ОРЛОВСКАЯ ОБЛ. НОВОДЕРЕВЕНСКИЙ РАЙОН д.
ГНИДОВКА — СЕЛО КОСАРЕВО
«МОЯ ЖИЗНЬ МАЙ 2001 Г ТОЛЬЯТТИ.»
…«Антонина, обернулась, Убежала, улетела. На мгновенье распахнулась, Небо и изгорела тело…» Напишу про жизнь свою, всё как есть, не утаю. От рождения до седин, просто так и без причин. Родилась я в год такой, бурный Страшный, не простой. Год тридцатый, где тогда
был и голод и нужда, где из каждого двора уводили скот и птицу, собирали всех в
колхоз — сколько боли, сколько слёз. Я немного подросла, но внезапно заболела, мама, милая
моя, спеленала, как умела, понесла к врачу скорей по дороге так устала и колодец
увидала, где поили лошадей, птиц домашних и зверей. На пеленку положив, ноги
вымыть захотела, наклонилась над водой-боже милый, боже мой! Я в воде так бултыхалась,
рубашонка надувалась, мама милая схватила и так сильно завопила от испуга
хворь исчезла и вернулась домой с дочкой милой, не больной. Трудно стало жить в
деревне: хлеба нет, дрова исчезли, печку нечем растопить, дети плачут на полатях
и родители решили надо ехать до Сибири или лучше в Красноярск, где живет сестра с
семёй, многочисленной — большой. Вот настала и весна наша дружная семья в путь дорогу собралась» комфортабельном купе» и вагон такой богатый- печь «железная»
посреди и полати по бокам, были птицы и собаки и народу позарез. Остановка на
перронах, много люда из вагонов, все бегут за кипятком кто с бетоном, кто с ведром. Шума много, разговоров, жили дружно, без укоров. Месяц целый мы ползли-всё
проели, что могли. Ну а дальше, встречи, слёзы, пролетели и морозы, снег убрался и
трава зеленела у двора. Вот пасхальные деньки и счастливы и горьки. Мама плачет и от боли, от тоски нет ни денег ни муки. Младший братик, Алексей, в колыбелечке
лежит, соску хлебную сосот и не плачет, не поёт. Слёзы матери горьки. видеть детям
нету мочи, плачут тихо до полночи. Утром, в пасху зять встаёт и батон отцу даёт на
кусочки режет он возмущён и разозлён. Всех детей он наделяет, так вот в жизни все
бывает. Время шло он работал братья тоже помогали мать смирилась, но глаза полны
печали, слёзы изредка сверкали. Мы росли и в доме часто раздавался детский смех,
хоть порой мы голодали, но не ведали печали.
Мне хотелось написать, кто я родом и откуда и из детских тех глубин, мне запомнилось немного» тихий вечер, разговор, дети маму окружили, от восторга рты
раскрыли и боялись пропустить слово, сказанной мамой, о далекой старине, о её тяжелой детстве и о юности её, о революции и скитаньях, обо всем любила мать
вечерами вспоминать. В 18 лет своих на маму свалилась много бед. Умерла от тифа мать
и сама она слегла в доме пусто, детей не чем накормить. Пять сестёр ещё осталось.
по деревни все бродили и на жизнь себе просили. Мама чудом поднялась и забрав
четверых сестёр с собой на Украину увезла. Рассказала, как трудно было ей сестёр
увезти, поезда ходили редко, а она словно наседка, их боялась растерять, но с вели-
кой божьей силой она их уберегла и устроила детей по домам, кто побогаче,
что смогли они прожить, многолетие пережить. Отец матери моей был портной
в селе известный, этим семью он кормил. Но семья была бедна и наделам не
богата. Два надела у семьи на отца и на брата. И однажды в год суровый, отец, на
заработки пошёл и с тех пор он не вернулся, заболел в пути и умер, где схоронен, не
известно. Вскоре мама вышла замуж, но не долго пожила, умер муж, она вдова
вышла замуж за отца, тоже бывшего вдовца. Мой отец жил богаче, занимались мастерством и надел земли большой, много братьев, все женаты, жили все одной
семьёй. Крепко дед держал семью. Годы шли пришёл колхоз, все спустили под
откос. Каждый брат завел свой дом, живность вся и все при нем. Но не долго жили
мирно, друг на друга доносили и подворье разорили. Голод стал и нищета, разбрелись
кто- куда. Наш отец в Сибирь подался ни чего не испугался, был он молод и
силен и умом не обделён. Сколько б не жили в Сибири наша мама и отец в споминали
дом родной, спелый вкус прекрасной вишни, запах груш и яблоня вкус мечтали
всей семьёй в дом вернуться свой родной. Мамина младшая сестра вышла замуж и
уехала в Москву из своих сестёр красотою отличалась, была ростом высока, тонка
станом, её русская красота многим головы кружила, мою маму и отца, как родителей
любила, приглашала жить в Москву. До войны отец не раз приезжал в Москву — столицу и хотел с большой семьёй рядом с тетей поселиться, но нагрянула война.
всем досталось сполна, снова горе и беда поселились в каждом доме, вера в то, что
нам народ победит всех супостатов, не согнет он головы, будет гнать их до Берлина.
Нам вселила веру в жизнь, мы победы дождались! Не могу ни как уснуть, мысли в
плен меня берут, вспоминаю все как было, что бы сердце не щемило. Детство милоё
моё, как коротким оно было, мы так быстро повзрослели, словно годы пролетели.
Начиналась война, она страшною была. В Красноярске голод, холод, люди гибли на
ходу, при одном воспоминание, словно в стужу я дрожу, 10 лет тогда мне было, ростом
я была мала и толстушка была. В годы страшной той войны, помогали чем могли,
мой братишка был так мал, но с углем мне помогал, по вагоном лазал быстро, словно маленькая мышка, промелькнет то здесь, то там и мешочек наберёт и сестрёнке
отдаёт. Мы в мешок потом ссыпали с силой санки мы толкали, через рельсы под
вагоном, спотыкались, но тащили, сколько было в детях силы. Многодетная семья
очень дружная была. Наша мама всех любила и кормила и поила, зимней стужей
с топором в поле землю ковыряла и картошку там искала. Ждали мы её с тревогой
и молились всегда, чтобы мама возвратилась не вредимой, не пуста. Больше суток
иногда наш отец работал в цехе, возвращался он домой еле ноги волоча, от усталости
такой нужна ласка и покой. Мы отца любили очень, окружали все гурьбой и
все хотели рассказать и похвалы услыхать. Он похвалит приласкать, если надо поругает
Говорил всегда и всем" берегите маму дети, это счастье, что на свете есть такая мать
у вас, я её люблю так сильно, что мне хочется порой завернуть в платочек синий и
носить всегда с собой. Наш отец был справедлив не любил, когда кто лгал и за это
нас ругал, но по своему спокойно, без каких-то грубых слов. Война, война, забыть нельзя,
сколько горя, сколько слёз нам увидать привелось. Голод, холод и нужда поселились
с нами рядом есть хотелось всегда и однажды я тайком не ключем, а гвоздиком чемодан
жильца открыла, хлеба в страхе отломила и замок опять закрыла. Постоялец всё
узнал и отцу тогда сказал, посмотрите замок открыт, хлеб отломлен, это кто- то из детей
в чемодан ко мне забрался. Наш отец так растерялся, слова даже не сказал, всех
детей в кружок собрал и спросил, кто в чемодан к нему залез, кого попутал злобный бес, кто не справился с собой, хлебец взял не свой, чужой. Признавайтесь я прощу.
Все молчат, от страха я ни жива и ни мертва. Долго ждал ответа он было видно он
взбешен говорит он нам тогда» Перед вами вот топор, на икону положу, этим вора накажу.
Слёзы льются у меня- этот хлеб украла я. Отец со мной повёл беседу и тихо
так он говорил. Их поезд бомбой разбомбило, жену его волной накрыло, из дыма
сына он спосал, жены он больше не видал"и у кого ты хлеб украла? Кто своей жизнью сына защищал, под взрывом бомб земля дрожала, а ты ведь это не видала
живешь спокойно с семьей, зачем же дочка хлеб украла? Мои слова пусть будет в
прок и предадут тебе урок. Его слова запали в душе его завет я не нарушу. В школе
я училась в третью смену, потому что в других школах с фронта раненых лечили. Были
мы в госпиталях и концерты там давали я стихи читала им аплодировали нам, нежно
нас раненые обнимали, в щёки наши целовали, их глаза полны печали и шершавой
рукой украдкой слёзы вытирали. Перевязаны бинтами и страшны их были раны, у кого
глаза в бинтах, у кого рука и ноги на носилках приносили тех бойцов, что не ходили.
Были рады нам всегда, детский смех- бальзам для них. Рядом с ними мы сидели. тихо
песни мы им пели. Война, как трудно было, детство кончилось давно и в свои 12 лет
я настолько повзрослела, витя горе и беду и сама была в бреду, много нищих и сирот,
но добрее был народ, помогали, чем могли. Вот и я в 12 лет помогала строить речной порт
подносила кирпичи и под тяжестью такой голова клонилась к низу, на спине мы их носили. Надевали нам ремни, между ними доску кладут и четыре кирпича к спине.
нежно прижималась, руки сами по себе от натуги наливались я «ползла», но не сдавалась.
Нам рабочие кричат: дети быстро- кирпичи, ведь раствор засохнет
скоро. Постарайся детвора, кирпичи нам приносите, да и в школу поспешите. Я работала в
порту, помагала и отцу, помогала маме, братьям и сестричкам да конечно чем могла
чтобы кончилась война. Жили мы возле вокзала и не раз видела я как девчонки и
мальчишки нанимались в извоз. Брали санки, подвозили и за это им платили. Раз мне
Лялька говорит санки мы с тобой возьмём и на заработки пойдём, может быть удастся
нам заработать что ни будь. Дело сделано, пошли и хозяина нашли. Из вагона вышел
он, очень крупный и силён. Ширь в плечах и ноги крепки, сапоги его из меха перетянуты ремнём.
Шуба волчья, шапка добра, меховые рукавицы на больших его руках. К нам подходит
и без слов кладёт на санки два мишка различной снеди. Довезите до «моста"рядом с нами зашагал словно гордый генерал. Две девчушки еле, еле воз тащили по снегу,
спотыкались и не смели слов сказав, ох не могу. Люди видя, как девчонки надрываясь
ползут говорят верзиле в шубе». Постыдился бы, помоги, ведь они же надорвутся, не
под силу груз такой — но он только усмехнулся, замахав во след рукой. Два часа ползли
до места и увидели борак. Дочь хозяина встречает, шапку, шубу он снимает, из мешка
снедь вынимает, дочке всё отдаёт. У дверей стоим тихо ждём когда нас позовёт, но
«медведь» забыл наверно, нас к себе он не зовёт. Нас заметили девчата говорят ему
тогда» — Эти девочки наверно вас доставили сюда»/ Да забыл, конечно надо заплатить
им за извоз. Из мешка два хлебца вынул чёрный хлебец, круглый маленький
такой, под пальто я положила и отправились домой. Мая Лялька по дороге хлебец
сразу уплела, ну а я с большой тревогой его до дома донесла. У порога я разделась.
силы нет перешагнуть, пошатнулась, не упала. так хотелось отдохнуть. За столом
семья сидела, меня видимо ждала и отец спросил сердито» — дочка, где так долго
ты была *Хлебец нежно вынимаю и отцу я отдаю, слёзы капают ручьями тихо, тихо
говорю. Этот хлебец за работу дал крестьянин мне один. С Лялькой до моста мы
крестьянину везли, мы хотели заработать. Может хлеба иль муки, но а нам «жаднюга этот» только хлебец черный дал».
Отец хлебец нежно взял «слёзу смахнул украдкой, дочку в лоб поцеловал и рукой
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.