Бесплатный фрагмент - Надо жить умеючи

Предисловие к книге

Завязочки и развязочки

Счастливы ли нынче россияне?.. Тфу-тьфу! Изыди, Сатана, изыди! Это не я, это, клянусь, нечистая сила подталкивает задаваться сим вопросом. Кабы я… Ни в жизнь бы!.. Могу поклясться на Святом Писании. Ну, какие вопросы, Бог мой?! Конечно же, счастливы! Скажу больше, бесконечно и безудержно счастливы. Взгляните на лица — и сами всё поймете. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем тыщу раз услышать. Особенно нечего слушать тех, с Запада. Они ведь кто есть? А самые настоящие злопыхатели, агенты-злоязычники, несущие к нам всякую заразу, пытающиеся всеми силами измазать нас дегтем. Это ведь они выдумывают небылицы разные и рассеивают их по миру. Нет, надо же додуматься до такого, что сравнить по уровню жизни мою страну с Венесуэлой, то есть загнать во вторую сотню в мировом списке?! Пусть отсохнут их языки, позволяющие этакое ляпать; пусть отвалятся их лапы, стряпающие подобную размазню! Нет, я так вот прямо, несмотря на косые взгляды Цензурного Комитета, выражусь: моя страна — самая счастливая, а весь остальной мир ей завидует, а потому полыхает, будто Змей-Горыныч, злобой. Не надо, ребята, раскачивать нашу лодку: ничего из этого не выйдет; нас, мужики, непросто раскачать; силы потратите несметные, а в итоге — пшик выйдет.

Ну, с другими понятно. А я? Счастлив ли? Ну, может, чуть-чуть поменьше всех прочих, но все равно счастлив и рад до бесконечности. Иногда, правда, позволяю себе что-нибудь буркнуть непотребное, но тут на меня наваливаются всей своей многомиллионной массой россияне и начинают воспитывать.

— Ты чего, — орут, — сволочь растакая-рассякая, хайло раскрываешь? Какого рожна тебе, — пуще того базлают, — еще надо? Жив покуда, — убеждают, — и за то благодари. Дышишь, — многозначительно так добавляют, — кислород по-прежнему не перекрыт — это ли, — уверяют меня, — не самое большое благо, за которое надобно в церкви в знак благодарения свечечки ставить и лоб об пол расшибать.

Я ведь что? Согласный… как и все россияне. Каюсь и исправляюсь. Вон, мои сочинения. Взгляните. Чем заканчиваются? Хеппи-эндом непременно, то есть счастливой для всех действующих лиц развязкой, иначе говоря, от меня веет одним позитивом, тем самым позитивом, который внедряется в мое сознание последние, как минимум, пятнадцать лет.

Конечно, не стану это глубоко прятать, хочется чего-то большего, то есть быть счастливее, встать вровень с избранными, почувствовать себя, как и они, безмерно счастливым, иначе говоря, чтобы и у меня, кроме кислорода, которым дышу, было абсолютно всё, что бы душенька моя не пожелала. Слишком многого хочу? Так ведь, сами же знаете, аппетит-то приходит когда? Во время еды, славные вы мои, во время еды!

К тому же вопрос о счастье — философский; глубок и многогранен; наука, особенно марксистско-ленинская, претендующая на истину в последней инстанции, трактует…

Первое. Счастье — это понятие морального сознания, обозначающее такое состояние человека, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворённости условиями своего бытия. А раз так, то вправе ли я и все другие россияне бурчать по поводу того самого нашего бытия, которое, кстати говоря, определяет сознание, поскольку мы удовлетворены полностью и окончательно? Нет и нет!

Второе. Счастье — это понятие имеет историческое и классово определенное значение, а посему, по мнению марксистов, носит нормативно-ценностный образ. Понятно вам? Если, к примеру, исторически так получилось, что я сподобился появиться в сей стране, то и обязан довольствоваться ею предписанным счастьем. С другой стороны, если принадлежу к классу наших же пенсионеров, то надлежит мне быть счастливым от пенсиона, положенного именно мне установленной нормой и не хныкать по поводу того, что от пенсиона (после обязательного взноса в кормушку страны) ничего не остается и на сладости или фрукты нечего страшно таращить глаз.

Третье. Критикуя буржуазно-индивидуалистическое понимание счастья, классики марксизма-ленинизма подчёркивали, что стремление человека исключительно к личному в отрыве от общественных целей вырождается в нечто, попирающее интересы других и морально калечит носителей. Так-то вот: никакого эгоизма и лучше, если о нем даже не вспоминать, а в противном случае все станем калеками, выродимся в моральных уродцев. И пример Запада — наглядное тому свидетельство: мы — процветаем, становимся чище и краше, а они — все гаже и гаже, ибо гниют прямо-таки на корню, распространяя по планете свое мерзкое зловоние.

Четвертое. Маркс, основоположник своего понимания счастья, видел его в неустанной и кропотливой борьбе. И оно противоположно всем обывательским представлениям. Это не идиллическое состояние удовлетворённости существующим положением, а, напротив, постоянное стремление к светлому будущему и преодоление препятствий на пути к нему, не достижение собственного благополучия, а полное развитие и использование своих способностей в сознательной деятельности, подчинённой достижению общих целей. И никак не иначе: мирись с настоящим. каким бы оно ни было, забудь о сегодняшнем, о том, что кошелек твой наполовину пуст, наоборот, представь, что он наполовину уже полон, и борись за то, что когда-то, возможно, и будет, то есть кошелек наполнится до краев. Только в этом случае получишь удовлетворение от счастья, ощутишь его в полной мере.

Своим случайным экскурсом в науку хочу читателю лишь объяснить, что преамбула неслучайна. Преамбула многое может объяснить из того, что будет мною изложено ниже.

А ниже, между прочим, попробую рассказать о некоторых элементах жизни лишь трех весьма-таки счастливых семеек, до чрезвычайности счастливых ячейках общества; попробую доказать, что несметное счастье обретается в отчаянной и неусыпной борьбе, коей отличаются мои герои и к которой, напомню, призывал Маркс.

Ну, а если что не так, то можете забросать меня каменьями-булыжниками пролетариата.

Счастливая семейка

1. Мужичок в кепке

Итак, вот она, та самая счастливая из самых счастливых семеек. В ней, то есть в счастливейшей семейке, — трое сознательных членов.

Во-первых, главарь клана, мужичок в кепке; мал росточком (впрочем. его ныне живущие покровители не выше), однако шустрый до ужаса, живчик этакий; правда (прошу пардону за постоянные оговорки), еще каких-то четверть века назад о нем никто и слыхом ни слыхивал. Да, был никем, средним инженеришком на одном из столичных заводов, однако стал… И это куда важнее. Видимо, боролся по-настоящему, чтобы из одного класса перейти в другой. И перешел. Время тогда благоприятствовало таким: бури бушевали в стране и выживали лишь самые счастливые.

Поначалу мужичок в кепке держался в тени, осторожничая, присматривался к окружающей обстановке. Не пацан, чтобы горячиться. а под пятьдесят уже тогда было. Соображать должен был, взвешивать все «за» и все «против». Сообразив, наконец, вступил в игру. Весьма хорошо, профессионально повел свою партию. Прежде всего, удачные ставки сделал, поставив на ту лошадку, на которую тогда следовало. Лошадка, после упрямой и потливой гонки, оставив позади всех конкурентов, у которых были куда большие преимущества, пришла первой. Значит? Приз — в кармане у игрока, то есть у того самого мужичка в кепке. На него обратили внимание: мал, дескать, да удал.

Тот, который в результате отчаянной борьбы за выживание, за личное и общественное счастье, тогда оказался на Олимпе, глядя сверху вниз (русским богатырем он смотрелся, если не Ильей Муромцем, то Алешей Поповичем точно), похлопав покровительственно мужичка в кепке могучей дланью по плечу, приблизил к себе. Ну, а тот, то есть мужичок в кепке, не будь дураком, смекнув, что и почем, принялся за верную службу. А богатырь? Смотрит на служивого и нарадоваться не может: таких-то преданных слуг у него, на которых можно опереться, — раз, два и обчелся.

А мужичок в кепке того больше старается. На площадях, при скоплении народа столичного орет здравицы, бывало, так, что из одного неприличного места, кажется, росток подается. Про таких при царях-императорах говорили: без лести предан. Ну, а преданность нуждается в поощрениях.

Богатырь, надобно заметить, душой щедр был и своих людей обласкивал, в том числе и мужичка в кепке. Так что вскоре он стал на глазах полнеть и розоветь. А это о чем свидетельствовало? О том, что мужичок в кепке, похоже, зажил лучше прежнего, счастливее.

Не прошло и года, как мужичок в кепке стал уже столичным градоначальником. Предшественник-то был, конечно, прожженным демократом и либералом (Павлов его фамилия), но управленцем оказался ни к черту, точнее, ни Богу свечка, ни Черту кочерга. И что? Ушли его.

Новенький градоначальник, засучив рукава, принялся за вверенное народом дело. И не зазнался: по-прежнему славил почем зря главного государственного правителя, то есть того самого русского богатыря, похожего на Алешу Поповича.

Но… До поры, до времени. Будучи в ином статусе, вновь стал присматриваться к внутренней государственной кухне, к закулисью, значит. И не мог не сообразить, что в окружении покровителя его не всё ладно. Да и сам покровитель, несмотря на внушительную по-прежнему внешность, стал сдавать, побаливать, терять былое могущество и мощь богатырскую. Хуже того, стал заговаривать, что ему пора уйти на покой. Этого делать он не должен был. Главный государственный правитель должен был сначала всех скрутить в бараний рог, чтобы окружение даже помыслить о чем-то худом боялось, а тут же… Телевидение, пресса полощут почем зря, а он — хоть бы ухом повел в их сторону. Будто так и надо, так и должно быть в новой исторической обстановке.

Не лучше и ближний круг. Все стали плести интриги, толкаясь локтями, затеяли возню за место под солнцем. Иные вынашивали мысли взлететь на Олимп, спихнув ослабевшего правителя.

Мужичок в кепке, глядя на возню, понял: его лошадка, на которую он ставил и выигрывал, выдохлась и плетется еле-еле. Что делать? Одно: чтобы не оказаться в проигрыше, надо менять игру. И он начинает публично пофыркивать на своего вчерашнего покровителя; вместо прежних хвалебных од и здравиц, полилась из его уст хула. И такая, что… С подачи мужичка в кепке заговорили о том, что семья правителя погрязла в коррупции, что жиреет до неприличных размеров. Конечно, никаких конкретных фактов не было (во всяком случае, в вездесущем списке журнала «Форбс» среди самых богатых россиян ни одной фамилии членов этой семьи не значилось), но… Главное облить помоями, а пусть-ка они отмоются потом. К тому же у русских есть поговорка: дыма без огня не бывает.

Этот правитель, оболганный своими же соратниками, ушел в отставку. Уходя, попросил у народа прощения, если что-то сделал не так.

Его место занял другой, но с благословения уходящего. Более того, уходящий создал приходящему решим наибольшего благоприятствования, стало быть, укрепиться на вершине властной пирамиды последнему было проще пареной репы.

Пришедший, оглядевшись и оправившись от свалившегося нежданно-негаданно счастья, поманил пальчиком мужичка в кепке и шепнул на ушко:

— Помню… Хвалю… Молодчина…

Мужичок в кепке, ухмыльнувшись, сделал вид, что не понимает нового правителя, и заскромничал:

— Так это… Ну… Рад стараться, конечно, но… Не за что… Пока не заслужил…

Новый правитель, чуть-чуть сердясь, прервал:

— Не валяй Ваньку! Кто, как не ты, первым повернул паруса своей шхуны, изменил курс, выбрав самый правильный?

Мужичок в кепке понял сплошные аллегории, но, опустив махонькие глазки и продолжая скромничать, заметил:

— Не только я… Были и другие.

— Верно, были, но ты, как шкипер, оказался проворнее и ловчее всех; сразу разнюхал, где и с кем тебе будет счастливее, штурвал крутанул смело и в нужную сторону.

— Знаете ли…

Новый правитель прервал: он не любитель слушать чужие разглагольствования, он любит, чтобы другие внимали ему.

— Ловок, ничего не скажешь, ловок… Видел, как твои меткие хуки справа и хуки слева чувствительно бьют по старому правителю, бьют по самому больному его месту.

— Не хотел… Как-то само собой получалось…

— Не оправдывайся… Не стоит, ибо одобряю и приветствую… За что ценю… Я и сам с отвращением смотрел на происходившее в той «семье»…

— Но…

— Да, молчал… Тактику такую выбрал… Дал возможность таким, как ты, высказаться, самоопределиться… Мне надо было понять, с кем ты, товарищ, и на чьей платформе стоишь.

— И… поняли? — зондируя почву, осторожно спросил мужичок в кепке.

— Из наших ты…

— То есть… Ну…

— Ты, как и я, на дух не переносишь дерьмократов и либералов.

— Да я бы… Да если бы… Всех их, как клопов, передавил!

По скукоженному лицу нового правителя пронеслась молнией ядовитая ухмылка.

— Придет время — всех, по одному перещелкаю.

Услышав этакое откровение из уст нового правителя, мужичок в кепке возрадовался и почувствовал себя счастливее прежнего. Потому что понял, что птицу удачи, именуемую еще фортуной, он вновь крепко держит в своих руках. Поверил, но боялся, что все это всего лишь сон, а не реальность. Вот это напрасно: новый правитель явно стал демонстрировать и с первых же шагов суровую реальность. Окончательно уверовав, что дело имеет не с мистификацией, мужичок в кепке развернулся во всю ширь своей широкой натуры. Ему в этом никто не мешал, да и если бы посмел кто с ним бодаться, получил бы по рогам — со стороны нового правителя-единомышленника, который привык в доску своих не сдавать, чего бы ему это ни стоило. За ценой не стоял, не стоит и стоять не будет. И это вызвало у мужичка в кепке особенное почтение, можно сказать, даже преклонение, ибо сам был таким.

Это ли не счастье, когда судьба сводит и крепко вяжет с родственными душами?!

2. Пластиковая эпопея

Тихой сапой на сцене появляется второй член семьи, о которой я рассказываю, — некая мадам Баторлина. О ней мне известно немногое, но даже оно, то самое «немногое», дошло до меня благодаря одному телеведущему одного популярного телеканала, а именно: Серёжке Даренко.

Вот этот самый журналист-проныра, то есть Сережка Даренко, покопавшись в прошлом, установил следующее…

Во-первых, Елена Баторлина — инженер-химик, то есть именно тот самый специалист, который умеет и любит химичить, случайно оказалась в одном из далеко не самых важных отделов столичной мэрии, где целыми днями шуршала деловыми циркулярами, раскладывая и подшивая их по папкам.

По мнению Сережки Даренко (спаси Боже, мое мнение тут ни при чем), та Ленка так и сидела бы, как серая мышка, по сию пору да шуршала бумажками, но, на ее счастье, однажды в отдел (совершенно случайно) заглянул на минутку мужичок в кепке, который на тот момент не был еще важной птицей. Заглянул, взглянул на всю в бумажной пыли Ленку и ахнул. Он сказал: «Это моё!» И она стала его, несмотря на то, что у мужичка в кепке были законные жена и дети. Чувства, извините, большие чувства возникли, а с ними попробуй поборись. Осуждать и злословить может лишь тот, кого никогда не посещала любовная страсть. Так сказать, не суди да не судим будешь.

Во-вторых, опять-таки по мнению Сережки Даренко, на первых порах ничто не предвещало, что гадкий утенок, то есть Ленка, обратится однажды в прекрасную лебёдушку, сверкающую драгоценностями, как большой и модный ювелирный бутик, по которой впоследствии обзавидуется и лопнет от злобы вся женская половина страны.

Преобразования станут заметны тотчас же, как только мужичок в кепке, то есть сожитель Ленкин, воссядет в кресло столичного градоначальника и возьмет бразды правления городским хозяйством в свои маленькие, но крепкие руки.

Как-то раз мужичок в кепке заглянул на один из самых больших стадионов города. Взглянул и вчистую расстроился, нет, не раскраснелся, а позеленел.

— Возмутительно! — вскричал он. — Как можно?!

Свита сначала ничего не поняла и стала перешептываться между собой: «Что вызвало гнев градоначальника?» Все лишь плечами пожимали.

А мужичок в кепке продолжил ругаться.

— Это, — он ткнул пальцем-коротышкой в одно из неказистых зрительских сидений, — что такое, а?! Стыдно! Позорно для столицы!

Кто-то из свиты попробовал объясниться:

— Так это… Оно, конечно, рухлядь… Понимаем… Но замена нескольких десятков тысяч кресел влетит в копеечку… Где взять такие большие деньги, когда страна в долгах, как в шелках?

— Я дам деньги! — воскликнул мужичок в кепке. — И столько, сколько надо. Но, — он прищурился, — расходование возьму под личный контроль.

Опасные деньги, которые дает градоначальник и трату которых он намерен лично контролировать, но… выбора нет. Все согласились. Через полгода на стадионе сверкали всеми цветами радуги новенькие кресла. Зрители — в восторге, мэрия — тоже. Нет, зрители счастливы были больше. Потому что преимущества пластиковых кресел они оценили первыми. Они, то есть новые кресла, легко делятся на части, поэтому во время спортивных страстей, которые не редки во время футбольных или хоккейных баталий, могут служить одновременно как орудием нападения на противника, так и средством самозащиты от нападающих. Иной раз, будто бы, после матча гренадеров до половины кресел приходится менять. Ничего: поставщик этой продукции — надежный и, значит, какие проблемы, особенно, когда затраты несет мэрия.

Всем хорошо и никто не в обиде. Но влез в эту проблему всё тот же препротивный Сережка Даренко. И стал вещать с телеэкрана, нести всякую околесицу.

— Я знаю тайну, — загадочно говорил он телезрителям, — кто стоит за проблемой пластиковых кресел. Это, — выпаливал он на одном дыхании, — столичный градоначальник, который платит, а также его сожительница, которая распоряжается деньгами, изготовляя на своем кустарном полуподпольном производстве эти самые кресла. Так что бизнес поставлен на широкую ногу. Под сурдинку, — добавлял он, — Ленка Баторлина завалила торговые сети своей пластиковой продукцией — ведерками, тазиками, ванночками, лейками. ковшиками.

Намек понятен: речь шла об успешном семейном бизнесе, где одни (имея в виду городской бюджет) финансируют, а другие тратят на всякую ерунду.

Столичную общественность до крайности возмутили злобные нападки телевизионного крикуна. Оно понятно: мужичок в кепке (в купе с семьей) делает для народа доброе дело, поощряет частную инициативу, поддерживает предпринимательство, а ему — палки в колеса. Ну, кому это понравится? Извините, никому!

Пластиковая эпопея, наконец, стала забываться. Этому способствовало то обстоятельство, что крикуна, то есть того самого злобного Сережку Даренко, сначала лишили телеэфира, а потом и вовсе выперли с телеканала. У других журналистов смелости и отваги сильно поубавилось и они постарались зажмурить глаза на всё, что связано со «счастливой семейкой». Долго-долго обходили стороной, приговаривая: «Ничего не видим, ничего не знаем и знать ничего не хотим». И я на их стороне. В самом деле, дураки, что ли, чтобы самим рубить сук, на котором сидят и где самодовольно кормятся? К тому же хорошо с детства усвоили народную мудрость: с сильным — не борись, с богатым — не судись. Ну, в том смысле, что себе дороже.

3. Столичная бизнес-леди и ее подручные

Утратив такого ценного информатора, каким для меня являлся Сережка Даренко, я взгрустнул. Однако не утратил надежд, что когда-нибудь да что-нибудь нарисуется на моем горизонте. На всякий случай, стал складывать в личную корзиночку всякие такие мелочи, случайно просочившиеся сквозь сито Цензурного Комитета.

Через десять лет кое-что набралось.

Первая ласточка прилетела с далекого и проклятого Запада, более сведущего в делах моей страны, чем я. Журнал «Форбс» сообщил: в списке самых богатых людей мира, то есть миллиардеров (разумеется, в долларовом эквиваленте), нашлось местечко и русской предпринимательнице, а именно: Елене Баторлиной. Первой и пока единственной, между прочим, среди моих соотечественниц.

Это ли не предмет гордости?!

Вторая новость: оказывается, сожительница мужичка в кепке подмяла под себя (и когда только успела?) почти весь градостроительный столичный комплекс; именно ей доставались чудесным образом самые лакомые кусочки этого ее нового бизнеса, особенно, те, которые финансировались из бюджета города; именно она, Елена Баторлина, выигрывала конкурсы, когда на торги выставлялись другие лакомые кусочки, то есть престижные городские земельные участки под будущую застройку.

В самом деле, не родись красивой, а родись счастливой.

Подпал под влияние новоявленной миллиардерши и один из крупных столичных банков, где главным акционером была столичная мэрия, точнее говоря, градоначальник, мужичок в кепке и где любила брать кредиты под щадящие именно лично ее проценты.

Другие предприниматели смотрели и лишь цокали языками от восхищения. Некоторые восклицали:

— Крутая баба! Надо же, как широко шагает бизнесвумен!

Хоть и шагала широко и работала не покладая рук Елена Баторлина, но и она стала испытывать нужду в верных и надежных руках (ну, помимо сожителя, конечно). Поколебавшись, взяла в свой бизнес братца единоутробного, по натуре дельца Витюшку Баторлина, который также мечтал стать богатым и знаменитым.

Мужичок в кепке одобрил решение сожительницы:

— Хм… На кого и полагаться, как не на родного человечка, члена семьи?

Шурин всегда с благодарностью об этом серьезном обстоятельстве вспоминал.

Потом, спустя годы, возникло одно «НО». Братец, оказалось, обожал всякую публичность, шумиху, а бизнес любит тишину и плотные покрова таинственности, а иначе…

То Витюшка Баторлин вылезет на телеэкран и на своем примере пустится в поучения, как народ должен, чтобы не прогореть, правильно вести бизнес; то возьмется рассказывать, как надо уметь создавать крепкие брачно-семейные отношения и как много здесь зависит от позиции мужчины, главы семьи.

Потом и вовсе прозвучал тревожный звонок.

Однажды желтая пресса, а за нею и главные телеканалы, сообщили, что Витюшка, брательник миллиардерши, выкрал у жены, с которой решил развестись, собственное дитя. Глупость несусветная: ну, как, скажите на милость, может украсть родной отец родное ему дитя? Такие уж мозги у журналистов, если они подобного не понимают и транслируют на весь мир.

Как бы то ни было, поднялся шум. Начались бесконечные шоу, в которых главным злодеем выглядел Витюшка Баторлин, который не разрешает видеться матери с «украденным» ребенком. Эксперты в голос стали говорить: это стало возможным благодаря большим деньгам, намекая на безграничные возможности сестры-миллиардерши. На мужичка в кепке не кивали: наверное, боялись. Впрочем, тут наверняка не скажешь, от кого может исходить главная опасность.

Ну, кому это понравится, а?

4. Вор у вора дубинку украл

Одна всемирно известная своими причудами страна протянулась по планете на многие тысячи километров. И сие обстоятельство является козырной картой народа, населяющего необъятные просторы. Да и, в самом деле, как не кичиться подобной самобытностью, ежели в одном конце государевы люди только-только продирают шарёнки от сна и говорят друг другу «С добрым утречком, голубчик!», то в другом дальнем-предальнем краю, возле синь-океяна, зевая и потягиваясь, желают другое, а именно: покойной ночи.

Есть, само собой, у страны этой и столица, точнее — столиц две и этим народ также страшенным образом гордится, но речь пойдет сейчас о той, которую народ именует первопрестольной. Она, то есть первопрестольная, не только напичкана идолами, а и имеет, на манер египетских, свою мумию и кладбище прямо на главной площади, на той самой площади, где по праздникам грохочут танки, где толпы веселого народа поют и пляшут. Это обычай у народа такой: предаваться утехам на костях своих предков. Это, говорят, ну, то есть отрываться по полной программе, очень круто!

Ну, а там, где круто, ясное дело, и крутой градоначальник, который пришел в столичную мэрию двадцать с гаком лет назад, по мнению очевидцев, голодранцем, а покинет, когда придет пора, мягкое мэрское кресло, уехав (на зависть иным заморским королям) на крутой «тачке» и с приличным пенсионом. А что? Знай наших! Мужичок в кепке, если честно, себе на уме, о чем упоминал, но повторить — не такой-то уж и грех. Впрочем, речь (сейчас, по крайней мере) не о нем, точнее не столько о нем, сколько о сваре в ближайшем окружении тогдашнего градоначальника.

История тут такая… Скверная, прямо скажу, история. История, повергшая в шок многомиллионную столицу. И, естественно, начались дискуссии, по итогам которых имеются, будто бы, даже расквашенные носы. Не далек тот день и час, когда и до смертоубийства ведь дойдет.

Столичное общество раскололось. Правда, далеко не на равные части. Большинство — на стороне униженных и оскорбленных. Тощее и вшивое меньшинство пытается что-то там вякать насчет торжества законности, но куда им. Сидели бы да молчали лучше!

Страсти просто-таки заполыхали преогромным синим пламенем после того, как неожиданно пригласили к следователю некого Виктора Баторлина. Конечно, Баторлиных на наших бескрайних просторах великое множество. Но этот же — особенный. Чем? Ну, как же! Бомонд, элита, еще та столичная штучка. Короче, звезда. Однако это не главное: Виктор Баторлин на особицу по другому поводу. Дело в том, что этот именно Баторлин — шурином доводится, напомню, многолетнему столичному градоначальнику.

И это все объясняет, отчего общественное мнение впало в транс, почему в элитных кругах заштормило. Элита возмущена до предела: как могли задержать коммерсанта, имеющего такие заслуги перед Отечеством; кто дал право какому-то следователю грозить самому Баторлину даже арестом и препровождением до суда за решетку?! Это ли, кричат самые смелые, не беспредел?!

По правде-то говоря, этот самый Виктор Баторлин (в его жизни наступила черная полоса) начинает по-настоящему обживать скамью подсудимых: совсем недавно, скажем, стоял перед судом, но, по большому счету, выкрутился, так как получил всего-то пару лет условно. Срок, кстати, не погашен. Теперь — все куда серьезнее: следствие «шьет дело» по-крупному и обещает серьезный срок.

На чем сгорел шурин славного градоначальника? Якобы, смошенничал: предъявил к оплате фальшивый вексель, то есть пытался обжулить главу фирмы «Интека», то есть, по большому счету, свою родную сестричку.

Вообще-то, в этом деле много неясного. Журналюги наши так об истории рассказывают, что ничего не ясно: то ли Виктор Баторлин у кого-то парочку миллиардов украл, то ли, наоборот, его самого обобрали и оставили без гроша в кармане. В последнее как-то не верится, потому что еще пару месяцев назад с экрана телевизора хвастался: бизнес его, дескать, цветет и пахнет, а мошна его от прибылей неприлично пухнет.

Ничего не ясно и с уголовным делом: если участники бизнеса друг друга надули (брат сестру или сестра брата), то причем тут государство? Пусть разбираются по-родственному, друг на друга ополчаются, вооружившись кистенём, или, на худой конец, обращаются в арбитражный суд с просьбой разрешить хозяйственный спор. Ну, а если нанесен ущерб казне, то надобно так и сказать: он спутал личный карман с государственным, и тогда все встанет на свои места: Баторлин не сам по себе смошенничал, а ему порадел родной человечек, сидевший возле казны, имевший к ней заветный ключик.

М-да… Тут сам черт ногу сломает.

Некоторые мыслишки возникают в связи с тем, что бывшие прислужники градоначальника (скажем, журналист Андрюха Караульный, ведущий в своих телевизионных передачах смертный бой с коррупцией) упрямо и скрупулезно начали вспоминать про великие свершения своего покровителя: столицу-то, мол, сейчас не узнать и хозяина очернить никакой Баторлин, то есть шурин, не сможет; дескать, мухи отдельно, котлеты отдельно; дескать, шурин одно, мужичок в кепке иное, а любимая супружница третье.

И вообще, об чем речь, а? Как можно бросать даже тень на градоначальника, когда он кавалер ордена Ленина, ордена Трудового Красного Знамени, орденов «За заслуги перед Отечеством» всех степеней и прочего, прочего, прочего?

Я понимаю Андрюху Караульного и иже с ним: уважение и благодарность своему попечителю — это святое. И тут они просто обязаны защищать, не щадя живота своего, почти что отца родного, а может и ценнее того. И не только, нет, не только. Куда деть-то ближний круг хозяина первопрестольной, а? Ведь народ-то сплошь заслуженный и уважаемый, а не какая-то шоша-ероша.

Смею предположить: всё обойдется и на этот раз. Пошумят следователи да и благополучно спустят дело на тормозах. Человек, особенно, если он именитый, заслуживает снисхождения. А пара миллиардов, добытых мошенническим путем? Ну, тут бабушка надвое сказала: а что, ежели никакого мошенничества в природе не существовало? Какая беда, если один вор у другого вора дубинку украл, а третий вор истошно завопил: держи вора, держи окаянного?

5. Первая зуботычина

Все-таки в «счастливой семейке» главной скрипкой являются не Баторлины, не они и дирижируют. Мне так кажется. И поэтому спешу вернуться к главному моему герою, то есть к мужичку в кепке. Настала пора назвать его имя и фамилию, под которыми он уже промелькивал в других текстах, — Юлиан Лужкин, ставший к настоящему историческому моменту уже не площадным крикуном, а солидным государственным и политическим деятелем, скажу больше, одним из вождей, к мнению которого прислушивается даже главный правитель всех земель, Путинцев, значит.

Ходит Лужкин, мужичок в кепке, гоголем: брякающую разноцветными цацками грудь — вперед, а нос — кверху; он всё знает и обо всем уже смело и решительно судит; ему сам черт — не брат. Кажется, если внимательно присмотреться, Лужкин все-таки мечтает о большем счастье. Куда еще-то? Власть, деньги, слава, почет — налицо. Плюс всеобщая любовь горожан, бьющая все прежние рекорды. Похоже, он хотел играть еще и ключевую роль в геополитике.

Вот он в столице Венесуэлы. Встречает тамошний вождь и наш лучший друг Уго Чавес важного гостя по высшему дипломатическому разряду. Лужкину это нравится. Лужкин считает: Венесуэла правильно делает, что начинает строить социализм, а его страна совершила грандиозную ошибку, почти отказавшись в свое время от идеи строительства коммунизма. Лужкин заявляет, что наша страна могла бы и больше помогать латиноамериканцам, в том числе и в укреплении боевой мощи тамошней армии. Лужкин публично обнимается и целуется с лучшим другом Чавесом, оба, сжав кулачки, грозят Северной Америке разными там карами. Североамериканцы видят, но всего лишь саркастически хмыкают в ответ на угрозы. Потому что реальную цену этим угрозам давно знают.

Лужкин идет дальше. Он приходит к мнению, что настала пора повторить прежний вариант на игровом поле, то есть показать вновь всем, что он — вполне самостоятельная фигура и вправе играть свою игру, не оглядываясь вечно на тех, кто над ним. Тем более, когда на вершине — молод годами и неопытен в политике временщик, которого спихнуть ему, столичному зубру — пара пустяков.

В «семье» как-то, недовольно скривившись, пробурчал, тем самым выдав потаенные мыслишки:

— Противно заглядывать в рот этому сосунку и… унизительно для меня!