Бесплатный фрагмент - На выход

СОРОКА ЕЛИЗАВЕТА. Е.

«НА ВЫХОД! »

Небольшое предисловие

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Эта небольшая фантастическая новелла написана как шутка, от скуки моей теперешней жизни в забытом богом московском районе — Новокосино. Здесь фантазии, образы и личные ощущения, как и у каждого писателя, сошлись на грани реальности и вымысла.

Версия 2025 года.

*************************

Он больше не мог оставаться здесь ни минуты.

Он вышел, как плюнул и эти странные существа, которые когда то, вероятно, были женщинами, не остановили его. Дверь захлопнулась с визгом побитой шавки. В пустынном коридоре с обшарпанными стенами, в разводах мокрой штукатурки, шаги гулко звучали отражаясь от стен звонким словом — «один». Подошвы кроссовок стерлись о ржу ледяного песка, в остатки рифленых узоров впаялись осколки кирпичей со Стены. Песок и осколки хрустели под ногами звуком морозного снега.

Пульсирующий свет «Бури» слабо вспыхивал в узких прорезях окон. Окна -бойницы зависли под самым потолком занесенные сизой пылью и истекающие слизью ушедших в вой. Они вибрировали, дребезжали и напоминали насекомых умирающих под иглой энтомолога.

Яркий малиновый свет Бури лишь на секунды заполнял темные углы, вставая оттуда призраками дрожащих теней. Свет вспыхивал, как выстрел в упор и пропадал оставляя в глазах темные круги.

Сирил чувствовал запах гари, этого горевшего постоянно мира. Ледяной пот стекал по грязной спине лицу стянутому коркой застывшей в жесткой щетине слизи. Оглушающий свист переходил в вой, звуковым ударом отражаясь от вибрирующих стен.

Сирил накинул капюшон куртки и пошел быстрее.

За дни плена он узнал все сценарии наперечет. День был похож на ночь, время замерло в пульсирующих звуках. Опасность и напряжение «Бури» сначала такое заманчивое стало скучным, однообразным, навязчивым, и вечно предсказуемыми. Вечность вообще очень предсказуема.

Что есть вечность? Неподвижность — лишенная жизни.

Он выбрался, он вышел, но куда шел не знал.

Не было карты, смарт сдох сразу, как только он вывалился из Трубы. Он взорвался ледяными осколками на его глазах. Но дальше Сирила вело чутье воина — игрока, хотя невинная игра давно закончилась, и ловушка, вдруг стала смертельной. Игровой адреналин пульсирующий в жилах превратился в кровь запекшуюся на лице и изможденное тело.

Но оставаться среди «невест» полумертвых жаб, он больше не мог. — К черту, -подумал он, — лучше сдохнуть там.

«Не надо бояться смерти- слишком много чести для нее». Где он прочел это? Или слышал… Сирил тряхнул головой словно скидывая с себя лишнее

Смерть. В смерть он не верил, тем более в «Буре», в придуманной кем то «реальности без реальности», но и дыхания жизни здесь не чувствовал. Только Смерть творила этот мир — темный, жестокий и омерзительно пресный.

«Что может быть безвкуснее Смерти, у нее совсем нет фантазии " — усмехнулся он про себя. Может ли убить нереальность? Просто чья то мысль, сон, воображение… а может и твоя собственная.

Сирил сжал кулаки в холодных карманах куртки. Тяжелые пивные банки, которые он прихватил у «невест» леденили ослабшие пальцы. Рывками продвигаясь вдоль стен он заставлял себя не бежать, даже не ускорять шаг. Страх, то что правило Бурей, всегда бежит и прячется., а он больше не боялся.

Незримое присутствие чьих то глаз заставило Сирила выпрямиться. Кожаная куртка провисла на тощих плечах. Он выдохнул.

Там, где то в глубине его еще человеческой души, души того Сирила, который тогда вывалился в «Бурю» — там в той части его личности -еще он полз, бежал и кричал с забитым песком ртом. Бежал со всех ног, бежал соскребая застывшую в слизи «невест» одежду вместе с кожей, отплевываясь от затхлой вони, на каждом этом треклятом шагу.

По его подсчетам он провел в Убежище больше двадцати дней. Кто знает — может и больше. Время в Буре — это чужое время, чужого мира, мыслящее другими категориями.

«Мыслящее Время», он чувствовал его вязкость, похожую на сладкое одурманивающее вино «невест». Сирилу хотелось бы думать, что только двадцать дней он провалялся в этом аду, но точно вспомнить не мог.

Что было потом как он дополз до «Утюга», волоча бездвижные, неподъемные в ледяном капкане ноги? Он помнил только чье то тяжелое дыхание и как его волочили как мешок с дерьмом по грязному бетонному полу, а Сирил истошно орал путаясь в словах. Он не мог разлепить глаз. Они тяжелели под застывшим на веках песком. Они замерзали динариями приготовленными для Харона, тяжелили веки обреченностью смерти. «Грязный старик» — прошептал он тогда.

Потом все — тьма, провал, глухота пустыни. Падение или взлет. Безвременье.

В те первые ночи тяжелых болезненных видений он не чувствовал ничего. Все те дни он был телом, которое хочет жить. Он пробирался в липкой паутине сна или видений или видений реальности. Невозможно было понять.

«Невесты». Он знал об их существовании, но был уверен, что никогда не встретится с ними. Он был уверен — это вело его, но Буря решила иначе. Она будто поставила цель разрушить его планы, его уверенность доходящую до высокомерной самоуверенности, разрушить его самого, до самого основания, как мир, который претит ей — мир живых.

Время тянулось бесконечной пленкой смытого фильма. Глаза еле различали силуэты и образы тяжело дышащих рядом, необъятных тел. «Бесформенность протяженной материи» — вдруг вспомнил он. «Невесты» окружали его большим кругом, то нависая волной, то схлынув по пыльным углам. Сирил ел их пищу, запаха, которой не переносил, пил пиво вместо воды и это было безопаснее. Когда затянулись раны, когда к нему вернулась чувствительность ног, а глаза, как глаза зверя, стали отлично видеть в темноте они давали ему пойло, чем то напоминавшее винтажное Порто из его настоящей жизни. И он снова закрывал свои волчьи глаза. Его уводило и накрывало блаженством нереальности, а они насиловали его каждую ночь. Рабское безразличие уводило его в мир видений и иных ощущений. Это было похоже на опиумный сон, на провал. Он летел куда то вниз, в бесконечном пространстве. Он ничего не боялся, он ничего не чувствовал, он только хотел что бы все закончилось. Он был «алисой» в своем нескончаемом полете, застрявший между мирами.

Но «невесты» были нереальнее и такой нереальности.

Когда их тяжелые, бледные тела истекающие слизью адских стигматов, уставали и они развалившись вповалку засыпали на каменном полу, он выползал из этого дерьма и запрыгивал на высокий подоконник пытаясь разглядеть за грязными стеклами маленьких окон, что то похожее на ту карту, которую получил на почту, тогда еще в своем мире. Тогда… давно или недавно. Он потерял Время и начал по старой привычке пленников чертить дни, кривым ключом на бетонном полу.

Плотный туман песчаных вихрей вздрагивал вместе с малиновыми разрядами пурпурного неба.

Гроза. Гроза, которая никогда не проливалась дождем. В плотной дымке, в сизых вспышках Сирил хотел увидеть путь назад. Но не мог концентрировать внимание и снова сползал вниз в клоаку тел, в липкий ничем не кончавшийся сон.

Внизу, на холодном бетонном полу покрытым телами «невест», разорванными коробками и тряпьем, он находил самое безопасное место, где они не смогут дотянутся до него и засыпал беспокойным мутным сном. Во сне он снова бежал и полз в Трубе через каналы, снова выбивал головой жесткое дно с надписью-" «На выход» и вываливался в «Бурю».

Сирил просыпался от собственного крика и «Старшая» самая большая и неповоротливая, похожая на беременную в седьмой раз бабу, гладила его по голове грязной липкой рукой и снова наваливалась на него всем телом.

Он решил уйти, когда ему показалось, что ветер стих. Он хотел посмотреть в окно, но «зеленая», самая маленькая из них, схватила его за ногу и скинула вниз. Он обвалилися на пол, взвыв безнадержным криком. Ведь это было первое что он произнес за двадцать дней.

Все двадцать дней он молчал, терпел, наблюдал, ждал. В своем неожиданном бешенстве Сирил хотел быть по настоящему жесток. Он вскочил на ноги и хотел пнуть это существо. Животным чутьем “ Зеленая» поняла это и быстро откатилась к стене, тихо повизгивая. В слепой темноте Убежища он увидел ее светящиеся зеленоватые ноги со вздувшимися лодыжками и пульсирующими венами. Он вздрогнул от отвращения. «Невесты» протяжно завыли и сбились в кучу в углу. Пять пар блестящих красных звериных глаз глаз смотрели на него из жаркой темноты и их бесформенные тела слились в одно большое месиво. «Невесты» были совершенно безумны, но не решились напасть, когда он уходил. Он надел куртку и вышел в темный коридор.

Он шел шел вперед куда то туда, где была жизнь, где была борьба, война, он шел в конечность без безвременья. За все это время он впервые почувствовал свое тело. Он забыл о нем как своей части. Он жил только ощущениями которые давал сон, иллюзии и душная темнота. Мышцы не стали дряблыми, но он словно высыхал. Идти было тяжело. Тело с трудом слушалось его. Смерть здесь была нереальна, но вдруг стала тем, что не было обещано. Все что он пережил здесь было более реально чем он мог предположить. Внезапно он подумал о зеркале. Неплохо было бы убедиться, что это на самом деле он.

Что чувствует обманутый? Униженность. Это прошло. Сейчас Сирил чувствовал только ненависть и решимость.

__________________

Что то брызнуло ему под ноги и с визгом взлетело к потолку. Сирил припал на колено затаив дыхание. Что то похожее на сомнения, на рабскую осторожность прыгнуло жабой и заставило притормозить. Ему показалось, что он переоценил свои силы, что ноги слабы, что он не запасся пищей, что вой Бури усилился. И весь этот джаз!!

Он медленно встал и оглянулся. «В аду не оглядываются, дурак» крикнул он сам себе. Резкий порыв ветра, как удар в поддых, сбил Сирила с ног. Он тяжело свалился на оба колена и взвыл от боли. Битое стекло впилось в плоть.. Мокрое кровавое пятно расползалось на по грязной штанине. Он животным чутьем почувствовал запах собственной крови, человеческой крови.

Где -то за спиной, вдалеке скрипнула дверь Убежища. Песок хрустнул под ногами тяжелого тела. Тьма и пустота пригласила его обратно, в безвременье вечного сна, в безличность ублюдочной псевдо жизни.

— Нет, прохрипел Сирил — и слегка прихрамывая побежал к выходу. Раненное колено пульсировало болью. Он сжал зубы так, что почти остановил дыхание. Незримое присутствие чьих- то глаз снова было здесь и не он мог позволить себе кричать.

С каждым метром ледяное дыхание Бури начинало свое движение ему навстречу. Где то там, впереди был выход на Парковку. Иконки указателей попадались все чаще, тусклый свет под потолком гас по мере его продвижения, словно кто то стрелял по лампам. Сирил бежал все быстрее и на Парковку уже скатился, не замечая ступеней.

Утопленная в темноту Парковка казалась бескрайним полем.

Кое где слабо мигали фонари, выхватывая из углов металлические контейнеры и остовы проржавевших машин, поблескивавших от зеленоватой слизи.

«Главные Ворота» дрожали от ветра. Гигантские, многослойные напоминавшие ворота бункера, они уходили куда -то ввысь и терялись в невидимом пространстве «Бури». Их конструкция не предполагала конца и убегала от начала. Казалось, что каждый новый порыв ветра должен снести их чертям и впустить Бурю в последнее Убежище, и окончательно обрушить его как неудачный вариант чьего то эксперимента. Этот металлический вибрирующий звук ворот он слышал даже у «невест». Но этот звук давал ему знать, что существует жизнь вне бетонного мешка с чудовищными светящимися жабами.

Песок ледяной, бесснежной пустыни летел из всех щелей и разбитой вентиляции. Буря искала пути уничтожения и не очень то торопилась. Мелкие камни закручивались в вихри и кололи лицо, запутываясь в его двадцатидневной бороде. Щетина была жесткая, слипшиеся комки слизи, пыль и грязь застывшая в ней была как цементный раствор. — Вот и «железная маска», подкатила. -подумал Сирил, — что там осталось от тебя, парень? На что ты вообще рассчитываешь? Две пивные банки вместо автомата? Неравноценная замена, хотя этим вполне можно заменить и еду и воду.

Ветер усиливался. Вой переходил в свист. Ему закладывало уши, камни летели за пазуху, заставляя сжиматься и вздрагивать как от трассирующих пуль. Сирил застегнул куртку до самой шеи, задержал дыхание и прикрывая слезящиеся глаза попытался хоть что то рассмотреть на темной парковке. Она тоже начинала заполняться песком и мелкими камнями. Какого черта! — Сирил хотел крикнуть в эту зияющую пустоту, но резкий порыв ветра залепил ему рот острым ледяным песком. Он попытался плюнуть, но рот и горло пересохли и он только прокашлялся саднящим хриплым кашлем.

Ворота вздрогнули как от удара гигантского кулака. В мощной броне появилась вмятина повторявшая форму руки. Незримые пальцы потекли вниз ржавыми подтеками и растеклись по бетонному полу вязкой слизью.

— Хаос и форс мажор — прошептал Сирил, и облизнул сухие губы -все как обещали.

Грозовые вспышки проползали под Ворота и разрезали пол ярким малиновым светом, языками пламени подползая к его разбитым кроссовкам.

Сирил бессильно опустился на пол и быстро отполз за ближайший контейнер. -Дурак, дурак, дурак, трижды дурак! Куда я пойду, где я вообще? Ни карты, ни смарта! Нет связи. Черт тут никого нет!! Черт, я не собирался умирать!! Ясность мышления возвращалась в Сирилу быстро, а вот сила уходила с каждым порывом ветра.

За контейнером дышать стало легче. Он снова подумал о Убежище, но быстро прогнал жалкую мысль. Он никогда не менял своих решений.

Что то теплое, тяжелое и быстрое скользнуло по ноге.

Сирил быстро отдернул ногу и сильнее прижался к спасительному контейнеру. Мутозверь.

— Даже нет оружия! Тебя, идиот, сожрет любой зверь убьет песок, разорвет вой Бури!!! Четкое понимание опасности, инстинкт самосохранения, то что было отнято у Сирила страхом, то что он забыл на все эти дни, вернулось, но, вернулось уже другими ощущениями. Ясностью мысли и четкостью «картинки», какой то звериной способностью видеть в темноте.

За все это время, с самого начала он нев стетил ни одного человека и даже не видел хоть чего похожего на его присутствие. Не было ни проводников, ни Хранителей, ничего из того что было обещано. Были только Буря, Боль и Смерть. Он глубоко втянул носом воздух пытаясь найти знакомые запахи. Запахи жизни. жизнь всегда пахнет, порой воняет, но так она дет о себе знать. Но все что он смог почувствовать это запах электрического разряда. Он громко чихнул. Гулкое эхо смешалось с новым воем Бури.

Сирил закрыл глаза.

— Так бездарно сдохнуть в двадцать восемь лет! О, я даже не дотянул до волшебной цифры — тридцать!! лучший возраст для любого менеджера. Я спешил …или поспешил, или не мог больше жить в этом двуличном вранье? Ни о чем! Просто усталый от успеха парень решил понтануться. Адреналин после бухгалтерских сверок!

Сирил еще сильнее прижался к контейнеру и затылком почувствовал мерную вибрацию. Шаги. За плотной металлической стенкой кто то был. Шаги напоминали человеческие. Во всяком случае ему хотелось так думать. Хотя и «невесты» были вполне себе «прямоходящие».

Сирил напрягся. Он снова вспомнил, что у него нет оружия, что он пустой, «голый», беспомощный и только разум и хитрость могут его спасти. Он откатился от контейнера и прижался к кирпичной колонне. Сердце выбивало пульс во всем теле. Дрожали, руки и казалось что он мог видеть его пульсацию под курткой.

Контейнер открылся с отвратительным скрежетом. В узком проеме стоял высокий человек в «танковом» шлеме, тяжелых очках ночного видения и длинном кожаном пальто. В руках у него был электрический фонарь — прожектор. В ледяном мраке Парковки свет фонаря ослеплял. Луч ударил его наотмашь и он по крысиному зажмурился. Из глаз выкатилась слеза, застряла в бороде и сразу замерзла.

— Че уставился? — низкий голос прогрохотал трубой -Будем жить или сдохнуть собрался? Такой мелкий, я тебя чуть с крысой не спутал. Тебе просто повезло, парень, я муторанов мочу сразу. Мужик в шлеме махнул фонарем, чирканув лучем по темным углам, и жестом пригласил Сирила войти.

Сирил не двигался и из под руки смотрел на мужика с фонарем — мужик смотрел на него.

«Надежда -слабость, — думал Сирил вглядываясь в огромную фигуру, -надежда, как ампутация ног — она мешает идти. Но Он устал от борьбы. Ему нужен был отдых. Надежда и отчаяние, вера и страх, темнота, свист Бури- все, что он пережил, захлестнуло волной. Хотелось то ли кричать, то ли выть, сливаясь со стоном Бури. Мужику из контейнера наверное тоже так показалось. Он широко шагнул навстречу, подхватил Сирила как щенка и втащил в контейнер. Дверь со скрежетом закрылась, громыхнув тяжелой чередой свинцовых замков.

Звуки исчезли, словно провалились в небытие. Сирил бессильно висел на руках мужика мешком костей.

«Зачем мне это мешок костей?, спросил когда то рабби Иегуда».

— Давай без соплей — брезгливо прошептал Фонарщик, цокнул языком  и скинул Сирил на пол.

Холодный бетонный пол с металлическим залысинами пропах кислым запахом застарелой ржавчины. Сирил чувствовал под пальцами ее шершавую вязкость. Ржавчина напоминала ему детские ссадины, запекшиеся болячки поврежденного металла. Большие болты скруток больно впились в худые бока. Сирил чувствовал их даже через грубую кожу куртки. Он растянулся на полу и прикрыл глаза. Тишина убежища Фонарщика оглушала как и вой Бури. Он не чувствовал освобождения, все это было только передышкой, до «выхода» еще идти и идти, но его снова спасли, перекинули из рук в руки.

— Ты, дерьмо, парень — грустно определил себя Сирил, -тебя из уровня в уровень таскают как Белоснежку гномы… хотя от яблочка я бы сейчас не отказался.

Слепящий луч фонаря снова ударил в лицо. Ободранные полы старого кожаного пальто Фонарщика хлопнули по лицу крыльями огромной птицы. Сирил чувствовал запах старой дубленой кожи, прелой псины и горелого пластика. «Назовем это полосой везения, думал Сирил, должна же быть положительная мотивация. И тем более, если он теперь не один, то уж точно выберется.

Фонарщик точно был более человеком, чем растекающиеся плюхи «невест»

Сирил медленно сел, подтянув под себя ноги. Кровь на штанине высохла и превратилась в болезненную корку.

Огляделся, вздохнул, закашлялся сухим песочным кашлем почувствовал себя стариком, сплюнул и выдохнул длинным ци-гушным выдохом.

Внутри контейнер, неожиданно оказался больше, чем казался снаружи. Он напоминал, то что в его мире называлось «дом на колесах», но был гораздо просторнее. Да и «дом» для этого сарая — было сильно сказано. «Ночлежка», склад. «Приют контрабандиста».

На полу валялись куски оберточной бумаги, пустые коробки от одноразовой еды и стреляные гильзы «медвежьего» калибра. Темные углы, до самого потолка, были плотно заставлены коробками. В основном это была еда. Консервы, снеки и совершенно необъяснимая коробка с зубным порошком образца 1956 года. Пин -аповская дева тупо смотрела на него со стершейся этикетки, круглыми кукольными глазами. Сирил усмехнулся и послал ей воздушный поцелуй.

На рваной раскладушке у стены, мусорной горой высилась куча старого тряпья. Оно воняло сырой затхлостью, перекрывая навязчивый запах Бури — запах электрических разрядов. Запах напряженный, зудящий, навязчивый, как невидимая волна, от которой никуда не скрыться. Запах горелого пластика, запах того, что должно вот вот взорваться.

Сирил почувствовал невыносимую жажду. Мысль о воде пролилась сквозь него как воспоминание о прошлом. Яркий свет фонаря раздражал до тошноты и пить хотелось еще больше. Белесый луч выбивал последнюю влагу из высохшего тела. Он поднял голову и стараясь увернуться от пыльной пелены хрипло прошептал, еле разлепив рот :

— Вода? Вода есть?

— Ишь ты, парень, вода! Вода это дорого! Вода это для богатых! Есть яблоко. Настоящее. Тебе как раненому, отдам.- сказал Фонарщик, вытащил из кармана яблоко и кинул Сирилу. Сирил поймал и впился зубами в блестящую плоть. Кисло -сладкий сок заполнил рот, потек по бороде, ударил в нос свежестью, с привкусом пряной осенней гнильцы, земли и жухлой листвы. Жизнь. Это яблоко пахло жизнью. Здесь ее не хватало.

Фонарщик махнул рукой и отвернулся. Он был высокий и мощный. Плащ его словно врос в сутулые плечи. Он казался глыбой завернутой в эти кожаные лохмотья как в непробиваемую броню. Сирилу снизу казалось, что его голова упирается в потолок. Сколько ему было? На вид лет под пятьдесят, но здесь он мог быть и старше Мафусаила.

Его лицо, словно выдолбленное из куска гранита, с тяжелым подбородком и большим перебитым носом не вызывало ни симпатии, ни доверия. Фонарщик дышал тяжело и все время странно покашливал, будто отплевываясь от чего то. Кончик его изуродованного носа хищно, по крысиному, подрагивал при каждом слове.

Танковый шлем надвинутый на лоб не давал разглядеть мужика получше. Громоздкие очки ночного видения закрывали пол лица. От шлема отходил небольшой микрофон пульсирующий красным глазком. Паутина проводов начиналась у висков и уходила в глубь шлема поблескивая и подсвечиваясь бегущей по ней жидкостью.

Сирил тяжело сглотнул. Он почувствовал себя в операционной в компании с подключенным трупом. Мир «Бури» — искусственный, мертвый, жестокий, как всегда «радовал» уродством. «Земные боги не являются причиной красоты», вспомнил Сирил. Откуда это? В его голове, острыми иглами засели слова, но он забыл источник. Его воспоминания и мысли стали вспышками, как вспышки Бури на мгновение и без комментариев.

— Я Сирил — с трудом проглатывая твердый кусок яблока сказал он и поперхнулся.

— Всегда считал этот никнейм каким то бабским, — ответил Фонарщик — Да и сам ты на девку похож, если б не борода твоя. Че так зарос то? Давно здесь?

Хрустнув костями, он опустился на пол рядом с Сирилом и в тесном мире контейнера казался еще огромнее и по медвежьи бесформеннее. Казалось он занял половину пространства вытянув вперед ноги в тяжелых сапогах на кованой подошве. Он протянул Сирилу огромную татуированную ладонь, грязную, с отросшими черными ногтями.

— Называй меня Отец Тук. Хоть я и не отец никому, но так прозвали, сам понимаешь. Ник обязывает.

Отец Тук поднял «шоры» очков и в ярком свете фонаря Сирил разглядел его выжженные до мяса брови, точнее место, где раньше у него были брови. Маленькие воспаленные глазки, отца Тука подслеповато моргали, привыкая к свету, на ресницах застыла зеленоватая корка слизи.

— Спрашивать не буду откуда и зачем. Сюда приходят всегда зачем- то, а потом не знают как уйти. — хохотнул Тук — Я вижу «девочки» тебя подлечили. Ты ж от девочек сбежал, такой дохлый? — он усмехнулся и втянул воздух толстыми губами словно втянул макаронину- Свое они наверное тоже взяли.

Сирил сделал вид, что не понял. Он нервно передернул плечами и промолчал.

— Я ищу выход. Мне выйти надо. Я ошибся, — быстро сказал он Туку дожевывая яблоко.

— Не нашел что искал? Они всегда так — махнул рукой Фонарщик., прислонил голову к стене и расслаблено закинул ногу на ногу Сирила. Сирил резко отодвинулся. Любое прикосновение «персонажа Бури» было омерзительно. Но он нуждался в помощи и поддержке как бы не отвратителен был ему полу-человек, отец Тук. Фонарщик громко расхохотался.

— Да ты не бойся. Я ж не девки эти твои. Хотя наверное ты парень ниче себе, если тебя отмыть.

Сирил напрягся, спрятал руки в карманы куртки и впился в холодные пивные банки как в рукоять глока. «Никому не доверять. Только использовать. На выход. Мне нужно на выход. Любой ценой. Одному не справиться.» Фонарщик был шансом, который Сирил, как настоящий бизнесмен, не должен был упустить.

— Слушай, — дружелюбно сказал он- я шел по карте, выпал из тоннеля. Темнота, лед. Я сразу провалился в ловушку.

— Да- да, прервал его Тук — А песок зыбучий и трубу затянуло, а ты как дурак остался, а ветер глушит, гроза мигает, а они летят низко. Стреляют прямо оттуда. Слышал это много раз.- проворчал отец Тук,

— Ты не понимаешь, парень. Это схема. Это работает как ловушка и срабатывает отлично. Я вообще не знаю как ты выжил. Ты даже не должен был дойти до «Утюга».

Двадцать дней подряд Сирил терял надежду, а потом просыпался с новой. Сейчас надежда опять зыбучим песком вползла в его душу. «Ну раз я выжил, то шансы увеличиваются».

— Ты поможешь мне? не глядя на Фонарщика спросил он — Только денег нет. Уже нет..-. добавил он тихо.

Непривычное безденежье лишало Сирила уверенности беспечного покупателя. Фонарщик деловито крякнул, потирая руки. Его заинтересованный взгляд торговца оживился. Он сел поудобнее.

— Все могут платить, только по разному. Тут, парень, бесплатного ничего нет. Я тебе ничего не дарю и помогать не собираюсь. Давай, найми меня, а там договоримся. Все равно не я буду выводить тебя. Это точно. Я и близко туда не сунусь.

— А кто? Ты здесь не один? — Сирил решил, что стоит быть смелее и показать, что если он кого то «нанимает», то становится хозяином положения. И тут он извлек свой главный и основной козырь, — банки с пивом.

— Ух ты! -радостно причмокнул Отец Тук — а говорил платить нечем, Здесь, знаешь ли, все деньги, даже дерьмо это. Он забрал у Сирила банку, быстро щелкнул «затвором» и выпил почти залпом. Кисловатый запах пива напомнил Сирилу о «Убежище» и смолистой вони бледных женских тел. Он щелкнул» второй банкой и сделал пару глотков. Стало легче. Влага бражки потекла по горлу если не водой, то чем то похожим на свежесть. Мысли прояснились, бизнес хватка подсказала — время начать переговоры. «Отец Тук. Отличный ник- нейм. Давай Тук я буду твоим Робин Гудом.»

— Ладно, отец, — Сирил улыбнулся (или хотя бы попытался) -за знакомство! Они чокнулись банками и довольно улыбнулись друг другу. Улыбка Тука, обнажила черные десны и расползлась по ноздреватому лицу. Он снова протянул руку Сирилу. Сирил с трудом заставил себя пожать руку своего нового делового партнера.

— Вот и славно. Ожил, дохлик. Если не будешь спрашивать, что ешь, то покормлю — хрипло сказал отец Тук тяжело вставая и хрустя суставами. На Сирила вновь дохнуло старой пропотевшей кожей «конским седлом» и жженой резиной от сапог Фонарщика.

— Не буду спрашивать. Давай жрачку! — ответил Сирил вставая. Он чувствовал себя лучше и не знал от яблока, пива или надежды, что все это скоро закончится.

Сирил размял ноги. Дрожь прошла. Он снова чувствовал мышцы, гибкость худого тела, словно сила вернулась к нему вместе с яблоком, Фонарщиком и последней банкой пива.

Отец Тук опустил очки и приглушил фонарь, Контейнер погрузился в сумрак. Из темноты, почти у самых глаз, через очки ночного видения, на Сирила смотрели глаза охотника -контрабандиста, беспринципного и безжалостного. На танковом шлеме микрофон бешено мигал синим светом. «Нет связи, у тебя дядя» — подумал Сирил не отводя глаз — и не говори мне, что я лох и ты сейчас порежешь меня на стейки “ — Его лицо плохоопознаваемым пятном отражалось в очках Фонарщика. Кажущаяся безопасность, минутная слабость, (а доверие он давно считал своей слабостью), лишило его осторожности. Морда Тука была совсем близко. Сирил смог разглядеть, что микрофон прикреплен не к шлему, а соединен с проводами, прозрачными и разноцветными. В них мерно пульсировала жидкость. Они торчали прямо из вскрытой черепной коробки Тука. Танковый шлем был частью Фонарщика. Он жил за счет него, из него и только в нем.

Сирил вспомнил слова из «карты следования» :

«Буря» рождает монстров и дает им жизнь, но по свои правилам.»

— Так что с едой? — Сирил решил приказывать. Раз он здесь один человек, то и не должен посрамить звание и величие чистого имени Разума. — Я обещал не спрашивать. Мы договорились и давай- ка побыстрее. Напряжение дошло до предела. В этом реслинге взглядов человека и монстра, он хотел остаться победителем.

— Давай потише, щенок, -со спокойной иронией ответил отец Тук и высморкался в кулак. Сирил повторил жест Тука, попытавшись тоже сморкнуться в кулак,

— Я нанял тебя. Ты сам просил, Фонарщик.

— По рукам — заржал Тук, брызнув слюной и так ударил Сирила по плечу, что тот невольно присел.

— Это так, чтобы знал свое место. Нанял то — нанял, только хозяин здесь я… пока я здесь. У каждого своя территория.

Синий датчик связи переключился на красный, жидкость в проводе у лба побежала быстрее и фонарь снова вспыхнул ярче.

Тук развернулся к ящикам и кинул Сирилу бесформенный кусок мяса, может быть просто чьей то плоти, высушенное и пресное.

Сирил впился в него зубами и начал отрывать кусок за куском, проглатывая почти безвкусную массу, не пытаясь понять, что он ест.

Аналитическая сосредоточенность вернулась к нему, вместе с силой тела и нюхом. Он вслушивался в каждый шорох рядом, пытаясь расслышать в бункере контейнера, что происходит снаружи. Сюда почти не проникали звуки Бури, но вибрацию ударов в Главные ворота, он ощущал. «Ничего не кончилось пока не кончилось.»

Буря не смолкала никогда. Он шел сюда за ней. Неукротимая энергия вихрей, дополняющая тела и меняющая их. Вспышки за вспышкой, разряд за разрядом, Буря выплевывала эту энергию в хлопках безвозвратно иссушающих пустыню и возрождающую мертвых.