Бесплатный фрагмент - Нарисованная армия

Глава 1

Город, где учатся герои нашего рассказа, слишком известен, чтобы его называть. Каждый поймёт, что это за место, когда найдёт там что-то уже знакомое.

Шёл март 1999 года. Ещё только начало весны, почти что зима, но весной уже пахло в воздухе. Хотелось чего-то нового, хотелось изменений в мире. Дома и на работе люди вовсю спорили, будет ли на новый, 2000 год коллапс всей электроники, заточенной под цифру 1 в начале. Спорили об этом и здесь — на юридическом факультете, хотя для юрфака это была не первостепенная проблема.

Весна и перемены уже заглядывали сюда, старая советская юриспруденция постепенно уступала место новой. Новый Уголовный кодекс, новый Гражданский кодекс, состоящий из многих частей. Спешно печатались новые учебники. А в недрах парламента уже были готовы родиться новые Трудовой и Уголовно-процессуальный кодексы. При этом в повседневной жизни новая волна совсем не была такой заметной. Факультетская столовая была всё такой же старой, с причудливыми композициями из засушенных веток на стенах. За окном с грохотом шли те же самые старые трамваи, что заезжали сюда, на остров, и двадцать лет назад. Правда, бумажные читательские билеты уже заменили на пластиковые карточки со штрихкодом. Вместо привычных советским студентам полусладкого грузинского и прочих плодово-ягодных вин, разливного пива из желтых цистерн-бочек и горьких прибалтийских бальзамов после лекций здесь пили полусладкие красные «Монастырскую избу» и «Медвежью кровь» из Болгарии, тёмные и светлые «Балтику» и «Степана Разина», миндальный ликёр «Амаретто» с красивой квадратной пробкой.

Была пятница, между четырьмя и пятью часами дня. На улице уже стемнело; перестал идти мокрый снег, шедший до этого весь день.

Пара, последняя на сегодня, опять началась не вовремя — когда очередь на столовской раздаче уже подошла. В опустевшей юрфаковской столовой третьекурсник Владимир оплатил кассирше мясные тефтели, тарелку варёной гречки, салат из рубленой капусты с солью и маслом, стакан компота из сухофруктов и двинулся к столику у дальней стены, напротив входа. Небольшой зал на двенадцать столов был занят наполовину, но с Володиного потока никого — все на паре.

Володя поглощал свой обед в быстром темпе. Нож в железном ящике с приборами он взял, но так и не использовал его — жирные тефтели для скорости он поделил пополам ребром вилки. Из круглой белой пиалы он стремительно доел салат, называемый здесь «сечка». Владимир учился не первый год, и ему уже случалось прогуливать пары. Но именно на эту пару он хотел попасть — почти так же, как хотел поесть. Преподаватель же был строгий и не пускал в зал уже через пятнадцать минут после начала лекции.

Покончив с тефтелями, — Владимир решил, что они сегодня определённо удались, — он залпом выпил компот из стакана, оставив на донышке сморщенный остаток груши и горстку жёлтых ягод. Поднос с грязной посудой в стойку для этих подносов он вбил шумновато — один из обедающих обернулся и посмотрел Володе вслед, но увидел только убегающую спину — ему нужно было ещё успеть подняться на четыре этажа вверх.

Лифта для людей у них на юридическом факультете не было — только грузовой библиотечный, для книг. Но даже будь там пассажирский лифт, Володя бы его обогнал. Опоздав всего на восемь минут, он через заднюю дверь вошёл в зал и, слегка пригибаясь, боком прошёл к столу, за которым сидел его лучший друг Женя.

Профессор Горелов, не прерывая чтения лекции, неодобрительно посмотрел на Володю из-под седеющих бровей. Про профессора говорили, что он был учредителем одной из первых в городе частных юридических консультаций «Горелов и партнёры» (как шутил Володин одногруппник Роман — «фирма „Горелов и половые партнеры“»), что он по-прежнему практикующий юрист, а также что он учился на одном курсе с полпредом президента по городу и оттого все время пропадает где-то вне факультета и приезжает за пять минут до лекции, и не на трамвае, а на зелёном седане «Пежо». У них на потоке профессор Горелов читал гражданское право.

Володя добрался до своего места, извлёк из рюкзака большую тетрадь в ледериновом переплёте и коротко пожал Евгению руку: друзья уже здоровались с утра, на первой паре. Женя был одет как обычно: светло-серый бадлон, поверх него — чуть вылинявшая рубашка бежевого цвета из плотной ткани, с блестящими металлическими пуговицами, чёрные джинсы, ремень с тяжёлой пряжкой. Кожаная зимняя куртка с барашковым воротником висела тут же, на спинке стула. Его коротко стриженные тёмные волосы были причёсаны ровно, только чёлка на лбу предательски топорщилась вверх. «Наверное, вчера сходил подстричься», — решил Володя, глядя на Женину причёску в профиль.

Выражение лица Жени было сосредоточенным, даже сумрачным. Поздоровавшись с Володей, он снова взялся за авторучку и погрузился в чирикание своего конспекта — раскрытой тетради на 48 листов.

Володя чуть тронул Женю за плечо:

— Чего сегодня?

— Вот. — Видимым усилием Женя отвлёкся от своих зарисовок и подвинул к Володе свою тетрадь. Среди спиралей, стрелочек и контура самолёта-истребителя «Стелс» наискосок страницы проходила надпись: «Защита права собственности и других вещных прав». Женя считал, что он всё хорошо запоминает, и не заморачивался насчёт ведения конспекта. Почти на все занятия, кроме английского языка, он ходил с этой же тетрадью.

— Понятно, — улыбнулся Володя и тут же икнул, еле успев закрыть рот.

— Есть пришлось быстро? — Женя не смог сдержать улыбки.

— Да, — тоже со смехом выдавил Володя.

Женя придвинул конспект обратно к себе. Половину правой страницы у него занимала сложная многоклеточная таблица, похожая на судоку или пирамиду индейцев майя. Ячейки таблицы были заполнены значками двух видов. Женя, думая о чём-то своём, заштриховывал те или другие клетки по одному ему ведомой системе, и только такие важные объявления, как название новой темы, могли заставить его записать в конспект что-то относящееся к предмету.

Володя хотел ещё спросить Женю про то, чем тот так озабочен, но заметил, что профессор Горелов снова посмотрел на них. Потом, в перерыве выясним.

С использованием сокращений и придуманных им самим аббревиатур Володя начал записывать лекцию, с того места, на котором пришёл, — про защиту прав не-собственника. А ведь всё это наверняка можно прочитать и в учебнике.

Володя осмотрелся в зале. Лампы дневного света отбрасывают блики на бледно-зелёные стены. Позади целый день лекций и семинаров, но всё равно все заняты конспектированием. Вон только чуть позади ещё один Володин друг — одногруппник Боря, пригнувшись, режется в шахматы с рыжим парнем из какой-то другой группы. У Бори третий юношеский разряд, но тот рыжий тоже не промах. Эмоциональная реакция на удачные ходы время от времени слышна и впереди, и профессор Горелов уже несколько раз задерживал взгляд на игроках.

И ещё дальше, почти на самой задней парте, Инна из Жениной группы увлечённо разбирает пачку ксерокопий: наверняка в перерыве скопировала чей-нибудь отличный конспект и сейчас раскладывает листы по порядку. Она очень любит танцевать, любит тусоваться в ночных клубах, и ей некогда самой записывать все лекции подряд.

Но в основном все всё-таки пишут. Вон девочки на первых рядах строчат, не поднимая головы. Даже Рома, отложив взятую почитать у соседа слева газету «Вчера», увлечённо пишет про истребование из чужого незаконного владения. Вот впереди приятели рыжего шахматиста склонились над тетрадями.

Как же тяжело вести конспект после сытного обеда! Володя дописал тему, записал название следующей. Скукота. Гражданское право как предмет его совершенно не увлекало. Оно какое-то неосязаемое, набор отвлечённых юридических конструкций, как в римском праве или праве Древнего Египта. Лица, вещи… как какие-нибудь интегралы или матрицы в алгебре, которые нельзя потрогать.

То ли дело уголовное право. Тут стало интересно уже с первых лекций по предмету. Возраст наступления уголовной ответственности. Смягчающие и отягчающие обстоятельства. А уж когда пошла особенная часть Уголовного кодекса! Убийство и формы умысла на него — если он не хотел убивать, то зачем же тогда заранее выдернул штакетину из забора и шёл с ней к дому жертвы два километра? Один геолог подстрелил другого геолога в кустах на том берегу реки, думая, что там сидит медведь. Виновен — или невиновен?

Старшие курсы говорили, что задачи в задачнике основаны на реальных событиях. Тем невероятнее казались задачи из раздела о преступлениях против половой неприкосновенности. Представился девушке следователем, пригласил её в подвал дома, где на верхнем этаже располагалась прокуратура, под предлогом снятия отпечатков пальцев ног велел раздеться догола и вступил в связь. Когда шла лекция про половые преступления, ажиотаж был такой, что на вторые полпары сбежался весь курс — все, кто закосили первую половину. Или вот ещё задача: вечером в гостинице постоялец-мужчина, нетрезвый, женатый, ошибся номером, разделся, лёг в кровать к женщине; та его пожурила, что так поздно пришёл, потом они вступили в связь, а наутро она обнаружила, что это не её муж, и написала заявление об изнасиловании.

Володина тяга к уголовному праву имела объяснение. От людей этой профессии с очевидностью веяло романтикой. Не воровской романтикой, а романтикой в рамках закона, разумеется. С экранов кино и страниц книг на Володю смотрели следователи с немного усталыми лицами, которые, жуя зубочистку, не спеша распутывали самые сложные дела.

Поэтому после выпуска Володя хотел поступить на службу в органы прокуратуры.

Мама — юрист-международник и папа — начальник правового управления в областном законодательном собрании также Володю поддерживали.

Ещё Володю с детства привлекали поезда, так что, если бы на юрфаке имелась специальность «железнодорожное право», он пошёл бы учиться именно на неё.

Здесь была бездна примеров прекрасного правового регулирования, на стыке рельсов и права. Например, звуковые сигналы на железной дороге имеют одинаковое значение как в светлое, так и в тёмное время суток. Или же правовой термин «воздушный поток», который образуется вокруг движущегося поезда и может снести стоящего у путей человека.

Или вот рассказывали один пример, практически обычай делового оборота, как сказали бы юристы. Когда на станции встречаются два поезда со стройотрядами из одного института, проводники поливают друг друга водой из тамбуров!

Идеальным сочетанием, «работой мечты» Володе виделась служба в транспортной прокуратуре. В его городе была такая прокуратура. Очень небольшая, правда, всего четыре человека — прокурор, его зам, помощник и секретарша. Он даже сделал доклад на профильном кружке на тему «Суд метрополитена». Доклад был построен на простом и понятном тезисе. Поскольку существуют управление внутренних дел на метрополитене и прокуратура на метрополитене, то, несомненно, следует образовать и суд метрополитена. Доклад заслужил массу улыбок и вопросов вроде того, на какой глубине следует поместить этот суд. Но Володя не унывал и был на тему своего будущего настроен оптимистично.

Единственным сколь-нибудь весомым аргументом за изучение гражданского права было то, что работа в прокуратуре на транспорте — это не только борьба с хулиганством и кражами рельсов, но и распутывание хозяйственных махинаций. Но тут Владимир был уверен, что нужные разделы он освоит потом — когда будет нужно. Главное — когда будет ясно, что именно из всех этих многочисленных правовых конструкций будет нужно ему по работе. А пока некоторые из видов договоров казались больше похожими на сексуальные извращения — лизинг, факторинг, — чем на отношения юридических лиц между собой.

Надо также сказать, что увлечение железными дорогами сделало Володю знатоком всевозможных закоулков и тропинок среди красивой, старой промышленной архитектуры. Жанр арт-фотосессий на фоне всевозможных кирпичных стен, увитых плющом, ржавых труб и заросших бурьяном вагонов ещё только входил в моду, а у Володи наготове было по меньшей мере пять необычных фотолокаций. Несколько раз он даже заработал на этом своём увлечении, проводя для гостей города экскурсии, которых им не предложат в обычном турбюро.

— Так, вы двое, на задней парте! Перестали отвлекать других и покинули аудиторию! — игрой в шахматы профессор Горелов так и не проникся.

Боря и рыжий парень подхватили свои пальто, рюкзаки, конспекты и пошли осторожно, боком продвигаться между парт к выходу из зала. В правой руке, как вазу, стараясь не растрясти, Борис нёс главное — маленькую шахматную доску с воткнутыми в неё фигурками.

Володя с сочувствием обернулся: «Что за жизнь! Предмет такой дурацкий, в голову не лезет, и ещё тут такие строгости!»

С этими мыслями Володя отлистал конспект на несколько страниц назад и открыл разворот, на котором не было ни строчки текста. Там разворачивалась картина, только не маслом, а синей шариковой ручкой. С одного края страницы к другому ехали танки, за ними — боевые машины пехоты, из укрытий вела огонь артиллерия. Из стволов орудий вырывались кружки нарисованного дыма, за танками тянулись следы гусениц — поперечные бороздки. Местность Володя изобразил слегка холмистую: Европа, луг, ёлки, мельница, посередине — река. На вражеской стороне — разбитые дома, коровники, коровы в страхе разбегаются от разрывов, а одна корова уже плывёт по нарисованной реке ногами кверху. С воздуха наступление наших войск прикрывали два штурмовика, кукурузник Ан-2 сбрасывал парашютистов около ветряной мельницы.

Авиационное прикрытие ещё не было дорисовано до конца, звено истребителей Володя начал рисовать ещё на прошлой лекции. Для большого бомбардировщика было зарезервировано пустое место слева вверху.

В центре позиций российских войск была нарисована ферма, среди бараков с торчащими досками над фермой возвышалось зернохранилище — элеватор. На самом верху элеватора высовывался по пояс человечек со стереотрубой. Рядом с человечком чёрной ручкой была поставлена крохотная цифра 1 — это был командир наших войск, генерал-майор Салтанов Владимир Сергеевич, он же Володя.

Цифрами были обозначены и многие другие боевые единицы с российской стороны: танки, бронетранспортёры, самолёты, катер, штабной блиндаж и даже отдельные человечки. За цифрами скрывались однокурсники — друзья и приятели Володи. Генералов на карте было немного — кроме Володи, ещё был его лучший друг, генерал-майор танковых войск Евгений Шуршалин, уже закрасивший почти все клеточки в своей сложной таблице.

Художественное творчество Владимира как-то раз заметили на военной кафедре, куда все парни ходили по средам. Подполковник — преподаватель тактики — сказал, что войска на картине построены не совсем грамотно, зато бронемашины и ракеты нарисованы очень натурально, реалистично. На кафедре тактики был кодоскоп — проектор, передававший изображение с прозрачной плёнки на экран на стене. Володе дали пачку листов такой плёнки и справочник по военной технике стран НАТО с указанием, какие именно танки нужно зарисовать на пленку. При этом его освободили от занятий — от тактики, от топографии. Это несколько огорчило Володю: вот эти лекции, в отличие от Устава гарнизонной и караульной службы, ему нравились. Поэтому он нарисовал все порученные ему «Мардеры», «Брэдли» и «Абрамсы», с лёгким сердцем отдал подполковнику комплект плёнок с рисунками и больше свой конспект с картиной боевых действий на военной кафедре не светил.

На пару Володя опоздал сегодня потому, что ездил в городское управление юстиции. Там он должен был согласовывать проект устава фонда — общественной организации, которую сам же и учреждал. Учреждал он его изначально на продажу. Но буквально на прошлой неделе узнал, что именно такие — чистые, с незапятнанной историей — организации требуются в создаваемом городском Союзе студенческого самоуправления. К власти Володя особо не стремился и ни пионерской дружиной, ни студенческим научным кружком никогда не руководил. Но перспектива участия в студенческом союзе как полномочного представителя целого фонда манила Володю. Проект устава ему вернули, исчириканный замечаниями в двадцати местах, но он уже задумался, а стоит ли продавать фонд — потом, когда его всё-таки зарегистрируют.

По случаю похода в управление Володя сегодня оделся парадно: малиновый пиджак, чёрный бадлон с белой надписью LIMITED на груди и чёрные же джинсы. Сдавать в гардероб свой серый пуховик с капюшоном он тоже не стал и положил его на соседний, свободный стул.

Профессор Горелов делал очень небольшие паузы между предложениями. Успеть записать всё за ним было непростым делом даже для тренированных отличниц с первых парт.

Между тем подошло время перерыва, а тема всё никак не заканчивалась. Для таких случаев у Ромы был в ходу свой прикол — на обрезе страниц его Гражданского кодекса карандашом было написано слово ПЕРЕРЫВ. Володя обернулся посмотреть, не направляет ли уже Роман свой кодекс, как магическую книгу заклинаний, в сторону лектора. Но на этот раз профессор Горелов опередил его.

— У нас ведь последнее занятие на сегодня, так? — Горелов откашлялся. — Мне ещё потом в полпредство надо… Как вы смотрите на то, чтобы послушать без перерыва и закончить раньше, а?

Разочарованный ропот слился с одобрительным гулом тех, у кого явно были планы на этот вечер пятницы. Закончить поскорее было совсем неплохо. Женя с Володей переглянулись, Володя только руками развёл — у них план на вечер уже был.

На пару после похода в управление юстиции Володя пришёл главным образом потому, что сегодня вечером Женина группа собиралась на даче у их одногруппницы, Маши Завершинской. Вписаться в мероприятие и было желанием Володи, из-за этого он и не хотел пропускать гражданское право. Группа, в которой учился Володя, редко собиралась на тусовки. Последний Новый год в общежитии вполне удался — было довольно весело. Но до следующего Нового года было ещё почти девять месяцев. Праздника же хотелось уже сейчас, а тут как раз Женина третья группа собралась отмечать 23 Февраля, объединённое с 8 Марта.

До этого Володя с третьей группой тусить не ездил, и в эту первую поездку он не хотел быть незваным гостем. «Решим в перерыве, всё нормально будет», — сказал Женя.

— А следующую лекцию мы посвятим основам обязательств, обязательственного права. — В зале послышалось шевеление, зашуршали тетради и открываемые сумки. Профессор тоже сложил свои бумаги в папку. — Моей группе — быть готовыми по праву хозяйственного ведения и праву оперативного управления. До свидания.

Улица дунула в лицо сырым ветром. В свете фонарей падали крупные медленные снежинки. Вместе с общим потоком дождавшихся окончания пары Володя и Женя вышли на крыльцо факультета. Хоть перерыва и не случилось, но все оргвопросы Женя решил, пока спускались вниз по лестнице до выхода: Володю взяли в тусовку без проблем.

Пешеходную часть от проезжей части отделял чахлый газон, обнесённый с трёх сторон низкой оградкой. К своей блестящей вишнёвой 99-й «Ладе» прямо через газончик двинулся сосед Романа по парте и хозяин газеты «Вчера» — Илья, тоже из Володиной группы.

— Илья, счастливо, — Володя протянул руку.

— Володя, пока, — широкий Илья был тоже краток при рукопожатии. Володя симпатизировал Илье, хотя много они и не общались: наверное, в Илье ему нравилась как раз его немногословность.

Илья в общении был очень спокойный, не резкий, а вот его манера вождения была весьма заводная. Как-то раз Володя поехал с Ильёй от факультета до метро. Илья крутанул рулём влево, резко взял с места… и практически упёрся в водительскую дверь большому синему седану, который делал разворот на трамвайных путях. Надо было видеть глаза шофёра той синей машины! Илья оставил до его двери зазор, наверное, всего в несколько сантиметров. По средам, когда выходила газета «Вчера», Илья всегда приносил на пару свежий номер. Просто чтобы поржать над брызжущими слюной передовицами. А посмеяться там было над чем! «Космическая казнь станции „Мир“». «Бушераздирающие крики». Или: «И смеф, и Греф» — номер вышел как раз на той неделе, когда новый министр государственного имущества собрался приехать с лекцией в свою alma mater, на родной юридический факультет. А вообще у Ильи была мечта, которой он как-то с удовольствием поделился, — купить себе жёлтую «Волгу» с шашечками на борту и подъезжать на ней к стоянке, где люди ожидают такси. И сразу же отъезжать, выставив из окна руку с оттопыренным средним пальцем.

От тротуара медленно отъехали жёлтые «Жигули-пятёрка» — весь актив Жениной группы, полная машина. Дворники «пятёрки» усиленно работали, разметая ползущий с крыши мокрый снег. Женя махнул водителю рукой.

Не обращая внимания на жёлтые «Жигули» и сидящих в ней своих одногруппников, из дверей факультета быстрым шагом вышла девушка в длинном пальто горчичного цвета. Её чёрные волосы были собраны сзади в пучок и убраны под берет. Она явно спешила. Жене она просто сделала прощальный жест открытой ладонью, Володе достался лишь короткий взгляд. Женя кивнул ей в ответ и не стал оглядываться вслед, но посмотрел на свои часы на запястье. Он всегда засекал время, когда намечал что-то сделать.

Улицу огласил громкий звук клаксона. В открытом окне «девяносто девятой» сидящий за рулём Илья давил на среднюю часть руля. Сигнал предназначался Роме, который стоял и курил вместе с ребятами из шестой группы. Рома интеллигентно попал с двух метров окурком в урну, перекинул поудобнее через плечо ремень кожаной светло-коричневой сумки и в два прыжка оказался у машины.

Рома спешил не зря. Фирменный номер Ильи — старт с места «с проворотом» — все смотрели снаружи, а он, Рома, практически участвовал в нём, сидя внутри авто. Истошно взревел разгоняемый вхолостую двигатель, перекрывая даже шум трамвая, гремевшего по рельсам за перекрёстком. На шум уже обернулись все стоящие у факультета, хотя многие видели это уже не по одному разу. Уложив стрелку тахометра в красную зону, Илья резко бросил педаль сцепления. Передние колёса вспенили грязь со снегом и чёрными прошлогодними листьями. Разрезая воздух, машина рванулась к перекрёстку — улица, на которой стоял юрфак, пересекалась с широким, в шесть полос, проспектом. Многие не смогли сдержать улыбки, кто-то крутил у виска пальцем.

— Сцепуху же сожжёт! — проворчал Женя. Водительские права он получил, но машину, правда, не водил.

— Ну да… но красиво же, скажи? — Володя легко толкнул Женю локтем в бок. Володя водил машину, но она у него была временно не на ходу — старенький генератор приказал долго жить.

— Красиво, красиво, — Женя кивнул. — Идём, Вова!

— Ну, пока, девчонки! — Инна попрощалась с подружками и подошла к Володе с Женей. Выглядела она очаровательно. На ней была короткая шубка из кролика, ярко-красный шарф и такой же красный берет.

— Ты как, Иннуля, едешь? — спросил её Володя. — Мы на платформе Раздельная собираемся, давай с нами!

Инне нравился спокойный характер Володи, немножко хитрый прищур его серых глаз и сосредоточенность во взгляде, однако у неё уже был постоянный молодой человек, из другого института — кажется, химико-технологического.

— Мальчишки, я бы рада, но мне ещё дома переодеться. Не буду же я в лесу в таком прикиде, — Инна коснулась рукой своей юбки — чёрной и не по сезону короткой, — так что я сразу со своей Шелгуновки поеду. Ты, кстати, Вова, Алину с собой берёшь сегодня?

— Да мы уже с ней того, расстались, — потупился Володя.

Женя хмыкнул. Они с Володей в прошлом году съездили с подружками к Жене на дачу. За грибами. Комары, конечно, кусали только девочек. Алина, Володина подруга, с самого начала была против поездки, и не зря — с ней весь день что-то происходило. Сначала она провалилась в старую лесовозную колею, заполненную водой, — и ушла в неё почти по пояс. Потом она наступила на ужа и бежала, сбивая подберёзовики. Затем, когда они грелись у костра, на Алине загорелась её синтетическая куртка, пришлось снова заливать Алину водой.

С Володей они познакомились осенью, на дне рождения у Инны. Она оказалась то ли одноклассницей, то ли подругой одноклассницы Инны чуть ли не из пятого класса. Алина смеялась Володиным шуткам, но позже стало ясно, что для хороших отношений этого маловато. Загородный отдых и прогулки по промышленным улочкам города, которые так нравились Володе, Алина переносила плохо. Она не разделяла Володиной страсти к «заброшкам» и не ходила там фотографироваться.

В какой-то момент Володя так устал от Алининых претензий, что его стала раздражать даже её причёска — когда почти прямые пряди спускаются от макушки, мимо ушей вниз, и чуть загибаются наружу. Эта похожая на колокол стрижка в сочетании с чуть приплюснутым спереди носом делала Алину похожей на лошадь.

К тому же у неё был годовой абонемент в филармонию. Володя же на концертах в филармонии засыпал. Если же не спал, то искренне веселился, видя людей в зале, которые слушают музыку с закрытыми глазами.

В общем, после новогодних каникул, когда Алина предложила съездить на концерт под управлением Спивакова в Москву, Володя предложил ей сделать это самостоятельно.

В ответ Володя получил полный игнор и едкое замечание в том духе, что она только зря дырки в абонементе в филармонию прокомпостировала.

— То-то я смотрю, она мне давно про тебя ничего не говорила! — засмеялась Инна.

— Она ещё про меня тебе рассказывала?

— Не обращай внимания! Я с тобой с радостью готова пойти по твоим старым рельсам! Пошли лучше вместе до метро? — Инна обращалась уже и к Володе, и к Жене.

— До метро? — Володя взъерошил причёску — русые волосы почти на пробор, длинноватые, пора бы уже и подстричься сходить. — Через гаражи? — Это была короткая дорога, кривая и не очень ровная, но время она здорово экономила.

— Конечно! И Женя беляшей своих любимых сможет у метро купить! — Инна звонко засмеялась.

— Спасибо, Иннуш, у нас ещё тут с Вовой небольшое дело… — Женя переложил портфель из одной руки в другую.

— А-а! Ну, у вас, как всегда, какие-то тайные планы! — Инна заулыбалась ещё больше. — Ладно, я пошла тогда. Увидимся на даче! — С этими словами Инна повернулась и зашагала в сторону другого проспекта — узкого, зато с трамвайным движением.

Володя с Женей тоже не стали никого ждать, но пошли от крыльца в другую сторону.

Глава 2

Женя смотрел на часы. Брюнетка Марина, которая с ним так кратко попрощалась, не ехала сегодня на дачу к Завершинской — она вообще редко туда ездила. Но меньше от этого Жене она не нравилась. Конкретно сегодня она не ехала на дачу, потому что у неё были вечером дела в городе — так она сказала об этом Жене. Насчёт «дел Марины в городе» Женя имел своё мнение. Он считал, что она идёт на свидание с другим парнем. По доступным Жене сведениям, тот парень был тоже студентом-химиком — возможно, даже однокашником молодого человека, с которым был роман у Инны. Хотя это сейчас не имело большого значения. Для Жени сейчас было важно понять, идёт ли Марина встречаться с химиком, или у неё на самом деле есть какие-то обычные дела в этот вечер пятницы.

— На про-спе-кте её он будет ждать, — по слогам произнёс Женя ответ на вопрос Володи, зачем идти к метро таким крюком. Они стояли на углу с широким проспектом в ожидании зелёного сигнала светофора. От стоящей неподалёку тёмной громады хлебозавода ветер нёс приятный аромат сдобы.

Разумеется, свидание могло состояться где угодно, хоть бы и на станции метро, где жила Марина. Но Женя поставил все фишки на то, что встреча произойдёт в районе юрфака. Эта версия Марининого вечера была вполне возможной — кроме того, её можно было проверить в натуре.

— А если будет ждать, но не на проспекте? — первое, что пришло в голову Володе. Он без колебаний согласился составить Жене компанию в его разведывательной операции.

— Значит, просто поедем на дачу! — Женя улыбался, как Чеширский Кот, одним ртом, не включая другую мимику.

Женин план был прост и строился на предположении, что прямо к зданию факультета химик подходить не решится: он тоже что-то знал про Женю. Марина редко ездила до метро на трамвае, поэтому она, скорее всего, пойдёт на проспект. Не светясь перед дверями юрфака, химик будет ждать её на проспекте — у остановки троллейбуса. Проспект широкий, большой, с красивыми домами и деревьями. Так что если они не сядут на троллейбус, то они вполне могут пойти к метро пешком. А раз так, то, сделав петлю вокруг квартала, можно вполне, как бы случайно, перейти им дорогу — на следующем перекрёстке.

Набережная была пустынна: желающих гулять вдоль вмёрзших в лёд кораблей было мало. Мимо с грохотом прошёл трамвай. Внутри вагон был тускло-жёлтым, в чёрных переплётах окон сидели и стояли пассажиры. За разговором о том, круто ли записаться в ополчение в Югославию на стороне сербов, Володя и Женя обогнули квартал и снова вышли на проспект. Остановились на том, что если летом завалят гражданское право, то в ополчение их и так возьмут. Если, конечно, война продлится до лета.

Горящие окна хлебозавода светились прямо перед ними. Женя отвёл обшлаг дублёнки на левой руке. На то, чтобы обойти квартал, они потратили всего девять минут.

— Идём в графике, — отрывисто сообщил он Володе. — Сейчас что-то будет.

Загорелся зелёный свет, и друзья пошли переходить дорогу.

— Смотри, смотри! — просипел Володя и схватил Женю за плечо.

По пешеходной дорожке, отделённой от проезжей части линией коротких кустов, под ручку шли Марина и студент-химик. Химика — кажется, его звали Виталий — Володя видел живьём всего второй раз. Химик держал Марину под руку, но их всё равно разделяло «пионерское» расстояние. Главным было то, что план Жени сработал — их с Володей курс пересекал направление движения Марины с кавалером.

С проезжей части Женя и Володя шагнули на тротуар и прошли буквально в метре перед носом у парочки. Те встали в ожидании своего зелёного света.

— Привет, Женя, — химик сказал это с почти искренней улыбкой, но Марина тут же сильно дёрнула его за руку, сверля Женю взглядом.

— Угу, — буркнул Женя.

— Он даже, как тебя зовут, помнит? — шепнул Володя.

— Да-ах! — махнул Женя рукой. — Уходим отсюда! Быстро! Сработало!

Марина обернулась им вслед, но в ответ ей никто не оглянулся. «Разведчики» уже быстрым шагом шли по тёмной улице прямо к узкому проспекту, где Инна наверняка уже садилась в трамвай.

— Так откуда всё-таки он знает, как тебя зовут? — вернул прервавшийся разговор Володя. Эксперимент явно удался. Но Володя не был таким докой в психологии и не понимал, радоваться тут или огорчаться. «Значит ли это, что Марина рассказывает химику про все свои институтские секретики? Да и что вообще творится на душе у Жени после увиденного?»

Внешне Женя был спокоен, как танк.

— Это-то как раз неудивительно. На дне рождения у неё и познакомились.

Володю Женино спокойствие никак не убедило.

— И кто у неё парень по итогу, он или?..

Несколько домов они прошли молча. Остановку, где обычно девчонки ждали трамвая, они только что миновали, но под остановочным фонарём было пусто.

Наконец Женя отозвался:

— Там всё в динамике. Даже если парень — он, ей всё равно чего-то не хватает. Они со школы знакомы, уже ничего нового…

— Понятно. И тут ты?

— Как-то так!

— Как «Люди в чёрном»? — Это был новый, необычный фильм. На потоке было трудно найти человека, который бы на него ещё не сходил. — Промелькнул мимо неё с чёрной палочкой, махнул, и она тут же забыла, что идёт с этим, химиком… как его?..

Последний большой перекрёсток, с расходящимися в четыре стороны трамваями, остался позади, и взору открылся павильон станции метро.

— С Виталием. Беляши мы будем сегодня?

Станция метрополитена была старая, располагалась в центре их острова, и вокруг неё всегда было людно. Над входом в метро нависал длинный бетонный козырёк. Левее ступенек, ведущих ко входу, стоял ряд продуктовых ларьков, объединённый общей крышей. Вопрос относился к крайнему ларьку, где вокруг полутёмного окошка царил запах жареного.

Женя, в отличие от Володи, никогда не питался в университетской столовой, да и в целом в общепите, но для беляшей из этого ларька делал исключение.

Беляши лежали в лоточке за стеклом двумя аппетитными рядами. Бугристое, чуть блестящее тесто говорило о том, что испекли их сегодня. Женя пристроился к окошку и достал из куртки чёрный кошелёк — кожаный и очень потёртый.

— Будем. Мне один. Она ведь так забудет всё, что было и у вас?

— А мне два, пожалуйста, — подытожил Женя уже продавщице, — и ещё один беляш для друга. Не забудет она, я ей напомню.

Володя и Женя отошли от ларька с запахом жареного и встали у газетной палатки. Сейчас она стояла закрытая, а по средам здесь продавали ту самую газету «Вчера». Беляши были отменные. Пропитанный маслом мякиш, как и положено, не прилипал к сочной котлете, но отлично её дополнял.

— На день рождения-то ко мне она одна придёт, — наконец произнёс Женя, расправившись со вторым беляшом.

— Ну так и прекрасно. — Володя искренне завидовал другу, что тот реализовывал такой многоходовый план. Женя как-то прочитал переводную английскую книжку про теорию личности и теперь к месту и не к месту применял знания на практике. — Может, пива сразу?

— Не-е, не спортивно! Там возьмём, — сказал Женя, бросая в урну пропитанную маслом салфетку. — В восемь — на платформе?

В жизни любого мужчины-студента нет-нет да и есть военная кафедра, она же военка. Само название «военная кафедра» тогда, в 1999-м, уже начало устаревать, и по-новому то место, куда парни ходили с утра по средам, стало зваться «факультет военного обучения», хотя суть явления не изменилась.

Стоявшие во внутреннем дворе кафедры артиллерийские тягачи с табличкой «Вода слита» на радиаторе, секретные тетради, сдаваемые после лекции в чемодан секретчику, да редкие занятия по топографии и тактике были почти единственным кусочком военной романтики во всём обучении. В остальном военно-учётная специальность Володи, Жени да и всех остальных студентов юрфака была пресной и откровенно тыловой — помощник командира части по правовой работе.

Ну чем они будут заниматься в армии по своей специальности, если наступит «особый период»? Визировать приказы командира? Вести делопроизводство в военном трибунале? Проверять, сколько в ротной душевой кранов (сосков) и на какой высоте над уровнем пола они висят? Реального противника тут и не увидишь, даже в бинокль. То ли дело студенты других факультетов, где учат точным наукам! Из них на военной кафедре готовили артиллеристов, артиллерийских разведчиков, даже ракетчиков. В соседнем районе был вполне мирный институт лесоустройства — так вот у них на военке готовили лётчиков-наблюдателей — штурманов бомбардировочной авиации! Земля, видная в маленьком окошке и стремительно проносящаяся внизу, запах нагретой проводки в кабине, квадраты и координаты целей, ощущение того, как самолёт стал легче после сброса бомб… в общем, героические специальности были у всех, только не у юристов.

Надо сказать, что Женя, в отличие от Володи, к обучению на военной кафедре, относился спокойно, ходил туда, как все, без особого энтузиазма. Но иногда на практических занятиях Женя выдавал такие креативные идеи, которые восхищали даже бывалых военных преподавателей.

Например, неделю назад на военной топографии, у большой карты на стене, майор дал им вводную. Вы — командир взвода, находитесь вот здесь, на этом берегу, у вас есть грузовик ЗИЛ с кунгом (такая большая будка) и БМП (боевая машина пехоты). Вам надо быстро переправиться на тот берег, догнать своих… Ваши действия?

Кто-то предложил пересадить всех на БМП и переплыть реку на ней. Кто-то нашёл в дальнем углу карты мост или брод. Володя обнаружил в посёлке, куда ткнула указка майора, церковь с припиской «дер.» — деревянная. Он предложил раскатать её на брёвна и сделать плот, на котором можно будет перевезти ЗИЛ. Майор заулыбался. Но особо майор всё-таки отметил Женин ответ. «Зима же за окном, — приподнялся, опершись руками на парту, ухмыляющийся Женя Шуршалин. — По льду все и переедут!»

Дома Володины родители тоже собирались идти в гости. Володя быстро переоделся, так же быстро расправился с жареной картошкой с сосисками. На даче, конечно, покормят, но во сколько они туда ещё приедут!

— Тебя Терехов искал, Саша, по телефону, — мама в красивом платье зашла на кухню. — Очень просил тебя сегодня ему перезвонить.

Терехов был Володиным школьным другом. Именно он вовлёк Володю в тему проведения необычных экскурсий. У самого Терехова был другой жанр, другой конёк. Он знал дома, в которых когда-то жили поэты, писатели и их разнообразные музы. От этого экскурсии получались художественными и с ноткой того самого декаданса, за которым многие и едут посмотреть этот город.

— Володич, привет, — хрипло начал Саша. — Спасибо, что перезвонил. Я заболел, а завтра насчёт экскурсии уже договорился. Подменишь?

— И не снести? Я на дачу еду, уже вот прямо выезжаю.

— Не снести. Понимаешь, они из другого города, уже едут сюда. Краснодар или Ростов, я не очень понял. Три студентки, между прочим! Смотри — выручай! Температура у меня…

Володя секунду колебался, но вариантов, похоже, не было. Другу надо было помогать.

— Саша, конечно, проведу, какие вопросы. Давай координаты, куда приходить, и всё такое.

Придётся пораньше с дачи вернуться, ну и ладно.

Кассовый зал платформы Раздельная был втиснут между продуктовым магазином и общественным туалетом. Желающих уехать на электричке из города тут хватало, несмотря на поздний час. Женя с Володей посмотрели на очередь к единственному работающему билетному автомату и встали за теми, кто стоял в обычную кассу, — их было меньше.

Ожидая, пока подойдёт очередь, Володя читал заголовки на стойке с газетами. Половина из них была о новых бомбардировках Югославии, произведённых авиацией НАТО накануне. Ударам подверглись объекты нефтехимии, из-за чего в Черногории теперь шли чёрные дожди. Ничего, думал Володя, у нас здесь цветной дождь выпадает и без бомбардировок. Один старший товарищ, юрист, поехал прошлой зимой в районный суд на восток области, где добывают бокситы — алюминиевую руду красного цвета. Поехал в белой куртке, а вернулся в белой с красными пятнами — попал после заседания суда под бокситовый дождик.

Кроме обычных бомб, в Югославии в этот раз в ход пошли и новые бомбы — графитовые, разбрасывающие мягкие волокна, опутывающие электрические провода и вызывающие короткое замыкание.

— Как ты думаешь, а у нас есть такие графитовые бомбы, как у америкосов? — Перед Володей и Женей в очереди в кассу было всего три человека. Стены полутёмного кассового зала были окрашены в колер «кофе-из-ведра» и, казалось, помнили ещё Ильича, который тайно приехал на эту платформу из-за границы — руководить революцией.

— Есть, наверняка! — Женя провернулся боком, пропуская сквозь очередь бабушку с тележкой. — Помнишь, я у Горбенко спросил в среду — а разрабатываются ли у нас графитовые боеприпасы?

— Не помню. — Володя заулыбался. Очередь продвинулась, перед ними оставалась всего одна женщина. — И что, наш подпол про это знает?

— Он сказал, что мы делаем карандашей больше всех в мире, поэтому и на бомбы у нас тоже графита хватит! — Женя наконец оказался перед кассовым окошечком. — Туда и обратно берём?

— Ха-ха-ха! — Володя заржал, именно подполковник Горбенко озадачивал его рисованием танков на прозрачной плёнке. — Конечно, бери в оба конца. — И тут же задумался: «И на картине надо нарисовать, как бомбардировщик бросает графитовые бомбы. Только чей это будет бомбардировщик?» Но вслух спросил: — Денег дать тебе?

— Не, не надо! — Женя аккуратно зажал между пальцами два бело-зелёных билетика. — Ты лучше пива купишь сейчас.

Со своего места, под циферблатом часов, Володе была хорошо видна электричка, тормозящая у платформы длинной, скрипящей змеёй. В том же магазинчике за кассовым залом были куплены четыре бутылки пива «Степан Разин», чипсы неправильной формы из настоящей картошки и, наконец, бутылка «Медвежьей крови» — Володин взнос в общий котёл праздника.

Сесть в набитом по-пятничному вагоне электрички было невозможно, всё было плотно, поэтому Володя и Женя вышли с пивом в тамбур. Открывалка для пива была на перочинном ноже у Жени. Тёмные бутылки отечественного пива с красной этикеткой и золотой фольгой на горле открывались только так. Как вариант — об подручную железку. Пробки с хвостиком для открывания были только у пива Gösser из рекламы — с альпийскими лесами и горными ручьями. Но такого пива в магазине на Раздельной не было.

Женя сперва открыл Володину бутылку и передал ему, затем открыл свою.

— Ну, будем здоровы! — убрал ножик Женя. Пробка на Володиной бутылке прицепилась за краешек фольги. — Какой у нас план будет, до победного?

Володя сделал большой глоток из бутылки.

— Давай без экстрима. Мне завтра экскурсию вести. Саша попросил, заболел он.

Женя кивнул:

— А во сколько у тебя экскурсия?

— Да в час дня. А ты как, свободен завтра? А то пошли, там три девушки будут, пообщаемся!

Женя помотал головой:

— Владимир Сергеевич! Я бы рад. Но я завтра точно не могу, еду днём репетиторствовать.

— Ты — репетитор?! — Володя от смеха даже поперхнулся пивом. — Ты не говорил! Какой предмет будешь подтягивать? Абитуриентка, поди?

— Да ладно тебе. Ну да, абитура, ей ещё и восемнадцати нет! — сделал серьёзное лицо Женя. — Там… она поступать к нам будет. На следующий год. Основы права и государства надо рассказать.

— Восемнадцати нет? Ты там осторожнее, с основами!

Разговор на минуту прервался. Двери открылись, на платформе Пруды вышло много народу, но почти столько же и вошло.

— Как же ты пьяный-то завтра поедешь, педагог, как будешь знания нести? Ты ж и так конспектов не ведёшь, что ты ей расскажешь?

— Так решили ж без нажима? — Бутылки чокнулись. — А так там всё по белой книжке. Прочитаю в любом состоянии.

— Для поступающих? Пособие наше?

— Ну да, оно самое! Я ей уже отнёс книжку эту, и надо будет по важным местам погонять её просто. Проснёмся, не поздно, и поедем сразу в город.

— Давай так. — Володя убрал допитую бутылку в пакет. — Где второе пиво, у тебя?

Женя кивнул. В тамбур вышел парень с плеером на шее и с безразличием посмотрел на Женю и Володю. Чуть приглушённые наушниками, Сергей Лемох и «Кар-Мэн» заполнили тамбур.

Электричка продолжала свой путь, миновав ещё пару станций. За это время в вагоне дважды на несколько секунд гас свет.

Володя смотрел на пробегающий пейзаж через тёмное стекло двери. Предостерегающие буквы на нём, которые раньше были надписью НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ, а сейчас были частично затёрты, как-то по-новому смотрели на него. Володя вчитался в написанное.

— Женя, смотри, как тут прикольно написано — НЕ ПИСС!

Женя моментально повернулся и прочитал надпись на своей двери.

— Смотри, Вов, а у меня — НЕ ПОНЯТЬ!

— Или, как бывает в метро, Я ПАССАЖИР — ТЫ ИНВАЛИД!

— Ты и такое видел? — Женя уже допивал своё пиво. Мимо проносились тёмные пирамиды ёлок, торчащие из снежной равнины.

— Видел. Когда нам выходить? Через одну?

— Да ты прямо дедукт! Сейчас Черноостров проедем, а потом наша.

Володя допил свою бутылку и, несмотря на полузатёртый запрет, прислонился к двери.

За стеклом действительно показался Черноостров. Мелькали силуэты приземистых домов с квадратиками горящих окошек. Электричка сбавляла ход, тряхнуло; в тамбуре снова моргнул свет.

То, что было потом, Володя впоследствии будет вспоминать часто. Из-за полностью чёрного, без окон, дома у пригорка в лицо ударил светом большой прожектор с высокого столба. В следующее мгновение вагонные двери раздвинулись — и Володя почувствовал, что падает наружу. Морозный воздух ударил в лицо, руки сами закрыли голову. Кадр как будто замер: следом летел Женя, впереди летел его портфель. Почему-то вся жизнь не мелькала перед Володиными глазами, как об этом пишут в книжках. Только и вертелось, что пара пива «на борту», возможно, смягчит удар. Страшно визжала пассажирка, вышедшая в тамбур. Натужно скрежеща железом по железу, тормозила вздёрнутая стоп-краном электричка.

Снежный откос стремительно приблизился к Володе, как твёрдый мат на физкультуре после неудачного прыжка к высоту. Мир вокруг вздрогнул, и стало темно.

Глава 3

В дверь комнаты постучали, и Володя проснулся.

Кровать, на которой он лежал, была больничного вида — клеёнчатая, одеяло — байковое, видное в прорезь-ромбик пододеяльника. Стены — крашенные серым. Сразу понятно, что находится он не дома и не на даче. Комната была совсем небольшая — метра три на четыре, платяной шкафчик у стены, у другой — одноногий стол, прибитый торцом к стене, окно с тёмным морёным наличником, а между шкафчиком и окном — кашпо с цветком.

У кровати стояли тапки — кожаные, с дырочками, вроде тех, что носили работники режимных советских предприятий. А на столике лежал кожаный планшет с ремешком. Натуральный военный планшет!

Володя напрягся. Что-то всплыло у него в памяти. Последняя лекция, пиво в электричке, темнота, снег, Женя, падающий рядом.

Между тем всё понятно: это больница, его нашли на перегоне и сюда поместили. Отдельная палата — удачненько. До этого Салтанов никогда в больницах не лежал, но по телерепортажам и фотографиям представлял всякие госпитали именно так. Нет! Планшет-то тогда откуда? Планшет… казённое одеяло, тапки эти. Нет, это не может быть больница. Он в милиции!

Володя почувствовал неприятный холодок во всём теле. В таком процессуальном качестве, в такой роли находиться в милиции ему совсем не улыбалось. Напился, совершил… прислонение к дверям поезда. Тётя та, в тамбуре, которая визжала и дёрнула стоп-кран, — наверняка её как свидетеля по делу привлекли уже. Вот напился, голова раскалывается… сейчас за мной придут.

Сквозь туман в больной голове Салтанову ёкнуло — а ведь на четвёртом курсе читают уголовно-исполнительное право. Байки всякие старшекурсники про то рассказывали. Как вести себя на допросе. На зоне как себя вести. Татуировки какие можно колоть — перстни разные там, надписи типа БОСС — «был осуждён советским судом», или ЯХТ — «я хочу тебя». Какие наколки колоть не следует — улей с пчёлами, например, особенно на ягодицу. Как койку в камере правильно занимать. А он не то что на зоне — в милиции-то ни разу не был толком, только когда паспорт получал и понятым — по случаю. А Женю его, наверное, в другой комнате сейчас «колют». А может… может быть, вся электричка улетела с рельс! И жертвы есть!

Стук в дверь был абсолютно не тем, чего ожидал Салтанов. Володя встряхнулся и уставился на дверь. Комнатой явно кто-то ошибся. Ну кто ещё в этом милицейском отделе может быть ниже его по своему положению и так осторожно стучаться?

А! Может быть, за ним пришёл добрый следователь? Как в книжках, в детективах! А «злой» сейчас Женю «канифолит»? Но просто ждать чуда было нельзя, надо было что-то делать.

— Да! — ответил Салтанов каким-то не своим — неожиданно низким голосом.

Дверь открылась, и в комнату вошёл, отдав воинское приветствие, молодой сержант в полевой форме. На рукаве был нашит российский триколор, но сама форма, рисунок её камуфляжа, была Володе абсолютно незнакомой — он такой раньше не видел. «Военный, а не мент! Странно, — мелькнуло у Салтанова. — И на аспиранта с кафедры трудового права похож, зачёт принимал в декабре, тоже такой же рыжий и худой». Чуть наклонившись к кровати, сержант произнёс:

— Товарищ полковник, вставайте. Через 45 минут вас ждут в штабе корпуса. Катер уже скоро будет. Разрешите идти?

— Э-э-э-э… хорошо, сейчас буду… идите! — сдерживая улыбку, произнёс Володя и непроизвольно махнул рукой на «аспиранта», как на привидение, которое нужно отогнать.

Вот же бред! Они приколисты тут, в этом отделении?! Катер — да ещё в марте! Штаб! Корпус! Володе резко захотелось прилечь. Сейчас он оденется, выйдет за дверь и окажется в сером милицейском коридоре. «Что, неужели теперь и милицейские уазики заставят рисовать на прозрачной плёнке? Машины с водомётами против несогласных, дубинки и гранаты?»

Мысли в голове продолжали набегать одна на другую. «И где мои бинты? Неужели я так хорошо приземлился? Ладно… Шутка смешная, но не про меня». Пора было одеваться и идти к следователю, который так над ним прикололся.

Но странности продолжались. Одежда, сложенная аккуратно на сиденье стула, была явно не Володина, но другой не было. С глуповатой ухмылкой, стоя посреди комнаты, Салтанов вертел в руках рубашку с короткими рукавами, неяркого зелёного цвета, с пришитыми на плечи полевыми полковничьими погонами.

Всё это было удивительно, но как будто ещё кое-что, более важное, он пропустил. Натянув эту красивую рубашку, Володя подошёл к зеркалу, висящему на стене, и на мгновение обомлел. В потрёпанном, с пятнышками по краям, отражении на него смотрел одетый в форменную рубашку полковника сорокалетний мужик. Это настолько не укладывалось в голове, что Володя почувствовал неодолимое желание скорее покинуть эту странную комнату. Он взял со стола матерчатую кепку со звездой и решительно вышел за дверь.

Глава 4

Если спросить среднего европейца, куда ему хочется поехать отдыхать, когда на дворе август, что он нам ответит?

В Африку — нет, пожалуй. Жара невероятная, да и кого он там встретит? Все африканцы уже здесь, в лагерях для мигрантов от Таллина до Лиссабона.

В Москву — вполне возможно. Организованные группы под руководством гида с высоко поднятым флажком фотографируют роскошное убранство станций Кольцевой линии метро, а благодаря поезду «Сапсан» — восемь пар поездов в день! — могут съездить посмотреть и другую, северную столицу. Но, с другой стороны, это и виза, которую нужно оформить, и риск встретить на улице медведя.

А можно ли отдохнуть в Европе хорошо, — зададим мы уточняющий вопрос, — и при этом не ехать далеко, не уезжать из Европы за тридевять земель, к мухам цеце или блинам с икрой?

А вот можно! Такое направление и правда есть. Каждый год в это время тысячи граждан Евросоюза садятся в автомобили, набиваются в автобусы и устремляются на самый юг Европы — там, где под берегом бывшей Югославии держит свои голубые воды Адриатическое море. Хорватский аэропорт Дубровник работает почти без отдыха — новые и новые самолёты, заходя на посадку вдоль побережья, нацеливают свои яркие фары на длинную, расположенную за каменной грядой взлётную полосу.

Выгоревшие на солнце скалы, спускающиеся прямо в воду. Сосновые леса, шумящие на ветру. Запах хвои, перемешанный с запахом моря. Россыпь больших и маленьких островков, по очертаниям напоминающих больших и маленьких рыбок. Островов здесь так много, что учебники по топографии даже выделяют это побережье в самостоятельный вид — далматинское побережье.

Пляжи в Далмации, правда, суровые — бетон или, если его не залили, просто каменные лбы. И несмотря на это — длинные ряды занятых уже с утра лежаков, от края до края, насколько хватает глаз. Разноцветные зонтики и пляжные души — труба с рассеивателем наверху и краником-вентилем посередине.

Когда надоест валяться на лежаке и купаться во взбаламученной прибрежной воде, где плавают фантики от шоколадок, крышечки от стаканов и та же хвоя, можно купить билет на морскую экскурсию. Рано, часов в 6—7 утра к вашему прибрежному посёлку причалит судно, обвешанное резиновыми грушами — кранцами, а то и просто крашенными в белый цвет покрышками. В посудине уже будут сидеть человек тридцать туристов из других прибрежных гостиничек, и, крякая дизелем, она отвезёт всех на один из близлежащих островов. Там можно будет купить магнитиков на холодильник, искупаться и пообедать.

А ещё можно взять в прокат парусную яхту. В Европе это давний и любимый многими жанр отдыха. Он набрал популярность уже и среди россиян. Обучение яхтингу приобрело здесь характер модного тренда, даже среди тех, кто никогда не ходил в море, — вплоть до того, что уже на женских форумах девушкам после расставания с молодым человеком рекомендуют «подёргать за гика-шкот», чтобы развеяться и привести в порядок мысли.

Может быть, что-то подобное влечёт в путь и европейцев. В субботу — день смены яхтенных экипажей — в яхтенные порты-марины массово прибывают свежие отдыхающие. Катят перед собой тележки со снедью, купленной в магазине у причала, бережно несут картонные ящики с пивом, поставленные друг на друга в несколько ярусов. Грузятся на борт прокатных яхт в хорватских и черногорских маринах, в маринах Греции, Италии и Словении.

Весёлые караваны этих яхт, раскрашенные в цвета своих чартерных компаний, видны в море издалека. Здесь не делается упор на обучение судовождению — только удовольствие от путешествия, и по возможности ничего другого. В яхту набивается шесть-семь, а то и десять человек. На боковых ограждениях — леерах сушатся футболки и шорты, сзади за яхтой обязательно волочётся шлюпка-тузик, в которую свалены ласты, маски и ещё что-нибудь, чего не жалко, если конец, которым шлюпка привязана к яхте, вдруг оторвётся.

День в этих местах начинается довольно рано — в восемь утра уже совсем рассвело. Небо — почти без облаков. И главное здесь, — то, ради чего все эти люди вышли в море, — это вода Адриатики. Именно здесь, в открытом море, она по-настоящему голубая и прозрачная. Но чтобы насладиться ею, с утра туристам нужно сделать много важных дел. Помыться в душевой на берегу. Сходить позавтракать в кафе или, если имеются продукты, желание и газ в баллоне, приготовить завтрак на борту. И вот после этого пора отключаться от берегового электропитания и крана с водой и уходить в море. Плохо натянутые концы, поцарапанные яхты соседей, уставшие после вчерашнего матросы — ничего не важно, всё равно яхты снимаются и уходят. В августе яхт вдоль берегов Хорватии ходит очень много, поэтому нужно пораньше собраться и уйти, чтобы до захода солнца прийти в новую бухту, успеть занять в ней место — на буе или, если очень повезёт, у причальной стенки, прямо у входа в какой-нибудь ресторанчик.

А вот по дороге в эту самую красивую бухту можно купаться, взявшись за верёвку за яхтой, наслаждаться скоростью обтекающей тебя воды. Когда ветра много, то с купальщика запросто сорвёт плавки или плохо завязанный купальник. А когда ветра нет или его мало — яхта просто встанет в дрейф, и довольные туристы попрыгают с борта в воду, не боясь стометровой толщи воды под ними — рыба там схватит, например, или яхта вдруг потеряется из виду.

Опережая самые быстрые парусные яхты, чуть в стороне проходит стайка дельфинов. Упругие серые спины выныривают, погружаются — дельфинам нравятся округлые белые яхты, как будто что-то родное, близкое. Пассажиры на палубах возбуждённо бегают от носа к корме и судорожно щёлкают кнопками фотоаппаратов.

А вот ещё мористее движется длинная цепочка сухогрузов и танкеров — целый караван. Осадка у судов низкая, идут не слишком быстро, явно гружёные. Дельфины к ним даже не приближаются — их винты издают слишком много шума.

Сидя на корме катера, перетянутый ремнём, застёгнутый на все пуговицы, скачущих дельфинов вдалеке наблюдал и Володя. Катер, подпрыгивая на волнах, нёсся вдоль каравана.

За сорок минут от надевания формы до посадки в катер Володя узнал очень много нового. Каким-то пока непонятным ему путём он переместился во времени. С возрастом того, кто отражался в зеркале, он почти не ошибся. Сейчас 2020 год и ему 39 лет. Об этом рассказал календарь, увиденный им в коридоре, а ещё — документы в том самом планшете, в комнате, где он проснулся.

Но как всё было бы понятно, если бы он преобразился, например, в 80-летнего полковника в отставке, выступающего перед первоклассниками. На байках с военной кафедры он продержался бы, по-любому, хоть один урок. Если бы всё это было байкой!

Мало того что он оказался полковником действующей армии — он, по всей видимости, командовал довольно большой воинской частью, и вдобавок ко всему эта в/ч сейчас плыла по морю, погруженная на несколько гражданских грузовых теплоходов!

Из окошек главного командного поста, стоя рядом с капитаном их «Сормовского», он насчитал впереди ещё двенадцать сухогрузов. А всего в их конвое сейчас следует 23 судна. Конвой был ещё длиннее, но вчера он разделился, и 25 судов взяли курс на какую-то Равенну. А они вот следуют курсом на Триест.

Кстати, о капитане. Он, как и все остальные, кого Володя встретил здесь за эти сорок минут, узнал его. А это говорило о том, что он, Володя, не появился на корабле из ниоткуда. Получается, что Володя был на корабле и вчера, когда он ещё параллельно ехал с Женей в электричке.

Ещё из окошек на капитанском мостике были видны аккуратные штабеля берёзовых брёвен — от мостика и почти до самого носа. Навалены так высоко и плотно, что не видно ни грузовой стрелы на носу, ни носовых огней. Судя по схеме размещения, которую он достал из того же кожаного планшета, на нижней палубе размещались сорок бронетранспортёров и командно-штабных машин, а также с ними ехал зенитно-ракетный дивизион. Сухогруз не имел и привычного названия, как бывает у гражданских судов. Перед тем, как выйти на перехват Марине, Володя и Женя миновали с десяток таких, вмёрзших в лёд у набережной, торговых судов — «Волго-Балты», «Балтийские», «Сибирские» и даже «Ирэна», «Пряжа» и «Волгоградский Комсомол». Но этот «Сормовский» нёс по документам незатейливое имя из трёх букв и семи цифр. Ну точно — военные с названием постарались, подумал Володя.

Спрашивать у капитана, на всех ли кораблях под дровами едет военная техника, он посчитал сейчас излишним, и так опасаясь своими вопросами показаться капитану странным. Новое облачение в виде полковника сухопутных войск пока ещё было тесным Володе, давило плечи, как слишком узкое пальто. Даже собственный голос был как будто не совсем его — сухой, хриповатый. Кроме бумажных документов, в кожаном планшете нашлось и незнакомое электронное устройство, похожее на небольшой плоский монитор, который отломали от подставки. Его Володя решил изучить попозже, как и журнал с голыми женщинами, лежавший там же, между бумаг.

Когда же капитан спросил «огоньку», то Салтанов с удивлением нашёл у себя в карманах не только зажигалку, но и мятую пачку сигарет «Кент». «Странно, — прикинул Володя. — И когда я снова успел подсесть?» Он начал покуривать в девятом классе, но уже ко второму курсу юрфака бросил это дело: никакой особой бодрости выкуренные сигареты не придавали, а всё время скрываться с этой пагубной привычкой от родителей ему порядком надоело. Для этого ему приходилось идти на разные ухищрения — то опрыскивать туалетным освежителем воздуха воротник куртки, то держать зажжённую сигарету с помощью пинцета, чтобы пальцы не пропахли куревом. Интересно, что он ещё про себя, сорокалетнего, сегодня узнает?

Сейчас Володя курил взатяг уже третью сигарету, щурясь от заходящего солнца и летящих в лицо солёных брызг. Ко времени, когда их катер отвалил от борта экс-«Сормовского» и повёз Салтанова на совещание, вечерний бриз уже успел разогнать волну. Катер подпрыгивал на ней и шлёпался об воду с тугим звуком.

Через несколько минут стремительных виражей между судов, идущих в линию, они приедут на главный сухогруз. Там держит флаг командир корпуса — старший начальник над ними всеми, идущими на Триест. Чтобы не создавать при высадке давку из множества катеров, в один катер решили усадить по несколько командиров. Для Володи это было очередным испытанием и проверкой на сообразительность. О своей части он что-то успел узнать из планшета и посмотрел по кораблю, где что делается. Но здесь он даже не знал, как зовут всех этих сидящих рядом военачальников.

При этом отворачиваться было глупо — это могло вызвать только недоверие. Если это и сон (а Салтанов ещё немного рассчитывал на это), то он вечером ляжет спать и утром проснётся на даче, дома в городской квартире или в фельдшерском акушерском пункте в Черноострове — да где угодно, только не здесь, в этой непонятной обстановке то ли учений, то ли чего посерьёзнее, в гимнастёрке полковника. Кто знает, может, он уважаемый, заслуженный, да ещё с опытом боевых действий?! Каким, интересно, опытом он будет делиться? Видимо, опытом рисования танков на прозрачной плёнке!

Приняв, таким образом, решение не устраняться от беседы, Володя повернулся к двум старшим офицерам, сидевшим на банке впереди него, и прислушался к их разговору. Чтобы не улететь за борт со своей скамейки во время ударов катера об волны, Володя левой рукой держался за аварийное весло, пристёгнутое вдоль надувного борта.

В полевой форме, конечно, все кошки серы, но один из говорящих, подполковник, явно служил в сухопутных войсках, далеко не в европейской части России, и был заядлым рыбаком. Второй, полковник, больше молчал, только время от времени поддакивал и задавал уточняющие вопросы. На рукаве у полковника была непонятная голубая овальная нашивка с перекрестием золотых то ли мечей, то ли молний.

— Рыбалка на Ангаре хорошая, но место гнусное. Сначала полдня летит комар, — подполковник показал размах комариных крыльев пальцами. — Потом комар ложится спать — прилетает мошка.

— Там даже не поссать, — то ли спросил, то ли утвердительно сказал полковник с голубой нашивкой.

— Сложно!

— Я лейтенантом служил в Карелии… — начал полковник.

— Какая там рыбалка! Хариусы…

— Ну так вот, — продолжал полковник, не теряя начатой мысли. — Полк у нас стоял под Кандалакшей. Зенитная батарея в лесу. И комары — комары кусали прямо через форму! Через волосы жвакали прямо в голову!

«Ну точно — зенитчик! Вот что у него за нашивка», — понял Володя.

— А грибы там собирали? — спросил подполковник.

— Да! — Тема «тихой охоты» была явно ближе зенитчику, чем рыбная ловля. — Вот такие белые! — Он поднял вверх большой палец правой руки. — Один раз у нас там пошла за грибами и заблудилась жена нашего комполка…

Володя, слушая одним ухом рассказ про сбор грибов, с невозмутимым лицом провёл рукой по кобуре, укреплённой на его ремне слева. Кобура была твёрдой, плотной, в ней ощущалось содержимое. Пистолет был на месте. Чувство того, что у него на боку висит боевое оружие, да ещё с патронами, было непередаваемым. Под ложечкой ёкала смесь крутизны и статьи 222 Уголовного кодекса — «Незаконное ношение оружия». Володе приходилось стрелять в тире из малокалиберной винтовки, из охотничьего ружья — по бутылкам. Но это всё были какие-то неестественные ситуации, применение оружия там было под пристальным надзором. Чуть опаснее, чем разбирать пустой автомат Калашникова на уроке ОБЖ в средней школе. А тут — он такой же, как и все вокруг, все одинаково взрослые, по крайней мере внешне, подбодрил себя Володя. У каждого на поясе по пистолету Макарова, а вон у того, «рыбака», как будто даже пистолет Стечкина огромный в кобуре! Мысль о том, что там, куда идёт их караван, тоже могут оказаться серьёзные люди с пистолетами, Володе в голову даже не заглядывала.

И ещё. Вот эти люди общаются здесь об очень значимых для них вещах. Но! Они ведь идут по Адриатическому морю, на кораблях, полных оружием, техникой и бойцами, — и спокойно рассуждают о рыбалке и грибах.

«Такое несерьёзное отношение к войне и мне нравится!» — подумал Володя. Он вспомнил, что и сам прошлым летом — или двадцать лет назад, это уже как посмотреть — наловил на вечерней зорьке девять подлещиков за двадцать минут, с прикормкой из вчерашних макарон. Но вступить в разговор уже не успел — катер подрулил к очередному сухогрузу, чтобы забрать ещё одного командира.

Это был обычный «Волго-Балт», такие Володя тоже видел много раз, идя домой вдоль набережной после пар. Чёрные борта, белая рубка с двумя оранжевыми шлюпками по бокам, якорь со сбитой до металла краской и, конечно, сетка с бельём — вон, тащится сзади в воде, привязанная за длинный конец. Володю здесь удивило другое: грузовая палуба судна была абсолютно чистая, никаких дров и штабелей.

С левого борта спустили верёвочный трап, и по нему в катер ловко спустился высокий подполковник, одетый, как и все, в зелёные мягкие брюки, рубашку с короткими рукавами и кепку.

— Трогай, — он похлопал по борту сухогруза, — больше никого не ждём! — И матрос-моторист дал газу.

— Здорово, артиллерия! — поприветствовал вновь пришедшего подполковник, которого Володя про себя назвал «рыбак».

— И танки наши быстры! — ответил артиллерист, улыбаясь.

— А наши люди — хули говорить! — вырвалось у Володи неожиданно громко и чётко. Он ведь и правда хотел выступить — про рыбалку и подлещиков, но подвернулась вот эта ненормативная версия старой песни.

— Простите, не помню, как вас?

— Владимир! — ответил артиллеристу Володя и протянул руку. Куплет из песни всем понравился, особенно громко смеялся зенитчик, наверное не слышавший этот текст раньше.

— Да, точно… Я — Станислав, можно — Стас, — пожал в ответ руку артиллерист.

«Корпус, видимо, сборный, точнее — сводный, — подумал Володя. — Все тоже ещё только знакомятся. Это хорошо, мне так даже лучше».

— Товарищи офицеры! — хлопнул себя по штанинам Станислав. — Партию в «козла», пока едем до комкора?

— Можно и в «козла», — отозвался зенитчик. — Но есть и вопрос поинтереснее: что будет-то? К чему готовиться?

— Марш-бросок будет, — ответил Станислав. — Очень дальний!

— Почему так решили? — включился в разговор Володя. — Потому что танкер с нами идёт?

— Танкер — ерунда! Зато продуктов у нас — до дури! Тушёнки по три нормы выдали в Севастополе, сгущёнки — по четыре нормы!

— То есть хотите сказать, что там, куда мы идём, нас не накормят? — заинтересованно спросил зенитчик.

— Именно. Вы же помните, что до Наполеона включительно все армии снабжались хищническим способом — питались с земли, — ответил Станислав.

— Ну-ка, с этого места поподробнее, — подполковник-рыбак тоже включился в разговор.

— Мы же российская армия, грабить никого не грабим. И то вот так, с земли, могли питаться только движущиеся армии, кочевники там разные. А раз нам дали с собой столько всего вкусного — значит, в порты за пополнением запасов заходить наши капитаны не планируют. Никто не спрашивал, — почесал затылок Станислав, — сколько нам осталось до этого Триеста?

— Триста миль, — отозвался Володя, заходивший на капитанский мостик.

— Наша посудина идёт восемь узлов, я узнавал, — сказал зенитчик.

— Значит, грубо говоря, через тридцать восемь часов мы распечатаем в Италии первую сгущёнку! — подытожил Станислав.

Володя вспомнил, что хотел спросить у Станислава ещё кое о чём. О пустой палубе.

— Стас, а что у вас в трюма́х? — Володе вдруг вспомнилось, что настоящие мореходы ставят ударение именно так. — Ну, по документам?

— В трюма́х? — передразнил его Станислав. — Там у нас сталь. Такая, в рулонах. Нежный товар. Сырости боится, воды солёной. Вот снаружи и не кладём, — подмигнул он Володе.

Моторист-матрос убрал газ, катер чуть вздыбил корму и тут же ткнулся резиновым носом о высокий железный борт — они прибыли на место. Штабной сухогруз был окрашен эффектным синим колером, за волочащейся за кормой сеткой с бельём уныло наблюдал матрос с переносным зенитным комплексом.

Ну вот и всё, понял Володя. Привет семье. Сейчас всё и вскроется. Интересно, по какой статье меня привлекут? Присвоение тела командира действующей армии? Незаконное пользование и распоряжение этим телом? Неосторожное использование временного портала?

Жени тоже нету, чтобы подтвердил, как всё было, — ну ведь просто выпили пива и прислонились к двери. А так снисхождение вряд ли к нему кто проявит. Разве только попадётся сердобольная дама-судья — такая, как по данным статистики, — 45—50 лет, не замужем, дети… А, неважно! Всё равно — откуда здесь взяться судье женского пола?

И как они со мной потом поступят? Сразу приговор в исполнение приведут и отправят кормить рыб или посадят в карцер? Хорошо бы, конечно, в карцер. Эх, даже пострелять из пистолета табельного не успел. Жаль. Ну — трибунал так трибунал, хоть на процесс посмотрю. Даже поучаствую.

Глава 5

Игру «Зарница» — официальную пионерскую игру «в войну» — Володя не застал, хотя и успел побыть в школе пионером. «Зарницу» показывали в детских фильмах. С пожелтевших фотографий шестидесятых годов в школьном коридоре смотрели радостные лица ребят победившей команды с флагами и деревянными автоматами в руках. А вот ещё фотография: сидя на одной лавочке с теми же пионерами в школьном дворе, что-то поучительное им рассказывает седой «четырёхзвёздный» генерал армии, в щегольском сером кителе с орденскими планками — его именем ещё была названа пионерская дружина в их школе. На полке читального зала школьной библиотеки, за пыльным фикусом, он как-то нашел потрёпанную книжку для юнармейцев — про то, как своими руками сделать снаряжение для «Зарницы». Деревянный пулемёт Максима с трещоткой из бельевой прищепки. Ложный стог сена для наблюдения за полем боя — снаружи солома, а внутри каркас и щель с откидной заслонкой. Перископ из трубки квадратного сечения и двух зеркалец — с таким перископом пионер в маске и ластах плавал на картинке среди камышей у «вражеского» берега и всё видел.

Но когда Володя пошёл в школу, в стране полным ходом шла перестройка и всем было уже не до «Зарниц». Поэтому то место, куда их сейчас привели на штабном сухогрузе, сразу напомнило ему об одном — это же она, «Зарница»!

Снаружи всё выглядело как обычный штабель берёзовых брёвен — почти такой же, как и все остальные штабели, сложенные на палубе. Внутри же, под внешним бревенчатым слоем, была оборудована большая комната — переговорная. Кроме ложного стога сена, в книжке про самоделки юнармейцев был ещё ложный пень — выдолбленный изнутри, со смотровыми щелями. Строители этой переговорной творчески доработали идею ложного пня — потолок был подбит маскировочной сетью, отчего стружка и опилки с потолка на головы собравшихся не сыпались. Вместо наблюдательных щелей создатели штабеля-переговорной смонтировали видеокамеру; в дальнем торце комнаты висел большой серый экран. «Вот тут у них промашка вышла, — подумал Володя, — здесь же должна быть карта! Ну а это что за классная доска? Ерунда какая-то, а не доска. Ничего на ней ещё не нарисовано, даже контуров местности нет». Вот в «Зарнице» — там карта магнитная, всё продумано. Снизу под бумажной картой лист жести, а значки с магнитиками — лепишь где надо, и видно сразу все передвижения команд.

В мягком свете экономных, сберегающих энергию ламп, на рыбацких матерчатых стульчиках их в бревенчатой переговорной собралось человек пятнадцать. Под серым экраном за длинным столом перед собравшимися сидели целых три генерала.

До этого Володя видел генералов вживую только на парадах 9 Мая. Но там они были всегда в красивой парадной форме, с золотом на рукавах и фуражке, с россыпью орденов, и напоминали генералов войны 1812 года с картин в Эрмитаже. Здесь же за столом сидели трое боевых военачальников. На вид Володя дал бы им лет по 60, а может, и по 50: он всё ещё с трудом привыкал к тому, что его ровесники теперь — сорокалетние. Все коротко стрижены, двое — явно в хорошей физической форме. Справа и слева сидели два генерал-майора — один сухой, поджарый, второй покруглее. Склонность к полноте, однако, не придавала округлому генералу ни грамма доброты. Мясистый лоб его нависал над бровями. Сидя с мрачным лицом, немигающими глазами он рассматривал прибывших на катерах командиров.

Другой генерал-майор, с ёжиком тёмных волос, в которых уже вовсю была седина, в небольших очках без оправы, что-то сосредоточенно искал в своём раскрытом ноутбуке. Внимание Володи он привлёк как своим ноутбуком — ударопрочным, с красивыми рёбрами жёсткости, — так и улыбающимися складками от носа к краям рта, отчего он сразу показался Володе хорошим человеком.

По центру же стола сидел высокий, на полголовы выше соседей, генерал-лейтенант, и выражение его лица не сулило ничего хорошего.

— Товарищи офицеры… всем добрый день! — начал высокий генерал. — Меня зовут генерал-лейтенант Крошеницын, я — командир вашего корпуса. Это, — он показал на генерала с ноутбуком, — начальник штаба корпуса, генерал-майор Дубовик.

Генерал Дубовик поднял глаза от ноутбука и окинул взглядом собравшихся.

— И генерал-майор Ромашин — наш начальник политотдела, — показал Крошеницын на мясистого генерала. Выражение лица Ромашина не изменилось.

Ну прямо штаб «Зарницы», подумал Володя, с трудом сдерживая улыбку. В барабаны ещё только никто не бьёт. И надо ж такая фамилия — Дубовик!

— Сразу скажу, у меня очень мало времени, — генерал Крошеницын разговаривал басом, что вполне соответствовало его высокому росту и широкой шее. — Сегодня у вас и у меня очень важный день. Сделайте всё, как учили, и тогда завтрашний день вы запомните надолго — навсегда вы его запомните, вот что! Сегодня с утра Генштаб наконец-то приказал вскрыть пакет с планом наших учений…

В этот момент на столе перед Крошеницыным зазвонил чёрный телефон без диска, с одной белой кнопкой.

— Минутку! — Крошеницын снял чёрную тяжёлую трубку и нажал на кнопку: — Девушка! Это Омский-100! Мне нужно связаться с Москвой! — Затем отпустил кнопку и секунду слушал, затем снова нажал: — Что? А! Ich möchte mit Moskau sprechen! Ja, ja — ich bin Omskij — ein hundert! Что за чёрт — эта mädchen — она отключилась! — и со стуком положил трубку на рычаги.

Все с интересом смотрели на Крошеницына, только генерал Дубовик продолжал печатать что-то своё.

— Долбаный телефон речников! — Крошеницын опёрся широкой ладонью на стол. — Вот мне так нравится наш Генштаб! Мы должны соблюдать секретность, никто не должен знать, где мы и что мы. Интернет у нас отключён повсеместно. Телефоны мобильные все отобрали ещё в Севастополе. Брёвнами сверху накрылись, все едут, как лесорубы, мать их. Но! При этом! Москва всё время хочет знать — как у нас дела, готовы ли мы? Тот ли пакет с приказом мы распечатали?

Крошеницын откупорил зелёную бутылку минералки и сделал жадный глоток из горлышка. «Ессентуки», присмотрелся Володя. №17. Не «четвёрочка», однако. Видать, внутри всё у него и правда подгорает.

— И вот наши разведчики решили нас замаскировать под речников. Которые в Германию ходят! На их каналах связи… Мы же речной флот, все видят? Кор-раблики! Спасибо им и на том. Но связь — ну просто невыносимая, ещё немецкий этот… Хорошо, я ещё что-то там помню со службы в ГДР! А, к чёрту! — с этими словами он взял в руки большой конверт из переработанной бумаги, лежавший до того на столе между ним и телефоном.

Артиллерист Станислав приложил ладонь ко лбу. Ну, вот оно, сейчас начнётся!

Неспортивного вида генерал Ромашин отложил блокнотик, в котором он что-то помечал, и неодобрительно посмотрел на Крошеницына, как будто тот забыл сказать что-то важное или сказал не те слова.

— Нам предстоит, — продолжил Крошеницын, — выполнить вторую часть учений «Запад-2020». Да, учения закончились два дня назад — но только для войск, оставшихся на территории Союза… э-э-э… России! Сейчас генерал Ромашин вкратце расскажет вам, чтобы вы прониклись, про политическую напряжённость вокруг наших границ.

— Товарищи офицеры. У нас в стране уже давно не социализм, но прессинг на нас идёт ещё хуже, чем тогда. Давление со стороны Запада только увеличивается. — Голос Ромашина был немного тонким для его плотных габаритов. — На границах, как вы знаете, неспокойно. Украина расколота, тлеет конфликт в Нагорном Карабахе, в Приднестровье активизировалась Румыния. К власти приходят радикально настроенные партии, к России высказываются территориальные претензии — Пыталовский район, создание напряжённости в Абхазии и Южной Осетии, попытки расколоть Таможенный союз. Таможенный союз, если кто из вас, ребята, не в курсе, — это Россия, Беларусь и… — Тут политрук сделал паузу. — И Казахстан. У всех этих мероприятий есть один организатор — США. После Второй мировой войны по всей Европе и не только раскинулась сеть американских военных баз; они выполняют не только милитаристскую, но и политическую функцию. Рота армии США неполного состава — одна на всю страну — уже преподносится как гарант стабильности, работодатель и так далее.

— Спасибо, Пётр Геннадьевич! — Крошеницын снова взял слово. — Ну, вы поняли? И предполагается, что всем вокруг в Европе стало жить лучше, чем при СССР. Я рад за восточных немцев, которые могут ездить в гости к западным, жениться там и всё такое. Рад даже за латышей, у которых с Евросоюзом рухнула вся чёрная металлургия и встали все сахарные заводы… Меня и наше руководство в Кремле, — на этих его словах Володя улыбнулся, — меня напрягают военные базы НАТО, а точнее — военное присутствие США прямо у нас под дверью. Именно американское — Европу-то мы нежно любим, хоть у них и сыр вредный, с жучками и с плесенью. Поэтому цель второй фазы учений, участие в которой примем и мы, — проведение мирной миссии непосредственно в Западной и Центральной Европе.

В переговорной послышалось оживление. Первым поднял руку Станислав:

— Разрешите вопрос, товарищ генерал-лейтенант?

Крошеницын кивнул.

— Ведь цель нашей миссии — не захват территории? Мы же мирные люди!

Командир корпуса отложил конверт и пристально посмотрел на Станислава:

— А вы хорошо усвоили стратегию и способы применения сухопутных войск! Правильно, не захват, а контроль территории. Сегодня ночью, если брать по московскому времени, Евросоюз наконец подписал соглашение с Россией о выдворении американских баз с Европейского континента. Европа будет создавать… э-э-э… Евроармию. На первых порах мы им в этом даже поможем.

Вот этот пакет с планом боевого применения мы вскрыли сегодня с утра. Там три задачи, обе из них нужно выполнить друг за другом. Сначала — изоляция американских военных баз в Европе. Не дать им получить подкрепление из-за моря. Блокирование этих баз, как мы это сделали в Крыму в 2014 году. Сразу довожу вам: живую силу не уничтожаем, на поражение стрелять только при крайней необходимости. Конечный пункт плана — размещение на их месте военных баз России, ну, после того, как янки уплывут домой. И чтобы тут вот не разводить болтовню и не повторяться, начальник штаба сейчас включит свою высокоточную аппаратуру, и я наглядно доведу вам план наших боевых действий. Тарас Анатольевич, начинайте.

Генерал Дубовик нажал пару клавиш, и — о чудо! — казавшийся безжизненным серый экран просветлел. «Так вот ты какая, магнитная карта», — удивился Володя. Во весь торец бревенчатой переговорной зажглась карта Европы, прорезанная сходящимися красными стрелами.

В комнате стало тихо, все с интересом всматривались в появившуюся карту. У Володи внезапно засосало под ложечкой. То ли оттого, что он ещё ничего не кушал с тех пор, как проснулся. Шутка ли — двадцать лет ничего не ел! А может, засосало от мысли, что вот этой схемой на экране залезли куда-то в его, Володино, личное, как будто заглянули в его конспект по гражданскому праву, с той самой картиной на развороте.

Пользуясь красным пятнышком лазерной указки, генерал Крошеницын довёл до собравшихся обстановку.

Общий план был красив и выглядел весьма масштабно. Заход российских войск в Европу должен был осуществиться по трём направлениям. Силы были разделены на три группировки. Главное направление — центр; бросок танковых и мотострелковых частей при поддержке авиации с территории Белоруссии и Калининградской области через Польшу, Чехию и страны Прибалтики в направлении Германии и центральной Франции. Северное направление — высадка десанта в Голландии и Бельгии. Десант предполагалось высадить с военных кораблей, задействованных в морской части учений «Запад-2020», с задачей блокировать базы на севере Европы — Брюнсум, Монс — и штаб-квартиру НАТО в Брюсселе.

Володя следил за движениями указки, и его распирало от ощущения причастности к чему-то очень важному. Стрелки тянулись до самых Пиреней в Португалии — останавливаться на рубеже, где раньше заканчивались владения Варшавского договора, никто не собирался. Ну а правда — зачем тут останавливаться?

Если это и сон, то пусть он продлится подольше! Но где же в этой военной машине их морской караван? Ведь они на юге, в Адриатике, а не рассекают воды Балтики и даже не протискиваются по узким европейским речкам, как это изображает по телефону генерал Крошеницын!

Тут центр и север Европы на карте погасли, и сидящие на стульчиках командиры наконец-то увидели на экране крупным планом Южную Европу. То, что было на экране до этого, было изложением общего замысла, а теперь отобразилась непосредственно задача для тех, кто собрался в этой берёзовой переговорной. Направление сложное, расслабляться не стоит. Им предстояла высадка войск с моря в Италии, в двух местах — в Равенне, к югу от Венеции, и в Триесте, у границы Италии и Словении; далее — наступление по сходящимся направлениям на север Италии и юг Германии.

Наиболее опасные базы по пути рейда — казармы Эдерл (Виченца), казармы Кэмпбелл (Хайдельберг), казармы Кайзерслаутерн.

Крупные аэродромы — Авиано, Рамштайн, Гайленкирхен.

Для обеспечения скрытности выдвижения южная группировка была посажена на гражданские суда, груз которых по таможенным документам — круглый лес и сталь в рулонах, по факту — два армейских корпуса. Техника и личный состав ещё до официального начала военных учений загрузились в трюмы сухогрузов в Новороссийске и Севастополе — и отправились в путь. Проливы Босфор и Дарданеллы корабли прошли без проблем. Вчера караван разделился пополам и один армейский корпус уплыл в направлении Равенны. Место высадки нашего корпуса — Триест, и, — перешёл к частным вопросам Крошеницын, — высадка состоится завтра при любой погоде.

— Больших городов старайтесь избегать. Военных объектов там, как правило, нет, и заходить туда вам не нужно. Будет такая же неразбериха, как в Праге в шестьдесят восьмом, до сих пор споры идут, кто был прав, а кто нет. — Крошеницын изобразил кривую улыбку на своём суровом лице. Было видно, что у него нет сомнений, кто же там был прав. — Мирному населению по возможности помогать — и искать у него поддержки. Мы же не завоеватели какие. Вон в Вентспилсе американские моряки, сойдя с корабля, ссут на стены, блюют прямо на улице, срывают цветы на клумбах и дарят их проституткам — моральный облик нашего бойца должен быть другим!

— То есть пусть цветы им дарят, но не с клумб?

— Та-а-ак! Вы только это услышали?

— Товарищ генерал, ещё вопрос насчёт больших городов, — полковник войск ПВО поднялся с места. — А может, женсовету корпуса поручим взять Милан? Я думаю, дамы справятся, дня за три!

Крошеницын мотнул головой:

— Так, давайте по делу! Что касается Милана. Действительно, есть развединформация, что это не только большой железнодорожный узел, но и мировая столица моды, всех этих гастрономов… у-у-у… аутлетов! Российских, как вы говорите, «дам» там много, я так понял, в любое время года. Это непростой участок, его беру на себя. Штаб корпуса там побудет какое-то время, чтобы всё было спокойно. Вообще, какое-то время сплошной линии фронта не будет, и соседи у вас тоже появятся чуть позже. Быстро занимаем американские казармы. Ждём подхода наших со стороны Белоруссии и Восточной Германии. По уставу это будет рейд, только в Италию обратно не надо возвращаться, корабли всё равно уйдут.

Станислав уточнил:

— Рейд в один конец?

— Конец, подполковник, это верёвка такая бросательная на флоте. Может, при удачном раскладе вас потом в Голландии на пароход погрузят до дома, может, ещё что…

Перед Крошеницыным снова зазвонил чёрный телефон. Командир корпуса снял трубку, откашлялся и нажал кнопку:

— Bleiben Sie bitte dran!

И отвёл трубку от уха, зажав рукой микрофон:

— Всем — обедать, быстренько, после еды отдельно поговорим с каждым! — и продолжил прерванный телефонный разговор: — Hallo, Moskau? Ja, ja, ich bin Omskij-Ein-Hundert! Добрый день, как слышите меня?!

Наконец-то — еда! Под немного нудный рассказ начальника политотдела Володя явственно ощутил: те беляши в ларьке у метро были последним, что он съел с той стороны временного портала, и это было ужас как давно. Обед организовали в трюме, недалеко от камбуза «Омского». Там стояла большая бытовка с красивым названием «жилой модуль».

Володя вырос и учился в городе, изрезанном насквозь реками и каналами, так что корабельная качка была ему знакома не понаслышке. Но по невесёлым лицам сидящих рядом сухопутных офицеров он почувствовал, как же им хочется, наконец, пообедать на твёрдой земле.

Гороховый суп в большой кастрюле в торце стола был прекрасен. Этот суп был единственным серьёзным блюдом, кроме макарон и яичницы, которое Володя умел готовить самостоятельно. С технологией и ингредиентами здесь был полный порядок, и всё было исполнено даже лучше, чем Володя себе представлял. Горох размолот до состояния кашицы. Лук — обжарен до золотистого цвета. Мясной набор тоже хорош — и тебе свиные рёбрышки, и тушёнка, причём заметными кусками. Несмотря на качку, все положили себе добавки. Володя не остался в стороне и тоже попросил подлить пару половников. За их столом сел обедать и генерал Дубовик.

— Я уже участвовал в подобных походах на гражданских судах. Только на Балтике, а там шторма постоянно. Море мелкое, волна резкая, короткая — не такая, как здесь. — Дубовик с улыбкой посмотрел на мрачных соседей по столу и взял ещё кусок хлеба с подноса. — Обед в шторм, да на борту — всегда было шоу для старослужащих. Вот смотрите, какие здесь столы — привинчены к полу. А так обычно столы на корабле пристёгиваются к полу скобками — они все потерялись, конечно. Мы свой стол привязывали проволокой к трубе, а на стол клали мокрую газету.

Володя оторвался от тарелки с гороховым супом и только сейчас заметил, что их стол покрыт мокрыми полотенцами. Кастрюля с супом тоже стояла на влажном полотенце и никуда не двигалась.

— И вот бежит молодой с бачком борща — качнуло, упал, борщ на палубу, — смачно продолжал Дубовик. — И следующий за ним — бежит, поскальзывается на борще, тоже летит! Тарелки со столов летят, у кого газета не постелена…

— И не захотели с такими прокачанными скиллами потом перевестись служить во флот? — Станислав доел свой суп и положил ложку рядом.

— А вы бы вот прям хотели месяцами жить в такой плавучей железной коробке? — Дубовик облизал ложку и поставил её вертикально. — Летом внутри очень круто, когда жара! Заметили уже сами, наверное? И постоянно — без выхода на берег, без города… без женщин! А приём пищи в этих условиях? Это ж я не сразу про мокрую-то газету узнал и про всё остальное!

После слов генерала про выход с корабля на берег, к людям, а особенно — к женщинам, Володя очень живо представил себе Дубовика — с безупречной выправкой и охапкой цветов, конечно, не такого седого, как сейчас, открывающего перед девушкой в коротком летнем платье тяжёлую дверь в ресторан.

— Ну, с едой и на суше хватает заморочек, — радостно подхватил Станислав. — Я вот так в училище, помню, засунул по неопытности руку в чайник — от компота его помыть, значит. А там — полный чайник ос! А я их — мочалкой с мылом!

— Ну, надо было лучше компот допивать. Чище! — Дубовик нахмурился. — А если к делу — вы с вашим полком готовы провести артподготовку после высадки?

— Готовы, товарищ генерал-майор! А она, артподготовка, точно нужна будет? Они от одного нашего вида в штаны не наделают?

— Ну, наложить в штаны, может, и наложат, но готовыми надо быть ко всему! У кого-то из здесь сидящих есть свежие навыки взятия штурмом европейских столиц? То-то. В войнах прошлого при планировании высадки что бралось в расчет? График приливов и отливов. Волнение на море. Облачность, осадки — они работе авиации могут помешать. Минные постановки в районе высадки.

В нашем случае вот за что был выбран Триест. На подходе к гавани нет подводных препятствий — это раз. Можно причаливать сразу кучей, не ломиться в один узкий коридор.

И два — суровый ветер бора, который дует с гор. Так вот в Триесте он дует в основном зимой. А время высадки — вечер пятницы, тут всё ясно. Лучшего времени и не придумать.

Глава 6

— Полковника Салтанова — к генералу Крошеницыну!

— На второе — макароны по-флотски! — Матрос-подавальщик поставил на край стола алюминиевую кастрюлю с макаронами и забрал другую, с остатками супа.

Володя снял со спинки стула планшет и с тоской втянул запах макарон с мясом. «Сейчас ведь спросит этот Крошеницын, как в том кино про трех мушкетёров: а сколько у вас мушкетов? Четыре? А шпаг сколько? Четыре тоже? А может, три?!»

— Вова, не волнуйся! — Станислав ободряюще хлопнул Володю по плечу. — Макарошек мы тебе оставим. Удачи!

«Прям как на экзамен иду, — думал Володя, шагая по полутёмному судовому коридору. — И списать-то неоткуда». В голове вспыхнула гравюра, виденная когда-то давно в военно-морском музее: провинившимся морякам устраивают «килевание», протаскивая их на канате под днищем корабля.

«Хотя, с другой стороны, он же просто задачу мне поставит. „Доведёт“, как он говорит и как говорят наши офицеры на военной кафедре. Может, и проскочу, — мелькнуло у Володи. — У него ведь мало времени, чтоб меня по положениям Устава гонять. Буду побольше молчать, записывать под диктовку с умным видом. А насчёт списать на экзамене… тоже есть одна мысль! Что-то я в этом электронном „планшете“ видел!»

Володя представился лейтенанту в маленькой приёмной, тот кивнул и исчез в дверном проёме. Володя сразу почувствовал себя очень прикольно — не «курсант Салтанов», как обычно он говорил по средам на военной кафедре, а «полковник Салтанов»!

Напротив лейтенантского стола сидел генерал Ромашин, поевший в столовой быстрее всех. Начальник политотдела, нахмурив толстые брови, что-то сосредоточенно искал в толстенной распечатке формата А3, не обращая никакого внимания на вошедшего Володю.

— Владимир Сергеевич? — Крошеницын поднял глаза от бумаг перед собой и посмотрел на Володю. — А вы выглядите моложе, чем в анкетных данных! Что вы кончали, напомните мне?

«Знал бы он, насколько моложе на самом деле!» — подумал Володя и, помучившись несколько секунд, но решив, что лучше, чем правда, он всё равно ничего не придумает, назвал свой университет.

— «Пиджак», значит? Ну да ладно, там приличная военная кафедра, я знаю. — Крошеницын удовлетворённо отхлебнул остаток «Ессентуков» и бросил пустую бутылку в ведро.

Володя представил, как комкор сейчас начнёт расспрашивать его о том, как поживает тот или иной преподаватель, с которыми генерал Крошеницын чудесным образом, конечно же, служил вместе. Но командир корпуса не стал ударяться в лирические воспоминания и перешёл к постановке боевой задачи. У Володи отлегло от сердца. Он достал из планшета блокнот и стал кратко записывать за Крошеницыным.

— В тетрадочку пишете? Правильно делаете! А то всё эти новомодные гаджеты, ходят теперь офицеры с ними, как дети! Тыкают в них!

— Первой вашей задачей будет встретить наш поезд из Москвы и взять оттуда груз с боеприпасами.

— И вот прямо так наш поезд с минами и снарядами будет катить через пол-Европы? — Володя от удивления растормошился и решился задать вопрос.

— Не будет катиться, а уже катится где-то, вы на часы-то посмотрите. Завтра же всё начнется. И конечно, не прямо так: крытые вагоны со снарядными ящиками, бери — не хочу. Нет. Как-то наши разведчики его замаскировали. Возможно, даже под пассажирский.

— А хоть какой номер поезда? Вагон?

Крошеницын посмотрел на него.

— Вы так родственников на вокзале встречать привыкли? Весь! Весь поезд будет с грузом! Поезд Москва — Ницца, номер не помню, у адъютанта уточните.

— Далее. Вам придётся организовать самостоятельное хозяйство — ну, там, школы пока можно не открывать, сейчас тем более каникулы. Но основные бытовые условия надо обеспечить. Может быть, придётся заняться сельским хозяйством, когда всё, что взяли из дома, съедим. Север Италии, юг Германии — это же всё аграрный край — сыры, виноградники разные, типа нашей Адыгеи.

— А будет ли авиационное прикрытие?

— Вы, полковник, насмотрелись голливудских фильмов про рядовых Райанов? Чуть что — сразу авиаподдержку вызывать? «Апачи» прилетят и сожгут перед вами все джунгли? Хрен там! Вся авиация где? Правильно, в центре, на направлении, так сказать, главного удара! А здесь откуда она к вам прилетит? Из Сирии? Далеконько! Так что пока с авиационным прикрытием у вас будет туговато. Но, — Крошеницын поднял брови, — надо будет искать передовые аэродромы. И это будет следующая задача — захватить такой аэродром. Где именно — сообщу позже. Зависит от успехов нашего северного десанта, как далеко они пройдут, ну и от успехов ВДВ, конечно же.

К Крошеницыну в кабинет вошёл Дубовик с плоским монитором в руке, похожим на тот, который Володя нашёл у себя в кожаном планшете.

— Вопросы есть? — Крошеницын сложил свои бумаги в стопку и выдержал краткую паузу. — Вопросов нет! Всё, полковник, свободны!

— Вот ещё что, — жестом остановил Володю в дверях Дубовик, — будьте готовы к артподготовке. — Дубовик произнёс это, обращаясь одновременно и к Володе, и к сидящему напротив Крошеницыну. — Её проведём не мы, её организуют из Москвы. Как именно и во сколько они это сделают, из чего будут стрелять — не знаю. Позже будет ещё информация об этом. Если её передадут по обычным каналам связи, слушайте слово «дыня». Больше ничего сказать не могу, не спрашивайте даже. — По лицу Дубовика пробежала улыбка. — Ни там «торпеда», ни «колхозница», конкретики пока у нас нету.

…Володя взбирался по верёвочной лестнице на свой сухогруз. Лестница раскачивалась на ветру и скребла деревянными ступеньками о борт. Оставляя на воде пенный след, резиновый катер — РИБ уходил дальше, к хвосту их конвоя.

Если это и война — так как она нарисована в конспекте, — то она должна быть несколько другой. Ну ладно, что на нас не нападают, проехали. Хотя у Володи и на эту тему была зарисовка в конспекте, как он с однополчанами-одногруппниками при свете керосинки изучает карту в палатке в зимнем лесу и планирует ответный удар по вторгшимся врагам. Круто, что он сам не рядовой и даже не капитан, а вот на тебе — целый комбриг и полковник. Но вокруг же нет никого из друзей по институту! Весь смысл той, нарисованной войны был в том, что вокруг товарищи и друзья — так рассуждал Володя Салтанов.

В маленькой каюте он долго вымачивал в чашке чайный пакетик, стараясь тем самым сделать чай ещё чернее. «Чего с родителями — тоже ведь непонятно! Где они сейчас, во всей этой конструкции? Они у меня остались, как были, или этот ветер времени подогнал мне каких-нибудь других совсем? А если повезло, и они остались, пусть повзрослевшие на двадцать лет, в моём ли городе они теперь живут?» Володя меланхолично сжевал военный крекер, жёлтый, как картон, и солёный, как морская вода.

Хлоп себя по карману — где мобильный? В прошлом году, постажировавшись помощником адвоката, Володя заработал на пузатенький, синего цвета телефон Ericsson с толстым штырьком-антенной. «А сотовый-то мой — ту-ту, остался дома, в России!» Снова вспомнился суровый комкор, которого, однако, можно спровоцировать на разговор — вот про Милан хорошо он загнул!

А с другой стороны — ну как тут домой позвонишь, море же кругом! Всё равно связи никакой нет. Будем надеяться, что телефон его, как поступают в милиции с личными вещами подозреваемого при задержании, сложат отдельно в пакетик и бумажку с фамилией пришпилят. Пусть дожидается. Если, конечно, они туда вернутся.

Интернета на корабле нет. А так Володя уже подумал было про один сайт с отличной городской адресной и телефонной базой 1997 года, где он как-то искал адрес проживания одной интересующей его девушки.

Вот кстати нашёлся в планшете боевой устав и разные к нему наставления про то, как управлять дивизией или бригадой: хочешь — в наступлении, хочешь — на марше или во встречном бою. Читать было крайне интересно. Володю, правда, озадачило то, что в половине случаев для достижения успеха полагалось нанести по противнику ядерный удар.

И кстати, самая большая печаль тут, на борту, во всём этом караване, — Жени нету! Ух, повоевали бы вместе с ним! На этой мысли Володя заснул, оставив недопитую чашку чая на столе.

Глава 7

Что такое пять вечера пятницы? Время, прекрасное во всех отношениях. Вот они — законные выходные! Сжатая за неделю пружина рабочего настроя расправляется. Люди идут встречаться с друзьями, не дёргаясь по поводу того, что завтра им на работу и надо рано вставать. Идут в театр или в кино на вечерний сеанс.

Уезжают в отпуск, ведь присовокупить выходные к неделе отдыха — бесценно. Едут на дачу, а те, кто сумел управиться с делами пораньше, уезжают с работы ещё с обеда. На шоссе, ведущих из города, уже с утра скапливаются пробки.

Некоторые летят или едут на выходные домой — в пятницу вечером столичные аэропорты и вокзалы полны «воскресных» пап и мам, ударно отработавших пятидневку вдали от родного города. На взлётной полосе и рулёжной дорожке тоже пробки, из самолётов — рейсов больше, чем в обычные будние дни. Поезда идут полными, билеты на них раскуплены ещё в начале недели, не осталось даже дорогих мест в вагоны СВ.

Вечером пятницы перед гражданами открывается масса возможностей. Столики в барах поголовно зарезервированы, присесть можно только за барной стойкой, и то с трудом. Пенится в бокалах пиво «Гиннесс», золотистые эли, переливаются разными цветами в стопочках коктейли-шоты для парней и лонг-дринки для девочек. В лентах Facebook и Instagram появляются многочисленные фото стаканов, запотевших бутылок и нетрезвых, улыбающихся лиц.

Не отдыхают в это время только крестьяне. Август — время уборки яровой пшеницы, лука и помидоров. До сентября просидят в земле свёкла и морковь с капустой.

Планируя учения в Европе, Генштаб долго препирался с Министерством сельского хозяйства — в комфортном для передвижения войск августе слишком многое было поставлено на карту у аграриев по обе стороны границы.

Лук, помидоры и пшеницу нужно было успеть убрать у себя. Успешные учения смотрелись бы не так здорово на фоне пустых прилавков дома.

Минсельхоз тихо стонал и при взгляде на план, по которому при необходимости, «для развития успеха», полагалось мобилизовать под перевозку войск тысячи грузовиков и отвлечь от уборки урожая тысячи тружеников.

Пилюлю Минсельхозу подсластили, довписав в мобилизационный план мощные люксовые внедорожники. В войска отправлялся «Мерседес G-klasse», знаменитый «Гелендваген». Крепкий, как УАЗ, и много сервисных центров по всей Европе, готовых его обслужить. Включили в разнарядку также «Шевроле» и «Форды», родом из Америки. Сделали это в расчёте на то, что на военных базах США к ним найдутся запчасти.

«Лексусы», «Инфинити» и «Лэндкрузеры», которые в Европу решили не посылать, на время учений приписывались к сельскому хозяйству.

Съевшие собаку в стремительных бросках танковых армий и высадке в тыл врага целых воздушно-десантных дивизий, генералы и полковники Генштаба на время погрузились в тонкости сбора столовых сортов винограда, которые, оказывается, до сих пор плохо поддаются механизированной уборке. Штабистов интересовало, когда и где собирают урожай. Сообщения об этом добывались как по каналам разведки, так и из открытых источников. В Италии и Германии, где и предстояло действовать южной группировке, начиналась виноградная уборочная страда.

После Минсельхоза вставил своё робкое слово и Роспотребнадзор — про индекс счастья, который у граждан от хорошего вина только повышается. Поэтому взять и передавить танками все виноградники Генштаб, конечно, не мог. На примере виноградников Крыма командирам показали, как выглядит в натуре виноградная лоза и как визуально отличить виноградный трактор от погрузчика боеприпасов.

Если свёклу и морковку выдирают из земли только перед первыми заморозками, а сочный виноград Gewürztraminer получает свою сладость от первого ледка на ягодах, то уборка столовых сортов уже шла вовсю, каждый день был дорог. В ночь накануне дня высадки крестьяне сидели по домам — остаться на воздухе с рюмочкой граппы помешала сильная гроза. Виноградарство в Италии неукрывное, поэтому они пили и надеялись, что град не пойдёт и урожай не пострадает.

В четыре часа утра пятницы Володя проснулся оттого, что корабль немилосердно качало. Сквозь приоткрытый иллюминатор рвался свежий сырой ветер и залетали брызги. Чуда не произошло — ни в Черноостров, ни домой в кровать Володя не переместился, а проснулся всё так же на «Сормовском».

Володя поднялся на мостик. Свежей реакцией выспавшегося человека заметил: экраны навигаторов — между прочим, с поддержкой GPS и ГЛОНАСС — не горят! Сводка погоды, которую вечером повесили в кают-компании, явно врала. Вместо обещанного лёгкого ночного бриза и такого же лёгкого волнения порывистый ветер гнал по морю косые волны с барашками, в стекло командного поста хлопали крупные капли дождя. Над морем вспыхивали белые и зелёные грозовые разряды. Цепочку гор справа по курсу временами было видно, словно днём. Вахтенный офицер склонился над бумажной картой с широкой линейкой.

Володя подошёл к радисту, которому за большими наушниками совсем не мешали мощные раскаты грома.

— Что слышно в эфире?

Радист передал Володе наушники. Было пять минут шестого утра, где-то далеко по радио шёл выпуск новостей. С хрипом и тресками диктор информировал радиослушателей.

В Москве жители не могут отследить движение автобусов и троллейбусов через мобильное приложение… Департаменту транспорта мэр Москвы рекомендовал автобусным паркам… выдерживать движение машин по расписанию… По его словам, это позволит обойтись и без помощи ГЛОНАСС…

«Какое-то мобильное приложение. Что это вообще такое?» — подумал Володя.

Потерявшаяся сегодня группа туристов в Швейцарских Альпах нашлась… Они вышли к людям, ориентируясь по звёздам и цепочке помёта горных козлов…

«Хорошая новость! А тут вон, в горах, светло, как днём, не заблудишься».

Роскосмос объясняет неполадки в системе ГЛОНАСС «бурями в верхних слоях атмосферы»… Обещает наладить всё в течение месяца.

«Ага, наладят они! Электрика с кошками на ногах пошлют спутники поправить?»

А теперь — вести с полей! Урожай тыквы в Ростовской области собран на девяносто процентов, передаёт наш корреспондент из регионального бюро ИТАР-ТАСС. Определить спелость тыквы можно путём простукивания. У созревшего плода звук глухой, пустотелый. Опробковевшая плодоножка также указывает на…

Радист надел обратно свои наушники. В уши к Володе снова ворвался шум грозы. Интересно было радио послушать. По сути, ничего такого не рассказали, разве что про тыквы занятно сообщили — без перебивки, вот космос, спутники ГЛОНАСС, а потом сразу про эти тыквы.

А вообще, приятно ощущать, что мир кругом реален и, кроме этого конвоя кораблей, есть ещё что-то там, дома. Троллейбусы где-то ходят, тыкву убирают на полях. Может быть, хотя сейчас это казалось Володе почти нереальным, он ещё домой попадёт. Интересно, как теперь выглядит его улица, через двадцать лет?

На мостик зашёл командир разведывательного батальона, Олег Мяки. Он был заметно моложе остальных здешних военачальников, и оттого общаться с ним Володе было проще. Кроме того, он имел редкую национальность — вепс. До знакомства с Мяки Володя не знал, кто такие вепсы, и решил бы, что перед ним финн. Светлые волосы, курносый нос, живые серые глаза из-под белёсых бровей, очень цепкие, как будто всё время изучающие обстановку.

— Как думаешь, Олег, что за ерунда творится? — Володя показал рукой на неработающий экран навигационной системы и на очередную грозовую вспышку за окном.

— Не знаю, что это такое, никогда такого не видел. Мобильный телефон — тот вообще в грозу лучше ловит. Может, учения Галактических войск и наши спутники уже захе****ли лазерами все американские?

— А ГЛОНАСС этот как, — Володя уже выучил это новое для себя слово, — наши спутники-то почему ничего не показывают?

— А американцы прислали на орбиту подкрепление, и наши спутники взорвали их вместе с собой. И воцарилась тьма! — Глаза командира разведбата забавно округлились, а слово «тьма» у него произнеслось как «тема».

Володя посмотрел на скалистый берег, красиво подсвеченный молниями. На этом море он никогда ещё не бывал. Внезапно у него всплыл ещё один вопрос к командиру разведбата.

— Олег, а тебе приходилось раньше бывать за границей? Я так вот первый раз по этому морю иду.

— Да, было дело. В Эстонии был до службы.

— Тебя там, наверное, за своего принимали?

— Было такое. Хотя у нас, у вепсов, язык больше похож на финский, чем на эстонский.

— А как тебе вообще Эстония? «Вана Таллин» пили?

— Да как — эстонки такие, себе на уме, «Вана Таллин» пил с ними, конечно. Но это не самый популярный их ликёр. Маркетинг всё это. Там был ещё такой, красный, с кристаллами на дне и с петухом на этикетке. Вот он клёвый!

— Вкусный?

— Да. Только он, кроме Эстонии, нигде не продаётся, не пил его больше с тех пор.

— Долго ты там пробыл? Чего-нибудь интересное запомнилось?

— Месяца три. Шабашил там на стройке. Делали реставрацию в одном старом доме. Кстати, да, случай был тогда один забавный. Никак, помню, не получалось на гипсовом наличнике восстановить узор, типа половинок яйца. Наконец придумали — столовой ложкой, отлично получилось. Приезжает эксперт-финн и спрашивает: «Как смогли?» А наш мастер передает ему ложку — вот, мол. А он: «Я обедать не хочу». Мастер: «Так вам никто есть и не предлагает, это — форма!» Финн был в шоке.

— Это ты к чему?

— Вот я думаю, что вся эта канитель со спутниками и с прогнозом погоды — это какой-то наш хитрый ход. Ну и как тут без накладок — такие учения!

Вспомнив прохождение практики в комитете по управлению муниципальным имуществом (КУМИ), в десять утра Володя провёл первое в своей жизни совещание с начальниками служб и командирами подразделений.

Учитывая, что в том КУМИ двое из трёх замов были отставными военными, и завхоз — майор запаса, сходство Володиного совещания с совещанием в комитете было не таким уж далёким. Пора, пожалуй, было завязывать с курением: голос сначала стал жёстким, а потом внезапно сел.

Володя заслушал начальников служб, дал каждому по пять минут на доклад. Улыбку собравшихся вызвал только Володин вопрос — сколько у нас боеготовых машин и лошадей?

В КУМИ Володя часто участвовал в заседаниях комиссии по распоряжению имуществом районных учреждений. А в повестке заседаний комиссии постоянно рассматривались вопросы по списанию с баланса отработавших установленные сроки автомашин и лошадей, служивших транспортом в различных лесничествах и детских лагерях. Под ободряющий гул голосов: «Товарищ полковник, боевого коня мы вам запряжём» — Володя понял, что с этими людьми кашу он сварит.

Замешательство у Володи вызвала и флешка с файлом боевого приказа — её Володе вручили в приёмной Крошеницына. Имевший до этого дело только с дискетами на 3,5 и 5,25 дюйма, Володя не сразу нашёл USB-порт на электронном планшете.

В итоге приказ на марш был составлен и Володя его подписал. Около полудня по местному времени закончился дождь. На «Сормовский» прибыл Станислав с офицерами штаба артиллерийского полка. Пока офицеры налаживали взаимодействие, Володя со Станиславом пошли в офицерскую чайную в носу «Сормовского».

Чайная! Пирожки! Юрфаковские картинки вихрем неслись в голове у Володи. В очереди перед ними расплачивался за пирожки майор из штаба корпуса.

— Положите мне сочники и с капустой в разные пакеты… как их есть будут!

Продавщица насупилась:

— А вот это я не одобряю! Пакет знаете сколько — триста лет в море будет разлагаться! Я вам салфеток туда положу, так и съедите!

Володя прикинул: а может, это буфетчица с юрфаковской столовой? Тоже пробилась через временной портал? Они со Станиславом взяли по чаю и по паре с капустой — беляшей уже не было — и отошли за маленький высокий столик.

Володя рассказал Станиславу про свой разговор с Дубовиком об артподготовке.

— Да это точно оно! — Станислав даже положил пирожок. — Тыквы! GPS не работает! Спутников нету уже! Но ведь как красиво сделали — сначала сказали ждать слов про дыни, а на самом деле — про тыквы!

Володя изумлённо смотрел на него.

— В Генштабе же сидят ещё те генералы, с советской закваской! Как в войну кодировали радиограммы, какие снаряды подвезти? «Карандаши» там нужны, «огурцы»… Но вот я — я бы, я бы не стал ограничиваться спутниками, — мечтательно протянул Станислав. — Нанёс бы ракетный удар по крупным городам в полосе нашего наступления. — Он посмотрел на вытянувшееся лицо Володи. — Но — ракетами с имитатором ядерного взрыва! Как говорится, и людей убивать не надо!

Володя первый раз слышал про такой имитатор. На военной кафедре про такое не рассказывали.

— Там тротила нет, только химия, а гриб образуется точь-в-точь как настоящий, атомный! Пока они расчухают, что там, мы уже будем у Ла-Манша!

— И тем временем нанесут по нам удар, только настоящими, с боеголовкой? — съязвил Володя.

— Да не нанесут! Они сдрейфят.

Чтобы не создавать очереди на выгрузку и ненужной суеты у причалов в порту Триеста, «Волго-Доны», «Волго-Балты» и остальные выстроились в боевой порядок, две колонны с небольшой перемычкой посередине. По форме он напоминал клещи — крепкие фланги и лёгкий центр. В лёгкой дымке, стелившейся над водой после дождя, строй судов смотрелся особенно внушительно. «Сормовский» шёл на острие слева. Вся процессия напоминала строй древних галер или ладей викингов, подходящих к неизведанным берегам. Полному сходству со старинными картинами мешало только то, что с приближением к порту в море становилось тесно от снующих туда-сюда кораблей.

Солнце вышло из-за облаков. Носы кораблей резали ровную воду. Капитан «Сормовского» по рации общался со службой капитана порта Триест. Его английский был суров, но на том конце его явно понимали. Через плечо капитана Володя заглянул в раскрытую перед ним книгу: «В порту Триест лоцманская проводка обязательна для всех судов водоизмещением более 500 тонн».

Прекрасная тема для знакомства с девушками в ночном клубе, оценил Володя. Подходишь так к ней и говоришь: «Здравствуйте! Я вижу, что вы больше пятисот тонн водоизмещением… Вам точно нужен лоцман!» Правда, если попадётся в темноте пухленькая, то можно и в дыню схлопотать!

С капитаном «Сормовского» Володя разговорился рано утром. Оказалось, он натуральный речник и даже не переодетый военный моряк. Опытный водник, тридцать одна навигация по Волге, Свири, Каме и другим, более мелким рекам. «Дождь в дорогу — это хорошо», — немногословно отреагировал он на ночную непогоду. Конечно, время от времени торговый флот привлекают для военных учений. Но в учениях такого масштаба и этот тёртый речной волк участвует первый раз. И он тоже наверняка за что-то тревожится. Уж точно ему не приходилось раньше идти на своём гражданском сухогрузе в таком грозном боевом строю. Вон только что с борта «Омского-100», на котором держал флаг генерал Крошеницын, передали: «Лоцманские катера, если подойдут — лоцманов на борт брать, но обратно не отпускать!»

Вспомнился Боря с шахматами на лекции. Володя подумал, что в шахматы-то он в принципе умеет играть. И боевой устав на уровне командования мотострелковым батальоном тоже помнит. Ну, освоит и более сложную стратегию. Хотя, может, с шахматами он и перегнул. От того же Бори он слышал, что гроссмейстер от новичка отличается главным образом тем, что держит в памяти тысячи комбинаций шахматных партий.

Володя остановился: а какая польза будет от переживаний, что я — не гроссмейстер? Зачем фокусироваться на том, что я просто без году лейтенант запаса? С таким настроением слона не продашь!

Всё вокруг абсолютно реально. Поручни — холодные, брызги морских волн — мокрые и солёные. Все волнуются, что будет с высадкой; но за этот угол заранее всё равно не заглянешь.

Но есть повод и для радости. Ведь не забросило же меня куда-нибудь вязать на спицах или расписывать лаковые шкатулки. То, что сейчас вокруг, — комфортная среда для настоящих пацанов!

Сдвижные крыши трюмов отъехали, и сверху стало видно, что подготовка к высадке уже в разгаре. Она началась ещё с полудня, как только море успокоилось. Это на гражданских паромах водителей и членов их семей просят за сорок минут до окончания путешествия спуститься в свои машины, на грузовую палубу. Здесь же подготовка началась, как только улёгся шторм. Опробование двигателей, запуск и прогрев — всё уже состоялось, из раскрытого зева трюма вырвалось густое облако выхлопных газов. Сейчас там, внизу, уже откручивали растяжки и скобы, которыми боевая техника крепилась к полу.

Северные гавани порта Триест — Порт-Франко-Нуово и Порто-Франко-Веккье — прикрывались с запада большими бетонными волноломами. Для стоянки и манёвров в шторм — прекрасное решение, ты закрыт от волны, но при стремительной, одновременной швартовке десятков судов эти волноломы являются помехой. Первоначально Генеральный штаб рассматривал вариант снести эти волноломы торпедным залпом, но потом от этой идеи отказались. Во-первых, могут пострадать случайные рыбаки, которые как раз после работы придут поудить пеламиду и желтопёрого тунца прямо с волнолома. А во-вторых, обломки бетона могут разлететься по дну гавани и помешать другим судам подойти к причальной стенке и выполнить задачу. Кроме того, для того, чтобы выстрелить торпедами, в состав конвоя пришлось бы включать подводную лодку, притом для гарантии от неожиданностей лучше две. Управление таким надводно-подводным конвоем в пути тоже было бы непростым занятием.

На мостике по громкой связи прорезался генерал Крошеницын:

— Слушай мою команду! Поднять Государственные флаги Российской Федерации!

На носовых флагштоках взмыли вверх заготовленные полотнища триколоров. Чёрные и серые — в общем, мрачные — корабли сразу зацвели, стали яркими, как самолёты на воздушном параде, вдруг выпустившие разноцветные дымы.

Глава 8

Триест как город не является популярным туристическим направлением. Тут, как в Вероне, не страдали от любви Ромео с Джульеттой; сюда, как в Рим, не ездят посмотреть на Колизей или собор Святого Петра. Хотя такая непопулярность совершенно незаслуженна. Городу случалось быть и под австро-венгерской властью, и в югославском владении; здесь проходил и Наполеон. Каждая эпоха оставила в городе свой след. Но туристы попадают сюда чаще проездом, транзитом. А всё потому, что в списке портов на Адриатическом море Триест является одним из самых крупных. Приход и уход кораблей из гаваней порта Триест — самое обычное дело. Но увиденное сегодня действо на подходе к порту поразило даже перевидавших всякие корабли и суда местных жителей и привело в настоящий восторг туристов, которых в это прекрасное время года в Триесте всё-таки много. Могли ли они предполагать, что многократно сфотографированное ими и выложенное в «Инстаграм» и «Фейсбук» корабельное шоу всего через полчаса уже не будет казаться такой уж большой новостью? Содержимое трюмов сухогрузов с красивыми флагами произведёт большее впечатление на всю неравнодушную мировую общественность.

Лоцман, взятый на борт «Сормовского», как и положено, к северо-западу от мола Фрателли-Бандьера, на ломаном английском посетовал на неработающие GPS-приёмники и похвалил русскую команду за то, что на судне есть бумажные карты, и за то, что команда умеет с ними обращаться.

— Ведь на корабле может пропасть электропитание! — проявил знание чрезвычайных ситуаций итальянский лоцман.

— Конечно, да! Мы к этому всегда готовы, — ответил капитан «Сормовского», до этого прослушавший по радио, что прошедшие вчера учения Ракетных войск стратегического назначения завершились успешно.

На вопрос лоцмана, а будет ли весь русский караван швартоваться одновременно, он был сразу препровождён за подготовленный на камбузе стол с пельменями, зеленью и бутылью самогона.

На капитанском мостике Володя уже освоился и задал капитану один занимавший его, Володю, вопрос: кто же будет руководить всей этой сложнейшей швартовкой, которую проделают сразу 23 судна? Неужели Крошеницын на полчаса перевоплотится в шкипера-адмирала?

Кэп с улыбкой рассеял Володины сомнения:

— Конечно, нет! Я — капитан ведущего теплохода. А вы думали, ведущий — это тот, на котором ваш Крошеницын флаг держит? Скучно думали! А если предположить, что и у них разведка работает, у буржуинов, что тогда?

Володя нахмурил брови.

— А я вам скажу, что тогда! Всего одного «Томагавка» достаточно, пальнуть им по такому пароходу с начальниками — и весь конвой полностью обезглавлен, всё! И это мне ещё там, на инструктаже в Севастополе, рекомендовали выстроить свои суда в море так, чтобы их не накрыть было… одной ядерной ракетой! Знаете, куда я их послал?! Мы если так рассредоточимся, перед швартовкой потом будем полдня всех вместе по морю собирать! Вон, смотрите, какие тут, например, ходят! Отвлечение сразу идёт!..

Капитан передал Володе бинокль. Впереди на воде качалась, лёжа в дрейфе, серая парусная яхта с надписью АВРОРА на латинице. Над кокпитом был поднят тент от солнца; в тени тента угадывался рулевой. На носу яхты загорали две девушки в купальниках.

Володя засмотрелся на яхту. В основном на её нос, конечно же. Эх, вот работа там у рулевого. Да на корабле с такими девчонками я бы и матросом устроился! Одна, шатенка в чёрном бикини, была очень похожа на Инну. Неужели она тоже здесь?

— На самом деле — наш ретранслятор, — прервал Володины яхтенные наблюдения капитан. — По УКВ с этой яхты передали, что в порту Триест всё чисто, можно готовиться к швартовке.

— Ага. — Володя подкрутил маховик резкости, но девушка в чёрном поднялась и ушла от наблюдения вниз, в каюту.

Капитан щёлкнул кнопкой рации, и проговорил в микрофон: «Внимание! Швартоваться левым бортом!»

— Это же самый кайф — швартовка! — повернулся он к Володе, положив рацию перед собой. — Как мягкая посадка на самолёте в любых условиях. Убрать хода до нуля ровно там, где нужно. Не болтаться как говно, вдалеке от пирса, но и не таранить его носом. А в такой день, как сегодня, можно и инструкции понарушать. Инерцию судна натяжением троса погасить, например, — люблю этот скрипящий звук, когда швартов натягивается…

— А что же вы сами там не участвуете? — удивлённо спросил капитана Володя. С мостика им было хорошо видно, как матросы швартовной партии на носу «Сормовского», в рыжих касках и защитных рукавицах, получив команду с мостика, готовили бросательные концы и быстро, но аккуратно разносили по палубе швартовные тросы.

— Зачем — там? Моя задача — быть здесь! — тоже искренне удивился капитан. — Вы вот командир тоже, надо ведь уметь… делегировать! Вон мой второй помощник на корме руководит, третий — на носу. А я вот, например, за яхтой веду наблюдение!

«Ох, я-то такой командир, конечно, — подумал Володя. — Фондом общественным ещё не успел поруководить, в студсовете позаседать, а тут целая бригада мне выпала».

«Сормовский» шёл первым в своей колонне. Он пришвартуется к причалу хорошо — всем остальным, кто идёт сзади, не останется ничего другого, как тоже выполнить швартовку на отлично.

Тем временем катера с упругими резиновыми бортами снова сбросили на воду. Вода была уже не нежно-голубая, а скорее мутно-зеленоватая, предпортовая. На катерах, придерживая автоматы, сидели бойцы разведбатальона. Они угрюмо всматривались в линию причала, откуда на них уже смотрели удивлённые портовые рабочие, побросавшие свои дела. Хмуро глядел на приближающийся итальянский берег и начальник политотдела генерал Ромашин, поехавший вслед за разведбатом на катере с военными полицейскими.

Большое путешествие всегда начинается с маленького первого шага. Разведчики, отправленные на берег раньше всех, решали три основные задачи. Обеспечить контроль причалов в зоне выгрузки. Вместе с начальником политотдела съездить к местным карабинерам. И наконец — принять швартовые концы с наших кораблей.