НАВСТРЕЧУ ВЕТРУ
Северо-западный угол называли «гнилым». Когда оттуда дули ветры, небо заволакивали тучи и даже в июне становилось пасмурно и хмуро, как осенью.
Так было и в этот раз. Дожди шли непрерывно и ни о каких полетах нечего было и помышлять, а мне как раз приспело вылететь в таежное село Лопатино.
Четвертый день сидел я в штабе авиагруппы, когда заляпанный грязью грузовик доставил к нам еще одного человека. Мокрый брезентовый дождевик делал его похожим на рыбака. Слегка прихрамывая и опираясь на палку, он прошел через комнату, поздоровался, по-военному поднеся руку к капюшону, а потом достал письмо и передал его начальнику штаба.
Начштаба, подполковник в отставке, низенький крепыш с бритой головой, по которой от уха к затылку тянулся безобразный рубец, вскрыл конверт, пробежал глазами по строкам письма, а затем передал содержание вслух. Это был срочный вызов врача-хирурга в Лопатино, где рабочий лесхоза лежал с переломом ноги.
В комнате стало тихо. Про подполковника говорили будто его самого вывезли с фронта на самолете и поэтому он, якобы, не равнодушен к санитарной авиации. Но даже учитывая это трудно было себе представить, чтобы он разрешил вылет.
Подполковник снял трубку и вызвал:
— Синоптика с погодой.
Притихшие люди снова зашевелились. Началось обсуждение: даст синоптик погоду или нет, и если даст, то кому лететь.
— Орлянкину, больше некому, — убежденно сказал один из авиатехников.
Видимо и подполковник думал так же. Он кивнул головой и распорядился:
— Вызвать Орлянкина.
Дежурный ушел и мы в ожидании снова примолкли. Лишь авиатехник, понизив голос до полушепота, рассказывал:
— Сидели мы как-то в Абакане. Погода дрянь! Вдруг, слышим, тарахтит. Выскочили, смотрим, кто же еще? Он. Плюхнулся на аэродром, улыбка во всю физиономию. «Здравствуйте», — говорит, — «давайте вылет на Кызыл». Это через Саяны-то! Его машину, конечным делом, на прикол, а Сашка такой шум поднял… Начальник порта хотел у него талончик вырезать…
Рассказ авиатехника говорил скорее о характере пилота, чем о его мастерстве, но я Орлянкина знал и раньше. Он летал с геологами и действительно был отчаянной смелости летчиком. После него полеты с другими летчиками казались такими спокойными, будто и не летишь, а сидишь у себя дома в кресле. Но зато такого глазомера, такой твердости руки и чувства машины, пожалуй, ни у кого больше не было. Никто лучше его не мог отыскать в тайге геолога, сбросить ему продукты, облететь вокруг какой-нибудь вершинки, да так, что чуть-чуть крылом не зацепит, — зато все видно.
Орлянкин вошел почти вслед за синоптиком. Его кожаный реглан
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.