Бесплатный фрагмент - Наследник Тамерлана

«Наследник Тамерлана» — литературное произведение с художественным вымыслом и без претензии на историческую достоверность.

Вторая книга дилогии «Ветер времени».

Первая книга — «Шахматы Тамерлана» ISBN 978-5-0053-3764-1

Глава 1. Беглецы из Самарканда

Это была вторая ночь тревожного ожидания. Рашид сидел на полу, в дальней комнате без окон, прислонившись спиной к шершавой стене и не выпуская из руки сабли. Всё было готово для возвращения домой в двадцать первый век из этого кошмарного кровавого века пятнадцатого. В неровном тусклом свете масляной лампы маняще поблёскивала древняя реликвия, вызывающая ветер времени. Большая хрустальная ваза в форме цилиндра, с сетью воздушных переплетений внутри, упиралась в ладонь изящной кисти руки из тёмного камня. Не хватало только ключа, открывающего дверь в иное время, и китайца Ляо, знавшего слова заклинания. Ключ тоже был у него, поэтому Рашиду оставалось только ждать. Они заранее условились о встрече в доме лекаря, человека, преданного всей душой старшей императрице Биби-ханум. Рашид невольно вздохнул — хоть он заранее знал, какая судьба ожидает любимую жену Хромого Тимура (или Тамерлана, как принято было произносить имя великого эмира в западных странах), но оказалось тяжело поверить расползающимся вчера по городу слухам о том, что Биби-ханум отравлена вместе с младшей императрицей. Рашид посмотрел в сторону забывшейся тревожным сном Сарнай, верной служанки младшей императрицы. Среди разбросанных на мягком одеяле подушек она казалась такой нежной и хрупкой, но Рашид имел счастье убедиться, сколько силы духа в этой красивой женщине, год назад ставшей его женой. Даже во сне Сарнай не выпускала из объятий мирно спящего младенца, в чьих жилах текла кровь великого Тамерлана и её любимой госпожи, подарившей эмиру перед его смертью пятого сына. Бедная Тукал-ханум! Родив мальчика, так некстати для множества других наследников, она подписала себе и ему смертный приговор. И судьба ребёнка была предопределена, в истории о нём не осталось даже упоминаний. Сохранилась только родовая легенда о клятве, данной верной служанкой Сарнай своей госпоже спасти последнего сына Тамерлана. Именно за этим Рашид и пришёл из двадцать первого века — помочь женщине исполнить волю императрицы. («Шахматы Тамерлана», первая книга дилогии «Ветер времени»)

В тишине замерших в беспокойном сне улиц слышался топот копыт, где-то вдалеке бряцало оружие, кто-то вскрикивал, а потом всё смолкало, но ненадолго. По Самарканду — столице империи покойного Тимура, рыскали люди его внука — Халиль-Султана, захватившего власть вопреки воле деда. Не успели пройти торжественные похороны великого эмира, как между наследниками Железного Хромца разгорелась междоусобная борьба за право владеть империей Тимуридов. Первой жертвой этой борьбы стал Тулуйбек — верный телохранитель Тимура, его надёжный щит в боевых походах, заботливый, как нянька, в периоды зимовок и становищ. Не один десяток лет он сражался бок о бок с великим эмиром, завоевав своей преданностью его безграничное доверие и любовь, не меньшую, чем к собственным детям. Тело Тулуйбека покрывали рубцы и шрамы, полученные в боях, но он был крепок, как гранитная скала, и до последнего дня находился рядом со стареющим Тимуром, предпочитавшим походное седло дворцовым усладам. Тулуйбека обнаружили мёртвым на второй день после смерти эмира, и Рашид не сомневался ни секунды в том, что телохранитель был отравлен, хотя кто-то настойчиво распространял слух о том, что у верного Тулуйбека разорвалось сердце от горя.

Следующими жертвами борьбы за наследство Тимура должны были пасть его жёны — старшая и младшая императрицы — Биби-ханум и Тукал-ханум. Одной исполнилось шестьдесят пять лет, а второй — девятнадцать. Обе имели огромное влияние при дворе, и мятежному внуку нельзя было оставлять их в живых. Биби-ханум была правнучкой самого Чингисхана, и покойный Тимур всем сердцем любил женщину, которой был обязан гордым титулом «гурган» — зять великого хана, прислушивался к её мудрым советам, брал в военные походы, доверял воспитание детей и внуков. Не познавшая радость материнства Биби-ханум крепко привязалась к младшей императрице и словно родную дочь оберегала от гаремных интриг. Как только не стало Тимура, твёрдой, безжалостной рукой державшего в страхе своих многочисленных родственников, женщины оказались беззащитны. Рашид тщетно уговаривал их воспользоваться ветром времени, предлагая гостеприимство своего крова в Москве.

— Никогда жёны великого эмира Тимура не станут простыми женщинами, влачащими жалкое существование вдали от своей империи, — сверкая глазами, гордо ответила ему Биби-ханум. — Если такова воля аллаха — мы примем смерть, но навсегда останемся императрицами, и гнев его падёт на головы наших убийц. Спасите только Санджара! — голос женщины дрогнул. — Невинного младенца не должна коснуться страшная судьба, уготованная ему шакалами, осмелевшими после смерти льва.

Сарнай и Рашиду удалось выскользнуть с младенцем из дворца под покровом ночи, вырваться из лап ожидавшей их у потайного выхода засады и незаметными тенями проникнуть в дом лекаря. Когда преследователи поняли, что добыча ускользнула, в городе началась облава. На поиски беглецов Халиль-Султаном были брошены все перешедшие на его сторону воины городской стражи. А утром по Самарканду поползли слухи о внезапной смерти двух императриц — Биби-ханум и Тукал-ханум, и Сарнай весь день оплакивала любимую госпожу.

«Где же Ляо? — с возрастающим волнением думал Рашид. — Неужели ему не удалось уйти от соглядатаев Халиль-Султана, старающихся угодить новому повелителю?» Рашид видел, как изменилось отношение придворных к людям, приближённым к императрицам Тимура сразу после его смерти. Он хорошо изучил за десять лет жизни при дворе эти мимолётные взгляды, косые усмешки, ядовито-радушные улыбки и смертельные объятия. Никому нельзя было доверять, кроме Сарнай, Ляо и верного слуги Фархада, доставшегося ему десять лет назад во время похода Тамерлана на Русь. Смышлёный мальчик вырос в смелого, преданного юношу и столько раз выручал своего хозяина, что Рашид твёрдо решил забрать его с собой в Москву, в двадцать первый век.

Совсем рядом зацокали копыта лошадей, а потом раздался настойчивый стук в дверь. Рашид резко поднялся и встал возле двери комнаты, крепко сжимая саблю обеими руками. От громкого стука проснулась Сарнай, села на одеяле, стараясь не разбудить ребёнка, и испуганно посмотрела на мужа. Он ободряюще кивнул ей, приложил на секунду палец к губам и замер, вслушиваясь в разговор у входной двери.

— Кого там принесла нелёгкая? — нарочито громко спрашивал лекарь недовольным сонным голосом.

Слышно было шарканье его туфель, а потом чей-то грозный голос произнёс:

— Не ворчи, старик! Это унлик (десятка) императорской стражи!

— Какая честь для меня! — голос лекаря задрожал от подобострастия, заструился медовой патокой. — Чем обязан, он-баши?

— Перевяжи руку моему храброму воину, пока он не истёк кровью.

— Слушаюсь, господин.

За дверью послышались тяжёлые шаги, а потом возня. Неожиданно грозный голос спросил:

— В доме кто-то ещё есть, старик?

— Конечно. Мой ученик. Поди сюда, лежебока! — закричал лекарь, и Рашид услышал виноватое бормотание Фархада. — Подай мне кувшин с водой и забери эти окровавленные тряпки! Вот всё и готово! Рука будет, как новенькая. Кто же посмел нанести удар воину императора?

— Не твоё дело, старик! — оборвал лекаря он-баши. — У молодого эмира врагов хватает, особенно из бывших приближённых Тимура. Тебя, кстати, вроде жаловала сама императрица?

— Где там! — сокрушённо вздохнул лекарь. — Пару раз заказывала мази для своих прислужниц, но осталась недовольна. Даже не заплатила. Надеюсь, молодой император будет более щедрым к своим верным подданным.

— Ты правильно заметил, — произнёс грозный голос. — К верным будет щедрым, а к предателям — беспощадным. Ты никого подозрительного не видел на улице или в домах соседей? Женщину или мужчину с младенцем?

— С младенцем? — Лекарь задумался. — К плотнику, живущему в конце улицы, вроде приехал сын с двумя жёнами. Кажется, я слышал оттуда плач ребёнка.

— В конце улицы?

— Да. От моих ворот направо.

У входной двери снова затопали, а потом послышался удаляющийся топот лошадиных копыт, и всё стихло.

— Всё в порядке, мой господин, — прошептал Фархад, приоткрывая дверь, за которой притаился Рашид. — Они ускакали. Но… мне показалось…

— Что? Говори!

— Один слишком внимательно смотрел на меня. Кажется, я видел его раньше, среди охраны гарема Халиль-Султана.

— Что ты делал вблизи гарема внука Тимура?

— Так, господин, — замялся Фархад, — проходил мимо… несколько раз…

— Твоя любовь наблюдать за наложницами визирей и эмиров однажды сыграет с тобой злую шутку…

Нравоучения Рашида были остановлены лекарем, неожиданно прошептавшим:

— Тише! Вы это слышите?

Мужчины замолчали и прислушались, но кроме далёкого лая собак и потрескивания масла в светильнике ничего не услышали. А потом совершенно явственно кто-то поскрёб в дверь, словно мышь решила попробовать дерево на зуб.

— Кто там? — шёпотом спросил лекарь, но вместо ответа в дверь снова поскребли.

— Это знак Ляо, — с облегчением выдохнул Рашид.

Хозяин дома приоткрыл дверь, и внутрь проскользнул человек, одетый в длинные тёмные одежды дервиша — городского нищего. Он резко откинул широкий капюшон, и перед глазами беглецов оказался учёный китаец Ляо с неизменной бородкой, заплетённой в тонкую косицу.

— Что так долго… — начал было Рашид, но китаец остановил его нетерпеливым жестом:

— За мной следили, господин. Надо уходить, как можно скорее. Я заметил, что к дому движутся вооружённые люди. Они идут медленно и тихо, оставив лошадей в конце улицы.

Лекарь с сочувствием взглянул на Рашида.

— Вероятно, стражники не поверили мне…

— А может, узнали Фархада, — пожал плечами Рашид, а потом обратился к китайцу: — Реликвия готова. Ты принёс ключ?

Ляо порылся в складках одежды и извлёк маленькую фигурку совы. В тусклом свете масляной лампы блеснул полупрозрачный камень, из которого она была вырезана древними неизвестными мастерами. Когда-то ключами послужили два короля с шахматной доски самого Тамерлана, но они бесследно растворились, единожды открыв дверь в иное время. К счастью, у Ляо была возможность плотно заняться поисками новых ключей. Ему понадобилось несколько лет, чтобы выйти на след одного из них, который был найден только в 1403 году в крепости Смирне, принадлежавшей рыцарям-иоаннитам. Тимур взял её приступом за две недели, и Ляо обнаружил среди трофеев непримечательную фигурку совы, оказавшейся ключом при внимательном рассмотрении. До сегодняшнего дня фигурка была надёжно спрятана китайцем, а сама реликвия хранилась в сокровищнице Биби-ханум. Теперь пришло время воспользоваться ими, чтобы спасти жизнь младшего сына Тамерлана.

Ляо прошествовал в комнату, где Сарнай уже поднялась с одеял и ждала, прижимая ребёнка к груди. Рядом на полу лежал мешок с некоторыми личными вещами Тамерлана, заботливо переданными маленькому Санджару Биби-ханум.

— Господин, — прошептал Ляо, — мне нужна кровь того, кто откроет дверь.

Рашид подошёл к реликвии, провёл лезвием сабли по своей ладони, и тёмная густая жидкость закапала в углубление вверху хрустального цилиндра, заполняя его.

— Достаточно. — Ляо аккуратно вставил основание фигурки совы в восьмиугольник неправильной формы, вскинул руки над головой и принялся тихо, нараспев, произносить слова заклинания.

Внутри вазы появилось слабое свечение, всё больше набирающее силу по мере чтения заклинания, по тонким прожилкам внутри, словно по артериям, медленно побежала кровь, из тёмно-красной превращаясь в нежно-розовую жидкость. Сияние от реликвии озарило комнату светом восходящего солнца. Словно лёгкий ветерок дохнул на замерших в изумлении людей, а над реликвией заклубился туман. У Рашида от волнения забилось сердце — неужели через пару минут он вернётся домой, в Москву? Неужели снова станет уважаемым Рашидом Муратовичем, проживающим в особняке на Рублёвке? Десять лет! Целых десять лет он провёл в средних веках, начиная с нашествия Тамерлана на Русь в 1395 году и заканчивая 1405 годом, временем смерти Железного Хромца. Рашид тряхнул поседевшей головой — трудные это были годы, часто смертельно опасные, но он ни секунды не жалел о них. Ему посчастливилось выиграть в шахматы у самого Тамерлана — непревзойдённого шахматиста того времени, войти в ближайшее окружение старшей императрицы и полюбить прекрасную женщину, сделавшуюся его женой. Ему выпала честь стать приёмным отцом сына великого властителя и возможно, по уверенному утверждению Сарнай, в недалёком будущем предстоит радость кровного отцовства. Он с любовью и нежностью взглянул на жену и шепнул ободряюще:

— Вскоре мы будем в безопасности.

Тем временем Фархад оставил свой пост у входной двери и подошёл к Рашиду. За долгие годы службы он слышал о всевозможных чудесах от своего господина, но впервые был свидетелем одного из них. Голос Ляо завораживал, лёгкий ветерок будоражил воображение, принеся с собой запахи далёкого, незнакомого мира. Даже старичок лекарь, позабыв о рыскающих неподалёку стражниках, стоял с полуоткрытым от удивления ртом и в задумчивости теребил полу короткого халата.

Рашид попытался вызвать в памяти свой дом на Рублёвке и с ужасом понял, что воспоминания размыты десятилетним отсутствием. Очертания дома и парка, расчерченного дорожками из цветной брусчатки, с трудом выстраивались в чёткое изображение, только вид копии фонтана Тритона, стоящего перед стеклянной террасой, ярко блеснул в голове, и Рашид ухватился за эту картинку. «Главное, вернуться в то самое лето, когда мы с Андреем отправились на поиски его жены», — повторял про себя Рашид, как вдруг сильный порыв ветра пронёсся по комнате, заставив Сарнай вскрикнуть от страха. Ребёнок на её руках проснулся и захныкал, и в то же самое время тяжёлые удары обрушились на входную дверь. Лекарь и Фархад бросились к ней с оружием в руках.

— Ляо! — крикнул Рашид, поворачиваясь на грохот. — Продолжай, даже если вокруг начнут рушиться стены! Сарнай, любимая! — Он порывисто обнял жену. — Как только откроется дверь — немедленно уходи!

— Но дорогой! Без тебя… — Женщина испуганно взглянула на него.

— Что бы ни случилось! Вы с Санджаром должны спастись!

Он побежал к входной двери, крепко сжимая саблю в правой руке и доставая левой кинжал из-за пояса. В это время деревянная дверь рухнула, и в дом ворвались первые двое стражников. Фархад с лекарем были наготове, и земляной пол обагрился кровью убитых ими наповал воинов. Но следом вломились другие непрошеные гости, и старик-лекарь, орудовавший кривым длинным ножом, не успел нанести второй смертельный удар, а упал сам от удара саблей, перерубившей ему шею. Рашид подоспел вовремя на помощь Фархаду, кинжалом вспорол живот стражнику, убившему лекаря, а саблей ранил в плечо ещё одного, забравшегося в дом сквозь маленькое низкое окошко. Фархад не отставал от своего хозяина, но воинов, лезущих через окна и врывающихся в дверь, становилось всё больше, и вскоре они начали теснить Рашида с Фархадом к двери комнаты, в которой Ляо продолжал читать заклинание.

К моменту приближения сражения, фигурка совы вдруг ярко вспыхнула и исчезла, а на её месте из реликвии вырвался столб ослепительного света. На какой-то миг стражники отпрянули в нерешительности, и Рашиду с Фархадом удалось уложить ещё по одному. Сильный порыв ветра пронёсся по комнате, и столб света разделился на два луча, разошедшиеся в разные стороны, открыв широкий проход. Рашид обернулся и радостно вскрикнул, увидев по ту сторону знакомый до боли фонтан Тритона, освещённый ночными фонарями, стеклянные раздвижные двери террасы и испуганное лицо своего мажордома, выглядывающего из-за них. Громко закричала Сарнай, и Рашид инстинктивно метнулся в сторону. Жгучая боль обожгла правую сторону лица, по шее заструилось что-то тёплое.

— Господин! — крикнул Фархад, бросаясь на воина, ранившего Рашида.

В это время другой стражник вонзил юноше кинжал в спину по самую рукоятку. Рашид успел заметить застывший, удивлённый взгляд Фархада, прежде чем верный слуга рухнул лицом вниз.

— Уходи! — повелительно зарычал Рашид, закрывая собой дверной проём и отбиваясь от наседающих воинов. Краем глаза он заметил, как метнулась женская фигурка к открывшемуся проходу. — Теперь ты! — крикнул он Ляо.

— Быстрее, господин! — проговорил китаец, и Рашид собрал все силы, пытаясь вырваться из лап убийц.

Он заметил, как приподнялся Фархад и в последнем, предсмертном движении схватил за ногу одного из нападавших и дёрнул его. Стражник потерял равновесие, обернулся и опустил саблю на голову бедного юноши, на мгновение отвлекая внимание своих товарищей. Этого мгновения было достаточно, чтобы Рашид заскочил в комнату, закрыв за собой дверь на хлипкую задвижку.

— Спасибо, мой верный Фархад, — прошептал Рашид, подхватывая реликвию и шагая по направлению к фонтану, к дожидающимся Сарнай и Ляо.

Дверь за его спиной с треском распахнулась, и ворвавшиеся в комнату стражники успели заметить только край синего халата, мелькнувший в захлопывающемся проходе…

***

Как только закончилось цирковое представление, Андрей повёл жену с дочкой и Сарнай с сыновьями в маленькое уютное кафе в парке. Было чудесное начало лето, когда парковая зелень ещё свежа, а солнце приятно согревает и покрывает первым лёгким загаром бледную кожу городских жителей. У Гаяра с Санджаром наступили каникулы, у Машеньки прошёл выпускной в детском саду, и она готовилась пойти в первый класс, а у Андрея, с недавних пор майора сил специальных операций, выдался небольшой перерыв в служебных командировках. Ольга с Сарнай давно собирались совершить развлекательный поход куда-нибудь с детьми и остановили свой выбор на цирке. Рашид планировал присоединиться к весёлой компании, но в последний момент из-за плохого самочувствия решил остаться дома. «А ведь Рашиду на самом деле уже шестьдесят пять, — подумал Андрей, усаживая женщин и детей. — Хотя по документам пятьдесят пять. Никто не знает, что десять лет он провёл во временах Тамерлана. Уходили мы с ним туда, когда ему было сорок пять. Я-то вернулся сразу, как только удалось вызволить Ольгу, а он остался, верный древней родовой клятве». Андрей с нежностью посмотрел на свою жену, по-прежнему любимую и желанную. Рождение дочери никак не сказалось на хрупкой фигурке Ольги, русые волосы в мелкую золотистую кудряшку были собраны кверху, открывая изящную шею, только в больших серо-зелёных глазах иногда мелькала далёкая печаль, словно отблеск костров становища чужеземного войска. Потом взгляд Андрея перешёл на Сарнай — обожаемую жену Рашида, последовавшую за мужем десять лет назад из своего времени в далёкий двадцать первый век. Женщины сдружились ещё тогда, когда Ольга была похищена внуком Тамерлана, а Сарнай исполняла обязанности служанки младшей императрицы. Андрей с улыбкой вспомнил, сколько неподдельной радости было при их неожиданной встрече, когда Рашид наконец-то вернулся домой, приведя с собой беременную Гаяром жену и сына по имени Санджар… Того самого ребёнка, ради которого он остался в чужом времени на долгие десять лет. Громкий голос Гаяра вывел Андрея из задумчивости.

— Дядя Андрей! Дядя Андрей! Давайте в следующие выходные снова пойдём в цирк и сядем в первом ряду! — восторженно вопил десятилетний Гаяр, глядя на Андрея сияющими тёмно-серыми глазами с азиатским разрезом, точь-в-точь, как у его матери Сарнай. — Как это было здорово, когда все тигры и львы улеглись напротив нас с Санджаром! Я так близко никогда не видел столько хищников!

— Разве? — поинтересовалась Сарнай у сына. — А как же поездка в парк львов в прошлом году?

— Мама, это не то! — мальчик махнул рукой. — Мы наблюдали за ними издалека. А здесь, казалось, руку протяни и погладишь. Не знаю, чем дрессировщик был недоволен? Почему кричал на них и щёлкал кнутом?

— Потому что ему не нравится, когда звери, дрессировке которых он посвятил годы, не выполняют команды, а слушают постороннего человека, — с улыбкой заметил Андрей.

— А я не хочу больше в цирк! — безапелляционно заявила Машенька, шестилетняя дочка Андрея. — Мне было так страшно! Особенно, когда лев раскрыл свою огромную пасть. — Девочка взобралась Ольге на колени и обхватила её ручками. — Чуть не проглотил нас с мамой.

— Девчонка! — презрительно фыркнул Гаяр. — Твой папа легко справится с любым львом и тигром.

— Интересно, дядя Андрей, как это у тебя получается? — задумчиво глядя вдаль и отщипывая по кусочку сладкую вату, пробормотал Санджар. Он был всего на год старше брата, но отличался внутренней сдержанностью и хладнокровием. Вот и сейчас мальчик с неодобрением посмотрел на раскрасневшегося от волнения Гаяра. — Почему все животные слушаются тебя? В чём секрет?

— Не знаю, Санджар, — Андрей усмехнулся. — Возможно, они чувствуют, что я люблю их и отношусь не как к братьям нашим меньшим, а как к равным.

— Интересно, а можно ли так заставить слушаться людей? — Совсем недетский вопрос Санджара заставил тревожно переглянуться Андрея и Сарнай. — Чтобы не стая хищников сидела у твоих ног, приветливо жмурясь, а люди. Много людей смотрели бы на тебя с обожанием в ожидании приказаний.

— Зачем? — Андрей пожал плечами в недоумении и взъерошил светло-каштановые, с рыжеватым отливом, волосы мальчика. — Чем больше власти, тем сильнее ответственность. Скажу тебе честно, Санджар, мне было гораздо проще, когда приходилось только исполнять приказы высшего руководства. Сейчас я вырос в звании и должности и не только выполняю приказы, но и ставлю задачи перед своими подчинёнными. Тем самым беру ответственность за каждого человека, отправляющегося на задание. Любая неудача, повлёкшая гибель или ранение младшего по званию, тяжёлым камнем ложится на мою душу и совесть.

— Это потому что командуешь маленьким количеством людей и всех знаешь. Было бы людей много — ты бы не задумывался об их судьбах, — изрёк Санджар, вынудив Андрея нахмуриться.

— В тир! Я хочу в тир! — неожиданно воскликнул Гаяр, заметив яркую палатку среди детских парковых аттракционов. — Санджар, спорим, я выбью не меньше семи фигурок из десяти!

— Так и будет, если не успокоишься и не сосредоточишься, — заметил Андрей, протягивая мальчикам деньги на покупку пулек. — А если сделаешь так, как я учил тебя, то сможешь выиграть приз.

— Хорошо, буду серьёзным, как Санджар. — Мальчик сделал строгое лицо и неспешным шагом последовал за старшим братом, но быстро не выдержал и побежал к тиру вприпрыжку, на ходу выкрикивая что-то подбадривающее.

Сарнай с улыбкой посмотрела им вслед, а потом заметила со вздохом:

— Они такие разные. Гаяр — импульсивный мальчик, смелый, не терпящий несправедливости. За старшего брата горой стоит, а Санджар… Иногда мне кажется, что он гораздо мудрее своих лет, всегда спокоен и выдержан, на мелочи не обращает внимания, а за серьёзные обиды спуску никому не даст.

— Настоящий принц крови по матери, — усмехнулся Андрей, забирая из рук жены задремавшую Машеньку, — и прирождённый властитель по отцу.

— Тише, — испуганно оглянулась Сарнай. — Мы поклялись с Рашидом друг другу никогда не выдавать ему тайны происхождения. Пусть растёт обычным мальчиком, а повзрослев, сам изберёт свою судьбу.

— Хотелось бы, чтобы так и было, да только судьба каждого из нас давно предрешена. Кстати, как там Рашид? С ним всё в порядке?

— Здоровье не очень, — вздохнула Сарнай. — Сказывается возраст и пережитые волнения. Но ты же знаешь его, Андрей, он скрывает от меня свои болезни до последнего. Считает, что раз мужчина — то должен стойко переносить любые испытания, не доставляя хлопот ближним. Старается только для меня и мальчиков, забывая об отдыхе. В последнее время его стало беспокоить сердце, но он отмахивается от моих попыток заставить его показаться врачам. Несмотря на проблемы, лично взялся учить мальчиков верховой езде, отказавшись от услуг инструктора.

— Рашид — прирождённый наездник, — улыбнулся Андрей, вспомнив совместные головокружительные скачки в год нашествия Тамерлана. — Разве могут современные инструкторы сравниться с его опытом? Но ты права — с сердцем не шутят. Хочешь, я поговорю с ним и постараюсь убедить серьёзнее отнестись к здоровью? Иногда дружеский разговор между мужчинами даёт больше толку, чем уговоры и причитания любимой женщины.

— Буду только рада, — ответила Сарнай.

В это время от тира донеслись громкие возбуждённые голоса мальчиков. Они возвращались по направлению к кафе и что-то громко обсуждали. Даже обычно сдержанный Санджар эмоционально жестикулировал, держа в руках игрушечного тигра.

— О чём они спорят? — Андрей взглянул в сторону ребят. — Ничего не могу разобрать.

— Они ругаются по поводу проигрыша Гаяра, — невольно рассмеялась Сарнай, тут же делая строгое лицо. — Но чтобы никто не понял — на тюркском.

— Рашид продолжает обучать их древнему языку? — удивился Андрей.

— Да, и мальчики делают явные успехи. Недавно выучили несколько ругательств, теперь оттачивают мастерство. — Она погрозила пальцем приближающимся сыновьям, и те замолчали.

— Есть у меня парочка учеников — тоже бубнят что-то неразборчивое, когда получают двойку. — Ольга покачала головой. — Теперь я понимаю, что именно они на мне оттачивают.

— Надрать им уши? — спросил Андрей.

— Кому? Кому надрать уши? За что? — воскликнул Гаяр, разбудив своим возгласом Машеньку. Она потянулась в руках отца и с любопытством уставилась на принесённого тигра. — Мы ничего плохого не сделали! Вот для Маши игрушку выиграли.

— Выиграли! Как же! Ты трижды промазал! Пришлось мне стрелять без промаха, — фыркнул Санджар, протягивая девочке тигра. — Держи. Не бойся этого хищника — он никогда не обидит.

— Спасибо, — пискнула Маша, прижимая игрушку. — А я и не боюсь.

— Совсем забыл, — Андрей хлопнул себя по лбу. — У меня для вас сувениры. Гаяр, я помню, тебе очень хотелось точно такой жетон, как у меня.

— Да, дядя Андрей.

— С личным номером — это только для военнослужащих. А для вас я заказал специальные, с именами и их значением. Держите!

Андрей достал из кармана овальные металлические пластинки на тонких цепочках и протянул мальчикам. На одной было выбито «Гаяр — муж отважный», а на другой «Санджар — принц непобедимый».

— Спасибо! — воскликнул Гаяр, надевая цепочку.

— Но это не всё, — продолжал Андрей, — каждый жетон имеет свой секрет.

Он достал небольшой складной нож и кончиком его надавил на верхнюю перекладину буквы «г». В ту же секунду жетон распахнулся, открыв небольшое углубление внутри.

— Здесь можно спрятать что-то важное для тебя. Секретную записку, тайное послание, фотографию девочки, в которую влюблён.

— Здорово! А как раскрывается жетон Санджара?

— Я сам разберусь. — Старший брат спрятал пластинку в кулаке. — Иначе это не будет секретом.

— Хорошо, — согласился Андрей. — Если не сможешь открыть — звони, помогу.

— Спасибо, но я уже не маленький, сумею справиться сам. — Мальчик горделиво вскинул голову, слегка выпятив нижнюю губу, и Андрей невольно вздрогнул, заметив его необыкновенное сходство с человеком, приводившим в трепет одним своим именем полмира.

Глава 2. Под стенами Кремля

Чёрные клубы дыма стлались над горизонтом, заслоняя зимнее солнце, изредка выглядывающее из-за низких серых туч. Едкий запах пожарища первыми почувствовали кони. Тяжело всхрапывая и встряхивая гривами, они зафыркали, заржали, но не сбавили темпа, подгоняемые криками нетерпеливых всадников. Смёрзшийся снег вылетал из-под десятков тысяч копыт, вспахивающих белоснежную равнину до чёрной земли, заснувшей на зиму. В первом ряду всадников богатым убранством выделялся немолодой мужчина на горячем вороном скакуне, одетый в меховую накидку поверх кольчуги, мягкие кожаные сапоги и круглую, островерхую шапку, отороченную мехом чёрно-бурой лисицы. Повелитель Золотой Орды, великий эмир Едигей вёл войско на Москву. Тёмное, обветренное лицо эмира было хмуро, грозный взгляд прищуренных глаз устремлён к нескольким чёрным точкам, приближающимся со стороны дымящегося горизонта. По обе руки от него, отстав на полкорпуса лошади, мчались эмиры-военачальники, золотоордынские князья и царевичи. Всех их манили белокаменные стены Московского Кремля, за которыми русы скрывали несметные сокровища.

Чёрные точки стремительно приближались к неумолимому войску, и вот уже стали видны пятеро татарских всадников-разведчиков на низкорослых гнедых лошадках.

— Русы жгут посады, мой господин! — закричал один из них, не доезжая до Едигея. — Вокруг Москвы всё полыхает!

Едигей в раздражении скрипнул зубами. Сожжение Рязани оказалось тактической ошибкой. Можно было повременить с этим городом, когда основная цель — Москва. Но уж слишком много неприязни накопилось к строптивой Рязани, ещё со времён покойного Ольга Рязанского, хитростью и умением плести интриги, превосходившего самого Едигея. А великий темник считал себя непревзойдённым интриганом. Совсем недавно он выдал ярлык на княжение Рязанью Пронскому князю Ивану, но тот не сумел удержать власть, и княжеский престол вернулся к Фёдору — сыну ненавистного Ольга. Ведя войско на Москву, Едигей не смог удержаться от желания предать город огню. Тем самым выдав свои настоящие намерения раньше времени. Кое-кому из рязанцев удалось опередить ордынское войско, и теперь Московский князь Василий Димитриевич решил оказать «тёплый» приём своему покровителю, эмиру Едигею, сожжением посадов. Щенок возмужал и показывает зубы. Что ж, он ещё много раз пожалеет об этом. Не для того бывший темник Едигей столько лет шёл к власти в Орде, вырывая её зубами, нарушая клятвы и обещания, предавая вчерашних покровителей, уничтожая неугодных царевичей, чтобы какой-то князёк, возомнивший себя повелителем на русских землях, смог подорвать его авторитет. Нужно напомнить щенку, перед кем он должен склонять голову. И если для этого понадобится стереть с лица земли город за высокими белыми стенами — Едигей без тени сомнения сделает это, последовав примеру Тохтамыша, уничтожившему Москву двадцать шесть лет назад.

Тохтамыш! Презренный хан, на службе у которого Едигею пришлось провести столько лет, изображая из себя преданного, верного военачальника, глубоко в душе лелеющего честолюбивые мечты прибрать власть к своим рукам. У Тохтамыша Едигей впервые встретил молодого князя Василия. Тот, будучи ребёнком, «гостил», а по сути находился в заложниках у великого хана после сожжения Москвы. Отец его, Димитрий Донской, вынужден был пойти на такой рискованный шаг, подтвердив тем самым зависимость Московского княжества от Орды и снова начав выплаты богатой дани. Едигей хорошо запомнил, как Тохтамыш усаживал за стол молодого князя по правую руку от себя и величал его «возлюбленным своим сыном». Московские дани вскормили силу Тохтамыша, и он пошёл войной на земли, подвластные Хромому Тимуру, позабыв, что обязан ему своим положением. Когда сцепились между собой в длительном противостоянии два безжалостных хищника — Тохтамыш и Тимур, Едигей вовремя сообразил, на чьей стороне ему выгоднее находиться. Он быстро породнился с Тимуром, отдав свою сестру в его гарем, и стал одним из военачальников Железного Хромца, предав Тохтамыша. С особым удовлетворением Едигей наблюдал за разгромом хана Золотой Орды. Когда Тимур не стал преследовать Тохтамыша по русским землям, а повернул домой после долгого стояния в Елецком княжестве, Едигей понял, что настал тот самый час, о котором он столько мечтал. Золотая Орда слаба, как никогда, Тохтамыш получил убежище в литовских землях, а хан Корийчак, назначенный Тимуром, слабак и пьяница. Едигей отпросился у Тимура, якобы для поездки в Орду для сбора войска, но дерзко обманул его, вытеснил Корийчака в восточные земли и посадил на ханский трон своего племянника Тимур-Кутлуга. К счастью, Хромого Тимура на тот момент больше занимали проблемы в своей империи и подготовка походов на усмирение Кавказа и Китая. Отныне суждено было сбыться честолюбивым замыслам Едигея — Золотая Орда оказалась под его правлением.

Однако этого было мало. Пока Тохтамыш воевал с Тимуром, Московское княжество настолько укрепило свои позиции, что снова перестало выплачивать дань Орде, с каждым годом вовлекая под своё влияние всё больше и больше княжеств, где дружескими посылами, где браками, а где и демонстрацией возрастающего могущества. К тому же брачный союз Василия с дочерью Литовского князя Витовта значительно усилил Русь на западных рубежах. Как не хотелось Едигею заставить русичей снова начать выплаты, но он понимал, что пока ему не под силу это сделать в открытом противостоянии. Вначале проблем хватало с тестем Василия Витовтом. Он дал убежище Тохтамышу, договорился с ним о разделе южных земель и пошёл войной на ставленника Едигея Тимур-Кутлуга, мечтая снова усадить на ханский трон Тохтамыша, пообещавшего признать его главой всей Руси. На реке Ворскла войска Витовта были разбиты наголову, и хотя много русских и литовских князей полегло в этой битве, но поражение Литвы сыграло на руку Москве. Уже задолго до этого сражения князь Литовский, пользуясь родственными связями с Василием, потихоньку начал «откусывать» лакомые куски от земель русских, забирая их под власть Литвы. В год нашествия Тамерлана он прибрал к рукам Смоленск, затем предпринял опустошительные набеги на Рязанские и Псковские земли. По договору с Тевтонским Орденом поделил Новгород и Псков, вопреки интересам зятя. Василий поначалу терпел недружественные выходки тестя, своими действиями вызывая неудовольствие в народе. Кто знает, чем бы всё закончилось для Московского княжества, если бы не Едигей, надолго отбивший охоту у Литвы посягать на чьи-либо земли? Новгород и Псков вздохнули с облегчением, а в скором времени рязанский князь Ольг забрал у Витовта и Смоленск.

И успокоиться бы пришло время тестю, ан нет. Не прошло и двух лет с момента его разгрома на Ворскле, как Витовт присягнул на верность польскому королю Ягайло, получил в своё распоряжение польские войска и снова начал завоевание Северо-Восточной Руси. Сначала захватил Смоленск и Вязьму, а потом вторгся в Новгородские и Псковские земли. Князь Василий, видя продолжение агрессивной политики тестя, больше не мог терпеть его нападки на своё государство и, собрав войско, выступил против литовцев.

Благоприятность этого момента для своих замыслов сразу оценил Едигей. «Разделяй и властвуй» — хороший принцип для ведения скрытой, изматывающей войны, и эмир начал действовать. Для начала он заверил в своей искренней дружбе и любви молодого князя Василия. По примеру Тохтамыша назвал его «сыном возлюбленным», вложив в ядовитые уста как можно больше мёда. Выразил сочувствие по поводу вероломного родственника и предоставил татарские отряды в помощь. Послов от Василия ласково привечал и отпускал с богатыми дарами. Надёжное, дружеское плечо умудрённого годами и воинскими успехами Едигея, пришлось очень кстати молодому князю, преданному ближайшим родственником. Он с радостью принял помощь эмира и даже поверял ему свои обиды на Витовта. Между тем Едигей набрался терпения и принялся ожидать, когда два мощных войска перебьют друг друга, тем самым открыв ему дорогу на быстрое подчинение русских земель себе.

В это время в Орде было неспокойно, постоянно вспыхивали мятежи, целью которых было вырвать власть из рук всесильного темника. Едигей убил своего ставленника Тимур-Кутлуга и вместо него посадил на трон Шадибека, которого, в свою очередь, тоже пришлось отодвинуть от власти после очередного дворцового переворота. Ордынская знать была недовольна, и победоносный поход за богатыми трофеями был крайне необходим для поддержания авторитета. Потому Едигей задействовал всё коварство, чтобы заставить схлестнуться в кровопролитной войне Витовта и Василия. Оказывая видимую поддержку Василию, он не забывал засылать тайных послов Витовту с заверениями дружбы.

Да только чаяниям Едигея не довелось сбыться. Трижды сходились войска Литовского и Московского князей за период 1406—1408 годов, трижды стояли друг против друга на пограничных рубежах, но до серьёзной сечи дело так и не дошло. В 1408 году Москва и Вильно заключили «вечный мир», определив границы своих земель. По условиям мирного договора Витовт отказывался от притязаний на Северо-Восточную Русь и обязывался оставить в покое Псковские и Новгородские земли. Войска, утомлённые долгим противостоянием, вернулись домой.

Больше Едигею медлить было нельзя. Наступило самое подходящее время для набега на Русь, когда «сын возлюбленный» Василий распустил уставших воинов и не ожидал вероломства от того, кто оказывал ему помощь в борьбе за целостность земли русской. Едигей направил в Москву послов с сообщением, что глубоко оскорблён обидами, которые Витовт нанёс князю Московскому, а потому он сам, с войском, идёт наказать Литовского правителя. Едигей не сомневался ни секунды, что Василий поверит ему, а значит ордынские тумены не встретят сопротивления по дороге на Москву. Туда, к белокаменным стенам Кремля, теперь мчались тысячи хищных всадников под предводительством великого темника…

Вскоре на пути Орды начали встречаться люди, покинувшие свои дома в сожжённых посадах. Страшная весть о приближении войска Едигея, уже спалившего Рязань, слишком поздно долетела до Москвы, и поспешно было принято решение об уничтожении пригорода огнём. Одновременно со всех концов заполыхали деревянные постройки. Разгулявшееся пламя не щадило ни церквей бревенчатых, ни теремов добротных, ни лачуг приземистых. Жители посадов бросились к каменным стенам искать спасение от чужеземцев, но иначе рассудили в Москве, с сожалением признав, что не смогут дать приют всем оставшимся без крова. Никто не знал, как долго будет продолжаться осада, и запасов, собранных в городе, могло не хватить. Лишь кое-кому удалось пробраться за стены высокие, остальные вынуждены были искать спасение, полагаясь на волю Божью. Плач и стенания стояли тогда под стенами Москвы, смешивались в морозном воздухе с хлопьями сажи и оседали на лицах, проникая в самую душу.

— Никого не щадить! — коротко приказал Едигей, завидев первые группки погорельцев.

И войско, не сбавляя ходу, поскакало прямо на боязливо оглядывающихся мужчин с узлами в руках, на женщин, прижимающих к груди детей, и на стариков, еле переставляющих ноги по замёрзшему снегу. Теперь к топоту тысяч копыт добавлялись отдельные вскрики и свист опускающихся с размаху сабель, а войско мчалось дальше, приближаясь к белокаменным стенам Кремля, маняще возвышавшимся среди дымящих руин.

Зоркий взгляд Едигея заметил суетящиеся фигурки людей на стенах — женщины торопливо лили воду в надежде, что мороз покроет льдом высокие стены и ров, мужчины устанавливали орудия и подносили ядра, лучники занимали боевые позиции. Как только ордынское войско приблизилось, со стороны города грянул первый пушечный залп, и Едигей дал команду туменам остановиться. Между тем, пальба с городских стен продолжалась, и эмир решил не подвергать ордынцев напрасному риску.

— Мои храбрые воины! — обратился он к жаждущим кровавой битвы всадникам. — Перед нами Москва, где князем сидит человек, которому я оказывал почести, как родному сыну! Смотрите, как встречает отца этот неблагодарный щенок! Вместо богатых даров он посылает нам пушечные ядра! Вместо пиршественных столов он приготовил нам пламя, уничтожившее дома и припасы! — Тысячи глоток извергли угрожающие крики при этих словах, а Едигей продолжал: — Я не хочу отдавать ваши жизни за эти камни! Мы возьмём Москву измором! Будем зимовать под её стенами, пока люди, спрятавшиеся внутри, не начнут пожирать друг друга. Тогда они сами откроют нам ворота и отдадут всё, включая свои жизни. А мы превратим белые камни московской крепости, называемой Кремлём, в пыль и разнесём по свету копытами наших лошадей!

Войско ликовало, приветствуя слова своего полководца, и Едигей повёл его вдоль стен Кремля, держась на почтительном расстоянии от летящих ядр. Вид города, опоясанного рекой и крепостным рвом, не оставлял татарам надежды на скорое взятие. Объехав Москву кругом, ордынцы добрались до села Коломенское, которое защитники не успели уничтожить, и решили разбить здесь лагерь. Едигей велел поставить ему походный шатёр, неподалёку от полководца расположились другие военачальники. Привычные к суровым условиям, воины-кочевники разожгли костры и устроились на отдых в ожидании новых приказаний своего эмира. Отправленные к стенам Москвы многочисленные караульные отряды окружили город, отрезав его от внешнего мира.

Ранний зимний вечер окутывал землю, но всполохи разожжённых караулами костров и догорающих пожарищ освещали расположившееся под стенами Кремля войско, багровые отсветы играли на закоптившихся от гари стенах, поблёскивающих тонкой коркой льда. Едигей заметно нервничал, находясь в Коломенском — его беспокоило отсутствие посольства от Московского князя с просьбой о помиловании и предложением богатого выкупа. С каждой минутой раздражение Едигея нарастало, время шло, а из Москвы не было вестей. Наконец, перед шатром эмира раздался шум и крики — воины, рыскающие по округе, приволокли нескольких человек: двух мужчин и простоволосую испуганную женщину, прижимающую к себе плачущего ребёнка. Все они имели жалкий вид — порванные одежды, лица в синяках и следах запёкшейся крови. Людей с силой толкнули в спины, и они рухнули к ногам Едигея. Он с презрением взглянул на распростёршиеся тела, жестом велел поднять женщину и, хмуро глядя в её полубезумные глаза, спросил:

— Ты из города?

Его вопрос потонул в плаче ребёнка. Едигей недовольно щёлкнул пальцами:

— Заткните щенку рот.

Один из нукеров бросился к женщине и попытался отнять у неё ребёнка. Она закричала, заголосила, вцепившись в младенца, захлёбывающегося плачем. Тогда воин выхватил из-за пояса кинжал и быстро провёл им по шее ребёнка. Крик перешёл в бульканье, а потом стих, тёмная струйка крови побежала по рукам женщины, закапала на истоптанный копытами снег. На какое-то мгновение воцарилась тишина, в которой слышно было фырканье лошадей и треск поленьев в огне, а потом прорезалась диким звериным криком. Женщина завыла, закричала так, словно её резали, медленно, по кусочку. Едигей раздражённо махнул рукой, и нукер быстрым взмахом сабли отсёк пленнице голову. Крик оборвался, тело бесформенной массой осело на землю, выпустив из обессиленных рук труп ребёнка. Оба пленные мужчины приподняли головы и в страхе смотрели на развернувшуюся рядом бойню.

— Теперь ты! — Едигей указал рукой на одного из них. Ему не нужен был толмач, великий темник хорошо знал язык русов.

Нукеры подхватили мужчину и поставили на ноги, заломив руки за спиной.

— Ты из города?

— Посадский я, — тихо ответил мужчина, трогая языком распухшие губы.

— Что же так, посадский? — усмехнулся Едигей. — Князь Василий укрылся за городскими стенами, а тебе там места не нашлось?

Мужчина взглянул на стоящих вокруг татар, а потом остановил мутный взгляд на тельце ребёнка.

— То сынок мой был… И жонка… — тихо прошептал он и внезапно бросился вперёд, закричав: — Сдохни! Погань нечести…

Крик оборвался на полуслове, голова, продолжая шевелить губами, подкатилась к ногам Едигея. Он брезгливо оттолкнул её носком сапога и посмотрел на оставшегося мужчину. Тот взвыл, вскочил на четвереньки и пополз к эмиру, жалобно поскуливая. Один из нукеров сапогом наступил ему на шею, пригибая к земле, и мужчина замер, уткнувшись головой в снег. До Едигея долетали приглушённые слова вперемешку со всхлипами:

— Пощади, великий хан! Всё скажу, как есть, на духу! Только пощади! Не убивай!

Едигей повелительно махнул рукой, и мужчину подхватили под мышки, поставив на колени.

— Говори, что знаешь! — велел Едигей. — Князь Василий в городе укрылся?

— Нету! Нету его в Москве! Как дошла весть, что идёт на Москву воинство несметное, так наш князюшко перепугался дюже. Погрузил в сани свою княгинюшку с детками, взял домочадцев, да и был таков! — Мужчина всхлипывал, размазывая грязные слёзы по распухшему от побоев лицу. — Покинул нас кормилец, отдал на растерзание басурманам.

— Куда направился?

— Сказывают, ажно у Кострому. Подале отсель. Хочет, мол, дружину собрать да отпор дать тебе. Токмо, знамо дело, отсидится в тёплом местечке, пока беда не пройдёт стороной.

— Зачем посады сожгли?

— Так то дядюшка ихний, князь Серпуховской Владимир Храбрый повелел. Он в Москве ноне за главного остался. Всеми командует, готовит город к осаде.

— Владимир Храбрый, говоришь, — нахмурился Едигей, зная Серпуховского князя, как одного из лучших военачальников. — А не староват он для ратного дела?

— Где там! — воскликнул мужчина. — У него хоть голова и седая, да ума и отваги вдосталь. А уж строг как! За ослушание в военное время немедля велит казнить. Покуда жив князь Владимир, Москву тебе не взять.

Едигей больше ни о чём не расспрашивал пленника. Он молча повернулся и направился в свой шатёр, сделав едва заметный жест рукой. За спиной его раздался свист рассекаемого саблей воздуха, и послышался глухой стук падения на землю тяжёлого тела.

Этой же ночью Едигей собрал у себя на военный совет четырёх ордынских царевичей и восьмерых князей — всех, кто пришёл с ним за сокровищами русских. Был среди них и сын Едигея, князь Якши-бей, верный последователь своего отца в жестокости к непокорным. Жадностью заблестели глаза присутствующих, как только Едигей начал говорить, хищные ноздри с шумом вдыхали воздух, чуя в нём запах скорой крови и новых пожарищ.

— Московский князь Василий думает, что сбежал в Кострому от нашего гнева, — произнёс Едигей, обводя тяжёлым взглядом собравшихся. — Нельзя позволить щенку перехитрить льва. Сын мой, Якши-бей, бери с собой начальника тумена Азамата — он умный, старый воин, и тридцать тысяч всадников на самых быстроногих лошадях и сейчас же отправляйся в путь по следам Московского князя. Его гонит страх, но в пути обременяют женщины и дети. Моих воинов должна гнать ненависть и жажда ясыря. Повелеваю догнать Василия и привести мне живого с арканом на шее. Как только князь будет схвачен, все города и селения на обратном пути — ваша добыча. Мне нужен только молодой щенок, с его женой и домочадцами можешь разобраться по своему усмотрению. Думаю, гордый Литовский князь Витовт будет счастлив, если его единственная дочь София станет наложницей моего сына. Для жены она несколько старовата, достаточно юных европейских и византийских принцесс, коих присылают нам западные и южные народы, выражая свою покорность.

— Я готов, мой господин! — Якши-бей почтительно склонил голову. — Вскоре пленный Василий будет доставлен к твоему шатру!

Сын Едигея вышел под завистливые взгляды собравшихся.

— А что нам остаётся делать? — хмуро поинтересовался князь Бурнак. — Будем сидеть и мёрзнуть перед каменными стенами, пока твой сын вяжет новых рабов и набивает повозки серебром?

— Кто это сказал? — сверкнул глазами Едигей. — Когда это гордый эмир Едигей ждал подачек? Москвичи указали нам славный пример, уничтожив огнём городские посады. Они хотели большого пожарища — мы им поможем в этом. Выжжем все города вокруг Москвы! Разорим их дотла! С жителями не церемоньтесь! Молодых и здоровых забирайте в полон, старых и увечных не жалеть! Каждый из вас будет сгибаться под тяжестью сокровищ, возвращаясь домой. Пусть остаются только белокаменные стены посреди пустыни страха!

Князья и царевичи встретили эти слова криками одобрения.

— Завтра с утра, — продолжал Едигей, — берите отряды бесстрашных воинов и скачите во все стороны света за добычей. Начните с Коломны — месте, где собирались русские рати, идущие на Мамая и Тимура. Не оставьте вниманием Серпухов — вотчину Владимира Храброго, порубившего немало воинов, пришедших с Тохтамышем. Не забудьте про Переяславль-Залесский — русские особо почитают его, а также про Нижний Новгород, Городец и Дмитров. Только царевича Булата и князя Ерыкли-Бердея я прошу отправиться к Тверскому князю Ивану с повелением явиться под стены Московские с пушками, пищалями и самострелами. Ещё отец его Михаил ездил в Сарай за ярлыком на великокняжение Московское. Пообещайте сыну, что коли поможет взять город, сделаю его главным над князьями русскими. А пока, отдыхайте!

***

Отряд под предводительством десятника Котлубея скакал сквозь редколесье в сторону Ростова. Туда повёл основные силы князь Бурнак, дав команду нескольким отрядам рассредоточиться по окрестностям и прочесать их, чтобы ни одно селение не смогло избежать страшной участи. Ночью выпал тонкий слой снега, пушистого от сильного мороза и искрящегося в лучах низкого солнца, густо пробивающегося сквозь лапы стройных елей и голые сучья дубов. Кое-где виднелись свежие цепочки следов зверья, несколько раз мелькнул ярко-рыжий лисий хвост, да громкий стук лошадиных копыт в звенящем воздухе вспугнул из-под поваленного ствола стайку рябчиков. Но Котлубей и его спутники не интересовались возможностями охоты и ехали с угрюмым видом. За три дня пути им встретились всего лишь четыре жалкие деревушки с низкими, приземистыми домишками и душными землянками вместо жилья. Весть о нашествии Едигея, видимо, добралась и в эти глухие места. Люди задолго, ещё до ночного снега покинули обжитые места, прихватив с собой всё самое ценное. Хотя, что могло быть ценного, кроме глиняной да деревянной посуды, у обитателей такого скудного жилища? Раз нет богатств, так хотя бы взять ясырь — женщин, детей и молодых, крепких юношей. Но кроме нескольких беззубых стариков, видимо, не пожелавших покидать из-за немощи свои дома, татарскому отряду не встретилось никого. Котлубей злился, что вынужден выполнять приказ князя Бурнака, не слишком жаловавшего его и поручавшего самые невыгодные операции. Тот наверняка уже с основными силами добрался до Ростова, набивает перемётные сумы богатствами горожан и выбирает себе лучших женщин и опытных мастеровых, имеющих высокую цену на невольничьем рынке.

Котлубей вздрогнул — совсем рядом резко закричала сойка, а затем, чуть дальше, ещё одна. Крик подхватили другие птицы, и лес загомонил на все лады, разнося тревожные трели во все стороны.

— Котлубей! Чую запах костра и мяса! — крикнул один из всадников, и десятник остановился, по-звериному втянул воздух раздувшимися ноздрями, повёл носом из стороны в сторону, одобрительно кивнул, определив направление.

— Там жильё! — указал он рукой, и отряд поскакал вперёд, оставляя за собой позёмку из снежной пыли.

Вскоре из-за стволов деревьев показался деревянный тын, а за ним первые дома — добротные деревянные избы с резными наличниками. Над примостившимися рядом сараями вился лёгкий пар от дыхания находящейся внутри скотины. Кое-где мычали коровы, изредка вскудахтывала курица да мекали козы. Селение было немаленьким, дворов на двадцать, пересекаемых широкой улицей. Глаза Котлубея сверкнули алчным огнём — он заметил печной дым над несколькими избами.

— Сопротивляющихся мужиков рубить без жалости, старики и младенцы нам тоже не нужны. Остальных сгоняйте между домами!

Котлубей махнул рукой, и отряд с громким улюлюканьем ворвался в село, перемахнув через хлипкий деревянный тын. Залаяли взахлёб дворовые собаки. Всадники, словно хищные звери, врывались в мирно стоящие дома, и везде их ждала одна и та же картина — пустые горницы только что оставленного жилища. В нескольких избах на дубовых столах стояли чугунки с аппетитным варевом, вокруг лежали деревянные ложки, а обитателей и след простыл.

— Они не могли уйти далеко, спрятались где-то рядом! — закричал Котлубей, выскакивая из очередной избы. — Еда ещё тёплая.

Всадники принялись всматриваться в снежный покров и вскоре заметили утоптанную тропинку из свежих следов, ведущую вглубь леса.

— За ними! — крикнул Котлубей, и татары, разгорячённые близостью добычи, припустили по следам беглецов.

Через несколько минут безумной скачки впереди, за деревьями, мелькнули несколько женских и детских бегущих фигур.

— Урагша! Вперёд! — завопил Котлубей, но его воины не нуждались в дополнительном подбадривании. Они изголодались по настоящей добыче за время странствования в лесах, и теперь мчались как ястребы, стелясь над землёй и держа в поводу заводных лошадей.

Вскоре всадники выскочили на поляну и увидели перед собой тёмную низкую избушку, задней стеной прилепившуюся к пригорку, покрытому заснеженным кустарником. На вершине пригорка рос многовековой дуб с широким, покривившимся от старости стволом, с тяжёлыми толстыми ветвями, свисающими до земли. Туда-то, к избушке и бежали две женщины в заячьих телогрейках, таща за собой двух девочек, замотанных в пуховые платки, и мальчика, путающегося в длинном кафтане. Перед собой они подгоняли белую корову с большими рыжими пятнами. Та мчалась, задрав хвост и резво перебирая копытами не хуже скаковой лошади. Дверь избушки была приоткрыта вовнутрь, оттуда высунулась голова молодого парня, что-то тревожно крикнувшего женщинам, и те припустили ещё быстрее. Юноша распахнул дверь шире, впуская вырвавшуюся вперёд корову. Котлубей заметил, что вытоптанная следами дорожка тоже ведёт к этой избушке.

— Все сбежались в одно место! — довольно закричал он, предвкушая добычу.

Между тем женщины успели забежать в избушку, дверь за ними закрылась, а через минуту к этому месту подскакали разгорячённые всадники. Котлубей соскочил с коня, выхватил короткую саблю из ножен, изо всех сил ударил плечом в дверь. К его большому удивлению она легко раскрылась, и он чуть не упал в узкие сени, едва удержав равновесие. В избушке было сумрачно, свет едва пробивался сквозь низкое оконце, затянутое бычьим пузырём, но и этого освещения было достаточно, чтобы увидеть, что горница за сенями пуста. Вдоль стен стояли деревянные лавки, заваленные каким-то тряпьём, на стенах висели пучки сухих трав, возле покрытой копотью печки были нагромождены кучей тёмные горшки и плетёные корзины. Медленно таял снег на земляном полу, нанесённый множеством людей, но самих людей не было. Ни одного человека. Корова тоже исчезла. Следы вели к дальней стенке, завешанной облезлой шкурой медведя. Котлубей заметил шевеление шкуры, как от лёгкого ветерка, бросился к ней, держа саблю наготове, с силой дёрнул её и замер в полном изумлении — за шкурой оказалась глухая стена из переплетённых жгутами старых корней дерева, плотно спрессованных глиной и мелкими камнями. Котлубей рубанул по корням саблей, но лезвие отскочило от крепких сплетений, не причинив им ни малейшего вреда. Между тем воины Котлубея, теснясь в маленькой горнице, переворачивали всё вверх дном, пытаясь найти потайной ход, через который сбежали люди. Только напрасно, и десятник принялся в ярости крушить всё вокруг, размахивая саблей.

— Остановись, Котлубей! Ты что-то потерял?

Вопрос, заданный резким, дребезжащим голосом прозвучал словно гром с ясного неба. Десятник обернулся и увидел маленькую, сгорбленную старуху, сидящую возле печи. Она была одета в тёмные лохмотья, держала в руках длинную трубку и спокойно раскуривала её от тлеющего уголька. «Почему я не заметил её сразу?» — пронеслось в голове Котлубея.

— Потому что глаза твои горели алчностью и злобой, — словно отвечая на его вопрос, произнесла старуха.

Теперь все татары увидели её, прекратили погром и обступили с обнажёнными саблями. Первым желанием было — изрубить её в куски. Так, как они это сделали со всеми стариками, встреченными в покинутых селениях. Но что-то сдерживало сейчас храбрых воинов Котлубея. То ли нагловатая уверенность с которой старуха, раскурившая трубку, выпускала дым в их сторону, то ли твёрдый взгляд её не по-старушечьи умных глаз, то ли тот факт, что в её избушке бесследно растворились люди.

— Ты знаешь наш язык? — наконец спросил Котлубей.

— А чего ж не знать? — не то рассмеялась, не то закашлялась старуха. — Лет пятьдесят назад довелось мне побывать любимой женой славного татарского сотника Джамбула. Правда, недолго. Пока красота не начала увядать, и сотник не перевёл меня в простые наложницы, взвалив готовку еды на всю ораву его жён и детей. Что скалитесь? — проскрипела старуха, взглянув на усмехающихся татар. — Не верите, что когда-то я могла быть красавицей?

— Где люди? — к ней подступил Котлубей. — Мы видели, как у тебя скрылись жители деревни.

— Они в безопасном месте, далеко отсюда.

— Показывай дорогу!

— Забудь об этих людях, их жизни вам не достанутся. Отсюда нет дороги к тому месту, где они прячутся.

— Тогда я отрублю тебе голову!

— Не торопись. В моих руках судьба эмира Едигея, — неожиданно произнесла старуха, поднимаясь с лавки. — Если убьёшь меня — никогда не сможет он стать полновластным правителем Хорезма!

В избе повисла пауза. Воины переглядывались, со страхом глядя на старуху, осмелившуюся заговорить о судьбе великого темника.

— Что ты несёшь, старая ведьма? — в ярости зашипел Котлубей. — Я сейчас изрублю тебя в куски…

— Ты правильно назвал меня, Котлубей, — спокойно выбивая пепел из трубки о край печи, заметила старуха. — Люди давно зовут меня Ведой, хотя когда-то я носила другое имя. Можешь убить меня, ты хорошо владеешь саблей. Но все воины твоего отряда слышали мои слова, они обязательно донесут их до ушей Едигея. Что ты ответишь ему, когда он спросит о старой Веде?

Десятник в страхе отпрянул, представив себе тяжёлый взгляд прищуренных глаз эмира. Кто знает, что известно старой карге? Котлубей задумался. Если ничего важного — эмир сам велит казнить её, но и десятнику достанется за глупую выходку. А если что-то важное — Едигей может и наградить его. Котлубей посмотрел на воинов, готовых действовать по его приказу и махнул рукой:

— Старуху забираем с собой! Возвращаемся к эмиру Едигею!

— Это и есть обещанный ясырь? — зароптали несколько воинов. — Беззубая развалина? Где сокровища? К Ростову не успеем — воины князя Бурнака заберут всё без нас. Что будем делать под московскими стенами? Ждать, когда сломаются крепостные пушки?

— Хотите, чтобы я вырвал вам языки? — мрачно спросил Котлубей, выхватывая из ножен кинжал. — Это и будет ваша добыча в случае неповиновения приказу. Можете поживиться тем, что найдёте в брошенных домах. А потом сжечь всё дотла. Но начнём с твоей развалюхи, старая ведьма.

— Тебе решать, — пожала старуха плечами, — позволь только забрать кое-какие вещи.

Веда взяла одну из корзин, заполнила её пучками трав и быстро вышла, подгоняемая тычками в спину. Она потом ещё долго оглядывалась, с болью в сердце видя, как огонь пожирает сухие стены старой хибарки, служившей ей прибежищем много лет.

Глава 3. Наследник

Едигей был мрачнее низко нависшего над землёй неба, с которого непрестанно сыпались мелкие колючие снежинки, подхватываемые ледяным ветром. К стенам Москвы подойти вплотную так и не удалось. Небольшие отряды предпринимали попытки подобраться через ров к воротам под покровом ночи, но их неизменно встречали градом стрел и потоками горячей смолы недремлющие защитники города. После каждой такой вылазки снова начиналась пальба из пушек, заставлявшая держаться войско Едигея на почтительном расстоянии. Что-то задерживался в пути Тверской князь Иван Михайлович, от которого эмир ожидал существенную поддержку орудиями. К тому же время шло, посольства от москвичей не было, а морозы крепчали с каждым днём. Хотя для привыкшего к кочевой жизни Едигея, суровая зима не была препятствием для осады. Его нукеры, закутанные в шкуры, грелись у костров, выносливые лошади копытами разбивали слой замёрзшего снега, покрывающего землю, и щипали остатки осенней травы.

Но неспокойно было на сердце у бывшего темника. Что происходит в Сарае, столице Золотой Орды, пока Едигей с основным войском находится в землях русских? Слишком много желающих воспользоваться отсутствием эмира и забрать власть в свои руки. С одной стороны нельзя бесславно закончить поход на Москву, а с другой — нельзя потерять влияние в Орде. Едигей знал, что с ним произойдёт, как только появится более сильный противник. Вчерашние союзники-царевичи и князья без тени сомнения предадут его, как он сам поступал неоднократно по отношению к другим властителям.

— Господин! — Едигея отвлёк от раздумий начальник охраны. — Там прискакал десятник Котлубей из отряда князя Бурнака. Привёз с собой старуху, утверждающую, что в её руках судьба твоего правления в Хорезме.

— Что? — нахмурился Едигей. — Котлубею жить надоело или он сошёл с ума?

— Велишь отхлестать его плетью, а старухе отрубить голову?

Едигей хотел было кивнуть, но неожиданно задумался. Хорезм! Ещё одно стратегически и политически важное место, с которым связано столько трудностей. Как только в 1405 году умер Железный Хромец, бывший повелитель Едигея, между его наследниками разгорелась нешуточная борьба за власть. Старик хотел видеть своим преемником Пир-Мухаммеда, внука от старшего сына. Ему готовился передать основные бразды правления, стараясь не обделить других родственников — двух оставшихся в живых сыновей и десятка полтора внуков. Но в действительности сложилось иначе. После смерти Тимура столицу империи, Самарканд, захватил молодой внук Халиль-Султан. Многие эмиры и военачальники не подчинились ему, заняв сторону либо Пир-Мухаммеда, либо сына Тимура Шахруха. Халиль-Султан, очутившись на троне, принялся транжирить имперские деньги, устраивая увеселения и одаривая дорогими подарками свою любимую жену Шад-Мульк — женщину низкого происхождения, против брака с которой был сам великий Тимур ещё при жизни. Поговаривали, что старшая и младшая императрицы покойного Тимура, Биби-ханум и Тукал-ханум, были отравлены не без участия сумасбродной красавицы. Видя, что Самарканд находится в руках молодого неопытного правителя, действующего под влиянием страстей, сын Тимура Шахрух, по наущению переметнувшихся к нему эмиров и мирз, выступил против Халиль-Султана. Однако за спиной у императора собралась сильная коалиция, которую вполне устраивал такого рода правитель. Войска Шахруха были разбиты, но и Халиль-Султан понёс серьёзные потери. Оба родственника временно разошлись, огрызаясь и зализывая раны.

Такой благоприятной ситуацией немедленно воспользовался Едигей, полновластный правитель Золотой Орды к тому моменту, при номинальных ханах. Он вторгся в Хорезм — небольшое азиатское государство более тридцати лет находившееся в составе империи Тимуридов, уничтожил наместника, поставленного Тимуром, жестоко разобрался со всеми недовольными его вторжением и посадил правителем Хорезма золотоордынского эмира. Таким образом Едигей заполучил прекрасный Хорезм, богатый центр торговли и земледелия, известный своими зодчими, поэтами и умелыми ремесленниками. Из Хорезма было удобно совершать опустошительные набеги на Бухару. При грозном Тимуре Едигей никогда бы не осмелился на такое, но теперь, когда империя Тимуридов трещала по швам, почему бы не оторвать от неё солидную территорию. Возможно где-то в потаённом уголке своей души Едигей мечтал когда-нибудь воссесть на Самаркандском троне, но до этого было ещё далеко. А пока к постоянным волнениям и бунтам в Сарае добавились угрозы со стороны всех влиятельных наследников Тимура, не желавших смириться с потерей Хорезма. И тут вдруг какая-то старуха! Откуда ей, живущей среди дремучих русов, известно о связи между Едигеем и этим лакомым кусочком империи Тимуридов?

— Приведи сюда Котлубея со старухой! — наконец, после долгих раздумий велел он начальнику стражи.

Вскоре перед шатром эмира показался десятник Котлубей, ведущий за собой на аркане старую женщину с небольшой плетёной корзиной в руке. Завидев Едигея, он подобострастно рухнул на колени, дёрнул вниз старуху и пополз вперёд, склонив голову к земле. «Немолодой уже воин, а всё в десятниках ходит», — усмехнулся Едигей. Он не слишком жаловал таких, не амбициозных, осторожных, довольствующихся тем, что есть, предпочитая рвущихся к почестям и власти. Правда, слишком ретивым приходилось часто рубить головы, но Едигею нравилось пользоваться их горячностью до определённого, выгодного ему момента.

— Встань, Котлубей, — велел он, — и поведай, зачем ты привёл к моему шатру эту старую морщинистую развалину вместо вереницы прекрасных юных дев?

Десятник поднялся с колен и принялся сбивчиво рассказывать о том, как произошла их встреча со старухой. Едигей внимательно слушал его, с любопытством глядя на старую Веду. Черты лица её огрубели и заострились от старости, кожа была обветренная, изрытая глубокими морщинами. Но из-под седых, свалявшихся в космы волос, повязанных тёплым чёрным платком, на Едигея смотрели умные, проницательные глаза, и взгляд проникал к самому сердцу.

— Куда ты спрятала людей, старуха? — спросил эмир, дослушав Котлубея.

— Вывела далеко в безопасное место.

— Через потайной ход?

— Можно и так сказать, — кивнула Веда.

— Мои люди перерыли там всё вверх дном, повелитель! — воскликнул Котлубей. — Был бы потайной ход — мы бы нашли его!

— Есть ходы, которые неподвластно открыть обычным людям. О них ведомо только некоторым, обладающим знанием, — ответила старуха. — Я могу это делать.

— Хочешь сказать, что ты не обычная? — усмехнулся Едигей.

— Я должна была стать такой, чтобы выжить. — Сгорбленная Веда слегка выпрямилась. — Когда сотник Джамбул перевёл меня из любимых жён в стряпухи, я решила не соглашаться с такой участью и занялась изучением свойств разных трав и ягод, приготовлением из них отваров и мазей. А потом на помощь пришли разные заклинания. Словно кто-то нашёптывал мне их на ухо. Постепенно меня стали уважать и даже бояться. Многие обращались ко мне за помощью — кто-то хотел вылечить ребёнка, кто-то заставить полюбить себя, кто-то извести со свету соперницу. К этому времени новые знания сами открывались у меня в голове, иногда показывая то, что я не просила и не хотела бы знать. Когда сотник Джамбул погиб, я посчитала себя свободной и отправилась в родные места, по которым сильно истосковалась. Да только за годы отсутствия от моей деревеньки не осталось ни следа. В своих скитаниях я наткнулась однажды в лесу на отшельника-ведуна, доживающего свой век в ветхой избушке у подножия бывшего жертвенного холма со старым дубом на вершине, и осталась помогать ему, пока он не отправился в иной мир. Невдалеке расположилась деревня, и её жители быстро привыкли к моему соседству, а в скором времени начали пользоваться маленькими услугами, обеспечив мне, таким образом, скромное пропитание…

— Мне неинтересна твоя жизнь! — прервал её Едигей. — Она может закончиться в одно мгновение по моему приказу. Что тебе известно о Хорезме?

— Многое, великий эмир! — Старуха почтительно склонила голову. — В Хорезме твоё будущее. Но… — она выразительно посмотрела на Котлубея и оглянулась на воинов охраны, застывших неподалёку. — Бесстрашный Едигей доверяет всем ушам? Может, он соблаговолит выслушать беспомощную старуху наедине?

— Мой господин! — с тревогой в голосе воскликнул начальник охраны. — Нельзя доверять ведьме!

— Дай свою руку, Едигей, — вкрадчиво проговорила Веда, протягивая вперёд иссохшие пальцы. — И ты убедишься, можно ли мне доверять.

По спине бывшего темника пробежал холодок страха, но, невзирая на него, Едигей решительно протянул руку и лишь брезгливо поморщился, когда старуха крепко вцепилась холодными пальцами в его кисть. Тотчас же в голове эмира вспыхнуло яркое воспоминание — ханский дворец в Сарае, а вот он сам выходит из-за ковра, закрывающего потайную дверь, ведущую в спальню хана. Сверкает клинок в руке, и Тимур-Кутлуга падает с перерезанным горлом, не успев даже вскрикнуть. Следующая картина — Едигей успокаивает плачущую женщину, приходящуюся ему сестрой, и отдаёт строгий приказ найти и казнить убийцу её сына. Эмир выдернул свою руку из цепких пальцев и с ужасом отшатнулся от старухи.

— А ведь он был твоим племянником, — тихо пробормотала она. — Его младшего брата постигла та же участь.

— Как ты узнала? — прошипел Едигей.

— Ты плохо слушал историю моей жизни, господин, — проскрипела Веда. — Многие знания сами появляются в моей голове.

— А если я велю отрубить её?

— Ты вправе сделать это, но лучше воспользуйся тем, что расскажу. Я, хоть и стара, но не хочу умирать.

— Странно. — Едигей покачал головой. — Обычно старики не боятся смерти, некоторые даже молят о ней.

— Я боюсь смерти, — ответила Веда, тяжело вздохнув. — Слишком многим я помогла когда-то отделаться от соперниц и соперников, извести со свету старых мужей и сварливых жён, избавиться от нежеланных детей. Уже много лет, как я не берусь за такие дела, стараясь только лечить и спасать. Но не знаю, что ждёт меня там, за порогом жизни! Простились ли мне старые проделки? — Она подняла крючковатый палец к небу. — Меня в дрожь бросает при мысли о небесном суде, потому и цепляюсь за жизнь, чтобы не услышать страшный приговор длиною в вечность.

— Ладно, — усмехнулся Едигей, — поживёшь пока. Входи в шатёр и постарайся меня удивить.

Он приподнял полог и вошёл внутрь, старуха проковыляла следом и тяжело опустилась на толстую шкуру возле огня. Из глубоких складок своего одеяния она извлекла длинную трубку и принялась разжигать её.

— Только не заставляй меня ждать, — Едигей нетерпеливо щёлкнул пальцами, усаживаясь в походное кресло.

— Не буду, великий эмир, — Веда с наслаждением затянулась и выпустила тонкую струйку дыма. — Судьба несправедлива к тебе, Едигей. Одарила бесстрашием, талантом полководца и хитростью политика, наградила привлекательной внешностью и острым умом, но забыла только об одном — влить хоть каплю наследной крови Чингизидов.

— Это мне известно и без тебя.

— Все знают, что ты — настоящий правитель Золотой Орды, но вынужден ставить впереди себя глупых, избалованных юнцов, чтобы иметь право повелевать от их имени. Тебе приходится считаться с их капризами, транжирством завоёванных богатств и пьянством, иногда меняя зарвавшихся и возомнивших себя великими ханами на более удобных. Тяжело править в Золотой Орде, где судьба большинства царевичей в твоих твёрдых руках, но ещё тяжелее удержать власть в Хорезме — отобранном тобой у империи Тимуридов. Ты поставил правителем Хорезма золотоордынского царевича, но его власть не признают ни наследники Тимура, ни знать Хорезма, постоянно устраивающая заговоры с целью вернуться под власть Самарканда.

— Кого же мне ещё ставить в Хорезме? — криво усмехнулся Едигей. — Наследники Тимура со мной даже разговаривать не станут. Я для них — презренный темник, предавший Железного Хромца. И хотя они сейчас бьются между собой за право единоличной власти, но как только дело коснётся меня — без раздумий объединятся, чтобы пойти против.

— Однако, именно в Хорезме твоё спасение! — глубокомысленно произнесла Веда.

— Спасение от чего?! — Едигей вскочил с кресла. — Разве мне что-то грозит?

— Увы, господин, — старуха вздохнула, — твоей власти в Золотой Орде подходит конец. Великий Чингиз отправился в иной мир много лет назад, и капли его царственной крови размножились в сотнях, тысячах потомков, позволяя каждому претендовать на ханский трон. Ты не устоишь, Едигей. Уже поднимает войско сын убитого тобой Тимур-Кутлуга, а сколько ещё желающих воссесть на троне в Сарае? Молодых, горячих, тщеславных… — Старуха внимательно посмотрела на задумавшегося Едигея. — А вот Тимур умер менее четырёх лет назад, и прямых наследников у него не так уж много. Наглец Халиль-Султан, внук, захватил власть, невзирая на завещание деда и двух его сыновей — Шахруха и Мираншаха. Но у Мираншаха проблемы со здоровьем — что-то повредилось в голове, и его давно вычеркнули из списка престолонаследников. Остаётся Шахрух. Сейчас именно он пытается стать единовластным правителем империи Тимуридов, и его поддерживают эмиры и военачальники, потому что он — сын Тимура! Только не знают они, что у Тимура остался ещё один сын — законный наследник. И ты, Едигей, можешь стать не только правителем Хорезма, но и всей империи Тимуридов, если усадишь наследника на трон в Самарканде и станешь повелевать его именем!

Веда замолчала, глядя в глаза Едигею, наливающемуся краской гнева. Он подошёл к ведунье, схватил рукой за горло, приподнял и встряхнул над шкурой.

— Что ты несёшь, старая карга! — прошипел Едигей захрипевшей от удушья Веде. — Какой ещё сын? У Тимура их было всего четверо! Двое умерли раньше отца, а двое — Шахрух и Мираншах — остались! Нет больше сыновей! Слышишь! — Он разжал пальцы, и старуха рухнула к огню, судорожно вздыхая и откашливаясь.

— Есть, — просипела она, поднимаясь и растирая шею. — Есть, господин. Пятый сын, подаренный старику перед самой смертью младшей императрицей Тукал-ханум.

— Что? — Едигей в изумлении уставился на Веду. — Не может быть!

— Может, господин, может. Тукал-ханум родила мальчика перед смертью Тимура. Бедняжка! — Старуха вздохнула. — Тебе, должна быть известна ужасная участь гарема покойного Тимура. Сразу после его смерти женщины были проданы в рабство, стали наложницами простолюдинов и солдат, были отданы в прислуги. Таким образом осмелевшие шакалы отомстили льву, надругавшись над его жёнами.

— Я знаю, — горько произнёс Едигей. — Моя сестра была в гареме и покончила с собой, когда её заставили выносить ночные вазы за служанками Шад-Мульк — любимой жены Халиль-Султана.

— Значит, тебе известно, что шакалы не решились пойти на унижение двух императриц — старшей и младшей. Их попросту отравили.

— А ребёнок?

— Халиль-Султан готовил ужасную участь возможному сопернику на трон, но, к счастью, у императриц были верные, преданные слуги. Им удалось вынести ребёнка из дворца и надёжно спрятать его.

— Где?! — воскликнул Едигей, глядя горящими глазами на Веду.

— Далеко, эмир Едигей. Очень далеко. Если велишь — я покажу тебе.

— Показывай! — Бывший темник нетерпеливо махнул рукой.

Старуха подтянула корзину, разложила перед собой на шкуре пучки трав и принялась что-то напевать. Огонь метнулся к ней яркими языками, и Веда со смехом бросила в него несколько веточек. Пламя успокоилось, стало ровным, и старуха принялась подбрасывать в него травы, продолжая петь. Огонь едва горел над землёй, цвет его постоянно менялся с зелёного на синий, с синего на бордовый. Несмотря на дневной свет за шатром, внутри стало сумрачно, как после заката.

— Смотри, — прошептала старуха и взяла Едигея за руку.

В тот же миг они словно переместились в богато убранную спальню. Лёгкие, длинные занавеси колыхались от ветра. Вокруг сновали полупрозрачные женщины, а на широком ложе, среди шёлковых подушек лежала Тукал-ханум (Едигей узнал её) и счастливо улыбалась пожилой женщине, с осторожностью держащей в руках плачущего младенца.

— Старшая императрица, Биби-ханум. — Едигей с невольным почтением склонил голову.

— Смотри дальше, — прошелестел голос Веды.

Силуэты женщин растворились в тумане, спальня подёрнулась дымкой, и вот Едигей уже в тёмном коридоре, освещаемом светом от факела в руке Биби-ханум. Возле неё стоит Тукал-ханум. Она со слезами на глазах передаёт ребёнка молодой женщине, а рядом стоящий седовласый мужчина прижимает руку к сердцу, склонив голову. Оба, мужчина и женщина, быстро скрываются в темноте длинного коридора, и в следующий миг видение переносит Едигея в маленькую комнатку, за стенами которой идёт бой. Седой мужчина сражается с воинами императорской охраны, но в комнате происходят события не менее захватывающие — женщина прижимает младенца к груди, а какой-то незнакомец, воздев руки к небу, что-то говорит. Неожиданный столб яркого света заставляет Едигея зажмуриться, а потом раскрыть глаза в изумлении. Между двумя разошедшимися в разные стороны лучами, появляется проход к фонтану и поляне, покрытой стриженой зелёной травой. Женщина с ребёнком шагает туда, следом за ней незнакомец, а потом, через какое-то время и седой мужчина. Лучи исчезают, и перед Едигеем пустая маленькая комната.

— Что это было? — прошептал Едигей, но Веда не удостоила его ответом, только крепче сжала руку.

Едигей снова очутился в комнате, на этот раз просторной и светлой. Женщина из видений что-то радостно говорит маленькому мальчику, и он, неуверенно ступая ножками, направляется к седому мужчине. Тот берёт его на руки и кружит по комнате, ребёнок смеётся, а потом вдруг становится серьёзным, чуть оттопыривает нижнюю губу и внимательно смотрит прищуренными глазами за спину мужчине. Рыжеватые волосы блестят в лучах солнца, пробивающегося сквозь высокие окна, и Едигей вздрагивает, заметив необыкновенное сходство мальчика с человеком, на службе у которого он состоял столько лет.

— Тимур, — с ужасом шепчет темник.

Мальчик стремительно растёт, рядом с ним часто мелькает другой ребёнок, чуть младше, но всё внимание Едигея приковано к сыну Тимура. Он странно одет, ходит по дорогам, не оставляя за собой пыли, ездит в карете без лошади, но, чем старше становится, тем больше в лице проступает сходство с Железным Хромцом. Неожиданно Едигей оказывается посреди странного места — сквозь густые зелёные кроны деревьев ярко светит солнце, играя на прозрачных стёклах и множестве решёток, за которыми ходят дикие звери. Мальчик стоит к нему спиной возле высокого решетчатого ограждения, за которым, нервно подрагивая хвостом, вышагивает огромный красивый зверь с пятнистой шкурой. Большая хищная кошка. Едигей вспомнил, что когда-то такого зверя держала одна из жён Тимура. Кошка останавливается напротив ребёнка, открывает пасть с большим розовым языком и длинными желтоватыми клыками и… Звуки лавиной ворвались в шатёр Едигея. Смех и крики детей, гомон птиц, странная музыка, бьющая по ушам. Сквозь этот непривычный шум прорвалось громкое рычание хищника, а потом откуда-то послышался возглас ребёнка:

— Санджа-ар!!!

Сын Тимура резко обернулся, взглянул прямо в глаза Едигею, и видение тотчас исчезло. Старуха отпустила руку тяжело дышавшего эмира, усадила его на шкуру возле весело потрескивающего огня, налила воды в кубок и подала ему.

— Что это за место? — сделав несколько глотков и придя в себя, спросил Едигей. — Как они сбежали туда?

— Потайной ход, мой господин, — ответила Веда.

— Такой же, в котором ты прячешь людей?

— О, нет, великий эмир! Мой ход выводит людей в безопасное место, из которого они потом сами возвращаются домой. А сына Тимура увели далеко, сквозь века, к нему нет простых дорог. Он живёт в Москве, осаждённом тобой городе, только в далёком-далёком будущем, где от имён Хромого Тимура и Едигея осталась лишь пыль воспоминаний.

— И я не могу послать за ним отряд нукеров?

— Нет, — покачала старуха головой.

— Как же мне заполучить мальчишку? Ты говорила, что усадив его на трон в Самарканде, я смогу повелевать всей империей Тимуридов! Или… — Едигей пристально посмотрел на старуху. — Ты можешь открыть этот тайный ход?

— Могу, господин. — Веда поклонилась эмиру.

— Тогда сделай это немедленно!

— Увы, силы мои на исходе, слишком много потрачено, чтобы показать тебе мальчика. Мне нужен отдых.

— Сколько времени ты хочешь? — с раздражением спросил Едигей.

— Не знаю. Я почувствую, когда буду готова. Хотя, — Веда задумалась на мгновение, — неподалёку есть одно место. Надеюсь, его не сожгли москвичи вместе с посадами, и не успели разорить твои воины?

— Что за место?

— Троицкий монастырь. Позволь мне побывать там завтра.

— Знаю я это место, — кивнул Едигей. — Оно в почёте у русских. Слыхал даже, что Кочубей — лучший темник Мамая, был убит в поединке монахом из этого монастыря. Но не верю я в такие сказки. Мужи там живут сухие, тощие, в длинных тёмных одеяниях, морят себя голодом и молитвами. Как один из них мог одолеть могучего татарского воина? Разве что колдовскими чарами. Хочешь к ним съездить, посмотреть на деревянные избы за тыном? Ладно, выделю двух нукеров для сопровождения. А пока велю накормить тебя и определить место для отдыха.

Веда почтительно поклонилась, собрала свою корзину и направилась к выходу, но внезапно остановилась, словно вспомнив о чём-то:

— Есть у меня просьба, господин.

— Какая?

— Награди десятника Котлубея, чтобы не роптали его подчинённые, не добравшиеся до богатств Ростова.

— Что тебе до этого десятника?

— Не мне, господин — тебе. Не пренебрегай людьми. Когда через год князь Бурнак сговорится с твоими недругами, Котлубей сослужит добрую службу. — И старуха выскользнула из шатра, оставив Едигея в раздумьях.

***

Следующим утром один из нукеров усадил старуху впереди себя на коня, и они отправились на северо-восток от Москвы, к Троицкому монастырю. День был чудесный — на чистом голубом небе ярко светило низкое зимнее солнце. Воздух был прозрачен и словно соткан из лучей, пытающихся подарить слабое тепло. Тем страшнее был контраст с землёй, окутанной сажей от пожарищ, вытоптанной тысячами копыт лошадей, залитой почерневшей застывшей кровью. Веда многое повидала на своём веку, но всякий раз вид обгоревших руин приводил её в ужас. Она слышала вой матерей и плач младенцев, видела тени, мечущиеся в дыму пожаров, чувствовала вместе с ними боль отчаяния и горечь потерь. Это была высокая плата за её мастерство, и старуха попросила пустить лошадей вскачь, чтобы быстрее миновать места всеобщей скорби.

Не успела она облегчённо вздохнуть, оставив позади сожжённые посады Москвы, как вереница полуодетых пленных женщин и детей, подгоняемая несколькими всадниками, привлекла её внимание, заставив глаза наполниться слезами. Много-много лет назад ей довелось точно так же идти из разрушенной родной деревеньки, и хлыст подгоняющих всадников неоднократно опускался на хрупкие девичьи плечи, пока её не заметил сотник Джамбул и не купил для своего маленького гарема.

Миновав скорбную процессию, старуха и сопровождающие её нукеры, свернули на лесную дорогу и направились в сторону холма Маковец, на котором когда-то поселился Сергий Радонежский с братом Стефаном, основав монастырь. Солнце, не успев подняться высоко в небо, снова начало клониться к горизонту, когда всадники выехали на вершину холма. Среди вековых елей, обнесённая невысоким деревянным тыном, притаилась обитель, населённая монахами. Всё было цело и невредимо — и деревянная церковка посреди, с небольшой колоколенкой, и десятка полтора низеньких бревенчатых домиков-келий. Опустошающие отряды татар пока не добрались до этого места, то ли из суеверной боязни, то ли не видя интереса для обогащения в скромных монашеских жилищах.

— Я сама пойду туда, — сказала Веда нукеру, соскочила с лошади и направилась в сторону деревянных ворот.

С каждым шагом идти становилось всё труднее и труднее. С одной стороны что-то могучее и сильное влекло её к храму, стоящему посреди территории монастыря, а с другой — какая-то сила сдавливала грудь, мешая дышать, спутывала ноги, заставляла оглядываться в страхе. Веда с трудом добралась до ворот и остановилась, вцепившись в деревянный тын руками, не в силах сделать больше ни шагу. Кровь горячим потоком бежала по венам, заставляя биться сердце, словно кузнечный молот. «Здесь действительно необыкновенная сила», — подумала старуха. Ей было знакомо это ощущение обновления. Каждый раз, чувствуя, что ослабевает, она отправлялась в паломничество к ближайшим церквям, тем самым совершая кощунство, но не в силах отказаться от ведунского знания.

Внутри, за тыном, было пустынно. «Должно быть, покинули Божии слуги свою обитель, — подумала Веда. — Оно и верно, разве ж пощадят их татары?» Но тут со стороны церкви донеслось приглушённое протяжное пение, а дверь одной из келий отворилась, и к старухе направился худой монах в длинной чёрной рясе до земли. Он подошёл к воротам, остановился возле Веды и спросил, глядя поверх неё пустыми бельмами слепого человека:

— Пошто ты здесь, ведунья?

Старуха в страхе отшатнулась от слепого, но потом взяла себя в руки.

— Коль распознал во мне ведунью, так может, ответишь сам?

— Отвечу, — кивнул он. — Всех вас, вступивших в сговор с бесами, иногда тянет к Божьей обители. Знамо, дело какое-то затеяла колдовское. Душу губишь свою безвозвратно.

— Зато жизнь свою спасаю!

— Что такое жизнь? — спросил монах. — Мгновенье. Твоя вот, судя по голосу, уже на исходе. А душа — вечна. И ты размениваешь вечность на мгновение?

— Боюсь я той вечности, — вздохнула Веда. — Хотя давно не использую силу на дела плохие, да только не знаю, что ждёт меня за порогом жизни. Будет ли прощение?

— Никто не знает, но все надеются. Ибо нет греха выше милости Господней. Остановись, ведунья, и посвяти остаток своей жизни покаянию. Тогда и страх смерти отступит.

— Хорошо говоришь, монах. Может, я так и поступлю. Сделаю последнее дело и уйду куда-нибудь далеко-далеко грехи замаливать.

— Не делай то, что задумала, ибо новое тяжкое преступление ляжет на твою душу! — воскликнул монах. — Не будет тебе милости, пока не исправишь содеянное.

— Я ничего плохого не сделаю — просто верну на место то, что давно спрятано.

— Тем самым совершишь злодеяние! Отдашь в руки волка Едигея беззащитных овечек.

— Я отдам ему ребёнка, облечённого властью! Едигей воздаст ему достойные почести!

— Он возьмёт гораздо больше и утащит душу твою в бездну. — Монах зябко поёжился. — Жаль тебя, но более жаль людей, коим ты причинишь страдание. Не приходи сюда, нет пока тебе Божьего прощения.

Он повернулся к Веде спиной и медленно побрёл к храму, опустив плечи.

— Ещё чего! — крикнула ему вслед старуха. — Куда хочу, туда и иду! Сама себе хозяйка!

— А в храм Божий хочешь войти? — неожиданно обернулся к ней слепой.

— Хочу!

— Ну так войди! Ворота ж нараспашку.

Ведунья попыталась сделать шаг, переступив невидимую границу территории монастыря, но ноги её словно одеревенели, не желая слушаться. Она схватилась руками за деревянный тын, как за опору, напрягла мышцы и не смогла сделать ни единого шага.

— Так что? — раздался насмешливый голос монаха. — Ты точно себе хозяйка?

Впервые Веде стало страшно от того, что ею управляет чья-то злая воля. Женщина в бессилии опустилась в снег, тяжело дыша, и пробормотала:

— Твоя правда, не хозяйка я себе. Но стану ею, как только заберу свою жизнь у Едигея. Уйду подальше от людских глаз, чтобы в тишине и покое просить о снисхождении.

Старуха тяжело поднялась и, не оглядываясь на монастырь, направилась к дожидавшимся её нукерам. Чем дальше она отходила от забора, тем легче делалась её походка, ярче горели глаза на тёмном лице, и выпрямлялась спина, сгорбленная годами.

Она вернулась в Коломенское поздно ночью, но Едигей ещё не ложился и сразу потребовал к себе ведунью.

— Я исполнена силы, Едигей, и готова открыть для тебя потайной ход к сыну Тимура. — Старуха взглянула в глаза эмиру. — Хватит ли у тебя смелости самому шагнуть в него? Туда нет дороги простому воину.

— Моей смелости хватит на сотню потайных ходов!

— Тогда отвези меня к тому месту, где я жила. К холму, на котором раньше совершались жертвоприношения, к корням древнего дерева, питавшегося кровью умерших. Верни мою силу к их силе! Там я смогу открыть потайной ход сквозь века, а ты получишь наследника империи Тимуридов!

***

После двух дней скачки по морозному лесу Веда не выглядела уставшей. Её морщинистые дряблые щёки горели румянцем, седые космы покрылись инеем от пара изо рта, но она уверенно сидела на лошади и не требовала дополнительных остановок. Чем быстрее приближался небольшой вооружённый отряд во главе с Едигеем к её бывшему дому, тем ярче светились глаза старой ведуньи. Они затуманились лишь однажды. Когда татары промчались по бывшему соседскому селению, превратившемуся в мёртвое пепелище. «Ничего, — успокоила себя старуха, — зато люди живы. Они вернутся вскоре и отстроятся заново, как уже бывало не раз».

С неба посыпал мелкий снежок, когда отряд выехал к поляне с возвышающимся пригорком и могучим деревом на его вершине.

— Приехали! — скомандовала старуха и легко соскочила с лошади, не дожидаясь помощи.

Она зашагала, проваливаясь в снег сквозь корку льда, к обуглившимся деревяшкам, напоминавшим ей о бывшем жилище. Там, где избушка лепилась стеной к пригорку, не осталось ничего. Старая медвежья шкура сгорела дотла, обнажив туго переплетённые между собой толстые корни дуба. Огонь не причинил им вреда, только копоть от сгоревшей избы испачкала чёрным. Веда подошла к корням, заботливо протёрла их сухим, рассыпающимся в руках снегом, и на несколько секунд прижалась сгорбленным годами телом. Едигей не мешал ей, понимая, что происходит нечто важное, но слегка вздрогнул, когда старуха резко повернулась, взглянула на него ясными глазами и спросила чистым молодым голосом:

— Какую плату за проход готов ты предоставить, Едигей?

— А какую плату тебе давали жители деревни?

— Они платили едой, но и услуга для них была невелика. Тебе же я предоставлю возможность править половиной мира. Что дашь мне ты?

— У меня для тебя бесценный дар — твоя жизнь! — Едигей улыбнулся. — Сейчас она в моих руках, и я дарю её тебе! Слушайте все! Отныне жизнь этой женщины принадлежит только ей. Любой, осмелившийся забрать её, будет жестоко казнён! Ты довольна?

— Вполне! — рассмеялась старуха. — Достойная плата! Ты верен себе, повелитель! Что ж, я принимаю твой дар и открою потайной ход. Но ненадолго. Поторопись!

Веда снова повернулась лицом к корням и отошла от них на несколько шагов. Потом раскинула руки над головой и начала громко произносить слова заклинания. Каждое слово эхом отзывалось в морозном воздухе, а потом уносилось ввысь, к ветвям старого дуба. Снег становился гуще, крупные хлопья медленно сыпались сверху, оседая на одежде тёмных всадников. Старуха трижды повторила какое-то слово, и ветви дерева задвигались, поднимаясь вверх и сплетаясь в клубок. Одновременно зашевелились корни дерева, со скрипом расплетаясь и открывая широкий тёмный проход в склоне пригорка. Едигей тронул коня, но Веда обернулась с предостерегающим криком:

— Рано!

Она продолжила говорить заклинание, и проход посветлел. Вскоре перед глазами изумлённых всадников сквозь снежную пелену начала прорисовываться картинка. Это было странное место. Проникая через густые кроны деревьев, ярко светило солнце. Его лучи играли бликами на прозрачных стёклах, за которыми видны были дикие звери. Перед высоким ограждением, спиной к татарскому отряду, стоял мальчик, наблюдая за большим пятнистым зверем, нервно вышагивающим за густой решёткой. Как вдруг зверь остановился, посмотрел золотисто-зелёными глазами прямо на Едигея и раскрыл розовую пасть с длинными клыками.

— Пора! — крикнула Веда.

Её крик звонким эхом прокатился по лесу, сбивая снег с ветвей и сгоняя нахохлившихся птиц с насиженных мест. Но уже за мгновение до её крика эмир понял, что настал нужный момент, стегнул коня и поскакал в открывшийся проход…

Глава 4. Сквозь ветер времени

— Гаяр! — нетерпеливо воскликнула Сарнай. — Сколько можно? Неужели так трудно выбрать мороженое? Ты задерживаешь очередь!

Она виновато улыбнулась полной, тяжело вздыхающей женщине, обмахивающейся веером, и молодой влюблённой парочке, постоянно обнимающейся.

— Бери клубничное! — посоветовала Гаяру девушка.

«Лучше б она молчала, — подумала Сарнай, — теперь он точно его не возьмёт».

— Ещё чего, — пробормотал Гаяр, обожавший мороженое с клубничным наполнителем. — Оно девчоночье! Шоколадное, пожалуйста.

Сарнай облегчённо вздохнула — наконец-то. В руках она держала стаканчик с неизменным фисташковым для Санджара, и светло-зелёная верхушка начинала угрожающе сползать набок. К ней подошёл Гаяр, с расстроенным видом слизывающий мороженое — вкус шоколадного ему совсем не понравился.

— Идём скорее! — велела ему мать. — Твой брат нас уже заждался! — Она быстрым шагом направилась по дорожке зоопарка к вольеру с леопардом.

Поехать сегодня в зоопарк уговорил Санджар. Сказал, что ему срочно нужно провести кое-какие опыты. День был хороший, солнечный, и Сарнай c радостью согласилась на прогулку с мальчиками. К тому же Рашид с самого утра заперся в своём подземном музее вместе с Ляо, недавно вернувшимся из очередной экспедиции к подножию Гималаев, и был совсем не против, чтобы им никто не мешал. Сарнай невольно усмехнулась — несмотря на то, что Ляо быстро освоился в этом времени и даже стал весьма уважаемым специалистом по истории Средней Азии и Востока в период Средневековья, он ни на миг не забывал о том, что когда-то был рабом, приговорённым к смерти. Знакомство с Рашидом полностью изменило его судьбу, вернув свободу и уважение, но наедине он продолжал обращаться к нему «господин», почтительно склонив голову. Мальчики тоже чувствовали эту особенность в отношениях между отцом и китайцем. Они любили учёного, но звали его по-панибратски просто Ляо, несмотря на значительную разницу в возрасте.

Посетителей в этой части зоопарка было мало. Крики животных и гомон птиц перекрывала весёлая музыка из старых мультфильмов, несущаяся из громкоговорителей. Рашид с удовольствием продемонстрировал своей жене и детям добрые мультики своего детства в первые годы после возвращения. Большинство людей, как обычно, веселились возле обезьянника, пытаясь развлечь человекообразных своими ужимками, либо восхищённо созерцали дремлющих на солнце сытых львов. Санджара не устраивали ни те, ни другие. Он равнодушно прошёл мимо вольеров с медведями, лисами и волками, задержался возле вольера с гепардом, но разочарованно хмыкнул, услышав его мяуканье, а потом буквально прирос к месту, заметив грациозного пятнистого леопарда. По спине Сарнай пробежал невольный холодок от интереса сына, словно невидимая нить протянулась между прошлым и сегодняшним. В памяти всплыла молниеносная Харцага, леопард-охранник молодой императрицы Тукал-ханум, родной матери мальчика. Чтобы развеять тягостное впечатление, женщина предложила сыновьям купить мороженое. Гаяр с радостью согласился, а Санджар попросил принести ему фисташковое.

— Я вас здесь подожду, — сказал он. — Честное слово, мам, никуда не уйду. Мобильный в кармане, звук включён, можешь не волноваться.

Предложение матери было очень кстати, Санджару не терпелось остаться с хищником наедине, чтобы опробовать метод укрощения дяди Андрея. Он сосредоточился и принялся смотреть на нервно вышагивающую хищную кошку, думая о ней, как о своём друге. Несколько раз мальчику показалось, что кто-то стоит за его спиной, он быстро оглянулся, но никого не заметил. Такое ощущение было не внове Санджару. Бывали моменты, когда он чувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Конечно, он уже не считал себя маленьким, и знал, что в доме, во дворе и многих общественных местах установлены камеры наблюдения. Одна даже есть над вольером с леопардом, и кто-то сейчас лениво следит за порядком в зоопарке. Нет, это было совсем не то. Камеры не дышали тебе в спину, не заглядывали через плечо, не стояли, притаившись сбоку. А именно такое чувство чужого присутствия возникало у Санджара. Он никому об этом не рассказывал, чтобы не показаться смешным, сам понимал, что это детские выдумки, но на всякий случай спрятался в большом гардеробе и огляделся по сторонам, прежде чем разобраться с секретом подарка дяди Андрея. Санджар с невольной гордостью провёл рукой по груди, где под футболкой, на толстой цепочке висел именной жетон, вскрытый самостоятельно, без посторонней помощи. Теперь там хранилась крохотная фотография, сложенная в несколько раз, где были запечатлены отец, мать, Гаяр и он сам в день его одиннадцатилетия. На фоне весело пылающего в камине огня все замерли со счастливыми улыбками.

Леопард снова прошествовал мимо Санджара, нервно подёргивая хвостом, и мальчик сосредоточил внимание на звере. «Может, дядя Андрей не договаривает, и надо произносить какие-то волшебные слова?» — подумал он, и на ум тут же пришла фраза из старого мультфильма о Маугли:

— Мы с тобой одной крови — ты и я, — тихо проговорил Санджар, и, о чудо, леопард остановился напротив него и замер, глядя немигающим взглядом горящих жёлто-зелёных глаз. — Неужели получается? — прошептал мальчик.

В это самое время в нескольких метрах от него, за спиной, пространство подёрнулось рябью, исказилось и неслышно заклубилось густым туманом. Санджар стоял, впившись взглядом в леопарда, и не видел, что происходит позади него. Зато это заметили Сарнай и Гаяр, возвращавшиеся с мороженым.

— Мама! Что это? — удивлённо воскликнул Гаяр. — Откуда взялся туман?

— Не знаю, — Сарнай в страхе прижала руку к груди и бросилась вперёд. — Быстрее! К Санджару!

Туман вдруг разорвался на мелкие клочья, из него, окутанный снежным вихрем, выскочил человек верхом на вороном коне.

— Санджа-ар!!! — громко закричал Гаяр, выбрасывая мороженое и обгоняя мать.

Старший брат обернулся и увидел скачущего на него всадника. Снег летел из-под копыт его коня, искрился в солнечных лучах на меховой шапке, стекал каплями с тёплой накидки. Позади Санджара громко зарычал леопард, угрожающе раскрыв розовую пасть с желтоватыми клыками. Всадник в несколько скачков оказался возле мальчика, нагнулся и попытался схватить его, но Санджар метнулся в сторону, уходя от лошадиных копыт. Конь встал на дыбы, разворачиваясь, и мальчик почувствовал, как что-то крепко стягивает его плечи и руки. Он чуть не упал, но сильный рывок поднял его вверх, прямо к седлу незнакомца. В это время подоспевший Гаяр прыгнул вперёд и с криком вцепился руками в сапог всадника. Тот сильно дёрнул ногой, пытаясь оттолкнуть его, но мальчик держался мёртвой хваткой. Незнакомец хотел было ударить его хлыстом, но заарканенный Санджар начал соскальзывать с коня. Тогда всадник, больше не обращая внимания на Гаяра, одной рукой крепко обхватил Санджара, а второй направил коня в туман, клочьями повисший в воздухе.

— Стой! Стой! — закричала Сарнай.

Всадник обернулся на её крик, конь прыгнул в туман и в следующее мгновение исчез. Обессиленная женщина рухнула на колени и зашлась громкими стенаниями. Вокруг Сарнай собирались люди и уже звонили в полицию. Некоторые видели всадника, но не могли понять, ни откуда он взялся, ни куда исчез. Только медленно испаряющиеся в летнем воздухе клочья тумана и капли воды на дорожке от растаявшего снега, напоминали о том, что здесь только что произошло похищение.

***

Андрей подъехал к широким кованым воротам дома Рашида, и они плавно разъехались, впуская его машину во двор. Мужчина припарковался на разноцветной брусчатке, приветственно кивнул унылому мажордому и быстрым шагом направился мимо уменьшенной копии римского фонтана Тритона к стеклянным дверям террасы. У входа его встретила Сарнай, и Андрей поразился, как горе преобразило эту красивую стройную женщину. Каштановые волосы подёрнулись тусклой сединой, плечи согнулись, прибавив ей лет пятнадцать, покрасневшие от слёз глаза утонули в тёмных кругах на бледном лице.

— Здравствуй, Андрей, — тихо проговорила она.

— Здравствуй, Сарнай! Всё будет хорошо, — Андрей ободряюще пожал протянутую холодную руку.

— Как долетел?

— Быстро, на военном транспортнике. Благодаря знакомству Рашида с моим высшим руководством, отпуск предоставили немедленно. Но почему, Сарнай? Почему я только вчера узнал обо всём от Оли? Я и подумать не мог, что новость о загадочном похищении мальчиков в московском зоопарке касается вашей семьи! Почему не сообщили сразу? — Андрей засыпал женщину вопросами.

— Рашид так решил, он объяснит тебе.

Сарнай жестом пригласила его в гостиную, серой тенью проскользнув следом. На диване лежал Рашид, бледный, с заострившимися чертами лица. В воздухе стоял густой запах медикаментов. «Как он сдал, — подумал Андрей, подходя к другу и здороваясь с ним за руку. — Совсем старик».

— Как же так, Рашид? — взволнованно сказал вслух. — Мы же друзья! Столько прошли вместе! Почему не позвонил?

— Прости, Андрей. Зная твой характер, не хотел тебя впутывать. Думал, что справимся вдвоём с Ляо. Проклятое здоровье подвело. Инсульт разбил меня прямо во время подготовки… — Рашид вздохнул и виновато посмотрел на жену. — Как не вовремя эта болезнь.

Только сейчас Андрей заметил Ляо, скрестившего руки на груди и стоявшего у окна. Китаец всегда немного побаивался крутого нрава Андрея, чувствуя застарелую вину за похищение Ольги внуком Тамерлана, мирзой Мухаммадом.

— Привет, Ляо! Может, ты мне объяснишь, как вы собирались справиться? Решили в детективов поиграть на старости лет? Рашиду шестьдесят пять! Больное сердце, давление скачет! Ты, вроде, не намного моложе?

— Намного. Мне ещё нет и пятидесяти девяти, — с достоинством ответил китаец.

— Мальчишка! — фыркнул Андрей. — Что говорит полиция? Есть известия от похитителей? Было уже требование выкупа?

— Его не будет, Андрей. А полиция никогда не сможет найти похитителя, — Рашид покачал головой. Видно было, что слова даются ему нелегко, а правая сторона лица походила на половину застывшей маски.

— Откуда пессимизм, Рашид? У тебя такие связи на верхах! Наверняка этим делом занимаются лучшие оперы.

— Занимаются, но совершенно напрасно.

— Тебе что-то известно о похитителе? — Андрей внимательно посмотрел на друга.

— Сарнай видела его лицо и узнала.

Женщина утвердительно кивнула.

— Тогда в чём проблема? — Андрей в недоумении взъерошил волосы. — Если Сарнай точно знает, кто похититель, то его поимка — дело времени. Ты же сообщила полиции о преступнике?

— Нет, — женщина покачала головой, — Рашид запретил, иначе они сочли бы меня сумасшедшей.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Андрей.

— Он почти не изменился, — продолжала Сарнай, — только постарел сильно, и взгляд стал жёстче. Но это был точно он! Он приезжал к Тимуру несколько раз, когда моя бедная госпожа только стала супругой великого эмира.

— Да кто?! О ком ты говоришь?!

— О темнике Едигее. Это он забрал с собой мальчиков!

Андрей в недоумении уставился на женщину. Что она только что сказала? Какой ещё темник Едигей? Может, горе помутило её рассудок?

— Я понимаю, о чём ты сейчас думаешь, — тихо произнёс Рашид. — У нас есть запись с камеры наблюдения, висевшей рядом с вольером леопарда. Взгляни, а потом выскажешь свои мысли.

Сарнай протянула Андрею планшет, и перед его глазами развернулась картина похищения. Он несколько раз прокручивал момент неожиданного появления странного всадника из заклубившегося в воздухе тумана и долго всматривался в слегка размытое лицо с тонкими губами и азиатским разрезом глаз. Неужели это правда Едигей — бывший золотоордынский темник, когда-то совершивший опустошительный набег на Русь? Смелый поступок Гаяра, бросившегося на помощь старшему брату, вызвал в Андрее невольное восхищение. Чем дольше он смотрел это немое кино, тем становился мрачнее. Нет, Сарнай, не сошла с ума. Это пришелец из далёкого прошлого. Но как?

— А это что такое? — Андрей остановил запись в тот самый миг, когда конь готов был прыгнуть обратно в клочья тумана. — Ты это видел, Рашид?

— Это снег, много снега по ту сторону. Едигей тоже был в снегу.

— Со снегом всё понятно, а вот это что за тёмное пятно? Похоже на человека…

— Там была женщина, — проговорила Сарнай. — По-моему, старая. Она стояла, подняв руки к небу.

— Ветер времени? — Андрей вопросительно взглянул на Ляо.

— Исключено. В древних письменах упоминание только об одной реликвии. И она спрятана здесь, в музее Рашида!

— Тогда с помощью какого чёрта этот Едигей пробрался в наш мир?! — не сдержал эмоции Андрей. — Простите! — Он виновато посмотрел на Рашида с Сарнай. — Ясно одно — его целью был Санджар. Гаяр похищен случайно.

— Мы тоже пришли к такому выводу, — согласился Рашид. — Едигею понадобился сын Тамерлана. Тут без тёмных сил не обошлось.

— Ладно, с Едигеем всё ясно, — Андрей расправил плечи. — Мальчиков мы этому темнику просто так не отдадим. Рашид, надеюсь, Ляо не терял времени зря в своих научных экспедициях? Хотя бы парочку ключей, открывающих дверь ветра времени, он нашёл?

Рашид с Ляо переглянулись.

— К сожалению, мне удалось обнаружить только один ключ… — пробормотал китаец.

— Я — отец! — неожиданно твёрдым голосом произнёс Рашид. — Моё место рядом со своими детьми! Я не оставлю их одних, и неважно, в каком времени это будет. Как только поправлюсь…

— Э-э-э, уважаемый Рашид Муратович, — перебил его Андрей, — да ты никак решил на старости лет в одиночку сходить в средние века и благополучно там закончить свой земной путь?

— Я пойду с ним! — сказала Сарнай.

— Ни за что! — отрезал Рашид. — Ты останешься здесь, в безопасности.

— Но я — мать! И тоже имею право находиться рядом с сыновьями!

— Знаешь, какая судьба тебя ждёт, попадись в руки нукерам Едигея? — Рашид начал багроветь.

— Тише, тише, — встрял в их разговор Андрей. — Много же пользы вы принесёте своим мальчикам! Престарелый отец, которого в любой момент может разбить повторный инсульт, и беспомощная мать, которую, скорее всего, убьют или изнасилуют прямо на их глазах! Эх, видно судьба у меня такая — перезнакомиться со всеми выдающимися полководцами того времени. — Он повернулся к Ляо. — Сегодня я хотел бы побыть со своей семьёй. А завтра — в путь. Ты готов? — Китаец кивнул. — Надеюсь, Рашид Муратович позволит нам воспользоваться драгоценной реликвией из своего музея и испортить бесценный ключ?

— Что ты надумал? — взволнованный хозяин дома попытался приподняться.

— Разве не ясно? — Андрей пожал плечами. — Отправиться вместе с Ляо вслед за Едигеем и забрать у него Санджара с Гаяром.

— Но ключ только один! — воскликнул Рашид. — Вы не сможете вернуться!

— Тебе нельзя волноваться. — Андрей присел рядом на диван. — Я оценил ситуацию с единственным ключом. Именно поэтому Ляо идёт со мной. Надеюсь, пока ребята будут расти под моим присмотром, ему удастся отыскать новый. Или привлечь на свою сторону силы, открывшие проход Едигею. Не знаю, Рашид. Но зато у вас с Сарнай будет надежда на скорое воссоединение с сыновьями.

— А как же твоя семья?

— Ольга всё поймёт и благословит, — вздохнул Андрей. — Помнишь, как ты, не раздумывая, отправился в становище Тамерлана ради её спасения? Как спас мою жизнь, выиграв её в шахматы у великого эмира? Мы оба сильно задолжали тебе, Рашид. Пришло время отдавать долги, и я с радостью сделаю хоть что-то для тебя.

— И я, господин, — китаец прижал руку к груди и склонил голову. — Ляо не так храбр, как господин Андрей, но тоже умеет быть благодарным. Ты освободил меня из рабства, вернул жизнь, а потом забрал в это чудесное время и подарил десять волшебных лет, наполненных открытиями и путешествиями. Я приложу все силы и знания, чтобы вернуть мальчиков и Андрея домой.

— Друзья мои, — голос Рашида предательски дрогнул, — это очень самоотверженно с вашей стороны, но я не могу допустить…

— Вопрос решённый! — прервал его Андрей. — Других вариантов нет. Лучше давай поразмыслим, в какое время и место нас выбросит ветер времени.

— Насчёт места — не знаю, — покачал головой хозяин дома. — Ясно только, что там зима. А вот время можно приблизительно вычислить. Едигею на вид лет пятьдесят пять — шестьдесят. А в год смерти Тамерлана ему исполнилось пятьдесят три. Можно сделать вывод, что это ближайшие годы после смерти великого эмира. Подходит период с 1407 по 1412 год.

— Как насчёт одежды и оружия? В твоём музее найдётся экипировка двум путешественникам во времени?

— Всего достаточно. Сарнай проводит вас — подберёте всё необходимое. И не скромничайте.

Следующим утром Андрей с Ляо потели под лучами восходящего солнца на поляне возле фонтана. Оба были в меховых шапках, плотных кожухах и тёплых штанах, надетых мехом внутрь. Грудь и спину защищали тонкие кольчуги. Андрей прицепил к поясу короткую саблю в ножнах и длинный кривой кинжал, спрятал по обыкновению несколько метательных ножичков в голенищах мягких сапог и закинул на спину дорожный мешок с продуктами. Не музейными экспонатами, а свежими консервами, печеньем, шоколадом и сухарями, купленными вчера в «Пятёрочке» предусмотрительной Ольгой. Жаль, дома не оказалось военных сухпайков, гораздо более удобных в походных условиях, но нашлись обеззараживающие таблетки для воды, несколько пачек сухого спирта и бутылка спирта жидкого. В мешок также были уложены тёплые носки, сменная пара белья, мыло, спички, одноразовые шприцы с кровоостанавливающим и антибиотиком. Огнестрельное оружие Андрей не взял, помня о неудачной попытке пронести его в прошлое через «барьер», выставленный ветром времени.

Ляо экипировался проще, взяв из оружия только кинжал и маленький топорик. «Пригодится, — пояснил он удивлённо взглянувшему Андрею, знавшему о нелюбви учёного китайца к оружию. — Ветки для костра рубить». Он уже установил древнюю реликвию посреди брусчатой дорожки и ждал только, когда Сарнай будет готова. Сегодня она должна была открыть дверь в момент похищения мальчиков, и женщина волновалась, снова и снова пересматривая видео и боясь отправить друзей не в то место и время. Рядом с ней в передвижном кресле полулежал Рашид, ободряюще глядя на жену. Андрей терпеливо ждал, понимая, какой груз ответственности на неё возложен. В эти минуты он вспоминал испуганно округлившиеся и наполнившиеся слезами глаза Ольги, как только она узнала, какое решение принял её муж. Она не упрекала его, не умоляла отказаться от задуманного, не спрашивала, подумал ли он о ней и дочери, понимая, что слишком многим Андрей обязан Рашиду. Вздумай он поступить иначе — она бы сама перестала уважать его, усомнившись в благородстве, смелости и великодушии. «Мы с Машенькой будем ждать тебя, — шептала Ольга весь вечер, крепко-крепко обнимая и целуя мужа. — Я помню, как работает ветер времени. Мы будем ждать тебя завтра. Любого. Постаревшего, уставшего, раненого. Ты только возвращайся. Завтра же».

— Я готова, — сказала Сарнай, прервав воспоминания Андрея.

Она решительно подошла к реликвии, быстрым движением сделала надрез на ладони, и тёмная кровь заструилась в верхнее углубление хрустальной вазы.

— Достаточно, — проговорил Ляо, вставляя в восьмиугольник неправильной формы фигурку из полупрозрачного светящегося камня, похожую на слона, стоящего на задних ногах.

— Подождите, — проговорил Рашид, тяжело поднимаясь с кресла. — Друзья мои, мы с Сарнай вам так благодарны! Берегите себя! И возвращайтесь как можно скорее!

Он поочерёдно обнял Андрея и Ляо, не скрывая слёз.

— Никуда не расходитесь! — шутливо ответил Андрей. — Вот увидишь, Рашид, вы даже не заметите нашего отсутствия. Не успеем уйти, как тут же ворвёмся с вихрем обратно!

— Пусть так и будет, — прошептала Сарнай и прикрыла глаза, восстанавливая в памяти картину похищения.

Ляо поднял руки над головой и в утреннем воздухе раздались слова заклинания вызова ветра времени. Изящная кисть руки, вырезанная из тёмного камня, держала высокую вазу цилиндрической формы с сетью прожилок воздуха внутри. По мере чтения заклинания в вазе появилось слабое свечение, всё больше набирающее силу, а по тонким прожилкам, словно по артериям, медленно заструилась кровь, из тёмно-красной превращаясь в нежно-розовую жидкость. Сияние от реликвии становилось нестерпимо ярким. «Хорошо, что Рашид отключил камеры слежения и отправил мажордома на выходной, — невольно подумал Андрей. — Бедняга десять лет назад чуть не получил сердечный приступ, когда из вихря, возникшего перед дверями террасы, выскочили сначала незнакомая женщина с ребёнком, потом китаец, а следом и хозяин с рассечённой щекой и одетый, словно на маскарад». В это время над реликвией заклубился туман, и лёгкий ветерок дохнул на людей, замерших в ожидании. Ляо продолжал читать нараспев заклинание, и туман начал рассеиваться, открывая перед людьми картину похищения.

Вороной конь скакнул от них на заснеженную поляну, выбивая копытами комья льда и смёрзшейся земли. Всадник одной рукой схватил перекинутого через седло Санджара, а второй держал уздечку, отчаянно понукая коня. На сапоге всадника, вцепившись обеими руками, повис что-то кричащий Гаяр с выпученными от страха глазами. Крупные снежинки покрывали тёмные волосы мальчика и таяли на руках, неприкрытых летней футболкой. Рашид застонал в бессильной ярости, Сарнай невольно вскрикнула: «Едигей!», а Ляо продолжал говорить, не останавливаясь. Картинка стала совершенно отчётливой. Сгорбившаяся старуха в тёмных одеждах бросилась к Едигею, потрясая кулаками. Он засмеялся, оттолкнув её свободной ногой, и женщина упала в снег. Подъехали ещё несколько мужчин, Едигей отдал короткий приказ, и один из них заставил Гаяра отпустить сапог, хлестнув мальчика плетью. У Андрея сжалось сердце от предчувствия большой беды, но Гаяра подхватили, кинули поперёк седла так же, как и сопротивляющуюся старуху, и отряд поскакал вслед за своим предводителем, увозящим Санджара.

В то же время фигурка слона вспыхнула и исчезла, из реликвии вырвался столб яркого света, а сильный порыв ветра заставил людей покачнуться. Столб света разделился на два луча, разошедшихся в разные стороны и открывающих проход туда, где среди леса, начинавшегося за поляной, почти скрылись всадники, увозящие мальчиков.

— Ну, Господи, благослови, — прошептал Андрей крестясь и невольно прижимая руку к груди. Туда, где висел нательный крест и ладанка с изображением Владимирской иконы Божьей Матери, приведшая в трепет самого великого Тамерлана. — До встречи, друзья! — Он махнул рукой Рашиду с Сарнай и ступил в снегопад.

За ним, подхватив реликвию и поклонившись своему господину и другу, в проход шагнул Ляо…

***

…Не успел конь эмира коснуться копытами земли, как корни старого дерева позади него пришли в движение, снова переплетаясь между собой и закрывая проход, словно его никогда и не было.

— Что ты наделал? — сразу напустилась Веда на Едигея. — Тебе мало сына Тимура? Зачем забрал другого мальчика из того мира?

— Ты много себе позволяешь, старуха! — Эмир толкнул ведунью ногой, и женщина упала в снег. — Щенок сам вцепился в меня!

— Это мой брат! — Санджар попытался поднять голову, но крепкая рука вдавила его лицом в попону.

— Отпусти Санджара! — кричал Гаяр, с ужасом глядя на незнакомца.

— Снимите его с моей ноги! — с раздражением велел Едигей нукерам. — Возьмём мальчишку с собой. Может, ещё пригодится.

Кто-то огрел Гаяра хлыстом. Жгучая боль обожгла его руки, он закричал и выпустил сапог, упав в снег. Мальчика подхватили и швырнули поперёк лошадиной спины.

— Старуху тоже забирайте и — вперёд! — велел Едигей, пуская коня вскачь.

— Я не поеду с вами! — закричала Веда. — Ты подарил мне жизнь!

— Жизнь — да! Но не свободу! — смеясь, прокричал эмир.

Один из нукеров подскакал к ней, на ходу поднял за лохмотья и кинул перед собой на седло. Старуха слабо сопротивлялась, не имея сил после проведённого обряда. Почему она поверила Едигею, этому коварному обманщику? Если он обводил вокруг пальца могучих властителей, что ему за дело до старой ведуньи? Веда с тоской и отчаянием видела, как удаляется пригорок со старым деревом, дающим ей силы. Всадники уже въехали в лес, а она всё всматривалась сквозь пелену снега, призывая на помощь своё особенное, внутреннее зрение. Глаза её вспыхнули удивлением, когда она увидела вихрь, закрутившийся на месте её бывшего жилища. Он разрастался, подхватывая снежинки и старые ветки, и вскоре на поляну из большой снежной воронки ступили двое мужчин…

Глава 5. По следам похитителей

Андрей поддержал Ляо, поскользнувшегося на присыпанных снегом, обугленных деревяшках, и огляделся. Позади возвышался пригорок со старым могучим дубом на вершине. Толстые ветви дерева медленно распрямлялись, со скрипом опускаясь к земле, как в сказках, и Андрей невольно отшатнулся.

— Без колдовства не обошлось, — пробормотал Ляо, глядя на дуб и делая несколько шагов подальше от склона холма с обнажёнными сплетёнными корнями.

— Видно, место такое, — заметил Андрей. — Но нам, брат Ляо, сейчас туда. — Он указал рукой на чащу леса, в которой скрылись всадники. — Эх, жаль не догадались попросить Рашида снабдить нас лошадьми. Придётся по следам пешком топать. Хотя, возможно, так и лучше — пойдём менее заметными.

Они решительно пересекли поляну и направились по следам копыт. Снег измельчал, вместо больших пушистых хлопьев с неба посыпалась мелкая твёрдая крупа, медленно закрывающая вытоптанную дорожку. Деревья застыли в морозном безмолвии, лишь кое-где с веток осыпался снег, сбитый взлетающей птицей.

— Как там мальчики? — поёжился Андрей, невольно поднимая воротник кожуха и пряча в нём лицо. — В летней одежде очутиться в такой стуже! Если Едигей их заморозит — я его лично голыми руками удавлю и не посмотрю на изменение хода истории!

— Раз он поднял колдовские силы и предпринял рискованный поход за сыном Тимура в другое время — значит, он ему очень нужен. Думаю, будет обращаться с ним бережно, — изрёк Ляо, семеня следом за Андреем.

— А с Гаяром что будет?

— Не знаю, но он не убил его сразу. Это вселяет определённую надежду.

— А ну-ка, стой! — Андрей поднял руку. — Что это впереди?

Они вышли к разрушенной деревне, жители которой были благополучно переправлены Ведой в безопасное место. Только невысокий деревянный тын с одной стороны леса сохранился нетронутым. Даже снег не смог полностью скрыть последствия ярости десятки Котлубея. Огонь уничтожил деревянные постройки, обнажив обугленные остовы печей. Они сиротливо всматривались в лес одноглазыми устьями, словно выжидая своих хозяев. В воздухе стоял устойчивый едкий запах гари и палёного мяса.

— Куда же нас занесло? — пробормотал Андрей, оглядывая развалины ближайшего дома. — Что скажешь, Ляо? Печи, вроде, похожи на русские.

— Там кто-то есть, — прошептал китаец, показывая рукой в сторону леса.

Андрей замер и вскоре отчётливо услышал, как вдалеке хрустнула ветка, и поскрипывает снег под чьими-то неспешными шагами. Он поманил за собой Ляо, и оба притаились за печью. Вскоре из-за густого кустарника показались две закутанные мужские фигуры, остановились за тыном, и, робко оглядываясь, начали переговариваться. Потом они перемахнули через тын и направились к разрушенным избам. До Андрея с Ляо долетели слова:

— Ироды проклятые! Вишь, всё спалили! Ох, горюшко-то! Скотинку не пожалели!

— Это русские, — облегчённо прошептал Андрей. — Поговорю с ними. Здравствовать вам, люди добрые! — Он решительно шагнул из-за печки.

Мужики вздрогнули от неожиданности, выдернули из-за пояса топорики и уставились на него, насупившись. Андрей широко раскинул руки, показывая, что безоружный — жест, понятный во все времена, и медленно пошёл к ним, внимательно вглядываясь в лица и ловя каждое движение. Перед ним стояли двое крепких, приземистых от работы на земле мужиков лет тридцати — сорока. Густые тёмные бороды серебрились инеем, усы обвисли под тяжестью льдинок, налипших от дыхания. Глаза смотрели настороженно, по-звериному, из-под низко надвинутых на лоб шапок.

— Ты откель тут взялся, мил человек?

— С той стороны иду, — Андрей неопределённо махнул рукой.

— Из Ростова, что ль?

— Из него самого. А вы кто такие?

— А мы тутошние, — вздохнул один из мужиков, — с деревни Придубная. Токмо ныне ничё от неё не осталося, всё пожгли татары проклятущие. Ну, ничё, лесу вокруг вдосталь, избы новые поставим. Скотина в сараях оставалась, её жалко.

— А жители где? — спросил Андрей. — Убиты?

— Господь с тобой! — воскликнул второй. — Все живы-здоровы. В двух днях пути отсель на островке посреди болот…

— Ты погодь сказывать, — прервал его первый. — А ну как это человек лихой или княжеский, а ты ему тайну нашу выдашь?

— Какой же я княжеский? — воскликнул Андрей. — Несколько лет на чужбине жил, далеко отсюда, вот теперь с товарищем домой возвращаемся. — Он махнул рукой, и из-за печки показался Ляо.

Он подошёл к Андрею и встал рядом.

— Уж больно твой товарищ на татарина схож, — хмуро пробормотал первый мужик.

— Он китаец, — ответил Андрей. — Сам от татар пострадал, был у них в рабстве да смог откупиться. За мной увязался, так и идём вместе.

— То-то же я смотрю, что вы баете странно и выглядаете не по-нашему. А куда ж путь держите?

— А вот прямо туда! — Андрей указал в сторону, куда вели еле заметные следы всадников.

— Никак на Москву собрались? — со страхом в голосе воскликнул мужик. — Все оттель бегут, спасаются, а вы смерти не боитесь?

— Что же в Москве такого страшного?

— А вы точно в Ростове были? Неужто не слыхали ничего? — Мужики переглянулись.

— Стороной обошли, лесными тропками путешествуем, — нашёлся Андрей.

— Едигей привёл под Москву войско несметное! Взял город в облогу. Жители укрылись за стенами, посады пожгли, а по всей Руси ноне татары рыщут, грабят, жгут, в полон уводят.

— Вот оно что! — Андрей многозначительно посмотрел на Ляо. — Разобрались, уважаемый господин историк?

— Да, — тихо ответил китаец, — декабрь 1408 года. Нашествие Едигея на Русь.

— Что это твой товарищ шепочет? — недоверчиво спросил один из мужиков.

— Спрашивает, как же вам удалось спрятаться? Ты про болото что-то говорил.

— Да живёт тут неподалёк одна старуха ведунья. С разными силами, видать, знается. Но нам плохого ничё не делала, жонкам даже помогала. То от хвори в животе вылечит, то от горячки. Так вот она завсегда, коль напасть какая идёт, открывала проход на болота в двух днях пути отсель.

— Старуха ведунья? — Андрей задумался. — А пригорок со старым дубом вам знаком?

— Так у ней там изба стоит! Место, грит, дюже сильное!

— Была изба, — Андрей усмехнулся, — одни головёшки остались.

— Эхма, жаль старую Веду! — Мужики покачали головами. — Выручала она нас не раз. Вся деревня на болота уходит, пережидает лихие времена. Никто туда не сунется — ни татары, ни тиуны княжеские, ни разбойники. Не зная тропы — враз сгинут. А мы там несколько избёнок поставили, чтоб было где печку истопить да бабам с ребятишками ночевать.

— Чего ж вернулись с болота? Разве прошли лихие времена?

— Та где там! Мы в этот раз дюже поспешали, скотинка почти вся дома осталась. Успели забрать с десяток кур, двух коровёнок да трёх коняк. Вот нас с Жилой и снарядили по-тихому пробраться к деревне, разузнать что тут, да как. Бабы наказали чего забрать для хозяйства. А оно вон какая беда. Всё порушено. Мы тута пару деньков побудем, поворушим завалы, погребы откопаем, може, чего-нибудь и соберём.

— Как же на морозе будете без крыши над головой? — спросил Ляо.

— Хе, нам не привыкать. Шалашик сложим, костерок распалим, в медвежий кожух завернёмся — так мороз и не страшен. Лишь бы татары не нагрянули.

— Ладно, Бог в помощь! — Андрей махнул рукой на прощание. — А мы с товарищем дальше отправимся.

— Ты погодь, мил человек, подумай. — Один из мужиков тронул Андрея за рукав. — Помереть завсегда успеется. Товарищ твой пусть идёт, а ты с нами оставайся. Нам пара крепких мужских рук дюже пригодится. Перезимуешь, а там, гляди, и хозяйством прирастёшь. У нас молодки есть в самом соку — пригожие и работящие.

— Благодарю за предложение, но у нас возле Москвы дела есть.

— Как знаешь, — вздохнул мужик. — Береги вас Бог.

И Андрей с Ляо зашагали прочь от пепелища. Снег вскоре прекратился вовсе, тучи разошлись, и на небе появилось солнце, нависшее над горизонтом.

— По-моему, костром пахнет, — заметил Ляо, когда они прошли пару километром вглубь леса.

— Ещё одно пепелище? — Андрей потянул носом. — Или… Ну-ка, Ляо, побудь здесь, а я схожу на разведку.