Бесплатный фрагмент - На глубине

На глубине (фантастическая повесть)

1.

Лава быстро катилась вниз. Казалось, гора изливается огненной кровью. Не подойти близко — температура такая, что сгоришь за минуты. Впрочем, все горело, что попадалось на пути лавы — деревья, кустарники, не успевшие спастись животные и насекомые, даже ручьи иссыхали в одно мгновение, окутывая пространство паром. Тропические леса национального заповедника Гунунг-Халимун-Салак превращались в черные пятна на склонах, полные торчащих головешек. Жители западной части острова Ява считали гору Салак ужасным и грозным божеством, которое приходит в ярость, если его не ублажить дарами и песнями. И так получилось, что оно не приняло ни подарков, может, посчитав их недостойными, дешевыми, а также не поверило в слова индонезийцев, не выражавших искренность, и в итоге проснулось в плохом настроении, как и почти сотню лет назад, натворив немало бед.

В 12 километрах от вулкана располагался довольно крупный город Богор, население которого успели отправить подальше, но вот несколько небольших поселков оказались в ловушке, и надеятся оставшиеся там люди могли лишь на чудо или на спасателей, которые прибыли сюда в рамках интернационального содружества. Правда, было не так много техники, чтобы преодолеть множество препятствий. Дело в том, что это была сложная для полетов зона — высокая турбулентность, туманы, влажность служили факторами для нескольких авиакатастроф, и не зря гору Салак называли кладбищем для самолетов. Местные считали, что это божество расправляется с теми, кто тревожит его своим гулом и беспардонным полетом, и не осуждали его за такое жестокое наказание, просто просили снисхождения. Однако гора не прощала никого, и тем более пыталась достать чужаков, кем были российские спасатели.

Мы это знали «нрав» вулкана, однако отступать не были вправе. Вертолет МИ-26Т российского МЧС висел над небольшим клочком земли. Это была возвышенность, и лава обтекала ее. Но долгое время находиться на этом месте было невозможно — легко задохнутся от ядовитых испарений. Вулкан вот-вот готов изрыгнуть новые клубы дыма, огня и пепла, превращая окружающее пространство в мертвый мир. Он итак превратил ближайший поселок в руины, и всего лишь немногим жителям удалось спастись. А те, кто не успел убежать, теперь надеялись на спасателей, которые старались приблизиться к зданиям и сооружениям, снимая с них людей. Но это было чрезвычайно опасно и рисковано, даже индонезийские военные отказывались лететь туда, где риск погибнуть был выше стандартного даже в рамках спасательной миссии — видимость была почти нулевой.

Мы же были сделаны из другого металла, и поэтому рисковали, понимая, что кроме нас этого никто не сделает. Это не был плагиат с лозунга российских ВДВ, просто мы тоже имели долг и честь и готовы были совершать невозможное, если это требуется. Группа российских спасателей сейчас работала в Индонезии, где вулкан менял формат не только поверхности, но и жизненное пространство. Пепел, удушающий газ, высокая температура, лава — вот что сейчас угрожало всему живому. И в этой угрожающей среде МИ-26Т совершал акробатические номера, чтобы избежать аварии. Вообще это зверь-машина считалась надежной и эффективной для спасательных работ, на ней стояли современные навигационные и радиоэлектронные приборы, включая локаторную систему «Веер», а мощность двигателей — 11 тысяч л.с. каждая — позволяет поднять в воздух до 28 тонн груза или 80 человек. Пилоты успели вовремя. Если честно, то последние минуты были самыми напряженными в моей жизни. Конечно, я не супермен, хотя знаю, что моя работа сопряжена с опасностями и невзгодами, и от меня требуются не просто усилия, а сверхусилия, и все же холодок страха не раз окатывал меня. Не скрою, страх вгонял в меня такую порцию адреналина, что практически обострял все мои чувства, сенсоры восприятия и ускорял мысли. В итоге я находил нужное решение. И сейчас успел вытащить обреченных из завалов и погнал на холм, прежде чем лава догнала нас.

— Виктор, Виктор! — орали мне пилоты, махая рукой. — Мы захватим вас оттуда!

Я их видел и показывал рукой на вертолет двум детям и матери, которые плакали от радости, что сейчас их заберут подальше от этого места. Их я нашел в разрушенном домике, сумел вытащить, однако убежать мы не успели, так как лава опередила нас. Теперь мы были как бы на островке, они что-то лопотали на своем, а я им на английском говорил успокоительные слова. Вниз начала спускаться лебедка и, когда она достигла земли, я подхватил девочку лет семи-восьми, закрепил на ней жилет и махнул оператору, мол, давай, трави помалу!

Мотор заработал, трос натянулся, и первая жизнь пошла наверх, где ее ждали спасатели. Они втянули ее в кабину, отцепили жилет и снова спустили лебедку. Спустя две минуты десятилетний мальчишка оказался в безопасности. Вертолет качало, была опасность, что пепел и пыль, выбрасываемые камни могут забить турбореактивный двигатель, и тогда машина просто рухнет на нас. Поэтому пилоты требовали быстрее закончить эвакуацию и улетать отсюда. Салак проявлял все большую злость, казалось, некая энергетическая аура исходит от горы, подталкивая нас к бегству. Влажность и жара лишали нас сил, все-таки это не наша привычная климатическая зона, поэтому для спасателей работать в Индонезии — это тройная нагрузка. А когда еще вулкан добавляет нам испытаний, то это вообще находится на пределе возможностей. Наверное, даже космонавты, готовящиеся к полетам, не проходят такие тренировки.

И тут опять затрясло, и холм под нами начал медленно оседать, мы тихо скатывались на уровень лавы. Женщина закричала от страха, я же схватил ее за локоть, подтягивая к себе. Нужно удержать равновесие, иначе упадешь прямо на раскаленную плосу и сгоришь до тла в течении минуты.

— Быстрее! — кричали мне с вертушки, естественно, по рации. — Майор, быстрее или ты — труп! — в их голосе было напряжение, словно они вот-вот не выдержат. Естественно, волновались не за себя — за нас.

Куда уж быстрее, черт побери! Я закрепил лямки жилета на теле женщины, и в этот момент произошло то, что я, впрочем, ожидал: земля окончательно под нами просела. И если бы я не успел ухватиться за трос, то мои ноги просто бы срезало лавой как нож масло, но итак я сильно ушибся ею о торчащую скалу: боль была такой, что я едва не разжал пальцы. Мы вдвоем закачались на ветру. Пилоты увидели, что нужно нас вытягивать, иначе мы окунемся в раскаленное «масло» и превратимся в жаренный бифштекс. Впрочем, моя нога уже «аппетитно» дымила — в нее попали куски раскаленной лавы…

МИ-26Т, натужно ревя, стала подниматься наверх, и вместе с ним устремились к небесам и мы со спасенной матерью. Одновременно лебедка втягивала нас в кабину. Едва очутились внутри среди спасателей и спасенных, командир дал полную тягу — почти в 290 километров в час, и вертолет стал уходить от опасного участка по большой спирали. Внизу остались испепеленные трупы животных и людей, горящие леса.

И в этот момент вулкан выстрелил еще раз, превратив целый район в настоящий ад. Но был ли это действительно ад? Жизнь мне позже показала, что бывают места и пострашнее горы Салак…

2.

В здание регионального отделения МЧС я прибыл в девять утра. Мне назначил встречу сам руководитель, полковник-инженер Анатолий Борисович Зубков, человек, уважаемый не только в моей профессиональной среде, но и в области. Подсознательно ощущал, что он захочет отметить мою работу в Юго-Восточной Азии, хотя не я один там занимался спасением населения, попавшего в беду. Спасатели добиваются успехов, лишь будучи в одной команде, то есть в коллективе, а я был в слаженной и эффективной команде.

Едва вошел в здание, как находившиеся там коллеги стали хлопать меня по плечу, распрашивать о моей работе в Индонезии, приглашать посидеть в ближайшем кафе, на что приходилось отвечать кратко и быстро, так как не хотел опаздывать к руководству. Несколько раз меня легонько пнули по поврежденной ноге, типа, протез это или все же настоящая, и удивлялись, как я тогда терпел боль. Конечно, они видели расплавленные ботинок и защитные накладки, и им было непонятно, как могла уцелеть моя нога от пяток до колена. Видимо, за моей спиной порхал ангел-хранитель… В итоге я сумел улизнуть от настырных коллег. Однако несколько минут пришлось задержаться в приемной, так как, со слов секретарши, шеф разговаривал с министром. Я же присел на кресло и взял в руки свежий журнал «Национал географик: Рашн», открыл первую попавшую страницу. «Российские, немецкие и французские геохимики обнаружили в коре Земли океан архейского периода. Он возник 2,7 млрд. лет назад и сейчас находится на глубине от 410 до 660 километров, а объемы в пять раз превышают размеры мирового океана, — прочитал я. — Огромный резервуар сформирован в период движения земных плит и в условиях высоких температур — 1530 градусов Цельсия. Вода в нем заключена в кристаллическую структуру минералов…» Дочитать не успел, так как секретарша щелкнула коммутатором и объявила:

— Можете входить, майор Захаров.

Я отбросил журнал на столик и постучал в дверь.

— Вызывали? — спросил я, войдя в кабинет.

— Входи, входи, Захаров, — улыбнулся Зубков, выходя из-за стола мне навстречу. Это был человек всегда в спортивной фрорме и хорошем настроении, наверное, просто образ жизни и мышления сформировался таковым, что он в жизни искал больше плюсов, чем минусов, хотя наша работа чаще всего была обратно пропаорциональна. Анатолий Борисович обнял меня, хлопнул по плечу им сказал:

— Да, читал рапорт о твоих подвигах в Индонезии. Молодец! Одолели гору Сулак!

— Ну, это же наша работа! — скромно ответил я. Я не кривил душой, на самом деле молодцами были все, кто служил в МЧС. Тогда мы спасли сто сорок человек, правда, среди нас были и раненные. Все-таки спасательная миссия — это не туристская прогулка.

— Поэтому и представили тебя к ордену «За мужество», — произнес начальник и озабочено посмотрел на мою ногу. — Не болит?

— Все нормально, врачи подлатали, так что я готов к дальнейшей службе.

Я не врал. Нога действительно не болела, ожоги затянулись. Мне предложили занять место у стола, предложили чай. Я отказался, мол, не за этим явился сюда же. В серьезном кабинете всегда серьезные разговоры, а чаепитием можно заняться в свободное время. Похоже начальнику понравилась мое желание сразу перейти к делу.

— Да, работы у нас много… Пожары, землетрясения, цунами, аварии железнодорожных составов или взрывы на автозаправочных станциях, авиакатастрофы… Но это обыденно, так сказать, — как-то туманно начал Зубков, чем вызвал у меня подозрение, что здесь кроется что-то другое, чего раньше в нашем министерстве не было. Не мусолили нам мозги странными разговорами, всегда ставили ясные и конкретные задачи. С чего это вдруг начальник так запел? И не похоже это на него, словно подменили.

— Я понимаю, меня вызвали для чего-то иного, так? — осторожно начал я.

Полковник кивнул:

— Верно мыслишь, Захаров. Слышал о межотраслевой кооперации?

Мне показался тяжелый вздох. Я пожал плечами:

— Знаю. Вкратце, МЧС помогает Министерству обороне или милиции, они — нам, в итоге выигрывают все — и люди, и государство, и ведомства… Или я не прав?

— Прав, прав, — кивнул начальник, перебирая в руках бумаги. Его лицо было сосредоточенным, словно хотел выдать нечто неожиданное. Впрочем, последующее его предложение таковым и оказалось: — На этот раз поступила просьба от Федеральной службы исполнения наказаний, принесла нелегкая их на своих крыльях…

— А у них что за техногенная катастрофа? — удивился я. — Или их закрытые учреждения попали в зону природных стихий, типа, вулкана или цунами? И нам нужно спасать администрацию и контингент?

Шутка оказалась неудачной — Зубков не улыбнулся даже, просто немного помолчал, а потом выдавил:

— Гм, нет, дело совсем иное, требует особой тонкости, осторожности… Ты слышал о зоне «Посейдон»?

— «Посейдон»? Нет…

— Ну, официальное название тюрьмы ИУ 560/21, но в простонаречии сотрудники ФСИН называют «Посейдоном». Знаешь почему? Потому что тюрьма находится под водой, на глубине 500 метров!

Я ошалело взглянул на начальника. Нет, судя по выражению лица, он не шутил. Более того, был немного расстерянным.

— Я сам услышал это лишь при встрече с коллегой из Федеральной службы. Как мне поведали, десять лет назад Россия закупила у американцев старую то ли баржу, то ли нефтетанкер, длинной в двести пятьдесят метров — представь, какая посудина! Провели работы перепрофилизации, то есть превратили в тюрьму. Все щели, дырки закупорили, внутрь установили снятый с утилизированной подлодки рекуператор воздуха, электрогенераторы, разместили оранжереи, установки солнечного света, перекроили помещения, отформатировали индивидуальные каюты, а также камбуз, кинотеатр, баню, туалет и… затопили. То есть просто уложили на дно Охотского моря, на глубине полукилометра, без какой-либо возможности когда-либо всплыть. Координаты, естественно, засекречены, но в пределах территориальных вод России. Знаю, что тюрьма заминирована и если кто-то попытается вскрыть ее снаружи, то произойдет подрыв и, естественно, приведет к гибели находящихся там людей… А всякие попытки изнутри, естественно, закончатся также смертью желающих обрести свободу. Давление и холод, брат, страшная вещь.

— Э-э-э, это в рамках всяких там гуманитарных конвенций и национального права? — осторожно спросил я. — Разве такое допускается?

— На «Посейдоне» отбывают пожизненный срок убийцы и насильники, военные преступники, то есть те, кому не могли из-за моратория на смертную казнь впаять статью «Расстрел», — сердито ответил Анатолий Борисович. — Тюрьма не фигурирует ни в каких списках и отчетах для Комитета ООН по правам человека, «Аменстик Интернешнл» и так далее. Иначе говоря, мир не ведает о наличии глубинной тюрьмы. А сделано это для того, что нынешние виртухаи не желают охранять этот сброд, обеспечивать им сносные условия жизни. Согласно социологическим опросам, 99% населения считают, что убийцы и навсильники заслуживают смертной казни, а не пожизненного заключения — так чего идти против пожелания народа? Итак каждый приговороенный к пожизненному обходится бюджету в огромную сумму, так что решили внедрить… так сказать, новые технологии и методы содержания под стражей, с минимальными затратами и с большой эффективностью. Поэтому «Посейдон» — это тюрьма без охраны. Она не нужна, так как сбежать с нее невозможно! Каждые два месяца подходит к установленной точке корабль МВД, который спускает в «колоколе» — герметичной посудине — усыпленных заключенных. Обычно это 4—6 человека. «Колокол» стыкуется со шлюзом, выравнивается давление, люк открывается и тела падают на растянутую сетку. Потом люки закрываются, «колокол» вытягивают на корабль.

Я предположил:

— А может, в это время заключенные способны влесть в этот «колокол»…

— Это вариант побега был предусмотрен, и поэтому при закрытии в «колокол» вкачивается углекислый газ. Если там и будет кто-то, то он просто задохнется, то есть казнит сам себя. Не сбежишь в итоге…

— Гм… — я не знал, как отреагировать на услышанное. Конечно, я не симпатизировал убийцам, маньякам и всякого рода мерзавцам, моя профессия была им полной противоположностью — я спасал жизни, и все же эта реальность была немного за рамками человечности. Прожить всю жизнь под водой, не видя солнца, не дыша свежим воздухом, по периметру железной посудины, опасаясь того, что где-то корпус сгниет и вода прорвется сквозь пробоину. Ведь металл не вечен — вечно давление воды. Вон, «Титаник», останки которого нашли еще в прошлом веке, уже в наше время разрушился. Что говорить о тюрьме, где внутри сохраняется атмосферное давление? Это борьба металла с окружающим миром, и человек это чувствует, это постоянный страх может свести с ума. Не зря в подводники берут людей с устойчивой психикой, не боящихся клаустрофобией.

— А как там люди? Ну, как живут заключенные? — с сомнением в голосе поинтересовался я, представляя, какая обстановка может быть на такой глубине.

— Никто этого не знает. Никаких контактов с «Посейдоном» не существует. Это сделано преднамерено, чтобы у зэков не было ненужной надежды на милосердие, а мировое сообщество не могло случайно запеленговать сигналы с тюрьмы и, таким образом, обнаружить ее местонахождение. Зэки предоставлены сами себе. Какой образ жизни там выбрали, какая там социальная структура общества, как делят внутренний мир, какие взаимоотношения– это не известно. Можно считать, что люди с таким прошлым, фактически психопаты, вряд ли мирно сосуществуют друг с другом. Может, там сверхнасилие, жестокость, каннибализм, ритуальные убийства, а может, наоборот, гармония и благоденствие, люди очистились от скверны и готовы предстать перед Всевышним. Одно лишь известно — они должны поддерживать технический уровень тюрьмы, иначе погибнут, независимо от того, «пахан» ты там или «урка», или «опущенный». Это значит, следить за корпусом, заделывать трещины и пробоины, смазывать механизмы, чинить вышедшие из строя агрегаты, следить за состоянием рекуператора воздуха — того, что очищает атмосферу от углекислоты и снабжает тюрьму кислородом за счет гидролиза воды. Еще нужно поддерживать температуру на уровне двадцати градусов, иначе все там просто замерзнут.

— Вы говорили электрогенераторы… там есть дизельное топливо?

— Нет, тратить на это дизель никто не собирается. Это генераторы, которые создают электричество за счет подводных течений, типа, ветрянных мельниц, они установлены на корпусе баржи. Напряжения достаточно для бытовых и технических нужд. А поскольку за десять лет ничего не разрушилось, значит, зэки сумели самоорганизоваться и поддерживают свою жизнь. И они довольны, и правительство наше, — улыбнулся Зубков. — Иногда им сбрасывают с новыми заключенными и некоторые запчасти, чтобы можно было что-то заменить, лампы там, фильтры, кое-какую одежду, правда, не новое, бэушное.

— А еда?

— Там оранжереи, выращивают овощи, цитрусовые. Удобряют почву своими фекалиями. Мяса нет, ведь скотоводством там не займешься, птиц не разведешь, но предполагаю, что существует каннибализм. Или они убивают кого-то, или жрут уже умерших… все возможно. Да, рыбу, медуз или других морских существ ловить не могут, так как на такой глубине ничего не плавает, а заключенные не способны выбросить наружу сеть или удочки, гы-гы-гы, — похоже, мысль о таком устройстве тюрьмы полковнику нравилась. Я же пожал плечами. — Так что работы там много и каждый понимает, что от качества им сделанного зависит его личная жизнь…

Я вздохнул:

— Хорошо, а я тут причем?

Тут начальник состроил кислую мину на лице:

— Дело в том, что год назад на «Посейдон» отправили Сергея Ивановича Прохоренко, маньяка-потрошителя. Точнее, так он проходил по файлам ФСИН как осужденный на пожизненное заключение. Его отправили на «Посейдон» по решению Волгоградского городского суда по уголовным делам. А потом выяснилось, что дело фальсифицировано…

— То есть? Как это возможно? — я подумал, что мужик перешел дорогу влиятельным личностям и те дали команду усмирить его. Увы. Такое в России бывает, причем подобное явление не редкость.

И я почему-то взглянул на портрет главы государства, что висел на стене, словно он в чем-то был виноват. Хотя наоборот, нынешний президент отличился борьбой с коррупцией и сумел сделать немало в очистке органов власти от криминальных элементов.

— Никакого суда не было. И преступлений тоже. Этот Прохоренко при помощи одного хакера взломал систему Верховного суда, вложил туда сфабрикованный файл о своем осуждении, который автоматически перенаправился в ФСИН. При помощи актеров местного театра, которые думали, что просто играют роль, была инициирована сцена привода псевдоманьяка в тюрьму, откуда его этапировали на «Посейдон», полагая, что он на самом деле преступник.

Ого-го! И это возможно в наше время? Фантастиика какая-то! Я удивился:

— А как же выяснилось, что это ошибка?

— Взволновались родные, стали искать, вышли на файл в ФСИНе… Актеры признались, что «играли» в милицию. Хакера нашли и он заявил, что сам Сергей Прохоренко заплатил ему три тысячи долларов за такую операцию.

В моего голове все загудело.

— Получается, что Прохоренко сознательно стремился на «Посейдон»? Зачем? Даже псих не захочет туда! — поразился я. Похоже, такие же чувства испытывал и полковник. Объяснения этому не было.

— Я не знаю, что двигало этим человеком, но согласен с тобой — нормальному там нечего делать, — ответил он. — Конечно, это скандал. Родные хотели поднять шумиху в прессе, мол, засадили невиновного, сообщить в различные международные инстанции, но их отговорили от этого, обещав вернуть Сергея Ивановича.

И с этого момента я стал понимать, к чему клонит Зубков.

— Вы хотите, чтобы я его вернул?

Полковник крякнул, поняв, что я догадался раньше о своем назначении, чем он приготовил пояснение.

— Ты был всегда умным, — проворчал Анатолий Борисович. — И шустрым. Может, это к лучшему. Дело в том, что уголовники нутром чуят ментов и виртухаев, как бы те не рядились в блатоту. Отправить на глубину оперативника уголовного розыска, бойца СОБР или охранника зоны, значит, обречь его на смерть. Зэки не любят лягавых и всегда готовы их зарезать. Спускать же под воду морской десант ради одного человека, который сам себя посадил на «Посейдон», никто не собирается. Поэтому ФСИН просил нас прислать специалиста, который имеет опыт морских спасательных операций, может постоять за себя в среде уголовников и не быть связанным с органами правопорядка. То есть не выдаст себя.

Что-то не очень-то понравилась мне эта часть, и я спросил:

— То есть я — внедренный агент?

— Типа этого… Ты получишь пожизненное наказание, естественно, в качестве задания, а не в реальности. Придется выучить легенду, в рамках которой ты прибудешь на глубинную тюрьму. Нужно играть так, чтобы и Станиславский не мог воскликнуть: «Не верю!» — уголовники должны тебе поверить, иначе вся операция рухнет.. Сам понимаешь, чем для тебя это может закончится, — полковник тут не юлил, а говорил все начистоту, чтобы у меня не было иллюзий. Именно за это — прямоту и честность любили его все эмчеэстники.

Я почесал затылок и выдавил очередной вопрос:

— Хм, допустим, я окажусь на борту «Посейдона». Уговорю вернутся домой. Но если я попытаюсь втащить Прохоренко на «колокол», то зэки поймут, что я спасаю его и попытаются прорваться со мной… И потом, если за нами прибудет спасательный корабль, то как они узнают, что мы готовы на подъем? Как я буду держать связь с ними? Если я прихвачу рацию, то зэки его быстро обнаружат.

— В одном из отсеков тюрьмы, как мне сказали, хранятся глубоководные костюмы. О них никто на «Посейдоне» не знает. Вы с Сергеем Ивановичем наденете на себя скафандры и выйдете за борт через люк, который расположен в этом же отсеке. Когда всплывете, то вас засечет сканер береговой охраны. Подойдет пограничный экраноплан, который и возмет вас к себе и доставит на берег. Тебе под кожу на ладони вошьют чип, который будет отражать сигнал сканера, поэтому едва очутишься на поверхности, то тебя засекут. Ждать будете полчаса, максимум час — не больше. Экранопланы над водой летают со скоростью самолета. Костюмы позволяют удерживать вас на волнах долгое время. Кстати, не бойся, скафандр на жесткой основе, его не сумеет перегрызть даже белая акула.

Последнее меня больше озадачило, чем обрадовало. Угу, еще на зуб к морскому чудовищу попасть не хватало.

— Гм, — пробормотал я. Конечно, задание было необычным, ничего ранее подобное выполнять мне не приходилось. Хотя по сути, это такая же спасательная операция, просто риска больше, по сложности можно ставить по десятибальной шкале максимум, и работать придется среди специфического контингента, что нисколько не облегчает задание. Хотя уголовников я не боялся — прошел хорошую подготовку еще в армии, мог постоять за себя. А в МЧС слабаков не брали. Другое дело, как заставить этого чудака вернуться домой? Если он отшельник, то одними уговорами не обойтись, придется силой волочь или в безсознательном состоянии.

Полковник увидел мою сосредоточенность и понял, что я обдумываю предложение и немного повеселел:

— Согласен, майор? Я тебе потом такую премию выпишу — сможешь новую автомашину купить! Или в Испанию с семьей отправится отдыхать. Медаль не обещаю, но вот благодарность от министра получишь..

Не деньги меня манили, если честно, с другой стороны не совру, что хорошая премия не помешает — у меня жена, двое детей, старики-родители, на все нужны финансы. И благодарность греет тоже душу, но не ради нее мы работаем в МЧС. И все же, не это притянуло меня. Просто было самому интересно испытать себя в таком деле. Глубинная тюрьма — это нечто новое в моей практике. Новый взброс адреналина. Я кивнул.

— Вот и хорошо, сейчас я подпишу приказ, и завтра отправляйся во Владивосток, там тебя встретят из отдела ФСИН, — хлопнул по столу ладонью Зубков. Было видно, что результатом нашей встречи он доволен.

Я встал.

— А кто такой этот Сергей Прохоренко? — задал я последний вопрос, прежде чем вышел из кабинета.

— Астрофизик. Уж не знаю, зачем человек его профессии полез на глубину…

3.

Катер ФСИН «Сторожевой» скользил по водной глади Охотского моря, разрезая волны носом как ножом. Мы пересекали западную часть моря моря, расположенной над пологим продолжением континента и имевшей малую глубину, но не направлялись к впадине Дерюгина. Северная часть обычно покрыта льдом, но вот юго-западная не замерзает, хотя нельзя сказать, что близко к курортным условиям — летом у поверхности воды температура поднимается до 18 градусов Цельсия, а учитывая осеннее время, то вряд ли сейчас больше пяти градусов. Я не видел, но представлял, как скрылся за горизонтом или в тумане береговая линия Сахалинского залива — где-то там добывали углеводородное сырье. Возможно, где-то плавали рыболовные суда, для которых цель — лососевые, сельд, минтай, камчатский краб. Охотское море — это исключительно экономическая зона России, правда, не все японские контрабандисты это признают. Поэтому часто ходят как пограничные корабли, так и ВМС. В последние годы курсировать стал и объект ФСИН.

Солнце за тучами, холодный ветер, качка, брызги — вот что ощущал любой, кто находился на борту этого корабля. Вооружения на нем мало — все-таки не пограничный и не военный, а транспортер заключенных. Поэтому десяток матросов и несколько офицеров, управляющих «Сторожевым» (сами зэки его называли «Кэп-виртухай»), и надзиратели, вооруженные автоматами во главе с майором Ивановым, который отвечал за доставку заключенных на «Посейдон». В камере находилось шестеро «пожизненных», двое из которых бородачи — террористы из Северного Кавказа, полные фанатики, еще двое — бандюганы, которые ухопали инкассаторов при ограблении машины, один педофил-насильник, на счету которого четыре детские жертвы, и я, осужденный за убийство мигрантов из Средней Азии, то есть по национальному признаку. Кто я такой на самом деле никто не знал — из цели секретности мою миссию оставили за «семью печатями» для всех сотрудников ФСИНа, и поэтому они относились как к преступнику — с презрением, холодно и ярко выраженной ненавистью. Мои же «коллеги» смотрели на меня, как, впрочем, друг на друга настороженно и в разговоры не вступали. Все понимали, что впереди долгие годы совместного проживания, только в отличие от меня они наивно полагали, что просидят где-то на острове, пускай без комфорта, однако с какими-то приемлемыми условиями.

Известно, Курильская гряда состоит из 30 различных по величине островов, причем их месторасположение является сейсмически активным. Здесь находятся свыше 30 действующих вулканов и 70 потухших. Зоны сейсмической активности могут располагаться как на островах, так и под водой, где прикован ко дну «Посейдон». О глубинной тюрьме никто в известность не ставил и об этом мы должны были узнать только, когда там очутимся. Наверное, об этом не знали и те 213 узников, которые за десять лет были отправлены на пожизненное в морское царство.

Я быстро выучил свою легенду и мог ответить на любой каверзный вопрос, то есть застать меня врасплох никому не удасться. Я — инженер, который умышленно загнал рабочих на опасный участок, где они и погибли — все 37 человек, и за это получил «вышку»; теоретически я такой же убийца, как и другие. Другое дело, что проверить по воровским каналам меня вряд ли удасться — никакой связи с землей у «посейдонцев» не существует; им придется поверить мне на слово или простучать своими психологическими методами. Впрочем, надолго засиживаться в ржавой барже не намерен, найду моего «клиента» — и выберусь наружу. Пока же мы плыли, сидя друг против друга в камере, я прокручивал в голове досье на Сергея Прохоренко, пытаясь понять мотивы его поступка. Он закончил Санкт-Петербургский университет по специалисти астрономия, работал в международных обсерваториях в Чили, Швейцарии, России, занимался поиском и изучением экзопланет. Что это такое я узнал, заглянув в Интернет — весьма интересный материал там был опубликован. Экзопланеты — это все планеты за пределами нашей Солнечной системы. Так вот, Прохоренко защитил сразу докторскую диссертацию, часть материалов которой почему-то оказалась засекреченной. Как мне кратко пояснили в ФСИН, он писал что-то для Военно-морского флота России, хотя я не уловил связь изучения небесных тел с подводными лодками, наверное, для капитана МЧС это слишком туманно и глубоко, лезть туда не стоит. Сергей был женат, одна дочка. То, что отца и мужа посадили его близкие узнали не сразу — думали, мол, как всегда в загранкомандировке или на исследовании в рамках проекта-гранта. А когда выяснили, то устроили такую взбучу в Верховном суде и ФСИНе, что чиновники до сих пор вспоминают об этом случае с содроганием. Прохоренко — ученый с мировым именем, говорят, его выдвигали на Нобелевскую премию, и если бы это всплыло наружу, то скандала не избежать. К счастью, дело замяли, родным обещали быстро вернуть «заключенного». То есть выполнить поручение должен был я.

Спустя часа четыре мы вышли к «точке». Это я понял по тому, как заглушили двигатель, и нас заставили перейти из камеры в «колокол». Увиденный аппарат вызвал недоумение.

— Это что такое? — остановился педофил. Его глаза беспокойно бегали, он боялся, что это газовая камера или пыточная. Надо же, сам когда пацанов мучил и насиловал о таком не думал, а теперь не хочет испытать на себе те ужасы, что «дарил» другим. Обычно все такие насильники — трусы; герои они только со слабыми.

— Топай, топай, — ткнул его в плечо надзиратель дубинкой, — не задерживайся.

— Куда нас вы ведете? — не понял один из бандюганов, фигурой напоминая быка; я его мысленно так и прозвал «бычара». Его друг — с большим шрамом на щеке — тоже насторожился, оглядывая «колокол». Было видно, что это не тюрьма. И они заподозрили неладное. — Что это за штука? Нам о ней ничего не говорили адвокаты!

— Нас хотят убить! — заорал педофил, побледнев от страха. — Вы — сволочи! Суд приговорил нас к пожизненному, а не смерти!

Надзиратели молчали, лишь щелкнули затворами автоматов.

— Я бы тебя, мерзавец, пристрелил бы с удовольствием, да закон не хочу нарушать, — процедил Иванов, доставая пистолет «Грач» и тыкая стволом прямо под нос мужику. — Ты меня не зли, ступай в «колокол» — там теперь ваше место. Начнешь сопротивляться — продырявлю ноги!

Педофил готов был брыкнуться на колени, но я схватил его за локоть и удержал:

— Спокойно! Держи себя в руках!

Не то что бы я жалел его, просто не хотел видеть сцену, как мерзавец пытается умолить для себя минуты жизни — педофил-то не знал, что нас собираются просто отправить вниз, под воду. Хотя следует отдать должное двум бородачам: было видно, что они свою судьбу давно предопределили, поэтому спокойно взирали на «колокол». Представляю, как хладнокровно убивали военнопленных. Где-то я слышал, что они успели повоевать в Сирии, хотя официально доказать это обвинение не сумело.

— Аллах акбар! — громко произнес первый и шагнул внутрь. Его товарищ повторил эти слова и последовал за ним.

Бандиты же замешкались, не очень-то желая втиснутся в металлическую посудину, суть которой не понимали. Со шрамом рычал от злости. Однако дубинками их загнали внутрь. Педофил вырывался из моих рук. Я отпустил его и пролез внутрь кабины. Спустя минуту педофила пинками загнали к нам. Вид у него был жалкий, и «бычара» с отвращением посмотрел в его сторону.

«Колокол» — это конусообразная кабина с сиденьями по кругу, без иллюминаторов, лишь плафоны, да стыковный узел внизу. Ничего больше. Может, на тех аппаратах, что были предназначены для спасения подводников, были какие-то дополнительные устройства, но здесь я обнаружил лишь клапаны, через которые с борта катера на «колокол» подавался воздух и поддерживалось приемлемое для человека атмосферное давление. Нашу жизнь не особенно ценили, поэтому «лишним» не загружали аппарат. Трос удерживал нас от быстрого спуска, ибо в ином случае наступила бы кессонная болезнь, наши легкие просто бы разорвало. Это не спасательная капсула. Это лифт под воду. В этот момент вспомнил какой-то фильм о Второй мировой войне, где командир советской подлодки отдавал приказы: «На местах стоять к погружению!.. Торпеды — товсь!.. Машины — полный ход!..» Здесь же никто ничего не говорил, все происходило без нашего участия, мы даже не видели, кто запускал механизмы нашего спуска.

— Зачем нас сюда посадили? — плаксиво спросил педофил, оглядываясь. Пот лился с него, кожа покрылась пятнами. Его трясло. Да, трус в штаны наложил.

Мы молчали. Лишь кто-то из бандюганов ругнулся крепким словцом, по-моему, со шрамом. Бородачи сидели с каменными лицами и не реагировали на нас и на то, что делалось уже по ту сторону кабины, где моряки готовили «колокол» к транспортировке. Мы слышали лязг цепей, шипение помпы, подающей нам внутрь воздух, и почувствовали, как кран приподнял нас… Потом был гул моторов — как я догадался, открылся люк внутри катера и нас опустили на воду. Корабль был оборудован так, что никакие случайные зрители снаружи, кем могли быть рыбаки или яхтсмены, туристы, не догадались, что происходит глубинная операция. Просто какой-то катер застопорил двигатели, лег в дрейф.

— Что это? Нас отпускают? — продолжал сыпать вопросами педофил, беспокоясь за свою шкуру. — Почему? За что?

— Нет, опускают, — произнес я. — На дно!

— Зачем? — удивился бандюган со шрамом.

— Там тюрьма, — сказал я, указывая пальцем вниз.

— Не ври, — сердито сказал «бык». — Какая еще тюрьма? Нас же везли на остров!

— Сам увидишь скоро, — скривил я губы. Пояснять дальше не хотелось. Если скажу, что глубина у Охотского моря почти 4 километра, то этот слизняк, умеющий только насиловать детей, от страха наложит в штаны — а мне вонь здесь не нужна. В подтверждение моих слов «колокол» закачало, видимо, мы стали погружаться. Это почувствовали спустя несколько минут, когда уши вдруг заложило пробкой. Педофил взвизгнул, бандюганы вскочили с сидений и стали бить кулаками о корпус, требуя выпустить их; м-да, вот их смелость, вот геройство, видела бы их братва! Кавказцы смотрели на них с усмешкой и молчали, уж действительно крепкие мужики, воины Аллаха, хотя к таким я тоже относился в отвращением. Что касается меня, то я же спокойно переносил спуск, поскольку выполнял это не раз во время спасательных миссий и на тренировках, но и зная, что сейчас всех нас просто успокоят, и весь процесс движения к тюрьме мы не увидим. Это делается для нашего же благополучия.

И точно, через клапаны подали усыпляющий газ, и мы вырубились…

4.

Видимо, шлюз открылся автоматически, едва произошло сцепление «колокола» с «Посейдоном». Не знаю, наводилась наша посудина автоматически или это оператор с «Сторожевого» крутил джойстик, смотря на экран, однако контакт произошел плотный, пазы зафиксировались, давление с двух сторон уравновесилось, и люк распахнулся, выпуская наши безвольные тела. По закону гравитации мы рухнули вниз с трехметровой высоты, и сразу очнулись от удара.

Нет, было не больно, так как под нами была сеть, металлический батут, способный выдержать большой вес, просто неприятно само падение, когда ничего не соображаешь и не осознаешь, что происходит. Мы закачались, пытаясь перевернутся со спины на живот и потом приподняться. Всех, естественно, тошнило — последствие усыпляющего газа. Зрение восстанавливалось быстрее, чем мозг начал осознавать окружающий мир, и я тупо оглядывался.

Итак, мы в большом помещении, свет льется с потолка, капает вода — или где-то неплотное соединение, или это конденсат. Все таки снаружи +2,5 градуса Цельсия — поступающие в море через Курильские проливы воды Тихого океана формируют глубинные водные массы с такой невысокой температурой, а внутри тюрьмы поддерживается около 15 градусов. Затхлый запах, плюс пот и чего-то кислого. Я вижу решетки вокруг себя, а за ними разъяренные лица людей, пытающихся сквозь решетку нам что-то прокричать, казалось, мы в зоопарке, только в клетке. Может, мое зрение еще не сфокусировалось или я еще плохо воспринимаю мир, но мне представилось, что это не совсем люди — какие-то странные морды с человеческими лицами. Или просто игра света и тени? Я напряг глаза — нет, точно, измененные формы лица. Допускаю, что зэки просто проводили косметологические операции над собой (правда, не понятно, как они это делали, ведь в числе заключенных не было ни одного врача), и теперь представлялись нам некими ужасными созданиями. Ладно, пока я это просто фиксировал, не слишком заостряя внимание на причинах.

Слух пришел чуть позднее, сначало до меня дошли квакающие звуки, потом свист, а после в барабанные перепонки ударили:

— А-а-а-а, убей его!.. Да, да, да, смерть ему!.. Мы сожрем вас!.. Я съем того мужчика, ха-хаха!..

И сквозь рев людей послышался странный звук явно природного характера:

— Квако-о-оу-у-у… Квакоу-у-у…

Что это? Может, корпус тихо деформируется под давлением воды? Или кто-то играет на странном квакающем инструменте? Нет, это не инструмент, этот звук отдается от металла, который огорожает нас от окружающего мира.

Я посмотрел на «коллег». Кавказцы не дрогнули, держали себя в руках. Бандюганы свирепо оглядывались, двигая бисцепцами, демонстрируя свое желание набить морду любому, кто попытается причинить им вред. Педофил не поднялся с колен и слезливо кричал:

— Нет, не трогайте меня! Нет!..

Что это такое? Что здесь? — такие мысли крутились в моей голове. Послышался лязг — это закрылся люк, и шлюзы отсоединились. Что-то загрохотало за бортом — скорее всего, «колокол» отсоединился и начал свой подъем на поверхность. Те, кто был на катере, не интересовались нашей судьбой, они выполнили свою миссию и теперь должны были вернутся в Магадан. Экипаж торопился, ведь период южная часть моря подвержена многочисленным океаническим циклонам, из-за которых увеличивается сила ветра, и по 5 — 8 суток бушуют шторма. «Сторожевой» не намеревался на себе испытывать «прелести» моря, нужно было уходить.

Я снова огляделся, и тут до меня стало доходить. Заключенные соорудили нечто похожее на ринг, сами они находились по другую сторону решетки, а мы — внутри своеобразного Коллизея. Получается так, что вновь прибывшие становились гладиаторами? Зачем? Это забава? Или это проверка? Или «естественный» отбор? Шум усиливался, и крики эхом отражались от стен и потолка, еще больше пугая педофила и заставляя нас напрячься. Где-то в подсрзнании проскользнула мысль, что наррасно я позволил себя втянуть в эту гнусную затею, неизвестно, смогу ли выбраться на свободу. Уж лучше горящие леса, извергающие вулканы, разрушающиеся здани — там ты хоть в своей стихии, можешь кому-то помочь, а что я делаю здесь, среди хищников в человеческом обличии? Сразу вспомнил свою семью, родителей и почему-то стало зябко: может, с этой операции я не вернусь, и никто не узнает, как погиб их отец, муж и сын…

Вдруг все стихло, наверное, кто-то дал команду замолчать. Я услышал, как гудят где-то вентиляторы, гоняя кислород по барже, работали моторы, согревая воздух и гудели трансформаторы, стараясь удержать нагрузку электросети. «Посейдон» жил, заключенные, представленные сами себе, создали свой мир, который мне следовало познать. Но первым, что я познал — была влажность, как в тропиках, и она проникала мне в легкие, фактически заполняя их водой. Боже мой, как они здесь дышат? Не рыбы же!

Вспыхнуло три прожектора: два луча устремились на нас, а один осветил площадку напротив нас, расположенную на высоте семи метров. Там сидел мужчина с огромной челюстью, чем-то похожий на акулу; мускулистый, мне показалось, кожа на его лице огрубела настолько, что больше похожа на наждачную бумагу. Рядом стояли четверо бугаев, судя по всему, телоохранители. Да, картина мрачная, не внушающая оптимизм.

Акула — так я его назвал — встал и протянул руку, державшей алюминиевый трезубец — вот уж символ морского владычества! — с нанизанной человеческой головой, до такой степени разложившейся, что трудно понять, кто это был. Жуткое зрелище, некий апокалипстический сюжет. И все же это реальность, та реальность, в которую меня окунуло руководство МЧС… или ФСИН?.. До меня донесся рык:

— Прибывшие! Только половина из вас выйдет к нам — таковы правила на «Посейдоне»! Выбирайте сами, кому жить, кому умереть!

Я заметил, как на груди крикнувшего сверкнул серебрянный амулет — ящерица. Бандюганы расстерянно посмотрели друг на друга. Педофил мотал головой, словно пытался отогнать какую-то кошмарную мысль. Бородачи-кавказцы напряглись. Получалась простая математика — из шестерых выйти с ринга могут трое. Кто им станет? Кто испустит дух с вывороченными кишками или отрезанным горлом? Судя по всему, это мир джунглей, где сильный и ловкий жрет слабого и беспомощного. Да, заключенные не были паиньками, однако и им предлагали ясный и короткий выбор: или сдохни, или побеждай!

— Ресурсов в тюрьме немного, поэтому мы даем право выжить только сильнейшим!.. Вся сила — в справедливости!

— Вся сила в справедливости! — подхватила толпа, улюлюкая. Странно, этот лозунг принадлежал средневековому захватчику из Самарканда Амиру Темуру, который пустил на паштет немало народу в Индии, Афганистане, Сирии, Персии. Там справедливость определялось лишь наличием силы. Видимо, здесь такая же политика. Ладно, посмотрим.

— Итак, время пошло! — Акула-предводитель махнул рукой.

Это было сказано как команда начать атаку. Зрители за решеткой восторженно завопили. Я не шевелился, поскольку не так ожидал начало своего тюремного существования. А между тем, кавказцы сразу оценили угрозу — двоих бандюганов, и кинулись на них. Между ними началась ожесточенная драка. Нужно сказать, что это было жуткое и кровавое зрелище — не для слабонервных и с тонкой душой. Мне достался педофил, однако убивать его я не собирался — я вообще не хотел драться и поэтому стоял, опустив руки и смотрел по сторонам, пытаясь понять, как озверели эти люди. Хотя, о чем это я? — разве они были людьми, если убивали на воле нивчем не повинных сограждан. Насильники, военные преступники, убийцы, маньяки и палачи — вот кем были обитатели «Посейдона», и их мир — это не для пай-мальчиков, не для слабых физически и духовного — здесь разорвут любого, кто не сумеет дать отпор. Педофила же сковал страх и он не мог пошевелить членами.

— Ты, давай, выколи глаза и сожри его печень, слизняк! — орали мне заключенные, расстроенные тем, что я не собираюсь убивать педофила, который плакал, думая, что этим самым вызовет сочувствие. Только реакция окружающих была обратной — его оплевывали, обзывали, требовали изнасиловать, а потом вырвать из груди трусливое сердце.

— Трус!.. Ничтожество!.. Сопляк! — доносилось со всех сторон, и эти оскорбления касались уже нас двоих.

А тем временем кавказцы рубились с бандюганами. Смачные удары, возгласы, хруст ломаемых костей, брызги крови и пота. «Бык» сумел скрутить одного из правоверных воинов и тихо сдавливал ему шею, наслаждаясь перекошенным лицом врага. Тот хрипел, бил по животу и ногам противника, но ничего не мог сделать. Было видно, что еще немного — и первый труп останется валяться на «ринге». Второй же бородач, наоборот, одерживал победу над тем, кого украшал шрам, мне стало ясно, что этот умел и любил бороться, может, был когда-то спортсменом — кавказцы всегда предпочитали силовые виды спорта. Бандит пытался отбиться, однако получил слишком чувствительные удары и поэтому сопротивление его слабело с каждой минутой. «Этому со шрамом не простоять долго», — мелькнула у меня мысль.

— Хрясь! — послышался звук сломанных шейных позвонков, и кавказец свалился под ноги «быку». Итак, один был уже в царстве мертвых. Я думал, что бандюган бросится помогать своему другу, который проигрывал схватку, ан-нет, он кинулся на педофила с криком:

— Наконец-то я удавлю тебя, гаденыш! — скорее всего, присутствие такого человека коробило больше всего охотника на инкассаторов.

И не успел педофил понять, как тот врезал ему в челюсть, свалив в беспамятство. Потом «бык» склонился над безвольным телом и сжал свои могучие руки на шее педофила, удерживая до тех пор, пока руки и ноги, бьюшиеся в конвульсиях, не замрут. Спустя пару минут было покончено со вторым. Если и есть Ад, то педофил уже там и с ним черти делают тоже самое, что когда-то делал этот негодяй с детьми, — так, во всяком случае, думал я. На «Посейдоне» не церемонились с теми, кто не мог постоять за себя. Это жестокий, дикий и суровый мир, просто под толщей воды.

Тут бандюган обратил взоры на меня. Я же сконцентрировался, понимая сложность выйти живым с этого боя. Конечно. Я не слабак, мастер спорта по самбо, и все же убивать — не мой профиль, я же не спецназовец, не диверсант, не наемник, тут нужен совсем иной склад характера, того, кто не боится квасить людей. К счастью, второй кавказец не выдержал, и его сердце лопнуло. С коротким выдохом он свалился на железный пол. Ангел смерти Азраил прибрал его душу в свои руки и унес в далекий мир, куда позже отправятся и все находящиеся в подвродной тюрьме.

Зрители заревели в восторге, но при этом бросали на меня презрительные фразы:

— Трус! Слабак!

«Бык» и бородач, который не мог простить гибель своего боевого товарища, встали друг против друга, намереваясь продолжить схватку, естественно, насмерть. Нельзя сказать, что бандюган был опечален подобным раскладом событий, наверное, в его крови кипел адреналин, а снизить его уровень можно было рукоприкладством. Да и воин Аллаха хотел отомстить, поэтому, видимо, на меня никто не обращал внимания. До поры, до времени. И тут Акула-предводитель вновь встал и заявил:

— Все, бой окончен! Можете входить!

Это обращалось и ко мне, который стал победителем, не нанеся ни одного удара и не убив ни кого. Наверное, это была непонятная ситуация, и все же условие, которое выдвигало сообщество на «Посейдоне» — выйдут только половина прибывших, было выполнено. Из шестерых в живых осталось трое, и этим троим предстояло адаптироваться к суровым условиям подводной жизни.

Решетка открылась, и семеро заключенных, вооруженных самодельными мачете из сподручных материалов, влетели на ринг. Нет, для того, чтобы разрубить нас в «капусту» — победители неприкасаемы! — их целью были трупы. Востороженно воя и ругаясь, они начали расчленять и разделывать убитых, с особым почтением вырезая печень и сердце и кладя их в специальные подносы. Делали они это профессионально, с чувством, с опытом. Капли крови разлетались во все стороны, запах свежего мяса будорожил всех заключенным, выводя их из разума и состяния покоя. Как я сообразил, каннибализм стал в этой тюрьме не просто обычным явлением, а неким ритуалом. Может, самые «вкусные места» полагались их предводителю — Акуле, который с высоты с удовлетворением наблюдал за работой мясников. Мне же стало ясно о существенном дефиците животного протеина, иначе говоря, мяса. Впрочем, а откуда ему взятся — тюрьма же изолирована, животноводческие фермы здесь не предусмотрены. Единственным источником поступления белковой материи являются сами же заключенные.

Меня же и двоих победителей подталкивали к выходу, мол, все, вы теперь приняты в число местных обитателей. Так я стал «посейдонцем». Признаюсь, мне это не понравилось. Зато я услышал, как кавказец тихо произнес «быку»: «Я с тобой разберусь, свинья».

— Всегда рад видеть тебя, черножопый, — прохрипел бандюган.

Не знаю, какая межнациональная среда сложилась среди узников, но эти двое не были настроены на интернациональное сосуществование, питали друг к другую такую ненависть, энергия которой могла бы, наверное, завести все еще существующие двигатели нефтетанкера. С другой стороны. я не мог понять, кто перед мной — люди или какие-то мутанты. Перед операцией мне дали просмотреть уголовные дела тех, с кем мне предстояло встретиться на «Посейдоне» — скажу вам, жуткие вещи эти подонки творили! — однако ни одного из них я не узнал в числе обитателей тюрьмы. Они стали неузнаваемыми, фотографии не были идентичными увиденному, и я не мог понять, в чем же причина. И стало еще одной загадкой, которую стоило мне разгадать. Но одно я заметил сразу — они легко переносили влажность и удушливую атмосферу на борту тюрьмы.

5.

«Посейдон» был не баржой, а нефтеналивным танкером, поэтому запах нефти сохранился по всему кораблю. Он не считался самым большим, однако входил в число крупнотоннажных LR2 — мог перевозить до 120 тысяч тонн дедвейта (масса груза); числился в классе Aframax, а если перевести это в размеры, то имел 253 метров в длину, 44 в ширину и осадку 11, — таковы были краткие сведения у меня, когда я читал данные о тюрьме. Металл на танкерах обычно крепкий, поэтому выдерживает давление на глубине 500 метров, с другой стороны, не следует забывать, что это не подводная лодка, это вообще судно не для подводного состояния, в связи с чем всегда нужно помнить о том, что коррозия медленно и верно разъедает любой корпус, и давление тихо-тихо делает свое дело. Это не вечная тюрьма, у нее тоже есть срок годности. Может еще десять лет, а может — кто его знает! — хватит на полстолетия.