Бесплатный фрагмент - Наука о сказках — 7

Научные комментарии даны в скобках.

Муж и жена

(норвежская народная сказка)

Жил один крестьянин. Он всегда сердит был, вечно ворчал.

Как-то вечером вернулся муж с сенокоса и принялся кричать на свою жену и всячески ее ругать.

Наконец он до того разошелся, что у жены всякое терпе­ние лопнуло. Она сказала:

— Вечно ты недоволен! Ворчишь, орешь и ругаешься, как на базаре. Если хочешь, поменяемся работой: я пойду косить сено, а ты оставайся дома и хозяйничай. Муж ответил:

— Хорошо, это по мне! Давай так и сделаем!

На другой день, на рассвете, жена взяла косу и пошла с косарями на луг косить сено, а муж остался хозяйничать в доме.

— Не забудь, принести мне обед в поле! — сказала жена перед уходом.

— Ладно, — сказал муж, принимаясь за дело.

Начал он с того, что стал сбивать масло. Поработав немного, он захотел пить; взял кувшин и пошел в погреб нацедить себе пива.

Вот вынул он из бочки втулку и подставил кувшин под струю пива. Но в это время услыхал, что в дом забрался поросенок.

Крестьянин со всех ног кинулся из погреба в избу, чтобы не дать поросенку сожрать все масло.

Когда крестьянин прибежал, то кадушка с маслом была уже опрокинута и поросенок спокойно доедал остатки сме­таны.

Рассвирепел муж, забыл о бочке с пивом и бросился за поросенком. А тот — удирать. У порога крестьянин настиг поросенка и так хватил его сапогом в ухо, что поросенок свалился замертво.

Тут только муж заметил, что все еще держит втулку в руке. Он помчался обратно в погреб, чтобы заткнуть бочку втул­кой, но, оказывается, пиво уже все вытекло.

В кладовой муж нашел еще несколько горшков со смета­ной, наполнил ею маслобойку и снова стал сбивать масло.

Вдруг он услышал громкое мычание коровы. Догадался крестьянин, что корова стоит в хлеву до сих пор некормлен­ная, хотя солнце уже было высоко.

Стал мужичок раздумывать: погнать корову в поле — позд­но, не погнать — нельзя. И решил он пустить корову на кры­шу крытую дерном: свежая, сочная трава покрывала всю крышу.

Около избы был небольшой холм. Муж перебросил две доски с этого холмика на крышу и ввел на нее корову.

«Теперь-то уж я буду умней! — подумал он. — Не остав­лю маслобойку в избе, а то еще сынишка, ползая по полу, зацепит ее и опрокинет».

Поэтому муж привязал маслобойку себе к спине и пошел с-ведром к колодцу, так как он решил напоить корову.

Едва наклонился он за водой, как сметана из маслобойки полилась ему на голову, а потом — в колодец!

Что тут делать? Стал он ругаться и проклинать и ко­рову, и жену, и все на свете. А уж был полдень, и он, и жена теперь остались к обеду без масла.

«Сварю-ка я на обед овсянку! — подумал муж и поставил на огонь котел с водой.

Но тут ему пришло в голову, что корова может упасть с крыши и сломать себе ноги.

Поэтому муж взобрался на крышу, одним концом обмотал шею коровы, а другой конец пропустил через трубу. Войдя в избу, он крепко привязал этот конец к своему поясу.

В это время вода в котле уже закипела и пора было за­сыпать в нее крупу.

Вдруг с крыши донесся грохот: это свалилась корова и потя­нула своего хозяина через трубу. И что же?

Корова, упав с крыши, повисла в воздухе, а мужик висел в трубе над котлом и коптился.

И оба никак не могли освободиться.

На их счастье, пришла с сенокоса жена крестьянина. Она проголодалась и, не дождавшись мужнина обеда, решила сама прийти домой и приготовить еду.

Подошла она к дому да так и ахнула: висит корова между небом и землей, а из печной трубы несутся отчаянные крики мужа.

Вот уж когда она посмеялась, перерезая веревку, на которой висели и муж, и корова!

Корова упала, но поднялась и пошла, прихрамывая. А хо­зяин, весь в саже, выпал из трубы прямо в избу.

Ну ничего — все остались живы и здоровы. Но только муж с тех пор навсегда запомнил, что бывает с сердитыми, ворчли­выми людьми, когда они берутся не за свое дело. (Сказка о единстве и борьбе противоположностей, в данном случае о муже и жене).

Король-подпасок

(польская народная сказка)

Жил-был когда-то мужичок по имени Бурачок (buraczok — польск. «свекла»). Не силой силен был, а умом, не хитростью, а справедливостью. Одним словом, из крестьян — крестьянин, из простых — простой, вот он какой. Кто обижен — к нему; кто заносчив — прочь идет: такому лучше с мужичком Бурачком не встречаться. Он и рас судит, и осадит, а коли надо, и в лужу посадит. Потом народ не забудет, век смеяться будет. Так-то.

Сидел одним праздничным днем мужичок Бурачок в корчме (Корчма — трактир, постоялый двор) и думал думу. Еще бы ему не задуматься, если его единствен­ная дочь полюбила королевича, и королевич из-за нее глаз не смыкает. А король-отец гневается: королевич и — чтобы на простолюдинке, на крестьянской дочери женился!

— Не бывать тому! — говорит. — Ее дело коров доить, рядно ткать, обед готовить, а не в королевском дворце шелками шуршать, красотой блистать, по залам похаживать!

А крестьянская дочь плачет, слезами заливается:

— Отец, помоги!

И королевич от нее не отходит, просит:

— Без нее жить не могу, — говорит. — А отец-король не только жениться не разрешает, еще в замке запереть за ка­менные стены грозится!

И народ волнуется. Неужто мужичок Бурачок не поможет, любящим сердцам соединиться не даст? Вот и надумал мужичок Бурачок.

— Я не я буду, если короля не одолею и дочку свою замуж за его сына не выдам, потому что любви не препятство­вать, а помогать надо. Наливайте, друзья, чарки, пейте за здра­вие жениха и невесты. Где королю со мной, мужичком Бурачком, спорить. Я кого хочешь одолею! Слышали, люди, что мужичок Бурачок сказал?

А слышали то не только люди, но и сам король услыхал. Он в ту пору мимо ехал и возле корчмы у окна остановился. Как донеслись до него слова мужичка Бурачка, так он со злости затрясся, коня плетью хлестнул и скоком поскакал прямиком к старику — злому колдуну (Колдун — жрец-гипнотизер).

Жил колдун возле болота, у самой трясины, в малень­кой избушке-развалюшке. Он короля встретил, выслушал, в избушку зашел и оттуда сладкое зелье вынес. Подал с пок­лоном и говорит: (Некое зелье, от слова «зелень»).

— Только выпьет мужичок сладкое зелье, тотчас прев­ратится хоть в гуся, хоть в пса, в кого пожелаешь, а чело­веческий облик свой не вернет, пока ты сына своего на его дочери не женишь! (Гипнотическая установка).

Бросил король старику колдуну золотой и поскакал на­зад, а зелье из руки не выпускает.

Вернулся во дворец, велел мужичка Бурачка привести. А тот ничего не ведает, радуется: мол, король его сам приглашает.

— Никак ты, собачья кровь, — сказал со злобой король, — со мной, королем, породниться хочешь?

А мужичок Бурачок не растерялся, ответил:

— Не я породниться хочу, а дети наши друг друга полюбили!

— Ну что ж, — сказал король, — слышал я твою похваль­бу в корчме, что ты меня одолеть обещался. Да ведь и я, твой король, не отступлю: как сказал — так и будет. На вот, выпей напоследок и уходи, а там увидишь, узнаешь!

Хлопнул в ладоши — и поднесли слуги мужичку Бурачку сладкое зелье. А король с него глаз не спускает.

Что тут делать? На пол уронить, чтобы потом люди сказали, что у мужичка Бурачка, только еще спор начался, и уже руки дрожат? Нет, не таков мужичок Бурачок! Он зелье взял и говорит:

— Не боюсь ни тебя, король, ни зелья твоего! Все равно правда верх возьмет, мужичок Бурачок своего добьется!

Сказал так и одним духом зелье выпил. Только выпил, король его и заколдовал:

— Будешь ты страшилищем, Драконом огнедышащим, не­навистным. Жить тебе на цепи в замке да, мало того, мое­го же сына королевича сторожить, чтобы он на твоей дочери тайно или хитростью не женился. И покуда я не пожелаю, чтобы эта свадьба была — а ей никогда не быть! — не быть тебе мужичком Бурачком не быть человеком! (Гипнотическая установка дана. Упоминание огнедышащего дракона. Почти во всех сказаниях о драконах они извергают пламя, их кровь черная. Все это можно объяснить исходя из физиологии класса Пресмыкающиеся. Выделение различных пахучих веществ известно у пресмыкающихся, змеи и ужи при опасности выделяют пахучие вещества с различными запахами. Мускусные черепахи, крокодилы и другие пресмыкающиеся в случае опасности выделяют с помощью мускусных желез особый секрет — мускус, находящийся сзади и сбоку под панцирем (у черепах), в глубоком слое кожи на нижней поверхности головы, внутри от ветвей нижней челюсти, а также по бокам клоаки (у крокодилов). Кроме того, современные крокодилы имеют строение черепа диапсидное — две височные дуги, которое имели и вымершие динозавры, крылатые ящеры, современные клювоголовые (гаттерия), и от этого типа черепа происходит череп птиц, ящериц и змей. Мускус крокодилов представляет собой секрет коричневатого цвета с сильным запахом мускуса, содержит белки, жиры, липоиды (главным образом холестерин), различные соли. При возбуждении, испуге мускус выделяется сильнее, сравните с «черной кровью» и зловонием драконов в былинах. При взаимодействии с выдыхаемым углекислым газом в интенсивном режиме (в битве с героем) может воспламеняться. Отсюда и огнедышащие драконы. Углекислый газ (двуокись углерода) является продуктом обратного метаболизма животных организмов и выделяется ими при дыхании, при большой концентрации воспламеняется. У животных в выдыхаемом воздухе содержание кислорода уменьшается, а количество углекислоты увеличивается. При высокой температуре, закрытом пространстве (например, битва героя с драконом в пещере) и усиленном дыхании образуется горючая смесь паров с воздухом, быстро затухающая, если нет повторного выдоха, что и наблюдается в сказаниях о битве с драконами. То есть в народном эпосе, исходя из различных деталей о жизнедеятельности драконов, можно утверждать, что рассказывается о реальных событиях. Современные крокодилы и черепахи, другие пресмыкающиеся на это неспособны, так как объем выделяемых ими газов и мускуса крайне мал для того, чтобы воспламениться. Сентябрь ’14 МИФЫ И РЕАЛИИ ДРАКОНЫ И ИХ ОТРАЖЕНИЕ В ЭТНОСЕ НАРОДОВ

Змей Горыныч — не пустая выдумка, Андрей Тихомиров; Галина Тихомирова: https://www.krugozormagazine.com/show/Dragons.2325.html).

Только сказал он эти слова, как гром среди ясного неба грянул и превратился мужичок Бурачок в страшилище, в Дра­кона: крылья распростер, взлетел и прямиком в замок, на цепь длинную угодил, королевича сторожить.

Которую ночь не спит королевич. Ноет его сердце, из глаз слезы льются. Сторожит его страшный Дракон, возле самого моста, что из замка ведет, на цепи сидит: глаза горят, не закры­ваются, не смыкаются.

И как же им смыкаться, когда болит душа у мужичка Бурачка и за дочку свою любимую, и за королевича. Сидит на цепи мужичок Бурачок в образе Дракона ненавистного, огне­дышащего. Да просчитался старик-колдун, и король просчи­тался: каким был мужичок Бурачок смелым, справедливым, таким и остался; колдуй не колдуй, только по виду Дракон, а сердцем прежний!

Сидит он на цепи и только о том думает, как бы молодым помочь. А чтобы людей есть — ни-ни! Недаром он Бурачком назывался. При его бедности он мяса и в глаза не видал. Ему бы сейчас похлебки луковой, брюквы или свеколки!

А Дракону пленного рыцаря бросили на съедение.

— Жри человечину, — говорят, — да сторожи королевича лучше!

Лежит Дракон, голодает, не сдается.

— Нипочем, — говорит, — не будет по-твоему, по-королев­скому, а сбудется все, как я сказал, обещал!

Смотрел, смотрел на него королевич, а как ночь пришла, не удержался, спросил:

— Что это ты, Дракон страшный, меня сторожишь, кото­рые сутки голодом себя моришь, ничего не ешь?

— Да как же мне живого человека есть! — сказал Дракон, а признаться, что он — мужичок Бурачок, ему колдовство не давало. — Что я, людоед какой-нибудь? Ты только сам посуди, я люблю овощи огородные, свеженькие, яблочко из сада наливное, а меня рыцаря в латах поедать заставляют! Ты бы, королевич, сказал своей ненаглядной, чтобы она старику свеколки сахар­ной принесла!

— А не съешь ты мою суженую, любимую? — спросил королевич. — Обещаешь?

— Что ты говоришь! — вскричал Дракон, а сам трясет­ся: ну виданное ли дело, чтобы отец собственную дочь съел? Такого и в сказках не бывает!

Да как скажешь, что она дочь его любимая, колдовство ведь не позволяет!

Поверил все-таки королевич Дракону. Вот и стала по вечерам дочь мужичка Бурачка в замок ходить, сахарную свеколку Дракону носить. Пока он свеколку ест и, на дочь глядя, слеза­ми обливается, молодые между собой шепчутся, не нара­дуются.

Прошло столько-то дней; видит Дракон, привык к нему королевич, словам его верит, зла не ждет. И сказал Дракон:

— Пришла пора, королевич, от слов к делу переходить. Найди ты в замке пилу, чтобы железо пилила. И освободи меня от ошейника, от цепи тяжелой. А уж я тебе век буду благодарен.

И то правда была: крайний срок настал. Королевский министр-то заприметил, что Дракон от человечины отказы­вается, тотчас побежал королю доносить:

Так и так, — говорит, — ваше величество, Дракон себя голодом морит, одной брюквой и свеклой питается, а пленный рыцарь до того осмелел, что у него на хвосте, как в люльке, лежит, день-деньской спит, поправляется.

Рассердился король и велел наутро к нему Дракона привести, чтобы его судьбу решить.

А в это время королевич пилу достал и той же ночью Дракона от тяжелой цепи и от ошейника освободил.

Полетел Дракон к дворцу короля, королеву и дочь их един­ственную, сестру королевича, как были они сонные, схватил, с ними в небо поднялся и понес быстрее ветра за леса, горы, в неведомые страны.

Ну и чудеса! Оказались король вместе с супругой своей и с дочерью в чужедальней стороне, в не своем царстве, в одних рубахах ночных: ни тебе власти, ни слуг, ни денег, не то что золотых или серебряных, гроша ломаного медного и того нет! Ну как быть? Как жить?

И жена-королева злится. Дочь рыдает! Хоть сам плачь! А Дракон исчез.

Пошел король на работу наниматься. А его никто не берет. Еще бы! Что ни спросят, ничего-то он делать не умеет! Только что повелевать. Так ведь эта работа нынче не в цене!

Пришлось королю-отцу наравне с тамошними, с деревен­скими мальчишками, в подпаски идти. Пасет он овец, за день вон как избегается, а ведь сам — третий, уж о каких деньгах мечтать, только бы три ломтя хлеба заработать да похлебки!

Однажды хлебал король с королевою и дочерью своей эту похлебку, а в ту пору мимо них здешнего царя сын ехал. Увидел он королевскую дочь, влюбился. Ему жениться пора, ему принцесс сулят, королевских дочерей, царских, а он одно твердит:

— Никого не надо! Только одну люблю, что со своим отцом, подпаском, похлебку в деревне хлебает!

Царь просто с ног сбился: уговаривал, уговаривал, кричал, гневался, скипетром ему грозил и державой! А сын ни в какую.

— Подавайте, — говорит, — ту, или я не царский сын? Или мое слово не слово?

Что делать? Видит царь, сын тверд. Послал своего ми­нистра к королю-подпаску дочь его сватать. А подпасок-то говорит вдруг:

— Я бы не против за вашего царевича дочку выдать. Да сказать по правде, изголодались мы очень, так вот хотел я спро­сить, царевич-то ваш как, ремесло какое-нибудь знает? Удивился министр.

— Ты в своем уме, старик? — говорит. — Какое еще царевичу ремесло знать надо? Ему царством владеть предстоит, а ты плетешь несуразицу!

— Э-э, милый мой! — сказал король-подпасок. — Насчет царства ты мне не говори. А только знай, что пока царевич ваш мастерство какое ни на есть не изучит, до тех пор я за него дочь не отдам.

Вернулся в царский дворец министр, доложил, а там руками развели. Ну и ну! Казалось бы, подпасок-старик от счастья не знамо как радоваться должен, а он, подумайте только, еще условия какие-то выставляет!

Пошел министр к королю-подпаску в другой раз. А тот опятьсвое:

Пока царский сын мастерство не изучит, дочь за него не отдам!

Пришлось царскому сыну за дело приниматься. Походил он по городу, посмотрел, зашел к кузнецу, видит — кузнец молотом поигрывает. Ну, молод был царевич, силен, да любовь им завладела, а ради нее чего не сделаешь! Вот и научился он, хотя и немногому, а научился подковки ковать.

Отобрал ту, что получше, и понес царский министр ее королю-подпаску, подал в руки и говорит:

Вот оно, мастерство царевича нашего!

Оглядел король-подпасок подковку, усмехнулся:

— Если на базаре продавать, почем за нее заплатят? Царям бесплатно, — сказал министр, — а с тебя меньше пятака не возьмут!

И то дело! — сказал король-подпасок. — Царевич, он молодой, за день, коли понадобится, сколько их выковать сможет! Ну, министр, видать, царевич человеком стал. Теперь и я согласен! Сыграем свадьбу.

А когда они во дворец приехали, король обо всем, что с ним случилось, царю и рассказал. А уж тот на радостях, что сын его на настоящей королевской дочери женится, тут же после свадьбы, снарядил молодых и короля с королевой в дорогу и отправил за горы, за леса, в страну, откуда короля Дракон унес.

Только туда приехали, король-отец прямиком в замок. И что же он видит возле башни влюбленные сидят — сын его родной и дочь мужика Бурачка, — шепчутся, друг на друга не наглядятся, а на мосту Дракон лежит и спокойно сахарную свеколку пожевывает.

Подбежал к ним король. А молодые с мест повскакали.

— Отец, отец! — сказал королевич. — Мы тебя ждем не дождемся! Неужто ты в такой светлый день нас не пожалеешь, не благословишь?

А Дракон один глаз прищурил, сказать не мог, так про себя подумал: «Где королю со мной, мужичком Бурачком, спо­рить!»

Тут король заплакал на радостях и говорит:

— Дети мои милые! Любите друг друга. Пожил я на свете и понял: королем-то не плохо быть, да в наше время мастерство-ремесло каждому человеку знать надо. Случись беда, будет тебе, сынок, крестьянская дочь в помощь: она и коров доить умеет, и обед сготовит, а коли надо, мастерством отличится: и пряжу спрядет, и рядно соткет. Благословляю вас! Женитесь!

Только сказал это, как вдруг гром среди ясного неба грянул. Дракон свои свеколки сахарные жевать бросил и… превратился, как был, в мужичка Бурачка.

Тут свадьбе начало и сказке конец. (Счастливое окончание сказки).

Поспешишь — людей насмешишь

(польская народная сказка)

Задумала тетушка Черепаха пироги печь. Хватилась — нет дрожжей.

— Проснись-ка, Черепахович, полно тебе спать! Сбегай к куме Зайчихе, попроси дрожжей.

Черепахович проворчал что-то спросонья, приоткрыл заспан­ные глаза и недовольно спросил: (Очеловечивание животных).

— Чего тебе?

— Сбегай, говорю, к куме Зайчихе за дрожжами…

— Сроду никуда я не бегал. Вот сходить могу, — пробор­мотал Черепахович.

Сел, подумал, почесал поясницу и, кряхтя, осторожно полез с печи.

Ты бы поживее, горе мое черепашье! — торопила тетушк; Черепаха.

— К чему такая спешка? Недаром говорят: «Поспешишь — людей насмешишь».

Пока он слезал, пока сунул ноги в валенки, пока надел зипун да напялил на голову шапку, недели как не бывало. — И чего ты топчешься! Шел бы скорее, время-то не ждет.

— Да вот кушак засунул куда-то, не найду никак.

Так и знала! — воскликнула тетушка Черепаха и вмес­те с Черепаховичем принялась искать пропажу.

А черепашья суета известна: пока искали — еще неделя миновала.

Черепахович поднял воротник, занес ногу через порог, за ней другую… Дело на лад пошло.

— Смотри не мешкай, гостей ведь на пироги позвали!

— Знаю, знаю…

— А посудину захватил?

Эх, совсем из ума вон!.. Подай-ка сюда, неохота возвра­щаться.

Черепахович приладил поудобнее посудину за пазухой, надвинул шапку на самые глаза и отправился к Зайчихе.

Ушел, а тетушка Черепаха радуется: поедят гости пирогов вкусных, поджаристых, с капустой, с лучком да с грибками. И занялась приготовлением начинки.

Совсем стемнело, пора бы уж воротиться Черепаховичу, а его нет как нет.

Так и не пришлось гостям званым отведать черепашьих пирогов.

Прошел год, прошел другой и третий. Сгинул Черепахович, как топор в проруби.

«И куда это он подевался? Хоть бы далеко послала, а то ведь рукой подать…» — раздумывала тетушка Черепаха.

Прошло еще четыре года.

«Дай-ка, — думает тетушка Черепаха, — сбегаю за околицу, посмотрю».

Накинула платок, к двери двинулась, глядь — Черепахович по улице идет, спешит-торопится, дрожжи в посудине глиня­ной несет, крепко к груди прижимает — не уронить бы.

— Ну, наконец-то! — обрадовалась тетушка Черепаха и скорей распахнула дверь.

Не прошло и часу, завернул Черепахович в свой двор, подошел к двери, остановился отдохнуть.

Отдышавшись, Черепахович стал перелезать через порог. Одну ногу перетащил, стал другую переносить, да рваным валенком зацепился за порог и растянулся во весь рост. Голова уже в избе, ноги еще за дверью, посудина вдребезги, а дрожжи по избе потекли.

— Эх ты, скороход черепаший! Семь лет нес — до избы не донес! Зря только время потерял.

Почесал Черепахович затылок:

— Говорил я тебе, не торопи — хуже будет. Недаром гово­рится: «Поспешишь — людей насмешишь». (Животные ведут себя как люди).

Мудрая дочь бедняка

(румынская народная сказка)

Было это давно. Жили муж с женой, такие бедные, что не было у них и плошки воды напиться. Работал бедняк вмес­те со своей женой с утра до темной ночи, до седьмого пота -и хоть бы какая удача!

Скитались они со своим скарбом то туда, то сюда и ни­как не могли найти местечка, где бы им пристроиться. Кто примет их, нищих, да еще с целой кучей детей!

Когда бедняк возвращался с работы, худые, голодные, измученные дети встречали его с плачем и криком: — Есть хочу! Есть хочу!

Бедняк просто голову терял; к которому прежде повер­нуться? Отдавал он детям все, что за целый день успел зара­ботать.

Да разве насытишь их этими крохами?

Сколько раз, бывало, отец и мать ложились спать не евши. У отца с матерью сердце разрывалось от жалости к де­тям. А что поделаешь? Оставалось только обещать, что завтра будет лучше. И дети засыпали в надежде, что завтра и в самом деле будет лучше.

Пошел однажды бедняк к боярину, у которого работал, и попросил у него места для землянки. Пожалел его боярин и говорит:

— Вижу, человек ты трудолюбивый, работаешь с утра до ночи, а толку нет. Решил я подарить тебе клочок земли. Поди выбери себе, какой нравится, и принимайся строить землянку.

— Спасибо, ваша милость! — ответил бедняк. И недолго думая, выбрал себе клочок земли, а к вечеру, глядь яма для землянки была уже вырыта.

Да только не повезло бедняку! Место, которое он выбрал, пришлось рядом с землей богатого соседа. И до того высоко задирал нос этот богач, что жердью до него не дотянешься. Ночью — и как только это приключилось! — соседская ов­ца упала в яму, вырытую бедняком, и околела.

Увидел утром сосед, что овца его издохла, заорал во все горло, схватил бедняка и потащил к боярину на суд. (Суд вершит боярин).

— Ваша милость, — сказал богач, — вы пожалели этого проходимца и дали ему клочок земли. А он — будь он трижды проклят — рядом с моей землей вырыл яму, большую-пре­большую, только для того, чтобы насолить мне! Свалилась в эту яму моя овца и околела. Посудите сами, разве теперь он не должен уплатить мне? Он говорит, будто ему нечем. А мне-то какое дело?

— Ваша милость, — смиренно сказал бедняк, — что мне сказать? Убейте меня, казните! Все было так, как говорит мой сосед. Но яму я вырыл только для того, чтобы построить землянку. И в голову мне не приходило кому-нибудь повредить. Судите же меня по справедливости! Ведь я овцу в яму не толкал — она сама туда свалилась.

Задумался боярин. Не разберет, кто тут прав, а кто ви­новат. Подумал, подумал и сказал:

— Вот что. Загадаю я вам три загадки; кто лучше отве­тит, тот и прав. Через три дня приходите с ответом. Первая моя загадка такая: «Что на свете самое жирное?» И моя вторая загадка: «Что на свете самое быстрое?» Третья моя загадка: «Что на свете самое хорошее?» Даю вам сроку три дня («Священная» тройка). Но если не разгадаете загадок, то быть вашей голове там, где ваши ноги!

Пошли бедняк и богач по домам. Всю дорогу богач хва­лился, что уж он-то отгадает загадки! В самом деле, ничего не может быть легче: самое жирное на свете — это его свинья, так как сала на ней с вершок толщиной… А бедняк, не зная, что ответить, плакал так, что чуть землю слезами не затопил.

Вернулись они оба домой. Богач веселый — уверен, что выиграет дело. А бедняк печальный — на успех не наде­ется.

Собрались вокруг бедняка дети и начали плакать. И в дому у них такой плач стоял, что просто дрожь пробирала от жалости.

Вот тут надо сказать, что была у бедняка старшая дочь — рассудительная, умная. Стала она расспрашивать отца, что за горе приключилось с ним.

— Беда стряслась, дочка, — сказал бедняк. — Приказал боярин разгадать какие-то загадки. Их и ученые-то люди раз­гадать не смогут, а где уж мне…

— Скажи, отец, какие загадки? — попросила старшая дочь. — Может быть, мы тебе поможем.

— Как вы поможете мне, — сказал бедняк, — если и ма­малыгу-то толком есть не умеете? (Мамалыга — заваренная каша из кукурузной муки или крупы, молдавское, румынское и западноукраинское национальное блюдо).

— Кто знает! — сказала старшая дочь. — Может, и мы на что-нибудь сгодимся.

Тогда бедняк рассказал, что случилось и какие загадки загадал боярин.

— А если не ответите, говорит, тогда быть вашей голове там, где ваши ноги!

Задумалась старшая дочь бедняка, а потом сказала:

— Не печалься, отец! Ничего с нами не случится. А как станешь собираться к боярину, я тебе скажу кое-что.

Наступило утро, пришло время бедняку идти к боярину.

Дочь шепнула отцу, что отвечать.

Вот пришли бедняк с богачом к боярину. Богач гордый, грудь вперед выставил; а бедняк согнулся так, что, того и гляди, рваная сермяга на нем затрещит.

Вот и спрашивает боярин богача:

— Так как же, братец, что на свете самое жирное?

— Да что же, ваша милость, может быть жирнее моей свиньи? На ней сала с вершок! — смело ответил богач.