Бесплатный фрагмент - Наглая морда

Глава первая

История, о которой пойдет речь, не произошла бы, не выйди я в то утро и в тот час из отеля, где квартировал по возвращении спустя много лет в родной город с Огненной Земли, ожидая отмашки от шефа, что я наконец свободен и могу распорядиться долгожданным отпуском так, как мне заблагорассудится. Небольшое происшествие, — то, что мы называем игрой случая, — часто приводит к непредвиденным последствиям. Увы, природа сиречь судьба по-своему заботится о нас. Мой вам совет: не судите о книге по обложке, гораздо справедливее она должна оцениваться по финалу, который только разжигает аппетит у читателя, ждущего продолжения банкета. Главное, выходя из дома, не теряйте чувства юмора.

Он был великолепен. Рыжий с головы до пят, до кончиков усов. Про таких, как он, домохозяйки говорят: моё солнышко… И кладут с собой рядом в постель. В переносном, понятно, смысле. Солнышко… Ничего себе. По правде говоря, у меня самого — когда я его увидел — завертелось на языке нечто подобное. Почему бы ему не быть, скажем, «Ра», — имя древнеегипетского бога Солнца, для справки. Как-то выспренно звучит и коротко, как «гав», вам не кажется? А что, если Ра настоящий обидится, — головы тогда не сносить. Может, «Гелиос», тоже бог Солнца, но в другой, средиземноморской, но демократической стране. Нет, не то… Но и Васькой назвать рука не поднимается. Пусть сам скажет. Кстати, он первый ко мне подошел.

— Позвольте представиться, — преданно глядя мне в глаза, произнес он на чистейшем русском языке, уловив колебания в моей душе. — Хатуль.

— Я вижу, что хатуль, а не дворовый бобик. Как вас звать-величать, позвольте спросить, уважаемый, если, конечно, не возражаете?

— Не возражаю, но сказать не могу.

— Это еще почему?

— В нашей Галактике не принято произносить вслух имя на публике.

— То есть, как это? Как же вы общаетесь там меж собой?

— Главным образом, посредством «Эй!» Межпланетный язык общения универсальный. Сокращенно, «МЯОУ». Аббревиатура такая, слышали, наверное?

— Да каждый день под окнами, особенно под утро. Однако, скажите на милость, объяснитесь, что за Галактика, где она и откуда вы вообще явились сюда?

— Обыкновенная. Много цифр и еще несколько букв. У вас на Земле так принято обозначать неизвестные и недоступные вам по причине многовековой технологической отсталости объекты в космосе. Но если хотите, пожалуйста, — AM 0218—321. Туманность Тарантула. О чем-то вам говорит?

— Хорошо. Допустим, что вы из Тарантула. Хотя проверить это не имею возможности, а также в корне с вами не согласен относительно отсталости и с этим можно поспорить. Мы находимся на очередном витке прогресса и делаем большие, отчасти ошеломительные успехи на этом поприще. Вот на Луну планируем высадиться. Совсем скоро. Двигатель осталось придумать. Но у вас ведь была же кличка, прозвище которой вы и ваши родные кошачьи пользовались в домашней обстановке? Ну там, Шарик… Нет, не Шарик. Фараон, может быть?

— Фараонов у нас больше нет. Фараонов всех перебили по время Третьего большого субботника по наведению революционного порядка и чистоты в городах. У нас теперь свобода, равенство и братство всех без разбору людей и животных.

— Как же, простите, мне вас называть в таком случае, если придется?

— Просто, «Эй». Вы не беспокойтесь, я умею читать мысли.

Каков наглец! Чтобы я, воспитанный, культурный и в некотором роде потомственный интеллигент, говорил кому-то «эй» и при этом у меня шарили в мозгах в поисках мыслей? Да ни за что и никогда! А что, если назвать его «Наглая морда»? Подходит как нельзя лучше и по речам, и по запечатленному на ней хитрому и самодовольному выражению лица, то есть, физиономии. Решено, так тому и быть.

— Хотите, буду звать вас Хуцпан. Это означает: наглый. смелый, самостоятельный, резкий, иногда заносит, но гордый и симпатичный. Ну не Ивановым же мне вас, голубчик, называть. Это заслужить надо.

— Простите, но не слишком ли это сильно сказано для незнакомца с другой планеты?

— Ничуть. Но евреи говорят друг другу «хуцпан», и никто ни на кого не обижается.

— Ну, знаете, сказать вслух «еврей» — разве это не оскорбительно для евреев? Разве это не проявление антисемитизма? Кажется, это то же самое, как сказать в лицо чернокожему на Пятой авеню, что он — негр. И потом, мы вроде бы с вами не в Израиле, а в городе трех революций, крейсер «Аврора», то да сё.

— Хуцпа, наглость, она и в Африке наглость, милейший. Да не переживайте вы так. Стерпится — слюбится, как у нас на Земле говорят. Но если не нравится, могу предложить, к примеру, Шимшон.

— Шимшон? Опять подвох? Как у вас, русских, говорят: «Хоть горшком назови, только в печь не ставь». И что это такое, «шимшон»?

— А это, дорогой мой, — в переводе, — солнышко. Устраивает? Дарю бесплатно.

— Вот это еще куда ни шло. «Солнышко» мне нравится.

— Так и запишем для краткости: Шимми из туманности…

— Тарантула.

— Да-да, конечно, из Тарантула. Спасибо за подсказку.

— Почему-то это имя смутно напоминает мне танец обезьян.

— Не парься. Бывает и хуже.

— Париться — это когда в бане, с березовым веником моются?

— Извини, Шимми из туманности Тарантула, за жаргон, дурная привычка, но у нас так принято говорить, а что у нас принято, никому не чуждо, даже правительству с президентом. Я хотел сказать: не волнуйся.

— А как мне вас звать-величать, извините великодушно за вопрос?

— Зови меня просто Алекс. Фамилия у меня особенная — Спешл, на английском означает «Особенный». Но я ее не люблю, зачем выделяться, правда? Лучше быть Сидоровым, но родителей ведь не выбирают? Пришлось оставить, как есть. Так что я — Алекс Особенный, но тебе разрешаю называть меня просто Алекс.

Я не сторонник «вводных» пояснений к роману, благо что они частенько вводят в заблуждение, — прошу прощения за тавтологию, — однако считаю своим долгом обратить внимание читателя на следующее обстоятельство. Если вы встретите в тексте имя «Алекс» или не дай бог, конечно, фамилию «Худайбердыев», ни в коем случае не ассоциируйте их со знакомыми вам лицами. Сразу предупреждаю: это — муляжи, ничего общего не имеющие с реальными персонами. Вымысел, фантом, полет фантазии автора, возможно, не самый удачный, но что есть, то есть. Се ля ви. Если хотите знать, я с ними лично вообще не знаком, хотя не исключено, что кого-то с похожими именами и фамилиями и встречал. Жизнь штука сложная, никогда не знаешь, кто или что тебя поджидает за углом. И вместе с тем она не столь уж привлекательна, честно говоря, чтобы цепляться за нее, как утопающий за соломинку. Я хочу этим сказать, что не стоит относиться к ней, как и к романам, слишком серьезно.

Утро выдалось ясным, в безоблачном небе не по сезону распушило свои лучи солнце, и можно было даже предвосхитить чудесный день. Одна мысль не давала покоя: не слишком ли много внимания уделил я этому пришлому из какой-то космической дыры существу, когда надо бы в первую очередь о себе подумать? Обозначить, так сказать, Who is Who. Посоветовать ему по-дружески: возвращайся-ка ты подобру-поздорову туда, откуда тебя к нам занесло, этот мир для тебя великоват, братец котик. Планета по имени «Земля» не самое дружелюбное место для жизни, но надо стараться занять в ней хоть какой-то уголок и, желательно, под солнцем. Если хочешь победить, ты должен изменить реальность, какой бы отвратительной она не была или не казалась, — как в компьютерной игре. И я, поверьте, видит бог, стараюсь. Дослужился до штабс-капитана, — если по-другому считать, титулярного советника в петровском табели о рангах для гражданских чинов. «Он был титулярный советник…», романс такой, помните, небось.

Как я вновь оказался в родном Питере после десятилетий разлуки с ним? — долгая история. Боюсь вас утомить. Скажу вам так: я другой, не такой, как все. Рано или поздно ты это понимаешь, а не поймешь — то и ладно. Объехал полмира вширь и вкось. Погостил недолго и повсюду, не понравилось, вернулся. Но не берите в голову. «Дело не в дороге, которую мы выбираем. То, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу», — сказал О. Генри. И он прав, я сто раз мог в этом убедиться, так и есть. Главное, кто ты внутри себя. А глубоко внутри я по-прежнему чувствую себя маленьким мальчиком. Вот выражение, которое приписывают сэру Исааку Ньютону, Навигатору, тому самому: «Не знаю, каким воспринимает меня мир, но для самого себя я — просто мальчик, играющий на берегу океана и получающий удовольствие, находя иногда камешек более гладкий или раковину, более красивую, чем обычная, в то время как передо мной расстилается огромный океан неоткрытых еще истин». Увы, я давно уже повзрослел, но остался один, понимаете, один как перст в целом мире. И я немного обеспокоен, правда. Дает о себе знать выбранная профессия с военно-учетной специальностью 0707, «секретные миссии», о содержании которых рассказывать не имею права, даже если бы захотел под угрозой расстрела. Быть «в поле» тяжело, но представьте себе, каково тем, кто ждет тебя дома в инвалидной коляске или в гробу. Лучше, конечно, вернуться при орденах и весь в шрамах… Представили? — ну вот и хорошо…

Свою работу надо делать с удовольствием, иначе можно сойти с ума. Если не я, то кто? Если не сейчас, то когда? На войне как? Тебе отдают приказ — ты его выполняешь, и все. Начальство не интересуют подробности. Выполнил — получи орден. Когда вы перестанете копаться в том, что с вами произошло, и мучаться вопросом, что будет с вами завтра, только тогда вы сможете ощутить, как вам повезло в жизни. Я бы подался работать баристом или сомелье, если уж на то пошло, бесплатная выпивка каждый день, но не судьба. Лучше быть одному, уж поверьте, чем вместе с кем попало, — один мудрый человек сказал. Если хотите знать, меня любопытство разбирает, зачем я здесь, — после выполнения последнего задания по распоряжению шефа (не любит он это словечко, доложу я вам, предпочитает, чтобы Боссом именовали) прибыл в город на Неве для личной с ним встречи и передачи из рук в руки важных и строго конфиденциальных материалов.

Шеф у меня строгий, справедливый, но совершенно непостижимый и неуловимый. Вездесущий, как Фигаро: и здесь, и там успевает. Правда, дела до конца нередко не доводит, перепоручает случайным людям, выполнение не контролирует. Ой, что это я в крамольные речи пустился… Он поддерживает, материально помогает, но требует неукоснительного подчинения. Говорит: не твоего ума это занятие, божий замысел постигать, жернова истории, мол, крутят насилие и деньги. Просто жуй сено, которое я тебе даю каждый день. Обещал — в будущем — отпустить на все четыре стороны, в Рай обещал поместить еще при жизни, но это вряд ли, дел еще много надо успеть сделать. Да вы, вероятно, его знаете или встречались хотя бы однажды с Дьяволом во плоти. Выдумки? — я вас умоляю… Люди вообще склонны верить разной чепухе, а то, что у них под ногами буквально валяется — в переносном, разумеется, смысле — в мусорную корзину выбрасывают, не дают себе труда поразмыслить, обмозговать. Но не дайте себя одурачить, поскольку отличить Добро ото Зла нелегко, если возможно в принципе. Не доверяйте никому, только своим здоровым инстинктам. Дело не в том, что со мной было, а что будет? — вот что важно. Впрочем, сколько у меня обличий-то было, я и не припомню, если честно. Много, наверное. Во всяком случае, больше семи, это точно. Не жизнь, а индийское кино. Сплошной адреналин.

— Слушайте, а для чего вы мне все это рассказываете? Думаете, для того я к вам пришел с утра пораньше? Дудки…

— Да я и не рассказываю, просто мысли роятся в голове, уважаемый гость из далекого космоса. Когда привыкаешь быть один, еще не то можешь сам себе наговорить, всякую чушь, ясно?

— Ага, а мне всю эту чепуху, что вы там внутри себя думаете, порядком надоело слушать.

— Но это не моя проблема, а ваша, кошачья, не так ли — подслушивать и докладывать по инстанциям?

— Может, успокоимся и пойдем выпьем кофе, а, партнер? Пока кофе не выпил, и рассвет не наступил, — так говорят в народе.

— Кто приглашает, тот и платит. Деньги у тебя есть? Извини, что на «ты».

— Деньги не проблема. А на «ты» даже лучше, вроде приятели мы с тобой.

— Тогда идем. Кстати, ты ничем не занят, я имею в виду, не работаешь?

— А что, хочешь предложить синекуру, есть вакансия?

— Да, понимаешь… Надо бы на Огненную Землю слетать, посмотреть, как там дела идут. Порыбачить заодно. Одному скучно таскаться в такую даль.

— Зачем так далеко? Можно на Финский залив, можно на Вуоксу махнуть. В Неве давно уж нет приличной рыбешки.

— Отель там у меня. Для рыбаков.

— А… Тогда, конечно.

— Представляешь, пятнистая форель весом с пуд водится в местных водоемах. Сам бы не поверил, если бы не видел.

— Форель я люблю. От форельки не откажусь. В любом виде. Хотя предпочитаю свежую, в чешуе, в естественном виде она вкуснее.

— Устроим.

— Только…

— Что только?

— Только я не за тем тебя нашел.

— А зачем же? Я думал, ты слоняешься по улицам как беспризорный, бродяжничаешь, спишь-ешь, как попало.

— А вот и нет. Я посланец.

— Посланца мне и не хватало. В первый же день свободы… Никак Самаэль подсуетился? Вчера же попрощались. Не может без меня. Ни сна, ни отдыха. Он?

— Он самый. Задание для тебя есть.

— Да говори уже, не тяни кота за хвост.

— Я и не тяну за хвост. Я готовлю тебя, чтобы правильную эмоциональную реакцию вызвать.

— Может, все-таки выпьем по чашечке кофе? А там и поговорим.

— А меня пустят?

— Скажу, что со мной. Можешь у меня переночевать, если тебе негде.

— Было бы неплохо. Спасибо, Алекс. Ты добрый. Порядочному коту не пристало по подвалам шататься.

— Не за что, Шимми, пользуйся.

Мы устроились за свободным столиком в «Вознесенской», где я остановился по протекции Босса. Почему нет? — у Босса все схвачено и за все заплачено, — заказали по чашечке капучино и продолжили беседу.

— Ты не подумай, я не тот посланец, если ты об этом.

— А какой же?

— Самаэль сказал, мол, нечего ему — тебе, то есть — прохлаждаться. Передаю его слова по памяти. И надо, дескать, приступать к работе. Вот и послал меня к тебе в напарники, чтобы я помогал и присматривал за тобой, чтобы глупостей не нагородил. Чтобы мы работали, как Холмс с доктором Ватсоном.

— И чем же ты мне можешь помочь? Я в свободном полете, никому ничего не должен, делами не занимаюсь, в отпуске я, понимаешь?

— Это как посмотреть, Алекс. А с другой стороны, надо бы разобраться с одним деликатным дельцем. Ты газеты читаешь?

— Когда как. В основном, заголовки. А что, опять кого-то убили?

— Представь, как было бы скучно жить без убийств и пожаров на улицах.

— Половина американцев читают одни только заголовки. Я в руки газеты стараюсь не брать, а то пальцы потом надо отмывать от типографской краски. Вредно для здоровья, могу подтвердить по собственному опыту. Я, знаешь ли, прежде работал в одной крупной газете и частенько по вечерам сиживал в типографии за вычиткой, искал опечатки, ошибки в текстах, чтобы они не попали на глаза читателям. Газета та была про свободу, равенство и братство, потом уже, слышал, обанкротилась за ненадобностью. Тираж, представляешь, десять тысяч экземпляров был! Следил, чтобы все было в ней без единой ошибочки, иначе просто скандал. Начальство голову напрочь снимет выпускающему редактору в один присест. Встречается еще такая профессия как корректор, но постепенно вымирает. Корректор — он вроде стрелочника или минера. Потому ценился на вес золота. Нынче не то: грамотность мало кого волнует. Можно хоть матом выругаться для острого словца и завлечения читателей. Считается, что все в школу ходили и стало быть, грамотные, раскрепощенные, а у кого с русским языком проблемы — и так сойдет, у себя же в стране. Русский язык, мол, великий и могучий, а кому его не понять, пусть убираются к чертям…

— Ну, корректор, конечно, как и цензор — это пережиток прошлого, антиквариат. Тут спорить не о чем. Самовыражайтесь, берите свободы, сколько хотите, никаких ограничений. А насчет печати так скажу: сейчас пользуются офсетной, чтобы руки не замарать.

— Хрен редьки не слаще. Так что там у вас приключилось? Котенок застрял в дренажной трубе и орет, хоть всех святых выноси, как труба иерихонская? Спасать здание надо, пока не рухнуло?

— Тоже мне, шутник нашелся. Я ведь тоже грамоте обучен, кучу языков знаю, даже древнеарамейский слегка, — в кошачьей академии факультативно преподавали. И диплом журналиста-международника имеется.

— Серьезно, древнеарамейский? Однако, удивил. Выходит, коллеги? Может, еще по чашечке тяпнем по такому случаю?

— Почему не тяпнуть, с хорошим-то человеком. И с круасаном, если можно. Привык утро с круасаном в лапах встречать.

— Для тебя, Шимми, друг, и круасана не жалко. Так, что за дело у тебя ко мне?

— Расскажу, и оно станет уже твоим. Не против?

— А у меня есть выбор?

— Умереть за родину легче легкого, а вот служить ей, быть настоящим, а не квасным патриотом не каждому дано.

— Истинно глаголешь, не про меня будь сказано. Опасное дельце, видимо, предлагаешь, коль издалека заходишь. За родину и умереть не стыдно, но хотелось бы еще и для себя пожить немножко. Как сказал Ал Капоне, пуля очень многое меняет в твоей жизни, даже если попадет не в голову, а в задницу. А уж он-то знал это лучше многих других. Кстати, он не «Аль», как всюду пишут, а «Ал» — от Alphonse. Большой Ал. Работал вышибалой, потому и прозвали.

— Да мне без разницы: «ал» или «аль». Гангстер и есть гангстер, большой он или маленький ростом. Думаю, все же до стрельбы не дойдет. Надеюсь, во всяком случае. В «Невских ведомостях» сегодня пишут о происшествии в частном привилегированном клубе. Ты вообще в курсе, что в нашем городе гостил знаменитый шахматист Станислав Дубакин? Нет? Так вот, слушай. Убит. Совсем мертвый. Он был приглашен для сеанса одновременной игры вслепую. Двенадцать досок, конечно, мелочь несерьезная. Неофициальный мировой рекорд по сей день принадлежит американцу Джорджу Колтановскому: он смог выиграть пятьдесят партий и свести вничью еще шесть, не проиграв ни одной!

— Здорово!

— Ближе всех к рекорду подобрался русский чемпион Алехин. Он сыграл «вслепую» на 32 досках на Всемирной выставке в Чикаго в 1934 году. Сеанс продолжался двенадцать часов. Представляешь, что это ему стоило?

— В смысле денег?

— Да нет же… Психики, нервов. Или вот Ботвинник. После возвращения из Англии, где он давал сеансы одновременной игры, спустя несколько недель по просьбе врачей-психиатров из института Бехтерева воспроизвел ход всех партий. Титан мысли. Память как у слона.

— Но не бесплатно же… Память, как у слона. Скажешь тоже. Как у ферзя!

— Само собой, существует призовой фонд для поощрения, как во всяком приличном турнире. Ну, а для избранной публики, что при деньгах, как в нашем случае, сеанс вроде забавы. Захотелось, видите ли, местным коммерсантам острых ощущений. Стоимость билета — миллион рублей. Не так много, но и не мало для рядового любителя этой игры. Поэтому таковых в салоне и не наблюдалось, сплошь богатенькие, которым выбросить миллион — плевое дело, чтобы потом похвастаться, сделать селфи и разнести по знакомым в Инстаграме. Наш убиенный герой, правда, не Алехин был, но все же гроссмейстер в узких кругах известный. А организатором выступил местный меценат, потомок дворянского рода, как он сам себя называет, некто Серж Малосельский. Но случилось неожиданное: приезжая знаменитость влюбилась с первого взгляда в дочь Малосельского, Варвару. А та, не будь дурой, не теряя времени ответила Дубакину взаимностью. Готовились вместе удрать заграницу. Представляешь, Ромео и Джульетта, любовь с первого взгляда?

— Что ж такого, бывает. Девица, вероятно, жила взаперти, была лишена мужского внимания, потому первый же встречный мог возбудить в ее душе бурные чувства. Эка невидаль. Об этом многие романы написаны. У Стендаля, к примеру, или Мопассана. И не только девицы на выданье, но и замужние дамочки часто привержены романтическим любовным порывам. Скучно им, бедняжкам, при малохольном и пресном муже.

— Но это еще не все. Перехожу к сути. Во время сеанса, когда уже стало ясно, что гастролер выигрывает все партии, тому стало плохо, и он скончался буквально на глазах немедленно приехавшего врача. Полиция в шоке. Губернатор в изумлении.

— И нам поручено провести расследование, так?

— Так.

— И почему нам?

— Могу только догадываться. Без Босса, видимо, не обошлось. В смысле, он тоже любит сгонять партийку в шахматы с дежурными чертями в офисе, когда ничем другим не занят. Заинтересован, сказал, найти виновника. Ты же не думаешь, что великие шахматисты мрут, как мухи, без весомой причины? Кто-то, скорее всего, постарался. Дело чести Небесной канцелярии найти убивца.

— А что с Варварой? Как, кстати, у нее с отчеством, Сержеевна?

— Забудь, не про тебя девица. Знамо, что переживает. Заперлась, от любимой «Пицца хат» отказывается, никого не принимает. Заламывает руки: ах, любовь, любовь, мон ами, на кого ты меня покинул… покончу, говорит, с собой непременно. Ей, дурочке, объясняют, что любовь и счастье отнюдь не синонимы… И слушать не хочет. Между тем, женихов на рынке знакомств пруд пруди, огромный выбор… Эх, молодо-зелено.

— А ты откуда знаешь?

— За мной все кошки бегают.

— Ага. Потому что ты рыжий.

— Именно.

— А отец, этот потомственный дворянин, как его, Малосельский?

— Еще предстоит выяснить. Но имей в виду: у него связи во властных структурах, с губернатором на брудершафт, вместе в сауну с девочками по субботам ходят. Бизнесмен, деньги на строительство нового храма пожертвовал недавно. На нем — казино, ночные клубы… С такими надо бы поосторожнее держаться.

— Не верится, что богатый человек будет подставлять свою шею под топор правосудия по пустякам.

— Вот и мне не верится. Спросим у него, что да как. За спрос денег не берут, сам знаешь.

— У него, наверное, охрана, и близко не подпустят.

— С этим не беспокойся, Босс все устроит.

— Да уж, не сомневаюсь… Мастер по перевоплощениям. А ты, случаем, не из их числа?

— Бывало всякое. Не уверен, что могу ответить однозначно. Но обещаю предупреждать.

— Условный знак?

— Звук.

— Я из кошачьего языка только «мяу» понимаю.

— Вполне достаточно на первое время.

— Тогда поехали.

— Чур, я за рулем. С ветерком прокачу. Давненько за баранкой не сидел.

— А права у тебя имеются?

— Прав тот, у кого больше прав. А больше, чем у Босса, прав нет ни у кого. Даже у заведующего Небесной канцелярией. Да не боись ты, прорвемся. У меня с полицией разговор короткий: бац-бац — и в дамки. Пристегнитесь, будьте так добры.

— Хватит болтать, Шимми, следи за дорогой. Скажи, что тебе известно.

— Немного, мой господин. Дубакину во время сеанса стало плохо, он пожаловался на головную боль, тошноту.

— Ни с того, ни с сего?

— Перед этим попросил принести ему воды. Кажется, воды.

— Принесли? Кто?

— Посыльный того самого мецената, что организовал турнир.

— Надо же… Каков сюжетец…

— Ну да. Все игроки сидели в соседней комнате, а посыльный, он же и арбитр, ходил и передавал ходы, сделанные на досках. То есть, игроки не при чем, вне подозрений.

— И сколько их было?

— Двенадцать, сэр. По числу кресел в «красной» клубной комнате.

— Стало быть, подозреваемых всего двое: Малосельский и тот, кто ходил из комнаты в комнату, передавая ходы, арбитр на посылках.

— Осмелюсь возразить. Воду мог отравить кто-то другой.

— Согласен. Бог любит троицу. А что за вода?

— Обыкновенная вода. В бутылке. Нет, кажется, стакан с водой. Или с кока-колой.

— Не густо, приятель. Попросил воды, а принесли кока-колу?

— Вот и я о том же. Странно это. Но полиция, говорят, на всякий случай взяла арбитра под стражу, с утра сидит в кутузке. Он у них теперь главный подозреваемый. Вся надежда на него, чтобы раскрываемость поднять и начальству угодить.

— Понятно. Не дворянина же русского сажать. Но Малосельский, как следует из обстоятельств дела, имел мотив.

— Не хотел отдавать дочку заезжему гастролеру?

— Да нет, дорогой мой Шимми, наследство будущему зятю.

— А-а-а…

— Шимми, ты прямо как ребенок. У вас что, не было уроков криминологии? А причинно-следственные связи? А имущественный вопрос, а денежный интерес?

— Ты прав, Алекс. Как я мог забыть: денежный приз… Двенадцать миллионов рубликов-с.

— Хватило бы на билеты, уехать, улететь из Петербурга подальше, чтобы не нашли. Обосноваться на новом месте на первое время. Хотя бы в Прагу.

— Слабоват аргумент. Но отвергать сходу не стоит. Убивали и за меньшие деньги. Меня больше беспокоит кока-кола. Могли что-то подсыпать незаметно. Он выпил, вкус оригинальный, специфический, не обратил внимания. А потом спасать было уже поздно. Злоумышленник все точно рассчитал.

— Значит, надо искать на кухне или в буфете.

— Похоже на то.

— Шимми, у меня для тебя ответственное задание.

— Слушаю и повинуюсь, шеф.

— Не дури мне голову, какой я тебе шеф. А задание такое: скрытно проникнуть к девице, что заперлась у себя в комнате, и выведать все, что только возможно, поскольку она может дать нам наводку на преступника. А я тем временем побеседую, если получится, с владельцем шахматного клуба, господином Малосельским, пока того не арестовали. Кстати, мы уже приехали. Ты все понял?

— Отчего же не понять, легче легкого: поговорить с девушкой, вкрасться в доверие, это я умею делать лучше всех, потому что кот. Ну, я пошел?

— Чао!

И я пошел.

Глава вторая

Пусть вас, читатель, не смущает, что повествование ведется сразу от двух лиц, как уже было сказано выше, ибо один из нас выступает в облике человека, а другой, само собой, в облике кота. Так сказать, раздвоение личности. По-научному, диссоциативное расстройство идентичности, психологический феномен, когда человек обладает двумя или даже тремя личностями. Три — это уже, по-моему, слишком, так что обойдемся пока двумя.

Девица Варвара оказалась довольно молодой в свои семнадцать лет, пухленькой (видимо, потому и приглянулась знаменитому шахматисту), с курносым носиком пуговкой и ушками, как у мышонка. А глаза! Как у купчихи, которая сидит у самовара, пьет чай и лакомится сладкой помадкой. Нет, не красавица, но тоже ничего себе. Как я попал к ней в опочивальню? — это просто, но вам знать не следует, не положено. Я взял на себя роль доброго полицейского, это располагает жертву к откровенности, особенно, если перед этим над ней вдоволь поиздевался злой полицейский. Действует безотказно.

— Я верю, искренне и безоглядно верю, что ваш папочка не имеет к отравлению вашего любимого человека, с которым вы уговорились бежать, никакого, ровным счетом, никакого отношения. Ведь так?

Ее зареванное личико, со струйками растекшейся по щекам туши, обратилось ко мне, как к спасителю.

— Я умоляю вас, отыщите убийцу. Я заплачу. У меня много денег.

— Деньги для меня не главное, мадемуазель. Истина, благородство, справедливость — вот что движет мною, когда я иду по следу преступника. Поверьте, кем бы он ни был, ему не поздоровится после встречи со мной. Но скажите, вы не замечали в тот день ничего подозрительного? Возможно, у вас есть враги, и отравлением господина Дубакина они хотели вам досадить. Или же господин Дубакин, некоторым образом, сам дал повод к сией трагической развязке.

— Что вы, господь с вами. Станислав (с ударением на второй слог, как он себя представлял при знакомстве) честнейший и порядочнейший человек, каких нынче уже не встретишь, днем с огнем. Кто мог затаить против него зло?

— Ну, чужая душа, как известно, потемки. А сами игроки? Вы их знаете?

— Папенькины давние знакомцы, не раз сиживали у нас за преферансом с рюмочкой. Благородные господа. Правда, один…

— Что один?

— Одного арбитр записал на сеанс в последний момент, когда Никитин захворал внезапно, а тот его подменил и сверх того внес изрядную сумму в призовой фонд.

— И как его имя?

— Странное какое-то имя, не наше, не русское. То ли Леопольд Борисович, то ли Аристарх Николаевич.

— Спасибо, милая, это уже кое-что. Найдем и того, и другого, не сомневайтесь. Вы ручаетесь за отца, что он невиновен?

— Ручаюсь.

— Вот и славно.

— Так вы мне поможете?

— А вы верите, что тот молодой человек, которого арестовала полиция, имеет отношение к отравлению?

— Откуда же мне знать. Я с ним почти не знакома. Увидела впервые. На вид приличный.

— То-то и оно, что приличный. Приличные, они тоже, бывает, убивают ради наживы. Могли подкупить. Или ревновал маэстро к вам, представился удобный случай, расправился с соперником. Преступление страсти, почему нет?

— Каким соперником? Я его в глаза раньше не видела.

— Зато он вас видел.

— Да, вы правы. Я заметила, что он бросал на меня взгляды.

— Ну вот. Кстати, откуда у вас деньги, которыми вы хотите расплатиться со мной за расследование?

— Папенька выдает мне жалованье на мелкие расходы, как работнику казино, хотя я, конечно же, там не работаю, но иногда появляюсь, когда он меня об этом просит. Когда важные гости приезжают.

— Понятно. Для рекламы. То есть, вступали по поручению папеньки в интимные отношения с гостями.

— Бог с вами, пофлиртовать немного, развлечь себя. У нас же скука страшенная в нашем городе. Я бы с удовольствием вступила в отношения, если честно, но я девушка порядочная. Вам, наверное, женатому, нас, девушек, не понять. Психологически, я имею в виду.

— Увы, счастье обзавестись супругой меня обошло стороной.

— У вас такое симпатичное лицо. Как у Алена Делона. Вы, случайно, не киноартист?

— Типун вам на язык, нет.

— Так вы холостяк, стало быть.

— Закоренелый.

— Я читала в романах, что холостяки много пьют и гуляют с доступными женщинами легкого поведения.

— Чепуха, милочка.

— Да? Вы меня разочаровали. Вы что же, никогда не имели серьезных отношений?

— Ну почему же. Было как-то… Она в меня втрескалась без памяти. Только мы сразу расстались, и я едва унес ноги.

— Как романтично. Знаете, я с детских лет мечтала о принце на белой лошади. Зачем я вам это рассказываю… Было как-то, но потом он сбежал, папеньки испужался. Все вы, мужчины, одинаковые.

— Вы мне лучше скажите, дорогуша, а вы не обратили внимания: кто передал арбитру фужер с кока-колой? Не из бутылки же ваш жених утолял жажду, так ведь?

— Официант, должно быть, с кухни принес. Посторонних в доме не было, не могло быть.

— На подносе?

— Да, на подносе, и еще там стояла вазочка.

— Вазочка?

— Хрустальная, небольшая, на салфетке. С орешками кешью или с ванильными сухариками.

— Это интересно. Это меняет дело. Благодарю вас, Варенька. Вы мне очень помогли. Вы позволите задать вам еще один вопрос?

— Почему же нет? Спрашивайте — отвечаем.

— Я понимаю, вы сейчас расстроены, однако, чем вы займетесь после случившегося? Куда пойдете? Или уедете куда ваши глазки глядят?

— Знаете, только никому не говорите…

— Я нем как рыба.

— Хочу в монастырь. Чтобы ни одна живая душа не нашла, понимаете?

— Понимаю. В мужской, конечно?

— Вам бы все шутить, а у меня горе.

— Извините великодушно, хотел вам поднять настроение.

— Подняли уже. Спасибо большое.

— Не за что. Всегда.

— Что всегда?

— Всегда рад быть к вашим услугам. Но и вы меня не забывайте. Я вам визиточку свою оставлю. На всякий случай. Вдруг да вспомните что-то.

— У меня впечатление такое, будто я вас давно знаю.

— Это потому, милочка, что я вам нравлюсь. Как, впрочем, и вы — мне. Но, прошу меня простить, работа такая, я не верю, что вы не причастны. Вернее, хотел бы вам верить, но не получается. Инстинкт, знаете ли, подкорка в черепе сопротивляется. А она меня никогда не подводят. Так что… В следующий раз, когда мы встретимся, а встретимся мы обязательно, можете не сомневаться, придумайте свою версию событий, да так, чтобы в них и вам нашлось местечко. Идет?

— Вы нахал, сударь! Как вы можете такое наговаривать на меня… Притворились милым, комплиментов напустили… А сами… Не виноватая я ни в чем.

— Так вы хотите, чтобы я взялся за ваше дело?

— Конечно, хочу.

— И вы способны оплатить мои услуги?

— Назовите любую сумму.

— Так уж и любую…

— В пределах разумного.

— Не беспокойтесь, разберемся и цену справедливую назначим. А вас я попрошу из города ни шагу. А то последствий неприятных устанете собирать полную корзину для фруктов. Вы должны понимать, что я здесь не для того, чтобы доставить вам удовольствие. Ферштеен зи?

— Как не понять. Французскому с детства обучены.

— Вот и славно. Гуд бай!

Ох, уж мне эти светские разговоры с девицами, вступающими во взрослую жизнь. Терпеть ненавижу. Пустая трата времени. Дорогого, кстати. К ним нужен особый подход, терпение, существа психически нестабильные, неадекватные и слишком эмоциональные. Я не к тому, что с барышнями не считаю нужным лясы точить. Дело-то житейское. Почему нет, ежели особа молодая, богатая да привлекательная. Общение с красоткой вмиг сделает тебя счастливчиком в глазах окружающих. Только вот секунды, они как песок в песочных часах, утекают безвозвратно и бесповоротно, в том смысле, что время невозможно повернуть назад. Хотя… В машине времени можно было бы попутешествовать туда и сюда. Забавно, но человек не расстается с мечтой заглянуть в будущее или слетать в прошлое. Ничего невозможного в этом нет, если обмануть время: замедлить или ускорить «ходики». Помните, были часы такие, на стенах вешали, с кукушкой. Тик-так, тик-так… Гирьку, чтоб не остановились, подтягивали вверх — батареек Energizer ведь тогда не было. Остановятся — и жизнь на планете замрет. Хорошо, что законами макрокосмоса это не предусмотрено, и мы медленно плывем по реке времени, изредка выходя из своих кают на пристань, название которой капитан не объявляет, чтобы не тревожить других пассажиров, — кто раньше, кто позже. Да что там говорить… Затерянные во Вселенной, так оно и есть. И некому бросить нам спасательный круг. Кругом такие же беспризорные, вроде нас, мыкаются, ждут своего часа, чтобы сойти на берег. Просто беда. Кстати, вы знаете, что здесь мы все случайно оказались? Бесполезные в масштабе Вселенной божьи твари. Если бы не родился на свет, и горя бы не знал.

Однако, что-то ностальгия замучила… Вредная штука, доложу я вам, размягчает человека до пластилинового состояния, лепи из него потом, что хочешь. А мне преступления раскрывать надо. Рассказывают, самые распространенные из них нынче — имущественные. Наследство, деньги, квартиры… Зачем предавать смерти через отравление там или повешение, когда к твоим услугам суд, полиция, адвокаты, и имярек можно ограбить и пустить голым и босым по миру? Не вопрос. Есть, конечно, те, кому нравится сам процесс подготовки к расправе и реализация, так сказать, не спорю. Аппетит, как известно, приходит во время еды, а у социопатов, насколько я знаю, аппетит просто зверский. Проблема в идентификации, в мимикрии. У него на лбу не написано, что он социопат, верно? То-то и оно. О, идея! А что, если забросить в какую-нибудь подходящую городскую газетенку или на сайт слушок, позвонить от имени инкогнито: мол, все видел и все слышал, но боюсь разгласить из-за мести супостата. Намекнуть осторожно. Убийца, тот, естественно, если газеты читает, забеспокоится, выдаст себя чем-либо, начнет искать свидетеля, чтобы пришить в темном уголочке. Может, даже пришьет кого-то невинного вдобавок вдогонку для численности. А мы его тут и схватим на горячем — и на шконку. Фу, товарищ, что за выражения у вас, как у одесского извозчика. И где вы их только начитались, нахватались. Правильно говорить: на нары.

Босс, то есть, шеф, то есть, тот тип, что дал мне задание, объявился как из-под земли. В буквальном, разумеется, смысле.

— Ну, рассказывай, Шимми.

— Рассказывать нечего. Девица вся в соплях и трауре. Толком ничего не знает. Но обещала дать денег.

— А ты говоришь, рассказывать нечего. Дорогой мой, деньги — это двигатель прогресса, это заветная мечта человечества, это…

Шефа понесло. Я выдержал ровно минуту. Поговорить о деньгах, о бизнес-проектах хлебом его не корми с некоторых пор. Раньше-то все больше о загробной жизни, о спасении души меня речами потчевал. А как в стране стали строить капитализм с человеческим лицом, просто не узнать.

— Простите, шеф, но вы мне это уже как-то говорили.

— Ах, да. Ты вот что… С мамашей ее поговори.

— На предмет?

— На предмет убийства. Или у тебя есть другие предложения?

— Что вы, шеф, как можно… С мадам Малосельской, вы имеете в виду?

— А с кем же еще, по твоему мнению, ты должен поговорить, если в доме этой мадам случилось преступление, которое нам с тобой предстоит раскрыть в рекордный срок?

— А если она попросит меня взяться за дело. Как сыщика?

— Берись.

— Аванс попросить?

— Попроси.

— И когда мне идти?

— Когда тебе удобно, когда у тебя есть время.

— То есть, по моему усмотрению?

— Конечно. Но сделать это нужно немедленно. Немедленно, понимаешь. Дорога каждая секунда.

— Ну тогда я полетел.

— С Богом, дорогой. И без победы не возвращайся!

Легко сказать. Если дамочка замешана каким-то боком, она ни за что не признается. Придется прижать ее к стенке. В переносном смысле, а вы что подумали? Неужели невесть что? Имейте совесть…

Хозяйка дома оказалась недурна собой. Лет под… впрочем, неважно, женщину оценивают не по паспорту, и не… Ну, вы понимаете, не в смысле объема и размера. Пышные волосы. Карие глаза. Формы, не скрывающие платья. Моих лет. Хотя сколько мне моих лет, я понятия не имею по известным вам причинам.

— Господин…

— Шимми. Просто Шимми.

— Так, о чем вы хотели меня спросить, сыщик Шимми?

— А как вы догадались, что я сыщик?

— По походке и по костюму.

— А-а-а… Меня все узнают по походке.

— Я должна сказать вам, что возмущена.

— Понятно. Вы работаете или учитесь?

— Я возмущена!

— Возмущены? И чем же, интересно?

— Вашим поведением, молодой человек.

— Моим поведением?

— Да, сударь. Ворваться в мой дом без спроса, провести допрос дочери, довести ее до истерики. Да как вы посмели!

— Послушайте… И в мыслях не было врываться. Так вышло. А с дочерью вашей была проведена профилактическая беседа, за что вы должны быть мне благодарны.

— Как же, благодарна. Вы издеваетесь? Выпьете?

— Виски.

— Black Jack.

— Именно. То есть, нет. Представьте, не сегодня-завтра полиция заинтересуется, что за важные улики вы скрываете от следствия, потащит вашу доченьку в участок. Там не будут сюсюкать. В кандалы — и на хлеб с водой. В ваших же интересах рассказать мне все, что вы знаете, что подозрительного заметили. Скажите мне прямо: это ваш муж убил приезжего шахматиста, который внезапно стал женихом вашей единственной дочурки и поэтому его надо было лишить жизни? Вы знали об этом и не проинформировали правоохранительные органы?

— Что вы, что вы, бог с вами… Ни сном, ни духом.

— Ваша дочь не сказала мне ничего дурного, не беспокойтесь. Из нее слова лишнего щипцами не вытянешь. Сказывается домашнее воспитание. Но попросила меня найти настоящего убийцу, посулила денег, то есть, поступила правильно. А как поступите вы, мадам? Неужели отвергнете дружескую руку помощи, протянутую в трудный час?

— Увы, молодой человек.

— Просто Шимми.

— Увы, Шимми. Этим делом займется наш семейный адвокат.

— Вы доверяете адвокатам? Этим пройдохам? Этим лицемерам и циникам? Которые за тридцать сребреников маму родную продадут с потрохами? Подмигните мне правым глазом, если вы считаете, что все адвокаты пройдохи.

— Нет, ничего такого. Однако, тридцать сребреников не такая уж малая сумма. Но нынешним временам, в переводе с библейских сиклей, порядка шести тысяч долларов.

— Да вы что?

— Можете сами проверить на калькуляторе.

— Обязательно проверю. А в рублях сколько?

— В рублях по курсу Центробанка кругленькая цифра получается, около четырехсот тысяч. На квартиру в новостройках маловато, но на безбедную жизнь на год хватит.

— Так, подождите. О чем мы с вами говорим? Это у вас парик?

— Нет, это натуральный скунс.

— Должен вас предупредить, что я за вами наблюдал. Ничто меня не радует больше, чем слежка за подозреваемым.

— Вы сказали «слежка»? Боже ж мой… Вам лучше знать, что делать, просто Шимми. Это ваша работа, не моя. Что до оплаты, которую вам предложила моя неразумная дочь, я готова дать вам отступных, но не больше того.

— То есть, больше не дадите, на большее я могу не рассчитывать?

— Так.

— Даже на пятьдесят баксов?

— Даже на один доллар.

— Однако ваша дочь совершеннолетняя и вправе распоряжаться своим капиталом, как ей вздумается. Правда, она красотка? Так или не так?

— Нет, не так. Во-первых, капитал семейный и вложен в бизнес. И нанимать частного детектива она по молодости лет и глупости не может.

— Должен вам возразить, любезная госпожа. Из песни слова не выкинешь, а что написано пером, того не вырубишь топором. Мне поручена работа, и я ее выполню, чего бы это мне не стоило. Вернее, вам или вашей дочери. А если не выполню, я кого-нибудь застрелю. Аллес кляр?

— Яснее не скажешь. Какой ужас. Пожалуйста, только не в моем доме. Но учтите, утром стулья — вечером деньги. И мой адвокат будет следить за вашим расследованием и докладывать о каждом вашем шаге. Одно неверное движение — и с вами будет покончено в суде. Как ваш кишечник чувствует себя после виски, в порядке?

— Спасибо, что спросили. Вы меня хотели отравить?

— В переносном смысле. Вы не представляете, в каких растрепанных чувствах я пребываю.

— Если в переносном, ладно. Терпеть не могу, когда на меня катят бочку, не предупредив заранее официально. Я, знаете ли, на государственной службе состою. В некотором роде. Вы же не угрожаете кишечнику государственного служащего, нет?

— Нет, разумеется, я не имела это в виду.

— Вот и чудесно, моя дорогая. Давайте на время останемся добрыми друзьями.

— Как угодно, милостивый государь.

— Мне угодно. Засим ненадолго прощаюсь. Я обязательно к вам вернусь. И мы подпишем все бумаги.

— Какие еще бумаги?

— Пусть это останется нашим маленьким секретом. Честь имею кланяться. Тут у меня есть еще кое-что, одно дельце надо обделать… Кто будет нести гроб на похоронах с этим почившим в бозе чудесным человеком, многообещающим шахматистом? Не знаете, случайно? Это важно. Покойнику нельзя волноваться по пустякам, а я соболезную ему и вам от всей души. Возможно, я бы к нему, к покойнику, даже присоединился на похоронах, если бы был с ним ближе знаком. Может, даже произнес бы речь на его могиле. Что-то вроде: когда-то ты был живым, пил, ел и играл в покер в казино в свое удовольствие, наслаждаясь обществом несовершеннолетних девушек, но один глоток колы свел тебя в могилу. Кто бы мог подумать, что такое возможно в наше время! Но поверь, это не самое худшее, что бывает в жизни, не самая худшая смерть. Не переживай, дружище, мы с тобой рано или поздно встретимся, организуем сеанс игры вслепую, но уже на восьмидесяти четырех досках…

— Да убирайтесь вы уже, несносный ковбой… Вы мне смертельно надоели.

— И вам хорошего дня, мадам! Сегодня чудесная погода для похорон…

Глава третья

Мадам Малосельскую я бы не взял в жены. Почему? — очень просто. Не из-за фамилии. Она не умеет жарить рыбу. У меня на это нюх. Умение жарить рыбу на кухне — главное при выборе спутницы жизни для кота. Провести вечер-другой можно, не спорю, а вот доверить ей ежедневное меню… Нет, ни за что, даже не пытайтесь уговорить. Правильно пожарить рыбу — целое искусство. Сколько разводов, я знаю, из-за этого, казалось бы, пустяка приключилось. А все почему? — мама вовремя не научила доченьку, пустила уроки кулинарии на самотек. Между тем, вкуснее жареной рыбы нет ничего на свете. Я бы даже сказал, что путь к сердцу кота — через его желудок. В отличие от макарон по-флотски, приготовить рыбу можно десятками различных способов. Возьмем, к примеру, речного судака. Обыкновенного судака, который обитает под каждой корягой. Лично я знаю около шестисот блюд с его непосредственным участием. Судак жареный. Судак, жареный с луком. Судак, тушеный в сметане. Судак, запеченный с овощами. Судак с картофелем. Судак под панировочными сухарями. Судак, утомленный в духовке. Судак по-гречески. Судак под маринадом. Судак в фольге… Наконец, судак по-царски.

Но я, кажется, отвлекся или увлекся. Вы, безусловно, слышали об искусстве ничегонеделания? Ясное дело, что нет. Тогда я вам расскажу. Теоретически я бы тоже хотел овладеть этим искусством, которое свило себе уютное гнездышко в Нидерландах, в Голландии, если кому так понятнее будет. И, представьте себе, эта страна — самая счастливая страна изо всех, какие я знаю на глобусе. Почему? Благодаря Niksen, искусству ничего не делать. Нет, кое-что все же делать надо, но особенно не утруждая себя. И тогда вы будете по гроб своих дней счастливы до невозможности. «Секрет счастья» так глубоко засел в генах голландцев, что оказался каждому по силам с первого дня рождения. А в чем, собственно, секрет? Он довольно прост: вам не нужно покупать ничего лишнего, не надо делать ремонт в доме, менять по сезону колеса на машине, а также обувь и верхнюю одежду (мыться и стричься все-таки иногда придется!). Что важно: не нужно ограничивать себя в еде и питье. Словом, всё, что от вас требуется, — это по возможности меньше суетиться и ничего не делать! Там, в Нидерландах, и детей учат ничего не делать. Ага. И они вырастают совершенно счастливыми людьми. Много гуляют на свежем воздухе, путешествуют по Южной Америке, сидят за кружкой пива в баре, что-то там обсуждают в своем кругу, даже с родителями не спорят. Как свободные люди! Образцово-замечательная страна. Чтоб я так в ней жил! Но не получится, поскольку мой бизнес на Огненной Земле требует контроля и личного присутствия, а здешнему питерскому начальству нужно позарез раскрыть преступление и обязательно в рекордно короткие сроки, будь оно неладно. Прощайте, Нидерланды, где я не буду никогда… И Огненная Земля тоже под большим вопросом. Как там поживает моя Мириам, — моя, понятно, в переносном смысле, даром, что она барышня из Моссада, — которую я оставил присматривать за отелем? Не видать мне в ближайшее время жирной пятнистой восьмикилограммовой форели, как своих ушей. Жаль, это меня так успокаивало! Я люблю стоять на берегу и смотреть на течение реки, ее перекаты, стремнину, заводи. Слышать плеск волны, ощущать на лице свежий ветерок. А аромат, запах речной воды — он ни с чем не сравним. Видимо, я с детства впитал эту привязанность к реке, потому что жил когда-то на берегу Невы. На рыбалке мне не важен улов, результат, — важен процесс, времяпрепровождение, созерцание. В этом я абсолютно солидарен с Конфуцием. Я не рыбу люблю, а рыбалку. Такое может быть? — еще как может!

Знаете ли вы, что рыба бывает разная, совсем как люди: тупая, умная, несъедобная и опасная? Но только опытному рыбаку и детективу дано понять разницу между первым, вторым, третьим и четвертым. Ничего не поделаешь, этому не научишь: все должно быть заложено в генах. Кем? Это большой вопрос. Родителями — или небесами? Ну, я думаю, и немножко еще все зависит от наших решений, которые мы принимаем в жизни. Ведь жизнь — это выбор между тем или другим, а может быть, и третьим. Выбор решений, выбор реакций, выбор маршрутов. Выбор курса. Выбор людей, наконец, с которыми идти по жизни. И выбор ответственности за свои решения, за свой выбор. Жестоко, скажете вы? — конечно, жестоко. Жизнь вообще штука крайне серьезная, капризная, вероломная и короткая. Постоянно приходится быть начеку, успокаиваться и останавливаться нельзя. Разве что во сне. Сон для того и дан человеку, чтобы расслабиться физически и духовно от тягот жизни.

Вы не замечали, что чем старше, тем меньше хочется жить? Усталость от жизни — это как, вообще, нормально? Нет? Тогда вы еще молоды, и потому жизнь кажется вам медом. Но это пройдет со временем. Обязательно пройдет, уверяю вас. Не очень весело, правда? Но что делать, мы все здесь гости, пришельцы. Проходимцы, как я называю жителей Земли, путешествуем из одного космоса — в другой. Из одного перевоплощения — в другое. Так и живем: Фигаро здесь, Фигаро там или сям. Смерть — это тоже жизнь, только в другом месте. В каком — никто не знает. Где-то далеко-далеко, но где конкретно, хотелось бы знать еще при жизни. Немного успокаивает то, что материя не исчезает, она только меняет форму и содержание. Так задумано кем-то, нам неизвестным, вроде черного магического квадрата. Это также нельзя исключить, поскольку мы слишком мало знаем не только об окружающем нас мире, но и о себе. И никогда, кстати, так и не узнаем. Хороши мы были бы, если бы сами выбирали себе судьбу, а? И знали бы наперед, что с нами случится. Это вздор, что человек, мол, хозяин своей судьбы. Ничего подобного. Нигде и никогда! Боюсь, что даже те, кто дергает нас за ниточки — из глубин космоса — не очень себе представляют последствия своих решений и действий. Ровно так же было бы ошибкой считать, что мы предоставлены самим себе по принципу: что хочу, то и ворочу, исключая, конечно, президентов, олигархов, королей, шейхов и Джеймса Бонда.

Что же получается? Получается полнейшая анархия, она же мать порядка. То есть, беспорядок и хаос — это и есть Вселенная, а Земля — родина протуберанцев? Почему нет?.. «Пусть расцветают сто цветов — пусть соперничают сто школ», но победит сильнейший, — это и есть закон джунглей: кто не охотник, тот добыча. Разве мы не живем в человеческом муравейнике, в человеческих джунглях? А если взять в масштабах Млечного Пути? Черные дыры поглощают все, что мимо движется, на лету проглатывают метеориты и закусывают зазевавшейся кометой. Каждое мгновение кто-то кого-то испепеляет или взрывает. Кто-то распространяет впереди и вслед за собой жесткое, смертельно опасное рентгеновское излучение. Красные молодцеватые гиганты прислуживают белым невзрачным карликам. Старые плешивые астероиды ухаживают за молоденькими хорошенькими туманностями. Кругом все забито межзвездной пылью, не продохнуть. Пульсары, блазары и галактики, а также обломки непонятно чего, плавают, как… известная субстанция в проруби. Есть все, как в Греции. Или в американском супермаркете Costco. Жуть просто. Но что важно помнить: из этого ада нам нипочем не выбраться. Как говорится, оставь надежду всяк сюда входящий и выходящий. Поэтому, что? — живи, пока жив, пока тебе дозволено жить. И благодари Небеса за каждый подаренный тебе день. Бей поклоны утром и вечером. Авось, наверху заметят, услышат. Хотя вряд ли. Нас много, ой, как много, а Он один. И ведь можно Его понять: на каждый чих не наздравствуешься, да и не обязан. А кто мы, тело наше? То-то и оно: сообщество молекул с ограниченной ответственностью, не знамо почему и как собравшихся в кучу элементарных частиц, которые и в микроскоп не всякий разглядишь. Шабаш пузатой мелочи, как сказал герой одного фильма, который я смотрел в детстве: кварки, мезоны, адроны, барионы, нуклоны… Утром пришвартовались — вечером разбежались. И это жизнь, по-вашему?

С этими невеселыми мыслями я выбрался из подземки и нетвердыми шагами направился вдоль да по Кронверкскому, пока на глаза не попался мой любимый ресторанчик. Перед этим звякнул начальству, доложил обстановку: так, мол, и так, в отказ мадам ушла, нарывается на допрос третьей степени и камеру одиночную с клопами и крысенышами. У начальства GPS в мобильнике, все видит: где я, с кем я, весь на виду. Ничего мне начальство не ответило, только бодрым голосом сказало: «Действуй, сынок!». А как действовать, не сказало. Догадайся, мол, сам. Сам напросился в гости к госпоже Малосельской, сам и соображай. Однако, война войной, а обед по расписанию.

Ресторан русской кухни «Уьянова уха» эконом-класса (правда, звучит, как в самолете?) внутри был отделан под деревенское бревно. Впечатляет, однако. Бесплатный Wi-Fi мне ни к чему, а вот от ушицы свежей я бы не отказался. Лосось приелся, от кальмаров изжога. Возьму-ка я к ушице еще миногу горячего копчения. Страсть, как люблю миногу. Еще с той поры, как бабушка нас ею потчевала, вареной, жареной и маринованной.

— Эй, братец, ты уж расстарайся, водочки хрустящей принеси для начала и салатик «Айсберг».

— Хрустящей, я не ослышался? А это что, извините-простите?

— А это, когда на зубах скрипит водочка, как речной песок, будто стакан граненый грызешь, ясно?

— Куда же яснее, добудем, непременно добудем, гость дорогой.

— А ушицу доставь непременно «Балтийскую». Лады? Миногу напоследок, на десерт подавай. Давненько я тут у вас не был…

Что вам сказать, если вы не пробовали «Балтийскую» под прохладную стопочку водочки, вы и не жили вовсе. Поверьте, обед мне удался на славу. Так бы и сидел за столиком, кабы не чертова эта служба. Надо вновь наведаться к госпоже Малосельской и выудить из нее признание, припугнуть, может, да и вспомнит что полезное для дела, станет сговорчивее, «расколется», на профессиональном жаргоне. Главное в ходе проведения следственных мероприятий — подход к человеку. Индивидуальный подход, основанный на лучших методиках господина Фрейда. Он был мастак влезать в сознание и подсознание преступников. Психотерапевт широкого профиля. Социопат, каких мало. Препарировал людей, как земноводных лягушек. Фу… Как не стыдно. А еще профессор.

Мне принять облик другого человека, трансформироваться, как это делают в кино трансформеры, пара пустяков. Впрочем, я это уже как-то говорил, а вы наверняка знаете, если читаете сочинения о попаданцах.

— Мадам, к вам старший следователь Следственного комитета по особо отважным делам пожаловали. Впускать?

— Зови, Марфуша. Официальный гость, он хуже татарина и проворнее навозной осенней мухи.

— Не извольте беспокоиться. Уже тут. Чуть свет уж на ногах, и я у ваших ног. Чацкий.

— Вы — тот самый Чацкий? Неужто от Грибоедова?

— Почему нет? Тот был из «Горя от ума», а я, как можете видеть, живой и здоровехонький перед вами.

— И вы по отважным делам специализируетесь?

— По особо важным, сударыня.

— И что же вас ко мне привело, что у нас случилось, особо отважный следователь Чацкий? Располагайтесь, прошу. Чай, кофе?

— Не откажусь. И вам советую. Кофе бодрит, а разговор у нас деликатный, требует напряжения ума. Три кусочка.

— Простите?

— Сахара три кусочка.

— Не томите, скажите, наконец, что за дело ко мне у Следственного комитета?

— Ну-с. Начнем, как говорится, благословясь, от печки. Сядьте. Запись включена, поехали… Ваша фамилия?

— Малосельская, какая же еще. Что за вопрос?

— Матрена Филипповна?

— Матрена Филипповна.

— Вы ничего не путаете? А фамилия Петросян вам ни о чем не говорит?

— Нет.

— А вот и да. Петросян — ваша фамилия от первого брака.

— Ах, да… Забыла, прости господи. Столько лет прошло, как замуж впервые выскочила.

Женщины, как правило, неплохие актрисы, но что касается, так сказать, стратегического видения ситуации, — не волокут. Поэтому область, на которую распространяются их суверенные права, можно сузить до трех «К»: Kinder, Küche, Kirche.

— И выходит, что вы — Петросян. Спрашиваю еще раз для протокола: ваша фамилия Петросян?

— Какая же я вам Петросян, когда я Малосельская. Это какое-то жуткое недоразумение.

— Малосельской вы стали опосля, а до того были Петросян и жили в Чугунном переулке, дом 13. Кстати, вы неплохо сохранились.

— Спасибо. В доме жила другая женщина, тоже Петросян, так получилось. Но спасибо.

— И как же это получилось, объясните, пожалуйста, следствию. Странное совпадение, вы не находите?

— Понятия не имею. В жизни бывает всякое. Вот, например, когда я много выпью, я потом ничего не помню.

— Хорошо. Чудесно. То есть, вы признаете, что вы — Петросян и жили в Чугунном переулке?

— Я и говорю, понятия не имею, о чем вы тут говорите.

— Признайтесь и помогите себе. Если вы жили в ломе 13 в Чугунном переулке, значит, вы Петросян. Логично?

— Ну как вы не понимаете… Все было не так.

— А как? Все совпадает. Разве вы не видите в ваших рассуждениях проблему?

— Какую проблему?

— Видите ли, если вы говорите правду, то неправду говорю я. Третьего не дано. Это подсказывает нам схоластическая логика, которую вы должны были проходить в седьмом классе гимназии. Вы же не хотите сказать, что Следственный комитет ошибается? Или — что еще хуже в тысячу раз — что я придурок?

— Разумеется, нет, господин особо отважный следователь. Бабай мне на язык. Вы никакой не придурок.

— Вот и славно, мы пришли к согласию. Вы признались, и я вам верю. Тогда к чему запираться? Или хотите попасть под статью о несогласованном и несанкционированном вмешательстве в ход следственного эксперимента? Вы знаете, где я раньше работал? — старшим инспектором в Департаменте пыток. Я могу вам устроить сладкую жизнь в колонии строго режима. Представьте только.

— Не приведи господи!

— Мадам, ваши увертки и обращения к господу вам не помогут. Сознавайтесь уже, и не будем терять драгоценного времени. У меня еще масса дел, надо успеть на оздоровительные процедуры, на тайский массаж, не пропадать же абонементу. В условиях ограниченного времени и ресурсов у нас это лучший выход для вас. В конце концов, как государственная структура, мы имеем полное право на сомнительные и даже дурно пахнущие проступки. Ради политической целесообразности, конечно.

— Но у вас нет доказательств. Присяжные меня оправдают в суде.

— А вот этого не надо! А они нам и не нужны, мы, к счастью, в цивилизованной стране находимся, не в Африке, поди, живем, чтобы кружить по лесам, ходить по следу и выслеживать зверя, как племя пигмеев в поисках пропитания. Присяжные, судьи? — мадам вы наивны, их не выбирают, их назначают, догадайтесь, кто. Закон — вот что главное, вот наш главный инструмент дознания. И мозги! Если враг не сдается, его нужно запутать и запугать. Как в кино, чтобы создать кошмар для него и было весело нам. Жизнь — это игра под названием «Монополия», и в ней побеждает самый креативный. Хотите подсказку? Вы еще можете облегчить свою участь.

— Я бы и рада вам помочь, но в чем я должна сознаться, скажите мне.

— Как в чем? В убийстве… По официальной версии следствия вы по неосторожности обронили несколько кристаллов мышьяка в бокал с кока-колой, когда были на кухне. Вы, разумеется, не предполагали, что он достанется иностранному шахматному гению. И вы, разумеется, не знали, что мышьяк не растворяется в кока-коле, потому что в ней своих патентованных несъедобных компонентов выше крыши, и мышьяк возьми и выпади на дне в осадок. Поэтому отравить господина Дубакина посредством мышьяка при всем желании вы никак не могли. Однако же покойный отравился именно кока-колой, сделав всего два-три глотка, но у него вследствие частого употребления алкоголя, семечек, жареных, острых и копченых сарделек, курения сигарет без фильтра и физического перенапряжения во время сеанса игры вслепую случилась прободная язва желудка, ожидаемо приведшая к летальному исходу, — сие есть неопровержимый, хотя и непроверенный медицинский факт, подтвержденный, однако, коронером при вскрытии тела. Вместе с тем возложить ответственность за происшествие на компанию с мировым брендом, на спонсора Олимпийских игр и рождественского турне Санта Клауса мы также не можем, хлопот и судебных исков потом не оберешься, так как эта затея самоубийству подобна. Остается признать за истину, что вам вдруг захотелось кого-то отправить на тот свет, потому что вы терпеть не можете проводить шахматные турниры в своем доме, как и я. Они на вас плохо воздействуют, и вам хочется рвать и метать. Проблема с шальными нервами — проблема века. Типичный синдром Аспергера. Серьезные трудности во взаимоотношениях с людьми. И вы хотели, чтобы все поскорее убрались с ваших глаз долой домой. И вам это удалось… На тот свет отправить подающего надежды иностранца. Боже, сколько же народу вы успели отравить за свою бурную безбедную жизнь? — фантазии не хватает и представить себе невозможно. Просто возмутительно, что министерство финансов не ведет учет! Потом вы запаниковали и спихнули вину на этого беднягу арбитра, как нельзя кстати подвернувшегося под руку. Давайте будем благоразумны, мадам. Все видели в кресле труп, на котором нет лица. И я видел. В морге лежит, накрыт белой простыней, только голые волосатые ноги торчат с номерком на большом почерневшем пальце. Уже фамилии человека лишили, переход в мир иной начался, только номерок от него остался, а вам хоть бы хны. Это факт. Мадам, вы куда?.. Вот те раз, они хлопнулись со стула, как будто это им поможет. Спасибо за сотрудничество. Берегите себя, мадам, обратитесь к психиатру. Нервишки-то сдали… Чует кошка, чье мясо съела. Жаль, сообщников не успела выдать. Придется вызывать ОМОН.

Шимми парень старательный, но иногда перегибает палку. Еще нос не дорос до специального агента, а уже энергичный, в этом ему не откажешь. Никто не идеален, однако, если он вцепится в жертву как клещ лесной, — жертве хана. Парень просто хват. Пока не припрет к стенке своей логикой в рамках служебных обязанностей, не доведет живого человека до конвульсий и душевной депрессии, не успокоится. Его бы надо было в прокуратуру наладить после юридического, цены бы ему не было, все бы преступники сидели на киче, как миленькие, на кого глаз положит. Но переродился в кота. Не повезло, с моей точки зрения, органам правопорядка. Даже вернувшись из космической дали, нюх не потерял, продолжает жить активной социальной жизнью, которая сейчас в тренде, впустую ее просиживает в Твиттере и Фейсбуке. Шутка ли, в два счета мадам Малосельскую уконтрапупить. Дело можно сдавать в архив и топать в кассу за премиальными. Надо будет походатайствовать перед Самаэлем, чтобы в следующий раз реинкарнировал его в человека. Босс и такое может. Шимми мне еще пригодится, а похвала и кошке, как говорится, приятна. Улучить момент, попросить вежливо. Босс, как и все большие начальники лесть обожает, хлебом не корми, маму родную за дифирамбы в свой адрес продаст. Ага. Кажется, я переборщил… А кто у него мама, у Ангела Смерти, я имею в виду? Бог его знает. Я в его анкету не заглядывал.

Познакомить себя с читателем никогда не рано. Начну сначала. Или с начала? Я так долго работал агентом под прикрытием, что, если сейчас промолчать, весь мой ценный опыт полетит к чертовой бабушке! Обидно, понимаешь, ничего не оставить после себя. Кто дерево посадил, кто счет в банке оставил. Я не супермен, не человек-паук и не Роберт Дауни-юниор, — я простой смертный, как все. Но у меня есть сверхспособности, о которых я до некоторых пор не подозревал, пока мне о них не напомнил, точнее сказать, не пробудил во мне Ангел Самаэль. Я уже рассказывал об этом. Никак не могу отделаться от ощущения, что попал на Землю с другой планеты, а инопланетяне оставили в моей памяти только самую необходимую информацию о прежних моих перевоплощениях, кем я был в прежней жизни. И я должен теперь сыграть предписанную мне роль в новой мелодраме. Секреты, они как кольца змеи оплетают агента, и он весь в их власти, во власти секретов, от которых ему вовек не избавиться. Это вовсе не то, как если бы змея избавилась от прошлогодней кожи. Житие моё…

И вот, я сижу, набрасываю в дневник заметки о своих подвигах во славу державы, в надежде, что к старости они станут мемуарами, — но под чужим именем, потому что небезопасно являть всему миру свою подлинную фамилию и физиономию, когда всю жизнь носил маску. Надеюсь, продюсеров и сценаристов это обстоятельство не смутит, и они сварганят крутой сериал. Но пока что закрою наброски в стальном сейфе из нержавейки лет на девяносто девять, к тому времени люди наконец уверуют, что среди них живут пришельцы. Как старое бургундское в винных погребах Франции, со временем мемуары станут лишь ценнее. 99 — счастливое число, Гонконг ровно столько был под властью Великобритании, пока по взаимному согласию не перешел в рабство к КНР. Я доподлинно знаю, что за мной ведется наружное визуальное и аудио-наблюдение, каждый мой шаг фиксируется, а мои докладные записки хранятся отдельно от досье других сотрудников ввиду их особой ценности для изучения и подготовки молодых сотрудников МИ6. За мемуарами начнется охота, поскольку о существовании на Земле секретных баз НЛО и о прибытии на них свежей вахты «чужих» для мониторинга обстановки трепачи из министерства обороны уже успели проговориться репортерам, а те в свою очередь разболтать обывателям по всему свету. Спрятать понадежнее. Как? — естественно, под замком, который не откроешь, если не знать код. Я бы не недооценивал мер предосторожности, потому что оповещать о секретах раньше времени означало бы подвергнуть опасности жизнь многих знакомых мне и вовсе незнакомых людей. Азбучная истина: архивы, как правило, закрыты для публики и открываются лишь по распоряжению свыше. Можно, разумеется, попытаться взломать сейф на удачу, чем балуются специалисты-медвежатники. Смею вас заверить, ничего из этого не выйдет, сработает защита от несанкционированного вторжения: сирены не взвоют, но все содержимое полыхнет при тревоге ярким магниевым пламенем. Биометрический сканер (отпечатки двух указательных пальцев и сетчатки левого глаза) заблокирует любые подозрительные манипуляции с сейфом и оставят хакера несолоно хлебавшим. Я учел печальный конец карьеры Кащея Бессмертного: бесконтактный взрыватель с помощью искусственного интеллекта за версту почует преступные намерения. Никто не должен думать, что здесь для него приготовлен шведский стол. Все, финита ля комедия.

Есть два сорта людей: работяги и ловкачи. Я — работяга. Зачем я работаю на Ангела Смерти? Я не стою перед ним на задних лапках, как комнатная собачонка, чтобы вы меня правильно поняли. Но работаю на него, это так. Иногда, когда попросит. Как сейчас. Не бесплатно, а взамен на его обещание устроить в конце дней на должность в Небесной канцелярии. Да пребудет со мной Его благодать. Кроме того, ловить злодеев и творить добро — это хорошо. Мой девиз — отвага, дисциплина, скромность! Да, бывает, я смотрю на людей свысока, поддаюсь эмоциям, но я не лезу в политику, не занимаюсь расследованиями типа у кого из министров незадекларированная недвижимость и дети за рубежом, просто режу в лицо правду-матку. И мне не нужен Нью-Йорк, чтобы поесть там тигровых таиландских креветок в соусе «шрирача» на Таймс-сквер, а потом полгода трепать об этом языком. Но кто не без греха? — бросьте в меня тогда чем-нибудь.

Шимми? Шимми не посторонний. Шимми мне послан Боссом в напарники, а дареному коню в зубы не смотрят. С мадам Малосельской-Петросян он малость круто заложил вираж. Потом уже выяснится, — я выяснил, — что идея совершить покушение, подбросить отраву в бокал великому шахматисту Станиславу Дубакину пришла в голову его невесте Варваре. И все из-за чего? Тот, мол, не с той пешки в атаку пошел, применил дебют, выходящий за рамки понимания шахматистом 3-го разряда, каковой она была. Сами посудите, кто так начинает партию: 1. f3 e5 2. Kf2 d5. Ну и доигрался, естественно, до мата… Кстати, придумал этот дебют англичанин Томас Уилсон Барнс, который одержал восемь великолепных побед над самим Полом Морфи! Но никогда не играйте партию с серьезным противником, пользуясь нестандартным дебютом, известным под кодом A00. Это просто кощунство в шахматной теории, авантюра, создающая нештатную ситуацию на доске. Уже в наши дни Магнус Карлсен, чемпион мира, всем известный, сыграл 1. f3 в шутейном дебюте Bong-Cloud, не помню с кем в онлайн-турнире, кажется, с Уэсли Со, и выиграл партию вместе с 12 тысячами долларов, как нечего делать. Так это же Карлсен! Здесь же, в нашем случае, Варвара, девица строгих моральных устоев, недолго думая, использовала подручные средства в виде безобидной с виду бутылочки с кока-колой, а желудок покойного со своей стороны, как на грех, не перенес небольшой порции безалкогольного газированного напитка, — кто мог знать, что он неженка и вегетарианец, — и еще хорошо, что не чугунную сковородку: за покушение на личность тяжелым металлическим предметом добавили бы срок. Картина ясная. В общем и целом, перед нами рукоприкладство на почве душевного смятения, столь характерное для нашего времени. И что мы имеем в сухом остатке? Минутное помрачение рассудка — и шахматный мир лишился претендента на шахматную корону и нового чемпиона. Варвара, конечно, убийца-дилетант, однако любитель древней игры, и скоро ее, вероятно, выпустят по УДО, если суд сочтет это за смягчающее обстоятельство, и за нее похлопочет городская шахматная федерация. Кокнуть кого-то убийством не считается, если за правое дело и совершено в состоянии аффекта.

Впрочем, претензий к Шимми у меня нет. Господь учил нас прощать ошибки. Так или иначе, удалось посадить за решетку всю преступную семейку: папочку и маман — за недоносительство, а Варвару за превышение полномочий в качестве суженой непосредственно убиенного ею любимого жениха. Первое дело было для нас с Шимми испытанием, чтобы мы притерлись друг к другу, раскрыли свой потенциал. И у меня нет от него никаких секретов. Это не значит, что я ему доверяю. Просто мои секреты — это мои секреты. И его секреты — тоже мои. Потому что я специальный агент, а он по должности всего лишь младший оперуполномоченный из туманности Тарантул, ко мне временно прикомандированный. Должен знать свое место.

Глава четвертая

Итак, меня зовут Алекс.

— Очень приятно, Алекс.

У меня непростая, пожалуй, сложная биография, так что рассказывать, где я родился, женился, учился я не буду. А вам и знать ни к чему. Что вам нужно знать, так это то, что я хочу поскорее вернуться в свой отель для рыбаков-любителей на Огненной Земле, владельцем которого числюсь с некоторых пор. Короче говоря, убраться отсюда, как только представится возможность несмотря на то, что мой любимый город в настоящее время может спать спокойно и видеть сны. Признаюсь, моей удали в этом нет ни грамма. Но вот не сидится мне на одном месте, и все тут. Как писал пролетарский поэт Маяковский: «глазами жадными цапайте все то, что у вашей земли хорошо и что хорошо на Западе…» Стараемся, Владимир Владимирович, стараемся. Цапать, я имею в виду. Не всегда получается, это правда, поскольку мало что осталось. Нынче тренд такой в стране в моде: цапать все то, что плохо лежит, прибрать к ручкам, что прилипло, освоить выделенный на нацпроекты бюджет. Деньги, я бы сказал, немалые, наоборот, очень даже большие. Тех руководителей, кто не справился с задачей освоения средств, по традиции принято отправлять в почетную отставку в органы госконтроля, в законодательные собрания, в сенаторы — чтобы всем была наука! Немного ранее, кто еще застал, в структуре МВД существовал специальный репрессивный орган под аббревиатурой УБХСС, помните, конечно? Который расхитителям личной, общественной и государственной собственности давал по рукам, — всем, кто цапал. Так, то было раньше. Когда народную собственность всю растащили, заграбастали, вымели по сусекам, УБХСС стало вроде ненужного государству аппендикса, — его взяли и вырезали на всякий случай. Потому что, если с коррупцией опять начать бороться, государство может этого не пережить и развалится. А оно вам надо?

День как день. Не лучше и не хуже других. Некоторые люди радуются солнышку, другие дождику — я же говорю себе: «Он подарил мне еще один день жизни». Разве не так? Временная безработица не напрягает. В отличие от настоящей не нужно стоять в очереди на бирже труда, искать вакансии по объявлениям в газете или на интернет-сайтах. У нас с Шимми есть работодатель. Стоит ему приказать — и мы тут же полезем в драку. Без лишних слов и отговорок вроде: у меня сегодня день рождения или романтическое свидание при свечах с незнакомой девушкой. «Отмазки» не работают. Мы в полном распоряжении Самаэля. Он в полном смысле этого слова наш хозяин и душеприказчик. Если что не так, он не вытурит тебя с работы, а просто сотрет в мелкий порошок и развеет над Северным Ледовитым океаном. Мало кому может это понравиться, по крайней мере, лично я не встречал пока такого человека, и потому мы с Шимми справедливо, как нам кажется, относим себя к категории «богобоязненных», хотя церкви, мечети, храмы и синагоги не посещаем вследствие отсутствия свободного времени. Молиться можно и у себя в комнате дома, незачем выставлять свою религиозность всем окружающим для мебели, что Он может счесть за гордыню, а гордыня — один из самых тяжких грехов человеческих, как вы, наверное, знаете, если читаете на ночь Библию.

Лежать на диване, когда ты остался без работы, и плевать в потолок — лучшее времяпрепровождение, какое я знаю. Спать по полдня тоже ничего: выспавшись, ты готов ко всяким передрягам. А на диване не нужно ни с кем разговаривать, болтать по телефону, просто тупо молчать и плевать в потолок. В переносном смысле. Мне не скучно наедине с собой. Мне говорят: гениальность — это не что иное, как высшая и последняя стадия работоспособности. Звучит смешно, как империализм — высшая и последняя стадия капитализма, которому кранты наступают. А если работы нет? Ох, уже мне эти шутники… Будь моя воля, я бы их отвез на рисовое поле в Сибири, и пока его полностью не засеют, домой не вернутся. Всю Сибирь? — а почему нет? Там сейчас много свободного пространства после лесных пожаров, а зола — лучшее удобрение, не хуже гуано с острова Святой Пасхи или Рапануи. Вот вам и готовый бизнес-план, моя очередная импровизация лежа на диване. Не пропадать же добру, что сделано, то сделано, что сгорело дотла уже не воскресишь. Но не моё это — сочинять бизнес-проекты. Идеи разные фонтанируют, но не моё. Я на службе, а наша служба и опасна, и трудна, как в песне поется. Каждую минуту могут позвонить и призвать. Жду дальнейших распоряжений.

Энергии у меня, как у фокстерьера. Могу часами лежать и ждать, чтобы скрасить одиночество, свойственное всем талантливым людям. Но под покровом секретности. Потому что я как бы есть, и в то же время меня как бы не существует. Это трудно понять, я знаю, но жизнь вообще достаточно сложная штука, каждый день в этом убеждаюсь. Поэтому советую принять на веру и как должное все то, что произошло и еще может произойти в дальнейшем со мной и моим партнером Шимми. Как всякому рассказчику, нам позволительно некоторое преувеличение, попросту говоря, чуточку вранья не помешает.

Честно говоря, я и не предполагал, что застряну здесь на неопределенное время. Очень зря. А все Шимми. Испортил мне отпуск, который практически и не начинался. С другой стороны, мне не за что его винить. Все, как в сказке, было предопределено заранее, разумеется, в том числе и встреча с ним возле «Вознесенской». Его послали — он пришел/ушел. Любой на его месте поступил бы точно так же. Но я пока плохо себе представляю, как я буду работать с ним каждый день, видеть его каждый день, слышать его каждый день. Из меня, кстати, вышел бы неплохой ученый-историк, учитывая мою страсть к разным историям. Я, если хотите знать, с самого детства намеревался поступить на исторический факультет Университета. Но конкурс был просто огромный, уж не знаю, почему, и судьба распорядилась так, что меня переманили на только что наспех созданную кафедру магических наук при факультете психологии, — для нее было нужно выбить финансирование, а для этого были нужны студенты. «Кафедра» — она так и называлась в целях конспирации — позиционировалась как не совсем полноценная, с боку припека: приходи на занятия, когда хочешь, уходи — когда хочешь. Но диплом выдавали настоящий, всамделишный — практикующего эксперта со специализацией «психолог-исследователь». Да и учиться на «кафедре» было соблазнительно, всего два года, вроде факультатива. Скороспелка, короче говоря. Однако, предметы, что предстояло изучить за эти два года, внушали уважение: современная закулисная дипломатия, несколько иностранных языков, история тайных обществ, русская классическая литература и многие другие дисциплины, о чем строжайшим образом не рекомендовалось сообщать посторонним. Отец отговаривал меня, как мог: мол, страна нуждается в специалистах другого рода, Родину защищать. Отец был человек старой закалки, боевой офицер. Мечтал, что я по его стопам пойду, надену китель и фуражку с кокардой. Как будто нельзя совмещать первое со вторым. Так случилось, что я его не послушал, надоела родительская опека, хотелось самостоятельности. Самаэль, дай бог ему здоровья, прекрасно понимал моё состояние, — скорее всего, он приметил меня еще раньше, — и перед самым выпуском подписал со мной контракт на всю оставшуюся жизнь, о содержании которого я вам ничего не скажу, поскольку дал подписку о неразглашении и получил высший уровень допуска к секретам. Даже справка с тех пор сохранилась от первого отдела Небесной канцелярии.

Как все это произошло, знакомство с магией, я имею в виду? Еще на вступительных экзаменах в университет. Математика, насколько я помню, была основным испытанием для абитуриентов. В билете пять задач. Одна страшнее другой, причем, все на сообразительность. Мне шахматы тогда очень помогли справиться с волнением и с задачками. Но последняя никак не решалась. Я все испробовал, и так, и сяк, — а ответа нет. Может, его и вовсе не было. Знаете, такие задачки специально включают в экзаменационные билеты, чтобы засыпать студента. Тот, кто принимал экзамен, хитро посмотрел на меня: что, мол, сдаешься? А я набрался храбрости и прямо ему в лицо: у задачи вашей нет решения. Он аж на стуле заерзал, обхватил голову руками, видимо, не ожидал от меня такой наглости, едва волосы на себе не рвет. Но потом взял себя в руки и смягчился. Ладно, говорит, вижу, ты юноша смышленый, наверное, и в шахматы играешь? Я скрывать не стал: первый, говорю, разряд имею. Он тогда широко улыбнулся: ступай, говорит, мы с тобой еще свяжемся… А зрачки у него в тот момент засветились, не поверите, внутренним огнем: две яркие красные бусинки, как у китайского дракончика. И произнес вдогонку: «А шахматисты нам нужны!» Я потом по дороге домой в трамвае размышлял над «эффектом красных глаз» и возможной связью между шахматами и магией. Раньше вроде не замечал. Поведение преподавателя показалось мне странным, — или ему была интересна моя реакция, как я отреагирую на его слова, — кому именно «шахматисты нам нужны» и зачем кому-то, мне неизвестному, со мной связываться? А как же красные глаза? — может, от бессонницы или аллергия на абитуриентов. Я не придал этому значения и тут же забыл, посчитав за мелочь: меня распирала радость, что я стал студентом. Карьера великого шахматиста, гроссмейстера мне не светила, да и не прельщала, честно говоря, я это понимал, но для развития когнитивных способностей — почему нет? Помните, Маяковский выразил пожелание, когда находился, образно говоря, в одной комнате с Лениным: «Шахматы ему — они вождям полезней». От Владимира Владимировича — Владимиру Ильичу, так сказать.

В университет меня приняли, зачислили в запасную, то есть, резервную группу по квоте для спортсменов. После первого же семестра около половины студентов из нее отсеялось, еще столько же были отчислены, — нам сказали, что это слабое звено, — а из оставшихся создали элитную группу с повышенной стипендией, перед которой и была поставлена задача в короткий срок овладеть в дополнение к основному курсу еще и специальными магическими дисциплинами и искусством перевоплощения. Не МГИМО, но что-то наподобие. Для чего им нужно было столько магистров, я не знаю, но мир большой, а начальству ведь не прикажешь и ему всегда виднее. Кстати, у нас было свое начальство и учебная программа, утвержденная Высшим советом по магии, а учет и контроль за студентами и успеваемостью соблюдался особенно строго. Вы, наверное, думаете, что я стал магом? Ничего подобного. Диплом и одна видимость. Короче, в пожарном порядке подготовленный молодой специалист из категории «я знаю, что ничего не знаю» для участия в проектах Управления специальных операций. Обыкновенный исполнитель, стойкий оловянный солдатик, которого легко заменить на такого же оловянного, если что-то пойдет не так, и отречься от него, если сцапают во время выполнения задания командования в тылу врага.

Так вот. В один прекрасный день… Вы, наверное, заметили, что все прекрасное начинается в один прекрасный день? Так вот, в один прекрасный день это и произошло. Кажется, на последнем семестре, точнее, незадолго до защиты дипломного проекта. Впрочем, неважно, поскольку произошло. Я спешил на консультацию у куратора, опаздывать было нельзя. Она стояла у окна, огромного окна, которыми были оборудованы стены, выходящие на Неву. С видом на золотой шпиль Главного Адмиралтейства, с венчающим его корабликом-флюгером, и на величественный Зимний дворец. На той стороне — главные достопримечательности Петербурга, внесенные во все рекламные проспекты: строгое историческое здание Сената и вздыбленный на огромном Гром-камне Скакун, с царем на спине, облитым питерскими дождями словно медным купоросом, указующим куда-то вдаль на северо-запад своим перстом… «Отсель грозить мы будем шведу». Я никогда не засматривался на Неву, течет себе и течет, привык за многие годы, куда ей деваться в гранитных-то берегах, как в кандалах. Но девушка у окна меня поразила. Не иначе, стрелой Амура. Ее волосы… О, какие это были волосы… Огненно-рыжие, натуральные, то есть, не крашенные. И глубокие ярко синие глаза. Такие глаза встречаются раз в столетие… Упустить шанс я не мог.

— Вы прекрасны, как утренняя заря! Как Аврора, — уточнил я на всякий случай.

— Что вы говорите?

Она с интересом разглядывала меня, ничуть не смущаясь. Парень я не робкий и сразу приступил к делу.

— Хочу пригласить вас на чашечку кофе, соглашайтесь, не пожалеете.

— Соглашусь, если вы сможете меня удивить. Предупреждаю, я заядлая кофеманка. Ни дня без кофе, в любое время.

— Это недалеко. В Александровском парке. Прогуляемся после занятий. Договорились?

— Идет. До встречи. А как тебя зовут, твое имя?

— Алекс. А ты — Анна. С кафедры древних языков. Очень приятно.

— И мне. Как догадался?

— Легко. У меня дар отгадывать имена.

— Всех девушек?

— Нет, только тех, которые мне нравятся.

— Здорово.

— Да уж. Ну пока.

— Пока.

— Значит, на «Горьковской», наверху, на выходе. Жду.

Она не заставила себя ждать, не жеманничала, не модничала. Просто взяла меня под руку, как старого знакомого или ухажера.

— И куда ты меня ведешь?

— Недавно новая семейная кофейня открылась. Сам я еще не был, но слышал, что хозяева — профессионалы, знают свое дело и в кофе разбираются. Только кофе с сэндвичами и салаты. Ты не голодна?

— Обойдусь. Пойдем, возьмем кофе, поговорим, если есть о чем. Я тебя не знаю, а ты — меня. Будет интересно. Люблю знакомиться с незнакомцами.