

Не держала, вроде бы, на цепи —

отпускала: хочешь летать — летай,

не искала камменты по айпи,

не стучалась в вайбер мне или в скайп.

И сама не пряталась под замок,

наблюдая где-то из-за угла,

смог её найти я или не смог,

и сама не лайкала, мол, смогла.

Просто память — тяжестью на душе

(с каждым годом — всё тяжелее груз),

мне бы, доктор, вырезать всё уже,

поздно лишь опомнился я, боюсь»…

Добрый доктор слушает — головой

в такт качает, что-то строчит в тетрадь:

случай ваш, конечно же, не простой,

как же эту женщину вырезать?

Столько лет таблетками — толку ноль,

видно, метастазами проросла,

терапия, батенька — это боль,

да и ампутация — не со зла.

Память так не вылечишь, не схитришь —

будет боль фантомная не слабей,

если с нелюбимой ты ешь и спишь,

эту — незабытую — не убей.

Даже если имя мне — Айболит

(можно лапу/сердце назад пришить

без наркоза — дунул, и не болит),

с ватным сердцем плохонько как-то — жить.

Бросить всё к чёрту

Бросить всё к чёрту.

Купить у барыг пистолет.

Пару консервов закинуть в дорожный рюкзак.

Выйти из дома,

в котором давно тебя нет —

там, где тебя нет, не дом это вовсе, а так…

Кинуть ключи

в старый ящик почтовый пустой —

писем давно он не помнит, лишь только счета

носит сюда почтальон

на фамилию той,

что здесь жила, а теперь здесь живёт пустота.

Прыгнуть в такси:

«Командир, два тарифа, вокзал,

музыку — громче,

вот эту поставь на повтор,

и — помолчи: я уже всё, что надо, сказал,

не пережить мне ещё хоть один разговор»…

В первый же поезд.

На верхнюю полку. Плацкарт.

Бросить рюкзак. Долго ехать. Колёс перестук.

В новую жизнь.

Вникуда. Без дороги назад.

Сам себе — враг. Самый страшный. И сам себе — друг.

Бросив все к чёрту

и старые письма порвав,

выбросив память, как мусор ненужный — в ведро,

утром понять,

что не так уж, наверное, прав,

если она снова в левое лупит ребро.

Выйти на волю

из поезда где-то в полях,

долго идти — от людей, от огней, в темноту.

Плакать от боли,

скулящей в холодных висках.

Выстрелить в сердце,

любившее зря, и не ту.

Бросить всё к чёрту.

Я пью тебя и пью

Я пью тебя и пью, но эта жажда

не отступает — солью на губах

моих засохнет кровь твоя однажды…

Вампир я, но тебе не ведом страх.

Ты вновь покорно подставляешь шею,

и я по капле пью тебя, но жизнь

показывала раньше: не сумею —

сожру тебя. Да, совесть будет грызть —

Но это всё — когда-нибудь попозже,

пока же соблюдаем мы баланс:

я слизываю кровь с атласной кожи,

раз ты мне так беспечно отдалась,

ты — учишься любить, прекрасно зная,

что может быстро кончиться любовь,

когда меня — моя же сущность злая

подставит…

Уходи.

Не прекословь.

Вампирское

Ни ненависти больше. Ни любви.

Ни радости. Но и — ни боли тоже.

Одна лишь жажда.

Клятвы на крови,

пульсируя, текут по нежной коже.

Не выясняя степень правоты —

присасываюсь, жаждою томимый,

и — пью тебя. До дна. До пустоты

в глазах — той, что вчера была любимой.

Ангел

По подушке локоны

разметав,

ангел спит, от жизни

земной устав…

Не на небе синем

в белом облаке —

на руке любимого,

сердца около…

Нимб и крылья сброшены

на порог,

не осудит может быть

мудрый Бог…

Жаркое утро, измятые простыни

Жаркое утро, измятые простыни,

лёгкая слабость, как будто похмелье,

девочка нежная — голая, босая —

попой упругой рассветно алея,

спит по-детсадовски — руки под голову,

змеи волос расползлись по подушке…

Кто б мог подумать, как будет мне здорово

это дыхание мерное слушать?

Нежно целую её меж лопатками,

шрамов не видно — не ангел, и всё же,

ночью — хмельная, погибельно-сладкая,

жажду такой удалить невозможно.

Кажется утром — ребёнка невиннее…

За ночь сплелись наши души и ноги,

падаю в нежность — теперь её именем

счастье своё я зову и тревоги…

Уже всё можно…

Уже всё можно, мне сказал добрый врач —

он слишком пьяный, чтобы вежливо врать,

и осторожно — держись, дружище, не плачь —

налил до края: так веселей умирать.

Комок солёный настырно в горле першит;

не запивая, глотаю спирт, как нектар:

я слишком болен, чтоб просто-напросто жить,

и умираю, а ведь как будто не стар.

И, Бога ради, кому тут легче сейчас?

Лишь я и доктор, и горькой правды глоток…

Скажи, а бляди почём сегодня за час?

Уж если сдохнуть, то пусть хоть хуй в потолок…

Уже всё можно…

Встану добрым ангелом за твоим плечом

Встану добрым ангелом

за твоим плечом —

перепишем набело

песню ни о чём,

и в сценарий жизненный

вставим больше драм

(Смотришь укоризненно:

Больше?!! Нет, не дам!)…

Очень понимающе

улыбнусь в ответ:

голос твой — решающий,

если нет — то нет,

только беспросветная

жизнь без драм и бурь.

Знаешь, несусветная

избегать их дурь —

брызгами шампанского

пахнет вкус побед

(Робой арестантскою —

ты ворчишь в ответ)…

Да и пусть бы робою —

тоже новый вкус!

(Может быть… Попробую…

Нет, прости, боюсь…)

Солнце не задувай

Солнце не задувай —

пусть побеждает холод,

злись, но не забывай

тех, кто любим и дорог,

тучи не разводи

и облака — руками:

миру нужны дожди…

Знаешь ли — с кулаками,

сильным должно добро

быть: не выносит слабых

жизнь, и к ногам даров

не принесёт. Хотя бы

больше на раз — вставать,

чем упадёшь, не плача:

если не пасовать —

не подведёт удача.

Страшно — наотмашь бей:

пусть лучше нас боятся,

но никогда не смей,

слышишь, не смей сдаваться!

Еду к тебе…

Еду к тебе я

ночными проспектами,

музыку

наматываю на шины,

память картинки

неполиткорректные —

фоном:

и стыдные, и смешные.

Воздух — как будто

уже кем-то выдышан:

нет его,

кончился. Пересох. Но

хватит минуты:

звонок один — выбежишь

тёплая,

родная… В глазах намокло —

очень скучала

и радости не таит,

милая,

безумно тебя люблю я…

Поначалу

доставил тебе обид —

дурень, да:

зачем-то тебя ревную.

К жизни даже!

К той части, что без меня:

яркая,

тебя у меня ворует,

но на страже

картинки стоят-фонят —

стыдные,

уже не про поцелуи…

Еду к тебе…

На небо пока мне рано